А.И. Микоян
Мысли и воспоминания о Ленине
"Политиздат", 1970
О ленинском предвидении
(Вместо вступления)
О Владимире Ильиче Ленине написано много исследований, монографий, статей, воспоминаний и, несомненно, еще многое будет написано.
Для меня встречи с Лениным — это немногочисленные, но запомнившиеся навсегда беседы с ним, это живое слово Ильича на партийных съездах и конференциях, на съездах Советов, на конгрессах Коминтерна...
Впервые о Ленине я узнал, будучи учащимся средней школы, когда стал читать его книги: “Развитие капитализма в России”, “Что делать?”, “Шаг вперед, два шага назад” и др. Поэтому встречи с Лениным — это также встречи с его книгами и статьями — бесценным богатством, бездонным кладезем мудрости партии и народа, ставшими теперь интернациональным достоянием. Это более чем полувековые размышления над его мудрыми мыслями, его изумительной прозорливостью. Это, наконец, многотрудные дела его как главы первого социалистического государства и вождя партии, проявлявшиеся в огромном многообразии свершений молодой республики Советов.
Велик и многогранен Ленин, неисчерпаемо его влияние на жизнь современников, на судьбы грядущих поколений. Рассказать о Ленине все — невозможно, посильна лишь задача поделиться личным восприятием, оттенить некоторые ленинские грани, напомнить об отдельных моментах, которые представляются важными и сегодня, выделить то, что хочется воскресить в памяти, рассказать о переживаниях и впечатлениях людей старшего поколения — современников В. И. Ленина.
* * *
Что больше всего поражает и восхищает в Ленине — революционере, ученом и государственном деятеле?
Мне представляется, что в первую очередь это, пожалуй, дар предвидения. Предвидения того, как события общественной жизни будут развиваться, в каком направлении они пойдут, как будут эволюционировать различные классы, а с ними и партии и т. д.
Это был не просто дар гениального человека. Ленинское предвидение являлось результатом титанического, самоотверженного труда. Оно было качеством одновременно и революционера и ученого, который с позиций передового класса анализирует происходящие явления общественной жизни и умеет делать из них правильные заключения и выводы как стратегического, так и тактического порядка.
В связи с этим обращают на себя внимание замечательные слова самого Ленина, написанные им в декабре 1902 года: “Пусть нам не говорят, что мы преувеличиваем серьезность момента. Кто способен заглядывать дальше поверхности ряби, кто способен распознавать совершающийся в глубине процесс, тот не заподозрит нас в преувеличении” [1].
Причин того, почему прогнозы марксистов, большевиков оказывались реальными и оправдывались, а расчеты представителей буржуазии проваливались, Ленин коснулся на IX Всероссийском съезде Советов, на котором мне довелось присутствовать в качестве делегата от Нижнего Новгорода.
В отчете ВЦИК и Совнаркома о внутренней политике республики, сделанном 23 декабря 1921 года, он, в частности, говорил:
“...наш расчет, в большом масштабе взятый, оказывается более правильным, чем их расчет. И не потому, что у них нет людей, которые умеют правильно рассчитывать,— наоборот, у них их больше, чем у нас,— а потому, что нельзя рассчитывать правильно, когда стоишь на пути к гибели” [2].
И наоборот, отсюда следует, что возможность рассчитывать правильно, далеко вперед появляется, когда представляешь класс восходящий, класс, которому историей отведена роль возглавить человечество на путях общественного прогресса. Ленин, как никто другой, мастерски пользовался такой объективной возможностью.
При этом Ленин неоднократно предупреждал о пагубности недооценки возможностей классовых врагов. Он подчеркивал, что у буржуазии есть люди, которые умеют правильно рассчитывать. Но все дело в том, что идеологи капитализма не в состоянии признать за истину единственно реальную историческую перспективу — неизбежную гибель капитализма как общественной системы. В апологетике капитализма корень их фундаментальных просчетов. Однако Ленин вовсе не исключал, что в меньшем масштабе, в тактическом плане представители идущего к закату класса в тот или другой момент сделают правильные расчеты, предугадают расстановку сил и непосредственный ход событий и смогут нанести серьезные удары по тем или иным отрядам революционного движения.
Конечно, наряду с этим можно привести многочисленные примеры, когда и умудренным опытом деятелям враждебного стана не удавалось сделать правильных тактических выводов, рассчитать реальное соотношение сил. За этим, как правило, кроется недооценка сил противника, неумение трезво оценить скрытые потенции, великую революционную силу масс, поднимающихся на борьбу за свою свободу и независимость.
Нельзя не вспомнить оценок, делавшихся на Западе в трудную годину гражданской войны. Безнадежным по всем “объективным данным” им представлялось положение Петрограда осенью 1919 года. Город был почти окружен, войска Юденича заняли ближайшие к нему подступы; на суше, на Балтийском море и на озерах действовали войска и флот иностранных интервентов. В такой критической, казалось бы, безвыходной ситуации Ленин и ЦК партии, петроградский пролетариат приняли героические меры по спасению города. В дни, когда решающие бои шли и на деникинском фронте, в Петроград на это время были брошены буквально последние резервы главного командования. И враг был разбит, отброшен от славного Питера.
