КАНУН СЕМНАДЦАТОГО ГОДА - XVI. НЕЛЕГАЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
- Информация о материале
- Шляпников А.Г.
- Родительская категория: Статьи
- Просмотров: 44916
Содержание материала
XVI. НЕЛЕГАЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
Во второй половине октября н. ст. 1915 года простился со стокгольмскими друзьями и направился в Хапаранду, на финско-шведскую границу. Туда же направил багажом несколько пудов литературы. В Хапаранде меня ожидали шведские и финские товарищи. Им удалось уже установить сообщение с Гельсингфорсом и пересылать из Кеми туда литературу через железнодорожников и посылками по железной дороге — прямо до одной из станций, лежащих на пути от Выборга до Белоострова, кажется до Териок. Через границу переправлял мой голубоглазый товарищ «Голос Пустыни». Для облегчения дружил с пограничными жандармами. Для меня они также обдумали переправу и в один вечер пошли ее демонстрировать.
Хапаранда и Торнео разделялись границей — рекой. Через один рукав Торнео был построен деревянный извилистый мост длиною сажен 350. Посередине его стояла будочка: там находились арендаторы моста и получали плату за проход. Мост был открыт от 8 часов утра и до 8 часов вечера.
На шведской стороне моста стоял часовой, а у русского конца, так в шагах восьмидесяти, был забор, жандармская сторожка у калитки, а влево — крестьянские финские постройки. План моих товарищей заключался в том, что я должен был идти с «Голосом Пустыни» вдвоем через весь мост, а там, пройдя воду, пользуясь темнотой, прыгнуть и бежать или спрятаться под мостом. План был рискованный, и мы решили устроить репетицию. В вечерний час, за несколько минут до закрытия границы, отправились в путь. Едва мы начали приближаться к русской стороне, как жандармы, заслышав скрип и шум шагов, направлялись к воротам и устремляли свои взоры на мост. Нам оставалось только повернуть назад, так как прыгать на их глазах было неразумно. Так мы проделали три раза, потеряли три вечера, и с одинаковым успехом. Друзья мои были обескуражены и сконфужены. Они не предвидели такой бдительности со стороны русских жандармов. Стали изыскивать другие пути в окрестностях.
Я снял комнату в «Большом отеле», в самом верхнем этаже, из окна которой был виден мост и часть берега города Торнео. Сидя у окна долгие часы, я изучал дорожки, берег с его избушками и постройками. У меня подготовлялся план. Приведению его в исполнение способствовала наступавшая зимняя погода. Поля покрылись снегом, а рукав реки — тонким льдом. Для успеха плана требовалось продолжение вьюги и мороза. Последний не заставил себя ждать, но вьюга прекратилась, небо очистилось, и на нем воцарилась огромная луна, озарившая серебристым светом засыпанные снегом деревья, поля и крыши.
Свет луны был очень некстати; но выжидать уже было нельзя, так как и в Хапаранде существовала охранка, шпионы всех стран. Ознакомил с моим планом товарища «Голос Пустыни» и предложил ему ждать меня вечером от 8 часов под красным амбаром, недалеко от жандармской будки. Амбар стоял на высоких камнях, и под ним можно было не только лечь, но и сидеть. Ручной багаж, литературу — все это уже переправил в Торнео неутомимый «Голос Пустыни»; он же приготовил мне и квартиру.
Перед восемью часами вечера отправился на мост, прошел шведского часового, безразлично смотревшего по сторонам, подошел к будке, стоящей посередине моста. В будке кассирша была. Под прикрытием этой будки тихонько спустился под мост. Лед был очень слабый, и приходилось держаться за срубы, служащие поддержкой мостков. Луна щедро бросала свет, и мне приходилось искать защиты под тенью высоких срубов. Зорко смотрю но сторонам и жду закрытия границы. Над головою раздаются редкие шаги пешеходов. Наконец все стало тихо. У ворот русской стороны засветился красненький огонек. Это означало, что проход через границу закрыт. Пробую осторожно, по теневой стороне, двинуться вперед. Но лед был еще так слаб, что, как только я упускал сруб, начинал трещать и предательски гнуться. Высматривал полоску поглаже, отталкивался всеми силами от сруба и скользил, как на коньках, до следующего и временно замирал. Чувствовал, как обострялся мой слух, напрягалось зрение. Русский берег близко... Малейший необычный шум — и мое предприятие погибло! Видел, как за забором ходил жандарм, как он потушил электрическую лампочку у входа в избушку и сам вошел туда. Вот они, много их; сидели в сторожке и изредка поглядывали в окно на освещенную луной окрестность. Скольжение опять и еще, и так до самого берега. В городке тихо, лишь собаки лаяли по ту и по ею сторону границы. Луна поднялась высоко и совершенно скрыла все тени. Мост стал сгибаться к земле, идти было нельзя, и я пополз. Наконец он кончился. В сотне шагов от меня жандармы, а дальше, левее, — красненький на каменных ножках амбар. Лежа высматривал врагов — не находил и, быстро поднявшись, убежал к амбарушке. Там радостно встретил меня «Голос Пустыни», жал руки и повел в город. Проходим по дворам на улицу. Кругом тихо, пустынно и морозно. Нашли дом, где жил товарищ, финский с.-д., занимавшийся портновским ремеслом. Семья большая, но в доме чистота и порядок. Встретили радушно. Хозяева не знали русского языка, а поэтому времени для отдыха и соображений было достаточно.
