На докладе у Ленина
2 ноября 1919 года я прибыл в Москву. Прямо С вокзала направился в Центральный Комитет партии, аппарат которого размещался тогда и здании на Воздвиженке (ныне проспект Калинина).
Миш направили и комнату, в которой работала Елена Дмитриевна Стасова. Когда я вошел в небольшой и, помнится, несколько темноватый кабинет, высокая белокурая женщина, как мне показалось, аристократической внешности, стоя у невзрачного стола, разговаривала с каким-то товарищем Она обернулась на стук закрываемой двери и, остановив собеседника движением руки, поинтересовалась, кого я ищу и по какому поводу. Я представился, сказал, что мне необходимо видеть секретаря ЦК Стасову, и на это услышал коротенькое: это я. Елена Дмитриевна уже знала о предстоящем моем приезде из телеграмм Кирова. Приветливо улыбнувшись, она попросила меня присесть и подождать окончания разговора с товарищем.
Через несколько минут я уже отвечал на вопросы Елены Дмитриевны, передал ей письмо Кирова, написанное им буквально перед самым моим отъездом из Астрахани. Я знал, что Киров высказывался за поддержку наших позиций по организационно-партийным вопросам. Расспросив, как я доехал, Стасова направила меня к Владимиру Ильичу, в Кремль. Сказала, что Ленин дал поручение: как только я появлюсь в городе, сразу же доставить меня к нему. В тот же день вечером он принял меня в своем кабинете, один.
Когда я открыл дверь в кабинет Ленина, он, приветственно, с прищуром улыбаясь, встал из-за письменного стола и вышел мне навстречу. Дружелюбно и просто пожил руку. Спросил, как я доехал. Ленин предложил мне сесть на стул, стоявший у письменного стола, и сам вернулся на свое место.
- Рассказывайте, рассказывайте...
Когда я начал говорить, Ленин сразу как-то преобразился: весь превратился по внимание, улыбка сошла с лица, выражение глаз стало серьезным, пытливым.
Я слышал, что Ленин человек простой, но не представлял его таким, каким увидел. Он сразу же создал атмосферу непринужденной деловой беседы. Поначалу и сильно волновался, но вскоре собрался и смело, без смущения стал ему докладывать.
Рассказал о больших успехах большевиков Азербайджана за полугодие, прошедшее с весны 1919 года, о сплочении бакинского пролетариата вокруг нашей партии, о сочетании подпольной партийной работы с легальными формами деятельности. О том, что есть в Баку постоянно действующая Рабочая конференция из делегатов предприятий — нечто вроде Совдепа, которая является сильным органом и фактически руководит рабочим движением в городе. В марте нынешнего года нам, коммунистам, удалось вытеснить эсеро-меньшевистское большинство из президиума Конференции и, пользуясь поддержкой рядовых членов Конференции, занять руководящее положение в ней и в ее президиуме.
Я говорил о том, что бакинские профсоюзы в начале 1919 года тоже находились в руках меньшевиков, организационно и идейно были очень слабы, а порой и беспомощны; но нам все-таки удалось занять ведущее положение в профсоюзах, а также в рабочих клубах районов Баку, превратив их в базы для развертывания массовой политической работы среди рабочих, в пункты связи и явок партийных организаций. Рассказал о том. как прошел общекавказский съезд профсоюзов, принявший резолюцию, предложенную коммунистами, отметив, что на этот съезд из Грузии прибыли представители только нескольких профсоюзов; союзы, которые находились под руководством меньшевиков, предвидя, что на съезде они окажутся в меньшинстве, не послали своих представителей, устроили свой съезд профсоюзов Грузии, отколовшись тем самым от общекавказской профсоюзной организации.
Я счел нужным сообщить Владимиру Ильичу, как нам удалось, вопреки усилиям меньшевиков, получить большинство на перевыборах правления Каспийского кооперативного объединения, взять управление им в свои руки. Этот кооператив стал опорным пунктом нашей партийной работы. Его предприятия использовались для устройства безработных коммунистов, для посылки людей в командировки по партийным делам под видом кооперативной работы, для организации связи, для устройства явок и пр.
