Книги о Ленине

2. Определение срока созыва Учредительного собрания

В мае—начале июня 1917 г. все крупные политические партии, руководствуясь в основном теми же соображениями, что и в марте—апреле, продолжали говорить о выборах и созыве Учредительного собрания в «скорейшем», «кратчайшем» или «возможно скорейшем» времени (последнее определение предпочитали кадеты). В декларации, опубликованной 5 мая первым коалиционным Временным правительством, давалось обещание принять меры к «скорейшему» созыву Учредительного собрания, но конкретные даты не назывались⁸⁹. По словам И. Г. Церетели, «представители демократии» на очередном заседании правительства поставили вопрос «об ускорении созыва Учредительного собрания» и предложили «немедленно гласно начать работы по разработке плана кампании выборов»⁹⁰. 10 мая Временное правительство приняло постановление, которое «в целях скорейшего созыва Учредительного собрания» намечало первое заседание Особого совещания для изготовления проекта положения о выборах на 25 мая. Одновременно был разработан текст специального извещения для печати, подтверждавшего, что «одной из важнейших обязанностей, взятых на себя Временным правительством», является «созыв в возможно кратчайший срок Учредительного собрания»⁹¹. Таким образом, решение о назначении конкретных сроков вновь откладывалось, хотя манипуляции определениями «скорейший», «кратчайший» и тому подобными всем начинали надоедать. Необходимость гласного уточнения планов с каждой педелей ощущалась все острее.

Предвидя неизбежное и опасаясь «спешки» со стороны эсероменьшевистских лидеров, кадеты попытались взять инициативу на себя. 21 мая «Речь» опубликовала статью В. М. Гессена «Время и место созыва Учредительного собрания», в которой после напоминаний о сложности всей проблемы делался вывод: «Раньше конца октября выборы состояться не могут. Если они к этому времени состоятся, приблизительно в середине ноября может быть созвано Учредительное собрание»⁹². Но многочисленные, упорно повторяемые кадетской прессой оговорки относительно необходимости предварительного «наведения порядка» в стране, об обязательности «самой тщательной» подготовки выборов показывали условность согласия на созыв Учредительного собрания в ноябре. Не подлежало сомнению, что кадеты намеревались еще не раз возвращаться к вопросу о сроках, изыскивая предлоги для отдаления их.

Впрочем, эсеро-меньшевистские лидеры к концу мая тоже склонялись к мысли, что Учредительное собрание невозможно созвать ранее октября—ноября. «Время созыва Учредительного собрания по техническим трудностям не может быть определено ранее четырех месяцев от начала работ [Особого] совещания», — утверждала Комиссия по Учредительному собранию при Исполкоме Петроградского Совета в справке о работе, которую получили все мипистры-«социалисты»⁹³. Видимо, руководствуясь этим заключением и учитывая мнение кадетов, эсеровские министры сделали соответствующие полуофициальные заявления, имевшие целью зондаж общественного мнения. А. Ф. Керенский во время пребывания в Киеве сказал, что «при самой спешной подготовке» Учредительное собрание удасться созвать «не ранее октября и даже ноября 1917 г.»⁹⁴. В. М. Чернов со своей стороны разъяснял периферийным эсеровским работникам: «Учредительное собрание должно быть созвано к покрову⁹⁵, но не позднее ноября месяца. Лишь при таком условии Собрание сможет выработать за зиму основные законы, в том числе и закон о земле»⁹⁶.

Как скоро следовало принять решение о точных сроках выборов и созыва Учредительного собрания? Судя по краткому протоколу заседания Исполкома Петроградского Совета от 27 мая, там полагали, что Временное правительство должно назначить точные сроки после «скорейшей» разработки и утверждения условий осуществления активного избирательного права⁹⁷, т. е. после того, как определится корпус избирателей и появится возможность начать работу по составлению списков.

Через своего представителя в Особом совещании (М. Ю. Козловского) высказали свое мнение о сроке и большевики. «Я считаю, — говорил М. Ю. Козловский на заседании Особого совещания 31 мая, — что недопустимо так тянуть и отсрочивать созыв Учредительного собрания... Я предлагаю Совещанию представить Временному правительству [требование] о назначении срока созыва Учредительного собрания в возможно скором времени. Я думаю, что такой срок может быть установлен — мне говорили специалисты по технике этого вопроса — не позднее 1 сентября. Собрание уже может быть созвано к этому сроку»⁹⁸. Однако председательствовавший на заседании В. А. Мякотин, поддержанный Л. М. Брамсоном, поспешил свернуть обсуждение вопроса о сроках под предлогом отсутствия у Особого совещания соответствующей компетенции⁹⁹.

