ЛЕНИНСКИЙ СБОРНИК II
[Рецензия]
Второй Ленинский сборник содержит, как и первый, чрезвычайно ценные материалы, касающиеся Владимира Ильича. Наиболее ценными из них являются материалы по выработке п-рограммы РСДРП 1903 года, которыми открывается сборник. Единство «искровской» группы, ревностно охранявшееся перед всеми иными группировками и течениями социал-демократической партии, не позволило проникнуть своевременно в ту лабораторию, в которой приготовлялся проект программы, представленный II съезду и принятый на нем. Лишь люди, особенно близкие к редакции «Искры» и к Владимиру Ильичу, были посвящены в ту большую и нервную борьбу, которую он выдержал тогда с Плехановым, и понимали ту партийную выдержку, которую он проявил, уступив в интересах единства там, где уступки, по его глубокому убеждению, портили программу. Молодая часть редакции — Мартов и Потресов были в то время на его стороне, но и они, как это видно из внимательного рассмотрения поправок и как это явствует из позднейшего расхождения их с Лениным, не представляли себе всей глубины разногласий, всей принципиальности, лежавшей в основе страстной и упорной борьбы Ленина; тем более не представляла это себе старая, гораздо более оторванная от России, более подчиненная Плеханову часть редакции. Эта последняя во всех основных вопросах построения программы голосовала вместе с Плехановым, уступая Ленину в мелочах. Она добросовестно старалась примирить между собою этих двух особенно непримиримых, но одинаково ценных членов редакции и, видимо, искренне считала, что ничего не стоит состряпать компромиссный проект, что разногласия несущественны, что суть в столкнувшихся самолюбиях двух выдающихся вождей — старого и молодого. Долголетнее знакомство с Плехановым, долголетняя работа с ним, история первого его разногласия с Владимиром Ильичем, запечатленная в записи последнего «Как чуть было не потухла «Искра»1, выставляли для них все в этом свете. С этой точки зрения особенно интересны краткие заметки и письменные реплики Засулич на настойчивые возражения Владимира Ильича.— Он борется, указывая на требование Энгельса от программы, «Alles, was im Programm iiberfliissig ist, schwacht es»2, за необходимость сжатого, чеканного слога, за опускание всех лишних цветистостей, пояснений, ослабляющих рельефное выражение мыслей. Он указывает, что не нужны слова «великое освободительное движение нашего времени», что об этом конкретно говорится ниже. А Засулич возражает: «Вычеркивание этих слов обесцветило бы весь абзац. В них вся его сила». Подоплека старой народнической закваски В. И. Засулич видна в ее пометке к следующему месту замечаний Ленина к проекту программы: «Передовым же представителем современного мелкого производителя, еще не покинувшего своей точки зрения», является очень часто антисемит и аграрий, националист и народник, социал-реформатор и «критик марксизма». Вера Ивановна пишет: «Это грустно, но надо (!!! — А. Е.), чтоб этого не было, как не было бы также и пролетариата, враждебного социализму, что тоже случается» (с. 79). Или дальше на с. 83: «Надо, чтобы не только верили, но и шли на помощь. Вера без дела мертва есть». Эти «надо» напоминают народников-утопистов: «Капитализм развивается, но это грустно, надо, чтобы этого не было». Когда Владимир Ильич говорит, что нужно выпустить такие-то слова, ибо их «можно вывести из...» (с. 74), Вера Ивановна помечает сердито: «Все из всего можно вывести, придирки!» И дальше: «Во всем дальнейшем архисогласна с Жоржем (Плехановым). Боюсь, что нам теперь этого не отстоять, а со временем сами поймете, что это важно» (с. 78). Одним словом, смотрит на Владимира Ильича, как на не понимающего по молодости лет всей глубины мировоззрения Плеханова, но не в меру упорного и самостоятельного противника.
И особенно характерно, что, когда Владимир Ильич говорит: «...при «диктатуре» скажем про тебя: там нечего слов тратить по-пустому, где надо власть употребить...», В. И. Засулич помечает: «Над миллионами-то! Попробуй-ка. Позаботься, чтобы приняли, зови!»
