Книги о Ленине

2. Позиция большевиков (март—апрель 1917 г.)

В марте—апреле идея и лозунг Учредительного собрания пережили небывалый взлет. Пик его пришелся на март, но и в апреле интерес к Учредительному собранию удерживался еще на сравнительно высоком уровне. Это обусловливалось тремя новыми обстоятельствами. Они достаточно хорошо известны, что позволяет нам ограничиться простым перечислением: превращение давнего агитационного требования в практическую, признанную обеими властями (Советами и Временным правительством) общегосударственную задачу; получение политическими партиями возможности широко и свободно пропагандировать некогда запретные лозунги; распространение среди народа так называемых «мартовских настроений» (безудержная радость в связи с победой революции, наивно-романтические надежды на обретение единства всех слоев общества и пр.), создававших самые благоприятные условия для популяризации идеи полновластного и всеразрешающего общенародного представительного учреждения («хозяина земли русской»).

С первых чисел марта потоки митинговых речей, газетных статей, листовок, посвященных Учредительному собранию, хлынули на жадно слушающую и читающую публику. Партийные теоретики и публицисты, не ограничиваясь статьями, спешно принялись за подновление старых и написание новых брошюр. Издательства открыли им зеленую улицу. По неполным данным, уже к концу апреля только кадеты, народные социалисты, эсеры и меньшевики подготовили и выпустили 22 (!) брошюры об Учредительном собрании³⁹. За его созыв развернули агитацию все политические партии, почти все общественные организации и группы, в том числе культурнические, все мало-мальски распространенные печатные органы. Атмосфера была такова, что даже махрово-черносотенная «Гроза», продолжавшая выходить под девизом «Православие, самодержавие и первенство Руси», вынуждена была обмолвиться в пользу созыва Учредительного собрания⁴⁰.

Все это вовсе не означало, что в политическую жизнь страны вошла едипая, надпартийная «учредиловская» идея. Напротив, наблюдалась значительная пестрота, подчас резкое различие мнений, обусловленных основными программно-тактическими установками, и в первую очередь оценками характера и задач свершившейся революции.

До возвращения в Россию В. И. Ленина среди многих большевиков, особенно на периферии, господствовало мнение, что Февраль есть лишь продолжение революции 1905—1907 гг. Центральная и местная большевистская печать в марте 1917 г. многократно указывала на задачу довершить буржуазно-демократический переворот, на жизненность партийной программы-минимум, требований и лозунгов предшествовавшего периода борьбы: Временное революционное правительство, демократическая республика, 8-часовой рабочий день, конфискация помещичьих земель и т. д. Некоторые существенные особенности новой революции, порождавшие процесс перерастания ее в революцию социалистическую, улавливались и принимались во внимание явно недостаточно⁴¹. Общие причины этого (трудности уяснения стремительно и круто изменившейся обстановки, пребывание В. И. Ленина в эмиграции и др.) подробно освещены в нашей литературе. Здесь хотелось бы указать лишь на одно немаловажное обстоятельство, на котором историки обычно не останавливаются: преувеличенные, но в первой половине марта широко распространенные опасения возможности реставрации старого режима. «Силы старой власти падают, — писал И. В. Сталин в статье, опубликованной «Правдой» 14 марта, — но они еще не добиты. Они только притаились и ждут удобного случая для того, чтобы поднять голову и ринуться на свободную Россию»⁴². В первые дни после свержения царизма такого рода предупреждения делались особенно часто. Они способствовали повышению бдительности народа, но не продвижению к качественно новым революционным рубежам.

Однако большевистская оценка характера и движущих сил революции и в марте принципиально отличалась от оценок мелкобуржуазных «социалистических» партий. Резкие обличения контрреволюционности буржуазии, усиленное подчеркивание самостоятельности классовых интересов пролетариата, его ведущей роли в революции, все более полное осознание исторической роли Советов свидетельствовали о готовности партии большевиков к восприятию курса на социалистическую революцию. Эта готовность была следствием всей предшествовавшей революционной деятельности партии большевиков, усвоения ею ленинского учения об империализме как кануне социалистической революции. Большевики исходили из того, что свержение царизма и осуществление общедемократических преобразований даст импульс к дальнейшей борьбе и в соответствии с выдвинутыми Лениным положениями буржуазно-демократическая революция будет перерастать в революцию социалистическую.

Изучая отношение большевиков к вопросу об Учредительном собрании, необходимо помнить, что март—апрель 1917 г. был периодом выработки повой ориентировки, периодом интенсивных поисков новых решений, одобренных в качестве обязательных общепартийных установок лишь Апрельской конференцией РСДРП (б). Переломным моментом этого процесса стал приезд Б. И. Ленина в Петроград и оглашение знаменитых «Апрельских тезисов». Но еще до возвращения Ленина из эмиграции, примерно и середине марта, эволюция тактики большевистских организаций прошла через один немаловажный рубеж. Поэтому большевистское толкование роли и задач Учредительного собрания — речь идет о позиции Русского бюро ЦК РСДРП (б) и местных организаций — в первой и во второй половине марта имело особенности. Наиболее сложным этапом оказалась первая половина марта, когда партия собирала и сплачивала свои силы после выхода из подполья.

Бюро ЦК РСДРП (б), правильно оценивая характер свершившейся революции, стремилось придерживаться тактики, разработанной большевиками в 1905 г. и обогащенной уроками последующих лет. Этой тактике соответствовало содержание Манифеста Бюро (27 февраля) и проекта резолюции об отношении к буржуазному Временному правительству (5 марта). В упомянутых документах требование Учредительного собрания заслонялось задачей создания Временного революционного правительства, которое и должно было провести в жизнь если не все, то почти все положения социал-демократической программы-минимум⁴³. На долю Учредительного собрания, судя по тексту проекта резолюции от 5 марта, Бюро ЦК готово было оставить введение или, лучше сказать, узаконение демократической республики. Временному революционному правительству, образуемому Советом рабочих и солдатских депутатов, Бюро уделяло основное внимание до конца первой декады марта.