Еще по пути в Москву я все время думал о предстоящей встрече с Лениным, о том, как лучше сделать доклад. Решил сначала принести одни только факты, потом их проанализировать, обобщить и сделать выводы. Так я и поступил. Владимир Ильич с жадностью слушал меня, когда речь шла о фактах. Но как только я пытался перейти к выводам, он меня вежливо прерывал, вставал, ходил по комнате, расспрашивал о дополнительных фактах. Подходил к карте: “А ну, где это, посмотрим, где Дагестан, где Чечня?” Смотрим. “Сколько там партизанских отрядов?” — вновь спрашивает Ленин. Отвечаю и опять начинаю обобщать. Ленин снова задает вопросы, уточняет. Тогда только я понял, что мне надо подробнее рассказывать о фактах и не стараться делать выводы: Ленин сам их сделает, и, конечно, лучше меня.
Я доложил Ленину о политическом положении в республиках Закавказья, в Дагестане, Чечне, Ингушетии и Кабарде. Отметил, что наиболее революционная ситуация сложилась в Азербайджане, где не только в Баку, но и в уездах развернулась борьба против буржуазного правительства, против помещиков, за захват земель. Коммунистам удалось ваять па себя руководство этим движением.
После трагической гибели Ленкоранской Советской республики наиболее сильно антиправительственное движение развернулось н Казахском уезде и в Карабахе. А в Дагестане, Чечне и Кабарде идет партизанская борьба против деникинских войск.
Усилиями грузинских меньшевиков и при поддержке муссаватистского правительства образовано правительство горских народов Кавказа. Однако фактически власти оно по имеет, решающей силой там являются красные партизанские отряды.
В Кизлярском районе и особенно в Новороссийском и Туапсийском районах действуют отряды так называемых “зеленоармейцев”, состоявшие из недовольных крестьян, бывших северокавказских красноармейцев и дезертиров из деникинской армии. Они ведут боевые действия против Деникина. Краевой комитет партии принимает энергичные меры к установлению связи с ними, чтобы использовать их в борьбе с деникинской армией, для разрушения тыла противника.
Ленин задал вопрос: каково экономическое положение в буржуазных республиках Закавказья?
Я ответил, что относительно благополучно положение в Грузии. Азербайджан, владея огромными запасами уже добытой нефти, но лишившись российского рынка, переживает депрессию из-за невозможности вывезти и продать нефть.
Самое тяжелое положение в дашнакской Армении. При общей бедности населения, отсутствии промышленности и малоземелье экономическое положение здесь катастрофическое. Около 300 тыс. армян-беженцев, пришедших из Западной Армении вместе с отступавшими русскими войсками, очутились в ужасных условиях. Широко рекламируемая помощь Англии и Америки на деле ничтожна, народ голодает.
Ленин спросил, каковы взаимоотношения между националистическими правительствами Закавказья. Я ответил, что они грызутся между собой, их раздирают территориальные споры. Предпринятая летом на встрече представителей правительств попытка наладить сотрудничество результатов не дала.
В Грузии, вопреки меньшевистскому правительству, соотношение внутренних общественных сил развивается н нашу пользу. Большинство активной части крестьян и рабочих, отдельные подразделения регулярной армии не только хорошо к нам настроены, но и готовы восстать по призыву нашей партии. В некоторых районах и армейских частях даже не всегда удается предупредить преждевременные стихийные выступления. Так было, например, в Поти, Михайлове, Ланчхутах, Сухуме и др.
В Армении как экономическое положение, так и политические условия тяжелые, коммунисты подвергаются сильным преследованиям, они вынуждены вести работу только в подполье, так как никаких возможностей для легальной работы нет. В народных массах, среди недовольных существующим положением, очень сильна тяга к. России. В случае победы над Деникиным трудовое население Армении, включая и мусульман, поднимется па борьбу за Советскую власть.
Вдруг Ленин, хитро усмехнувшись, спрашивает: а как осуществляют демократию грузинские меньшевики?
Я ответил, что никакой демократией в меньшевистской Грузии и не пахнет Наоборот, там жестоко подавляют крестьянские восстании, возникшие в некоторых уездах. Арестовали и держат и тюрьмах без суда и следствии большую группу наших партийных товарищей. Арестован и сидит и Кутаисской тюрьме известный Ленину по швейцарской эмиграции Миха Цхакая. Конечно, нет и речи о свободе печати. Большевики не могут издавать ни легальных газет, ни брошюр, они работают подпольно.