Владимир Ильич, обрабатывая проект программы в 1901 — 1902 годах, видит все время перед собою массы, имеет в виду их, обращается к ним, как и в первом своем комментарии к программе, написанном в тюрьме в 1896 году и помещенном в № 3 «Пролетарской революции» за 1924 год; он с самого выступления своего на политическую арену говорит как вождь масс, хотя бы из-за стен тюрьмы или из эмигрантщины. А старая часть редакции, с Плехановым во главе, озабочена, главным образом, стилистическим построением, «европеизацией» программы, «дефинициями», по определению Владимира Ильича. Основной недостаток программы Плеханова Владимир Ильич видит в том, что «это не программа практически борющейся партии, а... программа для учащихся» (с. 65), учебник. Владимир Ильич видит, что к массам — что для него главное — идти с таким проектом нельзя, что им надо говорить понятным, боевым чеканным языком, особенно от лица боевой политической партии, а у него заподозревают простое упорство, желание во что бы то ни стало настоять на своем. «Все опровержение совсем не убедительно,— суммирует В. И. Засулич свой разбор контрпроекта Ленина,— а с другой стороны, носит характер упорного нежелания сделать хоть шаг навстречу противнику, отрицание всякого соглашения. Он убьет и в Жорже [Плеханове] его очень большое стремление к соглашению. Что же тогда, кроме апелляции (нежелательной) к общественному мнению?!» (с. 87). Владимир Ильич считал в то время апелляцию к общественному мнению «экономистов» и бундовцев, раскол между наиболее сознательными сторонниками необходимости объединенной политической партии не менее нежелательными, и поэтому после упорной борьбы за все, наиболее необходимые с его точки зрения, изменения он не выступил печатно, хотя это было предоставлено ему, против принятого большинством редакции проекта Плеханова, который был от имени всей редакции «Искры» представлен на II съезд и принят им. Мы обращаем внимание всех молодых товарищей на то, какую степень партийной закалки выказал Владимир Ильич, уступив не в мелочах и в побочном, как казалось товарищам, стремившимся примирить его с Плехановым, а в том, что, он чувствовал, портило программу, отказавшись, несмотря на то что право это было предоставлено ему, напечатать свой лучший и более, по его убеждению, отвечающий цели проект, чтобы не раскалывать редакцию, что было тогда еще вреднее для партии.
Зерно разногласия между Лениным и Плехановым тогда, как совершенно верно отмечает т. Каменев, еще только намечалось.
Но к указанным т. Каменевым отличиям проекта Владимира Ильича — большей категоричности и жесткости и большем внимании к специфическим условиям — мы считаем нужным добавить и ту его особенность, которая получила свою выпуклость лишь теперь, через призму всей истории как жизни Ленина, так и нашей революции, а именно: что он с самого начала выступал как вождь масс, которые имели для него наибольшее значение, и поэтому он боролся с такою страстностью со всяким словом, всяким выражением, затруднявшими понимание проекта этими массами. Исправлявшие его видели в этом придирки, упорство в отстаивании своих выражений, Плеханов настораживался и вносил ряд стилистических поправок, утонченностей и более красивых перестановок слов. Владимир Ильич принимал большинство их, но упорно боролся против всего, что делало программу менее конкретной, менее доступной и менее боевой. Если взять для сравнения музыкальные инструменты, то Плеханов стремился все время переложить аккорды программы русской социал-демократической партии на более утонченный струнный инструмент, а Ленин, как барабанщик, идущий во главе боевого отряда, страстно протестовал против этих попыток. Пусть более грубые звуки, но зато более яркие, боевые и понятные широким массам. Ему указывают на диссонансы, удивляются его упорству в нежелании исправить их, а он досадливо отмахивается и как бы хочет сказать: «Ах, пустяки какие. Да неужели вы не видите, что так за нами гораздо большие массы идут».
Вот тот узор, который выступает неожиданно при изучении выработки проекта программы. Вот иллюстрации того, как много дает это изучение и как ценна проделанная над ним институтом большая и внимательная работа. С интересом ожидаем мы поэтому появления в следующем № сборника материалов относительно конфликта между Лениным и Плехановым в аграрной части программы, принявшего, как нам известно, гораздо более острые формы. Интересен прекрасно исполненный оттиск комиссионного проекта программы с поправками рукой Ленина. Ценны, несомненно, и комментарии: чьей рукой переписан документ, кому принадлежат вносимые поправки, к какому времени то и другое относилось. Все это имеет свое значение для изучения документов, это касается сути их, и против таких «методов научного издания документов» вряд ли кто выскажется, вряд ли сочтет кто их «идолопоклонническими».