Первый шаг был удачен. Что-то ждало впереди? Мой «Голос Пустыни» был весел и уверен в счастливом конце. Он в тот же день поехал в Кемь. Там также были товарищи, принимавшие живое участие в переправе меня. Приготовили квартиру, обдумали поездку. Под вечер на следующий день меня одели в рабочий костюм, набили карман яблоками, дали местный паспорт и в сопровождении двух товарищей отправили на станцию. Мои временные хозяева пожелали мне всяких успехов. Переехали на пароме через реку, на станции нашли товарно-пассажирский поезд, идущий до Улеаборга. Прошел жандарм, просмотрел бумажки-паспорта, и поезд медленно двинулся в путь. Часа через три-четыре мы были в Кеми. Там нас встретили, но осторожности ради меня повели одного, путаными дорогами к месту отдыха. В городе стояли солдаты, на станции — шпики и контрразведка. Добрались до квартиры, и здесь мне дали отдельную, чистенькую комнатку. Хозяева очень сожалели, что не знают языков, чтобы побеседовать со мною. Отношение всех было трогательно-милое и товарищеское.
Из Кеми до Улеаборга путь был на обязанности товарища, организатора и руководителя местной социал-демократической работы. Мужественная, открытая фигура товарища располагала к себе. И здесь я уже не сомневался, а был уверен, что доеду благополучно. На следующий день мы были в дороге. Не доезжая Улеаборга, где происходил жандармский осмотр, мы спрыгнули и верст шесть прошли пешком, по лесным тропинкам и шоссейной дороге до города. Перешли мост через порожистую реку и достигли дома редакции и конторы улеаборгской с.-д. ежедневной газеты. Тут, в редакционной комнате, меня встретил главный редактор органа, депутат от округа и целый ряд других. Комнату мне предложил т. Ускила, второй редактор с.-д. газеты. В этот же вечер маленькой, товарищеской компанией мы отправились в ресторан, взяли отдельную комнату, где мои сотрудники по путешествию и улеаборгские друзья весело спрыснули мой счастливый путь. Тут же я сделал небольшой доклад о положении дел за границей, о различных точках зрения на войну. Товарищи во всем были согласны со мною, однако предупредили, что парламентское большинство и большинство членов ЦК финской с.-д.79 настроено оппортунистически, а мелкобуржуазные и интеллигентские круги заражены германофильством.
Много тысяч финнов и шведов ушло в Германию, чтобы там, на восточных границах России и Пруссии, сражаться за «освобождение» Финляндии. С.-д. партии пришлось затратить большую энергию на борьбу с германофильством и так называемым активизмом, то есть содействием германскому генеральному штабу в войне с Россией. Положение осложнялось в связи с усилением реакционного давления русского правительства. За несколько недель до моего приезда были по всей Финляндии аресты, обыски, главным образом в связи с работой активистов, наладивших довольно прочную организацию. В руках активистов находилось особое сообщение и выезд германских военнопленных, а также и шпионаж над русской армией. Финские активисты получали большие транспорты оружия, припасов и вооружали своих членов, ведя агитацию за вооруженное нападение на русские казармы, укрепления, склады и погреба и т. п. Однако эта агитация, встречая сопротивление социал-демократов, не находила сторонников в рабочей массе и среди торпарей, и случаи нападения были единичны.
От Улеаборга до Гельсингфорса обязались меня провожать двое: мой спутник из Кеми, т. Адам Ляконен, и улеаборжец т. Ханес Ускила.
Пока они подготовляли путь, выясняли и заготовляли формальности, я провел пару прекрасных дней среди милых, радушных товарищей, осмотрел город и «старался приспособляться» к будущей нелегальной жизни в России. Условился с улеаборжцами относительно транспорта литературы и переправы людей и сведений. Заручаюсь их согласием содействовать. Наконец все готово, и мы отправились. На станции они условным знаком указали мне всех русских шпионов и переодетых жандармов. Моя физиономия не возбуждала любопытства, и, не замечаемый никем, я, не торопясь, прошел в вагон. Тов. Ускила говорил по-немецки, и мы могли столковаться. Втроем заняли купе и со всеми удобствами, без особых тревог, добрались до Гельсингфорса.