Но через две недели Особому совещанию пришлось-таки заняться вопросом о сроках. Вот какие обстоятельства непосредственно предшествовали этому.

Как известно, бурные события 9—10 июня¹⁰⁰ показали не только нараставшее возмущение петроградских рабочих и солдат политикой Временного правительства, по и падение влияния соглашательских партий. Меньшевики и эсеры, переживая замешательство, лихорадочно искали сильнодействующие средства, которые помогли бы им выправить положение. Тут-то и было решено «обрадовать» массы вестью о скором пришествии «хозяина земли русской». Первыми ухватились за эту мысль члены бюро меньшевистского ОК, 10 июня собравшиеся на заседание с повесткой дня: «О борьбе с большевистскими настроениями». Бюро постановило «добиться фиксации срока созыва Учредительного собрания, войдя в переговоры по этому вопросу с министрами»¹⁰¹. Судя по последующему ходу действия, аналогичное решение приняли и руководящие органы партии эсеров. Теперь предстояло склонить на свою сторону если не всех, то большинство министров Временного правительства.

11 или 12 июня А. Ф. Керенский, В. М. Чернов, И. Г. Церетели и М. И. Скобелев приступили к «обработке» остальных членов правительства, по-видимому, настаивая, чтобы выборы и созыв Учредительного собрания были назначены на сентябрь 1917 г. Эта четверка быстро уговорила трудовика П. Н. Переверзева, эпеса Л. В. Пешехонова, а затем, вероятно, беспартийного М. И. Терещенко и кадетского «оппортуниста» Н. В. Некрасова. Нетвердую позицию занимал министр-председатель Г. Е. Львов. Правоверные представители кадетов (А. И. Шингарев, А. А. Мануйлов, Д. И. Шаховской) сопротивлялись изо всех сил, но чаша весов склонялась на сторону эсеро-меньшевистских министров, продолжавших, по словам М. М. Винавера, «решительный напор на правительство»¹⁰². Шингареву и его товарищам удалось добиться лишь согласия всех министров запросить мнение Особого совещания. 13 июня кто-то из министров-кадетов связался с председателем Особого совещания Ф. Ф. Кокошкиным и предложил ему немедленно сформулировать заключение, конечно, неблагоприятное для министров-социалистов. Кокошкин тоже был правоверным кадетом, по он отказался решать вопрос единолично, предложив созвать возглавлявшуюся В. М. Гессеном комиссию по спискам избирателей с участием членов президиума Особого совещания и председателей других комиссий. В этом случае правительство могло получить ответ не немедленно, а только на следующий день. Снова начались переговоры министров, закончившиеся их согласием на однодневную отсрочку решения о времени созыва Учредительного собрания¹⁰³.

Расширенное заседание комиссии под председательством В. М. Гессена началось утром 14 июня в Мариинском дворце и продолжалось более 4 часов. Окончательная формулировка подлежавшего решению вопроса выглядела так: «К какому сроку возможен по техническим соображениям созыв Учредительного собрания?»¹⁰⁴. Ухватившись за эту формулировку, кадеты сразу же потребовали, чтобы комиссия не принимала во внимание политические соображения, ибо всем было ясно, что именно политика побуждает правительство форсировать события. Кокошкин, Гессен, Винавер и их единомышленники тоже, разумеется, «делали политику», но умело изобразили себя бескорыстными поборниками таких сроков, которые позволили бы созвать «не фальсифицированное, а подлинное» Учредительное собрание. Представители мелкобуржуазных социалистов спасовали, и в результате Гессен через несколько часов торжественно заявил на пленарном заседании Особого совещания, что «единственное политическое начало, которое имелось в виду комиссией, заключается именно в том, что никакие политические соображения не могут и не должны оправдать фальсификацию Учредительного собрания»¹⁰⁵.

