Книги о Ленине

 

ДОПОЛНЕНИЕ

К ГЛАВЕ 1

 

Причины неудавшейся попытки французского правительства использовать русских политэмигрантов, волонтеров французской армии, в политической миссии в России

Письма русских волонтеров

1

Представителю Русского

Временного Правительства

Господину Генералу Занкевичу

13 июня 1917 г.

В конце августа 1914 года русские граждане, находившиеся за границей (и главным образом, во Франции) начали вступать добровольцами во Французскую Армию, подписывая ангажемент на время войны. До средины 1915 года они находились в полках Иностранного Легиона, а затем частью были переведены в Русскую Армию, частью прикомандированы к французским регулярным полкам. Значительную часть их составляли политические эмигранты, не имевшие возможности вернуться в Россию при старом режиме.

Русская революция коренным образом изменила условия, при которых произошло их вступление во французскую армию. В среде волонтеров началось движение в сторону перевода в Россию. Этот перевод удовлетворил бы естественному желанию вновь войти в жизнь России, воспользоваться правами и принять на себя обязанности русского гражданина и солдата. Он не представлялся бы безразличным и с чисто военной точки зрения, по своему составу волонтеры могли бы представить элемент, полезный для русской армии: среди них немало технических специалистов по профессии, лиц, специализировавшихся в различных областях военного дела, лиц, способных быть использованными для образования кадров. Наконец, он устранил бы отрицательные стороны положения волонтеров в данный момент: неизбежное ослабление материальной и моральной поддержки, в связи с отъездом политической эмиграции, и чувство оторванности от России, особенно обострившееся текущим ходом событий.

Инициативу возбуждения вопроса о переводе в Россию взяли на себя дне организации: 1) Соmite «Оборона», 25, rue Froideveaux¹ и 2) Общество помощи русским волонтерам, 18, Rue Denfert -Rocherot Ими были составлены первые списки волонтеров, желающих перевода в Россию. Списки эти были представлены военному агенту России, согласно его указанию. В апреле была получена волонтерскими обществами телеграмма Генерала Потапова, извещавшая их, по поручению бывшего военного министра Гучкова, о том, что военному агенту даны соответствующие распоряжения. Как русские, так и французские власти заявляли, что отношение их к вопросу об отправке волонтеров — положительное. Но до настоящего времени никаких практических мер еще не последовало. Индивидуальные ходатайства волонтеров, адресованные французским властям, возвращаются обратно с ответами, мотивируемыми заявлением военного агента от 14 июня 1916 года о том, чтобы более не переводить русских волонтеров из французской армии в Русскую.

Ввиду всего вышеизложенного, мы обращаемся к Вам, Господин генерал, с просьбой об ускорении дела, а именно: о немедленном вызове всех волонтеров, изъявивших желание ехать в Россию, в одно из Парижских военных депо для сбора в ожидании отъезда.

Эта мера тем более необходима, что волонтеры развеяны по различным частям во Франции, Македонии и Африке.

Так как списки, поданные до сих пор, не являются исчерпывающими, ввиду трудности оповещения каждого волонтера в отдельности, необходимо официальное оповещение волонтеров французскими военными властями о возможности для каждого заявить о желании вернуться в Россию.

Принимая во внимание тревожное состояние духа волонтеров, мы усиленно просим Вас, Господин Генерал, о скорейшем удовлетворении нашей просьбы.

Волонтеры-делегаты: Лившиц.

Корницкий.

Л Надеждин.

Каллистов.

Примечания:

РГВИА. Ф. 15304. Оп. 3. Д. 23. Л. 9-11. Подлинник. Рукопись.

¹ Комитет «Оборона» был создан для организации возвращения в Россию политэмигрантов, примыкал к платформе, изложенной в Манифесте Временного правительства. Одновременно с комитетом «Оборона» во Франции были созданы еще два комитета с этой же целью. Членами «Обороны» являлись один из волонтеров А. Осберг и секретарь информационного бюро «Общества помощи русским, сражающимся под французскими знаменами», Л.А. Крестовская (ГА РФ. Ф. 5957. On. 1. Д. 16).

 

2

Господину Военному Атташе в Париже*

Су-лейтенантов Хуцишвили и Мордкович — 50, rue Vavin.

Докладная записка

Инициативная группа товарищей выработала программу из трех пунктов, которые должны были лечь в основу деятельности в России французской миссии русских волонтеров¹. Эта программа ни в ком из нас не встретила возражений, лишь редакция одного из пунктов казалась некоторым из нас неприемлемой. Отвечая на наш вопрос, капитан Осберг — тогда наш шеф, — а за ним и общее собрание постановили, что можно бьпь против той или иной редакции того или иного пункта, но что членами миссии считаются все те, кто будет работать в России в духе миссии. На этой основе мы все сошлись.

Настроение у всех нас было бодрое, мы все были одушевлены энтузиазмом и горячим желанием скорее начать работу в России. Г. Луазон, ныне commandant, а тогда lieutenant, вел себя вполне корректно и в наши дела не вмешивался. Он сам неоднократно заявлял, что является лишь техническим агентом.

Так было в Париже, но не так было в Лондоне. Там он потребовал, чтобы исполнительный комитет подписал от имени всей миссии нашу программу. Семь человек при голосовании воздержалось. Тогда он потребовал, чтобы программу подписали все члены миссии и чтобы они заявили о своем согласии не только с духом программы, но и с ее буквой.

Находя такое требование незаконным и актом недоверия к нам, многие не соглашались дать свои подписи, но под влиянием его угроз отказалось подписать только 8 человек. Он дал срок до 11 ч. следующего утра. Не желая расстраивать миссию, неподписавшие заявили на общем собрании до 11 ч. утра, что они согласны подписаться, и общее собрание выразило по этому поводу свое удовлетворение. Но г. Луазон в этот день не явился, а на другой день заявил, что приказом г. министра неподписавшие (каковых фактически не было) больше к миссии не принадлежат, а затем запретил всякие собрания членов миссии и данное собрание распустил. В этот же день он нам приказал покинуть Лондон².

По отношению к миссии и к нам он вел себя до того угрожающе, что члены миссии боялись с его стороны репрессивных мер, и исполнительный комитет вынужден был подать ему следующее заявление:

«Мы, нижеподписавшиеся, заявляем, что семь товарищей, отозванных приказом г. министра из миссии, стоят на точке зрения народной обороны, и их несогласие с нами относится лишь к редакции второго пункта нашей программы. Ввиду этого мы Вас просим настаивать перед г. министром, чтобы никакого ущерба не было нанесено отозванным товарищам ни со стороны их военного положения, ни со стороны их положения русских волонтеров. 26/6=17. Подписи: капитан Осберг, лейтенант Палчевский, доктор Шейнис, солдаты Каллистов и Мирович».

Из вышесказанного видно, что ни по формальным причинам, ни по существу дела г. Луазон не имел достаточных оснований расстроить и дезорганизовать миссию. Ответственность за неуспех миссии, по нашему мнению, падает исключительно на г. Луазона.

Мы позволяем себе сказать еще следующее.

Г. Луазон совершенно не говорит по-русски, он понятия не имеет о том, что сейчас происходит в России, он не понял духа и сущности нашей миссии — все это не помешало стать в ее главе.

Положение дел в России таково, что там относятся с большим недоверием к официальным представителям любого союзного государства. Подписи и формальные обязательства по отношению к французскому правительству заранее подрывают доверие к нам со стороны наших соотечественников и сводят на нет успех нашей миссии.

