10. ПОРОНИНЕ. В 1913 г.
Поронин тех времен был небольшой железнодорожной станцией. Из Закопане через Поронин и Краков шла железная дорога на Варшаву и далее — на Петербург. Это создавало известные удобства для связей с Россией. В Поронине было и почтовое отделение — учреждение, чрезвычайно нужное, повседневно используемое Лениным. По почтовому адресу принято считать, что летом 1913 и 1914 гг. Ульяновы жили в Поронине; жили же они в деревне Белый Дунаец, небольшой гуральской деревушке недалеко от железнодорожной станции и почтового отделения Поронин. Ленин ежедневно ранним утром, к началу работы почты, и вторично вечером, к отправлению почтового поезда в сторону Кракова, ходил на станцию пешком или ездил на велосипеде.
«Вилла» Терезы Скупень, снятая Ульяновыми до 1 октября, представляла собой летнюю дачу, построенную в 1901 г. Через крыльцо в две ступеньки посетитель попадал в комнаты Ульяновых — сени, служившие столовой, две комнаты и кухню внизу, комнату на втором этаже. Добротные тесаные бревна и доски стен сравнительно недавно построенного дома еще сохраняли свежесть и чистоту. Верхняя комната была отведена под «кабинет» Владимира Ильича. На деревянных полках разместились десятки книг, захваченных из Кракова.
В кухне не только готовили пищу, тут работала, писала письма Надежда Константиновна, тут же по вечерам собирались обычно Ульяновы и их частые гости.
Переезд произошел не без труда; состоялся 23 или 24 апреля (6 или 7 мая) 1913 г.1 «...С большими хлопотами перебрались», — писал Владимир Ильич Марии Ильиничне в первом же письме из Белого Дунайца. Переехали, продолжал он, «отчасти по случаю Надиной болезни — базедовой болезни, которая меня немало тревожит...»2.
Комнаты нижнего этажа «виллы» Терезы Скупень были довольно просторные, светлые. Их обстановку, как и обстановку «кабинета», составляла деревянная резная мебель. Большинство столов с гнутыми ножками и стулья с прямыми причудливо вырезанными спинками, а также книжные полки — все было изготовлено мужем хозяйки дома. Хозяйская семья жила в отдельной избе, в глубине участка. Для Ленина это было очень важно в связи с частыми конспиративными приездами партийных работников из России.
Когда приезжим негде было ночевать, им предоставлялся «кабинет» Владимира Ильича. Если же места не хватало, они размещались в расположенном поблизости пансионе Павла Гута.
Жизнью в Белом Дунайце Владимир Ильич был очень доволен. «Место здесь чудесное, — писал он. — Воздух превосходный, — высота около 700 метров...
Население — польские крестьяне, «гурали» (горные жители), с которыми я объясняюсь на невероятно ломаном языке, из которого знаю пять слов, а остальные коверкаю русские. Надя говорит мало-мало и читает по- польски.
Деревня — типа почти русского. Соломенные крыши, нищета. Босые бабы и дети. Мужчины ходят в костюме гуралей — белые суконные штаны и такие же накидки, — полуплащи, полукуртки... Надеюсь все же, что при спокойствии и горном воздухе Надя поправится. Жизнь мы здесь повели деревенскую...»3
Из окна «кабинета» Владимира Ильича открывался чудесный вид на Татры. Прямо от «виллы» начинался подъем на холм Галицова Грапа, ставший излюбленным местом прогулок Ленина. «Воздух был удивительный, — вспоминала Надежда Константиновна, — хотя был постоянный туман и накрапывал обычно мелкий дождишко, по в промежутки вид на горы был чудесный. Мы взбирались на плоскогорье, которое начиналось от нашей дачи, и смотрели на белоснежные вершины Татр. Красивые они... Ходить по горам страшно любил Ильич»4.
В Тересцинах — так называли местные жители дом Терезы Скупепь — выработался более или менее твердый распорядок дня. Владимир Ильич спозаранку ходил купаться на Белый Дунаец или Поронинец. Часто вместе с ним ходил Багоцкий, в начале июля приехавший в По- ронин и поселившийся недалеко от вокзала и почты.
Ко времени возвращения Ленина с реки был готов завтрак, состоявший обычно из молока, творога, овощей. Готовили Елизавета Васильевна и Надежда Константиновна, но справиться со всеми домашними делами они не могли из-за плохого состояния здоровья. В помощь им была нанята местная девушка.
После завтрака Ленин к восьми часам утра отправлялся на почту. Иногда там же — либо на скамейке у почты, либо напротив нее, примостившись на бревнах, — Владимир Ильич просматривал газеты. Затем он возвращался домой, погружался в работу, которую прерывал на обед, а иногда и на вторичное посещение почты, после чего опять шли часы работы, вплоть до вечерних поездок на велосипеде к почтовому поезду, с которым отправлялась корреспонденция. В хорошую погоду Ленин брал книги и тетради и уходил работать на близлежащий холм, откуда открывался отличный вид на вершины Татр. К вечеру у Ульяновых нередко собирались друзья, говорили все больше о России; иногда играли в шахматы... «Жизнь мы здесь повели деревенскую — рано вставать и чуть не с петухами ложиться. Дорога каждый день на почту да на вокзал»5, — писал Владимир Ильич сестре в Вологду. К такому образу жизни вынуждало и отсутствие электрического освещения, но в «кабинете» Владимира Ильича керосиновая лампа нередко горела еще долго после того, как вся деревня погружалась в сон.
Когда позволяли обстоятельства, Владимир Ильич отправлялся на любимые им ближние и дальние прогулки. «Погода с сегодняшнего дня собирается расстояться, а то целую неделю не переставая шел дождь, хотя сырости не было, — писала 12 (25) мая Надежда Константиновна Марии Александровне. — Сегодня утром гуляли с Володей часа два, а теперь он один ушел куда-то в неопределенную часть пространства». Владимир Ильич начал длительные прогулки только после того, как женщины оправились от переезда и от постигших их невзгод: Елизавета Васильевна в мае потеряла жившую в Новочеркасске сестру, с которой вместе росла и всю жизнь поддерживала тесные отношения. Она очень грустила. Надежда Константиновна всячески стремилась приободрить мать. Первые недели, проведенные в горах, обе чувствовали себя неважно.
