О.Н. ЗНАМЕНСКИЙ

ВСЕРОССИЙСКОЕ УЧРЕДИТЕЛЬНОЕ СОБРАНИЕ

ИСТОРИЯ СОЗЫВА И ПОЛИТИЧЕСКОГО КРУШЕНИЯ

 

Автор монографии детально прослеживает историю созыва Всероссийского Учредительного собрания, показывает закономерность политического краха этого парламентского учреждения. В связи с этим значительное внимание уделяется анализу тактики партии большевиков, рассматриваются политические позиции буржуазных и мелкобуржуазных партий (кадетов, эсеров, меньшевиков и др.). Монография основана на широком круге архивных и печатных источников, многие из которых впервые вводятся в научный оборот.

Книга рассчитана на историков.

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

Тема книги — одна из важных проблем истории классово-политической борьбы в России в 1917 г., истории подготовки и победы Великой Октябрьской социалистической революции, торжества демократии пролетарской, советской, над демократией буржуазной, парламентской. Исследование этой проблемы дает новые доказательства политической прозорливости ленинской партии, ее замечательного умения завоевывать широкие народные массы, поднимать трудящихся на борьбу за социализм. Однако «свою победоносную борьбу, — писал В. И. Ленин, — против парламентарной (фактически) буржуазной республики и против меньшевиков большевики начали очень осторожно и подготовляли вовсе не просто — вопреки тем взглядам, которые нередко встречаются теперь в Европе и Америке»¹.

Учредительное собрание, или Конституанта, есть представительное учреждение, собрание народных депутатов, которое уполномочено оформить новый государственный строй, выработать основные законы, конституцию страны. Таково общее определение, имеющее своими идейно-теоретическими истоками учение французских просветителей XVIII в. о «народном суверенитете» и «общественном договоре» и прочно вошедшее в правоведческий лексикон в период европейских революций конца XVIII—середины XIX в. Идея и лозунг Учредительного собрания, использованные буржуазными революционерами в борьбе за ликвидацию самодержавия, имели большое прогрессивное значение, были выражением одного из самых радикальных общедемократических требований. Как отмечал В. И. Ленин, Учредительное собрание представляло высшую форму демократизма в буржуазной республике². Поэтому требование созыва Учредительного собрания вполне закономерно входило в программные документы, которыми руководствовались представители русского допролетарского освободительного движения (декабристы, революционные демократы, народовольцы). Это требование вошло в программу-минимум большевистской партии, хотя она всегда вскрывала классовую ограниченность буржуазной демократии и конечной целью борьбы провозглашала диктатуру пролетариата.

В России Учредительное собрание просуществовало немногим более двенадцати часов. Конец Учредительного собрания естествен и логичен, по дорога к нему — длинна, сложна и весьма поучительна. Особый интерес представляет отрезок пути, начавшийся после победы Февральской буржуазно-демократической революции. Конечно, к тому времени идея и лозунг Учредительного собрания, пройдя через многоразличные этапы развития, успели основательно состариться. Но впереди были события величайшего значения, которые окончательно определили судьбу российской Конституанты. Ее идея, возродившаяся в бурные дни марта 1917 г., затем — и на этот раз необратимо — зачахла, стала агонизировать за несколько месяцев до формального воплощения ее в жизнь. Этот процесс непосредственно порождался изменениями общеполитической обстановки — обострением классовых противоречий, перерастанием буржуазно-демократической революции в социалистическую. Нельзя забывать, что идея и лозунг Учредительного собрания могли существовать и развиваться в определенных политико-социальных условиях, что вопрос об Учредительном собрании, как указывал В. И. Ленин, был подчинен ходу и исходу классовой борьбы между пролетариатом и буржуазией³.

Автор данной работы исходил из того, что само понятие «идея Учредительного собрания» абстрактно и условно. Требование созыва Учредительного собрания выдвигали различные партии, и каждая партия давала этому требованию свое обоснование и истолкование, зависевшее от принятых программно-тактических установок, целей и методов политической борьбы. Иными словами, единой и неизменной идеи Учредительного собрания не существовало. В действительности имели место ее партийные, отличавшиеся одна от другой и почти непрерывно изменявшиеся интерпретации.

Все это диктует необходимость изучения истории Всероссийского Учредительного собрания, во-первых, в ее развитии, ибо вопрос о созыве Учредительного собрания и реальном значении его стоял в мае—июне 1917 г. не совсем так, как в марте—апреле, в сентябре—октябре по-иному, чем в июле—августе, и т. д. Во-вторых, история российской Конституанты нуждается не в узкоспециальном, а в многоплановом исследовании, в котором нашлось бы достаточное место для показа эволюции общеполитического положения. Весьма важно, чтобы в исследовании получил отражение ход идейно-политической борьбы за решение коренных проблем, в той или иной мере связывавшихся с созывом Учредительного собрания. Прежде всего, разумеется, речь должна идти о поисках способа перехода от старого к новому строю в России, методов установления и конституирования новой государственной власти, о возможности использования учреждений парламентского типа в российской буржуазно-демократической и социалистической революциях. Наконец, в-третьих, книга, посвященная Всероссийскому Учредительному собранию, должна содержать изложение и анализ позиций различных политических партий.

Приступая к работе, автор сознавал сложность стоявших перед ним задач и научно-политическую актуальность исследуемой темы. Как известно, вопросы о значении, принципиальной допустимости и практической целесообразности использования марксистскими партиями парламентских учреждений (к ним относится и Учредительное собрание), о соотношении парламентских и внепарламентских форм борьбы всегда привлекали и продолжают привлекать внимание коммунистических партий. Эти вопросы, в частности, обсуждались на международном Совещании коммунистических и рабочих партий, состоявшемся 5—17 июня 1969 г. в Москве.

Необходимо также помнить, что история созыва и роспуска Всероссийского Учредительного собрания и отношения к нему партии большевиков была и остается в поле зрения зарубежной буржуазной историографии. Враждебная нам литература, в том числе эмигрантская, о Великой Октябрьской революции огромна, и трудно найти книгу, в которой истории Всероссийского Учредительного собрания не отводилось бы значительного места. Имеются и работы, непосредственно посвященные истории российской Конституанты⁴. Долг советских историков — противопоставить этому потоку литературы труды, написанные с привлечением широкого круга источников и основанные на марксистском анализе событий. Позитивная, углубленная разработка проблемы — наиболее эффективный метод критики искажения истории и опровержения фальсификаций.

История созыва и роспуска Учредительного собрания изучалась советскими историками. Уже с 20-х годов выходили в свет специальные книги и статьи, посвященные общим проблемам истории Учредительного собрания и тактики большевиков в отношении его⁵. Эти проблемы затрагивались и в трудах на смеж- пые или более широкие темы.⁶ К настоящему времени наиболее обстоятельно исследованы тактика большевиков в отношении Учредительного собрания и события, связанные с роспуском его. За последние годы достигнуты успехи и в изучении итогов выборов в Учредительное собрание.⁷ Однако в целом тема продолжает принадлежать к числу еще недостаточно исследованных. И по сей день наиболее значительными работами обобщающего характера справедливо считаются упомянутые книги Н. Л. Рубинштейна, лучшая из которых («К истории Учредительного собрания») написана более 40 лет назад. Ниже мы будем обращаться к оценке некоторых трудов в связи с изложением основных вопросов темы.

Среди конкретных проблем, остающихся слабо изученными, следует назвать такие, как эволюция отношения большевиков к Учредительному собранию в 1917 г., идея и лозунг его в интерпретации мелкобуржуазных и особенно буржуазных партий, степень популярности идеи Учредительного собрания среди народных масс, вопрос о сроке созыва Учредительного собрания и 1917 г., подготовка выборов, их ход и общие итоги, оценка степени соответствия итогов голосования политическим настроениям масс в конце 1917 г. В данной работе предпринята попытка хотя бы отчасти восполнить эти и некоторые другие пробелы.

Методологическим руководством для автора послужили труды В. И. Ленина⁸. В работе использованы документы и материалы, отражающие идейно-политическую позицию и практическую деятельность большевиков в связи с вопросом об Учредительном собрании, а также документы и материалы, исходившие от Советов, мелкобуржуазных и буржуазных партий и организаций, Временного правительства и его органов. Часть документов извлечена из имеющихся публикаций, особенно газетных. Автором обследованы материалы около 100 наименований газет, причем не только столичных, но и выходивших на периферии. Много ценных и ранее очень слабо или вовсе не использованных документальных материалов почерпнуто из фондов ЦПА ИМЛ, ЦГАОР СССР, ЦГИА СССР, ЛГАОРСС. Особенно значительные пласты новых материалов обнаружены в фондах ЦГАОР СССР, которые образовались в результате деятельности органов, заведовавших подготовкой и проведением выборов в Учредительное собрание — Юридического совещания при Временном правительстве, Особого совещания для изготовления проекта Положения о выборах, Всероссийской по делам о выборах в Учредительное собрание комиссии, канцелярии Учредительного собрания. Кроме того, автором использована мемуарная литература.

* * *

Предлагаемое читателю исследование является частью выполненной автором работы по истории идеи Всероссийского Учредительного собрания — работы, хронологически охватывающей все три периода русского освободительного движения. То, что предшествовало событиям марта и последующих месяцев 1917 г., интересно и существенно не только само по себе, но и как отдаленная предыстория финала, последовавшего в Белом зале Таврического дворца 5—6 января 1918 г. Логическая связь этой предыстории с финалом несомненна. Однако здесь мы ограничимся по необходимости очень беглой обрисовкой позиций, которые занимали главные политические партии накануне Февраля 1917 г.

РСДРП была первой среди тех российских политических партий, которые взяли на вооружение идею и лозунг Учредительного собрания в начале 900-х годов. Требование созыва Учредительного собрания органически вошло в программу-минимум, принятую II съездом РСДРП в 1903 г. В годы первой русской революции большевики интенсивно пропагандировали это требование, увязанное с лозунгами свержения царского самодержавия и создания Временного революционного правительства. При этом партия большевиков не преувеличивала роль Учредительного собрания. Функции последнего предполагалось свести к законодательному оформлению и закреплению тех преобразований, которые проводились бы в жизнь народными массами и их органами власти и борьбы. После поражения революции 1905—1907 гг. большевики по инициативе В. И. Ленина ограничили использование лозунга Учредительного собрания, оттеснив его более действенными лозунгами «трех китов» (демократическая республика, конфискация помещичьей земли, 8-часовой рабочий день). А в январе—феврале 1917 г. при подготовке работы «Марксизм о государстве» В. И. Ленин сформулировал некоторые важнейшие выводы, развитые и обнародованные вскоре после победы Февральской революции. Эти выводы заключались в следующем.

При переходе к социалистической революции старая государственная машина, в том числе парламентские учреждения, отживает свой век. Пролетариат, завоевывая политическую власть, должен разбить буржуазный государственный аппарат и заменить его новым, рожденным практикой рабочего движения. Как показал опыт Парижской коммуны и первой русской революции, новые органы власти должны представлять собой «народ, конституировавшийся по коммунам» — по коммунам, являющимся и законодательными, и исполнительными органами, прямо и непосредственно выражающими и проводящими в жизнь волю трудящихся масс. В России 1905—1907 гг. такими органами были Советы рабочих, солдатских, матросских и крестьянских депутатов, железнодорожные комитеты⁹. «Можно, пожалуй, — писал далее В. И. Ленин, — кратко, драстически (метко, характерно, — Ред.) выразить все дело так: замена старой («готовой») государственной машины и парламентов Советами рабочих депутатов и их доверенными лицами. В этом суть!!»¹⁰.

Меньшевики в 1905—1907 гг. не обусловливали созыва Учредительного собрания победой вооруженного восстания и созданием Временного революционного правительства. В 1905 г. они возлагали основные надежды на так называемые «органы революционного самоуправления», которые так и не были созданы, а в 1906—1907 гг. — на Государственную думу, характеризуя ее как «орган власти», способный обеспечить созыв Учредительного собрания. Это было одним из проявлений оппортунистической сущности меньшевиков, отказывавшихся от участия в революционной борьбе и отрицавших идею гегемонии пролетариата. После третьеиюньского переворота 1907 г. меньшевики, охваченные «ликвидаторским» настроением и воздававшие хвалу «малым практическим делам», почти прекратили пропаганду Учредительного собрания. О последнем вновь заговорили левоменьшевистские деятели в январе 1917 г.

Эсеры включили требование созыва Учредительного собрания и проект своей программы в мае 1904 г. Внутренние разногласия, эклектичность программных положений, тенденция смешивать задачи буржуазно-демократического и социалистического переворотов, присущая неонародникам мелкобуржуазная революционность с такими ее атрибутами, как экстремизм и политический авантюризм, сначала обусловливали сдержанное отношение к идее Учредительного собрания. Проповедуя «самоустройство» народа, эсеры намеревались осуществлять свою программу не только через Учредительное собрание, но и «снизу», путем «захватного права». В 1905—1907 гг. эсеры усилили агитацию за Учредительное собрание, связывая созыв его со «всенародным» восстанием, которое толковалось как в основном стихийный взрыв. Впрочем, эсеры не раз испытывали колебания, соблазн сторговаться с либералами. К тому же неонародники раскололись на враждовавшие фракции, одна из которых (максималисты) безоговорочно отрицала возможность использования парламентских учреждений «в пределах буржуазного строя», а другая, напротив, все более возвеличивала роль Учредительного собрания. В годы империалистической войны эсеры продолжали, хотя и приглушенно, с оглядкой на буржуазных либералов, пропагандировать лозунг Учредительного собрания.

Буржуазно-либеральные деятели, стремившиеся к сохранению монархии и боявшиеся революционных потрясений, относились к идее Учредительного собрания отрицательно. Правда, I съезд партии кадетов в октябре 1905 г. принял резолюцию, в которой говорилось о надобности созыва Учредительного собрания «для составления основного закона». Однако, судя по тексту резолюции, кадетский метод созыва Учредительного собрания основывался на признании «законной» инициативы самого монарха и необходимости сохранения за ним верховной власти в переходный период. Уже через месяц кадеты фактически отказались от использования лозунга Учредительного собрания, а II съезд их партии (1906 г.) закрепил отказ официально. Монархические, контрреволюционные настроения либералов взяли верх.

Что касается народных масс России, то среди них, если не считать демократической интеллигенции, идея Учредительного собрания не завоевала широкого и прочного признания. Одной из главных причин этого было отсутствие парламентских традиций. И все же соответствующая агитация, активно и широко развернутая в 1905—1907 гг., оставила след. При определенных условиях популярность идеи Учредительного собрания могла на короткое время, но существенно возрасти, что не осталось бы без последствий для хода политической борьбы.

Как отмечал В. И. Ленин, история Учредительного собрания — «вопрос, действительно, интересный и важный, ибо соотношение буржуазной и пролетарской демократии здесь предстало перед революцией практически».¹¹ Конкретно-историческое исследование этого вопроса и являлось задачей автора данной книги.

Примечания:

¹ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 41, стр. 13.

² Там же, т. 35, стр. 162.

³ Там же, т. 34, стр. 37.

⁴ См., например: М. В. Вишняк. Всероссийское Учредительное собрание. Париж, 1932; О. Н. Radkey. The Elections to the Russian Constituent Assembly. January 1918. N. Y., 1953.

⁵ А. Ф. Ильин-Женевский. Трагикомедия Учредительного собрания. — «Красная летопись», 1927, № 3(24); Е. Игнатов. Тактика большевиков и Учредительное собрание. — «Пролетарская революция», 1928, № 4(75), № 5(76); Н. Шавеко. Октябрьская революция и Учредительное собрание. М— Л., 1928; Н. Рубинштейн. 1) К истории Учредительного собрания. М.—Л., 1931; 2) Большевики и Учредительное собрание. М., 1938; Ф. Г. Партолин. Тактика большевистской партии по отношению к Учредительному собранию. — В кн.: Коммунистическая партия — вдохновитель и организатор победы Великой Октябрьской социалистической революции. М., 1957; И. И. Кузнецов. Тактика партии большевиков по отношению к Учредительному собранию. — В кн.: Коммунистическая партия в период подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции. М., 1958; 3. М. Коренькова. Ленинская тактика в отношении Учредительного собрания в период его созыва и роспуска. — Уч. зап. МГПИ им. В. И. Ленина. 1964, № 214; О. Н. Знаменский. Конец Учредительного собрания. Л., 1967; Г. В. Васильев. Тактика большевистской партии по отношению к Учредительному собранию после победы Великой Октябрьской социалистической революции. — В кн.: Партийные организации Сибири в период строительства социализма и коммунизма. Кемерово, 1968; Ф. Г. Партолин. В. И. Ленин, большевики и Учредительное собрание. — «Вопросы истории КПСС», 1969, № 12; И. Б. Берхин. Некоторые вопросы истории Учредительного собрания в трудах В. И. Ленина. — «Исторические записки», 1972, т. 89, и др.

О Всероссийском Учредительном собрании пишут и историки братских социалистических стран, о чем свидетельствует, в частности, выход в свет содержательной монографии: Е. 3анд. Проблема власти в России после Октябрьской революции (Советы и Учредительное собрание). Варшава, 1967 (на польск. яз.).

⁶ Среди этих трудов выделяются монографии: Е. Н. Городецкий. Рождение Советского государства. М., 1965; П. Голуб. Партия, армия и революция. М., 1967; Л. М. Спирин. Классы и партии в гражданской войне в России. М., 1968; И. И. Минц. История Великого Октября. Т. 3. М., 1972.

⁷ З. М. Коренькова. Большевистская партия на выборах в Учредительное собрание. — Уч. зап. МГПИ им. В. И. Ленина. Т. 79, 1957; А. Дине с. Некоторые итоги выборов в Учредительное собрание. — Уч. зап. Саратовск. ун-та, 1958, т. 59; В. В. Петраш. Выборы в Учредительное собрание по Балтийскому избирательному округу. — В кн.: Город Ленина в дни Октября и Великой Отечественной войны 1941— 1945 гг. М.—Л., 1964; И. К. Рыбалка. Рабочий класс Украины на выборах во Всероссийское и Всеукраинское учредительные собрания. — «История СССР», 1965, № 1; Л. Г. Протасов. Материалы Тамбовской oкpyжной комиссии по выборам в Учредительное собрание как исторический источник. — В кн.: Под знаменем Октября. Воронеж, 1966; О. Н. Знаменский. Выборы в Учредительное собрание в Петрограде. — В кн.: Из истории Великой Октябрьской социалистической революции и социалистического строительства в СССР. Л., 1967; X. С. Марат. Рабочие, солдаты и матросы голосуют за Ленина. — «Вопросы истории КПСС», 1968, № И; С. С. Xесин. Флот голосует за политику Ленина. — «История СССР», 1970, № 1; Ю. К. Кириенко. Итоги выборов в Учредительное собрание на Дону. — «История СССР», 1970, № 1. Очень ценные статистические данные итогов выборов в Учредительное собрание приводятся в упомянутых работах П. А. Голуба, Е. Н. Городецкого, Л. М. Спирина.

⁸ Анализу ленинских работ автор настоящей монографии посвятил две статьи: О. Н. Знаменский. 1) В. И. Ленин об Учредительном собрании. —- В кн.: В. И. Ленин в Октябре и в первые годы Советской власти. Л., 1970; 2) В. И. Ленин об итогах выборов в Учредительное собрание. — В кн.: История и историки. Историографический ежегодник. 1970. М., 1972.

⁹ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 33, стр. 219, 227—229.

¹⁰ Там же, стр. 231.

¹¹ Там же, т. 37, стр. 274.

 

 

 

Глава I

ФЕВРАЛЬСКИЙ РУБЕЖ.

ИДЕЯ УЧРЕДИТЕЛЬНОГО СОБРАНИЯ В МАРТЕ-АПРЕЛЕ 1917 г.

 

1. Вопрос об Учредительном собрании в ходе Февральской революции

23 февраля 1917 г. стало первым днем второй русской революции. Как видно из хода ее, довольно обстоятельно изученного советскими историками,1 среди политических лозунгов, с которыми революционные массы выходили в февральские дни на улицы Петрограда, требование созыва Учредительного собрания фигурировало весьма и весьма редко. 23 февраля наиболее громко звучало требования «Хлеба!», которое в последующие дни все чаще дополнялось призывами: «Долой войну!». «Долой царя!», «Да здравствует республика!». Следовательно, рабочий класс — гегемон революции — и его союзники шли на штурм твердыни самодержавия не под знаменем Учредительного собрания.

Если требование Учредительного собрания в февральские дни 1917 г. не всплыло стихийно, то это вполне понятно, ибо, как уже отмечалось, идея Учредительного собрания никогда глубоко не волновала народные массы России. На первый взгляд непонятна позиция партий, для которых созыв Учредительного собрания был давним программным требованием. Сколько-нибудь широкую соответствующую агитацию эти партии не развили. Однако и здесь все было закономерно.

Меньшевистский деятель Н. Н. Суханов уверял, будто лозунг Учредительного собрания в февральские дни «оставался совершенно в тени» по следующей причине: «социалистические партии» не думали об организации новой власти и именно в связи с этим не считали Учредительное собрание «очередной проблемой дня». Но это сухановское «откровение» касается партий меньшевиков и эсеров. Действительно, многие мелкобуржуазные лидеры, особенно меньшевистские, были склонны возложить заботу о решении проблемы власти на думский Прогрессивный блок.² Правда, меньшевистские группы левого направления (Межрайонный комитет, Петроградская инициативная группа) при содействии эсеровских одиночек пытались агитировать за созыв Учредительного собрания³, но это практически ничего не изменило. Лозунг Учредительного собрания так и остался «совершенно в тени».

Отношение к этому лозунгу со стороны руководящих органов партии большевиков (Русского бюро ЦК, ПК РСДРП (б)) перед 27 февраля определялось прежде всего стремлением не отвлекаться от борьбы за достижение ближайшей цели — ликвидации царской монархии. До свержения царизма и образования Временного революционного правительства не может быть Учредительного собрания — этот вывод под влиянием В. И. Ленина давно и прочно закрепился в сознании большевиков. Иное дело — лозунг демократической республики. Он звучал как логически ясная альтернатива монархии, и его, в отличие от лозунга Учредительного собрания, большевики пропагандировали в самые горячие революционные дни. Наиболее же серьезное внимание уделялось задаче создания Советов. Известно, например, что представитель ПК большевиков, посетив в февральские дни 1917 г. (вероятно, 25 или 26 февраля) одно из совещаний Информационно-контактного межпартийного бюро, предложил считать «практическим боевым лозунгом» выборы Совета рабочих депутатов, а не созыв Учредительного собрания⁴.

С 27 февраля политический и психологический климат Петрограда, а затем и всей страны начал кардинально изменяться. Крушение царского самодержавия открыло невиданные ранее перспективы, вынудило все партии заново переосмысливать и конкретизировать свои планы. В этой обстановке вопрос об Учредительном собрании постепенно стал выдвигаться на политическую авансцену. Первым программным документом тех дней, который указывал на задачу созыва Учредительного собрания, был Манифест Бюро ЦК РСДРП (б)⁵. А вскоре произошло чрезвычайно важное для судьбы давней идеи событие: за нее высказались не только многие партии, но и созданное после победы революции буржуазное правительство. Ближайшая предыстория этого такова.

Как известно, уже 27 февраля началось оформление системы двоевластия, осью которой сперва являлись Временный исполком, смененный Исполкомом Петроградского Совета рабочих депутатов, и Временный комитет Государственной думы. Эти органы имели в своем составе членов различных партий, испытывали влияние, а порой и прямое давление стоявших за ними классов. Следовательно, классовым содержанием возникавшего в те дни двоевластия было переплетение двух диктатур: революционно- демократической и буржуазной. Но для лучшего уяснения некоторых особенностей позиций Исполкома Петроградского Совета и Временного комитета Государственной думы следует, кроме того, иметь в виду, что в составе первого органа тогда преобладали меньшевики, а на деятельность второго большое влияние оказывали кадеты.

Традиционная меньшевистская боязнь отпугнуть от революции буржуазные элементы отчетливо проявилась в первом воззвании Петроградского Совета к населению Петрограда и России. Воззвание, как заявил впоследствии трудовик Л. М. Брамсон, сделало Учредительное собрание «лозунгом нашей революции»⁶. Но это было слишком громкое пропагандистское заявление. Один из авторов упомянутого документа писал: «Мы решили изъять из воззвания всякую политику и посвятить его лишь элементарному выяснению событий... Лишь в конце было упомянуто об Учредительном собрании как воплощении демократического строя, который объявлялся целью революции!». Авторы воззвания были настолько осторожны, что не употребили термина «республика», ограничившись расплывчатым призывом к борьбе за «народное правление»⁷. А в прокламации ОК меньшевиков, опубликованной 1 марта, «фигура умолчания» использовалась не только по отношению к республике, но и по отношению к Учредительному собранию⁸. И тут руководящий меньшевистский орган, надо признать, проявил последовательность — ведь буржуазные элементы отпугивало не только требование республики, но и требование Учредительного собрания.

Позднее, на Всероссийском совещании Советов, Ю. М. Стеклов пытался оправдать позицию соглашателей тем, что в конце февраля—начале марта 1917 г. отношение армии, народных масс России к республиканскому строю представлялось невыясненным⁹. Н. Н. Суханов тоже признавался в плохом знании устремлений масс, но делал ударение на другом: оказывается, он вообще не придавал вопросу о форме правления «кардинального значения» и поэтому вместе со своими единомышленниками в Исполкоме Петроградского Совета полагал нужным отстаивать «идею одного лишь обеспечения свободы борьбы». Такое умонастроение у меньшевистских деятелей появилось не вдруг.

Еще в 1902—1903 гг. В. И. Ленину пришлось потратить немало усилий, прежде чем требование республики вошло в программу российской социал-демократии. Но и после этого многих меньшевистских деятелей не оставляла подспудная мысль об отсутствии коренной разницы между республикой и конституционной монархией. Груз прошлого размягчал позицию оппортунистов и в дни Февраля, делал их более уступчивыми в торге с думцами, желавшими сохранения монархии. А тут возникло еще одно немаловажное обстоятельство. Вечером 1 марта, когда в Исполкоме Петроградского Совета готовились к переговорам с думским комитетом о создании правительства и обсуждались условия передачи ему власти, соглашатели находились под удручающим впечатлением от сообщений о движении к Петрограду карательных войск генерала Н. И. Иванова. «Не скажу, чтобы [мы] не устрашились...», — откровенно говорил Ю. М. Стеклов на заседании Петроградского Совета 2 марта¹¹.

Протоколы заседаний Исполкома Петроградского Совета до 3 марта не велись или не сохранились, что крайне затрудняет восстановление хода обсуждения вопроса о власти. Но можно с уверенностью предположить: на заседании Исполкома вечером 1 марта часть представителей меньшевиков противилась принятию предложений требовать на переговорах с Временным комитетом Государственной думы провозглашения республики. Подтверждением этого является признание Н. Н. Суханова, который говорил об «интенсивных поисках надлежащей формулировки», «особой остроте» предложений сторонников немедленного введения республиканского строя (среди них, несомненно, были большевики) и принятии Исполкомом «компромиссного решения». Оно якобы заключалось в общем согласии членов Исполкома настаивать на полновластии Учредительного собрания, что «обеспечивало республику» в будущем. Последнее свидетельство, как уже отмечалось в нашей литературе, вряд ли является верным¹². Судя по протоколу заседания Петроградского Совета от 2 марта, предложение объявить республику фигурировало на переговорах с думским комитетом¹³  и, следовательно, не могло не быть предварительно одобрено Исполкомом. Возможно, однако, что за одобрение высказалось слабое большинство и что делегация Исполкома, назначенная для ведения переговоров, не была обязана считать соответствующий пункт полученного ею наказа императивным мандатом.

Требование созыва Учредительного собрания на основе всеобщего избирательного права в конце концов стало центральным пунктом программы предстоявших переговоров с думцами. Но и это требование соглашатели были не прочь по крайней мере смягчить. На заседании Исполкома вспоминали, что П. Н. Милюков незадолго до революции говорил в Государственной думе о «нелепости и нецелесообразности» лозунга Учредительного собрания. Отсюда делался вывод о неготовности думских руководителей «переварить» термин «Учредительное собрание» и нецелесообразности настаивать на одиозном названии, вместо которого можно, мол, предложить «национальное собрание», «законодательное собрание» или «что-нибудь в этом роде». Можно только предполагать, как повели бы себя на переговорах делегаты Исполкома, если бы Милюков продолжал настаивать на «нелепости» созыва Учредительного собрания. На заседании же Исполкома сторонники некоторых уступок в этом вопросе вели себя сравнительно тихо, ибо идея Учредительного собрания им пришлась кстати в полемике с теми, кто требовал добиваться во что бы то ни стало немедленного провозглашения республики.

Глубокие разногласия обнаружились при обсуждении вопроса о характере и составе нового правительства, важнейшим формальным назначением которого считался бы созыв Учредительного собрания. Большевики требовали создания Временного революционного правительства, которое было бы образовано из представителей партий, входивших в состав Совета рабочих и солдатских депутатов. В Исполкоме Петроградского Совета примерно такого же взгляда на решение проблемы власти придерживались межрайонец К. К. Юренев и эсер П. Александрович. Часть членов Исполкома (бундовцы, некоторые правые меньшевики) ратовали за создание коалиционного правительства с участием представителей Советов и Государственной думы, но большинство, включая меньшевиков-интернационалистов и внефракционных социал-демократов, стояло за передачу власти буржуазному правительству. При голосовании спор решился в пользу сторонников последней точки зрения¹³. Следовательно, задача созыва Учредительного собрания в соответствии с решением Исполкома передоверялась буржуазному Временному правительству.

Обратимся теперь к положению в лагере буржуазной оппозиции царскому самодержавию. До 27 февраля здесь не замечалось никаких признаков готовности всерьез обсуждать вопрос о созыве Учредительного собрания. По мере нарастания революционной волны смятение среди буржуазных либералов увеличивалось, но члены Прогрессивного блока, в том числе кадеты, еще надеялись сохранить свои программные и тактические установки в неприкосновенности. Особенно консервативны были местные организации, которым и не полагалось забегать вперед, действуя вопреки официально не отмененным общепартийным решениям. Естественно, что, например, саратовские кадеты и 1 марта на заседании городской думы «решительно и весьма горячо протестовали против требования Учредительного собрания»¹⁴. Партийные центры чувствовали себя свободнее, и по мере развития событий их приверженность старым решениям ослабевала. Однако по мерке революционного времени перестройка осуществлялась крайне медленно.

Показательные события разыгрались в Таврическом дворце днем 27 февраля. В ночь на 27 февраля пришла весть о царском указе прервать занятия Государственной думы. А утром в столице началось и стремительно ширилось победоносное народное восстание, ведущей силой которого был героический рабочий класс и его партия большевиков. Восставшие еще не имели своего легального центра, а политически малоразвитая солдатская масса на первых порах желала обрести его в лице Государственной думы. В этот решающий момент лидеры Прогрессивного блока не проявили даже минимума политической смелости и проницательности. Ничего подобного действиям Генеральных штатов Франции, объявивших себя в 1789 г. Национальным, а затем и Учредительным собранием, не было и не могло быть предпринято: представители российской буржуазии еще раз продемонстрировали политическую трусость, контрреволюционность и неспособность наладить контакты с народной массой. И эти люди впоследствии заявляли о своей «руководящей роли» в Феврале 1917 г.!

По получении царского указа о перерыве в занятиях думы Совет старейшин постановил: «Государственной думе не расходиться. Всем депутатам оставаться на своих местах»¹⁵. Это решение могло бы стать началом решительных действий. Но что же последовало дальше? Согласно воспоминаниям П. Н. Милюкова, дума собралась для заслушивания царского указа и встретила его молчанием, если не считать возгласов одобрения со стороны правых депутатов. М. В. Родзянко заявил, что дума для этой цели — заслушивание указа — не собиралась, ибо при сложившихся обстоятельствах созыв официального заседания обязал бы думу объявить себя Учредительным собранием¹⁶. Трудно сказать, чьи свидетельства более правильны, но ясно одно: впервые после лета 1906 г. перед думскими лидерами встал вопрос об Учредительном собрании практически, и вновь этот вопрос был решен отрицательно.

Однако в феврале 1917 г. обстановка была несравненно сложнее и острее, чем в июле 1906 г. Вопросы, от решения которых отмахивались, возникали снова, и притом со все большей неотвратимостью. В середине дня 27 февраля думцы собрались в Полуциркульном зале Таврического дворца на частное совещание.

В ходе беспорядочных, нервозных прений вносились различные предложения, среди которых было и предложение трудовика В. И. Дзюбинского объявить Государственную думу Учредительным собранием. Дзюбинского поддержали его коллеги по фракции Н. О. Янушкевич и прогрессист С. П. Мансырев¹⁷. Дело принимало нежелательный для большинства лидеров Прогрессивного блока оборот. Собравшиеся оценили эти предложения «отчасти как несвоевременные, отчасти как принципиально неправильные»¹⁸. Но расходиться, ничего не решив, уже не представлялось возможным. При голосовании прошла «неуклюжая формула» П. Н. Милюкова (как позднее выразился сам автор), предусматривавшая создание Временного комитета Государственной думы «для восстановления порядка и для сношений с лицами и учреждениями»¹⁹.

Здесь же, в Таврическом дворце, образовался Петроградский Совет рабочих депутатов, который тотчас стал реальной властью. Это очень серьезно изменяло всю политическую обстановку. Весть о возникновении властного революционного учреждения думские буржуазные деятели услышали и восприняли со смешанным чувством. С одной стороны, усиливался страх за будущее, беспокойство ввиду угрозы оказаться полностью вне игры, а с другой — появилась возможность в трудный момент прятаться за чужую спину. В такой обстановке думский комитет в ночь на 28 февраля «нашел себя вынужденным взять в свои руки восстановление государственного и общественного порядка»²⁰. Это было ответственное решение, подготовившее создание буржуазного Временного правительства. Между тем события продолжали развиваться с головокружительной быстротой. И вот уже рассеиваются последние надежды на успех попыток «восстановить государственный и общественный порядок», на получение прочной поддержки со стороны хотя бы некоторых воинских частей. А вместе с этим исчезают надежды на гальванизацию монархических настроений среди солдат-крестьян, на спасение трона Николая II путем не слишком запоздалого соглашения с ним. Более того, перед самим Временным комитетом Государственной думы возникала опасность разделить участь царского самодержавия.

Уж теперь-то такие решения, как объявление Государственной думы Учредительным собранием, и впрямь были бы «несвоевременны и неправильны». Теперь приходилось определять отношение к всплывавшей на поверхность идее Учредительного собрания, созванного на основе всеобщего избирательного права.

С 28 февраля лидеры Прогрессивного блока все чаще и серьезнее задумывались над вопросом об Учредительном собрании. Мнения, конечно, были разные. Подавляющее большинство буржуазных деятелей, в том числе кадетов, сначала решало этот вопрос отрицательно. Во всяком случае в первых публичных обращениях Временного комитета Государственной думы нет и намека на готовность принять идею Учредительного собрания. О любопытном и весьма выразительном эпизоде поведал в своих воспоминаниях член думского комитета националист В. В. Шульгин. Вечером 1 марта к нему явились представители офицеров, собравшихся на большой митинг, и попросили высказать мнение о тексте проекта резолюции.

«Я, — пишет Шульгин, — прочел резолюцию. В общем все было более или менее возможно, принимая во внимание сумасшествие момента. Но были вещи, которые, с моей точки зрения, и сейчас нельзя было провозглашать. Было сказано, не помню точно что, но в том смысле, что необходимо добиваться Всероссийского Учредительного собрания, избранного всеобщим, тайным, равным — словом, по четыреххвостке. Я кратко объяснил, что говорить об Учредительном собрании не нужно, что это еще вовсе не решено.

— А мы думали, что это уже кончено. . . Если нет, тем лучше, еще бы! Черт с ним...

Они обещали Учредительное собрание вычеркнуть и провести это в собрании... Но они не смогли... Перепрыгнуло ли настроение, или что другое помешало, но, словом, когда я прочел эту резолюцию позже в печатном виде, в ней уже стояло требование Учредительного собрания»²¹.

Итак, по словам Шульгина, к вечеру 1 марта, по крайней мере в думском комитете, об Учредительном собрании было «еще вовсе не решено». Однако это не совсем так. Конечно, продолжая безнадежную операцию по спасению трона, многие буржуазные лидеры по-прежнему не чувствовали никакой симпатии к идее Учредительного собрания. Особого мнения придерживались лишь представители партии прогрессистов, верные своей склонности к радикальным и, с точки зрения их союзников по думскому блоку, рискованным тактическим мерам. Член Временного комитета Государственной думы М. А. Караулов, примыкавший к прогрессистам, еще утром 1 марта, по сообщению «Известий Петроградского Совета», публично «высказался за необходимость предоставить вопрос о форме правления Учредительному собранию, которое должно быть созвано при первой возможности, хотя бы и в военное время»²². Впрочем, 1 марта не только среди представителей прогрессистов росли опасения, что стремительный разлив революции, пожалуй, приведет к незамедлительному провозглашению республики. Как воспрепятствовать этому и сберечь хотя бы некоторые шансы на сохранение монархического строя? Уж не попытаться ли, на худой конец, использовать в этих целях идею Учредительного собрания? Судя по последующим событиям, подобные мысли пришли в голову даже такого упрямца и хранителя догматов российского либерализма, как П. Н. Милюков. Следовательно, к вечеру 1 марта не только и среде офицеров, но и у некоторых влиятельных членов думского комитета настроение тоже «перепрыгнуло» или «перепрыгивало».

Как видим, участники предстоявших переговоров между Исполкомом Петроградского Совета и Временным комитетом Государственной думы не очень-то верно оценивали исходные позиции и степень решимости оппонентов. Обе стороны готовились к худшему, испытывали неуверенность и в связи с этим настраивались на поиски формулы, которая давала бы приемлемый компромисс, помогала бы обойти наиболее острые углы и в то же время не связывала бы руки на будущее. А в такой атмосфере мысль вольно или невольно обращалась к туманным очертаниям Учредительного собрания.

На переговорах главным пунктом расхождений стал вопрос о форме правления. Представители Исполкома Петроградского Совета, по свидетельству участников переговоров, не слишком настойчиво предлагали провозгласить республику, а думцы, возглавляемые П. Н. Милюковым, более настойчиво, но не ультимативно добивались сохранения романовской монархии (отречение Николая II в пользу его сына Алексея и назначение регентом великого князя Михаила Александровича). Однако Милюков, что оказалось приятной неожиданностью для делегации Исполкома, не высказал никаких возражений против созыва Учредительного собрания. Не заявили о несогласии и другие члены думского комитета. Один только М. В. Родзянко попытался, да и то нерешительно, протестовать против выборов и созыва Учредительного собрания во время войны.

Поскольку вопрос об Учредительном собрании решался положительно, соглашение становилось вполне достижимым. Делегаты Исполкома, а затем и думцы оставили исходные позиции, читая друг другу нравоучения о недопустимости предвосхищать волю народа, которая будет выражена Учредительным собранием²³. В итоге уже на первом этапе переговоров (в ночь на 2 марта) стороны в принципе согласились, что окончательное определение формы правления — прерогатива Учредительного собрания.

Днем 2 марта участники переговоров получили дополнительные сведения о политической обстановке и настроении масс. Эти сведения шли на пользу членам Исполкома Петроградского Совета, должны были способствовать укреплению у них чувства уверенности и решимости более твердо отстаивать свои требования. Так, опасения, связанные с карательной экспедицией генерала Иванова, явно становились совершенно неосновательными — экспедиция потерпела крах. П. Н. Милюков, выступивший на митинге в Таврическом дворце и рискнувший открыто высказаться за монархию, не мог не почувствовать, как бурно нарастали республиканские настроения среди народной массы²⁴. Возмущение речью Милюкова быстро перекинулось за стены Таврического дворца, и к вечеру многие, если не все, участники переговоров могли лично увериться в резко отрицательном отношении масс к замыслам спасения престола. «Только и слышно в толпе: земли и воли, долой династию, долой Романовых, долой офицеров», — жаловался М. В. Родзянко генералу Рузскому²⁵. На дневном заседании Петроградского Совета члены делегации Исполкома подверглись критике за отказ добиваться немедленного провозглашения республики. В резолюции, принятой на заседании, говорилось, что новое правительство «в ближайшем [будущем должно] исполнить требование рабочего класса [о провозглашении] демократической республики»²⁶.

Интересно проследить, как сказалось упомянутое выше на позициях участников переговоров, собравшихся вечером 2 марта для окончательного согласования программы действий Временного правительства. И тут выясняется, что мелкобуржуазные соглашатели из Исполкома Петроградского Совета не только не усилили нажима на думцев, но, в нарушение прямого наказа Совета, сделали еще один шаг назад: они выразили готовность не добиваться от министров обязательства не предрешать форму правления до созыва Учредительного собрания²⁷. Иными словами, делегаты Исполкома согласились не обязывать буржуазное Временное правительство отказаться от попыток спасти династию Романовых. Что же касается вопроса об Учредительном собрании, то соответствующий пункт правительственной декларации (п. 4) принял следующий вид: «Немедленная подготовка к созыву на началах всеобщего, равного, тайного и прямого голосования Учредительного собрания, которое установит форму правления и конституцию страны»²⁸.

Конечно, это был компромисс. Но какая сторона пошла на большие уступки? Объективно провозглашение политической свободы и обязательство готовить созыв Учредительного собрания расчищало почву для строительства демократической республики. На это надеялись меньшевистские члены Исполкома, но в ходе переговоров с думским комитетом, особенно 1 марта, они вовсе не были преисполнены спокойной уверенности. Напротив, по их собственным признаниям, сомнения в успехе принятой тактики терзали каждого. Следовательно, если учитывать все обстоятельства, существовавшие во время переговоров, то делегаты Исполкома субъективно проявили большую уступчивость и податливость. Их оппоненты во главе с П. Н. Милюковым 1—2 марта могли считать себя в выигрыше: они получали официальную государственную власть, разрешение на попытки спасти царский трон, право заведовать созывом Учредительного собрания и др. Милюков имел основание заявить, что для лидеров Прогрессивного блока в правительственной декларации почти все «не только было вполне приемлемо или допускало приемлемое толкование, но и прямо вытекало из собственных взглядов вновь сформированного правительства на его задачи»²⁹.

Между прочим, для кадетов и их союзников «приемлемым» был и пункт декларации, касавшийся Учредительного собрания. Формальное обязательство «немедленно» приступить к подготовке его созыва еще не было обязательством незамедлительно созвать Учредительное собрание. Ведь никакие, даже приблизительные, сроки в правительственной декларации не указывались. Несомненно, это явилось следствием стремления оттянуть выборы и созыв Учредительного собрания на послевоенное время. Такая отсрочка уже сама по себе создавала возможность для различного рода маневров. Однако это было еще не все.

Толкование идеи Учредительного собрания мелкобуржуазными социалистами и кадетами имело различие. Среди последних в день согласования правительственной декларации вынашивались планы приспособления чуждого лозунга к своим традиционным воззрениям. Большинство, возглавляемое П. Н. Милюковым, по-видимому, находило возможным добиваться упреждения и ограничения полномочий будущего Учредительного собрания предначертаниями нового монарха. Лично Милюков еще и 3 марта призывал обеспечить воцарение Михаила Романова, мобилизуя силы в Москве, что, как надеялся глава кадетов, привело бы к изменению обстановки в пользу монархистов.³⁰ Некоторые буржуазные деятели 2 марта вынашивали мысль подменить созыв Учредительного собрания расширением полномочий Государственной думы. Недаром в тексте манифеста об отречении Николая II Учредительное собрание не упоминалось. По просьбе А. И. Гучкова и В. В. Шульгина в текст была вставлена фраза о «заповедовании» Михаилу «править делами государственными в полном и нерушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях на тех началах, кои будут ими установлены»³¹. Речь шла, конечно, о Государственной думе, наделенной учредительными функциями. «Таким образом, — рассказывал несколько позднее Шульгин, — Михаил Александрович должен был принести присягу на верность конституции и был бы строго конституционным монархом. Мне казалось, что этого совершенно достаточно, но события пошли дальше».³²

События действительно «пошли дальше», и уже 3 марта попытки буржуазных деятелей отстоять монархический принцип и пресечь «анархию» имели очень малое реальное значение. Утратив, за исключением отдельных лиц, последние надежды, монархически настроенные либералы по существу могли заботиться лишь о соблюдении правовых формальностей, которые придали бы «пристойность» пережитому краху, облегчили бы «очистку совести» перед отходившей в небытие династией, могли бы (чего не бывает!) пригодиться в будущем. И вот в отредактированном кадетскими правоведами акте от 3 марта об отречении Михаила прямо и недвусмысленно было сказано об Учредительном собрании, через посредство которого народу надлежало «установить образ правления и новые основные законы государства Российского». Таким образом, созыв Учредительного собрания формально вроде бы становился не революционным, а вполне «законным» делом, дозволенным старой монархической властью. Из текста отречения Михаила следовало также, что он был готов «восприять верховную власть» при соответствующем решении Учредительного собрания³³.

Но получилось так, что маневр думских лидеров пошел им не столько на пользу, сколько во вред. М. В. Родзянко и его сотоварищи могли, конечно, тешиться иллюзией, заявляя, что «при предложенной форме возвращение династии не исключено»³⁴. Реально же действия думцев настораживали и еще более настраивали против монархии и ее сторонников все революционно-демократические силы. «Известия Петроградского Совета» сочли нужным предупредить общественность, что «ловкий ход» монархистов угрожает «новой кровавой распрей»³⁵. С другой стороны, остались недовольны и даже возмущены приверженцы царского самодержавия. Николай Романов, узнав о поддержке Михаилом идеи Учредительного собрания, заметил в своем дневнике: «Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость»³⁶. «Призыв Михаила Александровича к всеобщим выборам ужаснее всего», — откликался великий князь Андрей Владимирович³⁷. Черносотенно-монархические элементы со злостью вспоминали о «капитуляции 3 марта» и много позднее. Так, летом 1918 г. киевские монархисты заявили об отказе поддерживать легитимистский принцип, в частности по той причине, что Михаил Романов «связал себя» согласием на созыв Учредительного собрания³⁸.

 

 

2. Позиция большевиков (март—апрель 1917 г.)

В марте—апреле идея и лозунг Учредительного собрания пережили небывалый взлет. Пик его пришелся на март, но и в апреле интерес к Учредительному собранию удерживался еще на сравнительно высоком уровне. Это обусловливалось тремя новыми обстоятельствами. Они достаточно хорошо известны, что позволяет нам ограничиться простым перечислением: превращение давнего агитационного требования в практическую, признанную обеими властями (Советами и Временным правительством) общегосударственную задачу; получение политическими партиями возможности широко и свободно пропагандировать некогда запретные лозунги; распространение среди народа так называемых «мартовских настроений» (безудержная радость в связи с победой революции, наивно-романтические надежды на обретение единства всех слоев общества и пр.), создававших самые благоприятные условия для популяризации идеи полновластного и всеразрешающего общенародного представительного учреждения («хозяина земли русской»).

С первых чисел марта потоки митинговых речей, газетных статей, листовок, посвященных Учредительному собранию, хлынули на жадно слушающую и читающую публику. Партийные теоретики и публицисты, не ограничиваясь статьями, спешно принялись за подновление старых и написание новых брошюр. Издательства открыли им зеленую улицу. По неполным данным, уже к концу апреля только кадеты, народные социалисты, эсеры и меньшевики подготовили и выпустили 22 (!) брошюры об Учредительном собрании³⁹. За его созыв развернули агитацию все политические партии, почти все общественные организации и группы, в том числе культурнические, все мало-мальски распространенные печатные органы. Атмосфера была такова, что даже махрово-черносотенная «Гроза», продолжавшая выходить под девизом «Православие, самодержавие и первенство Руси», вынуждена была обмолвиться в пользу созыва Учредительного собрания⁴⁰.

Все это вовсе не означало, что в политическую жизнь страны вошла едипая, надпартийная «учредиловская» идея. Напротив, наблюдалась значительная пестрота, подчас резкое различие мнений, обусловленных основными программно-тактическими установками, и в первую очередь оценками характера и задач свершившейся революции.

До возвращения в Россию В. И. Ленина среди многих большевиков, особенно на периферии, господствовало мнение, что Февраль есть лишь продолжение революции 1905—1907 гг. Центральная и местная большевистская печать в марте 1917 г. многократно указывала на задачу довершить буржуазно-демократический переворот, на жизненность партийной программы-минимум, требований и лозунгов предшествовавшего периода борьбы: Временное революционное правительство, демократическая республика, 8-часовой рабочий день, конфискация помещичьих земель и т. д. Некоторые существенные особенности новой революции, порождавшие процесс перерастания ее в революцию социалистическую, улавливались и принимались во внимание явно недостаточно⁴¹. Общие причины этого (трудности уяснения стремительно и круто изменившейся обстановки, пребывание В. И. Ленина в эмиграции и др.) подробно освещены в нашей литературе. Здесь хотелось бы указать лишь на одно немаловажное обстоятельство, на котором историки обычно не останавливаются: преувеличенные, но в первой половине марта широко распространенные опасения возможности реставрации старого режима. «Силы старой власти падают, — писал И. В. Сталин в статье, опубликованной «Правдой» 14 марта, — но они еще не добиты. Они только притаились и ждут удобного случая для того, чтобы поднять голову и ринуться на свободную Россию»⁴². В первые дни после свержения царизма такого рода предупреждения делались особенно часто. Они способствовали повышению бдительности народа, но не продвижению к качественно новым революционным рубежам.

Однако большевистская оценка характера и движущих сил революции и в марте принципиально отличалась от оценок мелкобуржуазных «социалистических» партий. Резкие обличения контрреволюционности буржуазии, усиленное подчеркивание самостоятельности классовых интересов пролетариата, его ведущей роли в революции, все более полное осознание исторической роли Советов свидетельствовали о готовности партии большевиков к восприятию курса на социалистическую революцию. Эта готовность была следствием всей предшествовавшей революционной деятельности партии большевиков, усвоения ею ленинского учения об империализме как кануне социалистической революции. Большевики исходили из того, что свержение царизма и осуществление общедемократических преобразований даст импульс к дальнейшей борьбе и в соответствии с выдвинутыми Лениным положениями буржуазно-демократическая революция будет перерастать в революцию социалистическую.

Изучая отношение большевиков к вопросу об Учредительном собрании, необходимо помнить, что март—апрель 1917 г. был периодом выработки повой ориентировки, периодом интенсивных поисков новых решений, одобренных в качестве обязательных общепартийных установок лишь Апрельской конференцией РСДРП (б). Переломным моментом этого процесса стал приезд Б. И. Ленина в Петроград и оглашение знаменитых «Апрельских тезисов». Но еще до возвращения Ленина из эмиграции, примерно и середине марта, эволюция тактики большевистских организаций прошла через один немаловажный рубеж. Поэтому большевистское толкование роли и задач Учредительного собрания — речь идет о позиции Русского бюро ЦК РСДРП (б) и местных организаций — в первой и во второй половине марта имело особенности. Наиболее сложным этапом оказалась первая половина марта, когда партия собирала и сплачивала свои силы после выхода из подполья.

Бюро ЦК РСДРП (б), правильно оценивая характер свершившейся революции, стремилось придерживаться тактики, разработанной большевиками в 1905 г. и обогащенной уроками последующих лет. Этой тактике соответствовало содержание Манифеста Бюро (27 февраля) и проекта резолюции об отношении к буржуазному Временному правительству (5 марта). В упомянутых документах требование Учредительного собрания заслонялось задачей создания Временного революционного правительства, которое и должно было провести в жизнь если не все, то почти все положения социал-демократической программы-минимум⁴³. На долю Учредительного собрания, судя по тексту проекта резолюции от 5 марта, Бюро ЦК готово было оставить введение или, лучше сказать, узаконение демократической республики. Временному революционному правительству, образуемому Советом рабочих и солдатских депутатов, Бюро уделяло основное внимание до конца первой декады марта.

Тактика Бюро ЦК встречала активную поддержку со стороны большевиков Выборгского района, но последние, как видно из некоторых документов, оценивали Советы еще выше, считали их исполнительные органы вполне готовой формой Временного революционного правительства. По нашему мнению, такой вывод позволяют сделать постановление собрания большевиков Выборгского района от 1 марта, а также резолюции митингов, состоявшихся 3—4 марта в зале Сампсониевского братства⁴⁴. Резолюции митингов настоятельно требовали препоручить дело созыва Учредительного собрания Советам, а не буржуазному Временному правительству. Впрочем, ни Выборгский РК, ни Бюро ЦК РСДРП (б) не имели еще в виду учреждение в России республики Советов.

Различие позиций Бюро ЦК и Выборгского РК не являлось принципиальным и, вероятнее всего, нисколько не влияло на отношение к идее Учредительного собрания. И если трактовка ее или, конкретнее говоря, трактовка соотношения полномочий Временного революционного правительства и Учредительного собрания, имевшая хождение среди сторонников создания Временного революционного правительства, вскоре стала разноречивой, то это произошло по иным причинам. Не влияли ли на суждения некоторых партийных работников нараставшие сомнения в возможности скорой замены буржуазного Временного правительства Временным революционным правительством, сомнения, переплетавшиеся с неутраченными надеждами на созыв Учредительного собрания в близком будущем? Не делали ли члены Бюро ЦК уступку ПК РСДРП (б), который, как известно, в тот момент не поддержал лозунга Временного революционного правительства? Это ли было причиной или другие факторы, но в первом номере «Правды», вышедшем в свет 5 марта, мы находим, помимо изложения уже известной точки зрения Бюро ЦК (публиковался текст Манифеста Бюро), еще две несхожие трактовки. Первая из них помещалась в редакционной статье «Старый порядок пал», а вторая — в несколько измененном тексте партийной программы-минимум.

Авторы статьи «Старый порядок пал» полагали, что Временное революционное правительство должно «подготовить введение демократического республиканского строя» и «немедленно осуществить» все прочие политические требования «социальной демократии». Помимо издания временных законов, защищающих широкие политические свободы, Временное революционное правительство своей властью ввело бы 8-часовой рабочий день и обеспечило бы «продовольствие народа» путем конфискации запасов, созданных старым правительством, городскими самоуправлениями, банками и биржами. Следовательно, прочие социальные преобразования, предусмотренные партийной программой-минимум (коренная реорганизация налоговой системы, решение аграрного вопроса и пр.), относились к компетенции Учредительного собрания.

А вот как выглядел заключительный пункт программы-минимум, опубликованной «Правдой»: «Российская социал-демократическая рабочая партия твердо убеждена в том, что полное, последовательное и прочное осуществление необходимых народу политических и социальных преобразований достижимо лишь Временным революционным правительством путем созыва Учредительного собрания, свободно избранного всем народом». Таким образом, устаревшая, принятая II съездом РСДРП в 1903 г. редакция последнего пункта подновлялась введением традиционного большевистского лозунга Временного революционного правительства. Однако в сложившихся условиях это лишь затрудняло уяснение вопроса о соотношении полномочий Временного революционного правительства и Учредительного собрания. У Членов партии — а их призывали руководствоваться в своих публичных выступлениях положениями программы — должно было сложиться впечатление, что Временное революционное правительство обязано лишь созвать Учредительное собрание, которое и осуществит «необходимые народу политические и социальные преобразования».

Лозунг Временного революционного правительства в начале марта не был общепризнанным даже в Петрограде. Как известно, ПК считал правильным, реалистичным не противодействовать власти буржуазного Временного правительства «постольку, поскольку действия его соответствуют интересам пролетариата и широких демократических масс народа»⁴⁵. Применительно к вопросу об Учредительном собрании это означало, что созыв его признавался обязанностью Временного правительства и что, поскольку правительство являлось буржуазным, предпочтительнее было бы возложить решение ряда важнейших проблем на Учредительное собрание, в составе которого преобладали бы представители эксплуатируемых классов. По мнению ПК, немедленно и особо, путем принятия декрета Исполкомом Петроградского Совета, должен был решиться только вопрос о 8-часовом рабочем дне. Соответствующее постановление ПК принял 7 марта⁴⁶. А вот, например, вопрос о войне и мире ПК еще 2 марта признал целесообразным «считать находящимся в компетенции Учредительного собрания»⁴⁷. Итак, руководящие органы РСДРП (б) в Петрограде неравномерно и неодинаковыми путями, но подходили к признанию значительности роли Учредительного собрания.

После победы Февраля еще быстрее и дальше продвинулись в этом направлении большевики Москвы и периферийных районов. Московский комитет РСДРП (б) уже в первых числах марта перестал упоминать о задаче создания Временного революционного правительства. Местные партийные организации явно с гораздо большим трудом противостояли интеллигентско-мелкобуржуазной волне восторженно-романтического отношения к грядущему «хозяину земли русской». Свержение царского самодержавия, создание правительства, обязавшегося начать «немедленную подготовку» к созыву Учредительного собрания, признаки широкой популярности идеи его в массах — все это считалось достаточной причиной для отказа от прежней сдержанности. Позиция петроградских партийных центров в вопросе об Учредительном собрании, как мы видели, в то время не была достаточно последовательной и твердой. Поэтому нет ничего странного в том, что на местах в начале марта многие организации склонялись к признанию насущности и первостепенной важности задачи созыва Учредительного собрания. «Основные вопросы русской жизни — реализация [партийной] программы-минимум и ликвидация войны, — говорилось в резолюции общего собрания Киевской организации РСДРП (б), — могут быть разрешены только всенародным Учредительным собранием»⁴⁸.

Но в дни, когда популяризация идеи Учредительного собрания приобрела максимальный размах, тактика большевистских организаций (сначала в Петрограде, а затем на местах) несколько изменилась. В Петрограде непосредственной причиной этого послужило признание многими партийными работниками факта определенной стабилизации политического положения. Большую роль сыграло и пополнение 7—12 марта состава Бюро ЦК новыми членами, среди которых были и представители ПК РСДРП (б). Первым признаком некоторого изменения позиции центральных органов стала передовая статья «Правды» от 9 марта («Тактика революции»).

Основные положения статьи «Тактика революции» сводились к следующему. В результате «революционной скромности», проявленной рабочими, власть перешла в руки буржуазного Временного правительства. Момент, когда рабочие могли «взять власть в собственные руки в полном объеме» (т. е. создать полновластное Временное революционное правительство — орган революционно- демократической диктатуры пролетариата и крестьянства), упущен. Контроль над действиями Временного правительства мало что даст, ибо буржуазия, «даже под контролем рабочих, не может взять на себя выполнение пролетарских программ». Однако рабочие, если они не удовлетворятся приобретением «кое-какой буржуазной свободы» и будут «действовать сами», «могут вернуть кое-что из сданного добровольно и утраченного». Для этого рабочие, во-первых, должны через Советы практически взять в свои руки дело скорейшего созыва Учредительного собрания, которое приняло бы республиканскую конституцию и тем самым позволило бы рабочей и крестьянской демократии стать решающей политической силой в общегосударственном масштабе. Во-вторых, рабочие, опять-таки через Советы, должны немедленно установить связь с народами воюющих стран, чтобы покончить с войной революционным путем⁴⁹.

Некоторые положения статьи «Тактика революции», видимо, разделялись не всеми членами Бюро ЦК РСДРП (б). 9 марта при обсуждении на Бюро вопроса об отношении к буржуазному Временному правительству говорилось о контрреволюционности последнего и необходимости в связи с этим «постоянно давить» на него, не устанавливая юридических норм взаимоотношения между правительством и Советами⁵⁰. На заседании Бюро указывалось на желательность всероссийского объединения Советов и — здесь-то и вырисовывалось расхождение с авторами статьи в «Правде» — борьбы за создание Временного революционного правительства⁵¹. Следует отметить, что сторонники последнего лозунга, говоря о необходимости «постоянно давить» на буржуазное Временное правительство, этим несколько размягчали свою позицию и косвенно признавали по крайней мере вероятность отнюдь не немедленной смены власти. Правда, в проекте резолюции об отношении к Временному правительству (проект резолюции готовился к пленарному заседанию Петроградского Совета) борьба за создание Временного революционного правительства пропагандистски заостренно объявлялась «главнейшей задачей».⁵² Однако безуспешное предложение этого проекта Петроградскому Совету (между прочим, документ был впервые опубликован только в 1923 г.) стало последней попыткой вдохнуть жизнь в старое требование.

Большинство руководящих работников партии к этому времени склонялось рассматривать обстановку в духе редакционной статьи «Правды». А это означало, что идея Учредительного собрания освобождалась от тех особенностей, которые придавал ей некогда неотъемлемый призыв к созданию Временного революционного правительства. В итоге оценка значения Учредительного собрания повышалась, но не настолько, чтобы в новой позиции большевиков можно было усмотреть отказ от использования внепарламентских форм борьбы. В статье «Тактика революции» упор делался на развитие революционного творчества народных, прежде всего рабочих масс и их боевых органов — Советов. В этом смысле политический курс по существу претерпевал лишь некоторое видоизменение, в основе оставаясь прежним. Непосредственно же в постановке вопроса об Учредительном собрании новизна, кроме отмеченного выше, состояла в пробуждении внимания (см. упомянутую статью «Правды») к чисто практической стороне дела (порядок разработки избирательного закона, проекта конституции и наказа Учредительному собранию, подготовка населения к выборам и пр.).

Обстоятельно обсуждался вопрос об Учредительном собрании 15 марта на заседании Бюро ЦК РСДРП (б). Тогда же выяснилось, что на периферии пик увлечения идеей Учредительного собрания миновал, что по меньшей мере в некоторых местных партийных организациях «мартовские» эмоции увядают, побиваются голодными доводами рассудка. Ознакомимся с выпиской из протокола заседания Бюро ЦК: «Секретарем было доложено, что делегат от Киевского комитета поставил вопрос об отношении к Учредительному собранию и о том, находит ли Бюро ЦК необходимым вести немедленную агитацию за его созыв. У Киева на этот счет сомнения ввиду того, что в деревне остался только женский элемент, который может дать нежелательный подбор избирателей, что приведет к восстановлению монархии».⁵³ Запись прений на заседании Бюро, к сожалению, отсутствует, но, судя по имеющемуся в протоколе резюме, мнение представителя Киевского комитета вызвало оживленные отклики. По-видимому, члены Бюро далеко не полностью разделяли опасения украинского делегата. Поэтому Бюро высказалось за активизацию предвыборной борьбы, за деятельное участие большевиков в подготовке выборов «с технической стороны».⁵⁴ К этому же призывала и «Правда»: «Очевидно, нужно уже теперь начать готовиться к выборам в Учредительное собрание. Исход этих выборов будет в значительной степени зависеть от степени организованности пролетарских и вообще демократических сил. Организация сейчас — самый важный вопрос».⁵⁵

На заседании Бюро ЦК РСДРП (б) 15 марта, вероятно, были подвергнуты критике взгляды, являвшиеся уступкой «учредиловским» иллюзиям. Уже через два дня в московском «Социал-демократе» появилась очень интересная передовая статья «Путь к народовластию», в которой давалась большевистская оценка роли и задач Учредительного собрания. «Последние дни в России, — писали авторы статьи, — по крайней мере на словах, нет противников Учредительного собрания... Обыватель, крестьянин и порой отсталая рабочая масса полагают, что в один прекрасный день соберется долгожданное Учредительное собрание и устроит порядок на русской земле. Словом, обыватель уподобляется старухе из стихотворения Некрасова, которая, лежа на печи, шепчет: „Вот приедет барин, барин нас рассудит»...». И далее и статье говорилось: «Нет! Народовластие не может быть установлено большинством голосов в Учредительном собрании. Надо отказаться от подобных конституционных иллюзий... Большая часть нашей программы-минимум должна быть осуществлена явочным порядком. Учредительное собрание лишь утвердит новый порядок, освятит его и достроит верхушку нового здания, имя которому — Демократическая республика».⁵⁶ Эта статья оказала влияние на позицию многих периферийных партийных организаций, побудив их внести коррективы в агитационную работу.

Отношение к «явочному порядку» после победы Февраля становилось одним из главных критериев революционности партий. В марте 1917 г. здесь пролегала едва ли не самая заметная демаркационная линия между тактикой большевиков и тактикой эсеро-меньшевистских лидеров. Правда, поскольку будущему Учредительному собранию отводилась крупная роль, поиски правильных решений, особенно когда дело касалось конкретных проблем, были нелегкими и для большевиков. Даже такая, казалось бы, ясная проблема, как установление 8-часового рабочего дня, не сразу была верно осознана отдельными партийными работниками. Например, видный деятель Московской организации РСДРП (б) В. П. Ногин некоторое время возражал против явочного осуществления давнего требования на том основании, что «провинция неорганизована» и вероятная вследствие этого неудача «ослабит нашу общую силу и повредит в предстоящей избирательной кампании в Учредительное собрание».⁵⁷ Но в целом кампанию за явочное установление 8-часового рабочего дня большевистские организации провели весьма энергично, обосновывая принимаемые меры необходимостью не только избавить рабочий класс от капиталистической сверхэксплуатации, но и обеспечить ему условия для деятельной политической жизни,⁵⁸ в том числе для подготовки к выборам в Учредительное собрание.⁵⁹

Значительно больше трудностей возникало при решении вопроса об осуществлении «явочного порядка» преобразований в деревне. Низкие по сравнению с рабочими сознательность и организованность крестьянской массы побуждали большевиков к осторожности. Высказывались и ошибочные суждения. Так, в Красноярской организации РСДРП еще и в апреле 1917 г. раздавались голоса против конфискации помещичьих земель до Учредительного собрания, ибо немедленный захват земли крестьянами якобы превратит их в контрреволюционную силу, побудит направлять в Учредительное собрание консервативно настроенных депутатов.⁶⁰ В руководящих органах партии, судя по материалам, опубликованным «Правдой» (статьи М. И. Калинина «О земле», «Революция и деревня», М. С. Ольминского — «Задача Учредительного собрания» и др.), в принципе поддерживали «захватное право», но выражали опасение, что стихийный характер крестьянской борьбы породит волну анархических погромов и эксцессов, которые будут не конфискацией и даже не захватом, а всего ишь «мщением порабощенных людей своим поработителям». Потому первоочередной задачей работы в деревне считалось создание новых органов власти (крестьянских комитетов), которые умели бы внести в движение организованность и тем самым обеспечить действительную, не сопровождаемую неразумным уничтожением материальных ценностей конфискацию помещичьих земель. Но поскольку эта работа требовала времени, а Учредительное собрание могло появиться на политической сцене довольно скоро, то не исключалась возможность решения аграрного вопроса Учредительным собранием.⁶¹ Последовательный курс на непарламентскую, осуществляемую самими крестьянскими массами и их комитетами конфискацию помещичьих, монастырских прочих земель был взят только после приезда в Россию В. И. Ленина.