Тактика Бюро ЦК встречала активную поддержку со стороны большевиков Выборгского района, но последние, как видно из некоторых документов, оценивали Советы еще выше, считали их исполнительные органы вполне готовой формой Временного революционного правительства. По нашему мнению, такой вывод позволяют сделать постановление собрания большевиков Выборгского района от 1 марта, а также резолюции митингов, состоявшихся 3—4 марта в зале Сампсониевского братства⁴⁴. Резолюции митингов настоятельно требовали препоручить дело созыва Учредительного собрания Советам, а не буржуазному Временному правительству. Впрочем, ни Выборгский РК, ни Бюро ЦК РСДРП (б) не имели еще в виду учреждение в России республики Советов.

Различие позиций Бюро ЦК и Выборгского РК не являлось принципиальным и, вероятнее всего, нисколько не влияло на отношение к идее Учредительного собрания. И если трактовка ее или, конкретнее говоря, трактовка соотношения полномочий Временного революционного правительства и Учредительного собрания, имевшая хождение среди сторонников создания Временного революционного правительства, вскоре стала разноречивой, то это произошло по иным причинам. Не влияли ли на суждения некоторых партийных работников нараставшие сомнения в возможности скорой замены буржуазного Временного правительства Временным революционным правительством, сомнения, переплетавшиеся с неутраченными надеждами на созыв Учредительного собрания в близком будущем? Не делали ли члены Бюро ЦК уступку ПК РСДРП (б), который, как известно, в тот момент не поддержал лозунга Временного революционного правительства? Это ли было причиной или другие факторы, но в первом номере «Правды», вышедшем в свет 5 марта, мы находим, помимо изложения уже известной точки зрения Бюро ЦК (публиковался текст Манифеста Бюро), еще две несхожие трактовки. Первая из них помещалась в редакционной статье «Старый порядок пал», а вторая — в несколько измененном тексте партийной программы-минимум.

Авторы статьи «Старый порядок пал» полагали, что Временное революционное правительство должно «подготовить введение демократического республиканского строя» и «немедленно осуществить» все прочие политические требования «социальной демократии». Помимо издания временных законов, защищающих широкие политические свободы, Временное революционное правительство своей властью ввело бы 8-часовой рабочий день и обеспечило бы «продовольствие народа» путем конфискации запасов, созданных старым правительством, городскими самоуправлениями, банками и биржами. Следовательно, прочие социальные преобразования, предусмотренные партийной программой-минимум (коренная реорганизация налоговой системы, решение аграрного вопроса и пр.), относились к компетенции Учредительного собрания.

А вот как выглядел заключительный пункт программы-минимум, опубликованной «Правдой»: «Российская социал-демократическая рабочая партия твердо убеждена в том, что полное, последовательное и прочное осуществление необходимых народу политических и социальных преобразований достижимо лишь Временным революционным правительством путем созыва Учредительного собрания, свободно избранного всем народом». Таким образом, устаревшая, принятая II съездом РСДРП в 1903 г. редакция последнего пункта подновлялась введением традиционного большевистского лозунга Временного революционного правительства. Однако в сложившихся условиях это лишь затрудняло уяснение вопроса о соотношении полномочий Временного революционного правительства и Учредительного собрания. У Членов партии — а их призывали руководствоваться в своих публичных выступлениях положениями программы — должно было сложиться впечатление, что Временное революционное правительство обязано лишь созвать Учредительное собрание, которое и осуществит «необходимые народу политические и социальные преобразования».

Лозунг Временного революционного правительства в начале марта не был общепризнанным даже в Петрограде. Как известно, ПК считал правильным, реалистичным не противодействовать власти буржуазного Временного правительства «постольку, поскольку действия его соответствуют интересам пролетариата и широких демократических масс народа»⁴⁵. Применительно к вопросу об Учредительном собрании это означало, что созыв его признавался обязанностью Временного правительства и что, поскольку правительство являлось буржуазным, предпочтительнее было бы возложить решение ряда важнейших проблем на Учредительное собрание, в составе которого преобладали бы представители эксплуатируемых классов. По мнению ПК, немедленно и особо, путем принятия декрета Исполкомом Петроградского Совета, должен был решиться только вопрос о 8-часовом рабочем дне. Соответствующее постановление ПК принял 7 марта⁴⁶. А вот, например, вопрос о войне и мире ПК еще 2 марта признал целесообразным «считать находящимся в компетенции Учредительного собрания»⁴⁷. Итак, руководящие органы РСДРП (б) в Петрограде неравномерно и неодинаковыми путями, но подходили к признанию значительности роли Учредительного собрания.

После победы Февраля еще быстрее и дальше продвинулись в этом направлении большевики Москвы и периферийных районов. Московский комитет РСДРП (б) уже в первых числах марта перестал упоминать о задаче создания Временного революционного правительства. Местные партийные организации явно с гораздо большим трудом противостояли интеллигентско-мелкобуржуазной волне восторженно-романтического отношения к грядущему «хозяину земли русской». Свержение царского самодержавия, создание правительства, обязавшегося начать «немедленную подготовку» к созыву Учредительного собрания, признаки широкой популярности идеи его в массах — все это считалось достаточной причиной для отказа от прежней сдержанности. Позиция петроградских партийных центров в вопросе об Учредительном собрании, как мы видели, в то время не была достаточно последовательной и твердой. Поэтому нет ничего странного в том, что на местах в начале марта многие организации склонялись к признанию насущности и первостепенной важности задачи созыва Учредительного собрания. «Основные вопросы русской жизни — реализация [партийной] программы-минимум и ликвидация войны, — говорилось в резолюции общего собрания Киевской организации РСДРП (б), — могут быть разрешены только всенародным Учредительным собранием»⁴⁸.

