Книги о Ленине

Рождение революционного суда

В течение многих веков суд и судебные органы противостояли народу как сила, чуждая и враждебная трудящимся, как незыблемая основа господства эксплуататорских классов. «Где суд, там и неправда»; «Не тягайся — удавишься»; «С казной не судись, с сильным не борись, а с богатым не тяжись», — говорила народная мудрость. Революция уничтожила старые и создала новые судебные органы. О творческой инициативе и энергии народа, ярко проявившихся и в этой области, В. И. Ленин писал: «...революционные массы, после 25 октября 1917 г., вступили на верный путь и доказали жизненность революции, начав устраивать свои, рабочие и крестьянские, суды еще до всяких декретов о роспуске буржуазно-бюрократического судебного аппарата»¹¹⁰.

Трудящиеся Нарвского района Петрограда избрали судьями рабочих-путиловцев — Ивана Генслера, Василия Алексеева, Григория Самодеда, Федора Лемешева. Камеры нового суда заполнялись толпами народа. В «Истории Путиловского завода» дается яркая характеристика нового суда: «Это была глубоко заинтересованная, активная аудитория, приходившая послушать, как будет судить советский суд.

Ссадив с судейских мест мировых с золочеными цепями, сломав старый судебный аппарат, уничтожив напыщенность и судебную формалистику, путиловские рабочие-судьи внесли в судебный процесс подлинно пролетарский, демократический дух. Судебная процедура была чрезвычайно проста. После опроса свидетелей и обвиняемых судьи совещались. Затем председатель произносил речь о суде буржуазном и суде пролетарском, переходил к делу, устанавливал виновность подсудимых и произносил приговор.

Авторитет народного суда был чрезвычайно велик»¹¹¹.

Новые суды создавались не только рабочими, но и крестьянами, не только в центре, но и в самых отдаленных районах страны. Так, из алтайского села Чинята Змеиногорского уезда крестьяне сообщали: «С отменой старых судов в нашей волости были в затруднении — как судить. Наконец решили выработать свой народный устав наказания за преступления, учиненные гражданами волости... Мерой наказания служат штрафы от одного рубля до нескольких тысяч рублей. За серьезные или повторные преступления по постановлению суда виновный, как вредный и опасный член общества, выселяется из волости. Среди населения суд пользуется авторитетом. Его крестьяне признают, им нравится, что этот суд скорый. Без лишней волокиты». Как видно из сообщения, судьи избирались из среды крестьян, главным образом бедноты; деньги, поступавшие по штрафам, шли на общественные нужды и культурно-просветительную работу. В селах волости был установлен революционный порядок, прекратились самосуды, хулиганы были обузданы, «беднота впервые вздохнула, увидя свой собственный, а не правительственный суд... Решение суда окончательное...»¹¹².

В 1918 г. народный комиссар юстиции Д. И. Курский обратил внимание на необходимость «проследить процесс создания новых форм Революционного Суда». Он привел данные о создании «Суда общественной совести» в Кронштадте, о народных судах в Новгородской губ. и др. «Некоторые положения о Судах, изданные на местах до опубликования там Декрета о суде № 1, не только устанавливали организацию Суда на развалинах старого, но и давали зачастую руководящие нормы материального, уголовного права»¹¹³.

По инициативе трудящихся возникли «временные народные суды» в Саратовской, Смоленской, Томской, Пензенской, Ярославской и других губерниях. Правила о временном народном суде, составленные в Кузнецком уезде Томской губ., устанавливали, что новый суд должен быть авторитетным, построенным на доверии граждан, должен быть судом совести, не стесненным старыми законами, скорым и равным для всех граждан¹¹⁴. В тех случаях, когда местный Совет, не получив директив центра, не решался создать у себя новые судебные органы, они возникали помимо Совета. «С мест почти ежедневно поступали в Комиссариат извещения, что население не доверяет старым, буржуазным судам и не исполняет их решений, самовольно упраздняет мировые суды и на развалинах их строит суд народный»¹¹⁵.

Инициатива в создании новых, революционных судов принадлежала столице — революционному Петрограду, а в самом Петрограде — Выборгскому району. Уже через два-три дня после победоносного восстания, в последних числах октября, Выборгский Совет создал временные народные суды «для борьбы с грабежами, мародерством, хулиганством...»¹¹⁶. По свидетельству М. Ю. Козловского, одного из первых деятелей советской юстиции, в организации революционного суда Выборгского района большую роль сыграли рабочие — гласные районной Думы, возглавлявшейся большевиками¹¹⁷. В литературе приводятся также данные о том, что при организации первых судов в Выборгском районе Исполком Выборгского Совета ссылался на пример рабочих Сормова, создавших в 1905 г. свой суд¹¹⁸. Суд состоял из пяти отделений — территориальных участков, включая Лесное и Новую Деревню. Члены суда (по пяти в каждом отделении) были представителями районного Совета, Совета домовых комитетов, районной управы, районных бюро профсоюзов и фабзавкомов. Широкий, представительный характер состава судебных органов не вызывает сомнений. В отличие от центральных районов Петрограда здесь и домовые комитеты были опорой пролетариата¹¹⁹.

Рабочий Совет не исключал возможности и для старых мировых судей принять участие в строительстве революционного суда. 1 ноября Выборгский районный Совет созвал совещание мировых судей, желая выслушать их «компетентное мнение и установить отношение к вновь образуемым судам»¹²⁰. Видимо, это совещание не дало результатов, потому что 24 ноября Исполнительный комитет Совета Выборгской стороны обратился к каждому из мировых судей с просьбой сообщить, признает ли судья власть на Выборгской стороне районного Совета р. и с. д.; «...свой ответ, все равно — отрицательный или положительный, сообщите на данном обращении»¹²¹.

С первых же дней работа новых, революционных судов вызвала сильное беспокойство контрреволюции. В ноябре Петроградская городская дума заслушала заявление гласного В. С. Каневского о возникновении революционных судов и приняла решение «ликвидировать» их¹²². Но сил у Думы уже не было не только для ликвидации революционных судов, но даже для продолжения собственной деятельности.

Между 1 и 8 ноября 1917 г. Выборгский районный суд провел по крайней мере два заседания. Уже здесь четко обозначился характер революционных судов, создаваемых рабочими в первые дни революции.

Участник первого заседания Выборгского временного революционного суда отмечает большой интерес рабочих и солдат к этому новому органу и приподнятую взволнованность, царившую в зале судебного заседания. Председатель суда объявил порядок судебного заседания: стороны дают объяснения, затем из числа присутствующих выступают желающие — двое за обвинение, двое против. В этих заседаниях рассматривались дела главным образом по обвинению в нарушении революционного порядка, спекуляциях, пьянстве, воровстве.