Товарищи остановились в гостинице, а меня поместили в Народном доме, в здании Центрального Комитета финляндской с.-д. партии, в комнате шведской секции с.-д. Финляндии. Здесь я познакомился с некоторыми членами Центрального Комитета, а также профессионалистами. Отыскал депутатку Персинен, с которой познакомился в Берлине, а также товарища Ровио, финского рабочего-металлиста, хорошо знакомого петербургским сознательным рабочим. При его содействии нашел русского рабочего, уступившего мне за деньги свой паспорт, необходимый для переезда через Белоостров, а также познакомился с городом и его организацией.
Моим постоянным спутником и попечителем по Гельсингфорсу был т. Вийк, с.-д. депутат Сейма, редактор с.-д. газеты на шведском языке и заведующий партийным архивом. С ним обошел все предприятия Гельсингфорсской кооперации, огромные молочные, хлебопекарни, оборудованные по последнему слову техники. Народный дом являлся гордостью гельсингфорсских организаций и, действительно, мог бы украсть собой западноевропейскую столицу. Рабочее движение Финляндии было сжато военными тисками. По всей стране расположены войска. В Гельсингфорсе стояли главным образом моряки. Революционная работа среди них велась исключительно русскими силами Незнание языка и боязнь провокации не позволяли финской соц.-демократии вести пропаганду среди русских солдат.
Странно было видеть город рабочей культуры всего в нескольких часах езды от столицы царственного баши-бузука. И вполне была понятна ненависть реакции по отношению к этой маленькой стране, защищающей упорно свою независимость от царской власти. Однако, чем дальше, тем труднее было для Финляндии отстоять свою свободу, и судьба этой страны невольно связывалась с развитием революционного движения в нашей стране. Революционные с.-д. Финляндии уже тогда пытались сообразовать свою политику в этом отношении, однако далее некоторых услуг по транспорту, по переправе людей через границу и т. п. дело не пошло.
Перед отъездом условился с т. Вийком относительно переправы литературы, обменялись шифром и адресами.
XVII. В ПЕТЕРБУРГЕ
Путь от Гельсингфорса до Питера провел в кругу морских офицеров и военных чиновников. Благополучно миновал и жандармскую ставку — Белоостров. Пасмурное утро встретило меня в Питере мелким осенним дождем. Филеры, шпики, встречающие на Финляндском вокзале пассажиров, еще не знали меня, и мой вид нисколько не смущал их.
Существование в Питере родственников избавило меня от необходимости немедленного скитания по нелегальным явкам. Нежданным гостем нагрянул к своим, непосредственно в рабочий район, за Невскую заставу. Тотчас же получил много сведений о том, что делали и думали рабочие-массовики Питера.
Первую неделю, другую, пока не попаду в сети шпиков, решил провести у сестер, живших в районе «Стеклянного». Отыскал всех, кого только помнил и знал в партийной работе; но в большинстве это были люди, уже отошедшие от нее.
По явке Петербургского Комитета отыскал буржуазную квартиру «молодого барина» (Старка) и в тот же вечер встретил у него С. Нарвского и В. Шмидта. Они ознакомили меня с положением дел в Петербургском Комитете. Все работники находились тогда под впечатлением победы над социал-шовинистами в вопросе о выборах в военно-промышленный комитет. В свою очередь познакомил их со своими задачами, а также с положением дел за границею. Работников в Питере к этому времени собралось достаточно. Партийная работа велась во всех районах, но особенно хорошо в Выборгском. В этом районе была создана крепкая партийная организация; обслуживалась она исключительно силами самих рабочих. Из выдающихся работников, с которыми мне приходилось встречаться или узнавать о их работе, были следующие товарищи: «Владимир», он же Залежский, «Сергей» или «Нарвский» — Багдатьев, «Кирилл», он же Орлов, «Юрий», «Костяков» — Лутовинов, «Николай» — Шмидт, «Алексей», «Горин» — Воробьев80, «Александр», он же Дунаев, «Свояк», — Бокий, «Петр» — Фокин, Я. Клинов, Ф. Комаров, Андреев, «Владимиров», (Егор) Антипов, Лобанов, Н. Толмачев (Приятель), «Аня» — Костина и др., имена которых не сохранил в памяти. Из учащейся молодежи оказывали содействие студенты, курсистки Рошаль, Коган Анна и др.