Добившись первого успеха, кадеты прочно взяли ход обсуждения в свои руки. По их предложению дискуссия сосредоточилась на вопросе: «Можно ли доверить подготовку выборов и руководство выборами существующим в настоящее время местным организациям?»¹⁰⁶. От того или иного ответа на этот вопрос и зависел темп подготовительной работы. Кадеты и их сторонники из числа беспартийных «сведущих лиц» были решительно против использования уже существующих местных организаций, называя их «совершенно случайными, пестрыми и неодинаковыми по составу» и в силу этого неспособными предотвратить «фальсификацию народной воли». Партии меньшевиков, эсеров, энесов и трудовиков с марта—апреля тоже полагали, что организация выборов в Учредительное собрание должна принадлежать новым органам местного самоуправления, созданным на основе всеобщего избирательного права. Поэтому представители этих партий на заседании комиссии согласились с кадетами «без всяких споров»¹⁰⁷. Отсюда следовало, что непосредственная подготовка выборов в Учредительное собрание могла начаться нескоро, поскольку реорганизация органов местного самоуправления только начиналась. Придерживаясь такой линии, комиссия рисковала слишком значительно разойтись с последними намерениями Временного правительства. Участники заседания еще раз обменялись мнениями и пришли к выводу о допустимости сугубо предварительного, подлежащего последующей проверке составления списков избирателей уже существующими органами волостного и городского самоуправления¹⁰⁸.

Дальнейшие прения продолжались в присутствии представителя министерства внутренних дел, главноуправляющего по делам местного хозяйства кадета Н. Н. Авинова, приглашенного дать справку о состоянии дел по реорганизации органов местного самоуправления. Авинов нарисовал весьма безотрадную картину. Согласно прогнозам МВД, новые органы волостного и городского самоуправления могли быть созданы, и то без твердого ручательства, лишь к 1 сентября. Отсюда следовало, что проверка и окончательное составление списков избирателей в Учредительное собрание могли бы завершиться к середине сентября. Последующий ход подготовительной работы, по мнению кадетов, выглядел бы так: 10 дней ушло бы на подачу протестов и жалоб избирателей в уездные комиссии; 5 дней — на рассмотрение этих протестов и жалоб; 10 дней — на обжалование постановлений уездных комиссий в административные отделения окружных судов и т. д. В целом, по подсчетам кадетов, на всю предварительную процедуру требовалось два месяца. Мелкобуржуазные социалисты, находившиеся на заседании комиссии в явном меньшинстве, предлагали не предусматривать обжалование в суде, но получили отпор¹⁰⁹. Окончательное, принятое большинством голосов заключение заседания комиссии гласило: «Выборы в Учредительное собрание могут быть произведены по истечении двух месяцев со времени образования волостных и городских органов самоуправления на демократических началах»¹¹⁰, т. е. никак не ранее 1 ноября 1917 г.

Эсеро-меньшевистские партийные лидеры и члены Исполкома Петроградского Совета, по-видимому, получавшие оперативную информацию по телефонам, остались недовольны поведением своих представителей в комиссии и ее заключением. Поэтому едва заседание комиссии по спискам избирателей закончилось, как в зале появились представители Исполкома и заявили, что они считают комиссию некомпетентной и требуют созыва пленарного заседания Особого совещания. Ф. Ф. Кокошкин, поддержанный большинством членов комиссии, сначала отказался выполнить это требование, по немного позднее решил проконсультироваться с министрами. Последовала серия телефонных переговоров Кокошкина с министрами и министров между собой. Керенский, Церетели и их сторонники продолжали свой «напор». В результате Кокошкин получил указание срочно созвать всех членов Особого совещания и доложить о его заключении через несколько часов на вечернем заседании Временного правительства¹¹¹.

На пленарном заседании Особого совещания представители Советов и мелкобуржуазных партий 14 июня действовали не очень согласованно, но в целом более энергично, чем на заседании комиссии. Л. М. Брамсон, В. В. Водовозов, Э. Э. Понтович, М. С. Фокеев и другие открыто заговорили о необходимости учета политической обстановки, бранили кадетов за формализм и и стремление «вставлять палки в колеса». Представитель Советов крестьянских депутатов Фокеев, поддержанный Брамсоном и Водовозовым, предлагал поручить всю подготовку выборов в Учредительное собрание уже существующим органам самоуправления в волостях и городах. Брамсон, а также Понтович и Водовозов высказывались за более сжатые сроки обжалования неправильностей в списках избирателей, за сокращение инстанций обжалования. Назывались и возможные сроки выборов и созыва Учредительного собрания. Например, Брамсон полагал, что упрощенная процедура подготовительных работ позволит провести выборы уже в августе. Водовозов был более осторожен, предлагая провести выборы в сентябре, а созвать Учредительное собрано к 1 октября¹¹². При условии целеустремленной и хорошо организованной работы различных учреждений и организаций, в том числе Советов, при условии отказа от ряда формальностей, соблюдение которых было бы естественным в «спокойный» период, не требовавший экстраординарных мер, упомянутые наметки сроков имели реальные шансы на осуществление.