Крайне интересны приговоры и меры наказания, примененные судом Выборгского района Петрограда. Солдата-милиционера, который в пьяном виде открыл стрельбу, приговорили к увольнению из милиции, с предупреждением, что в случае повторения к нему будут применены самые строгие меры¹²³. Более строгие приговоры выносил суд за воровство. По одному делу за воровство обвиняемый был приговорен к году принудительных работ. Предложение ограничить наказание меньшим сроком не встретило поддержки ни у суда, ни у публики. Как свидетельствует участник заседания, рабочие говорили: «Если исправится на работах, его и раньше освободят»¹²⁴. При рассмотрении другого дела о воровстве суд приговорил вора-рецидивиста к трем годам принудительных работ, а мать обвиняемого, за хранение краденых вещей, — к шести месяцам тюремного заключения.

По делам о спекуляции и продаже спиртных напитков суд ограничивался наложением штрафа или тюремным заключением до шести месяцев. Но во всех случаях суд выносил решение о ликвидации очагов пьянства и спекуляции. Так, по делу служащих гостиницы «Пальмира» суд постановил: «За хранение и продажу спиртных напитков приговариваются 2 служащих гостиницы „Пальмира» к штрафу в сумме 300 рублей (каждый) в пользу семей убитых и раненых в борьбе с войсками Керенского революционеров»¹²⁵. Вторая часть постановления гласила: гостиницу закрыть и привлечь к суду предпринимателя. По делу о трактире «Отрада» (очаге пьянства, картежной игры и хулиганства) суд решил: «Трактир „Отрада» реквизировать и отдать в распоряжение районного Совета для открытия общественной столовой»¹²⁶.

Эти приговоры поражают своим целенаправленным гуманизмом, ясностью и определенностью в борьбе только что появившегося суда и судей из рабочих и солдат против нарушений революционного порядка. Вряд ли можно говорить о мягкости приговоров Выборгского суда. Суд был справедлив в своих решениях и стремился не только наказать виновных, но и ограничить возможность повторения подобных преступлений.

Детальную характеристику деятельности первых революционных судов мы находим в отчете комиссара юстиции Пороховского района Петрограда¹²⁷.

В этом документе совершенно отчетливо выражено понимание того, что старый суд не был в состоянии справиться с растущей волной преступности, которая была ответом старого мира на социалистическую революцию. Хулиганы, воры, бандиты, пьяницы, люмпены использовались свергнутой буржуазией в борьбе против Советской власти. Комиссар юстиции Пороховского района характеризовал хулиганов и уголовных преступников как «первое зло района». В своем докладе он с гордостью сообщал, что преступникам не удалось выполнить свой план, так как, «с одной стороны, были приняты соответствующие меры самим исполнительным комитетом, а с другой стороны, суд при умелом допросе вырывал зачинщиков из шайки хулиганов, пресекая им свободу, чем не давал возможности им сгруппироваться и сорганизоваться»¹²⁸.

Выборгский район, как инициатор в создании новых, революционных судов, явился образцом для других районов столицы. Исполком Совета Петроградского района 14 ноября 1917 г. делегировал своего представителя в революционный суд на Выборгской стороне «проследить ход суда и таким образом узнать подробности и все детали этого учреждения...»¹²⁹.

Такую же примерно запись мы находим в протоколе Совета Петергофского района от 16 ноября: Совет принял схему коллегиальных судов по образцу Выборгского района¹³⁰. Революционные суды были созданы на этом этапе (до декрета СНК о суде) в Нарвском, Спасско-Адмиралтейском и Пороховском районах. О некоторых заседаниях этих судов мы находим объявления в «Правде» и других газетах.

Как видим, в географическом распределении первых судебных органов была определенная закономерность — они возникали на пролетарских окраинах столицы и вовсе не создавались в центральных, буржуазных районах города.

Отметим некоторые особенности этих первых судов.

Беря за образец суд Выборгского района, Советы других районов не копировали его, а самостоятельно творили новые органы. Если Выборгский суд делал неоднократные попытки, правда неудачные, привлечь к судопроизводству мировых судей, то Петергофский Совет сразу же, еще 18 ноября, при создании новых судебных органов решил упразднить мировые суды и выделил комиссара, которому поручалось провести ликвидацию старых судов и создание новых¹³¹. В Спасском районе по решению Совета от 23 ноября были созданы суды двух типов — военно-революционные и мировые. Именно такое разделение (революционные трибуналы и народные суды) было затем принято декретом СНК и практикой судебного строительства.

Источником первых судейских кадров и выборных заседателей были пролетарские организации столицы. В Пороховском районе судей избирали из числа членов Исполкома районного Совета¹³², в Нарвском районе — из членов ФЗК фабрики «Скороход» ¹³³. Совет Петроградского района решил разработать проект нового суда «совместно с юристами» ¹³⁴.

По мере того, как развертывалась деятельность новых судебных органов, трудящиеся проникались к ним все большим доверием. Отчет комиссара юстиции Пороховского района отмечает, что только в ноябре 1917 г., т. е. до издания декрета о суде, временный революционный суд района рассмотрел 381 дело административного характера и 11 — уголовного. А ведь в ноябре 1917 г. еще продолжали работать старые мировые суды и у людей, обращавшихся в суд, была возможность выбора. Отчет по Пороховскому району правильно отмечает это обстоятельство: «При создавшейся конкуренции двух судов, резко противоречивших один другому, население пошло не к мертвой букве закона, а к живому суду трудового народа»¹³⁵. Таков был характер деятельности новых судов и в других районах Петрограда. Народный суд Коломенского района в своем отчете отмечал, что уже первые шаги этого нового органа выявили «доверие к нему широких демократических масс, приветствовавших каждое решение суда» ¹³⁶.

Работа советского суда строилась, как мы видим, с самого начала на основе широчайшей активности и самодеятельности трудящихся масс. Советской власти нужно было создать единую революционную законность, основанную на опыте самих масс и направляющую их творчество в единое русло строительства нового, социалистического государства.

Крах старой судебной системы и отсутствие декрета о суде вызывали к жизни различного рода местные законы, правила, установления, вносившие разнобой, а иногда и прямо допускавшие самосуды.

Преодолеть недостатки создаваемых снизу революционных судов можно было, только централизуя и направляя усилия масс. Нужно было обобщить опыт строительства новых судебных органов и установить в порядке революционной законности единую систему судебных учреждений. Для этого необходим был декрет о суде. За разработку декрета по поручению В. И. Ленина взялся старый большевик, один из крупнейших деятелей революционного движения, руководитель Народного комиссариата юстиции П. И. Стучка¹³⁷. Как сам П. И. Стучка рассказывал впоследствии, его проект «встретил горячую поддержку Владимира Ильича, который и лично поработал над проектом»¹³⁸.

10 ноября П. И. Стучка опубликовал в «Правде» статью «Народный или демократический суд», изложив в ней первоначальный план советской политики в этой области.