Горькими словами подвел итоги провалившихся “прогнозов” о неизбежности падения Петрограда тогдашний премьер-министр Франции Ж. Клемансо: “Случилось нечто такое, чего решительно никто не мог предвидеть. Россия, доведенная до крайних пределов разрухи, вся изголодавшимся, теснимая со всех сторон изнутри и извне, эта Россия вдруг точно прикоснулась к какому-то источнику живой воды и ощутила в себе такую мощь, что отразила и последний удар Юденича и Родзянко — удар, как всем казалось, смертельный”. Опьяненные победой над Германией, Клемансо и иже с ним оказались не в состоянии правильно рассчитать возможности сторон, ход и исход событий даже на таком коротком отрезке истории.
Еще большую слепоту проявил за полтора года до этого посол германского кайзера в Москве граф Мирбах. 25 июня 1918 года, давая оценку положения в Советской России, он писал и Берлин: “Мы, несомненно, находимся у постели тяжелобольного, который случайно может еще показать видимость улучшения, но кончина которого предрешена”.
Мирбаху не повезло. Он был лишен, в отличие от Клемансо, возможности лично убедиться в провале своего “исторического пророчества” в силу того, что через несколько дней после этого письма был сражен пулей террориста левого эсера Блюмкина.
Чем же Ленин достигал высшей степени точности своих расчетов? Прежде всего, он был вооружен идеями Маркса и Энгельса, отлично владел методом материалистической диалектики, который он домел до совершенства, применяя его к условиям современности Этот метод — лучшее оружие распознании сущности общественных явлений и тенденций, определяющих развитие жизни. “Чудесное пророчество есть сказка, говорил Ленин.— Но научное пророчество есть факт” [3].
Изучая общественные процессы, Ленин озарил практику светом научной теории, одновременно проверяя и совершенствуя теорию на уроках опыта Его выводы обогащали теорию. Вот почему события, как правило, развивались “по Ленину” так, как он их предвидел.
К Ленину с полным основанием можно отнести оценку, данную им самим Энгельсу. В 1918 году в “Правде” в специальной статье под заголовком “Пророческие слова” Ленин рассказал о том, как Энгельс, еще 30 лет назад предсказал, что в Европе дело идет к мировой войне, что начнет эту войну Германия и участвовать в ней будут многие миллионы солдат. Война эта, писал Энгельс, будет продолжаться 3—4 года. Она принесет с собой разорение и всеобщее истощение, расстройство торговли и промышленности, “голод, эпидемии, всеобщее одичание как войск, так и народных масс, вызванное острой нуждой...”.
Энгельс предвидел такой крах старых государств, когда короны дюжинами валяются по мостовым...”. Результатом войны, несомненно, будут “всеобщее истощение и создание условий для окончательной победы рабочего класса”.
Ленин восклицал: “Какое гениальное пророчество!” И далее: “Кое-что из того, что предсказал Энгельс, вышло иначе: еще бы не измениться миру и капитализму за тридцать лет бешено быстрого империалистского развития. Но удивительнее всего, что столь многое, предсказанное Энгельсом, идет, “как по писаному”. Ибо Энгельс давал безупречно точный классовый анализ...” [4].
Еще Маркс и Энгельс писали, что центр мирового революционного движения постепенно перемещается из Западной Европы в Россию, что скорее всего “толчок” придет из России и что “это будет ближайшим поворотным пунктом во всемирной истории”. Такую точку зрения разделяли тогда и западноевропейские социал-демократы. Так, Каутский, который в то время был еще марксистом, в 1902 году прислал в ленинскую “Искру” статью, в которой писал: “Новое столетие начинается такими событиями, которые наводят на мысль, что мы идем навстречу дальнейшему передвижению революционного центра, именно: передвижению его в Россию”.
Вот такой же безупречно точный классовый анализ событий своего времени давал Ленин. Именно Ленин, и только Ленин, был тем человеком, который лучше других отразил нашу эпоху — ее главные закономерности и основные направления развития, вскрыл ее противоречия и приоткрыл перспективы, подметил необычайное ускорение самого исторического процесса.
Ленин научно доказал неотвратимое приближение первой русской революции 1905 года и предвидел огромное международное значение, которое она будет иметь.
Уже тогда Ленин проявил замечательное умение сосредоточиться на главных вопросах, выбрать центральное звено, ухватившись за которое, как он любил говорить, можно вытащить всю цепь. Таким звеном на первых порах была общерусская партийная газета, которая могла бы помочь осуществлению главной цели — созданию партии нового типа. В 1902 году в книге “Что делать?” Ленин писал: “Дайте нам организацию революционеров — и мы перевернем Россию!”. Ленин никогда не пользовался пустыми, пышными фразами. Он делал продуманные, научные выводы. И в этом случае он не только сказал: “Дайте нам организацию революционеров”,— а вместе со своими соратниками выпестовал такую организацию — партию нового типа, партию коммунистов.