Однако кадеты и их сторонники, располагавшие на заседании большинством голосов, держались уверенно и стойко. Они обвиняли мелкобуржуазных социалистов в «политической нервности», беспорядочной панике» и беспринципной конъюнктурщине, что было небезосновательно, так как, не будь событий 9—10 июня, меньшевики и эсеры наверняка не стали бы заваривать кашу.

М. Гессен, Н. Н. Авинов, С. А. Котляревский, Н. И. Лазаревский уверяли, что комиссия по составлению списков, считая возможным провести выборы в начале ноября, «дошла до последних пределов в своем оптимизме», и в подтверждение ссылались не только на трудности создания аппарата выборов, но и на дальности расстояний, железнодорожную разруху, плохое состояние почтово-телеграфной связи. Говорилось и о неподготовленности к всеобщим выборам некоторых национальных окраин и Сибири. Последний аргумент поддержали представители Средней Азии и Сибири, заявившие, что при учете условий этих окраин Учредительное собрание не может быть созвано ранее января 1918 г. В итоге пленарное заседание Особого совещания 28 голосами против 12 одобрило заключение комиссии по составлению списков избирателей¹¹³.

Имея в руках это заключение, Ф. Ф. Кокошкин направился а вечернее заседание Временного правительства. Здесь после оклада председателя Особого совещания развернулась решающая схватка, затянувшаяся до двух часов ночи 14 июня¹¹⁴. Результатом горячих споров было назначение выборов и созыва Учредительного собрания соответственно на 17 и 30 сентября 1917 г., причем составление списков избирателей возлагалось «на органы волостного и городского местного самоуправления, избранные на основании всеобщего, прямого, равного и тайного голосования»¹¹⁵. Следовательно, министры-социалисты настояли на намеченных ими сроках, но согласились не поручать составления списков избирателей старым органам местного самоуправления и Советам. А ведь только в этом случае можно было реально рассчитывать на созыв Учредительного собрания в сентябре, поскольку весь ход работы по созданию новых органов волостного и городского самоуправления и в самом деле не давал никаких оснований для оптимизма. Так родился несерьезный, не имевший шансов на долгожитие компромисс.

По словам энеса В. В. Водовозова, постановление Временного правительства «ошеломило» членов Особого совещания¹¹⁶. Представители кадетов предложили, чтобы Особое совещание не допускало «порчи» закона о выборах ради согласования его с назначенными сроками и продолжило свою работу, игнорируя постановление правительства¹¹⁷. Левая половина Особого совещания выдвинула иное мнение: «Хотя нельзя быть уверенными, что выборы действительно окажутся возможными к 17 сентября, но Совещание все-таки должно сделать все возможное, чтобы обеспечить Временному правительству исполнение взятого им на себя обязательства, разумеется, ни в коем случае не ценою порчи закона»¹¹⁸. Дебаты завершились решением о предоставлении министрам довольно-таки мизерного облегчения: Особое совещание большинством голосов (против кадетов) рекомендовало Временному правительству, чтобы оно при создании окружных избирательных комиссий не ожидало завершения всеобщих выборов в уездные и губернские земства, ибо это завершение не предвиделось даже в сентябре. Правительству следовало самому указать «те существующие на местах общественные организации и учреждения, которым надлежит выбрать своих представителей в окружные избирательные комиссии». Что касается сроков процедуры составления, проверки, обжалования и оглашения списков избирателей, то Особое совещание стояло на прежнем — два месяца и не меньше¹¹⁹. Забегая вперед, отметим, что в июле Временное правительство одобрило эти рекомендации.

Демонстрация 18 июня и предпринятое Временным правительством авантюрное наступление на фронте временно заглушили споры о сроке созыва Учредительного собрания. Толчком к возобновлению их послужили июльские события. 3 июля Н. И. Лазаревский, занимавший влиятельное положение в Особом и Юридическом совещаниях, написал свое «Особое мнение». Магистр государственного права предлагал Особому совещанию исходить из того, что Временное правительство вскоре пересмотрит срок созыва Учредительного собрания «либо по тем или иным политическим соображениям, либо под давлением обнаружившейся практической невозможности произвести выборы именно 17 сентября»¹²⁰. Трудно сказать, насколько точно улавливал и отражал преобладавшие министерские умонастроения формально беспартийный, но политически активный и осведомленный Лазаревский. Как известно, кадетские министры в ночь на 3 июля подали в отставку¹²¹, а беспартийный правовед пошел в гору —10 июля он сменил Ф. Ф. Кокошкина на посту председателя Юридического совещания¹²². Учитывалось ли при этом упомянутое «Особое мнение» Лазаревского? Во всяком случае ясно, что оно не было сочтено крамольным, порочащим намерения правительства.