В отделе II — «Первые дни войны» — помещена статья т. Ганецкого3 «Арест В. И. Ленина в Австрии в 1914 г. по документам», написанная со свойственной т. Ганецкому внимательностью и дающая исчерпывающий материал этой перипетии в жизни т. Ленина, которая могла бы окончиться очень печально для него, если бы не своевременные энергичные хлопоты товарищей. Опасность его положения выявляется из того, как засуетился департамент полиции, перехватив легальное письмо от нас к Владимиру Ильичу или обратно, трактующее об этом событии. Несколько большая затяжка, и императорское правительство могло бы потребовать выдачи революционера, цену которому оно знало. К статье приложены три фотографии: дома в Поронине, в котором жил Владимир Ильич, тюрьмы в Новом Тарге, где он был заключен, и той тюремной камеры, в которой он сидел.
В отделе III помещены письма Владимира Ильича к Шляпникову4 и Коллонтай5 эпохи войны с четырнадцатого по семнадцатый год. О значительности этой переписки говорит как принадлежность ее к тому исключительному по важности периоду, которым являлась мировая война, так и отмеченное в предисловии т. Каменева обстоятельство, что переписка с этими двумя товарищами осталась чуть не единственным документом связи Владимира Ильича с Россией в то время. Почти все ближайшие сотрудники его, как указывает т. Каменев, были в то время на каторге или в ссылке, а не прекращавшаяся все время войны, до ареста адресата летом 1916 г. химическая переписка его с пишущей эти строки, конечно, не могла сохраниться по своему конспиративному характеру. Письма эти прогревались, оригиналы их, занимавшие иногда большое количество страниц книги, тщательно уничтожались, а переписанные в расшифрованном виде копии читались или передавались членам организации, которые в свою очередь по ознакомлении заботливо уничтожали их.
Подробный разбор писем к Шляпникову и Коллонтай не может входить в рамки рецензии, скажем лишь, что без ознакомления с ними не обойтись при изучении взглядов Ленина и нашей партии на империалистическую войну, что комментированы они тт. Кривцовым и Шутко очень тщательно и что совершенно правильно семь писем, касающихся конфликта с редакцией журнала «Коммунист», выделены для опубликования вместе с другим материалом, относящимся к этому конфликту.
Следующий отдел дает нам нигде еще не напечатанную статью Ленина «Пацифизм буржуазный и пацифизм социалистический». Лишь две первые главы ее были помещены в переработке в последнем перед революцией № «Социал-демократа». Вместе с серией предыдущих писем, которые являются кое в чем дополнением к ней, статья эта дает нам мысли Ильича в самое последнее предреволюционное время (закончена 1 января 1917 года). Она говорит о повороте в мировой политике к пацифизму, разбирает последние заявления Каутского, Ту- рати, французских синдикалистов и социалистов и заканчивается главой «Циммервальд на распутье», в которой указывается на водораздел между циммервальдской правой и левой. Статья эта является непосредственной прелюдией к послереволюционным тезисам Ленина и к его «Письмам из далека», которые вместе с материалами и документами о приезде Владимира Ильича в Россию составляют содержание V главы сборника. Рецензия наша и без того разрослась, поэтому скажем лишь, что эти четыре главы (со II по V), очень внимательно комментированные т. Каменевым, представляют собою последовательные страницы описания жизни и развития идей Ленина с начала империалистической войны до приезда его после Февральской революции в Россию. Эти главы должны впоследствии составить особый том с добавлением всех иных относящихся сюда документов и наиболее ярких воспоминаний товарищей об этом периоде. Совершенно правильно включена страничка и воспоминаний т. Ганецкого, напечатанных в «Пролетарской революции», но и все его чрезвычайно живо написанные воспоминания должны найти себе место в этом объединенном томе, так же как замечательно яркая картинка самочувствия Ильича в эмигрантской тюрьме после революции, данная Н. Крупской.