Почему наша партия стала партией нового типа? Хотя бы потому, что она не только требовала от каждого ее члена полной убежденности в коммунизме, принципиальности, беспредельной преданности, но и обязывала его работать на дело революции, ведя за партией массы трудящихся, бороться, не жалея жизни.
И вот через 15 лет, в октябре 1917 года, сбылось ленинское предвидение: Россия была перевернута, колесо истории человечества повернулось в новом направлении — к социализму.
Ленин-революционер был одновременно и выдающимся мыслителем, крупнейшим ученым. Но не во имя науки вообще. Он рассматривал науку, теорию прежде всего как могучий рычаг революционной борьбы, как маяк, освещающий ей путь. Например, до 1908 года Ленин специальных философских трудов не писал. После поражения революции 1905--1907 годов наступил период реакции. Именно в этих условиях некоторые видные деятели Большевистской партии, такие, как Богданов и Луначарский, не только образовали оппозиционную фракцию в партии, но и стали на идеалистические позиции в вопросах философии, ударились даже в богоискательство. Ленин увидел, что идеалистическая философия и махистское мировоззрение, проникая в ряды партии, могут нанести ей тяжелый ущерб. Он убедился, что именно эта область знания превратилась и важнейшее звено внутрипартийной борьбы и в России, и на международной арене. Еще активнее, чем прежде, взялся Ленин за изучение философских трудов и новейших научных открытий в области естествознания. Написанная им и этот период гениальная книга “Материализм и эмпириокритицизм” и другие его работы явились не только защитой марксизма, материализма от новейших форм идеализма, но и новым словом в философии марксизма. По своей сущности они были обращены в будущее, указывали пути выхода естественных наук из кризиса, который те тогда переживали. Ленин разбил в пух и прах получившие в то время широкое хождение идеалистические и метафизические концепции и спас партию от грозившего ей с этой стороны удара.
Тут нельзя не учитывать и другую сторону вопроса. Каутский, как известно, утверждал, что философия — это частное дело члена партии и партия не должна вмешиваться в его философские взгляды. Ленин же не допускал и мысли об отделении философии от политики.
* * *
Знаменательно, что еще в 1905 году, в самый разгар революции, Ленин разработал теорию перерастания буржуазно-демократической революции под гегемонией пролетариата в революцию социалистическую.
В сентябре 1905 года в статье “Отношение социал-демократии к крестьянскому движению”, опубликованной в газете “Пролетарий”, Ленин писал: “...от революции демократической мы сейчас же начнем переходить и как раз в меру нашей силы, силы сознательного и организованного пролетариата, начнем переходить к социалистической революции. Мы стоим за непрерывную революцию. Мы не остановимся на полпути” [5].
В 1915 году в небольшой статье “О лозунге Соединенных Штатов Европы” Ленин высказал гениальную идею, которая как молния озарила сознание революционеров. Победа социализма, утверждал Ленин, возможна первоначально в небольшой группе стран, может быть, даже только в одной, отдельно взятой стране. Это было откровением, новым словом в марксизме и явилось, как известно, одним из величайших предвидений Ленина.
Это вовсе не было случайной идеей, это было результатом огромной, плодотворной теоретической деятельности Ленина над проблемами эпохи империализма, гениальным ее итогом. Открыв закон небывалого усиления неравномерности политического и экономического развития капиталистических стран в эпоху империализма, Ленин пришел к смелому .выводу о возможности победы социализма вначале даже в одной стране.
Не случайно и то, что к такому выводу Ленин пришел в разгар первой мировой империалистической войны. Когда разразилась война, социалисты европейских стран, заседавшие в парламентах, голосовали за военные кредиты, став тем самым на сторону своей национальной буржуазии и прекратившись в социал-шовинистов. И только большевики, депутаты царской государственной думы, руководствуясь указаниями Ленина, выступили против войны. Вскоре депутаты-большевики были арестованы и сосланы в Сибирь.
Ленин сразу же выступил против войны. Он выдвинул лозунг: превратить войну империалистическую в войну гражданскую, войну наций против наций превратить в войну класса против класса, в войну рабочего класса, за которым несомненно пойдет и трудовое крестьянство, против буржуазии собственной страны.
Если бы в каждой европейской стране или хотя бы в ряде решающих стран социалистические партии подняли тогда свой рабочий класс против собственной буржуазии, то ясно, какие социальные и международные последствия проистекли бы из такого единственно правильного, марксистского, революционного поведения пролетарских партий в империалистическую войну.
Призывая к гражданской войне, Ленин заглядывал вперед: к чему такая революционная, классовая война может привести, какие цели должны поставить перед собой коммунисты в такой войне.
Это, по-видимому, и было главным стимулом к постановке Лениным кардинального вопроса — о соединении борьбы рабочего класса с национально-освободительной борьбой. Тем самым был поставлен вопрос о взаимной помощи двух революционных сил: пролетариат помогает народам колоний в борьбе за независимость и получает помощь от народов, поднявшихся против колонизаторов.
