Книги о Ленине

 

ГЛАВА 3

 

ИЗ МАТЕРИАЛОВ ОСОБОЙ СЛЕДСТВЕННОЙ КОМИССИИ ВРЕМЕННОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА ПО РАССЛЕДОВАНИЮ ИЮЛЬСКИХ СОБЫТИЙ В ПЕТРОГРАДЕ

Верхняя фотография на с. 161, ставшая давно уже хрестоматийной, запечатлела кульминацию драматической сцены расстрела 4 июля в 2 часа дня вооруженной колонны демонстранта из солдат и матросов на углу Садовой улицы и Невского проспекте, где было наибольшее скопление публики. Стреляли сквозь чердачное окно дома, в котором помещалась контора газ. «Вечернее Время», и с крыши Публичной библиотеки. В ответ на эту провокацию возникла перестрелка, продолжавшаяся в течение часа. За все три июльских дня погибло 56 человек, сотни ранены.

Сделан этот снимок (согласно воспоминаньям автора, написанным незадолго до ареста по доносу в 1938 г.) «под оружейным и пулеметным огнем» с крыши здания «Пассажа», напротив Публичной библиотеки. Но цензура Временного правительства строжайше запретила печатать его, тем самым подтвердив свою причастность к расстрелу. Впервые снимок появился во французской газ. «Иллюстрасьон» (№ 3890 за 22 сентября н. ст.) и только в октябре перепечатан московским журналом «Искры» (No 41 за 22 октября) с соответствующими комментариями и со ссылкой на газ. «Иллюстрасьон», в которой дается неверная информация, что ее автор — французский гражданин.

В советское время снимки В.К. Буллы долго печатались анонимно, а эту уникальную фотографию после его трагической гибели в лагере приписали после войны другому известному фоторепортеру.

Расстрел вооруженной демонстрации рабочих и солдат 4 июля 1917 г

3.1. «Сведениями, чтобы Ленин работал в России во вред ей на германские деньги, охранное отделение не располагало...»

{показания «бывших»)

25

Письмо из ГУГШ (Огенквар, ЦКРО) прокурору Петроградской судебной палаты Н.С. Каринскому

№ 24821 Секретно Петроград, 16 июля 1917 г.

Из штаба Верховного главнокомандующего получены сведения, что бывшего жандармского управления полковник ЕЛЕНСКИЙ, которого было предложено опросить по делу Ленина, никаких данных сообщить не мог¹. По словам Еленского, о связи Ленина с охранным отделением и о влиянии Германии и Ленина на забастовку в Петрограде перед самой войной могут знать бывшие начальники Петроградского охранного отделения генералы ПОПОВ и ГЛОБАЧЕВ, их помощник полковник ПРУТЕНСКИИ и бывшие начальники контрразведывательных отделений в Петрограде ЯКУБОВ и Ташкент[е] — ВОЛКОВ. Получены указания, что Департамент полиции до войны имел определенные сведения о работе Ленина на германские деньги.

Сообщая об изложенном, штаб Верховного главнокомандующего одновременно с сим возбудил вопрос о сообщении этих сведений БУРЦЕВУ.

Отдел генерал-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба просил уведомить, не встречается ли препятствий к сообщению вышеизложенного Бурцеву, не явится ли подобное сообщение разглашением тайны Предварительного следствия.

За генерал-квартирмейстера генерал-майор Гиссер.

И. д. начальника отделения подполковник Медведев.

 

СУДЕБНОМУ СЛЕДОВАТЕЛЮ ПО ОСОБО ВАЖНЫМ ДЕЛАМ АЛЕКСАНДРОВУ П.А.

 

Настоящее отношение препровождается с уведомлением, что мною одновременно с сим сообщено генерал-квартирмейстеру штаба Петроградского военного округа о том, что я не нахожу возможным сообщить Бурцеву какие-либо сведения относительно источников, из коих можно получить сведения о связях Ленина с Департаментом полиции и работе его в пользу Германии².

Июля 25 дня 1917 г. № 6291.

Прокурор Судебной палаты Наринский.

Секретарь С. Флфианский.

Примечания:

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 2. А. 1. Подлинник. Машинопись. Резолюция от руки на углу документа: На рассмотрение суд. след. Александрова 22 VII.

¹ 5—12 марта Временное правительство учреждает при Министерстве юстиции Чрезвычайную следственную комиссию для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и других должностных лиц (ЧСК) во главе с Н.К. Муравьевым, действовавшую до 31 октября 1917 г. (практически закончила свою работу в сентябре). При ней была создана Особая комиссия для обследования деятельности бывшего Департамента полиции во главе с П.Е. Щеголевым. В Петроградской тюрьме содержались К.И. Глобачев, С.П. Белецкий, ПК. Попов и другие бывшие руководители и сотрудники Департамента полиции. К октябрю большинство из них было освобождено.

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 2. Л. 1об. Подлинник. Машинопись. Напечатано па обратной стороне письма Гиссера Каринскому.

² См. также секретное письмо Н.М. Потапова в ГУГШ от 5 августа о «заключении прокурора Петроградской судебной палаты по вопросу о возможности осведомления Бурцева» (РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 785. Л. 23—23об.). Ю. Идашкин в вышеуказанной статье представил этот документ как доказательство нежелания сообщить уже якобы имеющиеся у следствия сведения «работы Ленина в пользу Германии» (Дипломатический ежегодник. М., 1995. С. 280). Бурцев, по всей видимости, пользовался доверием у высокопоставленных военных чинов ГУГШ: 29 мая начальник Генштаба генерал Г.Д. Романовский, «свидетельствуя свое уважение Владимиру Львовичу Бурцеву», просил его уведомить по телефону, где и когда мог бы с ним переговорить «по служебным вопросам» (РГВИА. Ф. 2000. Оп. 13. Д. 21. Л. 7).

Разгромленное здание полицейского архива в Петрограде

 

Протоколы допросов судебным следователем по особо важным делам Л.Г. Сергиевским в качестве свидетелей бывших высокопоставленных чинов Департамента полиции

26

ИЗ ДОПРОСА БЫВШЕГО СОТРУДНИКА ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ В.В. КУРОЧКИНА

12 июля 1917 г.

В течение 15-ти лет я служил в Департаменте полиции, из коих 9 последних лет, приблизительно с 1908 г. и по 1 марта с. г., в Особом отделе в качестве старшего помощника делопроизводителя в третьем его отделении, ведавшем исключительно догматическую часть соц. дем. партий, каковые нами изучались по партийной литературе и по донесениям с мест. Имена Ленина, Ульянова, Парвуса, он же Гельфанд, Троцкий, он же Бронштейн, Фюрстенберг, кличка Ганецкий, Козловский, Малиновский мне, конечно, известны, на них составлялись под моим руководством справки, освещавшие подробно всю их партийную деятельность, но существовала ли какая-либо связь между этими лицами и странами, находящимися с нами в войне, я не могу сказать, по крайней мере, никакими документальными данными по этому вопросу не располагал и не мог иметь, т. к. шпионажем и контрразведкой ведало I отделение Особого отдела, во главе коего в последнее время стоял Лобачевский, а до него Петр Николаевич Шиллер. Во главе Особого отдела в последнее время состоял Митрофан Ефимович Броецкий в качестве вице-директора и полковник Иван Петрович Васильев в качестве делопроизводителя Особого отдела. Более мне объяснить нечего.

Прочитано. Владимир Васильевич Курочкин.

Судебный следователь Лев Сергиевский.

Примечания:

ГA РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 1. Л. 99. Подлинник. Рукопись.

 

27

ДОПРОС СОТРУДНИКА ОСОБОГО ОТДЕЛА ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ И.Д. ЗУБОВСКОГО

14 июля 1917 г.

Я, Иван Дмитриев ЗУБОВСКИЙ, православный, 36-ти лет, коллежский секретарь, живу на Тверской ул., дом № 1, кв. 6, под судом не был, участвующим в деле чинам посторонний, по делу показываю:

С 25-го октября 1905 года я состоял на службе в Департаменте полиции по Особому отделу в I его отделении и в течение последних приблизительно пята лет состоял регистратором этого отделения. Наше отделение ведало исключительно и главным образом шпионаж, направленный против России, и также внепартийные дела по губерниям и областям империи. По делам отделения я в данное время не могу припомнить, чтобы проходили те лица, фамилии коих называют в связи с последним вооруженным выступлением 3—5 сего июля на улицах Петрограда и в Кронштадте, по крайней мере, я не помню этих фамилий. Из шпионов, работающих против России в пользу Германии, в связи с последними событиями, я могу назвать одного только Парвуса, он же Гельфанд. Я лично для собственной памяти вел особую книжечку-алфавит всех шпионов вообще, работавших против России. Эта книжечка всегда лежала у меня на столе в отделении и там и осталась. О шпионах, работавших в пользу Германии и в пользу Австро-Венгрии у нас в отделении велись два особых наряда, два дела, заключающихся в многочисленных томах о германских шпионах за No 38 Г. и об австрийских за No 38 А. Было также и производство о шпионах вообще за No 38. Контрразведка со стороны русского правительства, относящаяся также к шпионской организации, носила № 39. Что касается Ленина-Ульянова, то он как партийный человек, глава пораженцев, проходил по Ш отделению, ведающему политический розыск. Более мне объяснить нечего. Прочитано.

Показание с моих слов записано правильно. Иван Зубовский.

Судебный следователь Лев Сергиевский.

Примечания:

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 2. Л. 8об. Подлинник. Машинопись.

 

28

ДОПРОС БЫВШЕГО ДИРЕКТОРА ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ А.Т. ВАСИЛЬЕВА

30 июля 1917 г.

Я, Алексей Тихонович ВАСИЛЬЕВ, православный, 48 лет, действительный статский советник, бывший директор Департамента полиции, нахожусь под стражей в Петропавловской крепости, ранее под судом не был, по делу показываю:

В течение пяти месяцев, с октября месяца 1916 г. и до государственного переворота, я состоял директором Департамента полиции, а до этого в течение 11-ти месяцев состоял членом совета Главного управления по делам печати. До этого с половины 1913 г. я исполнял обязанности вице-директора Департамента полиции. Я рассматривал свои обязанности как директора Департамента полиции в том смысле, что Департамент является сосредоточением сведений, получаемых как от местных жандармских властей, так и от заграничной агентуры, во главе которой стоял Александр Александрович Красильников, который в своих донесениях в Департамент полиции сообщал сведения, доставляемые ему заграничными сотрудниками по поводу политической жизни русских эмигрантов. Отдельные русские эмигранты, вожди социалистических партий, проходили по переписке Департамента, о них имелись подробные сведения. В моей памяти сохранились поэтому такие фамилии, как Ленин, Троцкий, Коллонтай, но подробностей их деятельности я в настоящее время совершенно не помню, а равно не могу сказать, имелись ли в Департаменте в Особом его отделе какие-либо сведения, говорящие о связи этих лиц с враждебными России государствами. Про обстоятельства, предшествующие и сопровождавшие арест в 1914 г. стачечного комитета непосредственно перед войной у меня в памяти ничего не сохранилось, да возможно, что об этом обстоятельстве я ничего и не знал, так как в то время доклады начальником охранного отделения, которым тогда был Петр Ксенофонтович Попев, производились непосредственно товарищу министра Джунковскому или директору Департамента В.А. Брюн-де-Сент-Ипполит. Заграничная почта вскрывалась обыкновенно лично вице-директором, на каковой должности в мое время находились: Иван Константинович Смирнов, бывший впоследствии товарищем прокурора Петроградской судебной палаты, а за ним Митрофан Ефимович Броецкий. Когда директором Департамента полиции был Степан Петрович Белецкий, впоследствии товарищ министра внутренних дел, то заграничную почту вскрывал он сам. Такая почта и адресовалась обыкновенно на имя директора Департамента. Единственно, что у меня сохранилось в памяти, так это то, что Малиновский, бывший сотрудником Белецкого, после того как скрылся за границу, вел пропаганду среди русских военнопленных в Германии, что мне известно из сообщения окружного генерал-квартирмейстера. В частности, про ассигновку¹, подписанную графом Пурталесом, германским послом в Петрограде, — мне ничего не известно. Я хочу еще сказать, что в искренности и правдивости моего настоящего показания не может быть никаких сомнений, я показываю только то, что помню, и ничего более у меня в памяти не сохранилось.

Прочитано. Алексей Тихонович Васильев.

Судебный следователь Лев Сергиевский.

Примечания:

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 4. Л. 83-83об. Подлинник. Машинопись.

¹ Одним из вопросов Александрова Броецкому был такой: «Что известно свидетелю об обстоятельствах, при которых в конце 1914 г. перед началом войны был ликвидирован в Петрограде стачечный комитет, состоявший из 33 лиц, все ли члены были арестованы или кто скрылся за границей, не было ли в числе последних Ленина-Ульянова и Малиновского ... каковы были результаты обыска, произведенного при ликвидации стачечного комитета, и не была ли по нему обнаружена ассигновка на полтора миллиона марок, подписанная графом Пурталесом, германским послом в Петрограде». Эти сведения, полученные «по слухам», сообщил при допросах 6 и 11 июля коллежский асессор С.В. Гагарин, занимавший до Февраля должность чиновника особых поруч. при Департаменте полиции, несший службу в 8-м уголовно-розыскном делопроизводстве. Допрос 6 июля производил, по поручению прокурор а, начальник РФ петроградской уголовной милиции А.А. Кирпичников (ГА Ф. 1826. On. 1. Д. 1. Л. 92—97об.). Броецкий на допросе показал, о стачечном комитете ничего не помнит, об ассигновке не знает, сведениями о том, чтобы кто-либо из названных ему лиц состоял при Департаменте полиции или при губернском жандармском управлении, не располагает.

 

29

ДОПРОС БЫВШЕГО НАЧАЛЬНИКА ПЕТРОГРАДСКОГО ОХРАННОГО ОТДЕЛЕНИЯ К. И. ГЛОБАЧЕВА

3 августа 1917 г.

Я, Константин Иванович ГЛОБАЧЕВ, 47-ми лет, православный, генерал-майор, содержусь на гауптвахте, под судом не был, по делу показываю: С 1 марта 1915 года и до государственного переворота я занимал должность начальника Петроградского охранного отделения, или, как оно специально называлось, Отделение по охранению общественной безопасности и порядка. На обязанности Отделения лежало освещение деятельности всех революционных организаций, и в мое время главным образом приходилось вести борьбу с крайним левым крылом социал-демократов, так называемыми большевиками, которые вели исключительно подпольную работу, проповедуя в отношении войны пораженчество и целиком осуществляя программу Циммервальда. Главари большевиков, за исключением тех, которые были осуждены за государственные преступления в ссылку, находились за границей, насколько мне известно, при мне никто из них в России не появлялся, и о деятельности таких лиц, как Ленин-Ульянов, Бронштейн-Троцкий, Зиновьев-Апфельбаум-Радомысльский, Каменев-Розенфельд, Коллонтай, я знал постольку, поскольку об этом сообщала в Департамент полиции заграничная агентура в лице Александра Александровича Красильникова. Я категорически удостоверяю, что за мое время Ленин ни в какой связи с Охранным отделением не состоял, а равно мне неизвестно, чтобы такая связь существовала ранее и чтобы он оказал какое-либо влияние на забастовку, имевшую место на петроградских фабриках и заводах непосредственно перед войной. Такими сведениями, чтобы Ленин работал в России во вред ей на германские деньги, Охранное отделение, по крайней мере, за время моего служения не располагало. По приезде моем в Петроград, принимая должность от предшественника моего генерала Попова, я спрашивал его, чем объясняется эта забастовка, чем вызвана, на что Попов ответил мне, что это обстоятельство не выяснено, что скорее всего это явление нужно объяснить повышенным настроением рабочих на почве обострения экономических отношений с работодателями. Я должен оговориться, что круг моих обязанностей по наблюдению за деятельностью революционной среды был ограничен исключительно Петроградом. В Петроград я был переведен из Севастополя и ранее в Петрограде никогда не служил. Общим руководящим органом политического розыска был Департамент полиции, в котором были сосредоточены в Особом отделе все сведения о деятельности отдельных политических партий и их руководителей. Более мне объяснить нечего.

Прочитано. Генерал-майор Глобачев.

Судебный следователь Сергиевский.

Примечания:

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 5. Л. 49-49о6. Подлинник. Машинопись. Копия допроса опубликована в кн.: Глобачев К.И. Правда о русской революции: Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения. М., 2009. С. 246, 305.

 

30

ДОПРОС БЫВШЕГО НАЧАЛЬНИКА III ОТДЕЛЕНИЯ ОСОБОГО ОТДЕЛА ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ С.А. ФИЛЕВСКОГО

3 октября 1917 г.

Я, Сергей Александрович ФИЛЕВСКИИ, православный, 45-ти лет, полковник, живу Фонтанка, 18, кв. 23, не судился, посторонний, по делу показываю: Я служил в Особом отделе Департамента полиции с декабря 1915 г. и по день революции. С конца января 1916 г. по 18 января 1917 г. в моем ведении находилось III отделение Особого отдела, в коем сосредоточены были все дела и переписка по Российской социал-демократической рабочей партии. До службы в Департаменте полиции мне было известно, что, в связи с текущей войной, в рядах названной партии образовалось три течения, которые могут быть охарактеризованы словами: «прекратить войну, не мешать войне и помогать войне». Первое из этих течений, известное под именем пораженческого, имело своим идейным руководителем лидера большевиков ЛЕНИНА-УЛЬЯНОВА, проповедовавшего «войну войне». Это течение нашло значительное количество последователей в рядах большевиков-социал-демократов и к началу моей службы в Особом отделе обращало на себя особое внимание Департамента полиции, рассматривавшего таковое как особо вредный фактор, уменьшающий боеспособность действующей армии. Через мои руки в течение 1916 г. прошли почти все сообщения Департаменту полиции как заграничной, так и внутренней агентуры, о деятельности Российской С. Д. Р. П., но, ввиду большого количества поступлений и возникавшей в связи с ними переписки, я не имел возможности укрепить в своей памяти сведения о деятельности отдельных партийных работников большевиков-пораженцев. Никакими сведениями о том, что ЛЕНИН и его единомышленники являются агентами Германии и работают на деньги последней в ее интересах и во вред России я по делам Особого отдела не располагал. Более мне показать нечего.

Прочитано. Полковник Сергей Александрович Филевский.

Судебный следователь Лев Сергиевский.

Примечания:

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 126. Л. 214—214о6. Подлинник. Машинопись.

 

3.2. «Нахожусь в весьма критическом состоянии...»

(коммерческая переписка Я.С. Фюрстенберга-Ганецкого, май1916 г. - июнь 1917 г.)

31

Выдержки из переписки Я.С. Фюрстенберга с Е.М. Суменсон и М.Ю. Козловским, изъятой при обысках последних

ЯКОВ ФЮРСТЕНБЕРГ - ЕВГЕНИИ СУМЕНСОН

[Копенгаген], 18 мая 1916 г.¹

Если нам и дальше работать, то Вы должны всегда держаться моих указаний при продаже. Вы хорошо знаете, сколько у меня неприятностей, если сделка совершена не так, как следует². Несмотря на Ваши уверения, я убежден в том, что и в Ваших интересах со мной работать, так как доходы Ваши в общем легко Вам достаются, а грузы я посылаю на крупные суммы. Я Вам сегодня телеграфировал, что моим юрисконсультом является М.Ю. Козловский, к которому прошу всегда, в случае затруднений, обращаться за советами, а также на его требования посвящать его во все детали дела. Следуемое Вам комиссионное вознаграждение 2898 руб. 60 коп. благоволите отсчитать из суммы, вырученной от продажи ближайшего груза, из нее придется отсчитать еще 200 руб., которые Вы были любезны уплатить г. Лещинскому. Деньги в банк до сего указания прошу не вносить.

 

Я. ФЮРСТЕНБЕРГ - М. КОЗЛОВСКОМУ

Копенгаген, 20 мая 1916 г.

Итак, я подтверждаю мое предложение, которое Вы акцептовали. Вы являетесь моим юрисконсультом во всех моих делах в России с установленным гонораром в 1000 руб. в месяц. Я телеграфировал фирме «Фабиан Клингслянд»³, чтобы она во всех делах советовалась с Вами и на всякое Ваше требование доставляла Вам все книги, разъяснения и т. п. Кроме медикаментов, я вскоре вышлю другие грузы, которые придется дать другим специалистам, как то: чулки, карандаши и т. п.⁴. Пока я не могу указать моих контрагентов. Я вышлю Вам все бумаги, пробы, счета и т. п., а в соответствующее время протелеграфирую, кому и на каких условиях передать грузы. На Ваш вопрос, что сделать с прибывшей уже партией неосальварсана, я ответил, чтобы Вы сделали так, как считаете наиболее удобным. Понятно, все издержки, сопряженные с моими делами, я беру на себя. Вам стоит только написать или протелеграфировать, какая сумма нужна, и я немедленно переведу. Порядка ради, я буду высылать Вам копии всей моей корреспонденции с фирмой «Фабиан Клингслянд». При сем я прилагаю копию письма к ней от 18 мая. Надеюсь, Вы получили и выслали мне прейскуранты, которые я с нетерпением жду.

В ожидании благоприятного ответа, остаюсь

с совершенным почтением,

Я. Фюрстенберг.

Мальмё, 25 мая 1916 г.

Имею очень серьезное предложение медикаментами Красному Кресту Союзу городов. Приезжайте поговорить, готов [в] крайнем случае приехать [в] Гапаранду. До пятницы вечером остаюсь [в] Стокгольме, Гранд отель. Телеграфируйте.

ЯКОВ ФЮРСТЕНБЕРГ - ЕВГЕНИИ СУМЕНСОН

[Копенгаген], 10 июня 1916 г

Подтверждаю получение мной высланной Вами 6/6 следующей телеграммы:

«№ 3. Вопреки телеграмме девятой цены падают. Если удастся, выручу больше, но прошу окончательно разрешить продавать назначенным минимальным ценам. Распоряжаюсь выслать крайности пассажирским груз еще не отправлен. Громадное накопление товаров. Суменсон».

7/6 мною отправлена была следующая телеграмма:

«№ 11. по назначенным минимальным можете продавать. Если есть затруднения, посылайте оба груза пассажирским. Усиленно прошу контролировать груз — товар очень дорогой — все лично укладывал. Жду ответа относительно валюты. Уезжаю [в] пятницу вечером».

[Копенгаген], 16 июня 1916 г.

Повторяю, самым главным вопросом для меня является получение денег, в противном случае вся торговля должна будет приостановиться, так как, не имея денег, я не в состоянии закупать.

[Копенгаген], 26 июня 1916 г.

Из Ваших писем, а главное, из Вашей последней телеграммы вытекает, что цены на медикаменты сильно пали, возможно, что следовало бы задержать продажу, но так как я выслал уже очень много товара и сильно нуждаюсь в деньгах для дальнейшей закупки, то я скрепя сердце согласился на продажу по указанным Вами новым ценам, но я надеюсь, что Вы постараетесь, насколько это будет возможно, выручить больше.

[Копенгаген], 30 июня 1916 г.

Раз Вы телеграфировали, что внесли деньги в банк, то, вероятно, так, как в последний раз. Сибирский банк должен был дать телеграмму здешнему Ревизионс банку, но таковая пока еще не получена. Поэтому я телеграфировал Вам, чтобы Сибирский банк дал телеграмму Ревизионс банку, так как в противном случае я не могу располагать деньгами, которые мне крайне нужны.

[Копенгаген], [июнь 1916 г.]

Самым важным для меня является вопрос о получении денег. Не имея их, я не в состоянии буду закупать дальнейших партий. Мне достоверно известно, что многим удается получить разрешение на вывоз валюты, как уплаты за предметы, необходимые в России. Ведь медикаменты в первую очередь должны быть причислены к таковым. Далее можно получать чеком, а также вносить в Сибирский банк, как это имело место в последний раз. Надо использовать все способы, чтобы перевести как можно больше денег. При выборе способа надо руководствоваться также сроком доставки (несколько дней не играют роли). Наиболее выгодным является высылка валюты (1000-рублевками), так как их можно депонировать в банке и получать таким образом много медикаментов. Одним словом, сделайте все от Вас зависящее, чтобы вырученные за продажу деньги я мог получить как можно скорее и на наиболее выгодных условиях. Если цены на медикаменты не поднимутся и будут затруднения в переводе денег, то я вынужден буду вообще отказаться от посылки их в Россию.

Е. СУМЕНСОН - Я. ФЮРСТЕНБЕРГУ

Петроград, 24 июня (7 июля) 1916 г.

Выручаемые мною цены до того высоки, что знающие люди не верят, что мне удается так дорого продать товар. Но сколько мне это стоит усилий, труда и волнений, к сожалению, знаю только я. Если Вы действительно настолько переплачиваете товар, что Вы «теряете» деньги, то не мне Вас учить, что не остается ничего другого, как приостановить покупки . Неужели Вы хотите получать деньги по тысяче банковскими переводами. Больше тысячи в месяц высылать Вам не могу. Ваше письмо от 17 июня. Вчера я уплатила г. Козловскому для г. Лещинского руб. 200 — каковой суммой дебитовала Ваш счет. Ваше указание платить деньги «знакомым», которые ко мне за ними явятся как для денежного вопроса, не совсем точно и немного туманно. Выходит, что кто бы ко мне ни явился и сколько бы ни потребовал, я должна платить. Боюсь, что рука дрогнет⁶.

ЯКОВ ФЮРСТЕНБЕРГ - ЕВГЕНИИ СУМЕНСОН

[Копенгаген], 7 июля 1916 г.

Думаю, мне нечего уверять Вас в том, что я питаю к Вам безусловное доверие... Если бы я не нуждался крайне в деньгах, я бы мог ждать, так как при этих ценах заработок минимальный. Не забывайте, какие имеются громадные издержки и расходы, а на некоторые медикаменты, как, например, chinin, есть и убыток.... Повторяю, что самое важное — это получение денег. Если я не буду получать деньги, то ведь я не в состоянии буду покупать новые партии. На основании получаемых Вами фактур банк должен выдать Вам перевод на Копенгаген. Это более удобно, чем вносить деньги в банк, как это Вы раньше делали. Но и в этом случае банк должен немедленно телеграфировать в здешний банк, иначе я не смогу пользоваться этими деньгами. Наконец, предложенный Вами способ для меня также приемлем. Необходимо использовать все способы, тогда может быть надежда на сравнительно быстрее получение денег.

[Копенгаген], 11 июля 1916 г.

Я не решаюсь высылать товары в Россию, так как опыт показывает мне, что цены там крайне неустойчивые, а самое главное затруднение в получении денег. Если бы мне удалось продать все закупленные мною товары в Скандинавии, то я бы охотно это сделал. В телеграммах я постоянно спрашиваю Вас, что с высылкой денег, но ответа не получаю. Очевидно, у Вас имеются затруднения, а я нахожусь в весьма затруднительном положении, так как ангажирован, как знаете, громадный капитал⁷, а деньги не получаются.

[Копенгаген], 24 июля 1916 г.

Из моих телеграмм Вы увидите, как я смущен, не получая денег. Не понимаю, почему другим удается быстро и благополучно устроить все формальности. Не менее меня смущает и то, что продаже идет так туго. Постарайтесь все-таки продать, так как деньги нужны до зарезу. Особенное внимание обратите на нео, так как продажа его идет ужасно медленно, а у меня готовы к отправке новых 11 кило. Понятно, никому не говорите об этом количестве, так как это может ice испортить. Быть может, Вы осторожно сделали бы предложение Совету городов, Земствам и т. п. Возможно, что они согласились бы взять в Швеции партию в большом количестве без разрешения на внвоз, ведь они в этом не нуждаются.

Я. ФЮРСТЕНБЕРГ - М. КОЗЛОВСКОМУ

Копенгаген, 31 июля 1916 г.

Номер второй. Постарайтесь непременно получить под грузы Суменсон залог в банке. Деньги необходимы немедленно. Продать убытком нельзя. Телеграфируйте быстро ответ, когда приедете.

[Копенгаген], 1 августа 1916 г.

Из копий моих писем к Суменсон Вы можете убедиться, как сильно я удручен тем, что там не производится никакой продажи. Товаров выслано слишком чем на миллион рублей, времени прошло много, а проданы лишь крохи. Если бы Вы нашли на это какую-нибудь помощь, если бы Вы могли найти хорошего покупателя, ведь я вправе дать Суменсон ордер о выдаче части груза.

Я. ФЮРСТЕНБЕРГ - ЕВГЕНИИ СУМЕНСОН

[Копенгаген], 7 августа 1916 г.

Пока я в отчаянном положении, так как ангажировал огромный капитал, был уверен, что дело скоро реализуется, а между тем время проходит и почти ничего не продано.

[Копенгаген], 12 августа 1916 г.

Сегодня выслал Вам телеграмму:

№ 50. Постарайтесь пока под грузы получить в банке заем. Юрисконсульт может помочь. Думаю, дадут до 800 000. Это не должно приостановить продажи. Проданную часть можете освободить, внести часть займа. Прошу телеграфировать немедленно ответ, поговорив с юрисконсультом.

Я. ФЮРСТЕНБЕРГ - М. КОЗЛОВСКОМУ

Копенгаген, 14 августа 1916 г.

Я с нетерпением жду ответа на мою телеграмму относительно банковского кредита. Надеюсь, что под такие грузы при небольшой энергии и связях нетрудно будет получить ссуду. До сих пор у меня нет ответа от г-жи Потехиной относительно согласия на продажу карандашей и чулок. Так как Вы ее рекомендовали, то я усиленно прошу Вас подумать о том, не могут ли по этому поводу у меня выйти какие-либо неприятности. Ведь она не специалистка и не коммерсантка. Здесь нужна не только ловкость и энергия, но и другие атрибуты, которых у нее нет. Могут возникнуть всякого рода коммерческие и финансовые вопросы, которых не сможет разрешить как серьезная фирма. Некоторые такие вопросы у меня возникают, например, не имея денег кредита она только при помощи моих может очищать грузы от пошлины, фрахтов и т. п., а ведь мне не всегда удобно пересылать деньги, не всегда они могут быть у меня под рукой в Петрограде. Далее, надо всегда точно контролировать счета экспедиторов, которые всегда неимоверно переселены, и т. п. Таких вопросов у меня, например, никогда не бывает с фирмой Ф. Клингслянд. Разрешение вопроса с г-жой Потехиной я оставляю Вам, но Вам придется над этим подумать.

Я. ФЮРСТЕНБЕРГ - ЕВГЕНИИ СУМЕНСОН

Копенгаген, 15 августа 1916 г.

Дело в том, что мне удобнее, чтобы следующие мне деньги Вы высылали как прежде, но не через Сибирский банк на Ревизионс банк в Копенгагене, а через Русско-Азиатский банк на Ниа банкен в Стокгольме.

Копенгаген, 21 августа 1916 г.

Не понимаю, почему нет ответа относительно кредита под грузы. Я, не желая продавать по слишком низким ценам, а усиленно нуждаясь в деньгах, хочу прибегнуть к кредиту.

Я. ФЮРСТЕНБЕРГ - М. КОЗЛОВСКОМУ

Копенгаген, 22 августа 1916 г.

Если бы мне теперь до зарезу не нужны были деньги и если бы я получил Ваше письмо от 14/27 июля раньше до запродажи, то я охотно передал бы Суменсон проданные за 150 000 руб. чулки, согласно Вашему предложению.

Копенгаген, 30 августа 1916 г.

Номер пять. [В] продолжении трех недель на десять телеграмм не могу добиться ответа Суменсон относительно кредита под грузы. Нахожусь [в] весьма критическом положении. Усиленно прошу, телеграфируйте немедленно, как обстоит [с] кредитом.

Е. СУМЕНСОН - Я. ФЮРСТЕНБЕРГУ

Петроград, 22/4 сентября 1916 г*

Я не понимаю, чего Вы собственно от меня хотите. На мои вопросы относительно минимальных цен Вы не отвечаете. При нео Вы ставите условием минимум забора 3 килограмма. Неужели Вас опыт и действительность не научили, что такими трудными условиями Вы лишь портите дело. Принц Ол

Ольденбургский до сих пор на мое предложение не реагировал. Союз нео не покупает, равно как и Красный Крест. Я продолжаю хлопотать, чтобы получить эти доставки. О получении валюты следует забыть. Хлопоча чересчур усердно о валюте, я могу добиться и дождаться того, что мне зарезервируют весь товар. А Вам в Копенгагене все кажется таким неимоверно легким, цены все поднимаются, спрос увеличивается. Вся беда в том, что Вы больше верите сплетням, чем Вашему здешнему представителю, которому все боялись дать карт-бланш и наказали сами себя.

Я опять должна повторить вопрос, как мне понимать Ваши телеграммы по поводу кредита. Вам ведь в настоящий момент не следуют от меня деньги. Да кроме того, разрешение на вывоз валюты получить нельзя, тем более что казенных поставок у Вас нет, так как по Вашим ценам их получить нельзя было. Вы мне никаких льгот в этом отношении не предоставили и даже не дали мне ответов на мои телеграммы. Я стараюсь частным образом, благодаря моим личным знакомствам, переводить деньги Вам в датских кронах и английских фунтах, но, конечно, сразу очень крупных сумм переводить не смогу, писать об этом ни в коем случае не желаю, прошу Вас по известным Вам причинам об этом не...**

Я. ФЮРСТЕНБЕРГ - М. КОЗЛОВСКОМУ

Копенгаген, б сентября 1916 г.

Не понимаю, почему Вы со дня на день откладываете приезд. Неотложных дел накопляется все больше и больше, и без Вашего совета мы не можем заключить многих контрактов, отчего у нас не только неприятности, но и большие потери. Поэтому просим Вас окончательно написать нам, можете ли Вы приехать и когда, в противном случае мы вынуждены будем обратиться к другому присяжному поверенному.

Я. ФЮРСТЕНБЕРГ - ЕВГЕНИИ СУМЕНСОН

Копенгаген, 9 сентября 1916 г.

Сведения Ваши относительно медикаментов прямо убийственны. Не удивляйтесь, что я Вам не указываю более низких цен. Трудно решиться продавать с убытком. Все живу надеждой, что цены поправятся. Во всяком случае, сейчас мне трудно предпринять решительный шаг.

Копенгаген, 16 сентября 1916 г.

Надеюсь, что Вы, согласно моей просьбе в телеграмме 53, следующие рубли будете вносить в Русско-Азиатский банк для Ниа банкен в Стокгольме на мое имя. Понятно, высылая деньги, Вы за каждым разом немедленно должны высылать мне банковскую квитанцию о взносе денег. Повторяю мою просьбу, согласно письму моему от 25/8, о высылке мне, кроме того, счетов продажи, также копий счетов клиентов. Везде должны быть указаны числа, особенно это касается груза термометров, так как финансово, как я Вам писал, в этом заинтересована еще одна фирма⁸, которой я должен все это представить.

Копенгаген, 3 ноября 1916 г.

У меня столько хлопот и огорчений по поводу недостатка в деньгах, что трудно заняться другими делами. Я потому оставляю дело с сардинами и какао. На покупку этих предметов нужны громадные деньги, имеются невероятные затруднения с разрешением на вывоз, а заработок при этом весьма незначителен.

Копенгаген, 8 ноября 1916 г.

Повторяю опять, что по многим весьма важным соображениям скорейшая ликвидация грузов крайне необходима, а так как самый большой капитал ангажирован в оригинале, то последний больше всего меня смущает. За 4—5 месяцев продана чуть ли не 1/40 часть груза. А потому Вы должны принять самые энергичные меры, чтобы в ближайшие 4—6 недель продать по крайней мере половину имеющегося у Вас груза. Ввиду ангажированного в Ваших грузах громадного капитала, я абсолютно не могу совершать новых сделок, покуда старые грузы не будут ликвидированы: оттого я Вам и телеграфировал, что кофе и сардины вынужден пока оставить. Не помню, писал ли я Вам в свое время о том, чтобы Вы всякий раз на просьбу моего юрисконсульта выдавали ему на мой счет требуемую им сумму денег.

Е. СУМЕНСОН - Я. ФЮРСТЕНБЕРГУ

Петроград, 26 ноября (9 декабря) 1916 г.

Я писала Вам третьего дня и получила Ваши почтенные от 23 и 25 октября, из которых меня прямо поразило: наличность находящегося у меня на складе аспирина и неосальварсана является источником моих волнений и беспокойств, так как я не знаю, как сбыть этот огромный запас, и вдруг узнаю, что Вы опять присылаете чуть ли не такую же огромную партию При нынешнем положении дел я не обещаю Вам ничего хорошего и ни в коем случае не могу определить, когда я сумею продать этот склад. Что же касается термометров, Вы до того противоречите себе самому, что я не могу воздержаться, чтобы не упрекнуть Вас в этом. Вы пишете в Вашем письме от 23, что для Вас важно, чтобы эта партия была скорее продана, так как Вы обещаете до 1 ноября (этот срок уже истек) представить отчет о продаже и уплатить деньги. Между тем на мои «мольбы» понизить цену Вы отвечали отрицательно и совершенно приостановили продажу. Теперь дело находится тоже в стадии выжидающей, так как я сделала, согласно Вашим указаниям, предложения в провинцию и жду ответа, не суля из этого никаких выгод.

Я. ФЮРСТЕНБЕРГ - ЕВГЕНИИ СУМЕНСОН

[Копенгаген], 14 декабря 1916 г.

Мы ни в коем случае не можем давать в кредит. Высылая груз, мы каждый раз немедленно телеграфируем Вам об этом. К сожалению, в последнее время по известным соображениям не всегда можно указать телеграфно содержимое груза. Будем весьма рады, если Ваши хлопоты относительно продажи крупной партии оригинале увенчаются успехом. У Вас надежды мало, у нас много. Ведь имеются и у Вас больные люди.

Я. ФЮРСТЕНБЕРГ - М. КОЗЛОВСКОМУ

Копенгаген, 8 января 1917 г.

Первый. Проверил точность счета. Внесите Альперовичу деньги. Пошлите Уншлихту⁹ еще сто рублей. Телеграфируйте, получил ли Тендлер сукна, почему [не] вносит 16 ООО. [Подтвердите] свои телеграммы. Подтверждайте немедленно. Стокгольм.

Е. СУМЕНСОН - Я. ФЮРСТЕНБЕРГУ

Петроград, 13/26 февраля 1917 г.

О том, что Вы не считаетесь со словами, я знаю и помню еще с прошлого года, не будем говорить о взаимных разочарованиях, пришлось бы тогда кое-что и мне заметить. Инцидент, который вызвал с Вашей стороны такую бурю негодования, я считаю исчерпанным, ссылаясь на мою телеграмму № 75.

Я. ФЮРСТЕНБЕРГ - М. КОЗЛОВСКОМУ

Стокгольм, 16 января 1917 г.

Давно без писем и телеграмм. Фирме деньги крайне нужны. Телеграфируйте [в] Стокгольм.

[Стокгольм], 2 мая 1917 г.

Дорогой Мечислав Юльевич.

Я ужасно удручен, что от Вас не получаю решительно никаких писем и телеграмм, несмотря на то, что я несколько телеграмм послал. Не получаю писем также от Евгении и Розенблита. Должен получить непременно следующее сведение: 1. Сколько оригиналя Розенблит получил, по какой цене продает, сколько уже продал, что с деньгами. 2. Сколько он продал карандашей, что с остальными, что с вырученными деньгами. 3. От Суменсон давно не получаю ни отчетов, ни телеграмм. Не знаю, сколько она продала товара, какого, сколько имеет денег, почему не присылает денег.

Деньги мне крайне нужны, я давно ни копейки не получал. Сделайте все, чтобы деньги мне послали. Почему вообще не пишете. Моя семья сегодня переехала. Будем жить около Сальтшебаден. Адрес для писем передаст Вам г-н Боровский, а телеграфный пошлю по телеграфу¹⁰.

Скажите Евгении, чтобы телеграммы высылала с уплаченным ответом каждую, на таксе же приблизительно количество слов¹¹.

Всего наилучшего, Я. Фюрстенберг.

Е. СУМЕНСОН - Я. ФЮРСТЕНБЕРГУ

Петроград, 19 мая 1917 г.

При сем прилагаю отчет о продажах и выписку счета. Только 15/28 мне удалось внести деньги в банк, до сих пор не получалось уведомление от тамошнего банка. Вина не моя, между тем и Вы, и даже Генрих Станиславович упрекали меня, что я задерживаю деньги и не перевожу расчета немедленно. Я телеграфировала Вам о взносе денег: «Номер 84. Внесла [в] Русско-Азиатский 50 000. Подтвердите. Если не понизите цену термогрофам, продажи затянутся [на] неопределенное время». Я удивляюсь, что Вы предпочитаете так долго держать товар, вместо того, чтобы понизить цену и сбыть его скорее. Так как Вы не собираетесь присылать новых грузов, то я, продав термогроссы, ликвидирую мой склад и прошу Вас указать, что сделать с огромным запасом оригиналя, который продать, как я вижу, не удастся. Очень большие деньги стоит страховка.

Петроград, 26 июня 1917 г.

Я писала Вам 2 с. м. н. ст. и сегодня телеграфировала: «Номер 92. Банк вернул взнос ста тысяч. Приехать теперь невозможно. Попросите Татьяну Яковлевну, вернувшись, помочь мне. Она там». Ввиду отказа Кредитной канцелярии, Русско-Азиатский банк вернул мне внесенные руб. 100 000 — предварительно продержав их около недели и выгадав проценты. На днях г. Кржечковский внес за Ваш счет руб. 5905.12, каковую сумму я записала в кредит Вашего счета. Приехать, как видите, не удается. Мечислав Юльевич оказался бессильным. Татьяна Яковлевна, оказывается, в Стокгольме. Вы меня очень обяжете, если попросите ее оказать мне помощь на случай, если я к ней обращусь. Я предполагаю в конце лета или начале осени пригласить Генриха Станиславовича, хотя опасаюсь, что он [проклянет] вскоре свои заграничные поездки.

Примечания:

* 22 августа (4 сентября).

** Текст обрывается.

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 14. Л. 22—26о6., 79-98о6., 104-105, 116—118о6., 133—136; Д. 16. Л. 10—39. Машинописные тексты публикуемых документов содержатся в протоколах осмотра письменного материала, взятого по обыскам в квартирах Е. М. Суменсон в Павловске и Петрограде, квартирах М.Ю. Козловского по Баскову пер., 8, Преображенской 32, в его адвокатской конторе по Сергиевской улице, 81, где Козловский снимал комнату у Н.Д. Соколова, и в протоколе осмотра 24 сентября переписок по разрешению выезда Козловского за границу в 1915-1916 гг. Даты в письмах и телеграммах Я. Фюрстенберга указываются по н. ст

¹ Это одно из писем за 1916 г., которым предшествуем заголовок к одной из статей протокола осмотра: «Письма эти, найденные среди бумаг Козловского, помещены ныне в отдельную обложку. Все эти письма торгового характера и касаются торговли медикаментами, термометрами, термогрофами и т. п. В них обыкновенно подтверждаются посланные и полученные телеграммы и далее в разъяснении их приводятся те или иные соображения» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 14. Л. 90-93о6.).

² По поводу этой фразы Суменсон при допросе по найденным телеграммам заявила 22 сентября, что раньше Фюрстенберг ничего не говорил ей о своих неприятностях и поэтому объяснить «это выражение» не может (см. док. 58). Фюрстенберг здесь, вероятно, имеет в виду инцидент с отправкой партии медикаментов из Дании одним из его экспедиторов без разрешения на вывоз, о чем узнал лишь через несколько дней. В конце 1916 г. это дело было «раскручено» датским следователем, арестовавшим Фюрстенберга. Уплатив денежный штраф, он был выпущен без всякого суда. Затем этот же инцидент был «раскручен» Алексинским и Заславским в Июльские дни 1917 г. Фюрстенберг обратился к датскому социал-демократу Сгаунингу, который в 1916 г. изучал его дело, и в ответ получил 11 июля 1917 г. письмо с подтверждением, что «копенгагенское дело» Фюрстенберга используют сейчас политически, т. к. никакого судебного преследования против него в 1916 г. не велось (Кентавр. М., 1992. Май—июнь. С. 96).