Но в дни, когда популяризация идеи Учредительного собрания приобрела максимальный размах, тактика большевистских организаций (сначала в Петрограде, а затем на местах) несколько изменилась. В Петрограде непосредственной причиной этого послужило признание многими партийными работниками факта определенной стабилизации политического положения. Большую роль сыграло и пополнение 7—12 марта состава Бюро ЦК новыми членами, среди которых были и представители ПК РСДРП (б). Первым признаком некоторого изменения позиции центральных органов стала передовая статья «Правды» от 9 марта («Тактика революции»).

Основные положения статьи «Тактика революции» сводились к следующему. В результате «революционной скромности», проявленной рабочими, власть перешла в руки буржуазного Временного правительства. Момент, когда рабочие могли «взять власть в собственные руки в полном объеме» (т. е. создать полновластное Временное революционное правительство — орган революционно- демократической диктатуры пролетариата и крестьянства), упущен. Контроль над действиями Временного правительства мало что даст, ибо буржуазия, «даже под контролем рабочих, не может взять на себя выполнение пролетарских программ». Однако рабочие, если они не удовлетворятся приобретением «кое-какой буржуазной свободы» и будут «действовать сами», «могут вернуть кое-что из сданного добровольно и утраченного». Для этого рабочие, во-первых, должны через Советы практически взять в свои руки дело скорейшего созыва Учредительного собрания, которое приняло бы республиканскую конституцию и тем самым позволило бы рабочей и крестьянской демократии стать решающей политической силой в общегосударственном масштабе. Во-вторых, рабочие, опять-таки через Советы, должны немедленно установить связь с народами воюющих стран, чтобы покончить с войной революционным путем⁴⁹.

Некоторые положения статьи «Тактика революции», видимо, разделялись не всеми членами Бюро ЦК РСДРП (б). 9 марта при обсуждении на Бюро вопроса об отношении к буржуазному Временному правительству говорилось о контрреволюционности последнего и необходимости в связи с этим «постоянно давить» на него, не устанавливая юридических норм взаимоотношения между правительством и Советами⁵⁰. На заседании Бюро указывалось на желательность всероссийского объединения Советов и — здесь-то и вырисовывалось расхождение с авторами статьи в «Правде» — борьбы за создание Временного революционного правительства⁵¹. Следует отметить, что сторонники последнего лозунга, говоря о необходимости «постоянно давить» на буржуазное Временное правительство, этим несколько размягчали свою позицию и косвенно признавали по крайней мере вероятность отнюдь не немедленной смены власти. Правда, в проекте резолюции об отношении к Временному правительству (проект резолюции готовился к пленарному заседанию Петроградского Совета) борьба за создание Временного революционного правительства пропагандистски заостренно объявлялась «главнейшей задачей».⁵² Однако безуспешное предложение этого проекта Петроградскому Совету (между прочим, документ был впервые опубликован только в 1923 г.) стало последней попыткой вдохнуть жизнь в старое требование.

Большинство руководящих работников партии к этому времени склонялось рассматривать обстановку в духе редакционной статьи «Правды». А это означало, что идея Учредительного собрания освобождалась от тех особенностей, которые придавал ей некогда неотъемлемый призыв к созданию Временного революционного правительства. В итоге оценка значения Учредительного собрания повышалась, но не настолько, чтобы в новой позиции большевиков можно было усмотреть отказ от использования внепарламентских форм борьбы. В статье «Тактика революции» упор делался на развитие революционного творчества народных, прежде всего рабочих масс и их боевых органов — Советов. В этом смысле политический курс по существу претерпевал лишь некоторое видоизменение, в основе оставаясь прежним. Непосредственно же в постановке вопроса об Учредительном собрании новизна, кроме отмеченного выше, состояла в пробуждении внимания (см. упомянутую статью «Правды») к чисто практической стороне дела (порядок разработки избирательного закона, проекта конституции и наказа Учредительному собранию, подготовка населения к выборам и пр.).

Обстоятельно обсуждался вопрос об Учредительном собрании 15 марта на заседании Бюро ЦК РСДРП (б). Тогда же выяснилось, что на периферии пик увлечения идеей Учредительного собрания миновал, что по меньшей мере в некоторых местных партийных организациях «мартовские» эмоции увядают, побиваются голодными доводами рассудка. Ознакомимся с выпиской из протокола заседания Бюро ЦК: «Секретарем было доложено, что делегат от Киевского комитета поставил вопрос об отношении к Учредительному собранию и о том, находит ли Бюро ЦК необходимым вести немедленную агитацию за его созыв. У Киева на этот счет сомнения ввиду того, что в деревне остался только женский элемент, который может дать нежелательный подбор избирателей, что приведет к восстановлению монархии».⁵³ Запись прений на заседании Бюро, к сожалению, отсутствует, но, судя по имеющемуся в протоколе резюме, мнение представителя Киевского комитета вызвало оживленные отклики. По-видимому, члены Бюро далеко не полностью разделяли опасения украинского делегата. Поэтому Бюро высказалось за активизацию предвыборной борьбы, за деятельное участие большевиков в подготовке выборов «с технической стороны».⁵⁴ К этому же призывала и «Правда»: «Очевидно, нужно уже теперь начать готовиться к выборам в Учредительное собрание. Исход этих выборов будет в значительной степени зависеть от степени организованности пролетарских и вообще демократических сил. Организация сейчас — самый важный вопрос».⁵⁵