«Основные вехи» (продолжение, с 1909 по 1917 год) нуждаются в серьезной переработке. Уже только по сверке с поставившей себе ту же цель брошюркой «Биография Ленина в датах и числах», выпущенной этой осенью ленинградским отделом Истпарта под редакцией т. Куделли (выходит 2-м изданием), мы можем указать на пропуски в «Основных вехах». Так, под рубрикой 1909 год опущено указание на выход в Москве книги Ленина «Материализм и эмпириокритицизм»; отмечена организация партийной школы впередовцев на Капри, а не указано на приглашение туда Ленина, на его отказ, на то, что часть слушателей-рабочих покинула каприйскую школу и переехала к ленинцам. Не указано, что летом 1909 года Ленин читал лекции рабочим Монмартра. Под 1910 годом не указано на конец примирительных попыток, на попытку заменить меньшевиков в центральных учреждениях плехановцами.
Под 1916 годом не указано на статьи Ленина в сборнике «Социал-демократ», на сотрудничество с голландскими и швейцарскими интернационалистами (№№ «Форботе»), на выступление на съезде швейцарской социал-демократической партии. Под 1917 годом имеются уже такие недопустимые пропуски, как отсутствие указания на «Письма из далека», посылавшиеся в «Правду», и прощальное письмо к швейцарским рабочим, хотя все эти письма Ильича напечатаны тут же, в этом же самом сборнике; не отмечено появление брошюр «Удержат ли большевики власть»6 и «Грозящая катастрофа»7; не сказано даже, что Ленин приехал за несколько дней до Октябрьской революции в Питер, так что можно предположить, что он «вдохновляет и организует переворот» из своего подполья. Кроме того, как общее указание следует отметить, что ленинградская брошюрка ставит свою задачу шире и правильнее, сплетая все время даты из жизни Ленина с общепартийными этапами. Так, она не просто отмечает совещание большевиков в Поронине осенью 1914 года, а перечисляет главные из обсуждавшихся там вопросов; она указывает, что при сообщении о вотуме немецких социал-демократов за кредиты на войну Ленин пишет: «II Интернационал погиб». Говоря о Циммервальдской конференции, брошюра отмечает столь характерное столкновение Ильича с Ледебуром. Одним словом, опуская такие мелочи, как то, что Ленин был арестован австрийскими властями в9ч. утра и что перед июльскими событиями он уезжал на пару дней на отдых в Финляндию, брошюра правильно собирает все, что имеет отношение к работе Ленина и к жизни партии. Таким образом, несмотря на то что брошюра эта дала уже даты за всю жизнь Ленина, а «Основные вехи» Института его имени дают лишь маленькими порциями через большие промежутки, надо признать, что ленинградский отдел Истпарта лучше справился с этой задачей.
Равным образом приходится признать очень мало научности в двух заметках т. Аросева под рубрикой «Некоторые материалы к научной биографии В. И. Ленина» (отдел VIII). Одна из них, озаглавленная «Первый шаг», печатая список студентов, исключенных из Казанского университета вместе с Владимиром Ильичем, с годом их рождения, датой поступления в университет, не шутите! — точно отмечено, 7 или 13 августа или 20 июля того или иного года поступил студент — это ведь очень важно! — и даже с количеством сданных каждым зачетов, считает, что эти столбцы (занимающие около половины всей заметки) «приводят нас к некоторым любопытным выводам, касающимся Владимира Ильича». Мы заинтересованы. Оказывается, во-первых: первокурсников, исключенных кроме Владимира Ильича, было лишь двое, основную же массу составляли старшекурсники. Как это ново?! Точно не общеизвестно, что в политику пускались уже понатершиеся маленько в студенческой жизни студенты, а не вылетевшие только что из домашних гнезд, за исключением особых периодов и отдельных лиц, более смелых и решительных. К этому последнему и гнет Аросев, но мы полагаем, что смелость и решительность Ильича настолько всем известны, что не будут более «научно обоснованными», если подсчитать исключенных студентов первого курса. Общеизвестно также, что высылали после всех студенческих беспорядков не только и не столько действительных участников, как всех, значащихся в проскрипционных списках полиции; эти последние вылетали всегда из первых, а их было, ясное дело, больше среди старшекурсников. Понятно также, что полиция следила особенно пристрастно за всеми, кого она могла с