Строго следуя медицинским предписаниям, Надежда Константиновна упорно боролась с болезнью. Она старалась рассеять опасения и тревоги, не покидавшие Владимира Ильича. Своим беспокойством Владимир Ильич делился с матерью, с братом Дмитрием, закончившим медицинский институт. Мария Александровна в свою очередь писала дочери Марии в Вологду, что Владимиру Ильичу советуют везти Надежду Константиновну в Берн к знаменитому хирургу Теодору Кохеру. Надежда Константиновна пыталась успокоить близких. «У меня совсем не такая уж сильная степень болезни, и за лето выздоровею... — писала она Марии Александровне. — Я очень рада, что нет толкотни. Работы у меня тоже минимальное количество. Читаю большей частью польские романы, да и то не очень усердно.
Тут очень красиво. Хорошо также, что нельзя очень гонять на велосипеде, а то Володя очень злоупотреблял этим спортом и плохо отдыхал, лучше больше гулять»6.
Как вспоминает Багоцкий, Надежда Константиновна, со свойственным ей стремлением не обременять заботой о себе, «говорила, что, может, и так обойдется, что нет денег на операцию, что нельзя отрываться от работы и т. д.»7.
Одно из первых писем из Поронина Ленин направил в Бери, старому партийному товарищу Г. Л. Шкловскому. Ленин писал о том, как его беспокоит состояние здоровья Надежды Константиновны, и просил навести справки насчет Кохера. Он сокрушался по поводу того, что покой, который необходим для лечения жены, «трудно осуществим при нервной жизни», а обратиться к Кохеру не так уж просто: ведь Кохер — хирург. «Хирурги любят резать, а операция здесь, кажись, архи- опасна и архисомнительна». Владимир Ильич просил Шкловского поговорить, если возможно, с Кохером и, если результаты консультаций будут за поездку в Берн, узнать, когда он принимает, когда уедет на лето, как придется устраиваться, очень ли дорога лечебница. Денежные заботы ни на один час не оставляли Ленина. «Деньги крайне нужны мне на лечение жены, на операцию»8, — пишет он вскоре в другом письме.
Владимир Ильич тяжело переживал не только семейные невзгоды — ему казалось, что, попав в великолепие притатринской природы и оказавшись на несколько часов дальше от русской границы, он очень отдалился от России. Сообщив сестре Марии, что Поронин около Татр, он с грустью замечает: «Подальше от России — но ничего не поделаешь». «Газет имеем много, — прибавляет он несколькими строками ниже, — и работать можно»9.
Уже через несколько дней после переезда в Белый Дунаец Ленин возобновляет подготовку статей для «Правды». Одна за другой они появляются на полосах легальной партийной газеты, будоража мысль, просвещая и организуя рабочих. Редакции Ленин дает советы, рассчитанные на то, чтобы долгой и упорной борьбой завоевать 100 тысяч читателей10. Он хвалит статьи М. С. Ольминского и одновременно объясняет ему ошибочность отношения к примиренческой позиции А. И. Рыкова11, одобряет привлечение к сотрудничеству в газете Г. В. Плеханова, который теперь «воюет с врагами рабочего движения», считает недопустимым публикацию в «Правде» статьи А. А. Богданова как антимарксистской, искажающей историю партии и прикрывающей отзовизм12.
С 29 мая (11 июня) «Правда» стала выходить увеличенным форматом. Чем значительнее были успехи газеты, тем больше становилась опасность, что при первой же возможности власти ее закроют. На нее часто накладывались штрафы, ее конфисковывали и запрещали. За 1912 г. «Правда» подверглась цензурным репрессиям 32 раза; в январе и феврале 1913 г. ее закрывали 10 раз, в марте и апреле — по 4 раза, в мае — 7 раз, в июне — 9 раз13. «Я думаю, — писал Ленин в июне 1913 г. Горькому, — «Правду» нам задушат»14.
Но газета жила! Она помогала сплачивать рабочий класс вокруг партии. Для руководства пролетарским движением необходимы были обученные кадры. Ленин задумал создать в Поропине школу, подобную той, какая была в Лонжюмо под Парижем. О своих планах он сообщил в новогоднем письме к А. М. Горькому: «Эх, кабы можно было Вам поближе... Ежели бы здоровье позволило, перебраться в здешние галицийские курорты вроде Закопане, отыскать место в горах здоровое, на два дня ближе к России, приезды рабочих можно участить, школу бы опять рабочую наладили...»15
На своем мартовском (1913 г.) заседании ЦК РСДРП наметил провести учебу летом, во время каникул в Государственной думе. Предполагалось, что занятия продлятся шесть недель и за это время депутаты-большевики, партийные работники, рабочий актив прослушают 100 лекций. Лекторам надлежало ознакомить слушателей с аграрным вопросом, политической экономией, марксистской философией, историческим материализмом, рабочим законодательством в Европе, современными конституциями, ролью синдикатов, трестов и финансового капитала, историей РСДРП, идейными течениями в русской демократии и в русском социализме, историей социал-демократий Германии и Польши. Намечались и практические занятия по подготовке проектов речей в Думе и перед избирателями, по газетной технике и др.
С депутатами предстояло также детально заняться вопросами внутридумской деятельности. Отсутствие у них опыта большой политической работы, несколько узкое понимание своих задач приводило иногда к досадным ошибкам. Так, при рассмотрении в Думе 22 мая (4 июня) 1913 г. предложения фракции партии «народной свободы» о введении 7-часового рабочего дня для почтово-телеграфных работников социал-демократическая фракция без всякой мотивировки воздержалась от голосования и тем самым содействовала отклонению законопроекта. Правильнее было бы поддержать законопроект и одновременно вскрыть его ограниченность, выразившуюся в том, что он обходил интересы наиболее эксплуатируемых групп трудящихся, работавших по 10 — 11 часов в смену. Первоначально «Правда» одобрила ошибочную позицию депутатов и лишь по настоянию Ленина пересмотрела свою оценку этой позиции16; затем и депутаты признали в печати свою ошибку.