В результате глубокого анализа Ленин отчетливо сформулировал мысль о том, что конечной целью гражданской войны станет социалистическая революция в развитых капиталистических странах, которая послужит толчком к усилению освободительной революции в угнетенных странах.
В то время, когда Ленин писал, что социалистическая революция возможна в одной стране, он, судя по всему, имел в виду Россию, хотя и не называл ее. Имении Россия оказалась ближе всего к осуществлению этой возможности. здесь завязался главный узел всех политических и экономических противоречий, сюда переместился с Запада центр революционного движения. Россию Ленин знал как никто другой. Находясь в Швейцарии, Ленин хотя и сетовал на то, что трудно из этого проклятого далека разобраться в происходящем в России, но он чувствовал пульс ее общественной жизни, видел развитие противоречий, раздиравших русское общество, яснее, чем товарищи, находившиеся на родине, многие из которых томились в тюрьмах и ссылке. Это тот редкий случай, когда издали действительно оказалось виднее. Это — свидетельство гениальности Ленина.
Когда в феврале 1917 года самодержавие было свергнуто, в сознании Ленина уже была готова мысль о том, что именно Россия должна стать первой страной социализма. Об этом в марте 1917 года, до приезда в Россию, Владимир Ильич писал в знаменитых четырех “Письмах из далека” (сохранилось и начало пятого, не дописанного им письма). В них проводилась мысль, что в России победила буржуазно-демократическая революция, но это только первый этап, а сейчас приходит черед второго этапа — этапа социалистической революции. Однако из четырех писем, посланных Лениным в Петроград для помещения в центральном партийном печатном органе, было опубликовано только одно, первое письмо, да и то с сокращениями и изменениями некоторых важных мест. Последующие письма вообще не были тогда опубликованы.
Как в центре, так и на местах в партийных кругах не было еще понимания того, что после Февральской революции возможно сразу поставить в повестку дня переход к революции социалистической. Хотя в сознании старых большевистских кадров жили ленинские идеи 1905 года о перерастании революции и гегемонии пролетариата и буржуазно демократической революции, довольно широко было распространено и такое представление, что после победы буржуазно-демократической революции должен пройти какой-то период для выполнения общедемократических задач, для созревания условий социалистической революции. В этом легко убедиться, перелистав большевистские газеты того времени— до апреля 1917 года. Я был тогда молодым коммунистом, работал на Кавказе и помню такого рода умонастроения партийных товарищей.
В этом таилась большая опасность. Нельзя забывать, что суть меньшевистского понимания хода революционного процесса заключалась в том. что они видели одну только экономическую и культурную отсталость России и утверждали, будто между буржуазно-демократической и социалистической революциями должна пролегать длительная полоса капиталистического развития.
Такая опасность непосредственно угрожала революционной практике. Недопонимание задач, вставших перед партией после свержения самодержавия, питало тенденцию к сближению с меньшевиками, в ряде городов имело место даже фактическое объединение с ними. И это продолжалось до тех пор, пока Ленин, вернувшись из эмиграции, не положил конец шатаниям в партии в области теории и практики. Ленин сразу поставил вопрос о полном размежевании с меньшевиками, с тем чтобы не оставить ничего связывающего с ними, вплоть до немедленного переименования партии — из социал-демократической в коммунистическую.
Ленин был великим стратегом классовых битв пролетариата, умевшим сочетать необыкновенную смелость мысли с ясностью лозунгов. Достаточно сказать о его гениальных Апрельских тезисах, которые дали партии курс па социалистическую революцию и России.
Революционная сознательность и классовое чутье петроградских большевиком ярко проявились в том, что петроградская организация в подавляющем большинстве сразу приняла его тезисы и взяла их на вооружение. Этот факт оказал огромное влияние на партийные организации других городов. Партии удалось быстро и относительно безболезненно воспринять новые ленинские идеи о задачах и тактике социалистической революции в России и перейти к их осуществлению.
Помню, какое исключительно большое впечатление произвело это открытие—ленинский призыв к социалистической революции — на меня и моих товарищей. В более глубоком понимании смысла поворота в генеральной линии большевиков мне помог следующий факт. Старый большевик Миха Цхакая, который ехал вместе с Лениным из швейцарской эмиграции через Германию, в начале мая, после Апрельской конференции, прибыл в Баку и привез нам комплекты журнала “Коммунист”, газеты “Социал-демократ” и другую партийную литературу, издававшуюся в Швейцарии во время войны. Я с жадностью набросился на этот клад и стал читать.
Тогда-то мне и стало ясно, что вопрос о характере и темпах перерастания предстоящей русской революции в социалистическую был по-новому теоретически осмыслен Лениным еще в эмиграции. В первые недели после свержения царизма Ленин сделал четкие, конкретные практические выводы.
