Новая дискуссия, навязанная Троцким

Опасения, высказанные Лениным накануне XI партийного съезда, что Троцкий может попытаться вновь начать открытую борьбу против ЦК, нашли подтверждение менее чем через два года.

В 1923 году, когда Ленин был тяжело болен и лишен возможности принимать какое-либо участие в партийной жизни, Троцкий навязал партии новую дискуссию. Он начал атаковать партийное руководство и партийный аппарат, заигрывая с учащейся молодежью, объявив ее — ни больше, ни меньше — барометром партии. Он противопоставлял и натравливал эту молодежь на рабочую часть партии и на ее основные кадры. Он явно добивался слома ленинского партийного аппарата и устранения ленинских партийных кадров. Его конечная цель как и прежде состояла в захвате руководства партией и изменении ее политики.

Сперва в стенах ЦК, а затем в открытой, навязанной им дискуссии Троцкий добивался ревизии ленинской генеральной линии, вопреки Ленину отрицал возможность построения социалистического общества в СССР без победы мировой революции.

Находясь тогда в Ростове, я от приезжавших из Москвы товарищей узнал, что там в вузах и некоторых учреждениях идет горячая дискуссия, в ходе которой происходят резкие оголтелые нападки троцкистов на партию, на ее линию.

Никакой информации от ЦК партии о начавшейся дискуссии мы не имели. Из сообщений товарищей я не мог составить ясного представления, какие конкретные аргументы выдвигает оппозиция против ЦК партии и каково вообще идеологическое содержание ее новой платформы.

Вот почему я выехал в Москву. Там я провел первый же день на собраниях в МГУ. С утра и до вечера, с небольшим перерывом, там происходили очень шумные дискуссионные выступления. Сидел я почти в последних рядах, намерения выступать у меня не было — хотелось только побольше послушать и разобраться самому, о чем идет спор.

Выступали главным образом разные оппозиционные ораторы. Как помнится, особенно разнузданными были демагогические выступления Рязанова и Мдивани. Ораторы они были довольно искусные и сумели добиться шумного одобрения и аплодисментов присутствующих.

Сторонников линии ЦК среди выступавших было очень мало, и выступали они не на высоком уровне. Фактически толковой защиты линии партии не было, а нападки на нее носили резкий, явно антипартийный характер. Я был удручен атмосферой, царившей на этих собраниях.

На следующий день я решил выступать на дискуссионном собрании медицинского факультета МГУ. У меня была цель — ударить по оппозиционерам, а заодно проверить и себя — смогу ли я найти нужные аргументы, чтобы убедить аудиторию в правоте линии партии и отбить атаку на нее со стороны оппозиции.

Мне удалось убедить собравшихся в неправильности установок оппозиции, склонить большинство на сторону ЦК партии.

После этого собрания я зашел на квартиру к Сталину и рассказал ему обо всем, что видел и слышал в МГУ, а также о том, что, по полученным мною из бесед сведениям, во многих вузах и ряде учреждений троцкисты на собраниях одерживают верх.

В результате, с возмущением заявил ему, создается впечатление, что в столице нет Московского комитета партии и все пущено на самотек.

Я был возбужден и выразил неудовольствие и поведением ЦК, который, по-моему, тоже самоустранился от фактически уже начавшейся в столице дискуссии и тем облегчает возможность троцкистам запутать неопытных товарищей в надежде на легкую победу.

Я спросил Сталина, почему ЦК до сих пор молчит, когда собирается выступить и как.

Помню, что я был удивлен, с каким невозмутимым спокойствием меня выслушал Сталин. Он сказал, что для волнений нет особых оснований. Все члены Политбюро решили выступить единым фронтом прочий Троцкого и его сторонников и почти уже закончили подготовку проекта постановления Политбюро ЦК и Президиума ЦКК “О партстроительстве”, в котором разоблачается антиленинская идеологическая позиции Троцкого и разъясняются задачи партии в области внутрипартийной политики в ленинском духе.

Опубликование этого постановления, сказал мне Сталин, нанесет сокрушительный удар троцкизму и объединит вокруг ЦК самые широкие партийные массы.

Успокоенный этим заявлением, я уехал в Ростов. Однако, не дожидаясь опубликования постановления ЦК и ЦКК, созвал узкий актив партработников, на котором рассказал, что происходит в Москве, и предложил им быть бдительными и готовыми к открытой дискуссии.

Вскоре такая дискуссия началась, причем выявилось значительное число сторонников Троцкого и у час — в Ростове, Краснодаре и Владикавказе.

Но все рабочие организации были на стороне ЦК. Поэтому ни в одном районе края троцкистам не удалось добиться победы. То же самое происходило и по всей стране. Троцкий был полностью разбит, как говорится, в открытом бою. И хотя эта дискуссии отняла у нас много сил и времени, она оказалась и полезной в том смысле, что троцкизм был окончательно разоблачен и осужден партийными организациями.

Ленинские идеи восторжествовали и на этот раз, доказав всю свою жизненность и глубину.

Троцкий был настолько морально изолирован партией, что, оставаясь еще тогда членом Политбюро, не отважился даже явиться на XIII партконференцию, состоявшуюся в середине января 1924 года, на которой были подведены итоги прошедшей дискуссии. Еще до начала работы этой конференции он уехал из Москвы в Сухуми “на отдых”,— или, как тогда говорили, “ждать у моря погоды”.

Joomla templates by a4joomla