Бонапартист А. Ф. Керенский и его коллеги в начале июля, вероятно, сознавали «опрометчивость» правительственного постановления от 14 июня. Но заявить об этом публично и предпринять соответствующие практические шаги не позволяла обстановка. Более того, июльские события сделали положение правительства настолько нелегким, что первое время после них министры просто не могли обойтись без демагогических заверений относительно созыва Учредительного собрания. «Временное правительство, — говорилось в его декларации от 8 июля, — примет все меры, чтобы выборы в Учредительное собрание состоялись в назначенный срок (17 сентября) и чтобы подготовительные мероприятия были закончены заблаговременно для обеспечения правильности и свободы выборов. Скорейшее введение городского и земского самоуправления на основах всеобщего, прямого, равного и тайного голосования, с повсеместным их распространением, является первейшей задачей правительства в области внутренней политики»¹²³.

Впрочем, это правительственное заявление содержало странные противоречия и умолчания. Оно давало понять, что ранее одобренная процедура «подготовительных мероприятий» не подлежит изменению и что, следовательно, «скорейшее введение» новых органов местного самоуправления означает завершение этой работы к 17 июля или, на худой конец, к 1 августа. В действительности же до завершения работы было далеко, и министры знали об этом. Но, может быть, Временное правительство все- таки намеревалось поручить подготовку выборов иным органам или решало резко сократить время на составление, проверку и обжалование списков избирателей? Нет, намеков на это декларация не содержала. Остается предположить, что министры, пребывая в состоянии крайней растерянности, кружили вокруг решения об отсрочке.

Судя по редакционной статье «Речи» от 11 июля, кадеты это сразу уразумели, а уразумев, перешли в наступление. Их пресса стала заполняться протестами против «невозможно близкого», «чересчур спешного» созыва Учредительного собрания, указаниями на «величайшую опасность» проведения выборов без «гарантий правильности»¹²⁴. Соблюдение «гарантий правильности» путем подготовки выборов только новыми органами местного самоуправления — а это означала отсрочку выборов — кадеты называли одним из главных условий возвращения своих представителей в правительство¹²⁵. 19 или 20 июля на заседании кадетского ЦК было решено требовать в правительстве поста министра внутренних дел с главной целью — добиться отсрочки выборов в Учредительное собрание, ибо проведение их в сентябре, по заявлению М. М. Винавера, стало бы «бедствием» для кадетов¹²⁶.

Эсеро-меньшевистские министры продолжали говорить о созыве Учредительного собрания к 30 сентября и даже рассылали на места соответствующие циркуляры. Так, в циркуляре управляющего МВД И. Г. Церетели губернским и областным комиссарам (17 июля) предписывалось «принять все меры к осуществлению решения правительства к 30 сентября созвать Учредительное собрание, для чего вы должны иметь непосредственный надзор за безостановочной подготовкой выборов в органы местного самоуправления»¹²⁷. Но на самом деле соглашатели не были столь упорны, как это могло показаться при чтении текстов их официальных заявлений и циркуляров. Тот же И. Г. Церетели за два или три дня до отправки своего циркуляра на переговорах о пополнении состава правительства кадетами держался совсем по-иному. «Передают, что в переговорах Временного правительства с кандидатами на министерские посты в новом коалиционном правительстве затронут был и вопрос о сроке созыва Учредительного собрания, — сообщала правоэсеровская газета «Воля народа». — Эти кандидаты в качестве представителей партии народной свободы настойчиво указывают, что созвать Учредительное собрание к 30 сентября невозможно. Члены Временного правительства, в том числе и И. Г. Церетели, указывали, что Временное правительство было вынуждено (!) назначить созыв Учредительного собрания на 30 сентября, но если близкое будущее покажет невозможность обеспечить правильный созыв Учредительного собрания к назначенному сроку, таковой будет отсрочен. Предполагается отсрочить созыв Учредительного собрания на два месяца, назначив его на 20 ноября»¹²⁸.