К концу марта 1917 г. позиция Бюро ЦК РСДРП (б) претерпела новые, но неоднозначные по своему характеру изменения, под влиянием ленинских идей руководящие работники партии продвинулись вперед в уяснении исторической роли Советов.

В резолюции Бюро «О Временном правительстве», принятой 22 марта, и резолюции об отношении к Временному правительству, принятой 31 марта Всероссийским совещанием партийных работников, Советы оценивались как центр сплочения революционных сил, как единственные органы воли революционного народа и «зачатки революционной власти», готовые немедленно принять на себя ряд функций государственно-экономического характера», а затем в «определенный момент развития революции осуществить полноту власти пролетариата в союзе с революционной демократией для проведения в жизнь полностью требований народа»⁶². Последовательные, решительные выводы из этих оценок могли оказать значительное влияние на решение вопроса об Учредительном собрании. И в самом деле, если Советы — единственные органы воли революционного народа, если они должны идти к осуществлению всей полноты власти, то не оказывается ли излишним созыв Учредительного собрания, не должны ли Советы стать единственной властью, по крайней мере до созыва Учредительного собрания? Некоторые работники партии делали именно такие выводы, возвращаясь к поддержке лозунга Временного революционного правительства. Например, М. И. Васильев на Всероссийском совещании большевиков высказался за то, чтобы Всероссийское совещание Советов образовало Временный революционный парламент, который создал бы Временное революционное правительство и действовал бы вплоть до открытия Учредительного собрания.⁶³

Однако Бюро ЦК РСДРП (б) уже не считало возможным восстанавливать лозунг Временного революционного правительства. Более того, Бюро, еще недавно весьма скептически относившееся к идее контроля за политикой буржуазного Временного правительства, в двадцатых числах марта прямо указывало на надобность давления на Временное правительство, «бдительного контроля» за его деятельностью.⁶⁴ Причина этого хорошо известна: до возвращения В. И. Ленина в Россию у членов Бюро не было полной ясности относительно пути перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую. Члены Бюро, в частности, полагали, что «определенный момент развития революции», когда Советы станут полновластны, наступит не в ближайшие месяцы. В итоге Учредительное собрание продолжало занимать немаловажное место в политических планах Бюро ЦК РСДРП (б).

При всем этом необходимо учитывать, что Бюро ЦК отмежевалось от полуменьшевистской трактовки характера революции и задач партии пролетариата, выдвинутой Л. Б. Каменевым. Его грубо ошибочные, политически вредные призывы к «решительной поддержке» буржуазного Временного правительства, поскольку оно «действительно борется с остатками старого режима», солидарность Каменева с мелкобуржуазными сторонниками так называемого «революционного оборончества» подверглись резкому осуждению со стороны членов Бюро ЦК РСДРП (б).⁶⁵

Ясное и четкое изложение точки зрения большинства руководящих работников партии дал И. В. Сталин в статье «Об условиях победы русской революции». Следует, конечно, учитывать, что статья была написана до принятия упомянутых выше резолюций об отношении к Временному правительству. Но в целом она достаточно точно соответствовала и той позиции Бюро ЦК, которую оно занимало в конце марта. В статье Сталина первым и вторым условием победы революции назывались соответственно: объединение Советов, создание всероссийского органа их, который «в нужный момент» превратился бы в орган революционной власти; немедленное вооружение рабочих, создание «рабочей гвардии».⁶⁶ Далее, переходя к характеристике третьего условия победы революции, Сталин отмечал контрреволюционность Временного правительства («оно только плетется за революцией, упираясь и путаясь в ногах») и вероятность превращения его «при известной политической конъюнктуре» в прикрытие организующейся контрреволюции. Отсюда делались выводы о неспособности Временного правительства провести назревшие социальные преобразования и желательности созыва Учредительного собрания, которое «будет много демократичнее нынешнего Временного правительства». Ввиду всего этого, по мнению И. В. Сталина, третьим условием победы революции был «возможно скорый созыв Учредительного собрания, единственно авторитетного для всех слоев общества учреждения, могущего увенчать дело революции и тем обрезать крылья подымающейся контрреволюции».⁶⁷

Каких же взглядов придерживался в этот период В. И. Ленин? Напомним, что накануне Февральской революции он утвердился в мнении о близости российского пролетариата к решению социалистических задач и неизбежности в связи с этим замены старого государственного аппарата, в том числе парламентских учреждений, новым государственным аппаратом, прообразом которого была Парижская коммуна и образцом которого в России стали Советы. Эти положения и явились методологической основой ленинского анализа политической обстановки в стране после победы Февраля. В марте 1917 г. Ленин настойчиво подчеркивал, что в России первый этап революции уже завершился и что российский рабочий класс должен переходить ко второму ее этапу («от восстания против царизма к восстанию против буржуазии»⁶⁸), к социалистической революции. Важнейшим залогом успешности этого перехода Ленин считал поголовное вооружение народа, и прежде всего пролетариата, повсеместное воссоздание старых и создание новых пролетарских классовых организаций, недопущение соглашательства с буржуазией и ее Временным правительством, изоляцию мелкобуржуазных оппортунистических партий («никакого сближения с другими партиями»⁶⁹). Суммируя в пятом (неоконченном) «Письме из далека» ранее выдвинутые положения, В. И. Ленин высказал следующее мнение по вопросу об организации государственной власти в будущем: вся власть должна перейти в руки правительства рабочих и крестьян, организованного по типу Советов рабочих и крестьянских депутатов; это правительство, по своему классовому составу являющееся «революционно-демократической диктатурой пролетариата и крестьянства», а по своим органам управления — «пролетарской милицией», «должно разбить, совершенно устранить старую и обычную во всех буржуазных государствах государственную машину» и заменить ее «не только массовой, но и поголовно-всеобщей организацией вооруженного народа».⁷⁰

Нетрудно заметить, что в этом предварительном (находясь в Швейцарии, Ленин не один раз сетовал на скудость доходивших до него сведений из России) плане развития революции и в этой схеме организации государственной власти Учредительному собранию просто-напросто нет места. И вовсе не случайно ни в одном из «Писем из далека» (за исключением наброска к пятому письму, о чем будет сказано ниже) мы не найдем ни одного упоминания об Учредительном собрании. Однако это не означало, что Ленин решительно отбросил идею его. Учредительному собранию не было места в том «магистральном», наиболее желательном и целесообразном пути развития революции, который разрабатывался Лениным на основе имевшихся в его распоряжении данных. Но вождь партии большевиков знал, что в России после победы Февральской революции вопрос об Учредительном собрании впервые стал не только лозунгом партийной агитации, что созыв его формально был главной задачей Временного правительства. По этой причине Ленин, хотя и отмечал, что созыв Учредительного собрания является «пустым обещанием», поскольку «никакого срока для созыва Учредительного собрания до сих пор не установлено»,⁷¹ все же не мог не учитывать возможности, пусть минимальной, отклонения развития революции от «магистрального» пути, появления Учредительного собрания со всеми связанными с ним проблемами.

Главной из проблем, которую следовало предвидеть и заранее обдумать, была следующая: если Учредительное собрание все же будет созвано, то имеется ли возможность использовать его в интересах развития и закрепления победы революции? О мнении В. И. Ленина на этот счет можно судить по его автореферату «О задачах РСДРП в русской революции». В нем Ленин «обрисовал своеобразие исторической ситуации данного момента, как момента перехода от первого этапа революции ко второму, от восстания против царизма к восстанию против буржуазии, против империалистской войны или к Конвенту, коим может сделаться Учредительное собрание, если правительство исполнит свое „обещание “ созвать его».⁷² При всей краткости изложения мыслей в автореферате можно с полной уверенностью утверждать, что в марте 1917 г. Ленин допускал возможность позитивной роли Учредительного собрания в будущем, превращения его в революционный Конвент, который, однако, не подменил бы Советы.

Труднее дать правильное толкование приведенным выше словам В. И. Ленина о переходе к восстанию против буржуазии или к Конвенту. Означает ли эта формулировка (обратим внимание на многозначительное «или»), что Ленин не исключал возможности двух вариантов свершения второго этапа революции, а именно — путем вооруженного восстания (наиболее вероятный вариант) и путем превращения Учредительного собрания в Конвент, принимающий, опираясь на вооруженный народ, революционные законодательные акты «учредительного» характера (маловероятный вариант)? По нашему мнению, да, означает. И письме к В. А. Карпинскому (25 марта) В. И. Ленин, настаивая на необходимости полностью самостоятельной, не объединенной с меньшевистскими течениями, партии большевиков, указывает, что такая партия нужна «именно для выборов в Учредительное собрание (или для свержения правительства Гучкова и Милюкова). . .».⁷³ Здесь мы снова встречаем разделительный союз «или», который, как и в первом случае, помогает уяснить, что в тексте речь идет о различных путях победы второго этапа революции.

Напомним в связи с этим, что в марте 1917 г. В. И. Ленин, констатируя «крестьянский характер страны», ее отсталость по сравнению с передовыми странами Запада, указывал на неизбежность постепенных шагов при переходе к социализму, обращал внимание на то, что в России те может победить тотчас социализм».⁷⁴ Но русский пролетариат, писал Ленин, в то время, когда буржуазное правительство не способно решить самых насущных и неотложных задач, стоящих перед страной, в состоянии придать буржуазно-демократической революции такой размах, который создаст наилучшие условия для всемирной социалистической революции, «в известном смысле начнет ее».⁷⁵ При столь сложном характере революции, при наличии возможности вовлечь в нее преобладающие по численности непролетарские слои трудящихся масс, имелась почва для созыва на определенной ступени революции всенародного представительного учреждения, могущего превратиться в революционный Конвент. Естественно, что для его успеха необходимы были и некоторые, весьма существенные по значению дополнительные политические факторы, предсказать появление которых было нелегко.

Ко всему сказанному об отношении В. И. Ленина к Учредительному собранию в марте 1917 г. остается добавить следующее. В своих работах того периода Ленин не призывал партийных работников развернуть кампанию за созыв Учредительного собрания, шире пропагандировать в массах его лозунг и т. п. Тактика партии, ее деятельность ни в коей мере не должны быть подчинены весьма проблематичной перспективе созыва Учредительного собрания — В. И. Ленин имел это в виду, когда в письме Я. Ганецкому (30 марта) прямо указал, что рабочие и крестьяне должны завоевать власть, не ожидая Учредительного собрания.⁷⁶ Однако нельзя было допустить, чтобы выборы в Учредительное собрание застали партию большевиков и революционный пролетариат врасплох. И Ленин в наброске к пятому «Письму из далека» выдвигает предложение внести изменения и дополнения в программу партии с учетом предстоявшей предвыборной кампании в Учредительное собрание.⁷⁷ По-видимому, эту подготовительную меру он считал для начала достаточной.

Возвращение В. И. Ленина из эмиграции в Россию оказало благотворное влияние на партию большевиков, на судьбу социалистической революции. Ознакомившись с обстановкой на месте, Ленин получил возможность конкретнее и всестороннее обосновать программу революционных действий. Вот что сказал он по этому поводу на заседании Петроградской общегородской конференции РСДРП (б) 14 апреля 1917 г.: «За границей, куда ни одна газета левее „Речи“ не доходит и где англо-французские буржуазные газеты говорят о полновластном Временном правительстве и „хаосе“ в лице Совета Р. и С. Д., никто не имеет точного представления о двоевластии. Только на месте, здесь мы уже узнали, что Совет Р. и С. Д. отдал власть Временному правительству».⁷⁸ Уточнив свои представления об общеполитическом положении и состоянии государственной власти в России (Временное правительство отнюдь не полновластно, реальной силой обладает Совет, добровольно передавший официальную государственную власть буржуазному Временному правительству; в России осуществлен максимум буржуазно-демократических свобод; широкие народные массы преисполнены бессознательной доверчивостью к политике руководимого меньшевиками и эсерами Совета и даже к политике Временного правительства), Ленин с присущей ему решительностью внес коррективы в некоторые положения, выдвинутые им до возвращения из эмиграции. Это уже исследовалось в нашей исторической литературе,⁷⁹ и в дальнейшем мы кратко остановимся только на вопросах, имеющих ближайшее отношение к интересующей нас теме.

В данном случае первостепенное значение имеет сделанный В. И. Лениным в Апрельских тезисах и других связанных с ними работах вывод о том, что революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства в России после Февральской революции в известной мере, в сочетании и переплетении с диктатурой буржуазии, уже осуществилась и что, следовательно, буржуазно-демократическая революция в этом смысле закончилась и победила. В связи с этим Ленин, повторяя предостережения против попыток немедленного «введения» социализма, указывая на необходимость ряда переходных политических и экономических мор, очень четко и уверенно оценивал предстоящий второй этап революции как революцию социалистическую, которая даст власть «в руки пролетариата и беднейших слоев крестьянства».⁸⁰ Развита была и оценка значения Советов. О них Ленин писал как об органах, представлявших собой «единственно возможное революционное правительство, прямо выражающее сознание и волю большинства рабочих и крестьян».⁸¹ Доказывая преимущество Советов перед всякой другой формой государственной власти, он обращал особое внимание на то, что Советы — «революционная диктатура, т. е. власть, опирающаяся прямо на революционный захват, на непосредственный почин народных масс снизу, не на закон изданный централизованной государственной властью»,⁸² что республика Советов «не есть уже государство в собственном смысле слова», так как власть будет стоять не над народной массой, а по существу сливаться с ней.⁸³ Отсюда следовало: возвращение от Советов к парламентской республике «было бы шагом назад»; «жизнь и революция отводят Учредительное собрание на задний план»; «принимать резолюции, об Учредительном собрании и др. — это значит: „занять» пролетариат»,⁸⁴ т. е. отвлечь его от борьбы за переход всей власти к Советам, за победу социалистической революции.

Имеются, однако, и другие высказывания В. И. Ленина, внешне как будто противоречащие упомянутым выше. Так, на собрании большевиков — участников Всероссийского совещания Советов — Ленин говорил: «Я рад был бы, чтобы Учредительное собрание было созвано завтра...». В брошюре «О задачах пролетариата в данной революции» он категорически отверг обвинение в стремлении противодействовать скорейшему созыву Учредительного собрания. А в работе «Политические партии в России и задачи пролетариата» Ленин так ответил на вопрос о созыве Учредительного собрания: «Надо и поскорее».⁸⁵ В нашей литературе в связи с этим обычно приводится следующее объяснение: Ленин и партия большевиков хотели, чтобы народные массы на собственном опыте убедились в никчемности Учредительного собрания. В таком объяснении есть доля правды, заключающаяся в указании на тактическое маневрирование, на стремление Ленина учитывать настроение и уровень сознательности широких масс. По дело было не только в этом. Выше, при рассмотрении взглядов Ленина в марте 1917 г., мы уже отмечали, что вождь партии большевиков не исключал вероятности более сложного, «кружного» пути развития революции, на котором Учредительное собрание могло бы сыграть определенную позитивную роль. По нашему мнению, Ленин не отказался от этой точки зрения и в апреле 1917 г., о чем свидетельствуют его «Письма о тактике». В них он, в частности, очень настойчиво подчеркивал, что всякая теория «в лучшем случае лишь намечает основное, общее, лишь приближается к охватыванию сложности жизни», что при оценке объективной действительности недопустима «абстрактная, простая, одноцветная» постановка вопросов.⁸⁶ Возможно, писал Ленин, что крестьяне на данном этапе революции «послушают советов мелкобуржуазной партии с.-p.», «сохранят, продолжат свою сделку с буржуазией», отложат решение волнующих их проблем до Учредительного собрания.⁸⁷ Возможно, что Учредительное собрание все-таки будет созвано. В этом случае, как полагал Ленин, Учредительное собрание при преобладании в нем представителей крестьянства, вполне вероятно, поможет решению хотя бы вопроса о земле.

Ленинские идеи намного превосходили своей смелостью мнения, сложившиеся в руководящих партийных органах. Провозглашение курса на социалистическую революцию и лозунга «Вся власть Советам!», указание на то, что парламентская демократическая республика, устанавливаемая Учредительным собранием, явилась бы шагом назад по сравнению с республикой Советов — все это было ново и поэтому не сразу встретило понимание со стороны ряда партийных работников. Некоторые из них, гордо именовавшие себя приверженцами тактики «старого большевизма», т. е. тактики образца 1905 г., полагали, что В. И. Ленин (приводим высказывание С. Я. Багдатьева) «слишком рано отказался от старой большевистской точки зрения».⁸⁸

Упорным противником ленинских идей показал себя Л. Б. Каменев, продолжавший отстаивать ошибочное положение о незаконченности в России буржуазно-демократической революции и отсутствии близких перспектив перерастания ее в революцию социалистическую.⁸⁹ Он перешел в атаку на ленинские Апрельские тезисы, утверждая, в частности, что буржуазная демократия и такие ее институты, как парламентская республика и Учредительное собрание, не исчерпали своих возможностей.⁹⁰ Вероятность некоторой позитивной роли Учредительного собрания, как уже отмечалось, не отрицал и В. И. Ленин. Но все дело было в том, что, по мнению Ленина, магистральным путем борьбы было осуществление лозунга «Вся власть Советам!», а, по мнению Каменева, единственно возможный путь пролегал именно через Учредительное собрание и парламентскую республику.

На заседаниях Апрельской конференции РСДРП (б) в «защиту» лозунга Учредительного собрания выступили также С. Я. Багдатьев, В. П. Ногин, П. Г. Смидович. Багдатьев, поддержав ошибочный тезис о незавершенности буржуазно-демократической революции, договорил в своей путаной речи, что требование скорейшего созыва Учредительного собрания является «лучшим способом заставить уйти Временное правительство» и что «Учредительное собрание может отдать власть в руки нашей партии».⁹¹ Ногин утверждал, будто Советы передадут свои функции другим органам, не смогут заменить Учредительное собрание и парламент, которые и «будут представлять собой российскую демократию», «решать очередные вопросы».⁹² Ногина поддержал Смидович: «В Москве не перестают говорить об Учредительном собрании как об этапе перехода страны к новому строю. И если исследовать возможность захвата власти Советами и созыва Учредительного собрания, То мы увидим, что подготовка к захвату власти Советами представляет работу длительную, процесс настолько продолжительный, что созыв Учредительного собрания произойдет раньше и предупредит захват власти Советами. Поэтому нам необходимо подготовить массы к Учредительному собранию; и крестьянство и пролетариат — все ждут Учредительного собрания. Мы не должны выкидывать этого лозунга и выдвигать новый и непонятный».⁹³

Как видим, приверженцы полуменьшевистского толкования идеи и лозунга Учредительного собрания выдвинули на Апрельской конференции все свои аргументы — и «теоретические» (созыв Учредительного собрания соответствует задачам незавершенной буржуазно-демократической революции), и «практические» (Учредительное собрание будет созвано, что обусловит невозможность перехода всей власти к Советам и т. д.). С этой аргументацией не согласилось подавляющее большинство участников конференции. В частности, заявление П. Г. Смидовича сразу же вызвало возражения со стороны 10 московских делегатов, от имени которых Р. С. Землячка отметила, что «настроение московского пролетариата не таково, как рисует т. Смидович».⁹⁴ Против ленинских проектов резолюций, имевших отношение к вопросам о роли Советов и Учредительного собрания, на конференции голосовали лишь единицы.

Нужно, однако, учитывать следующие обстоятельства. Часть делегатов Апрельской конференции по ряду причин (критическое отношение ко многим, особенно к столичным Советам, проводившим политику соглашательства с буржуазией; не полностью преодоленная инерция ранее усвоенных оценок роли Советов и пр.) еще не была готова к безоговорочному признанию тезиса о республике Советов. Давала о себе знать и давняя традиция поддержки идеи Учредительного собрания. Некоторые делегаты, по-видимому, заинтересовались мыслью, высказанной одним из участников Апрельской конференции,⁹⁵ о вероятности превращения Учредительного собрания в Конвент. Все это может помочь объяснению того факта, что избранная конференцией секция по пересмотру партийной программы хотя и признала необходимым «исправление положений и параграфов о государстве в духе требования не буржуазно-парламентарной республики, а демократической пролетарски-крестьянской республики»,⁹⁶ но не указала конкретно форму ее государственных учреждений. Конференция утвердила решение секции.⁹⁷

Не возражал против этого решения и В. И. Ленин, ибо, как говорил он в докладе о пересмотре партийной программы, «дело не в том, как называется учреждение, а в том, каков политический характер и строй этих учреждений. Говоря о республике пролетарски-крестьянской, мы указываем на ее социальное содержание и политический характер».⁹⁸ Упомянутые выше настроения делегатов конференции послужили не единственной причиной готовности временно ограничиться этим указанием. Имело значение и то, что к середине апреля Ленин получил много новых сведений о бурном развитии революционного творчества народных масс страны. В частности, на вождя партии произвели большое впечатление отчеты делегатов Апрельской конференции о положении на местах. Эти отчеты укрепляли веру в жизнеспособность Советов, но прежде всего в то, что даже при оппортунизме эсеро-меньшевистского руководства центральных Советов, при отказе последних взять власть в свои руки, революция все-таки победит, та или иная форма перехода от двоевластия к диктатуре пролетариата и беднейшего крестьянства будет реализована. Последнее слово здесь принадлежало народным массам. «Смешно думать, — отмечал Ленин на Апрельской конференции, — что русский народ из брошюр черпает руководящие начала. Нет, из непосредственной практики вытекает жизненный опыт масс...». А наша задача, продолжал Ленин, «этот опыт собрать и в меру накопления сил сделать шаг».⁹⁹

На Петроградской общегородской конференции РСДРП (б), состоявшейся 14—22 апреля 1917 г., В. И. Ленин не утверждал категорически, что путь к победе революции пролегает только через Советы. «Коммуна может быть и в виде органов самоуправления», — говорил он в заключительном слове по докладу о текущем моменте.¹⁰⁰ В резолюции «Об отношении к Временному правительству», принятой общегородской конференцией, целью борьбы признавался переход всей власти в руки Советов «или других органов, непосредственно выражающих волю народа».¹⁰¹ Под «другими» органами тогда явно имелись в виду муниципалитеты, но не Учредительное собрание, о котором Ленин отозвался по меньшей мере скептически.¹⁰² Однако на Всероссийской конференции Ленин (в речи об отношении к Советам) сказал: «Нами подготавливается новая многомиллионная армия, которая может проявить себя в Советах, в Учредительном собрании, — мы еще не знаем как».¹⁰³ Отсюда вытекали и дополнения к формулировкам, определявшим органы, которые выражали бы волю большинства народа. В написанных Лениным резолюциях Апрельской конференции «О Советах рабочих и солдатских депутатов» и «Об отношении к Временному правительству» такими органами назывались прежде всего Советы, а также местные самоуправления (т. е. муниципалитеты) и Учредительное собрание.¹⁰⁴

Означало ли это отступление от линии на неукоснительную поддержку лозунга «Вся власть Советам!»? Конечно, нет. Упомянутые формулировки некоторых резолюций в конечном счете предназначались лишь для обеспечения свободы тактического маневрирования при возникновении непредвиденных нежелательных обстоятельств. В ходе повседневной борьбы политическая агитация партии строилась с расчетом на подведение широких масс к выводу: необходимо бороться за переход всей власти и руки Советов, а муниципалитеты или Учредительное собрание — один из возможных, но вовсе не обязательных этапов на пути к главной цели — республике Советов. Подчиненную, подсобную роль лозунга Учредительного собрания В. И. Ленин подчеркивал том, что практическую возможность созыва и успех деятельности Учредительного собрания ставил в зависимость от развития революции, от укрепления и роста влияния Советов.¹⁰⁵ Если хотите Созыва Учредительного собрания, то всеми силами поддерживайте Советы — такой призыв был рассчитан на постепенное подведение к принятию лозунга «Вся власть Советам!» даже самыми отсталыми, пропитанными конституционными иллюзиями слоями народа.

 

3. Позиция меньшевиков, эсеров, энесов, кадетов
(март—апрель 1917 г.)

Отношение к вопросу об Учредительном собрании, возобладавшее в рядах партии большевиков, коренным образом отличалось от того, что пропагандировали меньшевики. Даже в марте 1917 г., когда большевистские организации не провозглашали социалистическую революцию очередной задачей борьбы, не выдвигали лозунга «Вся власть Советам!», большевистская трактовка идеи Учредительного собрания резко отличалась от меньшевистской. Важнейшей причиной этого была неодинаковость оценок перспектив развития революции. Меньшевики признавали Февраль незавершенной революцией, но лидеры оппортунистов отвергали программно-тактические установки, осуществление которых могло повести к подрыву устоев буржуазного строя. Характеристика буржуазии и ее правительства как контрреволюционной силы, поиски путей к созданию Временного революционного правительства или к постепенному расширению полномочий Советов, призывы к явочному решению волновавших народные массы вопросов — эти и другие черты тактики, облегчавшие восприятие курса на социалистическую революцию, были чужды меньшевизму.

Давно провозглашенный меньшевиками тезис об экономической и политической неподготовленности России к социалистическим преобразованиям, о неизбежности длительного периода становления и развития буржуазного строя оставался для них аксиомой. «В государстве, — утверждала меньшевистская «Рабочая газета», — где огромному большинству населения еще лишь предстоит превратиться из „верноподданных" обывателей в свободных граждан, где быстрое развитие буржуазии и капитализма еще впереди, пролетариат не может и не должен стремиться  к власти».¹⁰⁶ «На данном уровне экономического развития России, — вторила киевская газета «Знамя труда», — буржуазии не может не принадлежать в ближайшее время преобладающая роль в экономической и политической жизни страны».¹⁰⁷ С рассуждениями о буржуазно-демократическом, общенародном характере русской революции меньшевики увязывали вывод относительно временности и ограниченности функций Советов и необходимости поддержки буржуазного Временного правительства.

За знамя Учредительного собрания меньшевики крепко ухватились с начала марта 1917 г. «То, что так недавно многим представлялось отдаленной целью, сегодня стало первым пунктом в порядке совершающихся событий: созыв Учредительного собрания на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права».¹⁰⁸ Помимо выработки конституции и определения формы правления (меньшевики требовали парламентской демократической республики), полновластное Учредительное собрание, согласно точке зрения меньшевиков, должно было решить рабочий, земельный и национальный вопросы, создать новое правительство, «окончательно выяснить вопрос о воине и мире».¹⁰⁹ «Из этого видно, — заявляла «Рабочая газета», — как огромны и важны те задачи, которые будут стоять перед Учредительным собранием. От его решений будет на многие годы зависеть судьба нашего отечества».¹¹⁰

Признание меньшевиками исключительной широты полномочий Учредительного собрания обусловливало их ориентацию на реформистские методы борьбы, сужение круга задач, подлежащих решению до созыва Учредительного собрания, отрицательное отношение к так называемому «захватному праву». До прихода «хозяина земли русской», по мнению меньшевиков, следовало посредством правительственных постановлений закрепить политические свободы, провозгласить гражданское, национальное и вероисповедальное равноправие, демократизировать армию, обновить состав чиновников, создать новые органы местного самоуправления и принять некоторые другие меры, имевшие главным назначением всестороннюю подготовку Учредительного собрания, обеспечение правильности и свободы выборов.¹¹¹ «Захватное» решение рабочего и аграрного вопросов признавалось безусловно нежелательным, так как оно привело бы к «анархии производства», к «разгромам и уничтожению» материальных ценностей.¹¹² Особенно неприязненно оценивались попытки явочного решения рабочего вопроса. Оно и понятно — обострение классовой борьбы пролетариата и буржуазии, как опасались соглашатели, раскололо бы «движущие силы революции», привело бы к «пагубному» превращению ее в революцию социалистическую. При помощи этого довода меньшевики стремились, в частности, не допустить явочного введения 8-часового рабочего дня.¹¹³

Основываясь на всем этом, партию меньшевиков можно было бы характеризовать убежденнейшей и безоговорочной сторонницей осуществления идеи Учредительного собрания. Меньшевики действительно желали созыва Учредительного собрания. Однако при внимательном ознакомлении с материалами меньшевистских газет, особенно центристского направления, трудно отделаться от впечатления, что «ортодоксальных» социал-демократов временами глодал червь сомнения. Чаще всего это бывало при попытках меньшевистских деятелей обрисовать облик будущего Учредительного собрания. Не имея опоры в деревне и считая крестьянство консервативной, пожалуй, даже реакционной массой, меньшевики не могли надеяться на создание в Учредительном собрании солидной фракции. Публично об этой заботе в то время не говорилось — меньшевики лицемерно ратовали за возвышение над узкопартийными интересами. Но «Рабочая газета» мрачно предрекала возможность восстановления монархии голосами крестьянских депутатов, возможность того, что в Учредительном собрании «дело свободы народной будет наполовину проиграно».¹¹⁴ Неверие в крестьянство — самую многочисленную группу избирателей, вероятно, было главной причиной, из-за которой меньшевистская агитация за созыв Учредительного собрания заметно уступала по своей интенсивности агитации партии эсеров.

В марте 1917 г. правоменьшевистская газета «День» сочла нужным похвалить эсеров за отказ от экстремизма и «политического террора», за превращение в «спокойную партию мирной пропаганды, в горячую сторонницу законодательного решения всех государственных вопросов».¹¹⁵ Такая аттестация вряд ли особенно польстила самолюбию эсеровских лидеров. Они не хотели слыть розовыми либералами, предпочитая, чтобы широкие массы верили, будто эсеры в полном соответствии с названием партии были и остаются социалистами и революционерами. Однако отрицать эволюцию политических взглядов партии по сравнению с периодом первой русской революции не представлялось возможным. «Дело народа» (орган эсеровского ЦК) решило дать следующие пояснения: «Мы остались такими же, как и были. Перед нами горят те же идеалы, что вдохновляли нас и раньше. Но мы — партия живых людей, а не доктринеров, коснеющих в идолопоклонстве перед раз выставленными лозунгами. Основы нашего мировоззрения не изменились ни на йоту. Практические выводы из них, вопросы тактики могут и должны подлежать пересмотру под давлением и красноречивыми внушениями новых жизненных условий».¹¹⁶

И похвальное слово «Дня», и риторика «Дела народа» содержали зерна истины. В самом деле, воссоздававшаяся партия эсеров явно, за исключением отдельных групп и организаций, выглядела более «спокойной», поправевшей, утратившей многие резкие черты мелкобуржуазной революционности. В какой-то мере это было следствием усвоения суровых уроков предшествовавшего десятилетия и влияния нового, пестрого по составу мартовского призыва в партию. Но послефевральская трансформация имела и более глубокие истоки. Некоторые особенности идеологии неонародников (утопичность программы социалистических преобразований, расплывчатая расшифровка понятия «трудовой народ») создавали предпосылки для сближения с буржуазными либерально-демократическими элементами.

Покончив с некогда громкими призывами к вооруженной борьбе и захвату власти, руководство партии эсеров приглушило и призывы к социальным преобразованиям. Центр тяжести агитации переносился на разъяснение задачи упрочения политических завоеваний, на проведение в жизнь декларации буржуазного Временного правительства. Ссылаясь на постановления петроградской, московской и ряда периферийных партийных конференций, «Дело народа» указывало, что программа правительства «вполне удовлетворяет политической платформе партии в данный момент» и поэтому, поддерживая правительственную программу, эсеры фактически защищают собственные требования. Отсюда следовал вывод: «настоятельно необходимо» поддерживать Временное правительство, «поскольку оно будет выполнять объявленную им политическую программу». Мало того, нужно вести борьбу с теми, кто подрывает полезную деятельность правительства.¹¹⁷

Тактика активной поддержки реформаторской деятельности Временного правительства исключала установку на наделение Советов полномочиями органов государственной власти. Советы рассматривались как временный «выборный центр революционных сил народа и армии», который свернет свои полномочия после созыва Учредительного собрания. Совет рабочих и солдатских депутатов, заявляло «Дело народа», выполняет «приблизительно такую же роль, какую революционная Коммуна Парижа сыграла после насильственного низложения короля 10 августа 1792 г. в момент, когда среди придворных интриг власть уже выпала из рук кончившего свою жизнь Законодательного собрания, а не начинались еще выборы, давшие славной и грозной памяти Конвент».¹¹⁸

Политика эсеровского руководства, среди которого в то время задавали тон правоцентристские элементы, вызывала недовольство, кое-где слабое, а кое-где, например в харьковской организации, достаточно резкое. Но все течения партии эсеров объединяли две основополагающие идеи — социализация земли и Учредительное собрание. «Для нас, — писал видный эсеровский деятель О. С. Минор, — Учредительное собрание, созванное на основе всеобщего избирательного права, представлялось тем фокусом, куда сойдутся лучи истинной русской воли, где, наконец, народ найдет покой, доверив Учредительному собранию свою судьбу, в полном убеждении, что оно сумеет и захочет сделать героическое напряжение в области творчества для создания нового правового строя... Мы были уверены, что народ понимает взлелеянную нами ценность, что он понимает великий демократический принцип народовластия, своего суверенитета. Мы верили, что крестьянство и пролетариат как единая сила дадут Учредительному собранию устойчивое положение, помогут ему создать, наконец, истинно народную, трудовую власть».¹¹⁹ Сделаем скидку на «возвышенный» стиль автора приведенных строк. Учтем желание дать выход состоянию «надрыва» после роспуска Учредительного собрания, стремление всячески очер(нить замыслы и действия большевиков. На самом деле эсеровское поклонение идее Учредительного собрания даже в марте 1917 г. не было таким уж истовым и, конечно, таким уж бескорыстным. За дифирамбами грядущему «хозяину земли русской» таились и самолюбивые расчеты: «на выборах крестьянство пойдет за нами». И все же цитированный выше отрывок воспоминаний помогает понять настроения, характерные для мелкобуржуазно-интеллигентской эсеровской среды.

Еще более настоятельно, чем меньшевики, эсеры агитировали за всемерное расширение конкретных полномочий будущего Учредительного собрания. Ему «полагалось» обеспечить проведение в жизнь всех требований эсеровской партийной программы-минимум, и прежде всего учреждение республики и осуществление социализации земли. «Правильное развитие, — уверяли эсеры, — возможно только при учреждении демократической республики и зависит от разрешения некоторых важных социально-экономических вопросов. Для трудового крестьянства главнейшим из них является земельный вопрос. Вся земля народу— вот старое требование социалистов-революционеров. Эти вопросы мы поставим в Учредительном собрании. Решать вопросы о демократической республике и о земле в Учредительном собрании — это завет старых землевольцев, социалистов-революционеров. Ему как раз мы должны последовать и при настоящих событиях».¹²⁰

Напомним, однако, что эсеровская партийная программа ориентировала на «переустройство всех современных порядков» не только путем созыва Учредительного собрания, но и путем «непосредственного» проведения в жизнь намеченных требований. О большом, даже решающем, значении «непосредственной самодеятельности» крестьянства при решении аграрного вопроса эсеры неоднократно писали в 1905 г. Возможно, уличенная в искажении исторической правды, московская «Земля и воля», рассуждения которой мы привели в предыдущем абзаце, вносила поправку: «До [Февральской] революции мы были по преимуществу партией революционного захвата... Теперь все изменилось».¹²¹

Уже 4 марта петроградская областная конференция эсеров к специальной резолюции указала, что конфискация удельных, кабинетских и частновладельческих земель «может быть проведена только законодательным путем через Учредительное собрание», ибо «всякие попытки» к немедленному захвату, «могут губительно отразиться на правильном течении сельскохозяйственной жизни», — нарушить поставки хлеба для армии, вызвать голод и городах.¹²² Дополняя эту аргументацию, «Дело народа» назвало захваты «проявлением тех же частнособственнических аппетитов, направленных не на уничтожение частной собственности на землю, а только на замену одного собственника другим». Захваты, продолжала газета, отвлекают массы от подготовки к Учредительному собранию, «каковая задача сейчас является главной и основной».¹²³ Эту точку зрения разделяли все эсеровские организации, в том числе наиболее радикально настроенные. «Помимо Учредительного собрания, никто не может и не должен решать земельный вопрос»,¹²⁴ — заявлял глава харьковских эсеров И. М. Качинский.

Эсеровские призывы не содержали указаний на допустимость хотя бы временных и частичных преобразований в земельных отношениях до Учредительного собрания. Разве что оставалась некоторая неясность относительно целесообразности пользования крестьянами необрабатываемыми удельными, кабинетскими и помещичьими землями. Но эта неясность порождалась довольно-таки глухим намеком в резолюции петроградской областной конференции, намеком, затушеванным в ходе последующей агитации. Лишь г конца марта эсеры стали поднимать вопрос о таких временных мерах, как запрещение впредь до Учредительного собрания купли-продажи, залога и долгосрочной аренды земли, аннулирование столыпинского законодательства о землеустройстве и разрушении общины.¹²⁵

Среди прочих мелкобуржуазных партий и близких к ним организаций (все они объявляли себя приверженцами идеи Учредительного собрания) наибольшим весом обладали, пожалуй, народные социалисты и близкие к ним трудовики. О поддержке идей Учредительного собрания и демократической республики они заявили сразу же после победы Февральской революции. В прошлом, вскоре после поражения первой русской революции, энесы при постановке вопроса об Учредительном собрании переживали колебания, но в 1917 г. о них, этих колебаниях, старались не вспоминать. «Народно-социалистическая партия, — говорилось в воззвании Организационного комитета энесов, — с момента своего возникновения в 1906 г. всегда считала своим долгом вести борьбу за созыв правильно избранного Учредительного собрания, полагая, что только оно правомочно и способно установить в стране порядки жизни, согласные с волей народа».¹²⁶ Полномочия полновластного, избранного на основе всеобщего избирательного права Учредительного собрания энесы в общем определяли так же, как эсеры.

В идеологии и тактике энесов имелись черты, роднившие их с буржуазными либерально-демократическими элементами. Энесовское толкование понятия «трудовой народ» было еще более расширительным, чем эсеровское. Энесы проявляли склонность изображать себя выразителями «надклассовых» и даже «надпартийных» интересов. Реформистский путь развития общества издавна считался ими наиболее предпочтительным. «Все для народа, все через народ» — гласил энесовский девиз. А это означало, что энесы ничего-де не надумывают и не навязывают, предлагают только те преобразования, которые полностью соответствуют «уровню сознания народа», порождаются складом народной жизни. В связи с этим, в частности, провозглашалось, что народ якобы «достал» идею Учредительного собрания «из глубины своего исторического запаса», что Учредительное собрание создает, мол, «народное царство» и что Россия ждет Учредительного собрания «как откровения, могущего в момент воссоединения двух стихий общественности — власти и народа — произвести чудо пересоздания русского общества на началах, еще неведомых миру».¹²⁷

Что касается Советов, оказывавших столь большое влияние на умонастроение масс, то их отношение к вопросу об Учредительном собрании в конечном счете зависело от позиции политических партий. Партии или блок партий, главенствовавших в том или ином Совете, вменяли ему свою трактовку идеи Учредительного собрания. Например, Петроградский Совет, его Исполком и редакция «Известий Петроградского Совета» в основном руководствовались синтезом меньшевистской и эсеровской концепций. Однако партийные пристрастия органов Петроградского и многих других Советов проявлялись в несколько сглаженном и завуалированном виде. Необходимость согласовывать точки зрения ведущих фракций Советов, провозглашение последних «представительством всей революционной демократии» обязывали к поискам взаимоприемлемых, лишенных острых углов формулировок. В этом заключалась одна из причин, по которой агитационно-пропагандистская деятельность Советов в связи с вопросом об Учредительном собрании была уже по содержанию и прагматичнее, чем деятельность политических партий. Но некоторые идейные проблемы принципиального значения Советы, особенно их центральные органы, не могли обойти.

Прежде всего, требовался ответ на вопрос о соотношении роли Учредительного собрания и Советов. Меньшевистско-эсеровские деятели Исполкома Петроградского Совета, разумеется, отбрасывали мысль о допустимости посягательства Советов на прерогативы Учредительного собрания. Советам отводилась задача держать под контролем работу по подготовке созыва Учредительного собрания, добиваться разработки наиболее демократичного положения о выборах, обеспечивать (вместе с Временным правительством) свободу предвыборной агитации и «правильность» хода выборов, участвовать в подготовке материалов для выработки основных законов, пропагандировать республиканский образ правления, разъяснять массам роль и назначение Учредительного собрания, преодолевать абсентеизм избирателей. В Исполкоме поднимался вопрос о целесообразности выступления Советов на выборах со своим списком кандидатур и со своей платформой, которая стала бы платформой блока социалистических партий. Однако создание такого избирательного блока было признано делом «сложным и щекотливым», требовавшим дальнейшего изучения.¹²⁸

Трудовик В. Б. Станкевич, выступавший от имени Исполкома Петроградского Совета на Всероссийском совещании Советов с докладом об Учредительном собрании, заявил, что созыв Учредительного собрания станет «формальным выражением полной и окончательной победы российской демократии», явится «воплощением принципа народовластия». После созыва Учредительного собрания, говорил докладчик, «все должно быть реформировано и [не только] с точки зрения личной заменено новыми людьми, по и с точки зрения власти все должно быть построено на новых основаниях. Если раньше все зиждилось на повиновении, то теперь все будет основано на принципе самоуправления».¹²⁹ В одобренных совещанием тезисах доклада предусматривалось, что Учредительное собрание займется разрешением восьми «главных вопросов»: образ правления и основные законы России, национальный земельный и рабочий вопросы, власть на местах, демократизация армии, «вопросы международного характера» (о войне и мире)  и «вопросы об организации народного и государственного хозяйства».¹³⁰ Все это напоминало об уже известном нам образе непререкаемо полновластного и всемогущего «хозяина земли русской».

Теперь обратимся к положению в лагере российских буржуазных партий, ведущей силой которого были кадеты.

В первые дни после Февральского переворота кадетские деятели, за редким исключением, не обнаруживали ни твердости, ни цельности убеждений. Вся партия сверху донизу переживала небывалое в своей истории потрясение. Ранее усвоенные догматы подвергались серьезнейшему испытанию. Многие буржуазные интеллигенты, проявляя воодушевление на публике, в действительности испытывали страх перед будущим. «Официально торжествовали, — писал в своих воспоминаниях В. Б. Станкевич, — славословили революцию, кричали „ура» борцам за свободу, украшали себя красными бантами и ходили под красными знаменами... Все говорили „мы», „наша» революция, „наша» победа и „наша» свобода. Но в душе, в разговорах наедине — ужасались, содрогались и чувствовали себя плененными враждебной стихией, идущей каким-то неведомым путем». Автор воспоминаний добавлял, что, по слухам, представители Прогрессивного блока «плакали по домам в истерике от бессильного отчаяния».¹³¹

В такой обстановке кадетскому руководству приходилось срочно изобретать якоря спасения и конструировать успокоительные схемы дальнейшего развития событий. Освобождайтесь от «излишней нервности» и обретайте «душевную бодрость» — увещевали самих себя и всех буржуазных интеллигентов кадетские лидеры. На первый взгляд, рассуждали они, Россия «превратилась в сплошную социалистическую массу» и устремляется в «бездну анархии». Но не нужно, уверяли кадеты, бояться резкости митинговых речей и резолюций. Последние, мол, не являются необычной и долговременной опасностью, ибо «резкость слов, острота выступлений, болезненность протеста всегда прямо пропорциональны молчанию и бездействию, которые им предшествовали». Надежды на успокоение разбушевавшейся стихии, тешили себя кадеты, не беспочвенны, тем более что и среди социалистов есть приемлемые для буржуазных деятелей «благоразумные» течения в лице части эсеров и меньшевиков. Необходимо, наставляли кадетские лидеры, сплачивать «живые силы» страны, а затем, по возможности, и все население в «организованное общество», всемерно поддерживать Временное правительство. В связи с этим делался вывод: применение силы в сложившихся условиях невозможно и бессмысленно. «Не воевать надо с лавой, вылившейся из вулканов, а приготовить ей пути, дать ложе, по которому она могла бы стечь».¹³² Таковы были первоначальные публичные наставления, исходившие от кадетских руководителей.

Упомянутые наставления несомненно были контрреволюционны. Однако они свидетельствовали о готовности к усвоению некогда «крамольной» и чуждой идеи Учредительного собрания. По меркам революционного времени эта готовность укреплялась не слишком стремительно. Еще 2 марта согласие на созыв Учредительного собрания, данное П. Н. Милюковым и его сотоварищами на переговорах о создании Временного правительства, оставалось решением группы лиц. Милюков не заручался предварительным одобрением ЦК своей партии. В воззвании ЦК от 2 марта не было ни слова об Учредительном собрании, но превозносилась Государственная дума, которая, будучи «народным представительством»,¹³³ приступила-де к закладыванию «основ новой свободной России».¹³⁴ Не свидетельствует ли текст этого воззвания о сохранении 2 марта среди членов кадетского ЦК надежд на воплощение полузабытых после 1905—1906 гг. призывов к созданию Думы с учредительными функциями? По нашему мнению, на этот вопрос следует ответить утвердительно.

Общепартийная легализация идеи Учредительного собрания состоялась на заседании ЦК 3 марта, когда было принято постановление созвать «в возможно непродолжительном времени» съезд «для развития программы партии и обсуждения вопроса о подготовке к выборам в Учредительное собрание». А через день кадетский ЦК решил «разработать вопрос об организации и функциях Учредительного собрания».¹³⁵ Эти постановления, похоже, рассматривались как временные, подлежавшие подтверждению в зависимости от хода событий. В связи с этим следует отметить, что без отказа от стремления сохранить монархию идея Учредительного собрания, завоевавшая в России прочную репутацию идеи республиканской, лишалась прочного «тыла». ЦК партии кадетов, принимая постановление относительно «развития программы партии», по-видимому, намеревался поставить вопрос о пункте 13 партийной программы, в котором провозглашалась желательность введения в России конституционной монархии. Но 3 марта ЦК не высказался за республику, так как немало влиятельных деятелей партии оставались убежденными монархистами.

Присмотревшись к содержанию кадетской пропаганды, особенно за первую декаду марта 1917 г., нетрудно заметить упорное стремление не допустить опорочивания монархической идей. Прежде всего это проявлялось в подчеркивании преемственности связи между старой и новой властью, в указаниях на некую юридическую сопричастность монархической власти к завоеваниям революции. Согласно кадетской «Речи», «основные права российских граждан, главные принципы гражданской свободы были юридически формулированы в 1905 г.». Правда, «старая власть рядом постановлений и временных законов не дала возможности осуществить эти законы» (т. е. положения царского манифеста 17 октября). Но после Февраля 1917 г., уверяла «Речь», создалось положение, «при котором это осуществление не только возможно, но и правомерно».¹³⁶ Правомерно потому, говорилось в другой статье кадетской газеты, что «теперешнее государственно-правовое положение страны» было создано «отречением Николая II и отказом Михаила Александровича от восприятия верховной власти».¹³⁷ Следовательно, с точки зрения «Речи», все в конце концов совершалось «законно и правомерно», с соблюдением преемственности власти и даже, если угодно, с сохранением уважительного отношения к воле отрекшегося от престола монарха...

Большое значение придавалось тому, что и созыв Учредительного собрания санкционировался членом низвергнутой династии — великим князем Михаилом Александровичем. Многие кадетские деятели, вероятно, питали надежду на провозглашение Учредительным собранием монархической формы правления. В центральной кадетской прессе эти надежды прямо не высказывались, но кое-где на местах в начале марта давали волю перу. Так, «Ростовская речь» называла текст отречения Михаила Александровича «свободной речью гражданина», которому «понятны и близки современные понятия о существе и источнике верховной власти». Имея в виду готовность Михаила Александровича «восприять верховную власть» из рук Учредительного собрания, газета прочила великого князя на пост «верховного вождя борющейся России», призванного играть в судьбе страны «решающую роль».¹³⁸

Но очень быстро, буквально в течение недели, выяснилось, что в послефевральской России партия, выразившая претензии объединить «живые силы» страны, обречена на полный провал, если она не объявит себя сторонницей республики. Пресловутые монархические иллюзии российского обывателя под влиянием уроков жизни и агитации социалистов развеивались, как дым. Никто, конечно, не мог ручаться, что эти иллюзии не воскреснут в будущем. Зигзаги политического мировоззрения обывателей было трудно предвидеть. А пока в стране восторжествовали формально не провозглашенные республиканские порядки и тот, кто высказывался за монархию, хотя бы и конституционную, рисковал прослыть сторонником реставрации старого режима. Поэтому довольно широкие слои беспартийных интеллигентов, не воспринимавшие социалистического идеала и по традиции сочувствовавшие партии кадетов, находились в немалом затруднении. По заявлению «Русской воли» (эта газета с начала марта несколько неожиданно и весьма рьяно стала пропагандировать республиканскую идею), ее редакция «буквально осаждалась лицами, являвшимися с разных сторон, вне всякой зависимости друг от друга», которые спрашивали, не намерена ли редакция газеты «взять на себя задачу организации „республиканской» партии?». Этим лицам, отмечала «Русская воля», место в партии кадетов, по позиция последней по меньшей мере неопределенна. «Нерешительное колебание ее маятника между ограниченной монархией, которую она признает, и республикой, которую она не отрицает, начинает вызывать все большее и большее недоумение широких общественных кругов». А ведь впереди, напоминала газета, выборы в Учредительное собрание. Куда же идти республиканцам, не примкнувшим к социал-демократам и эсерам?¹³⁹

Кадетские функционеры испытывали такого рода давление не только в Петрограде. В Москве на организованном 10 марта кадетами митинге «некоторые ораторы горячо протестовали против параграфа программы кадетов, неопределенно (?) отвечающего на вопрос о форме правления, и настаивали, чтобы партия определенно высказалась за демократическую республику. Лишь при таком условии партия соберет вокруг себя широкие демократические круги. „Пусть она похоронит параграф 13 в той же могиле, где теперь схоронено самодержавие», — говорил под бурные рукоплескания один из ораторов».¹⁴⁰ В Томске на массовом митинге кадетов и прокадетски настроенной публики при баллотировке вопроса о форме государственного правления за монархию проголосовало 8 человек, а за республику — 1160.¹⁴¹

В этих условиях расширенное заседание ЦК партии кадетов 10 марта постановило «предложить съезду изменить § 13 программы партии в том смысле, чтобы вместо парламентской монархии признать необходимым установление демократической республики».¹⁴² Постановление было принято единогласно.¹⁴³ «С сегодняшнего дня в России республика», — заявил корреспондентам Д. И. Шаховской, возвратившись с заседания кадетского ЦК. «Подразумевалось,—не без ехидства комментировал эти слова один из корреспондентов, — что если такая спокойная, уравновешенная и мощная партия, как кадетская, сочла республику лучшей формой государственного строя для России, то так и будет». И далее, отметив вынужденность обращения «вчерашних монархистов» в республиканцев, корреспондент приводил «дополнительные штрихи» общей обстановки: «Видели мы также в Петрограде двух-трех октябристов, задумчиво говоривших:

— М-да... Если подумать, то, пожалуй, республика теперь самое лучшее.

Даже октябристы сразу превратились в февралистов. А дальше вправо никого больше сейчас не видно и не слышно. Может быть, Марков 2-й сохранил любовь к монархии, но его нигде не могут найти».¹⁴⁴

После 10 марта за республику высказались все местные организации кадетов, а 25 марта VII съезд их партии единогласно утвердил следующую редакцию пункта 13 партийной программы: «Россия должна быть демократической парламентарной республикой. Законодательная власть должна принадлежать народному представительству. Во главе исполнительной власти должен стоять президент республики, избираемый на определенный срок народным представительством и управляющий через посредство ответственного перед народным представительством министерства».¹⁴⁵

Обращение в республиканцев зажигало зеленый свет перед пропагандой кадетами идеи Учредительного собрания. Не случайно на том же заседании кадетского ЦК, на котором было принято решение о желательной форме государственного правления, была создана комиссия под председательством М. М. Винавера «для разработки вопросов, связанных с созывом и предстоящей деятельностью Учредительного собрания».¹⁴⁶ С этого момента эксплуатация идеи Учредительного собрания кадетами получила довольно широкий размах.

На словах руководящие деятели кадетской партии стали самыми непреклонными и надежными защитниками идеи Учредительного собрания. Необходимость его созыва публично не подвергалась никакому сомнению. Рядовые интеллигенты, вошедшие в состав «партии народной свободы», и в самом деле воодушевлялись перспективой созыва Учредительного собрания. Но многие лидеры отнюдь не испытывали воодушевления. Они всерьез опасались, что в Учредительном собрании возобладают социалисты, что созыв Учредительного собрания не укрепит «государственность», а усилит «анархию».¹⁴⁷ Для кадетских руководителей идея Учредительного собрания была не взлелеянным символом веры (как, например, для народнических элементов), а обоюдоострым инструментом политической борьбы, инструментом, за который пришлось ухватиться под давлением неблагоприятных обстоятельств. Поэтому во внешне очень солидной и очень «ученой» кадетской трактовке роли и полномочий Учредительного собрания проглядывали недосказанности и умолчания, неувязки и противоречия.

Кадетский вариант идеи Учредительного собрания вырабатывался с учетом наиболее респектабельных канонов западноевропейского буржуазного права. Всероссийское Учредительное собрание мыслилось суверенным народным представительством, принимающим решения, безусловно обязательные для всех граждан и учреждений. Никто и никоим образом, ни правительство, ни избиратели не вправе навязывать свою волю Учредительному собранию, «заранее ставить его намерениям какие-либо рамки».¹⁴⁸ Учредительное собрание, говорил в докладе о нем на VII съезде кадетов Ф. Ф. Кокошкин, «юридически ничем не будет ограничено в своей компетенции» и «должно само очертить круг своих задач и установить срок своей деятельности».¹⁴⁹ Но тут же выяснялось, что понятие «неограниченная компетентность» для кадетов было приемлемо только теоретически. А на практике кадеты намеревались противиться превращению Учредительного собрания в Конвент, сосредоточению в руках Учредительного собрания и законодательной, и исполнительной власти. Кокошкин в своем докладе настаивал на том, что Учредительное собрание «окажется полновластным органом» лишь в момент сложения Временным правительством своих полномочий. «Может ли, — продолжал свою мысль докладчик, — Учредительное собрание сохранить такое положение во время своей деятельности? На это надо ответить категорически отрицательно. Исполнительная власть должна быть отделена от законодательной. Конечно, никто этого навязать Учредительному собранию не может, но оно должно еще до установления конституции немедленно организовать временную исполнительную власть на началах парламентаризма, на началах ответственного министерства».¹⁵⁰ И немудрено, ибо на исполнительную власть, как предполагали кадеты, они сумеют оказывать большее влияние, чем на Учредительное собрание.

Итак, кадеты соглашались с передачей будущему Учредительному собранию всей полноты законодательной власти. Но каков конкретно должен быть круг законодательных вопросов, подлежащих решению в Учредительном собрании? Это народное представительство суверенно, — отвечали, танцуя «от печки», кадеты, — но совершенно очевидно, что оно не может не заняться выработкой конституции и определением формы правления. Именно об этих задачах Учредительного собрания говорилось и в декларации Временного правительства.¹⁵¹ Следовательно, решение таких вопросов, как крестьянский, рабочий, национальный, по мнению кадетов, было бы лучше отложить до созыва «нормального» парламента.

Но удержаться на этой позиции было не так-то просто. Во- первых, кадеты, справедливо подозреваемые в желании похоронить решение ряда насущных вопросов, с середины марта попали под эффективный критический обстрел слева. Во-вторых, поиски кадетами способов борьбы с «захватным правом», с попытками народных масс самочинно, по-революционному, решать волновавшие их жизненные проблемы, в конце концов подводили к заключению: призывы ожидать постановлений Учредительного собрания и не предвосхищать его воли могут хотя бы приглушить революционную инициативу снизу. В итоге приходилось лавировать и давать согласие (по возможности, не слишком обязывающее) на расширение законодательных полномочий Учредительного собрания.

В резолюции VII съезда кадетов говорилось, что задачи Учредительного собрания, помимо установления конституции, заключаются «в разрешении тех неотложных государственных вопросов, которые станут на очередь ко времени созыва Учредительного собрания».¹⁵² Ф. Ф. Кокошкин, который стал главным кадетским экспертом по делу подготовки к Учредительному собранию, разъяснял: «Составить сейчас, в настоящий момент, точный перечень этих вопросов, конечно, невозможно. Разумеется, понятие неотложности может быть растяжимо».¹⁵³ Довольно-таки «растяжимыми» были и установки программной статьи в «Речи»: «Не подлежит, конечно, сомнению, что в сферу деятельности Учредительного собрания включен будет сам собой) ряд крупнейших вопросов, частью учредительного, частью социально-политического характера. Это те вопросы, по которым Временному правительству не может принадлежать в настоящее время окончательное решение... Так, только Учредительное собрание или созданный им законодательный орган может решить во всем объеме вопрос аграрный или вопрос о местных автономиях».¹⁵⁴

Отсюда видно, что кадетская оценка задач Учредительного собрания подвергалась коррекции, но все еще стесняла использование лозунга Учредительного собрания для глушения революционной инициативы масс. Весной 1917 г. кадеты в отличие от меньшевиков и эсеров довольно редко обещали рабочим и крестьянам, что те или иные волновавшие их проблемы будут решены Учредительным собранием. С ожесточением обрушиваясь на «самоуправство» и «явочный порядок», кадеты предпочитали пускать в ход общие рассуждения о «правопорядке» и «законности». Если при этом и делались ссылки на волю Учредительного собрания, то преимущественно опять-таки в общей форме, без прямой связи с какими-либо конкретными вопросами. Все это объяснялось, впрочем, не только весьма ограниченным толкованием прерогатив Учредительного собрания, но и неверием и достаточную действенность уговоров там, «где нужно власть употребить». А употребление власти считалось обязанностью Временного правительства.

«Полная и решительная поддержка» Временного правительства объявлялась «основным тактическим принципом».¹⁵⁵ Кадеты были категорически против двоевластия, и особенно против притязаний на государственную власть со стороны Советов. Временное правительство, утверждали они, есть не ответственное министерство, а «по существу своему, по происхождению и положению в государстве» «нечто большее, совмещающее в себе власть законодательную и исполнительную» до момента созыва Учредительного собрания.¹⁵⁶ Однако провозглашением этого тезиса кадеты ставили себя в затруднительное положение. Если Временное правительство обладает, неограниченными, поистине диктаторскими полномочиями, то почему бы ему не взяться за решение, пусть предварительное, таких насущных задач, как определение формы правления, аграрная проблема и другие? Тем, кто задавал этот резонный вопрос, кадетские лидеры, с трудом лавируя между противоречивыми доводами, спешили указывать, что компетенция Временного правительства по существу сводится к обеспечению созыва Учредительного собрания.

В марте—апреле идеи республики и Учредительного собрания признали все недавние партнеры по думскому Прогрессивному блоку. Соответствующую агитацию развернули такие крупнейшие буржуазные газеты, как «Русское слово», «Биржевые ведомости», «Новое время», «Банковская и торговая газета» и др. За Учредительное собрание и республику высказались предпринимательские организации, съезды, например I Всероссийский торгово-промышленный съезд, на который прибыла тысяча представителей от 300 торгово-промышленных объединений.¹⁵⁷ «Торгово-промышленный класс, — писала по этому поводу «Русская ноля», — быть может, здраво учитывая реальные соотношения политических сил, смело высказался за республику, зная, что иначе он пошел бы встречной волной против воли народной. Но сейчас у этого торгово-промышленного класса нет сил, чтобы идти встречной волной. И он покорился».¹⁵⁸

Что касается Временного правительства, то его отношение к вопросу об Учредительном собрании в основном формулировалось кадетами. Официальным отправным положением, согласованным с Исполкомом Петроградского Совета, был упоминавшийся выше пункт 4-й правительственной декларации.¹⁵⁹ 6 марта в обращении к населению правительство объявило подготовку Учредительного собрания «первейшею своей обязанностью»,¹⁶⁰ а министр-председатель Г. Е. Львов в беседе с представителями печати сказал, что созыв Учредительного собрания есть «важнейшая святая задача».¹⁶¹ 11 марта Временное правительство одобрило текст министерской присяги, заключительный (третий) абзац которой гласил: «Клянусь принять все меры для созыва в возможно кратчайший срок, на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования, Учредительного собрания, передать в руки его всю полноту власти, мною совместно с другими членами правительства временно осуществляемую, и преклониться перед выраженною сим Собранием народною волею об образе правления и основных законах Российского государства».¹⁶² 15 марта министры приняли присягу в Сенате.¹⁶³

Итак, Временное правительство признало созыв Учредительного собрания своей главной обязанностью. Однако, по воспоминаниям видного кадета В. Д. Набокова, назначенного на должность управляющего делами Временного правительства, буржуазные министры усматривали в созыве Учредительного собрания «самый огромный риск». «Наивные люди, — писал Набоков, — могли теоретически представлять себе это собрание и роль его в таком виде: собралось бы оно, выработало бы основной закон, разрешило вопрос о форме правления, назначило бы правительство и облекло его всею полнотою власти для окончания войны, а затем разошлось бы. Это можно себе представить, но кто поверит, что так в самом деле могло случиться? Если бы до Учредительного собрания удержалась какая-нибудь власть, то созыв его был бы несомненно началом анархии».¹⁶⁴ Так думали и с таким настроением приступали министры к выполнению своей «важнейшей святой задачи». Но о практической деятельности по подготовке Учредительного собрания мы расскажем ниже.

 

4. Вопрос о сроке созыва Учредительного собрания.
Начало подготовки выборов

Для дела подготовки выборов и созыва Учредительного собрания первостепенное значение имело определение конкретных сроков. Если бы сроки были определены и объявлены в начале марта 1917 г., то за подготовительную работу волей-неволей пришлось бы браться без промедления. А это серьезно повлияло бы на общеполитическое положение. Невозможно, разумеется, угадать нее последствия, но назначение сжатых сроков, весьма вероятно, привело бы к увеличению и продлению внимания к Учредительному собранию со стороны народных масс, обязало бы политические партии к безотлагательному началу предвыборной кампании. В итоге создались бы реальные предпосылки для того, чтобы Учредительное собрание было своевременно созвано и стало, разумеется, не определяющим, но веским фактором политической действительности. Однако лица, непосредственно отвечавшие за созыв Учредительного собрания, не руководствовались правилом «куй железо, пока горячо».

Похоже, что на переговорах о создании Временного правительства конкретные сроки выборов и созыва Учредительного собрания не обсуждались. Во всяком случае представители Исполкома Петроградского Совета не добивались фиксации сроков в тексте правительственной декларации. Они лишь требовали «немедленного приступа к работам по организации выборов, независимо ни от каких обстоятельств». М. В. Родзянко, по-видимому, выражая общую точку зрения представителей Временного комитета Государственной думы, «указывал на невозможность их (т. е. выборов, — О. 3.), в частности для армии во время войны. Но говорил он далеко не „категорически», скорее, „в порядке сомнений“». В конце концов стороны согласились на том, что в правительственной декларации должно быть сказано о «немедленной» подготовке к созыву Учредительного собрания и об отсутствии у Временного правительства намерения пользоваться «военными обстоятельствами» для оттяжки выполнения принятых на себя обязательств.¹⁶⁵ Таким образом, вопрос о конкретных сроках остался открытым.

Отсутствие в тексте декларации указания на сроки выборов и созыва Учредительного собрания вполне объяснимо. Участники переговоров, застигнутые шквалом революции врасплох, просто не успели оглядеться, собраться с мыслями. Организация первых всеобщих выборов в громадной стране в период войны и революции представляла очень сложную задачу. Тем, кто был должен назначить конкретные сроки, требовалось какое-то время на размышления и консультации с правоведами. Это время и следовало оговорить в тексте декларации, дополнив пункт четвертый фразой об обязательстве Временного правительства огласить, например в течение двух недель, сроки выборов и созыва Учредительного собрания. Но, к удовлетворению представителей думского комитета, даже такое обязательство не было зафиксировано. Так создавались условия для замедления подготовки выборов и в конечном счете — для дискредитации самой идеи Учредительного собрания.

Обсуждением вопроса о сроках занялись в кулуарах политических партий. Старые партийные работники помнили, что в 1905 г. признавалась необходимость трех-четырехмесячного подготовительного периода. Сразу после победы Февраля такой период казался слишком долгим. Соответствующих решений руководящих партийных органов еще не было, и поэтому на массовых митингах ораторы, как правило, ограничивались требованием «скорейшего» созыва Учредительного собрания. Но среди многих партийных работников в начале марта 1917 г. бытовало мнение, что Учредительное собрание может и должно быть созвано через 2—3 месяца, т. е. в мае — июне 1917 г.¹⁶⁶

Реален ли был этот срок — 2—3 месяца? Все зависело от темпов и способов ведения подготовительной работы. Если бы она началась без «раскачки», если бы одновременно с разработкой компетентными лицами положения о выборах представители Советов и других уже созданных организаций занялись бы составлением списков избирателей и осуществлением прочих подготовительных мер, то, по нашему мнению, Учредительное собрание могло бы быть созвано в июне 1917 г. Конечно, ускоренные темпы и упрощенные способы подготовительной работы привели бы к издержкам, но в революционное время мало что может сравниться с издержками промедления. Ускоренный путь предлагала большевистская «Правда», указывавшая в начале марта, что на Петроградском Совете «лежит прямая обязанность немедленно приступить к действиям, составить проект республиканской конституции, наказ Учредительному собранию, избирательный закон, разослать по всей стране комиссаров для скорейшего подготовления населения к выборам».¹⁶⁷ Но те, кто надеялся увидеть Учредительное собрание на политической сцене в мае—июне и при этом полагал, что подготовительную работу должны вести переизбранные на основе всеобщего избирательного права органы местного самоуправления, ошибался. В этом случае, т. е. при двукратных выборах, Учредительное собрание удалось бы созвать не ранее августа.