Вся наша сила в том, что мы никаких обязательств по отношению к кому бы то ни было на себя не берем, что мы говорим и проповедуем лишь то, что мы думаем, а не то, что нам приказывают.

Наша миссия есть миссия librement constitute**. Это нам неоднократно подчеркивал (увы, в Париже и на словах) и г. Луазон. Мы связаны внутренней дисциплиной и взаимным доверием и уважением. Общее собрание имеет право исключать из своей среды тех своих членов, деятельность которых не соответствует характеру миссии. Никто из нас не предполагал, что г. Луазон будет действовать угрозами и покушаться на нашу самостоятельность.

Еще раз. Наша миссия должна быть абсолютно свободна, мы ответственны лишь перед самими собой, перед нашей совестью. Только при этих условиях наша миссия может явиться в Россию и там работать успешно и с пользой.

К сожалению, после petit coup d'6tat***, совершенного г. Луазоном, характер миссии совершенно изменился, и мы весьма сомневаемся, чтобы она могла кое-что сделать в России.

По нашему мнению, миссия морально умерла. В виде предположения высказываем то соображение, что отозвание г. Луазона и предоставление миссии полной свободы деятельности, может быть, еще спасет ее от окончательного распада.

Подпоручик Мордкович.

Подпоручик Хуцишвили.

Париж, 2/VII=17.

P.S. Точно такая же докладная записка (на русском языке) подана нами сегодня во французское военное министерство.

Примечания:

* Письмо направлено русскому военному агенту во Франции А.А. Игнатьеву и содержится в одном из дел его фонда в подборке документов, озаглавленной «Политическая (зачеркнуто слово:французская) миссия русских добровольцев, посланная Временному правительству» (РГВИА. Ф. 15304. Оп. 2. Д. 212. Л. 172—186об., даты по н. ст.).

** Свободно организованная (фр).

*** Небольшого переворота (фр).

РГВИА. Ф. 15304. Оп. 2. Д. 212. Л. 185-186об. Подлинник. Рукопись.

¹ Инициативная группа в составе капитана А. Осберга, поручика Ник. Палчевского, военного врача Льва Шейниса, солдатов Мировича [Мейеро- вича] и Каллистова выработала 31 мая следующую программу из 3 пунктов:

«I — против Сепаратного мира: мир должен быть общим, прочным и длительным.

II — Энергичное ведение войны для достижения такого мира; необходимым условием его является поражение прусского милитаризма.

III — Организация армии на началах демократической дисциплины, введенной русским революционным правительством» (содержится в письме от 26 июня тех политэмигрантов, которые сначала отказались признать п. II, а затем поставили свои подписи под этой программой, подтвердив, что они также стоят «на т. зр. национальной обороны»: РГВИА. Ф. 15304. Оп. 2. Д. 212. Л. 182-183о6.). Всего в этот «добровольный отряд в Россию» было включено в июне 1917 г. 32 волонтера (из письма А. Игнатьева в российское генконсульство с просьбой срочно выдать заграничные паспорта «русскоподданным», «отправляющимся в Россию в составе французской военной миссии»: РГВИА. Ф. 15304. Оп. 2. Д. 212. Л. 174). Позже в нее были включены еще несколько человек.

² 28 июня 8 солдат были возвращены из Лондона в Париж. Сватиков ходатайствовал об их возвращении в Россию для поступления в русскую армию (РГВИА. Ф. 15304. Оп. 2. Д. 212. Л. 175, 177-179о6., 184).

 

3

Из отчета комиссара французской мобильной полиции Бертилье генеральному контролеру службы судебных расследований

[Париж], 2 декабря 1918 г.

Миссия Луазона, отправленная в Россию с одобрения французского правительства, была составлена из нескольких офицеров и русских [солдат], от которых можно было ожидать полезной работы. К несчастью, эта плохо руководимая миссия в дороге разбежалась и не отчиталась о достигнутых результатах. В России некоторые из делегатов, привлеченные на сторону большевиков, достигли результатов, противоположных тем, ради которых посылались. Тем не менее несколько здоровых элементов, среди них доктор Шенисс, завоевали многочисленных сторонников дела союзников.

Примечания:

РГВА. Ф. 7 К. Оп. 2. Д. 606. Л. 164. Машинописная копия. Пер. с фр.

И. Луазон демонстрирует флаг, взятый им в качестве «любопытного трофея» в особняке Кшесинской, куда ему удалось проникнуть во время разгрома самокатчиками помещений большевистского штаба

 

К ГЛАВЕ 3

3.2. «Яков Фирстенберг - мой родной брат...»

4

Допрос младшего брата Я.С. Фюрстенберга Викентия Следственной комиссией, август 1917 г.

Протокол

1917 года августа 15 дня, г. Полоцк. Судебный следователь Витебского окружного суда 1 участка Полоцкого уезда допрашивал нижепоименованного в качестве свидетеля с соблюдением 705 ст. Уст. у. суд., и он показал.

Викентий Станиславович ФИРСТЕНБЕРГ, 36 лет, римско-католического исповедания, заведываютций Полоцким районом врачебно-питательных организаций Союза городов Северного фронта, живу в гор. Полоцке по Азаровской ул. Шпайера, грамотный, не судим.