В 1917 году Россия была уже не та, что в 1905-м. Ленин видел, что в экономическом отношении она продолжает быть страной отсталой, и никто, наверное, не говорил столь горьких слов по этому поводу, как он сам. Но он придавал еще большее значение тому, что промышленность за последнее десятилетие получила заметное развитие, продвинулась вперед концентрация производства и известная централизация капитала. Выросли мощные очаги концентрации пролетариата: Петроград, Москва, Донбасс, Урал, Баку, Варшава, Нижний Новгород, Рига и др. Обобщая эти изменения, Ленин указывал, что Россия превратилась в страну со средним уровнем развития капитализма, и перешла в империалистическую стадию. Раздиравшие российское общество противоречия обострились до крайнего предела. Обстановка усугублялась поражениями на фронтах вследствие неспособности царизма и русской буржуазии справиться с создавшимся положением.
Ленин раньше других увидел, что господствующие классы окончательно потеряли способность управлять, вывести страну из того кризиса по всем линиям, в который она зашла. А народ не только не желал больше жить по-старому, но и нем уже созрели силы, способные взять на себя руководство государством.
Прошло менее семи месяцем после призыва Ленина к переходу к социалистическому этапу революции, и в октябре 1917 года была одержана историческая победа, оправдалось и это ленинское предвидение.
Чтобы представить себе всемирно-историческое значение выдвинутого Лениным лозунга о переходе к социалистическому этапу революции, задаешься вопросом: какая судьба ожидала русскую революцию, если бы задача перехода к социалистической революции была выдвинута, скажем, через год-два?
Нелегко, конечно, ответить точно на такой гипотетический вопрос. Но все же можно предположить, что буржуазная Учредиловка через пару лет дала бы куцую аграрную реформу, которая удовлетворила бы верхушечные слои деревни и в какой-то мере, на время успокоила большинство крестьянства. Так или иначе окончилась бы война и большая часть солдат разошлась по домам. В результате этих и иных подобных факторов исчезла бы благоприятная революционная ситуация лета и осени 1917 года, и пролетариату во много раз труднее было бы совершить социалистическую революцию, ее сроки отодвинулись бы на неопределенное время.
История зло посмеялась над расчетами и прогнозами меньшевиков. Ветеран марксизма в России Г. В. Плеханов (он был старше Ленина на 14 лет, и Ленин в ранние годы считал его своим учителем) вернулся из эмиграции почти одновременно с Лениным. В июне 1917 года, как бы в противовес ленинским Апрельским тезисам, Плеханов также сформулировал концепцию меньшевизма в отношении социалистической революции в России:
“Русская истории еще не смолола той муки, из которой будет со временем испечен пшеничный пирог социализма”.
Вдумайтесь в эти слова!
Плеханов не чувствовал, не видел, что русская история уже перемолола муку и изготавливает тесто, из которого в октябре того же года приступит к выпечке социалистического пирога. Это была смерть русского меньшевизма: четыре месяца спустя после этих “вещих” слов в России победила социалистическая революция.
В таком же глупом положении оказался и лидер европейской социал-демократии Карл Каутский. Когда в Петрограде победила социалистическая революция, он утверждал, что большевикам и двух недель не удержаться у власти. Так проявилось банкротство правой и центристской социал-демократии в Европе.
Поразительным было умение Ленина предвидеть не только исторические повороты в развитии общества, не только формулировать стратегическую линию борьбы класса и партии, определять наличие революционной ситуации, но и с безукоризненной точностью предугадывать тактические повороты и зигзаги событий, действовать сообразно обстановке текущих событий, а подчас и данного конкретного, решающего дня.
Ленин всегда придавал огромное значение не только анализу объективной обстановки, но и субъективным факторам, влияющим на ход революционных событий.
Я уже говорил выше о роли, которую отводил Ленин партии, такой партии, какая была создана им в России. Небольшая партия, насчитывавшая к марту 1917 года всего лишь около 24 тыс. членов, объединила через полгода уже 350 тыс. человек, встала во главе рабочих и крестьянских масс, повела их за собой и одержала победу в стране со 150-миллионным населением.
Какое огромное впечатление произвело тогда, как сильно звучит и сегодня, по прошествии полувека, заявление, сделанное Лениным в июне 1917 года на I Всероссийском съезде Советов. Когда меньшевистские лидеры заявили на съезде, будто в России нет политической партии, которая выразила бы готовность взять власть целиком на себя, Ленин воскликнул: “Есть!” [6].
Враги частенько обвиняли большевиков в антигуманизме, объявляя их сторонниками только вооруженных методов борьбы. Такое обвинение ни на чем не основано. Еще Маркс предупреждал коммунистов: “Восстание было бы безумием там, где мирная агитация привела бы к цели более быстрым и верным путем”[7]. Такой же точки зрения придерживался и Ленин.
В условиях царской тирании партия, естественно, ориентировалась на вооруженное восстание для победы революции. Большевики были воспитаны в этим духе, нас всегда учили, что только таким путем можно прийти к победе, что правящие классы России не уступит власти без боя. Превращение империалистическом войны в гражданскую открывало дорогу революции.
Поэтому можно себе представить, какое потрясающее впечатление производило на нас всех, когда в определенные моменты в 1917 году Ленин выступал за мирное развитие революции. В конкретной и особой ситуации двоевластия он провозгласил лозунг мирного перехода всей власти к Советам рабочих и солдатских депутатов.