На заседании Бюро ЦК РСДРП (б) 15 марта, вероятно, были подвергнуты критике взгляды, являвшиеся уступкой «учредиловским» иллюзиям. Уже через два дня в московском «Социал-демократе» появилась очень интересная передовая статья «Путь к народовластию», в которой давалась большевистская оценка роли и задач Учредительного собрания. «Последние дни в России, — писали авторы статьи, — по крайней мере на словах, нет противников Учредительного собрания... Обыватель, крестьянин и порой отсталая рабочая масса полагают, что в один прекрасный день соберется долгожданное Учредительное собрание и устроит порядок на русской земле. Словом, обыватель уподобляется старухе из стихотворения Некрасова, которая, лежа на печи, шепчет: „Вот приедет барин, барин нас рассудит»...». И далее и статье говорилось: «Нет! Народовластие не может быть установлено большинством голосов в Учредительном собрании. Надо отказаться от подобных конституционных иллюзий... Большая часть нашей программы-минимум должна быть осуществлена явочным порядком. Учредительное собрание лишь утвердит новый порядок, освятит его и достроит верхушку нового здания, имя которому — Демократическая республика».⁵⁶ Эта статья оказала влияние на позицию многих периферийных партийных организаций, побудив их внести коррективы в агитационную работу.

Отношение к «явочному порядку» после победы Февраля становилось одним из главных критериев революционности партий. В марте 1917 г. здесь пролегала едва ли не самая заметная демаркационная линия между тактикой большевиков и тактикой эсеро-меньшевистских лидеров. Правда, поскольку будущему Учредительному собранию отводилась крупная роль, поиски правильных решений, особенно когда дело касалось конкретных проблем, были нелегкими и для большевиков. Даже такая, казалось бы, ясная проблема, как установление 8-часового рабочего дня, не сразу была верно осознана отдельными партийными работниками. Например, видный деятель Московской организации РСДРП (б) В. П. Ногин некоторое время возражал против явочного осуществления давнего требования на том основании, что «провинция неорганизована» и вероятная вследствие этого неудача «ослабит нашу общую силу и повредит в предстоящей избирательной кампании в Учредительное собрание».⁵⁷ Но в целом кампанию за явочное установление 8-часового рабочего дня большевистские организации провели весьма энергично, обосновывая принимаемые меры необходимостью не только избавить рабочий класс от капиталистической сверхэксплуатации, но и обеспечить ему условия для деятельной политической жизни,⁵⁸ в том числе для подготовки к выборам в Учредительное собрание.⁵⁹

Значительно больше трудностей возникало при решении вопроса об осуществлении «явочного порядка» преобразований в деревне. Низкие по сравнению с рабочими сознательность и организованность крестьянской массы побуждали большевиков к осторожности. Высказывались и ошибочные суждения. Так, в Красноярской организации РСДРП еще и в апреле 1917 г. раздавались голоса против конфискации помещичьих земель до Учредительного собрания, ибо немедленный захват земли крестьянами якобы превратит их в контрреволюционную силу, побудит направлять в Учредительное собрание консервативно настроенных депутатов.⁶⁰ В руководящих органах партии, судя по материалам, опубликованным «Правдой» (статьи М. И. Калинина «О земле», «Революция и деревня», М. С. Ольминского — «Задача Учредительного собрания» и др.), в принципе поддерживали «захватное право», но выражали опасение, что стихийный характер крестьянской борьбы породит волну анархических погромов и эксцессов, которые будут не конфискацией и даже не захватом, а всего ишь «мщением порабощенных людей своим поработителям». Потому первоочередной задачей работы в деревне считалось создание новых органов власти (крестьянских комитетов), которые умели бы внести в движение организованность и тем самым обеспечить действительную, не сопровождаемую неразумным уничтожением материальных ценностей конфискацию помещичьих земель. Но поскольку эта работа требовала времени, а Учредительное собрание могло появиться на политической сцене довольно скоро, то не исключалась возможность решения аграрного вопроса Учредительным собранием.⁶¹ Последовательный курс на непарламентскую, осуществляемую самими крестьянскими массами и их комитетами конфискацию помещичьих, монастырских прочих земель был взят только после приезда в Россию В. И. Ленина.

К концу марта 1917 г. позиция Бюро ЦК РСДРП (б) претерпела новые, но неоднозначные по своему характеру изменения, под влиянием ленинских идей руководящие работники партии продвинулись вперед в уяснении исторической роли Советов.

В резолюции Бюро «О Временном правительстве», принятой 22 марта, и резолюции об отношении к Временному правительству, принятой 31 марта Всероссийским совещанием партийных работников, Советы оценивались как центр сплочения революционных сил, как единственные органы воли революционного народа и «зачатки революционной власти», готовые немедленно принять на себя ряд функций государственно-экономического характера», а затем в «определенный момент развития революции осуществить полноту власти пролетариата в союзе с революционной демократией для проведения в жизнь полностью требований народа»⁶². Последовательные, решительные выводы из этих оценок могли оказать значительное влияние на решение вопроса об Учредительном собрании. И в самом деле, если Советы — единственные органы воли революционного народа, если они должны идти к осуществлению всей полноты власти, то не оказывается ли излишним созыв Учредительного собрания, не должны ли Советы стать единственной властью, по крайней мере до созыва Учредительного собрания? Некоторые работники партии делали именно такие выводы, возвращаясь к поддержке лозунга Временного революционного правительства. Например, М. И. Васильев на Всероссийском совещании большевиков высказался за то, чтобы Всероссийское совещание Советов образовало Временный революционный парламент, который создал бы Временное революционное правительство и действовал бы вплоть до открытия Учредительного собрания.⁶³

Однако Бюро ЦК РСДРП (б) уже не считало возможным восстанавливать лозунг Временного революционного правительства. Более того, Бюро, еще недавно весьма скептически относившееся к идее контроля за политикой буржуазного Временного правительства, в двадцатых числах марта прямо указывало на надобность давления на Временное правительство, «бдительного контроля» за его деятельностью.⁶⁴ Причина этого хорошо известна: до возвращения В. И. Ленина в Россию у членов Бюро не было полной ясности относительно пути перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую. Члены Бюро, в частности, полагали, что «определенный момент развития революции», когда Советы станут полновластны, наступит не в ближайшие месяцы. В итоге Учредительное собрание продолжало занимать немаловажное место в политических планах Бюро ЦК РСДРП (б).