Пленум Петербургского Комитета было собирать очень трудно, а потому я делал свой доклад по частям, каждой группе работников при встрече. Моему приезду и новостям из жизни западноевропейских рабочих товарищи были рады. Предложение Цен. Ком. об организации Бюро Цент. Комитета все, за исключением Л. Старка и «Мирона» — Черномазова, одобряли и приветствовали. Мирон занимался какой-то демагогией насчет заграничников, Л. Старк имел свое предложение — сделать Петербургский Комитет Бюро Цен. Комитета. Мотив был тот, что по сие время ПК был действительно центром для нашей партии в России. Однако это мнение не разделялось большинством членов ПК и ответственными его работниками. Совместительство и ПК и БЦК в одних лицах было неудобно и рискованно.
В вопросах тактических и политических у нас было полнейшее единомыслие. Основная деятельность ПК сосредоточивалась на руководстве экономическими конфликтами, политическими выступлениями и всюду и везде — на борьбе с шовинизмом и его проводниками в рабочие круги — ликвидаторами. И повсюду наши товарищи выходили победоносно, имея за собой опору громадного большинства рабочих. Самой замечательной работой этого времени была, несомненно, выборная кампания в военно-промышленные комитеты81, имевшая место в сентябре 1915 года. К сожалению, в архивах Петербургского Комитета тогда я ничего не нашел по этому делу. И все-таки мне удалось составить сравнительно полную картину этой работы.
Я приехал в Питер недели три спустя после провала гучково-гвоздевской затеи вхождения рабочих в военно-промышленные комитеты. Выборная кампания подготовлялась буржуазией и оборонческими кругами социалистов легально в течение более месяца. Наши организации также приняли широкое участие в этой работе, но в силу своей антиоборонческой, революционной и интернационалистской позиции могли действовать только нелегально. Работать приходилось при крайне тяжелых условиях; но из этой борьбы с блоком оборонцев и буржуазии за влияние на питерский пролетариат Петербургский Комитет вышел со славой и честью.
Центральный военно-промышленный комитет возник в 1915 году в результате кампании за «милитаризацию промышленности». До августа он существовал как деловая часть при российской организации локаутчиков — при «Совете съездов представителей торговли и промышленности». Основной задачей ЦВП комитета было получение заказов на армию и распределение их между фабрикантами и заводчиками. Этим путем стремились устранить «недобросовестную» конкуренцию промышленников, получение заказов закулисными путями, спекуляцию на министрах, великих и малых князьях и их проститутках при распределении жирных доходов. Конечно, и помощь армии, стремление обеспечить ее всем необходимым входили в планы учредителей этих организаций. В июле (25 — 27) 1915 года был съезд представителей местных и областных военно-промышленных комитетов, который выработал устав. В августе (27) этот устав прошел через Государственную Думу, подписан царем и стал законом в виде «Положения о ВПК». И только после этого он снял слова «при Совете съездов представителей торговли и промышленности». По закону было уделено там место и рабочему представительству.
Практики-промышленники были не меньше правительства заинтересованы в борьбе с нарастающим революционным движением и надеялись путем привлечения рабочих, «самих» рабочих, к колеснице милитаризма не за страх, а за совесть отвлечь их от «большевистской и пораженческой заразы».
Пробуждение революционной активности рабочего класса, особенно петербургского района, где до самого последнего времени было сосредоточено более половины производства боевых припасов, очень озабочивало буржуазные круги. Наиболее дальновидные «вожди промышленности» находили вмешательство полиции и охранки в рабочее движение крайне вредным, обострявшим отношения между капиталом и трудом, а также видели в этом вмешательстве одну из причин развития на заводах политических протестов, нарушавших нормальное воспроизведение прибыли. Красный призрак не на шутку пугал Мининых и Пожарских нашего времени, отличавшихся от нижегородских купцов старого времени тем, что на «алтарь отечества» они ничего не несли, а, наоборот, норовили стащить во имя родины, ее «обороны» лакомый кусочек заказа. Не веря в способность военной диктатуры разрешить рабочий вопрос, промышленники задумали пристегнуть к своему делу самих рабочих, связав их участием в деле войны, подчинить таким путем все рабочее движение своим видам.
В приглашении к выборам рабочих представителей Центральный ВП комитет так определял задачи рабочих делегатов: «Участвуя в трудах Центрального Военно-Промышленного Комитета, представители рабочих будут содействовать великому и святому делу помощи нашей армии. Они помогут наилучшему выяснению условий повышения производительности заводского труда и будут содействовать более успешной работе на оборону страны». Интересы «обороны отечества» требовали от рабочих ровно столько, сколько было нужно и желательно предпринимателям для наилучшего обеспечения прибыли.