³Фирма «ФАБИАН КЛИНГСЛЯНД» основана в Варшаве в 1864 г. Позже компаньоном фирмы стал старший брат Я. Фюрстенберга Генрих, зять Фабиана Клингслянда. Фирма являлась представительницей ряда заграничных фирм, прежде всего, единственной представительницей швейцарской фирмы «Нестле» по продажам в России молочной муки, а также парижской фирмы «А. Габлен» (продажа скавулина), берлинской фирмы «Отто Ринг и К°» (продажа синтетипона), варшавской фирмы «Я.Ф. Штарк» (пуговицы). В ноябре 1915 г. фирма заключила договор с Яковом Фюрстенбергом, по его предложению, как управляющим только что созданного Парвусом торгово-экспедиционного АО в Копенгагене на продажу медикаментов в Россию. Проект договора найден среди бумаг Е. Суменсон (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 16. Л. 24о6.).

⁴Контора Фюрстенберга имела в России, кроме Суменсон, других контрагентов по продаже сукна, сардин, чулок, карандашей, переписывалась с ними и с экспедиторами.

⁵Тексты писем за 10 и 16 июня 1916 г. относятся к ст. 27 протокола осмотра, имеющей заголовок: «Подлинные письма Якова Фюрстенберга и ответные письма (в копиях) Е. Суменсон написаны на печатных бланках с названием фирмы "Handels-og Export=Kompagniet Aktieselskab" и с указанием адреса Kobenhavn Ostergade, 58 (в письмах 1917 г. название улицы Ostergade, 58 зачеркнуто, и вместо него приписано Norewolg 15), телеграфный адрес Kopenester. В переписке Суменсон и Фюрстенберга обсуждаются условия продажи и высылки денег за проданные товары и отчетность» (Ф. 1826. On. 1. Д. 16. Л. 22о6. - 23, 34-39).

⁶Письмо Я. Фюрстенберга от 17 июня 1916 г. при обысках Суменсон и Козловского не обнаружено.

⁷При допросе 4 сентября Суменсон показала, что ей неизвестно, какой именно капитал Фюрстенберг ангажировал и у кого именно (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 16. Л. 211—212). Речь идет здесь о деньгах Парвуса, от которого Фюрстенберг находился в финансовой зависимости, что подтверждается его перепиской с Суменсон и Козловским. Об этом он заявлял комиссии ЦК РСДРП(б) по его «делу» 21.11.1917 г.: «Фирму главным образом финансировал Парвус... в фирме, в которой я работал, финансово был заинтересован Парвус» (Кентавр. Май—июнь. С. 93—96).

⁸При допросе 4 сентября Суменсон заявила, что не знает, «о какой именно фирме в данном случае идет речь». Речь идет о фирме Парвуса. Фюрстенберг как ее управляющий получал жалованье в 400 крон в месяц и тантьему — вознаграждение за счет процентов от прибыли (Кентавр. Май—июнь. С. 93—96). Парвус, вероятно, помимо этой фирмы (или ее «филиала» в Дании), вел торговые операции с другими товарами (и, возможно, вместе с «коммерческим директором» своих «предприятий» Георгом Скларцем). Утверждения 3. Земана, что Фюрстенберг, Красин, Боровский и Радек имели отношение к торговле Парвуса углем, оружием, металлом (Профиль. М., 2005. № 9. С. 112), никаких документальных доказательств до сих пор не имеют, и вряд ли они существуют. У Фюрстенберга было лишь оставшееся нереализованным намерение продавать в Россию вальцовую и кованую сталь (из письма от 13 марта 1916 г., изъятого при обыске Суменсон: ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 16. Л. 22о6.).

⁹И.С. Уншлихт был знаком с Я. Фюрстенбергом с 1901 г., принадлежал к одной партии — СДКПиЛ, с 1913 по 1916 г. содержался в тюрьме, был сослан в Сибирь, до амнистии проживал на поселении в Иркутской губернии вместе с другими политическими ссыльными. В конце 1916 г. получил в ссылке переводом из Петрограда 100 руб., позже от Козловского дважды по 100 руб., распределил их между всеми политическими ссыльными. После освобождения, познакомившись с Козловским, выяснил, что тот деньги посылал по поручению Я. Фюрстенберга, а Я. Фюрстенберг в конце мая 1917 г. пояснил, что деньги высылал не свои, а по поручению стокгольмской организации социал-демократов Польши и Литвы (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 13. Л. 16, 46, 54; Д. 14. Л. 87о6., 96о6., 101-102). В ноябре 1917 г. участвовал в комиссии по расследованию «дела Ганецкого».

¹⁰В опубликованных Алексинским телеграммах они под № 1, 3—5 (см. док. 18).

¹¹В ст. 48 к протоколу осмотра письменного материала Суменсон говорится, что среди ее бумаг оказалось большое количество телеграмм от Фюрстенберга за 1916 и 1917 гг. Они «касаются исключительно торговли медикаментами, высылки денег в Копенгаген за проданные товары, и ни в одной из них нет прямых указаний на организацию в России шпионажа, измены и смуты (курсив мой. — С. 77.). Ввиду большого количества телеграмм за 1916 г. и однохарактерности их (всего 111 телеграмм), подробное содержание этих телеграмм не приводится в настоящем протоколе». Тексты всех 27 телеграмм за 1917 г. содержатся в сг. 48, в том числе, часть тех, которые опубликованы Алексинским (Ф. 1826. On. 1. Д. 16. Л. 30—32об.). Заметим, что в ст. 49 этого же протокола об осмотре через переводчицу писем Суменсон на польском языке (48 писем за 1916—1917 гг.) дана такая их характеристика: «Они частого характера, некоторые же касаются вопросов о торговле. Указаний же на организацию в России шпионства или смуты ни в одном из писем не оказалось» (курсив мой. — С. 77.). (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 16. Л. 139.)

 

32

Письмо Я.С. Фюрстенберга К.А. Кржечковскому, управляющему торговым домом «Кн. Юрий Гагарин и К°» в Одессе.

Петербург, 8/21 июня 1917 г.

Милостивый государь.

Я должен возвращаться и выезжаю завтра. Телеграмма Ваша пришла сегодня.

Покорнейше просил бы Вас об уведомлении меня, в каком положении находится наш транспорт. Как я уже подтвердил из заграницы, я получил последние 15 тысяч. После окончания счета осталась еще довольно большая сумма. Так как последние события серьезно повлияли на наше финансовое положение, то очень был бы рад, если бы Вы могли окончить наш счет. Рассчитываю на Ваш письменный ответ о судьбе счетов и о скорейшей присылке денег. Если, согласно временному распоряжению, нельзя выслать деньги за границу¹, прошу Вас послать причитающуюся сумму в Азовско-Донской банк в Петрограде на текущий счет Евгении Суменсон, уведомив ее, что деньги посланы для меня.

Мой адрес для писем: Negelinge/Stocholm,

для телеграмм: Saltsjobaden.

В ожидании благоприятных известий, остаюсь

Я. Фюрстенберг (подпись).

Евгения Маврикиевна Суменсон: Надеждинская, 36.

Примечания:

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 20. Л. 294. Машинопись. Перевод с польского языка, сделанный в КРО и переданный следователю Александрову 3 октября 1917 г. Подлинник письма на польском языке — в этом же деле на л. 292-293.

¹ Речь идет о распоряжении Временного правительства от 16 июня о запрещении отправки денег на счета иностранных корреспондентов. В связи с этим Кржечковский, в ответ на письмо Фюрстенберга, направил ему телеграмму 6 июля с извещением, что внес Суменсон 5905 руб. Черновик телеграммы изъят одесской контрразведкой (опубликована Алексинским под № 56), как и дубликат квитанции Азовско-Донского коммерческого банка о получении от Кржечковского на текущий счет Е. Суменсон 5905 руб. 12 коп. (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 20. Л. 299о6. - 300). Эта сумма в качестве взноса зафиксирована в счете Я. Фюрстенберга (см. док. 49). Среди опубликованных Алексинским телеграмм есть и телеграмма Я. Фюрстенберга Гагарину от 7 мая (No 7).

 

3.3. «При чем тут Ленин... – совершенно непостижимо уму!?!... Тенденциозность "дела", предвзятость его... очевидна»

(«дело»М.Ю. Козловского)

33

Письмо М.Ю. Козловского Н.С. Чхеидзе

ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ЦЕНТРАЛЬНОГО ИСПОЛНИТЕЛЬНОГО КОМИТЕТА СОВЕТА РАБОЧИХ И СОЛДАТСКИХ ДЕПУТАТОВ

Уважаемый товарищ.

В газете «Живое слово»¹ от 5-го июля 1917 года в сообщении под заголовком «Ленин, Ганецкий и К-о — шпионы»² сказано: что «доверенными лицами Германского Генерального Штаба» в Петрограде являются «большевики Присяжный поверенный Мечислав Юльевич Козловский» и другие и что Козловский является главным получателем немецких денег, переводимых из Берлина через «Дисконто-Гезельшафт» на Стокгольм «Ниа Банк», а отсюда на Сибирский Банк в Петрограде, где в настоящее время на его текущем счету имеется свыше 2 000 000 руб. Военной цензурой установлен непрерывный обмен телеграммами политического и денежного характера между германскими агентами и большевистскими лидерами»³.

Не входя в политическую оценку этой гнусной клеветы, считаю необходимым как Член Цек. Совета Р. и С. Депутатов сделать нижеследующее заявление:

1. Никаких сношений с кем-либо из агентов Германского Генерального Штаба у меня не было.

2. На текущем счету в Сибирском или каком-либо другом банке 2-х миллионов руб. я никогда не имел. Вся сумма, имеющаяся у меня на текущем счету денег, не превышает нескольких тысяч рублей⁴.

3. Получателем немецких денег из Берлина на Стокгольм «или другим каким-либо путем» я никогда не состоял.

4. Никаких телеграмм «политического или денежного характера» германским агентам я не высылал и от них не получал.

Обращаясь в Ц. К. Советов Р. и С. Депутатов в Вашем, Товарищ- Председатель, лице с настоящим заявлением, я вместе с тем выражаю полную готовность во всякое время дать Центральному Комитету С. Р. и С. Депутатов соответствующие и исчерпывающие объяснения в случае надобности в том.

5-го Июля 1917 г.⁵

М.Ю. Козловский.

С подлинным верно*

Судебный следователь по особо важным делам округа Виленского окружного суда П. Бокитько.

Примечания:

* Машинописная копия письма Козловского находится в качестве Приложения№ 1 к Протоколу осмотра в августе1917 г. письменных документов, взятых при его обыске.

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 14. Л. 99. Машинописная заверенная копия. Это письмо было оглашено 6 июля в ЦК Советов явившимся туда Козловским; в этот же день оно было опубликовано в «Листке "Правды"» и перепечатано 8/21 июля в польской газете «Трибуна», выходившей в Петрограде (Кентавр. Январь-февраль. С. 73).

¹«ЖИВОЕ СЛОВО» — бульварная газета, издавалась в Петрограде с 1916 г. сначала под названием «Новая маленькая газета», затем с 8 мар та 1917 г. «Живое Слово», с августа «Слово» и «Новое Слово». Закрыта ВРК в октябре 1917 г.

²Письмо вышло за подписью Г.А. Алексинского и B.C. Панкратова. После появления письма в «Живом Слове» на следующий день его перепечатала газ. «Русское Слово» с разъяснением, что оно было передано редакции 5 июля, «но мы не опубликовали его, вследствие просьбы о том Временного правительства. Так как документ все же попал в печать и в Петрограде, и в Москве и получил уже огласку, то мы не видим оснований скрывать его от наших читателей».

³ «Дело» Козловского стало раскручиваться с мая1917 г., вероятно, в результате доноса дворника по Преображенской ул., д. 32, где на квартире Козловского остановился Яков Фюрстенберг после приезда в Россию в середине мая 1917 г.: «По сообщению домовой администрации, Козловский скрывает у себя какого-то человека, приехавшего из Германии и живущего без прописки; человек этот показывается только по ночам, и, из-за желания дворника прописать его, Козловский сделал дворнику скандал, обзывая его черносотенцем» (ГА РФ. Ф.1826. On. 1. Д. 13. Л. 1).30 мая помощник начальника КРО при штабе ПВО, он же товарищ прокурора Гредингер, направляет в ГУГШ просьбу экстренно сообщить все имеющиеся сведения на Козловского. В этот же день Борис Никитин экстренно запрашивает некое дело№ 531 за1916 г. в штабе42-ш армейского корпуса (27 июня следует ответ: «При тщательном просмотре пересланного из Выборга делаNo531—1916 г. в нем даже не упоминается фамилия Козловского»). Но Никитину наконец повезло: 2 июня, по запросу, из ЦБ ГУГШ приходит дело№ 271—1915 г. о Бурштейне, содержащее письма-доносы этого господина на Козловского, написанные на плохом русском языке в1915 г. В этот же день устанавливается двухнедельное наружное наблюдение за Козловским (кличка «Дипломат»).19 июня, на основании наблюдений и доносов Бурштейна1915 года, составляется справка на Козловского, где, в частности, сообщается, что «6 июня Козловский получил по чеку из Азовско-Донского банка большую сумму денег и тотчас же отнес их в Сибирский банк, где открыл текущий счет, внеся 9500 руб.» (ГА РФ. Ф.1826. On. 1. Д. 13. Л. 1-12, 16-28о6.). Из воспоминаний Б. Никитина: «С первых же шагов нашими агентами было выяснено, что Козловский по утрам обходил разные банки и в иных получал деньги, а в других открывал новые текущие счета. По мнению наших финансовых экспертов, он просто заметал следы» (Никитин Борис. Роковые годы... С.92). Керенский в своих воспоминаниях почти дословно воспроизводит текст из газ. «Живое Слово», цитируемый Козловским, но ссылается при этом на газ. «Русское Слово» от 6/19 июля 1917 г. (Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте. Мемуары. М.,1996. С.295).

⁴Всего в Сибирском и Азовско-Донском банках у Козловского к моменту ареста было 9400 + 2800 =12 200 руб. (см. док. 49, 55 и факсимиле документа на с. 124). Заметим лишь, что Новый банк корреспондентом Сибирского торгового банка не состоял, о чем заявил и старший доверенный Сибирского банка А.А. Лемкуль на допросе 9 сентября (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 15. Л. 96; см. также док. 50, 51).

⁵Именно в этот день, 5 июля, Гредингер направил постановление: «Приняв во внимание о поступивших сведениях о получении Козловским из Германии денег, о близких отношениях с Гельфандом, Фюрстенбергом, арестованной Суменсон, постановляю: доложить главнокомандующему Петроградским военным округом о необходимости произвести обыск и немедленном заарестовывании его». 6 июля Балабин и Никитин приказывают произвести обыск и арест Козловского (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 13. Л. 43, 44). Он был задержан 6 июля в квартире по Баскову пер., 22 (квартира первой жены Козловского Марии Эдуардовны), вместе с временно проживавшими там польскими социал-демократами И. С. Уншлихтом, М.Г. Варшавским, Ю.М. Лещинским, Г.И. Рубинштейном, К.Г. Цихов- ским, А.И. Гловацким и пришедшим «выразить соболезнование» Козловскому И.М. Антокольским (Шлемов), узнавшим из газ. «День» о ложном обвинении его в военном шпионаже. Все, кроме Антокольского, были взяты под стражу, допрошены и после осмотра найденных при них документов 12 июля освобождены, кроме Уншлихта и Козловского.

Любопытно, что еще до переезда на квартиру Козловского Лещинский, Гловацкий, У ншлихт и несколько других лиц (вероятно, бывшие ссыльные) проживали без прописки по Владимирскому проспекту, 10, где в ночь на 11 июня, по приказу Балабина и Никитина, был произведен обыск в двух комнатах, сдававшихся квартирной хозяйкой исполнительному комитету эвакуированных железнодорожников, «к числу коих относятся Уншлихт, Лещинский и Левандовский». Во время обыска ничего не было обнаружено. «Через день после обыска Козловский явился в контрразведывательное отделение требовать объяснения о причинах обыска, причем, указав на свое положение члена ИК Р и СД, в разговоре с помощником начальника отделения не счел нужным снять шляпу и назвал действия военных властей "возвращением к царизму"» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 13. Л. 17).

 

34

Протокол допроса М.Ю. Козловского в пересыльной тюрьме судебным следователем по особо важным делам П. Бокитько*

24 июля 1917 г.

В предъявленном мне обвинении виновным я себя не признаю и по существу вопросов, предложенных мне, отвечаю следующее. В т. н. «вооруженном восстании» 3—5 июля, ни в подготовке его, ни интеллектуально, ни физически, я не участвовал. Я состою членом польской соц.-дем. партии (С.-Д. Царства Польского и Литвы) со дня ее образования, приблизительно с 1896 года. Наша партия на автономных началах входит в Рос. С.Д.Р. Партию. Ни в каких организациях Рос. Соц. Дем. Раб. Партии я не участвовал, не работал, не был прикосновенен. От имени Рос. СДР Партии я лишь был членом Совещания по подготовке закона о выборах в Учредит. Собрание. По списку Р.С.Д.Р.П. я был избран в гласные Городской Думы и в гласные Выборгской Рабочей Думы, а в ней председателем таковой. В Исполнит. Комитете Совета Раб. и Солд. Депутатов, а затем и в Центральном Комитете Совета Раб. и Солд. Деп. я был представителем (членом) от Польской соц.-демократич. партии. Ни на собраниях партийных Р.С.Д.Р.П., ни на митингах, партией созываемых, я не произносил речей, в органах Р.СД.Р.П. я не сотрудничал, не написал ни одной статьи, не составлял и не принимал участия в составлении ни одного воззвания, обращения Р.СД.Р.П. Впрочем, я был приглашен Петербургским Ком. Р.С.Д.Р.П. на его заседание в начале мая высказать свой взгляд как юрист на судебное дело о выселении революционных организаций из Дворца Кшесинской и дал свое заключение о том, что следует принять участие в этом гражд. деле и подчиниться решению Судьи, не принося даже жалоб на это решение, и выступил по доверенности Ц. Комитета Р.С.Д.Р.П. как адвокат в этом деле¹. Кроме того, я уверен, что РС.Д.Р.П. и не могла призывать к вооруженному восстанию, ибо нелепо восставать против Советов и вместе с тем требовать передачи власти тем же Советам. Думаю, что могла быть речь о демонстрации, но, насколько я знаком с литературой Р.С.Д.Р.П., я нигде не читал в органах партии о призыве даже к вооруженной демонстрации. Насколько мне известно по Исп. Комитету Сов. Раб. и Солд. Деп., в партии члены ее ЦК были сами озабочены происходившими беспорядками, и они решили, уже после того как движение вылилось на улицу, сообщить ему форму демонстрации². Но мне неизвестно, чтобы кто-нибудь из ответственных членов Ц.К. Партии звал на восстание. Лично я об этих беспорядках узнал в Исп. Комитете вечером или ночью. Лично я отсутствовал из Петербурга с 24 июня по 2 июля, уезжая на это время по телеграфному вызову на консультацию — графа Феликса Игнатьевича Броэль-Пляттера, в имение его «Бельмонт» Новоалександровского уезда Ковенской губ. Приехал я в Петербург в воскресенье 2 июля и в тот же день уехал к детям на дачу в Финляндию в Келломяки (Церковная ул., д. [Хоннекен]). На следующий день я вернулся в Петербург с своим сыном Чеславом 13 лет (кстати, лучшее доказательство, что, знай я о «восстании» или только о вооруженной демонстрации 3 июля, я бы не взял с собой в Петроград сына). Вечером 3 июля я был в Таврич. Дворце на заседании Ц.К. Сов. Р. и СД до глубокой ночи, а затем с полудня 4-го июля там же до утра 5-го июля³. Прочитав клеветническое сообщение в «Живом Слове» (я поздно встал в этот день, около 2-х час. дня), я немедленно составил и отнес в Центр. Комитет С.Р. и СД мое заявление об этой гнусной заметке Алексинского и Панкратова, просил его огласить, что и было сделано. Идейно наша партия (Польская СД) не разделяет тактики Р.С.Д.Р.П. и расходится с ней принципиально по некоторым вопросам (национальному). Нанта партия (и я в ней), конечно, осуждаем и осудили б, если бы знали что-нибудь о вооруженной даже демонстрации, не то что о восстании. Мы и не звали никого к братанию, ибо не видели и не видим в братании средства, способа окончить войну. На войну мы смотрим как на конфликт двух крупных соединений — хозяйственных организмов, империалистически настроенных, с одной стороны, Германии и Австрии, с другой — Англии, Франции. В согласии с нашей партией, я полагаю, что оба столкнувшихся крупных хозяйственных организмов переживали последние десятилетия фазу того экономического развития, той стадии капитализма, которая называется в экономической науке «финансовым капиталом», и мы думаем, что война, вызвавшая землетрясение, так сказать, всего мира, всей экономической жизни Европы, может быть закончена только всеобщим европейским миром, заключенным демократией всех стран, а не их правительствами, ибо правительства всех капиталистических стран, в силу законов экономической эволюции капитализма, не могут отказаться от империалистических тенденций, присущих переживаемой крупными странами эпохи развития финансового капитала с его монополистическими целями и стремлениями к рынкам. В частности, мы противники всяких империалистических тенденций, откуда бы они ни исходили. Наша партия в оккупированной Польше с самого начала войны не примкнула, как буржуазные партии, к какой-нибудь ориентации, а вела и ведет ожесточенную борьбу со всяким империализмом, стоя на международной пролетарской позиции. С начала оккупации немцами Варшавы наша партия объявила беспощадную войну немецкой оккупации, издала целый ряд воззваний в этом духе и энергично борется против господства Безелера в Польше. Наши товарищи при С.Д.К.П. и Л. вели и ведут ожесточенную кампанию против немецкого милитаризма, против набора в Польше, против «дара Данайцев»—т. н. Государственного Совета в Варшаве, долженствующего, по [мысли] оккупации, изображать «независимую Польшу». Наши товарищи из Польской СД (почти все члены нашего Ц.К. в Варшаве) за пропаганду и агитацию против германской оккупации, против набора и т. д. арестованы и вывезены из Варшавы и томятся посейчас в концентрационных лагерях Германии. Их орган «Наша Трибуна» разделяет ту же позицию в этом вопросе, что и «Наша Трибуна» в Варшаве. Каким чудовищным должно представляться подозрение одно — кого-либо из нашей партии в каких-то грязных сношениях с немецким Штабом — я с негодованием его отвергаю.

Из названных мне следователем лиц я знаю: Ульянова (Ленина), Зиновьева, Троцкого, Луначарского, Коллонтай, Суменсон, Гельфанда (Парвуса), Фюрстенберга (Ганецкого), Рошаля — лично; лично не знаю Ильина (Раскольникова), Семашко, Сахарова. С Лениным я познакомился в 1907 году в Финляндии при следующих условиях: Главное Управление (Центральный Комитет) — Соц. Дем. Цар. Польского и Литвы в 1907 году делегировало меня в качестве своего представителя в партийном суде над Лениным, который был созван партией СД по поводу напечатания Лениным в 1906 году (кажется) — брошюры «Лицемерие 21 меньшевика»⁴, в которой часть партии усмотрела оскорбление для себя. Суд проходил в Териоках, участвовали в нем Дан (Гурвич), Мартов (Цендербаум) и др. Затем я видел Ленина в том же 1907 году в мае (или апреле) на Лондонском съезде РСДРП. С тех пор я Ленина не видел вплоть до приезда его после революции в этом году в Петроград. Я не был ближе с ним знаком и не переписывался с ним за эти 10 лет. Здесь в этом году я его встречал в Таврич. Дворце во время его выступлений на Съезде Советов Р. и С. Деп., видел его в «Правде», на Фонтанке, видел на конференции всероссийской соц.-демократии, кажется, в мае в Женском Медицинском институте. Зиновьева я впервые узнал в заседании Исп. Комитета Р.С.Д.Р.П. и там встречался на заседаниях; видел его и на Съезде Советов, и на конференции СД. Троцкого я, кажется, где-то видал за границей, не то в Париже, не то в Швейцарии, но не был с ним знаком лично (могло это быть в 1906—1907 гг. во время моей высылки за границу по постановлению Деп. Полиции в 1906 г. из Вильно). Познакомился я с ним, Троцким, в этом году в Исполнит. Комитете Сов. Р и СД впервые. Встречал его в этом Комитете, на Съезде Советов и в Совете Раб. и Солд. Деп. Луначарского я узнал в этом же году в Таврич. Дворце, видал в Совете, в Городской Думе, в Центр. Комитете Советов Р. и СД. С Коллонтай я впервые встретился в Таврич. Дворце в этом году, кто-то нас познакомил, она входила тоже в Исп. Ком. CP и СД от рабочих по выборам или же от Ц.К. РСДРП, не знаю наверное. Поскольку в телеграмме упоминается Коллонтай в связи с 200 кр., то был такой случай. Коллонтай в Исп. Комитете Сов. Р и СД как-то раз сообщила мне, что у нее затруднение с пересылкой 200 р. в Христианию, что ей в банках сказали, что переводы принимают только от тех, кто имеет в банке текущий счет, а у нее его нет; тогда я сказал ей, что у меня есть таковой, предложив ей свои услуги, она мне дала адрес в Христиании, кажется, насколько вспоминаю, Шадурской, и просила сделать одолжение. Денег, однако, я через банк не послал, так как к тому времени возвращался за границу Фюрстенберг, которому я и вручил 200 руб. с адресом в Христиании г-жи Шадурской для пересылки по назначению⁵. С Коллонтай так же, как и все, встречался в Исп. Комитете Сов. Р и СД. и не помню, видел ли ее на Съезде, кажется, ее там не было. Фюрстенберга (Ганецкого) я знаю много лет, во всяком случае, знал его еще в 1904—1905 гг. как товарища по партии (СД. ЦП и Л), наезжал он в Вильно, где я жил до 1905 г. включительно до моего ареста и ссылки в 1906 г. и моими наездами по адвокатским и партийным делам в Варшаву. В 1904 или 1905 году, точно не помню, он пригласил меня своим защитником по политическому делу о принадлежности к соц-дем. Цар. Польск. и Литвы. Я и принял это приглашение и защищал его в Варшавской Судебной Палате под председательством Крашенинникова (сенатор). Затем в 1906 г. в июле или августе я встретился с ним на съезде Соц. Дем. Ц. Польского и Литвы в «Закопане» (в Галиции). В Петербурге встречался с ним раза два — во время его побега из ссылки — раз, и второй раз за два или за год до войны. Состоятельный ли он — я близко не знаю, не касался этого вопроса, но родители его были очень богатые люди: отец его имел большой пивоваренный завод в Варшаве «Сальватор», держал свои экипажи, кареты и проч. В 1915 году, кажется, в июне или июле, я получил от Фюрстенберга телеграмму, в которой он меня приглашал на юридическую консультацию в Копенгаген, обещая вернуть издержки и, кажется, даже вознаграждение в неопределенном виде. Телеграмму эту, кажется мне, я должен был представить Градоначальству для получения заграничного паспорта⁶. Она должна там быть. Фюрстенберг сообщил мне, что намерен заняться коммерческими делами, хочет создать акционерную компанию для торговли с Россией, спрашивал меня, какие товары можно ввозить в Россию, существуют и какие ограничения ввоза и просил помочь ему составить устав, вернее, проект устава: я набросал ему таковой в общих чертах, но посоветовал обратиться все-таки к местному адвокату, ибо формальности в Дании, вероятно, не те, что у нас в России. Заехал я в ту же гостиницу, где жил Фюрстенберг, и прожил там пару дней. Между прочим, по пути через Финляндию в Стокгольм я познакомился со случайным соседом по купе — с неким Рабиновичем, ехавшим из Петрограда в Норвегию; когда он узнал от меня, что я присяжный поверенный, он предложил мне дело: найти финансистов, которые пожелали бы приобрести для общества «Помор» пароходы, чтобы установить рейсы из России в Америку или согласились бы приобрести концессию «Помор», передал мне экземпляр Собр. Узакон. и Распоряж. Правительства, в коем был напечатан устав «Помора», и сообщил, что он тоже по этому делу едет и сам и имеет доверенность на ведение переговоров от г. П.А. Лыкошина и показал мне ее. Будучи у Фюрстенберга, я и рассказал ему об этой встрече и об этом предложении, причем мы с Рабиновичем условились, что если найдется кто-либо желающий, то я сообщу ему в Берген. Фюрстенберг предположительно предложил мне вызвать Рабиновича. Я написал в Берген письмо, в котором сообщил, что, если он никого не имеет в виду, пусть приедет изложить подробности дела, причем никаких обязательств, конечно, в смысле возврата расходов я Рабиновичу не давал и, помню, оговорил это в письме. Я получил от Рабиновича в ответ телеграмму, что он приедет, и остался подождать его. До его приезда я поселился недалеко от Копенгагена — в Скодсборге в Отеле, не помню, как он называется. Фюрстенберг мне сообщил, что он знаком с финансистом Д-ром Гельфандом, с которым он переговорил, и тот принципиально согласился составить концерн для этого предприятия. Скоро, через пару дней, приехал Рабинович с каким-то субъектом, которого он назвал своим агентом, сведущим в пароходном деле, который якобы не одно организовал такое дело и который поможет разобраться в вопросе. Назвал он его Бурштейном. Так как я жил в Скодсборге, то и они решили поселиться там же, в той же гостинице. С этими комиссионерами раза 2—3 мы были у Гельфанда. Он жил на даче в Клямпенборе, недалеко от Копенгагена. До этой поездки я не знал Гельфанда. Когда комиссионеры изложили свое предложение, представили свои выкладки, Гельфанд выразил свое принципиальное согласие составить концерн из финансистов для финансирования предприятия, и так как я должен был возвращаться к своим делам в Петербург, то мне и поручено было проверить на месте действительность концессии (кажется, она была утверждена в 1912 г.), выяснить с фактическим ее владельцем, Лыкошиным, условия функционирования предприятия и проч. Прожив около 2—2¹/,2 недель в Дании, я вернулся, кажется, к концу августа 1915 г. в Петроград. Расходы по этой поездке уплатил мне Фюрстенберг. Никаких конкретных условий не было выяснено относительно «Помора», но комиссионеры, Рабинович и Бурштейн, сулили мне место директора, тантьему и пр.⁷. Я предполагал, что в течение двух-трех недель смогу вернуться с материалами и сведениями по делу, и они, комиссионеры, остались ждать моего возвращения, хотя я, конечно, не давал никаких обязательств. В Петрограде я неоднократно бывал у П.А. Лыкошина на Шпалерной и выяснял вопрос. Было открытым вопросом, создать ли пассажирское сообщение из Архангельска или Владивостока в Америку или и пассажирское, и товарное. Между прочим, по делу этому в Петрограде я советовался с коллегой Александром Яковлевичем Гальперном⁸ (Захаровская, кажется, ул.), он сейчас член юридич. Совещания при Bp. Правительстве. Меня бомбардировали телеграммами из Копенгагена или Стокгольма, не помню, эти господа комиссионеры. Но дела мои здесь не давали возможности выехать ранее чем по истечении2¹/2— 3 месяцев. Когда наконец я выехал за границу, я считал дело приемлемым и в этом смысле телеграфировал отсюда Фюрстенбергу⁹. Когда я приехал в Копенгаген, я узнал из «Призыва», который издавал в Париже г. Алексинский, из его же сообщения там и, кажется, из «Вечерней Биржевки» о том, что ведется против Гельфанда (он же Парвус, о чем я не знал в начале первого своего посещения Копенгагена) политическая кампания г. Алексинским, социал-шовинистом, бывшим соц.-демократом большевиком, ныне ренегатом и беспартийным социалистом. В статье Алексинского сообщалось, что Гельфанд — агент немецкого правительства, что он открыл подозрительное «Общество исследования социальных последствий войны», куда пригласил из Швейцарии работать эмигрантов соц. дем. и соц. рев, которые проехали через Германию благодаря связям Гельфанда, и т.п. Хотя этим сообщениям г. Алексинского никто не верил из товарищей, которых я знал, хотя всех направлений социалисты русские эмигранты продолжали работать в этом Обществе и все считали выпады Алексинского клеветой против Гельфанда, тем не менее, не желая давать повода к сплетням, пересудам, я решил отказаться от участия в этом деле, о чем и заявил Фюрстенбергу. Кстати, Фюрстенберг мне сообщил, что за время моего отсутствия эти факторы заняли у него по частям тысячу крон, обещали вернуть из первой получки, которую ждали от Лыкошина, показывали телеграмму, что им высланы деньги, но денег не возвращали, и когда тот стал требовать, то Бурштейн заявил, что вот устроится дело, они получат куртаж и из него вернут. Я заявил им, что они прежде всего должны рассчитаться с Фюрстенбергом, что они меня компрометируют, что Фюрстенберг давал им деньги как моим знакомым и что до этого я не буду с ними начинать даже разговора о деле. В конце концов, спустя много времени под угрозой ареста как чужестранца Рабинович уплатил по векселю или по исполнит, листу. Когда наконец я им сообщил, что дело это весьма проблематично, что нет надежды на то, чтобы были пассажиры-эмигранты в Америку, ибо ведь эмигрируют крестьяне и рабочие, главным образом, в возрасте военном, и во время войны правительство не разрешит им отъезда, и Гельфанд сказал, что он и его финансисты решили не делать до окончания войны этого [дела], факторы эти пришли в ярость. Они никак не могли понять, что дело невыгодное, и, казалось, они это говорили, что Гельфанд хочет их отстранить, и когда они столько времени потеряли и прожились в ожидании моего возвращения, они не могут уйти с пустыми руками: они высказывали подозрение, что Гельфанд сделает дело такое, но с другими, что, узнав, благодаря их инициативе, тонкость, так сказать, пароходного дела, он, минуя их, минуя «Помор», получит другую концессию такого же рода, и требовали вознаграждения. Из, кажется, Гельфанда предварительного условия (составленного в 1[-й] раз, где было сказано, что он принципиально готов сделать дело с «Помором», если я на месте выясню в положительном смысле условия организации и функционирования подобных предприятий, действительность устава и проч.)¹⁰ выдал комиссионную расписку о вознаграждении, которое он уплатит им, Рабиновичу и Бурштейну, если вообще приобретет устав «Помора» или другое однородное предприятие в России. Они заявили, однако, требование уплаты им десятков тысяч, затем согласились взять расходы за прожитое время и, считая меня главным виновником их неудачи, считая, что я неправильно осветил Гельфанду дело, стали требовать от меня возмещения убытков, и когда я наотрез отказался, заявив им, что я перед ними ни к чему не обязывался, не уверял их, что дело сделается, они стали мне угрожать, главным образом, ввязался Бурштейн, который говорил, что он без денег остался, что жил на счет Рабиновича, что ему не на что выехать. На мой мотивированный отказ он заявил, что он подымет бурю в печати, что его надул я, что обратится в суде с иском об убытках, что устроит мне скандал, что у него или у Рабиновича большие связи с Департаментом Полиции, что Рабинович хорошо и близко знаком с Белецким (тов. Министра Внутр. Дел или директором Департамента полиции), с которым познакомился близко, когда Белецкий был, кажется, Ковенским Губернатором, что Рабинович может мне «устроить подлость» — зачем Вам это? Не лучше ли заплатить и мирно разойтись» и т. п. Лыкошину я, кажется, уже из Стокгольма ответил письмом (заказным), что дело расстроилось, главным образом, из-за его комиссионеров, которые подорвали к себе доверие, занимая и не отдавая деньги, и то небольшие. Более с Лыкошиным я не видался. В промежутке между первой и второй поездкой моей в Копенгаген был у меня брат Рабиновича¹¹, которого я не знал ранее, который все справлялся у меня (на Сергиевской, 81), устроится ли дело, говорил, что он тоже заинтересован, и просил ускорить поездку, говоря, что его беспокоит брат.

Когда я собирался в Россию, я знал о доносе Бурштейна или Рабиновича. После возвращения в Россию, кажется, в конце марта, я рассказывал Николаю Дмитриевичу Соколову (Сергиевская, 81), с которым я вместе работал, об этом доносе и об этой неудачной поездке.

Суменсон я до того не знал, она служила в конторе Фюрстенберга (брата) и его тестя в Варшаве, кажется, под фирмой «Кингслянд», управляла, кажется, конторой, и когда Варшава эвакуировалась, то «Кингслянд», имевшая монопольное право продажи во всей России швейцарской муки «Нестле», приехала в Петроград продолжать дело. Ей же Фюрстенберг поручил продажу химических продуктов и медикаментов в России, которые он пересылал из Дании и Швеции. В мае, кажется, 1916 года я получил от Фюрстенберга (Ганецкого) телеграмму, в которой он мне предложил быть юрисконсультом его как директора торговой и экспортной фирмы в Копенгагене по всем его делам с определенным месячным гонораром в тысячу рублей — я согласился и в течение приблизительно 10 месяцев состоял таковым. Эту телеграмму я представил Градоначальству в мою последнюю поездку в Копенгаген при получении заграничного паспорта, кажется, в сентябре 1916 года вместе с другой, в которой на этот раз меня приглашал Фюрстенберг приехать в Копенгаген по поводу договора, им предполагаемого, с Союзом Городов и Земель относительно поставок им медикаментов. Не помню точно, но эту телеграмму я получил, кажется, в июле или августе 1916 года. На этот раз я отказался от ведения переговоров с Союзом Городов и Земель, находя, что это не дело юрисконсульта, согласился составить здесь договор от его имени с Союзом, если таковой будет заключаться, и набросал ему проект такового договора, уклонился еще и потому, что у меня в Союзе не было знакомых. За первую поездку я получил расходы, за вторую около двух тысяч, за третью тоже приблизительно около двух тысяч. В третий раз я пробыл за границей около 3--4 недель, считая время поездки. Гонорар ежемесячный я получал от Суменсон, если не ошибаюсь, в три приема (чеками в 3, 3 и 4 [тыс.]), кажется, на Азов-Донской Банк. Досье мое с перепиской по делу Фюрстенберга (торг. и экспорт, компания) находится у меня в кабинете, в шкафу с другими делами в квартире Н.Д. Соколова (Сергиевская, 81), с которым я сотрудничал. Экспедитором у Фюрстенберга был Альперович, инженер, живущий на Васильевском острове, не помню линии и № дома. Я с ним говорил по телефону или сообщался письменно по почте и лично его не видел. Ему давал я поручения отправить, например, карандаши фирмы в Москву на имя Розенблита, кажется, Генриха (Петровка, 17 или 14). Розенблит перевел на мое имя в пользу Фюрстенберга, не помню точно, приблизительно тысяч 40 на мой текущий счет в Азов-Донском Банке, кажется, N" 5047, в два или три приема. Деньги эти были сняты с моего счета Фюрстенбергом в его приезд сюда в конце, кажется, мая этого года — чеком, мною ему выданным на причитающуюся сумму и, кажется, часть наличными. У Альперовича должны быть мои письма, понуждающие его к отправке Розенблиту ящиков с карандашами. У меня в досье должны быть письма Розенблита с отчетом по этому делу. Никаких денег чрез банки из-за границы или другим путем от Фюрстенберга или других лиц я не получал. С братом Фюрстенберга я познакомился в Стокгольме через Суменсон, кажется, в кафе в Гранд-Отеле. Мои средства вообще составлены из заработков адвокатских, другими делами я не занимался. В Вильне я практиковал с окончания Москов. Университета от 1899 года по 1905 год до ареста. Практика у меня была очень хорошая, так что я имел уже последние два года свой выезд и поддерживал своих младших братьев Сигизмунда и Иосифа, тогда гимназистов, ибо родители мои умерли в 1899—1900 г. и средств не оставили. В Петербурге я живу с конца 1907 года, где состоял под гласным надзором несколько лет. Приблизительно с 1908 года я сотрудничаю с Н.Д. Соколовым (ныне сенатором). Средства мои здесь были достаточные, обе мои семьи каждое лето проводили на дачах, или в Крыму, или в Финляндии, или др. местах. Я сам почти каждый год до войны ездил в курорт и за границу лечиться от почечной болезни. Я оплачиваю квартиру на Знаменской, 37 (Басков, 22), содержу обе семьи. Текущие счета у меня, насколько сейчас вспомнить могу, были в 1908 году в Петерб. коммерч. банке — в д. Зингера по Невскому, затем в Первом [Обществе] Взаим. Кредита по Мойке, в их собств. доме, позднее — в Р.-Азиат. Банке в отделении на Садовой, затем в отделении на Литейном Торг.-Промышл. Банке, не помню, на мое или жены имя. Затем, кажется уже в годы войны, я имел тек. счет в Сибирском банке, где у меня 9400 руб. внесены — из счета в Аз.-Донском банке. Я расчетов по доходам и расходам не вел никогда, и сказать точно, сколько зарабатывал, мне самому трудно, думаю, что в среднем 12—14 тыс. руб. в год. Вздор и бессмыслица, что я во время войны ездил в Германию. Если об этом говорит, как Вы сообщаете, в своем доносе Бур штейн и Рабинович, то, как и весь его донос, объясняется местью и злобой за то, что я вырвал у них лакомый кусочек и заставил даже вернуть 1000 руб. Впрочем, я об нем знал еще в 1915 г., и если б действительно было его ложное сообщение, что я ездил в Германию во время войны, то я бы не решился приехать обратно в Россию. Я прошу по этому вопросу допросить Н.Д. Соколова (Сергиевская, 81), которому я в 1916 г. по приезде рассказывал об этом гнусном доносе¹². Вздор также, будто я куда-либо ездил с Гельфандом и Фюрстенбергом. С Фюрстенбергом я действительно на сутки или двое выезжал из Скодеборга летом 1915 г. (или в августе 1915 г.) в Христианию, куда он ездил по торговым делам, а я воспользовался случаем, чтобы посмотреть Христианию и фиорды. Вздор, что Фюрстенберг, как сообщает Бур штейн, приехал в Копенгаген через Германию. Он приехал по вызову телеграфному присяжного поверенного Болеслава Шишковского (из Варшавы), жившего тогда в Копенгагене, и приехал через Париж и Лондон из Цюриха. Фюрстенберг мне рассказывал, что война его застала в Кракове или около Кракова, и его выселили оттуда как русского подданного, и он с семьей уехал из Кракова в Цюрих. Жена его — гражданская — полька австрийского подданства, и та беспрепятственно могла приехать и через Германию из Цюриха. Ложь, что я встречался у Гельфанда с немцами¹³. Что касается клеветы Алексинского на Гельфанда, то об этом знаю, что «выводы» Алексинского сделаны им из того обстоятельства, что несколько человек русских подданных, товарищей эмигрантов, членов сд и ср партий, меньшевиков и других направлений, по предложению Гельфанда, приехали в начале, кажется, войны через Германию из Швейцарии, насколько мне известно, при содействии председателя профес. союза рабочих в Германии Легина. Знаю, что в «Обществе изучения социальных последствий войны» в Копенгагене работали члены 2 Госуд. думы Зурабов (меньшевик, товарищ Председателя совета Раб. и Солд. Депутатов в Тифлисе), Перазич¹⁴ с женой (меньшевики), работающий ныне в Международном бюро Совета Раб. и Солд. Депутатов в Таврическом Дворце, Биншток (меньшевик-солдат) и др. Никто из них не порывал связи и знакомства с Гельфандом-Парвусом и с Фюрсгенбергом, ибо никто из них и вообще эмигрантов, живших в Копенгагене, не считает и не считал Гельфанда агентом. Клеветническая заметка Алексинского в его «Призыве» никем приличным не принималась за доказательство. Его сообщения никто не проверял, а к тому же, когда Зурабов потребовал печатно у Алексинского напечатания его сообщения в «Призыве» в какой-нибудь газете какой-нибудь нейтральной страны, то Алексинский уклонился. Зурабов предлагал это сделать, чтобы дать возможность ему и его товарищам, оклеветанным Алексинским, привлечь его к уголов. суду за клевету в суде нейтральной страны. Зурабов мне показывал в Копенгагене брошюру (кажется, под заглавием «Ответ клеветнику Алексинскому»), напечатанную на русском языке в Дании. Кроме того, я встречался со многими русскими эмигрантами социалистами, которые поддерживали и вне «общества (Гельфанда) для изучения социальных последствий войны» частные отношения с Гельфандом (как В. Розанов, делегат Советов Р. и СД. в Стокгольме на Международ, конференцию, Татьяна Яковлевна Рубинштейн, работающая в Международ, бюро Совета Р. и СД), как и секретарь Центр. Комитета Советов т. Суриц, меньшевик, и другие; я буквально ни от кого не слыхал, чтобы кто-нибудь Парвуса, кто его знает, считал агентом немецким, политических связей с ним никто не поддерживает как социал-«патриотом», также как здесь никто из социалистов из партии сд или ср, будь то большевики, будь меньшевики, не поддерживали политических связей с социалистом «патриотом» Плехановым, и никто уже из партийных деятелей и частных отношений с клеветником патентованным Алексинским, которого и в Совет Раб. и Солд. Депутатов не допускали, несмотря на его требование и формальное право как бывшего члена сд фракции Госуд. Думы, и который изгнан по суду печати из Общества журналистов в Париже, из Парламентского Союза журналистов и Союза Русских журналистов в Париже. Что же касается Рошаля, то я его видел раз на Совете Раб. и Солд. Деп. здесь, но не знал его лично, я узнал его лично, кажется, в Таврическом Дворце и говорил с ним по телефону, вернее, он со мной, когда меня избрали в Третейскую Комиссию, по предложению Ц.К. РСДРП, для расследования слухов, порочащих его политическую честь¹⁵. Показание писал собственноручно. Мечислав Козловский. Добавляю, что Фюрстенберг приехал после революции в мае и уехал как курьер нашего Посольства в Стокгольме, как-то у меня ночевал раз или два, был на нескольких заседаниях Исп. Комитета Сов. Р. и Солд. Деп., куда был допущен в качестве гостя с разрешения Н.С. Чхеидзе. Мечислав Козловский. Прошу выдать копию постановления о привлечении меня в качестве обвиняемого и о принятии меры пресечения, а равно копии ведения следственных актов.