Податливость эсеро-меньшевистских министров и общеполитическая обстановка (ликвидация двоевластия, переход сил контрреволюции в наступление) оживили у кадетов надежды на осуществление их программы-максимум в отношении срока созыва Учредительного собрания. Член кадетского ЦК С. В. Панина направилась в богадельни и попечительства о бедных, агитируя за поддержку резолюции, пятый пункт которой гласил: «Армия и ее тыловые части в течение военного времени, военных действий не должны принимать никакого участия в политической и социальной борьбе различных партий. Посему никакая агитация в армии и тыловых частях не может быть допущена. Так как вследствие вышеупомянутых причин армия не может принять участия во время войны в выборах в Учредительное собрание, то таковые выборы следует отложить до заключения мира»¹²⁹.

Запуск этого пробного шара вызвал неблагоприятную для кадетов реакцию. Пришлось бить отбой. Заместитель председателя ЦК партии кадетов М. М. Винавер 24 июля заявил на IX съезде партии, что, хотя «производство выборов 17 сентября почти невозможно», кадеты «должны быть готовы и к этому невозможному сроку», ибо «мы теперь переживаем такие события, что может оказаться возможным то, что нам кажется совершенно фантастическим». Такого рода дипломатия вызвала недовольство некоторых делегатов, призывавших «открыто и громко» заявить о необходимости отсрочки выборов. Однако руководящее большинство партии на это не пошло, предпочитая, чтобы в официальных документах отсутствовала «лобовая» формулировка непопулярного требования. «Признавая необходимость, — говорилось в принятой IX съездом резолюции, — возможно скорейшего созыва Учредительного собрания, съезд, однако, полагает, что для обеспечения на выборах правильного выражения воли народа срок выборов в Учредительное собрание должен быть поставлен в прямую зависимость от своевременного введения предусмотренных избирательным законом учреждений местных самоуправлений, избранных всем населением»¹³⁰.

Сдержанность и расплывчатость резолюции кадетского съезда имела и другую причину. На завершающем этапе переговоров о создании второго коалиционного Временного правительства (20—22 июля) министр-председатель А. Ф. Керенский от своего имени явно дал кадетским руководителям твердое обещание отсрочить созыв Учредительного собрания по крайней мере на два месяца. Заручившись таким обещанием и согласившись вернуться в состав правительства¹³¹, кадетская верхушка решила не мешать Керенскому улаживать без липшего шума вопрос с ЦИК Советов. Большинство членов его ничего не знало о конкретных результатах конфиденциальных переговоров. Гарантий против политического скандала не было, тем более что некоторые эсеро-меньшевистские — особенно меньшевистские — лидеры ЦИК, не причастные к переговорам «на самом высоком уровне», в последний момент вдруг заговорили о целесообразности составления списков избирателей уже существовавшими на месте организациями. М. М. Винавер, очевидно, именно это имел в виду, когда предупреждал делегатов IX съезда кадетов о возможности принятия «экстраординарных» мер для производства выборов в «невозможный» срок — 17 сентября¹³².

После сформирования второго коалиционного Временного правительства (24 июля) примерно в течение недели сохранялась некоторая неопределенность, хотя слухи о предстоящей отсрочке выборов в Учредительное собрание множились с каждым днем. По сведениям «Новой жизни», во Временном правительстве несколько раз «попутно рассматривался» вопрос об отсрочке, причем «весьма многие» министры высказывались за нее. Однако при этом выяснилось, что «многие из министров ни в коем случае не согласятся взять на себя ответственность в разрешении столь насущного для всей страны вопроса путем простого декрета Временного правительства, тем более что со стороны социалистических партий предвидится серьезная оппозиция отсрочке. Необходимо, указывали эти министры, чтобы столь важный вопрос был разрешен Временным правительством в согласии с наиболее авторитетными органами, являющимися представителями всего населения. Вот тогда-то и всплыл вновь похороненный было вопрос о Московском [Государственном] совещании»¹³³.

В этом сообщении не все ясно и, вероятно, не все точно. Среди «многих министров», боявшихся ответственности, были меньшевики и эсеры, но они хотели прикрыться не Государственным совещанием, а ЦИК Советов. Там и велись уговоры, причем с нарастающим успехом. Во всяком случае представители ЦИК и Исполкома Петроградского Совета в Особом совещании — среди этих представителей преобладали народнические элементы — уже к 26 июля выразили готовность поддержать министров. 27 июля член Особого совещания М. М. Добраницкий, выступая на заседании Отдела ЦИК по подготовке к выборам в Учредительное собрание, заявил, что отсрочка выборов «необходима» ввиду «ряда технических трудностей и настроений общества». Отдел ЦИК 7 голосами против 4 согласился с этим выводом и, кроме того, принял две рекомендации: 1) инициатива решения об отсрочке должна принадлежать ЦИК Советов; 2) выборы в Учредительное собрание следует отсрочить на 4—5 недель¹³⁴.