Ленин собирался прочесть в партийной школе лекции по политической экономии, теории и практике социализма в России, по аграрному и национальному вопросам. В апреле он вступил в переписку с редакцией «Социал-демократа» о возможных лекторах в школе, в июне предложил Г. В. Плеханову и А. М. Горькому приехать на несколько недель в Закопане для чтения лекций17. Сообщая Плеханову, что среди слушателей школы будут, видимо, и четыре депутата, поддерживающих ликвидаторов или колеблющихся, Ленин писал, что для этих людей участие Г. В. Плеханова имело бы особое значение. «Мы, в свою очередь, — добавлял он, — считали бы очень полезным участие партийцев разных взглядов в предприятии, которое нам представляется чрезвычайно важным для упрочения связей с рабочими и укрепления партийной работы»18.
Плеханов затягивал ответ. «Молчит, жулябия, Игнатий Лойола, генерал от виляния. Ну, ему же хуже. Школа будет. Горький дал почти полное согласие»19, — писал Ленин редакции «Социал-демократа», сообщая одновременно, что начало работы школы намечено на август.
Создать партийную школу в Поронине, однако, не удалось; помешали разного рода обстоятельства — отсутствие необходимых средств, провал организатора школы Е. Ф. Розмирович, арестованной в Петербурге, обострение противоречий с меньшевиками, усиление полицейских гонений на «Правду». Кроме объективных причин сыграло свою роль и то, что большевики стремились использовать думские каникулы в первую очередь для поездок по рабочим центрам.
В связи с дальнейшим ухудшением здоровья Крупской и поступившими вестями от Шкловского Ульяновы должны были к 27 июня приехать в Берн. «Горы мне помогали плохо, — пишет Надежда Константиновна, — я все больше и больше приходила в инвалидное состояние... Ильич настоял на поездке в Берн, чтобы оперироваться у Кохера»20. На время отсутствия Владимира Ильича и Надежды Константиновны заботу о Елизавете Васильевне взял на себя Багоцкий, временно поселившийся там же, в доме Терезы Скупень. О своем отъезде, намеченном на 20-е число, Ленин 3 (16) июня известил парижский «Социал-демократ»21. Через несколько дней он просил Горького сообщить ему бернский адрес Шкловского, куда можно писать. По дороге в Берн Ульяновы останавливались в Вене, где встречались с Н. И. Бухариным, А. А. Трояновским и другими политическими единомышленниками, осмотрели город, Венскую галерею и музей Лихтенштейна.
Попасть на прием к Кохеру оказалось не просто. «С Кохером возня большая: капризник. Все еще не принял, придется ждать»22, — пишет Ленин из Берна 16(29) июня. Предстояло провести в Берне месяц. Это создавало материальные затруднения и вынудило Ленина просить «Правду» прислать причитавшийся ему гонорар. Одновременно он просил ускорить опубликование его статьи против Богданова23, что, однако, не было сделано.
Материальные лишения постоянно давали себя знать. Расходы на поездку в Берн Ленин рассчитывал частично погасить чтением рефератов. Крайне неприхотливый, Владимир Ильич легко мирился с ограниченностью средств, житейскими невзгодами.
Ежедневно посещая в больнице Надежду Константиновну и находясь с ней по нескольку часов, Ленин вторую часть дня проводил в библиотеках. Быть может, впервые в жизни он читал здесь медицинские книги, в первую очередь о базедовой болезни24. Ленин изучал новые труды по экономике, национальному вопросу, мировой политике. Вскоре и из Берна стали поступать его статьи в «Правду». В первой из них — «Распущенная Дума и растерянные либералы», — анализирующей политическое положение в России летом 1913 г., Ленин указал на признаки нарастания политического кризиса в общенациональном масштабе. В статье Ленин выявил два основных признака политического кризиса в общенациональном масштабе, являющихся объективной предпосылкой всякой революции: невозможность для «верхов» управлять по-прежнему и нежелание «низов» мириться с ведением государственных дел по-старому25.
В Берне к Ленину пришло известие, что «Правда» 5 (18) июля была закрыта царскими властями. Этому предшествовали многочисленные конфискации, 36 судебных разбирательств, неоднократные заключения редакторов в тюрьму. Закрытие «Правды» лишало партию ее основного легального печатного органа. Возникли и новые житейские трудности, так как основным источником существования Ленина и его семьи была литературная работа. «Закрытие газеты, в которой я писал, — пишет он матери 26 июля 1913 г. из Берна в Вологду, — ставит меня в критическое положение. Буду искать поусерднее всяких издателей и переводов; трудно очень найти теперь литературную работу»26.
Заблаговременно приняв необходимые меры, большевики Питера уже 13 (26) июля возобновили издание своей газеты под новым названием — «Рабочая правда». Преследования рабочей печати дали толчок забастовочным выступлениям 1 — 3 (14 — 16) июля в Петербурге, в которых участвовало свыше 62 тысяч рабочих. Борьбе либералов и ликвидаторов «с внедумским демократизмом масс», как назвал Ленин июльскую стачку, он посвятил статью, опубликованную в третьем номере «Рабочей правды»27.
Гонения на легальную большевистскую газету продолжали усиливаться: в июле 1913 г. цензурным репрессиям подверглось 12 номеров «Рабочей правды», в августе — 19 номеров сменившей ее «Северной правды». Как писал в своих воспоминаниях депутат-большевик Ф. Н. Самойлов, часть конфискованных номеров «Правды» иногда удавалось перехватить. «Мы, депутаты, посылали эти «запрещенные» властями номера газеты на места, по конспиративным адресам»28.
Наряду с подготовкой текущей корреспонденции в «Правду» и знакомством с новой литературой по экономике, статистике и т. п. Ленин использовал пребывание в Берне для дальнейшей разработки национального вопроса, подготовил «Тезисы по национальному вопросу» и планы нескольких рефератов. Первый из них был прочитан 9 июля в Цюрихе; на следующий день — в Женеве, 11 июля — в Лозанне, 13 июля — в Берне. В рефератах была развернута партийная позиция по национальному вопросу, дана критика антимарксистских националистических буржуазных и мелкобуржуазных воззрений, имевших хождение в эмигрантской среде. Поездки по Швейцарии дали Ленину возможность активизировать деятельность заграничных большевистских секций, которые, как он неоднократно указывал, недостаточно помогали партии в главном — работе на местах, выпуске нелегальной литературы.