Шестой пункт декларации Временного правительства гласил: «Выборы в органы местного самоуправления на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования».¹⁶⁸ Следовательно, и Временное правительство, и Исполком Петроградского Совета сразу же ступили на удлиненный путь подготовки Учредительного собрания. Но меньшевистско-эсеровские деятели Исполкома отчасти по некомпетентности, отчасти из демагогии и к середине марта говорили о возможности созыва Учредительного собрания не позднее июня. Смущали, однако, слухи о намерении буржуазных министров затягивать созыв Учредительного собрания до завершения войны. Соглашательским лидерам приходилось убеждаться, что они допустили промах, не связав Временное правительство обязательством не медлить с оглашением конкретных сроков. По-видимому, было решено исправить ошибку в ходе назначенных на 13 марта переговоров с министрами.

«Известия Петроградского Совета» поместили следующую информацию о содержании переговоров относительно созыва Учредительного собрания: «Представители Исполнительного комитета настаивали на необходимости скорейшего созыва, указывая на то, что промедление может в данном случае привести к результатам, вредным для демократии. Члены Временного правительства, соглашаясь в принципе с этими указаниями, определенно подтвердили..., что срок созыва должен быть возможно более близким. Они определенно заявили, что война ни в коем случае не может помешать созыву Учредительного собрания и что открытию заседания Учредительного собрания может помешать лишь разгар военных действий. Во всяком случае предельным сроком созыва Учредительного собрания, по предположениям Временного правительства, являлась середина лета. Делегаты Исполнительного комитета находили, что этот срок представляется слишком отдаленным. Переговоры по этому вопросу будут еще продолжаться». В заключение газета сообщала, что «точный срок» созыва Учредительного собрания будет установлен особым соглашением между Временным правительством и Советами.¹⁶⁹ Чего же добились делегаты Исполкома? Практически ничего. А вот министры, кажется, сумели растолковать оппонентам: «Вы сами избрали такой путь к Учредительному собранию, по которому придется идти не два-три месяца».

Воздействовать на делегатов Исполкома Петроградского Совета было тем легче, что к середине марта часть влиятельных работников политических партий стала задаваться на первый взгляд странным вопросом: а выгодно ли добиваться созыва Учредительного собрания в самом ближайшем будущем? Инициаторами публичной постановки этого вопроса были эсеры. 22 марта петроградская «Земля и воля» поместила на своих страницах изложение статьи саратовской «Земли и воли», которая доказывала, что выборы в Учредительное собрание, подготовленные и проведенные «поспешно», без интенсивной и длительной агитации, «могут дать очень нежелательные для свободы результаты».¹⁷⁰ Немного позднее на Южно-русской конференции эсеров докладчик, говоривший о подготовке к Учредительному собранию, тоже предостерегал против поспешности. По его убеждению, Учредительное собрание следовало созвать не ранее осени, так как в летнее время крестьяне «заняты полевыми работами».¹⁷¹

В 1917 г. и особенно позднее, в мемуарной литературе и исторических трактатах, эсеровские деятели настоятельно подчеркивали, что в деле подготовки Учредительного собрания, и в частности в вопросе о сроках, их партия руководствовалась только стремлением добиться «правильного выражения воли народа». Свою долю вины за затяжку созыва Учредительного собрания эсеры иногда признавали, но при этом говорили разве лишь о недостатке предусмотрительности, настойчивости и расторопности. Впрочем, и эти признания сводились на нет ссылками на объективные обстоятельства.¹⁷² Но, как уже отмечалось выше, эсеровские «идеалисты», любившие говорить о «святости» борьбы за Учредительное собрание, отнюдь не забывали о такой прозе, как обеспечение своей партии победы на выборах. Это и являлось главной причиной упомянутых предостережений против поспешности, которые время от времени прорывались сквозь призывы к скорейшему созыву Учредительного собрания.

Склонность не очень спешить с выборами в Учредительное собрание стали проявлять меньшевики, народные социалисты и другие партии. Осуждение поспешности прозвучало. даже с трибуны Всероссийского совещания Советов. Один из делегатов (Серов), признавая, что затяжка сроков «понизит то настроение [в массах], которое есть», в то же время сетовал на неподготовленность деревни, где после мобилизаций в армию остались, мол, консервативно, даже монархически настроенные старики и женщины.¹⁷³ Отвечая делегату, В. Б. Станкевич назвал «недоразумением» толки о намерении эсеро-меньшевистских деятелей Советов по-прежнему настаивать на созыве Учредительного собрания через 2—3 месяца. «Если раньше, — говорил Станкевич, — с пылу, с жару, не отдавая себе отчета во всей трудности работы, действительно некоторые называли май, июнь, то эти месяцы в настоящее время уже никем не называются, а также ни июль, и даже, скажу больше, и август уже не называется, а как ближайший срок к созыву Учредительного собрания, принимая во внимание всю сложность разработки избирательного закона, принимая во внимание всю сложность постановки, чисто технической, выборов, называется как самый ранний срок, в который можно ожидать созыва Учредительного собрания, — сентябрь».¹⁷⁴

О приемлемых сроках созыва Учредительного собрания задумывались и большевики. Партии, сплачивавшей вокруг пролетариата самые широкие народные массы, готовившей их к победоносной социалистической революции, приходилось учитывать, что всеобщие выборы и созыв Учредительного собрания могли оказать существенное влияние на общеполитическую обстановку. До начала выборов требовалось завершить создание широкой сети партийных организаций, наладить действенную политическую агитацию и обрести прочную опору не только среди городских, но и деревенских избирателей. Кроме того, вопреки утверждениям противников, большевики сознавали необходимость немалых усилий и времени для организационно-технической подготовки выборов. Об этом свидетельствует следующая запись в протоколе заседания Бюро ЦК РСДРП (б) от 15 марта: «Из прений выяснилось, что с технической стороны выборы представляют колоссальную работу и что желательно было бы по этому вопросу созвать общегородскую конференцию; для доклада по этим вопросам необходимо просить юристов составить проект и детально его разработать».¹⁷⁵

Этими вопросами наиболее активно занимались московские большевики. Еще 8 марта Московское бюро ЦК и Московский комитет РСДРП (б) решили «выяснить в рамках партии желательный срок созыва [Учредительного собрания] и затем предъявить этот срок как требование от лица партии и рабочего класса».¹⁷⁶ В резолюции Московской общегородской конференции большевиков, состоявшейся 3—4 апреля, указывалось, что «скорейший созыв Учредительного собрания диктуется интересами демократии», но «в целях наибольшей успешности нашей предвыборной агитации избирательный период должен быть достаточно продолжительным (не более трех месяцев, но не менее двух)».¹⁷⁷ 20 апреля эту резолюцию одобрила I конференция большевистских организаций Центрально-Промышленного района, причем докладчик (Н. М. Лукин), разъясняя содержание резолюции, выделил два периода подготовки выборов в Учредительное собрание: «подготовительный» (разработка положения о выборах, сбор данных для составления списков избирателей, определение избирательных округов и пр.) и «избирательный» (предвыборная кампания политических партий). «Важно, — отмечалось в докладе, — чтобы первый период был возможно короче, а второй период, наоборот, для нас выгодно удлинить». По мнению докладчика, «избирательный» период должен длиться «не менее трех месяцев», так как поспешность была бы выгодна буржуазным партиям, «в распоряжении которых и опыт, и техника, и средства, и т. д.».¹⁷⁸ Желательные конкретные сроки всей подготовительной работы и выборов не указывались. Основываясь на материалах московских конференций, можно только предположить, что созыв Учредительного собрания ожидался не ранее августа—сентября.

Определение желательных точных сроков являлось задачей со многими неизвестными. В самом деле, было ли возможно в марте—апреле утверждать, что, например, к августу или сентябрю сложится наиболее благоприятная для авангарда революции обстановка? Конечно, нет. Поэтому московские большевики, вероятно, получившие разъяснения в центральных органах партии, перестали упоминать о конкретных сроках. Впрочем, главная причина заключалась не в упомянутых затруднениях. Восприятие ленинского лозунга «Вся власть Советам!» вынуждало рассматривать вопрос о приемлемом времени реализации идеи Учредительного собрания по-новому. Было бы всего целесообразнее провести выборы и созвать Учредительное собрание (если его придется созывать) после перехода всей власти к Советам — этот вывод постепенно усваивали все большевистские организации. Следовательно, участие в публичных спорах по поводу вопроса о сроках выборов и созыва Учредительного собрания вело бы — независимо от субъективных намерений — к отвлечению народных масс от борьбы за решение самой главной и насущной задачи. К тому же, по убеждению В. И. Ленина, Временное правительство, оставаясь у власти, в любом случае старалось бы если не сорвать, то отдалить созыв Учредительного собрания. Большевики, поддерживая популярное требование скорейшего созыва Учредительного собрания и разоблачая саботажническую политику Временного правительства, должны были разъяснять массам, что их надежды могут осуществить только Советы.¹⁷⁹

Об истинных намерениях Временного правительства В. И. Ленин судил весьма проницательно. После переговоров представителей Исполкома Петроградского Совета и Временного правительства, состоявшихся 13 марта, министры почувствовали себя смелее. Министр-председатель Г. Е. Львов еще 7 марта говорил, что на подготовку созыва Учредительного собрания потребуется «от 3 до 6 месяцев»,¹⁸⁰ а 18 марта в беседе с корреспондентами он не назвал никаких, даже приблизительных сроков — для этого, как утверждал глава Временного правительства, «еще нет возможности». И далее он сослался на трудности разработки приемлемого для условий России положения о выборах и составления списков избирателей («операция, почти столь же грандиозная, как всеобщая перепись»), упомянул о допустимости проведения выборов только в период затишья боевых действий на фронте. Вообще же, уверял Г. Е. Львов, Временное правительство обязуется созвать Учредительное собрание «в возможно кратчайший срок», но подготовка выборов «займет неизбежно немало времени».¹⁸¹

Благожелательно комментируя это заявление, кадетская газета «Ростовская речь» особо выделила такую причину вероятной затяжки созыва Учредительного собрания, как неблагоприятствующее военное положение на фронте. «Но, ведь, — размышлял автор газетной статьи, — только через месяц начнутся серьезные операции и, судя по опыту предшествовавших кампаний 1914— 1916 гг., ожидать даже сравнительного затишья после летних боев нельзя ранее октября—ноября... Приходится признать, что ранее чем через 7—8 месяцев созвать Учредительное собрание нельзя, раз будет продолжаться война. Но есть ли уверенность, что в октябре—ноябре и вообще будущей зимой не будут идти военные операции полным ходом? Было же это в зиму 1914 г. Как видим, вопрос с созывом Учредительного собрания как будто осложняется!».¹⁸²

Ссылка на возможность проведения выборов только в момент затишья боевых действий на фронте — а это являлось нарушением торжественного обязательства министров не медлить с проведением в жизнь правительственной программы под предлогом неблагоприятных «военных обстоятельств» — маскировала желание российской буржуазии и многих деятелей ее партий отсрочить выборы и созыв Учредительного собрания до осуществления замыслов подавления революции и «победного» завершения войны. Это желание просвечивало сквозь словесный туман резолюции I Всероссийского торгово-промышленного съезда: «Учредительное собрание должно быть созвано в такой срок, который обеспечит действительное участие в выборах всего населения России и сделает возможным сознательное отношение этого населения к задачам Учредительного собрания и не будет влечь за собой последствий, пагубных для дела государственной обороны и народного хозяйства».¹⁸³ А о настроении министров управляющий делами Временного правительства писал: «Если бы Временное правительство чувствовало подлинную, реальную силу, оно могло сразу объявить, что созыв Учредительного собрания произойдет по окончании войны, и это, конечно, по существу было бы единственно правильным решением вопроса».¹⁸⁴

Это свидетельство о скрытых устремлениях министров и кадетских партийных лидеров, на наш взгляд, не вполне правильно. Если Временное правительство первого состава не назначило выборов и созыва Учредительного собрания на послевоенное время, то причиной, вероятнее всего, было не только отсутствие достаточно реальной силы, но и сомнение в правильности такого шага. И в самом деле, стоило ли «сразу объявить, что созыв Учредительного собрания произойдет по окончании войны», то есть, как все тут же уяснили бы, совсем нескоро. Это могло ослабить или вовсе свести на нет эффект агитации против «явочного» решения назревших вопросов. Для Временного правительства и буржуазных партий, очевидно, было бы наиболее выгодно подогревать надежды масс на скорый созыв Учредительного собрания, но на практике, не связывая себе рук обязательствами относительно точных сроков, затевать подобие игры в кошки-мышки. Этой тактики, судя по ходу событий, и придерживались кадетские лидеры вместе с большинством министров Временного правительства.

VII съезд партии кадетов, высказавшись в единогласно принятой резолюции за созыв Учредительного собрания «в возможно кратчайший срок», сделал упор на обязательность скрупулезного соблюдения всех формальностей при подготовке и производстве выборов.¹⁸⁵ Ф. Ф. Кокошкин говорил в докладе съезду: «Правда, раздаются иногда голоса, что созыв Учредительного -собрания в возможно кратчайший срок настолько важен, что ради этого можно пожертвовать многими гарантиями, которые считаются необходимыми при выборах. Против этого я возражаю самым решительным образом. Скорейший созыв Учредительного собрания чрезвычайно важен, но не менее важно, чтобы воля народа выразилась в выборах в Учредительное собрание самым правильным образом. Теперь многие готовы пренебречь гарантиями при выборах, но, когда выборы произойдут, то общественное настроение изменится, и, если все гарантии правильного выражения воли избирателей не будут соблюдены, партии, потерпевшие поражение, будут говорить, что произошла фальсификация народной воли».¹⁸⁶ В устах представителя партии кадетов эти азбучные истины, прилежно заимствованные из западноевропейской хроники «нормальной» парламентской жизни, являлись оправданием курса на всемерное отдаление выборов и созыва Учредительного собрания.

Пока шла дискуссия о сроках и месте созыва Учредительного собрания, работа по подготовке выборов продвигалась медленно. К маю 1917 г. политические партии считали выясненными и предрешенными лишь самые общие принципиальные положения, а именно: выборы будут проводиться по так называемой четырехчленной формуле («четыреххвостке»), т. е. на основе всеобщего, равного, прямого и тайного голосования; в голосовании наряду с гражданским населением обоего пола и всех национальностей должна участвовать и армия, в том числе, если выборы состоятся во время войны, солдаты и офицеры, находившиеся на фронте. Сложнее было с вопросом об органах, которые взяли бы на себя заведование выборами. Большевики, боровшиеся за переход всей власти к Советам, желали видеть их и в роли организаторов всеобщего голосования. Но условно, до той поры, когда Советы выразили бы готовность взять на себя эту роль, большевики не отвергали принятую прочими партиями установку: выборами в Учредительное собрание должны заведовать органы местного самоуправления, созданные на основе всеобщего избирательного права. При этом большевики настаивали на самом активном участии Советов в разработке закона о выборах, требовали установления действенного контроля Советов за ходом избирательной кампании.¹⁸⁷

Был и еще один принципиальный вопрос, по которому наметилось сближение точек зрения большинства работников крупнейших политических партий. Это — вопрос о системе всеобщих выборов. Окончательных официальных решений ни одна партия до мая не принимала, но, судя по документальным материалам различных съездов, конференций и совещаний, предпочтение отдавалось пропорциональной системе. В. И. Ленин в написанном для Апрельской конференции большевиков проекте изменений партийной программы предложил, в частности, дополнить ее словами: «Пропорциональное представительство при всех выборах».¹⁸⁸ О желательности применения пропорциональной системы упоминалось на I Московской областной конференции РСДРП (б).¹⁸⁹

О предпочтительности пропорциональной системы одними из первых заговорили руководящие деятели кадетов. Ф. Ф. Кокошкин в докладе об Учредительном собрании на VII съезде партии назвал эту систему выборов «всего более целесообразной и справедливой». Он обосновал свою оценку техническими и политическими «соображениями»: избирательные округа совпадут с существующим административным делением (губерниями), устраняется надобность в перебаллотировках, будут обеспечены интересы меньшинства.¹⁹⁰ Последнему соображению явно придавалось особое значение, так как кадеты имели основание опасаться неблагоприятных для них итогов выборов. Впрочем, часть партийных работников игнорировала доводы осторожных и ссылалась на использование в «большинстве государств представительного строя» не пропорциональной, а мажоритарной системы. В связи с этим кадетские руководители проявили сдержанность. «Центральный комитет, — сказал Кокошкин делегатам VII съезда,— не ставит сейчас на разрешение съезда вопрос о системе выборов, но со своей стороны высказывается в пользу пропорциональной системы и просит все местные организации подвергнуть этот вопрос обсуждению и представить свое заключение Центральному комитету, который внесет вопрос о системе выборов на следующий съезд».¹⁹¹

В то же время выявились серьезные межпартийные расхождения по такому пункту, как установление возрастного ценза. Согласно программам социал-демократов и эсеров, право голоса должны были получить граждане по достижении 20 или 21 года. Но с момента принятия этих программ прошло немало лет. То, что являлось весьма радикальным требованием в период первой русской революции (при выборах в Государственную думу возрастной ценз равнялся 25 годам), после победы Февраля уже не могло удовлетворить. Прежде всех это осознали большевики, заявившие о необходимости снижения возрастного ценза до 18 лет. «Как активным, так и пассивным избирательным правом, — говорилось, например, в резолюциях Московской общегородской и Московской областной конференций РСДРП (б), — должна пользоваться все граждане и гражданки, достигшие 18-летнего возраста, независимо от времени проживания в данном избирательном округе».¹⁹² Это требование было справедливым, ибо 18— 19-летняя молодежь активно включалась в политическую жизнь, воевала на фронте.

В эсеро-меньшевистских партийных кругах вопрос о возрастном цензе вызывал колебания и разногласия, но в марте—апреле все же преобладало мнение о нежелательности отступления от старых программных положений. Что касается кадетов, то они, по-видимому, твердо решили не допускать предоставления избирательного права лицам моложе 21 года. На VII съезде партии вопрос о возрастном цензе не затрагивался, но ведущий кадетский правовед профессор В. М. Гессен писал в одной из своих статей о целесообразности уравнивания политического совершеннолетия с общегражданским, которое, согласно дореволюционному праву, наступало с 21 года. Лиц более молодого возраста, заявлял В. М. Гессен, не следует наделять избирательным правом, так как судьба голосования в деревне, почти лишенной мужского населения старше 18 лет, передавалась бы «в руки крестьянских девушек» — «наиболее многочисленной и наименее сознательной возрастной группы женского населения страны».¹⁹³

До разработки партийных проектов положения о выборах дело не дошло. Все сознавали необходимость предварительного изучения многих сложных вопросов в кругу специалистов. Как отмечалось выше, Бюро ЦК РСДРП (б) еще 15 марта решило «просить юристов составить соответствующий проект и детально его разработать».¹⁹⁴ Московская общегородская конференция большевиков (4 апреля) тоже отметила желательность создания при ЦК особой комиссии из правоведов.¹⁹⁵ Но соответствующими специалистами партия пролетариата почти не располагала. Кроме того, при весьма сдержанном отношении к идее Учредительного собрания было трудно решиться на отвлечение партийной интеллигенции от работы над более важными и неотложными задачами.

Отношение к идее Учредительного собрания со стороны меньшевиков, народнических партий и кадетов было, как мы знаем, иным. Что касается обеспеченности силами партийных специалистов-правоведов, то меньшевики и особенно эсеры находились в лучшем положении. А трудовики, народные социалисты, не говоря уже о кадетах, вообще не испытывали никаких стеснений. Однако и эти партии не взялись за разработку собственных проектов закона о выборах. Кадеты, как и следовало ожидать, бросили свои силы на помощь правительственным комиссиям, а эсеры, меньшевики, энесы и трудовики оставили своих правоведов в распоряжении Исполкома Петроградского Совета. Последний, готовясь к Всероссийскому совещанию Советов, подгоняемый известием о создании Временным правительством особого органа для разработки положения о выборах, образовал в конце марта при своем Законодательном отделе Комиссию по Учредительному собранию в составе 13 человек: Л. М. Брамсон (председатель), В. В. Водовозов, М. М. Добраницкий, Я. М. Магазинер, Э. Э. Понтович, Н. В. Святицкий, В. Б. Станкевич и др.¹⁹⁶ В комиссии преобладали члены правонароднических партий (трудовики и энесы). На отдельных заседаниях присутствовала в качестве приглашенного лица А. М. Коллонтай,¹⁹⁷ но постоянного представительства в комиссии большевики не имели.

Комиссия по Учредительному собранию с 27 марта по 23 мая провела 12 заседаний. Все они состоялись в Таврическом дворце. «Большинство заседаний, — говорилось в отчете комиссии, — поглотило обсуждение трех кардинальных вопросов, вокруг которых сосредоточились главным образом прения. Этими спорными пунктами были: вопрос о системе выборов (мажоритарная или пропорциональная), подбор наиболее подходящего типа пропорционального представительства и организация выборов на фронте. Подробно был обсужден также возрастной ценз для гражданского населения и для армии». Обсуждение этих вопросов, по-видимому, завершилось в апреле, а «основные суждения» были подготовлены уже к началу работы Всероссийского совещания Советов, 2 апреля заслушавшего доклад В. Б. Станкевича. На последующих заседаниях комиссии речь шла о «чисто организационных вопросах» (состав созывавшегося правительством Особого совещания для изготовления проекта Положения о выборах в Учредительное собрание, меры к ускорению начала работы этого совещания и пр.).¹⁹⁸

Каковы же были основные заключения Комиссии по Учредительному собранию?

Наиболее подходящей системой выборов является пропорциональная. Против этого вывода голосовал только один член комиссии (вероятно, В. В. Водовозов). Однако когда комиссия перешла к обсуждению различных вариантов пропорциональной системы, обнаружились крупные разногласия. Часть членов комиссии отстаивала систему многоименных пропорциональных выборов, по которой избиратели голосуют за списки кандидатур. Сторонники этого варианта доказывали, что при таком голосовании строго соблюдается принцип партийности — в центре внимания избирателей оказываются не лица, а партийные знамена. Другие члены комиссии высказывались за систему одноименных пропорциональных выборов, по которой избиратели голосуют за одну из перечисленных в списке кандидатур. Защитники второго варианта утверждали, будто при многоименной системе «имена лидеров ведут за собой весь остальной список, причем проходят люди, не представляющие из себя никакой ценности». По этому вопросу комиссия так и не смогла представить окончательное мнение.¹⁹⁹

Об особенностях организации выборов в армии договоренность была достигнута. Комиссия нашла, по-видимому, правильное решение, предложив два способа голосования: в тылу армия голосует на общих основаниях с гражданским населением, в те же сроки и в тех же территориальных избирательных округах; на фронте армия разделяется на особые избирательные округа и голосует в течение более продолжительного времени, ибо на передовых позициях воинские части обычно сменялись через 1 — 2 недели.²⁰⁰

После затяжных споров комиссия постановила, что активное и пассивное избирательное право должны получить все граждане, достигшие 20 лет. Против понижения возрастного ограничения до 18 лет выдвигались формальные, надуманные, не соотнесенные с живой революционной действительностью аргументы: «в большинстве передовых и демократических стран Запада принят ценз в 21 год»; «ни одна социалистическая программа не понижает минимальной высоты возраста за пределы 20 лет»; «возраст в 18 лет, предлагаемый некоторыми (имелись в виду большевики, — О. З.), есть возраст скорее физической, но отнюдь не умственной или политической зрелости, особенно для России с ее искусственно державшимся в темноте крестьянским населением»; «участие в выборах несознательного, не вполне взрослого элемента могло бы вредно отозваться на авторитете Учредительного собрания». Комиссия высказалась и против понижения возрастного ценза отдельно для армии, ибо «такое разграничение избирателей, находящихся под ружьем и состоящих на мирном положении, создало бы привилегированную курию избирателей и противоречило бы основным требованиям демократического равенства».²⁰¹

Заключения Комиссии по Учредительному собранию, не оформленные в виде целостного проекта, в основном были компилятивным заимствованием из законодательства стран буржуазной демократии. Позднее комиссия назвала свои выводы «главнейшими основами будущего избирательного закона».²⁰² Это звучало слишком амбициозно. На деле плоды работы комиссии являлись собранием предварительных рекомендаций представителям Исполкома Петроградского Совета в соответствующих правительственных комиссиях.

Между тем колеса правительственной машины вращались медленно. Хроника основных событий здесь была такова.

8 марта министры постановили: «Поручить Юридическому совещанию при Временном правительстве приступить к составлению плана работ по выработке Положения о выборах в Учредительное собрание».²⁰³ 11 марта Юридическое совещание собралось по этому поводу, но решило отложить обсуждение «до одного из следующих заседаний», пригласив на него в качестве сведущего лица профессора В. М. Гессена.²⁰⁴ Последний уклонился от участия в официальных заседаниях совещания, но, вероятно, дал приватные консультации кадетским правоведам, относившимся к В. М. Гессену как к своему учителю. В конце концов было решено, что с докладом о порядке работы по составлению проекта Положения о выборах выступит магистр международного права барон Б. Э. Нольде.

21 марта Юридическое совещание наконец-то заслушало этот доклад. Б. Э. Нольде предложил такой план работы, который, по его мнению, помог бы устранить или смягчить «политическую распрю» вокруг закона о выборах. Пусть, говорил магистр, техническая комиссия из 11 «юристов и знатоков русской политической жизни» для начала организует работу по переводу текстов иностранных законов, изучит пригодность для условий России различных избирательных систем, а затем подготовит несколько параллельных проектов. По завершении работы технической комиссии, материалы которой придадут «полную ясность политической постановке вопроса», следовало бы образовать более широкую политическую комиссию из представителей Государственной думы и «всех партий, принявших участие в перевороте». Этой политической комиссии, созданной Временным правительством, и надлежало бы вынести окончательное решение.²⁰⁵

Члены Юридического совещания похвалили доклад коллеги, по выражали сомнение в целесообразности создания двух комиссий. Ф. Ф. Кокошкин сказал, в частности, что итог работы замкнутой технической комиссии «неизбежно вызовет многочисленные трения и различные осложнения». Поэтому, продолжал он, лучше создать одну комиссию или совещание с участием представителей партий, а при совещании — редакционные комиссии «для технической разработки» различных вопросов. Это предложение встретило одобрение, и в результате было решено рекомендовать Временному правительству образовать Особое совещание для изготовления проекта Положения о выборах в Учредительное собрание, зачислив в его состав «специалистов по вопросам государственного права, представителя статистической науки и политических деятелей, представляющих главные политические течения страны».²⁰⁶

Временное правительство в целом одобрило эти рекомендаций и 25 марта приняло постановление о создании Особого совещания. Согласно уточненным (возможно, при участии представителей Исполкома Петроградского Совета) формулировкам, Особое совещание должно было состоять из назначаемых правительством специалистов и приглашаемых (тоже правительством) «политических и общественных деятелей, представляющих главные политические и национально-политические течения России».²⁰⁷ Временное правительство, конечно, хотело, чтобы в Особом совещании преобладали деятели буржуазных партий и близкие им «сведущие лица». Поэтому в тогда же намеченных нормах представительства Советам рабочих и солдатских депутатов отводилось всего 4 места, а Советам крестьянских депутатов — 2. Исполком Петроградского Совета, уведомленный об этих нормах на одном из совещаний с министрами в конце марта, в то время, по-видимому, не выдвинул никаких возражений.²⁰⁸

А Юридическое совещание продолжало свои занятия в размеренном темпе. Под руководством М. С. Аджемова велась «предварительная работа по систематизации и разработке данных, касающихся применения той или иной избирательной системы к особенным условиям некоторых местностей России, как например к Кавказскому краю и области Войска Донского».²⁰⁹ Переводились на русский язык тексты избирательных законов стран Западной Европы и США.²¹⁰ Н. И. Лазаревский занялся составлением проекта перечня главных вопросов избирательного права, подлежавших рассмотрению в Особом совещании. 5 апреля он сделал доклад на эту тему, а 7 апреля Юридическое совещание рассмотрело и одобрило проект краткого примерного перечня, составленного в виде колонки вопросительных предложений («1. Начиная с какого возраста граждане должны пользоваться активным избирательным правом?» и т. д.). При обсуждении проекта были высказаны сомнения в возможности применения единой системы выборов во всех районах России. Говорилось, в частности, что пропорциональная система «при всех ее положительных сторонах» создаст «значительные [технические] затруднения во многих областях нашего отечества». Окончательный ответ на эти сомнения ожидался от Особого совещания (дата начала работы которого все еще не была определена), а пока Н. И. Лазаревскому и Б. Э. Нольде поручили подготовить доклады о пропорциональной системе и об учреждениях, заведующих выборами.²¹¹

Тем временем завязался тягучий конфликт по поводу представительства Советов и других организаций в Особом совещании. Исполком Петроградского Совета не откликнулся на устное приглашение выделить своих представителей. С составлением соответствующей бумаги министры не торопились: только 12 апреля управляющий делами правительства В. Д. Набоков отправил Н. С. Чхеидзе письмо, в котором просил «в возможно кратчайшем времени» сообщить фамилии 4 лиц, делегируемых Исполкомом в Особое совещание.²¹² Исполком переправил бумагу в свою Комиссию по Учредительному собранию, предложив ей подготовить заключение о нормах представительства. Комиссия пришла к выводу, что в Особом совещании представительство Советов рабочих и солдатских депутатов должно быть увеличено с 4 до 8 и соответственно Советов крестьянских депутатов — с 2 до 6, национальных организаций — с 1 (от каждой национальности) до 2. Кроме того, было сочтено правильным выделить 2 места профсоюзам, о которых в наметках Временного правительства ничего не говорилось.²¹³ 22 апреля Исполком заслушал членов комиссии и постановил добиваться от Временного правительства удвоения представительства «от демократии».²¹⁴ Конфликт был исчерпан только 9 мая, когда председатель Юридического совещания Ф. Ф. Кокошкин уведомил Исполком о согласии министров на увеличение представительства от Советов.²¹⁵ Были удовлетворены и претензии относительно увеличения представительства от других организаций.²¹⁶

Позднее, после начала работы Особого совещания, представитель большевиков М. Ю. Козловский напомнил некоторые данные из истории Французской революции 1848 г.: «Когда Луи-Филипп был низложен, 24 февраля 1848 г., Временное правительство издало декрет о всеобщем голосовании уже 2 марта, а через четыре дня уже был опубликован окончательно выработанный избирательный закон. А 4 мая 1848 г., т. е. менее чем через 2 месяца, Учредительное собрание уже открыло в Париже свои заседания».²¹⁷ Для российского Временного правительства такие темпы работы были не под силу. Однако совершенно очевидно, что и имевшиеся возможности использовались крайне плохо. Нельзя согласиться с П. Н. Милюковым, будто правительство «вполне добросовестно не хотело никаких промедлений» и занялось подготовкой выборов «при первой возможности, предоставленной ему неотложными текущими делами».²¹⁸ Этой оценке противоречат и объективные факты, и признания других хорошо осведомленных современников, Например, не отрицал медлительности действий правительства управляющий его делами. Он «неоднократно» (так говорится в воспоминаниях) торопил министра-председателя Г. Е. Львова, «но всегда оказывались другие, более настоятельные, не терпящие отлагательства дела».²¹⁹ Причиной этого были не столько неповоротливость и безрукость, сколько отмеченное выше сознательное стремление не спешить с созывом Учредительного собрания.

Немалая доля вины должна быть отнесена и на счет Исполкома Петроградского Совета, где руководящая роль принадлежала меньшевикам и эсерам. Меньшевистская «Рабочая газета» в августе 1917 г. горько сетовала, что весной подготовке Учредительного собрания уделялось «обидно мало внимания», что она, эта подготовка, не оказалась «в центре практических усилий организованной демократии».²²⁰ По мнению М. В. Вишняка, эсеро-меньшевистская «демократия» «недооценивала значение скорейшего созыва Учредительного собрания». Увлекаемая «потоком событий», удрученно писал Вишняк, «и все более переставая ими владеть, она рассеивала свое внимание и силы, отвлекаясь от главного».²²¹ А вот какой вывод сделала в свое время исполкомовская Комиссия по Учредительному собранию: «Отношения с Юридическим совещанием при Временном правительстве убедили комиссию, что в подготовительных работах по созыву Учредительного собрания происходит чрезмерная затяжка и отчасти последняя объясняется промедлением со стороны социалистических партий и демократических организаций, в том числе и Совета рабочих и солдатских депутатов».²²²

«Чрезмерная затяжка» подготовительных работ несомненно повлияла на настроение народных масс, которым принадлежало решающее слово при определении конечной судьбы Учредительного собрания. Остановимся коротко на отношении к нему масс весной 1917 г. и посмотрим, соответствует ли действительности утверждение М. В. Вишняка, будто лозунг Учредительного собрания в то время стал «наиболее близким и дорогим для всего народа».²²³

Хорошо известны сведения о поддержке требования скорейшего созыва Учредительного собрания рабочим классом, причем об этой поддержке свидетельствуют не только тексты соответствующих резолюций. Большой интерес представляют наблюдения и выводы, сделанные активными участниками событий. Так, на I конференции Советов Иваново-Кинешемского района некоторые докладчики с мест, оценивая настроение рабочих, говорили, что лозунг Учредительного собрания «вызывает сочувствие» или даже «горячо приветствуется».²²⁴ Вряд ли можно сомневаться, что в 1905 г. поддержка рабочими этого лозунга была не столь широкой и не столь активной. Однако многие рабочие по-прежнему плохо разбирались в содержании идеи Учредительного собрания. Они имели, особенно в начале марта 1917 г., довольно туманное представление о порядке выборов и созыва Учредительного собрания, о функциях и характере деятельности этого учреждения. Некоторые, вероятно, ставили знак равенства между Учредительным собранием и Советами, полагая, что первое очень скоро, может быть через пару недель, появится на политической сцене, чтобы увенчать здание Советов. Наличие таких представлений объясняет намерение рабочих некоторых московских заводов (дело было в начале марта) продолжать забастовку до тех пор, «пока не будут проведены в жизнь обещания Временного правительства о созыве Учредительного собрания».²²⁵

Но отношение рабочих к лозунгу Учредительного собрания становилось прохладнее буквально с недели на педелю. Причин этому было много: отсутствие традиций парламентаризма, растущее осознание родства Учредительного собрания не с кровными, рабочими Советами, а с чуждой буржуазной Государственной думой, разочарование в надежде увидеть Учредительное собрание созванным в самом ближайшем будущем и др. Количество митинговых резолюций, текст которых содержал упоминание об Учредительном собрании, постоянно уменьшалось. И наоборот популярность большевистского лозунга «Вся власть Советам!» неуклонно росла. В первую очередь это относилось к рабочим крупных промышленных центров. Весьма показательно, что в дни апрельского кризиса, когда рабочий класс выражал возмущение политикой Временного правительства, требовал покончить с империалистической войной, охотно откликался на призывы к борьбе за переход власти к Советам, об Учредительном собрании не было и речи. О нем рабочие не забыли, но созыв его оказывался не тем требованием, ради которого стоило выходить на антиправительственные демонстрации.

В солдатской массе, в основном состоявшей из вчерашних крестьян, лозунг Учредительного собрания пользовался относительно более широким и устойчивым признанием. Объяснение этому, видимо, заключалось в таких особенностях мелкобуржуазного склада мышления и психологии, как повышенная восприимчивость к «большим» словам о «хозяине земли русской», который «все может и все устроит». При этом чем менее конкретным было представление о лике «хозяина», чем гуще был окружавший его туман таинственности, тем истовее — до определенного момента — становилась вера. Она доводилась родной сестрой утраченной вере в «батюшку-царя».

Однако в революционной обстановке новая вера имела мало шансов на долгожитие. Подкреплять ее могло бы нагнетание соответствующей агитации, обретение твердой надежды на скорый созыв Учредительного собрания и, самое главное, твердой надежды на способность Учредительного собрания удовлетворить реальные, жизненные заботы солдат. Но обстоятельства складывались так, что агитация за Учредительное собрание постепенно ослабевала, срок созыва его оставался неопределенным, а способность защищать солдатские интересы наглядно проявляли Советы. Разве не убеждал в этом хотя бы знаменитый Приказ № 1 Петроградского Совета?

Самой заветной, самостоятельно выношенной мечтой крестьянина-солдата была земля. Мечта о ней довлела над всем, о чем бы ни заходила речь. Газета «Солдат-гражданин» поместила на своих страницах любопытную заметку о том, как воспринималась лекция об Учредительном собрании солдатами команды одного из госпиталей: «Их сосредоточенные, напряженные вниманием лица, тишина, царившая в комнате, энергичная, отчетливая речь лектора — все это создавало впечатление особой серьезности и важности происходящего... Новые слова, новые понятия. Целый поток нового, несомненно, захватывает слушателей. После лекции — беседа. Лектора обступили, забросали вопросами». Чем же заинтересовались солдаты? Может быть, они затерзали лектора вопросами о порядке выборов в Учредительное собрание? Ничуть не бывало. Они задавали вопросы о земле.²²⁶

Был и еще один жизненный вопрос, оттеснявший интерес к Учредительному собранию на второй план. Это — вопрос о мире, обретавший все большую остроту по мере спада настроений «революционного оборончества». В ходе апрельского политического кризиса солдаты, подобно рабочим массам, не вынесли на улицы лозунга с требованием скорейшего созыва Учредительного собрания, хотя слухи о планах «министров-капиталистов» отложить пли сорвать созыв Учредительного собрания имели хождение.

В настроении крестьян было много общего с настроением солдатских масс. Главное отличие состояло, пожалуй, в том, что в деревне отмеченные выше тенденции проявлялись медленнее. В некоторых дальних углах о революционном перевороте («Царя скинули!»)узнали в апреле, а то и в мае. А повсюду ли слышали весной о намечающемся созыве Учредительного собрания? В «Обзоре положения России за три месяца революции по данным Отдела сношения с провинцией Временного комитета Государственной думы» отмечалось: «Представление об Учредительном собрании смутное... В большинстве случаев об Учредительном собрании совершенно не думают и никак себе его не представляют. В некоторых местах о нем ничего и не слыхали, в особенности крестьянские женщины».²²⁷ Вероятно, в этих словах есть тенденциозное преувеличение, но в отдаленных уездах вряд ли было существенно иное положение. Там и осенью 1917 г. об Учредительном собрании мало что слышали.

Впрочем, сведения, а с ними и надежды на Учредительное собрание постепенно, начиная с уездов и волостей, расположенных вблизи крупных городов, проникали в толщу крестьянской массы. Сначала вестниками чаще всего были солдаты-отпускники, ходоки и делегаты местных съездов крестьянских депутатов. Последние прежде и больше всех попадали под влияние эсеровской агитации за решение земельного вопроса в Учредительном собрании. Соответствующие постановления весной 1917 г. приняли многие губернские и уездные съезды крестьянских депутатов, и эти постановления несомненно оказали существенное влияние на настроение масс. Однако нет оснований полагать, что возникла глубокая и прочная вера в Учредительное собрание. «На Учредительное собрание надейся, а сам не плошай»,— примерно так рассуждали многие крестьяне и вопреки призывам эсеров все чаще приступали к захвату помещичьих земель.

Как и в период первой русской революции, по-настоящему убежденной сторонницей идеи Учредительного собрания проявляла себя мелкобуржуазная демократическая интеллигенция. Весной 1917 г. лишь незначительная часть ее вошла в состав какой-либо партии и стала более или менее строго руководствоваться официально-партийными интерпретациями идеи Учредительного собрания. Многие же интеллигенты, не определив своей партийной принадлежности, находились на распутье. Их отношение к будущему Учредительному собранию в большинстве случаев формировалось под влиянием смешанных народническо-кадетских установок. В пропаганде народнических партий интеллигентам импонировало восторженно-сентиментальное возвеличение роли «хозяина земли русской», а пропаганда кадетов производила впечатление «ученостью», показной заботой о строгом соблюдении правовых норм.

Многие интеллигенты спешили получить или освежить свои знания о системах выборов, устройстве законодательных учреждений и о прочем, что так или иначе было связано с делом созыва Учредительного собрания. По-видимому, особые волнения выпадали на долю интеллигентов, мобилизованных в армию. Делегат-офицер, прибывший в Москву с фронта, утверждал, что демократически настроенное офицерство «безусловно высказывается» за созыв Учредительного собрания и проявляет «чрезвычайный интерес» к предстоящим выборам. «Там, — рассказывал делегат, — возникает масса вопросов и недоумений: в каких формах возможна на фронте предвыборная агитация и предвыборные собрания; будут ли выборы производиться по [воинским] частям или по местностям; как быть с участием офицерства в предвыборной агитации — не подорвет ли политическая борьба боевой мощи армии в тех случаях, когда офицерство пойдет по другому пути, чем солдаты; не совпадет ли период выборов со временем наиболее жарких боев и т. д.».²²⁸

В крупных городах при университетах и институтах организовывались лекции, охотно посещавшиеся интеллигентской публикой. Большое беспокойство среди интеллигентов вызвала очевидная неподготовленность деревни. В петроградском Политехническом институте на массовой сходке студентов было внесено предложение «прервать занятия и разъехаться по России для агитации к предстоящим выборам в Учредительное собрание». 500 студентов из 1000 проголосовало за это предложение. Вопрос о прекращении занятий дебатировался и в других высших учебных заведениях столицы.²²⁹ В Москве областной учительский съезд решил, что в связи с подготовкой выборов в Учредительное собрание учителя должны оставаться на местах в летние каникулы, рассматривая это как свою «нравственную обязанность».²³⁰ Впрочем, уже в апреле ажиотаж в среде интеллигентов несколько поубавился.

Эсер О. С. Минор, обозревая эволюцию настроений населения страны, писал: «Но по мере того, как покрывался туманом первый медовый месяц революции, заносилось пылью знамя ее — Учредительное собрание. К нему стали относиться уже не как к желанному завершению революции, а как к чему-то неизбежному, терпимому. Его требовали, но вяло, уже без веры».²³¹ Против этой оценки трудно что-либо возразить. Народные массы, во главе которых шел пролетариат, сплачивались вокруг боевых призывов партии большевиков.

Примечания:

¹ См.: История КПСС, т. 2. М., 1966; Э. Н. Бурджалов. Вторая русская революция. М., 1967: Октябрьское вооруженное восстание. Семнадцатый год в Петрограде. Кн. I. Л., 1967; И. П. Лейберов. 1) Начало Февральской революции. — В кн.: Из истории Великой Октябрьской социалистической революции и социалистического строительства в СССР. Л., 1967; 2) Второй день Февральской революции. — В кн.: Свержение самодержавия. М., 1970, и др.

² Меньшевистско-эсеровские деятели, считавшие необходимым создание буржуазного правительства, в конце февраля—начале марта 1917 г. расходились во мнениях при ответе на вопрос: вступать ли представителям «революционной демократии» в состав такого правительства?

³ Э. Н. Бурджалов. Ук. соч., стр. 155—156; И. [К. К.] Юренев. «Межрайонка». — «Пролетарская революция», 1924, № 2 (25), стр. 155—156.

⁴ И. Юренев. Ук. соч., стр. 139.

⁵ См.: КПСС в борьбе за победу социалистической революции в период двоевластия. Сборник документов. М., 1957, стр. 27.

⁶ Первый Всероссийский съезд рабочих и солдатских депутатов. Стенографический отчет. Т. II. М.—Л., 1931, стр. 151. Брамсон назвал неточную дату этого события — в ночь с 28 февраля на 1 марта. На самом деле обращение было принято на первом заседании Петроградского Совета в ночь на 28 февраля и на следующий день опубликовано в «Известиях Петроградского Совета рабочих депутатов».

⁷ Революционное движение в России после свержения самодержавия. Документы и материалы. М., 1957, стр. 188.

⁸ См.: «Известия Петроградского Совета рабочих депутатов». 1917, 1 марта, № 2.

⁹ Всероссийское совещание Советов рабочих и солдатских депутатов. Стенографический отчет. М.—Л., 1927, стр. 109.

¹⁰ ЛГАОРСС, ф. 1000 (Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов), оп. 73, д. 3, л. 5 об.

¹¹ Э. Н. Бурджалов. Ук. соч., стр. 316.

¹² ЛГАОРСС, ф. 1000, оп. 73, д. 3, л. 8 об.

¹³ Ю. С. Токарев. Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов и образование Временного правительства. — В кн.: Из истории Великой Октябрьской социалистической революции и социалистического строительства в СССР, стр. 42—43; Э. Н. Бурджалов. Ук. соч., стр. 282—287, 314—315.

¹⁴ 1917 год в Саратовской губернии. Сборник документов. Саратов, 1957, стр. 44.

¹⁵ Великие дни Российской революции 1917 г. Пг., [1917], стр. 1.

¹⁶ Э. Н. Бурджалов. Ук. соч., стр. 226.

¹⁷ Там же, стр. 231; Д. В. Ознобишин. Временный комитет Государственной думы и Временное правительство. — «Исторические записки», 1965, т. 75, стр. 277.

¹⁸ П. Н. Милюков. История второй русской революции. Т. I, вып. 1. София, 1921, стр. 42.

¹⁹ П. Н. Милюков. Воспоминания. Т. II. Нью-Йорк, 1955, стр. 293.

²⁰ Великие дни Российской революции 1917 г., стр. 8.

²¹ В. В. Шульгин. Дни. — В кн.: Февральская революция. Мемуары. М.—Л., 1926, стр. 129—130. В опубликованном тексте резолюции значилось: «Признать власть Исполнительного комитета Государственной думы и правлении государственном Российском впредь до созыва Учредительного собрания» («Русский инвалид», 1917, 5 марта, № 56).

²² «Известия Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатом» (в дальнейшем: «Известия Петроградского Совета»), 1917, 2 марта, Л. 3.

²³ ЛГАОРСС, ф. 1000, оп. 73, д. 3, л. 8 об.; Всероссийское совещание Советов рабочих и солдатских депутатов, стр. 109.

²⁴ См.: Революционное движение в России после свержения самодержавия, стр. 413.

²⁵ Там же, стр. 417.

²⁶ ЛГАОРСС, ф. 1000, оп. 73, д. 3, л. 20 об.

²⁷ Всероссийское совещание Советов рабочих и солдатских депутатов, стр. 109—110; П. Н. Милюков. История второй русской революции. Т. I, вып. 1, стр. 46.

²⁸ Революционное движение в России после свержения самодержавия, стр. 419.

²⁹ П. Н. Милюков. История второй русской революции. Т. I, вып. 1, стр. 47.

³⁰ П. Н. Милюков. Воспоминания, т. II, стр. 317.

³¹ «Вестник Временного правительства», 1917, 5 марта, № 1.

³² «Речь», 1917, 10 марта, № 59.

³³ «Вестник Временного правительства», 1917, 5 марта, № 1.

³⁴ Революционное движение в России после свержения самодержавия, стр. 418.

³⁵ «Известия Петроградского Совета», 1917, 5 марта, № 6.

³⁶ Дневник Николая Романова. — «Красный архив», 1927, т. 1(20), стр. 137.

³⁷ Из дневника А. В. Романова за 1916—1917 гг. — «Красный архив», 1028, т. 1 (26), стр. 196.

³⁸ А. И. Деникин. Очерки русской смуты. Т. I, выпуск 1. Париж, 1921, стр. 56.

³⁹ «Русские ведомости», 1917, 10 мая, № 104.

⁴⁰ См.: «Гроза», 1917, 26 марта и 2 апреля, №№ 4 и 5.

⁴¹ См.: История КПСС. Т. 3, кн. 1. М., 1967, стр. 33—35.

⁴² И. В. Сталин. Соч., т. 3, стр. 1.

⁴³ КПСС в борьбе за победу социалистической революции в период двоевластия, стр. 27, 30.

⁴⁴ См. там же, стр. 172—173; «Правда», 1917, 7 и 9 марта, №№ 2 и 4.

⁴⁵ КПСС в борьбе за победу социалистической революции в период двоевластия, стр. 177.

⁴⁶ Там же, стр. 180.

⁴⁷ Первый легальный Петербургский комитет большевиков в 1917 г. М.—Л., 1927, стр. 5.

⁴⁸ КПСС в борьбе за победу социалистической революции в период двоевластия, стр. 184.

⁴⁹ «Правда», 1917, 9 марта, № 4.

⁵⁰ Бюро осуждало фактическое установление таких норм в результате создания Исполкомом Петроградского Совета так называемой «Контактной комиссии».

⁵¹ Протоколы и революции Бюро ЦК РСДРП (б). — «Вопросы истории КПСС», 1962, № 3, стр. 141.

⁵² КПСС в борьбе за победу социалистической революции в период двоевластия, стр. 30.

⁵³ Протоколы и резолюции Бюро ЦК РСДРП (б), стр. 148.

⁵⁴ Там же, стр. 149.

⁵⁵ «Правда», 1917, 15 марта, № 9.

⁵⁶ «Социал-демократ», 1917, 18 марта, № 11.

⁵⁷ «Известия Московского Совета рабочих депутатов», 1917, 19 марта, № 15.

⁵⁸ Подробнее см.: П. В. Волобуев. Пролетариат и буржуазия России в 1917 г. М., 1964, стр. 102—123.

⁵⁹ КПСС в борьбе за победу социалистической революции в период двоевластия, стр. 195.

⁶⁰ Революционное движение в России в апреле 1917 г. Апрельский кризис. М., 1958, стр. 120—121.

⁶¹ См.: «Правда», 1917, 17, 19, 22, 28 марта, №№ 11, 13, 15, 19.

⁶² КПСС в борьбе за победу социалистической революции в период двоевластия, стр. 36, 52.

⁶³ Революционное движение в России после свержения самодержавия, стр. 138.

⁶⁴ КПСС в борьбе за победу социалистической революции в период двоевластия, стр. 37, 52.

⁶⁵ См.: История КПСС, т. 3, кн. 1, стр. 36—37.

⁶⁶ И. В. Сталин. Соч., т. 3, стр. 12—13.

⁶⁷ Там же, стр. 14—15.

⁶⁸ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 75.

⁶⁹ Там же, стр. 7.

⁷⁰ Там же, стр. 55.

⁷¹ Там же, стр. 8, 71.

⁷² Там же, стр. 75.

⁷³ Там же, т. 49, стр. 413.

⁷⁴ Там же, т. 31, стр. 91.

⁷⁵ Там же, стр. 93.

⁷⁶ Там же, т. 49, стр. 422.

⁷⁷ Там же, т. 31, стр. 58.

⁷⁸ Там же, стр. 240.

⁷⁹ См.: Г. Н. Голиков, Ю. С. Токарев. К изучению «Апрельских тезисов» В. И. Ленина. — «Вопросы истории», 1967, № 4.

⁸⁰ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 114.

⁸¹ Там же, стр. 147.

⁸² Там же, стр. 145.

⁸³ Там же, стр. 180.

⁸⁴ Там же, стр. 108, 110, 248.

⁸⁵ Там же, стр. 109, 117, 197.

⁸⁶ Там же, стр. 134, 139.

⁸⁷ Там же, стр. 136.

⁸⁸ Седьмая (Апрельская) Всероссийская конференция РСДРП (б). Протоколы. М., 1958, стр. 91.

⁸⁹ История КПСС, т. 3, кн. 1, стр. 58—59.

⁹⁰ См.: «Правда», 1917, 8, 12 апреля, №№ 27, 30; Седьмая (Апрельская) Всероссийская конференция РСДРП (б), стр. 80.

⁹¹ Седьмая (Апрельская) Всероссийская конференция РСДРП (б), стр. 02.

⁹² Там же, стр. 102—103.

⁹³ Там же, стр. 185.

⁹⁴ Там же.

⁹⁵ Там же.

⁹⁶ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 411.

⁹⁷ Седьмая (Апрельская) Всероссийская конференция РСДРП (б), стр. 258.

⁹⁸ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 411.

⁹⁹ Там же, стр. 378, 379.

¹⁰⁰ Там же, стр. 248.

¹⁰¹ Там же, стр. 252.

¹⁰² Там же, стр. 248.

¹⁰³ Там же, стр. 379.

¹⁰⁴ Там же, стр. 408, 430.

¹⁰⁵ Там же, стр. 117, 197.

¹⁰⁶ «Рабочая газета», 1917, 12 марта, № 6.

¹⁰⁷ «Знамя труда» (Киев), 1917, 16 марта, № 1.

¹⁰⁸ «Социал-демократ» (Харьков), 1917, 11 марта, № 1.

¹⁰⁹ «Рабочая газета», 1917, 10, 11 марта, №№ 4, 5; «День», 1917, 5 марта, № 1; «Пролетарий Поволжья», 1917, 12 апреля, № 3.

¹¹⁰ «Рабочая газета», 1917, 10 марта, № 4.

¹¹¹ Там же, 7, 18 марта, №№ 1, 11.

¹¹² Там же, 18, 28 марта, №№ 11, 18.

¹¹³ Там же, 10 марта, № 4.

¹¹⁴ Там же, 14 марта, № 7.

¹¹⁵ «День», 1917, 7 марта, № 2.

¹¹⁶ «Дело народа», 1917, 15 марта, № 1.

¹¹⁷ Там же.

¹¹⁸ Там же.

¹¹⁹ О. С. Минор. Один день Учредительного собрания.— В кн.: Пережитое. Кн. I. М., 1918, стр. 122.

¹²⁰ «Земля и воля» (Москва), 1917, 10 марта, № 1.

¹²¹ Там же, 22 марта, № 2.

¹²² «Дело народа», 1917, 15 марта, № 1.

¹²³ Там же, 16 марта, № 2.

¹²⁴ «Земля и воля» (Харьков), 1917, 16 марта, № 6.

¹²⁵ Там же, 9 апреля, № 17; Революционное движение в России и апреле 1917 г., стр. 224 и др. Требование этих мер было поддержано Всероссийским совещанием Советов (Всероссийское совещание Советов..., «тр. 311).

¹²⁶ Бюллетени ОК партии народных социалистов. Пг., 1917, стр. 3.

¹²⁷ Н. П. Ануфриев. Два русских учредительных собрания. М., 1917, стр. 6, 31.

¹²⁸ Всероссийское совещание Советов..., стр. 200.

¹²⁹ Там же, стр. 196.

¹³⁰ Там же, стр. 294.

¹³¹ В. Б. Станкевич. Воспоминания. 1914—1919 гг. Л., 1926, стр. 33, 34.

¹³² «Речь», 1917, 5, 7, 8, 10, 11 марта, №№ 55, 56, 58—60; «Русские ведомости», 1917, 3 марта, № 49; «Вестник партии народной свободы», 1917, № 1, стлб. 1.

¹³³ Формально полномочия IV Государственной думы истекали в октябре 1917 г.

¹³⁴ Революционное движение в России после свержения самодержавия, г.тр. 420.

¹³⁵ «Вестник партии народной свободы», 1917, № 1, стлб. 13, 14.

¹³⁶ «Речь», 1917, 9 марта, № 58.

¹³⁷ Там же, 7 марта, № 56.

¹³⁸ «Ростовская речь» (Ростов н/Д), 1917, 5 марта, № 60.

¹³⁹ «Русская воля», 1917, 10 марта, № 8.

¹⁴⁰ «Русские ведомости», 1917, 11 марта, № 56.

¹⁴¹ «Сибирская жизнь», 1917, 14 марта, № 57.

¹⁴² «Вестник партии народной свободы», 1917, № 1, стлб. 5.

¹⁴³ А. А. Корнилов. Партия народной свободы. Пг., 1917, стр. 30.

¹⁴⁴ «Русское слово», 1917, 17 марта, № 61.

¹⁴⁵ «Речь», 1917, 26 марта, № 72.

¹⁴⁶ «Вестник партии народной свободы», 1917, № 1, стлб. 16.

¹⁴⁷ «Архив русской революции». Т. I. Берлин, 1922, стр. 72.

¹⁴⁸ «Вестник партии народной свободы», 1917, № 1, стлб. 3.

¹⁴⁹ «Речь», 1917, 28 марта, № 73.

¹⁵⁰ Там же.

¹⁵¹ Революционное движение в России после свержения самодержавия, стр. 419.

¹⁵² «Речь», 1917, 26 марта, № 72.

¹⁵³ Ф.Ф. Кокошкин. Учредительное собрание. Пг., 1917, стр. 19.

¹⁵⁴ «Речь», 1917, 25 марта, № 71.

¹⁵⁵ Там же.

¹⁵⁶ Там же, 30 апреля, № 100.

¹⁵⁷ «Русские ведомости», 1917, 21 марта, № 64.

¹⁵⁸ «Русская воля», 1917, 21 марта, № 27.

¹⁵⁹ Текст декларации см.: Революционное движение в России после свержения самодержавия, стр. 419—420.

¹⁶⁰ «Вестник Временного правительства», 1917, 7 марта, № 2.

¹⁶¹ «Речь», 1917, 8 марта, № 57.

¹⁶² ЦГАОР СССР (в дальнейшем: ЦГАОР), ф. 6 (Канцелярия Временного правительства), on. 1, д. 6, л. 40 об.

¹⁶³ «Петроградские ведомости», 1917, 16 марта, № 43.

¹⁶⁴ «Архив русской революции», т. I, стр. 72.

¹⁶⁵ Революционное движение в России после свержения самодержавия, стр. 419, 420.

¹⁶⁶ «Правда», 1917, 9 марта, № 4; «День», 1917, 7 марта, № 2; Всероссийское совещание Советов..., стр. 209.

¹⁶⁷ «Правда», 1917, 9 марта, № 4.

¹⁶⁸ Революционное движение в России после свержения самодержавия, стр. 419.

¹⁶⁹ «Известия Петроградского Совета», 1917, 14 марта, № 14.

¹⁷⁰ «Земля и воля», 1917, 22 марта, № 2.

¹⁷¹ Там же, 9 апреля, № 17.

¹⁷² «Дело народа», 1917, 12 апреля, № 22; Н. В. Святицкий. Большевики и Всероссийское Учредительное собрание. — В кн.: Большевики у власти. М., 1918, стр. 109—110; М. В. Вишняк. Всероссийское Учредительное собрание. Париж, 1932, стр. 69—72.

¹⁷³ Всероссийское совещание Советов..., стр. 290—298.

¹⁷⁴ Там же, стр. 209.

¹⁷⁵ Протоколы и резолюции Бюро ЦК РСДРП (б), стр. 149.

¹⁷⁶ «Социал-демократ», 1917, 9 марта, № 3.

¹⁷⁷ КПСС в борьбе за победу социалистической революции и период двоевластия, стр. 201.

¹⁷⁸ Протоколы I [Московской] областной конференции Центрально- Промышленного района РСДРП (б). — «Пролетарская революция», 1929, № 10 (93), стр. 180—181.

¹⁷⁹ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 109, 117, 197, 250.

¹⁸⁰ «Речь», 1917, 8 марта, № 57.

¹⁸¹ «Дело народа», 1917, 19 марта, № 5.

¹⁸² «Ростовская речь» (Ростов н/Д), 1917, 22 марта, № 76.

¹⁸³ «Русские ведомости», 1917, 21 марта, № 64.

¹⁸⁴ «Архив русской революции», т. I, стр. 72.

¹⁸⁵ «Речь», 1917, 26 марта, № 72.

¹⁸⁶ Там же, 28 марта, № 73.

¹⁸⁷ КПСС в борьбе за победу социалистической революции в период двоевластия, стр. 201; Протоколы I [Московской] областной конференции. .., стр. 184.

¹⁸⁸ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 32, стр. 141.

¹⁸⁹ Протоколы I [Московской] областной конференции, стр. 183.

¹⁹⁰ «Речь», 1917, 28 марта, № 73.

¹⁹¹ Там же.

¹⁹² КПСС в борьбе за победу социалистической революции в период двоевластия, стр. 201; Протоколы I [Московской] областной конференции. .., стр. 201.

¹⁹³ «Речь», 1917, 27 апреля, № 97.

¹⁹⁴ Протоколы и резолюции Бюро ЦК РСДРП (б), стр. 149.

¹⁹⁵ КПСС в борьбе за победу социалистической революции в период двоевластия, стр. 202.

¹⁹⁶ ЦГИА СССР ф. 857 (А. С. Зарудный), on. 1, д. 1604, л. 1 об. (Отчет о работе Комиссии по Учредительному собранию).

¹⁹⁷ Там же.

¹⁹⁸ Там же, лл. 1—1 об.

¹⁹⁹ Там же, лл. 4 об.—6.

²⁰⁰ Там же, лл. 8 об.—9.

²⁰¹ Там же, л. 2 об.

²⁰² «Известия ЦИК и Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов», 1917, 27 августа, № 155.

²⁰³ Революционное движение в России после свержения самодержавия, стр. 428. Членами Юридического совещания в марте—апреле состояли кадеты М. С. Аджемов, Ф. Ф. Кокошкин, В. А. Маклаков, В. Д. Набоков, Б. Э. Нольде, трудовик А. Я. Гальперн и беспартийный, магистр государственного права II. И. Лазаревский. Председателем совещания сначала (с 8 марта) был В. А. Маклаков, а затем (с 18 марта) — Ф. Ф. Кокошкин. С июля во главе совещания стал активно проявлявший себя Н. И. Лазаревский (ЦГАОР, ф. 474 (Юридическое совещание при Временном правительстве), on. 1, д. 2, лл. 1, 30, 141 об.).

²⁰⁴ ЦГАОР, ф. 474, on. 1, д. 2, л. 10.

²⁰⁵ Там же, лл. 43—46.

²⁰⁶ Там же, лл. 39 об.—40.

²⁰⁷ «Вестник Временного правительства», 1917, 28 марта, № 18.

²⁰⁸ ЦГАОР, ф. 14 (Особое совещание для изготовления проекта положения о выборах в Учредительное собрание), on. 1, д. 10, л. 4.

²⁰⁹ ЦГАОР, ф. 474, on. 1, д. 2, л. 53.

²¹⁰ Там же, л. 191.

²¹¹ Там же, лл. 67, 72—76.

²¹² ЦГАОР, ф. 14, on. 1, д. 10, л. 4.

²¹³ ЦГИА СССР, ф. 857, on. 1, д. 1604, л. 9 об.

²¹⁴ ЛГАОРСС, ф. 7384 (Исполком Петроградского Совета), оп. 9, д. 36, л.4

²¹⁵ ЦГАОР, ф. 14, on. 1, д. 10, л. 3.

²¹⁶ «Вестник Временного правительства», 1917, 11 мая, № 52.

²¹⁷ «Правда», 1917, 1 июня, № 71.

²¹⁸ П. Н. Милюков. История второй русской революции, вып. 1, стр. 69.

²¹⁹ «Архив русской революции», т. I, стр. 71—72.

²²⁰ «Рабочая газета», 1917, 2 августа, № 122.

²²¹ М. В. Вишняк. Ук. соч., стр. 74.

²²² ЦГИА СССР, ф. 857, on. 1, д. 1604, л. 10.

²²³ М. В. Вишняк. Ук. соч,, стр. 65.

²²⁴ За власть Советов. Ярославль, 1967, стр. 57—59.

²²⁵ «Социал-демократ», 1917, 8 марта, № 2.

²²⁶ «Солдат-гражданин», 1917, 19 марта, № 5.

²²⁷ ЦГИА СССР, ф. 1278 (Государственная дума), оп. 10, д. 4, лл. 243 об.—244.

²²⁸ «Солдат-гражданин», 1917, 30 марта, № 13.

²²⁹ «Новое время», 1917, 9 марта, № 14722.

²³⁰ «Земля и воля» (Москва), 1917, 9 апреля, № 16.

²³¹ О. С. Минор. Ук. соч., стр. 122..

 

Глава II

МЕЖДУ АПРЕЛЬСКИМ КРИЗИСОМ И КОРНИЛОВЩИНОЙ. РАЗРАБОТКА ПОЛОЖЕНИЯ О ВЫБОРАХ

 

1. Идея и лозунг Учредительного собрания в условиях обострения классовой борьбы

Май—август 1917 г. — период, имевший большое значение для определения судьбы Учредительного собрания. В эти месяцы Временное правительство наконец-то назначило сроки выборов и созыва российской Конституанты. Особое совещание приступило к делу и в целом закончило разработку Положения о выборах, а политические партии взялись за практическую подготовку предвыборной кампании. Формально в мае—августе был сделан большой шаг вперед. Но, как ни странно, настроение поклонников идеи Учредительного собрания не улучшилось, а, наоборот, ухудшилось. Впрочем, это кажется странным только на первый взгляд. Летом 1917 г. даже многие мелкобуржуазные политические лидеры начинали сознавать, что долгожданный «хозяин земли русской» опаздывал с появлением. От так называемых «мартовских настроений» не осталось и следа. Как отмечал В. И. Ленин, «„момент» всеобщего слияния классов против царизма был и прошел»¹. Классовые противоречия и межпартийная борьба непрерывно обострялись. Начиная с апрельского кризиса страна несколько раз оказывалась на грани гражданской войны. Переход Временного правительства к политике репрессий против партии большевиков и революционных масс подорвал возможность мирного развития революции. Все это сводило на нет общеполитические, социально-психологические и правовые предпосылки успеха учредительной деятельности парламентского представительства. После июльского кризиса реальный исход был либо в полной победе контрреволюционной военной диктатуры, либо в установлении путем вооруженного восстания диктатуры пролетариата, поддержанной беднейшим крестьянством.

И все же в мае—августе лозунг Учредительного собрания, многое утратив после интенсивного использования его в марте— апреле, оставался одним из средств текущей политической борьбы. Чаще всего этот лозунг имел вспомогательное, «служебное» назначение. Он пускался в ход для обоснования отношения к какому-нибудь событию или явлению, подкрепления своей позиции в споре, показа несостоятельности доводов политического противника и пр. В мае—августе было три момента, когда партийная пресса проявила повышенный интерес к вопросу об Учредительном собрании, когда соответствующая агитационно-разъяснительная работа достигала сравнительно высокого накала. Короткие вспышки имели место в конце мая—начале июня (первые дни работы Особого совещания), в середине июня и начале августа (назначение и перенос сроков выборов и созыва Учредительного собрания). Некоторое оживление наблюдалось и в то время, когда велись поиски выхода из очередного политического кризиса.

Но обычно вопрос о созыве Учредительного собрания маячил где-то на заднем плане. На всероссийских партийных форумах и съездах представителей общественно-политических организаций пункт «Учредительное собрание» неизменно оказывался в конце повестки дня; решения по нему, как правило, принимались без обсуждения, ибо в целом проблема представлялась ясной. Давала о себе знать и пресыщенность разговорами о «хозяине земли русской». Даже ход разработки Положения о выборах привлек внимание совсем ненадолго. «За неумолчным шумом текущей остро-злободневной, не дающей ни отдыха ни сроку борьбы — борьбы на фронте и в тылу — малозаметной остается та органическая работа, которая, как-никак, с остановками, урывками, через пень- колоду, но все же происходит..., — жаловался в конце августа центральный орган партии эсеров. — Интерес общества к работам Особого совещания, занятого изготовлением Положения о выборах в Учредительное собрание, в сущности, уже давно пропал. Представители печати, добившись... доступа даже в специальные комиссии Совещания, давным-давно уже перестали посещать не только комиссии, но и общие собрания самого Совещания»².