Двоевластие после Февраля, как известно, выражалось в том, что было буржуазное временное правительство и были Советы. Рабочие и солдаты слушались своих Советов, у которых была фактическая сила. Но большинство в них составляли, однако, меньшевики и эсеры. Ленин стоял тогда за передачу всей полноты власти даже таким Советам, исходя из того, что в ходе развития революции большинство в них перейдет к большевикам.
Ленин — страстный революционер. В создавшейся тогда революционной ситуации он рвался к победе и все делал для ее приближения. Но Ленин одновременно являл пример трезвости и спокойствия в самые острые моменты, когда иные начинали горячиться и даже теряли голову. Еще в июне 1917 года, когда некоторые участники конференции военных организаций в Петрограде требовали немедленного приступа к вооруженному восстанию, Ленин выступил против такого способа захвата власти, так как мирные возможности развития не были исчерпаны да и армия не была еще готова поддержать рабочих.
И к самому мирному пути развития революции Ленин относился чрезвычайно серьезно, все время напоминая, что мирный путь возможен только при создании огромного перевеса революционных сил и что всегда надо быть готовым к тому, что контрреволюция в любой момент может навязать нам кровопролитие.
Весьма примечательны в этом отношении мысли Ленина, изложенные им 17(4) марта 1917 года, перед самым отъездом из Цюриха на родину, в письме к Коллонтай. Ленин писал, что сейчас на очереди организация масс, пробуждение новых слоев, в том числе создание ячеек в войсках, и “вооруженное выжидание, вооруженная подготовка более широкой базы для более высокого этапа” [8].
В июле того же 1917 года, после расстрела Временным правительством мирной демонстрации рабочих Петрограда, обстановка резко изменилась и создалась новая ситуация. Окончился период двоевластия, отпала возможность дальнейшего мирного развития революции, и Ленин, не колеблясь, выдвигает новый план — план подготовки вооруженного восстания.
И здесь проявился гений Ленина как стратега и тактика революции, политического руководителя, вождя партии и народа.
Однако и в новой обстановке Ленин с пристальным вниманием следит за малейшими, даже очень кратковременными возможностями, открывающимися для мирного пути пролетариата к власти.
После провала попытки генерала Корнилова захватить власть, когда не только большевики и шедшие за ними трудящиеся, но и широкие массы членов мелкобуржуазных партий поднялись на защиту революции, на короткое время опять создалась иная ситуация. Меньшевики и эсеры решили не идти в правительство вместе с кадетами, главной партией буржуазии.
1 сентября 1917 года Ленин в статье “О компромиссах” писал: “Теперь наступил такой крутой и такой оригинальный поворот русской революции, что мы можем, как партия, предложить добровольный компромисс — ...наш возврат к доиюльскому требованию: вся власть Советам, ответственное перед Советами правительство из эсеров и меньшевиков”.
Такая возможность представлялась “может быть всего в течение нескольких дней или на одну — две недели”, но это “могло бы обеспечить, с гигантской вероятностью, мирное движение вперед всей российской революции...” [9].
На такой компромиссный шаг большевики, но словам Ленина, могли идти “только во имя этого мирного развития революции — возможности, крайне редкой в истории и крайне ценной...”[10].
Статья “О компромиссах” в силу обстоятельств не попала в редакцию своевременно, а уже черен три дня, когда Ленин увидел новый зигзаг в развитии революции, он констатировал: “Пожалуй, те несколько дней, в течение которых мирное развитие было еще возможно, тоже прошли” [11].
Все это иному человеку может показаться эпизодом мимолетным, не представляющим большого теоретического и даже практического интереса. На самом деле это совсем не так: здесь проявилась примечательная черта ленинского гения. Вторично на протяжении полугода он возвращается к идее мирного развития русской революции в социалистическую Это была возможность, внезапно возникшая и так же внезапно, прежде чем успели высохнуть чернила, исчезнувшая.
Статья была послана Лениным в редакцию уже после, с просьбой озаглавить ее “Запоздалые мысли”. “...Иногда, может быть, и с запоздалыми мыслями ознакомиться небезынтересно” [12], приписал к ней 3 сентября Ленин. Действительно, какой большой теоретический интерес и сегодня представляют собой “запоздалые” мысли великого Ленина!
Но важна еще и другая сторона дела. Ставя вопрос о вооруженном восстании, рассматривая его, вслед за Марксом, как искусство. Ленин продолжал оставаться величайшим гуманистом, проявлял постоянную заботу о том, чтобы восстание было подготовлено настолько тщательно и момент для него выбран настолько удачно, чтобы оно произошло наиболее безболезненно и с наименьшими жертвами для трудового люда. Это и было классическим образом осуществлено под лекинским руководством в октябре 1917 года.