Мечислав Козловский.

Судебный следователь Бокитько.

Примечания:

* Составлен на бланке XIX в. с ответом на вопросы анкеты о возрасте, месте рождения, проживания, религии, звания, образования, семейного положения и др.

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 14. Л. 6—16о6. Подлинник. Рукопись.

¹ Об участии Козловского в этом судебном деле см.: ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 126. Л. 291—293об. До Июльских событий во дворце Кшесинской находился и военный «Клуб "Правды"» — курсы солдатских агитаторов (инициатор их создания — Н.И. Подвойский). Согласно информации из газ. «Новая Жизнь» за 14/27 июня, все организации, за исключением «клуба военных организаций», освободили дворец Кшесинской. Ее поверенный B.C. Хесин обратился к генералу Половцову с просьбой предоставить войсковые части для выселения Клуба, отказавшегося подчиниться решению суда. Половцов ответил, что, «согласно распоряжению его высшего начальства, он не имеет права распорядиться о представлении войсковых частей для исполнения гражданского решения». Хесин намеревался подать жалобу на Половцова Керенскому и предъявить иск об убытках. Кшесинской гак и не удалось добиться возвращения дворца: в июле 1917 г. в нем разместились верные Временному правительству военные част. Всю обстановку дома Кшесинская вывезла в специально предоставленном ей бронированном поезде якобы с разрешения Ленина после ее личного письма к нему с требованием «прекратить разграбление ее дома».

²Из показаний Н.Д. Соколова 10 августа: «В моем присутствии Луначарский рассказал, что "большевики" 3 июля вечером на своем совещании постановили обратиться к солдатам и рабочим, вышедшим на улицу, с воззванием, в котором солдаты и рабочие призывались прекратить выступление и разойтись по домам. Текст воззвания в двух экземплярах был послан в газ. "Правда" и "Новая Жизнь". Утром 4 июля в газ. "Правда" воззвание не появилось, так как поздно ночью "большевики" пересмотрели свое решение и, признав невозможным прекратить выступление, ввиду принятых им размеров, постановили воззвание из газет изъять; из "Правды" воззвание было изъято, а из "Новой Жизни" изъять "воззвание" или "обращение" не успели» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 14. Л. 67). К протоколу осмотра 29—31 июля письменного материала, взятого по обыску во дворце Кшесинской, приложена инструкция о прекращении вооруженного выступления, адресованная Измайлову и принятая в ночь на 5 июля ЦК РСДРП; к протоколу осмотра 11 октября воззваний приложено, в частности, воззвание за подписью ЦК РСДРП и др. ее организаций с призывом превратить это движение, этот лозунг «Вся власть Совету» «в мирное, организованное выявление воли всего рабочего, солдатского и крестьянского Петрограда» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 17. Л. 88о6.; Д. 126. Л. 301о6.).

³Из показаний Н.Д. Соколова: «Последний раз я видел М.Ю. Козловского вечером 4 июля в Таврическом дворце. В кулуарах дворца уже говорили о том, что несколько социал-демократических деятелей "большевиков" получали деньги от германского правительства. Эти разговоры дошли и до Козловского, который подошел ко мне и сказал: "Слышали, какая клевета пущена против Ленина и меня?"».

⁴Брошюра «Выборы в Петербурге и лицемерие 31 меньшевика» написана Лениным в январе 1907 г. (Ленин В.И. ПСС. Т. 14. С. 311—322). В ней он выступал против тактики меньшевиков на поддержку кадетов в Госдуме. Меньшевики потребовали «партийного суда» над Лениным, который состоялся в марте 1907 г. накануне 5-го съезда РСДРП в Лондоне (май- июнь 1907 г.). На суде были три представителя от меньшевиков, три члена Президиума, назначенного от ЦК латышской, польской социал-демократии и Бунда, и три со стороны Ленина. Козловский, приглашенный в качестве гостя на 5-й съезд, был представителем Ленина. Обвинения были взяты назад.

⁵Телеграммы No 40 и No 50 (из 66, опубликованных Алексинским): № 40 от 15 июня Ал. Коллонтай Зое Шадурской из Петрограда в Христианию:

Двести крон послала. Отправитель Козловский. Устала. Обнимаю.

Телеграмма № 50 от 2 июля Зоя Шадурская Александре Коллонтай (Дегтярная, 25) из Христиании в Петроград:

165 крон получила. Выеду на будущей неделе.

⁶На запросы суд. след. Бокитько в ГУГШ, канцелярию петроградского общественного градоначальника о законности выдачи Козловскому заграничных паспортов были получены ответы и составлен протокол осмотра переписки Козловского с властями по его прошениям, подтвердившие легитимность его поездок за границу: на первое прошение был выдан паспорт 11 июля 1915 г. (находился в Дании с 21 июля по 20 августа 1915 г.); на второе прошение выдан паспорт 25 сентября 1915 г. (находился в Дании с 29 октября 1915 г. по 29 марта 1916 г. «по делам рыбопромышленного акционерного общества "Помор"», продолжительность поездки объяснил состоянием здоровья (лечился у врачей); на третье прошение выдан паспорт 29 августа 1916 г. (находился в Дании с 4 октября по 1 ноября 1916 г. «по делам "торговой и транспортной компании Копенэсгер в Копенгагене", юрисконсультом которой состоит, навсегда освобожден от военной службы в 1895 г.»). В протоколе осмотра 24 сентября 1917 г. к последнему прошению Козловского, помимо переписки ГУГШ с петроградским градоначальником, прилагаются представленные Козловским четыре подлинные телеграммы и два письма от Я. Фюрстенберга и одно — от Альперовича (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д 14. Л. 127, 133-136о6.; Д. 20. Л. 233).

⁷В протоколе осмотра 1 августа письменного материала, предоставленного Лыкошиным, содержится текст нескольких телеграмм из Копенгагена в Петроград от Рабиновича за сентябрь, ноябрь 1915 г., из которых следует, что и Рабинович, и Бур штейн возлагали большие надежды на Козловского в этом деле, сулившем им огромные доходы, требовали скорейшего приезда Лыкошина (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 14. Л. 35-36об.).

⁸Показания прис. пов. АЛ. Гальперна 21 августа Следственной комиссии см.: ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 14. Л. 123.

⁹Это, вероятно, та самая телеграмма от 25 октября 1915 г., опубликованная Элизабет Хереш в ее очередной «сенсационной» книге и предвзято ею трактуемая. Речь в телеграмме идет, по всей видимости, об оставшихся нереализованными планах «господ комиссионеров» А. Рабиновича и 3. Бурнггейна [Хереш Элизабет. Купленная революция. Тайное дело Пар вуса. М., 2004. С. 140-141).

¹⁰См. Дополнения к Части II, док. 5 и факсимиле документа на с. 352.

¹¹Наум Рабинович, по протекции брата Абрама Рабиновича, работал также у Лыкошина агентом пароходного общества «Рюрик», был в 1915 г. «по недоразумению или доносу» арестован, в связи с чем Лыкошин допрашивался в Петрограде и Копенгагене, после чего Наум Рабинович был освобожден. Об этой истории Лыкошин рассказал по телефону Козловскому. В 1917 г. Следственная комиссия пыталась добиться объяснений от Козловского об этом разговоре (см. примеч. 3 к док. 36).

¹²Из показаний Н.Д. Соколова: перед отъездом в Швецию в октябре 1915 г. Козловский сообщил ему цель поездки — «оказание юридической помощи при возникновении какого-то акционерного пароходного предприятия, которое должно действовать в Швеции и России»; по возвращении в Россию сообщил о своем отказе быть юрисконсультом этого акционерного общества. «От этого отказа для него вышли большие неприятности. Лица, заинтересованные в том, чтобы он довел до конца свою юридическую работу по созданию акционерного общества, желая ему отомстить, подали в Департамент полиции донос на него, Козловского, в котором сообщали об его якобы имевших место сношениях с германскими коммерсантами. Донос был проверен нашей миссией в Дании, и выяснилась полная его лживость». Отказ Козловский мотивировал тем, что узнал об участии в делах этого общества Парвуса. Козловский «удовлетворился» мнением Соколова относительно Парвуса: «нельзя русскому гражданину участвовать в одном деле с Парвусом, который, будучи русским гражданином и участником революционного движения 1905 г., с самого возникновения русско-германской войны в своих публицистических выступлениях стал на сторону Германии» (курсив мой. — С. 77.). (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 14. Л. 62—67об.)

¹³Все эти факты, касающиеся Козловского, Парвуса и Фюрстенберга, Бур штейн сообщал не только в доносах 1915 г. (что для Фюрстенберга и Козловского вплоть до июня 1917 г. последствий не имело), но и в добровольном показании в качестве свидетеля П. Александрову 11 июля (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 1. Л. ЗОоб. - Збоб.). Заметим, что Лыкошин при первом допросе 1 августа заявил: «В причастности Гапецкого или Фюрстенберга к германскому шпионажу Рабинович и Бурштейн при нашем свидании в Гапаранде ничего не сообщали» (курсив мой. — С. П.). (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 14. Л. 37.)

Свидание это состоялось в декабре 1915 г. Что предшествовало вызову Бур штейна в Следственную комиссию 11 июля 1917 г., выясняется из показаний прис. пов. С.В. Познера 5 октября: вернувшись в июне из-за границы, его доверитель З.И. Бурштейн рассказал ему «интересные факты», в том числе о встречах с Парвусом-Гельфандом. После Июльских событий Познер расспросил его подробнее об этом, рассказал «товарищу присяжному» Бруно Германовичу Барту-Лопатину. Тот написал рекомендательное письмо Н.С. Каринскому, с которым Познер отправился к прокурору вместе с Бурштейном: «Многоуважаемый Николай Сергеевич. Направляю Вам нашего товарища С.В. Познера, который может дать Вам совместно со своим клиентом З.И. Бурштейном чрезвычайно ценные сведения по делу Козловского, Парвуса и др. Очень прошу Вас внимательно к нему отнестись и, если возможно, не очень долго задерживать. Искренне преданный Барт-Лопатин» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 126. Л. 262). Эти показания Бур штейна отражены в Предварительном заключении Следственной комиссии от 21 июля, составленном еще до основного допроса Козловского по делу «Помора», и в постановлении от 24 июля за подписью П. Бокитько, принятом фазу после показаний Козловского, об избрании меры пресечения для него — содержание под стражей (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 14. Л. 20—21 об.).

Судьба самого Барта-Лопатина Б.Г. (1877—1938), (сына революционного деятеля Г.А. Лопатина), известного юриста (провел более 300 политических процессов за 1902—1915 гг.), сложилась трагически: 8 июня 1938 г. был приговорен к расстрелу «за участие в антисоветской эсеровской организации». Реабилитирован в 1957 г.

¹⁴В газ. «Новая Жизнь» за 9 июля 1917 г. опубликовано письмо Вл. Перазича как ответ на обвинения Бурцева, затрагивавшие «политическую честность» служивших в созданном летом 1915 г. Парвусом копенгагенском Обществе для изучения социальных последствий войны. В письме Перазич разъяснял, что при поступлении на работу в Общество они «определенно заявили, что от всякой политической солидарности с Парвусом» отгораживаются, что Общество было политически нейтральным, чисто научным, создало библиотеку, выпустило три больших бюллетеня («Финансовая стоимость войны», «Человеческие потери в войне», «Вопросы народонаселения и война»); «занятый в это время коммерцией, Парвус в этих работах участия не принимал»; работы Общества использовались всей европейской прессой, членом-корреспондентом его был в том числе институт Карнеги. Перазич завершил письмо заявлением: «Всякие намеки по нашему адресу — "о германских агентах", "о вольных или невольных подсобниках Вильгельма" и т. п. мы считаем гнусной клеветой. От всех, кто о нас пожелает писать или говорить, мы требуем ясных заявлений, чтоб всех клеветников немедленно привлечь к суду».

¹⁵Третейская комиссия в составе Козловского, Стучки и Красикова была создана по решению ЦК РСДРП, постановившего «отстранить временно С. Рошаля от партийной работы... на основании сообщения ВЛ. Бурцева, навлекающего подозрения на С. Рошаля» (этот документ был обнаружен при обыске во дворце Кшесинской: ГА РФ. Ф. 1828. On. 1. Д. 8. Л. 17). Подозрения в провокаторстве Рошаля высказала Елена Хундадзе, которая вместе с ним была арестована в декабре 1915 г. По этому поводу был опрошен Александровым подполковник Белопольский, проводивший допрос Хундадзе в 1915 г., и сама Е. Хундадзе (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 8. Л. 38о6.; Д. 9. Л. 32).

Особняк М.Ф Кшесинской благодаря выгодному стратегическому положению стал штаб-квартирой большевиков. Здесь разместился ЦК РСДРП(б), редакция газ. -Солдатская правда», клуб «Правда» Именно сюда 3 апреля Ленин приехал на броневике с Финляндского вокзала. Современное фото

 

35

Письмо М.Ю. Козловского министру юстиции А.С. Зарудному¹

[после 28 июля]*

ГОСПОДИНУ МИНИСТРУ ЮСТИЦИИ А.С. ЗАРУДНОМУ.

Многоуважаемый Александр Сергеевич!

I. Когда 5 июля с. г. в газете «Живое Слово» появилась злостная, отравленная ядом гнуснейшей клеветы заметка обо мне, Ленине и др., преподнесенная публике для вящей убедительности и эффективности в качестве сообщения из официального источника (из Ставки), контрассигнованного гг. Алексинским и Панкратовым, для меня было ясно, что политические враги революционного крыла соц-демократии в борьбе с нею прибегли к изобретенному ими отравленному орудию — к своеобразным «удушливым газам». Ясно было, что в наэлектризованной атмосфере 3—5 июля бомба эта должна была оправдать расчеты ее мстителей на действие ее в темных массах, опозорить в их глазах «большевиков» и подавить их влияние на рабочих и солдат. И та расправа, те побои, которым подверглись арестованные, сходившие за «большевиков» потому, что они арестованы [и избиты и я, и мои] товарищи по польской соц. демократии — лучшее доказательство, что расчеты коварного врага его не обманули. Но политического деятеля и такие гнусные приемы борьбы не должны смущать не только, когда к ним прибегает желтая пресса la guerre comme к la guerre)**, ибо к ним прибегают даже такие органы печати, как «Единство» В.Г. Плеханова, в № 88 которого некто П. Дневницкий в заметке «Без проигрыша» ничтоже сумняшеся сообщает обо мне как о факте, будто я состоял в свое время не менее видным членом виленского «Союза Русского Народа»² и произносил исторические погромные речи; или «Речь»³, в No 159 которой некто Гуревич сообщает, будто я в ритуальном процессе Блендиса выступал на стороне гражданского истца Врублевского его помощником. Но это область частных отношений, государственная власть не вмешивается в эти отношения и реагировать на эти приемы борьбы [предоставляет] частной инициативе, чем я и воспользовался.

II. Но когда эта борьба с политическими противниками переносится в суд, когда клевета, сплетай, инсинуации, ложные доносы — до их проверки — (до моего даже допроса) оглашаются уже самой властью в качестве определенных, имеющихся в распоряжении власти указаний на виновность или прикосновенность к позорнейшему преступлению, и в качестве уже «авторитетных официальных сообщений» распространяются по всему миру факты, никогда не бывшие в действительности, когда неверными сообщениями питается и определенным образом подготовляется общественное мнение, я считаю своей нравственной и общественной обязанностью обратить Ваше, Александр Сергеевич, особое внимание на это «дело», которое угрожает стать по тенденциозности своей дрейфусовским или, если хотите, «бейлисовским». Заявляю я это Вам как возглавляющему сейчас судебное ведомство в свободной России с полным сознанием ответственности за каждое мое слово. Вот факты, указывающие, под каким углом зрения ведется дело:

а. В квартире моей по ордеру, кажется, Квартирмейстера 6-го июля происходит обыск. Я лично не живу в этой квартире (по Баскову, 22): так как семья моя на даче, то я предоставил ее в пользование 3-х товарищей по польской соц-дем партии: Лещинского Юлиана, Уншлихта Иосифа, Варшавского Мечислава; в ней же помещается контора и редакция нашего партийного органа «Trybunа». До обыска к товарищам пришли Циховский и Рубинштейн-Рубенский (члены п.с.д.) и во время обыска Гловацкий, знакомый Уншлихта, и мои и моей семьи знакомые: Е.М. Выгодская и Иосиф Антокольский (люди непартийные). Утром приехала моя дочь Янина⁴ и ее мать Мария Эдуардовна, сын мой Чеслав приехал со мной 3-го июля из Финляндии и сестра, приехавшая из Москвы в это утро, М.Ю. Андреева. Без всякого уже ордера производится обыск у всех явившихся и там личный обыск, не исключая детей и женщин. Согласно ордеру, «следственному чиновнику» предписывалось «поступить по результатам обыска». Все отобранное при обыске не читалось, следовательно, «результатов» нет, однако я подвергнут задержанию по постановлению этого чиновника, формулированному так, «ввиду близкого знакомства с Фюрстенбергом-Ганецким, заподозренным в шпионстве». «Близкое знакомство» — достойное основание для лишения свободы! — тогда как с ним близко знакома вся польская соц- дем как с членом ее. И уже без всякого ордера, без какого то бы ни было мотивирования арестуют еще 7 человек (Антокольского, Гловатского) и 5 членов польской с-д (Уншлихт, Лещинский, Варшавский, Циховский, Рубинштейн). После допроса в Штабе Гловацкого и Антокольского освобождают, меня и вышеназванных товарищей арестуют по трафаретной формуле — «ввиду неблагоприятных сведений контрразведки по шпионству». После нескольких дней заключения в пересыльной Лещинский, Варшавский, Циховский, Рубинштейн — освобождены. Я и Уншлихт — содержимся уже 4-ю неделю. Значит, через несколько дней «сведения по шпионству» у контрразведки стали «благоприятными» относительно тех 4 товарищей. Характерно, что допрос контрразведки касался только партийной принадлежности всех 5 товарищей. Все рабочие, арестованные в Штабе при нас, были также задержаны по общей формуле: «неблагоприятные сведения по шпионству». Ясно, что это новая погудка на старый лад: «политическая неблагонадежность».

6, Под таким же углом зрения ведется дело и в стадии предварительного следствия: то, что требуется доказать, принимается как данное, утвержденное a priori***, и из него делают выводы.

Из предъявленного мне постановления следователя о привлечении меня, Ленина, Зиновьева и др. по 51,100,108 Уг. Ул. видно, что тот «летающий голландец», офицер по фамилии, кажется, Ермоленко, показания коего якобы легли в основание «исторического» сообщения из Ставки, помещенного в «Живом Слове» 5 июля, — не называл вовсе меня, не упоминал о 2 000 000 — так что и ссылка на «Ермоленко» — тоже сочинена кем-то, как уже выяснилось.

в, Из допроса меня судебным следователем ясно, что о каком-либо моем участии (51 ст.) в «восстании» или «заговоре» (100 ст.) не может быть и речи — конечно, если не считать a priori доказанным это мое участие как делом следователей, утверждающих, что раз я знаком с Лениным, Зиновьевым, Троцким, Луначарским, то это уже значит, что я участвовал (ибо «знакомство — есть общность действия»). Я заявил следователю и заявляю, что

а, Я не состою членом Рос. С. Д. Р. П. (большевиков), а являюсь членом соц-дем. партии Царства Польского и Литвы, входящей на автономных началах в Рос-ю С. Д. Р. П., что ни в одной организации Российской СДРП я не участвовал, ни в одном совещании партийном Рос. СДП не принимал участия, никогда публично на митингах, собраниях не говорил; в органах Р.СДРП не сотрудничал, от Ц.Ком. Рос. СДРП я был лишь членом Совещания по подготовке Учредительного Собрания. Я говорю об этом не потому, чтобы я хотел отмежеваться от «большевиков», и если бы я не был членом польской соц.-дем., то вступил бы в Рос. СДРП (большевиков) как принципиально наиболее мне близкую. Но говорю потому, что нельзя меня «пристегнуть» к «восстанию» и со стороны принадлежности к «большевикам». Ив И. К., и в Ц. К. Сов. Р. и СД. я был представителем от Польской соц.-дем.; кстати, и в пленарных собраниях Совета или Съезда Советов ни разу не выступал. Приходится ломиться в открытую дверь и доказывать, что я того-то не делал, вместо того чтобы услышать от обвинения — что именно я делал. Тем страннее опровергать недоказуемое. Я утверждаю, что никакого конкретного обвинения мне по этому вопросу не предъявлено и не может быть предъявлено, ибо ни интеллектуально, ни физически я неприкосновенен к этому делу о «восстании», «призыву к ниспровержению» и т. п. В таком же положении человека, от которого требуют доказательств отрицательного факта, вместо того чтобы представить ему доказательство положительного факта, очутился я и в вопросе о «германском агентстве». **** Жена Рабиновича, прося денег и рассчитывая их получить от Ганецкого, в конторе у него сообщила о доносе как о факте состоявшемся. Но я, конечно, серьезно с ним не считался и вернулся в Россию. После того я ездил в октябре 1916 г. за границу, был выдан мне заграничный паспорт, и, очевидно, даже старые власти (полиц. и жандарм.) не придавали ему (доносу) значения — даже меня не вызвали для объяснения. И странным образом теперь следователь возвращается к ложному доносу и, очевидно, видит в нем «улику». В чем же донос меня уличает? По словам следователя, Бурштейн в доносе этом (или же в показании) сообщает, будто:

1. Ганецкий (Фюрстенберг) из Швейцарии приехал в Копенгаген во время войны через Германию с содействия Парвуса.

2. Я был «беден» до войны, теперь «богатым» стал.

3. Я с Ганецким и Парвусом ездил в Германию во время войны.

Все это он сообщает не как свидетель, ибо не говорит, что сам видел и знает, а передает как слух, неизвестно от кого исходящий; последнее сообщение о моих поездках в Германию передает, ссылаясь на какую-то «содержанку» (!) Парвуса. И по характеру, по существу этого сообщения автор не мог бы иметь сведений, ибо откуда, не зная меня до Копенгагена, он мог бы знать, был я «богат» или «беден».

Казалось бы, при таких более чем сомнительных «уликах» — объективная власть не могла бы заподозрить человека, не то что лишать свободы. Но если принять во внимание, что, помимо этих общих соображений, донос этот опровергается конкретно, то можно лишь пожать плечами по поводу того, что этим доносом оперирует следственная власть.

Я никогда не скрывал своего знакомства с Ганецким и не скрываю. Я знаю его около 15—20 лет по партии, к которой оба принадлежим (я — со дня образования ее в 1896—7 г.). Ближе я с Ганецким стал с 1904—5 г., когда защищал его в Варшавской Суд. Палате по 126 сг. Уг. Улож. Что я был его юрисконсультом с мая 1916 г. — это видно из моего «досье», которое все время лежало и лежит (если его не взяли во время обыска в мое отсутствие) в моем деловом шкафу среди других дел — в кабинете у Н.Д. Соколова — там имеется и вся почтовая и телеграфная переписка с ним и по его делам. Была с ним во время революции и партийная переписка самого легального свойства. Ни в каком смысле в этих отношениях не найти чего-либо запретного. Приезжал и уехал отсюда Фюрстенберг как курьер нашей миссии в Стокгольме, посещал с разрешения Н.С. Чхеидзе заседания Исп. Ком. CP и СД; словом, вполне открыто жил. Не знаю, что из этого можно [выжать] и при усердии?

Припутали зря к делу г. Суменсон, старший торговый приказчик Варшавской фирмы «Кингслянд», принадлежащей брату Фюрстенберга, которая продает в России муку «Нестле» от этой фирмы и химические вещества другого Фюрстенберга, легально прибывающие из Швеции через таможню. Человек этот — аполитический, обыкновенная обывательница, ни к каким партиям неприкосновенная! Заключен под стражу до сих пор и наш партийный товарищ Иосиф Уншлихт, по амнистии вернувшийся из Сибири во время революции (по 102 сг. Уг. Ул.) — также без всякого основания и пришит к «делу».

При чем тут Ленин, Зиновьев, Троцкий, Луначарский, Коллонтай — совершенно непостижимо уму!?! Припутываются к этому какие-то деньга, имеющиеся у Суменсон за проданные товары! Все это слишком белыми нитками шито. Создается какая-то паутина, которую можно понять лишь в перспективе политической борьбы, перенесенной с улицы в суд. Эта тенденциозность «дела», предвзятость его так очевидна — для меня, стоящего как бы в центре, под ударами гнуснейшей клеветы, возмущающей душу лжи, что я счел бы преступным свое молчание в отношении наконец рабочего класса России и Польши. Не касаясь вопроса о «восстании» 3—5 июля ближе, ибо история ею мне незнакома ближе, я утверждаю, что позорное клеймо, повисшее надо мной и товарищами с легкой руки клеветников наших политических врагов, мы отметаем от себя с величайшим негодованием; и прошу Вас ускорить нашу реабилитацию, сообщив быстрое движение ходу расследования: ведь 4-ю неделю мы живем под этим позором, без всякого основания, связанные по рукам и ногам, бессильные остановить ползучую подлую клевету. Я вынужден был так пространно изложить в письме к Вам это дело, ибо способ, приемы, реактивы его анализа наводят на мысль этого дела с печальной памяти «дело» Бейлиса, и на эту сторону «дела» я хотел привлечь Ваше, Александр Сергеевич, особое внимание. В этом я хочу видеть оправдание пространного моего письма.

С совершенным уважением М.Ю. Козловский.

Примечания:

* Письмо написано в конце июля; имеет штемпель: «вх. № 1996 от 31 июля 1917 г.»

** На войне как на войне (фр.).

*** Заранее, наперед (лат.).

**** Далее об АО «Помор» и доносах Бурштейна. Вероятно, в этом опущенном отрывке текста и находится подпункт «6».

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 14. Л. 73—76о6. Подлинник. Рукопись.

¹ Перед допросом 24 июля и письма Зарудному Козловский обращался с заявлением к прокурору Петроградской судебной палаты, с прошением к суд. след. Александрову допросить, т. к. «до сих пор не предъявлено обвинение, до сих пор не знает, почему лишен свободы» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 14. Л. 55—58о6.).

²СОЮЗ РУССКОГО НАРОДА - монархическая политическая партия, образована в октябре 1905 г. в Петербурге для борьбы с революционным движением. В 1907 г. после роспуска 2-й Госдумы распался на несколько организаций. Ликвидирован во время Февральских событий.

³ «РЕЧЬ» — газета, центральный орган партии кадетов, выходила в Петербурге в 1906-1918 гг.

⁴В квартире, где б июля был арестован отец Янины и польские социал-демократы, проживала в это же время и ее подруга Галина Бениславская (1897—1926), чья судьба скоро переплетется тесно с судьбой С. А. Есенина. 14 июля Бениславская пишет письмо в прокуратуру:

Господину Прокурору Петроградской Судебной Палаты от Галины Артуровны Бениславской, проживающей в Петрограде по Баскову пер., 22, кв. 8,

Заявление.

6-го июля сего года во время обыска в квартире прис. повер. Мечислава Юльевича Козловского был взят мой портфель с письмами и тетрадями. Прошу возвратить его по возможности скорее.

Галина Бениславская.

19 августа портфель был возвращен Бениславской после получения согласия от Козловского. В протоколе осмотра бумаг Козловского под п. 9 значится «Портфель с тетрадками и альбомом для стихов. Портфель закрыт, однако из него легко вынуть содержимое. В портфеле оказались ученические тетради Галины Бениславской и чистый альбом для стихов» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 14. Л. 97, 121, 122). По воспоминаниям Янины Козловской, Бениславская под влиянием ее и ее родителей в мае 1917 г. вступила в партию большевиков (Есенин С.А. Материалы к биографии. М., 1992. С. 351—352). Среди письменного материала, отобранного при обыске Козловского, была найдена и квитанция в принятии от Козловского и Бениславской 13 мая членского взноса в размере 10 руб. по Выборгскому району за подписью Златкина (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 14. Л. 86о6., 105), вероятно, Златкина И.Я. (1898—1990), большевика с 1915 г., секретаря райкома РСДРП(б).

36

Заявление М.Ю. Козловского

Г-НУ СУД. СЛЕДОВАТЕЛЮ ПО ОСОБО ВАЖНЫМ ДЕЛАМ АЛЕКСАНДРОВУ¹

[18 сентября 1917 г.]

Приведенный в камеру Суд. След. по особо важным делам Александрова для предъявления мне в порядке 476 ст. Уст. Уг. Суд. Следствия по делу 3—5 июля и знакомясь с таковым, я не мог не обратить внимания на нижеследующие, бросающиеся в глаза, факты:

1. При допросе прапорщика Ермоленко последний показывает, что Ленин в Берлине останавливался у Иолтуховского, «в чем я и сам убедился», — добавляет свидетель.

Допрашивающий его Суд. След. Александров не находит нужным поставить ему вопрос о том, каким образом он сам в этом убедился. И только после протеста Троцкого при предъявлении ему обвинения Суд. След. Александров вызывает Ермоленко для постановки ему этого существеннейшего вопроса.

2. При допросе свидетеля Алексинского², показывающего, что «потом выяснилось, что Ленин и Зиновьев освобождены по личному предписанию (австрийского президента министров) Штюргка как лица, желающего поражения России», — Суд. Следователь Александров не ставит ему вопроса, «из чего», «как» это выяснилось для г. Алексинского.

3. При допросе свидетеля Бурштейна, показывающего, что ему «достоверно известно», что Козловский до войны сильно бедствовал и нуждался, а в 1916 году благосостояние Козловского все росло и росло и Козловский на его глазах богател, тот же Суд. Следователь Александров не находит нужным спросить свидетеля, откуда ему «достоверно известно это». Тот же свидетель показывает: «Оказалось, что Гельфанд действительно выдал Козловскому на дорогу 12 000 крон». Судебный Следователь Александров и на этот раз не находит нужным поставить свидетелю вопрос: «Из чего оказалось, что Козловский получил 12 000 крон на дорогу».

5. Свидетель Ермоленко показывает, что в Берлине 4 апреля нового стиля ему говорили в Германском штабе, что Ленин работает во дворце Кшесинской. А Суд. Следователь Александров даже не спросил его о том, как это случилось, что Герм. Штаб говорит свидетелю о работе Ленина во дворце Кшесинской в настоящем времени 4 апреля н. ст., тогда как несомненно известно Суд. Следователю Александрову, что Ленин к этому времени (22 марта русского стиля) еще не приехал в Россию. И лишь по просьбе случайно прибывших в камеру Суд. Следователя Александрова обвиняемых Багдатьева и Рахлья во время нахождения в камере св. Ермоленко г. Александров предлагает свидетелю этот вопрос.

6. Когда тот же Ермоленко, заключивший три договора с немецким штабом о вознаграждении его за гигантскую работу (по взрывам в России мостов, заводов; по агитации за отделение Украйны; по шпионажу за передвижением войска; кроме того, по организации восстания против правительства в южных городах в России; кроме того, по организации убийства Бьюкенена — за особое условие «вознаграждения»), показывает г. Александрову: что «насколько он мог понять» — сношения по этой работе с Штабом должны были облекаться в форму «коммерческих выражений», г. Александров не предлагает ему вопроса, как же он, свидетель, не понял самого главного момента.

7. Когда этот же свидетель Ермоленко показывает: «Я сейчас не могу припомнить, называли ли мне банки или нет», на которые ему должны были высылать «чеки» из Стокгольма» — г. Александров не находит нужнымспросить его, а как же он, свидетель, получал бы эти деньги, не поинтересовался ли свидетель, подписавший 3 договора о вознаграждении, узнать у немцев, как же он будет получать эти деньги.

8. Когда свидетель Ермоленко показывает: «17 мая в Могилеве на улице ко мне подошли два незнакомых лица и, осведомившись у меня, я ли Ермоленко, вручили мне конверт со словами, что в нем жалованье вперед за два месяца и остальные на расходы. В конверте оказалось 50 000 р. крупными бумажными русскими деньгами», — Суд. Следователь Александров не находит нужным проверить путем допроса посредствующих лиц, через которых эти деньги проходили от Штаба Верховного Командующего до Клавдии, которая получила якобы этих денег 44 000 р. — факт легендарной передачи денег на улице Могилева г. Ермоленко.

7*. Когда свидетель Кушнир, лично наставлявшийся министром Циммерманом и фельдмаршалом Гинденбургом — относительно шпионажа, оказывается содержащимся в Киевской тюрьме по обвинению в мошенничестве, Суд. След. Александров не находит нужным проверить допросами того же Кушнира, как это он был (по показанию его начальнику Киевской контрразведки) доставлен при возвращении в Россию, до самой границы Швейцарии из Берлина и в то же время вернулся из Швеции в Россию — первый раз, убегая от немецких предложений шпионажа, второй — в исполнение этих предложений.

8**. Когда он показывает, что Козловский получил из Берлина через Стокгольм 4 ½ милл. марок (в контрразведке), Суд. Следователь, его допрашивавший, не интересуется этим вопросом и не ставит его этому свидетелю; и т. п.

Поэтому, ознакомившись с показаниями этих «прямых», по словам суд. следователя Бокитько, свидетелей и с [выводом] их допроса, я не могу не констатировать, что следствие ведется за моей спиной, велось отнюдь не в целях выяснения «истяны», велось крайне тенденциозно и в другом направлении и в определенных политических , не считаю для себя возможным участвовать в следствии, отказываюсь от дальнейшего предъявления мне такого следственного матерьяла и прошу выдать мне на основании 175 ст. [Устава] Суд. копии следствен, матерьялов³.

М. Козловский.

Примечания:

* Так в документе.

** Так в документе.

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 12а. Л. 226-228. Подлинник. Рукопись.

¹ Это заявление Козловский направил после того, как на последнее прошение от 8 августа суд. след. П. Бокитько принял постановление об оставлении его «без уважения», приняв во внимание, что основания содержания под стражей изложены в постановлении от 24 июля, что «в деле не усматривается обстоятельств, кои доказывали бы ложность показания свидетеля Бурштейна, на чем особенно настаивает Козловский, и отсутствие связи его с Лениным, Коллонтай и другими в подготовлении ими и устройстве вооруженного выступления в гор. Петрограде 3—5 июля н. г.» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 14. Л. 112-113). Через несколько дней возможность публикации данного заявления обсуждалась на заседаниях ЦК РСДРП(б) по «делу Ганецкого и Козловского», по просьбе П.И. Стучки, считавшего, что Козловский имеет и нравственное, и политическое право на это, т. к. «невинно привлечен по нелепому обвинению в шпионаже... ведь молчание о т. Козловском создает только почву для новой клеветы». Заключение комиссии ЦК по «делу Козловского» было сделано 25 октября за подписью A.M. Коллонтай, М.Г. Бронского, П.И. Стучки; оно заканчивалось словами: обвинения, выдвинутые против Козловского, «лишены всякого основания» (Кентавр. Январь—февраль. С. 74—80).

²Алексинский допрашивался в качестве свидетеля 11 июля, 9 августа и 20 сентября по поводу его публикаций 1915 г., которые были приобщены к делу после осмотра, и по поводу его заявления в прессе в том же году об освобождении Ленина и Зиновьева из-под стражи в Австро-Венгрии с помощью Ганецкого якобы по личному предписанию австрийского премьера Штюргка, к которому обратился с ходатайством об освобождении австрийский социал-демократ Виктор Адлер. Так как после опубликования никаких опровержений не последовало, то и сейчас, в 1917 г., он, Алексинский, «утверждает это же» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 1. Л. 39 44, 56; Д. 12а. Л. 201-201о6.).

³В этот же день, 18 сентября, суд. след. П. Бокитько составил протокол о том, что Козловскому было предъявлено следствие в 20-ти томах 15 сентября, при ознакомлении с ним (в основном, т. 1 и 14) делал выписки и заметки, 18 сентября составил заявление на имя Александрова, которое передал Бокитько, прося приобщить его к делу, отказался ждать составления протокола, а когда «было предложено ему дать объяснения обстоятельств, при коих он, Козловский, имел беседу с Лыкошиным о допросе его в КРО о Рабиновиче, и изложить свое показание в протоколе, то Козловский заявил, что он не желает давать никаких показаний, не желает участвовать в следствии, все равно не станет подписывать никаких протоколов и настаивает, чтобы его отпустили обратно в тюрьму. Ввиду этого Козловский был отравлен с конвоем обратно в пересыльную тюрьму» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 12а. Л. 225). После отклонения 28 сентября 1-м уголовным департаментом Петроградской судебной палаты жалобы на постановление от 24 июля Козловский направляет прошение Александрову об освобождении его по состоянию здоровья под поручительство или залог. 7 октября, по соглашению с прокурорским надзором судебной палаты, Александров принимает постановление об освобождении Козловского под залог в 5 тыс. руб., в связи с тем, что предварительное следствие закончено и нет оснований опасаться, что он скроется от суда. 8 октября Козловский был освобожден под залог, внесенный его женой (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 126. Л. 182-187, 294,297-298).

 

3.4.«У МЕНЯ НЕ МОГЛО ЗАРОДИТЬСЯ ДАЖЕ ПОДОЗРЕНИЯ О ПРИНАДЛЕЖНОСТИ ЯКОВА ФЮРСТЕНБЕРГА К АГЕНТАМ ГЕРМАНСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА»

(допросы «знаменитой» Е.М. Суменсон)

37

Протокол

1917 года июля 6 дня¹ я, помощник начальника контрразведывательного отделения штаба Петроградского военного округа Гредингер, на основании п. 1 Положения о контрразведывательной службе, утвержденного 17 июня 1917 г. Временным правительством, вследствие предписания от б июля 1917 г. за № 116 начальника штаба, опрашивал нижепоименованную, и она объяснила:

Евгения Маврикиевна СУМЕНСОН, 37 лет, лютеранского вероисповедания, русская подданная, под судом и следствием не состояла, проживаю вр. в Павловске, Зверинская ул., д. № 30.

Я родилась в гор. Варшаве, где и окончила 3-ю женскую гимназию. После окончания ее я стала заниматься преподавателем уроков отчасти из желания не зависеть от своих родных в материальном отношении, отчасти из-за любви к этому делу. В 1905 году я вышла замуж за [Леона] Маврикиевича Суменсона, представителя фирмы «Леопольд Ляндау в Лодзи». С ним я прожила неполных четыре года, и муж скончался от туберкулеза. Оставшись без средств, я решилась заняться коммерческой деятельностью и с этой целью поступила первоначально корреспонденткой в фирму Паплинского, а затем ряд других, пока наконец не попала на службу к Фабиану Клингслянду, представителю ряда заграничных фирм, из коих самой большой являлась швейцарская фирма «Нестле» в Вевей. У Клингслянда я была сначала корреспонденткой, затем незадолго до эвакуации гор. Варшавы мне было поручено заведывание фирмы «Клингслянд» в Петрограде и всей России, с жительством в Петрограде. Владельцами фирмы являются Фабиан Клингслянд и Генрих Фюрстенберг, зять Клингслянда. Фирма эта торгует мукой «Нестле», сгущеным молоком, скавулином, синтетипоном, пуговицами. Я приехала в Петроград 4 июня 1915 г., как мне помнится, и приступила к ознакомлению с рынком. За прекращением сношений с Варшавой я не могла отсылать отчетность в названный город. Мне был выдан, в ответ на мое ходатайство, заграничный паспорт, и я в самом конце октября около 27—28 числа уехала в Стокгольм, где уже ожидал меня приехавший из Варшавы Генрих Фюрстенберг. Последнему я представила отчет, и он вполне одобрил мои действия, выразив мне за них благодарность. Засим он мне указал, что его брат, Яков Фюрстенберг, с которым я не была совершенно знакома, но о котором слышала, что он социалист, кажется, ориентации социал-демократической, и что он постоянно живет за границей, вдруг бросил свои социалистические идеалы, забыл свою общественную деятельность и ушел весь по горло в коммерческую деятельность, предлагая фирме «Клингслянд» исключительное представительство на продажу медикаментов. Дабы я могла в качестве представительницы фирмы «Клингслянд» быть в курсе дел и в части медикаментов, долженствующих продаваться в России, Генрих Фюрстенберг убедил меня поехать в Копенгаген, где тогда находился Яков Фюрстенберг, для переговоров с последним. И вот тут-то в ноябре месяце 1915 г. я впервые увидела Якова Фюрстенберга и с ним познакомилась. В Копенгагене я пробыла всего три дня, вела преимущественно делового характера переговоры с Яковом Фюрстенбергом, однако последний рассказал мне некоторые мелочи своей личной жизни, но не политического характера, и исключительно семейные. Я уже заключила с Яковом Фюрстенбергом условия о том, что я буду его представительницей по продаже медикаментов, а формальное условие от имени фирмы «Клингслянд» заключил с Я. Фюрстенбергом Генрих Фюрстенберг; я же являлась по-прежнему лишь доверенным лицом фирмы в России и по продаже медикаментов.

Я вернулась в Россию 14 ноя6ря.* Как я могла приметить, Яков Фюрстенберг весь поглощен и погружен в коммерческую деятельность, ставшую как бы смыслом и целью его жизни, и мне удивительно было, что Фюрстенберг, о коем я слышала как об идеалисте-социалисте стал вдруг [каким-то] коммерсантом, страстно [отдавшимся] этому делу.

Допрос приостановлен за поздним временем.