Яков Фирстенберг — мой родной брат. 705 сг. Уст. угол. суд. мне разъяснена, и я дать показания по настоящему делу желаю. На предложенные мне вопросы, изложенные в отдельном требовании, отвечаю* 1) Отец мой умер в 1911 г., мать же живет в Варшаве и по настоящее время; отец мой был фабрикантом, имея в Варшаве пивоваренный завод, а в г. Опочно Радомской губернии состоял директором цементного акционерного общества. Мать моя пожилого возраста, ей более 60 лет, она ничем не занимается и живет при одной из замужних моих сестер, оставшейся в г. Варшаве. Старший из моих братьев Генрих, насколько только это мне известно, остался в г. Варшаве. Он состоит компаньоном фирмы его тестя Фабиана Клингсланда, имеющего в г. Варшаве одну из крупных агентурных контор. Последняя до моего выезда 2 июля 1915 г. из г. Варшавы являлась представителем на всю Российскую империю от швейцарской фабрики НЕСТЛЕ, изготовлявшей молочную муку; брат Генрих, ввиду этого, был очень богатым человеком, к тому же он и получил солидное приданое. С момента эвакуации г. Варшавы я от своего брата Генриха до настоящего времени никаких известий не имел и не имею, но при встрече в конце 1915 г. или начале 1916 г. в Петрограде в квартире своей сестры я от Суменсон узнал, что мой брат жив и здоров и что брат мой по-прежнему ведет то же самое дело, что и до эвакуации г. Варшавы. 2) Второй старший мой брат Яков окончил петриковскую гимназию, затем поступил на химическое отделение университета в Шарлоттенбурге (предместье Берлина), откуда, вследствие какого-то скандала на политической почве, насколько это мне известно, с германской полицией, был принужден перевестись в университет в Гейдельберг. Причем, находясь за границей, брат получал средства на образование от своих родителей. 3) Брат Яков еще с молодого возраста стал заниматься партийной литературой и даже был во время нахождения в гимназии организатором какого-то нравственного кружка среди своих товарищей; несмотря на то, что мои родители — люди были богатые, тем не менее Яков жил очень скромно и все имеющиеся при нем достатки раздавал неимущим людям. При окончании гимназии брат уже был близок к партийным кругам. После окончания братом гимназии однажды он находился в квартире неизвестной мне курсистки, к которой явились жандармы, произвели обыск и как ее, так и брата моего Якова арестовали. Последний долгое время находился в заключении, сперва в следственной тюрьме, затем, вследствие объявленной им голодовки, в больнице и наконец в 10 павильоне. Дело его разбиралось на суде и было отложено по каким-то причинам, но в конце концов дело брата было прекращено по Манифесту. Наблюдающим за делом брата, насколько я понял из переговоров с прокурорским надзором, был товарищ прокурора Жижин. Для защиты моего брата отец предполагал пригласить одного из видных криминалистов, и когда об этом стало известно брату, то последний отказался, указав, что его на суде будет защищать его знакомый, который, как я впоследствии узнал, и был Козловский. 1) 5 апреля 1914 г. по новому стилю я действительно был в Кракове, где и посетил своего брата Якова, который в то время был уже женат и имел грудного ребенка. Женат был Яков на краковянке, австрийской подданной. Материальное положение брата было весьма незавидное: жил он в 3-х комнатах и довольно высоко, там же помещение и партийная редакция по изданию какого-то журнала. Брат Яков никакой службы или должности не занимал, а работал исключительно в партийных организациях. Периодически брату посылались денежные суммы родными. Здесь считаю необходимым упомянуть, что однажды брат Генрих выхлопотал ему службу там же, где и сам служил, с весьма хорошим окладом. Сперва брат Яков не соглашался, но затем все же впоследствии согласился и отправился к месту своей службы, где, однако, не мог пробыть долго, сообщив брату Генриху, что он не может продолжить службу из-за невозможности бросить партийную работу. Исправляю: брат Генрих только успел экипировать брата Якова, который на службу не отправлялся, а прямо-таки после всех переговоров, которые уже считались оконченными, отказался из-за партийной работы от принятия на себя другой службы. После объявления ныне текущей войны, насколько это стало нам известно из писем или же сообщений знакомых, теперь хорошо не помню, материальное положение брата было ужасное: ему даже не хватало денег на приобретение молока для своего ребенка. Причем из тех же источников и стало нам известно, что брат Яков переехал в г. Цюрих, в Швейцарию. 6)** При каких обстоятельствах, когда и с какой целью мой брат Яков переехал в дальнейшем в Копенгаген, мне неизвестно. О его месте пребывания мною был получен адрес от кого-то из своих родных. Этот адрес я уже имел, будучи в г. Варшаве. 7) Когда началась эвакуация г. Варшавы и жители стали метаться, не зная, как им, эвакуированным в Россию, снестись со своими родными, оставшимися в г. Варшаве, я, имея адрес брата Якова, могущего быть посредником между родственниками эвакуированных, передал нескольким лицам этот адрес. Такой же адрес мною был передан также Малевскому, который состоял заведывающим санитарной частью Союза городов. Этим адресом Малевский и воспользовался, что я узнал в г. Смоленске, где встретился с Малевским, который, между прочим, показал мне письмо, по почерку которого я узнал, что письмо было написано братом Яковом на имя Малевского. Между прочим, я прочитал, что брат Яков предлагает Малевскому приобрести через него медикаменты по более дешевой цене. Этот поступок брата я счел неприличным, и именно по той причине, что Малевский, видимо, на бланке Союза городов или же просто указывая место службы своей, просил снестись с его родственниками, а брат на это, говоря, что постарается это сделать, вдруг предлагает Малевскому совершить указанную выше сделку. 8) Полтора года тому назад, как я и сказал выше, я встретился у своей сестры с Суменсон, которой я, между прочим, задал тогда вопрос, для какой цели она прибыла в Петроград, так как мне было известно, что Суменсон состоит в числе служащих в конторе «Фабиан Клингсланд», на что она и ответила мне, что прибыла в Петроград представительствовать в России эту контору, так как она осталась в г. Варшаве. 9) О сношениях Суменсон с Варшавой последняя говорила, что сносится с этим городом она почти регулярно через фабрику «Нестле», находящуюся в Швейцарии. Так как у сестры в то время были гости и так как мне тогда же и в ум не пришло прибегнуть к Суменсон для сношения со своими родными, то я с ней по этому поводу так в первый раз и ни о чем не разговаривал. Спустя некоторое время, когда я должен был поставить в известность мать своей жены, оставшуюся также в г. Варшаве, о нашей жизни, то стал искать способ этого сношения. Мне тогда же, между прочим, было указано на Суменсон, через которую и можно будет это сделать. Я тогда узнал адрес Суменсон, которая жила на Надеждинской ул. в г. Петрограде, и отправился к ней, изложив ей свою просьбу. Суменсон охотно согласилась снестись с матерью моей жены и, в подтверждение того, что мой брат жив и здоров, показала мне деловые бумаги последнего с его подписью. Суменсон тогда же мне указывала, что с подобными просьбами к ней многие обращаются. Показывала Суменсон деловые бумаги моего брата Генриха. Мне кажется, что Суменсон говорила мне, что она сносится с Варшавой через фабрику «Нестле», хотя с положительностью об этом удостоверить не могу. 10) Кажется, в мае мес. тек. года, когда я находился на делегатской: съезде служащих союзов в г. Пскове, то из г. Полоцка получил телеграмму от своих служащих о том, что получена на мое имя телеграмма из Петрограда от моего брата Якова, который прибыл в столицу и желает повидаться со мною; я тогда же протелеграфировал своей сестре, прося ее убедить брата подождать моего приезда в Петроград, послав одновременно телеграмму своей жене, чтобы она также прибыла туда же. 11) При этой встрече с братом последний на меня производил впечатление человека, материально вполне обеспеченного, внешний вид которого далеко не был пролетарским, хотя разговоры все он сводил на темы политического характера, высказывая большевистские идеи эсдековской партии. 12) Вследствие создавшегося у меня вышеуказанного впечатления и слухов среди родных о том, что мой брат обладает громадным состоянием и состоит во главе какого-то большого предприятия, я и задал своему брату вопрос, чем он занимается за границей и правда ли, что говорят о его состоятельности. На что он, хотя и неохотно и уклончиво, ответил утвердительно. Из последующих с ним разговоров на эту же самую тему брат указал, что он состоит директором одного весьма крупного предприятия по покупке и продаже товаров. Уклончивость в ответе брата я видел в том, что он и отрицал и не отрицал своей состоятельности, говоря, например, что в последнее время в предприятии он много потерял денег, и в нежелании точно указать, в каком акционерном обществе он принимает участие. Каждый раз, когда я только начинал разговор о состоятельности брата и предприятии, последний тотчас же стремился перевести его на другую тему, и это мне давало основание думать, что ему как партийному работнику неудобно признать свое участие в коммерческом предприятии, на что я ему неоднократно и указывал. 13) Кажется, при вторичном моем свидании с Суменсон последняя, между прочим, сказала мне, что она также распространяет товар и от предприятия, в котором работает и брат Яков, и, насколько я теперь припоминаю, Суменсон тогда же упомянула, что распространяет она именно медикаменты. 14) При первом же моем свидании с братом Яковом я условился с ним встретиться у своей сестры Ландау, живущей за Московской заставой, на следующий день. Когда я прибыл в дом сестры, куда несколько запоздал, то здесь встретил человек 7—8 гостей, которые, как это мне показалось, не были даже ранее знакомы с сестрой, почему я и заключил, что это знакомые брата Якова. Среди гостей был и присяжный поверенный Козловский со своими детьми. Ни имен, ни фамилий их я указать не могу, так как лично не знаю; помню, что при моем появлении в доме сестры я нашел среди гостей одну даму, которая великолепно в это время играла на рояле. 15) После игры неизвестной мне дамы все отправились в сад, где разговор начался о политическом моменте. Между прочим, я обратился тогда к Козловскому о том, не он ли выступал на суде по делу о захвате дома Кшесинской, на что и получил утвердительный ответ. Тогда я задал вопрос Козловскому, почему он выступал на суде в качестве члена корпорации присяжных поверенных, а не в качестве члена своей партии, потому что я считал, что Козловскому как присяжному поверенному, который должен стоять на страже охранения законов, непозволительно выступать защитником по явно противозаконному делу, на что он ответил мне, что я, видимо, с делом знаком только по буржуазным газетам, что он не отстаивал на суде существо самого дела, а защищал его юридическую сторону, причем в защиту последней он приводил такие тезисы, которые по своему остроумному сплетению я в настоящее время затрудняюсь передать. Но фактически его защита сводилась к оправданию законности захвата дома, на что я ему и указал. 16) В один из моих разговоров с братом Яковом последний предложил мне приобрести медикаменты. Когда я узнал, что предлагаемые братом медикаменты весьма ценны и в них ощущается недостаток, то я согласился сообщить об этом в управление Союза. Брат далее указал мне, что уезжает, почему и решено было, что шурин наш съездит в управление, где он и предложит медикаменты. На этом между нами по этому поводу, казалось, и кончился разговор. Однако спустя некоторое время я в г. Полоцке получил открытое письмо от имени неизвестного мне человека, фамилии которого я теперь совершенно не помню, в котором он обратился ко мне не как к официальному лицу, а как к частному, упомянув имя моего брата, почему это письмо я и оставил без всякого ответа. Это мне дало основание думать, что, видимо, брат не только от своего, но даже и от имени шурина почему-то не желает делать указанного выше предложения. Откуда могли быть у брата предлагаемые мне медикаменты, я не знаю, но предполагаю, что они принадлежали тому акционерному обществу, в котором состоял мой брат Яков. И 17) Вскоре после второй встречи я вновь виделся с братом Яковом на Николаевском вокзале, с которого брат направлялся сперва в Москву, а затем через Петроград должен был выехать за границу. Я отправился его провожать, так как больше не мог с ним видеться, ибо на следующий день должен был выехать в г. Полоцк. Брата своего я застал в буфете. Во время нашего краткого разговора пришел и присяжный поверенный Козловский, с которым у брата был, по-видимому, свой разговор, ибо они между собою разговаривали тихо. О чем они говорили, мне неизвестно, так как я не старался его расслышать. Еще до приезда на вокзал моей жены брат с Козловским ушли на перрон, а я остался в буфете. Козловский отправился с братом в вагон. Так как жена не была знакома с Козловским, то я, попрощавшись с братом еще в буфете, не пошел с нею к вагону, почему уже более брата я с того времени и по настоящее и не видел. Отношения брата с Козловским были близкими уже по одному тому, что были между собою на «ты». Объяснить этой близости их между собою я не могу, но думаю, что их связывает давнее знакомство и партийная работа. Прочитанное мне верно.