При всем этом необходимо учитывать, что Бюро ЦК отмежевалось от полуменьшевистской трактовки характера революции и задач партии пролетариата, выдвинутой Л. Б. Каменевым. Его грубо ошибочные, политически вредные призывы к «решительной поддержке» буржуазного Временного правительства, поскольку оно «действительно борется с остатками старого режима», солидарность Каменева с мелкобуржуазными сторонниками так называемого «революционного оборончества» подверглись резкому осуждению со стороны членов Бюро ЦК РСДРП (б).⁶⁵

Ясное и четкое изложение точки зрения большинства руководящих работников партии дал И. В. Сталин в статье «Об условиях победы русской революции». Следует, конечно, учитывать, что статья была написана до принятия упомянутых выше резолюций об отношении к Временному правительству. Но в целом она достаточно точно соответствовала и той позиции Бюро ЦК, которую оно занимало в конце марта. В статье Сталина первым и вторым условием победы революции назывались соответственно: объединение Советов, создание всероссийского органа их, который «в нужный момент» превратился бы в орган революционной власти; немедленное вооружение рабочих, создание «рабочей гвардии».⁶⁶ Далее, переходя к характеристике третьего условия победы революции, Сталин отмечал контрреволюционность Временного правительства («оно только плетется за революцией, упираясь и путаясь в ногах») и вероятность превращения его «при известной политической конъюнктуре» в прикрытие организующейся контрреволюции. Отсюда делались выводы о неспособности Временного правительства провести назревшие социальные преобразования и желательности созыва Учредительного собрания, которое «будет много демократичнее нынешнего Временного правительства». Ввиду всего этого, по мнению И. В. Сталина, третьим условием победы революции был «возможно скорый созыв Учредительного собрания, единственно авторитетного для всех слоев общества учреждения, могущего увенчать дело революции и тем обрезать крылья подымающейся контрреволюции».⁶⁷

Каких же взглядов придерживался в этот период В. И. Ленин? Напомним, что накануне Февральской революции он утвердился в мнении о близости российского пролетариата к решению социалистических задач и неизбежности в связи с этим замены старого государственного аппарата, в том числе парламентских учреждений, новым государственным аппаратом, прообразом которого была Парижская коммуна и образцом которого в России стали Советы. Эти положения и явились методологической основой ленинского анализа политической обстановки в стране после победы Февраля. В марте 1917 г. Ленин настойчиво подчеркивал, что в России первый этап революции уже завершился и что российский рабочий класс должен переходить ко второму ее этапу («от восстания против царизма к восстанию против буржуазии»⁶⁸), к социалистической революции. Важнейшим залогом успешности этого перехода Ленин считал поголовное вооружение народа, и прежде всего пролетариата, повсеместное воссоздание старых и создание новых пролетарских классовых организаций, недопущение соглашательства с буржуазией и ее Временным правительством, изоляцию мелкобуржуазных оппортунистических партий («никакого сближения с другими партиями»⁶⁹). Суммируя в пятом (неоконченном) «Письме из далека» ранее выдвинутые положения, В. И. Ленин высказал следующее мнение по вопросу об организации государственной власти в будущем: вся власть должна перейти в руки правительства рабочих и крестьян, организованного по типу Советов рабочих и крестьянских депутатов; это правительство, по своему классовому составу являющееся «революционно-демократической диктатурой пролетариата и крестьянства», а по своим органам управления — «пролетарской милицией», «должно разбить, совершенно устранить старую и обычную во всех буржуазных государствах государственную машину» и заменить ее «не только массовой, но и поголовно-всеобщей организацией вооруженного народа».⁷⁰

Нетрудно заметить, что в этом предварительном (находясь в Швейцарии, Ленин не один раз сетовал на скудость доходивших до него сведений из России) плане развития революции и в этой схеме организации государственной власти Учредительному собранию просто-напросто нет места. И вовсе не случайно ни в одном из «Писем из далека» (за исключением наброска к пятому письму, о чем будет сказано ниже) мы не найдем ни одного упоминания об Учредительном собрании. Однако это не означало, что Ленин решительно отбросил идею его. Учредительному собранию не было места в том «магистральном», наиболее желательном и целесообразном пути развития революции, который разрабатывался Лениным на основе имевшихся в его распоряжении данных. Но вождь партии большевиков знал, что в России после победы Февральской революции вопрос об Учредительном собрании впервые стал не только лозунгом партийной агитации, что созыв его формально был главной задачей Временного правительства. По этой причине Ленин, хотя и отмечал, что созыв Учредительного собрания является «пустым обещанием», поскольку «никакого срока для созыва Учредительного собрания до сих пор не установлено»,⁷¹ все же не мог не учитывать возможности, пусть минимальной, отклонения развития революции от «магистрального» пути, появления Учредительного собрания со всеми связанными с ним проблемами.