10 (23) июля Кохер оперировал Надежду Константиновну. «Операция, видимо, сошла удачно, ибо вчера уже вид был у Нади здоровый довольно... Операция была, по-видимому, довольно трудная, помучили Надю около трех часов — без наркоза, но она перенесла мужественно. В четверг была очень плоха — сильнейший жар и бред, так что я перетрусил изрядно. Но вчера уже явно пошло на поправку...»29 — писал Ленин матери 13(26) июля. В этом же письме Ленин намечал примерную дату отъезда в Поронин: 22 июля (4 августа).
21 июля (3 августа) Ленин принимал участие в работе II конференции Заграничной организации РСДРП, выступал с докладом «О положении дел в партии». На конференции присутствовало 16 делегатов. Среди них были М. М. Литвинов, А. А. Трояновский и другие, представлявшие большевистские секции Лондона, Вены, Парижа, Лейпцига, Берна и других городов. Ленин рассказал о работе нелегальных партийных организаций в России, о росте их влияния на рабочие массы, о значении легальной печати, отметил задачи заграничных организаций РСДРП30.
Надежде Константиновне полагалось бы после операции недели две провести в Беатенберге, куда до полного выздоровления направлял своих пациентов Кохер. Но накопилось так много спешных дел, требовавших возвращения в Поронин, что Ульяновы решили тотчас же пуститься в обратный путь; на 27 июля (9 августа) в Поронине было назначено совещание членов ЦК РСДРП.
На обратном пути Ленин рассчитывал встретиться с Горьким, который собирался с Капри поехать в Берлин31. Но встреча не состоялась, так как Горький задержался в Италии. В Мюнхене, где Ульяновы сделали пересадку с одного поезда на другой, их встречал Б. Н. Книпович — молодой марксист, автор книги «К вопросу о дифференциации русского крестьянства». С ним Владимир Ильич беседовал на аграрные темы32. Следующая пересадка была в Вене. Здесь Ульяновы остановились на квартире А. А. Трояновского. Находившемуся там же известному им с давних лет большевику-подпольщику А. В. Шотману Ленин порекомендовал возвратиться в Россию для партийной работы.
По приезде в Галицию Ульяновы сразу же встретились с друзьями, остававшимися в Поронине, и товарищами, приехавшими на заседание ЦК. Елизавета Васильевна, о которой во время отсутствия Ульяновых постоянно заботился Багоцкий, была несказанно рада возвращению выздоравливающей дочери и зятя, которым она очень гордилась, хотя иногда и упрекала его за «жизненную непрактичность».
Ленин снова окунулся в гущу партийных дел. Далеко не все ожидавшие его вести были радостными. Царские сатрапы наносили партии тяжелые удары. Упорно продолжали подкапываться под ее позиции ликвидаторы и троцкисты. Богданов и некоторые другие из бывших «впередовцев» не оставляли попыток идейного разоружения пролетариата, подмены марксистской философии махизмом. Однако рабочий класс обнаруживал все большую стойкость и организованность. Рабочие энергично встали на защиту легальной большевистской печати, пополнялись ряды нелегальных партийных организаций.
В Петербурге, несмотря на большие трудности, набирало силу кооперативное издательство «Прибой», начавшее свою деятельность выпуском брошюр по вопросам страхования рабочих. Руководство «Прибоем» осуществляли большевики М. С. Ольминский, Зб. Фаберкевич, М. А. Савельев, А. И. Ульянова-Елизарова, К. А. Комаровский и другие. Представители издательства — петербургские большевики, являвшиеся одновременно деятелями польского рабочего движения, К. А. Комаровский (Б. Г. Данский) и Зб. Фаберкевич (Т. Гневич) — ожидались в ближайшее время в Поронине.
Тотчас же по возвращении Ленин разрабатывает проект соглашения ЦК партии с группой «Прибой» о признании ее издательством ЦК РСДРП33. Вопрос этот должен был решиться на совещании членов ЦК.
Оно состоялось 27 июля (9 августа) на «вилле» Терезы Скупень. Обсуждалось положение в партии и ее очередные задачи. Особое внимание привлекла работа двух легальных центров, с помощью которых можно было широко влиять на массы, — думская фракция и легальная партийная печать. Протоколы совещания не сохранились. В известной степени его ход отражен в доносе провокатора Малиновского Московскому охранному отделению.
Совещание констатировало ослабление позиций ликвидаторов и «Луча», неопределенность и слабость позиции Плеханова, развал группы «впередовцев». Была признана необходимость шире использовать легальные организации, особенно страховые органы; несколько позже депутаты-большевики призвали к поддержке нового издания — еженедельного журнала «Вопросы страхования»34.
Совещание ЦК РСДРП в общем высказало удовлетворение работой думской социал-демократической фракции. В то же время ЦК считал, что депутаты-большевики недостаточно энергично противодействуют меньшевистской «семерке», не используют в должной мере думскую трибуну, недостаточно оперативны в своих связях с ЦК, с избирателями. Более подробное обсуждение деятельности «шестерки» было решено провести с ее участием на широком совещании. Условились созвать его в конце сентября.
На августовском совещании ЦК решил добиваться, чтобы с 1 (14) сентября партийная школа все же начала занятия в Поронине. Предстояло изыскать средства, определить состав слушателей и лекторов, разработать учебный план.
Когда обсуждалась работа большевиков — депутатов Думы, особое внимание привлек вопрос о полицейских провокациях. Провалы нескольких составов Русского бюро ЦК, аресты доверенных лиц и агентов ЦК, о которых в России знал лишь крайне ограниченный круг партийных работников и которые еще не могли навлечь на себя подозрение охранного отделения, серьезно настораживали. Становилось ясно, что в какие-то важные звенья партийного аппарата проникли провокаторы. Для выявления осведомителя или осведомителей решили добиваться дальнейшего усиления конспирации. Откуда было знать, что и это решение через главного агента охранки Малиновского, сидевшего за столом вместе с другими участниками совещания, станет вскоре же известным сыскным органам самодержавия?!
При обсуждении вопроса о печати было решено ускорить создание большевистского легального органа в Москве. Выразив удовлетворение деятельностью журнала «Просвещение», совещание наметило меры по улучшению его деятельности, укреплению материальной базы. Было признано полезным пригласить в Поронин для непосредственных переговоров с Лениным секретаря редакции М. А. Савельева.