Евгения Маврикиевна Суменсон.

Продолжаю давать свои объяснения 7 сего июля, прерванных шестого июля за поздним временем.

Я получала партии товара от Фюрстенберга через экспортную контору «Гергард и Гей»². Первую партию товара, состоящую из шприцов, я получила в декабре 1915 г. и продала за 4500 руб. Засим весной 1916 г. я получила вторую партию, состоящую из медикаментов. Окончена она была в 288 429 руб. Но суммы этой я не выручила. Какую же я сумму выручила, я сейчас Вам сказать не могу, так как одновременно с продажей этой партии поступила новая партия, третья, на сумму 440 850 руб., состоящая из медикаментов и термометров **, общий итог 11артий товара составляет 2 030 044 руб. (два миллиона тридцать тысяч сорок четыре руб.), но в действительности такой суммы по сие время я не выручила, во-первых, потому, что часть медикаментов, как, например, неосальварсан, я продавала по цене втрое ниже, чем стояла оценка в фактуре, а во-вторых, и потому, что партии товаров еще не проданы и находятся на складе Шпербера, Караванная ул., д. № 20. Я выручила но сие время сумму в пределах 500 000 руб. до 545 000 руб. (от пятисот тысяч до пятисот сорока пяти тысяч рублей), но за точность не ручаюсь³. Получаемые за товар деньги я вносила в банки нижеследующие: Русско-Азиатский и Сибирский для перевода на Ниа банк и Ревизионс банк для выдачи Якову Фюрстенбергу. Первый банк находится в Стокгольме, а второй в Копенгагене. Кроме того, я деньги вносила на имя того же Якова Фюрстенберга для заграничного перевода в Московский Купеческий банк и Частный коммерческий банк. *** Дополняю далее свои объяснения тем, что в бытность мою в Копенгагене Яков Фюрстенберг говорил мне, что я должна держать в курсе всех дел его, Фюрстенберга, юрисконсульта Мечислава Юльевича Козловского и давать ему, Козловскому, деньги по первому его требованию (не требуя с него никаких расписок), так как М.Ю. Козловский является его полным заместителем. Кроме того, Яков Фюрстенберг писал мне в письме от 17 июня, чтобы я уплачивала из имеющихся в моем распоряжении его денег многим его знакомым, которым он должен и которые могут ко мне явиться за уплатой; в письме этом совершенно не указывалось, должна ли я выдавать деньги под расписки, ждать ли Козловского на выданные деньги, а было просто указано: «Будьте любезны удовлетворить их требования». Должна Вам указать, что Козловский, как мне думается, не занимался моими делами настолько, чтобы быть в курсе их; никогда также он не вчинял по моим делам исков в русских судебных учреждениях; советовалась я с ним по делам всего лишь два раза. ****

Я уплачивала также деньги и фирме Альперовича, причем мне или телеграфировал Фюрстенберг, или же фирма Альперовича представляла счет. Платила я этой фирме деньги потому, что Фюрстенберг помимо [тех] товаров, которые продавал с моей помощью, производил операции с какими-то еще другими товарами.

Яков Фюрстенберг был в Петрограде шесть недель тому назад и заходил ко мне на квартиру по Надеждинской ул. Я с ним вела преимущественно деловые переговоры. На мой вопрос, почему он приехал в Петроград, по личным или же деловым обстоятельствам, он мне ответил, что по тем и другим. Также указывал он, что приезжал и по политическим делам, но лицо, с коим он вел эти дела, не указывал. Мне тоже известно, что Фюрстенберг бывал вместе с Козловским в Петрограде, а также иногда и ночевал у него. Пробыл Фюрстенберг около двух недель в Петрограде, уехав обратно в Стокгольм. В том, что Фюрстенберг носил фамилию Ганецкого, мне совершенно неизвестно, не могу Вам сказать также, под какой фамилией он приезжал в Россию, хотя я видела на его паспорте засвидетельствованную его карточку. Показывал он мне паспорт потому, что я ему задала вопрос, приехал ли он в Россию навсегда или же собирается уехать обратно за границу, причем указала, что уехать из России теперь невозможно. На это Фюрстенберг ответил мне, что он имеет уже показанный мне паспорт и на обратный выезд за границу, да и к тому же он мог бы легко получить право на выезд через Совет солдатских и рабочих депутатов; он даже предложил мне достать через Совет солдатских и рабочих депутатов заграничный паспорт. В этот приезд он у меня взял две тысячи рублей, внесши, между прочим, на мое имя сорок тысяч рублей в Азовско-Донской банк, указывая, что еще ряд лиц будут вносить на мое имя принадлежащие ему деньги, ибо эти лица, фамилии коих я сейчас не помню, но которые имеются в одном из писем его ко мне, ему должны. *****

Всеми моими торговыми делами я занималась исключительно лично, не имея никаких помощников, даже машинистки или мальчика на посылки. На это обстоятельство обращали внимание мои знакомые и неоднократно порицали меня, почему я себя так замучиваю. ******

Все мне прочитано. Я своей подписью удостоверяю это и пока никаких других объяснений не могу. Правильность протокола свидетельствую.

Евгения Маврикиевна Суменсон.

Пом. нач. контрразведывательного отделения Гредингер.

Примечания:

* Далее идет показание о знакомстве Суменсон по дороге за границу с шведской подданной Гертрудой Юнгбек, представительницей и доверенным лицом шведской фирмы в России, затем служащей английской фирмы в Петрограде, в шведском Красном Кресте, через которую Суменсон пересылала в Варшаву и из Варшавы корреспонденцию фирмы «Фабиан Клингслянд» и свои личные письма в Варшаву. Здесь же она сообщает о первых «неприятностях» во взаимоотношениях с Яковом Фюрстенбергом (см. об этом в ее допросе 26 августа: док. 39).

** Далее Суменсон показывает суммы остальных семи партий.

*** Далее Суменсон показывает суммы, которые вносила в различные банки, «согласно данным ее книг по дебету и кредиту Я. Фюрстенберга», а также принадлежащие фирме «Фабиан Клингслянд» и лично ей (см. об этом: док. 49; ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 126. Л. 309, 312; Д. 13. Л. 122, 123; Д. 15. Л. 45, 46, 54о6.; Д. 16. Л. 220, 282).

**** Далее Суменсон сообщает о суммах, выдававшихся ею Козловскому, и об обстоятельствах передачи 50 тыс. руб. через Козловского американскому вице-консулу Рейлли (Reilly), по требованию Я. Фюрстенберга.

***** Далее Суменсон сообщает, что небольшое количество писем Я. Фюрстенбергу отправляла через госпожу Юнгбек, которая, в свою очередь, отправляла их через посредство курьеров шведского посольства. «Письма от Фюрстенберга я получала также помимо обыкновенного почтового [пути] через оказию, как то: через вышеупомянутого Рейлли, через некоего датчанина [Варке], представителя какой-то датской фирмы. Но через Юнгбек я никогда писем от Фюрстенберга не получала».

****** Далее Суменсон, отвечая на вопрос, переводила ли деньги за границу другим лицам, кроме Я. Фюрстенберга, ответила, что в общей сложности перевела 230 тыс. руб. фирме «Нестле» в Вевей через Азовско-Донской банк, которому соответствовал Банк-ферейн в Цюрихе, о чем сообщила также на допросе 25 июля.

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 13. Л. 105—111. Подлинник. Рукопись. Показания записаны крайне небрежно.

¹ Суменсон была арестована в Павловске контрразведывательным отделом Министерства юстиции, после обыска 5 июля и допроса 6—7 июля была 8 июля заключена под стражу. Из воспоминаний П.А. Половцова: «...конно-артиллеристы арестовали в Павловске знаменитую Суменсон, легкомысленно поселившуюся где-то около их казарм, и привезли ее в штаб... Выхожу к ним и вижу уныло сидящую в углу г-жу Суменсон в крайне печальном виде: вся в синяках и кровоподтеках, лицо распухло — словом, избитая до неузнаваемости... Гвардейская конная артиллерия решила свою драгоценную добычу передать лично мне, крепко надеясь на то, что я, по крайней мере, не выпущу эту мерзавку на следующий день, но... бабу так бить не следовало бы... Никитин принимает арестованную вместе с найденным в ее квартире чемоданом» (Половцов П.А. Дни затмения (записки Главнокомандующего Войсками Петроградского Военного Округа генерала П.А. Половцова в 1917 г.). М., 1999. С. 158—159).

² Следственная комиссия во главе с Александровым основательно поработала с документами АО, предоставленными ей конторой. Среди них были и 299 писем и телеграмм Суменсон, представлявших ее переписку по делам фирмы «Фабиан Клингслянд». Были составлены протоколы осмотра документов и допроса служащих. Ничего компрометирующего лиц, интересовавших следствие, не обнаружено. Владельцы АО заявили, что с Козловским «никакого дела не имели» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 16. Л. 58о6. - 127об., 191-195о6.).

«ГЕРГАРД и ГЕИ» — «Акционерное общество транспортирования кладей и товарных складов с выдачею ссуд (адрес: Петроград, Невский пр., 28)». Учредителем Общества русских контор фирмы в 1913 г. был саксонский подданный, давший фирме имена известных деятелей транспортного дела, умерших еще в XIX в. После появления в петроградских газетах в сентябре 1914 г. статей о «крупной немецкой фирме "Гергард и Гей"» за ней был установлен правительственный надзор как за «немецко-еврейской фирмой», хотя она работала, по заявлению правительственного инспектора, чиновника особых поручений министерства финансов Н.А. Мегорского, «в большей части для нужд государственной обороны». В начале октября 1917 г. Министерство торговли и промышленности занималось ликвидацией фирмы, ее переименованием в Международное акционерное общество Экспедиторства и Транспорта и переходом правления в «русские руки» (РГВИА. Ф. 2000. Оп. 16. Д. 119). После Октября амбары и склады с холодильниками этой фирмы на берегу Невы перешли к объединениям «Хладоэкспорт», затем «Росмясмолторг» и существуют до сих пор.

³ Было продано медицинских товаров на сумму 802 726 руб. 61 коп. (без вычетов), из них переведено за границу Фюрстенбергу 576 336 руб. 13 коп. (см. док. 49).

 

Из протоколов допроса Е.М. Суменсон Следственной комиссией

38

25 июля 1917 г.

Я не признаю себя виновной в том, что, состоя русскою гражданкою, в 1917 г. по предварительному между собою и другими лицами сговору с целью способствования находящимся в войне с Россией государствам во враждебных против нее действиях вошла с агентами названных государств в соглашение содействовать дезорганизации русской армии и тыла для ослабления боевой способности армии. Для этого на полученные от вражеских государств денежные средства мы организовали пропаганду среди населения и войск с призывом к немедленному отказу от военных против неприятеля действий, а также в тех же целях в период с 3 по 5 июля 1917 г. организовали в Петрограде вооруженное восстание*.

В Стокгольме в переговорах со мною Генрих Фюрстенберг мне сказал: «Представьте себе, брат мой Яков Фюрстенберг, который столько причинил мне огорчений своей судьбою, занялся торговлею, я просто не верю своим глазам, просто не узнаю своего брата». Хотя я Якова Фюрстенберга не видела, но знала его как социалиста, и такая неожиданная перемена — превращение его, социалиста, в торговца тоже страшно меня поразила. Генрих Фюрстенберг мне передал, что Яков тоже хотел бы работать с Россией и иметь представителя своего в Петрограде и приглашает приехать в Копенгаген. Я не отказала Генриху Фюрстенбергу и поехала с ним в Копенгаген.

Итак, мы поехали в Копенгаген, где нас встретил Яков Фюрстенберг. У Якова была контора на улице Эсгергазе. Я познакомилась с Яковом через Генриха. Последний в разговоре называл его Кубой. Они вступили в переговоры. Яков Фюрстенберг выразил желание продавать в России товары, какие у него имеются. Товары у него были разные, по его словам, но главным образом медикаменты. Толковали они довольно долго, после чего мне Генрих говорил: «Не верится мне тому, чтобы Куба мог быть коммерсантом, я плюну на его предложение, и не стоит связываться с ним». Однако после того переговоры у них возобновились, и в результате они составили договор на русском языке. Им нужно было перевести этот договор на немецкий язык, почему они сказали, что обратятся к «доктору» (так они называли Парвуса Гельфанда).

Когда я с Генрихом Фюрстенбергом приехала в Копенгаген, то в конторе Якова Фюрстенберга встретила уже Козловского.

Итак, мы пошли к Парвусу, которого они называли просто «доктором», и только когда я поинтересовалась узнать, как его фамилия, то мне ответили: «Гельфанд». Парвус на меня произвел такое впечатление, что Яков Фюрстенберг с ним считается и как бы тот ему не то покровительствует, не то что-либо иное. Парвус занимал богатую виллу-особняк, имел автомобиль и, по словам Фюрстенбергов, очень богатый человек и является социал-демократ. (Не помню точно, назвали его крупным социал-демократом или крупным социалистом.) По этому поводу меня несколько удивило богатство его, и я в шутливой форме заметила даже: «Я бы тоже хотела быть таким социал-демократом».

Припоминаю, что Яков, между прочим, говорил, что Парвус нажил много на какой-то операции с хлебом. Парвус перевел договор на немецкий язык. Тут же находился и Козловский. Таким образом, с Парвусом я виделась один раз. Я уехала в Петроград. Яков Фюрстенберг вернулся со мною же в Стокгольм. Генрих же поехал в Варшаву чрез Берлин. На предложенный вопрос, каким образом он мог ехать в Берлин, отвечаю: я не знаю этого, но он сам мне говорил, что поедет через Берлин в Варшаву. Козловский же остался в Копенгагене, там же остался и проживавший в Копенгагене Парвус. Мне Яков Фюрстенберг сказал, что Козловский состоит юрисконсультом Якова Фюрстенберга и что фирма Якова Фюрстенберга будет под другим именем зарегистрирована в Датском коммерческом суде.

Яков Фюрстенберг занялся в Стокгольме своими товарами-медикаментами, а я, пробыв день, уехала в Петроград. Все это происходило в ноябре 1915 г. Приехав в Петроград, я занялась представительством у Якова Фюрстенберга.

Денежные переводы были не за каждую продажу товара, а периодически. Все эти операции были с начала 1916 г. При этом должна объяснить о несоответствии размеров сумм, мною внесенных, с теми ценами на товар, которые были назначены Фюрстенбергом. Он прямо назначал чудовищные цены. Чем я объясняю это обстоятельство. По-видимому — громадным аппетитом его.

Не помню точно, говорил ли мне лично Яков Фюрстенберг в бытность мою в Копенгагене или он написал мне, но было им сделано такое распоряжение о том, чтобы я выдавала деньги Козловскому, когда он обратится, не помню точно, наказал ли мне так Яков Фюрстенберг или это вытекало из отношений взаимных между Козловским и Фюрстенбергом, но деньги я равными суммами выдавала Козловскому без расписок. Выдачи производились с 1916 г., приблизительно с весны по март 1917 г., причем он за это время отсутствовал довольно долго за границею. Всего выдала от 15 000 до 20 000 руб., при этом должна оговориться, я говорю в цифрах приблизительно, и возможны неточности.

Приблизительно весною 1916 г. Яков Фюрстенберг прислал письмо мне, я не могу восстановить дословно содержание его, но по содержанию его я поняла его так, чтобы я выдавала денежные суммы лицам, которые будут ко мне обращаться за счет Якова Фюрстенберга. Мне такая просьба Якова Фюрстенберга показалась столь дикою, что я написала ему письмо, в котором я писала, что «я не понимаю Вашего распоряжения относительно денег, выходит так, что я должна каждому встречному, который обратится ко мне, выдавать деньги за Ваш счет. Боюсь, что рука дрогнет». На это Яков мне прислал письмо, в котором написал, будто я его не поняла, и что такое его распоряжение «связано с денежным вопросом, и, конечно, всякая выдача денег должна была бы сопровождаться моею (т. е. Якова Фюрстенберга) заметкою»¹. Кроме Козловского, ко мне никто так и не обращался. Да я без заметки Фюрстенберга никогда бы и не выдала денег, но так заметок он и не присылал, и денег я не выдавала.

В заключение своего показания должна вам сказать следующее. Я совершала вышеописанные операции в чистом виде, то есть я лично вела те именно операции торговые, которые и были таковыми в действительности. В то время у меня никаких оснований к подозрению о том, не служат ли описанные операции, совершаемые чрез меня как представительницу фирмы Якова Фюрстенберга, прикрытием чего-либо другого нечистого, например, не служат ли все эти операции прикрытием, замаскированием перевода денег на организацию пропаганды шпионажа в России, — подозрений к этому в то время не было.

Что касается настоящего времени, когда теперь я учитываю и взвешиваю прошлое, то в настоящее время у меня ничего определенного не составилось.

Яков Фюрстенберг приезжал в Петроград один раз, как я это знаю, это было в средине мая с. г. Он говорил мне, что у него нет денег, что у него есть долги и ему придется поступить на место. А с другой стороны, он внес на мой текущий счет в Аз.-Донском банке 40 000 руб., из которых взял 2000 руб. обратно и задал мне вопрос, могут ли и другие вносить деньги на мой текущий счет, я ответила ему, что принципиально ничего не имею, но так как возня может быть с расчетом процентов, то не лучше ли и не проще ли открыть текущий счет на имя его, Фюрстенберга, на что он мне ответил: «Нет, это неудобно», а почему, я и не спрашивала. Здесь, в Петрограде, есть союз военно-медицинск. заготовлений, и Фюрстенберг просил меня, чтобы я сделала предложение поставки медикаментов. Когда Фюрстенберг был в Петрограде, я и сказала ему, что ему как мужчине было бы удобнее лично пойти туда и сделать предложение, раз он в Петрограде, на это он ответил: «Нет, мне этого не хотелось делать, лучше, если Вы это сделаете». Так и не пошел, а почему, так и осталось мне неизвестно.

По прочтении мною показания прошу внести поправки:

2 — На предложенный мне вопрос, было ли мне известно про то, что Яков Фюрстенберг выслан из Дании, отвечаю, что мне не было это известно, и лишь в этом году какой-то датчанин рассказывал про Якова Фюрстенберга, что он имел какие-то неприятности и что он уехал из Копенгагена.

3 — Когда составлялся договор между Яковом и Генрихом Фюрстенбергом, то говорили, что, возможно, что фирма Якова Фюрстенберга будет зарегистрирована иначе и что это еще вопрос нерешенный².

5 — Размеры месячного моего заработка точно определить не могу, но в последний год он превышал тысячу рублей в месяц.

Показание это мне прочитано. Записано оно правильно с моих слов.

Е. Суменсон.

Судебный следователь по особо важным делам Александров.

Примечания:

* Этот абзац из допроса Суменсон почти дословно воспроизводит заключение по обвинению большевиков, записанное в Постановлении по предварительному следствию от 21 июля 1917 г. (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 4. А. 34).

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 18. Л. 135-141. Подлинник. Машинопись.

¹ Доказательством правдивости этих слов Я. Фюрстенберга, как и того, что он оказывал материальную помощь польской социал-демократической партии, может служить такой факт. При осмотре письменного материала, изъятого у Суменсон при обыске, было найдено письмо, адресованное ей: «Копенгаген, 2.8.16. М. Г. По поручению г. Фюрстенберга, прошу выслать мне следующие мне от него 3000 руб. денежным письмом. Если всей суммы сразу нельзя выслать, то будьте любезны выслать ее по частям. С почтением. А. Грана... (конец фамилии писан неясно). Ниже приписано: Будьте любезны выслать г-ну Гранасу вышеозначенные три тыс. руб. С приветом, Я. Фюрстенберг». При допросе 4 сентября 1917 г. по переписке Суменсон показала: «По поводу найденного у меня при обыске открытого письма А. Гранасса, в коем он просил выслать ему в Копенгаген 3000 руб., поясняю, что денег этих я ему не послала, так как не знала, русский ли он подданный или иностранный, между тем, можно было посылать деньги за границу только русским подданным» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 16. Л. 27,211).

Гранас (Гранасс) Александр В. (1885-1937) - член СДКПиЛ с 1905 г., в 1914—1917 гг. в эмиграции, секретарь секции СДКПиЛ в Копенгагене. Вернулся в Россию с ленинской группой (присоединился к ней в Стокгольме). Давал показания по «делу» Ганецкого 24 ноября 1917 г. (Кентавр. Май-июнь. С. 91-93, 101).

² Согласно показаниям Я. Фюрстенберга комиссии ЦК РСДРП(б) 21 ноября 1917 г., мысль заняться коммерцией появилась у него в связи с тяжелым материальным положением, после знакомства с Парвусом в июле 1915 г.: «Парвус вначале предложил мне деньги для моего личного оборудования в коммерции, но, не имея опыта, я не хотел лично вести дела с чужими деньгами. Немного спустя было организовано акционерное общество, и я был управляющим» (Кентавр. Май—июнь. С. 93—96).

 

39

26 августа 1917 г.¹

Дополнительно показываю:

Вел ли Яков Фюрстенберг торговлю медикаментами единолично сам или в компании с другими лицами, Генрих Фюрстенберг мне не объяснял.

По условию, поступавший от Фюрстенберга товар должна была продавать я; я же получала за них деньги, покрывала расходы, связанные с торговлей на месте в России, затем 5% всей вырученной от продажи суммы должна была отчислять в пользу фирмы «Фабиан Клингслянд», а остальные деньги должна была отсылать Якову Фюрстенбергу. Тогда же между Яковом Фюрстенбергом и Генрихом Фюрстенбергом как членом фирмы «Фабиан Клингслянд» состоялся ответственный по этому поводу договор.

По возвращении в Петроград, когда я начала было заниматься торговыми делами Якова Фюрстенберга, у меня на первых же порах возникли с ним недоразумения. Так, в то время как я, согласно телеграфного распоряжения Фюрстенберга, стала разыскивать покупателей на медикаменты и вступать с ними в торговые отношения, Фюрстенберг помимо меня решил было продать партию товара представителю фирмы «Сегаль» в Петрограде, чем расстраивал мои планы, причем в оправдание своего поступка выставлял, что он не может согласиться доверить мне медикаменты, так как я не могу ему гарантировать, что посылаемые им аптекарские товары не будут реквизированы русским правительством. На этой почве у меня возникла даже переписка с моими патронами в Варшаве, которые и предложили мне при расчете с Фюрстенбергом удержать установленное комиссионное вознаграждение. В дальнейшем Фюрстенберг продолжал также нервничать, назначал слишком высокие цены на медикаменты, чем сильно затруднял ведение торгового дела, в своих письмах, отличавшихся иногда несдержанностью и даже резкостью, неоднократно посылал мне упреки, и я готова была совершенно отказаться от работы с ним и однажды написала ему письмо умышленно в очень резкой форме, надеясь, что он на меня обидится и порвет со мной сношения, однако ничего подобного не случилось, и Фюрстенберг после этого лишь стал более сдержанным и более вежливым в своих письмах. Присылал Яков Фюрстенберг для комиссионной продажи следующие товары и медикаменты: шприцы, термометры, аспирин, салол, салипирин, [антипирин], хинин, морфий, салициловый натрум, фенацетин, неосальварсан, кофеин, гваяколь, антифебрин и [натриум]². Все эти товары пересылались исключительно через транспортную контору «Гергард и Гей» в Петрограде, с которой фирма «Фабиан Клингслянд» работала уже много лет, и получались названной конторой для фирмы «Фабиан Клингслянд», а затем, ввиду имевшейся у меня от этой фирмы полной доверенности, передавались в мое распоряжение. При этом в то время как другие товары, направлявшиеся в адрес фирмы «Фабиан Клингслянд» по представительству от «Нестле», А. Габлена (Париж) и др. обыкновенно хранились по очистке пошлиной на складе «Гергарда и Гея», получаемые от Якова Фюрстенберга медикаменты я хранила на складе Л.Ф. Шпербера (Караванная ул., д. № 20). Это вызывалось тем, что склады «Гергарда и Гея» сырые и не приспособлены были для [хранения], и медикаменты легко могли испортиться, причем, ввиду большой ценности медикаментов, могли получиться крупные убытки. Затем со склада, по моему поручению, товары рассылались в разные города или продавались на месте разным лицам и торговым фирмам.

Как, от кого, за сколько и по каким ценам Яков Фюрстенберг сам покупал медикаменты, мне неизвестно. На какую именно сумму Яковом Фюрстенбергом было выслано товаров, я по памяти определить затрудняюсь, но приблизительно миллиона на 2 рублей, считая не по тем ценам, по коим в действительности пришлось продавать товар, а по ценам, выставленным в фактурах. Эти последние цены были нередко значительно, чуть не вдвое, выше против действительных цен, по коим оказалось возможным продавать товары, и потому я никоим образом не могла выручить двух миллионов рублей и выручила приблизительно девятьсот тысяч с лишком. Сведения об этом имеются в отобранных по обыску у меня книгах.

На Ваш вопрос о том, не была ли торговля Як. Фюрстенберга фиктивной и не присылал ли он под видом медикаментов пустые ящики или иного малоценного груза, я нахожу, что самый вопрос столь странный, такой же, как если бы меня спросили, жива ли я и существую я или нет, так как ни малейшего подозрения в фиктивности в данном случае быть не может. Это наглядно устанавливается тем, что каждая отправка вскрывается и проверяется в таможне в присутствии не только агентов конторы «Гергард и Гей», но и служащих таможни, пошлина взыскивается не иначе как сообразно с характером и родом товара и его количеством и весом, наконец, тем, что за этот товар покупатели в разных частях России платили деньги, которых не стали бы платить за пустые ящики или ничего не стоящие грузы, и тем, что, в случае недостачи товара, по этому поводу возникали у меня с покупателями переписки. Затем по поводу всех своих операций я письменно же периодически отчитывалась перед Фюрстенбергом, сообщая ему, на какую сумму продала товаров, сколько именно выручено и как поступлено с деньгами. Что же касается самих товаров, то они были германского происхождения, и за них по закону уплачивалась двойная пошлина.

Хотя, как мне известно, Я. Фюрстенберг торговал еще сукном и сардинами и в письмах ко мне писал о своих предположениях выслать для продажи кофе, но в действительности, кроме шприцов, термометров и медикаментов, он мне никаких других товаров не присылал. Точно так же указанные товары, как я показала, проходили только через контору «Гергарда и Гея», и никаких дел с транспортной конторой Альперовича по водворению в Россию чулок и карандашей я не имела. Альперовичу я лишь уплатила по его счетам, по поручению Фюрстенберга и Козловского, следуемые ему деньги. Точно так же никаких дел с Кржечковским в Одессе и Розенблитом в Москве, купившими присланные Яковом Фюрстенбергом чулки и карандаши, я не имела, и мне неизвестно, были ли у Якова Фюрстенберга, кроме меня, и другие агенты по продаже его товаров или нет, и о том, что Я. Фюрстенберг вел переговоры с Потехиной в Москве по поводу продажи его товаров, мне неизвестно.

Внося деньги по торговле товарами Якова Фюрстенберга на свой текущий счет или счет Клингслянда, я в то же время в своих бухгалтерских книгах специально вела контокоррент по счету Якова Фюрстенберга, на основании коего в любой момент без всякого затруднения возможно было определить, какая именно сумма причитается Якову Фюрстенбергу. Счет этот на польском языке велся в предъявленной мне книге , причем в кредите я записывала суммы, поступившие на счет Якова Фюрстенберга за проданные товары и проч. (то, что ему следует), и в дебет — суммы, списанные со счета (то, что с него следует, или то, что уплачено за его счет). В этой предъявленной мне книге заключается полный счет Якова Фюрстенберга, и рассмотрением его возможно выяснить положение торговли медикаментами. Никаких иных сумм здесь нет.

Насколько мне известно, Яков Фюрстенберг в течение 1916— 1917 гг. в Петроград приезжал лишь один раз. Это было в конце мая или начале июня. Приехал он, помню, в воскресенье, а в понедельник вечером зашел ко мне.

Яков Фюрстенберг в этот приезд виделся со мной мало. Когда он явился ко мне во второй раз, он был чем-то взволнован и на мой вопрос, что его так сильно волнует: неосальварсан ли или политические дела, ответил, что и то и другое, и шутя прибавил: «А больше всего ваши трамваи и невозможность передвижения». Когда я спросила Фюрстенберга, зачем собственно он приехал в Петроград, по личным ли или деловым обстоятельствам, то он ответил неопределенно, что и по тем и другим, не указывая точно, какие именно дела побудили его приехать в Петроград. При этом не высказывал, что его приезд связан также и с политическими делами. Более подробно он по этому поводу не говорил и политических тем в разговоре не касался. Сама я по политическим вопросам также разговора с ним не возбуждала, так как, считая себя полным профаном в этом, вообще ни с кем в разговоры на политические темы не вступаю, чтобы не попасть в неловкое положение.

Состоял ли он агентом германского правительства и в чем именно выразилась его деятельность как такового агента, объяснить не могу. Точно так же мне неизвестно, в каких собственно отношениях находились Яков Фюрстенберг и Козловский. Парвуса, или Гельфанда, я видела лишь один раз в Копенгагене. Ни с Лениным, ни с Зиновьевым, ни с Троцким, ни с Луначарским я никаких решительно общих дел не имею и с ними незнакома. Политическими вопросами и делами я никогда не интересовалась и ими не занималась и никакого отношения к событиям 3—5 июля н. г. не имею.

От Я. Фюрстенберга из заграницы я никогда никаких сумм не получала и сознательно кому-либо денег с специальной целью ведения в России пропаганды в пользу Германии не передавала, ввиду чего виновной себя в чем-либо по настоящему делу признать не могу. В высылке же денежных сумм Я. Фюрстенбергу ничего преступного не заключается, так как деньги эти принадлежали Фюрстенбергу же. Точно так же, как Фюрстенбергу, я высылала вырученные деньги от продажи «Нестле» — фирме «Нестле» в Вевей. Деньги эти я пересылала через Азовско-Донской коммерческий банк и перевела в общей сложности до 230 тыс. Среди взятого по обыску у меня письменного материала ничего преступного также не заключается. Здесь имеются или личные мои бумаги и письма, или письма, бумаги и книги делового характера. Всю корреспонденцию и отчетность вела я сама так и настолько хорошо, насколько умела и насколько у меня было возможности. Я сознаю, что мое делопроизводство находится в запущенном виде и необразцовом порядке, но я сама в своих бумагах и заметках и записях всегда могла разобраться, и по всем вопросам у меня можно было найти необходимые сведения. Свои бумаги, счетоводство и делопроизводство я старалась привести в больший и лучший порядок, но положительно не имела для этого свободного времени. С целью привести свои бумаги в порядок, я их взяла с собой на лето в Павловск, но после ареста моего своего намерения сделать не могла.

Показание мне прочитано и исправлено, согласно сделанных мной указаний, причем прошу мое показание дополнить следующим:

1) Фирма «Фабиан Клингслянд» существует уже 53 года.

4) По поводу Розенблита в Москве поясняю, что однажды я ему послала 999 гр. неосальварсана. Сделала я это по требованию М. Козловского. Я сама денег от Розенблита за этот неосальварсан не получала. Как мне известно, за него деньги были получены самим Фюрстенбергом в бытность его в Москве в июне н. г. и внесены им в банк на мой счет. Внес ли он их в Москве или в Петрограде, не помню, кажется, в Москве в Азовско-Донской коммерческий банк. Я даже не помню, внес ли эти деньги в банк Фюрстенберг или Розенблит и представляют ли эти деньги часть платежной суммы за неосальварсан или всю сумму. По получении уведомления от банка о поступлении этих денег в сумме 2000 руб. я об этом записала в контокоррентном счете Якова Фюрстенберга, которые я вела в своей книге.

5) Не внесенные на счет Якова Фюрстенберга в контокоррентном счете его суммы доходят до 30 000 руб., но оговариваю, что, может быть, этот итог неточен. Помню лишь, что я не внесла [23 547] руб., полученных от д-ра Михайлова за 1002 гр. неосальварсана, внесенные на мой текущий счет в Сибирском банке 27 июня н. г.

Прошу еще дополнить мое показание тем, что у меня не могло зародиться даже подозрения в принадлежности Якова Фюрстенберга к агентам германского правительства, так как ему, как мне известно, был даже воспрещен въезд в Берлин как социалисту. В воспрещении въезда в Берлин мне высказывал или он сам, или его брат.

Больше ничего добавить не имею.

Прочитано. Евгения Суменсон.

Судебный следователь П. Бокитько.

Примечания:

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 16. Л. 165—175о6. Подлинник. Рукопись.

¹ За три дня до этого допроса Суменсон направила прокурору Петроградской судебной палаты прошение о снятии ареста с ее сумм, хранящихся в Азовско-Донском коммерческом банке, т. к. по окончании предварительного следствия намерена была пригласить «защиту», на что потребуется 20 тыс. руб.; при отсутствии возражений просила уведомить об этом генерал-квартирмейстера штаба ПВО и Азовско-Донской банк. 20 тыс. руб. были выданы брату Суменсон В.М. Рундо, «так как не установлено, что эти деньги поступили на ее текущий счет преступным путем» (курсив мой. - С. П.). (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 16 Л. 288, 309.)

² См. список медицинских товаров, продававшихся Суменсон за счет Я. Фюрстенберга: ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 16. Л. 184-186о6.

 

40

Протокол допроса Ф.Э. Бекмана, доверенного Правления Русского общества торговли аптекарскими товарами в Петрограде

7 сентября 1917 г.

Русское общество торговли аптекарскими товарами¹ является самой крупной торговой фирмой по торговле медикаментами. За время войны этой фирмой приобретались медикаменты из-за границы из разных государств: Англии, Франции, Америки, Японии, а также и медикаменты, получавшиеся в России из Германии². При этом нам приходилось пользоваться услугами местных агентов, занимающихся представительствами заграничных фирм и комиссионной торговлей аптекарскими товарами. Некоторые партии товаров приобретались также и через Суменсон как представительницу известной торговой фирмы «Фабиан Клингслянд». Что касается цен на медикаменты в 1916 г., то эти цены в России резко колебались на протяжении года от многих причин. После прорыва, достигнутого в прошлом году брусиловской армией, цены на аптекарские товары, например, резко понизились, а затем к концу года снова стали повышаться. Затем на величину рыночных цен играют большое значение чисто побочные условия и личность комиссионера и агента по продаже товаров. Можно сказать, что у двух агентов в одно и то же время на один и тот же товар различные цены в зависимости от того, каким способом и откуда удалось получить товар, от величины спроса, количества имеющегося в продаже товара и других условий. Что касается цен, по коим те же товары можно было приобрести за границей, то эти цены несравненно ниже рыночных цен в России. Из сравнения этих цен с русскими рыночными ценами видно, что наши цены носят спекулятивный характер, так как нормально для аптекарских товаров, прибывающих в Россию из-за границы, к заграничной цене надлежит прибавлять за транзит 20% и никак не более 25%.

По ознакомлении с ценами, указанными Яковом Фюрстенбергом в фактурах, при коих он высылал аптекарские товары Евгении Суменсон (был предъявлен протокол осмотра фактур), и цен, по коим Суменсон продавала медикаменты здесь, в России, я нахожу, что цены, выставленные в фактурах Фюрстенберга, слишком, преувеличенные*, выше тех цен, по коим можно было продавать аптекарские товары в России. Цены же, показываемые Евгенией Суменсон в счетах по продаже медикаментов, такие же, как рыночные, но в некоторых случаях незначительно превышают рыночные.

Бекман.

Судебный следователь П. Бокитько.

Примечания:

* Эти два слова написаны сверху вместо зачеркнутого слова «фиктивные».

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 16. Л. 214—215об. Подлинник. Рукопись.

¹РУССКОЕ ОБЩЕСТВО ТОРГОВЛИ АПТЕКАРСКИМИ ТОВАРАМИ было основано в 1867 г. на базе склада доброкачественных товаров и препаратов, созданного вместе с другими аптекарями провизором В.В. Пелем (1820—1903), выходцем из Германии, владельцем одной из старейших и известных аптек в России.

²Несмотря на разрыв экономических отношений с Германией, Россия продолжала получать товары германского происхождения, а Германия — российского через территорию Скандинавских стран, превратившихся в перевалочный пункт для экономического обеспечения всех воюющих государств. Этим занимались не только скандинавские и российские предприниматели, но и наши военные агенты. Так, военно-морской агент В.А. Сташевский, по собственному признанию, «широко занимался контрабандой», отправляя медикаменты и термометры немецкого производства в Россию для русской армии (Новикова И.Н. «Между молотом и наковальней»: Швеция в германо-российском противостоянии на Балтике в годы Первой мировой войны. Изд-во С.-Петербургского ун-та. 2006. С. 195).

 

3.5.«Не усматривается факта перевода сумм обвиняемым из-за границы»

(поиск в российских банках «германского следа»)

Протоколы допросов КРО штаба ПВО организаторов издания газеты «Правда» в качестве свидетелей

41

Настоящий протокол найден 18 авг. среди различных переписок, препровожденных контрразведывательным отделением, отобр. в д. Кшесинской и в редакции «Правды». суд. след. 20 уч.*

7 июля 1917 г.¹

Я — Константин Матвеевич ШВЕДЧИКОВ, 33 г., прав., слушатель Высших петроградских курсов, судился в 1908 г. за побег из-под стражи по политическому делу, проживаю Б. Разночинная, д. № 4, кв. 17.

С 1904 года я работаю в разных периодических изданиях по постановке контор и экспедиций. Будучи по убеждению социал-демократом большевистской фракции, я взял на себя со дня выхода газеты, т. е. с 5 марта с. г., постановку технической части конторы газ. «Правда»². Как заведывающий конторою и хозяйственной частью через мои руки проходили все приходно-расходные суммы. Приход денег составлялся от поступлений за подписку на газету от продажи номеров, от пожертвований в так называемый «Железный фонд» и поступлений добровольных сумм на покупку собственной типографии. Тираж газеты в первые дни выхода был свыше 100 000 и затем понизился и колебался от 82 000 до 90 000 экз. Постоянных платных подписчиков до 1 июля с. г. было около 21 000 лиц. Кроме того, солдатам и рабочим, главным образом первым, ежедневно в среднем выдавалось бесплатно не свыше двух тысяч экземпляров³. Упоминаемый мною «Железный фонд» предназначен для предотвращения денежного кризиса, в связи с возможным падением подписки и тиража в период массовой [безработицы]. Приток денег в этот фонд поступал главным образом от петроградских рабочих с заводов и фабрик, и деньги эти вносились в особые квитанционные книжки. Насколько я помню, денег в этот фонд поступило около 30 000 тысяч. Об этих суммах периодически печатались, согласно квитанционным книжкам, отчеты на страницах газеты. Состав подписчиков был исключительно внутри российского государства. За границу должно было бы высылаться, точно не знаю, три или четыре экземпляра через Главный почтамт безымянно и столько же экземпляров под марками и имя библиотек. Пожертвований на покупку собственной типографии мы начали собирать приблизительно через две или три недели по выхода газеты и до первого июля с. г. собрали свыше ста сорока тысяч рублей. Поступления эти занесены в отдельные особые квитанционные книги, и отчет об этих суммах также печатался на страницах газеты. Деньги эти собраны внутри государства, и поступлений из-за границы не было, не считая двух переводов на сумму не свыше пятисот рублей без указания назначения, которые занесены на переходящую сумму. Правильность всего вышеизложенного может быть проверена в конторе газеты по документальным данным. Считаю необходимым указать, что при обыске конторы, который был произведен ночью, были взломаны замки у столов, переломаны самые ящики в столах, и все находившиеся в них документы были выброшены в общую кучу на пол. Что взято было при обыске, неизвестно, так как описи составлено не было.

Читано. Со слов моих записано правильно.

К.М. Шведчиков.

Кол. секретарь [подпись нрзб].

Примечания:

* Текст впечатан после обнаружения допроса. Подпись нрзб.

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 20. Л. 10-12. Подлинник. Рукопись.

¹ [8] августа Шведчиков был допрошен суд. следователем Следственной комиссии В.Н. Сцепуро (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 7. Л. 40-45).

² «ПРАВДА» — легальный орган большевиков с 22 апреля 1912 г., 8 августа 1914 г. закрыта. Издание возобновилось с 5 марта 1917 г. как центральный орган ЦК РДСРП(б). После разгрома редакции 5 июля выходила под разными названиями, с 27 октября 1917 г. — под первоначальным названием.

³Из протокола осмотра письменного материала 29—31 июля, взятого по обыску во дворце Кшесинской: «Таким образом, газета печаталась в количестве от 60 до 98 тыс. экз., расходовалась же в количестве до 90 тыс. экз. При этом на фронт и в действующие армии посылали и бесплатно раздавались сначала 121 экз., а к концу мая до 4¹/2 тыс. экз. ежедневно» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 17. Л. 93).

 

42

8 июля 1917 г.¹

Артемий Моисеевич ГЕРТИК, 37 лет, иудейского происхождения, журналист, проживаю по Загородному пр., д. № 13, кв. 37.

Я состою заведывающим хозяйственной частью Товарищества «Рабочей печати», в частности, заведывал последнее время типографией «Труд», принадлежащей тому же Товариществу. Кроме того, на мне лежала обязанность покупки бумаги для газ. «Правда». Заведывающим же конторой «Правды» является Константин Матвеевич Шведчиков. О возникновении газ. «Правда» я могу Вам рассказать следующее.