К маю 1917 г. большевики, как и другие партии, в основном завершили разработку принципиальных программно-тактических положений, имевших отношение к вопросу об Учредительном собрании. Решающее значение здесь имело провозглашение и обоснование В. И. Лениным курса на социалистическую революцию, на превращение Советов в единовластные и полновластные органы. Однако некоторые важные положения были развиты и уточнены, что чаще всего вызывалось необходимостью учета изменений общеполитической обстановки. Особое внимание уделялось развенчанию конституционных иллюзий, обоснованию необходимости разрешения всех основных задач революции путем непосредственных действий народных масс и их организаций.

Как уже отмечалось, большевики и в марте выделялись яркой революционностью, поддержкой «явочного порядка» решения назревших проблем. После Апрельской конференции РСДРП (б), когда ленинский план борьбы стал общепартийным планом, поддержка идей «явочного порядка» центральными и местными большевистскими организациями заметно усилилась. Суть революции как раз и заключается в осуществляемом массами «захватном праве», в отрицании ими старой «законности» — так ставила вопрос «Правда»³. При этом имелись в виду не анархические, чисто стихийные действия, а классово-сознательное революционное правотворчество масс, в конечном счете подчиненное главному — борьбе за переход всей власти к Советам⁴.

Насколько широко ставился вопрос о немедленных, осуществляемых до созыва Учредительного собрания революционных преобразованиях, можно судить, например, по резолюции I конференции фабзавкомов Петрограда (30 мая—3 июня). В резолюции, составленной на основе ленинских идей, говорилось о необходимости перехода «в руки народа большей части прибылей, дохода и имущества крупнейших и крупных банковых, финансовых, торговых и промышленных магнатов капиталистического хозяйства», о развитии рабочего контроля «путем ряда тщательно обдуманных, но без всякой оттяжки осуществляемых мер, в полное регулирование производства и распределение продуктов рабочими»⁵. А ведь такие меры означали бы очень глубокое вторжение в право частной собственности, являлись бы преобразованиями структурного, «учредительного» характера. Столь же радикальной была бы и такая предлагавшаяся большевиками мера, как провозглашение до созыва Учредительного собрания права народов России на политическое самоопределение⁶.

Особенно много внимания уделялось разъяснению «явочного», внепарламентского способа решения вопроса о земле. Преодолев некоторые сомнения, имевшие место до восприятия ленинского курса в апреле 1917 г., центральные и местные большевистские организации весьма решительно и последовательно агитировали за немедленный, фактический переход помещичьих, монастырских и прочих земель в распоряжение крестьян, хотя бы на период одного посева. Эта точка зрения неоднократно разъяснялась В. И. Лениным в мае, когда состоялся I Всероссийский съезд крестьянских депутатов⁷. Но большевики не отрицали вероятности и даже целесообразности какого-то участия Учредительного собрания — если бы оно было созвано — в решении аграрного вопроса, так как имелась надежда, что «Учредительное собрание в современной России даст большинство крестьянам более левым, чем эсеры»⁸. По мнению Ленина, Учредительное собрание могло бы юридически закрепить завоевания крестьян, «окончательно установить всенародную собственность на землю и условия распоряжения ею»⁹. В этом духе высказывалось и Московское областное бюро РСДРП (б), которое полагало, что Учредительному собранию придется упорядочить во всероссийском масштабе уже осуществленное перераспределение земельного фонда, оградить интересы крестьянской бедноты, организовать финансирование общественных хозяйств, созданных на базе образцовых имений¹⁰.

Однако этим наметкам на будущее уделялось не так уж много внимания. В ходе массовой агитации ударение ставилось на доказательстве необходимости безотлагательного перехода земли к крестьянам. Вот что говорилось, например, в одном из воззваний харьковских большевиков: «Если в Учредительном собрании будет большинство бедняков, то оно только подпишет закон, что земля взята народом и ему принадлежит; если в Учредительном собрании будет больше богачей, то земли крестьянам все равно не получить. Поэтому и нужно сейчас, не медля ни минуты, брать то, что принадлежит народу по праву!»¹¹  Более того, В. И. Ленин, говоря о праве Учредительного собрания окончательно решить вопрос о земле, делал немаловажную оговорку, из которой следовало, что данную функцию Учредительного собрания вполне мог бы взять на себя Всероссийский Совет Советов, «если народ сделает его Учредительным собранием», передаст ему «центральную государственную власть»¹². А на преимущество Советов перед всякими иными органами власти Ленин указывал неоднократно, не отрицая, впрочем, что наибольшей формальной «правильностью» представительства обладают учреждения, основанные на всеобщем избирательном праве (конкретно имелись в виду районные думы Петрограда, избранные в конце мая—начале июня 1917 г.)¹³.

После завершения периода мирного развития революции (июль 1917 г.) развенчание конституционных иллюзий стало как никогда прежде насущной задачей разъяснительной работы партии большевиков. Конституционные иллюзии, препятствовавшие массам осознать необходимость вооруженного восстания, конкретно выражались в нескольких ошибочных или переставших в новой обстановке быть правильными мнениях. Первое из них В. И. Ленин сформулировал так: «... наша страна переживает канун Учредительного собрания; поэтому все происходящее теперь имеет временный, преходящий, не очень существенный, не решающий характер, все будет вскоре пересмотрено и окончательно установлено Учредительным собранием»¹⁴.

Опровержение этого мнения в июле 1917 г. для В. И. Ленина, как мы видели при рассмотрении его работ предыдущего периода, не было новой задачей. Но в июле требовалось ставить вопрос резче, острее, приводить новые, «заготовленные» самой жизнью аргументы в пользу прежнего тезиса: не в Учредительном собрании будет решаться судьба революции. В работе «О конституционных иллюзиях» Ленин призывал «отвлечься хоть на минуту от той шумихи фраз, обещаний и мелочей дня, которая засоряет мозги, и поглядеть на основное, на всеопределяющее в общественной жизни: на классовую борьбу»¹⁵. А ход ее в России после Февральской революции, несмотря на то, что Временное правительство первого состава объявило своей главной задачей созыв Учредительного собрания, что Временное правительство второго состава назначило его созыв на сентябрь 1917 г., свидетельствовал о ничтожности шансов на выполнение правительственных обещаний. Как отмечал Ленин (его слова оказались пророческими), «99 шансов из ста за то, что в этот срок Учредительное собрание созвано не будет»¹⁶. Почему? По мнению Ленина, прежде всего из-за противодействия буржуазии и партии кадетов, временно упрочивших свое положение после июльских дней и опасавшихся, что крестьянские депутаты Учредительного собрания воспротивятся продолжению империалистической войны и бережению помещичьих интересов¹⁷.

Здесь обращает на себя внимание следующее. В. И. Ленин и после июльских событий 1917 г. отнюдь не утверждал, что идея Учредительного собрания сама по себе не нужна и вредна. Он высказывал надежду на возможность победы на выборах левых сил и в связи с этим — на возникновение значительных затруднений для буржуазии, опасаясь которых именно она, буржуазия, не была заинтересована в созыве или по крайней мере в скором созыве Учредительного собрания. Ленин всегда призывал, определяя надобность и целесообразность того или иного шага, задаваться вопросами: кому это выгодно? кто будет приветствовать этот шаг? Если против данного шага настроена буржуазия, то это почти всегда служит верным признаком выгодности его для пролетариата. И в рассматриваемом случае Ленин, помимо настроений народных масс, несомненно учитывал и отношение буржуазии («Буржуа — люди деловые»¹⁸) к вопросу о созыве Учредительного собрания, усматривал в этом отношении один из доводов в пользу сохранения лозунга Учредительного собрания. В статье «Слухи о заговоре» он прямо указывал, что, взяв власть, большевики должны «объявить себя правительством во имя мира, земли крестьянам, созыва Учредительного собрания в срок но соглашению с крестьянами на местах и т. д.»¹⁹.

Следовательно, после июльских событий 1917 г. В. И. Ленин не призывал бороться против идеи Учредительного собрания и ее реализации. В этом отношении его взгляды по сравнению с тем, что он отстаивал в марте—апреле и мае—июне 1917 г., не изменились. Но на ничтожность шансов на созыв Учредительного собрания Временным правительством и самое главное на вредность надежд на выполнение Временным правительством своих обещаний Ленин указывал с особой настоятельностью. «Вопрос об Учредительном собрании, — писал он, — подчинен вопросу о ходе и исходе классовой борьбы между буржуазией и пролетариатом»²⁰; поэтому «...чтобы не быть „франкфуртской говорильней» или первой Думой, чтобы быть конвентом, для этого надо сметь, уметь, иметь силу наносить беспощадные удары контрреволюции, а не соглашаться с нею. Для этого надо, чтобы власть была в руках самого передового, самого решительного, самого революционного для данной эпохи класса»²¹.

Таким образом, если бы выборы в Учредительное собрание дали «большинство крестьянам более левым, чем эсеры», проблема была бы еще не решена. Мелкая буржуазия, писал В. И. Ленин, самостоятельной «линии» не имеет и иметь не может, так как ее двойственное, промежуточное положение в обществе обусловливает неизбежность колебаний между буржуазией и пролетариатом. «Чтобы большинство народа могло стать действительным большинством в управлении государством, действительным служением интересам большинства, действительной охраной его прав и так далее, для этого нужно определенное классовое условие. Это условие: присоединение большинства мелкой буржуазии, по крайней мере в решающий момент и в решающем месте, к революционному пролетариату»²². Как видим, ленинский тезис о подчиненности вопроса об Учредительном собрании вопросу о ходе и исходе классовой борьбы получал все более глубокое и всестороннее обоснование. Боритесь против конституционных иллюзий, добивайтесь обеспечения руководящей роли пролетариата по отношению к неустойчивой мелкобуржуазной массе, готовьте условия для свержения власти буржуазии — и тогда созыв Учредительного собрания станет реальностью.

Эти идеи получили дальнейшее развитие в работе В. И. Ленина «Государство и революция», хотя, конечно, содержание этого капитального труда много шире проблематики, непосредственно связанной с вопросом об Учредительном собрании. Однако ленинские положения о государстве как органе господства определенного класса²³, о ложности мысли, будто в буржуазном государстве всеобщее избирательное право «способно действительно выявить волю большинства трудящихся и закрепить проведение ее в жизнь»²⁴, о еще более обеспеченном, еще более «верном» всевластии буржуазии при демократической республике²⁵, о невозможности смены буржуазного государства пролетарским без насильственной революции²⁶ были направлены и против распространенных летом 1917 г. конституционных иллюзий, в том числе иллюзий относительно Учредительного собрания.

Выдвинутые В. И. Лениным принципиальные положения оказывали определяющее влияние на направление агитационно-разъяснительной работы большевистских организаций. Так, в листовке Военного бюро при московском городском и окружном комитетах РСДРП (б) говорилось: «Многие, по незнанию или по заблуждению, думают, что все будет хорошо, раз только соберется Учредительное собрание, издаст необходимые законы и установит демократическую республику. Но стоит только присмотреться к Северо-Американской Демократической республике — Соединенным Штатам, чтобы увидеть неосновательность этих надежд. Пока силен капитализм, власть денег, он давит трудящиеся массы народа»²⁷. А вот выписка из протокола общего собрания Ярославской организации РСДРП (б): «Обычный парламентаризм есть вид соглашательства с буржуазией, а сейчас необходимы решительные меры борьбы с ней. Практика показала, что при демократической республике буржуазия может использовать всю свою силу, влияние и создать путем нечистых приемов желательное для себя большинство в палатах. Отсюда необходимость диктатуры пролетариата и создания пролетарско-крестьянской республики»²⁸.

Как видим, большевики, придерживаясь курса на социалистическую революцию, оценивая общеполитическое положение глубоко и реалистично, не могли быть и не были активными приверженцами и пропагандистами идей Учредительного собраний, особенно после июльского кризиса 1917 г. Вместе с тем, поскольку впереди предвиделись «многоразличные этапы» на пути к конечной цели борьбы²⁹, поскольку республика с Учредительным собранием была бы демократичнее возобладавшего в июле бонапартистского режима, у большевиков не было причин препятствовать созыву российской Конституанты. Мало того, идею и лозунг Учредительного собрания, являвшегося знаменем партий правительственной коалиции, следовало использовать для строго определенных целей, приспособить для выявления перед массами противоречий между словами и делами Временного правительства, для обличения замыслов буржуазной контрреволюции и соглашательства эсеро-меньшевистских лидеров. Например, июльско-августовские репрессии против партии большевиков и массовых организаций трудящихся (травля и аресты видных работников, закрытия газет, запрещения митингов на фронте и пр.) послужили обоснованным поводом для публичных обвинений правительства в желании лишить своих противников свободы предвыборной агитации, в намерении исказить народное волеизъявление на выборах³⁰. Идея и лозунг Учредительного собрания использовались для показа несоответствия состава московского Государственного совещания настроениям широких народных масс, для разоблачения замыслов подменить этим совещанием Учредительное собрание. Созыв Государственного совещания, разумеется, был поставлен в надлежащую связь с постановлением Временного правительства о перенесении сроков выборов и созыва Учредительного собрания с сентября на ноябрь 1917 г.³¹

Меньшевики, как отмечалось в предыдущей главе, весной из опасений не получить «приличного» представительства в Учредительном собрании проявили некоторую сдержанность в пропаганде его идеи. Летом эти опасения, подтвержденные первыми итогами выборов в органы местного самоуправления, переросли в уверенность. Но одновременно наступила пора новых, куда более болезненных переживаний, связанных с осознанием или предчувствием недалекого крушения всех своих послефевральских планов и надежд. Как быть? В поисках спасения политическая мысль меньшевиков вольно и невольно лепилась к иконописному лику грядущего «хозяина земли русской». «Пусть же Учредительное собрание будет нашей путеводной звездой!», — обращался ОК меньшевиков к рабоче-солдатским массам Петрограда накануне демонстрации 18 июня³². «Наша главная задача теперь в том, чтобы довести страну до Учредительного собрания», — говорил И. Г. Церетели на Всероссийской конференции профсоюзов³³. Употреблялись и формулировки, которые, пожалуй, более точно соответствовали состоянию духа и особенностям тактики оппортунистических банкротов: «Мы желаем, — заявил один из делегатов Всероссийской конференции меньшевиков в мае 1917 г., — как-нибудь доползти (!) до Учредительного собрания»³⁴.

Теоретическому обоснованию идеи Учредительного собрания служила старая догма о неготовности России к социалистической революции и «недопустимости» в связи с этим задаваться социалистическими целями в обозримом будущем. Впрочем, в ходе массовой агитации меньшевики предпочитали, не заглядывая в будущее, говорить о текущем политическом моменте. Тон, как правило, был нервно-приподнятый, даже истеричный, что в известной мере объяснялось кампанейским характером «учредиловской» агитации, выпуском специальных обращений в моменты наибольшего обострения обстановки. Авторы газетных статей и проекта избирательной платформы меньшевистского ОК, предлагая читателям длинный список «смертельных опасностей», приходили к выводу: лишь-де Учредительное собрание — «воистину соборный разум всего народа» — спасет революцию и решит судьбу России «как цивилизованного государства»³⁵. Конкретно задачи, полномочия и истоки всемогущества Учредительного собрания «Рабочая газета» обрисовывала так: «Мы уже не раз указывали, что Учредительному собранию придется не только вырабатывать основные законы Российской республики, законы о правах и обязанностях граждан, придется не только решать огромный и важный вопрос земельный, тяжелый и сложный национальный вопрос и вопрос об охране труда. Нет, с первого дня Учредительному собранию придется распутывать весь тот кровавый узел, который ему передадут в наследство война и революция. Ему придется разрешать все возникающие конфликты, усмирять восстания, принимать чрезвычайные меры... Наше Учредительное собрание с первых же дней превратится в Конвент, т. е. в такое верховное, одновременно законодательное и правительственное, собрание с диктаторскими полномочиями, какое возникло во Франции в момент величайших внешних и внутренних опасностей, грозивших революции. Но именно его всенародный характер, ого общепризнанная верховная власть, участие в нем представителей всех партий сделают его могучей и авторитетной властью, способной разрешить все конфликты»³⁶.

Итак, Учредительному собранию надлежало стать чем-то вроде Конвента эпохи Великой Французской революции. Да что там французский Конвент! Роль российского Учредительного собрания «будет огромна и несравнима даже с ролью французского Конвента»³⁷. «Помнится, — писал В. И. Ленин в июле 1917 г.,— „Рабочая Газета» сболтнула однажды, что Учредительное собрание будет конвентом. Это — один из образцов пустой, жалкой, презренной похвальбы наших меньшевистских лакеев контрреволюционной буржуазии»³⁸.

Оды в честь «хозяина земли русской» начисто обесценивали оговорки, согласно которым партия меньшевиков «не склонна идеализировать Учредительное собрание», видеть в нем «барина, который приедет и все рассудит»³⁹. Нет, конституционные иллюзии были органически присущи меньшевикам, и они пытались привить эти иллюзии рабочим, солдатам и крестьянам. Правда, можно согласиться с публицистами из «Рабочей газеты», когда они писали о неумении и неспособности «поставить вопрос о созыве Учредительного собрания в центре политического внимания масс»⁴⁰. Но утверждения публицистов, будто меньшевики вместе с другими отрядами «организованной демократии» об Учредительном собрании «вспоминали лишь в моменты острых политических кризисов», а затем о нем «прочно забывали»⁴¹, — преувеличение.

Об Учредительном собрании вспоминали — не развертывая при этом широкой агитации — и тогда, когда требовалось обосновать занятую позицию или какое-либо конкретное решение. Например, возникала необходимость высказаться по аграрному вопросу — и меньшевики спешили с призывом «энергично бороться против анархических захватов земли и всяких других способов самочинного решения вопроса», ибо «земельная реформа может быть совершена только Учредительным собранием»⁴². Усиливалось национальное движение — и меньшевики торопились заявить, что «хорошо и законно, когда украинцы, латыши или литовцы требуют автономии», но что «приходится поражаться», когда на «окраинах России пробуждаются и зреют сепаратистские стремления», когда автономию пытаются осуществить до Учредительного собрания, «которое одно только может окончательно разрешить все сложные национальные вопросы в России».⁴³

При случае меньшевики старались отмежеваться от тактики буржуазных партий и организаций и говорили, что «спасти страну можно удовлетворением ее нужд, какой-нибудь положительной творческой работой», что Временное правительство обязано собственной властью провести те реформы, «которые давно вошли в народное сознание и которые могут успокоить народные массы».⁴⁴ Но на деле эта «положительная творческая работа» трактовалась мелко и расплывчато. До созыва Учредительного собрания, но мнению меньшевиков всех направлений, были допустимы только такие частичные меры подготовительного характера, как запрещение купли-продажи земли,⁴⁵ «налаживание национальной жизни в различных частях России» ⁴⁶ (видимо, имелось в виду право пользования родным языком, создание политических и культурно-просветительных организаций и пр.). Не предусматривалось и радикальное решение рабочего вопроса.⁴⁷

Наиболее серьезной мерой, на которую были готовы пойти меньшевики, являлось провозглашение республики. Но и здесь соглашательская природа мелкобуржуазных лидеров проявилась весьма ярко. Пункт о провозглашении республики был внесен меньшевистско-эсеровскими министрами в первоначальный проект июльской правительственной декларации (8 июля), однако под давлением буржуазных деятелей тут же выброшен.⁴⁸ 14 июля ОК меньшевиков принял «соломоново» решение «рассматривать» государственный строй России как республиканско-демократический, но «формальное провозглашение» республики отложить до Учредительного собрания.⁴⁹ В июле это решение молчаливо поддержали и меньшевики-интернационалисты, хотя они еще в мае указывали на нежелательность оставления страны «в. каком-то промежуточном и неопределенном политическом состоянии» в то время, когда мнение широких масс относительно формы правления определилось.⁵⁰

Еще несколько примеров использования меньшевиками идеи Учредительного собрания. Создание коалиционного Временного правительства с участием представителей социалистических партий, рассуждали они, создаст «неудобства и даже опасности для социал-демократии»? Отчасти это так, но, видите ли, «при сложившихся у нас условиях и данном состоянии сил» именно коалиционное правительство «с меньшими потрясениями, чем какое- либо, в состоянии довести русскую революцию до Учредительного собрания»⁵¹. Наделение Временного правительства чрезвычайными полномочиями, превращение Советов в прикрытие власти контрреволюции является актом предательства? Оказывается, нет. Двоевластие ликвидируется как раз для того, уверяли меньшевики, чтобы «спасти революцию» (!) и — опять-таки! — «с наименьшими потрясениями довести страну до Учредительного собрания»⁵². Буржуазные деятели хотят подменить Учредительное собрание контрреволюционным Государственным совещанием? Меньшевики признавали, что такая «редакционная иллюзия» действительно имеет место. Но именно для того, утверждали, противореча сами себе, соглашатели, чтобы не допустить попытки выдать Государственное совещание за «подлинный голос народа», и следует участвовать в его созыве и работе⁵³.

Партия эсеров эксплуатировала идею и лозунг Учредительного собрания примерно в том же темпе и ритме, что и меньшевики. Для эсеров Учредительное собрание по-прежнему было тем парламентским учреждением, в руках которого, как заявил В. М. Чернов в речи на I Всероссийском съезде Советов, «будут все судьбы страны непререкаемо»⁵⁴. «Учредительное собрание, — заявляло «Дело народа», — есть высшее торжество народной воли, верховный орган народа... С созывом Учредительного собрания начинается новая, правовая эра в жизни народа. Если революция является фактически исходным пунктом нового порядка и новых отношений, то от Учредительного собрания формально ведет свое начало и получает свою жизнь новое право и новая государственность». Правда, продолжала газета, «не исключена возможность,— не исключена не только логически, но и реально, — что в Учредительном собрании по некоторым вопросам получит преобладание воля народа, не вполне или совсем не совпадающая с подлинными интересами трудового класса». Для предотвращения этого нужна «предварительная организация народного мнения и воли», нужна подготовка созыва Учредительного собрания «на таких началах, чтобы воля народа могла выкристаллизоваться и обнаружиться возможно более полно и точно»⁵⁵. Некоторые эсеровские деятели, преимущественно из числа представителей левого крыла партии, считали меры превентивного характера недостаточными и предлагали утверждать постановления Учредительного собрания «голосованием всего народа»⁵⁶. Оговорки относительно возможности некоторых расхождений воли Учредительного собрания с «подлинными интересами трудового класса»⁵⁷  были, конечно, не случайны. Сомнительно, чтобы главной причиной их являлась неуверенность в успехе эсеров на выборах в Учредительное собрание. Еще до выборов в органы местного самоуправления видный эсеровский деятель С. Л. Маслов ссылался на распространенное мнение, что «не менее 60 %» всех депутатов Учредительного собрания будут членами фракции эсеров⁵⁸. По-видимому, дело было в ином: подобно меньшевикам, эсеры испытывали возраставшие опасения за судьбу Учредительного собрания в связи с обострением классовой борьбы. Недаром центральный орган партии эсеров счел нужным предупредить своих читателей о «неблагоприятной обстановке» для работы Учредительного собрания, о «запутанном узле одолевающего нас нестроительства»⁵⁹. Тем не менее оценка роли будущего Учредительного собрания оставалась очень высокой, конституционные иллюзии сохранялись. Здесь был корень отрицательного отношения эсеровских лидеров к внепарламентскому решению основных проблем и в конечном счете к революционной борьбе масс.

Как и меньшевики, эсеры были против «узурпации прав» Учредительного собрания на радикальное решение рабочего, аграрного, национального и других вопросов. Так, III съезд партии эсеров в резолюции о национальной проблеме указал: «Вопрос о том, организуются ли нации на основах экстерриториальной автономии или федерации, решается на учредительном или представительном собрании каждой нации и санкционируется общегосударственным Учредительным собранием — на основе взаимного между нациями соглашения — в порядке установления основных законов государства»⁶⁰. Впрочем, такие вопросы, как национальный и рабочий, не пользовались особым вниманием эсеров, поглощенных мыслями о социализации земли.

Продолжая осуждать «захватное право» и «самовольщину», эсеровские лидеры с июня 1917 г. стали усиленно рекламировать отдельные мероприятия, которые планировались и частично проводились в жизнь в области земельных отношений. Особенно большая шумиха была поднята в связи с законопроектом «мужицкого министра» В. М. Чернова о запрещении купли-продажи земли впредь до Учредительного собрания. Парируя нападки на этот законопроект со стороны буржуазно-помещичьих деятелей, В. М. Чернов утверждал: «Если что-либо могло толкать деревню к захватам и явочному местному законодательству, так это именно вечное запаздывание с законами, потребность в которых назрела, постоянное отставание от жизни и слепое, упорное стремление как-нибудь пассивно отсидеться от событий, как-нибудь дотянуть решительно во всем до Учредительного собрания. Мои законопроекты имеют целью именно ввести в закономерное русло ту местную общественную самодеятельность, которая иначе неизбежно выходит из берегов и, как половодье, многое разрушает»⁶¹. Но на деле эсеровские мероприятия тоже свидетельствовали о стремлении «отсидеться от событий» и «как-нибудь дотянуть» до Учредительного собрания, ибо они создавали слишком узкое и мелкое «русло», явно непригодное для введения в него крестьянского «половодья».

Однако, в то время как эсеровский центр лишь имитировал ликвидацию «отставания от жизни», деятели левого крыла партии постепенно проникались более серьезными намерениями. Часть левых, осуждая крестьянское «своеволие», предлагала, чтобы комитеты передали крестьянам всю землю в пользование до созыва Учредительного собрания⁶². «Если бы революция не решала многих очень существенных вопросов уже теперь, — что бы она стоила? — писал глава харьковских эсеров В. М. Качинский. — Нельзя же на революционный период смотреть как на простую подготовку к Учредительному собранию»⁶³. В Петрограде левоэсеровские элементы высказывались еще решительнее. От их имени А. М. Устинов предлагал на Северной областной конференции эсеров резолюцию с пунктом: «Мы содействуем организованным захватам земли до Учредительного собрания, которое окончательно выскажется о формах землепользования»⁶⁴.

К августу представители левоэсеровских элементов стали оформлять свои особые программно-тактические установки, основой которых было провозглашение «социальной» революции, требование немедленного создания «истинного народовластия», безотлагательного осуществления социализации земли и др.⁶⁵ Левые не отвергали идею Учредительного собрания, полагая, в частности, что оно укрепит «власть демократии», установит демократическую республику «с правами областей и национальностей на самоопределение».⁶⁶ Но они предлагали «самым решительным образом» отказаться от тактики ожидания решений Учредительного собрания, «ибо не следует закрывать глаза на то, что закон всегда идет за жизнью, а не впереди ее, и Учредительное собрание в основном и главном закрепит новые устои российского государства в том „плане“, в каком оно эти устои застанет»⁶⁷. Таким образом, левые, оставаясь в рамках единой партии эсеров, образовали свою фракцию, одной из отличительных черт которой было отсутствие идолопоклонства перед идеей Учредительного собрания. Однако левые эсеры оставались мелкобуржуазными революционерами со многими характерными для них пороками мировоззрения и тактики⁶⁸.

Довольно скептическое отношение к возможностям будущего Учредительного собрания стали демонстрировать народные социалисты, которые в июне 1917 г. объединились с трудовиками в одну партию. Сама по себе идея Учредительного собрания по- прежнему оценивалась очень высоко, но усилий для популяризации ее прилагалось все меньше и меньше. Причины этого, вероятно, были таковы: ослабление веры в успех дела Учредительного собрания в условиях обострявшейся политической борьбы и крайне неблагоприятные для энесов первые итоги выборов в органы местного самоуправления. Недаром центральный орган энесов раздраженно бранил «некоторые» партии (в первую очередь, надо полагать, эсеров) за «непростительное преступление перед родиной», выражавшееся в стремлении «набрать депутатов „числом поболее, ценою подешевле», превратить Учредительное собрание в машину для голосования, состоящую под командой нескольких вожаков»⁶⁹. «Большую опасность» для Учредительного собрания некоторые энесы усматривали в деятельности Советов. «Если Советы и комитеты, — предрекал журнал «Русское богатство»,— не последуют благоразумному примеру IV Думы (!), не отойдут в сторону и будут, не имея сколько-нибудь достаточных оснований, выдавать свои порою случайные и необдуманные мнения за голос всей русской демократии, то они неминуемо начнут борьбу против всенародно избранного Учредительного собрания»⁷⁰. Доставалось и Временному правительству за то, что оно «плывет без руля и без ветрил», не создает «сильную власть», не «выкристаллизовывает мнение страны» накануне выборов в Учредительное собрание. «Создается закон о выборах в Учредительное собрание, — ворчал близкий к энесам еженедельник «Городское вече», — обсуждаются все мельчайшие детали, чтобы выборы не могли быть кассированы, а для политического воспитания населения... ничего еще не сделано и не делается»⁷¹. Л. М. Брамсон в докладе об Учредительном собрании на I Всероссийском съезде Советов, похоже, выражал прежде всего точку зрения своей партии, когда предупреждал против «преувеличенных надежд» и «маниловщины» в связи с созывом Учредительного собрания⁷².

А вообще отношение центральных органов Советов к будущему Учредительному собранию определялось руководящим большинством партий меньшевиков и эсеров. Чаще всего в публичных воззваниях ЦИК, ИК Петроградского Совета, в статьях «Известий» угадывается «рука» меньшевистских деятелей центристского толка. Поэтому нет смысла останавливаться на упомянутых материалах⁷³. Что касается позиции местных Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, то она нередко в той или иной мере отличалась от позиции их центральных органов — все зависело от соотношения партийных сил в каждом данном Совете. Особой же «советской» идеи Учредительного собрания не существовало. То же самое можно сказать и о точке зрения других массовых организаций трудящихся, например профсоюзов.

А что думали об Учредительном собрании представители российской буржуазной контрреволюции?

Буржуазные интеллигенты в лице партии кадетов, как и следовало ожидать, сделали по-своему трезвые выводы из данных об усилении рабочего, крестьянского и национального движения, об обострении классовой борьбы («анархии») в стране. Профессор В. М. Гессен, сохранивший свое положение ведущего кадетского правоведа, уже в конце мая заявил не без некоторого злорадства, что «с общеполитической точки зрения» не только «время созыва Учредительного собрания неизвестно, но и самый факт его созыва сомнителен. Во всяком случае движение русской революции от нового порядка к анархии удаляет страну от Учредительного собрания, а не приближает к нему»⁷⁴.

Затаенная антипатия к идее Учредительного собрания побуждала некоторых кадетов склоняться к мысли о создании некоего суррогата парламентского учреждения, который по меньшей мере притупил бы актуальность вопроса о созыве Учредительного собрания. В мае на VIII съезде партии эту мысль высказал Д. И. Шаховской. Он предложил добиваться создания Временным правительством «авторитетного органа» из членов Государственной думы I, II и IV составов⁷⁵. Это предложение не встретило поддержки большинства делегатов съезда, в том числе П. Н. Милюкова, который заявил, метя, конечно, в массовые организации трудящихся, что «у нас, к сожалению, и так слишком много суррогатов Учредительного собрания»⁷⁶.

Однако во время подготовки и проведения Государственного совещания вновь появились прожекты относительно создания «авторитетного органа», в котором преобладали бы представители буржуазных партий. По сведениям газеты «Отечество» (орган радикально-демократической партии), на Государственном совещании «в кругах трудовой интеллигенции, — а может быть, и в других еще, но мы не знаем об этих, — шли разговоры о необходимости создать какой-то постоянный, не то законодательный, не то законосовещательный орган при Временном правительстве. Но тогда инициаторы этой идеи не решились выступить с нею публично»⁷⁷. Действительно, в то время кадеты («трудовая интеллигенция») не решились развернуть публичную кампанию, но кое-какие намеки их пресса все же сделала. Так, в редакционной статье «Речи» Временное правительство критиковалось за намерение не позволить Государственному совещанию принимать конкретные решения. «В Москве, следовательно, соберется „земский собор“, — ехидничала «Речь», — может быть, копия, того знаменитого Азовского собора, который объявил Алексею Михайловичу, что народ пуще басурман разорен от царских воевод»⁷⁸.

При всем этом одним из главных мотивов официальной кадетской пропаганды были заверения в неукоснительной поддержке идеи Учредительного собрания. Ссылаясь на такого рода заверения, П. Н. Милюков утверждал, что его партия придавала Учредительному собранию «громадное значение», считала необходимым «бережно» обращаться «с идеей этого проявления народовластия и с ее наилучшим осуществлением»⁷⁹. К данному утверждению, памятуя отмеченное выше, следует относиться критически. Большинство кадетов, бесспорно, конституционных иллюзий не питало, к различным «проявлениям народовластия», особенно после опыта первых месяцев революции, относилось отнюдь нс «бережно», Учредительное собрание с удовольствием подменило бы каким-нибудь более приемлемым представительством. Сильная, успешно подавляющая революционное движение правительственная власть — вот о чем прежде всего мечтали кадеты. При благоприятных для них обстоятельствах кадеты постарались бы похоронить дело Учредительного собрания без лишнего шума. А если обстоятельства неблагоприятны, если противником созыва Учредительного собрания прослыть опасно, если Учредительное собрание все-таки будет созвано? Тогда «реальные политики», каковыми провозглашали себя кадеты, были обязаны позаботиться о «наилучшем», как выразился Милюков, т. с. наиболее выгодном для себя, осуществлении идеи Учредительного собрания. В этом направлении кадеты вели энергичные поиски, их пресса публиковала много соответствующих статей, что и создавало обманчивое впечатление о «громадной» заинтересованности в созыве российской Конституанты.

Одной из причин условной поддержки идеи Учредительного собрания кадетами была надежда на коренное, благоприятное для них изменение настроений массового избирателя. «К Учредительному собранию, — писал В. М. Гессен, — Россия придет после долгих и тяжких блужданий по песчаной и безводной пустыне анархии. Она придет к нему измученная и обессиленная, растерявшая по пути значительную часть революционных иллюзий. Она придет к нему, охваченная стремлением к порядку и жаждою власти»⁸⁰. Это был первый аргумент. А второй — его приводил П. Н. Милюков — заключался в следующем: «крестьянство не сделало еще своего выбора» и голосует за эсеров потому, что те «громче кричат, первые приходят к крестьянству и много обещают». Но пройдет время, продолжал Милюков, кадетская пропаганда дойдет до масс, крестьяне «осмотрятся и разберутся в требованиях партий», и тогда итоги голосований будут иными⁸¹.

Однако при всем этом надежды были не слишком велики. Даже заядлые оптимисты в конце концов приходили к мнению, что в Учредительном собрании будет «социалистическое» большинство при крепкой кадетской фракции, способной при решении отдельных вопросов перетягивать на свою сторону промежуточные элементы. Исходя из опыта комплектования составов Временного правительства, более перспективной считали борьбу за преобладание в органах исполнительной власти. Отсюда делался вывод о необходимости строжайшего разделения властей, недопущения того, чтобы Учредительное собрание превратилось в Конвент. «Первейшей задачей» Учредительного собрания объявлялась организация правительственной власти в лице «временного главы государства» (президента) и кабинета министров. Правительство было бы политически ответственно перед Учредительным собранием, но в то же время обладало бы не только чисто исполнительной, а и широкой «указной» властью, позволяющей осуществлять «текущую законодательную работу». Создав сильную и в известной мере независимую правительственную власть, Учредительное собрание в свою очередь оградило бы себя от воздействия революционных масс и их организаций. Для этого, по мнению кадетов, следовало распустить или лишить всякой власти Советы и создать «национальную гвардию», «охраняющую Учредительное собрание, свободу его суждений и решений от всякого посягательства извне»⁸².

Что касается позиции министров Временного правительства, то она, естественно, зависела в первую очередь от принадлежности их к той или иной партии. Партия кадетов после образования коалиции с мелкобуржуазными социалистами оказывала на определение общеправительственной линии уже не столь решающее влияние, как в марте—апреле. Однако, опираясь на своих представителей в министерствах и особенно в Юридическом совещании, которое вырабатывало предварительную формулировку почти всех постановлений, кадеты не без успеха продолжали претендовать на роль первой скрипки. ЦК партии кадетов в дни, когда формировалось первое коалиционное правительство, обсуждал вопрос о создании особого министерства по делам Учредительного собрания во главе с Ф. Ф. Кокошкиным⁸³. Правда, кадеты особенно не настаивали на своем предложении, видимо, опасаясь перехода этого важного портфеля в будущем в руки социалиста. К тому же назначение Кокошкина на пост председателя Особого совещания для изготовления проекта положения о выборах стало неплохой компенсацией неосуществленного замысла.

Было бы неправильно полагать, что после образования коалиции правительственная политика в вопросе об Учредительном собрании не претерпела никаких изменений. Министры из числа меньшевиков и эсеров не изменили основных принципов этой политики, но все же сделали ее несколько более «проучредиловской». Произошло не только некоторое обновление министерской фразеологии. В целом Временное правительство второго и третьего составов проявляло возросшую готовность к принятию практических мер по подготовке созыва Учредительного собрания. Наибольшее значение здесь имело то, что министры связали себя публичным обязательством созвать его к определенному сроку, от чего упорно уклонялось Временное правительство первого состава. Впрочем, история назначения сроков и практической подготовки выборов заслуживает специального рассмотрения, и к ней мы обратимся ниже.

Судьба Учредительного собрания в решающей степени зависела от отношения к нему широких народных масс. Произошли ли здесь какие-либо существенные изменения по сравнению с тем, что наблюдалось в марте—апреле 1917 г.? По нашему мнению, основные тенденции, характерные для того периода, сохранились и в последующие месяцы. Против этого как будто свидетельствуют сотни митинговых резолюций, содержавших требования скорейшего созыва Учредительного собрания, выражения надежд на разрешение им тех или иных проблем и пр. Но количество и содержание этих резолюций — поток их по сравнению с весной стал уже — дают нам материал для суждений не столько об умонастроениях масс, сколько об интенсивности и направлении агитационной работы различных партий. Если, например, в конце июля—начале августа в митинговых резолюциях, составленных и выдвинутых большевиками, мы обнаруживаем участившиеся упоминания об Учредительном собрании, то это еще не доказательство возросшей популярности лозунга его среди революционно настроенных рабочих и солдат. В действительности популярность могла остаться на прежнем уровне или снизиться, но большевики сочли целесообразным использовать лозунг Учредительного собрания ради большей убедительности разоблачений контрреволюционности и антидемократичности созванного Временным правительством московского Государственного совещания.

Еще один пример. Летом 1917 г. эсеровские организации усиленно предлагали крестьянским сходам и съездам тексты постановлений, в которых решение земельного вопроса возлагалось на Учредительное собрание. Таких стереотипных по содержанию и форме постановлений насчитывалось немало, в иных губерниях, возможно, не меньше, а больше, чем весной 1917 г. Вместе с тем резкое увеличение так называемых «земельных правонарушений» обнаруживало наличие у крестьянства серьезных сомнений, традиционной недоверчивости и настороженности во всем, имеющем отношение к вопросу о земле. Именно очевидное стремление крестьян непосредственно самим или при помощи своих комитетов отобрать землю у богатеев немедленно, именно очевидное отсутствие воодушевления идеей Учредительного собрания побуждало эсеров активизировать пропаганду ее. Поэтому упомянутые стереотипные постановления прежде всего отражали деятельность партии эсеров. Во всяком случае здесь не видно признаков стихийной крестьянской инициативы. В связи с этим неудивительно, что историки не находят данных, которые свидетельствовали бы о крестьянских волнениях по поводу затяжек с созывом Учредительного собрания, о сколько-нибудь существенном интересе к ходу подготовки выборов и пр. Наоборот, хорошо известно, что, например, выборы в волостное земство, имевшие весьма важное значение для подготовки выборов в Учредительное собрание, проходили при очень большом абсентеизме со стороны крестьян.

Об отношении к идее Учредительного собрания можно судить, в частности, по июльским событиям 1917 г. Известно, что демонстрация в Петрограде была следствием стихийного взрыва возмущения масс политикой Временного правительства. Рабочие и солдаты говорили тогда о самом главном, действительно «наболевшем», но в списке претензий и требований Временному правительству и ЦИК Советов не оказалось никаких упоминаний об Учредительном собрании. Зато большевистский лозунг «Вся власть Советам!» пользовался необычайно широкой и активной поддержкой. Не объясняется ли это временной «забывчивостью» масс и отсутствием соответствующих «напоминаний» со стороны партии большевиков, направлявшей стихийное движение в русло организованной демонстрации? Вряд ли.

За две недели до июльских событий (18 июня) в Петрограде состоялась многолюдная демонстрация, назначенная I Всероссийским съездом Советов и Исполкомом Петроградского Совета, активно поддержанная представленными в Совете партиями. «„Да здравствует Учредительное собрание!“ — должно красоваться на всех знаменах 18 июня», — призывал меньшевистский ОК⁸⁴. Лозунг Учредительного собрания выдвигали на первый план не только партийные эсеро-меньшевистские органы, по и Советы. Ожидалось, что эффект этих призывов будет велик, ибо накануне (14 июня) произошло примечательное и долгожданное событие: Временное правительство впервые объявило сроки выборов и созыва Учредительного собрания. И что же? «Мерная поступь рабочих и солдатских батальонов. Около полумиллиона демонстрантов. Единство дружного наступления. Единство вокруг лозунгов, среди которых гигантски преобладали: „вся власть Советам», „долой 10 министров-капиталистов», „ни сепаратного мира с немцами, ни тайных договоров с англо-французскими капиталистами“ и т. п. Ни у кого из видевших демонстрацию не осталось сомнения в победе этих лозунгов среди организованного авангарда рабочих и солдатских масс России»⁸⁵. Нет, не волновала воображение, не занимала умы революционных рабочих и солдат перспектива созыва Учредительного собрания.

Было бы неправильно упрощать положение, давать ему однозначные оценки. Конституционные иллюзии, в том числе иллюзии относительно Учредительного собрания, при всей эфемерности их, при наличии тенденции идти на убыль по мере революционизации масс, летом 1917 г. еще представляли собой распространенное явление. Не говоря уже об интеллигенции, веру в особую роль Учредительного собрания сохраняли те слои рабочих, солдат и крестьян, которые составляли «политическую армию» эсеров и меньшевиков. Кроме того, необходимо учитывать, что процесс освобождения масс от конституционных иллюзий протекал неравномерно. Как неоднократно подчеркивал В. И. Ленин, мелкая буржуазия по своей классовой природе двойственна, неустойчива, подвержена колебаниям. Одной из главных, непосредственных причин колебаний мелкобуржуазных масс и временного, порой весьма значительного оживления среди них конституционных иллюзий были резкие вспышки классовой, политической борьбы, ставившие страну на грань гражданской войны. Так было в ходе июльских событий в Петрограде, когда имело место «резкое, иногда почти внезапное „вымывание» средних элементов, в связи с бурным обнаружением пролетарских и буржуазных»⁸⁶. В. И. Ленин отметил и ближайшие последствия этого «вымывания», т. е. временного устранения с поля действия неустойчивых средних элементов, недовольных «крайностями» и напуганных угрозой гражданской войны. В современной России, в июле 1917 года, писал Владимир Ильич, «чрезвычайно широкие массы населения проникнуты конституционными иллюзиями», одним из проявлений которых было мнение, будто «все будет вскоре пересмотрено и окончательно установлено Учредительным собранием»⁸⁷. Вождь партии большевиков сделал особое ударение на этом выводе, так как главная, но еще не всеми членами партии понятая задача состояла в перестройке всей работы на политическую подготовку вооруженного восстания. Но Ленин тогда же заявил: «Все признаки указывают на то, что ход событий продолжает идти самым ускоренным темпом, и страна приближается к следующей эпохе, когда большинство трудящихся вынуждено будет доверить свою судьбу революционному пролетариату»⁸⁸.

 

 

2. Определение срока созыва Учредительного собрания

В мае—начале июня 1917 г. все крупные политические партии, руководствуясь в основном теми же соображениями, что и в марте—апреле, продолжали говорить о выборах и созыве Учредительного собрания в «скорейшем», «кратчайшем» или «возможно скорейшем» времени (последнее определение предпочитали кадеты). В декларации, опубликованной 5 мая первым коалиционным Временным правительством, давалось обещание принять меры к «скорейшему» созыву Учредительного собрания, но конкретные даты не назывались⁸⁹. По словам И. Г. Церетели, «представители демократии» на очередном заседании правительства поставили вопрос «об ускорении созыва Учредительного собрания» и предложили «немедленно гласно начать работы по разработке плана кампании выборов»⁹⁰. 10 мая Временное правительство приняло постановление, которое «в целях скорейшего созыва Учредительного собрания» намечало первое заседание Особого совещания для изготовления проекта положения о выборах на 25 мая. Одновременно был разработан текст специального извещения для печати, подтверждавшего, что «одной из важнейших обязанностей, взятых на себя Временным правительством», является «созыв в возможно кратчайший срок Учредительного собрания»⁹¹. Таким образом, решение о назначении конкретных сроков вновь откладывалось, хотя манипуляции определениями «скорейший», «кратчайший» и тому подобными всем начинали надоедать. Необходимость гласного уточнения планов с каждой педелей ощущалась все острее.

Предвидя неизбежное и опасаясь «спешки» со стороны эсероменьшевистских лидеров, кадеты попытались взять инициативу на себя. 21 мая «Речь» опубликовала статью В. М. Гессена «Время и место созыва Учредительного собрания», в которой после напоминаний о сложности всей проблемы делался вывод: «Раньше конца октября выборы состояться не могут. Если они к этому времени состоятся, приблизительно в середине ноября может быть созвано Учредительное собрание»⁹². Но многочисленные, упорно повторяемые кадетской прессой оговорки относительно необходимости предварительного «наведения порядка» в стране, об обязательности «самой тщательной» подготовки выборов показывали условность согласия на созыв Учредительного собрания в ноябре. Не подлежало сомнению, что кадеты намеревались еще не раз возвращаться к вопросу о сроках, изыскивая предлоги для отдаления их.

Впрочем, эсеро-меньшевистские лидеры к концу мая тоже склонялись к мысли, что Учредительное собрание невозможно созвать ранее октября—ноября. «Время созыва Учредительного собрания по техническим трудностям не может быть определено ранее четырех месяцев от начала работ [Особого] совещания», — утверждала Комиссия по Учредительному собранию при Исполкоме Петроградского Совета в справке о работе, которую получили все мипистры-«социалисты»⁹³. Видимо, руководствуясь этим заключением и учитывая мнение кадетов, эсеровские министры сделали соответствующие полуофициальные заявления, имевшие целью зондаж общественного мнения. А. Ф. Керенский во время пребывания в Киеве сказал, что «при самой спешной подготовке» Учредительное собрание удасться созвать «не ранее октября и даже ноября 1917 г.»⁹⁴. В. М. Чернов со своей стороны разъяснял периферийным эсеровским работникам: «Учредительное собрание должно быть созвано к покрову⁹⁵, но не позднее ноября месяца. Лишь при таком условии Собрание сможет выработать за зиму основные законы, в том числе и закон о земле»⁹⁶.

Как скоро следовало принять решение о точных сроках выборов и созыва Учредительного собрания? Судя по краткому протоколу заседания Исполкома Петроградского Совета от 27 мая, там полагали, что Временное правительство должно назначить точные сроки после «скорейшей» разработки и утверждения условий осуществления активного избирательного права⁹⁷, т. е. после того, как определится корпус избирателей и появится возможность начать работу по составлению списков.

Через своего представителя в Особом совещании (М. Ю. Козловского) высказали свое мнение о сроке и большевики. «Я считаю, — говорил М. Ю. Козловский на заседании Особого совещания 31 мая, — что недопустимо так тянуть и отсрочивать созыв Учредительного собрания... Я предлагаю Совещанию представить Временному правительству [требование] о назначении срока созыва Учредительного собрания в возможно скором времени. Я думаю, что такой срок может быть установлен — мне говорили специалисты по технике этого вопроса — не позднее 1 сентября. Собрание уже может быть созвано к этому сроку»⁹⁸. Однако председательствовавший на заседании В. А. Мякотин, поддержанный Л. М. Брамсоном, поспешил свернуть обсуждение вопроса о сроках под предлогом отсутствия у Особого совещания соответствующей компетенции⁹⁹.

Но через две недели Особому совещанию пришлось-таки заняться вопросом о сроках. Вот какие обстоятельства непосредственно предшествовали этому.

Как известно, бурные события 9—10 июня¹⁰⁰ показали не только нараставшее возмущение петроградских рабочих и солдат политикой Временного правительства, по и падение влияния соглашательских партий. Меньшевики и эсеры, переживая замешательство, лихорадочно искали сильнодействующие средства, которые помогли бы им выправить положение. Тут-то и было решено «обрадовать» массы вестью о скором пришествии «хозяина земли русской». Первыми ухватились за эту мысль члены бюро меньшевистского ОК, 10 июня собравшиеся на заседание с повесткой дня: «О борьбе с большевистскими настроениями». Бюро постановило «добиться фиксации срока созыва Учредительного собрания, войдя в переговоры по этому вопросу с министрами»¹⁰¹. Судя по последующему ходу действия, аналогичное решение приняли и руководящие органы партии эсеров. Теперь предстояло склонить на свою сторону если не всех, то большинство министров Временного правительства.

11 или 12 июня А. Ф. Керенский, В. М. Чернов, И. Г. Церетели и М. И. Скобелев приступили к «обработке» остальных членов правительства, по-видимому, настаивая, чтобы выборы и созыв Учредительного собрания были назначены на сентябрь 1917 г. Эта четверка быстро уговорила трудовика П. Н. Переверзева, эпеса Л. В. Пешехонова, а затем, вероятно, беспартийного М. И. Терещенко и кадетского «оппортуниста» Н. В. Некрасова. Нетвердую позицию занимал министр-председатель Г. Е. Львов. Правоверные представители кадетов (А. И. Шингарев, А. А. Мануйлов, Д. И. Шаховской) сопротивлялись изо всех сил, но чаша весов склонялась на сторону эсеро-меньшевистских министров, продолжавших, по словам М. М. Винавера, «решительный напор на правительство»¹⁰². Шингареву и его товарищам удалось добиться лишь согласия всех министров запросить мнение Особого совещания. 13 июня кто-то из министров-кадетов связался с председателем Особого совещания Ф. Ф. Кокошкиным и предложил ему немедленно сформулировать заключение, конечно, неблагоприятное для министров-социалистов. Кокошкин тоже был правоверным кадетом, по он отказался решать вопрос единолично, предложив созвать возглавлявшуюся В. М. Гессеном комиссию по спискам избирателей с участием членов президиума Особого совещания и председателей других комиссий. В этом случае правительство могло получить ответ не немедленно, а только на следующий день. Снова начались переговоры министров, закончившиеся их согласием на однодневную отсрочку решения о времени созыва Учредительного собрания¹⁰³.

Расширенное заседание комиссии под председательством В. М. Гессена началось утром 14 июня в Мариинском дворце и продолжалось более 4 часов. Окончательная формулировка подлежавшего решению вопроса выглядела так: «К какому сроку возможен по техническим соображениям созыв Учредительного собрания?»¹⁰⁴. Ухватившись за эту формулировку, кадеты сразу же потребовали, чтобы комиссия не принимала во внимание политические соображения, ибо всем было ясно, что именно политика побуждает правительство форсировать события. Кокошкин, Гессен, Винавер и их единомышленники тоже, разумеется, «делали политику», но умело изобразили себя бескорыстными поборниками таких сроков, которые позволили бы созвать «не фальсифицированное, а подлинное» Учредительное собрание. Представители мелкобуржуазных социалистов спасовали, и в результате Гессен через несколько часов торжественно заявил на пленарном заседании Особого совещания, что «единственное политическое начало, которое имелось в виду комиссией, заключается именно в том, что никакие политические соображения не могут и не должны оправдать фальсификацию Учредительного собрания»¹⁰⁵.

Добившись первого успеха, кадеты прочно взяли ход обсуждения в свои руки. По их предложению дискуссия сосредоточилась на вопросе: «Можно ли доверить подготовку выборов и руководство выборами существующим в настоящее время местным организациям?»¹⁰⁶. От того или иного ответа на этот вопрос и зависел темп подготовительной работы. Кадеты и их сторонники из числа беспартийных «сведущих лиц» были решительно против использования уже существующих местных организаций, называя их «совершенно случайными, пестрыми и неодинаковыми по составу» и в силу этого неспособными предотвратить «фальсификацию народной воли». Партии меньшевиков, эсеров, энесов и трудовиков с марта—апреля тоже полагали, что организация выборов в Учредительное собрание должна принадлежать новым органам местного самоуправления, созданным на основе всеобщего избирательного права. Поэтому представители этих партий на заседании комиссии согласились с кадетами «без всяких споров»¹⁰⁷. Отсюда следовало, что непосредственная подготовка выборов в Учредительное собрание могла начаться нескоро, поскольку реорганизация органов местного самоуправления только начиналась. Придерживаясь такой линии, комиссия рисковала слишком значительно разойтись с последними намерениями Временного правительства. Участники заседания еще раз обменялись мнениями и пришли к выводу о допустимости сугубо предварительного, подлежащего последующей проверке составления списков избирателей уже существующими органами волостного и городского самоуправления¹⁰⁸.

Дальнейшие прения продолжались в присутствии представителя министерства внутренних дел, главноуправляющего по делам местного хозяйства кадета Н. Н. Авинова, приглашенного дать справку о состоянии дел по реорганизации органов местного самоуправления. Авинов нарисовал весьма безотрадную картину. Согласно прогнозам МВД, новые органы волостного и городского самоуправления могли быть созданы, и то без твердого ручательства, лишь к 1 сентября. Отсюда следовало, что проверка и окончательное составление списков избирателей в Учредительное собрание могли бы завершиться к середине сентября. Последующий ход подготовительной работы, по мнению кадетов, выглядел бы так: 10 дней ушло бы на подачу протестов и жалоб избирателей в уездные комиссии; 5 дней — на рассмотрение этих протестов и жалоб; 10 дней — на обжалование постановлений уездных комиссий в административные отделения окружных судов и т. д. В целом, по подсчетам кадетов, на всю предварительную процедуру требовалось два месяца. Мелкобуржуазные социалисты, находившиеся на заседании комиссии в явном меньшинстве, предлагали не предусматривать обжалование в суде, но получили отпор¹⁰⁹. Окончательное, принятое большинством голосов заключение заседания комиссии гласило: «Выборы в Учредительное собрание могут быть произведены по истечении двух месяцев со времени образования волостных и городских органов самоуправления на демократических началах»¹¹⁰, т. е. никак не ранее 1 ноября 1917 г.

Эсеро-меньшевистские партийные лидеры и члены Исполкома Петроградского Совета, по-видимому, получавшие оперативную информацию по телефонам, остались недовольны поведением своих представителей в комиссии и ее заключением. Поэтому едва заседание комиссии по спискам избирателей закончилось, как в зале появились представители Исполкома и заявили, что они считают комиссию некомпетентной и требуют созыва пленарного заседания Особого совещания. Ф. Ф. Кокошкин, поддержанный большинством членов комиссии, сначала отказался выполнить это требование, по немного позднее решил проконсультироваться с министрами. Последовала серия телефонных переговоров Кокошкина с министрами и министров между собой. Керенский, Церетели и их сторонники продолжали свой «напор». В результате Кокошкин получил указание срочно созвать всех членов Особого совещания и доложить о его заключении через несколько часов на вечернем заседании Временного правительства¹¹¹.

На пленарном заседании Особого совещания представители Советов и мелкобуржуазных партий 14 июня действовали не очень согласованно, но в целом более энергично, чем на заседании комиссии. Л. М. Брамсон, В. В. Водовозов, Э. Э. Понтович, М. С. Фокеев и другие открыто заговорили о необходимости учета политической обстановки, бранили кадетов за формализм и и стремление «вставлять палки в колеса». Представитель Советов крестьянских депутатов Фокеев, поддержанный Брамсоном и Водовозовым, предлагал поручить всю подготовку выборов в Учредительное собрание уже существующим органам самоуправления в волостях и городах. Брамсон, а также Понтович и Водовозов высказывались за более сжатые сроки обжалования неправильностей в списках избирателей, за сокращение инстанций обжалования. Назывались и возможные сроки выборов и созыва Учредительного собрания. Например, Брамсон полагал, что упрощенная процедура подготовительных работ позволит провести выборы уже в августе. Водовозов был более осторожен, предлагая провести выборы в сентябре, а созвать Учредительное собрано к 1 октября¹¹². При условии целеустремленной и хорошо организованной работы различных учреждений и организаций, в том числе Советов, при условии отказа от ряда формальностей, соблюдение которых было бы естественным в «спокойный» период, не требовавший экстраординарных мер, упомянутые наметки сроков имели реальные шансы на осуществление.

Однако кадеты и их сторонники, располагавшие на заседании большинством голосов, держались уверенно и стойко. Они обвиняли мелкобуржуазных социалистов в «политической нервности», беспорядочной панике» и беспринципной конъюнктурщине, что было небезосновательно, так как, не будь событий 9—10 июня, меньшевики и эсеры наверняка не стали бы заваривать кашу.

М. Гессен, Н. Н. Авинов, С. А. Котляревский, Н. И. Лазаревский уверяли, что комиссия по составлению списков, считая возможным провести выборы в начале ноября, «дошла до последних пределов в своем оптимизме», и в подтверждение ссылались не только на трудности создания аппарата выборов, но и на дальности расстояний, железнодорожную разруху, плохое состояние почтово-телеграфной связи. Говорилось и о неподготовленности к всеобщим выборам некоторых национальных окраин и Сибири. Последний аргумент поддержали представители Средней Азии и Сибири, заявившие, что при учете условий этих окраин Учредительное собрание не может быть созвано ранее января 1918 г. В итоге пленарное заседание Особого совещания 28 голосами против 12 одобрило заключение комиссии по составлению списков избирателей¹¹³.

Имея в руках это заключение, Ф. Ф. Кокошкин направился а вечернее заседание Временного правительства. Здесь после оклада председателя Особого совещания развернулась решающая схватка, затянувшаяся до двух часов ночи 14 июня¹¹⁴. Результатом горячих споров было назначение выборов и созыва Учредительного собрания соответственно на 17 и 30 сентября 1917 г., причем составление списков избирателей возлагалось «на органы волостного и городского местного самоуправления, избранные на основании всеобщего, прямого, равного и тайного голосования»¹¹⁵. Следовательно, министры-социалисты настояли на намеченных ими сроках, но согласились не поручать составления списков избирателей старым органам местного самоуправления и Советам. А ведь только в этом случае можно было реально рассчитывать на созыв Учредительного собрания в сентябре, поскольку весь ход работы по созданию новых органов волостного и городского самоуправления и в самом деле не давал никаких оснований для оптимизма. Так родился несерьезный, не имевший шансов на долгожитие компромисс.

По словам энеса В. В. Водовозова, постановление Временного правительства «ошеломило» членов Особого совещания¹¹⁶. Представители кадетов предложили, чтобы Особое совещание не допускало «порчи» закона о выборах ради согласования его с назначенными сроками и продолжило свою работу, игнорируя постановление правительства¹¹⁷. Левая половина Особого совещания выдвинула иное мнение: «Хотя нельзя быть уверенными, что выборы действительно окажутся возможными к 17 сентября, но Совещание все-таки должно сделать все возможное, чтобы обеспечить Временному правительству исполнение взятого им на себя обязательства, разумеется, ни в коем случае не ценою порчи закона»¹¹⁸. Дебаты завершились решением о предоставлении министрам довольно-таки мизерного облегчения: Особое совещание большинством голосов (против кадетов) рекомендовало Временному правительству, чтобы оно при создании окружных избирательных комиссий не ожидало завершения всеобщих выборов в уездные и губернские земства, ибо это завершение не предвиделось даже в сентябре. Правительству следовало самому указать «те существующие на местах общественные организации и учреждения, которым надлежит выбрать своих представителей в окружные избирательные комиссии». Что касается сроков процедуры составления, проверки, обжалования и оглашения списков избирателей, то Особое совещание стояло на прежнем — два месяца и не меньше¹¹⁹. Забегая вперед, отметим, что в июле Временное правительство одобрило эти рекомендации.

Демонстрация 18 июня и предпринятое Временным правительством авантюрное наступление на фронте временно заглушили споры о сроке созыва Учредительного собрания. Толчком к возобновлению их послужили июльские события. 3 июля Н. И. Лазаревский, занимавший влиятельное положение в Особом и Юридическом совещаниях, написал свое «Особое мнение». Магистр государственного права предлагал Особому совещанию исходить из того, что Временное правительство вскоре пересмотрит срок созыва Учредительного собрания «либо по тем или иным политическим соображениям, либо под давлением обнаружившейся практической невозможности произвести выборы именно 17 сентября»¹²⁰. Трудно сказать, насколько точно улавливал и отражал преобладавшие министерские умонастроения формально беспартийный, но политически активный и осведомленный Лазаревский. Как известно, кадетские министры в ночь на 3 июля подали в отставку¹²¹, а беспартийный правовед пошел в гору —10 июля он сменил Ф. Ф. Кокошкина на посту председателя Юридического совещания¹²². Учитывалось ли при этом упомянутое «Особое мнение» Лазаревского? Во всяком случае ясно, что оно не было сочтено крамольным, порочащим намерения правительства.

Бонапартист А. Ф. Керенский и его коллеги в начале июля, вероятно, сознавали «опрометчивость» правительственного постановления от 14 июня. Но заявить об этом публично и предпринять соответствующие практические шаги не позволяла обстановка. Более того, июльские события сделали положение правительства настолько нелегким, что первое время после них министры просто не могли обойтись без демагогических заверений относительно созыва Учредительного собрания. «Временное правительство, — говорилось в его декларации от 8 июля, — примет все меры, чтобы выборы в Учредительное собрание состоялись в назначенный срок (17 сентября) и чтобы подготовительные мероприятия были закончены заблаговременно для обеспечения правильности и свободы выборов. Скорейшее введение городского и земского самоуправления на основах всеобщего, прямого, равного и тайного голосования, с повсеместным их распространением, является первейшей задачей правительства в области внутренней политики»¹²³.

Впрочем, это правительственное заявление содержало странные противоречия и умолчания. Оно давало понять, что ранее одобренная процедура «подготовительных мероприятий» не подлежит изменению и что, следовательно, «скорейшее введение» новых органов местного самоуправления означает завершение этой работы к 17 июля или, на худой конец, к 1 августа. В действительности же до завершения работы было далеко, и министры знали об этом. Но, может быть, Временное правительство все- таки намеревалось поручить подготовку выборов иным органам или решало резко сократить время на составление, проверку и обжалование списков избирателей? Нет, намеков на это декларация не содержала. Остается предположить, что министры, пребывая в состоянии крайней растерянности, кружили вокруг решения об отсрочке.

Судя по редакционной статье «Речи» от 11 июля, кадеты это сразу уразумели, а уразумев, перешли в наступление. Их пресса стала заполняться протестами против «невозможно близкого», «чересчур спешного» созыва Учредительного собрания, указаниями на «величайшую опасность» проведения выборов без «гарантий правильности»¹²⁴. Соблюдение «гарантий правильности» путем подготовки выборов только новыми органами местного самоуправления — а это означала отсрочку выборов — кадеты называли одним из главных условий возвращения своих представителей в правительство¹²⁵. 19 или 20 июля на заседании кадетского ЦК было решено требовать в правительстве поста министра внутренних дел с главной целью — добиться отсрочки выборов в Учредительное собрание, ибо проведение их в сентябре, по заявлению М. М. Винавера, стало бы «бедствием» для кадетов¹²⁶.

Эсеро-меньшевистские министры продолжали говорить о созыве Учредительного собрания к 30 сентября и даже рассылали на места соответствующие циркуляры. Так, в циркуляре управляющего МВД И. Г. Церетели губернским и областным комиссарам (17 июля) предписывалось «принять все меры к осуществлению решения правительства к 30 сентября созвать Учредительное собрание, для чего вы должны иметь непосредственный надзор за безостановочной подготовкой выборов в органы местного самоуправления»¹²⁷. Но на самом деле соглашатели не были столь упорны, как это могло показаться при чтении текстов их официальных заявлений и циркуляров. Тот же И. Г. Церетели за два или три дня до отправки своего циркуляра на переговорах о пополнении состава правительства кадетами держался совсем по-иному. «Передают, что в переговорах Временного правительства с кандидатами на министерские посты в новом коалиционном правительстве затронут был и вопрос о сроке созыва Учредительного собрания, — сообщала правоэсеровская газета «Воля народа». — Эти кандидаты в качестве представителей партии народной свободы настойчиво указывают, что созвать Учредительное собрание к 30 сентября невозможно. Члены Временного правительства, в том числе и И. Г. Церетели, указывали, что Временное правительство было вынуждено (!) назначить созыв Учредительного собрания на 30 сентября, но если близкое будущее покажет невозможность обеспечить правильный созыв Учредительного собрания к назначенному сроку, таковой будет отсрочен. Предполагается отсрочить созыв Учредительного собрания на два месяца, назначив его на 20 ноября»¹²⁸.

Податливость эсеро-меньшевистских министров и общеполитическая обстановка (ликвидация двоевластия, переход сил контрреволюции в наступление) оживили у кадетов надежды на осуществление их программы-максимум в отношении срока созыва Учредительного собрания. Член кадетского ЦК С. В. Панина направилась в богадельни и попечительства о бедных, агитируя за поддержку резолюции, пятый пункт которой гласил: «Армия и ее тыловые части в течение военного времени, военных действий не должны принимать никакого участия в политической и социальной борьбе различных партий. Посему никакая агитация в армии и тыловых частях не может быть допущена. Так как вследствие вышеупомянутых причин армия не может принять участия во время войны в выборах в Учредительное собрание, то таковые выборы следует отложить до заключения мира»¹²⁹.