Что касается министров-кадетов, то они, добиваясь полновластия Временного правительства, не видели особой необходимости в передаче его прерогативы другим органам. Иное дело — «организация» ходатайств снизу и последующая поддержка постановления правительства со стороны, например, Государственного совещания. В связи с этим кадетам понравилось обращение Совета Союза казачьих войск к министру-председателю Керенскому с предложением отложить выборы в Учредительное собрание до января 1918 г. Руководящая верхушка казачьих войск мотивировала свое предложение «невозможностью» организовать «правильные» выборы на фронте, а также ссылалась на «расстройство транспорта и почтово-телеграфных сношений, брожение на местах»¹³⁵. Приглядевшись к тексту внимательно, нетрудно было понять, что по существу речь шла об отсрочке не до января 1918 г., а до окончания войны. Этот документ был куда серьезнее, чем резолюции, за которые С. В. Панина агитировала в богадельнях.

Между тем среди эсеро-меньшевистских деятелей продолжались, как сообщали «Известия ЦИК», «страстные споры»¹³⁶. Как-то незаметно их основным содержанием становился не столько вопрос о надобности отсрочки, сколько вопрос о ее продолжительности. В руководящих кругах ЦИК Советов лишь небольшая группа меньшевиков во главе с Ф. И. Даном все еще возражала против переноса ранее назначенных сроков. В конце концов бюро ЦИК решило пригласить 1 августа на свое заседание представителей Советов в Особом совещании и принять постановление, обязывающее к прекращению споров. Как видно из редакционной статьи «Известий Петроградского Совета» от 30 июля, отсрочка выборов в Учредительное собрание считалась предрешенной. Любопытно и мнение газеты о причинах отсрочки. Оказывается, были виноваты не только различные «объективные обстоятельства» и буржуазные партии с их «прохладным отношением» к созыву Учредительного собрания, но и большевики (!), которые будто бы объявляли Учредительное собрание «вовсе ненужным» и, сверх того, инспирировали «непрерывные кризисы власти» (события 3—4 июля и др.), «систематически расстраивавшие всю работу государственного механизма» и «отвлекавшие внимание» от дела подготовки Учредительного собрания¹³⁷.

К чему же пришло расширенное заседание бюро ЦИК Советов 1 августа? Меньшевик Ф. И. Дан, выступавший на заседании в качестве докладчика, высказывался против отсрочки, так как она нанесет революции «более существенный ущерб», чем «недочеты» подготовки выборов¹³⁸. «Эта точка зрения, — сообщала «Новая жизнь» — встретила целый ряд возражений, причем многими указывалось, что лучше помириться с отсрочкой и дать возможность стране провести выборы при правильном участии в них населения»¹³⁹. Бюро создало согласительную комиссию из представителей ЦИК и трех членов Особого совещания, поручив ей подготовить свои рекомендации к 5 августа¹⁴⁰.

Согласительная комиссия работала под усиленным политическим и психологическим давлением сторонников отсрочки, 2— 4 августа не только кадетская «Речь», но и почти вся эсеро-меньшевистская пресса твердила, что без перенесения срока выборов обойтись никак-де невозможно¹⁴¹. Впрочем, члены комиссии и сами не были приверженцами проведения выборов в сентябре. Спор шел о малом: конец октября или начало ноября? Решили, что выборы следует назначить на 22 октября или, самое позднее, на 29 октября¹⁴². С тем и явились 5 августа на новое заседание бюро ЦИК Советов. Бюро одобрило заключение комиссии, специально оговорив, что Временное правительство в том случае, если обнаружится невозможность использования органов местного самоуправления и в пределах нового срока, обязано возложить подготовку выборов «на иные местные общественные учреждения и организации»¹⁴³. Вечером бюро ЦИК довело свое решение до сведения Временного правительства¹⁴⁴.