После того, как я был революционным народом выпущен 27 февраля из Крестов, 1 или 2 марта в Государственной думе я встретил несколько старых товарищей по партии социал-демократов большевиков, которые мне сообщили, что агентство Центрального комитета партии выпускает газ. «Правда», закрытую 8 июля 1914 г., и приглашает меня принять ближайшее участие по организации ее. В числе этих товарищей я Вам могу назвать Шляпникова, Константина Степановича Еремеева, Константина Матвеевича Шведчикова, Вячеслава Михаиловича Рябова* (за точность последней фамилии не ручаюсь). Остальных затрудняюсь припомнить, ввиду того, что они быстро ушли из газеты. Так как в городе не было ни одной свободной типографии, а, с другой стороны, рабочие печатники отказались выпускать буржуазные газеты, если одновременно не выйдут социалистические, то Совет рабочих и солдатских депутатов постановил реквизировать некоторые казенные типографии для социалистической прессы. Для нашего органа совместно с «Рабочей Газетой» была предоставлена типография «Сельского Вестника». 5 марта, если не ошибаюсь, вышел первый номер «Правды». В типографии оказался полный штат наборщиков и значительный запас бумаги, почему газета могла существовать без первоначального капитала, тем более что за печать и бумагу первые две-три недели по предоставленным счетам не платилось. Первый номер был роздан бесплатно, а второй и последующие номера стали продаваться сначала по пять копеек номинально, а потом по восемь копеек. Этим путем и было положено материальное основание газеты. Затем стали стекаться пожертвования от рабочих, преимущественно петроградских фабрик и заводов, так как были выпущены воззвания, что необходимы деньги для издания газеты. С большой неточностью могу сказать, что таких пожертвований с первого дня газеты по 1 июля поступило, по моим расчетам, около 200 000 руб. (двухсот тысяч рублей). Из них 75 000 руб. было собрано рабочими по специальному воззванию собрать в течение пяти дней эту сумму на покупку типографии. Первоначально предполагалось купить типографию за 150 000 руб., но эта сделка не состоялась, и была намечена к покупке типография «Труд» Манделя (Кавалергардская, 40), за которую просили 250 000 руб. Тогда было опубликовано в «Правде» новое воззвание о пожертвовании, и на этот раз было собрано 65 000 руб. (приблизительно), хотя просили собрать к 15 мая 75 000 руб. Отсюда я заключаю, что в середине апреля у нас на текущем счету в Московском Народном банке на имя Товарищества «Рабочая печать» лежало 100— 120 тыс. руб. Доход от тиража газ. «Правда» составлял, по моим приблизительным предположениям, около 45—50 тыс. руб. в месяц, именно в первые два месяца; впоследствии же, ввиду вздорожания всего, в частности бумаги, значительно меньше. Для нужд партии за 225 000 руб. была и куплена за наличные деньги, взятые с текущего счета, типография Манделя. В этой типографии печаталась «Солдатская правда», целый ряд профессиональных органов (периодических, как то: «Металлист», «Вестник Профессиональных Союзов», , орган приказчиков), «Фармацевт», «Зерно Правды» (орган пекарей) и др. Здесь же печатались брошюры изд. «Прибой» и др., да и целый ряд мелких заказов районных организаций и лиц. Расходы по издательству «Правды», опять-таки лишь по моим предположениям, быть может, необоснованным, должны быть сначала около 2000 руб. в день, а потом выросли, вероятно, вдвое, около 3500 руб. Кроме изложенных денег, на текущий счет «Рабочей печати» было внесено Центральным комитетом партии около 10 000 руб. и 33 000 руб., собранные на заводе «Лесснер» для [солдатской] литературы; к этим деньгам следует прибавить одолженные у Николая Ивановича Черемовского 20 000 руб. по 1 августа 1917 г. Вообще оговариваюсь, что я детально денежных дел «Правды» не знаю и говорю лишь о них в общих чертах. Для нужд типографии мы через социалистическое [пресс-бюро] при Исполнительном комитете Совета рабочих и солдатских депутатов сделали [условный] заказ на несколько наборных машин, приблизительно на 50—60 тыс. руб. Заказ этот был сделан на американские машины совместно с другими социалистическими газетами; предполагалось машины выписать из Америки через Архангельск или Швецию, точно не знаю. Кроме того, Товариществом была приобретена ротационная печатная машина в Гельсингфорсе у газеты «TiyoMic», органа финской социал-демократической партии, за 10 000 марок с рассрочкой на два года. Машина эта в настоящее время поставлена в типографии «Труд». Сотрудниками и редакторами газ. «Правда» при мне были следующие лица: редактора Ленин, Зиновьев и Каменев, выпускающим Еремеев, заведывающий конторой Шведчиков, секретарями Мария Ильинична Ульянова и вторая сестра Ленина, замужняя, фамилия ее мне неизвестна. Подробный список сотрудников был [неоднократно] публикуем в «Правде», однако сказать фамилии их сейчас затрудняюсь. Могу лишь сообщить, что большинство из сотрудников постоянного гонорара не получали, а писали статьи преимущественно бесплатно. К изложенному прошу добавить, что мне известно достоверно, что может быть подтверждено документами, то обстоятельство, что никаких других источников дохода, кроме указанных выше, а именно, от продажи, подписки и пожертвований, в контору газ. «Правда» не поступало. Никаких крупных сумм из-за границы, кроме нескольких тысяч финских марок, также газетой не получалось. Всем денежным приходам и расходам велся точный расчет как по газете, так и по типографии, и имелись соответствующие оправдательные документы. С прис. пов. М.Ю. Козловским я познакомился на деловой почве ввиду того, что при покупке типографии встретилась необходимость в юридической помощи, и за отсутствием прис. пов. Штучки** я обратился к М.Ю. Козловскому по указанию кого-то из моих товарищей. Относительно фамилии Уншлехт могу Вам объяснить, что такое лицо, насколько припоминаю, приходило ко мне от имени польской социал-демократической организации по вопросу о печатании в типографии «Труд» польской газеты. Записано с моих слов правильно, что подписью своей удостоверяю.

Артемий Гертик.

[Пом. начальника КРО штаба ПВО Е.Г. Данилов].

Примечания:

* Имеется в виду Скрябин (пс. В.М. Молотова).

** Фамилия искажена; надо: Стучка.

*** Фамилия искажена; надо: Уншлихт

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 20. Л. 42-44. Подлинник. Рукопись.

¹ 21 августа А.М. Гертик был допрошен суд. следователем Следственной комиссии Сцепуро (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 10. Л. 88-90).

 

43

Отношение Русско-Азиатского банка иностранному отделению при Особенной канцелярии по кредитной части Министерства финансов

Секретно Петроград, 8 июля 1917 г.¹

Ввиду появившихся в печати слухов о деятельности г-жи Е. Суменсон и Я. Фюрстенберга, Русско-Азиатский банк считает своим долгом довести до сведения Иностранного отделения, что г. Е. Суменсон вносила Русско-Азиатскому банку за счет Ниа банкен, Стокгольм, следующие суммы:

для Я. Фюрстенберга 45 000 руб. 27 октября 1916 г.

для Я. Фюрстенберга 11 000 руб. 18 ноября 1916 г.

для Ниа банкен 50 000 руб. 31 января 1917 г.

- « - 50 000 руб. 4 февраля 1917 г.

- « - 40 000 руб. 23 февраля 1917 г.

- « - 50 000 руб. 15 апреля 1917 г.

- « - 30 000 руб. 26 апреля 1917 г.

Всего: 276 000 руб.

По указанию г. Е. Суменсон, деньги переводились за купленные медикаменты. Помимо сего Банк считает своим долгом сообщить Иностранному отделению, что г. Суменсон являлась в Банк 17 июня с. г. и внесла на счет Ниа банкен, Стокгольм, дальнейшие руб. 100 000 — но, ввиду опубликования в Собрании Узаконений и Распоряжений правительства от 16 июня с/г за № 138 распоряжения о неприеме сумм в рублях на счета иностранных корреспондентов, сумма эта не была переведена [в] Ниа банкен, Стокгольм, и деньги возвращены Е. Суменсон взносом на ее текущий счет № 6545 в Азовско-Донском коммерческом банке².

Русско-Азиатский банк.

Примечания:

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 15. Л. 5, 56. Машинописные копии с подписями членов Правления.

¹Это отношение было препровождено Министерством финансов в ЦКРО при ГУГШ 17 июля. К суд. след. Александрову оно поступило 5 августа от прокурора судебной палаты.

²По поводу этих 100 тыс. руб. Русско-Азиатский банк направил в Министерство финансов еще одно отношение от 10 июля, приводя в нем французские тексты телеграмм, представлявших собой переписку с Новым банком: запрос Нового банка и ответ Русско-Азиатского банка (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 15. Л. 3—6). О возврате этой суммы Суменсон сообщила Фюрстенбергу телеграммой (No 64 из 66, опубликованных Алексинским; у Б. Никитина — под № 22). Напомним слова Суменсон, что банк не сразу перевел деньги в Азовско-Донской банк на ее счет, нажив проценты (см. ее письмо от 26 июня 1917 Фюрстенбергу в док. 31).

 

44

Справка для Следственной комиссии

б/д

Представляя данные о переводах скандинавских и швейцарских [банков], выписанные Кредитной канцелярией из поставленных банками ведомостей, поясняю, что приказы эти в большинстве случаев изображают переносы со счетов одного банка на счет другого, вследствие заграничных сделок на покупку и продажу нашей валюты.

Данные, извлеченные из приказов, к сожалению, не дают полной картины, так как некоторые банки, в том числе Азовско-Донской, получивший крупные суммы от Ниа банкен и Гэтеборгс Хандельс банкен, до сих пор не дали исчерпывающих сведений о суммах, перенесенных у них же на счета частных лиц¹.

Сведения от Азовско-Донского банка должны быть получены на днях. Действительно правильные выводы можно будет сделать, лишь взяв из банков необходимые выписки из счетов и сверив их с чеками и приказами на выплату.

[подпись нрзб].

* Заметка: Из всех петроградских банков были затребованы сведения о счетах обвиняемых:

1. - КОЗЛОВСКОГО Мечислава Юльевича,

2. — СУМЕНСОН Евгении Маврикиевны,

3. - ЛУНАЧАРСКОГО Анатолия Васильевича²,

4. — ЛЕНИНА (Ульянова) Владимира Ильича,

5. — АПФЕЛЬБАУМА (Зиновьева, он же Радомысльский) Овсея Герида Ароновича,

6. — ГЕЛЬФАНДА (Парвуса) Израиля Лазаревича,

7. - ФЮРСТЕНБЕРГА (Ганецкого) Якова Станиславовича³,

8. — САХАРОВА Василия Васильевича,

9. — ЛЕБЕДЕВА Павла Ивановича,

10. — ПОЛЯКЕВИЧА Станислава Александровича⁴,

11. — РАХЛИЯ Ивана Абрамовича,

12. — ЗАХАРОВА Александра Николаевича,

13. - РОЗАНОВА Ивана Николаевича,

14. — КОЛЛОНТАИ Александры Михайловны⁵,

15. — ИЛЬИНА Федора Федоровича,

16. — РОШАЛЯ Соломона Григорьевича,

17. - БРОНШТЕЙНА (Троцкого) Льва Давидовича

по вопросам:⁶

1. — Не было ли открываемо им за время нынешней войны текущих счетов или отчетов по вкладам; кто из них и с какого времени имеет сейфы⁷.

2 — Не посылали ли они и кто именно за время с 1 марта 1917 г. по 1 августа через банк денежных переводов или не получали ли таковых из банков (какая сумма, за чей счет и по чьему поручению).

3. — Не производилась ли указанными лицами оплата каких-либо документов, полученных из-за границы или из Финляндии.

4. — Не получались ли банком непосредственно или комиссионным путем на имя указанных лиц из-за границы или Финляндии грузовые документы.

5. — Выдавались ли таковые против оплаты или безвалютно; в первом случае — на какую сумму были выданы документы, а во втором случае — на какое количество товара и какого именно.

6. — Не были ли получены банком и оплачиваемы данными указанными лицами векселя.

7. — Не переводились ли указанными лицами денежные суммы за границу или в Финляндию: в утвердительном случае, какие именно суммы и куда именно. ** ⁸

Судебный следователь П. Бокитько.

Примечания:

* Далее идут выписки из банков в таблицах (л. 8—26), в т. ч. из Азовско-Донского банка (л. 20—24). Вслед за этими выписками следует Заметка за подписью судебного следователя П. Бокитько, красноречиво свидетельствующая, насколько тщательно и скрупулезно обследовалась деятельность этих банков.

** Далее перечисляются банки, которым 6 и 7 августа были посланы запросы (всего в 22 банка).

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 15. Л. 7, 27-28. Подлинник. Машинопись.

¹ Источником этих слухов об Азовско-Донском банке, отраженных в Постановлении о предварительном следствии от 21 июля, где, в частности, сообщалось и о 750 тыс. руб., взятых Суменсон из банка, послужило следующее секретное письмо контрразведки ГУГШ в Министерство юстиции от 7 июля: «6 сего июля помощник Главного военного прокурора генерал К.Н. Шрейтерфельд заявил Центральному контрразведывательному отделению, что лично ему знакомый член правления Азовско-Донского банка профессор Каминка сообщил ему по телефону нижеследующее: у арестованной 5 июля Суменсон в настоящее время на текущем счету в Азовско-Донском банке состоит 150 тыс. руб. С января сего года с: текущего счета ею взяты 750 тыс. руб. Деньги на ее счет вносились наличными деньгами разными лицами» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 16. Л. 9). Каминка А.И. (1855—1942) — кадет, с 1909 г. профессор Высших женских курсов в Петербурге, член правления Азовско-Донского банка. Председателем правления был, вероятно, его родственник, тоже кадет, Б.А. Каменка (1855—1942). Банк оказывал финансовую помощь кадетам. Уточним, что именно через этот банк Суменсон вела финансовые операции с фирмой «Фабиан Клингслянд», В показаниях она сообщала, что перевела через названный банк около 230 тыс. руб., имела, как и Козловский, свои личные счета в нем, но все операции с Фюрстенбергом шли в основном через Русско-Азиатский и Сибирский банки. (Между прочим, некто К.Н. Шрейтерфельд работал в органах советской военной прокуратуры в 1923—1924 гг.)

В течение августа и сентября 1917 из Азовско-Донского банка в Следственную комиссию, в ответ на ее отношения, были препровождены копии сведений, своевременно представлявшихся банком Особенной канцелярии по кредитной части Министерства финансов; в частности, банк направил дополнительные списки лиц и учреждений, находившихся в России и получавших деньги из-за границы и Финляндии, сведения о переносах на счета в банк частных лиц и русских фирм, по поручению заграничных корреспондентов в нейтральных странах и Америке, копии уведомительных писем о кредитовании текущих счетов Козловского и Суменсон (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 15, 16).

² А.В. Луначарский вернулся в Россию из эмиграции через Германию 9 мая. Одним из поводов к его аресту, как и Троцкого, явилось, вероятно, следующее обстоятельство. 31 марта 1917 г. Нижегородский городской ИК направил Чхеидзе письмо об обнаружении в жандармском управлении при станции «Нижний» алфавитной книги агентов-сотрудников, уволенных со службы, которая была составлена по документам, полученным из Московского жандармского управления, с записями о Бронштейне- Троцком, Луначарском и Г. С. Хрусталеве-Носаре (1878—1918). Об этом было сообщено министру юстиции Керенскому и Бурцеву. После начала судебного расследования по Июльским событиям информация была направлена 14 июля прокурору Петроградской судебной палаты. Но после тщательной проверки Одесской, Саратовской, Харьковской судебными палатами прокурор Московской палаты направил 29 сентября расследование об этих лицах с сообщением, что никаких указаний на принадлежность их к числу секретных сотрудников добыто не было, что записи о них были взяты не из циркуляров Департамента полиции о секретных сотрудниках, а, по-видимому, из разыскных циркуляров (ГА РФ. Ф. 1782. On. 1. Д. 40). Луначарский в ночь на 23 июля был задержан уголовной милицией Петрограда на квартире Лощенко (Лахтинская ул., д. 25), с 25 июля после обыска и допроса содержался под стражей. 5 августа мера пресечения была заменена освобождением под залог в 5 тыс. руб. По ходатайству Ф.И. Драбкиной, размер залога был уменьшен до 3 тыс. (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 5. Л. 86-90; Д. 12а. Л. 229-233; Д. 15. Л. 161; Д. 14. Л. 64о6.; Д. 18. Л. 111-117; Д. 20. Л. 220).

Показание Луначарского 25 июля опубликовано в сб. документов «Из истории борьбы за власть в 1917 году». М., 2002. С. 138—145. Составители Г.И. Злоказов, Г.З. Иоффе.

³Впервые не совсем точные сведения о коммерческой деятельности Я. Фюрстенберга поступили в русскую контрразведку от военного агента в Дании С.Н. Потоцкого 30 ноября (4 декабря) 1916 г. (см. док. 72). Вероятно, эта деятельность особых подозрений у русской контрразведки не вызывала, о чем свидетельствуют и вскрытие военной цензурой заграничных писем, направлявшихся Фюрстенбергом из Копенгагена Козловскому, и бесполезная деятельность в Стокгольме агента Б. Никитина A.M. Соколовского, и справка телеграфного контроля Петрограда (см. док. 18), уведомление Правового департамента МИДа от 5 августа 1917 г. на запрос ГУГШ, что Фюрстенберг находился в России в мае—июне 1917 г., имея обычный консульский паспорт, выданный в Стокгольме, которым «консульство снабжало всех эмигрантов вообще еще в то время, когда Фюрстенберг состоял членом местного эмигрантского комитета и когда против него никаких обвинений или подозрений не существовало» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 14. Л. 88о6.; Д. 15. Л. 139; РГВИА. Ф. 2000. Оп. 16. Д. 2393. Л. 148). Сбор компрометирующих сведений на Фюрстенберга, напомним, был начат французской разведкой, по инициативе А. Тома, в июне 1917 г.

⁴Обвиняемые Полякевич, Рахья, Захаров и Розанов пополнили в этой справке список тех, кого в Постановлении от 21 июля по предварительному следствию посчитали причастными к подготовке вооруженного восстания «на полученные от вражеских государств денежные средства» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 4. Л. 12; Д. 11. Л. 39, 135-136; Д. 12а. Л. 66, 221-222; Д. 126. Л. 188-195; Д. 18. Л. 10-39,59-83,119; Д. 19. Л. 112-143, 182; Д. 20. Л. 21-30, 57, 108о6., 156, 264).

⁵Контрразведке было известно, что А.М. Коллонтай, проживавшая по Дегтярной ул., 25—5, где снимала комнату у дантиста М.А. Лакшина, в июне уехала в Финляндию и должна вернуться к 8 июля. Коллонтай, узнав о революционных событиях в Петрограде, решила добровольно вернуться из-за границы (Швеция). К ней присоединилась Зоя Шадурская, возвращавшаяся из Парижа. На п. п. в Торнео князь [С. С.] Белосельский- Белозерский предъявил распоряжение Керенского об аресте Коллонтай 14 июля. Неоднократно допрашивалась контрразведкой и Следственной комиссией. 17 августа, по состоянию здоровья, была освобождена под залог в 5 тыс. руб. (внес сын — М.В. Коллонтай, деньги дали Горький и Красин). Через два дня вновь была задержана, по распоряжению Керенского (см. док. 83), находилась под «домашним арестом» до 14 сентября, дня открытия Демократического совещания. В сентябре неоднократно вызывалась на допросы, отказывалась от предъявления ей следственного производства из-за «пристрастного отношения к членам большевистской партии».

6 октября, с разрешения прокурора и штаба ПВО, выехала в Финляндию (ГА РФ. Ф. 1806. On. 1. Д. 4. Л. 83—83о6., 95; Д. 5. Л. 60-63; Д. 12а. Л. 220; Д. 126. Л. 11^11о6., 154,180—180о6.; Д. 18. Л. 1-6о6; Д. 20. Л. 15, 2^8,242; Д. 24. Последнее дело было передано в ф. 1826 из фонда Прокурора Петроградской судебной палаты — Ф. 1782. Д. 41).

⁶ На все поставленные ниже вопросы из банков пришли отрицательные ответы, кроме тех, через которые совершала переводные опёрации Суменсон и в которых содержались счета ее и Козловского. Как и контокоррентный счет Я. Фюрстенберга (активный счет для взаимного расчета по совершаемым сделкам между банками, фирмами или лицами), они были особенно тщательно изучены и проверены. Более того, еще 5 июля начальник Петроградского морского КРО направил в ЦБ ГУГШ протокол осмотра банковских списков более чем на 200 лиц, фирм и учреждений, получавших с марта 1917 г. переводами деньги из-за границы. Протокол был составлен 21 июня чиновником для поручений при названном отделении коллежским секретарем Голосовым после изучения сообщения русских банков в иностранном отделе Особенной кредитной канцелярии Министерства финансов. Ни одна фамилия, интересующая Следственную комиссию, созданную 10 июля, по спискам не проходит. Лишь компания «Гергард и Гей» находится в числе получателей переводов из Стокгольма и Гельсингфорса в разные петроградские банки на общую сумм) около 288 тыс. руб. (РГВИА. Ф. 2000. Оп. 16. Д. 1799. Л. 55-63).

На протяжении всего следствия шла активная переписка не только с банками с основной целью выяснить, не переводились ли крупные суммы из-за границы в Россию «на пропаганду в пользу Германии», но и проверялись разного рода слухи, нашедшие отражение в Постановлении комиссии от 21 июля, в частности, о показаниях некоего Константиновского. Следственной комиссии стало известно о нем от ЦКРО при ГУШ, куда он был приглашен 14 июня для ответа на вопросы по поводу статьи в «Биржевых Ведомостях» за 9 июня «Немецкие деньги для пропаганды в России», написанной сыном «бабушки русской революции» Николаем Брешко-Брешковским. Начиналась она так: «Весьма и весьма поучительно и любопытно, как отражалась вся наша революционная сумятица и разруха в таких чувствительных нейтральных пунктах, как Стокгольм и Копенгаген. Инженер Константинович, недавно вернувшийся из продолжительной командировки, провел несколько месяцев в Стокгольме и вывез оттуда немало интересных наблюдений». Этими наблюдениями оказавшийся не Константиновичем и не инженером, а механиком флота Главного управления шоссейных дорог А.Я. Константиновским, тот и поделился в ГУГШ. Суд. след. П. Александров направляет 28 июля запрос в Киевский окружной суд для допроса сослуживцев Константиновского, находившихся вместе с ним в секретной технической командировке в Стокгольме в январе—мае 1917 г., а после розыска Константиновского, обнаруженного в Ялте, 24 августа просит исполнить «требование», заключающееся в допросе свидетеля по 13 вопросам, «ввиду особой важности дела и спешности, тотчас же». На основные вопросы Константиновский дал довольно уклончивые ответы, в том числе: «На предложенный мне вопрос, не заходил ли в Ниа банк Ульянов-Ленин и для каких именно операций, я отказываюсь отвечать, ввиду современного положения» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 1. Л. 131-143; Д. 7. Л. 151-165; Д. 12а. Л. 93-98).

Активные меры по отслеживанию валютных операций между Россией и зарубежными странами принимали контрразведывательные органы Временного правительства, о чем могут свидетельствовать и такие факты. На совещании 13 июля о ликвидации неприятельских предприятий в России было обращено внимание на необходимость установления тщательного наблюдения за пароходными, экспедиторскими и транспортно-комиссионными конторами, т. к. их сношения с неприятельскими странами являются «одним из удобнейших способов» вести с ними переписку «со шпионскими целями». 27 июля, в соответствии с предписаниями № 13820 от 24 июня, Петроградская военно-цензурная комиссия направляет в ЦБ ГУГШ список экспортных операций между русскими и иностранными банками и торговыми домами, «составленный на основании корреспонденции, прочитанной отделом цензуры, абонементных ящиков». В списке из интересующих нас учреждений упоминается контора «Гергард и Гей», хранившая на складах пеньку, кавказский мед, машинное масло. 30 июля генерал Потапов просит товарища министра финансов С. А. Шателена сообщить случаи переводов из-за границы в Россию через частные банки крупных денежных сумм начиная с января 1917 г., с указанием как этих банков, так и тех, которые содействовали этим переводам (РГВИА. Ф. 2000. Оп. 16. Д. 1615. Л. 93, 96, 98-104, 111-114).

⁷При первом допросе 6 июля Суменсон сообщила о наличии у нее сейфа в Международном коммерческом банке, где хранились 15 тыс. руб. процентными бумагами. После осмотра содержимого сейфа, который Суменсон арендовала в этом банке, обнаружились, кроме денег, брошь и золотые серьги с бриллиантами. Все содержимое было возвращено брату Суменсон 12 сентября.

⁸Русско-Азиатский банк прислал ответы 17 августа и 5 сентября (ГА №. Ф. 1826. On. 1. Д. 15. Л. 54о6,57). АзовскоДонской банк на отношение N 200 дал ответ 25 и 26 августа о том, что есть лишь счета Суменсон и Козловского, выписки из каковых приложил к ответу. «Никаких операций, касающихся названных в отношении лиц и помянутых в пп. 3, 4, 5, 6 тго же отношения, совершено не было. Вместе с тем Банк имеет честь сообщить, что 21-го марта с. г. госпожой Е.М. Суменсон переведено было за границу руб. 100 000 через Bank ferein Suisse, Zurich за счет Nestle Anglo- Suisse Condensed Milk» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 15. Л. 253-256o6., 46). Сибирский банк на отношение№201 дал 26 августа сведения о суммах свыше 25 тыс. руб., поступивших из-за границы через шведские, датскиеи финляндские банки, а также выписки текущих счетов Суменсон и Козловского с тремя приложениями (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 16. Л. 269-273).

 

45

Протокол экспертизы

1917 года августа 9, 10, 11, 14,16, 18,21,26. Г. Петроград.

Судебный следователь Гродненского окружного суда по важнейшим делам в присутствии нижеподписавшихся понятых, через приглашенного в качестве эксперта бухгалтера Нила Ивановича Королева, служащего в конторе газ. «Биржевые ведомости», произвел бухгалтерскую экспертизу с целью установить бюджет газ. «Правда» и происхождение тех сумм, ни которые газета эта издавалась и была приобретена особая типография.

Эксперту были предъявлены все книги и документы, перечисленные в протоколах осмотра 2 августа, 9—22 августа, и сообщены данные, имеющиеся в протоколе осмотра 7 августа с. г., сведения, присланные акц. общ. «Дубровка», «Симпеле», Исакова, Фельдмана, редакции «Сельского Вестника», Петроградского почтамта, Моск. Нар. банка¹.

Из составленного экспертом отчета № 2 видно, из каких сумм составился приход от продажи и рассылки подписчикам газ. «Правда» и какие расходы были по выпуску этой газеты, причем валовой доход составил 371 135 руб. 12 коп., а прибыль определилась в 74 417 руб. 23 коп. Из того же отчета видно, что, помимо прибыли, в кассу газ. «Правда» поступили от Чермовского 15 530 руб., по счету фондов разных лиц 56 634 руб. 45 коп., от ЦК на издание 100 руб. и переходящих сумм 19 945 руб. 34 коп., а всего 166 677 руб. 07 коп. Из этой суммы израсходовано на покупку автомобиля 6850 руб. 96 коп., типографии (кроме израсходованных полностью сумм «Железного фонда» и фонда собственно на типографию) 66 155 руб. 05 коп., дано заимообразно «Прибою» 123 руб. 43 коп.; в кассе наличными 36 525 руб. 13 коп., в банках 57 022 руб. 42 коп.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ: На основании изложенного, я заключаю, что не было никаких посторонних поступлений в кассу «Правды», кроме перечисленных в кассовом отчете № 2. Благодаря крупным поступлениям в «Железный фонд» и в фонд типографии, а также благодаря имевшимся в кассе суммам подписной платы, внесенной вперед с 1 июля, и невозвращенным суммам разных лиц и учреждений, в кассе газ. «Правда» оказались деньги, которыми были оправданы не только расходы по изданию газеты, но и приобретение типографии и ее оборудования, стоившие около 240 000 руб.

При существовавшей розничной и подписной цене на газ. «Правда», расходах на бумагу, дешевизне печати и набора в типографии «Сельского Вестника» и при отсутствии гонорарной оплаты труда сотрудников газ. «Правда», при том тираже, который указан в ведомостях № 55—58, убытка приносить не могла.

Я пользовался тем отчетом за время с 5 марта по 1 мая, в котором баланс сведен в сумме 281 687 руб. 73¹/2 коп., т. к. данные этого отчета соответствуют кассовым данным.

Указанная в отчете сумма 56 725 руб. как находившаяся в Волжско- Камском коммерческом банке могла быть переведена как случайный перевод, на что указывает и контокоррент Московского Народного банка (см. 3 мая кредит).

Эксперт Королев.

Примечания:

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 17. Л. 103—105о6. Подлинник. Машинопись.

¹ Следственная комиссия провела тщательное расследование о средствах, поступавших на печатание большевистских изданий: были допрошены К.М. Шведчиков (осмотрен его контракт от 15 мая 1917 г. с Манделем), A.M. Гертик, редактор и издатель газ. «Правда» М.К. Миронов (проверен его счет в Волжско-Камском банке), бухгалтер газеты А.А. Шуфер, конторщик Н.М. Гальперн, заведующий типографией б. комиссара Временного правительства над управлением б. Петроградского градоначальника М.М. Будков, бухгалтер этой типографии Н.С. Миронов о печатании в их типографии, по требованию Подвойского, газ. «Солдатская Правда», метранпаж в газ. «Сельский Вестник» В.Д. Головин и др. Были осмотрены препровожденные в Следственную комиссию пять счетов на сумму 3381руб. 40 коп. на печатание в типографии Фельдмана с 29 марта по 21 июня 1917 г. газ. «Правда», выписки текущего счета Товарищества «Рабочая печать». 2 августа был составлен протокол осмотра документов, касающихся кассовой отчетности, уплаты жалованья служащим, расход бумаги и пр. по конторе и редакции «Правды», ведомости Железного фонда «Правды», фонда типографии «Правды». 20 августа произведен осмотр книг и документов конторы и редакции «Солдатской Правды» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 7; Д. 11. Л. 112-113, 133; Д. 12а. Л. 145-148о6.; Д. 126. Л. 283-295; Д. 17; Д. 20. Л. 10-12, 31-32, 42-^4, 68, 147-148; Д. 2. Л. 2—Зоб.; Д. 4. Л. 14-17; Д. 5. Л. 55-56о6.; Д. 6. Л. 2о6. - 4о6.; Д. 10. Л. 2—Зоб., 88-90).

 

46

Протокол

1917 года августа 12 дня судебный следователь по особо важным делам округа Виленского окружного суда в г. Петрограде, Фонтанка, 16, допрашивал, согласно 443 сг. Усг. Уг. Суд., нижепоименованного, и он показал:

КИРПИЧНИКОВ Аркадий Аркадьевич¹, 34 лет, начальник Петроградского столичного управления уголовного розыска, православный, под судом и следствием не состою и не состоял.

Во второй половине июня месяца с. г. я был вызван бывшим товарищем министра внутренних дел князем Урусовым, который заявил мне, что он располагает сведениями о том, что Германия пересылает в Россию через Финляндию деньги помимо банков и почты и что эти сведения необходимо проверить. Князь Урусов никаких распоряжений к этому делу мне не дал, а направил меня к капитану французской службы Лоран, дав его адрес и добавив, что я должен собрать необходимые для Лорана сведения. Капитан Лоран с обстоятельствами дела меня не познакомил, а лишь просил установить, где останавливались и с кем имели встречи несколько указанных им лишь по фамилиям лиц, приехавших в Петроград через Финляндию из Швеции. Но ввиду того, что капитан Лоран снабдил меня недостаточными сведениями, не мог указать даже имен, то собрать интересующие капитана Лорана сведения не представилось возможным. Более никаких поручений в этом направлении я ни от кого не получал и никакими сведениями по этому вопросу не располагаю.

Показание писано собственноручно в присутствии судебного следователя.

А. Кирпичников.

Судебный следователь П. Бокитько.

Примечания:

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 15. Л. ЗО-ЗОоб. Подлинник. Рукопись.

¹ Именно ему, начальнику уголовной милиции Петрограда, прокурор Петроградской судебной палаты поручил произвести обыск и арест Троцкого и Луначарского, что и было им исполнено в ночь на 23 июля и тотчас доложено (ГА РФ. Ф. 1782. On. 1. Д. 40. Л. ^-6; Ф. 1826. On. 1. Д. 7. Л. 3).

 

47

Письмо Д.Л. Кандаурова «по делу большевистских организаций» А.А. Нератову

№ 8890 [Стокгольм], 17/30 августа 1917 г.

Милостивый Государь Анатолий Анатольевич

На днях ко мне обратился г. Брантинг, лидер шведской социал-демократической партии, с просьбой принять его по делу о возводимых на стокгольмский «Nya banken» обвинений в посредничестве по переводу денег из Германии в пользу «большевистских» организаций через гг. Фюрстенберг, Суменсона и др. Вчера г. Брантинг зашел ко мне в сопровождении директора-распорядителя «Nya banken» г. Олофа Ашберга; оба они категорически заявили, что банк никакого отношения к партии русских «большевиков» не имеет и никаких денег из Германии для этой партии не получал и не пересылал. Г. Ашберг пояснил, что банк, как и вообще всякое кредитное установление, существует для разнообразных операций денежного характера, среди коих, между прочим, играет видную роль операция денежных переводов, которую в любом банке может совершить первое пришедшее лицо, правлению банка совершенно не известное. Поэтому банк не может нести какую-либо ответственность за конечное направление сумм, внесенных в банк первым встречным и отправленных по адресу неизвестного банку лица в России. Г. Ашберг сообщил, что под страхом двухмесячного ареста он не имеет права открывать кому-либо банкирские книги. Однако, желая быть совершенно чистым от каких-либо подозрений и сомнений, он строго доверительно просит меня ознакомиться с теми частными книгами «Nya banken», кои касаются внесения г. Фюрстенбергом сумм в «Nya banken» для перевода их в Сибирский и Русско-Азиатский банки в Петрограде, да и вообще всеми книгами банка. Из этого ознакомления, по словам г. Ашберга, с полной очевидностью выяснится, что дело идет о простых банковских I переводах, причем банк не мог иметь какого-либо понятия о конечном направлении и назначении сумм. Кроме того, г. Ашберг прибавил, что вообще денежные переводы от г. Фюрстенберга были невелики¹.

На случай, если бы министерство сочло необходимым пойти навстречу желанию г. Ашберга и нашло нужным иметь в своем распоряжении точный материал по этому поводу, я полагал бы целесообразным поручить рассмотреть соответствующих частей книг «Nya banken» прибывающим в Стокгольм главе банкирского дома «Лесин» Г.Д. Лесину п присяжному поверенному М.Я. Имханицкому, товарищу председателя Комитета помощи политическим эмигрантам и члену местного комитета Красного Креста².

Верно: Делопроизводитель [подпись нрзб].

Примечания:

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 15. Л. 92—93. Машинописная заверенная копия.

¹ Из письма Я. Фюрстенберга Козловскому от 14 августа 1916 г. (см. док. 31) следует, что Фюрстенберг иногда пересылал небольшие суммы денег в Петроград для очистки грузов от пошлин, фрахтов и т. д. На запрос Следственной комиссии в различные банки о суммах свыше 25 тыс. руб., поступивших к ним из-за границы от датских, шведских, финляндских банков за январь—июнь 1917 г., Русско-Азиатский банк сообщил 23 августа, что от Союзного банка были получены за счет Нового банка 13 апреля 1917 г. 500 тыс. руб. и 27 июня 250 тыс. руб. «Означенные суммы поступили от Союзного банка не для выплаты каким-либо определенным лицам, а для занесения на имеющийся в нашем банке в Петрограде корреспондентский счет А/В Ниа Банкен, Стокгольм, каковому счету указанные суммы были кредитованы» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 15. Л. 87о6.). Ни в одном ответе из банков ни Я. Фюрстенберг, ни арестованные по делу Июльских событий не проходят (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 15).

² Копию этого письма Доливо-Добровольский направил 5 сентября Александрову, изложив просьбу Нератова «уведомить в возможной скорости, признает ли он необходимым произвести осмотр книг "Nya banken", и именно теми же лицами, кои упомянуты в письме, или же другими» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 15. Л. 91). Вероятно, ответом на это сообщение Кандаурова было постановление Александрова 7 сентября (инициировано суд. следователем Бокитько 6 сентября) о необходимости «получения списка всех сумм, поступивших в Hia-Банкен в1916и1917гг. от Фюрстенберга и Гельфанда для перевода в Россию», т. е. «не только в Петроград, но и в другие города и на другие банки», а также выяснить, «для выдачи каким лицам были направлены те деньги» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 15. Л. 94, 95). Поиски оказались безрезультатными.

Г.Д. Лесин заинтересовал петроградскую контрразведку еще в мае 1917 г.: он значится в запросе на 44 лица, адресованном Б. Никитиным в ЦБ ГУГШ. Вероятно, предложением Улофа Ашберга российская сторона так и не воспользовалась.

 

48

Протокол

1917 года августа 22 дня судебный следователь 20-го участка г. Петрограда допросил нижеследующего свидетеля в порядке 443 сг. У. У. С., и он показал:

Я, Виктор Николаевич КРОХМАЛЬ, 43 лет, присяжный поверенный, лютеранин, под судом не был, участвующим в деле посторонний, живу в г. Пгр, Надеждинская ул., 23.

Во время событий 3—5 июля с. г. в газетах появились сообщения, что переброшенный в Россию прапорщик Ермоленко дал указания на то, что Ленин и другие представители большевистской партии получают деньги из германских источников. Ввиду этих сообщений, представители большевистской фракции обратились в Исполнительный комитет CP и СД с просьбой взять на себя расследование этого обвинения. Была образована комиссия от Исполнительного комитета, в которую вошел и я. Нами был допрошен служивший в секретариате большевистской фракции Бронислав Веселовский, показания коего были занесены в особый протокол, представленный к настоящему делу. Этот Веселовский представил при своем допросе следующие предъявляемые мне теперь документы: телеграмму из Салтсебадена, записную тетрадь, черновики телеграмм, телеграфные квитанции и удостоверение на имя Веселовского. Все эти документы, а также предъявляемые мне копия письма Иолтуховского и Меленевского, копия телеграммы, отправленной из Кронштадта в Биорке, и телефонограмма на имя Исполнительного комитета от Куделько — были переданы мною 10 июля с. г. прокурору Петроградской судебной палаты, ввиду назначения предварительного следствия о событиях 3—5 июля и последовавшего, вследствие сего, постановления Исполнительного комитета об упразднении нашей следственной комиссии. Кем переданы в наш Исполнительный комитет копия телеграммы в Биорке и письмо Иолтуховского, не знаю. (При допросе предъявлены осмотренные 10 августа с. г. документы (д. 7, л. 64).)*

Присяжный поверенный В. Крохмаль.

Добавляю, что никаких больше документов, кроме указанных, в нашу комиссию не поступало. В. Крохмаль.

Судебный следователь [подпись нрзб].

Примечания:

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 11. Л. 1. Подлинник. Машинопись.

* В деле№ 7 (Ф. 1826. On. 1) листы64—67 отсутствуют, возможно, были переданы в ЦПА НМЛ.

Из протоколов осмотра П. Бокитько при участии экспертов Петроградской конторы Государственного банка текущих счетов фирмы «Фабиан Клингслянд», Е.М. Суменсон, М.Ю. Козловского, контокоррентного счета Я.С. Фюрстенберга

49

Петроград, 5—13 сентября 1917 г.

Осмотр нижеследующих документов, а именно:

1. Копии доверенности, выданной фирмой Клингслянд Евгении Суменсон

Копия эта прислана Петроградским Международным коммерческим банком при письме от 31 августа н. г.

2. Выписки текущих счетов Е. Суменсон, фирмы «Фабиан Клингслянд», М.Ю. Козловского и М.Э. Козловской, присланные к следствию разными банковскими учреждениями *

4. Контокоррентный счет Якова Фюрстенберга в книге лицевых счетов Е.М. Суменсон

Первая запись по сему счету, как выше указано, относится к 26 ноября 1915 г. Сумма эта записана по Дебету. По Кредиту же первая статья записана под 16 января 1916 г.

В рассматриваемом счете на Кредите поставлены суммы, поступившие на счет Якова Фюрстенберга, в Дебете же стоят суммы, списанные со счета или уплаченные за счет Я. Фюрстенберга. Счет доведен по Дебету по 30 июня 1917 г. и по Кредиту по 26 июня 1917 г., причем в конце счета карандашом записаны итоги:

По Кредиту 955 875 руб. 89 коп.

По Дебету 853 693 руб. 78 коп.

Таким образом, на основании этих новых сумм остаток в пользу Якова Фюрстенберга на 1 июля 1917 г. определяется суммой в 120 182 руб. 11 коп.

В дальнейшем было приступлено к исследованию счета Фюрстенберга сначала по Кредиту и затем по Дебету.

При ближайшем рассмотрении сумм, поставленных на Кредит, оказалось, что суммы эти представляется возможным разбить на следующие четыре группы, а именно:

1. суммы, зачисленные на кредит для сторнировок, т. е. для аннулирования ошибочно или неправильно поставленных сумм на Дебет,

2. суммы, относительно коих ни в рассматриваемом счете, ни в данных следствия не имеется указаний на то, что они являлись платежами за проданные медикаменты и аптекарские товары,

3. суммы, представляющие собой возврат произведенных за счет Фюрстенберга расходов, и

4. суммы, относительно коих как в рассматриваемом счете, так и в бумагах, взятых по обыску у Е. Суменсон, определенно говорится как о платежах, поступивших за проданные медикаменты.

К суммам 2-й категории относятся:

28 декабря 1916 г. Выданные Генриху Фюрстенбергу 1000 руб.--коп

27 мая 1917 г. Внесенные Фюрстенбергом в Азовско-Донской коммерческий банк 40 000 руб. - - коп

24 июня 1917 г. Полученные от Кржечковского 5905 руб. 12 коп.

Всего: 46 905 руб. 12 коп.

г) Выплаты, произведенные Лещинскому, Козловскому и другим, поименованные в счете Якова Фюрстенберга:

2 апреля 1916 г.	Лещинскому	200 руб.—коп.
»	Пружану за брак	87 « 80»
24 июня »	Козловскому	200 » --
16 августа »	Козловскому	3000 »
7 сентября »1	Шперберу за разницу в кронах	360 «
21 октября »	Софье Козловской	300 »
9 ноября »	М. Козловскому	2700 »
1 декабря »	М. Козловскому	4000 »
12 января 1917 г.	М. Козловскому	3000 »
10 марта »	Рейлли1	50 000 »
29 мая »	Я. Фюрстенбергу	2000 »

Всего: 65 847 руб. 80 коп.

Таким образом, М. Козловскому и его жене Софье Козловской было выдано всего 13 200 руб.

д) Счета, высланные через частные банки за границу Суммы, переведенные через частные банки (по отчислении банковских расходов в тех случаях, когда они в счете показаны вместе с переводимой суммой), следующие:

Суммы, переведенные Е. Суменсон через частные банки**

15 февраля 1916 г. через Сибирский банк 19 600 руб.

30 марта " " » " 57 200 »

15 июня м " " " 44 000 "

1 июля » " " " 19 000 "

23 июля " " " " 70 000 »

3 августа " " " " 30 000 "

5 » " " » 1000 "

26 июля " переведено в кронах 17 560 "

2 сентября " переведено в кронах 21 360 "

7 » » » через Азовско-Донской коммерческий банк 1000 "

13 октября " " " " 1000 »

27 " " через Русско-Азиатский банк 45 000 "

18 ноября " м Сибирский банк 11000 "

3 января 1917 г. уплачено через банк 8803 руб. 19 коп.

12 » " " " " 9072 » 66 »

31 » " через Русско-Азиатский банк 50 000 м

3 февраля " " Московский банк 10 740 " 28 коп.

4 " " " Русско-Азиатский банк 50 000 "

23 " " " " " 40 000 «

14 апреля " " " " 50 000 » 26 »

26 " " " " 20 000 "

17 июня » " " " 100 000 "

Всего: 676 336 » 13 коп.

Из этих денег 100 000 руб., поставленные на Дебете 17 июня 1917 г. (списанные со счета), 26 июня 1917 г. были снова поставлены на счет Я. Фюрстенберга, ввиду чего в действительности высланных через частные банки сумм значится по счету:

_ 676 336 руб. 13 коп. 100 000 «« Итого: 576 336 руб. 13 коп.

Таким образом, ВСЕ СУММЫ ПО СЧЕТУ ЯКОВА ФЮРСТЕНБЕРГА БАЛАНСИРУЮТСЯ СЛЕДУЮЩИМ ОБРАЗОМ:

 

Дебет		Кредит
Транспортные расходы	43 743 руб. 80 коп.	Выручено за медикаменты	802 726 руб. 61 коп.
Комиссия Клингслянду	39 581 руб. 09 коп.	Возврат расходов	302 руб. 18 коп.
За страховку	2941 руб. 49 коп.	Пружану за брак	87 руб. 80 коп.
Разным лицам	65 847 руб. 80 коп.	Поступило других сумм	46 905 руб. 12 коп.
Переведено за границу	576 336 руб. 13 коп.		850 021 руб. 71 коп.
Разные расходы	1389 руб. 35 коп.
	729 839 руб. 66 коп.
Сальдо	120 182 руб. 05 коп.
	850 021 руб. 71 коп.		850021 руб. 71 коп.

 

 

откуда видно, что на 1 июля 1917 г. в распоряжении Е. Суменсон находилось принадлежащих Я. Фюрстенбергу денег всего

120 182 руб. 05 коп. ***

Судебный следователь П. Бокитъко.

Примечания:

* Далее следуют заверенные банками выписки текущих счетов Козловского в Азовско-Донском коммерческом банке (специальный No 1419, простой N«> 5057), М.Э. Козловской в Русско-Азиатском коммерческом банке(No 222), Суменсон в Сибирском торговом банке (No 6687), в Азовско-Донском коммерческом банке (No 6545), фирмы «Фабиан Клингслянд» в Варшавском отделении Иолжско-Камского банка и в Петроградском Международном банке.