Запуск этого пробного шара вызвал неблагоприятную для кадетов реакцию. Пришлось бить отбой. Заместитель председателя ЦК партии кадетов М. М. Винавер 24 июля заявил на IX съезде партии, что, хотя «производство выборов 17 сентября почти невозможно», кадеты «должны быть готовы и к этому невозможному сроку», ибо «мы теперь переживаем такие события, что может оказаться возможным то, что нам кажется совершенно фантастическим». Такого рода дипломатия вызвала недовольство некоторых делегатов, призывавших «открыто и громко» заявить о необходимости отсрочки выборов. Однако руководящее большинство партии на это не пошло, предпочитая, чтобы в официальных документах отсутствовала «лобовая» формулировка непопулярного требования. «Признавая необходимость, — говорилось в принятой IX съездом резолюции, — возможно скорейшего созыва Учредительного собрания, съезд, однако, полагает, что для обеспечения на выборах правильного выражения воли народа срок выборов в Учредительное собрание должен быть поставлен в прямую зависимость от своевременного введения предусмотренных избирательным законом учреждений местных самоуправлений, избранных всем населением»¹³⁰.

Сдержанность и расплывчатость резолюции кадетского съезда имела и другую причину. На завершающем этапе переговоров о создании второго коалиционного Временного правительства (20—22 июля) министр-председатель А. Ф. Керенский от своего имени явно дал кадетским руководителям твердое обещание отсрочить созыв Учредительного собрания по крайней мере на два месяца. Заручившись таким обещанием и согласившись вернуться в состав правительства¹³¹, кадетская верхушка решила не мешать Керенскому улаживать без липшего шума вопрос с ЦИК Советов. Большинство членов его ничего не знало о конкретных результатах конфиденциальных переговоров. Гарантий против политического скандала не было, тем более что некоторые эсеро-меньшевистские — особенно меньшевистские — лидеры ЦИК, не причастные к переговорам «на самом высоком уровне», в последний момент вдруг заговорили о целесообразности составления списков избирателей уже существовавшими на месте организациями. М. М. Винавер, очевидно, именно это имел в виду, когда предупреждал делегатов IX съезда кадетов о возможности принятия «экстраординарных» мер для производства выборов в «невозможный» срок — 17 сентября¹³².

После сформирования второго коалиционного Временного правительства (24 июля) примерно в течение недели сохранялась некоторая неопределенность, хотя слухи о предстоящей отсрочке выборов в Учредительное собрание множились с каждым днем. По сведениям «Новой жизни», во Временном правительстве несколько раз «попутно рассматривался» вопрос об отсрочке, причем «весьма многие» министры высказывались за нее. Однако при этом выяснилось, что «многие из министров ни в коем случае не согласятся взять на себя ответственность в разрешении столь насущного для всей страны вопроса путем простого декрета Временного правительства, тем более что со стороны социалистических партий предвидится серьезная оппозиция отсрочке. Необходимо, указывали эти министры, чтобы столь важный вопрос был разрешен Временным правительством в согласии с наиболее авторитетными органами, являющимися представителями всего населения. Вот тогда-то и всплыл вновь похороненный было вопрос о Московском [Государственном] совещании»¹³³.

В этом сообщении не все ясно и, вероятно, не все точно. Среди «многих министров», боявшихся ответственности, были меньшевики и эсеры, но они хотели прикрыться не Государственным совещанием, а ЦИК Советов. Там и велись уговоры, причем с нарастающим успехом. Во всяком случае представители ЦИК и Исполкома Петроградского Совета в Особом совещании — среди этих представителей преобладали народнические элементы — уже к 26 июля выразили готовность поддержать министров. 27 июля член Особого совещания М. М. Добраницкий, выступая на заседании Отдела ЦИК по подготовке к выборам в Учредительное собрание, заявил, что отсрочка выборов «необходима» ввиду «ряда технических трудностей и настроений общества». Отдел ЦИК 7 голосами против 4 согласился с этим выводом и, кроме того, принял две рекомендации: 1) инициатива решения об отсрочке должна принадлежать ЦИК Советов; 2) выборы в Учредительное собрание следует отсрочить на 4—5 недель¹³⁴.

Что касается министров-кадетов, то они, добиваясь полновластия Временного правительства, не видели особой необходимости в передаче его прерогативы другим органам. Иное дело — «организация» ходатайств снизу и последующая поддержка постановления правительства со стороны, например, Государственного совещания. В связи с этим кадетам понравилось обращение Совета Союза казачьих войск к министру-председателю Керенскому с предложением отложить выборы в Учредительное собрание до января 1918 г. Руководящая верхушка казачьих войск мотивировала свое предложение «невозможностью» организовать «правильные» выборы на фронте, а также ссылалась на «расстройство транспорта и почтово-телеграфных сношений, брожение на местах»¹³⁵. Приглядевшись к тексту внимательно, нетрудно было понять, что по существу речь шла об отсрочке не до января 1918 г., а до окончания войны. Этот документ был куда серьезнее, чем резолюции, за которые С. В. Панина агитировала в богадельнях.

Между тем среди эсеро-меньшевистских деятелей продолжались, как сообщали «Известия ЦИК», «страстные споры»¹³⁶. Как-то незаметно их основным содержанием становился не столько вопрос о надобности отсрочки, сколько вопрос о ее продолжительности. В руководящих кругах ЦИК Советов лишь небольшая группа меньшевиков во главе с Ф. И. Даном все еще возражала против переноса ранее назначенных сроков. В конце концов бюро ЦИК решило пригласить 1 августа на свое заседание представителей Советов в Особом совещании и принять постановление, обязывающее к прекращению споров. Как видно из редакционной статьи «Известий Петроградского Совета» от 30 июля, отсрочка выборов в Учредительное собрание считалась предрешенной. Любопытно и мнение газеты о причинах отсрочки. Оказывается, были виноваты не только различные «объективные обстоятельства» и буржуазные партии с их «прохладным отношением» к созыву Учредительного собрания, но и большевики (!), которые будто бы объявляли Учредительное собрание «вовсе ненужным» и, сверх того, инспирировали «непрерывные кризисы власти» (события 3—4 июля и др.), «систематически расстраивавшие всю работу государственного механизма» и «отвлекавшие внимание» от дела подготовки Учредительного собрания¹³⁷.

К чему же пришло расширенное заседание бюро ЦИК Советов 1 августа? Меньшевик Ф. И. Дан, выступавший на заседании в качестве докладчика, высказывался против отсрочки, так как она нанесет революции «более существенный ущерб», чем «недочеты» подготовки выборов¹³⁸. «Эта точка зрения, — сообщала «Новая жизнь» — встретила целый ряд возражений, причем многими указывалось, что лучше помириться с отсрочкой и дать возможность стране провести выборы при правильном участии в них населения»¹³⁹. Бюро создало согласительную комиссию из представителей ЦИК и трех членов Особого совещания, поручив ей подготовить свои рекомендации к 5 августа¹⁴⁰.

Согласительная комиссия работала под усиленным политическим и психологическим давлением сторонников отсрочки, 2— 4 августа не только кадетская «Речь», но и почти вся эсеро-меньшевистская пресса твердила, что без перенесения срока выборов обойтись никак-де невозможно¹⁴¹. Впрочем, члены комиссии и сами не были приверженцами проведения выборов в сентябре. Спор шел о малом: конец октября или начало ноября? Решили, что выборы следует назначить на 22 октября или, самое позднее, на 29 октября¹⁴². С тем и явились 5 августа на новое заседание бюро ЦИК Советов. Бюро одобрило заключение комиссии, специально оговорив, что Временное правительство в том случае, если обнаружится невозможность использования органов местного самоуправления и в пределах нового срока, обязано возложить подготовку выборов «на иные местные общественные учреждения и организации»¹⁴³. Вечером бюро ЦИК довело свое решение до сведения Временного правительства¹⁴⁴.

Большинство министров хотело решения о более длительной отсрочке, и поэтому вечером 5 августа Временное правительство не приняло никакого постановления. Поразмыслив, министры обратились за советом в только что начавшую свою деятельность Всероссийскую по делам о выборах в Учредительное собрание комиссию (Всевыбора), в которой преобладало кадетское влияние. Всевыбора 8 августа «вошла с представлением» в правительство о «желательности» проведения выборов 29 октября, а «в случае невозможности» подготовиться к этому сроку — 5 или 12 ноября. О привлечении к подготовительной работе «самочинных организаций» в представлении ничего не говорилось¹⁴⁵. Для министров этот совет оказался более или менее приемлемым.

Тем временем соглашательские лидеры ЦИК Советов испытывали новые треволнения. В их души закрадывался страх — а вдруг постановление об отсрочке вызовет взрыв возмущения народных масс и события наподобие тех, которые произошли 3—4 июля в Петрограде? Напрасные страхи! Возобновлявшийся процесс освобождения широких масс от конституционных иллюзий не мог вызвать и не вызвал ничего, кроме в общем-то пассивного недовольства и даже, пожалуй, некоторого злорадства. Но в ЦИК вполне серьезно обдумывали предупредительные меры. 8 августа на заседании Отдела по подготовке Учредительного собрания М. М. Добраницкий внес предложение, чтобы бюро ЦИК обратилось «со специальным воззванием к населению для разъяснения причины отсрочки выборов в Учредительное собрание во избежание возможного возбуждения на местах». Н. Д. Соколов посоветовал повременить до опубликования постановления правительства, так как если оно назначит выборы не на 22—29 октября, а на ноябрь, ЦИК не должен брать ответственность и принимать удары на себя. Члены Отдела поручили специальной комиссии (Л. М. Брамсон, н. д. Соколов, Э. Э. Понтович, И. В. Яшунский) написать текст воззвания, а вопрос о его обнародовании решили оставить открытым до ознакомления с постановлением правительства¹⁴⁶.

А Временное правительство 9 августа приняло следующее постановление: «Стремясь обеспечить в возможно близкий срок созыв Учредительного собрания, Временное правительство назначило выборы на 17 сентября, причем вся тяжесть работ по составлению избирательных списков должна была лечь на городские самоуправления и вновь создаваемые волостные земства. Громадная работа по проведению выборов в местные учреждения потребовала времени. Ныне, в соответствии со сроком образования местных учреждений на установленном правительством основании прямого, всеобщего, равного и тайного избирательного права, Временное правительство постановило: днем выборов в Учредительное собрание назначить 12 ноября 1917 г., а сроком созыва Учредительного собрания — 28 ноября 1917 г.»¹⁴⁷. И ни намека на использование при подготовке выборов «иных местных общественных учреждений и организаций» в случае новой задержки с созданием упомянутых в Постановлении городских дум и волостных земств.

Члены эсеро-меньшевистского бюро ЦИК поморщились, но проглотили поднесенную им пилюлю. 10 августа «Известия ЦИК» опубликовали статью «Отсрочка Учредительного собрания». Основой ее, вероятно, стал текст того самого воззвания, которое составила комиссия Отдела ЦИК. Статья содержала оправдание отсрочки «июльскими потрясениями в тылу, трагедией (военным поражением, — О. 3.) на фронте и длительным кризисом власти», а также замедленным ходом создания органов местного самоуправления. Ни в чем не обвиняя Временное правительство, статья особо подчеркивала невиновность ЦИК Советов, который сделал-де для подготовки выборов «все от него зависящее». В заключение напоминалось о решении бюро ЦИК отложить выборы и созыв Учредительного собрания на 35—40 дней¹⁴⁸. Это был всего лишь трусливо-выжидательный маневр, что-то вроде «отхода на заранее подготовленные позиции». Уже на следующий день «Известия ЦИК» опубликовали вторую статью («Последняя отсрочка»), в которой постановление правительства о назначении выборов на 12 ноября одобрялось без упоминания о недавней рекомендации бюро ЦИК отложить выборы до 22 или 29 октября¹⁴⁹.

«Какую бесконечно грязную лакейскую роль сыграл ЦИК Советов, т. е. господствующие в нем эсеры и меньшевики, в деле отсрочки созыва Учредительного собрания! — писал В. И. Ленин. — Кадеты дали тон, бросили идею отсрочки, начали кампанию в печати, выдвинули казачий съезд с требованием отсрочки. (Казачий съезд! Как же не лакействовать Либерам, Авксентьевым, Черновым и Церетели!) Меньшевики и эсеры петушком побежали за кадетами, как собака поползли на хозяйский свист, под угрозой хозяйского кнута»¹⁵⁰.

 

 

3. Первые итоги организационно-технической подготовки выборов. Работа Особого совещания

Подготовка выборов в российское Учредительное собрание, бесспорно, представляла чрезвычайно сложную задачу. Организация всеобщего голосования в громадной и многоязычной, воюющей и охваченной острейшими социально-политическими конфликтами, переживавшей всевозможные неустройства, полуграмотной и не прошедшей школы парламентаризма стране потребовала бы небывалых усилий и при упрощенной процедуре всех подготовительных мероприятий. А Временное правительство и эсеро-меньшевистские лидеры Советов, игнорируя веления обстоятельств, остановились на таком способе подготовки и проведения выборов, который вполне подошел бы разве что для «цивилизованного» западноевропейского государства, не превышавшего своей площадью Тамбовскую или Вятскую губернию и находившегося на относительно «спокойном» участке своего исторического пути.

Что обусловливало решение Временного правительства и руководящих органов Советов? По нашему мнению, основное значение имели следующие обстоятельства. Первое из них — явное или скрытое стремление буржуазных политических партий и организаций затянуть созыв Учредительного собрания, для чего требовалось избрание длинной и плохо разведанной дороги к нему. Немалую роль сыграло довольно широкое привлечение к разработке различных теоретических проблем и конкретных проектов книжно-кабинетных людей в лице профессиональных правоведов и историков, впервые «дорвавшихся» до «настоящего государственного дела» и вольпо или невольно привносивших в него абстрактное умствование и правовой формализм. Недаром В. И. Ленин в работе «Политические партии в России и задачи пролетариата» полушутливо заметил: «...опыт всех революций учит, что дело народной свободы гибнет, когда его вверяют профессорам»¹⁵¹. Наконец, следует учитывать и влияние мелкобуржуазной демократической интеллигенции с ее сентиментально-романтическими мечтами о «правовой эре» и «идеальном» Учредительном собрании.

Как уже отмечалось, одной из важнейших сторон всей подготовительной работы была перестройка системы органов местного самоуправления на основе всеобщего, равного, прямого и тайного голосования. Непосредственные задачи этих органов (городских дум, волостных, уездных и губернских земств), особенно в перспективе на будущее, конечно, не сводились к подготовке выборов в Учредительное собрание. Однако летом и осенью 1917 г. создание новых дум и земств рассматривалось прежде всего и больше всего в связи с делом Учредительного собрания. А о масштабах предстоявшей работы некоторое представление могут дать следующие цифры: предстояло избрать около 400 тыс. гласных более 800 городских дум, 400 уездных земств, и 95 тыс. волостных земств¹⁵².

Создание новых городских самоуправлений на основаниях, определенных постановлением Временного правительства от 15 апреля, началось с выборов в районные думы Петрограда (27 мая— 4 июня)¹⁵³. Предполагалось, что к середине июля выборы дум завершатся, если не повсеместно, то в подавляющем большинстве городов. Однако, по сведениям министерства внутренних дел, даже к концу июля выборы прошли только в 276 городах¹⁵⁴. Согласно заново составленному ориентировочному графику, появление большинства городских самоуправлений ожидалось к середине августа¹⁵⁵, по на деле и к концу августа до завершения выборов было далеко. Имелись сведения об избрании 402 дум из 800¹⁵⁶. Причины медлительности коренились в дезорганизации государственного аппарата, безответственности и безрукости многих непосредственных исполнителей, весьма пассивным отношением к муниципальным выборам большинства населения.

Еще большими затруднениями сопровождалось создание волостных земств. Положение о выборах в них Временное правительство утвердило только 21 мая¹⁵⁷. Первые выборы состоялись 30 июля¹⁵⁸, а уже к середине августа в Петроград пошли сведения о равнодушном и даже враждебном отношении к выборам со стороны крестьян. Об этом сообщали из Волынской, Ставропольской, Архангельской, Оренбургской, Казанской, Нижегородской, Московской и других губерний. В ряде мест крестьяне отказывались являться на выборы без объяснения причин, в других местах ссылались на занятость полевыми работами, открыто выражали боязнь увеличения налогов, реквизиций скота и продуктов, говорили о неприемлемости голосования за списки кандидатур, в которых нельзя вычеркивать, дописывать, производить перестановки (пропорциональная система со связанными списками)¹⁵⁹. К тому же не приходится сомневаться, что подготовка и организация выборов в деревне стояла на весьма низком уровне. В итоге к началу сентября волостные выборы были закончены только в 9 губерниях из 43¹⁶⁰. А для создания уездных и особенно губернских земств в летние месяцы практически почти ничего не было сделано, что в известной мере объяснялось меньшей надобностью в этих самоуправлениях при составлении списков избирателей в Учредительное собрание.

Впрочем, порядок составления списков все равно пришлось упрощать. Расчет на то, что новые думы и земства успеют организовать проверочную перепись населения, обладающего избирательным правом, не оправдался. 24 августа Временное правительство приняло постановление, согласно которому избирательные участки, образованные при подготовке выборов в местные органы самоуправления, должны были, как правило, оставаться неизменными и при выборах в Учредительное собрание¹⁶¹. А это практически означало ориентацию на списки избирателей в местные самоуправления. И действительно, в сентябре эти списки почти везде просто-напросто переносили в другие тетради. А ведь перенос срока выборов в Учредительное собрание едва ли не в первую очередь обосновывался необходимостью составления новых списков новыми органами местного самоуправления...

Летом 1917 г. началось создание органов, предназначенных для непосредственного заведования подготовкой и проведением выборов в Учредительное собрание. Большое значение в связи с этим имело появление Всероссийской по делам о выборах в Учредительное собрание комиссии (Всевыборы). Ее состав (15 человек) был намечен и 31 июля предложен Особым совещанием Временному правительству¹⁶². Уже на следующий день правительство утвердило предложенные кандидатуры, а 9 августа назначило во Всевыбору председателя — кадета Н. Н. Авинова¹⁶³. Всего в составе этого органа оказалось 16 членов, представлявших 6 политических партий. Шестерка кадетов, располагая постоянной поддержкой прогрессиста и делегата партии центра, нередко привлекая на свою сторону еще двух-трех членов Всевыборы, оказывала решающее влияние на ее позицию. Еще более благоприятным для кадетов был состав бюро Всевыборы: Н. Н. Авинов (председатель), Л. М. Брамсон, В. Д. Набоков (товарищи председателя), Б. Э. Нольде, Э. Э. Понтович и И. В. Яшунский (секретарь)¹⁶⁴. Вскоре определился и фактический главный организатор работы Всевыборы — Набоков, ибо Авинов был неинициативен и, кроме того, часто и надолго отлучался в свой родной город — Москву.

В отдельных губерниях местные органы власти и общественные организации, не дождавшись указаний сверху, стали создавать окружные избирательные комиссии уже во второй половине июля. Но таких комиссий к началу августа были единицы, и к тому же они, за исключением комиссии Московского городского округа, созданной новой городской думой, считались временными, подлежащими реорганизации. На местах нервничали, требовали разъяснений и точных инструкций. «Образовал окружную избирательную комиссию [из представителей] местных общественных организаций, — телеграфировал комиссар Семиреченской области. — Закона еще не видим. Работаем на свой страх и риск. Предложите [Петроградскому телеграфному] агентству вместо передачи всякой словесности познакомить нас с законом правительства»¹⁶⁵. Но закона еще не было, и поэтому Всевыбора (первое ее заседание состоялось 7 августа) начала свою деятельность с разработки проекта постановления Временного правительства о порядке формирования окружных комиссий до завершения выборов в органы местного самоуправления. 9 августа проект был направлен в правительство и тогда же утвержден¹⁶⁶. В отправленном на места постановлении предписывалось: до образования губернских земств в состав окружных комиссий включать представителей губернских организаций, ведающих выборами в волостное земство, губернских исполнительных комитетов общественных организаций и также губернских и городских управ, если состав последних был обновлен после 1 марта 1917 г.¹⁶⁷

После того как в 46 губернских и областных центров отправили текст правительственного постановления и требование оповещать о создании окружных комиссий, дело, казалось бы, могло сдвинуться с мертвой точки. Не тут-то было! Теперь пришел черед нервотрепки для Всевыборы, так как за 11 дней после отправки телеграфного циркуляра откликнулись лишь из Олонецкой губернии. «Такое промедление, — заявлял член Всевыборы эсер М. В. Вишняк, — внушает законную тревогу и смущение»¹⁶⁸.

В связи с подготовкой выборов возникли и материально-производственные проблемы (заготовка бумаги, урн и т. п.). Министерство внутренних дел, подсчитав, что потребуется 100 млн удостоверительных карточек избирателей, 20 млн конвертов и 1 млрд бюллетеней, 11 июля предупредило Временное правительство: следует ввести особые правила о казенных подрядах и поставках, ибо в противном случае заготовку материалов не удастся провести в срок¹⁶⁹. «Представляется необходимым,— заявляло МВД, — внести в проект правил указание на обязанность фабрично-заводских учреждений принимать и исполнять заказы министерства внутренних дел преимущественно перед всеми прочими заказами, с одновременным освобождением их от ответственности перед другими заказчиками и с установлением вместе с тем уголовной кары за уклонение от исполнения заказов министерства внутренних дел»¹⁷⁰.

14 июля Временное правительство согласилось с этим предложением и возложило на МВД руководство заготовкой всех материалов и производством технических работ. МВД в свою очередь поручило заготовку и доставку на места необходимых бумажных материалов Комитету по делам бумажной промышленности и торговли. Был установлен и «крайний срок» выполнения заказов — 20 августа. Комитет распределил заказы на бумагу среди нескольких фабрик в России и Финляндии, начал переговоры о передаче части заказа в Швецию. И все-таки вскоре выяснилось, что все заказы, особенно заказы на конверты, не будут выполнены ранее 1 октября¹⁷¹. Все это имело место еще до назначения нового срока выборов в Учредительное собрание, но и после перенесения выборов на ноябрь твердая уверенность в своевременном заготовлении бумажных материалов и производстве типографских работ отсутствовала.

Одновременно решались и такие, менее сложные, вопросы, как подготовка помещения для заседаний Учредительного собрания, создание канцелярии Учредительного собрания и пр. Разработку предложений об организации канцелярии Временное правительство в конце июля поручило заместителю министра-председателя министру финансов Н. В. Некрасову¹⁷². Была бы канцелярия... Тогда же решили и вопрос о помещении для Учредительного собрания, остановившись в конце концов на Таврическом дворце. В связи с этим ЦИК Советов и Исполком Петроградского Совета переезжали в Смольный. А в Таврическом Временное правительство намечало крупные перестройки, для руководства которыми создавался Комитет по приспособлению дворца для заседаний Учредительного собрания¹⁷³.

Что касается имевших весьма большое значение организационно-политических мероприятий по подготовке населения к выборам (разъяснение положения о выборах и техники голосования, подготовка инструкторов и пр.), то здесь Временное правительство уступало поле деятельности партийным и общественным организациям. На первом этапе работы большую часть ее выполняли Советы. Согласно резолюции I Всероссийского съезда Советов (20 июня), Советы обязывались участвовать во всей подготовительной работе и особо: «а) стоять на страже того, чтобы всем избирателям была обеспечена полная свобода выборов и чтобы выборы происходили в обстановке, исключающей всякое давление на волю избирателя; б) широко поставить дело популяризации сведений об основных целях Учредительного собрания, о задачах демократии в этом собрании, составе Учредительного собрания и порядке выборов в него; в) повсеместно бороться против абсентеизма избирателей и содействовать более активному участию населения в выборах»¹⁷⁴. Основываясь на этих указаниях, Советы повсеместно принимали участие в создании новых органов местного самоуправления, формировании окружных комиссий. Кое-где — уже вопреки установкам съезда — Советы брали или намеревались взять на себя всю подготовительную работу. Так, Юрьевский уездный Совет батрацких депутатов в конце июля разработал местный план «организации выборов» в Учредительное собрание¹⁷⁵. Однако летом 1917 г. главной специальной задачей Советов считалось выполнение пункта «б» цитированной резолюции съезда. На это и ориентировал местные Советы Отдел ЦИК по подготовке к выборам в Учредительное собрание, образованный в конце июня¹⁷⁶. В августе подобный отдел был создан и при Исполкоме Всероссийского Совета крестьянских депутатов¹⁷⁷.

Отдел ЦИК сосредоточил свои усилия на выпуске литературы и обучении инструкторских кадров. Издательские возможности Отдела были невелики, но все же к концу августа ему удалось выпустить в свет «Положение о выборах в Учредительное собрание», «Объяснительную записку Особого совещания», брошюры Л. М. Брамсона «О подготовке к Учредительному собранию» и И. В. Яшунского «Как проводить выборы в Учредительное собрание». Общий тираж этих изданий составил 170 тыс. Экземпляров¹⁷⁸. С середины июля при Отделе открылись краткосрочные (10—14 дней) курсы инструкторов по выборам в органы местного самоуправления и Учредительное собрание. За полтора месяца состоялось три выпуска, насчитывавшие 1372 человека (из них 518 военных). По неполным сведениям Отдела, контингент слушателей составляли крестьяне (391 человек), рабочие (220), студенты (151), а также ремесленники, чиновники, врачи, медсестры и др. Партийный состав слушателей был довольно пестрым. Например, из 413 курсистов выпуска 188 объявили себя беспартийными, 153 — эсерами, 71 — меньшевиками, 38 — большевиками, 11 — представителями прочих партий, а 22 не дали сведений о своей партийной принадлежности¹⁷⁹.

В заключение — о работе Особого совещания для изготовления проекта Положения о выборах в Учредительное собрание.

В составе Особого совещания к началу его работы (25 мая), согласно сохранившемуся среди делопроизводственных материалов списку, значилось 64 члена¹⁸⁰. В дальнейшем Временное правительство сделало ряд дополнительных назначений, и в результате к концу июля, по нашим подсчетам, состав совещания расширился до 82 членов¹⁸¹. Некоторые представители партий, организаций и учреждений имели заместителей, которые при отсутствии основных представителей участвовали в заседаниях как полноправные члены Особого совещания. Кое-кто из заместителей, похоже, был куда активнее основных представителей. Так сколько же всего человек принимало участие в работе Особого совещания? Председатель его Ф. Ф. Кокошкин в сентябре объявил благодарность 110 членам совещания и их заместителям¹⁸². Если сюда причислить самого Ф. Ф. Кокошкина и секретаря Особого совещания Н. Н. Авинова (они не упомянуты в тексте благодарности), то мы получим цифру 112. При этом следует иметь в виду, что увеличение состава совещания в июне—июле оказало незначительное влияние на решение принципиальных вопросов, так как важнейшие из них (система выборов, условия осуществления активного и пассивного избирательного права) были обсуждены на заседаниях 26 мая—2 июня. Поэтому наибольший интерес представляет выяснение состава Особого совещания ко времени проведения первых заседаний его.

Принятый Временным правительством способ комплектования Особого совещания обусловил формальное подразделение членов его на 5 групп. Роль ведущих отводилась 12 специалистам, зачисленным в состав совещания на основе персональных приглашений. Среди специалистов, призванных обеспечивать «научный» и «государственный» подход к решению вопросов, как и следовало ожидать, преобладали кадеты¹⁸³. Вторую группу членов совещания составили 14 (с середины июня — 20) представителей Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов¹⁸⁴. Все они были эсерами, энесами, меньшевиками или примыкали к этим партиям. Третью группу образовали 12 делегатов российских политических партий, классифицированных Временным правительством на «думские» и «внедумские», что было явным анахронизмом и что дало основание «пригласить» в Особое совещание на равных правах (по 1 делегату) представителей крупных партий и фактически развалившихся фракций бывшего думского Прогрессивного блока¹⁸⁵. К четвертой группе относились 18 (с середины июня — 20) представителей национальных окраин¹⁸⁶. Около половины их были близки к кадетам, а большинство остальных солидаризировалось с российскими мелкобуржуазными социалистами. Наконец, пятую группу («прочие») составляли 2 члена Государственной думы от Сибири, 2 кооператора, 2 делегата Лиги равноправия женщин¹⁸⁷. В июне—июле к этой группе формально были причислены 2 представителя профсоюзов и три — Совета Союза казачьих войск¹⁸⁸.

Как справедливо отмечал представитель большевиков М. Ю. Козловский, комплектование состава Особого совещания на основе действительно пропорционального представительства партий и классов, на основе учета подлинного соотношения политических сил страны обеспечило бы делегатам Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов 80% всех членских мест. И представитель большевиков требовал соответствующей реорганизации Особого совещания¹⁸⁹. Однако правительство оставило это требование без внимания. Его устраивало, что в совещании, разрабатывавшем Положение о выборах в Учредительное собрание, в конце мая—начале июня примерно половина голосов принадлежала кадетам и представителям других буржуазных партий и организаций. Так было формально, а фактически кадеты и их приверженцы при решении конкретных вопросов часто получали преобладание. В причинах этого следует разобраться.

Приглядевшись к составу Особого совещания, нетрудно обнаружить, что среди его членов было непропорционально много трудовиков и народных социалистов. А эти партии недаром называли полукадетскими. Давало себя знать и политическое соглашательство меньшевиков и эсеров. Кроме того, их представители нередко попросту тушевались перед лицом эрудированных в вопросах правоведения кадетских специалистов. Учитывая все это, легче понять и оценить следующее воспоминание эсера М. В. Вишняка о работе Особого совещания: «Спорных вопросов и всяких осложнений было немало. Но серьезных конфликтов не было. Руководство было компетентное и авторитетное. Председателями комиссий, образованных совещанием по специальным вопросам — одни с самого начала, другие по мере продвижения работы, — с общего согласия избирались почти всегда более зрелые по возрасту, культуре и знаниям профессора. Секретарей и докладчиков поставлял преимущественно более молодой левый сектор совещания. Только по частным вопросам расходились резко фланги. Как правило же, предложения руководителей в общем собрании и в комиссиях встречали сочувствие и одобрение подавляющего большинства »¹⁹⁰.

Первое, пленарное заседание, заслушавшее напутственные речи министра-председателя Г. Е. Львова и председателя Особого совещания Ф. Ф. Кокошкина, решившее некоторые организационные вопросы, состоялось 25 мая. А на следующий день приступили к работе комиссия об условиях осуществления активного и пассивного избирательного права (председатель — В. Д. Набоков, товарищ председателя — А. С. Лаппо-Данилевский) и комиссия о системах избирательного права (председатель — В. М. Гессен, товарищ председателя — А. Я. Гальперн)¹⁹¹. Заседания этих комиссий вместе с последующим обсуждением их решений на общих собраниях Особого совещания имели основополагающее значение для всей дальнейшей работы.

В первой комиссии прения сосредоточились вокруг вопроса о возрастном цензе. Как уже отмечалось, Комиссия по Учредительному собранию при Исполкоме Петроградского Совета в марте—апреле высказалась за предоставление избирательного права всем гражданам с 20 лет. Но в мае большевики развернули массовую агитацию за предоставление избирательных прав 18— 19-летним гражданам¹⁹², что позволило организовать эффективное давление на Исполком снизу. Недаром Л. М. Брамсон говорил в Особом совещании о «голосе жизни» и «целом ряде указаний, поступивших [в Исполком] как со стороны войска, так и из среды населения»¹⁹³. Учитывая это, можно было ожидать, что комиссия об условиях осуществления избирательного права, в составе которой преобладали мелкобуржуазные социалисты¹⁹⁴, откликнется на «голос жизни». Однако из 14 членов ее только 7 голосовали за предоставление избирательного права 18—19-летним. Это означало, что два или три мелкобуржуазных социалиста голосовали заодно с кадетами и их союзниками. Одновременно комиссия 8 голосами против 6 отклонила предложение об отмене возрастного ценза для военнослужащих¹⁹⁵.

А что же Исполком Петроградского Совета, уже склонявшийся к изменению своей прежней позиции? Официально вопрос о возрастном цензе он обсудил только 27 мая, днем позже того, как состоялось голосование в комиссии Особого совещания. «Горячие прения, — отмечается в протоколе заседания Исполкома, — вызвал возрастной ценз в 20 лет активного и пассивного избирательного права, принятый комиссией. Большинство членов Исполнительного комитета находило необходимым сократить его до 18 лет, принимая во внимание исключительную обстановку условий войны и революции, когда сотни тысяч солдат в возрасте ниже 20 лет носят тягчайшую в государстве повинность и будут лишены существеннейшего для всякого гражданина права. Указывали на опасность в случае принятия 20-летнего возрастного ценза внесения раздора в солдатскую среду. Сторонники 20-летнего возрастного ценза апеллировали к западноевропейскому опыту, ссылались на социалистические программы, в которых указан именно этот возрастной ценз. Выдвигался еще  тот довод, что Учредительное собрание, избранное при участии малолетних", будет ущерблено в своем авторитете. В виде компромисса некоторыми выдвигался дуализм возрастного ценза: 18 лет для армии и 20 лет — для «прочего населения». Постановление, одобренное большинством, гласило: «Отстаивать 18-летний возрастной ценз для всего населения»¹⁹⁶.

29 мая на пленарном заседании Особого совещания, заслушавшего доклады М. М. Добраницкого и П. А. Сорокина, полемика вспыхнула с еще большей силой, чем на заседании комиссии. Кадеты М. М. Винавер и В. А. Маклаков говорили, что в принципе они за предоставление избирательных прав всем, кому со дню выборов исполнится 21 год — возраст гражданского совершеннолетия. Причины? Винавер ответил на это так: для решения государственных вопросов «требуется по меньшей мере столько же разума, сколько для совершения нотариальной сделки при приобретении или продаже участка земли»¹⁹⁷. Оба кадета ратовали за учет опыта «культурных стран». Предоставив избирательное право гражданам по достижении ими 21 года, говорил Маклаков, «мы будем в хорошей компании: с нами будут Североамериканские Соединенные Штаты, Англия и Франция»¹⁹⁸. Однако кадеты соглашались с предложением об отмене избирательного ценза для военнослужащих («это особый долг перед теми, которые защищают теперь родину») и заявляли о готовности проголосовать за допущение к выборам гражданских лиц в возрасте 20 лет, если Особое совещание не признает необходимость совпадения политического и гражданского совершеннолетия¹⁹⁹. Н. В. Савич, выступавший от имени земцев-октябристов, был против даже такой уступки²⁰⁰.

Представителей буржуазных партий критиковали Л. М. Брамсон, М. В. Вишняк и некоторые другие народническо-меньшевистские деятели. Они говорили о неправомерности смешения, особенно в революционное время, гражданского и политического совершеннолетия, о недопустимости формально-юридического подхода к решению вопроса о возрастном цензе²⁰¹. Отмечалась политическая активность юношей 18—19-летнего возраста и отводились опасения относительно вероятности прохождения в Учредительное собрание слишком большого количества незрелой молодежи²⁰². Тем не менее М. В. Вишняк выражал готовность столковаться на предоставлении активного и пассивного избирательного права всем гражданам 19-летнего возраста, а меньшевик В. Н. Крохмаль и энес В. А. Мякотин, ссылаясь на программные положения своих партий, выступали за наделение избирательными правами всех граждан, достигших 20 лет²⁰³. Возникла разноголосица и при определении отношения к вопросу об особых правах военнослужащих²⁰⁴. Однако оппозиция предложению наделить армию привилегией быстро слабела, так как многие соглашатели приходили к выводу о необходимости смягчить впечатление от их уступчивости в главном.

Последовательной и бескомпромиссной была точка зрения, изложенная большевиком М. Ю. Козловским. Он решительно осудил попытки смешивать гражданские и имущественные права и отношения с политическими, подчеркнул, что рабочие и крестьяне начинают самостоятельную жизнь раньше, чем представители других классов. Козловский показал несостоятельность ориентации на законодательство стран буржуазной демократии, так как «мы до сих пор не имели еще в опыте всех стран всего мира такой демократической страны, как наша страна, потому что до сих пор мы не имели такой великой, мирового значения революции, как наша революция»²⁰⁵. Требуя предоставления избирательных прав всем гражданам с 18 лет, Козловский вскрыл подоплеку позиции противников этого — боязнь, что симпатии молодых избирателей не будут на стороне консервативных элементов. Представитель большевиков отметил недопустимость нарушений принципа равенства всех граждан и превращения армии в привилегированную возрастную курию²⁰⁶. Голосование дало следующие результаты. Предложение предоставить всем призванным на военную службу избирательные права независимо от возраста (т. е. практически с 18 лет) прошло 42 голосами против 1 при 3 воздержавшихся. Далее на голосование было поставлено предложение предоставить избирательные права тем гражданским лицам, которым ко дню выборов исполнится 21 год. Это предложение, выдвинутое кадетами, не собрало большинства голосов (точное их распределение в стенограмме не указано), и поэтому все противники максимального снижения возрастного ценза сошлись на мнении считать низшей возрастной границей 20 лет. За это голосовали 34 участника заседания против 12²⁰⁷.

Текст соответствующей статьи проекта Положения о выборах (гл. II, ст. 3), отредактированный редакционной комиссией, а затем одобренный на новом пленарном заседании Особого совещания, гласил: «Правом участия в выборах в Учредительное собрание пользуются российские граждане обоего пола, коим к 17 сентября 1917 г. исполнится 20 лет». А в примечании к статье говорилось: «Военнослужащие пользуются правом участия в выборах, если они достигнут к 17 сентября возраста, установленного для последнего досрочного призыва». 20 июля Временное правительство утвердило текст этой статьи и примечания к ней, заменив лишь слова «к 17 сентября 1917 г.» словами «ко дню выборов»²⁰⁸.

Во всей этой истории с установлением возрастного ценза малопочетную роль сыграл соглашательский Исполком Петроградского Совета. Высказавшись 27 мая за предоставление избирательных прав всем гражданам с 18 лет, Исполком уже 30 мая отменил это решение и 16 голосами против 11 одобрил новую «инструкцию» своим представителям в Особом совещании. Инструкция, в частности, гласила: «Сохранить 18-летний возрастной ценз только для армии, для прочего же населения установить 20-летний возрастной ценз»²⁰⁹. Впрочем, по существу это была уже не инструкция представителям в Особом совещании (последнее приняло решение 29 мая), а капитуляция перед свершившимся фактом и уведомление правительства, что и в будущем Исполком не намерен предъявлять претензии.

Особому совещанию предстояло решить и важный вопрос об изъятии из всеобщего избирательного права. 27—28 мая это стало предметом рассмотрения комиссии об условиях осуществления активного и пассивного избирательного права, а 30 мая— 1 июня — пленарного заседания Особого совещания. Неизбежность установления некоторых изъятий (например, лишение избирательных прав сумасшедших, а также глухонемых, находившихся под опекой) признавалось единогласно²¹⁰. Однако так было до тех пор, пока не пошла речь о лишении избирательных прав лиц, обвинявшихся или осужденных за преступные деяния. Отдельные эсеровские члены совещания высказывались против лишения прав лиц, отбывших наказание по суду. Особенно активно за это выступал П. А. Сорокин, который утверждал, что «современная уголовная наука все более склоняется к той мысли, что институт лишения прав [после отбытия наказания] есть институт бесполезный и устаревший»²¹¹. Это мнение не нашло сколько-нибудь значительной поддержки. Более убедительными были доводы против лишения избирательных прав лиц, не осужденных законным порядком, но обвиняемых в преступном деянии. Формально Особое совещание провозгласило недопустимость правопоражения граждан, привлеченных к ответственности, но не признанных виновными по судебному приговору. Но представители буржуазных партий и организаций, поведя за собой энесов, а также часть меньшевиков и эсеров, добились решения о лишении активного избирательного права всех лиц, находившихся ко дню выборов под стражей (принято 25 голосами против 13)²¹². Грубым нарушением принципа недопустимости правопоражения до постановления суда явилось лишение избирательных прав около 3 млн солдат, «самовольно оставивших ряды войск». Временное правительство, не слишком доверяясь Особому совещанию и к тому же готовя наступление на фронте, еще 26 мая приняло соответствующее постановление о наказании дезертиров²¹³. На пленарном заседании Особого совещания большевик М. Ю. Козловский назвал это решение незаконной, внесудебной расправой правительства с политическими противниками, ибо дезертирство, будучи столь массовым явлением, по существу являлось одной из форм протеста против империалистической войны²¹⁴. Аналогичная точка зрения высказывалась и в редакционной статье «Правды»²¹⁵. Однако представители соглашательских партий, руководствуясь инструкцией Исполкома Петроградского Совета от 30 мая²¹⁶, в принципе поддержали постановление Временного правительства. Одобрили его и кадеты, проявившие, однако, некоторую сдержанность²¹⁷. Особое совещание «почти единогласно» поддержало мнение кадета В. Д. Набокова, предложившего поручить выработку текста статьи о дезертирах комиссии о выборах в армии и на флоте²¹⁸. В окончательном виде эта статья гласила, что право на участие в выборах утрачивают «военнослужащие, самовольно оставившие ряды войск», за исключением тех, которые до истечения срока обжалования списков избирателей «представят надлежащее удостоверение или о признании их отлучки уважительною, или об искуплении вины последующею доблестною службою, или о приговоре суда об оправдании либо присуждении к наказанию, не сопряженному с правопоражением»²¹⁹. Временное правительство утвердило такую редакцию статьи.

Жаркие споры породил вопрос о предоставлении избирательных прав членам свергнутой династии Романовых. Комиссия об условиях осуществления избирательного права 28 мая большинством голосов высказалась за лишение членов императорской фамилии права быть избранными в Учредительное собрание, так как «легальная возможность для этого круга лиц развить известную избирательную кампанию может создать впоследствии в Учредительном собрании и в стране такую силу, которая создаст большую опасность для завоеваний демократии, для завоеваний революции». В то же время большинство комиссии было против лишения Романовых активного избирательного права: «ничтожное количество членов царствовавшего дома никоим образом не может повлиять на самый исход выборов»²²⁰. За лишение членов царской фамилии и активного, и пассивного избирательного права выступил, по-видимому, только представитель большевиков.

На пленарном заседании Особого совещания полемика еще более обострилась. Представители буржуазных партий, пользуясь безоговорочной поддержкой некоторых энесов (В. В. Водовозова, В. А. Мякотина) и нетвердостью большинства соглашателей, перешли в наступление. Кадеты и их сторонники выдвинули два ряда аргументов — формально-юридические и политические. Первые сводились к следующему: Николай и Михаил Романовы своими актами отречения от престола создали-де «правовое основание» новой власти; лишение Романовых избирательного права не будет опираться на постановление суда; «в настоящее время они являются такими же гражданами, как и прочие российские граждане»; нельзя предрешать волю избирателей, запрещая выдвигать в состав Учредительного собрания угодных им, избирателям, деятелей²²¹. Политические же аргументы основывались на том, что лишение Романовых избирательных прав будет признанием слабости, открытым проявлением боязни монархической реставрации²²². Среди этих доводов любопытна ссылка на недопустимость внесудебного правопоражения Романовых. Это никак не согласовывалось с поддержкой административного решения относительно огромной армии «военнослужащих, самовольно оставивших ряды войск».

Достойную отповедь кадетам и их сторонникам дал М. Ю. Козловский. Он отверг рассуждения о «правовом основании» новой власти, указав, что революция есть отрицание старых «правовых оснований», что она означает насильственный переход политической власти от одного класса к другому. Говорят, продолжал представитель большевиков, что лишение Романовых избирательных прав было бы узурпацией воли народа, избирателей. Но в действительности народ, свергнув монархию, уже выразил свое отношение к ней. Дарование же прав членам бывшей царской фамилии явилось бы «провокацией», «попранием воли народа», «преступлением против революции»²²³. К мнению Козловского присоединилось несколько членов Особого совещания, но председатель поспешил поставить вопрос на голосование, которое дало такой итог: за предоставление Романовым активного и пассивного избирательного права — 38 голосов, против 5.²²⁴

Однако на этом борьба не окончилась. Эсер М. В. Вишняк, отсутствовавший на пленарном заседании Особого совещания, 4 июня подал заявление, подписанное еще четырьмя членами совещания (М. М. Добраницким, Ю. А. Липеровским, А. А. Фроловым и Е. Л. Бруевичем). Заявление было составлено в резком тоне. Оно обращало внимание на недопустимость формально-юридического подхода к решению острых политических вопросов в революционное время, на опасность легализации монархической пропаганды во время предвыборной кампании. Подписавшие заявление считали наиболее правильным лишение членов дома Романовых активных избирательных прав²²⁵. Как говорилось в объяснительной записке к проекту положения о выборах, Временной правительство «уважило» особое мнение М. В. Вишняка и его товарищей, постановив лишить членов царствовавшего в России дома активного и пассивного избирательного права²²⁶. Это решение правительства, принятое в середине июля, являло собой один из примеров обновленной политики бонапартистского лавирования.

В конце мая—начале июня Особое совещание определило и систему избирательного права. Напомним, что еще в марте— апреле Комиссия по Учредительному собранию при Исполкоме Петроградского Совета высказалась в пользу пропорциональной системы. За использование ее были руководящие органы всех социалистических партий, а также, хотя и не вполне определенно, ЦК партии кадетов. Последний вернулся к обсуждению этого вопроса 25 мая и 16 голосами против 4 признал целесообразным введение пропорциональной системы²²⁷. В этих условиях выбор Особого совещания практически был предрешен. И действительно, сторонников мажоритарной системы оказалось сравнительно немного: в комиссии о системах избирательного права за нее проголосовало 4, против — 16, а на пленарном заседании Особого совещания соответственно 9 и 27.²²⁸ Однако «мажоритарники» — главной силой их были три кадета (В. М. Гессен, М. С. Аджемов и В. А. Маклаков) и два энеса (В. В. Водовозов и В. А. Мякотин)²²⁹  — развернули свою аргументацию очень широко и заставили оппонентов изрядно потрудиться.

Как известно, В. И. Ленин считал пропорциональную систему более демократичной, чем мажоритарная²³⁰. В речи на II Всероссийском съезде крестьянских депутатов (декабрь 1917 г.) Ленин, имея в виду эту систему, указывал: «Это один из самых передовых способов выбирать, потому что здесь выбираются не отдельные лица, а партийные представители. И это шаг вперед, потому что революцию делают не лица, а партии»²³¹. Владимир Ильич отмечал и недостаток пропорциональной системы по сравнению с мажоритарной — сложность мер для осуществления права отзыва избирателями своих депутатов. Однако, по мнению Ленина, трудности здесь могли возникнуть чисто технические и вполне преодолимые путем видоизменения формы права отзыва²³².

Впрочем, Особое совещание высказалось за применение пропорциональной системы «как общего правила», допускавшего исключения. Неизбежность их обусловливалась тем, что действительно пропорциональное распределение депутатских мест в каждом избирательном округе достигалось только при наличии определенного минимума мест. В Особом совещании пришли к выводу о необходимости предоставления каждому округу не менее пяти депутатских мест, причем одно место должно было приходиться приблизительно на 200 тыс. жителей. Следовательно, пропорциональная система могла применяться только в тех избирательных округах, в которых численность населения составляла не менее 1 млн человек. Руководствуясь главным образом этим соображением, Временное правительство в сентябре определило 12 округов (из 81), в которых выборы надлежало проводить по мажоритарной системе²³³. Это был ее английский многоименный вариант, не требовавший получения списками кандидатур абсолютного большинства голосов²³⁴.

Высказавшись за применение пропорциональной системы «как общего правила», Особое совещание остановилось на той ее разновидности, которая предусматривала голосование за связанные списки²³⁵. При такой системе избиратель не имел права вносить в заявленный список кандидатур какие-либо изменения. По мнению большинства членов Особого совещания, применение связанных списков в стране с большим количеством неграмотных было целесообразно, ибо в противном случае имела бы место массовая как несознательная, так и преднамеренная порча избирательных бюллетеней. Добавим, что эта разновидность пропорциональной системы была наиболее «партийна».

Серьезное значение имели вопросы о количестве членов Учредительного собрания, разделении страны на избирательные округа и распределении по ним депутатских мест. В общих чертах эти вопросы были решены на пленарном заседании Особого совещания 9 июня. Тогда и было определено, что границы избирательных округов по возможности должны совпадать с административным делением на губернии и области, что оптимальная численность депутатов составляет примерно 800 человек и что, следовательно, надо исходить из приблизительного расчета: депутат на 200 тыс. жителей. В дальнейшем для уточнения и конкретизации этих предположений потребовалась кропотливая работа статистического отдела, который пользовался консультациями крупных специалистов-статистиков во главе с профессором А. А. Кауфманом²³⁶. Расчеты, произведенные специалистами, представляли большой интерес. «Особое значение цифр, — говорилось в записке статистического отдела, — установленных в результате работ статистического совещания, состоит в том, что они, имея в основе своей данные, полученные в самое последнее время, точнее выражают численность населения каждого избирательного округа в отдельности и являются лучшими из всех имеющихся статистических данных о численности населения России»²³⁷.

Руководствуясь данными сельскохозяйственной переписи 1916 г. (для определения численности сельского населения) и анкеты отдела заготовок министерства продовольствия (для определения численности городского населения), а также используя сведения Переселенческого управления, бывшего Татьянинского комитета и других учреждений и организаций²³⁸, статистики установили: численность всего населения России 1917 г., включая население оккупированных немцами территорий, составляла 164 217 тыс. человек, в том числе гражданского населения 151718 тыс. и военнослужащих 12 498 тыс.; численность лиц в возрасте 20 лет и старше составляла несколько более половины всего населения (51.6%). Затем статистики подсчитали, что количество депутатов Учредительного собрания, исходя из принятого Особым совещанием расчета (1 место на 200 тыс. человек населения и, следовательно, примерно на 100 тыс. избирателей), должно составлять 821 человек. Учитывая, однако, решение Особого совещания о некоторой льготе для Сибири и Астраханской губернии, а также то обстоятельство, что в воинских избирательных округах практически все имели право на голосование, общую численность подлежавших избранию депутатов определяли в 838 человек, в том числе 125 от армии и 30 от оккупированных территорий²³⁹. Исходя из упомянутых поправок, количество депутатов от каждого округа Сибири и Астраханской губернии, фронтов и остальной территории страны должно, отмечали специалисты, соответственно определяться расчетом: 1 депутат на 179 тыс. населения, 1 депутат на 100 тыс. военнослужащих и 1 депутат на 219 тыс. населения²⁴⁰.

Как видим, уже и первоначальные наметки относительно распределения депутатских мест по округам не вполне соответствовали принципу равенства. Правда, льготы малонаселенным и обширным по территории Астраханскому и Сибирским округам в значительной мере были вынужденными, так как при меньшем количестве депутатских мест там весьма трудно было бы обеспечить пропорциональность распределения мандатов по спискам кандидатур. Позднее, в сентябре—октябре, Временное правительство внесло в распределение депутатских мест поправки, проявив, в частности, весьма благожелательное отношение к запросам некоторых округов с казачьим населением (округа Войска Донского, Кубано-Черноморский и Оренбургский). В основном в связи с дальнейшим уточнением количества избирателей на местах «прибавки» получил ряд других округов, среди которых преобладали окраинные. Но кое-что приобретали и центральные округа, в том числе столичные Петроградский и Московский²⁴¹. В конце концов было определено, что 73 гражданских избирательных округа пошлют в Учредительное собрание 700 депутатов (плюс 30 «проблематичных» депутатских мест от оккупированных территорий), а 8 воинских округов — 125 депутатов²⁴².

Большинство депутатов подлежало избранию от аграрных округов, что было естественно и неизбежно при всеобщих и равных выборах в стране, городские жители которой составляли менее 1/5 всего населения. Не стремились ли Особое совещание и Временное правительство искусственными мерами еще более увеличить преимущество аграрных округов? По-видимому, нет, ибо распределение депутатских мест по округам в основном соответствовало численности избирателей в них. Следует иметь ввиду, что большинство партий правительственной коалиции, в том числе кадеты и меньшевики, не были заинтересованы в предоставлении преимуществ аграрным округам. В частности, ЦК партии кадетов, не возлагавший серьезных надежд на «урожай» голосов в деревне, 25 мая обсудил вопрос «о выделении при выборах городов из окружающей территории для обеспечения представительства городского населения»²⁴³. 9 июня на пленарном заседании Особого совещания представители кадетов полемизировали с эсерами и энесами, добиваясь выделения Петрограда и Москвы в самостоятельные округа²⁴⁴. Эти округа были выделены. Вероятно, Особое совещание не остановилось бы на этом, если бы в стране имелись другие города с населением более 1 млн.²⁴⁵

Трудной и в значительной мере новой для законодательства задачей была разработка того раздела Положения о выборах, который касался армии и флота. Этот раздел (третий), разрабатывавшийся комиссией о выборах в армии и на флоте в июне—августе и утвержденный Временным правительством в сентябре, предусматривал различный порядок голосования военнослужащих на фронте и в тылу. Отдельно от гражданского населения предстояло голосовать военнослужащим, находившимся в войсковом районе (на Северном, Западном, Юго-Западном, Румынском и Кавказском фронтах), на Балтийском и Черноморском флотах и в составе экспедиционных корпусов во Франции и на Балканском полуострове. В связи с этим создавались 5 фронтовых, 2 флотских округа и 1 округ для русских войск за границей. Военнослужащие, находившиеся в тылу в запасных, ополченских, конвойных и караульных частях, военных и военно-морских училищах, лазаретах и госпиталях, должны были голосовать в тех же округах, что и гражданское население. Однако Положение о выборах предусматривало создание в гражданских округах особых воинских избирательных участков. В гражданских избирательных участках имели право голосовать отпускники, больные и раненые, находившиеся в небольших лазаретах и госпиталях, военнослужащие, прикомандированные к заводам и гражданским учреждениям.

Не касаясь других деталей Положения о выборах, отметим, что в целом оно свидетельствовало о сравнительной развитости в России буржуазной правовой мысли²⁴⁶. Особое совещание, последнее заседание которого состоялось 2 сентября, формально не заслуживало больших нареканий. По стандартам буржуазного государственного права того времени Положение о выборах во Всероссийское Учредительное собрание было неплохо подготовлено, являлось демократическим. Последнее предопределялось новой атмосферой общественной жизни страны после победы Февральской революции, завоеванием народными массами широких демократических свобод. Следует отметить, что по Положению о выборах состав так называемого корпуса избирателей был шире, чем в любом другом буржуазном государстве. Об этом свидетельствовало предоставление равного избирательного права женщинам (таким правом располагали только женщины Австралии, Новой Зеландии, Норвегии, Дании, Финляндии и нескольких американских штатов), установление возрастного ценза, более низкого, чем в подавляющем большинстве других стран (в Англии, США, Италии, Франции — 21 год; в Швеции, Финляндии, Австрии — 24 года; в Бельгии, Германии, Испании, Норвегии, Голландии — 25 лет и т. д.), наделение избирательным правом военнослужащих (этим правом в то время не располагали военнослужащие ни одной другой страны), отказ от применения имущественного ценза, цензов оседлости, грамотности и пр. Все это учитывал В. И. Ленин, когда в начале декабря 1917 г. говорил: «Если брать Учредительное собрание вне обстановки классовой борьбы, дошедшей до гражданской войны, то мы не знаем пока учреждения более совершенного для выявления воли народа»²⁴⁷.

Эсер М. В. Вишняк, являвшийся одним из активных членов Особого совещания, конечно, старался преувеличить достоинства Положения о выборах во Всероссийское Учредительное собрание. Но, вероятно, он в какой-то мере был прав, отмечая влияние этого Положения на буржуазное законодательство других стран, в том числе Англии, Чехословакии, Польши, Австрии и Германии²⁴⁸. Однако сама Россия, следуя по указанному Лениным и большевиками пути, избрала демократию нового, более высокого типа — пролетарскую, советскую.

 

 

4. Партии у порога предвыборной кампании

Определение срока выборов, развертывание законодательной и организационно-технической подготовки их обязывало партии не оставлять без внимания специфические задачи, связанные с предвыборной кампанией. Весьма полезной репетицией ее стала работа, которая проводилась в связи с созданием новых органов местного самоуправления (составление списков партийных кандидатур, проведение предвыборных митингов, изготовление и распространение листовок и плакатов и пр.). Кроме того, итоги выборов в органы местного самоуправления позволяли партиям уточнять политическую карту общества, получать наглядное представление об эволюции настроений и, следовательно, прогнозировать исход голосования на выборах в Учредительное собрание. Эти расчеты были отнюдь не беспочвенны, особенно если учесть, что проводившиеся тогда местные выборы имели мало общего с обычными «муниципальными кампаниями». Обнародовав свои «муниципальные платформы», партии, как отмечала пресса различных направлений, основное внимание уделяли пропаганде своих политических программ²⁴⁹. Это было вполне естественно, в первую очередь для Петрограда, так как «сводить выборы в столице во время революции к чисто (или хотя бы преимущественно) „муниципальной» программе, это — нечто чудовищно-нелепое»²⁵⁰.

Итоги голосований летом 1917 г. нам пригодятся при анализе результатов выборов в Учредительное собрание. Здесь же отметим, что большинство собирала партия эсеров. Особенно значительный резонанс вызвала превзошедшая все ожидания, в том числе самих эсеров, победа ее на июньских выборах в Московскую городскую думу (около 58% всех голосов)²⁵¹. Как отмечали некоторые публицисты, при мажоритарной системе выборов Москва получила бы городскую думу, состоявшую исключительно из представителей партии эсеров²⁵². Но уже августовские выборы в городскую думу Петрограда выявили тенденцию к ослаблению влияния эсеров (примерно 50% голосов на выборах в районные думы Петрограда в конце мая—начале июня и 37% —на выборах в городскую думу)²⁵³. Напротив, авторитет большевиков среди рабочих быстро возрастал (20% голосов в конце мая—начале июня и 33% — в августе). Упрочивали свое влияние на буржуазную и мелкобуржуазную интеллигенцию кадеты. На выборах в районные и городскую думы Петрограда они получили соответственно 21% и 20% голосов, а если не учитывать голоса избирателей пригородных районов, присоединенных к городу в июле, то соответственно 21% и 23 %.²⁵⁴ Все прочие партии, включая меньшевиков, как показали летние выборы, обрекались на роль статистов²⁵⁵. Все это было закономерным следствием обострения классовой борьбы и поляризации политических сил.

Первые конкретные указания ЦК партии большевиков о подготовке к выборам в Учредительное собрание последовали в середине июня, т. е. после того, как Временное правительство назначило выборы на сентябрь. «К работе надо приступать сейчас же», — говорилось в редакционной статье «Правды» от 18 июня²⁵⁶. Как видно из статей, опубликованных «Правдой», а также из инструктивных писем ЦК в местные организации и из других документов, намечались следующие основные мероприятия: подготовка материала для обсуждения вопросов предвыборной кампании на съезде партии в середине июля; проведение губернских партийных конференций, одной из задач которых было избрание губернских комитетов; создание при партийных комитетах групп или отделов, призванных непосредственно руководить ведением предвыборной кампании; выдвижение партийных кандидатур в члены Учредительного собрания; создание при партийных комитетах заводских и воинских организаций курсов агитаторов, подлежавших направлению главным образом в деревню; организация партийных ячеек в деревне, которые в свою очередь должны были способствовать образованию беспартийных групп сельскохозяйственных рабочих и беднейших крестьян; сбор денежных средств на нужды предвыборной кампании²⁵⁷.

Большевики отчетливо представляли трудности предстоявшей работы. «Сверхчеловеческие усилия придется проявить ей (партии большевиков, — О. 3.),— говорилось в одной из статей «Правды», — чтобы разъяснить многомиллионной массе свою платформу и сплотить вокруг нее пролетарские и полупролетарские элементы. Особенно трудна будет эта работа в деревне. Помимо общих затруднений, которые предстоит преодолеть там партийным работникам, как-то: темнота, неумение разобраться в сложных экономических и политических проблемах, отсутствие предварительного опыта избирательных кампаний и пр., наша партия, несомненно, встретит в деревне очень сильного конкурента в лице партии эсеров»²⁵⁸.

Во второй половине июня—начале июля большевики просто не успели развернуть сколько-нибудь широкую подготовительную работу. А переход сил контрреволюции в наступление после событий 3—4 июля создал дополнительные трудности. Травля авангарда рабочего класса, приказы об аресте ряда руководящих работников партии, являвшихся бесспорными потенциальными кандидатами в депутаты Учредительного собрания (первым среди них был В. И. Ленин), закрытие некоторых газет, запрещение митингов на фронте — все это создавало неблагоприятную обстановку для ведения предвыборной кампании, имело одной из целей срыв подготовительной деятельности партии большевиков. В этих условиях они, вскрывая замыслы контрреволюционеров²⁵⁹  и преодолевая многочисленные препятствия, приступали к работе.

Существенное значение имели II конференция большевиков Петрограда (16—20 июля) и II Московская областная конференция РСДРП(б) (21—24 июля), наметившие проведение в жизнь ряда конкретных мер по подготовке к выборам в Учредительное собрание²⁶⁰. На периферии в июле состоялось несколько губернских и областных конференций²⁶¹, что было важной предпосылкой развертывания предвыборной работы на местах. Некоторые конференции, например II областная Уральская и Енисейская губернская, специально обсуждали вопросы, связанные с предстоявшим созывом Учредительного собрания²⁶². Отметим характерное отношение к целям предвыборной кампании, сформулированное Уральской конференцией: «... мы должны поставить своей главной задачей не погоню за местами, а прежде всего использование повышенного политического интереса во время избирательной кампании в целях революционного просвещения масс»²⁶³.

Подобные заявления означали прежде всего то, что большевики отдавали приоритет внепарламентскому влиянию на массы и внепарламентским формам борьбы. Однако это не свидетельствовало ни о пренебрежении итогами голосований, ни об отсутствии надежд на достаточно весомый успех на выборах в Учредительное собрание. В июне, когда успехи эсеров на выборах в органы местного самоуправления были особенно значительны, В. И. Ленин и большевистская пресса ссылались на итоги выборов в районные думы Петрограда и городскую думу Москвы как на один из объективных показателей преобладающего влияния соглашательских элементов. Но большевики тогда же указывали на приближение краха мелкобуржуазной политики²⁶⁴. А позднее, после выборов в Петроградскую городскую думу уверенность в правильности этого прогноза еще более окрепла: «Наша партия, партия революционного пролетариата, одержала победу на выборах в городскую Центральную думу, — заявлял «Пролетарий». — Многозначительна наша победа, ибо ярко и красноречиво говорит она о том громадном сдвиге, который произошел в настроении революционных масс, о том грозном недовольстве, которое нарастает в них не по дням, а по часам»²⁶⁵.

Важнейшим событием в жизни партии стал ее VI съезд (26 июля—3 августа). В седьмом пункте повестки дня съезда значилось: «Выборы в Учредительное собрание». Предварительное рассмотрение этого вопроса съезд поручил особой секции²⁶⁶, председателем которой, по-видимому, был избран Б. 3. Шумяцкий. Во всяком случае именно он 3 августа на пленарном заседании съезда изложил «Доклад от секции по Учредительному собранию»²⁶⁷. Судя по докладу, секция не имела задачей выработку предвыборной политической платформы, поскольку ею фактически стали работы В. И. Ленина, резолюция съезда «О политическом положении», а также изданный несколько позднее от имени съезда «Манифест РСДРП». Секция представила конкретный план практической организации предвыборной кампании, который был рассмотрен и после внесения некоторых поправок утвержден съездом в виде резолюции «Предвыборная кампания в Учредительное собрание». Напомним основные положения этой хорошо известной резолюции. Руководство предвыборной кампанией поручалось Центральной избирательной комиссии, создаваемой ЦК РСДРП (б), областным избирательным комиссиям и комиссиям при всех прочих партийных объединениях и организациях. Военной организации при ЦК поручалось разработать план партийной работы в армии. Для ведения массовой агитации предусматривалось издание крестьянской газеты, популярных брошюр-листовок, специального письменного руководства для агитаторов, а также создание краткосрочных курсов агитаторов. К участию в агитационной работе должны были привлекаться землячества и все сознательные рабочие и солдаты. Блоки и соглашения допускались лишь с последовательно интернационалистическими партиями и с теми беспартийными революционными организациями, которые полностью принимали большевистскую программу борьбы. Составление списков кандидатур в Учредительное собрание поручалось губернским партийным конференциям или крупным местным организациям, причем за ЦК партии сохранялось право отводить кандидатуры местных организаций и предлагать им кандидатуры ЦК. Денежные средства на предвыборную работу должны были изыскиваться путем отчислений однодневного заработка, сбора пожертвований, устройства платных лекций, концертов и пр. При этом 40% сборов полагалось передавать в кассу Центральной избирательной комиссии²⁶⁸.

Решения VI съезда РСДРП (б) способствовали оживлению работы в центре и на местах. ЦК партии уже 6 августа назначил в состав Центральной избирательной комиссии трех членов Центрального Комитета, поручив им кооптировать в комиссию представителей большевистской фракции ЦИК Советов, профсоюзов и национальных секций РСДРП (б)²⁶⁹. 1 8— 19 августа резолюцию VI съезда партии обсудило Московское областное Бюро большевиков. В постановлении, принятом по докладу А. С. Бубнова, предусматривалось незамедлительное создание областной избирательной комиссии. Комиссия, возглавленная М. Ф. Владимирским, была сформирована 21 августа. Кроме того, областное бюро наметило некоторые меры для помощи местным партийным организациям²⁷⁰.

Аналогичная работа намечалась и проводилась в ряде других крупных организаций. Известно, например, что вопрос об избирательной кампании 11 августа обсудила Средне-Сибирская областная конференция большевиков, а 23 августа — Самарская организация РСДРП (б), создавшая избирательную комиссию во главе с В. В. Куйбышевым²⁷¹. Однако различные трудности, возникавшие перед большевиками, отвлечение их сил на руководство революционными выступлениями масс не позволяли развернуть предвыборную работу действительно широко. В частности, на местах составление списков кандидатур в Учредительное собрание большевиками практически еще не начиналось. В этом отношении большевиков обходили — впрочем, незначительно — некоторые другие партии.