Отметив, что старые судебные учреждения продолжают свою деятельность «именем низложенного Временного правительства», П. И. Стучка решительно заявил: «... не сегодня, так завтра необходимо произвести ломку этих старых институтов». Но пафос его статьи был отнюдь не только в призыве к разрушению старого. Прошло всего только две недели со времени победы Октябрьской революции, а П. И. Стучка уже опирается на опыт строительства новых, революционных судов. Он отмечает факт действия «временных судов революционного происхождения» и выдвигает задачу организации таких судов при всех Советах р., с. и к. д. Но это суды временные, которые должны быть заменены постоянными, выборными, демократическими судами. Главная идея П. И. Стучки: суд должен быть выборным сверху донизу.

Отражая особенность первого этапа Триумфального шествия Советской власти, когда еще не было опыта гражданской войны, П. И. Стучка не помышлял о каких-либо ограничениях избирательных прав при выборах судей. Он предлагал проводить выборы по спискам, составленным для выборов в Учредительное собрание, т. е. на основе всеобщего избирательного права. Высшие судебные инстанции должны были, по его проекту, избираться, по крайней мере в первое время, из числа избранных населением судей. Что касается прокурорского надзора, то его предлагалось объединить с адвокатурой в единый институт. Видимо, эти же положения П. И. Стучка изложил в первом проекте декрета о суде. Этот проект до нас не дошел. Опубликованный в «Материалах Наркомюста» (вып. 2) проект декрета является более поздним вариантом и не включает положения статьи от 10 ноября.

В тот же день, 10 ноября, П. И. Стучка доложил первый проект декрета на заседании ВЦИК¹³⁹. Вряд ли этот проект мог отличаться от основных положений статьи. Было решено создать комиссию из пяти человек, выделенных фракциями ВЦИК¹⁴⁰. Комиссия, которая получила название Юридической, занялась редактированием подготовленного П. И. Стучкой декрета о суде. 15 и 16 ноября проект обсуждался на заседаниях СНК¹⁴¹. Вопрос стоял в плоскости создания революционных судов и ликвидации всех старых судебных учреждений. По предложению В. И. Ленина СНК поручил А. В. Луначарскому написать проект статьи — декларации с обоснованием необходимости издания декрета о суде¹⁴². Созданная Совнаркомом комиссия должна была представить переработанный проект декрета вечером 17 ноября. Однако 17-го заседания СНК не было. Второй проект обсуждался на заседании Президиума ВЦИК, на котором присутствовали два большевика (Свердлов и Аванесов) и три левых эсера (Прошьян, Камков, Спиридонова) ¹⁴³. В постановлении записано: «Предложить фракциям обсудить проект и внести на заседание ВЦИК 17 ноября»¹⁴⁴, т. е. в тот же день. Видимо, эту работу комиссия за день провести не успела, а через два дня представила проект на обсуждение Президиума ВЦИК.

В протоколе от 19 ноября мы находим следующую запись: «Отложить до заседания Президиума 20.XI и просить Юридическую комиссию снова пересмотреть декрет согласно указаниям, сделанным на заседании Президиума»¹⁴⁵. В нашем распоряжении нет материалов о замечаниях, которые были сделаны на заседании Президиума ВЦИК. Ясно одно: работа по декрету шла большая и сосредоточенная, причем и в СНК и во ВЦИК. Вряд ли можно согласиться с исследователями, которые считают, что комиссии ВЦИК и СНК работали раздельно и проекты декрета о суде у них были разные. 21 ноября декрет снова был внесен на утверждение ВЦИК, но и на этом заседании не был рассмотрен. К этому времени комиссии, выделенные ВЦИК и Совнаркомом, уже закончили подготовительную работу, и декрет на следующий день был рассмотрен и утвержден Совнаркомом. В приложениях к протоколу ВЦИК от 21 ноября мы находим проект декрета о суде¹⁴⁶, который ничем не отличается от декрета, принятого на следующий день Совнаркомом.

Трудность прохождения декрета заключалась не только в сложности вопроса, но и в очевидном нежелании левоэсеровской фракции ВЦИК принять его. В литературе существует мнение, что в это время левые эсеры еще не входили в СНК и поэтому не могли оказать какого-либо влияния на ход дела. В действительности в это время в СНК уже входил от левых эсеров А. Л. Колегаев. Тот факт, что он 22 ноября голосовал против принятия декрета о суде, свидетельствует о позиции левых эсеров по этому вопросу¹⁴⁷.

Мы можем, следовательно, говорить о трех вариантах проекта декрета о суде. Первый вариант до нас не дошел. Его доложил П. И. Стучка на заседании ВЦИК 10 ноября, и есть все основания предположить, что этот вариант соответствует его статье, опубликованной в «Правде» в тот же день. Второй вариант был позднее опубликован в «Материалах Наркомюста». И наконец, третий известен нам как официальный документ, принятый Совнаркомом 22 ноября 1917 г.

Сравним эти документы. О первом из них мы уже говорили. Его главная идея — решительная ломка старой судебной системы и создание нового, народного суда — легла в основу всех последующих вариантов. Второй проект совпадает в основном с первым, отличаясь от него тем, что не содержит требования выборов судей по спискам избирателей в Учредительное собрание. Нет в нем также пунктов о соединении прокурорского надзора с адвокатурой. Однако текстуально мы можем сравнивать только второй и третий варианты.

Во втором варианте в отличие от третьего имеется вводная часть. Она представляет известный интерес, так как позволяет более точно определить позиции авторов проекта. «Перед рабочим и крестьянским правительством, — гласит документ, — встает неотложная творческая задача по созданию новых судов и по выработке новых законов, которые должны отразить в себе правосознание народных широких масс.

Но уже в настоящий момент жизнь настоятельно требует уничтожения отжившего судебного, бюрократического и цензового, буржуазного аппарата и отмены действия сохранивших доныне силу особенно ненавистных революционному правосознанию законов»¹⁴⁸. Таким образом, речь шла прежде всего о законах, особенно ненавистных революционному правосознанию. Это положение значительно приближает проект к окончательному варианту декрета № 1.

В проекте нет пункта о праве мировых судей быть избранными в местные суды, и это, несомненно, отличает его от окончательного варианта, принятого СНК. На это и должен обратить внимание объективный исследователь.

Таким образом, у авторов проектов не было отрицания возможности использования законов свергнутых правительств. Однако проект и не давал достаточно ясной установки по этому вопросу. Окончательную ясность придал проекту В. И. Ленин, который, по свидетельству П. И. Стучки¹⁴⁹, внес примечание к п. 5 декрета № 1, гласившее: «Отмененными признаются все заколы, противоречащие декретам Центрального Исполнительного Комитета Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов и Рабочего и Крестьянского правительства, а также программам-минимум Российской социал-демократической рабочей партии и партии социалистов-революционеров»¹⁵⁰.