** В документе рядом с суммами указывается лист дела по каждому из этих сумм. Имеются некоторые неточности в этом списке, которые уточняются при сверке со сведениями из банков: сумма от 5 августа в 1000 руб. числится за Азовско-Донским банком, сумма от 18 сентября в 11 000 руб. переведена через Русско-Азиатский банк, 3 и 12 января 1917 г. уплачено через Петроградский Частный банк, 3 февраля 1917 г. уплачено через Московский Купеческий банк (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 16. Л. 220, 221, 312, 333).

*** Далее сообщается о сличении этого счета с отчетностью, отраженной в документах Суменсон, взятых у нее при обыске. Сделан вывод, что отчетность корреспондирует (соответствует) счету.

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 16. Л. 289-297. Подлинник. Машинопись. Под протоколом — подписи экспертов: помощника директора Петроградской конторы Государственного банка В.Г. Гинце, старшего бухгалтера Конторы П.А. Митинского, старшего делопроизводителя Госбанка П.А. Прокофьева.

Вице-консул САСШ в Стокгольме Артур Рейлли (Reilly) приезжал в Петроград 7/20 марта 1917 г. в качестве официального курьера миссии и выехал 13/26 марта в качестве курьера посольства в американскую миссию в Стокгольме, где и исполнял свои официальные обязанности (из ответа американского посольства в России от 8/21 сентября 1917 г. на запрос Следственной комиссии: ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 13. Л. 105—111; Д. 18. Л. 135—141).

 

50

Петроград, 9 сентября 1917 г.

Осмотр в Сибирском торговом банке

книг и переписок этого Банка с целью выяснения денежных сумм, переведенных Я. Фюрстенбергом или Гельфандом из Стокгольма через Hia-Банкен и Ревизионс-Банк. При этом Старшим Доверенным Сибирского Торгового Банка, Заведывающим Иностранным Отделом Альфредом Адольфовичем Лемкулем были предъявлены к осмотру: 1) книга 3-я по счету Loro иностранных корреспондентов, в коей на стр. 39 и след. имеется Счет Ревизионс-банка за 1917 год, 2) книга № 2-япо тому же Счету Loro Иностранных Корреспондентов, в коей на сгр. 291 имеется счет Hia-Банкен, 3) подлинные переписки, относящиеся к обоим этим счетам, состоящие из телеграмм и подлинных писем, и 4) книга 3-я по Счету Loro Иностранных корреспондентов, в коей на сгр. 39 и след. имеется Счет Ревизионс-банка за 1916 г.

Все эти книги и переписки в присутствии понятых были просмотрены Экспертами с указанной выше целью, причем оказалось, что по Счету Hia-банкен под 26 апреля 1917 г. прошла всего лишь одна сумма как по Кредиту, так и по дебету, поставленная в распоряжение Роттердамского Банковского союза, внесенная в тот же день по распоряжению ЕВа-банкен в Русско-Азиатский Банк. Других каких-либо сумм на этом Счете не имеется. Из относящихся к указанной сумме двух предъявленных А. А. Лемкулем телеграмм не видно, чтобы к этой операции имели какое-либо отношение Я. Фюрстенберг, Ганецкий, Козловский и Суменсон. По рассмотрении остальных переписок с Ревизионсбанком и счетов этого банка за 1916 и 1917 гг. никаких сведений о пере воде Я. Фюрстенбергом или Гельфандом сумм через Ревизионс-Банк и Сибирский Торговый банк не обнаружено, равно в Дебете тех счетов нет указаний на выплату поступивших из заграницы сумм Е. Суменсон и Козловскому.

Фамилий Я. Фюрстенберг, Гельфанд и Козловский вовсе не встречается ни в рассмотренных документах, ни в счетах. Фамилия же Суменсон встречается по счету Ревизионс-банк по кредитовой стороне в связи с произведенными ею взносами на счет этого банка.

Прочитано.

Судебный следователь П. Бокитько.

Примечания:

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 15. Л. 97-97о6. Подлинник. Рукопись. Под протоколом — подписи экспертов Госбанка П. Прокофьева, В. Гинце и старшего доверенного Сибирского торгового банка А.А. Лемкуля.

 

51

Петроград, 11 сентября 1917 г.

Осмотр в Русско-Азиатском банке

книг и документов этого банка с целью выяснения, не имеется ли в них записей и перевода в Россию из Стокгольма Яковом Фюрстенбергом или Ганецким каких-либо денежных сумм в 1916 и 1917 гг. (до 1 июля) через Ниа банкен и Ревизионс банк.

По объяснении цели своего прибытия помощнику юрисконсульта Русско-Азиатского банка присяжному поверенному Ефиму Павловичу Фридланду последний объяснил, что Русско-Азиатский банк в постоянных корреспондентских сношениях с Ревизионс банком не состоит и потому корреспондентского счета с Ревизионс банком в Русско-Азиатском банке нет. Корреспондентский же счет с Ниа банкен существует. Затем присяжным поверенным Фридландом были предложены к осмотру: 1) подлинный счет корреспондентов по счету с Nia-banken Aktiabolaget Stockholm за 1916и 1917 гг. и 2) относящиеся к ним 26 переплетенных книг, заключающих в себе всю переписку (письма и телеграммы в подлинниках), полученные Русско-Азиатским банком от Ниа банкен и в копиях — посланные Русско-Азиатским банком Миа-Банку в Стокгольм.

Записей о производстве Русско-Азиатским банком за счет Ниа банкен платежей, по поручению Фюрстенберга и Ганецкого, М.Ю. Козловскому, Е.М. Суменсон или другим обвиняемым по настоящему делу не оказалось. Кем именно были переведены деньги С. Козловской в сумме 1000 руб., в пояснительном тексте счета Ниа банкен не показано.

Ни фамилии «Фюрстенберг», ни фамилии «Гельфанд» в счете не встречается. По рассмотрении этих переписок* оказалось, что в них не имеется определенных указаний на то, чтобы Яков Фюрстенберг или Ганецкий давали поручения Ниа банку в Стокгольме перевести какие- либо денежные суммы М.Ю. Козловскому, Е. Суменсон и другим обвиняемым по настоящему делу, и фамилии Фюрстенберга и Ганецкого в качестве трансагентов (дающих поручение перевести деньги) не указываются.

Ввиду этого, подлинные письма и переписка Русско-Азиатского банка за 1916 г. подробно не рассматривалась и просмотр некоторых произведен на выдержку. При этом оказалось, что как из телеграммы Ниа банка от 3 марта 1916 г. за № Q410, так и подлинного письма того же банка от 3-го же марта 1916 г. на имя Русско-Азиатского банка явствует, что 3 марта 1916 г. Русско-Азиатским банком Софье Козловской было выслано 1000 руб., переведенных через Ниа банкен М.Ю. Козловским.

Протокол прочитан.

Судебный следователь Бокитько.

Примечания:

* Имеются в виду переписки за 1917 г.

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 15. Л. 98—99об. Подлинник. Рукопись. После подписи Бокитько следуют подписи экспертов Госбанка В.Г. Гинце, П.А. Митинского и помощника юрисконсульта Русско-Азиатского банка Е.П. Фридланда.

52

Петроград, 14 сентября 1917 г.

Заключение экспертов

по вопросам:

1. о порядке поступления в Россию денежных сумм из-за границы и порядке получения этих сумм частными лицами и

2. о том, не имеется ли в поступивших к делу сообщений петроградских банков сведений о получении кем-либо из обвиняемых по настоящему делу (Ульянов (Ленин), Апфельбаум (Зиновьев, он же Радомысльский), Козловский, Суменсон, Луначарский, Коллонтай, Ильин, Бронштейн-Троцкий, Розанов, Лебедев и другие) более или менее крупных денежных сумм из-за границы, и в отрицательном случае, исключается ли этим факт получения обвиняемыми из-за границы денег, причем эксперты, по предварительном обсуждении этих вопросов между собой, заключили следующее:

I. На предложенный нам первый вопрос объясняем, что вне торгово-промышленного и коммерческого оборота деньги могут поступить в Россию из-за границы:

1. 1. или через банки и кредитные учреждения,

   2. или путем ввоза в Россию денежных знаков в натуре,

   3. или наконец скрытым способом под видом безвалютного ввоза или присылки в Россию товаров и вообще ценностей.

П. Что касается вопроса о получении обвиняемыми по настоящему делу более или менее крупных денежных сумм из-за границы, то из поступивших от петроградских частных банков письменных сведений и сообщений не усматривается факта перевода таких сумм обвиняемым из-за границы (кроме перевода Луначарскому 12 мая н. г. 150 руб. и П. Лебедеву 16 мая н. г. 350 руб.: Т. 15, л. д. 55). Однако это обстоятельство не может служить доказательством, что подобных переводов вовсе не было, так как при желании отправителя денег остаться неизвестным и скрыть их получателя фактическими отправителями и фактическими получателями денег будут третьи лица и учреждения и действительные заграничные отправители денег и действительные русские получатели для банка могут остаться неизвестными и фамилии этих лиц в делопроизводстве банка могут не проходить.

При таком положении самое тщательное рассмотрение счетов и документов банков никаких положительных результатов дать не мо- жп, и факт получения денег из-за границы тем ли иным лицом через третьих лиц может быть устанавливаем лишь свидетельскими или иными какими-либо данными, но не путем бухгалтерского исследования банковского делопроизводства.

Судебный следователь П. Бокитько.

Примечания:

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 16. Л. 298-299. Подлинник. Машинопись. Под протоколом — подписи экспертов Госбанка В.Г. Гинце, П.А. Митинского, П.А. Прокофьева.

 

53

Петроград, 14 сентября 1917 г.

Заключение экспертов

после изучения ими следственного материала и имеющихся при деле вещественных доказательств по следующим вопросам:

I. — Как обрисовываются отношения Е.М. Суменсон к торговой фирме «Фабиан Клингслянд», к Якову Фюрстенбергу и присяжному повереному М.Ю. Козловскому по письменным данным, взятым по обыску Суменсон и Козловского.

II. — Если Е.М. Суменсон была представительницей торговой фирмы «Фабиан Клингслянд» по представительству от заграничных фирм «Нестле» в г. Вевей, А. Габлена в Париже, Я. Фюрстенберга в Копенгагене, то насколько удовлетворительно ее делопроизводство, счетоводство и отчетность по этой ее деятельности и насколько сама Суменсон опытна и бухгалтерии.

III. — Возможно ли по имеющимся документальным данным установить, и действительно ли устанавливается:

1. — На какую именно сумму Я. Фюрстенбергом было прислано К. С Суменсон как представительнице фирмы «Фабиан Клингслянд» для продажи шприцов, термометров и медикаментов, считая по фактурным и по проданным ценам.

2. — На какую именно сумму ею было продано этих товаров и выручено денег.

3. — Как именно были израсходованы ею эти деньги.

4. — Насколько заслуживает доверия счет Я. Фюрстенберга в контокоррентной книге Е. Суменсон (по описи веществ, доказ. по делу Суменсон, книга № 11).

5. — Не имеется ли в этом счете Я. Фюрстенберга или в других письменных доказательствах указаний на получение денег Е. Суменсон из за границы или вообще денег, не оправдываемых продажей аптекарских товаров и медикаментов.

6. — Не являются ли операции торгового характера Я. Фюрстенберга и Е. Суменсон обстоятельствами, прикрывающими перевод в Россию денег из-за границы.

IV. Представляется ли обычным распределение вырученных от торговли денежных сумм по текущим счетам в разных банках, дабы, в случае банкротства одного банка, сохранились деньги в другом, или же, наоборот, деньги обычно вносятся в одно наиболее надежное, с точки зрения торговца или его представителя, кредитное учреждение, в целях избежать возможностей при распределении денег по нескольким банкам утраты части вырученных от торговли денег в случае банкротства одного из этих банков.

 

V. Не является ли редким исключением в практике торговых предприятий с оборотом до 2 млн руб. в год отсутствие у Фюрстенберга какой-либо конторы в Петрограде и сосредоточение всего делопроизводства в руках лишь одной его представительницы — Суменсон.

При этом эксперты по предварительном обсуждении этих вопросов между собой и по соблюдению 443 ст. Уст. Уг. Суд. единогласно заключили следующее:

I. По взятым при обыске у Е. Суменсон письменным данным имеется основание заключить, что Е. Суменсон была доверенной фирмы «Фабиан Клингслянд» по ведению торгового дела. Таковы же отношения Е. Суменсон как доверенной названной фирмы и к Я. Фюрстенбергу, как это видно из копии договора последнего с Клингсляндом (т. 16, л. д. 24об., № 35) по делу импорта в Россию медикаментов и термометров, хотя фактически доверие Я. Фюрстенберга к Е. Суменсон несколько суживается участием М. Козловского в роли юрисконсульта и негласного контролера, что усматривается из переписки, взятой при обыске у названных лиц.

II. Таким образом, по представительству Фабиана Клингслянда у Суменсон бухгалтерии в полном смысле слова не было, а были лишь памятные записки, в коих может разобраться только сам автор. Между прочим, следует отметить, что на корешках чековых книжек не всегда делались все отметки, а в чековой книжке Азовско-Донского коммерческого банка (по описи веществ, доказ. по д. Суменсон, книжка № 19) имеются два корешка даже без всяких пометок. Поэтому говорить о какой-либо систематичности и более или менее совершенном порядке не приходится, и все счетоводство и делопроизводство зиждилось на памяти ведущего в отдельных отрывках, с которыми может оперировать только их хозяин.

III. Таким образом, из указанного счета Я. Фюрстенберга видно, что на 30 июня 1917 года (до какового числа доведен счет) в распоряжении Е. Суменсон находилось принадлежащих Фюрстенбергу денег 120 182 руб. 05 коп. Указанный счет Я. Фюрстенберга по своему содержанию и по внешней форме все же не внушает каких-либо подозрений в правильности поставленных на счет и списанных со счета сумм, так как все главные суммы подтверждаются имеющимися при деле документами и данными следствия, и при этом экспертиза не может не заметить одного совершенно недопустимого в чисто торговых предприятиях факта выдачи денег без всяких расписок и тем более лицам незнакомым. Такова выдача Рейлли 50 000 руб., отмеченная в счете датой 10 марта 1917 г. Может быть, на предмет таковых же выдач были внесены 27 мая Фюрстенбергом и 40 000 руб., что представляется вполне допустимым, так как сама Суменсон не отрицает получения распоряжения выдавать деньги всем знакомым, которые за ними явятся, но насколько правильно это предположение, неизвестно, так как в документах, взятых по обыску у Суменсон, какого-либо разъяснения не оказалось.

Тщательная проверка всех остальных сумм счета, а равно ознакомление с деловой перепиской не устанавливает факта непосредственного получения Е. Суменсон денег из-за границы, и единственно необъяснимым остается факт взноса самим Фюрстенбергом указанных выше 10 000 руб. Насколько можно судить на основании материалов, имеющихся налицо по данному делу, операции по представительству фирмой «Фабиан Клингслянд» носят вполне коммерческий характер. Не усмотрено ни одной безвалютной сделки с кем-либо из покупателей, и порученные от продажи товаров деньги, как уже сказано, относились на счет Фюрстенберга.

Самый факт открытия обвиняемой Суменсон текущих счетов в нескольких банках чего-либо ненормального в торговом обороте не представляет. То обстоятельство, что дело Фюрстенберга поручено было одной Суменсон и не была открыта для данной цели специальная контора, в отношении Я. Фюрстенберга особого внимания не заслуживает по той причине, что Фюрстенберг поручал свое дело не Суменсон лично, а фирме «Фабиан Клингслянд», и представитель этой фирмы должен был уже позаботиться об открытии и содержании конторы с введением в ней правильного и точного делопроизводства и отчетности и правильного счетоводства. На это, как усматривается из кассовой книги Суменсон (т. 16, л. д. 48, 49 и т. д.), и отпускались фирмой известные суммы. Однако Суменсон, получая эти средства, служащих не имела. Состояние ее счетов и переписки свидетельствует об обремененности ее работой, но присылавшаяся ею Фюрстенбергу отчетность, видимо, не вызывала у Фюрстенберга подозрений в неправильной постановке ее бухгалтерского хозяйства.

Судебный следователь П. Бокитъко.

Примечания:

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 16. Л. ЗОО-ЗОЗоб. Подлинник. Машинопись. Под протоколом — подписи экспертов Госбанка В.Г. Гинце, П.А. Митинского, П.А. Прокофьева.

 

54

Протокол

1917 года сентября 16 дня судебный следователь по особо важным делам округа Виленского окружного суда допрашивал согласно 403 ст. Усг. Уг. Суд. нижепоименованного в качестве обвиняемого, и он показал:

КОЗЛОВСКИЙ Мечислав Юльевич, дополнительно показываю:

По поводу предъявленной мне телеграммы из Христиании от 24 марта на мое имя от Кубы, т. е. от Фюрстенберга (была предъявлена указанная телеграмма, осмотренная в т. 14 на л. д. 88 под № 18)¹, поясняю, что в этой телеграмме фамилия «Лялин». Лялин — это социал-демократ, проживавший за границей и в указанное время приезжавший в Россию. Действительная его фамилия Пятаков, имени же и отчества его не помню. Где он ныне находится, мне неизвестно; я лишь знаю, что по приезде в Петроград он здесь пробыл, вероятно, несколько дней, а затем уехал в Киев. В указанной телеграмме Фюрстенберг и просил передать этому Пятакову 1000 руб. По поводу этих денег я имел беседу, но не помню хорошо, с Лялиным ли или Фюрстенбергом, и у меня составилось понятие, что Лялин имел свои деньги в Стокгольме, которые и передал Фюрстенбергу перед отъездом в Россию, а Фюрстенберг в свою очередь поручил мне выплатить Лялину 1000 руб. из денег, принадлежавших Фюрстенбергу же и находившихся в моем распоряжении. В действительности я этих денег Лялину не платил, хотя помнится, что выдал ему 200 руб.

Что касается предъявленного мне письма без подписи, начинающегося словами «Дорогой товарищ, письмо № 1 (от 22—23) получено сегодня, 21/TV сг. ст. Деньги (2 тыс.) от Козловского получены» и оканчивающегося словами: «Сейчас пришли сообщения о громадных демонстрациях, стрельбе и пр.» (было предъявлено письмо, осмотренное в т. 4 на л. 98 в протоколе от 31 июля 1917 г.)², то почерк, коим написано это письмо, мне неизвестен. Относительно же указанных в письме двух тысяч, поясняю, что деньги эти такого же характера, как и указанные выше 1000 руб., предназначавшиеся к выдаче Лялину. В данном случае, помню, ко мне обратилась Елена Дмитриевна Стасова (живет где-то на Фурштадтской ул.) с просьбой выдать Ленину 2000 руб. из суммы Фюрстенберга, что я и исполнил. В настоящее время я ясно не помню, было ли мной получено от Фюрстенберга поручение уплатить ту сумму Ленину или такое поручение было получено самой Стасовой или Лениным, но относиться с недоверием к словам Стасовой я не имел оснований и потому просьбу ее исполнил³. Точно я не могу объяснить, почему [именно] Фюрстенберг должен был уплатить Ленину 2000 руб., и [лишь] полагаю, что платеж этот связан с денежными расчетами между Лениным и Фюрстенбергом, а именно, Ленин как эмигрант, получив деньги из эмиграционного бюро на проезд в Россию, оставил их в Стокгольме у Фюрстенберга, и потом Фюрстенберг поручил деньги эти возвратить Ленину⁴.

Наконец, на предложенный мне вопрос о том, почему присланные Фюрстенбергом карандаши поступили непосредственно от экспедитора Альперовича к Розенблиту в Москве, а не через Суменсон, поясняю, что Розенблит — знакомый Ганецкого, и, по распоряжению последнего, карандаши и были направлены для продажи прямо к Розенблиту. Очевидно, Ганецкий раньше снесся с Розенблитом по поводу продажи этих карандашей и соответственно с этим и сделал нужные распоряжения. Об этом, т. е. об отправке карандашей, он сообщал и мне.

Вырученные от продажи карандашей суммы Розенблит зачислял на мой текущий счет в Азовско-Донском ком. банке № 5057. *

Что касается дебетовой стороны этого счета, то в отношении некоторых сумм могу объяснить следующее:

1) в сумму 2100 руб. от 15 апреля входят именно 2000 руб., переданные мной через г-жу Стасову Ленину; 2) 41 850 руб. от 24 мая с. г. представляют сумму, переданную мной Фюрстенбергу во время по приезде в Россию и 3) 9523 руб. от 8 июня представляют сумму, из коей 9400 руб. я того же 8 июня внес на свой текущий счет в Сибирском банке. Остальные суммы по чекам были взяты мной для своих личных нужд.

Было ли мной получено от Е. Суменсон именно 13 200 руб., я хорошо не помню, но в отношении этой суммы, получаемой мной от Суменсон, могу объяснить, что деньги эти представляют следуемые мне от Фюрстенберга условленные вознаграждения как его юрисконсульту; по условию же Фюрстенберг обязался мне платить по 1000 руб. в месяц, начиная, кажется, с мая или июня 1916 г.

К изложенному добавляю, что специальный текущий счет моей жены М.Э. Козловской за № 222 в Русско-Азиатском банке закрыт, причем [остаток] по этому счету 6637 руб. 28 коп. был взят из банка 30 мая т. г. и часть его в сумме 6400 руб. 6 июня т. г. внесена на мой текущий счет в Азов.-Дон. ком. банке № 5057. Это подтверждается имеющимися при деле тома мне предъявленными выписками текущих счетов моего и моей жены.

По изготовлении настоящего протокола Козловскому, занимавшемуся ознакомлением с предъявляемым следствием, было предложено прочесть и подписать его показание, причем Козловский заявил, что он сделает это «потом». После отказа его 18 сентября от предъявления следствия и подписания каких бы то ни было протоколов, Козловский не подписал и настоящего его показания, и таковое им прочитано не было.

Судебный следователь Бокитъко.

Примечания:

* Далее Козловский подтверждает суммы, которые стоят в кредите, поступившие на его счет за карандаши (52 074 руб.); «... все же остальные суммы, стоящие в кредите, принадлежат мне».

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 12а. Л. 223-224о6. Подлинник. Рукопись.

¹ Это одна из многочисленных телеграмм, найденных у Козловского при обыске, текст которой приводится в Протоколе осмотра от 16—22 августа письменного материала Козловского:

Телеграмма от Кубы с пометкой 26 марта 1917 г. следующего содержания:

Козловский, Сергиевская 81. Петроград. Из Христиании Q71/26 44/43W 24/3 22:15.

Передайте Редакции «Правда» следующее: Только что прочел Видерский Манифест Цешралкомитета. Шлю лучшие пожелания. Да здравствует пролетарская милиция, подготовляюсь (следующий ряд букв «zczaia» непонятен) мир и социализм. Временный мой адрес: Фюрсгенберг, Стокгольм, Виргерярлсь 8. Ленин. Передайте Лялину [за] мой (следующее слово «szerot» непонятно) тысячу рублей. Мне телеграфируйте Стокгольм. Куба.

Ср. телеграмму Ленина от 23 марта Ганецкому из Цюриха в Христианию (Ленин В.И. ПСС. Т. 49. С. 409):

Телеграфируйте «Правде» с приложением обратного адреса. Только что прочел выдержки из Манифеста Центрального комитета. Наилучшие пожелания! Да здравствует пролетарская милиция, подготовляющая мир и социализм!

² Об этом письме, как и двух других, 20 июля в Следственную комиссию поступило следующее заявление от прикомандированного к п. п. в Торнео сг. лейтенанта князя Белосельского-Белозерского:

В апреле 1917 г. при проезде за границу Г-жи Стецкевич она была подвергнута обыску подпоручиком Кламаном и мною, и при ней нашли мы два письма, подписанных Н. Ульяновым, и одно письмо без подписи. Подлинники эти сданы мною в Генеральный штаб.

24 июля заявление и письма были переданы министром юстиции в Следственную комиссию, которая 31 июля составила протокол их осмотра (ГА РФ. Ф. 1826. Д. 4. Л. 97-100; Ф. 1790. On. 1. Д. 11. Л. 6). Все письма опубликованы [Ленин В.И. ПСС. Т. 49. С. 435-439).

Из показаний М.Н. Лебедева, ст. помощника начальника КРО штаба ПВО, Следственной комиссии 22 августа (6 июля, по личному приказанию генерала Половцова, осуществлял осмотр, охрану и перевозку всех документов, найденных во дворце Кшесинской, в штаб округа): «После восстания, если не ошибаюсь, в Торнео совершенно случайно были обнаружены собственноручные письма Ленина к Фюрстенбергу с просьбой о высылке денег. В письме этом, насколько помню, Ленин рекомендовал крайнюю осторожность и просил быть очень конспиративным» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 11. Л. 2—5о6.).

Письмо Ганецкого Ленину под No 1 от 22—23 апреля н. ст. числится в списке неразысканных. В двух из трех отобранных у Стецкевич писем Ленина (в том числе, цитируемом) упоминается С. Штейнберг, инженер, член Стокгольмского эмигрантского комитета по оказанию помощи в возвращении политэмигрантов, служивший посредником при получении писем. 6/19 апреля Ганецкий в письме Ленину просил предупредить фигнеровский комитет, чтобы были в высшей степени осторожны с ним, т. к. тот делает себе колоссальную рекламу с помощью Комитета, и предлагал нумеровать корреспонденцию [Ленин В.И. ПСС. Т. 31. С. 494; Т. 49. С. 557).

В Постановлении от 21 июля по предварительному следствию сообщалось о найденной якобы во дворце Кшесинской телеграмме из Стокгольма от 20 апреля на имя Ульянова-Ленина от Фюрстенберга-Ганецкого: «Штейнберг будет хлопотать субсидию для нашего общества, обязательно прошу контролировать его деятельность, ибо совершенно отсутствует общественный такт». Но, заметим, что в протоколе осмотра 29—31 июля 1917 г. письменного материала, взятого по обыску во дворце Кшесинской (из 10 пунктов), цитируемого письма нет (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 17. Л. 84—93а об.).

³ Среди письменного материала, отобранного у Козловского при обыске, обнаружена следующая телеграмма Фюрстенберга из Стокгольма от 3 апреля 1917 г.:

Пока остаюсь (следующее слово «iliczu» непонятно) уплатите. Розенблиг пусть пришлет точный отчет продажи. Деньги [присылайте] через Евгению, сколько, по какой цене продан оригинале, почему Тендлер не присылает денег.

(ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 14. Л. 95об.)

Очевидно, что в телеграмме речь идет, в частности, и об этих двух тысячах рублей, полученных Лениным от Козловского.

⁴ При обыске 7 июля в квартире сестры Ленина А.И. Ульяновой-Елизаровой (см. док. 66) была обнаружена, в частности, расчетная книжка Азовско-Донского банка No 8467, выданная в апреле 1917 г. Н.К. Крупской, с единственной записью о принятии от нее 15 апреля 1917 г. двух тысяч рублей. «Никаких отчетов о выдаче денег, а равно и о новых поступлениях не имеется» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 7. Л. 51). Ганецкий в 1923 г. объяснил, что деньги эти «представляли из себя суммы ЦК, оставшиеся за границей» (Пролетарская революция. М.; П., 1923. No 9. С. 227).

 

55

Из Протокола осмотра Следственной комиссией 2 октября присланных Азовско-Донским банком «выписок текущего счета за № 5057 М.Ю. Козловского для выяснения положения этого счета ко дню ареста Козловского в первых числах июля и. г. и движения сумм по этому счету в 1916 и 1917 гг.»

2. Текущий счет М.Ю. Козловского № 5057 в 1917 году в Азовско-Донском коммерческом банке (л. д. 254).

Текущий счет этот открывается в 1917 г. остатком с 1916 г. в сумме 5459 руб., поставленным в Кредит.

Все остальные суммы, поставленные в Кредит, группируются следующим образом:

а) суммы начисленных по счету процентов: такая сумма всего лишь одна, а именно 139 руб. 17 коп.;

б) суммы, поступившие от Розенблита из Москвы. Суммы эти следующие:

10 марта 1917 г. 6500 руб.

29 » » 15 724 »

16 мая » 28 000 »

24 » » 1850 »

Итого: 52 074 руб.

в) взносы:

14 января 1917 г. 300 руб.

6 июня " 6400 "

Итого: 6700 руб.

 

Всего же на Кредите поставлено — 64 373 руб. 02 коп. Что касается сумм, списанных со счета, указанных в Дебете, то все они значатся выданными по чекам. При этом обращает на себя внимание как крупная сумма списание 24 мая 1917 г. по чеку — 41 850 руб., выданных, по объяснению Козловского (т. 12, 1, л. 224о6.), Якову Фюрстенбергу.

Все же остальные выплаты и выдачи по чекам составляют общую сумму 19 723 руб.

Таким образом, всего списано со счета в 1917 году:

41 850 руб. + 19 723 "

Итого: 61 573 руб.

Остается же на счете к концу июня и началу июля 1917 г.:

64 373 руб. 02 коп. (общий итог поступлений по Кредиту)

- 61 573 руб. » (общий итог поступлений по Дебету)

Всего: 2800 руб. 02 коп.

Указанные суммы, таким образом, балансируются следующим образом:

1917

Дебет	Кредит
24 мая уплачено Я. Фюрстенбергу 41 850 руб. выдано и уплачено другим лицам 19 723 руб	Остаток от 1916 г. 5459 руб. 85 коп. Начислено процентов 139 руб. 17коп. внесено 14 января 300 руб. внесено 6 июня 6400 руб.
61 573 руб.	12 299 руб. 02 коп
Остаток 2800 руб. 02 коп.	Поступило от Розенблита 10 марта 6500 руб 29 марта 15 724 руб 16 мая 28 000 руб 24 мая 1850 руб
	52 074 руб
64 373 руб. 02 коп.	64 373 руб. 02 коп.

 

Из приведенного баланса видно, что на счете Козловского числи лось сумм:

а) принадлежащих лично ему — 12 299 руб. 02 коп.;

б) принадлежащих Я. Фюрстенбергу

как поступившие от Розенблита — 52 074 руб., и что, по распоряжению Козловского, выдано разным лицам кроме Я. Фюрстенберга —

19 723 руб.

Разность между этой последней суммой в 12 299 руб. 02 коп., т. е. 7423 руб. 98 коп., определяет общее количество денег, выданных, по распоряжению М.Ю. Козловского, из сумм, поступивших от Розенблита из Москвы:

_ 19 723 руб. - коп.

12 299 руб. 02 коп.

Итого: 7423 руб. 98 коп.

Сложением этой суммы с суммой 13 200 руб., поступившей к М.Ю. Козловскому за счет Я.Ф. Фюрстенберга от Е. Суменсон (т. 16, л. 295о6.), определяется сумма денег, поступивших вообще к Козловскому за счет Я. Фюрстенберга, а именно:

7423 руб. 98 коп.

13 200 » - коп.

Итого: 20 623 руб. 98 коп.,

каковая сумма вместе с остатком по счету М.Ю. Козловского к первым числам июля 1917 г. дает итог 23 424 р.:

+ 20 623 руб. 98 коп.

2800 » 02 коп.

Итого: 23 424 руб. — коп.

денег, поступивших к М.Ю. Козловскому до июля 1917 г. за счет Я. Фюрстенберга.

Протокол прочитан.

Судебный следователь П. Бокитъко.

Понятые [подписи нрзб].

Примечания:

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 16. Л. 329—ЗЗОоб. Подлинник. Машинопись.

 

3.6.«По ПРЕДЪЯВЛЕННЫМ ВАМИ КОПИЯМ 66 ТЕЛЕГРАММ ОБЪЯСНЯЮ СЛЕДУЮЩЕЕ...»

(допросы обвиняемых М.Ю.Козловского, Е.М. Суменсон, AM Коллонтай и свидетеля Б А Веселовского по телеграммам)

56

Протокол допроса М.Ю. Козловского

Петроград, 24 июля 1917 г.

По предъявленным Вами, г. судебный следователь, копиям 66 телеграмм¹, из коих некоторые присланы на мое имя Фюрстенбергом, а некоторые были мной посланы Фюрстенбергу, в отношении этих телеграмм объясняю следующее:

1) в адресованной мне Фюрстенбергом телеграмме от 4 мая н. г. (телеграмма № 5) Фюрстенберг сообщал мне свой новый телеграфный адрес: «г. Сальтшебаден, Фюрстенберг». Сальтшебаден — это населенный пункт близ Стокгольма;²

2) называемые в телеграмме из Стокгольма от 8 мая Гаазе и Лонге — социалисты. Здесь же называется Ленин и употреблено название «Спартакус». Гаазе — представитель соц.-дем. партии [независимых]. Он по убеждениям представляет как бы средину (между Лениным и представителем более правого течения французским социалистом Лонге)* в Циммервальде. Лонге — французский социалист тоже. «Спартакус» — это название левого крыла немецких социал-демократов большевиков, к коим причисляются Меринг, Либкнехт, Роза Люксембург и др. Телеграмма эта не подписана, но из Стокгольма я получал телеграммы лишь от Фюрстенберга, посланные им самим или от его имени другими (телеграмма № 9);³

3) в телеграмме от 9 мая н. г. за подписью «Ганецкий» Фюрстенберг сообщает о произведенном в Торнео обыске у Стецкевич (мне она неизвестна), посланной с какими-то вещами, и о неполучении ни одного номера «Правды», телеграмм и писем (телеграмма № 10)⁴. Здесь же он просит меня по этому поводу протестовать. Приведенное в этой телеграмме имя «Володя» — значит Ленин;

4) подпись в телеграмме от 18 мая н. г. из Стокгольма — «Куба» (телеграмма № 21)⁵ значит «Якуб». Это имя Фюрстенберга;

5) в телеграмме от 28 мая н. г. от Суменсон на имя Фюрстенберга (телеграмма No 24)⁶ говорится: «Юрисконсульт просит ни под каким видом не приезжать». Здесь говорится о моем предупреждении, чтобы Фюрстенберг в Россию не приезжал. Такое предупреждение с моей стороны вызывалось тем, что в то время началась травля левых, и для Фюрстенберга как принадлежащего к польской соц.-дем. партии, пожалуй, обратно из России трудно было бы выехать;⁷

6) телеграмма от 29 мая н. г., посланная мной Фюрстенбергу (телеграмма № 28): «Мы вполне согласны. Вацлав уехал», — обозначает, что польская социал-демократическая партия согласна с платформой предполагаемой международной конференции в Стокгольме. Вацлав — это социал-демократ, инженер Орловский, приезжавший из Стокгольма в Петроград;⁸

7) Телеграмма из Сальтшебадена от 31 мая н. г. без подписи, писанная на мое имя (телеграмма № 30) такого содержания: «Семья Мели требует несколько тысяч. Что делать. Газет не получаем», — относится не ко мне, а к Фюрстенбергу, который в то время был в Петрограде. Кем именно была послана эта телеграмма Фюрстенбергу и о какой семье Мели здесь говорится, не знаю;⁹

8) Относительно телеграммы от 5 июня н. г. (тел. № 34)¹⁰ с моей подписью, посланной жене Фюрстенберга в Сальтшебаден, поясняю, что в действительности эта телеграмма была послана из Петрограда не мной, а Фюрстенбергом в бытность его в Петрограде; причем он послал ее от моего имени и из почтовой конторы Государственной думы. От моего имени телеграмма была послана потому, что заграничные телеграммы тогда посылали лишь по удостоверениям Исполнительного комитета, которое мне как члену легче было получить. Разъяснить содержание этой телеграммы не могу;

9) телеграмма от 8 июня н. г. (тел. No 37)¹¹ хотя и адресована на мое имя в Петроград, но также относится не ко мне, а к Фюрстенбергу. Кем именно была послана телеграмма, мне неизвестно, но в ней говорится о предполагаемом учреждении телеграфного агентства. Называемые здесь Бронек, Савельев и Авилов — социалисты;

10) по поводу телеграммы из Сальтшебадена от 15 июня (по н. ст.) (тел. № 39)¹² также ничего пояснить не могу, ибо она относится также к Фюрстенбергу, хотя и была прислана по моему адресу;

11) телеграмма социалиста Порембского из Сальтшебадена от 19 июня н. ст. (тел. № 41)¹³ также относится к Фюрстенбергу и лишь прислана была по моему адресу в то время, как Фюрстенберг проживал в Петрограде в нынешнем году;

12) в телеграмме из Сальтшебадена от 24 июня (тел. № 45)¹⁴ на имя Суменсон последней рекомендуется обратиться ко мне и к служащей в международном отделе Исп. к-та с. р. и кр. д. Татьяне Яковлевне Рубинштейн, ведающей выдачей заграничных пропусков и паспортов. Речь идет о получении такого паспорта Суменсон, предполагавшей отправиться за границу. По этому поводу я в действительности ни к кому не обращался и не помогал Суменсон. Последняя тогда за границу не ездила;

13) кем именно была послана телеграмма от 26 июня из Петрограда в Сальтшебаден Фюрстенбергу с перечислением лозунгов предполагавшейся манифестации (тел. № 49)¹⁵, мне неизвестно;

14) относительно телеграммы Фюрстенберга на мое имя от 24 июня (тел. № 46) следующего содержания: «Непременно соберите подписи решение публикации оставляем вам. Советуйтесь Володей. Здесь публично никто не выступал» — поясняю, что телеграмма эта связана с той травлей, которая в газетах возникла в отношении Фюрстенберга (и его причастности к шпионажу);** в телеграмме Фюрстенберг просит меня собрать подписи под таким актом, который мог бы послужить ему в виде реабилитации, предоставляя нам, т. е. мне и Ленину, названному в телеграмме Володей, решить, публиковать ли об этом в газетах, и поясняя, что там, в Стокгольме, публично никто с разоблачениями не выступал. В действительности подписей я никаких не собирал;

15) по поводу телеграммы моей Фюрстенбергу от б июля н. г. (тел. № 54)¹⁶ поясняю, что для прекращения начавшейся против Фюрстенберга газетной травли я рекомендовал Фюрстенбергу потребовать немедленного образования следственной комиссии и добиться привлечения автора статьи о Фюрстенберге в газ. «День» Заславского к суду за клевету;

16) наконец, относительно телеграммы от 8 июля н. г. Фюрстенбергу (тел. № 61)¹⁷ поясняю, что в ней Бронислав Веселовский просил Фюрстенберга выслать рукопись о Польше и брошюру Вронского, а для меня прислать копию постановления следственного судьи Тур аба, у коего находилось дело по обвинению Фюрстенберга в контрабанде. Вронский — социалист, он проживал в моей квартире и одновременно со мной был арестован.

Читал: М. Козловский.

Судебный следователь П. Бокитько.

Примечания:

* В тексте эта фраза в скобках зачеркнута.

** Текст в скобках зачеркнут.

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 14. Л. 17-19. Подлинник. Рукопись.

¹ Телеграммы опубликованы были впервые в утреннем выпуске газ. «Русская Воля» 12 июля и в спецвыпусках журнала Гр. Алексинского «Без лишних слов» (№ 1, 2. 11, 19 июля. С ними можно ознакомиться в библиотечном фонде ГА РФ). В Следственную комиссию тексты их были переданы министром иностранных дел Терещенко (см. док. 18). 29 из этих телеграмм были опубликованы Борисом Никитиным в газ. «Последние Новости» 16 августа 1932 г., а позже в его книге. Все телеграммы, по заверению Никитина, были получены от французской разведки. Большинство их и более сотни других телеграмм и писем были обнаружены Следственной комиссией и контрразведкой в процессе обыска обвиняемых и следственных действий. Все тексты найденных телеграмм и писем находятся в делах следствия (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 4, 7,8, 11, 126, 13-16, 20-22).

²См. док. 31: письмо от 2 мая 1917 г.

³Ульяновой, Широкая, 48/9; Козловскому, Сергиевская, 81, Петроград; Ленину. Гаазе, Лонге участвуют [в] конференции Спартакус отказал. Здешние молодые приглашают Цека. Конгресс тринадцатого. Срочите, что делать, [от] имени Цека [в] обоих случаях.

⁴Коллонтай. Исполнительный комитет. Таврический, Козловскому, Сергиевская, 81. Редакция «Правды», Петроград. У Стецкевич отобрали в Торнео все. Сделали личный обыск. Протестуйте, требуйте немедленной высылки нам отобранных вещей. Не получили ни одного номера «Правды», ни одной телеграммы, ни одного письма. Пусть Володя телеграфирует, прислать ли, в каком размере телеграммы для «Правды». Ганецкий.

О проезде Стецкевич через Торнео в Стокгольм 25 апреля сообщил в Петроградское контрольное бюро майор французской службы Гибер: «Везла с собой несколько сот документов и бумаг крайне революционного и социалистического содержания. Принадлежит, очевидно, к партии Ленина... Все документы у нее отобраны для пересылки по почте. У нее были также секретные письма в Швейцарию. Чрезвычайно опасная женщина... В Торнео она раздавала солдатам брошюры, которые те рвали. Вновь проехала через Торнео 1-го мая 1917 г., возвращаясь в Петроград» (РГВИА. Ф. 2000. Оп. 16. Д. 1750. Л. 1-3; Д. 2461. Л. 339о6.). А вот что пишет Б. Никитин об этой телеграмме (в его воспоминаниях под No 2): «В телеграмме No 2 говорится об одном из обысков, которые закатывал проезжающим поручик Борисов в Торнео. В ней странная просьба, чтобы Ленин телеграфировал, "каком размере присылать телеграммы для "Правды"» (см. объяснения об этом Коллонтай в док. 59).

⁵На днях еду в Петроград. День сообщу. Куба.

Телеграмма адресована Козловскому и Суменсон. У Никитина опубликована под № 6.

⁶В допросе по этой телеграмме 4 сентября Суменсон пояснила, что послала ее по просьбе Козловского, переданной им по телефону: «Тогда Козловский просил меня послать эту телеграмму, пояснив, что, в случае приезда в Россию, Фюрстенберг не сможет выехать обратно, т. к. не сможет достать себе паспорт на выезд. На мой вопрос Козловскому, почему он не желает сам послать эту телеграмму, он ответил, что соответственную телеграмму он уже послал Фюрстенбергу, но боится, что она может затеряться, и потому желательно, чтобы была послана телеграмма вторично» (ГА РФ. Ф. 1829. On. 1. Д. 16. Л. 211-212). Телеграммы эти пришли, вероятно, с запозданием, о чем свидетельствует ответная телеграмма жены Я. Фюрстенберга, что он «прервать путешествие не может» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 15. Л. 140об.).

⁷Фюрстенберг приехал в Петроград 14/27 мая, уехал в Стокгольм «по курьерскому листу» 8/21 июня. Дата приезда устанавливается на основании телеграммы, отправленной Фюрстенбергом 20 мая н. сг. из Стокгольма:

«Приеду [в] воскресенье, 27» (27 мая — воскресенье по н. ст.). То, что Фюрстенберг приехал в воскресенье, подтверждается показаниями Суменсон (см. док. 39). Дата отъезда устанавливается из «справки о паспорте Я. Фюрстенберга», сообщенной 15 июня из Выборгского участка Финляндской пограничной охраны (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 20. Л. 20; Д. 16. Л. 32; РГВИА. Ф. 2000. Оп. 16. Д. 2393. Л. 148):

Яков Фюрстенберг проследовал через вверенный мне пункт 8 июня с.г. с курьерским паспортом, выданным генконсульством в Швеции 9 мая с. г. за № 210.

⁸Телеграмма от 29 мая ст. ст., вероятно, послана на адрес Фюрстенберга в Стокгольм для Радека, т. к. Фюрстенберг уже находился в Петрограде.

⁹Телеграмма от 31 мая н. ст. No 30 (у Никитина под № 9) содержит информацию коммерческого и политического характера и, как и другие (см. ниже), отправлена из Стокгольма во время пребывания Фюрстенберга в России, вероятно, женой, компаньонами по бизнесу или Радеком.