Ленин очень горячо реагировал на мой рассказ и высказался примерно так: я этих меньшевиков хорошо знаю! От них другого нельзя и ожидать.
Я вспомнил, что в Грузии как-то начала выходить одна газета большевистского направления, но не прошло и двух недель, как меньшевики ее закрыли. Это было в дни, когда мы пытались создать единый фронт против Деникина. Летом, когда Деникин одержал ряд побед на фронте и появилась угроза его вторжения в Закавказье, сильно встревожились и мелкобуржуазные круги населения и даже правительства Закавказья. Желая создать затруднения Деникину па Кавказе и тем помочь Красной Армии, мы обратились с призывом к мелкобуржуазным партиям и национальным буржуазным правительствам с предложением о единых действиях против деникинской опасности, обещая им всяческую поддержку в этом деле. Наш призыв нашел отклик в широких массах трудящихся, под давлением которых грузинские меньшевики согласились вступить в переговоры и созвать общекавказский рабочий съезд для организации борьбы против деникинского нашествия. Этот период мы успешно использовали для легальных выступлений среди рабочих Тифлиса. Однако меньшевики увидели, что развернувшаяся кампания льет воду на большевистскую мельницу. Они добились у английских представителей гарантии, что те не допустят нашествия Деникина в Закавказье, и после этого прервали всякие переговоры с нами. Началась новая волна репрессий против коммунистов, разнузданной антибольшевистской пропаганды.
Рассказал я Ленину о том, что партийные организации Закавказья успешно готовятся к вооруженному восстанию и ждут указаний ЦК о времени его проведения. Сами мы не можем определить его наиболее целесообразного срока. ЦК партии знает положение на фронтах, а мы хотели бы приурочить восстание к моменту приближения Красной Армии к Кавказу.
Я сказал далее, что в Азербайджане сейчас кроме РКП (б) существуют две коммунистические организации. Это “Гуммет” (Энергия), объединяющая местных рабочих азербайджанской национальности, и “Адалет” (Справедливость), объединяющая рабочих — выходцев из Персии. Представители всех коммунистических организаций после некоторых споров пришли к выводу о том, что раздробленность рядов коммунистов не соответствует современному положению и задачам предстоящего восстания; “Гуммет” и “Адалет”, созданные давно, совсем в других условиях, сыграли большую роль по вовлечению мусульманских рабочих в коммунистическое движение, а теперь надо иметь единую коммунистическую организацию для всех, независимо от национальной принадлежности.
Поскольку мы выдвинули лозунг создания независимого Советского Азербайджана, тесно связанного с Советской Россией, то такой единой организацией должна стать Коммунистическая партия Азербайджана, объединяющая всех коммунистов республики и входящая в состав РКП (б).
Я сообщил Ленину, что это единодушное мнение коммунистов Азербайджана находится в противоречии с принятым в июле этого года решением ЦК, согласно которому “Гуммет” признается самостоятельной Коммунистической партией Азербайджана с правами областного комитета партии.
Далее, я заявил, что коммунисты Армении и Кавказский крайком РКП (б) не признают находящийся в Москве и возглавляемый Г. Айкуни ЦК Компартии Армении. Он и его группа не имеют никакой связи с местными парторганизациями Армении.
Коммунистические” организации Армении избрали в условиях подполья комитет, получивший название Арменком, для руководства работой всех коммунистов Армении. Арменком входит в состав Кавказской краевой партийной организации и через него в РКП(б). Он признает руководство крайкома и не признает группу Айкуни. Эта группа, и спою очередь, признает только непосредственное руководство ЦК РКП(б) и отвергает руководство со стороны Кавказского крайкома партии, не желает входить в состав Кавказской краевой организации коммунистом и тем самым раскалывает ряды коммунистов Кавказа.
Рассказал Ленину, что, будучи в Астрахани, я встретился с группой армян-коммунистов, собиравшихся ехать на Кавказ, с которыми был Айкуни. Приняв участие в их собрании, я выступил против позиции Айкуни, и все присутствовавшие приняли предложенную мною резолюцию, а Айкуни остался в одиночестве и решил вернуться в Москву.
— Кавказские коммунисты не мыслят победу без единства коммунистов Кавказа,— говорил я.