На подготовительную работу меньшевиков наложили отпечаток подавленность и растерянность, вызванные сведениями об итогах выборов в органы местного самоуправления. Все сильнее давали о себе знать противоречия и разброд, охватившие партию сверху донизу. «Всюду наши организации весьма слабы», — отмечалось на совещании при ОК в июле 1917 г.²⁷² В связи с этим, готовясь к предвыборной кампании, меньшевики едва ли не главное внимание уделяли вопросу: блокироваться ли на выборах с другими партиями? Поскольку на выборах в думы самостоятельные списки меньшевиков собирали ничтожное количество голосов, в центральных органах партии и на местах поговаривали о необходимости блокироваться с эсерами или большевиками.²⁷³ Одновременно выдвигалась задача консолидации различных течений меньшевизма — от интернационалистов до организации «Единство». «Предстоящие выборы в Учредительное собрание, — заявляла «Новая жизнь», — принудительно ставят вопрос объединения разрозненных сил, объединения партии. Ибо, выступая с фракционными списками и списками течений в губернских и областных округах, социал-демократия рискует прийти разбитой в Учредительное собрание»²⁷⁴.

Вопрос о блоках с большевиками и эсерами довольно быстро сходил с повестки дня, поскольку первые, как уже говорилось, давали согласие на предвыборные объединения только с последовательными интернационалистами, а вторые — со сторонниками социализации земли. Правда, эсеры снисходили до союза с меньшевиками при выборах в органы местного самоуправления, но при подготовке выборов в Учредительное собрание занимали более непримиримую позицию. Да и кого мог соблазнить блок с партией-захребетницей? Поэтому с конца июля меньшевистские лидеры, делая хорошую мину при плохой игре, стали все определеннее высказываться против «растворения в общедемократической массе», за проведение на выборах в Учредительное собрание «собственной классовой линии». После ряда совещаний членов ОК с представителями местных организаций было решено, что в гражданских округах меньшевики обязаны «вести совершенно самостоятельную избирательную кампанию». Однако это намечалось лишь «в качестве общего правила», а «в исключительных случаях, — гласило решение, — когда при слабости местной организации возникает опасность победы на выборах в Учредительное собрание реакционных элементов, допустить выставление общих списков с эсерами и другими социалистическими партиями». Имелось в виду, что на фронте какие бы то ни было соглашения с большевиками невозможны, а с эсерами блоки желательны там, где предвыборная борьба с ними «может служить источником разложения армии»²⁷⁵. Таким образом, кое-какие надежды на эсеровский «буксир» все-таки сохранялись.

Эта тактическая линия в целом была одобрена и закреплена проектом избирательной платформы ОК (конец июля)²⁷⁶  и резолюцией Объединительного съезда (конец августа), причем съезд, определяя задачи предвыборной кампании и выборов («агитация, подсчет сил, укрепление нашей партийной организации и образование в Учредительном собрании сильной количественно и особенно качественно фракции»), указывал, что стремление увеличить количество депутатов «не должно играть для партии решающей роли»²⁷⁷. Еще бы! Задача создать сколько-нибудь многочисленную фракцию для меньшевиков была совершенно нереальна.

Более настойчивым и ясно выраженным было стремление сплотить различные внутрипартийные течения. Ради достижения этой цели и созывался так называемый Объединительный съезд (16—29 августа). Однако съезд привел не к преодолению, а к углублению раскола²⁷⁸. В частности, меньшевики-интернационалисты, которые в мае—июне громче всех призывали к единству, после июльского кризиса все решительнее брали курс на обособление. Одним из проявлений этого стало решение ПК меньшевиков, оказавшегося в руках интернационалистов, об исключении из официального меньшевистского списка кандидатур в Петроградскую городскую думу И. Г. Церетели и других центристов. В связи с этим возникал вопрос: не поступит ли ПК так же и при подготовке списка кандидатур в Учредительное собрание? В августе меньшевистские лидеры не теряли надежду, что столичная организация не рискнет на еще более крупный и чреватый неожиданными последствиями скандал²⁷⁹.

Несмотря на углубляющиеся внутрипартийные раздоры, со второй половины июля меньшевики предпринимали меры для активизации предвыборной подготовительной работы. Помимо больных вопросов о единстве и блоках, в поле зрения ОК и местных организаций стали попадать и другие проблемы близившейся кампании. Этому предшествовали многократные напоминания центральной меньшевистской прессы. Так, «Рабочая газета» еще 1 июля призвала «объявить предвыборную мобилизацию всех партийных сил»²⁸⁰. После того как несколько улеглись страсти, вызванные июльским политическим кризисом, ОК меньшевиков разработал-таки упомянутый выше проект избирательной платформы. Проект, окончательно отредактированный комиссией в составе И. Г. Церетели, Н. С. Чхеидзе, Ф. И. Дана и Б. И. Горева, был призван стать «лучшим средством втянуть членов партии в партийно-политическую жизнь»²⁸¹. Этот многословный документ содержал изложение уже известной меньшевистской программы политических и социально-экономических реформ²⁸². Позднее проект подвергся доработке, и его окончательный вариант был опубликован только 25 октября.

В начале августа ОК создал Комиссию по подготовке к выборам в Учредительное собрание, в составе которой было пять отделов (финансовый, юридический, литературный, лекторский и технический)²⁸³. Одной из главных забот комиссии стала организация денежных сборов под лозунгом: «100 тыс. членов нашей партии должны в самое короткое время собрать на нужды избирательной кампании 1 млн рублей»²⁸⁴. Финансовый план был большим, но выполнялся он плохо: к 1 сентября в центральный избирательный фонд меньшевиков поступило всего 5830 рублей²⁸⁵. Недостаток денежных средств привел к тому, что обещание ОК приступить «в самых широких размерах к изданию необходимой агитационной литературы (воззваний, листовок), красочных плакатов и пр.»²⁸⁶  повисало в воздухе. Во всяком случае за август ОК сумел выпустить только 4 небольшие листовки («Чего ждет Россия от Учредительного собрания», «Социал-демократия и крестьянство», «Солдат, за кем пойдешь ты на выборах?», «Какая армия нужна свободной России?»)²⁸⁷.

OK, а затем и Объединительный съезд меньшевиков требовали от местных организаций создавать партийные избирательные комитеты, организовывать краткосрочные курсы агитаторов, готовить свои списки кандидатур. Со своей стороны съезд с немалыми трудностями наметил список общепартийных кандидатур, которые «по соглашению» с местными организациями должны были возглавить меньшевистские списки в избирательных округах. При этом центральные органы партии сохраняли за собой право отвода кандидатов, выдвинутых на губернских конференциях²⁸⁸.

Следуя указаниям центра, к некоторым подготовительным мероприятиям постепенно приступали и местные организации меньшевиков. Имеются сведения (видимо, неполные) о том, что в июле—августе состоялось 22 губернских и областных конференции, на которых ставились вопросы о списках кандидатур в Учредительное собрание, соглашениях с другими партиями, сборе денежных средств, создании губернских избирательных комитетов и т. п.²⁸⁹ Впрочем, губернские конференции проходили вяло, что было следствием общего упадка меньшевистского движения, снижения активности членов партии.²⁹⁰ В значительной части местных организаций дело сводилось к принятию формальных решений, не подкрепляемых практической работой.

В отличие от меньшевиков эсеры начинали готовиться к выборам, будучи настроенными оптимистично. Главные надежды возлагались, разумеется, на деревню. Однако и в городах эсеры рассчитывали на обильную жатву голосов, особенно после того, как выяснились итоги голосования в районные думы Петрограда и городскую думу Москвы. Правда, августовские выборы в городскую думу Петрограда не давали повода для благодушия. Но эсеры утешались, во-первых, сохранением относительного большинства голосов избирателей (38%), а во-вторых, рассуждениями о «нехарактерности» и «временности» эволюции политических симпатий петроградских рабочих. «Весь смысл выборной кампании в Петроградскую Центральную городскую думу и ее результатов, — заявляло «Дело народа», — ограничивается главным образом Петроградом и его политическими переживаниями за последнее время. Едва ли будет правильным утверждение, что в Петрограде, как в микрокосме, отражается вся социально-политическая жизнь страны. Провинция имеет свои, присущие только ей, интересы и ассимилирует только часть, и едва ли значительную, того, что вырабатывается в столичной лаборатории»²⁹¹. В общем, эсеры и в августе продолжали считать себя наиболее вероятными победителями на выборах в Учредительное собрание.

Однако расчеты расчетами, а опасения перед «случайностями» сохранялись. Желая избегнуть их, эсеры начали практическую подготовку к выборам раньше всех прочих партий. Уже в начале июня на одном из заседаний ЦК, избранного III съездом эсеров, была создана партийная комиссия по Учредительному собранию, в состав которой вошли Н. Д. Авксентьев, М. Я. Гендельман, А. Р. Гоц, В. М. Зензинов, В. Н. Рихтер, Д. С. Розенблюм, И. И. Фондаминский, а затем М. В. Вишняк и Н. В. Святицкий. Председателем комиссии стал В. М. Зензинов, секретарем — Н. В. Святицкий. Комиссия имела задачей инструктирование местных организаций по вопросам ведения предвыборной кампании, руководство составлением списков партийных кандидатур и снабжение периферии предвыборной агитационной литературой. К делу было решено приступить с рассылки анкеты с вопросами о состоянии партийных сил на местах и о наиболее желательных общепартийных кандидатурах в члены Учредительного собрания. Периферийные организации не проявили энтузиазма, вернув только около 60 заполненных анкет²⁹². Это обстоятельство в целом осложняло деятельность комиссии, но в одном отношении было ей на руку, а именно: оно оправдывало стремление партийных верхов к строгой централизации работы по подготовке списков кандидатур.

На этой работе и сосредоточила свои усилия эсеровская Комиссия по Учредительному собранию. «Партия эсеров, — указывал секретарь комиссии Н. В. Святицкий, — очевидно, будет играть одну из первых скрипок в Учредительном собрании. Тем с большим вниманием она должна отнестись к вопросу о составе своей будущей фракции в Собрании. Партия должна принять меры к тому: 1) чтобы среди избранных депутатов оказались руководители партии, «мужи совета»; 2) чтобы во фракции были собраны все наиболее крупные ораторские силы партии; 3) чтобы во фракцию попали различного рода специалисты по всем отраслям государственного права, хозяйства и политики». Отсюда Святицкий делал вывод, что ЦК партии имеет неоспоримое право рекомендовать свои кандидатуры и распределять их по избирательным округам²⁹³, так как «крупные имена партийных лидеров для широких масс могут иметь весьма притягательное влияние»²⁹⁴. Как видим, пропорциональная система выборов со связанными списками кандидатур не побуждала эсеров, да и другие партии, сбрасывать со счета «притягательность» имен.

Работа по составлению списков во многом зависела от решения вопроса об избирательных блоках. В июне III съезд эсеров высказался против блоков с другими партиями на выборах в Учредительное собрание. Разъясняя установку съезда, Н. В. Святицкий писал о необходимости для эсеров «ярко выяснить свою собственную индивидуальность», «широко развернуть свое знамя», выдвинуть партийные лозунги, особенно по аграрной проблеме, «чистыми», без «посторонней примеси». Кроме того, Святицкий давал понять, что эсерам, претендующим на завоевание большинства депутатских мест, просто невыгодно блокироваться с другими партиями.²⁹⁵ Вопрос о заключении предвыборных соглашений, казалось бы, отпадал. Но 10 июля на съезде представителей губернских Советов крестьянских депутатов часть эсеровских делегатов несколько неожиданно для своих петроградских лидеров заговорила о слабом знакомстве крестьян с политическими партиями, в том числе с эсерами, о целесообразности составления списков кандидатур совместно или «в контакте» с Советами крестьянских депутатов²⁹⁶. Аналогичные сигналы, вероятно, поступили и по другим каналам. В итоге эсеровское руководство повернуло руль и стало ориентироваться на повсеместное блокирование с Советами крестьянских депутатов.

Вот что говорилось об этом предвыборном союзе в отчете Комиссии по Учредительному собранию при ЦК партии эсеров: «В большинстве мест блок заключался на следующих основаниях. Приблизительно половина депутатских мест в списке предназначалась партийной организации и половина — крестьянским Советам при том непременном условии, что выставляемые ими кандидаты будут членами партии эсеров. Обе соглашающиеся стороны имеют право отвода кандидатов. Составленные таким образом списки поступают на окончательное утверждение партийных губернских конференций и губернских съездов крестьянских депутатов. ЦК партии имел право отвода против каждого из помещенных в списке кандидатов»²⁹⁷. Это соглашение было очень выгодно для эсеров, получавших возможность эксплуатировать доверие деревенских избирателей к Советам крестьянских депутатов. Московская губернская конференция эсеров недаром констатировала, что, «опираясь на Советы, можно ожидать наилучших для партии результатов от выборов»²⁹⁸.

Тем временем Комиссия по Учредительному собранию составила список общепартийных кандидатур, рассмотренных и одобренных ЦК после ряда заседаний. Этот список, включавший 130 имен, в начале августа был представлен VII совету партии. В прилагавшейся к списку инструкции говорилось, что в тех округах, где ожидалось получение более трех депутатских мест, 1/3 заявляемых кандидатур должна принадлежать представителям ЦК. Делегаты местных организаций, естественно, взбунтовались против централистских устремлений партийного руководства и добились решения VII совета о выделении в распоряжение ЦК по одному месту в губернских списках кандидатур. Пришлось спешно создавать еще одну комиссию, в которую, помимо трех членов Комиссии по Учредительному собранию (В. М. Зензинов, М. В. Вишняк и Н. В. Святицкий), вошли шесть периферийных делегатов VII совета (Н. П. Высоцкая, В. А. Карелин, А. А. Минин, Е. М. Ратнер, Н. Н. Соколов и Фрумин). Новая комиссия сократила список кандидатур ЦК со 130 до 58 имен, не включив в число последних те кандидатуры, которые к тому времени были уже выдвинуты по собственной инициативе местными организациями. Эти кандидатуры (22 человека) составили особый список, являвшийся как бы напоминанием местным организациям об их добровольных обязательствах. Сверх того, комиссия подготовила «на всякий случай» собственный дополнительный список 11 обязательных и 20 рекомендуемых кандидатур²⁹⁹.

Возникает вопрос о соотношении в этих списках имен представителей внутрипартийных эсеровских течений. К сожалению, нам не удалось найти точный ответ, так как о политических взглядах многих эсеровских деятелей, фамилии которых упомянуты в списках, трудно что-либо сказать. Можно, однако, с уверенностью предположить, что ЦК, VII совет партии эсеров и их комиссии постарались обеспечить преобладание кандидатур из числа деятелей центристского направления. Но среди обязательных кандидатур, намечавшихся ЦК, имелись и деятели левого крыла партии (М. А. Спиридонова, М. А. Натансон, В. Е. Трутовский, В. А. Карелин и др.)³⁰⁰. Однако решающее слово в вопросе о списках по избирательным округам в конечном счете принадлежало губернским организациям. Следует учитывать, что авторитет эсеровского ЦК, проявлявшего нетвердость и политическую непоследовательность, непрерывно снижался и его указания о составлении списков местные работники могли игнорировать без особых опасений.

Комиссия по Учредительному собранию, петроградские и московские эсеровские газеты призывали местные организации начинать предвыборную агитацию, организовывать денежные сборы, создавать избирательные комитеты и пр. Например, московская «Земля и воля» в статье «Предвыборная работа» (речь шла о выборах в волостное земство и подготовке выборов в Учредительное собрание) рекомендовала: «Составляйте везде при Советах крестьянских депутатов избирательные комитеты из представителей всех сил волости. К работе этой привлекайте все светлые силы (!) деревни. Пусть ни один двор, ни одно селение, ни один хутор не будут забыты и заброшены в предвыборной работе... Объезжайте все деревни своей волости или уезда... На крытой телеге-фуре, покрытой красным ситцем, со знаменем, на котором написаны святые слова (!) нашей партии, разъезжайте по деревням и хуторам. Разъясняйте требования крестьянские. Раздавайте грамотным воззвания»³⁰¹.

Такого рода рекомендации проводились в жизнь далеко не повсеместно и далеко не в полном объеме. Летом 1917 г. подавляющее большинство местных эсеровских организаций не вели систематической и планомерной агитационной работы, непосредственно связанной с подготовкой к выборам в Учредительное собрание. Взамен ее местные деятели кое-где охотно устраивали типично эсеровские пропагандистские спектакли, имевшие, впрочем, главной целью пополнение партийной кассы. Так, в Ашхабаде эсеры, назначив на 25 июля «день кружечного сбора» в фонд Комиссии по Учредительному собранию, приглашали «всех членов партии и сочувствующих» явиться вечером на вокзальную площадь. Откликнувшиеся на приглашение могли посмотреть «драму» под названием «За правду», «живую картину», которая именовалась «Пробуждение народа», и «дивертисмент»³⁰². На устройстве подобных спектаклей предвыборная работа среди масс, как правило, заканчивалась.

Среди прочих политических партий наибольшей активностью, как и следовало ожидать, отличались кадеты. Сознавая сравнительную малочисленность своего «корпуса избирателей», кадеты хотели «приблизиться непосредственно к широким демократическим массам»³⁰³, более того, развернуть агитацию, которая «должна проникнуть и в самые глухие углы деревни»³⁰⁴. IX съезд кадетов (24—28 июля) специально обсудил приемы ведения предвыборной работы и создал в Москве Всероссийскую агитационную комиссию, возглавленную шестью членами ЦК. При Всероссийской комиссии образовывались: отдел печатной пропаганды, ведавший изданием и отправкой на места брошюр, воззваний и плакатов (руководитель — П. И. Новгородцев), отдел командировок, направлявший в провинцию лекторов и инструкторов (руководитель — Н. М. Кишкин), и отдел «агитационной подготовки», занимавшийся созданием курсов и школ агитаторов, проведением «Лекторских собеседований» и пр. (руководитель — А. А. Кизеветтер). Помимо этого, при Всероссийской комиссии создавались юридическая и библиотечно-библиографическая комиссии, бюро печати, бюро газетных вырезок и др.³⁰⁵

Всероссийская агитационная комиссия приступила к делу довольно энергично. Прежде всего, была создана школа агитаторов, занятия в которой сводились главным образом к изучению «ораторского искусства» и приемов «митинговой борьбы». В школу — первый выпуск ее состоялся в начале сентября — зачислялись члены партии, обязавшиеся целиком посвятить себя предвыборной работе. Помимо школы, создавались центральные (в Москве) и «летучие» (в Нижнем Новгороде и Ярославле) курсы агитаторов. Организовывались регулярные объезды местных организаций членами ЦК, ведущими лекторами и инструкторами³⁰⁶. Значительно увеличился поток литературы. В августе кадетское партийное издательство каждую неделю выпускало в свет не менее двух брошюр на политические темы³⁰⁷. Отсюда видно, что предвыборная агитационно-пропагандистская работа кадетов строилась на капитальной основе. Для этого у партии буржуазных интеллигентов имелись все предпосылки — и относительное финансовое благополучие, и неограниченная возможность располагать силами высококвалифицированных специалистов.

Большое значение придавалось участию представителей кадетов в работе по технической подготовке выборов и разработке проектов законодательных актов будущего Учредительного собрания. Кадетские деятели заранее принимали позу «зорких наблюдателей» за «правильной» подготовкой и проведением выборов. А в Учредительном собрании кадетская фракция должна была стать блюстителем норм буржуазного парламентаризма, кладезем формально-юридической премудрости и инициатором осуществления «разумных» реформ, в том числе социально-экономических. «Обладая огромными силами, научными и практическими, — говорил на IX съезде кадетов А. И. Шингарев, — мы должны быть готовы к Учредительному собранию в основном вопросе хозяйственной жизни. Наш первейший долг — разработать все те вопросы финансово-экономического характера, которые нам предстоит разрешить. Поэтому ЦК должен предложить представить полный экономический доклад, в котором были бы развернуты наши экономические лозунги, и тогда в Учредительном собрании мы будем чувствовать твердую почву под собой»³⁰⁸. В августе кадетские «научные и практические силы» уже приступили к сбору различных материалов, которые дали бы «твердую почву» их парламентской фракции.

Из поля зрения кадетских лидеров не выпал и вопрос о предвыборных блоках. Согласно резолюции IX съезда, губернским организациям разрешалось заключать предвыборные соглашения с национальными, религиозными, «бытовыми» и «вообще непартийными группами». Однако съезд предполагал, что «в огромном большинстве случаев» кадеты будут выступать самостоятельно, особенно остерегаясь блоков с «пораженцами» (так именовались интернационалисты) и «монархистами»³⁰⁹, под которыми подразумевались неочерносотенные элементы. Кадетским деятелям, вероятно, представлялось желательным иметь в предвыборной кампании противников справа. Это облегчало бы осуществление тактических маневров и маскировку контрреволюционной сущности программы кадетов. Во всяком случае, оценивая итоги выборов в Московскую городскую думу, некоторые кадетские публицисты высказывали сожаление по поводу отсутствия у их партии возможности вести предвыборную борьбу «направо»³¹⁰.

IX съезд кадетов наметил принципы, которыми следовало руководствоваться при составлении списков партийных кандидатур. В резолюции съезда говорилось, что ЦК намечает «известное число кандидатов», а местные комитеты обязаны вносить их имена в свои списки по избирательным округам. Распределять эти общепартийные кандидатуры должна была комиссия ЦК в составе трех человек³¹¹. Выступая на съезде с заключительным словом, П. Н.Л Милюков уточнил, что список кандидатур ЦК уже готов, что эти кандидатуры должны «возглавить» партийные списки в округах и что все списки подлежат окончательному утверждению новым партийным съездом накануне созыва Учредительного собрания³¹².

Подготовительные меры, предпринятые политическими партиями в связи с предстоявшим созывом Учредительного собрания, еще не являлись предвыборной кампанией. Это было приближение к ней, причем в общем-то малозаметное для широкой публики. Тем не менее подготовительная работа, пусть в целом не слишком интенсивная, пусть не получавшая широкого резонанса в обществе, все же велась. Она свидетельствовала о том, что партии, как бы они ни относились к идее Учредительного собрания и перспективе созыва этого парламентского учреждения, не желали и не могли допустить, чтобы всеобщие выборы застали их врасплох.

Примечания:

¹ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 32, стр. 248.

² «Дело народа», 1917, 24 августа, № 135.

³ «Правда», 1917, 11 мая, № 54.

⁴ Подробнее см.: Ю. С. Токарев. Народное правотворчество накануне Великой Октябрьской социалистической революции. М.—Л., 1965.

⁵ КПСС в борьбе за победу социалистической революции в период двоевластия. Сборник документов. М., 1957, стр. 267—268.

⁶ См.: В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 32, стр. 4—7, 341—342, 350—352.

⁷ Там же, стр. 165, 169.

⁸ Там же, т. 34, стр. 35.

⁹ Там же, т. 32, стр. 44.

¹⁰ Революционное движение в России в мае—июне 1917 г. Июньская демонстрация. Документы и материалы. М., 1959, стр. 25.

¹¹ Великая Октябрьская социалистическая революция на Украине. Сборник документов и материалов, т. 1. Киев, 1957, стр. 218.

¹² В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 32, стр. 132, 165.

¹³ Там же, стр. 351, 352.

¹⁴ Там же, т. 34, стр. 33—34.

¹⁵ Там же, стр. 34.

¹⁶ Там же.

¹⁷ Там же, стр. 35.

¹⁸ Там же.

¹⁹ Там же, стр. 77.

²⁰ Там же, стр. 37.

²¹ Там же.

²² Там же, стр. 40.

²³ Там же, т. 33, стр. 8.

²⁴ Там же, стр. 14.

²⁵ Там же.

²⁶ Там же, стр. 22.

²⁷ Листовки Московской организации большевиков. 1914—1925 гг. М., 1954, стр. 72—73.

²⁸ Установление Советской власти в Ярославской губернии. Сборник документов и материалов. Ярославль, 1957, стр. 195.

²⁹ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т 34, стр. 17.

³⁰ Революционное движение в России в июле 1917 г. Июльский кризис. Документы и материалы. М., 1959, стр. 106, 107, 179, 378, 427; Листовки Московской организации большевиков, стр. 79; «Социал-демократ», 1917, 14, 20 июля, №№ 107, 112.

³¹ КПСС в борьбе за победу Великой Октябрьской социалистической революции. Сборник документов. М., 1957, стр. 35, 39, 128, 275; Октябрь в Туле. Сборник документов и материалов. Тула, 1957, стр. 191; «Пролетарий», 1917, 13 августа, № 1; «Социал-демократ», 1917, 1 августа, № 122.

³² «Рабочая газета», 1917, 16 июня, № 82.

³³ «Известия Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов», 1917, 25 июня, № 101.

³⁴ ЦПА ИМЛ, ф. 275 (ЦК партии меньшевиков), он. 1, д. 8, л. 13.

³⁵ «Рабочая газета», 1917, 14 июня, 13 и 29 июля, №№ 80, 105, 119.

³⁶ Там же, 13 июля, № 105.

³⁷ Там же, 16 июля, № 108.

³⁸ В. И. Ленив. Полн. собр. соч., т. 34, стр. 37.

³⁹ «Рабочая газета». 1917, 12 июня, 13 июля, №№ 80, 105.

⁴⁰ Там же, 2 августа, № 122.

⁴¹ Там же.

⁴² Там же, 13 мая, № 55.

⁴³ «Вперед!», 1917, 27 мая, 1 июля, №№ 66, 96.

⁴⁴ «Рабочая газета», 1917, 13 мая, № 55.

⁴⁵ «Речь», 1917, 23 июля, № 171.

⁴⁶ «Вперед!», 1917, 1 июля, № 96.

⁴⁷ Н. В. Рубан. Октябрьская революция и крах меньшевизма. М., 1968, стр. 155-170.

⁴⁸ Октябрьское вооруженное восстание. Семнадцатый год в Петрограде. Кн. 1. Л., 1967, стр. 370—371.

⁴⁹ ЦПА НМЛ, ф. 275, on. 1, д. 9, л. 40.

⁵⁰ «Новая жизнь», 1917, 7 мая, № 17.

⁵¹ «Рабочая газета», 1917, 7 июня, № 74.

⁵² Там же, 13 июля, № 105.

⁵³ «Вперед!», 1917, 3, 8 августа, № 123, 127.

⁵⁴ «Известия Петроградского Совета», 1917, 7 июня, № 85.

⁵⁵ «Дело народа», 1917, 7 мая, № 43.

⁵⁶ «Земля и воля» (Харьков), 1917, 11 мая, № 40.

⁵⁷ «Мы, эсеры, — подчеркивало «Дело народа», — не делаем различия между тремя ветвями трудового класса — интеллигенцией, рабочими и крестьянами» («Дело народа», 1917, 2 июля, № 90).

⁵⁸ «Воля народа», 1917, 27 мая, № 24.

⁵⁹ «Дело народа», 1917, 18 июня, № 78.

⁶⁰ Там же, 3 июня, № 65.

⁶¹ Там же, 11 июля, № 97.

⁶² «Земля и воля» (Харьков), 1917, 14 июня, № 67.

⁶³ Там же, 19 июля, № 96.

⁶⁴ «Земля и воля», 1917, 24 мая, № 49.

⁶⁵ «Наш путь», 1917, № 1, стр. 5—11, 39—40.

⁶⁶ «Знамя труда», 1917, 23 августа, № 1.

⁶⁷ «Наш путь», 1917, № 1, стр. 64.

⁶⁸ Подробнее см.: К. В. Гусев. Крах партии левых эсеров. М., 1963.

⁶⁹ «Народное слово», 1917, 5 августа, № 53.

⁷⁰ «Русское богатство», 1917, № 6—7, стр. 225.

⁷¹ «Городское вече», 1917, № 17—18, стр. 1.

⁷² Первый Всероссийский съезд Советов, т. II. М.—Л., 1931, стр. 151.

⁷³ См.: «Известия Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов», 1917, 2, 19 мая, 16 июня, 29, 30 июля, №№ 55, 70, 81, 93, 130, 131 и др.; Революционное движение в России в мае—июне 1917 г., стр. 154—155, 193— 194, 200 и др.

⁷⁴ «Речь», 1917, 21 мая, № 118.

⁷⁵ «Вестник партии народной свободы», 1917, № 4—5, стлб. 10.

⁷⁶ Там же, стлб. 13.

⁷⁷ «Отечество», 1917, 19 сентября, № 55.

⁷⁸ «Речь», 1917, 8 августа, № 184.

⁷⁹ П. Н. Милюков. История второй русской революции. Т. I, вып. 1. София, 1921, стр. 115.

⁸⁰ В. М. Гессен. Русское Учредительное собрание и выборы в него. Мг., 1917, стр. 18.

⁸¹ Буржуазия и помещики в 1917 г. Частные совещания членов Государственной думы. М., 1932, стр. 216, 217.

⁸² В. М. Гессен. Ук. соч., стр. 22, 23.

⁸³ «Речь», 1917, 6 мая, № 105.

⁸⁴ «Рабочая газета», 1917, 16 июня, № 82.

⁸⁵ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 32, стр. 360.

⁸⁶ Там же, стр. 430.

⁸⁷ Там же, т. 34, стр. 33—34.

⁸⁸ Там же, стр. 52.

⁸⁹ Революционное движение в России в мае—июне 1917 г., стр. 230.

⁹⁰ «Рабочая газета», 1917, 9 мая, № 51.

⁹¹ «Вестник Временного правительства», 1917, 11 мая, № 52.

⁹² «Речь», 1917, 21 мая, № 118.

⁹³ ЦГИА СССР, ф. 857 (А. С. Зарудный), on. 1, д. 1604, л. 4.

⁹⁴ «Воля народа» (Киев), 1917, 27 мая, № 16.

⁹⁵ Праздник покрова богородицы отмечался 1 октября.

⁹⁶ «Симбирская народная газета», 1917, 7 июня, № 17.

⁹⁷ Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов. Протоколы заседаний Исполнительного Комитета и Бюро ИК. М.—Л., 1925, стр. 168.

⁹⁸ Стенографические отчеты Особого совещания для изготовления проекта Положения о выборах в Учредительное собрание. [Пг., 1917], стлб. 256—257.

⁹⁹ Там же, стлб. 257—258.

¹⁰⁰ I Всероссийский съезд Советов под нажимом меньшевиков и эсеров поздним вечером 9 июня запретил демонстрацию петроградских рабочих и солдат, назначенную большевиками. Не желая идти на открытый разрыв с руководящими органами Советов, ЦК партии большевиков в ночь на 10 июня отменил демонстрацию. Рабочих и солдат удалось удержать от выступления на улицы лишь при помощи самых энергичных и экстренных мер, причем решающую роль сыграла разъяснительная работа большевистских агитаторов.

¹⁰¹ ЦПА НМЛ, ф. 275, он. 1, д. 10, л. 27.

¹⁰² «Вестник партии народной свободы», 1917, № 6—7, стлб. 1.

¹⁰³ Там же, стлб. 2; Стенографические отчеты Особого совещания.. стлб. 630; «День», 1917, 2 августа, № 125.

¹⁰⁴ В. М. Гессен. Ук. соч., стр. 16.

¹⁰⁵ Стенографические отчеты Особого совещания... стлб. 632—633.

¹⁰⁶ Там же, стлб. 633.

¹⁰⁷ «Вестник партии народной свободы», 1917, № 6—7, стлб. 2.

¹⁰⁸ Там же, стлб. 3; Стенографические отчеты Особого совещания.. ., стлб. 633.

¹⁰⁹ Стенографические отчеты Особого совещания..., стлб. 634—636.

¹¹⁰ Там же, стлб. 684.

¹¹¹ Там же, стлб. 631; «Вестник партии народной свободы», 1917, № 6—7, стлб. 3.

¹¹² Стенографические отчеты Особого совещания..., стлб. 639—642, 52—653, 660-661.

¹¹³ Там же, стлб. 644-650, 655—659, 675, 679, 683.

¹¹⁴ ЦГАОР, ф. 6 (Канцелярия Временного правительства), on. 1, д. 9, . 90; «Вестник партии народной свободы», 1917, № 6—7, стлб. 3.

¹¹⁵ «Вестник Времепного правительства», 1917, 15 июня, № 80.

¹¹⁶ «День», 1917, 2 августа, № 125.

¹¹⁷ Там же, 4 августа, № 127; Стенографические отчеты Особого совещания. .., стлб. 691.

¹¹⁸ «День», 1917, 4 августа, № 127.

¹¹⁹ Там же; Стенографические отчеты Особого совещания..., стлб. 691, 737, 748.

¹²⁰ «Известия Особого совещания для изготовления проекта положения о выборах в Учредительное собрание» (в дальнейшем: «Известия Особого совещания»), 1917, № 42—43, стлб. 2.

¹²¹ Целью тактического маневра кадетов было давление на эсеро-меньшевистских лидеров (см.: В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 32,

стр. 406—407).

¹²² ЦГАОР, ф. 474 (Юридическое совещание при Временном правительстве), on. 1, д. 3, лл. 141, 141 об.

¹²³ Революционное движение в России в июле 1917 г., стр. 296.

¹²⁴ «Речь», 1917, И, 16, 18 июля, №№ 160, 165, 166.

¹²⁵ Там же, 18 июля, № 166.

¹²⁶ Н. Ф. Славин. Из истории июльского политического кризиса 1917 г. — «История СССР», 1957, № 2, стр. 138.

¹²⁷ Революционное движение в России в июле 1917 г., стр. 312

¹²⁸ «Воля народа», 1917, 16 июля, № 67.

¹²⁹ «Земля и воля», 1917, 23 июля, № 97.

¹³⁰ «Речь», 1917, 25 июля, № 172.

¹³¹ В ходе переговоров с кадетами Керенский пошел и на другие весьма важные уступки (см.: Н. Ф. Славин. Из истории июльского политического кризиса 1917 г., стр. 135—142; Октябрьское вооруженное восстание. Семнадцатый год в Петрограде. Кн. 1, стр. 379—380).

¹³² «Речь», 1917, 25 июля, № 172.

¹³³ «Новая жизнь», 1917, 1 августа, № 89.

¹³⁴ ЦГАОР, ф. 6978 (ЦИК Советов 1-го созыва), on. 1, д. 770, л. 2.

¹³⁵ «Дело народа», 1917, 30 июля, № 114.

¹³⁶ «Известия ЦИК и Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов (в дальнейшем: «Известии ЦИК»), 1917, 3 августа, № 134.

¹³⁷ «Известия Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов», 1917, 30 июля, № 131.

¹³⁸ «Новая жизнь, 1917, 2 августа, № 90; «Земля и воля» (Москва), 1917, 2 августа, № 110.

¹³⁹ «Новая жизнь», 1917, 2 августа, № 90.

¹⁴⁰ Там же; ЦГАОР, ф. 6978, on. 1, д. 1918, л. 100.

¹⁴¹ «Речь», 1917, 4 августа, № 181; «Дело народа», 1917, 3 августа, № 117; «Воля народа», 1917, 4 августа, № 83; «Рабочая газета», 1917, 2 августа, № 122; «День», 1917, 3 августа, № 126.

¹⁴² ЦГАОР, ф. 6978, on. 1, д. 1018, л. 100.

¹⁴³ «Известия ЦИК», 1917, 6 августа, № 137.

¹⁴⁴ «Новая жизнь», 1917, 6 августа, № 94; «Дело народа», 1917, 6 августа, № 120.

¹⁴⁵ «Известия Всероссийской по делам о выборах в Учредительное собрание комиссии» (в дальнейшем: «Известия Всевыборы»), 1917, № 1, стлб. 8.

¹⁴⁶ ЦГАОР, ф. 6978, on. 1, д. 1018, л. 101.

¹⁴⁷ Всероссийское Учредительное собрание. М.—Л., 1930, стр. 139—140.

¹⁴⁸ «Известия ЦИК», 1917, 10 августа, № 140.

¹⁴⁹ Там же, 11 августа, № 141.

¹⁵⁰ В. И. Ленин. Поля. собр. соч., т. 34, стр. 84.

¹⁵¹ Там же, т. 31, стр. 197.

¹⁵² «Дело народа», 1917, 7 июня, № 68; «Труд», 1917, 8 августа, № 113.

¹⁵³ Первое в России голосование на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права состоялись 16 апреля 1917 г. в Томской губернии. По инициативе местных властей и общественных организаций там избирались губернское, городские и уездные собрания. Выборы были подготовлены плохо и прошли с грубейшими нарушениями положений инструкции («Сибирская жизнь», 1917, 15, 16, 22, 28 апреля, №№ 79, 80, 84, 89). Этот малоудачный местный эксперимент остался неизвестным для общественности страны.

¹⁵⁴ «Рабочая газета», 1917, 4 августа, №° 124.

¹⁵⁵ «Известия ЦИК», 1917, 2 августа, № 133.

¹⁵⁶ Б. Д. Гальперина, В. И. Старцев. Советы рабочих и солдатских депутатов Петрограда в борьбе за овладение аппаратом городского общественного управления. — В кн.: Рабочие Ленинграда в борьбе за победу социализма. М,—Л., 1963, стр. 67.

¹⁵⁷ «Вестник Временного правительства», 1917, 25 мая, N 62.

¹⁵⁸ «Волостное земство», 1917, № 17—18, стлб. 343.

¹⁵⁹ Там же, стр. 343—344; «Самоуправление», 1917, № 3, стлб. 46—47; «Известия Всероссийского Совета крестьянских депутатов», 1917, 15, 17 июля, 14, 16 сентября, №№ 84, 86, 110, 112.

¹⁶⁰ П. Н. Абрамов. Волостные земства. — «Исторические записки», 1961, т. 69, стр. 28.

¹⁶¹ «Вестник Временного правительства», 1917, 6 сентября, № 147.

¹⁶² Кандидатуры были таковы: М. М. Винавер, В. М. Гессен, В. А. Маклаков, В. Д. Набоков, Б. Э. Нольде (кадеты), Л. М. Брамсон, Э. Э. Понтович, И. В. Яшунский (энесы), М. В. Вишняк, Г. И. Лордкипанидзе, M. С. Фокеев (эсеры), В. В. Гомбарг, В. Н. Крохмаль (меньшевики), М. М. Гродзицкий (прогрессист), А. Г. Лелюхин (партия центра) (ЦГАОР, ф. 14 (Особое совещание для изготовления проекта положения о выборах в Учредительное собрание), on. 1, д. 18, л. 2).

¹⁶³ «Известия Всевыборы», 1917, № 1, стлб. 8.

¹⁶⁴ Там же.

¹⁶⁵ ЦГАОР, ф. 13 (Всероссийская по делам о выборах в Учредительное собрание комиссия), on. 1, д. 368, л. 1.

¹⁶⁶ «Известия Всевыборы», 1917, № 1, стлб. 8.

¹⁶⁷ «Вестник Временного правительства», 1917, 2 сентября, № 144.

¹⁶⁸ «Дело народа», 1917, 24 августа, № 135.

¹⁶⁹ ЦГАОР, ф. 14 (Особое совещание для изготовления проекта положения о выборах в Учредительное собрание), on. 1, д. 19, лл. 6, 7, 9.

¹⁷⁰ Там же, л. 8.

¹⁷¹ Там же, д. 21, лл. 61, 61 об.

¹⁷² ЦГАОР, ф. 15 (Канцелярия Всероссийского Учредительного собрания), on. 1, д. 58, л. 1.

¹⁷³ «Известия Всевыборы», 1917, № 5, стлб. 46—50.

¹⁷⁴ Первый Всероссийский съезд Советов, т. И, стр. 164.

¹⁷⁵ Революционное движение в России в июле 1917 г., стр. 285.

¹⁷⁶ Костяк Отдела, возглавлявшегося энесом Л. М. Брамсоном, составили бывшие члены Комиссии по Учредительному собранию при Исполкоме Петроградского Совета. Большевиков в составе Отдела не было.

¹⁷⁷ «Известия Всероссийского Совета крестьянских депутатов», 1917, 17 августа, № 86.

¹⁷⁸ «Известия ЦИК», 1917, 27 августа, № 155.

¹⁷⁹ Там же, 20, 27 августа, №№ 149, 155.

¹⁸⁰ ЦГАОР, ф. 14, on. 1, д. 4, лл. 1—8.

¹⁸¹ Там же, д. 1, лл. 10, 12, 13, 15, 16, 20; д. 10, л. 107.

¹⁸² Там же, д. 10, лл. 114—115.

¹⁸³ Состав группы специалистов: преподаватель Московского коммерческого института Н. Н. Авилов, присяжный поверенный М. С. Аджемов, профессора В. М. Гессен и С. А. Котляревский, присяжный поверенный В А. Маклаков, сенатор В. Д. Набоков, магистр международного права барон Б. Э. Нольде (кадеты), кандидат прав В. В. Водовозов, член консультации при министерстве юстиции А. Я. Гальперн, присяжный поверенный А. С. Зарудный (энесы и трудовики), магистр государственного права Н. И. Лазаревский, академик А. С. Лаппо-Данилевский (беспартийные) (ЦГАОР, ф. 14, on. 1, д. 4, лл. 2-2 об.; «Вестник Временного правительства», 1917, 7 мая, № 50).

¹⁸⁴ Л. М. Брамсон, М. М. Добраницкий, Э. Э. Понтович, Н. В. Святиц кий, Н. Д. Соколов, Н. С. Чхеидзе (от Советов рабочих и солдатских депутатов), В. С. Абрамов, 3. Г. Гордеенко, В. Я. Гуревич, М. А. Меркулов, П. А. Сорокин, М. С. Фокеев (от Советов крестьянских депутатов). Временными, выделенными Исполкомом Петроградского Совета представителями фронта сначала были Ю. А. Липеровский и А. А. Фролов. С середины июня их заменили 6 представителей фронтовой группы I Всероссийского съезда Советов (В. А. Алексеевский, И. В. Герчиков, В. В. Гомбарг, А. Г. Городищер, Ногаев, Д. М. Сокольцев) и 2 представителя морской подсекции съезда Советов (Я. С. Дикий, А. М. Киселев) (ЦГАОР, ф. 14, он. 1, д. 1, лл. 16, 20; д. 4, л. 3).

¹⁸⁵ Представителями партий являлись: М. И. Арефьев (от левых октябристов), В. П. Басаков (от партии центра), 3. М. Благонравов (от группы прогрессивных националистов), М. М. Винавер (от кадетов), М. В. Вишняк (от эсеров), С. В. Вознесенский (от ЦК организации «Единство»), И. Н. Ефремов (от прогрессистов), М. Ю. Козловский (от ЦК большевиков), В. Н. Крохмаль (от ОК меньшевиков), В. А. Мякотин (от народных социалистов), Н. В. Савич (от земцев-октябристов), В. Б. Станкевич (от трудовиков) (ЦГАОР, ф. 14, он. 1, д. 4, лл. 4, 5). В дни июльского политического кризиса Временное правительство отчислило М. Ю. Козловского из состава Особого совещания («Известия Особого совещания», 1917, № 45, стлб. 1) по заведомо лживому обвинению в «государственной измене». 28 июля ЦК РСДРП (б) делегировал в состав Особого совещания П. А. Красикова (ЦГАОР, ф. 14, он. 1, д. 10, л. 108). 2 августа Временное правительство приняло эту кандидатуру (там же, д. 12, л. 14).

¹⁸⁶ Н. Г. Адонц, И. X. Завриев (от армянского населения), Н. А. Ханхасаев (от бурятского населения), Г. В. Богданович, Е. Л. Бруевич (от Белорусского национального комитета), В. А. Канторович, Н. М. Фридман (от еврейских политических партий), Е. П. Гегечкори, А. Г. Церетели (от грузинских политических партий), К. П. Гирш, Я. Ю. Гольдман (от латышских политических партий), С. А. Шиллинг, Н. О. Янушкевич (от литовского населения), Таначев Валид-Хан, Ш. 3. Мухаммедиаров (от мусульманских национальных групп), С. Г. Мацевич, А. Э. Мейштович (от польского населения Западного края), У. А. Ходжаев (от коренного населения Средней Азии), П. Я. Стебницкий, М. С. Ткаченко (от украинских политических партий), П. Я. Рубель (от эстонских общественных организаций) (ЦГАОР, ф. 14, on. 1, д. 1, лл. 12, 15; д. 4, лл. 6—7).

¹⁸⁷ В. И. Дзюбинский и И. П. Толмачев, С. И. Бондарев и С. Н. Прокопович, Е. А. Аносова и П. Н. Шишкина-Явейн (ЦГАОР, ф. 14, on. 1, Д. 4, л. 8).

¹⁸⁸ Б. А. Гинзбург и С. А. Дридзо (А. Лозовский), И. Г. Харламов, Г. А. Ткачев и А. П. Лаптев (ЦГАОР, ф. 14, on. 1, д. 1, л. 13; д. 10, л. 107).

¹⁸⁹ Стенографические отчеты Особого совещания..., стлб. 49—51.

¹⁹⁰ М. В. Вишняк. Всероссийское Учредительное собрание. Париж, 1932, стр. 83.

¹⁹¹ «Известия Особого совещания», 1917, № 3, стлб. 2.

¹⁹² См.: «Правда», 1917, 12, 13, 19, 25 мая, №№ 55, 56, 61, 65.

¹⁹³ Стенографические отчеты Особого совещания..., стлб. 81.

¹⁹⁴ См.: «Известия Особого совещания», 1917, № 2, стлб. 3.

¹⁹⁵ Стенографические отчеты Особого совещания..., стлб. 123, 124.

¹⁹⁶ Петроградский Совет р. и с. д., стр. 168. В машинописной копии протокола (ЛГАОРСС, ф. 7384 (Исполком Петроградского Совета), оп. 9, . 54, лл. 1, 2), опубликованной в сборнике «Петроградский Совет р. и с. д.», текст постановления воспроизведен с ошибкой: «Отстаивать 20-летний возрастной ценз для всего населения». Это противоречит тексту протокольной записи прений, где отмечается поддержка большинством 18-летнего возрастного ценза. В газетном отчете о заседании Исполкома («Известия Петроградского Совета», 1917, 28 мая, № 77) упомянутая ошибка отсутствует, отметим, что 29 мая на пленарном заседании Особого совещания все ораторы, касавшиеся постановления Исполкома от 27 мая, одобряли или порицали его именно за требование предоставить избирательные права всем гражданам с 18-летнего возраста (Стенографические отчеты Особого совещания. .., стлб. 55, 63, 81 и др.).

¹⁹⁷ Стенографические отчеты Особого совещания..., стлб. 62.

¹⁹⁸ Там же, стлб. 79.

¹⁹⁹ Там же, стлб. 65, 79.

²⁰⁰ Там же, стлб. 87.

²⁰¹ Там же, стлб. 70, 73, 83.

²⁰² В связи с этим М. М. Добранидкий сообщил, что в московских Советах рабочих и солдатских депутатов, избиравшихся, как и прочие Советы, без применения возрастного ценза, среди 500 депутатов было 5 в возрасте 18—20 лет, 49 — 21—25 лет, 143 — 26—30 лет и остальные — старше 30 лет (там же, стлб. 56).

²⁰³ Стенографические отчеты Особого совещания..., стлб. 74, 88, 93.

²⁰⁴ Там же, стлб. 65, 72, 82.

²⁰⁵ Там же, стлб. 97.

²⁰⁶ Там же, стлб. 98.

²⁰⁷ Там же, стлб. 121.

²⁰⁸ Проект раздела I. (глав I—V) Положения о выборах в Учредительное собрание. Пг., 1917, стлб. 66—67.

²⁰⁹ Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов, стр. 172.

²¹⁰ Стенографические отчеты Особого совещания..., стлб. 134—135, 187.

²¹¹ Там же, стлб. 219.

²¹² Там же, стлб. 276.

²¹³ Революционное движение в России в мае—июне 1917 г., стр. 241.

²¹⁴ Стенографические отчеты Особого совещания..., стлб. 246—247.

²¹⁵ «Правда», 1917, 2 июня, № 71.

²¹⁶ В инструкции предлагалось поддержать «правительственное предложение о включении в избирательный закон пункта о лишении избирательных прав дезертиров, с оговоркой, что если дезертиры вернутся в свои части за 7 дней до выборов, то они в правах восстанавливаются» (Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов, стр. 172).

²¹⁷ В постановлении ЦК партии кадетов от 25 мая говорилось: «По вопросу о дезертирах ЦК, признавая в принципе справедливым лишение их гражданских прав, остановился перед трудностью определения в законе и на практике понятия дезертирства; дезертир, возвращенный на фронт, уже не совсем дезертир, а скрывающийся в тылу и без того не будет пользоваться правом выбирать, не будучи занесенным в избирательные списки. Поэтому за законом о дезертирстве может быть признано только моральное значение, и срочности этот вопрос в себе не заключает» («Вестник партии народной свободы», 1917, № 11—13, стлб. 23).

²¹⁸ Стенографические отчеты Особого совещания.... стлб. 276.

²¹⁹ Проект раздела I (глав I—V) Положения о выборах в Учредительное собрание, стлб. 67—68.

²²⁰ Стенографические отчеты Особого совещания. стлб. 140.

²²¹ Там же, стлб. 153—154, 170, 171; Проект раздела I (глав I—V) Положения о выборах в Учредительное собрание, стлб. 18 (объяснительная записка к проекту Положения о выборах).

²²² Стенографические отчеты Особого совещания..., стлб. 148, 154.

²²³ Там же, стлб. 164—166.

²²⁴ Там же, стлб. 188.

²²⁵ Проект раздела I (глав I—V) Положения о выборах в Учредительное собрание, стлб. 81—84,

²²⁶ Там же, стлб. 19, 24.

²²⁷ «Вестник партии народной свободы», 1917, № 11—13, стлб. 23.

²²⁸ Стенографические отчеты Особого совещания. стлб. 338, 408.

²²⁹ Четверо из них вошли в состав Особого совещания как персонально приглашенные специалисты, не обязанные строго следовать установкам своих партий. Что касается В. А. Мякотина, то он, вероятно, специально оговорил в ЦК энесов свое право придерживаться личного мнения но ряду вопросов.

²³⁰ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 35, стр. 106, 109.

²³¹ Там же, стр. 140.

²³² Там же, стр. 106, 110.

²³³ Вот перечень этих округов: Амударьинский, Архангельский, Закаспийский, Камчатский, округ Китайской Восточной железной дороги, Олонецкий, Ордынский, Прикаспийский, Якутский, избирательный округ русских войск, находившихся во Франции и на Балканском полуострове, а также избирательные округа Балтийского и Черноморского флотов («Право», 1917, № 39—40, стлб. 1417).

²³⁴ «Право», 1917, № 39—40, стлб. 1387.

²³⁵ Стенографические отчеты Особого совещания..., стлб. 429.

²³⁶ «Известия Особого совещания», 1917, № 80, стлб. 2.

²³⁷ ЦГАОР, ф. 14, on. 1, д. 16, л. 4.

²³⁸ Там же, ф. 15, on. 1, д. 60, лл. 5—7.

²³⁹ Сроки производства выборов на оккупированных немцами территориях, естественно, оставались неопределенными.

²⁴⁰ ЦГАОР, ф. 15, on. 1, д. 60, лл. 4—6.

²⁴¹ ЦГАОР, ф. 14, оп. 3, д. 38, лл. 4—7; Всероссийское Учредительное собрание, стр. 140—142. Упомянутые казачьи округа после двукратных "прибавок» получили право на увеличение представительства соответственно с 16, 14 и 10 депутатских мест до 19, 16 и 12. Петроградский и Московский столичные (городские) округа — с 11 и 9 до 12 и 10 депутатских мест. Изменение первоначальных наметок всюду имело целью увеличение представительства.

²⁴² ЦГАОР, ф. 15, on. 1, д. 60, лл. 3, 4.

²⁴³ «Вестник партии народной свободы», 1917, № 11—13, стлб. 23.

²⁴⁴ Стенографические отчеты Особого совещания..., стлб. 573, 576, 578, 582.

²⁴⁵ Н. Л. Рубинштейн ошибался, утверждая в своей книге, будто Особое совещание дополняло административное деление (губернии и области) созданием особых округов с целью увеличения преимущества аграрных районов (Н. Рубинштейн. К истории Учредительного собрания. М.—Л., 1931, стр. 26). Напомним, что решение применить пропорциональную систему выборов обусловливалось, в частности, возможностью обеспечить совпадение границ большинства округов с административным делением. Положение о выборах предусматривало некоторые отступления от принятого общего правила (одна губерния — один округ), но эти отступления не обнаруживают намерений дать преимущества аграрным округам. Об исключении, сделанном в отношении Петрограда и Москвы, уже говорилось. Помимо них, были отдельные изъятия из общего правила, касавшиеся Сырдарьинской, Акмолинской, Семипалатинской, Дагестанской, Амурской, Закаспийской областей, Закавказья, Камчатки, Астраханской, Черноморской, Волынской, Минской, Виленской, Ковенской, Курляндской гуоерний. Все они были вызваны такими причинами, как чрезмерная разбросанность территории, несовпадение административных делений с границами проживания отдельных народностей, оккупация части губернии германскими войсками (Проект раздела I (глав I—V) Положения о выборах в Учредительное собрание, стлб. 41—45).

²⁴⁶ См.: Положение о выборах в Учредительное собрание. Полный текст закона с 10 прил. Пг., 1917.

²⁴⁷ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 35, стр. 135.

²⁴⁸ М. В. Вишня к. Ук. соч., стр. 84—85.

²⁴⁹ «Голос народа», 1917, 3 июня, № 58; «Речь», 1917, 1 июля, № 152; «Дело народа», 1917, 20 августа, № 132; «Русская свобода», 1917, № 14—15, стлб. 27—28.

²⁵⁰ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 32, стр. 69.

²⁵¹ Отклики на итоги выборов в Москве см. в газетах: «Земля и воля» (Москва), 1917, 28, 29 июня, №№ 80, 81; «Дело народа», 1917, 28, 29 июня, №№ 86, 87; «Правда», 1917, 29 июня, № 94; «Социал-демократ», 1917, 29 июня, № 94; «Рабочая газета», 1917, 28 июня, № 92; «Вперед!», 1917, 29 июня, № 94; «Новая жизнь», 1917, 29 июня, № 61; «Русские ведомости», 1917, 27 июня, № 144, и др.

²⁵² «Русские ведомости», 1917, 30 июня, № 147.

²⁵³ На выборах в районные думы Петрограда эсеры в 10 из 12 районов выступили в блоке с меньшевиками и некоторыми другими мелкобуржуазными партиями, представленными в Советах. Однако 90—95% избирателей, голосовавших за «блоковые» списки, несомненно были сторонниками партии эсеров.

²⁵⁴ В конце мая—начале июня на выборах в районные думы голосовали избиратели 12 районов, а в августе на выборах в городскую думу — 18 районов.

²⁵⁵ Итоговые данные о выборах в районные думы Петрограда взяты из документа, обнаруженного среди материалов канцелярии Учредительного собрания (ЦГАОР, ф. 15, on. 1, д. 60, лл. 16, 19—20 об.). Таблицы с итоговыми данными о выборах в городскую думу Петрограда см.: «Новая жизнь», 1917, 24 августа, № 109; «Вестник партии народной свободы», 1917, № 17-18, стлб. 9.

²⁵⁶ «Правда», 1917, 18 июня, № 85.

²⁵⁷ «Правда», 1917, 18, 20, 28, 30 июня, 1 июля, №№ 85, 86, 93, 95, 96; «Социал-демократ», 1917, 4 июля, № 98; Переписка Секретариата ЦК РСДРП (б) с местными партийными организациями. Сборник документов. Т. I. М., 1957, стр. 19; Вторая и Третья Петроградские общегородские конференции большевиков в июле и октябре 1917 г. Протоколы и материалы. М.—Л., 1927, стр. 25, 35; КПСС в борьбе за победу социалистической революции в период двоевластия, стр. 323, 331—332, 337; Революционное движение в России в мае—июне 1917 г., стр. 116, 125, 144.

²⁵⁸ «Правда», 1917, 1 июля, № 96.

²⁵⁹ См.: В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 34, стр. 7; «Социал-демократ», 1917, 14 июля, № 107; «Голос социал-демократа», 1917, 3 августа, № 86; Революционное движение в России в июле 1917 г., стр. 106, 107, 479.

²⁶⁰ См.: Вторая и Третья Петроградские общегородские конференции большевиков в июле и октябре 1917 г., стр. 96; КПСС в борьбе за победу Великой Октябрьской социалистической революции, стр. 251—253.

²⁶¹ История КПСС, т. 3, кн. 1. М., 1967, стр. 168, 170; Революционное движение в России в июле 1917 г., стр. 211.

²⁶² КПСС в борьбе за победу Великой Октябрьской социалистической революции, стр. 224; Революционное движение в России в июле 1917 г., стр. 195.

²⁶³ КПСС в борьбе за победу Великой Октябрьской социалистической

революции, стр. 224.

²⁶⁴ См.: В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 32; стр. 345, 355—356, 366— 367; «Правда», 1917, 29 июля, № 94; «Социал-демократ», 1917, 29 июня, № 94: «Спартак», 1917, № 4, стр. 26.

²⁶⁵ «Пролетарий», 1917, 23 августа, № 9.

²⁶⁶ Шестой съезд РСДРП (б). Протоколы. М., 1958, стр. 10,

²⁶⁷ Там же, стр. 220,

²⁶⁸ Там же, стр. 260—261.

²⁶⁹ Протоколы ЦК РСДРП (б). Август 1917—февраль 1918 г. М., 1958, стр. 13.

²⁷⁰ Революционное движение в России в августе 1917 г. Разгром корниловского мятежа. Документы и материалы. М., 1959, стр. 51—52, 64.

²⁷¹ Там же, стр. 14, 78.

²⁷² ЦПА ИМЛ, ф. 275, on. 1, д. И, л. 11.

²⁷³ Там же; «Вперед!», 1917, 16, 25 июля, №№ 108, 115.

²⁷⁴ «Новая жизнь», 1917, 16 июня, № 50.

²⁷⁵ «Партийные известия» (орган ОК меньшевиков), 1917, № 2, стлб. 3.

²⁷⁶ См.: «Рабочая газета», 1917, 27 августа, № 144.

²⁷⁷ Там же.

²⁷⁸ См.: Н. В. Рубан. Ук. соч., стр. 252—260.

²⁷⁹ К злорадству центристов и правых, левоменьшевистский список собрал на выборах в Петроградскую городскую думу лишь несколько более 4% голосов. Центристы и правые, вероятно, были правы, когда утверждали, что рабочие, покидая меньшевистские знамена, держали «беспересадочный» путь к большевикам с их четкими и ясными лозунгами. Призывы же левых меньшевиков, отличавшиеся крайней расплывчатостью и двойственностью («испорченное издание большевизма»), не могли привлекать внимание массы («Рабочая газета», 1917, 23 августа, № 140; «День», 1917, 23 августа, № 143).

²⁸⁰ «Рабочая газета», 1917, 1 июля, № 95.

²⁸¹ Там же, 30 июля, № 120.

²⁸² Там же, 29 июля, № 119.

²⁸³ «Партийные известия», 1917, № 2, стлб. 4.

²⁸⁴ «Рабочая газета», 1917, 2 августа, № 122.

²⁸⁵ «Партийные известия», 1917, № 4—5, стлб. 15.

²⁸⁶ «Рабочая газета», 1917, 20 июля, № 111.

²⁸⁷ «Партийные известия», 1917, № 3, стлб. 16.

²⁸⁸ «Рабочая газета», 1917, 26, 27 августа, №№ 143, 144.

²⁸⁹ «Партийные известия», 1917, № 2, стлб. 12—14; № 3, стлб. 4—И; № 4—5, стлб. 18, 19, 23, 24.

²⁹⁰ Н. В. Рубан. Ук. соч., стр. 251.

²⁹¹ «Дело народа», 1917, 24 августа, № 135.

²⁹² «Партийные известия» (орган ЦК эсеров), 1917, № 4, стлб. 19—21.

²⁹³ «Дело народа», 1917, 25 июня, № 84.

²⁹⁴ Там же, 2 июля, № 90.

²⁹⁵ Там же, 18 июня, № 78.

²⁹⁶ «Земля и воля», 1917, 14 июля, № 89.

²⁹⁷ «Партийные известия», 1917, № 4, стлб. 30.

²⁹⁸ «Земля и воля» (Москва), 1917, 29 июля, № 107.

²⁹⁹ «Партийные известия», 1917, № 4, стлб. 21—24.

³⁰⁰ Там же, стлб. 23—24.

³⁰¹ «Земля и воля» (Москва), 1917, 22 июля, № 101.

³⁰² ЦГАОР, ф. 13, on. 1, д. 26, л. 25.

³⁰³ «Вестник партии народной свободы», 1917, № 8—10, стлб. 19 (из речи члена ЦК А. А. Корнилова на Московской областной конференции кадетов).

³⁰⁴ «Речь», 1917, 25 июля, № 172 (из доклада М. М. Винавера на IX съезде кадетов)

³⁰⁵ «Вестник партии народной свободы», 1917, № 20, стлб. 7—8.

³⁰⁶ Там же, стлб. 8.

³⁰⁷ «Речь», 1917, 27 августа, № 201.

³⁰⁸ Там же, 27 июля, № 174.

³⁰⁹ Там же, 25 июля, N° 172.

³¹⁰ «Русская свобода», 1917, № 14—15, стлб. 30.

³¹¹ «Речь», 1917, 25 июля, N° 172.

³¹² «Русские ведомости», 1917, 29 июля, № 172.

 

Глава III

НА БЛИЖНИХ ПОДСТУПАХ К ВЕЛИКОМУ ОКТЯБРЮ. РЕШАЮЩИЙ ЭТАП ПОДГОТОВКИ ВЫБОРОВ

1. Вопрос об Учредительном собрании после ликвидации корниловского мятежа

Корниловский мятеж и его ликвидация привели к очередному крутому, и притом внезапному, повороту событий. В стране наметился новый массовый революционный подъем. Оживали потерявшие было реальную силу Советы, заметно ускорился процесс большевизации их. Крайне правые экстремистские силы контрреволюции понесли урон. Вновь развалилась правительственная коалиция мелкобуржуазных партий с кадетами. Эсеро-меньшевистские деятели под влиянием текущих событий пережили серьезные колебания, которые на первых порах привели к сдвигу соглашательской политической платформы влево. На какое-то время (вероятнее всего, до середины сентября) появилась еще одна возможность мирного развития революции. Все это не могло не побуждать заново обращаться к вопросу об Учредительном собрании. Вероятность созыва его как будто увеличивалась.

Требование немедленного созыва Учредительного собрания — причем созыв его рассматривался как одна из важнейших и первоочередных мер для полной ликвидации опасности справа — содержала резолюция большевистской фракции ЦИК Советов о политическом моменте, оглашенная на заседании ЦИК в ночь на 28 августа. Такое же требование выдвигалось в резолюции-декларации ЦК РСДРП (б) «О власти» и в постановлении Московского комитета большевиков от 1 сентября¹. В конце августа—начале сентября лозунг скорейшего созыва Учредительного собрания пропагандировался большевиками на подготовленных ими рабоче-солдатских митингах едва ли не так же широко и интенсивно, как весной 1917 г.² Примечательным явлением была подготовка митингов, специально посвященных Учредительному собранию. Например, 3 сентября «Рабочий путь» опубликовал извещение, необычное для характера агитационной работы большевиков в послеапрельский период: «Сегодня, 3 сентября в 3 ч. дня в актовом зале Политехнического института состоится митинг, устраиваемый Лесповским районным комитетом РСДРП, на котором будут произнесены речи об Учредительном собрании». Далее в извещении назывались ораторы: А. В. Луначарский, В. Володарский и др.³

Некоторое изменение характера агитации большевиков, разумеется, не означало ломки основных программно-тактических установок, отказа от подлинно революционных методов борьбы⁴. Не призывая в то время к свержению Временного правительства и перенося центр тяжести своих действий на осуществление не главного, а «частичных» требований, большевики отнюдь не поддерживали конституционные иллюзии, не призывали к пассивному ожиданию решений Учредительного собрания. Когда Временное правительство (1 сентября) под давлением масс наконец-то провозгласило республику, большевистский «Рабочий путь» откликнулся статьей «Сделаем выводы», в которой отмечалось: «Раньше Временное правительство, а вместе с ним меньшевики и эсеры говорили: нельзя делать ни того, ни другого, ни третьего впредь до созыва Учредительного собрания. А теперь мы скажем им: если можно было сделать одно, можно сделать, и вы обязаны немедленно сделать, и второе, и третье»⁵. При этом призывы осуществлять те или иные меры адресовались не столько Временному правительству и ЦИК Советов, сколько самим рабочим, солдатам и крестьянам, без активной борьбы которых не могло быть движения вперед.

Позиция центральных органов партии большевиков в дни корниловского мятежа и его подавления получила одобрение В. И. Ленина, находившегося в Финляндии⁶. Вместе с тем, как видно из ленинского письма в ЦК (30 августа) и статьи «О компромиссах» (1—3 сентября), вождь партии оценивал политическую обстановку глубже и всестороннее, чем другие члены ЦК, делал на основе анализа хода событий более конкретные и далеко идущие выводы.

Известно, что в начале сентября В. И. Ленин с целью закрепления вновь появившейся возможности мирного развития революции выступил за предложение партиям эсеров и меньшевиков компромисса. Этот компромисс нашел бы свое выражение в согласии большевиков на создание эсеро-меньшевистского правительства, целиком ответственного перед полновластными Советами, во временном отказе от требования передать власть пролетариату и беднейшему крестьянству и «от революционных методов борьбы за это требование»⁷, т. с. от подготовки вооруженного восстания. Со своей стороны эсеро-меньшевистский блок, образовав новое правительство, обязался бы обеспечить полную свободу межпартийной борьбы внутри и вне Советов за осуществление их подлинно демократического функционирования и перевыборов. Еще один важнейший пункт компромиссного соглашения заключался бы в следующем: «Условием, само собою разумеющимся и не новым для эсеров и меньшевиков, была бы полная свобода агитации и созыва Учредительного собрания без новых оттяжек или даже в более короткий срок»⁸.

Итак, в начале сентября В. И. Ленин пришел к выводу, что в новой обстановке и при условии дальнейшего сдвига партий эсеров и меньшевиков влево, при условии согласия лидеров эсероменьшевистского блока на компромисс, который прямо и открыто был бы предложен большевиками, шансы на возможность созыва и успеха Учредительного собрания могли бы значительно возрасти. «Перед демократией России, — писал В. И. Ленин в первой половине сентября, — перед Советами, перед партиями эсеров и меньшевиков, открывается теперь чрезвычайно редко встречающаяся в истории революций возможность обеспечить созыв Учредительного собрания в назначенный срок без новых оттяжек, возможность обезопасить страну от военной и хозяйственной катастрофы, возможность обеспечить мирное развитие революции»⁹. Развивая эту мысль, Ленин указывал и на некоторые дополнительные условия обеспечения успеха борьбы за Учредительное собрание: преодоление эсерами колебаний и нерешительности¹⁰, так как именно эта партия была главной силой внутри эсеро-меньшевистского блока и наиболее рьяной защитницей идеи Учредительного собрания; всемерное усиление тормозимой соглашателями политико-просветительной работы в деревне¹¹.