¹⁰Финансы весьма затруднительны. Абсолютно нельзя дать. [В] крайнем случае 500, как [в] последний раз. [На] карандашах громадные убытки. Оригинале безнадежен. Пусть Нюабанкен телеграфирует относительно новых 100 тысяч Суменсон. Сердечно тоскую. Целую. Козловский.

О 100 тыс. руб. см. док. 43. У Никитина телеграмма № 34 от 5 июня ст. ст. напечатана под No 10.

¹¹Первые письма получили. Ниабанк телеграфировал. Телеграфируйте, кто Соломону предлагает совместное телеграфное агентство. Ссылайся на Бронека, Савельева, Авилова.

У Никитина эта телеграмма под No 11.

¹²Нюабанкен требует доплаты 15 300 крон [для] дифференции залога. Причина — упадок курса.

¹³Требую немедленно приезда Кубы. Порембский.

Порембский (с искаженной фамилией) упоминается в телеграмме Л. Тома из Стокгольма в Париж от 19 июля 1917 г.: «...обосновался в Стокгольме с начала русской революции, раньше неоднократно приезжал туда на долгие сроки в попытке достичь сближения между немцами и союзниками. Откровенный германофил» (РГВА. Ф. 7 К. Оп. 2. Д. 1534. Л. 192).

¹⁴Обратитесь с Мечиславом к Татьяне Яковлевне. Уверен — поможет.

¹⁵ [В] воскресение манифестация всей революции нашей. Лозунги: Долой контрреволюцию, Четвертую Думу, Государственный совет, империалистов, организующих контрреволюцию; Вся власть Советам; Да здравствует контроль рабочий над производствами; Вооружение всего народа; Ни сепаратного мира с Вильгельмом, ни тайных договоров с английским и французским правительством; Немедленное опубликование Советом действительно справедливых условий мира; Против политики наступления; Хлеба, мира, свободы.

Эта телеграмма за Nо 40660 вызвала особый интерес у суд. след. Бокитько, который издал о ней особое постановление и направил начальнику управления городских телеграфов письмо о срочном ее розыске. Телеграмма разыскивалась почти месяц, как и ее автор. Им оказался большевик Бронислав Веселовский. Беспокойство вызвало содержание телеграммы, которое, как сначала предположили, касалось подготовки событий 3—5 июля. После выяснения дат отправки этой и другой телеграммы за№ 44860, также отправленной Веселовским, выяснилось, что речь в них идет о прошедшей революционной манифестации 18 июня 1917 г. Телеграмма № 40660 имела дату отправки 29 июня н. ст., а Nо 44860 — 2 июля ст. ст. Вот текст телеграммы №44860:

Назначенная 18-го съездом советов мирная манифестация превратилась в действительную пролетарскую демонстрацию, доказавшую полное преобладание большевиков. Участники — исключительно рабочие и солдаты. Буржуазия пряталась. Количество участников 400—560 тысяч. Громадное большинство за лозунги большевиков, уже сообщенные вам. Крах политики соглашения несомненный. Преобладающее влияние большевиков бесспорно. Редакция «Правды».

(ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 15. Л. 188—220об.; Д. 20. Л. 328; Д. 13. Л. 96.)

Эти две телеграммы были подвергнуты 9 октября осмотру и изучению вместе с третьей телеграммой от 13 июня, Nо 127360, также, вероятно, отправленной Веселовским. В ней речь идет о намерении большевиков идти на выборы в районную думу самостоятельным списком, не вступая в блок с оборонцами. Подлинник исходящего бланка этой телеграммы был прислан в Следственную комиссию начальником управления городского телеграфа (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д 15. Л 219,220). Публикаторы текста телеграммы в приложениях к переизданным воспоминаниям Б.В. Никитина представили ее как исходящую от Суменсон, хотя факсимиле текста телеграммы, ими же публикуемое, это опровергает (Никитин Б.В. Роковые годы. Новые показания участника. М., 2007. С. 327, 348).

¹⁶Вашу получили. Кампания продолжается. Потребуйте немедленного образования формальной комиссии для расследования дела. Желательно привлечь Заславского официально к суду. Козловский.

Заграничное представительство ЦК РСДРП(б) в Стокгольме собрало достаточный материал в защиту Ганецкого (копии писем, телеграммы Ганецкого в Россию), который с курьером был отправлен в Петроград, но, как предполагается, был перехвачен на границе (Кентавр. Май—июнь. С. 103).

¹⁷ Вышлите немедленно рукописи о Польше и брошюру о литературе социалистической Вронского и копию постановления ТУР АБА Козловскому. Веселовский Бронислав, 6 Линия, 47, кв. 8.

У Никитина эта телеграмма под № 24. Тураба — вероятно, фамилия датского следователя, арестовавшего Я. Фюрстенберга в конце 1916 г.

 

57

Протокол допроса Б.А. Веселовского

Петроград, 14 августа 1917 г.

Я, Бронислав Андреевич ВЕСЕЛОВСКИИ, 47 лет, уроженец г. Равы Петроковской губ., православный, под судом был, был осужден в 1908 г. Варшавским военно- окружным судом в каторжные работы по делу о принадлежности к партии Социал-демократии Кор. Польского и Литвы, католик, участвующим в деле посторонний, живу в г. Петрограде, Б. Зеленина ул., д. № 15, кв. 77.

Я отбывал ссылку, по отбытии наказания в Сибири, в Канске. Вернулся в Петроград в марте с. г. и примкнул к социал-демократической рабочей партии, к фракции «большевиков». Первоначально я работал секретарем в газете «Известия Петрогр. Совета р. и с. д.», а с 18 мая работал в секретариате газ. «Правда» по посылке заграничных телеграмм и посылке за границу газет. Я сам предложил газ. «Правда» свои услуги, и меня туда взяли. Работал я в редакции «Правды» на Мойке. К Ленину и другим большевикам я имел только партийное отношение и видывал его в редакции «Правды». На моей обязанности лежало посылать в Стокгольм все русские социалистические газеты. Посылались они через международное бюро Исп. комитета с. р. и с. д. в Петрограде в Стокгольм, в бюро эмигрантов, а оттуда передавались Ганецкому, под наблюдением коего издавались в Стокгольме редакцией нашей «Правды» стокгольмские бюллетени, в которых помещались выдержки русских социалистических газет. Кроме того, я посылал туда же телеграммы о жизни нашей партии. Телеграммы эти составлялись в «Правде» редакторами Зиновьевым и Каменевым и передавались мне липть для отправки. Все телеграммы и письма из-за границы мне не попадались, они шли на «Правду» и попадали секретарю или редакторам. Кто состоял секретарем «Правды», точно не знаю. Ганецкого я знаю с 1902 г. Он был партийным работником в той же польской партии, в коей состоял и я. Ганецкий затем был выслан из пределов России, и я с 1908 г., времени своего осуждения, с ним не встречался. Во второй половине мая с. г. я встретился с Ганецким в Петрограде: встречался я с Ганецким и в редакции «Правды», встречался с ним и в польской социал-демократической партии в Петрограде, где мы оба состояли членами. В мае же в газ. «День» была помещена статья, порочащая Ганецкого, а именно, о связи его с Парвусом, агентом германского правительства. Я сам Парвуса не знал; знал, что он писал раньше книги по социальным вопросам, а затем я, сидя уже в тюрьме, в какой-то газетке прочел, что Парвус в Константинополе нажил деньги коммерческой деятельностью. Прочитав эту заметку в «Дне», я показал ее Ганецкому. Он заявил мне, что Парвус приглашал его лишь участвовать в издании библиотеки с материалами войны, по что он, Ганецкий, никаких отношений с Парвусом не имел и избегал их, а что некоторые его товарищи имели отношения с Парвусом по делам этой библиотеки. Секретарем «Правды» было поручено мне передать Ганецкому 4500 руб. на издание им стокгольмских бюллетеней. Ганецкий взял у меня из них 3000 руб., а 1500 руб. поручил мне внести па счет г-жи Суменсон в Азовско-Донском банке в Петрограде. Однако затем Ганецкий заявил мне, что ему трудно отправить деньги за границу и эти 3000 руб. положил на тот же счет Суменсон¹. Сам я Суменсон не знал и не знал, чем она занимается. Присяжного поверенного Козловского я знал с 1907 г., он тоже работал в польской партии. Козловский был занят в Петрограде юридической практикой, был партийным поверенным нашей фракции «большевиков», и я убежден, что никакого времени для занятий у него коммерческой деятельностью не было. О том, что Ганецкий занимается торговыми делами, я узнал из заметки в газ. «День», сам я с Ганецким разговоров об этой деятельности не вел. После отъезда из Петрограда Ганецкий несколько раз присылал нам требования о высылке денег. Были ли посланы деньги — не знаю. Через меня ему денег не переводилось. Учения, проводимые нашей партией большевиков чрез газ. «Правда», мне были известны, но никаких сведений о том, действуют ли представители нашей партий при осуществлении своих учений по каким-либо сношениям с враждебными нам государствами — у меня не было. В посылавшихся телеграммах Ганецкому для помещения их в стокгольмских бюллетенях указывалось, между прочим, что 18 июня предполагается манифестация всех партий с согласия Советов, что лозунгами при этой манифестации будут, между прочим: Долой 4-ю Думу, Гос. Совет; Вся власть Советам р. и с. д.; Ни сепаратного мира с Вильгельмом, ни тайных договоров с английскими и французскими капиталистами. После манифестации 18 июня, от имени редакции «Правды», была послана в Стокгольм телеграмма о том, что манифестация эта удалась, что крах политики соглашения несомненный и что преобладающее влияние большевизма бесспорно. Из предъявляемых мне отрывков бумаги с черновиками телеграмм (предъявлены документы, осмотренные следователем 10 августа с. г.) все они заключают в себе именно черновики телеграмм, посланных нашей редакцией в Стокгольм. Я прочитаю Вам трудночитаемые места. Первая телеграмма гласит: «Фюрстенбергу, Сальтшебаден. Первая (т. е. телеграмма, посылаемая нами первая по счету), получили шесть (т. е. получили шесть телеграмм от Ганецкого), подтверждайте каждую нашу. Гримм [в] комитете совета депутатов (сокращенное слово Совдепа) критиковал расхождение министров, указывал опасность общей конференции». Вторая телеграмма по тому же адресу, текст ее: «Вторая, получили семь. Завтра выборы [в] районные думы». Следующие слова зачеркнуты: «блок большевиков междурайонцев и интернационалистов-меньшевиков». Далее в телеграмме: «большевики идут самостоятельным списком против всех оборонцев, отклонили предложение совета вступить в блок с оборонцами, [к] большевикам примкнули нефракционные с. д. интернационалисты и часть интернационалистов-меньшевиков». Относительно телеграммы на французском языке сообщаю, что я посылал ее по просьбе Варшавского, приехавшего в Петроград. Сам он за границу послать телеграммы не мог и просил меня как имеющего разрешение на посылку заграничных телеграмм от редакции. Телеграмму я послал Ганецкому. Содержание телеграммы: «Телеграфируйте Варшавской (т. е. жене Варшавского) Менциген Аргау (адрес Варшавской) благополучно прибыл, т. е. Варшавский, адрес: Козловский, Басков пер., 22—8. Бронский»². Варшавский остановился тогда у Козловского, а Вронский — кличка Варшавского. Телеграммы от редакции «Правды» Ганец- кому посылались с оплаченным ответом, чтобы не вводить его в расходы и чтобы не было надобности посылать ему затем деньги за расходы по посылке телеграмм.

Добавляю, что Ганецкий не сказал прямо, что его приглашал участвовать в издаваемой Парвусом библиотеке сам Парвус; он указал, что его приглашали участвовать в этой библиотеке, а кто приглашал, он не сказал.

Телеграммы адресовались Ганецкому в Сальтшебаден по его личному адресу.

Показание мне прочитано, записано верно.

Бронислав Веселовский.

Судебный следователь [подпись нрзб].

Примечания:

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 8. Л. 84-85об. Подлинник. Машинопись.

¹Сумма в 4500 руб. числится на счете Суменсон в Азовско-Донском банке, внесена 12 июня 1917 г. (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 16. Л. 255-256).

²Это телеграмма № 63 из 66, опубликованных Гр. Алексинским (у Б. Никитина под № 26).

 

58

Протокол допроса Е.М. Суменсон

22 сентября 1917 г.

Дополнительно показываю:

По поводу телеграмм, с содержанием коих Вы меня ознакомили (были прочитаны телеграммы, указанные в томе 14-м на л. д. 4о6. — боб. под №№ 53, 55, 62, 64 и 66), поясняю следующее:

1) относительно телеграммы моей из Петрограда за № 470640 от 5 июля на имя Фюрстенберга¹. Телеграмма эта была послана мной не Якову Фюрстенбергу, а Генриху Фюрстенбергу, прибывшему в Стокгольм из Варшавы. То, что эта телеграмма относится именно к Генриху Фюрстенбергу, видно из адреса: «Стокгольм, гостиница Гранд Отель», где он остановился. Если бы я послала телеграмму Якову Фюрстенбергу, то адресовала бы в Сальтшебаден. Генрих Фюрстенберг, прибыв в Стокгольм, естественно, интересовался повидаться со мной по делам фирмы «Клингслянд» и приглашал меня приехать в Стокгольм. Так как Яков Фюрстенберг в свой приезд в Петроград в конце мая высказывал мне, что при помощи Козловского можно было бы получить заграничный паспорт, то я теперь, предполагая отправиться за границу, обратилась к нему с просьбой помочь мне получить заграничный паспорт; получить таковой, однако, не удавалось, и мне оставалось только хлопотать о выдаче паспорта обычным путем, т. е. через градоначальство, что потребовало бы много времени. Соответственно с этим я и послала Генриху Фюрстенбергу указанную телеграмму, и выражение в ней: «Увы, пока мало надежды» — значит, что я не могу получить заграничного паспорта. В дальнейшем я ему телеграфирую и спрашиваю, может ли он меня ждать и долго ли или предпочитает вторично приехать в Стокгольм, подразумевая, что когда мной будет получен заграничный паспорт, тогда и возможно решить вопрос о моей поездке в Стокгольм;

2) относительно телеграммы на мое имя из Стокгольма за № 2097/6: «Последняя ваша телеграмма 28. Дайте окончательный ответ, дольше ждать не могу»² — поясняю, что эта телеграмма была мне послана Генрихом же Фюрстенбергом и находится в связи с моей поездкой в Стокгольм, причем число «28» обозначает то число, когда я послала ему ( ною телеграмму. Смысл этой телеграммы за № 2097/6 тот, что Генрих Фюрстен6ерг интересуется узнать, приеду ли я в Стокгольм или нет;

3) относительно телеграммы на мое имя из Стокгольма за № 106/9 от 9 июля: «Невозможно приехать вторично, уезжаю, Сигизмунду телеграфируйте туда остатки [в] банках и по возможности уплатите по счету Нестле»³. Смысл этой телеграммы тот, что Генрих Фюрстенберг, которым и была послана эта телеграмма, сообщал, что вторично он приехать в Стокгольм не может, и предлагает телеграфировать по адресу его шурина Сигизмунда Клингслянда (доброволец во французской армии)¹, какие числятся остатки в банках по текущим счетам и о том, возможно ли уплатить по счетам «Нестле» за товары (муку, молоко). Помню, что на эту телеграмму я ответ послала Сигизмунду в том смысле, что теперь высылать платы все невозможно;

1. относительно телеграммы за № 220001 на имя Фюрстенберга в Сальтшебаден, посланной мной 9 июля н. г.⁵, поясняю, что в ней я сообщила о тех 100 000 рублях., которые я хотела перевести 7 июня 1917 г. Якову Фюрстенбергу через Русско-Азиатский банк, и указываю, что приехать в Стокгольм не могу. Выражение этой телеграммы: «Попросите Татьяну Яковлевну, вернувшись, помочь мне, она там» — вызвано тем, что Татьяна Яковлевна, которая, по словам Козловского, могла бы помочь мне получить заграничный паспорт, в то время находилась в Стокгольме. Кто такая Татьяна Яковлевна, я даже не знаю и подробнее о ней у Козловского не расспрашивала. Телеграмма эта была адресована Якову Фюрстенбергу, но находится в связи с приглашением меня Генрихом Фюрстенбергом приехать в Стокгольм;

2. наконец, по поводу телеграммы за № 220101 на имя Фюрстенберга и Стокгольм, гостиница Гранд Отель, от 9-го же июля, содержание коей следующее: «Кроме 28, посланы три телеграммы, поездка теперь невозможна, послала письменно нарочным, когда смогу, приглашу Вас приехать, напишите, не откажите уплатить моему тестю двести рублей»⁶ — поясняю, что телеграмма эта также имеет связь с предполагавшейся моей поездкой в Стокгольм по вызову Генриха Фюрстенберга и была адресована на его имя. В телеграмме я указываю, что, кроме телеграммы от 28-го числа, я послала уже три письма и одно письмо нарочным и прошу уплатить моему тестю Маврикию Суменсон, оставшемуся в Ченстохове, 200 руб., подразумевая, что это Генрих Фюрстенберг может сделать по возвращении в Варшаву.

3. что касается выражения Якова Фюрстенберга в его письме ко мне от 18 мая 1916 г., а именно: «Вы хорошо знаете, сколько у меня неприятностей, если сделка совершается не так, как нужно» (том 14, л. д. 40, № 3), то на это выражение я раньше совсем внимания не обращала и ему никакого значения не придавала. Из письма этого выходит, будто Яков Фюрстенберг раньше сообщал или говорил о том, какие ему грозят неприятности, если сделка совершается не так, как он, Фюрстенберг, требует. В действительности же он по этому поводу раньше мне ничего не писал и не говорил, и потому я ныне не могу Вам разъяснить, о каких именно неприятностях он упоминает в своем письме;

4. по поводу моей телеграммы от 5 июля 1917 г. на имя Юнгбек, в коей я просила ее повидаться с Фюрстенбергом при возвращении через Стокгольм, поясняю, что Юнгбек тогда была в Мальмё у своей матери и, возвращаясь в Петроград, должна была проезжать Стокгольм. Так как в это же время в Стокгольме временно находился Генрих Фюрстенберг, прибывший из Варшавы, и для меня интересно было узнать варшавские новости и вообще узнать, не имеет ли чего-либо мне передать Генрих Фюрстенберг относительно ли моих знакомых или относительно торговых дел фирмы «Клингслянд», то я и просила Юнгбек повидаться с Генрихом Фюрстенбергом⁷. После этого я с Юнгбек не виделась, затем была арестована и не знаю, имела ли она в Стокгольме свидание с Генрихом Фюрстенбергом;

5. к своему прошлому показанию поясняю, что деньги Якову Фюрстенбергу я переводила, кроме Сибирского, Русско-Азиатского банков, еще через Московский банк (Невский, 26), иногда через Людовика Филипповича Шпербера. Более ничего добавить не имею.

Прочитано. Евгения Суменсон.

Судебный следователь П. Бокитько.

Примечания:

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 16. Л. 318-320. Подлинник. Рукопись.

¹Телеграмма Nо 53 (у Никитина под Nо 16):

Увы, пока мало надежды. Телеграфируйте, можете ли ждать долго или предпочитаете приехать второй раз на мой призыв. Пишите.

Суменсон.

²Телеграмма№55 (у Никитина под Nо 18).

³Телеграмма Nо 62 (у Никитина под N о 25).

⁴Подтверждением этому является подлинное письмо Сигизмунда Станиславовича Клингслянда от 24 октября 1914 г. в русское военное агентство в Париже с прошением о поступлении в качестве военного переводчика в Иностранный легион как русского подданного, поляка, 1883 г. р., живущего постоянно в Париже; просил содействия в осуществлении его мечты служить во французской армии (РГВИА. Ф. 15304. Оп. 3. Д. 72. Л. 43).

⁵Телеграмма № 64 (у Никитина под№27):

Банк вернул 100 000. Приехать теперь невозможно. Попросите Татьяну Яковлевну, вернувшись, помочь мне. Она там.

⁶Телеграмма №66 (у Никитина под№29).

⁷Телеграмма№58 Суменсон Генриху Фюрстенбергу в Стокгольм (у Никитина под№21):

М-ль Юнгбек возвращается на днях из Мальмё в Петроград. Постарайтесь переговорить с ней в Стокгольме.

Телеграмма No 59 Суменсон Гертруде Юнгбек в Мальмё (у Никитина подNo 22):

Пожайлуста, повидайтесь с Фюрстенбергом при вашем отъезде, Стокгольм, Гранд-отель.

Л. Тома в телеграммах от 10, 13 июля н. сг. сообщал, что Гертруда Юнгбек, 29 лет, живет в Мальмё, с 1/14 декабря 1916 г. работает в шведском Красном Кресте, машинистка в Комитете помощи военнопленным шведского КК в Петрограде (РГВА. Ф. 7 К. Оп. 2. Д. 1534. Л. 223, 226).

 

59

Протокол допроса А.М. Коллонтай

Петроград, 23 сентября 1917 г.

Я, Александра Михайловна КОЛЛОНТАЙ, известная по делу (л/д 1, т. 18), дополнительно показываю:

По поводу телеграммы на мое имя и на имя Козловского, значащейся в копии на л. д. 1 оборот томаXIV №10, подписанной ГАНЕЦКИМ, объясняю, что эта телеграмма своевременно была мною оглашена в Исполнительном комитете Сов. раб. и сол. депутатов. Телеграмма эта касается известного инцидента с задержанием в Торнео члена нашей партии Стецкевич, которая была послана в Стокгольм, причем ей не раз [разрешали] провезти через границу комплекты «Правды» и другие документы и отобрали таковые, но все это, насколько я помню, было возвращено Стецкевич при ее возвращении в Россию. В телеграмме этой содержится также просьба, чтобы Ленин телеграфировал о том, следует ли присылать и в каком размере телеграммы для нашей партийной газ. «Правда». Телеграммы эти имеют значение партийной информации для печати и, естественно, должны были оплачиваться. Поэтому- то Ганецкий и запрашивал по поводу присылки таких телеграмм Ленина, причем указание на размер телеграмм нужно понимать в буквальном смысле, т. к. ГАНЕЦКОМУ нужно было знать размер самой газ. «Правда», вернее, размер того места, которое «Правда» может уделить иностранным корреспонденциям. Объясняю, что «Володя» — это ЛЕНИН.

Что касается «семьи Мели», упоминаемой в телеграмме за № 30, находящейся на л. 2-ом того же 14 тома, то о таком я не имею никакого понятия.

Телеграмма за№ 25¹ на мое имя за подписью Ганецкого касается известного инцидента с Адлером, приговоренным к смерти, причем Ганецкий просит меня как члена Исполнительного комитета (вышеупомянутого) присылать по поводу вынесения такого приговора протесты. Слово же «поздравления», следующее в телеграмме вслед за словом «протесты», относится, по всей вероятности, к какому-либо событию из интернациональной жизни, которое следовало с партийной точки зрения приветствовать. Мне кажется, что это относится к освобождению из тюрьмы после годового заключения шведского социалиста Хёглунда, но в данное время я точно не помню, к этому ли именно факту относится слово «поздравления».

В телеграмме №10 Ленина нужно понимать в качестве одного из редакторов «Правды».

Более мне объяснить нечего. Прочитано.

Александра Коллонтай.

Судебный следователь Лев Сергиевский.

Примечания:

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 126. Л. 11. Подлинник. Машинопись.

¹ Адлер произнес блестящую речь. Приговорен к смерти. Высылаем «Правде» подробную телеграмму. Пусть Совет депутатов (слово не- разб.) присылает (слово неразб.) адрес протесты. Поздравления. Ганецкий.

 

3.7. «После отъезда брата мужа предложила СВОИ УСЛУГИ ГЛАВНОМУ УПРАВЛЕНИЮ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА»

(интриги Романы Фирстенберг и Якова Прозорова)

60

Из протокола допроса Р.В. Фирстенберг контрразведкой ПВО

Петроград, 7 июля 1917 г.¹

Романа Владимировна ФИРСТЕНБЕРГ, звание — жена пом. прис. поверенного², подданство — русское, лет 22, под судом не состояла, живу в д. № 7 по Жуковской ул.

Мое знакомство с Яковом Фирсгенбергом относится к 1914 г., апреля месяца, когда я, выходя замуж в Кракове, была представлена ему. После этого я не видела Якова Фирстенберга до 1917 г., и вообще я мало им интересуюсь. От мужа я слыхала, что Яков Фирстенберг партийный работник и за свои политические убеждения был выслан из России, три года назад или ранее жил в Кракове и Швейцарии, а в последние дна года в Копенгагене и Стокгольме. Оттуда же я получила сведение, что за последний год Яков Фирстенберг сильно разбогател на разных коммерческих операциях, но, какого рода были эти операции, муж мне не говорил. Да и я о них не спрашивала. Яков Фирстенберг отличается чрезвычайно скрытным характером и в силу этой черты очень мало и | редко] кому говорит им это; я настолько мало была посвящена в жизнь Фирстенберга, что до последнего времени не знала, что его партийная кличка «Ганецкий», и об этом мне сказал мой муж, добавивший, что фамилия жены Фирстенберга до брака была Ганецкая и что, в силу именно этого, он выбрал себе этот псевдоним. Мы же в разговоре между собой называли Якова Фирстенберга «Кубой». У Кубы в Петрограде довольно много знакомых, из которых я могу Вам указать Ленина и Козловского, с которыми он находится в особенно дружеских отношениях. Говоря о знакомстве с Лениным, Яков Фирстенберг указал, что с ним он познакомился уже давно, что знакомство это его состоялось за границей и что Ленин очень умный человек. Тогда я задала Кубе вопрос, откуда у Ленина такие большие суммы, на что он мне ответил, что ему, с одной стороны, много жертвуют, а с другой стороны, он будто бы получает от известного ему, Кубе, лица большие деньги на издание газ. «Правда». Фамилию этого лица Куба мне не назвал. Этот разговор имел место 31 мая или 1 июня этого года в ресторане «Данон». В Петроград Куба приехал, если не ошибаюсь, в мае месяце этого года, когда я была в Гельсингфорсе со своим знакомым Прозоровым³, куда отправились вскоре после революции. Я совершенно не знала, что Куба собирается приехать в Петроград, и была очень удивлена, получив от мужа 21 мая с. г. телеграмму, Вами мне предъявляемую (предъявлена телеграмма № 1821), извещающую, что Куба находится в Петрограде несколько дней. Когда я приехала в Петроград, мужа моего здесь не было, он уже возвратился в Полоцк, где он в настоящее время служит в Союзе городов. Я вызвала мужа телеграммой из Полоцка в Петроград. Он приехал, и мы, пробыв два дня вместе по личным делам, уехали в Полоцк. За эти два дня я однажды встретилась с Кубой в ресторане «Данон», где мы, т. е. я, муж и Куба, завтракали. В разговоре я сказала Кубе, что наконец его идеалы достигнуты, на что он мне возразил, что «они только начинаются». Во время разговора к нам подсел наш общий знакомый Сигизмунд Ландау, который всячески начал бранить большевиков, осуждая их политику, на что Куба ничего не возразил, но упорно молчал. Куба не досидел до конца завтрака и стал прощаться, говоря, что ему надо сейчас зайти в «Правду», что его кто-то ждет по делу. На другой день Куба уехал в Москву, и мой муж предлагал мне проводить его на вокзал, но я отказалась, так как Куба всегда был мне крайне антипатичен. Я слыхала от мужа, что на вокзал Кубу провожал его близкий друг прис. пов. Козловский. О знакомстве Кубы с Коллонтай, Троцким, Зиновьевым и др. вождями большевизма мне ничего не известно. Что касается г-жи Суменсон, то Куба знаком с ней через своего брата, живущего в Варшаве, дела которого (торговые) она вела. Конечно, я могла бы гораздо больше дать Вам сведений о жизни моего мужа, Кубы и по знакомым, если бы была с моим мужем в нормальных отношениях, но в настоящее время я уже не живу с мужем и даже возбудила вопрос о разводе.

Прочитано. Романна Владимировна Фирстенберг.

Пом. начальника контрразвед. отдела B.C. Коропачинский.

Примечания:

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 13. Л. 76—77об. Подлинник. Рукопись.

¹В этот день начальник штаба ПВО Балабин и Б. Никитин направили приказ своему подчиненному корнету Рою немедленно произвести обыск и арест Романы Фюрстенберг. Обыск был произведен в присутствии Романы и Прозорова в комнатах меблированного дома «Мон Репо», Жуковская, 7, «принимая во внимание имеющиеся неблагоприятные сведения о Романе Владимировне Фирстенберг». Ей было объявлено, «согласно приказанию главнокомандующего», заключить ее под стражу, «препроводив в штаб Петроградского военного округа» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 13. Л. 73, 74).

²Муж Романы — младший брат Якова Фюрстенберга Викентий Станиславович Фюрстенберг (р. 1881), уполномоченный Всероссийского Союза городов Северного фронта.

³Я.А. Прозоров был когда-то домовладельцем, «полномоченным Т-ва торгового дома "Я. Прозоров"» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 13. Л. 78). Более точные сведения см. в биографии.

 

Справки ЦКРО при ГУГШ

61

По имеющимся сведениям, 1-го и 2-го июня с. г. Яков ФЮРСТЕНБЕРГ просил своего брата Викентия ФЮРСТЕНБЕРГА сходить в Русско-Французский банк получить крупную сумму денег и для этого хотел дать Викентию ФЮРСТЕНБЕРГУ доверенность¹. Эти деньги (крупная сумма) переводились, по словам Я. ФЮРСТЕНБЕРГА, из Стокгольма на имя одной петроградской фирмы. По словам того же Я. ФЮРСТЕНБЕРГА, денег переводилось в это время очень много, и они шли в то время через несколько петроградских банков. Но на имя одной и той же фирмы.

Викентий ФЮРСТЕНБЕРГ от получения денег отказался под предлогом, якобы, того, что он не хочет получать чужих денег.

Подполковник Медведев.

Сведение получено от г-на Прозорова, сожителя Романы. Фюрстенберг²

9 VII 1917 г.

Примечания:

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 20. Л. 16, 51. Подлинник. Машинопись.

¹ 24 июля правление Русско-французского коммерческого банка (Петроград) направило конфиденциальное письмо в Следственную комиссию с сообщением, что никаких денег из Стокгольма через банк не переводилось (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 20. Л. 52).

² Возможно, Прозоров был также автором доноса в контрразведку о Викентни Фюрстенберге, якобы «ведущем широкий образ жизни и крупную карточную игру в офицерском собрании». 13 июля в КРО Западного фронта поступила шифротелеграмма из КРО при ПВО с просьбой «выяснить личность Фюрстенберга, брата интернационалиста Ганецкого, проживающего в Стокгольме и находящегося в сношениях с австро-германским агентом-провокатором Парвусом». Через каждые три дня «последовательными телеграммами» сообщались сведения о наблюдении. Завершились они заявлением, «что обыск и допрос Фюрстенберга существенных результатов не дал. Продолжавшимся обследованием сведения о широком образе жизни Фюрстенберга и игре в карты не подтвердились, в действиях Фюрстенберга ничего предосудительного установлено не было» (РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 802. Л. 154-154об.).

 

62

Романна Владимировна ФЮРСТЕНБЕРГ, жена уполномоченного Союза городов Викентия ФЮРСТЕНБЕРГА, проживающего в гор. Полоцке, приезжает часто в Петроград, останавливается в меблированных комнатах «Моп Repos» по Жуковской ул., д. №7 в комнатах, занимаемых Яковом Алексеевичем ПРОЗОРОВЫМ, с которым состоит в близких отношениях и на которого, видимо, сильно влияет. ПРОЗОРОВ, бывший гвардейский офицер, с большими связями в Петрограде, владевший большим состоянием, ныне разорившийся. Прозоров по мысли, возникшей у Романны Владимировны ФЮРСТЕНБЕРГ, предложил свои услуги Главному управлению Генерального штаба по разработке некоторых вопросов в банковских стокгольмских сферах, имея большой круг знакомых в этой среде. Не желая зарабатывать, он высказался, что для проживания в Стокгольме ему не хватит своих средств, а потому встречается необходимость иметь субсидию в размере до 80 крон в день при условии, что в Стокгольме он будет проживать со своей сожительницею Романной Владимировной Фюрстенберг, которая может оказать ему важное содействие в работе, благодаря ее связям и знакомствам в Стокгольме, где проживает брат ее мужа Яков ФЮРСТЕНБЕРГ, ведущий большие торговые дела. При дальнейших свиданиях и выработке условий поездки Я.А. Прозорова он между прочим сказал, что ему известно, что Яков ФЮРСТЕНБЕРГ как партийный деятель имеет другую фамилию ГАНЕЦКИЙ, за каковою и известен в партийной большевистской организации.

Получив эти указания, контрразведывательное отделение установило за Яковом Алексеевичем Прозоровым и Романной Владимировной ФЮРСТЕНБЕРГ негласное наблюдение, отказавшись от мысли использовать их услуги по установлению банков, через посредство которых немцы делают переводы своим агентам в Россию.

Негласное наблюдение установило интимные отношения этой незаконной четы, а также, что муж Романны Фюрстенберг Викентий Фюрстенберг как-то раз, приехав в Петроград, после крупной семейной сцены увез свою жену с собой в Полоцк. Однако Романна ФЮРСТЕНБЕРГ не прекращала своей связи с Прозоровым и после отъезда брата мужа (приезжавшего в Петроград из Стокгольма для суда над большевиком МАЛИНОВСКИМ)¹ предложила свои услуги Главному управлению Генерального штаба с указанной выше целью. Можно полагать, что Романна Фюрстенберг, инспирированная Яковом Фюрстенбергом, хотела использовать положение и связи своего влюбленного полковника по осведомлению Якова Фюрстенберга о работе в известном направлении русского Генерального штаба и о предпринимаемых нашею контрразведкою мерах к пресечению вредной деятельности немецкого шпионажа в Стокгольме как главном центре этой работы, а равно и по вопросам большевистской организации, тесно связанной с немецкими денежными средствами и тайною агентурою.

Верно: есаул Кавтарадзе.

10-VII-917

Примечания:

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 20 Л. 19—19об. Машинописная заверенная копия.

¹ Возможно, Яков Фюрстенберг приезжал в Россию и по «делу Малиновского», т. к. в это время шло второе официальное расследование его дела в ЧСК, куда в основном входили меньшевики. Я. Фюрстенберг показаний не давал.

 

63

Из протокола допроса Р.В. Фирстенберг Следственной комиссией

Петроград, 5 августа 1917 г.¹

Я вышла замуж за Викентия Станиславовича Фирстенберга 5 апреля 1914 г. До замужества я жила в Варшаве. Там же жил и Фирстенберг. Невестой его я была около года и познакомилась с его родными, между прочим, с братом его Генрихом. Брата мужа Якова Станиславовича Фирстенберга тогда в Варшаве не было — он был выслан из пределов Российской империи за свои, как говорил мой муж, политические убеждения, жил в Кракове, одно время в Швейцарии. Свадьба наша состоялась в г. Кракове, и там впервые я познакомилась с Яковом Фирстенбергом. Второй раз в жизни я видела его лишь в конце мая с. г. в Петрограде, во время завтрака в ресторане Донона. Почти около года, что я разошлась со своим мужем, хотя иногда встречаюсь с ним для улаживания наших семейных и материальных дел. В мае с. г. я жила в Гельсингфорсе с г. Прозоровым, с которым я нахожусь в интимных отношениях. Муж мой жил в то время в г. Полоцке: он состоит на службе в Союзе городов. В мае я получила от мужа из Пскова телеграмму о том, что в Петроград приехал Куба, причем муж в телеграмме спрашивал, хочу ли я приехать в Петроград, что Куба привез вести. На это я телеграфировала мужу, что в Петроград приехать не могу, что пусть Куба и муж приедут ко мне в Гельсингфорс, если Куба хочет меня видеть. Лично у меня не было желания встречаться с Кубой. Уже после отсылки телеграммы мужу обстоятельства изменились, г. Прозорову понадобилось поехать в Петроград, и я поехала с ним. Приехав в 11етроград, я послала мужу в Полоцк телеграмму, приглашая его приехать в Петроград, надо было уладить наши имущественные отношения. Муж приехал, мы встретились с ним, и во время встречи муж пригласил меня пойти позавтракать с ним к Донону, сказав, что там же будет и Куба. Завтракали мы в саду ресторана, было это, кажется, 31 мая с. г. Во время завтрака к нам подсел г. Ландау, родственник мужа г-жи Ландау, сестры моего мужа. Во время завтрака Куба был очень молчалив, чем-то был расстроен. О его политических взглядах я имела уже представление, так как еще до завтрака, при встрече с мужем, муж сказал мне: «А знаешь, Куба у нас большевик». Во время завтрака я сказала Кубе, что теперь его идеалы достигнуты, на что Куба ответил: «Они только начинаются». Муж мой, между прочим, спросил Кубу, какая у него партийная кличка, на что Куба ответил, что «Гонецкий». Завтракавший с нами Ландау при Кубе бранил большевиков. Но Куба на это ничего не возражал. Не дожидаясь конца завтрака, Куба сказал, что он очень торопится, что ему надо зайти в редакцию газ. «Правда». Я спросила Кубу, знает ли он Ленина, откуда у Ленина большие деньги? Куба ответил мне, что Ленина он давно знает, что это очень умный человек, что деньги ему многие жертвуют и что, кроме того, большие суммы Ленин получает на издание газ. «Правда» от лица, известного ему, Кубе. Фамилии этого лица мне Куба не назвал. Я не знаю, знаком ли Куба с Зиновьевым, Троцким или другими большевиками, не знаю также, знаком ли он с Евгенией Суменсон. Я знаю, что Евгения Суменсон в бытность мою в Варшаве жила тоже в Варшаве, она служила в конторе Генриха Фирстенберга, брата моего мужа, по представительству муки «Нестле» и т. п. продуктов. Когда именно Суменсон уехала из Варшавы — мне неизвестно, не знаю также, был ли знаком с Суменсон Куба. По поводу моего разговора с Яковом Фирстенбергом относительно денег у Ленина, я поясняю, дело было так: так как я слышала, от кого — не помню, что Ленин обладает большими суммами из какого-то нечистого (немецкого) источника, то я и задала вопрос Якову Фирстенбергу, откуда у Ленина большие деньги. На это мне Яков Фирстен6ерг ответил: «Ленину жертвуют много денег, а, кроме того, я знаю одно лицо, которое ему дает большие деньги на "Правду"», но фамилии этого лица Фирстенберг мне не назвал. У меня сохранилось в памяти, что именно во время этого разговора Яков Фирстенберг упомянул о зяте Ленина, но относилось ли это к тому, что именно зять Ленина жертвовал деньги Ленину — не помню. Яков Фирстенберг — человек очень молчаливый, скрытный. Показание мне прочитано, записано с моих слов верно.

Романна Владимировна Фирстенберг.

Судебный следователь [подпись нрзб].

Примечания:

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 6. Л. 10-11 об. Подлинник. Машинопись.

¹ 19 июля Романа Фирстенберг выбыла из д. 7 по Жуковской ул., где «секретно» проживала с Прозоровым. По требованию П. Александрова (26 июля) были приняты «самые тщательные меры к выяснению, куда именно она выбыла и где проживает она ныне» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 20. Л. 154). Обнаружена была в гостинице «Регина», Петроград.

 

3.8.«Неоднократно подчеркивал, что мы не знаем еще, что такое Ленин для немцев и кто такой он, Ермоленко, в глазах немцев»

(А.Ф. Скоропис-Иолтуховский и Н.В. Терехов о Д. Ермоленко)

64

Письмо А. Скоропис-Иолтуховского

В РЕДАКЦИЮ «НОВОЙ ЖИЗНИ»¹.

Не откажите в Вашей уважаемой газете уделить место разъяснениям русской демократии «показаний ЕРМОЛЕНКО», поскольку они касаются моей личности. Прошу об этом потому, что ловкое использование контрреволюцией этих пресловутых «показаний» далеко переходит границы личных интересов оклеветанных ЕРМОЛЕНКО людей.

ЕРМОЛЕНКО говорит:

«Офицеры германского штаба ШИДИЦКИИ и ЛЮБЕРС ему сообщили, что такого же рода агитацию ведут в России агент германского генерального штаба и председатель украинской секции Союза Осв. Украины А. СКОРОПИСЬ-ИОЛТУХОВСКИЙ и ЛЕНИН.

С самого основания Союза Освобождения Украины деятельность моя как члена президии Союза открытая, политическая; я выступал в защиту украинских интересов перед центральными и нейтральными государствами за своей подписью.

Союз Осв. Украины, который с мая 1915 года я представлял в Германии, добился от германского правительства выделения части пленных украинцев в три чисто национальных украинских лагеря и признания за пленными этих лагерей в их внутренней лагерной жизни права на ту политическую свободу, которой пользуются германские граждане согласно имперских законов о свободе мнений, слова, печати, собраний и организаций.

Благодаря этому я имел возможность за два года выступать открыто со своими политическими убеждениями перед десятками тысяч наших пленных солдат. Русское правительство может и сейчас, не ожидая возврата всех пленных, убедиться в том, что я вел не агентскую, а национально-украинскую политику среди пленных моих сограждан — достаточно обратиться к тем инвалидам, которые возвратились на Украину из лагерей Вецляр, Зальцведель и Раштат, которым уделяет так много внимания «контрразведка». Многие, вероятно большинство из них, не раз лично видали и слышали меня, и их показания могут иметь действительную юридическую ценность.

Что касается самого ЕРМОЛЕНКО, я его никогда не встречал и не знаю его. Если он, судя по фамилии и тому, что он направлен немцами в Россию, по его утверждению, через «украинскую секцию генерального штаба», есть украинец, то могу засвидетельствовать, что он ни разу, если мне не изменяет память, не обратился даже письменно к руководимому мною бюро Союза Осв. Украины хотя бы за украинской книжкой, как что делали многие и многие украинцы, разбросанные по смешанным лагерям.

Если в немецком генеральном штабе, как уверяет ЕРМОЛЕНКО, есть «Украинская секция», то мне, прожившему в Берлине 2 года, об этом ничего не известно.

Из двух офицеров, названных ЕРМОЛЕНКО, я лично знаю лишь капитана фон-ЛЮБЕРСА как референта в военном министерстве так называемых национальных лагерей пленных: украинских, польских, магометанских, грузинских и т. п.

Все мои представления об улучшении быта пленных украинских лагерей проходили через руки этого капитана. С ним мне на протяжении двух лет приходилось очень часто встречаться по делам лагерей, и я полагаю, что я узнал его за это время не только как чиновника, но и как человека. Порядочность и честность его стоят для меня вне всяких сомнений, и я утверждаю, что показание ЕРМОЛЕНКО, будто бы капитан ЛЮБЕРС назвал меня агентом генерального штаба, ложь, так как капитан ЛЮБЕРС слишком хорошо знает, что я был во все время сношений с ним представителем украинского народа, как их понимал Союз Осв. Украины, и ни у кого на службе не состоял.

Если это не выдумка ЕРМОЛЕНКО и мое и ЛЕНИНА имя действительно было названо в генеральном штабе как агентов этого штаба, то приходится допустить, что это ложное заявление сделал другой офицер, которого я и который меня не знает, с единственной целью околпачить ЕРМОЛЕНКО, точно так же, очевидно, как и ЕРМОЛЕНКО рисовал немецкому генеральному штабу, вероятно, самые заманчивые перспективы его подвигов в России для славы и добра немецкого генерального штаба, стараясь околпачить немцев.

В здании генерального штаба в Берлине бывал я в паспортном отделении, когда выхлопатывал себе разрешение на поездку в культурно- национальных целях на оккупированные немцами украинские земли и для выезда за границу, так как без разрешения паспортного бюро при личной явке генерального штаба теперь никто не может получить права на выезд из пределов Германии.