В связи с успешной работой книгоиздательства «Прибой» совещание решило, не меняя юридического положения издательства, считать его издательством ЦК РСДРП, что вытекало из проекта соглашения, выработанного Лениным. Одновременно, учитывая, что царское правительство стремится полностью удушить легальную рабочую печать, было признано необходимым шире развернуть нелегальную партийную прессу, а для этого провести сбор средств, организовать посылку корреспонденций с мест за границу, в русские партийные издания, запастись адресами для отправки нелегальной литературы в Россию. Центральному органу партии — газете «Социал-демократ» — совещание предложило уделять больше внимания партийному строительству.
Обсудив вопрос о состоявшемся в июне — июле 1913 г. съезде приказчиков и предстоящем съезде кооператоров, совещание призвало к сплочению социал-демократических элементов в массовых легальных организациях.
Участники совещания рассмотрели положение в национальных социал-демократических организациях. Отмечалось, что «старая федерация худшего типа» изживается, однако процесс этот сопровождается такими отрицательными явлениями, как раскол в польской социал-демократии. Участники совещания условились сотрудничать с «розламовцами», вести с ними дружную совместную работу.
Рассматривалось также положение в Социал-демократии Латышского края, где, вопреки позиции местного ЦК, партийные организации поддерживали большевиков.
На заседании узкого состава членов ЦК — участников совещания — были намечены меры по укреплению и расширению Русского бюро ЦК, круга агентов Центрального Комитета, меры по содействию побегам с мест ссылки Свердлову и Сталину. В состав Русского бюро ЦК было решено кооптировать М. И. Калинина, И. Г. Правдина, В. И. Невского; агентами ЦК были намечены А. В. Шотман, Н. Н. Яковлев и другие35.
Продолжавшееся всего один день совещание ЦК в Белом Дунайце подвергло точному анализу основные направления партийной деятельности. Переживая неудачи в борьбе против самодержавия, партия уверенно шла дорогой, указанной в решениях Пражской конференции. Выработанный Лениным общий курс и стратегический план, его повседневное конкретное оперативное руководство, действенность которого во многом возросла благодаря переезду Владимира Ильича в Краков, приносили ощутимые результаты.
Повсеместно укреплялось влияние партии большевиков. Практически она становилась направляющей силой в ряде легальных культурно-просветительных организаций и — что было особенно важно — в профессиональных союзах. Так, в августе 1913 г. руководство крупнейшим в столице профессиональным союзом работников по металлу перешло к большевикам. Линию большевиков стал проводить выпускавшийся профессиональным союзом журнал «Металлист», в котором сотрудничали М. С. Ольминский, А. Е. Бадаев, Г. И. Петровский и другие большевики. Профессиональные движения развивались в России в преобладающей части в едином революционном направлении. Успехи профессионального движения и других легальных организаций были делом партии, результатом ее усилий, ее укрепления, последовавшего после Пражской конференции, и конкретизировавших ее решения Краковского и Поронинского совещаний.
Через несколько дней после Поронинского совещания пришло известие о том, что 13 августа 1913 г. умер выдающийся деятель германского рабочего движения Август Бебель. Получив это печальное известие, Ленин тотчас же телеграфировал в Цюрих, где должны были состояться похороны Бебеля, проживавшему там большевику А. А. Бекзадяну, поручив ему возложить венок на гроб Бебеля от имени большевистского ЦК. Но Бекзадян находился тогда в Дрездене и получил телеграмму с опозданием36. Видимо, о том, что Бекзадяна нет в Цюрихе, стало известно в Поронине, так как поручение ЦК РСДРП выполнил проживавший в Берне Г. Л. Шкловский. Ленин направил телеграмму соболезнования Германской социал-демократической партии37, а вслед за тем написал обстоятельную статью о жизненном пути рабочего-токаря, который от либеральных взглядов и борьбы против социализма сумел пробить себе дорогу к твердым социалистическим убеждениям и стать образцом рабочего вождя.
Естественно, что в опубликованной 8 (21) августа 1913 г. в «Северной правде» статье о Бебеле Ленин отметил лишь то основное, главное, с чем было связано имя этого лидера германской социал-демократии.
Ленин особо указал на борьбу Бебеля против бернштейнианства, за неурезанные лозунги, на его роль как рабочего вождя, «представителя и участника массовой борьбы наемных рабов капитала за лучший строй человеческого общества»38.
О том, что лидеры германской социал-демократии давно сошли с пути, которого пытался держаться до последних дней своей жизни Бебель, о том, что они подтверждали худшие опасения Ленина, говорил произошедший через пару недель инцидент: представителю РСДРП на съезде германской социал-демократии, проходившем в Иене, не было предоставлено слово39. Так председатель президиума съезда Ф. Эберт и другие правые руководители съезда мстили за осуждение большевиками вмешательства германской социал-демократии в российские дела и помощи, денежной и моральной, которую реформисты, ставшие у руководства германской социал-демократии, оказывали российским ликвидаторам, Бунду, троцкистам и другим антипартийным течениям.
Дальнейшему росту идейно-политической и организационной силы партии способствовали новые статьи Ленина, в которых раскрывались причины возраставшей экономической и культурной отсталости России, обличались сделки воротил российской торговли и промышленности с государством и черносотенными помещиками40, происки либералов, называвших ошибкой учение о классовой борьбе41. Действительность показала, писал Ленин в статье «Российская буржуазия и российский реформизм» (одновременно направленной в петербургскую «Северную правду» и московский «Наш путь», выходивший с 25 августа (7 сентября) по 12 (25) сентября 1913 г.), что всякие попытки надклассовых или внеклассовых рассуждений о российской политике и экономике превратились в скучный, нелепый, старомодно-смешной хлам; реформистского пути ни к одной из коренных политических реформ нет и быть не может. «Для современной России особенно верна та истина, которую сотни раз подтверждала всемирная история, именно: что реформы возможны лишь как побочный результат движения, совершенно свободного от всякой узости реформизма»42, — делает вывод Ленин. Вновь и вновь побуждает он рабочего читателя задуматься над бессилием российского либерализма, значением классовой борьбы.