В связи с этим становился актуальным вопрос об обеспечении успеха большевиков на выборах в Учредительное собрание. В статье «О компромиссах» В. И. Ленин выражал уверенность в выигрыше большевиков при полной свободе агитации за свои взгляды, поскольку жизнь подтверждала их правоту¹². Данные об изменении состава Советов, о выборах в органы местного самоуправления говорили за то, что и при отсутствии полной свободы агитации большевики увеличивали свое влияние на массы. Но, с другой стороны, Ленин призывал большевиков не питать излишних надежд на вероятность решающего «парламентского» успеха. Для обеспечения его требовалось время, которого до официально назначенного срока выборов оставалось мало. Кроме того, сравнение данных о «парламентских» выборах с объективными данными о степени влияния большевиков на массы в ходе апрельских, июньских и июльских событий 1917 г. «вполне подтверждает по отношению к России наблюдение, много раз делавшееся на Западе, именно: сила революционного пролетариата, с точки зрения воздействия на массы и увлечения их на борьбу, несравненно больше во внепарламентской борьбе, чем в борьбе парламентской»¹³.

Из всего этого видно, что В. И. Ленин и в начале сентября придерживался той же оценки гарантий созыва и известной положительной роли Учредительного собрания, которую он высказывал ранее: дальнейшее развитие и углубление революции, укрепление влияния и власти Советов, так как Учредительное собрание «одно, само по себе, не спасет, ибо в нем ведь тоже эсеры могут продолжать „игру» в соглашения с кадетами»¹⁴. В работе «Как обеспечить успех Учредительного собрания» Ленин прямо указывал, что правильность высказанных им в апреле 1917 г. взглядов на возможность созыва Учредительного собрания полностью подтверждена ходом революции за предыдущие месяцы, и в частности событиями, связанными с корниловским мятежом¹⁵.

А какое воздействие на подготовку Учредительного собрания могло оказать Демократическое совещание, начавшее свою работу 14 сентября? Облегчало или затрудняло это событие созыв Учредительного собрания? Не умалялась ли роль последнего, не подрывались ли его прерогативы? Такими вопросами задавались деятели многих партий, особенно мелкобуржуазных. В. И. Ленина эти проблемы почти не беспокоили. Он ограничился констатацией: Демократическое совещание — это бессильное подобие временного парламентского учреждения, в основном отражавшее позицию соглашательских мелкобуржуазных верхов — не сможет помешать правительству и буржуазным партиям вновь отсрочить Учредительное собрание¹⁶. Отметим, что и многие руководящие работники партии, придававшие тогда Совещанию больше значения, чем Ленин, не проявляли склонность рассматривать Совещание через «учредиловскую» призму. Во всяком случае, судя по статьям, публиковавшимся большевистской прессой, и по резолюциям центральных партийных органов, созыв Демократического совещания не вовлек большевиков в дискуссию о судьбе Учредительного собрания. Конечно, все обстояло бы по-иному, если бы судьба его действительно была объектом кровной заботы большевиков.

Волна интереса к идее и лозунгу Учредительного собрания, поднявшаяся в штормовые дни ликвидации корниловщины, как будто начинала спадать. Но политическая действительность того времени была необычайно сложна, быстротечна, переменчива. Неумолимо близилось решающее сражение за государственную власть. Вместе с тем подкрадывался срок выборов в Учредительное собрание, выборов, о которых так много и долго говорили и в реальность которых уже уставали верить. И вот незаметно появилась опасность попадания в цейтнот — по закону о выборах уже в октябре предстояло выдвижение списков партийных кандидатур в Учредительное собрание. Возникали и другие обстоятельства, предвещавшие начало нового тура дискуссии о российской Конституанте.

В середине сентября с полной очевидностью выяснилось нежелание эсеро-меньшевистских лидеров идти на предложенный им большевиками компромисс, и В. И. Ленин в своих письмах ЦК партии «Большевики должны взять власть», «Марксизм и восстание» решительно высказался за быструю и энергичную подготовку вооруженного восстания. Кратковременная возможность «легального» развития революция исчезла, и на этот раз окончательно. Как отмечал В. И. Ленин в работе «Из дневника публициста», такую возможность («легальная» победа над буржуазией, например, путем созыва Учредительного собрания) можно было допускать только «чисто теоретически, беря вопрос абстрактно»¹⁷. Понятно, что подготовка вооруженного восстания на завершающей стадии предвыборной кампании порождала нелегкие проблемы. Политические противники большевиков обрушили на партию революционного пролетариата потоки брани, причем наиболее расхожим было обвинение в намерении «сорвать» Учредительное собрание.

Перечитав труды В. И. Ленина, написанные в середине сентября—конце октября 1917 г., нетрудно убедиться, что один из его аргументов в пользу форсированной подготовки вооруженного восстания был таков: Временное правительство и буржуазия хотят и могут добиться или отмены созыва Учредительного собрания, или подделки выборов (путем развертывания репрессий в деревне), или, наконец, создания условий, исключающих возможность нормальной деятельности Учредительного собрания (путем сдачи Петрограда германским войскам, усиления саботажа и т. п.)¹⁸; большевики же, возглавив революционный переворот и обеспечив переход всей власти к Советам, создадут необходимые условия для созыва Учредительного собрания¹⁹. Но, может быть, повторение во второй половине сентября и в октябре выдвинутых ранее общих положений имело какое-то особое назначение? Нет, Ленин и накануне вооруженного восстания не отбрасывал лозунга Учредительного собрания, не исключал вероятности, что этот орган еще сможет послужить делу революции. В связи с этим сошлемся на письмо В. И. Ленина от 27 сентября, где говорится о необходимости блока с левыми эсерами, «который один может нам дать прочную власть в России и большинство в Учредительном собрании»²⁰. Заботясь о подготовке большевиков к выборам, думая о «серьезной работе внутри Учредительного собрания»²¹, Ленин требовал отправлять отряды агитаторов в деревню²², составлять списки кандидатов в Учредительное собрание с учетом необходимости включения в них преимущественно представителей рабочих.²³

Точка зрения В. И. Ленина усваивалась партийными работниками, в том числе членами ЦК, в процессе обстоятельного обмена мнениями и преодоления сомнений и колебаний. Вследствие этого внутри партии некоторое время сохранялся довольно широкий спектр оценок роли и назначения Учредительного собрания. Об этом можно судить хотя бы по следующей выписке из протокола заседания I Нижегородской губернской конференции РСДРП (б) от 30 сентября: «В прениях намечаются две точки зрения: Федоровский, Иванов, Парадня, Левит доказывают, что переход власти к Советам и разрешение важнейших очередных задач Советами делают излишним Учредительное собрание, которое, несомненно, явится более правым, чем Советы. Революционная демократия представлена полностью в Советах, и созывать Учредительное собрание для обывательской массы, не входящей в Советы, не имеет смысла. Савельева, Голубев, Фридман указывают, что Советы не могут заменить всенародное Учредительное собрание, и отказ от созыва Учредительного собрания принес бы большой вред большевикам, которым пришлось бы отказаться от лозунга, выдвинутого революцией, против которой боролась буржуазия»²⁴.

Эти расхождения преодолевались безболезненно, чему способствовал присущий большевикам политический реализм, надежный иммунитет против болезни, именуемой «парламентским кретинизмом». Кардинальное значение имел ответ на вопросы: брать власть после созыва Учредительного собрания и опираясь на него или до созыва Учредительного собрания? Лишь Каменев и Зиновьев трусливо предлагали брать власть, опираясь на Учредительное собрание²⁵. А громадное большинство партии — и сторонники взятия власти путем вооруженного восстания, и сторонники опасной тактики ожидания постановлений II Всероссийского съезда Советов — признавали необходимым опередить созыв Учредительного собрания, ибо, как отмечала газета московских большевиков «Социал-демократ», состав этого парламентского учреждения «будет сильно зависеть от того, кто его созывает»²⁶. Не удивительно, что делегаты упомянутой выше I Нижегородской губернской конференции РСДРП (б) без особого труда сняли разногласия по вопросу о надобности созыва Учредительного собрания после перехода всей власти к Советам. Суть достигнутого ими взаимоприемлемого решения была такова: после взятия власти отношение к Учредительному собранию будет зависеть от конкретной обстановки²⁷.

Как видим, отношение большевиков к Учредительному собранию и после исчезновения кратковременной возможности мирного развития революции в какой-то мере зависело от прогнозов относительно исхода выборов. Единого мнения на этот счет не было, но после блестящего успеха большевиков на выборах в районные думы Москвы²⁸, оптимисты, казалось, стали преобладать. И это не удивительно, так как по настроениям рядового московского избирателя, сравнительно тесно связанного с деревней, можно было с немалой долей уверенности судить и о политическом климате по крайней мере в губерниях всего Центрально-Промышленного района. А если успех на выборах пришел уже до победы восстания и взятия власти Советами, то было правомерно рассчитывать на еще более хороший урожай избирательских голосов позднее. Поэтому когда В. И. Ленин и ЦК РСДРП (б) усматривали в итогах московских выборов один из симптомов «глубочайшего поворота в общенациональном настроении», поворота «народного доверия к нашей партии»²⁹, «необычайно быстрого» перехода масс на сторону большевиков³⁰, то в этих оценках заключалось не только предсказание успеха вооруженного восстания. Тут была и не лишенная оснований надежда на благоприятный или относительно благоприятный (особенно в случае осуществления блока с левыми эсерами) исход выборов в Учредительное собрание после свержения Временного правительства и перехода власти к Советам.

Это толкование точки зрения В. И. Ленина и большинства членов ЦК, казалось бы, опровергается известным замечанием вождя партии, высказанным на заседании ЦК РСДРП (б) 10 октября. Тогда Ленин, добиваясь принятия решения о безотлагательной организации вооруженного восстания, сказал: «Ждать до Учредительного собрания, которое явно будет не с нами, бессмысленно, ибо это значит усложнять нашу задачу»³¹. Не означали ли эти слова, дошедшие до нас в краткой и несовершенной протокольной записи, что Владимир Ильич отказался допускать возможность успешного исхода выборов в Учредительное собрание? По нашему мнению, вряд ли. Скорее всего, данное замечание Ленина являлось прогнозом исхода выборов, которые состоялись бы под контролем Временного правительства. Ведь на заседании ЦК шла полемика с Каменевым и Зиновьевым, призывавшими не брать власть до созыва Учредительного собрания и уверявшими, будто шансы большевиков на выборах «превосходны» именно в случае отказа партии от организации вооруженного восстания³². В связи с этим Ленин и указал на бессмысленность и вредность тактики пассивного выжидания. А в «Письме к товарищам», являвшемся продолжением полемики, Ленин подчеркнул, что не только сам по себе созыв Учредительного собрания, но и «успех» этого учреждения зависят от перехода власти к Советам³³. Под «успехом» Учредительного собрания, конечно, имелся в виду и благоприятный исход выборов.

Отсюда, помимо прочего, следует, что сыпавшиеся на большевиков обвинения в желании сорвать созыв Учредительного собрания путем организации вооруженного восстания и передачи всей власти Советам лишены оснований. Нет, большевики не хотели срывать Учредительное собрание. Их многочисленные заявления, что свержение Временного правительства и установление власти Советов является самым надежным путем к Учредительному собранию и обеспечению его работы на благо народа, что сохранение власти буржуазного правительства, поддерживавшегося эсеро-меньшевистскими соглашателями, приведет к затягиванию или срыву созыва Учредительного собрания или, наконец, к подделке народного представительства³⁴, — эти заявления, опубликованные в прессе, были средством завоевания доверия масс и отражением подлинных убеждений и намерений большевиков.

В заключение о полемике по поводу так называемого комбинированного типа государственной власти! Эта полемика, пожалуй, дает наиболее полное и ясное представление об отношении В. И. Ленина к идее Учредительного собрания накануне Октября.

Узнав, что в ходе обсуждения нового проекта программы партии некоторые деятели ошибочно предложили начисто отказаться от программы-минимум и руководствоваться только требованиями программы-максимум, В. И. Ленин запротестовал. Суть его возражений заключалась в том, что в России при переходе от капитализма к социализму неизбежны переходные меры экономического и политического характера и что большевики, готовясь к восстанию, не должны подменять непреклонную решимость авантюризмом или слепой самоуверенностью, обязаны сочетать качества убежденных, последовательных революционеров и осмотрительных, реалистически мыслящих политиков. «Возьмите, — писал В. И. Ленин, — программу-минимум в политической области. Она, эта программа, рассчитана на буржуазную республику. Мы добавляем, что не ограничиваем себя ее рамками, а боремся тотчас же за более высокого типа республику Советов. Это мы должны сделать. К новой республике мы должны идти с беззаветной смелостью и решительностью и мы пойдем к ней, я уверен, именно так. Но программы-минимум выкидывать никак нельзя, ибо, во-первых, республики Советов еще нет; во-вторых, не исключена возможность „попыток реставрации»; их надо сначала пережить и победить; в-третьих, возможны, при переходе от старого к новому, временные „комбинированные типы» (как справедливо указал «Рабочий Путь» на днях), например, и республика Советов и Учредительное собрание. Изживем сначала все это, а потом успеем выкинуть программу-минимум»³⁵.

Эти мысли В. И. Ленин высказывает в работе «К пересмотру партийной программы», написанной 6—8 октября 1917 г. А 11 октября Л. Б. Каменев и Г. Е. Зиновьев написали письмо, которое обнаружило, что оба его автора в борьбе против решения ЦК вознамерились ухватиться за термин «комбинированный тип» в капитулянтских целях. Вооруженное восстание, как уже отмечалось, они предлагали подменить созывом Учредительного собрания, а республику Советов, в которой Учредительное собрание играло бы подчиненную и преходящую роль, — республикой, в которой Советы фактически были бы придатком к Учредительному собранию³⁶. Эта бессовестная подтасовка возмутила В. И. Ленина и вынудила его дать резкую отповедь штрейкбрехерам пролетарской революции. «Неужели трудно понять, что при власти в руках Советов Учредительное собрание обеспечено и его успех обеспечен? Это тысячи раз говорили большевики. Никто ни разу не пытался опровергнуть этого. Такой „комбинированный тип“ все признавали, но протащить теперь под словечком „комбинированный тип“ отказ от передачи власти Советам, протащить тайком, боясь отречься от нашего лозунга открыто, — что это такое? можно ли подыскать для характеристики этого парламентские выражения?»³⁷.

Итак, В. И. Ленин, определяя отношение к Учредительному собранию, боролся и против правых, и против «левых» уклонистов. «Вопрос об Учредительном собрании подчинен вопросу о ходе и исходе классовой борьбы между буржуазией и пролетариатом»,— писал Ленин в июле 1917 г.³⁸ На этом он стоял и в октябре 1917 г., когда добивался, чтобы большевики не отвлекались от основной и первоочередной задачи — подготовки вооруженного восстания. Как известно, ЦК РСДРП (б) на своих исторических заседаниях 10 и 16 октября поддержал ленинский курс.

Положение в лагере меньшевиков было совершенно иным. Тотчас после ликвидации корниловского мятежа идейный и организационный разброд среди меньшевиков стал увеличиваться буквально со дня на день. Левоменьшевистская «Новая жизнь» была недалека от истины, когда уже в конце сентября предлагала признать наличие не «кризиса», а «полного краха» меньшевизма³⁹. На путь раскола вступали не только правые элементы, ярые оборонцы, но представители левоменьшевистских течений, возобладавшие в Петрограде, набиравшие силу в Москве и некоторых других городах⁴⁰. Все это порождало невиданную ранее пестроту и противоречивость мнений, в том числе в вопросе об Учредительном собрании.

Центристские элементы партии старательно демонстрировали неизменность своей позиции. Их руководящие деятели и публицисты по-прежнему величали Учредительное собрание «хозяином земли русской», «ключом к спасению России и революции» и т. п. Обеспечение созыва Учредительного собрания в назначенный срок вновь и вновь провозглашалось важнейшей целью меньшевистской политики⁴¹. Но вместе с тем в пропагандистских заявлениях все чаще звучали минорные тона, все чаще проскакивали опасения «не дотянуть» до Учредительного собрания или получить, как выразилась «Рабочая газета», «не державного хозяина земли русской, а бессильного колосса на глиняных ногах»⁴². Причин для нараставшей неуверенности было предостаточно — развал меньшевистской «семьи», стремительная поляризация политических сил страны и усиление угрозы гражданской войны, дезорганизация правительственной власти, равнодушие большинства народной массы к судьбе «державного хозяина». Что могли придумать меньшевики — оставаясь теми, кем они были, — для обеспечения созыва Учредительного собрания?

Как и следовало ожидать, мелкобуржуазная демократия (меньшевистско-эсеровский блок) придумала то, что в сложившейся обстановке являлось совершенно бесполезным, — торжественное создание еще одного всероссийского заведения, где можно было вдоволь поговорить и выработать еще одну кипу резолюций. И этому бессильному заведению (Демократическому совещанию, а затем Предпарламенту) полагалось стать опорой правительственной власти и гарантом созыва Учредительного собрания! Орган ЦК меньшевиков «Рабочая газета» уверяла, что так и будет. Она превозносила роль Демократического совещания до небес, называя его «постоянным представительством демократии» (буржуазные партии не приняли участия в Совещании), «революционным парламентом» и пр.⁴³ Позднее высказывались хвалебные слова и по адресу Предпарламента, который сыграет-де «исключительно крупную политическую роль в деле создания революционной власти на демократической платформе, контроля над действиями этой власти, ускорения созыва Учредительного собрания и внедрения в жизнь начал республиканского строя»⁴⁴.

Эти заявления были весьма уязвимы для критики. И в самом деле, поскольку Демократическому совещанию и Предпарламенту отводилась столь важная роль, то не могло ли получиться так, что они не только не стали бы гарантами созыва Учредительного собрания, а наоборот, сделали бы излишним созыв его? При безвластности Совещания и Предпарламента и то и другое последствие их деятельности практически исключалось. Но поводы для подозрений и обвинений обретали все, кто не хотел вверять судьбу страны в руки меньшевиков и эсеров. Даже противники созыва Учредительного собрания поспешили выпустить критические стрелы в мишень, подставленную мелкобуржуазными демократами. «Несомненно, что инициаторы Демократического совещания сдвигают с очереди дня созыв Учредительного собрания»⁴⁵, — с притворным сожалением заявила кадетская «Речь».

Другим поводом для обвинений, исходивших справа, была видимость ущемления полномочий Временного правительства. Ведь соглашатели еще в марте признали его орудием созыва Учредительного собрания. А теперь, в сентябре-октябре, они об этой роли правительства помалкивали, вроде бы намереваясь препоручить ее Совещанию или Предпарламенту. Словом, затея меньшевиков и эсеров сразу же доставила им кучу хлопот. Хлопот, особенно портивших настроение в связи с тем, что возникал дополнительный барьер на пути к возобновлению желанной коалиции с кадетами.

Самозащиту меньшевиков нельзя признать ни умелой, ни остроумной. Она сводилась в основном к оговоркам и признаниям, ставившим соглашателей в положение той самой унтер-офицерской вдовы, которая сама себя высекла. Разве заслуживают иной оценки политические деятели, называвшие ими же созданные органы то «постоянным представительством демократии» и «революционным парламентом», то «паллиативом», «временной подпоркой» и «суррогатом народного представительства»?⁴⁶  Так выявлялась неспособность меньшевистской мелкобуржуазной демократии к выработке ясного курса и принятию практических мер, действительно обеспечивающих достижение цели — гарантированного созыва Учредительного собрания.

Как отмечалось выше, гарантией созыва Учредительного собрания и его успеха большевики считали переход всей власти к Советам. Но именно к Советам, этим боевым органам революционных масс, быстро завоевывавшихся большевиками, соглашатели относились с нарастающей неприязнью. Кстати, созыв Демократического совещания и создание Предпарламента были, помимо прочего, попытками умалить роль Советов, оттеснить последние от решения важнейших политических проблем, в том числе проблем, связанных с созывом Учредительного собрания.

На первых порах публичные выпады меньшевиков против Советов были эпизодичны и осторожны. Но они уже и в начале сентября обретали все большую остроту. Так, газета московских меньшевиков «Вперед!» 6 сентября заявила, что Демократическое совещание призвано объединить «гораздо более широкие круги демократии, нежели объединяют Советы»⁴⁷. А с конца сентября, когда на очередь дня стал созыв II Всероссийского съезда Советов, меньшевики развернули фронтальное сражение. Советы характеризовались как «изжитая» форма «объединения и организации демократии», а созыв съезда Советов объявлялся результатом «козней» большевиков, «нелепостью и безумием», «опасной затеей», ведущей к «отвлечению сил» от подготовки выборов в Учредительное собрание и в конце концов к «срыву» Учредительного собрания⁴⁸. Это было уже прологом антисоветского и проучредиловского спектакля, разыгранного меньшевистскими деятелями в послеоктябрьский период.

Вернемся, однако, к положению в начале сентября. Тогда произошло событие, казалось бы, свидетельствовавшее о готовности мелкобуржуазных демократов отойти от доктринерского толкования идеи Учредительного собрания. Речь идет о постановлении Временного правительства от 1 сентября, провозгласившем Россию республикой. Это был шаг, о котором меньшевики и их союзники усиленно размышляли в начале марта и после событий 3—4 июля, но который они не осмеливались делать. Теперь, когда Рубикон остался позади, меньшевики одобрили инициативу А. Ф. Керенского, но, вероятно, не без некоторого беспокойства ожидали последствий: что скажут по поводу «нарушения прерогатив Учредительного собрания» представители буржуазных партий? Не воспримут ли народные массы эту меру как поощрение «явочного порядка»? Но первые отклики не давали оснований для особой тревоги. Кадеты состроили презрительную гримасу, назвав постановление правительства «пустой фразой»⁴⁹, а у широких масс «торжественный акт» провозглашения республики, по-видимому, не вызвал никаких эмоций. «Поздняя радость не радует»⁵⁰,— рассудила, имея в виду равнодушие народа, «Рабочая газета».

Тем не менее в дальнейшем соглашатели хотя и поговаривали иногда о возможности некоторых серьезных реформ до созыва Учредительного собрания, но на практике все проекты привычно складывали под сукно — меньше, мол, риска способствовать «разливу анархии». Более того, в конце сентября—октября «анархия» (так именовалось буржуазными партиями революционное движение) стала и для меньшевиков врагом № 1.

«Рабочая газета» в статье «Анархия и Учредительное собрание» горячо призывала противопоставить «процессу политического распада и беспорядочной гражданской войне» неурезанную идею Учредительного собрания. По мнению меньшевистской газеты, сосредоточение общего внимания на подготовке к выборам помогло бы направить «смутное недовольство народных масс в русло организованной (т. е. парламентской, — О. 3.) политической борьбы»⁵¹. Здесь несомненно важную роль сыграло и то обстоятельство, что к 25 сентября соглашатели воскресили правительственную коалицию с кадетами (создание III коалиционного Временного правительства) и, следовательно, обязали себя к еще большему «благоразумию».

Меньшевики-интернационалисты, являвшиеся противниками коалиции с представителями буржуазии, приветствовали созыв Демократического совещания без участия «цензовых элементов» и предлагали, чтобы Совещание (или созданный им «более узкий коллектив») стало полновластным «демократическим конвентом», обеспечивающим созыв Учредительного собрания, определяющим «общее направление правительственной деятельности» и проводящим в жизнь «ряд не терпящих отлагательства» мероприятий (борьба за прекращение империалистической войны и заключение «всеобщего мира», передача помещичьей земли в распоряжение земельных комитетов, начало решения рабочего вопроса и др.).⁵² К созданию Предпарламента, в состав которого вошли и представители буржуазии, меньшевики-интернационалисты отнеслись отрицательно, но тут же, противореча сами себе, выразили намерение использовать Предпарламент как одно из средств «подготовки» масс к Учредительному собранию⁵³.

Половинчатость и оппортунистическая непоследовательность политической программы левоменьшевистских элементов выявляется и на примере решения ими проблемы Советы—Учредительное собрание. Да, заявляла в октябре газета «Новая жизнь», большевики правы — Советы в настоящее время есть единственный оплот революции и порядка, гарант созыва Учредительного собрания⁵⁴. Да, добавляла меньшевистская «Искра», без Советов Учредительное собрание, пожалуй, не выполнит свою задачу. Мало того, Советы имеют преимущества перед Учредительным собранием, точнее отражают волю народных масс⁵⁵. Отсюда до поддержки лозунга «Вся власть Советам!» оставался один шаг. Но этого-то решающего шага левые меньшевики ни за что не желали делать. Единовластие Советов, рассуждали они, означало бы преждевременное установление диктатуры пролетариата, углубление раскола сил «демократии», развязывание гражданской войны в невыгодных условиях. Нет, лучше пусть II Всероссийский съезд Советов сблокируется с «левой» Предпарламента, установит власть «всей демократии», которая обеспечит созыв Учредительного собрания, поможет ему выработать и провести в жизнь нужные законы⁵⁶. Это были стенания насмерть перепуганных и запутавшихся людей, мечты «розовых» демократов, не желавших понять, что ход классовой борьбы в России осенью 1917 г. сделал неизбежным решающее внепарламентское столкновение противостоявших сил.

Представители правого крыла партии меньшевиков (меньшевики-оборонцы, имевшие своим органом газету «День», а также организация «Единство») как политики проявляли большую последовательность. Будучи противниками социалистической революции и диктатуры пролетариата — в этом правые сходились с центристами и левыми — они открыто и без колебаний выступали за долговременный союз с буржуазными партиями. Этим обусловливались активное усвоение ряда положений программы действий буржуазной контрреволюции и ослабление надежд на успех миссии Учредительного собрания. Вот характерное заявление «Дня»: «Если нам суждено благополучно довести страну до Учредительного собрания, это будет в результате неустанной борьбы всех государственных элементов страны, и прежде всего демократии, против разбушевавшейся анархии»⁵⁷. Итак, сначала «успокоение», а затем реформы... И еще одно условие созыва и успеха работы Учредительного собрания, условие, на котором особенно настаивало плехановское «Единство»: «напряжение усилий» для обороны страны от «натиска германцев», ибо «если неприятель будет все более и более продвигаться к столице, вряд ли может функционировать Учредительное собрание»⁵⁸.

Судя по этим заявлениям, правые меньшевики не стали бы протестовать против новой отсрочки выборов и созыва Учредительного собрания. Но в интересах текущей политической борьбы они не отказывались от использования ссылок на скорый приход «хозяина». Например, возражая против созыва Демократического совещания без участия представителей буржуазии, правые меньшевики противопоставляли Совещанию идею Учредительного собрания и при этом находили вполне резонные доводы. «До Учредительного собрания, — рассуждал «День», — осталось 2 1/2 месяца. И вот мы лишь будем обсуждать и решать вопрос о создании представительного органа, начнем еще одну избирательную кампанию и затем, когда этот „парламент» соберется, окажется, что ему скоро и расходиться нужно. Но не довольно ли экспериментировать, не пора ли сосредоточиться вокруг двух-трех основных вопросов, чтобы, наконец, добраться до этого Учредительного собрания?»⁵⁹. Впрочем, едва только Демократическое совещание высказалось за коалицию с представителями буржуазии, правые меньшевики тотчас сменили гнев на милость. «Общегосударственные интересы (!) восторжествовали», — рассудил «День», а затем высказал надежду, что коалиционный Предпарламент станет «действительным устоем государственной власти» и даже обеспечит созыв Учредительного собрания⁶⁰. А что касается Советов, то к ним отношение правых меньшевиков оставалось, разумеется, отрицательным. Здесь позиция правых мало чем отличалась от того, что демонстрировали центристы в Октябрьские дни.

Партия эсеров в сентябре—октябре находилась почти м таком же критическом состоянии, как и партия меньшевиков. «Громко и открыто надо сказать: неблагополучно в нашей партии! — жаловался эсеровский центральный орган «Дело народа». — Нет прежней партии эсеров! ... Мы стоим накануне возможного раскола, не будем скрывать этого»⁶¹. Возвращаясь к оценке внутриполитического положения позднее, газета добавляла: «Этот разброд сказался и на ЦК и на ЦО, не ведущих ясной, определенно выраженной линии поведения»⁶².

«Линия поведения» руководящего большинства партии эсеров в отношении Учредительного собрания и прямо или косвенно связанных с ним проблем и событий (провозглашение республики, Демократическое совещание, коалиция с представителями буржуазии и др.) в основном совпадала с «линией поведения» меньшевиков-центристов⁶³. Но в позиции эсеров были и кое-какие специфические нюансы, обязанные своим происхождением прежде всего большей устремленности к созыву Учредительного собрания. «Дело народа» называло Учредительное собрание «светочем», «высшим законом и пророком», перед лицом которого «все остальное» — «эпизоды преходящие, условные и, в конце концов, второстепенные»⁶⁴. В связи с этим оценка роли Демократического совещания и Предпарламента была несколько сдержаннее, чем меньшевистская. Эсеровские газеты иногда высказывали беспокойство по поводу того, что поиски «своего рода „квадратуры» власти» и возня вокруг Совещания и Предпарламента отвлекали внимание от подготовки к выборам и созыву Учредительного собрания⁶⁵. Проявлялась некоторая осторожность в агитации за коалицию с представителями буржуазии, особенно с кадетами. «Претерпим коалицию до Учредительного собрания!»⁶⁶, — взывало «Дело народа».

Подобно меньшевикам эсеры категорически отвергали лозунг «Вся власть Советам!», усматривая в осуществлении его решающий шаг к «неназревшим» социалистическим преобразованиям, началу гражданской войны и «срыву» Учредительного собрания. Однако даже в октябре, когда готовился II Всероссийский съезд Советов, эсеры-центристы проявляли дипломатическую увертливость, говорили о «совершенной уместности» существования Советов в качестве классовых — но не государственных! — организаций во время работы Учредительного собрания. «Дело народа» при этом признавало, что только с помощью Советов «можно будет провести в жизнь решения Учредительного собрания», что только Советы могут гарантировать «демократичность и социальную справедливость этих решений»⁶⁷.

Однако такая позиция руководящих органов партии, видимо, не встречала единодушной поддержки со стороны эсеров-центристов и оценивалась некоторыми из них как уклон влево, как отсутствие — используем упомянутую выше формулировку «Дела народа» — «ясной, определенно выраженной линии поведения». Похоже, что образу мыслей многих эсеровских деятелей больше соответствовало следующее заявление газеты московских эсеров «Труд»: «Для партии эсеров волеизъявление Учредительного собрания непререкаемо, ничто не может быть противопоставлено всенародным желаниям, претворенным в определенные основные законы Российского государства». И далее газета, имея в виду большевиков и их лозунг «Вся власть Советам!», угрожающе заявляла, что та партия, которая стремится создать органы, «долженствующие стать рядом или даже выше всенародного парламента, такая партия для нас — злейший враг, борьба с которым, и борьба неумолимая, для каждого эсера обязательна»⁶⁸.

Одним из самых «горячих» по-прежнему оставался вопрос о способе решения аграрной проблемы. О действительно революционном решении ее центристы и не помышляли. Поэтому они, так же как и меньшевики, весьма тревожились за последствия «самочинного», осуществленного до созыва Учредительного собрания провозглашения республики. «Дальнейшие завоевания лежат в плоскости законодательства», — заклинало «Дело народа» и, чтобы не оставалось сомнений относительно субъекта дальнейших законодательных актов, добавляло: «Все внимание демократии должно быть приковано к Учредительному собранию, которое соберется через 2 1/2 месяца»⁶⁹. Этот тезис конкретизировала «Земля и воля», которая утверждала, что Временное правительство, провозгласив республику, не имеет права браться за разрешение аграрного вопроса. Здесь, мол, недопустимо «рубить с плеча» во избежание «неразберихи и путаницы»⁷⁰.

По мере нарастания крестьянского движения и появления признаков антипомещичьего восстания партию эсеров охватывало смятение. Правоцентристские элементы продолжали настаивать на тактике ожидания Учредительного собрания. «Оставим произвол и насилие, губящие страну, и пошлем верных заступников своих в Учредительное собрание, чтобы там они вырешили и исправили все, что гнетет нас»⁷¹, — таково было типичное, выдержанное и тоне церковной проповеди, обращение этих элементов к деревенской массе. Левоцентристские деятели, тоже являвшиеся ярыми противниками подлинно революционного решения аграрного вопроса самими крестьянами, склонялись к признанию невозможности тянуть до Учредительного собрания. В. М. Чернов, возглавлявший эти силы партийного центра, в конце сентября опубликовал статью «Единственный выход», которая выдавала крайнюю растрепанность чувств и мыслей. Дождались, сокрушался автор статьи, «начала крупных массовых аграрных волнений». Было необходимо, продолжал он, издавать временные законы, которые создавали бы «прочные правовые основы» для деятельности земельных комитетов, «регулировали бы все землепользование» и шли бы навстречу «здоровым» требованиям деревни. А эсеры «опаздывали, опаздывали и еще раз опаздывали», «как будто можно было отсидеться от обостренного войной и революцией аграрного вопроса вплоть до откладывавшегося и откладывавшегося Учредительного собрания». Какой же «единственный выход» предлагал недавний «селянский» министр? Он предлагал «наквитать прошлую медлительность» «одним решительным актом» — декретировать передачу земли в ведение земельных комитетов. «Выбора нет. Медлить нельзя. Ответственность правящих в такой момент слишком велика. Остановите пожар! Не шутите с огнем!»⁷².

Но отчаянные словесные призывы В. М. Чернова остались и не могли не остаться гласом вопиющего в пустыне. Партия эсеров, увязшая (между прочим, при активном участии того же Чернова) в политике соглашательства с буржуазией, парализуемая внутренними противоречиями, была уже неспособна на глубокие изменения политики и решительные практические меры. Правда, в последний час, вечером 24 октября эсеры вместе с меньшевиками провели в Предпарламенте так называемую «формулу перехода», в которой говорилось о необходимости немедленного издания Временным правительством декрета о передаче земли в ведение земельных комитетов. Через несколько часов решение Предпарламента поддержал и эсеро-меньшевистский ЦИК Советов.⁷³ Но, в сущности, это было уже не решение, а выкрик банкротов, выставляемых за дверь.

Этой участи, как могли, старались избежать представители левого крыла партии эсеров. Левые, объявляя себя сторонниками «социального» переворота, выдвигая лозунг «истинного народовластия с широкой программой» и отвергая коалицию с «цензовыми элементами», давали заявку на проведение революционной тактики. Но в отличие от большевиков левоэсеровские деятели остерегались развязывать инициативу самих масс, делая ставку на осуществление революционно-демократических преобразований путем законодательных актов сверху. Эта особенность тактики (мы не касаемся здесь ошибочности представлений о единстве «трудового крестьянства», придании магического значения идее социализации земли и прочих характерных для всех эсеров программных установок) свидетельствовала о том, что революционность сторонников таких деятелей, как М. А. Спиридонова, была в целом ограничена и условна. Но на фоне соглашателей левые эсеры выглядели очень боевитыми. Осуждение ими «парламентарного кретинизма», политики «отсрочки творчества» до Учредительного собрания и «земных поклонов» перед грядущим «хозяином»⁷⁴  постепенно становилось все более резким. В левоэсеровской прессе проскальзывала даже мысль о вредности созыва Учредительного собрания до разрушения «старого строя», ибо в противном случае Учредительное собрание, способное лишь закреплять уже существующее, «утвердит нам этот старый строй в том самом виде, в котором мы дотащим его до заветной грани „Конституанты»».⁷⁵

Надежду — впрочем, не единодушную — на то, что разрушение «старого строя» произведет антибуржуазное правительство под контролем Демократического совещания, левые эсеры сохраняли вплоть до середины сентября. Но единодушия в оценке роли Демократического совещания не было и в первой половине месяца. Уже тогда часть левых эсеров отдавала предпочтение Советам. А с середины сентября, когда созванное Демократическое совещание с ходу увязло в бесконечных прениях, левые почти единодушно сориентировались на Советы. Уже 14 сентября левоэсеровская газета «Знамя труда» начала публиковать набранные крупным шрифтом требования созвать II Всероссийский съезд Советов, так как Советы, разъясняла газета, — «единственная организация», выявляющая «политическую волю демократии»⁷⁶. Съезду же Советов, по определению газеты, предстояло решить вопрос об «организации жизни» страны⁷⁷.

Однако тут же выяснялось, что левоэсеровские призывы вовсе не равнозначны большевистскому лозунгу «Вся власть Советам!». Левые эсеры, будучи противниками установления диктатуры пролетариата и отвергая большевистскую установку на союз с беднейшим крестьянством (на том основании, что «трудовое крестьянство» будто бы едино), желали бы «реорганизовать» Советы «в смысле упорядочения представительства трудовых элементов»⁷⁸.

Практически это означало бы разбавление состава Советов представителями армейских организаций, национальных групп и местных самоуправлений⁷⁹, превращение Советов в классово аморфные органы. Эти органы, при ближайшем ознакомлении с левоэсеровской точкой зрения, должны были образовать не постоянную, а временную власть, одной из главных задач которой стало бы обеспечение созыва Учредительного собрания и успешного хода его работы. В связи с этим левые эсеры усиленно подчеркивали, что II Всероссийский съезд Советов созывается «не вопреки, но во имя Учредительного собрания», что осуществление большевистского лозунга «Вся власть Советам!» и подготовка вооруженного восстания якобы являлись бы «авантюризмом», «злейшим, преступнейшим покушением» на Советы (!), помощью контрреволюции, срывом Учредительного собрания и т. д.⁸⁰

Колебания и противоречивость были характерны для мелкобуржуазных революционеров. Их тянуло после экскурсов в опасную политическую зону на дорогу, где они в лучшем случае оказывались бок о бок с меньшевиками-интернационалистами. Получалось, что, осуждая «парламентарный кретинизм», левые эсеры не находили сил для полного и решительного разрыва с ним. Ведь если даже принять на веру заявления некоторых левоэсеровских лидеров, будто они накануне Великого Октября в принципе стояли за восстание и передачу всей власти Советам, будто они хотели лишь выждать, когда Учредительное собрание «либо обманет, либо начнет колебаться»⁸¹, то и в этом случае левые эсеры не могли опровергнуть обвинения в преувеличении роли Учредительного собрания, в стремлении обусловить созывом его кардинальное решение вопроса о власти.

Мы уже заметили, что при решении текущих политических проблем у представителей левого крыла и центра партии эсеров оказывалось больше общего с представителями соответствующих фракций партии меньшевиков, чем между собой. Создавались предпосылки для частичной замены обрывавшихся внутрипартийных связей связями межпартийными и, следовательно, для предвыборных комбинаций на основе разрешенного Положением о выборах в Учредительное собрание (разд. I, гл. V, ст. 53) соединения списков кандидатур. Впрочем, потенциально наиболее вероятными участниками этих комбинаций были правые меньшевики и правые эсеры.

Правые элементы двух мелкобуржуазных партий полностью сходились в признании обязательности единения всех «государственных» («живых») сил для борьбы с «анархией», образования полновластного правительства при участии представителей буржуазии, особого внимания к задаче продолжения войны с «германцами»⁸². Почти полное единодушие наблюдалось и в таких вопросах, как отношение к Демократическому совещанию, Предпарламенту, Советам. Пожалуй, самое заметное различие (мы не касаемся здесь противоречий сугубо программного характера) заключалось в более «уважительном» отношении правых эсеров («воленародовцев») к созыву Учредительного собрания, к его роли в будущем. Старая эсеровская закваска все-таки давала о себе знать!

Теперь о лагере буржуазной контрреволюции, ведущей силой которого оставалась партия кадетов. Отношение последних к идее Учредительного собрания в основном оставалось таким же, как и в предыдущие месяцы. Перспектива созыва российской Конституанты в недалеком будущем по-прежнему не вызывала у кадетов никакого энтузиазма. Пожалуй, отрицательное отношение к созыву ее даже еще более усилилось. Правда, кадетские деятели были осторожны в своих высказываниях, но об их умонастроении достаточно ясно свидетельствовали сетования на «чрезвычайную трудность производства выборов во время войны в армии» и вероятность многочисленных нарушений закона о выборах,⁸³ ссылки на отсутствие достаточных надежд увидеть «хороший состав» Учредительного собрания и на существование «горьких предчувствий», что Учредительное собрание превратится в «новую говорильню»⁸⁴. Главным же препятствием для созыва и успеха Учредительного собрания, конечно, объявлялась развивающаяся революция («анархия»)⁸⁵.

Характерно, что кадетская пресса, еще летом регулярно публиковавшая специальные статьи об Учредительном собрании, в сентябре—октябре утратила интерес к ведению этой рубрики. Оно и понятно, ибо буржуазные деятели все более нетерпеливо ожидали, когда, наконец, вместо различных «говорилен» появится сильное контрреволюционное правительство. А если уж, рассуждали кадеты, Учредительное собрание в недалеком будущем все же появится, то пусть оно примостится где-нибудь в уголке политической сцены, оставляя широкий простор для деятельности правительства. В докладе на октябрьском совещании буржуазных общественных деятелей П. И. Новгородцев высказался так: «Но если надо верить в Учредительное собрание, то не следует идолопоклонствовать перед ним. Учредительное собрание может исполнить свою работу только в очень долгий срок. А до того будем мы жить в теперешних исключительно тяжелых условиях, и в этих условиях нужна твердая власть, нужен твердый государственный аппарат правления. Правительство должно не только довести страну до Учредительного собрания, но и провести ее через Учредительное собрание»⁸⁶.

Отрицательное отношение к созыву Учредительного собрания — во всяком случае к созыву его до окончания войны и наведения «порядка» — не мешало кадетам использовать идею и лозунг Конституанты в ходе повседневной политической борьбы. В частности, ссылки на предстоявший созыв Учредительного собрания пускались в ход как аргумент против незамедлительного проведения серьезных реформ. «Да, мы тоже стоим за социальные реформы, — уверял П. И. Новгородцев в докладе о тактике партии на X съезде кадетов. — Но мы полагаем, что эти реформы должны совершаться на почве права, они должны быть проведены через Учредительное собрание»⁸⁷. Демагогические ссылки на предстоявший созыв Учредительного собрания использовались и для обоснования отрицательного отношения к безвластной, сооружаемой без участия представителей буржуазии «фабрики резолюций» в лице Демократического совещания⁸⁸ и, конечно, для нападок на идею созыва II Всероссийского съезда Советов. Если верить заявлениям кадетов, то они потому и относились к съезду Советов отрицательно, что созыв его якобы был попыткой «отнять власть у единого правомочного народного представительства — Учредительного собрания»⁸⁹.

В отличие от кадетов крайне правые, неочерносотенные элементы осенью 1917 г. вовсе не прикрывались лозунгом Учредительного собрания. Напротив, многие из них уже со второй половины сентября развернули кампанию против выборов и созыва Учредительного собрания, причем дело доходило до прямых угроз⁹⁰. Крайне правые, мечтавшие о контрреволюционном перевороте, рассчитывали на достижение определенного согласия с кадетами. Даже меньшевистская «Новая жизнь», касаясь тактики буржуазно-помещичьей контрреволюции, не могла не признать вероятности блока всех «государственных партий», объединяющей целью которого явилось бы установление диктатуры путем военного переворота⁹¹..

Могли ли контрреволюционеры провести в жизнь свои намерения и угрозы? В. И. Ленин, отмечая, что срыв Учредительного собрания в конечном счете соответствовал классовым интересам буржуазии, давал на этот вопрос положительный ответ. «Буржуазия, — писал он, — не только в силах сорвать Учредительное собрание, если теперешнее правительство не будет свергнуто, но она может и косвенно достигнуть этого результата, сдавая Питер немцам, открывая фронт, усиливая локауты, саботируя подвоз хлеба. Доказано фактами, что по частям все это буржуазия уже делала. Значит, она в силах сделать это и в целом, если рабочие и солдаты не свергнут ее»⁹².

В сложившемся положении клятвенные обещания Временного правительства и отдельных министров обеспечить созыв Учредительного собрания в ранее назначенный срок⁹³ звучали как пустые посулы. Конечно, министры не могли — каковы бы ни были их личные убеждения — объявлять себя противниками созыва российской Конституанты. Но, как указывал В. И. Ленин, «верить обещаниям Керенского и К°, верить резолюциям лакейского предпарламента — неужели это достойно члена пролетарской партии и революционера?»⁹⁴. И дело было не только в том, что Временное правительство не имело реальной силы пресечь замыслы агрессивно настроенной буржуазной контрреволюции, но и в том, что по крайней мере часть министров (кадеты и их сторонники) сама относилась к делу созыва Учредительного собрания весьма прохладно. А это не могло не сказываться на организации работы по подготовке выборов.

Кроме того, оценивая роль Временного правительства в подготовке выборов, нужно иметь в виду следующее. Первейшей обязанностью Временного правительства почиталось укрощение «волн анархии», и оно пыталось — ставя знак равенства между анархией и революцией — укротить эти волны путем создания на местах «комитетов по борьбе с анархией», расширения репрессивных мер против восставших крестьян ряда губерний и т. п. Между тем, писал В. И. Ленин, карательные меры против восставших крестьян в крестьянской стране угрожали нарушить нормальный ход работы по подготовке выборов в Учредительное собрание, создавали условия для подтасовки и подделки выборов⁹⁵. Вот что сообщал в связи с этим инструктор ЦИК Советов из Могилевской губернии: «По всей губернии наблюдается посылка отрядов казаков, как будто на охрану помещичьих имений от предполагающихся крестьянских беспорядков, что, конечно, отражается весьма неблагоприятно на крестьянском населении, и в особенности на выборной кампании, так как эти казачьи отряды, помимо охраны помещичьих имений, вмешиваются во всякие дела — как политические, гак и общественные — прилегающих к имениям крестьянских селений и этим внушают страх, недовольство и в общем ужасно нарушают правильный ход [подготовки] выборов в Учредительное собрание»⁹⁶.

Какое влияние оказывала на позицию Временного правительства межпартийная полемика о «захватном праве» («явочном порядке») и «законе», о прерогативах Учредительного собрания? Выше неоднократно говорилось о постановлении правительства от 1 сентября, провозгласившем Российскую республику. В постановлении, принятом после отставки министров-кадетов, Учредительное собрание не упоминалось ни единым словом⁹⁷. Однако провозглашение республики не стало отправным пунктом нового политического курса. Оно оказалось одним из проявлений бонапартистского лавирования и политической импровизации А. Ф. Керенского, возглавившего суженный состав Временного правительства (Директорию). Керенский рассчитывал благодаря провозглашению республики заручиться поддержкой эсеро-меньшевистского ЦИК Советов, вызвать благоприятные отклики в народной массе, отвести подозрения в тайном сговоре с корниловцами. А в дальнейшем Временное правительство не сделало ничего, что свидетельствовало бы о намерении декретировать важные реформы. Его политика в этом отношении строилась на основе учета и попыток совмещения точек зрения мелкобуржуазных демократов и кадетов. Характерный пример этого — текст декларации от 25 сентября.

В декларации, принятой по случаю сформирования III коалиционного Временного правительства, в частности, говорилось: «Предоставляя Учредительному собранию, как верховному хозяину земли русской, окончательное разрешение всех великих вопросов, от которых зависит благосостояние русского народа, ныне пополненное в своем составе Временное правительство полагает, что только напряженной работой по продолжению и развитию ряда решительных мероприятий в различных областях государственной жизни оно может выполнить свой долг и удовлетворить насущные нужды народные»⁹⁸. В этих словах как будто содержался намек на готовность к осуществлению «ряда решительных мероприятий» до созыва Учредительного собрания. Но ознакомление с дальнейшим текстом декларации показывало, что эти «решительные мероприятия», во-первых, являлись довольно робкими полумерами, а, во-вторых, самим же правительством считались практически не осуществимыми до созыва Учредительного собрания⁹⁹.

 

 

2. Подготовка выборов и созыва Учредительного собрания

Напомним, что для подготовки выборов важнейшее значение имело создание новых органов местного самоуправления, особенно городских дум и волостных земств. Именно последним предстояло заняться составлением списков избирателей и, согласно графику хода подготовительных работ, не позднее 3 октября (в отдельных округах не позднее 10 октября) обеспечить предъявление списков для всеобщего обозрения и проверки. Между тем темпы создания новых органов местного самоуправления по-прежнему были значительно медленнее первоначальных наметок. В частности, городские думы, которым полагалось бы уже в августе функционировать повсеместно, и к октябрю появились отнюдь не везде. 14 октября на съезде Союза городов отмечалось, что к 2 октября из 800 городов переизбрали свои думы только 643. «Это число медленно растет»¹⁰⁰, — меланхолически отмечали авторы сводки. Создание волостных земств в основном завершилось к 10 октября. Но только в основном. В некоторых волостях, преимущественно на севере, выборы состоялись уже позже победы Октября¹⁰¹. Что касается губернских и уездных земств, которым по Положению о выборах в Учредительное собрание отводилась главная роль в формировании окружных и уездных избирательных комиссий, то для создания этих земств осенью 1917 г. делались только первые шаги.

Таким образом, темпы создания новых органов местного самоуправления ставили под угрозу срыва подготовку выборов в Учредительное собрание. Мало того, возникали серьезные сомнения в достаточной авторитетности и работоспособности новых самоуправлений, в первую очередь волостных земств. Последние, как это было и летом, создавались при очень большом абсентеизме, а местами и при открыто враждебном отношении со стороны крестьян. «Иногда раздаются разговоры, — сообщали «Известия Всероссийского Совета крестьянских депутатов», — что не успели отделаться от старого земства, как подоспело новое»¹⁰².

Не удивительно, что Всероссийская по делам о выборах в Учредительное собрание комиссия (Всевыбора) в сентябре—октябре получала немало тревожных сигналов с мест. Из различных округов, большей частью из отдаленных, сообщали о невозможности создать участковые комиссии, составить списки избирателей и провести иную работу в установленные сроки. При объяснении причин ссылались не только на задержку с избранием дум и земств, но и на нерадивость лиц, отвечавших за подготовку выборов, неимение денежных средств и бумаги, острую нехватку в деревнях «интеллигентных сил», крайне пассивное отношение населения ко всей подготовительной работе, трудности из-за бездорожья, больших расстояний и осенней распутицы и т. д. и т. п. Такие сообщения поступили из Волынского, Бессарабского, Закаспийского, Казанского, Нижегородского, Ставропольского, Закавказского и из других округов¹⁰³.

Неприглядную картину рисовали отчеты некоторых инструкторов Отдела ЦИК Советов по подготовке выборов в Учредительное собрание. «Волостные управы, — сообщал инструктор из Архангельска, — большей частью не имеют никакого представления о своих обязанностях по выборам в Учредительное собрание, а иногда даже не знают, какие выборы и куда снова будут производиться»¹⁰⁴. А вот о чем писал инструктор из Шостки (Черниговская губерния): «Списки избирателей еще не составлялись, потому что нет распоряжений от окружной комиссии, а они (списки, — О. 3.) сегодня (3 октября, — О. 3.) должны быть объявлены. Волостные управы выбраны, а не конституировались. Выборы в уездное земство должны быть произведены 8 октября, а население к ним относится халатно... То же самое происходит по деревням и местечкам всей губернии. Полная гарантия того, что сроки по закону соблюдены не будут и потому выборы будут кассированы»¹⁰⁵. Подобные сообщения, авторы которых иногда, возможно, несколько сгущали краски, поступали и из ряда других губерний¹⁰⁶.

К октябрю не оставалось никаких сомнений, что по разным причинам подготовка выборов по существу была сорвана в округах северных районов Сибири, на Камчатке, в ряде мест Средней Азии, на Кубани¹⁰⁷. Всевыбора уже получала просьбы о перенесении срока выборов в некоторых округах на январь 1918 г. Ферганской окружной комиссии, ссылавшейся на прекращение связи с горными районами, было дано соответствующее разрешение¹⁰⁸. И никто не мог поручиться, что в «аварийных» округах выборы состоятся даже после новых отсрочек. Члены Всевыборы вообще были мало в чем уверены, хотя бы потому, что работали фактически вслепую. Когда Всевыбора затребовала от округов сведения о состоянии дел на местах к 1 октября, то более половины окружных комиссий даже не откликнулись на запрос109. А представители окружных комиссий, со своей стороны, нередко жаловались на неполучение необходимых инструкций и разъяснений из центра¹¹⁰. И в этих претензиях было много справедливого. Достаточно отметить, что наказ о применении раздела I Положения о выборах и раздел II Положения («Об изъятиях из общего порядка производства выборов в Учредительное собрание») правительство утвердило только 11 сентября, а раздел III («О порядке выборов в армии и флоте») — 23 сентября¹¹¹. На места же тексты этих документов стали поступать лишь к октябрю.

Не следует, однако, полагать, будто в округах ничего не делали для предотвращения провала, не искали путей для выхода из трудного положения. В крупных городах страны, в большинстве центральных округов подготовка к выборам велась сравнительно успешно. В октябре там уже были созданы избирательные комиссии всех инстанций или завершалось их создание, подготовлены списки избирателей. Последние почти повсеместно составлялись на основе материалов выборов в органы местного самоуправления, что дозволялось специальным постановлением Всевыборы¹¹². Однако эта основа чаще всего была малодоброкачественной — во вновь составленных списках обнаруживались прорехи, которые спешно латались усилиями не столько работников органов местных самоуправлений, сколько представителей Советов, комитетов и партийных организаций. Впрочем, в некоторых городах (Петрограде, Москве, Ростове-на-Дону, Минске) в сентябре была организована, хотя и не лучшим образом, специальная перепись населения, имевшего право голоса по возрасту¹¹³.

Местные избирательные комиссии, стремясь обойти некоторые трудности, обращались во Всевыбору с просьбами разрешить отступления от предусмотренной Положением о выборах техники голосования. Так, ссылаясь на нехватку бумаги, слабость типографской базы и неграмотность населения, ряд окружных комиссий поднимал вопрос о допущении голосования не бюллетенями, а шарами. Кроме того, с мест поступали просьбы о разрешении использовать передвижные урны, опускать в них при голосовании бюллетени, не вложенные в конверты, и пр.¹¹⁴ А из Орловской губернии во Всевыбору обратились за дозволением, чтобы ввиду неграмотности многих крестьян на избирательных бюллетенях не указывались фамилии кандидатов в члены Учредительного собрания, а лишь обозначался номер списка «или цифрами, или черточками, или крестиками»¹¹⁵. В общем, просьбы и предложения были весьма разнообразные, иногда довольно неожиданные. Временное правительство и Всевыбора, как правило, относились к ним отрицательно. Исключение было допущено лишь для ходатайств о баллотировке в отдельных округах (Амударьинском, Архангельском, Енисейском, Забайкальском, Закавказском и других — всего в 22 округах) шарами «или другими заменяющими их знаками»¹¹⁶.

Неуступчивость Временного правительства и Всевыборы при рассмотрении просьб местных избирательных комиссий еще не означала, что центральные правительственные органы выступали в роли ревнителей соблюдения закона о выборах. Как отмечалось в предыдущей главе, важнейшей гарантией «правильности» подготовки и проведения выборов в Учредительное собрание правительство и поддерживавшие его партии объявляли создание новых органов местного самоуправления и формирование этими органами избирательных комиссий. Сколько громких слов было сказано по этому поводу, как широко использовался тезис об этой гарантии, например для оправдания оттяжек созыва Учредительного собрания! Но напомним, что уже в августе Временное правительство сочло себя вынужденным на практике бить отбой — оно разрешило создавать окружные комиссии до избрания губернских земств. А в сентябре последовали новые постановления об изъятиях из Положения о выборах. 10 сентября правительство приняло постановление, согласно которому работы по составлению списков избирателей впредь до образования на местах городских и волостных самоуправлений возлагались на старые городские управы и комиссии по выборам волостных земств¹¹⁷. 29 сентября правительство разрешило Всевыборе в случае невозможности своевременного создания на местах комиссий по выборам в Учредительное собрание «допускать в сем отношении отступления» от требований Положения о выборах¹¹⁸. 30 сентября Всевыбора в свою очередь фактически предоставила своим эмиссарам и местным властям свободу в изыскании «наиболее целесообразных» способов создания избирательных комиссий в ряде округов и районов (в области Войска Донского, в Кубано-Черноморском и Терско-Дагестанском округах, в Туркестане и др.).¹¹⁹ Так само правительство подрывало им же превозносившуюся гарантию «правильности» подготовки выборов.

Далекой от благополучия оставалась и материально-техническая подготовка выборов. Основные трудности по-прежнему были связаны с обеспечением избирательных комиссий бумагой для бюллетеней, конвертов, удостоверительных карточек и пр. Правда, вопреки опасениям, производство бумаги, заказанной Комитетом по делам бумажной промышленности и торговли, к середине сентября в основном было завершено. Но тут же возникла новая проблема — доставка бумаги на места. Комитет уже в начале сентября предупредил министерство внутренних дел о задержках с отправкой бумаги в связи с нехваткой железнодорожных вагонов¹²⁰. В середине сентября забила тревогу Всевыбора. Она заявила о реальной угрозе «остановки механизма выборов», если к 12—15 октября на места не будет доставлена бумага для бюллетеней¹²¹. Но, несмотря на принятые меры для экстренной перевозки бумаги, немалая часть ее так и не дошла по адресу в намеченные сроки. Поэтому окружным избирательным комиссиям и местным властям во избежание «остановки механизма выборов» приходилось отваживаться на чрезвычайные решения. Например, саратовский губернский комиссар по предложению окружной комиссии был вынужден реквизировать на одной из фабрик 1200 пудов газетной бумаги¹²².

Заслуживает внимания правовая подготовка к Учредительному собранию (разработка конституционных проектов и пр.). Здесь органы, подведомственные Временному правительству, проявили немалое усердие и предусмотрительность. Юридическое совещание при Временном правительстве еще 26 июля поставило вопрос о разработке проектов постановлений о неприкосновенности личности депутатов Учредительного собрания, об «обряде» открытия Конституанты и др. Сверх того, было признано желательным приступить к подготовке проектов узаконений по тем вопросам, которые встанут перед Учредительным собранием в первую очередь: Наказ Учредительного собрания, основные государственные законы, организация исполнительной власти и порядок управления. Составление этих проектов Юридическое совещание предполагало взять на себя, но так, чтобы все это считалось не официальной, а «скорее частной работой, результаты которой могли бы быть представлены Учредительному собранию в качестве подготовительного материала»¹²³. Это была не очень ловкая словесная маскировка подлинной цели: дать правительству шанс влиять своими «подготовительными материалами» на решения Учредительного собрания и по возможности ограничивать инициативу партийных фракций Конституанты.

В дальнейшем Юридическое совещание заговорило несколько более определенно и откровенно. В одной из записок, адресованных Временному правительству, оно предложило выработать не просто «подготовительные материалы», а законодательные нормы, «без которых никакое представительное учреждение не в состоянии приступить к правильной работе». В связи с этим министрам давалось разъяснение, что не следует смущаться содержанием п. 4 декларации Временного правительства первого состава¹²⁴. Согласно упомянутому пункту, обязанности правительства состояли в подготовке созыва Учредительного собрания на основе всеобщего избирательного права¹²⁵. Из проекта декларации ничего более, казалось бы, не следовало. Члены же Юридического совещания сумели вычитать нечто большее. «Было бы, однако, ошибочно,— утверждали они, — придерживаясь ограничительного толкования понятия „подготовка созыва», усматривать в создании избирательного закона единственную задачу власти в отношении этой подготовки. Не подлежит сомнению, что она должна включать в себя и все вообще меры, направленные к созданию тех формальных, правовых и технических условий, при которых воле народа, имеющей определить содержание деятельности будущего Учредительного собрания, была бы обеспечена возможность более правильного и беспрепятственного проявления»¹²⁶.

Как ни эффектно звучали слова о «воле народа», реально шла речь о воле Временного правительства, так как именно оно создавало бы правовые и прочие условия для «правильной» работы Учредительного собрания. А ведь подобная установка противоречила той идее суверенного Учредительного собрания, которая пропагандировалась буржуазными и мелкобуржуазными правоведами и которая в изложении авторов историко-юридической справки «Открытие Учредительного собрания и положение исполнительной власти при Учредительном собрании» (справка была подготовлена специалистами при Юридическом совещании) выглядела так: «Власть, так или иначе образовавшаяся при революции и создавшая Учредительное собрание (есть ли это особое Временное правительство, или какое-либо старое учреждение, временно присвоившее себе полноту власти, например Законодательное собрание, осуществлявшее полноту власти после переворота 10 августа 1792 г. и создавшее Конвент), имеет целью своего существования и основанием своих полномочий именно созыв Учредительного собрания. В момент открытия этого собрания прекращается самое юридическое основание полномочий этой временной власти. Вместе с тем Учредительное собрание почерпает основание своих полномочий вовсе не от этой временной власти, а от воли народа. Роль временной власти заключается лишь в том, чтобы дать этой суверенной воле высказаться организованным путем (т. е. обеспечить свободу волеизъявления при выборах в Учредительное собрание, — О. 3.). Из этих положений, выработанных французской политической доктриной на протяжении столетия, логически вытекают два последствия: 1) Роль временной власти при открытии Учредительного собрания ограничивается назначением дня этого открытия. Она не может устанавливать никаких обязательных правил, которым Учредительное собрание должно было бы следовать при своей организации и при начале своих работ. Все это — дело самого Учредительного собрания. 2) Полномочия временной власти прекращаются в момент открытия Учредительного собрания»¹²⁷.

К сожалению, в нашем распоряжении нет материалов, которые позволили бы воссоздать все перипетии поисков пути для обхода этих совсем недавно как будто общепризнанных — для буржуазных и особенно мелкобуржуазных правоведов — «положений французской политической доктрины». Однако, видимо, Юридическому совещанию пришлось преодолевать некоторые трудности, обусловленные необходимостью не только сочинения формально-юридических оправданий своей «нелогичности», но и преодоления сопротивления слишком «ортодоксальных» апологетов идеи Учредительного собрания из числа эсеро-меньшевистских представителей. Признаки кое-каких разногласий как между членами Юридического совещания, так и между сотрудничавшими с ним экспертами обнаружились уже при рассмотрении вопроса о Наказе Учредительного собрания — нормативном акте, который определял бы структуру и порядок работы Конституанты.

Как уже отмечалось, сначала Юридическое совещание пришло к мнению о целесообразности подготовки проекта Наказа членами Совещания. Позднее некоторые его члены — скорее всего, часть кадетских и прокадетски настроенных деятелей — подняли вопрос о возможности принятия к временному руководству Наказа Государственной думы. Отголоски этого сохранились в документах, к которым мы обратимся ниже. В противовес кадетам эсеровские представители, надеявшиеся на благоприятный для них состав Учредительного собрания, высказались за то, чтобы проект постоянного Наказа был сразу же выдвинут самими членами Учредительного собрания. Мы склонны предполагать, что именно в это время (август—сентябрь) и именно при ведущем участии эсеровских правоведов был написан документ под названием «Проект организационного статута Учредительного собрания». Документ был приложен к «Материалам по проекту Наказа для Учредительного собрания», заведенным Юридическим совещанием, но, по-видимому, он являлся и заготовкой для будущей эсеровской фракции Учредительного собрания. Поэтому было бы не лишним кратко обозреть содержание упомянутой заготовки.

Согласно «Проекту организационного статута», Учредительному собранию полагалось действовать через общее (пленарное) собрание, отделы, комиссии и подкомиссии, совещание, президиум и состоящие при Учредительном собрании учреждения (канцелярию и пр.). «Первое заседание Учредительного собрания,— говорилось в «Проекте», — собирается по приглашению председателя Всероссийской по делам о выборах в Учредительное собрание комиссии по прибытию в Петроград не менее чем 1/3 общего количества лиц, избранных в члены Учредительного собрания»128. После избрания сроком на год председателя, секретаря и их товарищей по числу фракций (президиум Учредительного собрания) и после проверки полномочий депутатов общее собрание должно было создать 18 отделов: политический, специальный (для рассмотрения аграрного и рабочего вопросов), юридический, бюджетный, военный, экономический и др., при которых были бы образованы комиссии. Совещанию Учредительного собрания, избираемому в составе президиума и лидеров всех фракций, полагалось решать вопросы об общем направлении деятельности Учредительного собрания, а также вопросы «организационного и тактического свойства». Общее собрание, как правило, обсуждало бы все дела после предварительного рассмотрения их в отделах, причем пленарные заседания были бы публичны, кроме случаев, когда общее собрание признало бы необходимым работать при закрытых дверях¹²⁹.

21 сентября Юридическое совещание, не рассматривая предварительные проекты наказов (например, «Проект организационного статута») по существу высказало только общие соображения о порядке выработки Наказа Учредительного собрания. Оно отказалось от мысли принять к руководству Наказ Государственной думы, который требовал «коренной переработки» ввиду «громадного различия» в объеме полномочий Думы и Конституанты. Юридическое совещание не согласилось и с мнением о целесообразности положиться на инициативу партийных фракций и групп, поскольку выдвинутые ими проекты и предложения «едва ли будут обладать в глазах всего [Учредительного] собрания таким авторитетом, чтобы какое-либо из них было принято без предварительного обсуждения»¹³⁰. Поэтому была подтверждена прежняя точка зрения: Юридическое совещание разрабатывает проект временного Наказа, который предлагается Временным правительством Учредительному собранию как материал, «могущий рассчитывать на известный авторитет».¹³¹

Вероятно, после этого решения кто-то из членов Юридического совещания взялся за предварительную подготовку материала для Наказа. В итоге появилась хотя и не завершенная, но довольно объемистая рукопись.¹³² Автор (а, может быть, авторы) ее кое-что заимствовал из имевшегося в его распоряжении «Проекта организационного статута Учредительного собрания», но в основном ориентировался на текст Наказа Государственной думы. При этом большое внимание было уделено разработке мер по обеспечению авторитета председателя Учредительного собрания и порядка в зале заседаний. В частности, в материалах к Наказу говорилось: «Если в заседании возникает шум или беспорядок, препятствующие ходу занятий, и председатель лишен возможности восстановить порядок, то он покидает свое место, после чего заседание считается прерванным на полчаса. Если по возобновлении заседания шум или беспорядок будут продолжаться, то председатель объявляет заседание закрытым».¹³³

Впрочем, Юридическое совещание так и не успело приступить к официальному обсуждению временных наказных проектов. А возможно, оно с ведома и согласия Временного правительства в конце концов решило, не мудрствуя лукаво, согласиться с кадетской точкой зрения о пригодности Наказа Государственной думы. Такое предположение нельзя считать исключенным, ибо среди архивных материалов нам удалось обнаружить два любопытных, наводящих на раздумья документа. Они представляют собой машинописные копии проектов постановлений Учредительного собрания, которые должны были быть предложены от имени «нижеподписавшихся членов Учредительного собрания». Ни подписей, ни даты под документами нет. Хранятся они в фонде Особого совещания для изготовления проекта Положения о выборах в Учредительное собрание, но, судя по их содержанию, вышли из недр Юридического совещания, причем, вероятнее всего, на завершающем этапе деятельности последнего. Что же именно намеревались авторы этих документов предложить на подпись некоторым будущим членам Учредительного собрания?