В первую голову буржуазные защитники отечества повели свою избирательную кампанию в Питере, надеясь удачным проведением ее здесь заставить весь российский пролетариат пойти за столичным и сложить перед организованным капиталом все средства классовой самозащиты. В своей кампании предприниматели из ВП комитетов нашли верных союзников в среде «социалистов», принявших войну. Последние использовали вовсю свою близость к рабочим массам, отдали весь свой авторитет на службу империалистическим интересам буржуазии. Самим буржуазным идеологам «великой России» — от Струве до Гучкова и Рябушинского — «обработка» рабочих, даже в малом числе, никогда не удалась бы, так плохо умеют они скрывать истинные интересы войны. Для этой роли были нужны таланты Потресовых, Масловых, Плехановых и других более мелких, которые знают, как следует преподнести рабочему люду националистическую отраву. Весь запас «марксистской» фразеологии был пущен в ход: тут и интересы экономического развития, и освобождение от «немецкого засилья», и интересы «демократии», и «международность» обороны. Новая форма солидарности — патриотическое взаимоистребление пролетариев!
Однако все попытки создать «классовый мир» не удавались буржуазии, так как русские рабочие не склонны были мириться с тем скотским состоянием, на которое обрекали их капиталисты и царская власть. В своей рабочей политике «Общество заводчиков и фабрикантов», даже облеченное в защитный «оборонческий» цвет, оставалось по-прежнему реакционным. В своей борьбе с недовольством рабочих оно по-старому опиралось на полицию и охранку. В печати и на съездах, в статьях и речах даже «оппозиционных» представителей отечественного капитала мы слышали «ходатайство» об отмене, конечно с оговоркою «на время войны», всех ограничений, предусмотренных уставом о промышленности в отношении пользования женским трудом и трудом подростков, а также «отмены на время войны действующих ограничений в отношении продолжительности рабочего времени и сверхурочных работ». Акулы-углепромышленники Донецкого бассейна и отечественные металлурги Юга мечтали только об одном: отменить праздники, увеличить число обязательных рабочих дней до 360 в году — и требовали больше, как можно больше дешевых рабочих рук: китайцев и военнопленных. Нужно было иметь специальную психологию оборонца, чтобы в таких условиях проповедовать классовый мир!
XVIII. ВОЕННО-ПРОМЫШЛЕННЫЕ СОЦИАЛИСТЫ
Для осуществления своих желаний г. Гучков обратился за содействием к рабочей группе Страхового совета82 и к некоторым крупным больничным кассам. Это обращение было получено рабочими представителями в начале августа. Члены рабочей группы Страхового совета ответили г. Гучкову, что они уполномочены рабочими только по делам страхования и не могут вступать в какие-либо переговоры или в обсуждения вопросов, связанных с выборами в военно-промышленные комитеты. Страховики предложили ему обратиться по этому вопросу непосредственно к рабочим и работницам на фабрики и заводы. В том же духе ответили и больничные кассы. Таким образом, промышленникам не удалось использовать страховые рабочие учреждения для своих шовинистических целей.
После этого ЦВПК была выпущена особая, подходящая к случаю, патриотическая прокламация и инструкция по выборам. Оба экземпляра были вывешены в мастерских, на фабриках и заводах, а также в виде листовок раздавались по рукам. Таким образом была начата в Питере избирательная кампания. Петербургский Комитет решил использовать выборную кампанию и широко развернуть революционное, интернационалистическое знамя социал-демократии. Эта кампания впервые за время войны открыто и легально ставила перед рабочими вопросы внутренней и международной политики царизма. И рабочие не преминули широко использовать открывшуюся возможность. Партийные организации стремились всеми способами продлить избирательную кампанию. На заводах устраивались собрания, на которых происходила встреча двух мировоззрений — революционного интернационализма, знавшего одно только отечество рабочего класса — социализм, и другого, примиренческого оборончества, находившего «отечество» рабочих даже в условиях царизма. Гнусная обстановка внутри страны связывала руки социалистам-патриотам, и поэтому они старались связать свою политику с революционными задачами, стоявшими тогда перед рабочими России.
Буржуазия всех цветов и легальная «демократическая пресса» вели агитацию за участие рабочих в военно-промышленных комитетах и всячески старались разжечь шовинистические страсти. Социал-патриоты, или «военно-промышленные социалисты», как их тогда называли, не отставали от буржуазных шовинистов. Они пустили в ход все запасы своего «марксизма» для доказательства того, что принцип «защиты отечества», красующийся на щите в.-п. комитетов, не расходится с идеями рабочей международности. Социал-патриотическая газета «Утро»83, учитывая революционное настроение питерских рабочих, играла на «боевизме» — приглашала рабочих, «ежели их не пустит туда буржуазия» — а буржуазия на самом деле очень усердно их туда заманивала, — «мозолистыми руками самим отворить их затворы».