Фирстенберг.

Примечания:

* 9 августа П. Александров направил запрос судебному следователю г. Полоцка с просьбой «незамедлительно» допросить Викентия Фюрстенберга по 16 заданным им вопросам (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 9. Л. 30).

** Пункта 5 в документе нет.

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 9. Л. 64-67. Подлинник. Машинопись.

 

3.3. «Между нижеподписавшимися... состоялось соглашение...»

5

Соглашение между Гельфандом и Рабиновичем по АО «Помор», 14/27 августа 1915 г., Копенгаген

1915 г. августа 14/27, Копенгаген* ¹

Между нижеподписавшимися Д-ром Гельфандом А.Л. и поверенным Павла Ивановича Лыкошина Рабиновичем A.M. состоялось соглашение в нижеследующем:

1. П.И. Лыкошин по нотариальному договору с С.П. Глазенапом с разрешением Министра торговли и промышленности приобрел у С.П. Глазенапа все права и обязательства по рыбопромышленному Акционерному Обществу «Помор» (устав общества Высочайше утвержден25 апреля1912 года и распубликован в Собрании узаконений и распоряжений правительства7 июля1912 г.№ 109 отд.2).

2. Предполагая приобрести у П.И. Лыкошина на свое имя или на имя 2-го лица или учреждения, по указанию д-ра А.Л. Гельфанда, все права и обязательства по обществу «Помор», А.Л. Гельфанд поручает** присяжному поверенному М.Ю. Козловскому выяснить на месте все необходимые данные по обществу в отношении лиц, прикосновенных к данному обществу, условий его функционирования и вообще положения пароходного дела в России².

3. В качестве поверенного П.И. Лыкошина, действуя с его ведома и но его уполномочию, A.M. Рабинович настоящим предоставляет д-ру А.Л. Гельфанду опцион на право приобретения прав и обязательств по обществу «Помор» им лично или лицом или учреждением по выбору Д-ра Гельфанда в течение времени (от сего числа до 20-го сентября русского стиля 1915 года)***, каковой опцион исключает право П.И. Лыкошина лично или через других лиц вступать в какое-либо соглашение с другими лицами или учреждениями по обществу «Помор».

4. По выяснению присяжным поверенным Козловским всех условий приобретения прав на общество «Помор» и условий его функционирования в течение вышеследующего срока стороны для окончательного соглашения должны [собраться] в Стокгольме или Копенгагене****.

А. Рабинович.

Д-р А.Л Гельфанд.

Примечания:

* Заголовок документа. Дата зачеркнута и сверху написана от руки другая: декабря 7—. В протоколе осмотра фотоснимка отмечено:декабрь 7 надписано вместо августа 14/27 (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 6. Л. 42). Все поправки в Соглашении сделаны,по словам, владельца документа, рукой Ганецкого-Фюрстенберга (ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 6. Л. 56), что не соответствует фактам.

** Далее весь текст п. 2 зачеркнут и написана над ним фамилия Рабиновича.

*** Текст в скобках зачеркнут.

**** Весь п. 4 зачеркнут.

ГА РФ. Ф. 1826. On. 1. Д. 6. Л. 49. Машинопись. Фотография с подлинника.

¹Согласно показаниям Козловского и его письму в Министерство юстиции, Следственную комиссию, предварительное соглашение было заключено во время его пребывания за границей 21 июля — 20 августа 1915 г.

²Козловский уехал в Петроград для сбора сведений о приемлемости проекта, находился за границей по делам «Помора» с 29 октября 1915 г. до 29 марта 1916 г., сообщил Рабиновичу и Бурштейну об отказе от сделки.

 

3.9. «Мы ВЫЙДЕМ НА УЛИЦЫ 25 ОКТЯБРЯ...»