В этом смысле исключительный интерес представляет письмо Ленина в ЦК партии от 24 октября 1917 года, в канун революции. Мы вновь и вновь поражаемся прозорливости Ильича, его уверенности в силе партии, рабочего класса, умению почувствовать и вовремя определить подготовленный ходом истории момент для решающего выступления. Величие и драматизм ситуации заключались и том, что следовало в одну ночь подвести итог многолетней, изнурительной борьбе. Именно в эту ночь, иначе будет поздно. Ленин тверд, решителен, настойчив, требователен.
Таково было веление исторического момента. В ЦК раздавались голоса: повременить, накопить еще силы, а потом уже выступить. Предлагали подождать съезда Советов, чтобы он провозгласил начало восстания. Но и противник мог накопить силы, перегруппировать их, нанести упреждающий удар. Поэтому Ленин и писал в тот день: “История не простит промедления революционерам, которые могли победить сегодня (и наверняка победят сегодня), рискуя терять много завтра, рискуя потерять все” [13].
Ленин обосновывает право на вооруженное выступление, на насилие во имя высших интересов трудящихся и всего народа: “...народ вправе и обязан решать подобные вопросы не голосованиями, а силой...
Это доказала история всех революций, и безмерным было бы преступление революционеров, если бы они упустили момент, зная, что от них зависит спасение революции, предложение мира, спасение Питера, спасение от голода, передача земли крестьянам...
Промедление в выступлении смерти подобно” [14].
Глубочайшей заботой об интересах народа проникнуты эти слова! И 24 октября, как настаивал Ленин, власть была захвачена. Всероссийскому съезду Советов, собравшемуся 25 октября, было доложено, что власть находится в руках Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов в лице его Военно-революционного комитета.
Предсказание Ленина сбылось. История в течение нескольких месяцев напряженнейшей борьбы подвергла испытанию, проверке и полностью подтвердила прогноз, политику и тактику Ленина. Октябрьская революция — величайшее событие мировой истории. Она действительно повернула руль истории, положив начало всеобщему революционному обновлению мира.
Ленин был великий стратег и государственный деятель, он предвидел ход исторических событий. Это отчетливо видно на примере Брестского мира (1918 год). Первые три-четыре месяца победоносная революция в России “переживала период сравнительной и в значительной мере кажущейся самостоятельности и временной независимости от международных отношений”[15]. Империалисты в этот период были настолько заняты войной между собой, что им было не до Советской России, которая этим пользовалась. “Буржуазия, находясь в мертвой схватке борьбы друг с другом, была парализована в своем наступлении па Россию”[16].
По вскоре, как и предполагал Ленин, выяснилось, что ни Германия, ми Антанта понес не склонны предоставить Советской республике спокойно существовать. Германская армия перешла в наступление, захватила Украину, Белоруссию, Прибалтику. Одновременно к вторжению готовились и страны Антанты, признавшие в марте 1918 года на конференции Англии, Франции и Италии и Лондоне необходимость союзной интервенции в Восточной России.
Соотношение сил было совсем не в пользу Советской России. Более того, царская армия разложилась и начала распадаться еще до Октября. Провозглашенный в октябре лозунг о мире был воспринят вконец измотанными солдатскими массами с восхищением. Солдаты и офицеры расходились по домам. Большевики еще только приступили к созданию новой, социалистической армии. Среди офицеров сторонников Советов было крайне мало. Красная гвардия-—малочисленна, не способна противостоять регулярной армии кайзера.
Ленин видел, что нужен мир, нужна передышка, чтобы организоваться, укрепить власть, дисциплину, начать налаживать транспорт, экономику, создать армию, выждать, пока изменятся международные условия, произойдет подъем революционного движения па Западе.
Путь к этому был лишь один — пойти на временные территориальные уступки империалистам, лавировать, отступить хоти бы “в полупорядке”, как выражался Ленин, для того, чтобы сохранить все, что можно сохранить, прежде всего то, что выше всего,— начавшуюся социалистическую революцию и Советскую власть. Не считаясь с революционными эмоциями, отвергая точку зрения тех, которые “пытаются ответить относительно тактики революции на основании непосредственного чувства” [17], пойти на унизительный, “похабный” мир.
Ни Ленин оказался в трудном положении, одно время даже в меньшинстве в ЦК партии. Возникла угроза раскола партии.
Отвергая мир, одни (“левые коммунисты”) требовали революционной войны против германского империализма. Московское областное бюро партии приняло резолюцию, требующую начать революционную войну и биться даже вплоть до утраты Советской власти. Это была опасная, авантюристическая линия “левизны”. Как выявилось на IV чрезвычайном Всероссийском съезде Советов, она смыкалась с линией оппозиционных правых партий.
Другие поддерживали Троцкого, который выдвинул лозунг “ни мира, ни войны”. Фактически это означало открыть ворота для немецкого вторжения.
Ленин доказывал, что в этот момент решается судьба революции: или перемирие с немцами, передышка, дающая выигрыш во времени, или гибель Советской власти. Он боролся в ЦК партии как лев, он заявлял даже, что если не будет принят мир, то он уйдет с поста председателя правительства и из состава ЦК.