Вместо термина «упразднить» институт мировых судей, о чем шла речь во втором варианте, декрет применяет другой: «приостановить» действие института мировых судей, «заменяя мировых судей, избираемых доныне непрямыми выборами, местными судами в лице постоянного местного судьи и двух очередных заседателей»¹⁵¹.

Если внимательно прочитать проект декрета, то нетрудно заметить, что п. 1 говорит об упразднении окружных судов, судебных палат, Правительствующего Сената, военных и морских судов, коммерческих судов и института мировых судей, «избираемых путем непрямых выборов», а п. 2 гласит: «Немедленно приостановить действия всех указанных в 1 п. декрета судебных установлений». Таким образом, проект не устанавливает различия между терминами «упразднить» и «приостановить». В чем действительно следует видеть отличие декрета от проекта (варианта второго), так это в том, что окончательный текст предусматривал право для мировых судей быть избранными в местные суды, тогда как проект просто обходил этот вопрос.

Если же сравнить основные пункты второго и третьего вариантов декрета, то мы должны будем сделать вывод, что принципиального различия между ними нет.

Таким образом, декрет вводил революционное правосудие в более закономерное постоянное русло. В то же время для борьбы с контрреволюцией и защиты интересов революции предусматривалось создание Советами следственных комиссий. Из проекта неясно, кому были подсудны контрреволюционные преступления саботажников, спекулянтов, заговорщиков. Декрет внес ясность в этот вопрос, учредив для борьбы с контрреволюцией рабочие и крестьянские трибуналы в составе одного председателя и шести очередных заседателей, избираемых губернскими или городскими Советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов¹⁵². Для производства следствия по делам, связанным с контрреволюционной деятельностью, при Советах создавались следственные комиссии.

Таким образом, декрет значительно уточнил и развил целый ряд важнейших положений проекта. Это развитие шло, во-первых, по линии превращения временных революционных судов в постоянные местные суды. Во-вторых, в направлении создания особых судебных органов для борьбы с контрреволюцией — революционных трибуналов.

Неправильность противопоставления проекта и декрета о суде очевидна еще и потому, что на всех этапах работа над декретом о суде проводилась под руководством наркома юстиции П. И. Стучки, о чем свидетельствует и он сам в своем отчете в декабре 1917 г.¹⁵³

Работу над декретом П. И. Стучка проводил при постоянной помощи В. И. Ленина, о чем неоднократно он говорил. И оценки значения декрета, данные В. И. Лениным и П. И. Стучкой, отличаются таким единством, которое, несомненно, является результатом длительной совместной работы¹⁵⁴. В. И. Ленин в своем докладе на III Всероссийском съезде Советов говорил: «Пусть кричат, что мы, не реформируя старый суд, сразу отдали его на слом. Мы расчистили этим дорогу для настоящего народного суда, и не столько силой репрессий, сколько примером масс, авторитетом трудящихся, без формальностей, из суда, как орудия эксплуатации, сделали орудие воспитания на прочных основах социалистического общества»¹⁵⁵.

Декрет Совнаркома о суде вызвал дикое озлобление и ненависть буржуазной интеллигенции. Это решительное уничтожение «святая святых» буржуазного общества — всей старой судебной системы — казалось некоторым представителям интеллигенции «светопреставлением», гибелью всех общественных связей, низвержением в анархию, в кровавую кашу самосудов и внесудебных расправ. Между тем, если бы буржуазные критики не только клялись именем народа, но и верили в его творческие силы, они бы увидели, что только творчество народных масс, создавших первые революционные суды, и деятельность СНК, направлявшего это творчество в государственное русло, действительно спасло страну от бесчинств пьяных погромов, самосудов и анархии.

В день опубликования декрета о суде Правительствующий сенат поспешил сделать заявление, что это учреждение, существующее более 200 лет и стоящее «на страже» «закона и порядка», не может быть ликвидировано. Таким образом общее собрание Сената решило предупредить события и заранее заявило о непризнании «законной силы за распоряжениями каких бы то ни было самочинных (?!) организаций»¹⁵⁶.

29 ноября были закрыты Сенат, Главный военный суд, Петроградский коммерческий суд¹⁵⁷. В этих учреждениях саботаж проявился в особой форме — в стремлении продолжать работу вопреки декрету. В ответ на роспуск и ликвидацию этих учреждений юристы всех рангов предпринимали отчаянные усилия, чтобы судить по старым законам, в интересах свергнутых классов. План этот не удался главным образом потому, что, во-первых, трудящиеся не стали обращаться в старые суды, а во-вторых, у старых судебных органов не оказалось ни влияния, ни сил, чтобы реализовать свои замыслы. И тогда старые судебные учреждения перешли к «обычным» формам саботажа: уничтожали дела, отказывались от работы, вносили хаос.

Отношение мировых судей к декрету № 1, особенно в крупных центрах, как правило, было таким же, как отношение организаций буржуазных адвокатов, Сената и других судебных установлений. Во 2-м Городском районе Петрограда мировые судьи отказались признать декрет № 1 и продолжали работать до тех пор, пока комиссары Совета не опечатали их камеры.

«Взбунтовались» против декрета присяжные поверенные. Совет присяжных поверенных Петербургского округа демонстративно исключил П. И. Стучку из «сословия присяжных поверенных»¹⁵⁸, сословия, которое было уже ликвидировано тем же декретом о суде.

Уже в день опубликования декрета № 1 в Петрограде было назначено экстренное собрание представителей районных Советов для обсуждения вопроса об организации революционных судов ¹⁵⁹. Необходимость в организации новых судебных органов настолько назрела, вопрос был так хорошо подготовлен, что о начале реализации декрета П. И. Стучка сообщил буквально на следующий день после его опубликования. 25 ноября 1917 г. он писал в СНК: «По Василеостровскому району г. Петрограда Районным Советом Рабочих и Солдатских Депутатов Комиссарами по принятию и направлению дел местных Мировых Судей избраны по декрету о Суде тт. Рапоппорт С. Я., Карау Э. А., Андреев И. И., Пирогов М. И., Эйхман Р. А., о чем довожу до всеобщего сведения» ¹⁶⁰.

Декрет о суде оформил уже существующие судебные органы, способствовал складыванию их в единую систему. В то же время он стал исходным пунктом для создания новых судебных органов там, где их до этого момента не было.

Для Народного комиссариата юстиции, видимо, была ясна тщетность попыток привлечения мировых судей, по крайней мере по Петрограду. 5 декабря временный заместитель наркома юстиции П. И. Стучка разослал всем районным Советам Петрограда предписание: «Предлагаю Вам немедленно приступить к открытию деятельности местных судов, избирая местных судей, а также комиссаров для закрытия камер мировых судей и для принятия в ведение местных судов их дел и производств»¹⁶¹. Сразу же встал вопрос о кадрах.