Большинство министров хотело решения о более длительной отсрочке, и поэтому вечером 5 августа Временное правительство не приняло никакого постановления. Поразмыслив, министры обратились за советом в только что начавшую свою деятельность Всероссийскую по делам о выборах в Учредительное собрание комиссию (Всевыбора), в которой преобладало кадетское влияние. Всевыбора 8 августа «вошла с представлением» в правительство о «желательности» проведения выборов 29 октября, а «в случае невозможности» подготовиться к этому сроку — 5 или 12 ноября. О привлечении к подготовительной работе «самочинных организаций» в представлении ничего не говорилось¹⁴⁵. Для министров этот совет оказался более или менее приемлемым.

Тем временем соглашательские лидеры ЦИК Советов испытывали новые треволнения. В их души закрадывался страх — а вдруг постановление об отсрочке вызовет взрыв возмущения народных масс и события наподобие тех, которые произошли 3—4 июля в Петрограде? Напрасные страхи! Возобновлявшийся процесс освобождения широких масс от конституционных иллюзий не мог вызвать и не вызвал ничего, кроме в общем-то пассивного недовольства и даже, пожалуй, некоторого злорадства. Но в ЦИК вполне серьезно обдумывали предупредительные меры. 8 августа на заседании Отдела по подготовке Учредительного собрания М. М. Добраницкий внес предложение, чтобы бюро ЦИК обратилось «со специальным воззванием к населению для разъяснения причины отсрочки выборов в Учредительное собрание во избежание возможного возбуждения на местах». Н. Д. Соколов посоветовал повременить до опубликования постановления правительства, так как если оно назначит выборы не на 22—29 октября, а на ноябрь, ЦИК не должен брать ответственность и принимать удары на себя. Члены Отдела поручили специальной комиссии (Л. М. Брамсон, н. д. Соколов, Э. Э. Понтович, И. В. Яшунский) написать текст воззвания, а вопрос о его обнародовании решили оставить открытым до ознакомления с постановлением правительства¹⁴⁶.

А Временное правительство 9 августа приняло следующее постановление: «Стремясь обеспечить в возможно близкий срок созыв Учредительного собрания, Временное правительство назначило выборы на 17 сентября, причем вся тяжесть работ по составлению избирательных списков должна была лечь на городские самоуправления и вновь создаваемые волостные земства. Громадная работа по проведению выборов в местные учреждения потребовала времени. Ныне, в соответствии со сроком образования местных учреждений на установленном правительством основании прямого, всеобщего, равного и тайного избирательного права, Временное правительство постановило: днем выборов в Учредительное собрание назначить 12 ноября 1917 г., а сроком созыва Учредительного собрания — 28 ноября 1917 г.»¹⁴⁷. И ни намека на использование при подготовке выборов «иных местных общественных учреждений и организаций» в случае новой задержки с созданием упомянутых в Постановлении городских дум и волостных земств.

Члены эсеро-меньшевистского бюро ЦИК поморщились, но проглотили поднесенную им пилюлю. 10 августа «Известия ЦИК» опубликовали статью «Отсрочка Учредительного собрания». Основой ее, вероятно, стал текст того самого воззвания, которое составила комиссия Отдела ЦИК. Статья содержала оправдание отсрочки «июльскими потрясениями в тылу, трагедией (военным поражением, — О. 3.) на фронте и длительным кризисом власти», а также замедленным ходом создания органов местного самоуправления. Ни в чем не обвиняя Временное правительство, статья особо подчеркивала невиновность ЦИК Советов, который сделал-де для подготовки выборов «все от него зависящее». В заключение напоминалось о решении бюро ЦИК отложить выборы и созыв Учредительного собрания на 35—40 дней¹⁴⁸. Это был всего лишь трусливо-выжидательный маневр, что-то вроде «отхода на заранее подготовленные позиции». Уже на следующий день «Известия ЦИК» опубликовали вторую статью («Последняя отсрочка»), в которой постановление правительства о назначении выборов на 12 ноября одобрялось без упоминания о недавней рекомендации бюро ЦИК отложить выборы до 22 или 29 октября¹⁴⁹.

«Какую бесконечно грязную лакейскую роль сыграл ЦИК Советов, т. е. господствующие в нем эсеры и меньшевики, в деле отсрочки созыва Учредительного собрания! — писал В. И. Ленин. — Кадеты дали тон, бросили идею отсрочки, начали кампанию в печати, выдвинули казачий съезд с требованием отсрочки. (Казачий съезд! Как же не лакействовать Либерам, Авксентьевым, Черновым и Церетели!) Меньшевики и эсеры петушком побежали за кадетами, как собака поползли на хозяйский свист, под угрозой хозяйского кнута»¹⁵⁰.