Думская фракция Чхеидзе, обессиленная внутренним расколом — откровенным патриотизмом Чхенкели и Хаустова — занимала в вопросе об участии в военно-промышленных комитетах колеблющуюся позицию. Н. С. Чхеидзе, считавшийся левее других, все же стоял за «вхождение представителей от рабочих в ВПК». При личном свидании он очень длинно доказывал мне, что если он и стоял за вхождение, то отнюдь не для органической работы, а в интересах организации рабочих и для организации антиправительственных сил... Социал-патриоты использовали его позицию «за участие», отбросив все прилагательные. Таким образом, меньшевистская думская фракция также повинна в том одурачении рабочих, которое происходило около выборов в ВПК по всей Руси.
О размахе предвыборной работы Петербургского Комитета говорили многочисленные резолюции и наказы, принятые на громадных митингах, организованных на заводах. На гиганте Путиловском был принят особый наказ; на большинстве же других прошли резолюции, вроде следующей, принятой на заводе «Новый Лесснер»:
«Мы, рабочие завода «Новый Лесснер», обсудив вопрос об участии в военно-промышленном комитете и о выборе уполномоченных в заводские комитеты, постановили: настоящая мировая война затеяна и ведется исключительно в интересах буржуазно-капиталистического общества. Пролетариат не заинтересован в происходящей войне. Она не несет ему ничего, кроме миллионов павших на поле товарищей, миллионов искалеченных и обнищавших. Одновременно с объявлением войны центральным империям командующие классы России объявили беспощадную войну всему трудящемуся классу — пролетариату. Они задушили рабочие профессиональные союзы и просветительные общества, уничтожили рабочую печать. Они оклеветали и сослали в каторгу представителей пролетариата в Государственной Думе. И теперь, после 13 месяцев войны, после бесчисленных поражений, убедившись в невозможности победить врага внешнего, не расковав страны, они делают попытку привлечь на свою сторону рабочий класс и только вчера расстрелянных рабочих зовут защищать «отечество». Наш ответ может быть только один: пролетариат будет бороться за раскрепощение и освобождение трудящихся масс населения, к какой бы они национальности ни принадлежали. Всякую деятельность, связанную с поддержкой международной бойни, с поддержкой командующих классов, в течение веков давивших и угнетавших трудовое население, мы отвергаем. Мы признаем, что только полное крушение капиталистического, полицейско-самодержавного строя в состоянии вывести страну из создавшегося положения. Мы требуем немедленного созыва всенародного Учредительного собрания, избранного на основании всеобщего, прямого, тайного и равного избирательного права. Мы требуем немедленного восстановления всех профессиональных и культурно-просветительных организаций пролетариата, требуем свободы печати, свободы собраний и союзов. Мы признаем насущной очередной задачей момента широкую организацию рабочего класса в профессиональные, культурно-просветительные и строго классовые политические организации. Полицейско-самодержавная власть, толкнувшая страну на целый ряд катастроф, заковавшая в тяжкие арестантские кандалы, до сих пор держит под тюремным замком, в ссылке и каторге наших лучших товарищей — борцов за наше лучшее будущее. Мы требуем немедленного освобождения всех арестованных, сосланных и осужденных за политическую деятельность».
О первом собрании уполномоченных у нас сохранилось очень мало материала. Самое подробное описание событий 27 сентября 1915 года сделал, по моей просьбе, г. Сергей Нарвский (Багдатьев), посланный Петербургским Комитетом на собрание уполномоченных с мандатом путиловского рабочего Кудряшева. Это письмо мною было отправлено в ЦО «Социал-демократ» и помещено в № 50. Пользуюсь им как историческим документом и беру из него интересующие нас выдержки.