большим основанием заподозрить в революционном настроении, а таковы были родственники всех ранее замешанных. На них взгляд был уже заранее предубежденный, и, не боясь сесть в калошу, полицейские ищейки громили их неблагонадежность. В таком положении был особенно Владимир Ильич в самый год после казни его брата. Понятно, с другой стороны, что, переживши казнь брата, он стал ближе к более революционным и более старшим студентам; что в свою очередь и эти последние смотрели на него иначе, чем на каждого другого первокурсника, допускали его охотнее в свою среду. Все это как будто так понятно. Но вот, по-научному разбив исключенных студентов по годам рождения, выходит, что «большинство было в возрасте Александра Ильича и немного старше». А из этого явствует, видите ли, не то, что Александр и Владимир Ильич шли раньше своего возраста,— нет, из этого «ясно, что поколение (!!) Александра Ильича являлось еще руководящим в области идей и революционных «оказательств». И Владимир Ильич «сознательно примкнул к более революционной группе старшего поколения». Точно разница в четыре года является не разницей в возрасте, а разницей в поколении. Но тогда ведь окажется, что и среди окончивших вместе с Владимиром Ильичем будет два поколения. Но ведь среди студентов возраста Александра Ильича и старше были и социал-демократы (благоевцы, группа Латышева, арестованная одновременно с Александром Ильичем). Кто же был под чьим влиянием? И, наконец, при чем разница в направлении «поколений», когда речь идет только о студенческих «беспорядках»? Точно не все: и народовольцы, и социал-демократы, и шедшие в своих требованиях не дальше кадетизма склонны были в ранней юности «инспектора побить»? Но это мы, как профаны, так просто заключаем. Тов. Аросев на основании «научных изысканий» и столь авторитетного полицейского документа приходит к победному выводу, что Владимир Ильич «сознательно (курсив Аросева) искал среди старшего поколения революционно настроенных товарищей».
Зато в следующей заметке — «Некоторые данные о деятельности Владимира Ильича как помощника присяжного поверенного в Самаре» т. Аросев оставляет нас без вывода. Вероятно, потому, что изложение всех десяти дел, по которым в 1892 году выступал Владимир Ильич (почти исключительно по мелким кражам), показывает, что, за исключением одного дела и двух замешанных в групповых кражах ребят, все подзащитные его были обвинены. Вывод напрашивался, очевидно, невыгодный для Владимира Ильича. А если делался вывод на основании того, с кем «шушукался» Владимир Ильич по полицейскому указанию за день и за два до сходки, то почему бы не сделать его и тут? Ведь по целому десятку дел он выступал! Впрочем, один вывод мы имеем: адвокатство «давало возможность некоторого официального существования в Самаре». И в Самаре, и позднее в Петербурге, где Владимир Ильич тоже записывается помощником присяжного поверенного. А кроме положения могло давать и некоторый заработок. Не надо забывать, что вся семья жила на пенсию матери и на небольшой доход с хутора, который был продан в 1894 году и постепенно тоже проживался. Отмечаем мимоходом ошибку Аросева: хутор при Алакаевке принадлежал не М. Т. Елизарову, а матери Владимира Ильича — Марии Александровне Ульяновой.
Пролетарская революция, 1925, № 1, с. 241—248
Примечания:
1 См.: Ленин В. И. Как чуть не потухла «Искра»? — Полн. собр. соч., т. 4, с. 334— 352. Ред.
2 — Все, что в программе лишнее, ослабляет ее. Ред.
3 Я. С. Ганецкий (1879—1937) — член КПСС с 1896 года, деятель польского и российского революционного движения. Ред.
4 А. Г. Шляпников (1885—1937) — член КПСС с 1901 года. В годы мировой империалистической войны находился на партийной работе в Петрограде и за границей; был связным между Русским и Заграничным бюро ЦК РСДРП. Ред
5 А. М. Коллонтай (1872—1952) — член КПСС с 1915 года. С начала мировой империалистической войны заняла революционно-интернационалистскую позицию. По поручению В. И. Ленина принимала участие в сплочении левых, интернационалистских элементов социал-демократии в Скандинавских странах и в Америке. Ред
6 См.: Ленин В. И. Удержат ли большевики государственную власть? — Полн. собр. соч., т. 34, с. 287—339. Ред
7 См.: Ленин В. И. Грозящая катастрофа и как с ней бороться.— Полн. собр. соч., т. 34, с. 151 —199. Ред.