В первом документе, который представляет собой проект постановления Учредительного собрания об образовании временного президиума его, заключено предложение, чтобы «временный председатель и его товарищи избирались Учредительным собранием в порядке §§ 21—24 Наказа Государственной думы».¹³⁴ Второй документ, органически связанный с первым и развивающий его положения, содержит, помимо прочего, следующие рекомендации: «впредь до выработки Наказа принять временно к руководству Наказ Государственной думы»; «образовать отделы в порядке Наказа Государственной думы и приступить в перерыве к проверке полномочий [депутатов]»; «избрать комиссию по Наказу в составе 15 членов Учредительного собрания»¹³⁵. И все это предлагалось несмотря на то, что само же Юридическое совещание недели две или месяц назад признало невозможность принятия Наказа Государственной думы «хотя бы и к временному руководству» по причине «громадного различия» в полномочиях дореволюционного и послереволюционного парламентских учреждений…¹³⁶

Следовательно, вполне возможно, что Временное правительство под влиянием кадетов и их сторонников намеревалось втиснуть Учредительное собрание, хотя бы на первых порах, в рамки правил деятельности Государственной думы. Кроме того, в начале октября были разработаны меры для предотвращения воздействия на решения Учредительного собрания со стороны революционных масс. План этих мер, оформленный в виде проекта «Временных правил об ограждении безопасности Учредительного собрания и охранении порядка в его здании», предусматривал передачу в распоряжение председателя Учредительного собрания воинских частей, воспрещение каких бы то ни было публичных собраний под открытым небом в расстоянии версты от места работы Учредительного собрания, недопущение явки на заседания Учредительного собрания каких-либо делегаций без предварительного дозволения Собрания, установление строжайшей регламентации поведения «посторонних лиц», наказание бессрочной или срочной каторгой лиц, виновных «в воспрепятствовании свободной деятельности Учредительного собрания посредством насильственных действий или наказуемой угрозы» и пр.¹³⁷

Весьма болезненное — иначе трудно определить — внимание вызывал у Временного правительства и его органов вопрос об организации и положении исполнительной власти при Учредительном собрании. Напомним, что в предыдущие месяцы между представителями буржуазных и мелкобуржуазных партий здесь обозначались расхождения. Если кадеты стояли за строгое разделение исполнительной и законодательной власти, за наделение первой большими полномочиями, то эсеры и меньшевики склонялись к мысли о целесообразности превращения Учредительного собрания в Конвент. К конкретному обсуждению этих проблем Юридическое совещание приступило 14 сентября и тогда же признало необходимость составления «определенной, явной, вполне объективной справки»¹³⁸. Эта довольно-таки объемистая справка (о ней мы упоминали выше) под названием «Открытие Учредительного собрания и положение исполнительной власти при Учредительном собрании» была составлена весьма быстро и как раз в том духе, который устраивал большинство членов Юридического совещания. Нечего и сомневаться, что мнение большинства определилось вполне ясно еще до получения справки, размноженной на ротаторе.

Представители буржуазной интеллигенции в Юридическом совещании сделали все, чтобы с порога отмести идею Конвента. Оно и понятно — ведь мало кто верил, что в составе Учредительного собрания образуется большинство из посланцев несоциалистических партий. Об этой причине «антиконвентовских» настроений открыто, конечно, не говорилось. Председатель Юридического совещания Н. И. Лазаревский, выступая на заседании 16 сентября, предпочел сделать упор на доказательстве недопустимости отвлекать внимание Учредительного собрания на «мелочные дела». Обосновывая надобность разделения исполнительной и законодательной власти, он пугал слушателей вероятностью «застоя в делах государственного управления»¹³⁹. Впрочем, Лазаревский подошел близко к самой сути. Он заявил, что при соединении исполнительной и законодательной властей по делам «верховного управления», находившемся в компетенции Временного правительства, «будут постановляться решения мало продуманные и нередко совершенно случайные»,¹⁴⁰ иными словами, не устраивающие антисоциалистические элементы.

Но вот подоспела «определенная, явная, вполне объективная» историческая справка, и в ней с неменьшим пристрастием отстаивался принцип разделения властей. Авторы справки утверждали, что если Учредительное собрание не «самоограничится», если оно присвоит себе законодательные, административные и судебные функции, то «получится полная аналогия с абсолютной монархией». В связи с этим давалась рекомендация добиваться, чтобы Учредительное собрание вручило высшую исполнительную власть органу, избранному на определенный срок, а само ограничилось контролем над исполнительной властью на началах парламентского режима.¹⁴¹ Образцом, достойным подражания, провозглашалось политическое устройство по типу французской Третьей республики, где во главе исполнительной власти стоял президент.¹⁴² Большинство Юридического совещания приветствовало эти выводы и использовало их для обоснования составленного кадетскими правоведами проекта закона об организации временной исполнительной власти при Учредительном собрании. А дабы покончить с идеей Конвента, Юридическое совещание заключило, что «система Конвента приводит к самому безудержному деспотизму» и поэтому «осуждена историей».¹⁴³

Классовая, политическая подоплека этих рассуждений выявится яснее, если вспомнить, что французская Третья республика, которая сменила прогнившую Вторую империю в 1870 г., а затем утвердилась на основе решений Национального собрания после кровавого разгрома Парижской коммуны в 1871 г., была формой господства контрреволюционной буржуазии. Выразителей интересов российской буржуазии, как видно, манила надежда на повторение некоторых участков этого пути, в особенности надежда на разгром революции и созданных ею новых органов власти. Поэтому в раздраженных выпадах против идеи Конвента просвечивало и желание опорочить Советы — новые органы классовой и в то же время глубоко демократической государственной власти, строившихся по типу Парижской коммуны. Как раз в то время, когда кадетские правоведы метали молнии в принцип совмещения законодательной и исполнительной власти, В. И. Ленин писал свою работу «Удержат ли большевики государственную власть?», в которой, между прочим, убедительно доказывал громадное преимущество Советов перед старым государственным аппаратом. И одно из преимуществ советского государственного аппарата Ленин видел в том, что он, этот аппарат, «дает возможность соединять выгоды парламентаризма с выгодами непосредственной и прямой демократии, т. е. соединять в лице выборных представителей народа и законодательную функцию, и исполнение законов. По сравнению с буржуазным парламентаризмом это такой шаг вперед в развитии демократии, который имеет всемирно-историческое значение».¹⁴⁴

В упомянутом кадетском проекте закона об организации временной исполнительной власти при Учредительном собрании¹⁴⁵ предусматривалось создание поста временного президента, облеченного весьма широкими полномочиями главы верховной исполнительной власти и фактически не обязанного отчитываться перед Учредительным собранием (лично к временному президенту депутаты не могли бы обращаться с запросами), а также назначение им председателя Совета министров и министров. И только последние (председатель и министры), назначаемые и увольняемые временным президентом, считались бы ответственными перед Учредительным собранием.

Вот как комментировалась эта скроенная по отнюдь не лучшему образцу буржуазного парламентаризма система в объяснительной записке к проекту: «Исполнительная власть формально поручается единоличному органу (временному президенту, — О. 3.), избираемому Учредительным собранием. Но этот орган управляет при содействии министерства, пользующегося доверием большинства Собрания и сменяющегося при потере этого доверия. При таких условиях Собранию нет надобности непосредственно вмешиваться в управление. Оно может ограничиться общим надзором, и согласие политики правительства с волей Учредительного собрания устанавливается без резких переворотов катастрофического характера. Конечно, при наличности неограниченной власти Учредительного собрания принципы парламентаризма не могут быть осуществлены в чистом виде. И сам формальный глава исполнительной власти не может быть поставлен в „неприкосновенное" положение французского президента, так как Учредительное собрание не может быть лишено права переизбрать его, когда ему заблагорассудится. Но фактически эта „возможная" ответственность главы исполнительной власти должна отступить здесь на второй план перед постоянной и „актуальной" ответственностью министров. Такова система, к которой пришло последнее французское Учредительное собрание в последний период его деятельности (в 1873—1875 гг.). Такова система, положенная в основу настоящего проекта».¹⁴⁶

Предполагалось, что эта «макмагоновская» система, обнаружившая во Франции свою пригодность для борьбы с революцией, будет введена в действие без проволочек. Подтверждением такого намерения является следующий проект постановления Учредительного собрания, заготовленный в октябре.

«Мы, нижеподписавшиеся члены Учредительного собрания, имеем честь внести на рассмотрение Учредительного собрания прилагаемый при сем законопроект об организации временной исполнительной власти Российской республики. Вместе с тем предлагаем Учредительному собранию:

Избрать для рассмотрения означенного законопроекта комиссию в составе 15 членов Учредительного собрания.

Обязать означенную комиссию представить доклад по сему законопроекту в 5-часовой срок».¹⁴⁷

А когда же должны были бы завершиться полномочия Временного правительства? После длительных словопрений Юридическое совещание пришло к мнению, что после созыва Учредительного собрания Временное правительство во избежание «анархии» должно оставаться «в качестве органа текущего управления» впредь до постановления Учредительного собрания об организации при нем исполнительной власти. При этом министру-председателю Временного правительства предполагалось предоставить право открыть первое заседание Учредительного собрания и пригласить последнее признать временным председательствующим Собрания старейшего депутата. После начала работы Конституанты одной из главных забот Временного правительства было бы проталкивание заранее заготовленных им законопроектов,¹⁴⁸ и прежде всего, как уже отмечалось, проекта организации временной исполнительной власти.

Прочие законопроекты разрабатывались не Юридическим совещанием, а различными комиссиями, в том числе созданными при некоторых министерствах. Так, при министерстве внутренних дел функционировала Комиссия по национальному вопросу, а при министерстве финансов — Бюджетная комиссия.¹⁴⁹ Но ведущее положение заняла Особая комиссия по составлению проекта основных законов при Временном правительстве. В составе комиссии, возглавленной председателем Юридического совещания Н. И. Лазаревским, преобладали буржуазные, в основном кадетские, правоведы (А. А. Боголепов, М. М. Винавер, В. М. Гессен, В. Ф. Дерюжинский, С. А. Котляревский, В. Д. Набоков, Б. Э. Нольде и др.), ненадежным противовесом которым были народнические — энесовские и эсеровские — деятели (А. А. Булат, М. В. Вишняк, В. В. Водовозов, Я. М. Магазинер, Э. Э. Понтович, И. В. Яшунский и др.).¹⁵⁰ Всего, судя по протоколам Особой комиссии, в ее работе приняло участие 29 назначенных правительством членов, причем наиболее аккуратными в посещении заседаний были кадеты и их сторонники.¹⁵¹

Особая комиссия имела своей главной задачей разработку проекта конституции. В согласии с ранее выраженным мнением Юридического совещания относительно характера законопроектов, которые намечалось представить Учредительному собранию, комиссия заверяла, что она стремится не к «предрешению и указанию пути» Конституанты, а к подготовке «материала для суждения, облеченного в форму определенного законодательного текста». При этом комиссия брала на себя роль этакого бескорыстного и беспристрастного наставника при «не вполне подготовленных» для решения государственно-правовых вопросов депутатах Учредительного собрания.¹⁵² Против такой роли попытался возразить И. В. Яшунский, предложивший сосредоточить внимание не на разработке текста статей конституции, — предполагалось подготовить около 200 статей, — а на написании различных объяснительных записок. Как отмечал Яшунский, «Учредительное собрание может отвергнуть принцип, принятый и положенный комиссией в основу разработанного проекта, в силу чего работа комиссии по составлению проекта статей законов может оказаться бесполезной».¹⁵³ Однако большинство членов комиссии твердо придерживалось мнения, что ее «подготовительный материал», облеченный в форму постатейно разработанного проекта конституции и снабженный объемистыми историко-юридическими «трактатами», получит большую силу.

Октябрьская революция пресекла работу Особой комиссии.¹⁵⁴ Проект конституции, замышлявшийся российскими почитателями французской Третьей республики, не появился на свет. Но к некоторым моментам работы Особой комиссии стоит присмотреться ради того, чтобы конкретнее представить себе политический строй России, возникавший в воображении представителей контрреволюционной буржуазии и соглашательских элементов.

В ходе четырех заседаний Особой комиссии прения развернулись в основном по двум вопросам. Один из них ставился так: должна ли будущая российская конституция содержать в себе, помимо прочего, декларацию прав гражданина, представляющую собой сумму конкретных юридических норм? А если да, то следует ли включать в такую декларацию перечисление прав социально-экономического характера?

Первая часть вопроса, по-видимому, не вызвала принципиальных разногласий. На заседании Особой комиссии 14 октября после «оживленных прений» было решено включить в конституцию декларацию прав гражданина, в которой содержалось бы не только изложение основных принципов, но и конкретные юридические нормы.¹⁵⁵ Такое решение вполне устраивало кадетов, ибо одно только провозглашение основных принципов (по образцу французской конституции 1789 г.) не способствовало бы прекращению в стране того, что контрреволюционеры именовали «анархией». Не случайно В. М. Гессен, назначенный заместителем председателя Особой комиссии, очень настаивал на фиксации основных обязанностей граждан (воинская повинность, налоговые платежи и пр.).¹⁵⁶ А вот перечисление в декларации конкретных прав граждан в области социально-экономической вызывало у многих буржуазных интеллигентов серьезные сомнения. В. Ф. Дерюжинский, например, ссылался на французскую конституцию 1875 г., которая «совершенно не упоминает о позитивных правах». Кроме того, он утверждал, что ожидать разрешения социальных проблем в ближайшем будущем «нет достаточных оснований».¹⁵⁷ М. В. Вишняк, Э. Э. Понтович и Я. М. Магазинер, представлявшие эсеровское-энесовское крыло Особой комиссии, напротив, требовали фиксации прав граждан на землю, труд, образование, лечение, страхование, минимум заработной платы и пр. При этом они ссылались на положения конституций некоторых буржуазных стран (например, Румынии), а также на то, что если состав Учредительного собрания будет «народническим», оно все-таки разрешит некоторые социально-экономические вопросы, в частности аграрный, «в положительном смысле».¹⁵⁸ Представители мелкобуржуазных партий, давно и широковещательно обещавшие народу проведение ряда социальных реформ, понятно, не могли занять иной позиции— риск публичного разоблачения их безоговорочной капитуляции перед буржуазией и полного пренебрежения к интересам народа был слишком велик.

В результате члены Особой комиссии оказались в нелегком положении. Сложность его состояла еще и в том, что противники конституционного закрепления социальных завоеваний не были твердо уверены в правильности своей точки зрения. А может быть, выгоднее включить в конституцию статьи о кое-каких социальных правах граждан и тем самым поставить препону борьбе за дальнейшее их расширение? Вероятно, об этом размышляли кадетские представители в комиссии, выслушивая словоизлияния эсеров и энесов. Поэтому после оговорок, сводившихся к тому, что перечисление социальных прав «может оказаться не имеющим практического значения» и что если уж вносить в конституцию соответствующие статьи, то необходимо тут же конкретно определить и «пределы пользования этими правами», члены комиссии в конце концов пришли к выводу: «в соответствии с духом времени» стоит поместить во вводной части конституции указание на социальные права, сформулированные в виде конкретных норм.¹⁵⁹ А в будущем, при определении этих конкретных норм, и развернулась бы основная борьба.

Другой вопрос, вызвавший длительные прения, формулировался так: какую парламентскую систему — двухпалатную или однопалатную — следует учредить в новой России? Почти все буржуазные представители, возглавлявшиеся кадетами, изо всех сил доказывали преимущества двухпалатной системы. Они говорили, будто верхняя палата станет гарантией соответствия издаваемых законов действительному настроению всех граждан, препятствием смешения законодательства и управления, обеспечением «тщательности и продуманности» законодательства и т. п.¹⁶⁰ Помимо формально-юридических соображений, высказывались и политические: в России, переживающей период «разгара политических страстей» и отсутствия «понятия о законе» (!), верхняя палата будет помогать усилению власти правительства и в то же время «насаждению и укреплению законности»,¹⁶¹ что, учитывая традиционную политическую «словесность» кадетов, означало бы подавление революционного движения.

Основная роль верхней палаты — консервативной, способствующей подавлению революционной борьбы и пресечению радикально-демократических «уклонов» нижней палаты, — должна была обеспечиваться соответственным составом депутатов. Если вторая избиралась бы на основе всеобщего избирательного права, то первую (верхнюю) предполагалось составить из делегатов автономных областей, органов местного самоуправления и «важнейших организованных социальных и культурных сил страны» (представителей буржуазных торгово-промышленных организаций, кооперативов, профсоюзов, академических учреждений, ученых обществ и высших учебных заведений).¹⁶² При этом большинство представителей буржуазии высказалось за предоставление верхней палате не обязанностей, как выразился один из членов Особой комиссии, «собаки, которая не кусает, но лает», а права вето и полной равнозначимости с нижней палатой.¹⁶³

Представители мелкобуржуазной демократии спорили, но не сумели составить сплоченную и непримиримую оппозицию. Они заявляли, что в России «самое имя верхней палаты одиозно», что последняя будет отражать лишь интересы «верхних слоев народа», что было бы «политической ошибкой» создавать ослабленное парламентское представительство и заботиться прежде всего об укреплении положения исполнительной власти.¹⁶⁴ И. В. Яшунский, обращаясь к кадетам, уговаривал их руководствоваться «не только условиями текущего момента, которые преходящи, а брать в основу будущего политического учреждения устойчивое положение». По его словам, «через год-два власть может стать сильной, но не верхняя палата создаст ее. Если же в стране будут продолжаться разлад и конфликты (т. е. революция, — О. 3.), то и правительство потеряет авторитет и силу, независимо от существования второй палаты».¹⁶⁵

Эсеров и энесов своеобразно и неожиданно поддержал В. М. Гессен, атаковавший сторонников системы двух палат справа. Он назвал эту систему «историческим пережитком», непригодным для условий России. «Если демократия не созрела, — заявил Гессен, имея в виду, конечно, российскую демократию, — то нужно другое средство — монархия».¹⁶⁶ С этими словами внутренне согласились, вероятно, многие кадеты, но принимать гласное решение в пользу монархии никто не осмеливался. Да и сам Гессен тут же постарался ослабить эффект сорвавшейся фразы рассуждениями о «суверенитете народа». А когда вопрос о двухпалатной и однопалатной системах был поставлен в Особой комиссии на голосование, то большинство участников его (И против 7) отдало предпочтение первой системе. Большинство голосов собрало и предложение в пользу равноправия обеих палат.¹⁶⁷ В общем, кадеты, а с ними и буржуазные министры Временного правительства имели основания быть довольными ходом работы Особой комиссии.

Плоды работы Временного правительства и органов местного самоуправления, формально отвечавших за непосредственную подготовку выборов и созыва Учредительного собрания, наверняка были бы еще более скудными, если бы не вмешательство Советов. Это следует отметить, хотя действия Советов, многие из которых возглавлялись меньшевиками и эсерами, в целом не были достаточно активными.

ЦИК Советов и его Отдел по подготовке выборов в Учредительное собрание одной из своих важнейших обязанностей, как и в июле—августе, считали организацию печатной пропаганды. Было выпущено еще несколько брошюр с разъяснением задач Учредительного собрания и техники выборов в него. Серию статей, написанных М. В. Вишняком, опубликовали «Известия Всероссийского Совета крестьянских депутатов» («Что такое пропорциональное представительство», «Как составляются списки кандидатов в Учредительное собрание», «Порядок выборов и подсчет голосов»).¹⁶⁸ Подобную разъяснительную работу вел и ряд местных Советов, причем предполагалось уделять все большее внимание работе среди крестьян.

Однако, несмотря на многочисленные призывы, Советы делали здесь далеко не все, что могли и должны были делать. Это особо отметил В. И. Ленин в статье «Как обеспечить успех Учредительного собрания». «И „Рабочая Газета» меньшевиков и „Дело Народа“, — писал Ленин, — выражали сожаление по поводу того, как мало делается для агитации среди крестьян, для просвещения этой настоящей массы русского народа, настоящего большинства его. Все сознают и признают, что от просвещения крестьян зависит успех Учредительного собрания, но делается для этого до смешного мало».¹⁶⁹

В. И. Ленин указал и путь к радикальному изменению положения: прекращение политики соглашательства с буржуазией, введение государственной монополии на частные объявления в газетах, запрещение печатать такие объявления где-либо, кроме газет, издаваемых Советами. Это дало бы в руки последних необходимые денежные средства и, следовательно, возможность резкого увеличения тиража и снижение цены издаваемых Советами газет с приложениями для крестьян. Кроме того, писал Ленин, Советам было необходимо реквизировать все типографии и всю бумагу, распределяя ее в интересах большинства народа.¹⁷⁰ Но эсеро-меньшевистские Советы не могли осмелиться на такие меры и, как следствие этого, не могли обеспечить достаточную подготовку широких масс, прежде всего крестьян, к сознательному участию в выборах.

В сентябре—октябре ЦИК и некоторые местные Советы продолжали работу по подготовке инструкторов. На курсах при Отделе ЦИК Советов к началу октября состоялось еще два выпуска,¹⁷¹ среди которых были рабочие петроградских заводов.¹⁷² Отдел направлял своих лекторов на места, в том числе на фронт, где тоже организовывались краткосрочные курсы. Например, на Юго-Западном фронте представитель Отдела ЦИК провел занятия с 1500 слушателями. Такие же занятия организовывались и на Западном фронте.¹⁷³ Из Отдела ЦИК 18 сентября был направлен циркуляр всем исполнительным комитетам губернских Советов, в котором содержался запрос: имеется ли в составе исполкома лицо, «могущее взять на себя работу по подготовке выборов в районе деятельности вашего Совета?». При отсутствии такого Отдел выражал готовность прислать одного из подготовленных им инструкторов.¹⁷⁴ Многие инструкторы проводили на местах полезную работу, иногда выполняя роль «подгонял» при Советах, органах местных самоуправлений и избирательных комиссиях.

Не все местные Советы и армейские комитеты приняли активное участие в подготовительной работе к выборам. Как правило, дело было лучше поставлено там, где в составе Советов преобладали или играли значительную роль большевистские фракции. В связи с этим показательна работа, проведенная Междурайонным совещанием и районными Советами Петрограда.

11 сентября Междурайонное совещание, заслушав доклад представителя Отдела ЦИК по подготовке выборов в Учредительное собрание, приняло постановление, в котором намечались различные конкретные меры. При Совещании была создана предвыборная комиссия из трех человек, принимавшая на себя общее руководство работой в районах. Комиссию предполагалось пополнить представителями рабочей и солдатской секций Петроградского Совета, Совета профсоюзов и Центрального Совета фабзавкомов. Каждому районному Совету предлагалось образовать свою районную комиссию со следующими задачами «на первое время»: распространение литературы, рекомендованной комиссией Междурайонного совещания, проведение массовых собраний для разъяснения закона о выборах, выдача справок и проведение консультаций при содействии юристов, подбор слушателей-рабочих на курсы инструкторов при Отделе ЦИК Советов.¹⁷⁵

Во второй половине сентября комиссии в составе 3—7 человек были образованы при Адмиралтейском, Василеостровском, Выборгском, 1-м Городском, Петергофском, Петроградском и других районных Советах.¹⁷⁶ Многие комиссии тотчас приступили к делу: занялись созданием аналогичных комиссий на некоторых заводах, проведением собраний рабочих, сбором денежных средств, организацией дежурств для выдачи справок и пр. Позднее районные комиссии, выполняя указание комиссии Междурайонного совещания,¹⁷⁷ взялись за трудоемкую работу по организации проверки правильности списков избирателей. Члены комиссий устраивали на заводах митинги, приглашая рабочих являться для обозрения списков на избирательные участки, вывешивали соответствующие объявления, проводили проверочные обходы домов.¹⁷⁸ Комиссия Петроградского Совета вела эту работу под лозунгом: «Ни один голос рабочего, ни один голос членов его семьи не должен пропасть».¹⁷⁹

Весьма важной частью работы была отправка в деревню рабочих-инструкторов, которые, по договоренности с Отделом ЦИК Советов, после завершения учебы на курсах поступали в распоряжение районных Советов. Кроме того, последние готовили агитаторов и собственными силами. Главной трудностью здесь было нахождение денежных средств на выплату «командировочных» и приобретение литературы. Исполком Петергофского районного Совета сначала даже принял решение не посылать инструкторов на места ввиду отсутствия средств. Но затем, ускорив сборы денег на заводах и проведя собрание инструкторов, все же решил вопрос положительно.¹⁸⁰ Как видно из протоколов некоторых сельских собраний, инструкторы и агитаторы районных Советов призывали крестьян принять «живейшее» участие в выборах в Учредительное собрание, требовать созыва его в назначенный срок, добиваться безотлагательной конфискации помещичьих земель, «наискорейшего» заключения мира и т. п. На собраниях крестьянам бесплатно вручалась предвыборная литература.¹⁸¹

В середине октября президиум Междурайонного совещания выдвинул перед районными Советами еще одну серьезную задачу, связанную с предстоявшим опубликованием партийных списков кандидатур в Учредительное собрание. «Ввиду полной неосведомленности населения с техникой составления кандидатских списков и возможных нареканий на навязывание ему этих кандидатов, — говорилось в циркуляре президиума, — необходимо вести разъяснение по технике составления кандидатских списков».¹⁸² Такая работа, бесспорно, была необходима. Но президиум Междурайонного совещания, сделавший свои указания на основе докладов представителей ЦИК Советов, допустил и ошибку. Он фактически рекомендовал районным Советам взять на себя роль примирителя социалистических партий, популяризируя «общие социалистические идеи» и «общие» кандидатские списки «всех социалистических партий».¹⁸³ Но эта оппортунистическая по своему характеру рекомендация осталась без последствий. Большевики не могли идти на предвыборные соглашения с предававшими интересы социалистической революции мелкобуржуазными партиями. Последние же, находившиеся в состоянии разброда, не высказывали стремления к установлению блока даже между собой.

 

3. Предвыборная работа политических партий

Партия большевиков, державшая курс на вооруженное восстание, не забывала и о предвыборной работе.¹⁸⁴ Непосредственное руководство ею во всероссийском масштабе практически перешло и Секретариат ЦК партии, так как Комиссия ЦК по выборам в Учредительное собрание, образованная в августе,¹⁸⁵ постепенно ограничила свои функции общим надзором и составлением списка кандидатур ЦК в Учредительное собрание. Кроме того, роль всероссийского органа, к указаниям и обращениям которого прислушивались местные организации, выполняла Центральная комиссия при ПК РСДРП (б), в составе которой, помимо члена ПК, были по одному представителю ЦК РСДРП (б), профсоюзов и фабзавкомов.¹⁸⁶

Ознакомление с многочисленными письмами Секретариата ЦК, подписанными Я. М. Свердловым и Е. Д. Стасовой, позволяет установить, что местные партийные организации нацеливались на скорейшее выдвижение окружных списков кандидатур в Учредительное собрание и проведение в связи с этим губернских партийных конференций, организацию сборов денежных средств в фонд ЦК, изучение настроений избирателей, усиление агитационной работы.¹⁸⁷ ЦК партии помогал местным организациям отправкой своих инструкторов и агитаторов, предоставлением литературы.¹⁸⁸ В Петрограде при земляческих объединениях в сентябре были организованы курсы агитаторов.¹⁸⁹ Большое значение для развития предвыборной агитации среди крестьян имело налаживание выпуска газет «Деревенская беднота» и «Деревенская правда».

Однако возможности, которыми располагал ЦК, были ограниченны. В основном это объяснялось сосредоточением сил на решении иных задач (подготовка вооруженного восстания, II Всероссийского съезда Советов и др.). Поэтому Секретариат ЦК был вынужден отклонять просьбы об отправке инструкторов и агитаторов в некоторые губернии. Более того, местным организациям, например Томской, напоминали о желательности «стягивать некоторых работников в распоряжение ЦК».¹⁹⁰ Серьезным тормозом являлась острая нехватка денежных средств. К концу сентября в фонд ЦК, создававшийся для ведения предвыборной кампании, поступило немногим более 6800 руб.¹⁹¹ На такие средства, конечно, было очень трудно налаживать выпуск литературы, отправлять инструкторов и т. п.

Такого же рода трудности испытывали и многие местные организации. К тому же следует учитывать, что правительственные органы препятствовали большевистским организациям развертывать предвыборную работу (закрывали газеты, ограничивали допуск революционной литературы в деревню и на фронт, преследовали ряд деятелей партии, и прежде всего В. И. Ленина). По сведениям Московского областного бюро РСДРП (б), к октябрю правительственные органы закрыли около 20 большевистских газет.¹⁹² Особенно много препятствий чинилось большевистским организациям отдаленных фронтов (Юго-Западного, Румынского, Кавказского). Вот что говорилось, например, в воззвании Бюро военных организаций РСДРП (б) Юго-Западного фронта: «Корниловские контрреволюционные приказы, запрещающие все, при условии чего можно организоваться, работать, не отменены. Нам нельзя собираться, говорить то, что является существом нашей жизни, не рискуя попасть под „революционный» суд... Поэтому все организации на фронте только начинаются; они слабы, без средств, и кампанию выборов в Учредительное собрание своими силами и средствами в широком масштабе провести не могут».¹⁹³

Широкому развертыванию предвыборной работы кое-где препятствовали настроения той части партийных работников, которые, не учитывая сложности обстановки, считали созыв Учредительного собрания излишним, а подготовку к выборам — напрасной тратой сил. В связи с этим член ЦК РСДРП (б) Н. А. Скрынник 9 октября на заседании III конференции петроградских большевиков обратил особое внимание на необходимость «бороться с психологией [тех работников], которые теперь, под влиянием политических событий, не склонны к внимательному отношению к выборам».¹⁹⁴ А член Московского областного бюро И. С. Кизильштейн в докладе на заседании Бюро 28 сентября разъяснял: «Ставя в порядок дня восстание, наша партия тем не менее должна готовиться к выборам в Учредительное собрание так, как если бы новой революции не произошло».¹⁹⁵ Но, разумеется, несмотря на призывы, иногда содержавшие элемент своеобразной «педагогики», курс партии на вооруженное восстание не мог не наложить отпечатка на характер всей предвыборной работы. А. А. Масленников, выступавший с докладом на Самарской городской конференции РСДРП (б) 3 октября, по-видимому, точно отражал мнение большинства партийных работников, когда говорил, что для партии предвыборная кампания «в узком смысле этого слова» — отнюдь не главное, что политической сутью ее должна являться «борьба за власть».¹⁹⁶

Что же именно намечалось к проведению в жизнь решениями большевистских конференций и собраний? Основными запланированными мерами являлись: создание предвыборных комиссий, сборы денежных средств, организация краткосрочных (пятидневных или недельных) агитаторских курсов, выпуск листовок и брошюр, образование в городах земляческих объединений из рабочих и солдат, связанных с деревней.¹⁹⁷ Не везде и не все намеченное удавалось осуществлять. Но из ряда местных организаций поступали оптимистические сообщения. «К проведению выборов в Учредительное собрание уже ведется подготовка: образованы партийные краткосрочные агитаторские курсы. В данный момент имеется 17 постоянных агитаторов», — докладывал представитель Владимирской организации.¹⁹⁸ А вот что сообщали в ЦК РСДРП (б) из Эстляндии: «В настоящее время наша партия ведет довольно широкую агитацию по выборам в Учредительное собрание. Распространяются в сельских местностях наши платформы. Главная цель — ознакомить широкие круги населения с нашими требованиями».¹⁹⁹

В начале октября Петроградская, Московская и некоторые другие организации многое сделали для обеспечения проверки списков избирателей. «Рабочий путь» регулярно публиковал обращения Центральной избирательной комиссии при ЦК РСДРП (б), призывавший всех членов партии и сочувствовавших ей являться на избирательные участки для проверки списков.²⁰⁰ Кроме того, Комиссия выпустила специальную листовку, в которой говорилось: «Ни один голос рабочего и солдата не должен пропасть. Все рабочие организации, независимо от их характера и партийности, кровно заинтересованы в полноте и точности списков. Товарищи, проверяйте внесение в избирательные списки ваших членов. Отправляйтесь с вашими списками в избирательные комиссии и производите проверку. Созывайте общие собрания в организациях, заводах и т. д. и спрашивайте товарищей, не внесенных в списки».²⁰¹ В Москве большевики организовали выявление тех, кто не был внесен в списки, не только путем опроса рабочих на заводах, но и при помощи обходов домов и квартир.²⁰²

Особой и весьма ответственной частью работы всей партии было выдвижение списков кандидатур в члены Учредительного собрания. В начале сентября Комиссия ЦК по выборам в Учредительное собрание (напомним, что она была создана в августе), не располагая почти никакими сведениями о списках партийных кандидатур в избирательных округах, составила список кандидатур Центрального Комитета. 13 сентября ЦК заслушал сообщение Комиссии и постановил отложить утверждение списка «до более полного собрания ЦК». Однако эта причина, видимо, была не главной. Судя по краткой протокольной записи, члены ЦК остались неудовлетворены малой осведомленностью Комиссии о положении на местах. Были необходимы сведения о количестве депутатов Учредительного собрания, избираемых в каждом округе, о шансах большевистских кандидатур в различных округах. Комиссия получила указание представить ЦК соответствующий доклад.²⁰³

Через Секретариат ЦК с местными организациями завязалась оживленная переписка.²⁰⁴ Времени оставалось совсем немного — по положению о выборах в Учредительное собрание списки кандидатур полагалось представить в окружные избирательные комиссии не позднее чем за месяц до дня выборов, т. е. 13 октября. Между тем многие местные организации большевиков задерживались с составлением своих списков. Поэтому ЦК РСДРП (б) пришлось 23 сентября рассматривать и утверждать список кандидатур ЦК,²⁰⁵ вероятно, все еще не располагая достаточно полной информацией партийной Комиссии по выборам в Учредительное собрание. Следует отметить, что этот список кандидатур ЦК составлялся и утверждался без участия В. И. Ленина, находившегося в Финляндии.

28 сентября «Рабочий путь» опубликовал список 40 кандидатур ЦК, из которых 25 кандидатур объявлялись официальными, обязательными для местных партийных организаций, а 15 — рекомендуемыми. В списке обязательных кандидатур, возглавленном фамилией В. И. Ленина, значились А. С. Бубнов, Ф. Э. Дзержинский, А. М. Коллонтай, Н. Н. Крестинский, Ю. Ларин, А. В. Луначарский, В. П. Ногин, М. Н. Покровский, И. В. Сталин, С. Г. Шаумян и ряд других кандидатур. Рекомендуемыми объявлялись А. Е. Бадаев, Н. В. Крыленко, С. А. Лозовский, М. С. Ольминский, Я. М. Свердлов и др.²⁰⁶ 30 сентября «Рабочий путь», выполняя решение ЦК от 29 сентября,²⁰⁷ поместил на своих страницах список 26 кандидатур с указанием округов, в которых они должны были возглавлять окружные партийные списки.²⁰⁸ В местные партийные организации из Секретариата ЦК незамедлительно пошли письма и телеграммы с указаниями относительно выдвижения обязательных кандидатур ЦК.²⁰⁹

Опубликованный список кандидатур вызвал критические замечания со стороны В. И. Ленина, опасавшегося проявлений карьеризма, недисциплинированности и политической нестойкости со стороны некоторых членов будущей большевистской фракции Учредительного собрания. Вождь партии считал необходимым пересмотр и исправление списка, с тем, чтобы в нем было больше представителей рабочих, способных тесно связаться с крестьянскими депутатами «в крестьянском Учредительном собрании», и меньше «ораторов и литераторов», а главное, малоиспытанных и недавно примкнувших к партии лиц.²¹⁰ Замечания В. И. Ленина нашли поддержку у партийных работников. Так, I конференция Петроградской окружной организации РСДРП (б) 1 октября приняла решение, что лица, имеющие партийный стаж менее одного года, не могут быть кандидатами в члены Учредительного собрания.²¹¹ На III общегородской конференции большевиков Петрограда И. А. Рахья, критикуя список кандидатур ЦК, отметил, что в списке «много журналистов и мало рабочих».²¹²

Учтя критику со стороны В. И. Ленина, ЦК РСДРП (б) при составлении нового, расширенного списка рекомендуемых кандидатур— в списке значилось 118 лиц — включил в него большую группу профессиональных революционеров из рабочих (К. Е. Ворошилова, С. П. Воскова, Н. А. Жиделева, М. И. Калинина, А.В. Шотмана и др.).²¹³ А на пересоставление уже опубликованного и разосланного списка обязательных кандидатур времени практически не оставалось. Кроме того, в ЦК, по-видимому, пришли к мнению, что выдвижение 25 обязательных кандидатур не окажет существенного влияния на социальный состав (будущей фракции Учредительного собрания, но обеспечит вхождение в нее ряда широко известных партийных деятелей, а также специалистов в области экономики, права, истории. Значительное большинство «проходящих» мест в окружных списках партийных кандидатур все-таки оставалось бы за представителями местных организаций. Поэтому в ходе текущей работы по окончательному согласованию и заполнению первых номеров окружных списков были произведены только некоторые изменения. Например, Секретариат ЦК 9 октября телеграфировал Оренбургской партийной организации о необходимости исключения из списка недавнего меньшевика Ю. Ларина,²¹⁴ против кандидатуры которого В. И. Ленин возражал особенно настоятельно.²¹⁵

В целом, несмотря на ошибки при подборе отдельных кандидатур, ЦК РСДРП (б) придерживался ленинских критериев формирования сплоченной, боеспособной, революционной по целям борьбы парламентской фракции. «Рабочий путь» разъяснял, что будущая большевистская фракция Учредительного собрании должна быть полностью подчинена ЦК партии, что каждый кандидат обязан принять на себя официальное обязательство быть ответственным перед партией.²¹⁶ В статье, опубликованной газетой «Солдат», говорилось о необходимости подбора кандидатур по их идейной убежденности и преданности делу рабочего класса. «В высшей степени важно, — указывала газета, — чтобы было побольше кандидатов, связанных с самой широкой солдатско-крестьянской массой: наши члены Учредительного собрания должны связать нас не только с солдатской массой, с армией, но через посредство армии с той массой крестьянского люда, который и является тем самым беднейшим крестьянством, в союзе с которым революционный рабочий класс только и может одержать победу в Учредительном собрании и, главное, вне его».²¹⁷

В конце сентября ЦК РСДРП (б) особенно настоятельно требовал от местных партийных организаций скорейшей присылки окружных списков с рядом сведений о помещенных в них кандидатурах (возраст, занятие, партийный стаж, подвергался ли кандидат преследованиям за принадлежность к партии).²¹⁸ Кроме того, каждому кандидату вменялось в обязанность заполнять специальную анкету, писать автобиографию, а также давать расписку в готовности снять свою кандидатуру по требованию местной партийной организации или ЦК, оставаться после избрания в Учредительное собрание членом РСДРП (б), подчиняясь всем постановлениям большевистской фракции.²¹⁹ Как видно из переписки Секретариата ЦК с местными организациями, в ЦК внимательно изучали присланные списки кандидатур по округам. Иногда утверждение списка сопровождалось оговорками относительно необходимости замены той или иной кандидатуры.²²⁰ Но оперативное и в то же время тщательное изучение всех окружных списков в ЦК было вряд ли выполнимым делом. Поэтому Центральный Комитет предоставил право утверждать кандидатуры местных организаций и руководящим органам областных объединений — Московскому областному бюро, Областному комитету РСДРП (б)Донецкого бассейна и Криворожского района, Областному комитету Юго-Западного края, Северо-Западному комитету РСДРП (б).²²¹

Разногласия с местными организациями возникали весьма редко. Например, Ставропольский комитет РСДРП (б) просил ЦК не настаивать на включении в окружной список кандидатур И. В. Сталина и С. Г. Шаумяна ввиду малоизвестности их проэсеровски настроенному крестьянству губернии. На первые два места в списке комитет поставил фамилии местных партийных работников.²²² Московский комитет РСДРП (б) 2 октября постановил послать письмо в ЦК с возражением против требования выдвигать кандидатуры ЦК обязательно на первые места в списке. Одновременно МК единогласно решил, чтобы кандидатура В. И. Ленина, которая, согласно первоначальным наметкам ЦК, не выдвигалась в Московском (столичном) округе, возглавила местный список.²²³ Последнее решение встретило поддержку ЦК, и кандидатура Ленина была занесена в список, утвержденный Московской организацией большевиков.²²⁴

Напомним, что по постановлению VI съезда РСДРП (б) блоки могли заключаться лишь с партиями, на деле стоявшими на почве интернационализма, и беспартийными организациями, полностью принимавшими платформу большевиков. Поэтому, когда работники большевистской организации Румынского фронта договорились с меньшевиками о составлении общего списка кандидатур, ЦК РСДРП (б) на заседании 10 октября, заслушав сообщение Я. М. Свердлова, осудил позицию армейских большевиков.²²⁵ 12 октября Секретариат ЦК отправил Одесскому комитету РСДРП (б) письмо и телеграмму с требованием вмешаться в ход дела и обеспечить составление самостоятельного списка по Румынскому фронту,²²⁶ что и было исполнено.²²⁷ Но ошибка вологодских большевиков, заключивших блок с меньшевиками вопреки противодействию Сухонской группы РСДРП (б), так и осталась неисправленной.²²⁸

Что касается блоков, допускавшихся VI съездом партии, то здесь примером, заслуживающим упоминания в первую очередь, является выдвижение списка кандидатур ЦК, Военной организации, ПК большевиков совместно с Комитетом социал-демократии Польши и Литвы и ЦК социал-демократии Латвии.²²⁹ В Эстляндском округе большевики блокировались с Союзом безземельных и малоземельных крестьян, в Екатеринославском — с Бахмутским Советом крестьянских депутатов, в Воронежском и Уфимском — с группами интернационалистов.²³⁰ Впрочем, примеров таких соглашений было очень немного, вряд ли более десятка. Все они, как и отмеченные выше ошибки работников большевистской организации Румынского фронта и Вологодской губернии, не меняли общей картины. Большевики шли на выборы в Учредительное собрание сплоченными идейно и организационно как никакая другая партия, не проявляя стремления к погоне за голосами избирателей при помощи предвыборных блоков.

К сожалению, нам не удалось точно определить количество округов, в которых партия революционного пролетариата выдвинула списки кандидатур. В европейской части страны списки большевиков не были заявлены лишь в Бессарабском и Олонецком округах. На Урале, в Сибири, на Дальнем Востоке и севере большевистские списки отсутствовали в Тобольском, Уральском и, по-видимому, Камчатском и Якутском округах. Все остальные «пробелы» приходились на среднеазиатские округа, где большевистские организации в сентябре—октябре 1917 г. были весьма малочисленны.²³¹ Всего округов, в которых не фигурировали списки большевистских кандидатур, насчитывалось не более 14 (из 73), причем в некоторых этих округах выборы в Учредительное собрание так и не состоялись.

Меньшевики, как отмечалось в предыдущей главе, начали заниматься непосредственно предвыборной работой уже в июле— августе. Практически результаты ее были невелики, и в начале сентября ЦК партии меньшевиков решил принять радикальные меры. 4 сентября вместо инертно действовавшей Комиссии по подготовке к выборам в Учредительное собрание ЦК создал Центральный избирательный комитет в составе 18 человек, среди которых было 11 членов ЦК (К. Ермолаев, Б. Горев, В. Крохмаль, Р. Абрамович и др.). Комитет стартовал резво. Уже 6 сентября он выделил из своего состава бюро, создал 4 комиссии (литературно-агитационную, организационную, юридическую и финансовую), наметил план работы.²³² Не замедлили приступить к делу и комиссии, среди которых ведущая роль принадлежала литературно-агитационной. На нужды предвыборной кампании к концу октября меньшевики собрали 105 тыс. рублей.²³³ Эта сумма была почти в 10 раз меньше запланированной, но все же она позволяла развернуть издательскую деятельность. В. дополнение к 4 агитационным листовкам, изданным в августе, меньшевики выпустили еще 13 листовок («Кто такие меньшевики», «Чего будут добиваться социал-демократы в Учредительном собрании», «Почему я не голосую за большевиков», «Ни одного рабочего голоса эсерам», «Как кадеты хотят распорядиться землей» и др.). Кроме того, издавались агитационные брошюры, готовились к выпуску три образца «художественно раскрашенных» плакатов (по 20 тыс. экземпляров каждый). Часть литературы отправлялась бесплатно. Всего на места было разослано более 327 тыс. листовок и около 20 тыс. брошюр.²³⁴ Развертывалась и устная агитация. Например, в Петрограде уже в сентябре были организованы митинги и прочитаны лекции (среди лекторов были Н. С. Чхеидзе, Ф. И. Дан): «Социал-демократы в Учредительном собрании», «Учредительное собрание, его задачи и подготовка к нему».²³⁵ Здесь же в начале октября открылись трехнедельные курсы агитаторов, куда было зачислено 40 слушателей.²³⁶

Довольно активно взялась за дело московская организация меньшевиков. В октябре ее орган газета «Вперед!» почти ежедневно публиковала агитационные статьи («Социал-демократия и крестьянство», «Солдат, за кем пойдешь ты на выборах?» и т. п.).²³⁷ Местный партийный избирательный комитет, обращаясь к членам РСДРП, вменял им следующие обязанности: 1) делать денежные взносы в избирательный фонд; 2) вести устную агитацию за список меньшевистских кандидатур в Учредительное собрание; 3) распространять предвыборную литературу; 4) извещать комитет о всех митингах и заботиться о присутствии на них меньшевистских ораторов; 5) распространять газету «Вперед!»; 6) следить, чтобы каждый избиратель получил бюллетень со списком меньшевистских кандидатур. В связи с этим особая ответственность возлагалась на меньшевиков, состоявших в домовых комитетах.²³⁸

Оживилась меньшевистская агитация и в некоторых провинциальных городах, чему способствовало проведение районных, губернских и областных конференций. К концу сентября было проведено около 40 таких конференций, положивших начало созданию губернских организаций.²³⁹ Но эта активность — речь идет не только о местных, но и о центральных организациях меньшевиков — была внешней, не приносившей сколько-нибудь ощутимых результатов. В целом партия меньшевиков переживала развал, что не позволяло проводить в жизнь многие решения. Призывы и указания Центрального избирательного комитета и губернских комитетов чаще всего оставались гласом вопиющего в пустыне. Отправляемые на места газеты и предвыборная литература в ряде организаций оставались без применения. Например, в Твери меньшевистские работники Совета рабочих депутатов, жаловавшиеся на «усталость и апатию», даже не распечатывали пачки с воззваниями и газетами, поступавшими из Петрограда и Москвы.²⁴⁰ Недаром газета «Вперед!» жаловалась, что за месяц до выборов в Учредительное собрание «нет еще налицо той политической массовой агитации и организации наших сил на почве, которая только и оправдывает название избирательной кампании».²⁴¹

Развал и разброд, царившие в меньшевистских рядах, рельефно обнаружились при составлении списков кандидатур в Учредительное собрание. Ожесточенные распри вспыхивали почти на каждой губернской и городской конференции, причем предметом полемики бывали не только местные, но и обязательные кандидатуры ЦК.²⁴² Характерное и многозначительное положение возникло в столице.

Комитет петроградской организации меньшевиков, руководящее положение в котором занимали интернационалисты, воспротивился требованию ЦК, чтобы во главе списка кандидатур в Петрограде стояла фамилия центриста Н. С. Чхеидзе.²⁴³ Городская конференция пошла еще дальше, решив, что список должен состоять только из кандидатур меньшевиков-интернационалистов (Ю. О. Мартов, О. А. Ерманский, Ф. Я. Кон и др.) и Бунда (И. И. Фрейман).²⁴⁴ В ответ представители правых меньшевиков решили выдвинуть самостоятельный список меньшевиков-оборонцев (А. Н. Потресов, К. А. Гвоздев, П. П. Маслов и др).²⁴⁵ А если учесть, что организация «Единство», которая, впрочем, для ЦК партии уже давно стала отрезанным ломтем, тоже зарегистрировала свой список (В. И. Засулич, Л. И. Аксельрод и др.),²⁴⁶ то в столице избирателям предстояло получить три конкурирующих списка одной партии.

ЦК партии меньшевиков некоторое время надеялся урегулировать или сгладить этот скандал. Для сохранения хотя бы видимости авторитета ЦК, вероятно, следовало решиться, как предлагали московские меньшевики, на открытое осуждение раскольников и даже исключение их из партии.²⁴⁷ Но у меньшевистского ЦК уже не оставалось ни власти, ни авторитета. «Рабочая газета» предпочла умыть руки, а закулисные попытки урезонить конфликтующие стороны провалились. В конце концов ЦК принял постановление, что «признает представляющими партию в каждом избирательном округе только те списки, которые выставлены официальными органами местных организаций».²⁴⁸

Применительно к Петрограду это означало капитуляцию перед местной организацией, хотя последняя явно нарушила партийную дисциплину, отказавшись включить в свой список предложенные ей кандидатуры ЦК. А что было делать с меньшевиками-оборонцами? Последние, стремясь укрепить свои позиции и погреть руки на разногласиях Центрального комитета с руководством столичной организации, усиленно зазывали в свой список Н. С. Чхеидзе и И. Г. Церетели. Оба меньшевистских лидера обратились за указаниями в ЦК. Там после долгих споров все-таки решили отказаться от услуги правых меньшевиков. Но и никаких санкций против них за выдвижение сепаратного списка не последовало.²⁴⁹ В итоге кандидатуры официальных меньшевистских лидеров в Петрограде оказались «вне игры». Газета «День» назвала это фактическое отстранение ЦК от предвыборной борьбы в столице «случаем, совершенно исключительным в практике политических партий».²⁵⁰

Конкурирующие списки меньшевистских кандидатур появились и в ряде других округов. Меньшевики-интернационалисты и меньшевики-оборонцы «поедали» друг друга не только в столице, но и в Петроградском (губернском) и Харьковском округах.²⁵¹ Кроме того, левые меньшевики выдвинули самостоятельные списки, противопоставленные общепартийным, т. е. по подбору кандидатур в основном центристским, в Московском (столичном). Нижегородском, Тульском, Самарском, Полтавском, Бессарабском округах, а также в округе Черноморского флота.²⁵² Следовательно, в 10 округах меньшевики выдвинули по нескольку списков, что составляло почти пятую часть округов, в которых партия выдвигала свои кандидатуры.²⁵³

Согласно решению августовского («объединительного») съезда, меньшевикам полагалось уклоняться от блоков с другими партиями и организациями. Однако запрет был не слишком строгим. В отдельных случаях Центральный избирательный комитет мог разрешать составление смешанных, межпартийных списков. Сверх того, признавалось желательным так называемое «соединение» списков со всеми «демократическими партиями», до энесов включительно.²⁵⁴ В сентябре—октябре эти послабления получили весьма расширительное толкование. Достаточно отметить, что почти во всех округах, за исключением Екатеринославского, Киевского и Подольского, меньшевики заключили предвыборный блок с Бундом, а в Олонецком округе — с эсерами.²⁵⁵

Центральные органы партии эсеров, немало повозившиеся с подготовкой к выборам еще летом, в сентябре—октябре умножили свои усилия, чему способствовало накопление довольно солидного денежного фонда. Последний образовался не только путем сборов в партийных организациях, но и благодаря помощи «американских друзей» Е. К. Брешко-Брешковской. По ее признаниям, «американские друзья», обретенные еще в начале века, в ответ на просьбу выслать ротационную машину и несколько вагонов бумаги вместо этого «предложили деньги в количестве миллиона долларов, выдавая их по частям». Она охотно приняла это предложение и «тотчас же умножила как издательство партии эсеров, так и число провинциальных газет». Кроме того, эта помощь дала ей возможность «разослать готовой литературы по разным губерниям более чем на 500 тыс. рублей, да отправить на фронт более чем на 100 тыс.».²⁵⁶

Кто же составлял круг этих «американских друзей»? Как вскоре выяснилось, Брешковская получила деньги, причем, вероятно, не один, а два миллиона долларов, от членов делегации Американского Красного Креста, связанного с уоллстритовскими магнатами. Члены делегации (Р. Робинс, У. Б. Томпсон) надеялись, что созданный при их непосредственном участии и возглавленный Брешковской Комитет гражданского просвещения развернет военно-шовинистическую и антибольшевистскую агитацию.²⁵⁷

Брешковская использовала деньги прежде всего в интересах правоэсеровской группы «воленародцев», но кое-что, видимо, перепало и эсеровскому ЦК.

Итак, партия эсеров — во всяком случае ее правоцентристское большинство — не могла жаловаться на отсутствие денежных средств. Этим и объяснялся сравнительно широкий размах печатной пропаганды. Эсеровская Комиссия по Учредительному собранию в сентябре—октябре приступила к выпуску через издательство «Революционная мысль» серии текстовых и цветных «художественных» плакатов, причем для создания последних был организован конкурс и образовано специальное жюри. Плакаты выпускались различного содержания («общие», для деревни, рабочих районов, армии) и формата (для расклейки снаружи и внутри зданий, на столбах, дверях, витринах, а также для рассылки по почте, разбрасывания на митингах, вкладывания в упаковку товаров и пр.). Вдобавок к этому намечался выпуск листовок для «массового распространения в народе» и популярных брошюр («Кому верить?», «Почему нужно голосовать за эсеров?» и др.). Всего предполагалось выпустить до 6 млн экземпляров всех видов агитационной литературы.²⁵⁸

По-видимому, эти планы не были претворены в жизнь полностью. Но все же поток эсеровских печатных агиток оказался значительным. По данным Комиссии по Учредительному собранию, ею было обеспечено издание 560 тыс. «художественных» и 350 тыс. текстовых плакатов.²⁵⁹ К этому следует добавить 686 тыс. листовок, заготовленных комиссией при Петроградском комитете эсеров,²⁶⁰ а также 121 тыс. «художественных» плакатов и 235 тыс. листовок и текстовых плакатов, выпущенных Военной комиссией при ЦК.²⁶¹ Здесь еще остается неучтенным большое количество агиток, выпущенных местными эсеровскими организациями.

На местах ходом предвыборной кампании, как правило, ведали комиссии, созданные при губернских и многих городских эсеровских организациях. А вот как было поставлено дело на фронте: «Для успешного проведения на фронте предвыборной кампании в Учредительное собрание Военной комиссией была выделена фронтовая комиссия по Учредительному собранию... Ввиду того, что избирательным округом в армии является фронт, комиссией было признано необходимым образовать на каждом фронте Окружное бюро партии эсеров из представителей фракции эсеров фронтового комитета и комитетов партии эсеров каждой армии, входящей в данный фронт. Между этими фронтовыми бюро и Фронтовой центральной комиссией существует постоянная связь: телеграфная — для передачи директив ЦК и личная — для получения предвыборной литературы. В свою очередь эти фронтовые бюро распределяют литературу по отдельным армиям и распределяют между ними агитационно-пропагандистские силы».²⁶²

Интенсивному ведению эсеровской агитации в ряде городов и сельских районов способствовало наличие в партии слоя мелкобуржуазной интеллигенции, традиционно симпатизировавшей народническим идеалам и привыкшей оценивать партию эсеров как «хранительницу» этих идеалов. Лишь при содействии сельской интеллигенции эсерам кое-где удавалось вести работу, подобную той, которая имела место в Шенкурском уезде Архангельской губернии: «По всем волостям местными и приезжими эсерами еще задолго до выборов были устроены общественные сходы и собеседования об Учредительном собрании, его значении и за кого голосовать. В Пуйской волости, в селе Долматове, местной организацией эсеров даже был устроен спектакль (была разыграна пьеса, составленная самими актерами-любителями) — „Выборы в Учредительное собрание». Первое действие было посвящено выяснению: для чего нужно населению перед выборами в Учредительное собрание устраивать собрания, что такое политические партии и какие партии в России существуют. Второе действие: чего добивается партия эсеров и чем она разнится от других партий. Третье действие: как будут проходить выборы и почему крестьянам следует голосовать за эсеров. При этом перед зрителями прошла вся трехдневная избирательная процедура, начиная с осмотра и опечатывания урны и кончая подсчетом голосов и составлением протокола... После спектакля, также с агитационной целью, была устроена беспроигрышная лотерея — разыгрывались брошюры социально-политического характера, главным образом эсеровские (350 брошюр и листовок)».²⁶³

Однако не следует полагать, будто эсерам повсеместно удавалось вести предвыборную кампанию столь же энергично, будто перед ними не возникало трудных проблем. В промышленных городах, в армии и в сельских районах, расположенных неподалеку от рабочих центров, эсеры не могли по-настоящему «развернуться» вследствие быстро возраставшего большевистского влияния на массы. Немало трудностей возникало из-за непрерывного усиления внутрипартийных распрей. Левые, центристские и правые элементы партии вели предвыборную кампанию, конкурируя между собой и нередко мешая друг другу. Похоже, что часть литературы, поступавшей из Петрограда, на местах браковалась и не пускалась в ход. Очень много сил поглощала борьба, связанная с составлением окружных списков кандидатур в Учредительное собрание.

Как отмечалось в предыдущей главе, эсеровский ЦК и его Комиссия по Учредительному собранию, готовя список обязательных общепартийных кандидатур, в августе натолкнулись на серьезную оппозицию со стороны делегатов VII совета партии. А осенью центральные органы познали строптивость местных организаций. Комиссия по Учредительному собранию жаловалась в своем отчете, что хлопоты о помещении обязательных кандидатур в окружные списки продолжались «до последней минуты». Правда, большинство этих кандидатур в конце концов оказалось пристроенным, но некоторые «видные и нужные» кандидатуры (М. А. Веденяпин, Л. С. Зак, В. Н. Каплан, М. А. Натансон, Н. С. Русанов), сокрушалась комиссия, либо вовсе не попали в окружные списки, либо были помещены в них на «непроходящие» места. На этом осечки не кончались. Ряд обязательных кандидатур, намеченных к выдвижению в нескольких округах, попали только в один из окружных списков.²⁶⁴ В связи с этим особые нарекания вызвали Вологодская, Калужская, Полтавская, Ставропольская и Томская губернские организации, которые не приняли ни единой общепартийной кандидатуры, а также Вятская, Кубанская, Пермская и Тамбовская губернские организации, которые, «несмотря на все увещания», не согласились предоставить общепартийным кандидатурам более одного места.²⁶⁵ Отсюда можно заключить, что ЦК партии эсеров отнюдь не являлся полновластным распорядителем размещения даже собственных кандидатур.

Упомянутые затруднения ЦК, по-видимому, обусловливались прежде всего местническими тенденциями, честолюбивыми, карьеристскими помыслами губернских эсеровских лидеров. Преобладание в той или иной организации представителей одного из внутрипартийных течений (например, левого) в данном случае не имело решающего значения уже потому, что в списке общепартийных кандидатур местные деятели могли облюбовать фамилию соответственно своим идейно-политическим воззрениям. Например, в Калужской и Полтавской организациях, где были сильны левые эсеры, в списке значились местные вожаки этого течения, не пожелавшие потесниться хотя бы ради левоэсеровского старейшины М. А. Натансона.²⁶⁶ А другие упомянутые выше организации, вызвавшие недовольство ЦК и его Комиссии, в целом придерживались «правоверного» центристского направления.

Но при выдвижении в список местных кандидатур и определении «лика» этого списка внутрипартийные идейно-политические раздоры несомненно приобретали большое значение. В связи с этим попытаемся разобраться в принципиальных установках, которых придерживались центристские, левые и правые элементы партии эсеров.

ЦК партии и Комиссия по Учредительному собранию были за то, чтобы списки кандидатур по округам составлялись на основе пропорционального представительства от различных течений и чтобы, как уже отмечалось, все списки возглавлялись общепартийными кандидатурами. Выдвижение параллельных списков, естественно, осуждалось. Здесь эсеровское руководство проявило — по крайней мере формально — жесткость, на которую не осмелились лидеры меньшевиков. 30 сентября ЦК партии эсеров принял следующее постановление: «Все лица, выразившие свое согласие выступить в качестве кандидатов и подавшие заявление о списке кандидатов в Учредительное собрание помимо или рядом с общепартийными списками кандидатов, выставленными от имени местных правомочных организаций, тем самым исключаются из партии».²⁶⁷

Принимая это постановление, ЦК предостерегал главным образом левых эсеров. Но наиболее болезненная внешняя реакция последовала со стороны крайне правых элементов партии. Последние, повсюду составлявшие меньшинство организаций, опасались, что именно они окажутся ущемленными при составлении окружных списков партийных кандидатур. Немалую роль играло и непримиримо враждебное отношение к левому крылу партии, нежелание фигурировать в одном списке с «полубольшевиками». Правоэсеровская «Воля народа», комментируя постановление ЦК, заявляла, что запрет на выдвижение параллельных списков «вполне целесообразен и естествен» лишь «в нормальных условиях партийной жизни». Положение же в партии эсеров «воленародовцы» с полным на то основанием считали ненормальным и потому требовали от ЦК разрешения выдвигать параллельные списки там, где «раскол налицо».²⁶⁸

В щекотливом положении оказались и левые эсеры. Число их сторонников в местных организациях осенью 1917 г. продолжало расти.²⁶⁹ И все-таки, несмотря на публичные хвастливые заявления их лидеров, левые составляли меньшинство партии, которое к тому же не успело выявить свое лицо перед широкими крестьянскими массами — самым многочисленным контингентом избирателей. В деревне, да и во многих провинциальных городах народные массы слабо разбирались во внутриэсеровских партийных градациях. Ведь основным содержанием пропаганды всех эсеров среди крестьянства была социализация земли. Принимая во внимание все это, левые эсеры считали раскол накануне выборов слишком большим риском для себя. Как признавал в своих воспоминаниях И. З. Штейнберг, левые полагали, что наибольший успех на выборах будут иметь общепартийные списки кандидатур, так как для широких масс имело значение «имя партии эсеров».²⁷⁰ Так ради ловли голосов избирателей приносились в жертву политические принципы.

В Петрограде окончательное утверждение окружного списка кандидатур состоялось 8 октября на VIII городской конференции эсеров. Левые эсеры, имея на своей стороне большинство делегатов, могли бы включить в список только своих сторонников. Но они решились лишь на исправление прежнего списка, подготовленного VI конференцией. В новый (позднее несколько уточненный) список партии эсеров по Петроградскому (столичному) округу в порядке очередности вошли представитель центристов (В. М. Чернов), представитель левых, Г. И. Шрейдер (центрист), М. А. Спиридонова (левая), И. И. Мильчик (центрист), А. К. Болдырев (примыкал к левым), А. А. Шрейдер (левый) и др.²⁷¹ Это был действительно общепартийный, а не левоэсеровский список кандидатур, и центристы, демонстративно отказавшиеся голосовать на конференции,²⁷² не имели оснований чувствовать себя всерьез обделенными. Эсеровскому ЦК ничего не оставалось, как признать этот список официальным.

Примерно так же поступили и харьковские левые эсеры, преобладавшие в местной организации. Выдвинутый в харьковском округе список (№ 5) представлял собой конгломерат из кандидатур центристов, левых и украинских эсеров. При этом общепартийные кандидатуры центристов (В, М. Чернов и Н. В. Святицкий) стояли в списке соответственно на первом и третьем местах. Глава губернской организации эсеров В. М. Качинский был очень дипломатичен, когда охарактеризовал этот список следующими словами: «Список № 5 является официальным списком партии с.-р. и в то же время — левым. В этом списке нет так называемых „правых», ярых оборонцев. Здесь все кандидатуры — интернационалисты, хотя, конечно, не все они одинаково левые».²⁷³

Образ действия петроградских и харьковских левоэсеровских деятелей наиболее точно соответствовал установкам их центральных органов. Недалеко отошли от этих осторожных установок и херсонские левые эсеры, которые, подобно их харьковским коллегам, блокировались с украинскими эсерами.²⁷⁴ В Казанском и Псковском округах левые, заполонив почти весь список, однако, предоставили центристам право выдвинуть свою кандидатуру на первое место.²⁷⁵ Зато Уфимская организация эсеров оставила центристам лишь четвертое место, а Калужская — не оставила ни одного. Тем не менее эсеровские списки во всех названных округах официально считались общепартийными, «выдвинутыми от имени местных правомочных организаций», и поэтому не отвергались Центральным комитетом.²⁷⁶

Но в губернских организациях, в которых левые не обладали достаточным влиянием или, тем более, находились в явном меньшинстве, центристские элементы с ними не церемонились. Только в Рязанском округе список был составлен на равноправных началах (из 6 первых кандидатур 3 примыкали к левым), а в других округах представителям левых эсеров оставляли либо ничтожно мало мест, либо вовсе закрывали дорогу к спискам, в которых преобладали кандидатуры центристов.²⁷⁷

Борьба в местных организациях, в которую, поддерживая центристов, вмешивался ЦК партии и его Комиссия по Учредительному собранию, кое-где становилась настолько острой и непримиримой, что вызывала открытый раскол. Так появились самостоятельные, противопоставленные официальным, признанным ЦК спискам кандидатур, левоэсеровские списки в Воронежском (в блоке с украинскими эсерами и группой польской «Девицы»), Вятском (Ижевская организация эсеров-максималистов, вскоре примкнувшая к левым эсерам), Енисейском, Приамурском, Тобольском²⁷⁸ и Балтийско-флотском округах.²⁷⁹ Правые эсеры («воленародовцы») со своей стороны выдвинули сепаратные, конкурирующие списки в Казанском, Пермском (в блоке с эне