Главной из проблем, которую следовало предвидеть и заранее обдумать, была следующая: если Учредительное собрание все же будет созвано, то имеется ли возможность использовать его в интересах развития и закрепления победы революции? О мнении В. И. Ленина на этот счет можно судить по его автореферату «О задачах РСДРП в русской революции». В нем Ленин «обрисовал своеобразие исторической ситуации данного момента, как момента перехода от первого этапа революции ко второму, от восстания против царизма к восстанию против буржуазии, против империалистской войны или к Конвенту, коим может сделаться Учредительное собрание, если правительство исполнит свое „обещание “ созвать его».⁷² При всей краткости изложения мыслей в автореферате можно с полной уверенностью утверждать, что в марте 1917 г. Ленин допускал возможность позитивной роли Учредительного собрания в будущем, превращения его в революционный Конвент, который, однако, не подменил бы Советы.

Труднее дать правильное толкование приведенным выше словам В. И. Ленина о переходе к восстанию против буржуазии или к Конвенту. Означает ли эта формулировка (обратим внимание на многозначительное «или»), что Ленин не исключал возможности двух вариантов свершения второго этапа революции, а именно — путем вооруженного восстания (наиболее вероятный вариант) и путем превращения Учредительного собрания в Конвент, принимающий, опираясь на вооруженный народ, революционные законодательные акты «учредительного» характера (маловероятный вариант)? По нашему мнению, да, означает. И письме к В. А. Карпинскому (25 марта) В. И. Ленин, настаивая на необходимости полностью самостоятельной, не объединенной с меньшевистскими течениями, партии большевиков, указывает, что такая партия нужна «именно для выборов в Учредительное собрание (или для свержения правительства Гучкова и Милюкова). . .».⁷³ Здесь мы снова встречаем разделительный союз «или», который, как и в первом случае, помогает уяснить, что в тексте речь идет о различных путях победы второго этапа революции.

Напомним в связи с этим, что в марте 1917 г. В. И. Ленин, констатируя «крестьянский характер страны», ее отсталость по сравнению с передовыми странами Запада, указывал на неизбежность постепенных шагов при переходе к социализму, обращал внимание на то, что в России те может победить тотчас социализм».⁷⁴ Но русский пролетариат, писал Ленин, в то время, когда буржуазное правительство не способно решить самых насущных и неотложных задач, стоящих перед страной, в состоянии придать буржуазно-демократической революции такой размах, который создаст наилучшие условия для всемирной социалистической революции, «в известном смысле начнет ее».⁷⁵ При столь сложном характере революции, при наличии возможности вовлечь в нее преобладающие по численности непролетарские слои трудящихся масс, имелась почва для созыва на определенной ступени революции всенародного представительного учреждения, могущего превратиться в революционный Конвент. Естественно, что для его успеха необходимы были и некоторые, весьма существенные по значению дополнительные политические факторы, предсказать появление которых было нелегко.

Ко всему сказанному об отношении В. И. Ленина к Учредительному собранию в марте 1917 г. остается добавить следующее. В своих работах того периода Ленин не призывал партийных работников развернуть кампанию за созыв Учредительного собрания, шире пропагандировать в массах его лозунг и т. п. Тактика партии, ее деятельность ни в коей мере не должны быть подчинены весьма проблематичной перспективе созыва Учредительного собрания — В. И. Ленин имел это в виду, когда в письме Я. Ганецкому (30 марта) прямо указал, что рабочие и крестьяне должны завоевать власть, не ожидая Учредительного собрания.⁷⁶ Однако нельзя было допустить, чтобы выборы в Учредительное собрание застали партию большевиков и революционный пролетариат врасплох. И Ленин в наброске к пятому «Письму из далека» выдвигает предложение внести изменения и дополнения в программу партии с учетом предстоявшей предвыборной кампании в Учредительное собрание.⁷⁷ По-видимому, эту подготовительную меру он считал для начала достаточной.

Возвращение В. И. Ленина из эмиграции в Россию оказало благотворное влияние на партию большевиков, на судьбу социалистической революции. Ознакомившись с обстановкой на месте, Ленин получил возможность конкретнее и всестороннее обосновать программу революционных действий. Вот что сказал он по этому поводу на заседании Петроградской общегородской конференции РСДРП (б) 14 апреля 1917 г.: «За границей, куда ни одна газета левее „Речи“ не доходит и где англо-французские буржуазные газеты говорят о полновластном Временном правительстве и „хаосе“ в лице Совета Р. и С. Д., никто не имеет точного представления о двоевластии. Только на месте, здесь мы уже узнали, что Совет Р. и С. Д. отдал власть Временному правительству».⁷⁸ Уточнив свои представления об общеполитическом положении и состоянии государственной власти в России (Временное правительство отнюдь не полновластно, реальной силой обладает Совет, добровольно передавший официальную государственную власть буржуазному Временному правительству; в России осуществлен максимум буржуазно-демократических свобод; широкие народные массы преисполнены бессознательной доверчивостью к политике руководимого меньшевиками и эсерами Совета и даже к политике Временного правительства), Ленин с присущей ему решительностью внес коррективы в некоторые положения, выдвинутые им до возвращения из эмиграции. Это уже исследовалось в нашей исторической литературе,⁷⁹ и в дальнейшем мы кратко остановимся только на вопросах, имеющих ближайшее отношение к интересующей нас теме.