6

Срочное интервью одного из лидеров большевиков накануне переворота, данное французской газете «Антант»¹

Нам удалось вчера связаться с одним из лидеров максималистов, который сделал следующее признание:

«20 октября², несмотря на опасения буржуазной прессы, будет спокойным. Мы выйдем на улицы 25 октября, в час, когда петроградский съезд Советов сформирует революционный парламент, на который мы будем опираться. Борьба будет страшной и упорной, но мы будем сражаться до конца. Я не могу вам дать подробности, но могу заверить вас, что все шансы на успех на нашей стороне. После падения Временного правительства, не способного разрешить все трудности настоящего времени, мы провозгласим диктатуру пролетариата. Министерству, список которого уже составлен во главе с Лениным и Троцким, будет поручено вытащить страну из тупика, в котором она находится. Опираясь на Советы, новое правительство не подпишет немедленного мира, противоречащего нашему революционному идеалу. Но мы объявим о немедленном перемирии на всех русских фронтах, чтобы прекратить страшную бойню. Мы сможем тогда сразу же провести планируемые крупные социальные реформы, среди которых на первом месте — передача земли крестьянам. Мы сообщим Германии и союзным государствам условия действительно демократического мира. Если мы натолкнемся на отказ Германии, то объявим войну, революционную войну до победы за наши идеалы. Народ будет тогда знать, за что он сражается и не пойдет на бойню ради того, чтобы капиталисты, по горло в крови, строили на скопленные богатства дворцы, каждый камень которых полит потом их жертв. Если и союзные государства тоже откажутся подписать демократический мир, мы вынуждены будем сражаться на два фронта. Мы, может быть, погибнем, но недостойно жить тому, кто, имея шанс спасти человечество, не воспользуется им и не принесет в жертву красивой мечте свое спокойствие и судьбу».

В дрожащем голосе максималистского лидера чувствовалась убежденность, неукротимая решительность, уверенность в победе. Будущее покажет, что мы должны об этом думать.

Примечания:

РГВА. Ф. 185 К. Оп. 14. Д. 7090. Л. 237. Из французской газеты «Антант» за 21 октября (3 ноября) 1917 г.

¹Газета «Антант» издавалась в Петрограде (Невский пр., 50) на французском языке в 1917 г. — начале 1918 г. Вырезка статьи за 21 октября (3 ноября) находится в фонде Военного министерства Бельгии в деле, озаглавленном «Русская революция». Оно содержит машинописные копии шифрограмм генерала Луи де Рыккеля, военного атташе Бельгии в России с сентября 1914 г., дуайена союзных военных миссий при Ставке, а также другие документы, которые он собирал с намерением использовать их в своих воспоминаниях. Они могли бы существенно дополнить воспоминания других военных и политических представителей союзников в России. Но осуществить эти планы де Рыккель не успел. После смерти генерала и его сына дело № 7090 (под таким номером числится в РГВА) поступило 20 марта 1923 г. в исторический отдел генштаба бельгийской армии (см.: Попова С. С. Русская революция: Донесения начальника бельгийской военной миссии барона де Рыккеля. 1916—1918 гг. // Исторический архив. М., 1996. № 3. С. 168-184; № 4. С. 165-190).

²19 октября (1 ноября) газета напечатала крупными буквами заголовок: «В последний час. Демонстрация большевиков не состоится». Как известно, большевики намечали открытие 2-го съезда Советов на 20 октября, но 18 октября перенесли его на 25-е. Вероятно, в этот день и было взято интервью. К открытию съезда Временное правительство должно было быть свергнуто.

 

К ГЛАВЕ 4

К ВОПРОСУ ОБ ОРГАНИЗАЦИИ РУССКОЙ КОНТРРАЗВЕДКИ ЗА ГРАНИЦЕЙ И В РОССИИ В 1917 Г.

7

Игнатьев 2-й о работе в Интералье

ОТНОШЕНИЕ ВОЕННЫМ АГЕНТАМ ВО ФРАНЦИИ, ВЕЛИКОБРИТАНИИ, ШВЕЙЦАРИИ, БЕЛЬГИИ, ИТАЛИИ, ИСПАНИИ И ПОРТУГАЛИИ

№ 66 [Париж], 12/25 января 1917 г.

В общих архивах Союзнического бюро скопилось очень много непрестанно пополняемых сведений информационного характера о разных торговых лицах и фирмах, фабриках, банках, транспортных конторах и т. под., пребывающих и работающих в нейтральных странах — в отношении большей или меньшей степени их благонадежности в смысле связей и предпочтения, ими оказываемого либо нам и нашим союзникам, либо Германии и Австро-Венгрии.

Полагая, что сведения эти и возможность дополнить их нарочными справками представляют немаловажный интерес для наших заготовительных комиссий и других казенных учреждений и лиц, ведающих дело русских военных заказов за границей, я считаю долгом привлечь на вышеизложенное внимание Ваше, на случай, если бы признано полезно для дела запросов вверенный мне Русский отдел Союзнического бюро об этом или ином из нейтральных поставщиков, контрагентов и посредников, с которыми Вам приходится иметь дело. Все, что окажется возможным получить из архива Бюро как по донесениям специальных секретных агентов союзников, так и от почтово-телеграфного контроля, для характеристики этих лиц и фирм — будет безотлагательно представлено в Ваше распоряжение.

Подлинный подписал: полковник граф Игнатьев 2-й.

Верно: штабс-капитан Лыщинский-Троекуров.

Адрес телеграфный Russarch почтовый Mission Russe, Bureau Interallie, 282, Boulevard St Germain, Paris.

Примечания:

РГВИА. Ф. 2003. On. 1. Д. 1207. Л. 11—11об. Машинописная заверенная копия. В конце — красная печать, по кругу на английском языке: British Intelligence Mission Petrograd.

 

8

Почтотелеграмма генерал-майора Ю.Д. Романовского главнокомандующему войсками ПВО* генералу О.П. Васильковскому об усилении контрразведывательной службы и ее задачах

N 25550 Секретно [Петроград], 18 августа 1917 г.

По имеющимся сведениям, некоторые контразоты округов ограничивают задачи контрразведывательной службы исключительно борьбой с неприятельским военным шпионажем, считая, что борьба с неприятельской преступной деятельностью в иных областях не составляет задач контрразведки. Подобное узкое ограничение задач контрразведки не соответствует широте и планомерности деятельности наших противников, которые настойчиво работают в области не только военного шпионажа в чистом его виде, но всеми мерами стараются разрушить военную мощь России путем шпионской деятельности в торговле, провозом контрабанды, пацифистской, национальной, политической и всеми иными пропагандами, поджогами и взрывами заводов и других сооружений. Борьба с таковой преступной деятельностью, поскольку таковая исходит с/г противника, всецело составляет задачу контрразведывательной службы, согласно параграфу первому Временного положения**. Изложенное прошу предписать к руководству начконтразоту при штабе округа и указать на необходимость широкой и энергичной работы в борьбе с преступной деятельностью наших противников.

Подписал генерал-майор Романовский.

Верно: поручик Органов.

Примечания:

* Разослана также в другие округа России, в почтово-телеграфную службу Петрограда, в наштаверх.

** «Временное положение о контрразведывательной службе во внутреннем районе» было принято 23 апреля 1917 г.

РГВИА. Ф. 2000. On. 13. Д. 14. Л. 11. Машинописная заверенная копия. Имеется печать ЦКРО при ГУГШ.

 

9

Доклад по ГУГШ, ЦКРО, генерал-майору Н.М. Потапову об израсходованных суммах на контрразведку за границей

№ 26213 Петроград, 22 сентября 1917 г.

Согласно Вашему приказанию, телеграммами от 27 июля с. г.¹ были запрошены военные агенты в Швеции, Дании, Голландии, Англии, Франции и Швейцарии о суммах израсходованных ими денег ежемесячно за период с 1 января по 1 июля с/г исключительно на нужды контрразведки, не касаясь расходов на разведку.

В настоящее время от военных агентов получены ответы, из коих видно нижеследующее.