Из каких же источников Совет черпал кадры для судебных органов? 7 декабря Исполком Выборгского Совета обратился ко всем фабрично-заводским комитетам района с просьбой немедленно выделить «хорошо грамотных товарищей, независимо от политических взглядов, но стоящих на платформе власти Советов, способных разбираться в судебном производстве...». Каждый завод должен был выделить не менее трех человек. В тот же день, 7 декабря, было назначено собрание выделенных фабзавкомами кандидатов в судебные заседатели «для обсуждения и выяснения порядка работы, о часах занятий, оплаты и обсуждения кандидатур...» ¹⁶². Кандидатов в народные заседатели надо было утверждать на общем собрании Выборгского Совета. В середине декабря Исполком Выборгского совета известил¹⁶³ население района, что избранные им комиссары приняли дела мировых судей, отказавшихся работать под контролем Совета. Исполком избрал председателей судов и заседателей для четырех судебных участков «временно... до проведения демократических выборов населением» ¹⁶⁴. Действовавший до декрета Временный народный суд при Выборгском районном Совете был ликвидирован.

Организация новых судов в соответствии с декретом интенсивно проходила в районах Петрограда. В Охтенском районе для принятия дел от мировых судей Совет 26 ноября выделил комиссаров. В тот же день все заводские комитеты, профсоюзы и партийные организации района были извещены о необходимости избрать народных заседателей. На следующий день, 27 ноября, двенадцать избранных заседателей уже разработали практические меры для организации народных судов. 8 — 9 декабря две судебные камеры Охтенского района приступили к работе ¹⁶⁵. Наибольшие трудности испытывали пролетарские районы Петрограда с подбором председателей судов. В протоколе Совета Новодеревенского района мы читаем: «По пункту об избрании председателя суда высказано два положения: если найдется лицо с юридическими знаниями и разделяет взгляд настоящего момента, т. е. стоит на платформе Советов, то такому лицу дать предпочтение.

Другое положение: в настоящее время не следует останавливаться на юристах, ибо настоящие суды судят не по законам, раньше изданным, а по совести; и судья может быть рабочий, лишь бы мог вести заседания и был грамотен.

Выясняется, что юридических сил в Новодеревенском районе нет, а потому остается один исход — избрать председателя суда из рабочих» ¹⁶⁶.

Так закончилась эта дискуссия, исход которой был предопределен саботажем юристов и революционным сознанием рабочих. Председателем суда был избран рабочий Тихонов с завода Щетинина.

Уже в декабре 1917 — январе 1918 г. стали приходить с мест сведения о первых шагах по реализации декрета о суде. Однако эти шаги делались недостаточно решительно. Так, 15 декабря 1917 г. из Владимирской губ. пришло сообщение, что декрет о суде приведен в исполнение. В то же время Владимирский Совет просил СНК предписать Казенной палате выполнить денежное требование комиссара окружного суда ¹⁶⁷. Совет не был еще достаточно уверен в своей силе, чтобы решить эти вопросы самостоятельно, без вмешательства центра.

Декрет не сразу дошел до мест, и в декабре 1917 г. правотворчество масс часто развивалось независимо от декрета. Но и в этих случаях создаваемые на местах судебные органы становились частью системы советского государственного управления. Так, в инструкции Тверского губисполкома «Об организации Советской власти на местах», принятой 21 декабря 1917 г., нет ссылок на декрет о суде. Возможно. что составители инструкции знали о декрете, но при решении вопроса о волостном суде дали свою, самостоятельную трактовку.

В инструкции была разработана схема организации власти в волости. Каждая деревня выделяла одного уполномоченного. Собрание уполномоченных избирало из своей среды волостной исполнительный комитет (три человека), ревизионную комиссию (три человека), двух судей и земельный комитет (четыре человека) ¹⁶⁸. Интересно отметить, что по инструкции один из трех членов волостного исполкома должен был выполнять обязанности председателя волостного суда и земельного комитета. Такое объединение не было случайным: в деятельности волостного суда важное место занимали различного рода земельные конфликты и споры. Инструкция предписывала судьям руководствоваться «совестью и обычным правом, а отнюдь не теми или иными законоположениями царского правительства»¹⁶⁹. Контролирующим органом судебной деятельности являлся волостной Совет, который по инструкции выполнял функции кассационной инстанции. В течение января 1918 г. были созданы волостные суды в Новоторжском, Бежецком, Тверском, Весьегонском уездах Тверской губ., а к марту — апрелю волостные суды были уже в большинстве уездов губернии.

19 января 1918 г. вопрос о реализации декрета о суде обсуждался на заседании Тверского губисполкома. Борьба разгорелась по вопросам о принципах выборности суда, о праве Советов контролировать деятельность суда, о революционных трибуналах. Большевики при поддержке левых эсеров отстаивали положение декрета о судебных органах как части советской государственной системы. Меньшевики и правые эсеры, прикрываясь фразами о демократизме, о независимости суда и его «всенародном» характере, пытались противопоставить судебные органы Советам, отрицали право Советов избирать судей и контролировать их деятельность, протестовали против организации революционных трибуналов.

Вопреки меньшевикам и правым эсерам Тверской Совет одобрил декрет о суде, предложил судебным работникам работать под контролем Совета и решил избрать местные суды из членов Совета. На этом же заседании были избраны члены суда города Твери и члены Революционного трибунала.

В некоторых других губерниях Центра декрет о суде также стал проводиться спустя месяц-полтора, а то и позже. Так было, например, в Ярославской губ., где декрет начал проводиться в середине января 1918 г.¹⁷⁰ По другим источникам, реализация декрета о суде в Ярославской губ. относится даже к марту 1918 г. Отчет Ярославского губернского отдела юстиции говорит об этом довольно категорически: «До этого времени (начало марта 1918 г. — Е. Г.) в Ярославле и его уездных городах Губернским Исполкомом, а также и уездными Совдепами никаких мер по организации [судов] вместо уничтоженных буржуазных судебных установлений не предпринималось. Кое-где из уездов действовали еще суды Керенского»¹⁷¹. Однако, как видно из других источников¹⁷², начало создания новых судов и революционных трибуналов в Ярославле относится к январю 1918 г. Отчет губернского отдела юстиции устанавливает более позднюю дату, исходя из времени организации отдела юстиции.

Декрет о суде наряду с местными судами учреждал рабочие и крестьянские революционные трибуналы «для борьбы против контрреволюционных сил в видах принятия мер ограждения от них революции и ее завоеваний, а равно для решения дел о борьбе с мародерством и хищничеством, саботажем и прочими злоупотреблениями торговцев, промышленников, чиновников и прочих лиц...» ¹⁷³.