Ленинская статья о соотношении реформ и революции, сокрушавшая один из идейных устоев буржуазного либерализма и меньшевистского ликвидаторства, вызвала торопливый ответ и кадетской «Речи», и сменившей «Луч» «Новой рабочей газеты». «Речь» уже 28 августа (10 сентября), то есть на следующий день после публикации статьи Ленина в «Северной правде», вынуждена была признать, что «борьба большевиков с ликвидаторами ведется повсеместно», что «она проникла во все поры рабочего движения». Обильно цитируя Ленина, кадетская газета пыталась уверить своих читателей, что в его статье много... метафизики и фатализма. Ленин использовал защиту «Речью» реформизма для того, чтобы еще раз в «Северной правде» и в «Нашем пути» показать на опыте всей новейшей истории, что серьезные реформы бывали лишь «побочным результатом движения совершенно свободного от всякой узости реформизма...»43.
Когда вслед за тем в «Новой рабочей газете» один из главных идеологов ликвидаторства — Ф. Дан стал умиляться рассуждениями купечества о необходимости реформ, Ленин изобличил его уловки, прикрытые марксистской «вывеской», в присланной из Поронина статье, иронически подписанной «Почти примиренец»44. А уже через день, 3 (16) сентября, в той же «Северной правде» он опубликовал под хорошо известным в широких партийных кругах псевдонимом «В. Ильин» статью «Борьба за марксизм», посвященную защите принципов партийности, построенной на общей программе, общей тактике, общих решениях, принятых партией в 1912 г. и в другие годы45. Под тем же псевдонимом в «Нашем пути», а затем и в «Правде труда», сменившей запрещенную цензурой «Северную правду», Ленин выступил со статьей, изобличавшей обман масс побасенками о «трудовом» мелком земледелии при капитализме. «Марксисты отстаивают интересы массы, разъясняя крестьянам: вам нет спасения вне присоединения к пролетарской борьбе»46, — писал Владимир Ильич, пропагандируя идею рабоче-крестьянского союза под руководством рабочего класса. О революционной борьбе, о незыблемости принципов марксизма, о буржуазной сущности ревизионизма и реформизма, о землеустройстве и деревенской бедноте, об освободительном движении в Ирландии, о многих других вопросах, волновавших рабочих, писал Ленин в конце лета — начале осени 1913 г.
Более подготовленному в политическом отношении читателю адресована написанная Лениным вскоре после возвращения из Берна в Поронин и опубликованная в «Просвещении» статья «Как В. Засулич убивает ликвидаторство». Вопреки спекулятивным рассуждениям В. Засулич и ее единомышленников об интеллигентском составе РСДРП, отрыве революционного подполья от рабочего класса, Ленин писал, что выборы в Думу показали обратное: «...все выбранные представители рабочих — сторонники подполья и его политической линии, сторонники партии». Это право дает партии «быть и называться единственной представительницей и выразительницей классовых интересов массы»47. В этой же статье Ленин раскрывает идейное родство либералов и ликвидаторов, разрабатывает вопросы строительства пролетарской партии как передового отряда рабочего класса, высшей формы его классовой организации.
Трудно установить точные даты написания Лениным каждой статьи. Можно лишь подсчитать, что, например, в августе 1913 г. в партийной печати увидело свет 12 ленинских статей, в сентябре — еще 14. Не удалось выявить все написанные Лениным письма, установить все его встречи с деятелями партийного подполья и партийной эмиграции, отразить всю полноту и напряженность его жизни.
Едва оправившись после операции, Н. К. Крупская опять берется за свою обычную работу секретаря ЦК партии. 14 (27) августа 1913 г. она пишет письмо в Берлин В. М. Каспарову, просит узнать о местопребывании Серго, списаться с Тифлисом и сообщает об успехах партийной работы в Москве, Петербурге, Баку48.
В письме в Полтаву, которое Каспаров должен был отправить из Берлина, «химией», наряду с другими вопросами говорилось о необходимости созыва Южной конференции и Южного бюро, о том, что местные рабочие организации должны взяться за дело, что «должна быть возможна тесная связь между южными городами, что надо делать все, чтобы укрепить эту связь...»49. А товарищи по работе далеко не всегда были в должной мере внимательны к Ильичу, к его скромным нуждам. Поэтому в конце августа 1913 г., опять сетуя на отсутствие средств, Ленин с огорчением пишет: «Обещанный и давно заработанный гонорар из «Правды» не получен! Это становится похоже на насмешку!!»50
В те редкие дни, когда можно было прервать тяжелый труд или когда переутомление достигало такой степени, что становилась необходимой хотя бы краткая передышка, Ленин всякому иному отдыху предпочитал поход в горы. Обычно его спутниками были С. Багоцкий и старый знакомый — русский эмигрант, постоянный житель Закопане Борис Вигилев. Арестованный за революционную деятельность старший брат Б. Вигилева погиб в тюрьме, сестра умерла в ссылке. Вынужденный оставить Москву, отец Вигилева с детьми переехал в Вильнюс. Здесь Борис рос в обществе польских детей, легко усвоил польский язык.
Член РСДРП с 1904 г., Вигилев представлял Виленскую партийную организацию на IV (Объединительном) съезде партии. В связи с тем, что он был хорошо осведомлен о деятельности польской социал-демократии, съезд избрал его членом объединительной комиссии съезда. Это избрание произошло на заседании, на котором председательствовал Ленин. Затем Вигилев участвовал в выработке условий вхождения национальных социал-демократических организаций в РСДРП и выступал от имени объединительной комиссии с докладом на проходившем также под председательством Ленина пленарном заседании съезда51. После съезда Вигилев возвратился в Вильно, но полицейские преследования, заключение в тюрьму, где он заболел туберкулезом, вынудили его уехать сначала в Финляндию, затем в Италию, там он одно время жил на Капри по соседству с А. М. Горьким. Оттуда Вигилев перебрался в Краков. Студент философского факультета Ягеллонского университета, изучавший к тому же естественные науки, он столь легко и быстро усвоил польские обычаи, что вскоре его стали принимать за коренного жителя Галиции. Он принимал деятельное участие в работе Краковского союза помощи политическим заключенным.