ШВЕЦИЯ: С 1 января по 1 июля расходовалось ежемесячно около 500 крон, причем цифра эта, однако, не может служить масштабом для правильного определения расходов на контрразведку в Швеции, ибо в 1917 г. большинство помощников военного агента по контрразведке состояли корреспондентами наших газет, которые не считали удобным работать за деньги и предпочитали, взамен этого, пользоваться любезностями, которые полковник Кандауров мог им оказывать в качестве члена нашей миссии².

Кроме того, наши консульства в Швеции и Норвегии оказывали полковнику Кандаурову помощь в области контрразведки также большей частью бесплатно.

ДАНИЯ: с 1 января по 1 июля с/г. на надобности контрразведки израсходовано 12 500 крон³, в настоящее время расходуется около 1500 крон в месяц.

ГОЛЛАНДИЯ: Сведений о суммах, израсходованных за первое полугодие текущего года на надобности контрразведки, не имеется; для надлежащей же постановки дела контрразведки необходимо установление четырех участков в городах Роттердаме, Маастрихте, Амстердаме и Гааге; на это потребуется расход около 10 000 флоринов в месяц.

АНГЛИЯ: Ввиду получения периодически сведений от английской контрразведки, самостоятельной контрразведки организовано не было; если бы признано было необходимым организовать таковую параллельно английской, то на это потребуется ежемесячно ассигнование до 150 фунтов стерлингов⁴.

ФРАНЦИЯ: До конца июля с/г нашей контрразведки не существовало; в настоящее время это дело только организуется, причем расход на содержание контрразведывательных организаций может выразиться приблизительно около 30 000 фр. в месяц⁵.

ШВЕЙЦАРИЯ: До конца июля с/г специальных контрразведывательных сетей не существовало, так как все подобного рода сведения доставлялись генералу Голованю военными агентами наших союзников или агентами, работающими по разведке, ввиду чего особого расхода на контрразведку не производилось. С августа с/г приступлено к организации собственной контрразведывательной сети, что вызывает уже расход по 4500 фр. в месяц, и в дальнейшем, с предполагаемым заведением агентуры в Цюрихе, Давосе, Монтрё, Лугано и Лозанне, увеличится расход до 10 000—12 000 фр.

Таким образом, расход, потребный нашим военным агентам на контрразведку, выразится ежемесячно в следующих суммах:

для Швеции и Норвегии 500 крон* (260 руб. 15 коп.)

для Дании 1500 крон (782 руб. 25 коп.)

для Голландии 10 000 флоринов (7825 руб.)

для Англии 150 фун. стерлингов (около 1500 руб.)

для Франции 30 000 фр. (11 265 руб.)

Испрашивается: не будет ли признано необходимым дополнительно ассигновать ежемесячно в распоряжение военных агентов указанные ими суммы на цели контрразведки, причем отпуск для военного агента в Швеции являлось бы желательным увеличить до 5000 крон в месяц, дабы полковник Кандауров не чувствовал себя стесненным в приобретении контрразведывательной агентуры, отпуск же полковнику Майеру первоначально ограничить в 5000 руб., ввиду того, что Голландия менее важна в контрразведывательном отношении⁶.

За обер-квартирмейстера полковник Раевский.

И. д. начальника отделения подполковник Медведев.

Примечания:

* Кроме собственных, организаций Огенквара (примеч. документа).

РГВИА. Ф. 2000. Оп. 13. Д. 14. Л. 29-30. Подлинник. Машинопись. На полях чернилами резолюция: Принципиальных возражений против отпуска в-м аг-м дополнительных на ведение к-р. сумм не аллею, но для (£)ранции сумма в 30 т. срр. ежемесячно мне представляется излишне большою и едва ли вызываемою действительною необходимостью, имея ввиду большое подспорье в этом отношении для гр. Игнатьева 2-го со стороны Междусоюзнического Бюро. Пp. заготовить доклад н-ку Ген. Шт. 22/IX П

¹РГВИА. Ф. 2000. Оп. 13. Д. 14. Л. 22. Далее в публикуемом документе приводятся сведения из ответов военных агентов.

²«Последние для них часто являются куда более ценно, чем деньги...» — конец секретного письма Д.Л. Кандаурова от 8/21 августа Н.М. Потапову (РГВИА. Ф. 2000. Оп. 13. Д. 14. Л. 24).

С начала октября с планами по организации специального контрразведывательного бюро в Стокгольме направлял в ГУГШ доклады, рапорты подполковник Арнольдов, начальник КРО штаба главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта. Он предлагал раскинуть контрразведывательную сеть от Хапаранды до Стокгольма, используя готовую англофранцузскую сеть и установив тесную связь с английской и французской контрразведками, ходатайствовал о своем назначении в распоряжение военного агента одной из агентур Западной Европы. В ГУГШ план Арнольдова был в основном одобрен, но сначала предлагали назначить его начальником финляндского отделения по организации разведки и контрразведки в самой Финляндии, а затем перенести центр за границу. Генерал-квартирмейстер при Верховном главнокомандующем Дигерихс считал, что «центром агентуры германцев является не Стокгольм и не Христиания, а курорт Вансен между Христианией и Бергеном». Арнольдов нетерпеливо ждал вызова в заграничную командировку, но 17 ноября Раевский ответил ему, что «полковник Голиевский приказал этот вопрос считать отпавшим» (РГВИА. Ф. 2000. Оп. 13. Д. 14. Л. 46-70).

³«...из коих 4700 было в свое время выдано агенту Осипову» — из телеграммы Потоцкого от 2 августа (РГВИА. Ф. 2000. Оп. 13. Д. 14. Л. 26).

⁴«...мог бы это исполнить, имея готового старшего агента Мазупра» — из телеграммы Ермолова от 10 августа. При расшифровке уточняется фамилия агента: «может быть, Мазупроса или Мазупруса». 19 октября Раевский сообщил Ермолову: «Самостоятельной контрразведки в Лондоне учреждать не предположено. Организуйте получение и передачу Огенквар сведений по контрразведке от англичан. Примите к руководству, что контрразведка имеет своей задачей борьбу с неприятельским шпионажем, покушениями на взрывы, а также пропагандой, исходящей от неприятеля, повторяю, неприятеля, так как по существу дела телеграмма Ваша 1368 к кругу ведения контрразведки не относится» (РГВИА. Ф. 2000. Оп. 13. Д. 14. Л. 28, 38. Телеграммы № 1368 в деле нет).

⁵См. ниже док. 11.16 октября следует телеграмма Раевского в Париж: «[В] настоящее время отпуск ОГЕНКВАРОМ денег на ведение контрразведки [в] Ваше распоряжение встречает затруднение ввиду того, что Вы получили отпуски не от ОГЕНКВАРА, и нашей сметой отпуск Вам не предусмотрен. Весьма желательно, чтобы до 1 января расходы на контрразведку Вы погасили бы из Ваших кредитов. [В] случае невозможности расходов может быть отнесен [в] счет сумм, которые будут отпущены Вам на контрразведку 1918 года» (РГВИА. Ф. 2000. Оп. 13. Д. 14. Л. 37).

⁶ 30 сентября Госбанком был направлен чек для перевода по твердому курсу 58 870 руб. на ведение контрразведки с 1 июля по 1 ноября 1917 г.: в Стокгольм полковнику Д.Л. Кандаурову — 10 406 руб., в Копенгаген полковнику С.Н. Потоцкому — 10 406 руб., в Гаагу полковнику Л.А. Майеру— 20 034 руб., в Понтарлье генерал-майору С.А. Голованю — 18 024 руб. (РГВИА. Ф. 2000. Оп. 13. Д. 14. Л. 32-36).