В своих «Новых показаниях»², напечатанных в журнале Алексинского «Без лишних слов», ЕРМОЛЕНКО утверждает, что он командирован в Россию германским правительством с такими же задачами, какие возложены на ИОЛТУХОВСКОГО, выехавшего из Берлина 26—27-го апреля по нов. ст. и находящегося, кажется, в Киеве.

Я никаких командировок не мог получить, потому что не только не состою, но никогда и не предлагал себя никому, подобно ЕРМОЛЕНКАМ, на службу. Получил я разрешение на выезд из Германии позже, чем хотел и надеялся, о чем писалось в газетах пленных украинцев, откуда, очевидно, и почерпнул свои даты ЕРМОЛЕНКО. Выехал я из Германии в конце июня и находился все время не в Киеве, а на Островке ЮМЕ, напрасно ожидая от министра иностранных дел разрешения на проезд на Украину.

«На ИОЛТУХОВСКОГО возложено возбудить у украинцев идею об отделении Украины от России и пропаганду о скорейшем мире, а также о смещении министров, не идущих на встречу заключения мира».

Запрещение украинских съездов Керенским, политика кадетов, хозяйничание ОБЕРУЧЕВА в Киеве и без моей пропаганды достаточно сильно возбуждают к этому украинцев; смещение же русских министров как будто не от одного меня зависит, и мне кажется, что немцы это так же хорошо знают, как и те, кто без зазрения совести перепечатывает выдумки ЕРМОЛЕНКО.

«Расходы по проведению всего этого не ограничены, и деньги от германского правительства получаются следующим порядком: в Стокгольме при германском посольстве находится некто СВЕНДСОН, через которого ЛЕНИН и ИОЛТУХОВСКИИ получают деньги на русские банки».

Не покажется ли объективному читателю несколько странным, почему это ЕРМОЛЕНКО, на которого германский штаб возложил, по его же словам, те же самые задачи, что и на меня с ЛЕНИНЫМ, уделил ЕРМОЛЕНКО всего-навсего полторы тысячи рублей, а нам предоставил неограниченные средства. Уж не из этих ли «неограниченных средств» так щедро клевещет ЕРМОЛЕНКО.

В Стокгольме за все время моего пребывания в Швеции был я в единственном посольстве, и именно в русской миссии с целью получения не денег, а паспорта на проезд на Украину.

Деньги из Германии я действительно получаю и действительно отправляю в Киев. До сей поры отправил я собранные генеральными старшинами на украинский национальный фонд в лагере Вецляр 798 мар. 75 пф., в Зальцведене 340 марок, в Раштате 2000 марок и присланные из смешанных лагерей 15 марок.

За эти тысячи немецких марок, слагающихся из жалких пфеннингов, наших зачастую голодающих пленных, отрывающих действительно последнее у себя, чтобы помочь строительству свободной Украины, я с гордостью принимаю ту ответственность, которая падает на меня как на инициатора и участника просветительно-национальной деятельности в наших лагерях, и советую всем, даже кадетским министрам, отнестись к этим немецким маркам с должным уважением, ибо их жертвуют действительные демократы, знающие, что такое демократический строй и министерская ответственность. Ведь в наших лагерях еще тогда, когда целой Россией правил самодержец, лагерная «Народна Рада» избиралась на основании всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права и выделяла из себя ответственную перед ней исполнительную власть целого лагеря — Генеральную старшину.

«В Берлине было два собрания социалистов, на которых принимали участие ЛЕНИН и ИОЛТУХОВСКИЙ. ЛЕНИН останавливался тогда у ИОЛТУХОВСКОГО».

Я открыто заявлял и заявляю, что со времени моего вступления в Союз Осв. Украины веду беспартийную национальную политику, и это подтвердят все украинские социалисты, сорганизованные во всех трех лагерях, и все те, кто интересовался и знал меня по моим выступлениям. ЛЕНИНА я никогда и нигде не встречал. Ни к какой русской социал-демократической организации не принадлежал. Даже когда я как член Украинской социал-демократической «Спилки» входил таким образом в состав Р.С.Д.Р.П., то и тогда никакого отношения к ЛЕНИНУ как представителю русского большевизма не имел, так как теоретически стоял ближе к меньшевикам, а «Спилка» и вообще никогда не была фракционной организацией.

Полагаю, что если бы ЛЕНИН во время войны действительно был в Берлине на какой-нибудь социалистической конференции, то я бы об этом мог скорее узнать, чем ЕРМОЛЕНКО. Думаю, что это такая же ложь, как утверждение, будто ЛЕНИН останавливался у меня.

«Капитан ШИДИЦКИЙ сказал, что в случае ареста ИОЛТУХОВСКОГО председателем СОЮЗА Осв. Украины окажется ПОТОЦКИЙ и объявит в одной из киевских украинских газет, к тому я должен обратиться за указаниями и деньгами».

Каждому, сколько-нибудь знакомому с украинским движением, это «показание» как нельзя ярче показывает, что ЕРМОЛЕНКО, что называется, заврался. Никаких ПОТОЦКИХ, кроме польских помещиков, врагов нашего народа, хоть сколько-нибудь заметно принимающих участие в украинском движении, нет, и даже в теперешние дни массового движения ни одной такой фамилии в украинских газетах я не встречал.

Summa summarum*, я утверждаю, что ЕРМОЛЕНКО так же бессовестно лжет русскому генеральному штабу, как лгал он, очевидно, германскому генеральному штабу, «командировавшему его в Россию».

Я ехал на Украину, чтобы дать отчет в моей национальной политической деятельности украинскому обществу. Теперь я обратился к министру иностранных дел с представлением дать мне возможность стать даже перед русским военным судом под условием, что суд будет гласным и в Киеве. Делаю я это потому, что непропуск меня на Украину и Компания ЕРМОЛЕНКО-ПЕРЕВЕРЗЕВА-АЛЕКСИНСКОГО опозорить меня в глазах моего народа не дает мне иной возможности, кроме, кажется, военного суда, вывести этих господ на чистую воду.

Я жду ответа от господина Министра иностранных дел³.

С совершенным почтением

подписал: Ал. Скоропис-Иолтуховский.

Стокгольм. б.ЕХ.917 г.

P.S. № 182 «Русского Слова»⁴ принес следующее известие: «жена ЕРМОЛЕНКО, проживающая в Хабаровске, получила по почте денежный перевод на 40 000 руб., которые ею положены на текущий счет в одном из местных банков».

Не будут ли так добры гг. АЛЕКСИНСКИЙ и ПЕРЕВЕРЗЕВ сказать русскому обществу, но действительно «без лишних слов», полагают ли они, что их доверенное лицо, муж г-жиЕрмоленко, ничего об этих 40 000 руб. не знает. Или это евангельское чудо: остаток от полученных им в Германии полутора тысяч рублей. Или же это скромное вознаграждение за ценные показания.

Подписал А. Скорописъ.**

7.1Х.917 г.

Мой адрес:

Верно: Поручик Органов.

Примечания:

* Окончательный шаг, в итоге (лат).

** Просьба к г. корректору: Будьте добры не русифицировать мою фамилию, как это обычно делают, и оставить в конце твердый, а не мягкий знак

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 126. Л. 286-288. Машинописная заверенная копия.

¹ «НОВАЯ ЖИЗНЬ» — ежедневная «общественно-литературная социал-демократическая газета», издавалась в Петрограде с 18 апреля (1 мая) 1917 г. по 16 июля 1918 г. (с 1 июня 1918 г. — и в Москве). Инициаторы создания — группа меньшевиков-интернационалистов и писателей, объединившихся вокруг ж. «Летопись», редактор — Максим Горький. В московском номере газеты за 22 июня 1918 г. появляется сообщение: «По распоряжению чрезвычайной следственной комиссии по борьбе с контр революцией, возбуждено дело против четырех московских газет», в том числе «Новой Жизни», которой «вменяется в вину сообщение об аресте за злоупотребления всего состава чрезвычайной комиссии по охране железных дорог». Газета закрыта окончательно, с согласия Ленина, 16 июля 1918 г. Статьи и заметки М. Горького, публиковавшиеся в газете, изданы были в 1918 г. в двух книгах: «Революция и культура. Статьи за 1917 год» и «Несвоевременные мысли. Заметки о революции и культуре. 1917—1918 гг.» (переиздана в 1990).

²Имеются в виду его показания 10 мая, данные в присутствии Терехова и Бурцева и опубликованные в первом номере журнала Алексинского «Без лишних слов».

³Письмо Скоропис-Иолтуховского в газ. «Новая Жизнь» было задержано военным цензором Анастасией Трейден, которая 15 сентября направила «меморандум» с изложением содержания заказного письма Иолту- ховского и само письмо в Контрольное бюро, т. к. считала, что «его статья при появлении в газетах содействовала бы возбуждению общественного мнения против Временного правительства». 4 октября Медведев направил Александрову «меморандум» и копию с письма, «по приказанию начальника Генштаба», с просьбой сообщить, «подлежит ли передаче подлинное письмо в редакцию или же таковое надлежит препроводить Вам» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 126. Л. 284,285). Письмо в газ. «Новая Жизнь» опубликовано не было.

⁴ «РУССКОЕ СЛОВО» — ежедневная либеральная газета, издавалась в Москве в 1895—1918 гг. Товариществом ИД. Сытина. В 1917 г. поддержала Временное правительство. Закрыта в ноябре 1917 г. В январе—июле 1918 г. некоторое время выходила под названием «Новое Слово» и «Наше Слово».

 

65

Протокол

1917 года сентября 23—24 дня судебный следователь по особо важным делам округа Гродненского окружного суда в г. Могилеве¹ допросил согласно ст. 443 Уст. Уг. Суд. нижепоименованного в качестве свидетеля, и он показал:

Я, нижеподписавшийся, начальник контрразведывательной части штаба Верховного главнокомандующего Генерального штаба полковник Николай Васильевич ТЕРЕХОВ, православный, 38 лет, под судом и следствием не состоял. На предложенные мне вопросы отвечаю:

С 1909 года почти непрерывно до сего времени я нес службу по разведке и контрразведке — с 1909 г. до начала войны на должности помощника старшего адъютанта разведывательного отделения штаба Варшавского военного округа, затем с начала войны — на той же должности в штабе 2-й армии, где с 1915 г., будучи старшим адъютантом, выполнял особо секретные поручения штаба Верховного главнокомандующего по разведке и партизанским организациям на многих фронтах нашего театра военных действий.

Настоящую должность занимаю с июня месяца текущего года². Многолетний опыт моей службы по разведке и бывшей в подчинении у нее контрразведки дают мне право утверждать, что эта область деятельности противника мне достаточно хорошо знакома практически как в проявлении ее в довоенный период, так и в течение настоящей войны.

Прапорщик 15-го стрелкового Сибирского полка Дмитрий Спиридонович Ермоленко прибыл 9 мая 1917 г. в штаб Верховного главнокомандующего под конвоем специально командированного с этой целью офицера из штаба румынского фронта на распоряжение³. Незадолго Перед тем 5 мая из того же штаба был препровожден протокол его опроса, и показания Ермоленко были проверены повторным его опросом. Из показаний Ермоленки следовало, что немцы намеревались высадить его и Сулине, но рыбак, перевозивший Ермоленко, из боязни чего-то, направился в другое место и высадил его там, где немцы обычно высаживали своих шпионов, почему Ермоленко оказался у деревни Говорово*, близ наших сторожевых постов. Установить, был ли Ермоленко задержан или сам явился посту — не представляется возможным, но, по заявлению Ермоленко, он был высажен на острове, где наткнулся на наше сторожевое охранение, к чему он и стремился, с целью раскрыть шпионскую организацию немцев у нас в России и предупредить грозящие нам бедствия. Сведения, данные Ермоленко по разведке в штабе полка и 6-й армии, как видно из протокола опроса, достаточно ценны и правдоподобны, но соответствуют ли они вполне действительности, утверждать не могу за невозможностью их точной проверки. Однако все эти сведения, хотя бы они имели и большую ценность, имеют значение относительное в узкой области оценки сил противника в данном районе местности. Гораздо ценнее для того периода времени были другие сведения, сообщенные Ермоленко, а именно по контрразведке. Прапорщик Ермоленко давал их с уверенностью, тщательно припоминая все мелочи, стараясь быть возможно более точным, правдивым. Проверкой всех этих сведений он торопил, охотно предлагая себя в помощь. Он придавал огромную ценность своему разоблачению, неоднократно подчеркивая, что мы не знаем еще, что такое Ленин для немцев и кто такой он, Ермоленко, в глазах немцев, и какие надежды они возлагают и на Ленина, и на него, почему и дело разоблачения Ленина и пресечения его преступной деятельности имеют, по его мнению, громадное значение. Равноценное же значение имеют и задачи Скоропись-Иолтуховского.

По схеме немцев, как это было воспринято Ермоленко, в Петрограде? должен был действовать Ленин, в Киеве — Скоропись-Иолтуховский, в Полтаве какая-то секретная организация и в Херсоне — сам Ермоленко. Все эти организации должны находиться в тесной связи — Скоропись-Иолтуховский с Лениным, а Ермоленко со Скоропись-Иолтуховским. Все они должны преследовать одни и те же цели: 1) скорейшее заключение мира России с Германией, 2) развитие с этой целью деятельной агитации и пропаганды всяческими способами и средствами, 3) борьба с Временным правительством, идущим против заключения мира, и удаление министров, наиболее непоколебимых в этом, причем определенно было назначено удаление Гучкова и особенно Милюкова и 4) задача Скоропись-Иолтуховского и Ермоленко — отделение Украины от России. Кроме этих общих задач, Ермоленко были даны и другие, специальные: организация взрывов и поджогов 1) заводов Обуховского и Пути- ловского в Петрограде, 2) в Николаеве, Севастополе и Одессе, по его собственному усмотрению и 3) в Одессе крупнейшую мельницу. Все эти сведения, конечно, подлежали разработке и требовали проверки и подтверждения данными из других источников. Относительно деятельности Скоропись-Иолтуховского в Германии, сведения уже имелись еще ранее, а именно: опрошенные в январе 1916 г. в штабе 3-й армии прибывшие из плена из города Фрейпггадта три наших солдата показали, что основатель и президент «Союза Возволения Украины» Скоропись-Иолтуховский вел среди военнопленных планомерную пропаганду украинских идей, навербовав около 150 ярых сторонников украинского движения. Ораторами и писателями были военнопленные же и среди них Иван Лазько, ур. Екатеринославской губернии, бывший редактор газ. «Розвага». Означенный Лазько был задержан в июле с. г. на фронте 1-го морского полка Отдельной Балтийской морской дивизии вместе с двумя другими солдатами Константином Голобродским и Степаном Козицким как бежавшие из германского плена, причем немцы снабдили их каждого по 1000 руб. По показаниям Ивана Лазько, они трое были избраны и приглашены в Берлин в «Союз Освобождения Украины» в целях, якобы, организовать командирование в Россию своих представителей — украинцев. В Берлине Скоропись-Иолтуховский сказал им, что они направятся в Россию, чтобы постараться пройти в Учредительное Собрание, а на необходимые расходы им будет выдано по 1000 руб. Тот же Скоропись-Иолтуховский сказал им, что они будут отправлены на аэропланах через наш фронт к нам в тыл. Фактически же направили обычным порядком, как и всех шпионов, через Тульчу, через которую ранее был направлен и Ермоленко. Характерно, что прапорщика Ермоленко немцы также намеревались вначале отправить к нам в тыл на аэроплане, но потом отказались от этой мысли. По дороге в Тульчу, в Бяле, они встретились с поручиком Шаповалом и нашими солдатами- украинцами, сформированными уже в части, а также с прапорщиком Ермоленко, бывшим, как и показывал сам Ермоленко, с сопровождавшим (то германским офицером Шенингом. Таким образом, показание прапорщика Ермоленко в отношении деятельности Скоропись-Иолтуховского в Германии, снабжавшего крупными деньгами высылаемых к нам украинцев, подтверждены показаниями трех бежавших солдат в 1916 г. и трех — Лазько, Голобродского и Козицкого — ныне, в 1917 г. Подтвердились показания Ермоленко и относительно обер-лейтенанта Шенинга и поручика Шаповала, которых Лазько, Голобродский и Козицкий видели в Бяле. Остальные показания Ермоленко оказались также правдивыми, вескими и подтвердившимися. В части политической жизни страны программа немцев, сообщенная Ермоленко, выполнялась методически.

Во время проживания Ермоленко при штабе Верховного главнокомандующего за ним было установлено тщательное наблюдение, которое, однако, не дало никаких определенных указаний на подозрительность поведения и действий Ермоленко. Он тяготился своей бездеятельностью и неоднократно просил скорейшей проверки сведений, что затягивалось по независящим обстоятельствам. Немцы дали Ермоленко на мелкие расходы и на дорогу 1500 руб., которые были им почти израсходованы в первый же месяц жизни в Ставке, и он возбуждал ходатайство о скорейшей выдаче ему казенного содержания. После моего возвращения из командировки 14 июня с. г.⁴ при свидании с Ермоленко я справился у него о его денежных средствах, и он без запирательства заявил, что бывшие у него деньги им уже израсходованы, но что им на днях получены на улице от неизвестного ему человека 50 000 руб. По его показанию, это произошло неожиданно для него, и деньги были вручены ему на работу по данной немцами задаче. По его показанию, факт вручения ему денег имел место 16 мая с. г. днем при случайной обстановке, поразившей его самого своей внезапностью. Характер показания, дававшегося им по этому поводу, исключал всякую возможность заподозрить его в измышлении обстановки, а меры, принятые для проверки, не дали данных иного освещения.

На вопрос, почему именно прапорщик Ермоленко не заявил о деньгах немедленно, он показал, что так был этим фактом ошеломлен, что боялся ответственности и не знал сам, что ему надо предпринять. Он откровенно сознался, что получил 50 000 руб., а налицо имеет всего 10 000** руб. с небольшим, так как остальные — 4000** руб. выслал домой, жене, часть прожил, заготовив себе белье и одежду, и часть желал бы оставить для себя на жизнь — за неполучением казенного содержания. Многократное напоминание, что ему может предстоять выступил, на суде и подтвердить все им показываемое под присягой, прапорщик Ермоленко имел в виду, но опасался мести за его разоблачения и возможности эксцессов со стороны большевиков⁵, почему просил возможно скорее разрешить ему выехать домой. Капитан германского штаба генерального Людерс мне был известен еще в мирное время, когда он вел в Познани агентскую разведку России. В начале войны он служил в штабе S-го корпуса и также вел разведку агентами, причем по образцу выдававшихся им своим агентам пропусков, попадавших агентурным путем ко мне, нашим агентам-разведчикам выдавались точные копии таковых пропусков с фиктивной подписью Людерса. За время войны Людерс обнаруживался, по данным разведки, в различных штабах и, между прочим, и в Берлине. Фамилия обер-лейтенанта Шенинга и капитана Козюка, по видимому, искаженная — Козака, встречаются в показаниях бежавших из плена и командированных немцами, но перехваченных украинцев. По этим данным, Шенинг и Козюк оба занимаются агитацией, пропагандой украинства и подготовкой к командированию наших военнопленных, а также и выполнением этих командировок. Под именем и фамилией Якова Фюрстенберга мне известен еврей, бьющий в самом начале войны в августе—сентябре 1914 г. под агентом у моего агента-разведчика Иосифа ГЕРЦА. Он зарекомендовал себя мелким шантажистом, и, ввиду его ненадежности и за негодностью, он был уволен. Впоследствии вместе с тем же Герцем и другими лицами он был командирован по разведке одним из штабов за границу в Копенгаген. В результате этой деятельности было назначено предварительное следствие по подозрению их в шпионстве. Дело о них находится в военно-судной части штаба Западного фронта. Яков Фюрстенберг всегда имел репутацию темной личности. К сему присовокупляю, что командирование Фюрстенберга в Копенгаген относится к лету 1915 г., именно к началу июня. Фюрстенберг жил в Варшаве, одевался прилично, выглядел интеллигентным евреем, лет 27—30; наружность его: выше среднего роста, худощавый, брюнет, глаза карие, лоб высокий, нос высокий, типичный еврейский, усы черные, подстрижены по-английски, бороду брил, уши крупные, слегка оттопыренные, шея длинная, жилистая с небольшим кадыком⁶. О поручике Шаповале сведения имелись агентурного характера и из показаний бежавших из плена, которые указывали, что немцы, с целью разведки и пропаганды среди наших войск в окопах, формируют у Брест-Литовска особые украинские части под командой украинцев же офицеров, между коими упоминался и Шаповал. Где в настоящее время находится поручик Шаповал и не является ли им же проживающий в Киеве офицер Шаповал, пока не установлено.

Фамилии и личности Штенберга⁷, Свендсон, Парвуса, Козловского, Суменсон, Ленина, Троцкого, Луначарского и др. мне неизвестны.

Одним из типичных способов передачи шпионских сведений по телеграфу является сообщение их под видом коммерческих заказов, отправлений, извещений и т. д., причем наименование товаров избирается из числа наиболее правдоподобных или даже фактически находящихся и распоряжении шпиона. Таким образом, между лицами шпионской организации устанавливается свой условный код, понятный лишь им одним. Сопоставление целого ряда телеграмм между двумя лицами и может безошибочно указать, что эта передача условного шпионского характера по неизвестному коду, но угадать действительное значение отдельных телеграмм или фраз представляется очень трудным. Коды в войну обнаруживались неоднократно и содержали фразы преимущественно коммерческого характера. Таковы фразы, установленные агентурным путем: «Высылайте немедленно», «Второй счет уплачен», «Сообщите цену», «Я жду тебя в начале недели», «Я тебе пошлю», «Я уезжаю завтра», «Вышлите чек», «Количество ящиков», «Селедки», «Заказываю 100 мешков муки», «Назначение груза», «Постараюсь снабдить», «Пожалуйсга, возвращайтесь», «Вексель на два месяца», «Чек на банке», «Необходим материал для газеты», «Сообщите рыночные цены», «Когда пакет будет получен» и т. д. Поясняю, что фамилии трех солдат, указанных выше как прибывших из плена из г. Фрейштадта в штаб 3-й армии, я установить в настоящее время не могу за неимением под рукой справочных данных⁸. Согласно сношению могилевского уездного воинского начальника от 14 сентября с/г № 72, рядовой 194-го Троицко-Сергиевского полка Иван Трофимович Лазько отправлен в распоряжение начальника 27-й бригады в г. Ржев, а ефрейтор 241-го пехотного Седлецкого полка Степан Ильин Козицкий самовольно отлучился и разыскивается. Константин Иванович Голобродский заболел по дороге, в штаб не прибывал. По имеющимся сведениям, указанный выше Иосиф Герц ныне находится на свободе в гор. Старая Русса.

Протокол читал. Записано правильно.

Генерального штаба полковник Терехов.

И .д. судебного следователя Сцепуро.

Примечания:

* Название деревни неточно; правильно: Горково.

** Так в документе.

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 126. Л. 65-70. Подлинник. Машинопись.

¹ П. Александров 15 августа направил в ГУГШ просьбу указать несколько лиц, которые могут прибыть в Петроград хотя бы на один день для допроса и которые располагают сведениями, «насколько призыв привлеченных по этому делу обвиняемых лиц к немедленному отказу от военных против неприятеля действий дезорганизовал действующую армию и тыл и повлек за собою отказ некоторых воинских частей от исполнения приказаний командного состава и самовольное оставление позиций» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 9. Л. 102). Вероятно, в связи с невозможностью приезда этих лиц, было поручено провести следственные действия в Могилеве и. о. суд. следователя Сцепуро, где им в течение 21—26 сентября, помимо Терехова, были допрошены Ю.Н. Плющевский-Плющик (22 сентября), начальник 1-го отдела управления генерал-квартирмейстера при Верховном главнокомандующем П.А. Кусонский (25—26 сентября) относительно боеспособности русской армии до августа 1917 г.; были осмотрены документы из секретного дела Особого делопроизводства о политическом настроении на фронте и в тылу, эксцессах в армии. Следственная комиссия 27 сентября приняла постановление об отказе в выдаче копий с протоколов осмотра документов, а также допроса П.А. Кусонского (ГА РФ. Ф. 1826. Оп. 126. Л. 56-153).

²Согласно рапорту Терехова от 5 мая, он принял дела, имущество, деньги и личный состав отделения 4 мая 1917 г. (РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 799).

³Прапорщик 16-го сибирского полка Ермоленко был доставлен в Ставку 8 мая в сопровождении прапорщика Ганновского (РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 819. Л. 1-2).

⁴Согласно сводке наружного наблюдения (см. док. 75), Ермоленко в этот день дважды заходил в штаб, но там не оставался, до этого в штабе был 5 и 8 июня, после 14 июня в нггаб не заходил. Возможно, и разговора его с Тереховым больше и не было, в том числе о деньгах, которые он получил, согласно показаниям, 17 мая.

⁵У Ермоленко были все основания опасаться мести со стороны не мцев, о чем он сам заявил при первом допросе 28 апреля: одним из пунктов инструкции, данной ему немцами, было: «...5. В случае моего предательства или измены меня всюду найдут и сумеют наказать». См. также доклад В.В. Марушевского Керенскому: Ермоленко просил перевести деньги жене, «ввиду грозящей его жизни со стороны немецких агентов опасности» (РГВИА. Ф. 2000. Оп. 13. Д. 81. Л. 79-79о6.).

⁶По просьбе Александрова, Терехов был повторно допрошен в Могилеве 26 сентября относительно предъявленной ему фотографии Якова Фюрстенберга. Он заявил: «...Ознакомившись с вновь поступившими в мое распоряжение данными, я прихожу к заключению, что изображенный на предъявленной мне фотографии человек не тот Яков Фюрстенберг, о котором я говорил в своем показании 23—24 сентября» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 126. Л. 74—77). Об этом же, по требованию прокурора С.В. Корчевского, Терехов сообщил в телеграмме от 6 октября (РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 21. Л. 265, 266). В одном из своих томов по истории России О.А. Платонов посчитал удобным для своей концепции сослаться лишь на первый допрос Терехова, публикуемый здесь [Платонов О.А. Терновый венец России: История Русского народа в XX веке. М., 1997. Т. I. С. 386). Это, к сожалению, далеко не единственное искажение фактов в книге О.А. Платонова, который довольно произвольно трактует документы Следственной комиссии и к тому же использует опубликованные ранее документы без указания авторов и дает неточные ссылки на источники (см., напр., с. 304, 307, 385, 386, 414, 505, 506, 528). Переизданный в 2009 г. его труд как «классика русской мысли» грешит теми же искажениями.

⁷Штенберг упоминается в показаниях Ермоленко от 28 апреля: «В 1915 г. из лагеря военнопленных Мюндена бежал в Россию прапорщик

Штенберг 96-го или 94-го пехотного полка». Возможно, имеется в виду и С. Штейнберг.

⁸ При дополнительном допросе 26 сентября Терехов сообщил и фамилии этих трех солдат: Иван Слесаревский (он же Котляров), Степан Пи- жун и Павел Коваленко (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 126. Л. 77).

 

3.9. В поисках Ленина, июль—октябрь1917г.

66

Протокол

7 июля 1917 г.¹

Начальник Контр-Разведывательного Отделения Штаба Петроградского Военного Округа на основании 23 ст. Пол. о местн, объяв, сост. на военном положении*, вследствие приказания Главнокомандующего войсками Петроградского военного округа, прибыл в сопровождении старшего своего помощника и наряда солдат при офицерах от Гв. Преображенского полка в дом № 48/9 по Широкой ул. на Петроградской стороне в квартиру № 24, занимаемую М.Т. Елизаровым. Дверь прибывшим открыла проживающая в этой квартире Надежда Константиновна Ульянова. По предъявлении г-же Ульяновой вышеупомянутого приказания Главнокомандующего ей был задан вопрос, находится ли в квартире муж ее Владимир Ильич ЛЕНИН (Ульянов). Г-жа Ульянова заявила, что муж ее уже не возвращается домой с 5 июля с. г., не явившись домой после заседания Центрального Комитета Рабочих и Солдатских Депутатов². После этого г-же Ульяновой было предложено предъявить все документы ее мужа. Г-жа Ульянова заявила, что в квартире Елизарова она с мужем занимает всего одну комнату, в которую она и проводила прибывших. После тщательного обыска из документов и переписки Ленина было отобрано следующее:**

1) шесть книжек на немецком языке, 2) статья Ленина на немецком языке, 3) заметка на немецком языке о проезде эмигранта Бойцова, 4) копировальная книжка с рядом русских и немецких заметок и писем, 5) пять телеграмм за №№ Q430-10, Q235-929, Q235-9, () 327-20, Q388/4³, б) книжка Азовско-Донского Коммерческого Банка № 8467 на имя г-жи Ульяновой⁴, 7) девять немецких и два французских письма, а также заметка на немецком языке, 8) заявление Каменева⁵, 9) письмо на плохом русском языке и безграмотно написанное на 7-ми полулистах⁶, 10) план какой-то дачной местности⁷, 11) адрес завода Феникса, 12) письмо к Каменеву, начинающееся словами «Entre nous»⁸, 13) две записные книжки⁹, 14) немецкие оттиски «Правды»¹⁰, 15) промокательная бумага. Зачеркнуто «немецкая»***. Протокол этот прочитан присутствующим при обыске лицам.

Подписали: Надежда Ульянова.

При обыске присутствовали М. ЕЛИЗАРОВ, Мария Ильинична УЛЬЯНОВА, Анна Ильинична ЕЛИЗАРОВА, Прапорщик Гв. Преображенского полка Алексей Николаевич МОЛЛЕР, С.Ц.О. Иосиф (фамилия неразборчивая).

Верно: Медведев.

Примечания:

* Положение о местностях, объявленных состоящими на военном положении.

** 9 августа был составлен протокол осмотра отобранных при обыске документов (из 10 пунктов) и Постановление о приобщении документов к делу в качестве вещественных доказательств (из 7 пунктов) (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 7. Л. 49-59).

*** Имеется в виду исправление в тексте.

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 7. Л. 47^48. Машинописная копия (фотография документа). Впервые опубликован в журнале «Пролетарская революция». М.; П, 1923. № 5 (17). С. 281-282.

¹В этот же день Ленин узнал о ночном обыске на квартире и выразил протест в письме, направленном в Бюро ЦИК (Ленин В. И. ПСС. Т. 49. С. 455).

²С 29 июня из-за болезни Ленин провел несколько дней на даче В.Д. Бонч-Бруевича (деревня Нейвола около станции Мусгамяки), рано утром 4 июля прибыл в Петроград и в этот день выступил с балкона дворца Кшесинской перед демонстрантами. Из показаний Следственной комиссии унтер-офицера 2-го пехотного полка С. С. Гридюшко: «С балкона дома Кшесинской говорило к нам несколько ораторов. Ленин говорил недолго, объяснив, что он нездоров, и только приветствовал нас. Кроме него, говорили Луначарский и другие... Все они говорили приблизительно одно и то же: приветствовали нас, объясняли текущий политический момент, слегка критикуя действия правительства и настаивая на переходе власти к Совету рабочих и солдатских депутатов, ввиду общей разрухи и финансового кризиса» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 5).

В протоколе осмотра приводятся тексты телеграмм под пп. 5—8 (в ³Постановлении под п. 5 — «четыре телеграммы»): Q430/10 — телеграмма из Стокгольма на английском языке от Гюисманса о конференции в Стокгольме (принята в Петрограде 11 мая на имя Петра Стучки); С) 235—929 — телеграмма от 8 мая н. ст. от Фюрстенберга Ленину (принята 28 апреля ст. сг.), опубликована Алексинским под№9; Q235—9 — тот же текст на имя Козловского (была обнаружена при его обыске; см. объяснение Козловского по этой телеграмме: док. 56); С) 388/4 — телеграмма, отправленная 4 мая н. сг. Фюрстенбергом о своем новом адресе в Стокгольме (у Алексинского под № 3); телеграмма Q 327—20 в протокол осмотра и в Постановление не включена, в делах следствия не обнаружена.

⁴О счете Nо 8467 см. примеч. 4 к док. 54 (в протоколе и Постановлении под п. 2).

⁵Заявление Ю. Каменева (в протоколе осмотра и в Постановлении — под п. 4) от 6 июня 1917 г. в ЦК РСДРП, написанное от руки чернилами на полулисте бумаги следующего содержания:

Заявление в Ц.К Р.С.Д.Р.П. Я считаю совершенно несвоевременной организацию массовой солдатской демонстрации в ближайшие дни. Данных о возможной численности подобной демонстрации у ее организаторов не (слово подчеркнуто) имеется. Из докладов выяснилось, что среди солдат не назрел еще какой-либо лозунг, который бы их сплотил и заставил выйти на улицу с решением добиться его осуществления. Предварительная работа разъяснения опасности наступления в связи со всей судьбой революции почти еще и не начата, ибо первая статья в «Правде» об этом появилась лишь позавчера. При этих условиях решение вопроса о демонстрации невозможно. Оно должно быть отложено впредь до дальнейшего уяснения (истор) политического момента и ради успеха (и ради успеха) предварительной организационной работы. 6/VI 17. Ю. Каменев.

⁶Письмо Радека (в протоколе осмотра и в Постановлении под п. 1) от 10 мая из Стокгольма Ленину из 5 пунктов: 1) об обыске Стецкевич, получении тезисов Ленина через курьера ИК — жену Ларина, о неполучении комплекта газет для левых организаций; 2) о начале издания «немецкой корреспонденции» с целью информирования о работе большевиков, просьбе высылать газеты («Правда», «Рабочая Газета», «Единство», «Известия»), в целях конспирации предлагал положить их в бандероль с газ. «День», «Наша жизнь»; 4) об отношении к Гримму: «Мы держимся очень недоверчиво и холодны. Никаковы зближеня нету»; 5) просьба директив от Ленина: «Ваше молчание, отсутствие всяких известий, наших газет и т. д. прямо руку связывает».

⁷В протокол осмотра и в Постановление этот план не включен. Из воспоминаний Б. Никитина: «Как и можно было ожидать, на квартире Ленина мы не нашли ничего существенного, если не считать одной небольшой схемы, набросанной от руки, с изображением железной дороги, станции и нескольких улиц или дорог. Крупская заметно смутилась, когда мы спросили ее, что это за план. Я подумал, уж не станция это, через которую бежал Ленин, и, взяв схему, сказал товарищу прокурора Е. послать с ней агентов по финляндской дороге» [Никитин Борис. Роковые годы... М., 2000. С. 127).

⁸ «Записка от руки чернилами на 1/4 листа линованной бумаги следующего содержания: "Entre nous: если меня укокошат, я Вас прошу издать мою тетрадку "Марксизм о государстве" (застряли в Стокгольме)..." На обороте написано "Тов. Каменеву". Записка перегнута 4 раза, вдоль и поперек и складывается по перегибам в виде конвертика». Записка опубликована в ПСС: Т. 49. С. 444 (в протоколе осмотра — под п. 9, в Постановлении — под п. 6).

⁹В протокол осмотра и в Постановление под п. 3 включена одна записная книжка «форматом в 1/8 листа в черном клетчатом переплете из 88 страниц непронумерованных, снабженная по краю алфавитом. В записной книжке этой записаны чернилами от руки многочисленные адреса, причем на 60 странице имеется следующая запись: (телеграфный адрес) Ftirstenberg, Saltsjobaden, Швеция, (для писем) Fiirstenberg Negelinge. Stockholm».

Кроме того, в протоколе осмотра под п. 10 (в Постановлении — под п. 7): «Тетрадка форматом в 1/4 листа, переплетенная в папку с подписью "Simplex", ...состоит из 82 страниц папиросной, линованной красными линиями, бумаги. Страницы не пронумерованы. Среди текста имеется незаконченная статья "Революция в России и задачи рабочих всех стран", в коей автор упоминает о первом Временном правительстве». Далее в протоколе приводится содержание писем (копии):

• от 30 марта 1917 г. Ленина Ганецкому (опубликовано в ПСС. Т. 49. С. 418—423). Текст этого письма был дополнительно осмотрен Следственной комиссией 13 августа; в нем много подчеркиваний, в т. ч. фраза «На сношение с Питером не жалейте денег» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 8. Л. 54-58);

• от 4 апреля Ленина В.А. Карпинскому и С.Н. Равич (опубликовано в ПСС: Т. 49. С. 427^28);

• копия письма на немецком языке Ленина и Зиновьева Гримму с пометкой карандашом: послано в субботу 31/3 вечером и получено Уриммом утром 1/IV.

¹⁰ 14 августа Следственная комиссия в присутствии переводчицы произвела осмотр «двух гектографированных номеров газ. "Правда", издаваемой заграничным представительством Центрального комитета Российской социал-демократической рабочей партии (большевиков): один номер (№ 1) от 3 июня, второй номер от 10 июня 1917 г., место издания — Стокгольм», в которых указывается адрес Якова Фюрстенберга для подписчиков и корреспонденции (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 8. Л. 97-97о6.).

 

67

Личное дело «Ленин»*

ШИФРОВАННАЯ ТЕЛЕГРАММА ПОМОЩНИКА НАЧАЛЬНИКА ШТАБА КАЗАНСКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА ГЕНЕРАЛ-МАЙОРА КОЗЛОВА В ОГЕНКВАР

В. секретно Казань, 31 июля 1917 г.

Путем агентуры установлено: УЛЬЯНОВ-ЛЕНИН уроженец г. Симбирска, сын бывшего инспектора народных училищ. Ленин имел Симбирске свой дом, который продал Королеву. Этом доме ныне содержится гостиница «Россия». Качестве большого друга Ленина Симбирске проживает житель ГОЛОВЦЕВ. Не исключая возможности появления Ленина Симбирске испрашиваю указаний как поступить Лениным случае его обнаружения Симбирске точка 317 Козлов

Верно: Подполковник Медведев.

ПИСЬМО ПРОКУРОРА ПЕТРОГРАДСКОЙ СУДЕБНОЙ ПАЛАТЫ В ГУГШ (ОТДЕЛ ГЕНЕРАЛ-КВАРТИРМЕЙСТЕРА)

Секретно

Вследствие отношения от 5 августа с. г. за № 25259¹, уведомляю Вас, что Ульянов-Ленин в случае обнаружения его места жительства подлежит немедленному аресту и доставлению под стражею в г. Петроград.

Пр. Секр. Исполнено: 8/VII-c/г. № 6995

Примечание: черновик

РАСПОРЯЖЕНИЕ ПРОКУРОРА ПЕТРОГРАДСКОЙ СУДЕБНОЙ ПАЛАТЫ ПРАПОРЩИКУ АФАНАСЬЕВУ, СОСТОЯЩЕМУ В РАСПОРЯЖЕНИИ МИНИСТРА ЮСТИЦИИ

№8319 Петроград, 19 сентября 1917 г.

Судебным следователем по особо важным делам Александровым сделано распоряжение о приводе к следствию привлеченных им в качестве обвиняемых по 100 и 108 сг. угол. улож. Владимира УЛЬЯНОВА (Ленина) и АПФЕЛЬБАУМА (Зиновьева).

Ввиду полученных мною сведений о том, что названные лица находятся в настоящее время в городе Петрограде, прошу Вас принять меры к задержанию их и препровождению в Трубецкой Бастион Петропавловской крепости с зачислением за судебным следователем Александровым.

Прокурор Судебной Палаты Карчевский.

За секретаря Я.К. Полянский.

Министерство юстиции  Прокурору Петроградской судебной палаты

Первый Департамент

Первое Уголовное отделение Камера Прокурора Петроградской Судебной палаты

1 Делопроизводство

Октября 18 дня 1917 г. 19 Октября 1917 г.

№ 12809 г.

Петроград

Поручаю Вам принять меры к безотлагательному исполнению постановления следственной власти об аресте Ульянова (Ленина) по делу об организации вооруженного выступления в Петрограде 3—5 июля 1917 года против государственной власти.

О последствии Вы имеете донести**.

Министр Юстиции П.Н. Малянтович.

М.Ю. Главнокомандующему Петроградским Военным Округом

Прокурор

Петроградской Судебной Палаты

Октября 19 1917 г.

№8899 г.

Петроград

В последнее время в газетах неоднократно появляются заметки, в которых указывается адрес Ленина (Ульянова), подлежащего задержанию ввиду привлечения его в качестве обвиняемого по делу о событиях 3—5 июля по 100 и 108 сг. Уг. Улож.

Ввиду того, что распоряжение об аресте Ленина сделано также и Верховным Главнокомандующим, прошу Вас, в случае задержания Ленина военными властями, сделать распоряжение о доставлении его к Судебному следователю по особо важным делам Александрову², а также не отказать в своем содействии к аресту Ленина гражданскими властями, которым мною отдано распоряжение о его задержании***.

Прокурор Петроградской Судебной Палаты

Секретарь

Примечания:

* Заголовок дела.

** На полях рассылка: 1) Главнокомандующему, 2) Комиссару Временного Правительства, 3) Начальнику Уг. и Общ. милиции.

*** Под углом запись: «Исполнено».

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 22. Л. 5-7, 10-11, 13. Дело содержит машинописные тексты с подлинников документов, переданных в 1929 г. в ИМЭЛ. Это дело, озаглавленное «Ленин», было, как и д. 24 и 25 (на Коллонтай и Каменева), переведено в ф. 1826 из ф. 1782 («Производство Прокурора Петроградской судебной палаты»). В деле на л. 10 содержится также информация о возбуждении начальником штаба ПВО 18 сентября «уголовного преследования против Ленина за статью в газ. "Рабочий Путь", содержащую явный призыв к вооруженному выступлению на улицах г. Петрограда».

¹ В этом отношении ГУГШ, прилагая копию шифрованной телеграммы Козлова за №317, просил сообщить, «какой надлежит дать по ней ответ» (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 22. Л. 6).

² П.А. Александров при допросе в 1940 г. заявлял, что распоряжение об аресте Ленина сделал лишь после письменного предписания Керенского, но выполнил его не полностью, т. к. написал местной милиции лишь о его «приводе» для допроса, намереваясь доказать невиновность Ленина, о чем докладывал и прокурору, и министру юстиции А.С. Зарудному. 19 октября Александров составил Постановление о препровождении следствия прокурору, в связи с его окончанием, и выехал вскоре в Пятигорск (см. факсимиле документа на с. 283).

 

68

Постановление

1917 года октября 17-го дня судебный следователь по особо важным делам Петроградского окружного суда, рассмотрев настоящее дело и принимая во внимание, что в качестве обвиняемых по сему делу по признакам преступлений, предусмотренных 52, 100 и 108 сг. угол, улож., в числе других привлечены: 1 — УЛЬЯНОВ Владимир Ильич (он же Ленин), 2) РАДОМЫСЛЬСКИЙ Овсей Герид Аронов (он же Зиновьев), 3) ФЮРСТЕНБЕРГ Яков Станиславович (он же Ганецкий), 4) ГЕЛЬФАНД (он же Парвус) Израиль Лазаревич, 5) СЕМАШКО Адам Яковлевич, 6) БЛЕЙХМАН, 7) ПОДВОЙСКИЙ Николай Иванович,

2 — что местопребывание их неизвестно, 3 — что принятые своевременные меры к розыску их и приводу к следствию (посылка повесток о приводе, сообщение Начальнику Петроградской городской милиции от 13 сентября за№ 602, поручения судъинспекторам уголовной милиции и, наконец, опубликование в отношении привлечения Ульянова, Радомысльского, Гельфанда, Фюрстенберга и Семашко Прокурором Петроградской судебной палаты сведений о привлечении их в качестве обвиняемых) остались безуспешными, что до настоящего времени ниоткуда не поступало указаний на местопребывание кого-либо из них и что посему сыск обвиняемых чрез публикацию представлялся бы мерою, не достигающей цели, ПОСТАНОВИЛ: о сыске неразысканных перечисленных обвиняемых Окружному Суду не представлять.

Судебный следователь Александров.

Примечания:

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 126. Л. 312—312об. Подлинник. Машинопись.