Из-за болезни легких Вигилеву пришлось переехать в Закопане, где он одно время лечился в санатории Казимежа Длуского, в молодости активно участвовавшего в социалистическом движении. Вынужденный остаться на постоянное место жительства в Закопане, Вигилев всей душой полюбил этот чудесный край, его население и особую красоту природы, стал почитателем Татр, страстным собирателем изделий местных мастеров, пытливым исследователем в то время еще мало изученных гор. Вигилевым, благодаря помощи К. Длуского и его жены Брониславы — сестры великой ученой Марии Склодовской-Кюри, была создана метеорологическая станция; он много сделал для изучения геологии Татр. Вскоре общая любовь к Татрам связала Вигилева дружескими отношениями с выдающимися деятелями польской литературы Стефаном Жеромским, Яном Каспровичем, Владиславом Орканом, Анджеем Стругом... Он сохранил тесные связи с Краковским союзом помощи политическим заключенным и его секретарем Багоцким. Поэтому вскоре после переезда Ленина в Белый Дунаец возобновилось его знакомство с Вигилевым.
Маленький домик Вигилева на улице Сенкевича стал местом многократных посещений Ленина. Тут шли оживленные беседы на различные темы, тут у Ленина всегда были партнеры для игры в шахматы, сюда радушный хозяин приглашал польских друзей и знакомил их со своим выдающимся русским гостем.
Возможно, что именно у Вигилева состоялась встреча Ленина с Анджеем Стругом. Во всяком случае, в конце августа 1913 г. Заграничное бюро ЦК партии направило редакции «Правды» несколько произведений Струга. В сопроводительном письме говорилось, что автор — «очень известный польский беллетрист народнического направления. Он был в наших краях и дал разрешение переводить его в Вашей газете»52.
Ленин получал от Вигилева некоторые книги. Тот по просьбе Владимира Ильича брал их в городской библиотеке и библиотеке Татранского общества53.
От домика на улице Сенкевича начинались маршруты многих прогулок в горы Ленина, Багоцкого, Вигилева, а также русского эмигранта студента Александра Буцевича, с которым Ульяновы познакомились еще в Кракове.
Участник студенческого революционного движения в Сельскохозяйственном институте в Пулавах (под Варшавой), а затем в Москве, Буцевич после ареста в ноябре 1911 г. был приговорен к четырем годам ссылки в Сибирь, но сумел бежать и поселился в Кракове. Поступив там в университет, он вскоре стал вести работу в Краковском союзе помощи политическим заключенным. По делам союза Буцевич и пришел впервые в конце 1912 г. к Владимиру Ильичу. Он очень удивился, когда на двери указанной ему квартиры увидел табличку, на которой было написано: «Ульянов». Недоумевая, Буцевич вернулся в правление Краковского союза, где узнал от Багоцкого, что Ульянов — это и есть Ленин, и лишь после этого решился войти в квартиру Владимира Ильича. Чрезмерная осторожность, проявленная Буцевичем, долгое время служила предметом дружеских шуток Ленина и других товарищей.
Летом 1913 г. было совершено несколько горных походов с участием Владимира Ильича. Один из них предприняли на велосипедах в сторону озера Морское Око. На обратном пути пробирались через лес. «Владимир Ильич был чрезвычайно оживлен и острил по поводу каждого встречаемого нами препятствия... — вспоминал Багоцкий. — Как всегда, Владимир Ильич ставил себе предельный час для возвращения домой и во что бы то ни стало осуществлял заранее принятое решение»54.
Наиболее продолжительным было, пожалуй, восхождение на Рысы. В пути Багоцкий и Буцевич сделали несколько фотоснимков. Через горный склон Скупнюв Уплаз путники дошли до перевала между Копами, далее по долине Халя Гонсеницова, минуя Чарны став (Черное озеро), поднялись на Заврат (2159 метров над уровнем моря). Вид с Заврата вознаградил путников за трудности подъема.
— Нам стоило сюда карабкаться! — сказал Владимир Ильич55.
Путники спустились в сторону Пяти озер, освежились почти ледяной водой одного из них и дошли до «голубого» озера — Морское Око. «Оно действительно производило впечатление глаза, глубоко сидящего в орбите», — делится впечатлениями Багоцкий. Тут же, у озера, была и единственная в горах гостиница, но, вполне понятно, пишет Буцевич, что путники отдали предпочтение скромной туристской хижине, «где за крону с человека нам предлагают постель, на льготных условиях дают кипяток... Любуемся, как в далеких горах под Жабьем розовеют снега, освещаемые заходящим солнцем. Внизу уже давно глубокая темнота, и этот контраст между темным озером и горящими яркими красками снегами гор производит сильное впечатление...»
В три часа утра приходится подниматься — предстоит длинный путь. Как и всегда, в горах на такой высоте ночью было холодно. «Заставляю себя все же встать, — пишет Буцевич, — и застаю уже Ленина на ногах»56.
Путники направились на вершину горы Рысы (2499 метров над уровнем моря). Подъем был утомителен и однообразен. «Владимир Ильич несколько раз останавливался и старался разобраться в отдельных вершинах, которые отсюда имели совершенно другой вид, чем из Поронина»57. Восхождение начали вместе с группой рабочих-экскурсантов, членов Краковского туристского клуба. Руководителем этой группы был Казимеж Чапиньский. С ним Ульяновы познакомились в Швейцарии. После их переезда в Краков Чапиньский первое время заходил к Ульяновым, рассказывал о неописуемой красоте Татранских гор58. Но ни о какой близости с Чапиньским не могло быть и речи: он был реформистом, членом ППС и Социально-демократической партии Галиции и Силезии.
Встретившись в Татрах, обе группы пошли дальше вместе. «Рабочие, которые впервые выбрались в горы, любовались окружающими их видами. Они были очень веселы... Присутствие т. Ленина, о котором они слышали много, видимо, заинтересовывает их. Ильич в свою очередь интересуется спутниками-рабочими... — пишет Буцевич. — Они говорили по-польски, что, конечно, немного затрудняло беседу, но кое-какой обмен мнениями с Лениным они все же имели»59.