В данном случае первостепенное значение имеет сделанный В. И. Лениным в Апрельских тезисах и других связанных с ними работах вывод о том, что революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства в России после Февральской революции в известной мере, в сочетании и переплетении с диктатурой буржуазии, уже осуществилась и что, следовательно, буржуазно-демократическая революция в этом смысле закончилась и победила. В связи с этим Ленин, повторяя предостережения против попыток немедленного «введения» социализма, указывая на необходимость ряда переходных политических и экономических мор, очень четко и уверенно оценивал предстоящий второй этап революции как революцию социалистическую, которая даст власть «в руки пролетариата и беднейших слоев крестьянства».⁸⁰ Развита была и оценка значения Советов. О них Ленин писал как об органах, представлявших собой «единственно возможное революционное правительство, прямо выражающее сознание и волю большинства рабочих и крестьян».⁸¹ Доказывая преимущество Советов перед всякой другой формой государственной власти, он обращал особое внимание на то, что Советы — «революционная диктатура, т. е. власть, опирающаяся прямо на революционный захват, на непосредственный почин народных масс снизу, не на закон изданный централизованной государственной властью»,⁸² что республика Советов «не есть уже государство в собственном смысле слова», так как власть будет стоять не над народной массой, а по существу сливаться с ней.⁸³ Отсюда следовало: возвращение от Советов к парламентской республике «было бы шагом назад»; «жизнь и революция отводят Учредительное собрание на задний план»; «принимать резолюции, об Учредительном собрании и др. — это значит: „занять» пролетариат»,⁸⁴ т. е. отвлечь его от борьбы за переход всей власти к Советам, за победу социалистической революции.

Имеются, однако, и другие высказывания В. И. Ленина, внешне как будто противоречащие упомянутым выше. Так, на собрании большевиков — участников Всероссийского совещания Советов — Ленин говорил: «Я рад был бы, чтобы Учредительное собрание было созвано завтра...». В брошюре «О задачах пролетариата в данной революции» он категорически отверг обвинение в стремлении противодействовать скорейшему созыву Учредительного собрания. А в работе «Политические партии в России и задачи пролетариата» Ленин так ответил на вопрос о созыве Учредительного собрания: «Надо и поскорее».⁸⁵ В нашей литературе в связи с этим обычно приводится следующее объяснение: Ленин и партия большевиков хотели, чтобы народные массы на собственном опыте убедились в никчемности Учредительного собрания. В таком объяснении есть доля правды, заключающаяся в указании на тактическое маневрирование, на стремление Ленина учитывать настроение и уровень сознательности широких масс. По дело было не только в этом. Выше, при рассмотрении взглядов Ленина в марте 1917 г., мы уже отмечали, что вождь партии большевиков не исключал вероятности более сложного, «кружного» пути развития революции, на котором Учредительное собрание могло бы сыграть определенную позитивную роль. По нашему мнению, Ленин не отказался от этой точки зрения и в апреле 1917 г., о чем свидетельствуют его «Письма о тактике». В них он, в частности, очень настойчиво подчеркивал, что всякая теория «в лучшем случае лишь намечает основное, общее, лишь приближается к охватыванию сложности жизни», что при оценке объективной действительности недопустима «абстрактная, простая, одноцветная» постановка вопросов.⁸⁶ Возможно, писал Ленин, что крестьяне на данном этапе революции «послушают советов мелкобуржуазной партии с.-p.», «сохранят, продолжат свою сделку с буржуазией», отложат решение волнующих их проблем до Учредительного собрания.⁸⁷ Возможно, что Учредительное собрание все-таки будет созвано. В этом случае, как полагал Ленин, Учредительное собрание при преобладании в нем представителей крестьянства, вполне вероятно, поможет решению хотя бы вопроса о земле.

Ленинские идеи намного превосходили своей смелостью мнения, сложившиеся в руководящих партийных органах. Провозглашение курса на социалистическую революцию и лозунга «Вся власть Советам!», указание на то, что парламентская демократическая республика, устанавливаемая Учредительным собранием, явилась бы шагом назад по сравнению с республикой Советов — все это было ново и поэтому не сразу встретило понимание со стороны ряда партийных работников. Некоторые из них, гордо именовавшие себя приверженцами тактики «старого большевизма», т. е. тактики образца 1905 г., полагали, что В. И. Ленин (приводим высказывание С. Я. Багдатьева) «слишком рано отказался от старой большевистской точки зрения».⁸⁸

Упорным противником ленинских идей показал себя Л. Б. Каменев, продолжавший отстаивать ошибочное положение о незаконченности в России буржуазно-демократической революции и отсутствии близких перспектив перерастания ее в революцию социалистическую.⁸⁹ Он перешел в атаку на ленинские Апрельские тезисы, утверждая, в частности, что буржуазная демократия и такие ее институты, как парламентская республика и Учредительное собрание, не исчерпали своих возможностей.⁹⁰ Вероятность некоторой позитивной роли Учредительного собрания, как уже отмечалось, не отрицал и В. И. Ленин. Но все дело было в том, что, по мнению Ленина, магистральным путем борьбы было осуществление лозунга «Вся власть Советам!», а, по мнению Каменева, единственно возможный путь пролегал именно через Учредительное собрание и парламентскую республику.

На заседаниях Апрельской конференции РСДРП (б) в «защиту» лозунга Учредительного собрания выступили также С. Я. Багдатьев, В. П. Ногин, П. Г. Смидович. Багдатьев, поддержав ошибочный тезис о незавершенности буржуазно-демократической революции, договорил в своей путаной речи, что требование скорейшего созыва Учредительного собрания является «лучшим способом заставить уйти Временное правительство» и что «Учредительное собрание может отдать власть в руки нашей партии».⁹¹ Ногин утверждал, будто Советы передадут свои функции другим органам, не смогут заменить Учредительное собрание и парламент, которые и «будут представлять собой российскую демократию», «решать очередные вопросы».⁹² Ногина поддержал Смидович: «В Москве не перестают говорить об Учредительном собрании как об этапе перехода страны к новому строю. И если исследовать возможность захвата власти Советами и созыва Учредительного собрания, То мы увидим, что подготовка к захвату власти Советами представляет работу длительную, процесс настолько продолжительный, что созыв Учредительного собрания произойдет раньше и предупредит захват власти Советами. Поэтому нам необходимо подготовить массы к Учредительному собранию; и крестьянство и пролетариат — все ждут Учредительного собрания. Мы не должны выкидывать этого лозунга и выдвигать новый и непонятный».⁹³