 

10

Телеграмма Игнатьева 2-го в Огенквар Павлову* о совещании в бюро Интералье

No 1422 В. секретно Срочно Париж, 27 сентября 1917 г.

Доношу, около 10 октября нового стиля при Союзническом бюро предположено совещание представителей агентурной разведки всех союзников в целях большего объединения работы по разведке и, вероятно, контрразведке. Прошу срочно телеграфировать мне инструкции, что желательно достигнуть для нашей разведки. О ходе работы буду телеграфировать.

Игнатьев 2-й.

Верно: штабс-капитан Дмитриев.

Примечания:

* Под фамилией Павлова зашифрован генерал П.Ф. Рябиков.

РГВИА. Ф. 2000. Оп. 13. Д. 12. Л. 45. Машинописная заверенная копия с печатями.

 

11

Рапорт Игнатьева 2-го об организации русской контрразведки за границей

б/д

Контрразведка

Как было выше упомянуто, Центральным регистрационным бюро всех союзников является Бюро Interallie. Через него же идут официальные сношения и обращаются с просьбами к французской полиции по тем или иным вопросам контрразведывательной работы.

Кроме этих организационных связей, имеются еще связи личные в парижской полиции и государственной охране; эти связи бывают подчас гораздо действительнее всех официальных сношений.

Собственно русской контрразведки, сколько мне известно, прежде во Франции, Италии и Швейцарии не существовало, и лишь с телеграммой генерала Потапова приказано было мне генералом Занкевичем завести свою отдельную контрразведывательную сеть. По передаче этого дела генералом Занкевичем в ведение военного агента работа эта была временно оставлена им за мною.

В настоящее время дело это только организуется, и организуется в следующем виде.

Во-первых, при Бюро Interallie заводится правильная регистрация по своим русским данным, так или иначе проходившим по делам. Базой для этого служит регистрация, заведенная с самого начала при одной из разведывательных организаций и служившая для чисто разведывательной работы.

Независимо от сего были использованы:

1) некоторые лица из хорошо известных иностранцев в Швейцарии, все они связываются сейчас с одним лицом, французом, вполне надежным, большим патриотом и пожилым и рекомендованным мне с самой лучшей стороны. Его база организуется на французской границе, связь с сотрудниками он поддерживает лично через небольшую сеть почтовых ящиков. С Парижем связь его — через официальные средства, до телефона включительно.

Задачи, возложенные на эту организацию:

а) проникнуть в немецко-швейцарские пацифистические круги и установить их связи с Центральными державами,

б) розыск центров, отправляющих агентов из Швейцарии в Россию, а равно из Швейцарии в союзные страны

и в) перехватка телеграмм как шифрованных, так равно и посылаемых некоторыми центрами, ведущими пацифистскую пропаганду.

2) По старым связям удалось уговорить одно лицо, швейцарца, занимающего крупное общественное положение и весьма опытное в деле розыска, помочь нам расследованием отдельных интересующих вопросов. В настоящее время это лицо делает попытку расследовать организацию, направлявшую пацифистическую пропаганду через круги бывших политических эмигрантов в Россию.

3) Удалось сойтись с одним из русских бывших политических эмиг рантов, лицом вполне надежным и чрезвычайно опытным в розыске, имеющим большой круг сотрудников. Согласие его на содействие самое широкое вполне обеспечено, и группа эта, надо надеяться, начнет работать в самом непродолжительном времени над выяснением центров злостной пропаганды в наших войсках во Франции.

4) Одно лицо, русский, вполне надежный, долго живший в Швейцарии, отправлен с задачей войти в круги интернационалистов, устанавливая по возможности связи русских кругов с немцами.

5) Один из бывших эмигрантов направляется на днях для исследования и выяснения контрреволюционных кругов на юге Франции и установления их связей с германцами, если таковые имеются.

6) Один из агентов Западного фронта, работающий по разведке, отправлен с той же целью, как и предыдущий, в Швейцарию.

7) Два бывших политических эмигранта работают с целью выяснения работ немцев среди русских в Испании. Работа эта налаживалась было очень хорошо, но с агентом случился несчастный случай на автомобиле, при котором агент сломал ногу и временно выведен из строя.

Заключение. Таким образом, только что начавшаяся работа по контрразведке поставила себе задачами:

а) выяснение связей германо-австрийской пропаганды с русскими и иностранными кругами или интернационального пацифистического направления, или контрреволюционными кругами и б) выяснение и борьба со шпионажем германо-австрийцев как против России, так и против союзников.

Вся организация состоит:

1) в одной группе иностранцев, организуемой сейчас в стройную организацию, работающую в Швейцарии,

2) в иностранце, работающем своими средствами периодически по отдельным вопросам,

3) в группе русских, которые будут работать во Франции,

4) в трех отдельных лицах русских, работающих пока поодиночке и несомненно впоследствии образующих около себя небольшие группы сотрудников,

и 5) в маленькой группе русских, работающих в Испании.

Средствами для воздействия на заподозренных лиц является, кроме арестов, которые делаются французами и англичанами вообще с большими затруднениями, является немедленное помещение лица на международные списки подозрительных InteralliЈ, после чего он лишается права на получение визы для проезда в Россию.

Примечания:

РГВИА. Ф. 2000. Оп. 13. Д. 12. Л. 46-50. Машинописная копия. На полях запись: Расходы на КР необх. в размере 30 000 срр. в месяц. Имеются на полях другие неразборчивые записи карандашом.

 

К ГЛАВЕ 6

Из документов 2-го бюро генштаба Франции о политэмигранте Б.В. Никитине, 1932 г

12

No 471/32 Женева, 30 марта 1932 г.

Считаю обязанным дать Вам сегодня для размышления следующую* информацию.

Борис Никитин, бывший полковник штабной службы русской армии, адъютант штаба Кавказской кавалерийской дивизии (фронт в Галиции). После революции Керенского прикомандирован к штабу военного коменданта Петрограда. В этом качестве вступает в связь с капитаном французской армии Лораном, которому была поручена специальная миссия в России.

После большевистской революции полковник Никитин покидает Россию и поселяется со своей старой матерью и сестрой в Париже. Там он встречает капитана Лорана, который помогает ему найти место на фирме Томсон-Хустон.

Затем, по положительной рекомендации, полковник Никитин вступает в контакт с русской секцией Антанты, которая использует его в качестве своего корреспондента в Париже. Полковник Н. проявляет живой интерес к делу Антанты, зарекомендовывает себя человеком энергичным и добросовестным. Оказывает бесспорную услугу Антанте, сведя членов Б.П. с капитаном Лораном. Положительные результаты этого с французской и международной т. зр. Вам известны.

Проходит много месяцев. Полковник Н. начинает проявлять нервозность. Сказывается работа. Секретариат русской секции Антанты испытывает трудности при регулярных сношениях с ним. Поговаривают о необходимости замены полковника Н. другим. Между тем источники информаций постепенно для него обрываются. Неожиданно появляется крайне бессвязное письмо полковника Н., в котором он горько жалуется, что не может получить причитающиеся ему по праву выгоды из отношений, которые он установил между Антантой и друзьями капитана Лорана. Так как существует правило, согласно которому сотрудники русской секции преследуют не цели наживы, а возможность служить общему делу, письмо полковника Н. сразу же было отложено в сторону. Сделали это бесшумно, чтобы не навредить ему; о письме не было даже сообщено капитану Л. Больше никаких разговоров о полковнике Н. не слышно.