Для производства по этим делам предварительного следствия декрет предусматривал организацию при Советах особых следственных комиссий. Все следственные комиссии, созданные до декрета, отменялись с передачей их дел и производств во вновь организуемые комиссии. По декрету трибуналы избирались губернскими или городскими Советами в составе председателя и шести очередных заседателей.

24 ноября Петроградский Совет предложил Исполнительному комитету составить проект списка кандидатов в председатели революционных трибуналов¹⁷⁴.

Новые судебные учреждения — революционные трибуналы не могли представлять сколько-нибудь законченной и стройной организации. Они выросли из жизненной необходимости защиты революции, форма и содержание их работы являлись полным отрицанием старых, заскорузлых, бюрократических судебных традиций. 28 ноября было опубликовано «Руководство для устройства Революционных Трибуналов», подписанное П. И. Стучкой. «Руководство» смело открывало представителям трудящихся путь для активного участия в судебном процессе, в защите и обвинении. В «Руководстве» указывалось, что «защитниками и обвинителями в Революционных Трибуналах могут быть все неопороченные граждане»¹⁷⁵.

«Руководство» предусматривало, что социалистическое государство финансирует революционные трибуналы. Тут история сыграла шутку: первые ассигнования на революционные трибуналы были отпущены из фонда, специально выделенного Временным правительством на борьбу с большевиками, «на расследование событий 3 — 5 июля» 1917 г.¹⁷⁶

«Руководство» намечало определенные меры борьбы с нарушителями революционного порядка. В перечислении мер наказания значились: денежный штраф, общественное порицание, лишение общественного доверия, принудительные общественные работы, лишение свободы. Смертная казнь исключалась из перечня наказаний, а высшей мерой наказания являлось тюремное заключение. Положение, составленное М. Н. Покровским для московского Революционного трибунала, считало высшей мерой наказания четырехгодичное тюремное заключение¹⁷⁷. По утверждению Д. И. Курского, московский Революционный трибунал был создан еще до декрета о суде.

На этом начальном этапе революции народные массы все еще верили в возможность мирного развития. Пока классовая борьба не приняла формы гражданской войны, оставалась почва для подобного рода взглядов. Только опыт острых классовых столкновений, опыт самих масс заставил революцию применить террор.

Интересы революции требовали беспощадной расправы с врагами народа, саботажниками, организаторами антисоветских мятежен, спекулянтами. В руках революционных органов уже находилось большое количество мятежных офицеров — организаторов юнкерского выступления, руководителей «стачечных» комитетов саботажников, инициаторов пьяных погромов и беспорядков. Массы требовали революционного суда над клеветниками, широко использующими буржуазную печать для распространения контрреволюционных провокационных слухов.

11 декабря 1917 г. состоялось первое заседание петроградского Революционного трибунала. На рассмотрение было поставлено дело графини С. В. Паниной, бывшего товарища министра просвещения в последнем составе Временного правительства. Она обвинялась в присвоении денег, принадлежащих министерству, использовании их на контрреволюционные цели, на финансирование саботажников. Дело это имело принципиальное значение. Речь шла о том, признает ли Революционный трибунал преступлением саботажническую деятельность, осудит ли организаторов саботажа, сумеет ли содействовать подавлению саботажа. Положение осложнялось тем, что на скамье подсудимых сидела представительница либерального просветительства, организатор «Народного дома» на рабочей окраине Петрограда, воспетая на все лады буржуазной печатью.

Зал великокняжеского дворца, где разместился трибунал, был переполнен буржуазной публикой. Юристы, чиновники, журналисты пришли посмотреть на диковинное зрелище — как рабочие будут судить графиню, которую буржуазная печать уже успела объявить мученицей и подвижницей. Рабочих в зале было мало, творческая энергия петроградских рабочих была устремлена в это время на другие дела.

Председатель Революционного трибунала рабочий И. Н. Жуков в краткой вступительной речи заявил, что трибунал призван беспощадно бороться со всеми попытками реставрации старого строя, стоять на страже революции и ее завоеваний. В ходе судебного допроса было полностью установлено, что деньги, взятые Паниной, использовались на финансирование саботажников.

Вопреки старым традициям процесс начался с речи защитника, который прежде всего пытался доказать... незаконность самого существования трибунала. По совести, говорил защитник, судить графиню Панину невозможно, так как она всю жизнь пеклась о благополучии тех рабочих, которые ее теперь судят. «Значит, остается судить ее партийно. Тогда незачем обставлять это всеми атрибутами судебных процессов. Тогда это гражданская война»¹⁷⁸. Обвинение трибунала в партийности понадобилось защитнику для того, чтобы поставить под сомнение народный характер нового суда.

По приглашению председателя трибунала обвинителем выступил Наумов — молодой рабочий завода Парвиайнена. «Я готов согласиться, — говорил обвинитель, — что в прошлом гражданка Панина приносила пользу народу... Но тем-то и отличается их благородство, чтобы давать или бросать народу куски, когда он порабощен, и мешать ему в его борьбе, когда он хочет быть свободным...» Обращаясь к членам трибунала, обвинитель заключил: «Гражданка Панина мешала народу в его работе. Действуйте, граждане судьи, не для однобокого благородства, а на пользу миллионов — и жизнь оправдает вас!»¹⁷⁹.

Даже на буржуазную печать речь рабочего произвела огромное впечатление. Защитник графини Паниной писал в эсеровской газете, что «речь поражает своей искренностью и целостностью настроения»¹⁸⁰.

Вместе с тем приговор трибунала по делу Паниной является свидетельством крайне мягкого отношения революционных органов к врагам Советов. Революционный трибунал постановил: вынести гражданке Паниной общественное порицание и содержать ее под стражей, пока она не внесет взятых ею сумм¹⁸¹.

Члены трибунала не сразу проявили понимание обстановки. Не всем участникам революционной борьбы был ясен вопрос о сущности и формах классовой борьбы, когда она переходит в вооруженную борьбу классов, оружием решающих вопрос о власти. Столкновение еще не приняло характера массовых битв. Это был период Триумфального шествия Советской власти, сравнительно слабого сопротивления буржуазии и военной контрреволюции. Отсюда и рождались иллюзии возможности мирной договоренности с врагами Советской власти. Эти иллюзии рассеивались в ходе борьбы, разоблачались большевистской партией.

Значительный интерес представляет также процесс В. Пуришкевича в конце 1917 — начале 1918 г. Тут уже речь шла не об отдельном представителе свергнутых классов, а о контрреволюционной организации, возглавляемой матерым черносотенцем. В этой организации впервые объединилась монархическая и правоэсеровская контрреволюция с представителями иностранных посольств и миссий.

Для защиты Пуришкевича и его подручных был срочно мобилизован «цвет» буржуазной адвокатуры. Будучи не в силах опровергнуть факты, изобличавшие контрреволюционную деятельность подсудимых, защитники решили сбить с толку трибунал юридической казуистикой. Стремление запутать процедурные вопросы — таков был метод защиты. Буржуазная публика устраивала обструкции, всячески нарушала ход заседаний.