В основном, то есть в отношении к войне, большинство рабочих стояло на нашей точке зрения. Но при той путанице, которая царит в головах в нынешний период раб. движения, не мудрено, что в правильные в общем резолюции и наказы, которые принимались в большинстве заводов, проникали пункты чуждые, сознательно или бессознательно взятые из идеологии другого лагеря (ликвидаторства). В особенности этим грешили разные «примиренцы» и «объединенцы». Организация последних так-таки не вынесла определенного решения — идти или нет в военно-пром. комитеты. Они хотели бы еще созвать рабочий съезд и на нем решить этот вопрос. Искусственно соединяя элементы противоположные, они спасовали при первом же серьезном полит. испытании. На собрании уполномоченных они разошлись по своим симпатиям: к нам или к ликвидаторско-народническому блоку. Переходя далее к фактической стороне выборов, т. С. Нарвский пишет: «На собрание явилось 198 уполномоченных (всего должно было быть около 220). Предварительные собрания удалось нам сорганизовать только для части (около 60) уполномоченных, ядром которой было представительство от одного очень крупного завода. На этих предварительных собраниях была изложена предполагаемая схема поведения партии и ее сторонников на собрании уполномоченных: тут же было указано на необходимость, с точки зрения ПК, выставить на собрании таких ораторов, которые могли бы без лишних слов, смело и отчетливо изложить точку зрения интернационалистов на происходящую войну, и как следствие отсюда — неучастие рабочих в воен.-промышл. ком. Чтобы привести эти намерения в исполнение, удобнее всего было провести на собрание в качестве ораторов лиц, не избранных на заводах. Фамилии и адреса уполномоченных были официально зарегистрированы, и потому выступление самих уполномоченных с антивоенными и революционными речами могло дать администрации и прокуратуре такие возможности, какие не давали речи «неизвестных лиц», — это было важное соображение. Таких лиц на собрании было 2, то есть вовсе не столько, чтобы можно было сказать, что их голос решил вопрос. Большинство было за нами и без них. Они воздержались бы от голосования, но поднявшаяся на собрании со стороны ликвидаторов злобная и предательская болтовня о присутствии посторонних с угрозами объявить об этом тут же на собрании заставила их «назначенных» товарищей подать и свой голос, — впрочем, когда уже были подсчитаны записки и большинство наше было и без них очевидно. Нужно помнить, что вторичное голосование было по списку уполномоченных поименно: и мы, кроме того, не могли знать, что ждет нас по выходе за двери собрания. Все это великолепно знали и понимали ликвидаторы и их представители в президиуме. Но, потерпев поражение, оставшись в меньшинстве не только среди соц.-дем., но даже, несмотря на блок с народниками и беспартийными, эти лживые провозглашатели «единства» повели не только раскольническую, но и предательскую политику».
...С нашей стороны было только 2 оратора, говоривших по два раза. С противной стороны (под видом разных «течений») было произнесено свыше десятка патетических громких речей. Наши ораторы взяли в основу своих речей наказ ПК и его комментировали. Исходя из этого наказа, они предложили и форму «заявления» в воен.-пром. ком. об отказе идти туда. Заявление это было заранее выработано ПК и распространено. Сначала мы получили 95 гол., при поименном же голосовании, когда часть тов. уже ушла, думая, что вопрос решен и собрание закончится этим, так как было уже очень поздно (1 час ночи), мы получили 90 голосов, против (ликвидаторско-народнический беспартийный блок) 81 гол. В начале заседания ликвидаторы были уверены в своем большинстве. Выбор Гвоздева, а не «Кудряшева» в председатели дал им ложный признак. «Кудряшев» не попал в председатели, во-первых, потому, что несколько объединенческих интернационалистических голосов было подано за Гвоздева еще до входа на собрание «Кудряшева», а потом им «неловко было», как они говорили, голосовать за другого при перевыборах; во-вторых, в начале собрания, когда линия борьбы еще была неясна, многие не придавали значения вопросу о составе президиума Как бы то ни было, но ликвидаторы, потерпев поражение, растерялись в высшей степени. Не смея производить выборов от себя, они подняли шум и стали уходить. Потребовали ухода Гвоздева, как своего представителя в президиуме; но он отказался, заявив, что голосование, проверенное всеми способами, вполне законно и он не находит основания к уходу с собрания. Нам предстояло еще поставить на голосование наш наказ, который мы хотели приложить к заявлению. Уполномоченные из Сестрорецка84 и Ижорского завода85 заговорили о необходимости им уйти, так как приблизилось время отхода последнего поезда. Атмосфера собрания была к тому же повышена до максимума. (Заседали с 12 ч. дня, ничего не евши. ВПК угощал нас чаем, вернее, кипятком, но без сахару.)
Резолюция социал-патриотического блока до самого конца никому не показывалась, чтобы можно было утверждать о разных течениях и получить право на большее количество ораторов и чтобы не дать нам возможности разбить ее содержание. В резолюции говорилось многое такое, чего мы не слыхали от их ораторов. На некоторых заводах были арестованы несколько рабочих. На выборах в уполномоченные ликвидаторский блок вписывает этих арестованных, но еще не уволенных с завода рабочих в свой список. Масса голосует за этот список в надежде освободить тем самым этих товарищей. В середине прений на собрании уполномоченных ликвидаторы предлагают обсудить этот вопрос. Со своей стороны они предлагают обратиться в ЦВПК с предложением ходатайствовать за освобождение арестованных. Часть наших, мечтающая продолжить собрание на другой день, думает поддержать предложение отложить собрание до освобождения арестованных. Нам было ясно, что это значит сорвать собрание и разойтись окончательно, не вынесши принципиального решения относительно войны и в.-п. к. Конфликт с властью на подобной, чисто полицейской почве не имел никакого международного значения и лишал всю кампанию того значения, которое мы ей придавали. Поэтому т. «Кудряшев» выступил против предложения отложить собрание с требованием освободить арестованных. В случае ареста кого-либо из уполномоченных пролетариат постарается применить все доступные ему меры борьбы. Вместе с тем он требует освобождения уже арестованных. Предложение т. «Кудряшева» проходит. Те интернационалисты, которые колебались в этом вопросе, поняли опасность срыва собрания.