А недавно доходят две информации с такими утверждениями: Н. якобы был в течение долгого времени в контакте с большевиками.

Кроме того, он якобы в 1923 г. вел переговоры с Красиным по поводу его включения в советскую торговую организацию за границей. Ему якобы предложили пост в Германии, но он отказался. А посредником в этих переговорах был якобы советский агент Чайкин.

Во второй информации утверждается, что Чайкину, прибывшему недавно в Париж, удалось уговорить Никитина войти в подпольную организацию агентов ГПУ во Франции.

Учитывая связи, которые существуют между Н. и капитаном Л., и то, что он мог таким образом узнать о начале дела, о котором Вы знаете, я считаю, что настоятельно необходимо серьезное расследование. Своего мнения у меня нет. Данная информация может быть ложной. Именно в интересах самого Н. можно было бы собрать об этом свидетельства. Если, напротив, придут к доказательству точности обвинения, Вы сумеете найти средства обезвредить Н. Решайте сами, следует ли это сообщение до его проверки довести до сведения кап. А. Я ему ничего не писал, так как не знаю, в Париже ли он.

Примите, дорогой господин, мои наилучшие поздравления.

Apeoль.

Примечания:

* Это фамилия, вероятно, сотрудника французской разведки в Швейцарии, который получил информацию о Б. Никитине от агента П/а за No 14389. На других экземплярах этого же документа сделаны приписки о том, чтокапитан Лоран извещен, что сведения переданы в префектуру полиции, что необходимо выяснить, насколько достоверны эти сведения (РГВА. Ф. 7 К. Оп. 4. Д. 154. Л. 140, 155, 157).

РГВА. Ф. 7 К. Оп. 4. Д. 154. А. 11-Поб.

 

13

1/4/32

Никитин оказал исключительные услуги капитану Лорану в России. Он по-прежнему находится в связи с этим офицером. Он производит впечатление серьезного человека, не занимается политикой, отказался быть членом как правой, так и левой организации русской эмиграции, и вполне вероятно, что именно там можно найти источник возникновения всех этих сведений.

Примечания:

РГВА. Ф. 7 К. Оп. 4. Д. 154. Л. 139. Рукопись.

 

14

№ 14430 Секретно 6 апреля 1932 г.

Полковник Никитин в настоящее время состоит на службе в Альстром, фирме, слившейся с Томсон-Хустон.

В течение всего 1931 г. над ним висела угроза увольнения, и он проявлял большое беспокойство. Опасность миновала 1 января 1932 г., положение стабильное, зарплата от 25 до 30 тыс. фр. Его сестра — служащая в радиологической клинике, Бульвар Перейре.

Никитиным, как и его сестрой, наниматели вполне удовлетворены. Никитин — председатель Союза русских инженеров за границей. Очень возможно, что, в связи с этой должностью, от него добивались сотрудничества с советской торговой делегацией. Тем не менее не похоже, чтобы он согласился на какие-либо предложения. Очевидно, что невозможно узнать о его деятельности внутри русских эмигрантских кругов в Париже. Можно, тем не менее, утверждать, что его поведение по отношению к французским кругам, особенно военным, было всегда крайне корректным, и, не имея доказательств об обратном, ему продолжают по прежнему полностью доверять. Его адрес: 6, Шоссе де ля Мюпоэль, Ополь. В своей квартире он пересдает на ночь 1—2 комнаты своим русским соотечественникам.

Примечания:

РГВА. Ф. 7 К. Оп. 4. Д. 154. Л. 10, 152.

 

15

(секретно 6 сентября 1932 г.

Г. Никитин Борис родился 10 сентября 1883 г. в Тифлисе (Россия), родители Владимир и Веселовзорова Раиса, холостяк.

Приехал в нашу страну 6 мая 1920 г. с русским паспортом, выданным в Батуми 27 марта 1919 г. и завизированным нашим консульством в Константинополе 1 мая 1920 г. С 1 мая 1928 г. — француз по натурализации.

С 15 июля 1928 г. он снимает вместе с матерью и сестрой Лидией квартиру: 6, Шоссе де ля Мюпоэль в Париже (16 округ) с годовой квартплатой в 10 000 фр. Ранее жил: 43, рю Грос.

Г. Никитин Борис (отец — главнокомандующий армией в Южной России во время войны, умер в Париже) был полковником штаба русской царской армии. Во время войны он был соответственно главным адъютантом штаба великого князя Михаила («Дикая дивизия»), помощником начальника штаба 2-го кавалерийского корпуса, которым командовал вел. кн. Михаил, начальником службы контрразведки Петроградского округа во время большевистской революции, затем генерал-квартирмейстером, начальником штаба кавалерийского Черкесского корпуса и, наконец, главнокомандующего Бичерахова, войска которого сражались с турками и немцами в английской зоне Кавказа до 17 ноября 1918 г.

Имея русский диплом инженера-путейца, г. Никитин 15 декабря 1922 г. поступил в должности инженера на фирму Томсон-Хусгон, 173, бульвар Малешерб.

В течение 4 лет он был в этой же должности служащим в Альстрим, филиале этой фирмы: 38, Авеню Клебер с месячным окладом около 2300 фр.

Его сестра работает машинисткой-бухгалтером в той же фирме¹ с 12 сентября 1930 г. с месячным окладом в 950 фр.

Г. Никитин — трудяга, не имеющий, похоже, никакой другой цели, кроме как улучшить свое положение и обеспечить средствами существования свою мать, которую он боготворит.

Он ведет очень размеренную жизнь, встречаясь только с несколькими соотечественниками, выходит очень редко и всегда в сопровождении матери и сестры. Корреспонденция поступает к нему из Франции и не представляет интереса.

Окружение считает его преданным франкофилом, который тем не менее сохранил хорошие отношения с видными членами различных русских организаций, правыми и левыми. Однако он не является членом ни одной из этих группировок, и ничто в его поведении не позволяет предполагать, что он имеет какие-то связи с большевиками. Его чувства, похоже, диаметрально противоположны советскому режиму, судя по его воспоминаниям о русской революции, которые сейчас публикуются в русской газ. «Последние новости».

Кроме того, наниматели считают его человеком очень порядочным, которому можно доверять.

Г. Никитин по центральным архивам управления проходит как уполномоченный с 1 сентября 1928 г. русской секции во Франции Меж дународной Антанты против III Интернационала¹, член Центрального комитета Союза русских инженеров, администратор Общества по изучению путей возрождения экономической жизни в России, президент так называемого Совета Центрального Русского Союза (дом 12, рю Арман Myазан).

Он не проходит по другим административным службам префектуры полиции*.

Примечания:

* Эти сведения приложены к конфиденциальному сопроводительному письму Главного управления национальной безопасности МВД Франции в военное министерство от 29 сентября 1932 г. «о Б.Н., агенте Г.П.У.» в ответ на письмо от 9 апреля со сведениями на Б. Никитина «из хорошего источника». Переписка возникла в связи с подозрением, не является ли Никитин агентом ГПУ (РГВА. Ф. 7 К. Оп. 4. Д. 154. Л. 120, 123, 124, 151, 154).

РГВА. Ф. 7 К. Оп. 4. Д. 154. Л. 121-124.

¹ Имеется в виду Лига по борьбе с III Интернационалом («Лига Обера»). Создана в 1924 г., по инициативе швейцарского адвоката Теодора Обера, защитника убийц советского дипломата Воровского — Конради и Полунина, добился их оправдания. Лига пыталась создать организацию, способную бороться с Коминтерном.