По наивности я думал, что Ленин прямо в ходе беседы или сразу по ее окончании даст мне определенные ответы на поставленные вопросы, выскажет свое мнение и соображения по ним.
Ленин сказал, что все эти вопросы — о компартиях Азербайджана и Армении, об их отношении к крайкому,— равно как и другие поставленные мною вопросы, надо изучить и обсудить в ЦК, а потом уже принимать по ним решения. Для этого надо, чтобы я все изложил в письменном виде, что я позже и сделал.
Что же касается объединения коммунистов одной организации по территориально-производственному принципу, независимо от их национальной принадлежности, Ленин сказал, что это совершенно правильно. Правильно также, чтобы в организовавшихся на окраинах России самостоятельных государствах коммунистические организации работали в виде самостоятельных компартий, входящих в состав РКП(б).
Эта первая встреча и беседа с Владимиром Ильичей Лениным никогда не изгладится из моей памяти.
* * *
После беседы с Лениным я вернулся на Воздвиженку, где мне дали направление в третий дом Советов (бывший Божедомский переулок, ныне Делегатская улица. Теперь в этом здании находятся Президиум Верховного Совета и Совет Министров РСФСР). В Москве я был впервые, ни трамваи, ни другой городской транспорт не работали, и, чтобы добраться до места, мне дали автомобиль.
На следующее утро мне удалось узнать, где живет семья Шаумяна. Оказалось, что она занимает квартиру во дворе этого же дома, и я зашел к ним. Екатерина Сергеевна Шаумян настояла на том, чтобы я перебрался к ним на квартиру. И вновь, как в Баку, дом Шаумяна стал для меня родным домом.
Наутро Стасова вновь приняла меня, как мы и договорились накануне. Подробно рассказал ей о положении дел на Кавказе и о тех вопросах, которые крайком ставит на рассмотрение ЦК. Затем, по совету Стасовой, я зашел к К.Т. Новгородцевой, заведовавшей тогда Орготделом ЦК, и также информировал ее обо всем. Она произвела на меня очень хорошее впечатление, как серьезный, вдумчивый партийный работник, простая в обращении и располагавшая к себе собеседника. Позже я узнал, что это была жена скончавшегося в начале года секретаря ЦК и Председателя ВЦИК Я. М. Свердлова.
* * *
Много дней я переживал и обдумывал беседу с Лениным. Поражало, что Владимир Ильич подробнейшим образом интересовался всеми вопросами Кавказа, в том числе и деталями. Задавал многочисленные вопросы, уточнял, что происходит в Баку и в Азербайджане в целом, в Грузии, Армении, Дагестане, Чечне и у других народов Кавказа.
Казалось, до этого ли ему было. И внешнее и внутреннее положение Российской республики продолжало оставаться крайне тяжелым. В конце года, по представленным Ленину данным ЦСУ, Советская власть распространялась всего лишь на 75 млн. человек, т. е. примерно на половину населения царской России в 33 губерниях Республики. Это были губернии преимущественно потребляющие.
Из Архангельска и Мурманска английские войска продвигались к югу, на Вологду, белая армия Юденича стояла под Петроградом и, перейдя в наступление в конце сентября, в середине октября приблизилась к городу. На основном в то время деникинском фронте в конце октября произошел перелом, движение деникинских полчищ на север было приостановлено, они были отброшены от Орла. Была снята прямая угроза нашествия деникинцев на Москву. Однако положение в конце года все еще оставалось сложным. На Восточном фронте под давлением Колчака советские войска в середине октября были вынуждены отойти к Тоболу. Заводы, за исключением нескольких, работавших па оборону, стояли. Советская республика почти лишилась источников сырья, топлива, хлеба. Производство металла дошло до минимума. Связь с Советским Туркестаном была прервана казачьими войсками Дутова, в результате чего прекратилась поставка в Россию хлопка.
Как же велика была у Ленина вера в победу, если в такое труднейшее время он счел возможным более двух часов расспрашивать меня о том, что происходит на далеком Кавказе, какие вопросы волнуют местных коммунистов, как мы собираемся их решать!
Я расскажу далее, как Ленин и Политбюро не один раз еще вернутся к поставленным нами вопросам, окажут решающую помощь в освобождении Кавказа, в установлении там Советской власти.