В заключение собрание уполномоченных 90 голосами приняло следующий наказ-резолюцию, выработанную Петербургским Комитетом:
«Товарищи уполномоченные петроградских рабочих должны выразить следующий взгляд их избирателей на задачи и тактику международной и, в частности, русской с.-д. в настоящий момент.
Переживаемая нами война, принесшая столько бедствий во всех странах, как воюющих, так и невоюющих, война, опустошившая и разрушившая целые страны, война, унесшая и разбившая тысячи и тысячи рабочих жизней, означает один из величайших переломов в истории человечества. Производительные силы буржуазного общества переросли узкие рамки современных национальных государств. Как в монархических, так и в республиканских странах государственная власть и ее дипломатия подчинены всецело хищническим, империалистическим интересам господствующих классов. В своей погоне за рынками сбыта и за сырьем, за сферами приложения капитала, колониями и концессиями капитал привел к дележу почти всего мира несколькими «великими» державами за наиболее лакомые куски добычи, за достижение всемирного господства, за создание всемирных империй.
Кто из них первый напал в этой войне, кто более ловкий и более сильный победителем окажется в ней, вопрос несущественный и не могущий определить тактику пролетариата. Лозунг «защиты отечества» и его разновидности — защита свободы, культуры, национальных интересов, права, морали и т. д, выдвинутый буржуазией воюющих стран и поддержанный оппортунистами в среде рабочего класса и некоторыми его, изменившими социалистическому знамени, «вождями», есть лишь прикрытие хищнических притязаний правящих классов и приманка, при помощи которой рабочий класс превращается в слепое орудие их империалистических интересов, и разбивается интернациональная солидарность, и внутри каждой страны ослабляется движение и классовая борьба рабочих. Поэтому сознательные рабочие во всех странах должны решительно выступить против этих чуждых их классовым целям лозунгов. Интернациональная пролетарская классовая борьба против интернационального империалистического истребления народов — таков социалистический завет настоящего часа. Главный враг каждого народа в его собственной стране. Враг русского народа — это царское самодержавие, крепостники-помещики, империалистская буржуазия.
Долг русского народа — бороться с этим врагом в собственной стране, объединяясь в политической борьбе против него с пролетариатом других стран, который может направлять свои удары против своих собственных империалистов, против своих правительств.
В широких слоях населения проявляется стремление к миру. Сознательный пролетариат должен направить это стремление в социалистическое русло и указать им, что не может быть длительного мира, пока существует капиталистический строй. Тем более не может быть мира пока без аннексий, контрибуций и т. д., как хотели бы некоторые «наивные» демократы. Диктовать условия мира пролетариат мог бы лишь в том случае, если бы власть была в его руках, а не в руках тайной дипломатии. На завоевание власти путем гражданской войны должны быть направлены усилия пролетариата.
Лозунг «Долой войну!» пролетариат должен осмыслить и углубить кличем «Да здравствует социальная революция».
В передовых капиталистических странах уже созрели объективные предпосылки социалистической революции. В России пролетариат должен еще добиться демократизации государственного строя, то есть добиться демократической республики. Революция сметет остатки крепостнической эпохи и, дав тем самым свободу развитию производительных сил, быстрыми шагами приблизит и Россию к условиям чисто социалистического переворота. Однако в уничтожении царской монархии и его социальной основы — помещичьего землевладения заинтересован не только пролетариат, но и крестьянство и другие слои буржуазной демократии. Поэтому пролетариат обращается к ним (буржуазной революционной демократии) с призывом поддержать его борьбу с царским правительством. Пролетариат зовет к созданию Временного правительства после низвержения самодержавия для созыва всенародного Учредительного собрания на основе всеобщего, прямого и тайного избирательного права без различия пола, национальности и религии.
Исходя из этой позиции: 1) очевидно, речи быть не может об участии представителей рабочих в ЦВП комитете.
2) Подобное участие было бы фальсификацией воли пролетариата, изменой его революционному интернационалистическому знамени.
3) Поэтому рабочие-уполномоченные должны громогласно заявить об отказе участвовать в каких бы то ни было учреждениях, способствующих войне».