По вине ведшего переговоры Троцкого Брестский мир был подписан только 3 марта 1918 года.
Ленин воевал за этот мир и отвоевал его. Борьба вокруг Брестского мира — ярчайший, классический пример того, как надо организовать отступление для передышки, чтобы перейти снова к наступлению. Уметь совершать такие маневры далеко не просто Это было настоящее отступление. Оно было необходимо для того, чтобы подготовить партию, страну для нового наступления. Искусство обеспечивать в необходимых случаях организованное отступление, которое даже труднее, чем вести наступательные бои.
Интересно еще и то, что Ленин не пытался делать прогнозы о возможных сроках передышки, ибо для этого не было достаточных данных. Он неоднократно высказывался по этому поводу. На VII съезде партии: “Не розовые краски я рисую насчет передышки; никто не знает, сколько будет продолжаться передышка, и я не знаю. Смешны потуги тех, которые стараются из меня выжать, сколько будет продолжаться передышка” [18]. Вновь на IV съезде Советов Ленин упорно отказывается дать прогноз, не имея для этого данных: “...Меня приглашают ответить на вопрос: неделю, две или больше будет передышка? Я утверждаю, что на всяком волостном сходе и на каждой фабрике человека, который от имени серьезной партии с подобным вопросом будет выступать к народу, его народ высмеет и прогонит вон, потому что на всяком волостном сходе поймут, что нельзя задавать вопросы о том, чего нельзя знать”. И еще раз о том, что спрашивают, ““надолго ли эта передышка?”, на это ответить нельзя, потому что не было международной объективной революционной ситуации” [19].
Вот как ответственно и серьезно подходил Ленин к прогнозам и предсказаниям: при отсутствии необходимых для этого фактов и обстоятельств никакими силами предсказаний выжать из него было невозможно.
Прошло всего лишь около восьми месяцев. Германия потерпела поражение, в ноябре там вспыхнула революции. Постановка коренным образом изменилась, и по предложению Ленина ВЦИК издал декрет об аннулировании Брестского договора. “Похабный” мир был похоронен.
Жизнь еще раз подтвердила правильность избранной Лениным тактики в сложнейших и невыгодных условиях. Эта тактика была частью ленинского стратегического плана на закрепление Советской России в международных отношениях, постепенного укрепления ее между па родного положения, на принуждение империалистов к сосуществованию с новым строем, на использование в этих целях противоречий между ними.
И своих предвидениях Ленин опирался на опыт революционных масс, на опыт партии в целом и ее руководящего коллектива, на глубокий и всесторонний анализ жизни. Этим он и отличался от кабинетных “оракулов” разных мастей. Превыше всего ставил он творчество масс, считал его основой общественных процессов и неисчерпаемым источником революционной энергии, ибо, как он подчеркивал, “ум десятков миллионов творцов создает нечто неизмеримо более высокое, чем самое великое и гениальное предвидение” [20].
* * *
Ленинское научное предвидение было обращено в будущее. Именно Ленин выдвинул коренные вопросы общественного развития на долгие годы вперед. Поэтому ленинское учение продолжает оставаться живым, в нем черпают силы новые и новые поколения революционеров.
Не ставя задачей даже назвать все поставленные и решенные Лениным важнейшие вопросы, хотелось бы обратить внимание читателя лишь на некоторые из них.
Это — ленинское учение об империализме как высшей и последней стадии капитализма, о его развитии в направлении государственно-монополистического капитализма, приобретшего теперь столь реальные формы и содержание.
Это — ленинское учение о социалистической революции, о многообразии путей и форм перехода от капитализма к социализму, подтверждаемое ныне всем ходом мирового революционного процесса.
Это — ленинские планы построения социализма в Советском Союзе, сочетания национального и интернационального начал. Планы индустриализации страны, кооперирования крестьянства в условиях диктатуры пролетариата, осуществленные по ленинским заветам в Советском Союзе и осуществляемые в наше время большой группой стран, объединяющих свои усилия на пути к общей цели — коммунизму.
Это — ленинские идеи об объединении борьбы международного рабочего класса с национально-освободительным движением, его предвидение гибели колониальной системы, появления реальных возможностей перехода отдельных стран в соответствующих условиях к социализму, минуя капитализм.
Это — ленинские установки на длительное сосуществование и борьбу двух систем, конечная цель которой — всемирная победа нового строя.
И многое, многое другое.
Огромны, поистине беспредельны и трудно постижимы широта ленинской мысли, круг охваченных им проблем. Но все, о чем он думал, что творил, чему посвятил свою жизнь и борьбу, нее подчинено одной светлой цели — социалистической революции, коммунизму. Он отчетливо представлял очертании этого будущего, естество и душу коммунизма.
Об этом образно писал Максим Горький: “...Владимир Ильич Лепим так хороню знал историю прошлого, что мог и умел смотреть па настоящее из будущего... Он умел и мог делать ото — мне кажется потому, что половиною великой души своей жил и будущем; железная, но гибкая логика его показывала ему отдаленное будущее в формах совершенно конкретных, реальных” [21].