Контрреволюции не удалось сорвать процесс Пуришкевича и его организации. В ходе процесса была раскрыта связь между Пуришкевичем и казачьей контрреволюцией. «Здесь, — заявил выступавший обвинителем Д. 3. Мануильский, — впервые русская победоносная революция посадила контрреволюцию на скамью подсудимых... Нити отсюда, — продолжал он, — ведут туда, к Тихому Дону, к творцам гражданской войны там и, судя Пуришкевича с компанией, вы также выносите приговор генералам, создавшим русскую контрреволюционную Вандею»¹⁸². Процесс раскрыл единство контрреволюционного лагеря — от правых эсеров до черносотенцев.

Обвинители требовали строгого наказания для Пуришкевича и других обвиняемых. Однако и по этому процессу трибунал вынес весьма мягкий приговор: Пуришкевича приговорили к двум годам общественных принудительных работ, а приговоры другим обвиняемым были и того мягче.

Во время первых процессов перед Революционным трибуналом прошли генералы, отказавшиеся подчиниться советскому командованию, заговорщики из числа меньшевиков и эсеров, саботажники. клеветники, использующие печать как средство борьбы с революционным народом, и уголовники, сомкнувшиеся с контрреволюцией. Во время этих процессов адвокаты и буржуазная публика, заполнявшая залы заседаний трибунала, с похвальной откровенностью обнажили суть своей «демократии», своего «правосудия». Когда Революционный трибунал 13 декабря 1917 г. приговорил бывшего командующего 5-й армией генерала Болдырева за саботаж к трем годам тюремного заключения, буржуазная публика устроила саботажнику овацию, со всех сторон неслись из зала крики одобрения: «Браво, генерал»¹⁸³.

Защиту налетчиков — «анархистов», вымогавших у граждан крупные суммы денег, адвокат Крамаров строил на том, что преступников судить не за что, так как время «переходное» и неизвестно, признает ли Советская власть частную собственность... Во время процесса над саботажником и клеветником меньшевиком Л. М. Брамсоном, бывшим заведующим финансовым отделом ВЦИК 1-го созыва, адвокаты, «золотая» молодежь и истеричные буржуазные дамы попытались применить насилие к охране трибунала. Председатель трибунала потребовал очистить зал заседания от бесновавшихся «добропорядочных», «приличных», «благопристойных» господ.

Кто первым применял насилие, достаточно ясно было видно из дела Брамсона. Трибунал вынес приговор: «Подсудимому выражается общественное порицание и презрение» ¹⁸⁴. Такой приговор вынесли те, кого называли насильниками и узурпаторами. Люди же, кричавшие об анархии, смуте, нарушении законов, вступили на путь борьбы с законами пролетарской революции, нарушения революционного порядка, воспевания беззакония, защиты подонков, отбросов буржуазного общества.

Обстановка в зале суда коренным образом менялась, когда эта «чистая» публика сталкивалась с твердой волей Революционного трибунала, с рабочими и солдатами, пришедшими в зал заседаний поддержать свой трибунал. Так было во время процесса Н. Я. Быховского, редактора газеты «Известия Совета крестьянских депутатов». Быховский поместил в своей газете сообщение, что Павловский полк принял резолюцию, осуждающую большевиков. Солдаты-павловцы привлекли Быховского за клевету к суду Революционного трибунала. Здесь еще раз прозвучал подлинный голос народа, его понимание свободы печати, долга честного журналиста, его понимание классовой борьбы. Выступивший обвинителем рабочий заявил, что Быховский «сознательно использует свободу слова, превращая ее в орудие классовой борьбы и наветов» ¹⁸⁵.

Грозно прозвучали слова обвинителя, потребовавшего, чтобы клеветники были лишены такого могучего оружия, как печать. «Вместо того чтобы марать бумагу, он может очищать улицы или колоть дрова», — воскликнул обвинитель. Выступивший от имени павловцев солдат очень ясно и четко выразил ярость и презрение народа к продажным клеветникам: «Я обращаюсь к журналистам, — сказал он. — Не думайте, что народ не сумеет судить. Но спаси вас бог от этого суда. Наш суд скорый и праведный, но страшный. Судите Быховского, граждане судьи, чтобы мы сами не вынуждены были судить его!» ¹⁸⁶.

Перед этим голосом обвинителей — рабочих и солдат — вынуждены были замолчать обычно столь шумные и изворотливые буржуазные адвокаты. Трибунал и на этот раз оказался удивительно мягким. Быховский был приговорен к штрафу в 500 руб.

Первые процессы в Революционном трибунале интересны во многих отношениях. С огромной силой проявился в них характер пролетарского гуманизма, великодушное отношение к поверженному врагу. Это было столкновение молодого, еще не окрепшего пролетарского демократизма новой судебной власти с буржуазным либерализмом, полностью слившимся с грязным контрреволюционным потоком. Это было столкновение не имевших ни опыта, ни знаний молодых рабочих судей с матерыми волками буржуазной юриспруденции. И в этом первом столкновении пролетарское право вышло победителем. Буржуазные газеты могли сколько угодно вопить об отсутствии логики и законов в Революционном трибунале, о «несуразности», о «русских Робеспьерах» и т. д. Но эта же печать вынуждена была признать, что суд проходил объективно, судьи держались спокойно, с достоинством.

Только народные суды и революционные трибуналы могли направить копившиеся веками угнетения и несправедливости гнев и ненависть народа в русло советской законности и революционного порядка. Напрасно кричала буржуазная пресса о самосудах — именно народные суды и трибуналы спасали врагов революции от самосудов, выносили именем Российской Республики приговоры, которые даже самых яростных защитников старого правопорядка не раз удивляли своей гуманностью.

По декрету о суде революционные трибуналы стали создаваться во всех губернских центрах. Московский Совет принял положение о Революционном трибунале 5 декабря, утвердил председателя трибунала и его заместителей. Были избраны также следственные комиссии из представителей большевиков и левых эсеров¹⁸⁷. В начале декабря Витебский Совет сообщил в Совнарком, что Революционный трибунал создан и скоро начнет функционировать¹⁸⁸. В это же время, в декабре, были созданы революционные трибуналы в Уральской области, Омской губ.¹⁸⁹ В конце 1917 — январе 1918 г. они возникают в Саратовской, Орловской, Калужской, Владимирской и других губерниях¹⁹⁰. В Тамбовской и Тверской губерниях трибуналы сначала возникли в уездных и даже волостных центрах, а затем уже в губернских городах.