Оставалось преодолеть совсем небольшой участок пути. Но, чтобы подняться на самую вершину, нужно было перебраться по острому гребню, имевшему вид седла, бока которого спускались почти отвесно в глубокие пропасти. «Оглядываюсь, — пишет Багоцкий, — Владимир Ильич на середине гребня задержался, но вот он двигается и добирается до меня. Оказывается, он не вовремя посмотрел вниз и почувствовал головокружение, которое, однако, быстро преодолел». Идти обратно другим путем Владимир Ильич отказался и опять перебрался через гребень. При этом он говорил, что «следует себя воспитывать»60.
Поздней ночью усталые, но довольные путники возвращались с Рысы, минуя Морское Око, в сторону Пороняна. «Где-то за рекой, вдоль которой мы идем, видны огоньки». Багоцкий уверяет, что ближайшая деревня — это Поронин. Минуем еще два селения, а Поронина все нет и нет. Ленин «не без язвительности спрашивает каждый раз Багоцкого, какой «Поронин» мы проходим и сколько «Поронинов» впереди»61.Рассказ о прогулке в Татры можно найти и в записках О. А. Пятницкого. Летом 1913 г., видимо в августе62, ему по партийным делам пришлось провести неделю в Поронине у Ленина. В один из дней они совершили под дождем прогулку к Морскому Оку.
Помимо Пятницкого в конце лета 1913 г. к Ленину в Поронин приезжали и другие партийные деятели. Зб. Фаберкевич и К. Комаровский вели с Лениным в сентябре переговоры о задачах легального партийного издательства «Прибой»; к их приезду Ленин подготовил проект соглашения ЦК РСДРП с издательской группой «Прибой»63. Он писал А. М. Горькому 17 (30) сентября: «У нас частью была, частью будет хорошая публика»64. К этому времени в Поронин начали прибывать участники предстоявшего совещания ЦК РСДРП с партийными работниками.
Примечания:
1 См.: Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника, т. 3, с. 95.
2 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 55, с. 339.
3 Там же.
4 Крупская Н. К. Воспоминания о Ленине, с. 226.
5 Ленин В. Я, Полн. собр. соч., т, 55, с. 339,
6 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 55, с. 340 — 341.
7 Пролетарская революция, 1931, № 1 (108), е. 111.
8 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 48, с, 179, 191.
9 Там же, т. 55, с. 339.
10 См. там же, т. 48, с. 182 — 183.
11 Там же, с. 191 — 193.
12 См. там же, с. 182 — 183.
13 См.: Большевистская печать в тисках царской цензуры. 1910 — 1914. Л., 1939, с. 183 — 188.
14 Ленин B. И. Полн. собр, соч., т. 48, с. 200.
15 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 48, с. 139,
16 См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 48, с. 189.
17 См. там же, с. 176, 198 — 199.
18 Там же, с. 199.
19 Там же, с. 202.
20 Крупская И. К. Воспоминания о Ленине, с. 226.
21 См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 48, с. 195.
22 Там же, с. 201.
23 См. там же, с. 200 — 201.
24 См.: Крупская Н. К. Воспоминания о Ленине, с, 226.
25 См,: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т, 23, с, 329.
26 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 55, с. 344.
27 См. там же, т. 23, с. 336.
28 Самойлов Ф.И. По следам минувшего. М., 1954, с. 242.
29 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 55, с. 343 — 344.
30 См.: Володарская А. М. Ленин и партия в годы назревания революционного кризиса (1913 — 1914), с. 140 — 147.
31 См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 48, с, 204 — 205.
32 См.: Крупская Н. К. Воспоминания о Ленине, с. 227 — 228.
33 См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 23, с. 583.
34 См.: Правда труда, 1913, 24 сентября (7 октября).
35 См.: Большевики. Документы по истории большевизма с 1903 по 1916 год бывшего Московского охранного отделения, М., 1918, с. 129-136.
36 См.: Советские архивы, 1969, № 6, с. 24.
37 См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 48, с. 206.
38 Там же, т. 23, с. 369.
39 ЦПА ИМ Л, ф. 2, оп. 5, д. 308, л. 1 — 2.
40 См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 23, с. 360 — 362, 370 — 372.
41 См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 23, с. 374,
42 Там же, с. 396.
43 Там же, с. 421.
44 См. там же, с. 408 — 410.
45 См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т, 23, с. 414.
46 Там же, с. 437.
47 Там же, т. 24, с, 37,
48 См.: Исторический архив, 1957, № 1, с. 9.
49 Там же, с. 9 — 10.
50 Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 48, с. 207.
51 См.: Четвертый (Объединительный) съезд РСДРП. Апрель — май 1906 г. Протоколы, с. 403 — 407,
52 ЦПА НМЛ, ф. 364, on. 1, д. 52, л. 1. Рассказ А. Струга «Хозяин и работник» — о помещике — участнике польского восстания 1863 — 1864 гг., которому даже 17-летнее совместное пребывание со своим бывшим батраком в Нерчинской каторжной тюрьме не помогло увидеть человека в товарище по заключению и понять его нужды, — был опубликован в «Правде». См.: Пролетарская правда, 1913, 12(25), 13(26), 14(27), 15(28), 18(31) декабря 1913 г. и 24 декабря (6 января 1914 г.).
53 В 1977 г. имя Б. Вигилева — первого консула Страны Советов в Варшаве — было присвоено одной из школ Закопане.
54 Пролетарская революция, 1931, № 1 (108), с. 114 — 115.
55 См.: Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине, т. 2, с. 322.
56 Огонек, 1933, № 2 (462), с. 3 — 4.
57 Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине, т. 2, с. 323.
58 См.: Крупская Н. К. Воспоминания о Ленине, с. 222.
59 Огонек, 1933, № 2 (462), с. 2. В воспоминаниях А. Буцевича и С. Багоцкого о совместных с Лениным прогулках в Татры имеются некоторые расхождения.
60 Пролетарская революция, 1931,№ 1 (108), с. 117.
61 Огонек, 1933, № 2, с. 4.
62 См.: Пятницкий О. Избранные воспоминания и статьи. М., 1969, с. 185 — 186. Пятницкий пишет, что был он у Ленина в Поронине в июле. Но в июле Ленин и Крупская находились в Швейцарии.
63 См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 54, с. 372 — 373.
64 Там же, т. 48, с. 211.