Как видим, приверженцы полуменьшевистского толкования идеи и лозунга Учредительного собрания выдвинули на Апрельской конференции все свои аргументы — и «теоретические» (созыв Учредительного собрания соответствует задачам незавершенной буржуазно-демократической революции), и «практические» (Учредительное собрание будет созвано, что обусловит невозможность перехода всей власти к Советам и т. д.). С этой аргументацией не согласилось подавляющее большинство участников конференции. В частности, заявление П. Г. Смидовича сразу же вызвало возражения со стороны 10 московских делегатов, от имени которых Р. С. Землячка отметила, что «настроение московского пролетариата не таково, как рисует т. Смидович».⁹⁴ Против ленинских проектов резолюций, имевших отношение к вопросам о роли Советов и Учредительного собрания, на конференции голосовали лишь единицы.

Нужно, однако, учитывать следующие обстоятельства. Часть делегатов Апрельской конференции по ряду причин (критическое отношение ко многим, особенно к столичным Советам, проводившим политику соглашательства с буржуазией; не полностью преодоленная инерция ранее усвоенных оценок роли Советов и пр.) еще не была готова к безоговорочному признанию тезиса о республике Советов. Давала о себе знать и давняя традиция поддержки идеи Учредительного собрания. Некоторые делегаты, по-видимому, заинтересовались мыслью, высказанной одним из участников Апрельской конференции,⁹⁵ о вероятности превращения Учредительного собрания в Конвент. Все это может помочь объяснению того факта, что избранная конференцией секция по пересмотру партийной программы хотя и признала необходимым «исправление положений и параграфов о государстве в духе требования не буржуазно-парламентарной республики, а демократической пролетарски-крестьянской республики»,⁹⁶ но не указала конкретно форму ее государственных учреждений. Конференция утвердила решение секции.⁹⁷

Не возражал против этого решения и В. И. Ленин, ибо, как говорил он в докладе о пересмотре партийной программы, «дело не в том, как называется учреждение, а в том, каков политический характер и строй этих учреждений. Говоря о республике пролетарски-крестьянской, мы указываем на ее социальное содержание и политический характер».⁹⁸ Упомянутые выше настроения делегатов конференции послужили не единственной причиной готовности временно ограничиться этим указанием. Имело значение и то, что к середине апреля Ленин получил много новых сведений о бурном развитии революционного творчества народных масс страны. В частности, на вождя партии произвели большое впечатление отчеты делегатов Апрельской конференции о положении на местах. Эти отчеты укрепляли веру в жизнеспособность Советов, но прежде всего в то, что даже при оппортунизме эсеро-меньшевистского руководства центральных Советов, при отказе последних взять власть в свои руки, революция все-таки победит, та или иная форма перехода от двоевластия к диктатуре пролетариата и беднейшего крестьянства будет реализована. Последнее слово здесь принадлежало народным массам. «Смешно думать, — отмечал Ленин на Апрельской конференции, — что русский народ из брошюр черпает руководящие начала. Нет, из непосредственной практики вытекает жизненный опыт масс...». А наша задача, продолжал Ленин, «этот опыт собрать и в меру накопления сил сделать шаг».⁹⁹

На Петроградской общегородской конференции РСДРП (б), состоявшейся 14—22 апреля 1917 г., В. И. Ленин не утверждал категорически, что путь к победе революции пролегает только через Советы. «Коммуна может быть и в виде органов самоуправления», — говорил он в заключительном слове по докладу о текущем моменте.¹⁰⁰ В резолюции «Об отношении к Временному правительству», принятой общегородской конференцией, целью борьбы признавался переход всей власти в руки Советов «или других органов, непосредственно выражающих волю народа».¹⁰¹ Под «другими» органами тогда явно имелись в виду муниципалитеты, но не Учредительное собрание, о котором Ленин отозвался по меньшей мере скептически.¹⁰² Однако на Всероссийской конференции Ленин (в речи об отношении к Советам) сказал: «Нами подготавливается новая многомиллионная армия, которая может проявить себя в Советах, в Учредительном собрании, — мы еще не знаем как».¹⁰³ Отсюда вытекали и дополнения к формулировкам, определявшим органы, которые выражали бы волю большинства народа. В написанных Лениным резолюциях Апрельской конференции «О Советах рабочих и солдатских депутатов» и «Об отношении к Временному правительству» такими органами назывались прежде всего Советы, а также местные самоуправления (т. е. муниципалитеты) и Учредительное собрание.¹⁰⁴

Означало ли это отступление от линии на неукоснительную поддержку лозунга «Вся власть Советам!»? Конечно, нет. Упомянутые формулировки некоторых резолюций в конечном счете предназначались лишь для обеспечения свободы тактического маневрирования при возникновении непредвиденных нежелательных обстоятельств. В ходе повседневной борьбы политическая агитация партии строилась с расчетом на подведение широких масс к выводу: необходимо бороться за переход всей власти и руки Советов, а муниципалитеты или Учредительное собрание — один из возможных, но вовсе не обязательных этапов на пути к главной цели — республике Советов. Подчиненную, подсобную роль лозунга Учредительного собрания В. И. Ленин подчеркивал том, что практическую возможность созыва и успех деятельности Учредительного собрания ставил в зависимость от развития революции, от укрепления и роста влияния Советов.¹⁰⁵ Если хотите Созыва Учредительного собрания, то всеми силами поддерживайте Советы — такой призыв был рассчитан на постепенное подведение к принятию лозунга «Вся власть Советам!» даже самыми отсталыми, пропитанными конституционными иллюзиями слоями народа.