В течение первых двух месяцев работы революционные трибуналы на местах создали документы, в которых была обобщена их деятельность и существенно дополнены инструкции, разработанные НКЮ. В резолюции III Областного уральского съезда Советов в конце января 1918 г. было сказано, что выборы местных судей производят Советы, в районе которых находится камера судей. Там, где Советов нет, судьи назначаются Окружным Советом. Специальный раздел резолюции «О революционных трибуналах» предусматривал, что трибунал возглавляется президиумом, который ведает вызовом сторон и свидетелей, готовит дела к слушанию, оповещает о заседаниях население. Резолюция определяла, что следственная комиссия Революционного трибунала ведет следствие, составляет обвинительный акт или прекращает дело, если не находит состава преступления. По положению, принятому уральским съездом, следственная комиссия сама избирала меры пресечения: содержание под стражей, залог, поручительство. На следственную комиссию при трибунале возлагалось также производство дознаний и следствий по делам, подведомственным местным судам¹⁹¹.

Большой интерес представляет процесс создания судебных органов в армии, освободившейся от наиболее реакционных элементов офицерского корпуса. В силу того что в старой армии все усиливались элементы распада и разложения, строительство здесь судебного аппарата имело ряд важных особенностей.

В армии создавались главным образом революционные трибуналы, которые строились в основном в соответствии с декретом о суде. Ни по составу и характеру их деятельности, ни по функциям это не были военные суды обычного типа. Рассмотрим характер и функции Революционного трибунала 5-й армии. Он был учрежден в декабре 1917 г. для рассмотрения дел, возникающих в районе армии главным образом в связи с выступлениями контрреволюционного характера, саботажем, спекуляцией, мародерством.

Состав трибунала не носил чисто военного характера, так как очередные заседатели избирались не только от Армейского комитета, но и от местного Совета ¹⁹². Меры наказания, применяемые трибуналом 5-й армии, ничем не отличались от обычных мер наказания: денежный штраф, общественное порицание, лишение общественного доверия, принудительные общественные работы, лишение свободы, высылка за границу. Положением о Революционном трибунале 5-й армии предусматривалась возможность использования старых законов «постольку, поскольку они не отменены революцией, не противоречат революционной совести и революционному правосознанию». Трибунал соответственно мог применять и «все виды наказания, указанные в статьях законов не отмененных» ¹⁹³. Однако случаи применения старых законов и соответствующих им наказаний были очень редки.

Иногда армейские революционные трибуналы объединялись с новыми судебными органами, создаваемыми Советами. Так, Революционный трибунал 3-й армии в декабре 1917 г. объединился с Революционным трибуналом при Полоцком Совете р., с. и к. д.¹⁹⁴ При объединенном трибунале была создана следственная комиссия.

В частях Петроградского военного округа в начале декабря 1917 г. приказом командующего округом В. А. Антонова-Овсеенко были созданы товарищеские суды «для разбора проступков, принижающих звание гражданина-воина». Товарищеские суды могли налагать наказания от выговора до лишения очередного отпуска и назначения на хозяйственные работы сроком до двух недель¹⁹⁵. Дела политического характера по обвинению в контрреволюционной деятельности передавались из товарищеского суда в Революционный суд при Петроградском Совете.

Таким образом, мы видим, что от прежних военных судов в армии не осталось и следа. Здесь, в солдатских массах, ликвидация ненавистных военных судов проходила быстро и решительно, а правотворчество проявлялось так же бурно, как и во всех остальных слоях трудящихся.

Много легенд распространяла контрреволюционная пропаганда о якобы массовых расправах солдат над офицерами после Октябрьской революции. Аресты солдатами контрреволюционных офицеров действительно были распространены почти повсеместно. Но вот данные по 3-й армии Западного фронта: после Октябрьской революции в армии было арестовано 113 офицеров. К 12 декабря 1917 г. все они были освобождены. 85 из них были ограничены в правах быть избранными на командные и комитетские должности. За остальными сохранилось право такого избрания¹⁹⁶. Тот же трибунал рассматривал в конце декабря дело муллы 3-й армии Камалетдинова, обвинявшегося в контрреволюционной деятельности, поддержке корниловского мятежа, вымогании денег у солдат-мусульман. Трибунал приговорил Камалетдинова к тюремному заключению сроком на один год «с лишением права занимать общественную и духовную должность по отбытии наказания»¹⁹⁷

Применение более строгих наказаний, особенно высшей меры, было чрезвычайно редким. Единственно известный нам случай расстрела в декабре 1917 г. был применен не к офицеру, а к своему же брату-матросу. 7 декабря 1917 г. матрос Цветков с крейсера «Рюрик» в пьяном виде учинил дебош на станции Могилев.

Цветков, входивший в состав отряда балтийских моряков, прикомандированных к гарнизону г. Могилева, и раньше уличался в мародерстве, бессмысленной стрельбе и т. д. Он дважды давал обещание не нарушать революционный порядок. «Чаша терпения товарищей матросов переполнилась, и был выделен суд из 12 человек, — сообщала армейская газета. — Суд балтийских моряков был скор и суров. Ему был вынесен смертный приговор. Приговор был приведен в исполнение тотчас же, близ станции»¹⁹⁸.

Этот единственный до лета 1918 г. случай расстрела, примененного матросами к своему же товарищу, еще более резко подчеркивает исключительность такой меры и клеветнический характер легенд о кровавых насилиях над офицерами.

Народные массы поднялись на социалистическую революцию в октябре 1917 г. и победили в этой революции почти без пролития крови, проявив величайшую гуманность, терпеливость и справедливость к своим врагам.

Большевики предвидели, что свергнутые классы применят насилие по отношению к народным массам и после того, как лишатся политической власти, что они используют для борьбы с революцией силу денег, международные связи, воспитанные столетиями рабства покорность и инерцию отсталых слоев народа.

Но большевики полагали, что сопротивление свергнутых классов, их попытки применить насилие будут подавлены непосредственными действиями вооруженного народа.

Опыт борьбы потребовал других решений. Первый и каждый последующий шаг борьбы с контрреволюцией был только ответом на самые зверские, кровавые и коварные заговоры, мятежи, насилия буржуазии, помещиков, кулаков, белогвардейского офицерства.

В ходе этой борьбы и создавались органы защиты революционного порядка. Рабочий класс и его партия никогда не считали главным в деятельности этих органов методы террора и насилия. ВЧК возникла как орган предупреждения заговоров и мятежей и первые полгода своей деятельности не прибегала к террору. Только в ответ на заговоры, мятежи, террористические акты белогвардейцев ВЧК стала применять жесткие меры по отношению к контрреволюционерам.

Необходимость защиты революционного порядка вызывалась не только прямыми действиями контрреволюции. Старое общество сопротивлялось, используя отсталость, темноту, невежество и собственнические инстинкты некоторых слоев трудящихся. И тут нужно было действовать не только и не столько насилием, сколько убеждением, воспитанием. Эти функции сразу же проявились в действиях новых судебных органов, которые не только карали, но и воспитывали, формировали революционное сознание рабочих и крестьян.