Человек. Мыслитель. Революционер - Радек, Ротштеян, Тальгеимер, Адоратский

К. Б. РАДЕК

ЖИЗНЬ И ДЕЛО ЛЕНИНА

В первый раз в истории человечества весть о смерти политического деятеля не только облетит весь мир, но заставит вздрогнуть сердца миллионов людей всех стран и всех наций. Есть страны, в которых плакать будут по нем миллионы, в других только сотни тысяч, в третьих, быть может, только горсточки людей, но не будет ни одной нации, в которой в день 22 января не сказали бы себе люди: «Умер мой вождь».

Все буржуазные революции имели международное значение не только потому, что всякая из них потрясала основания сложившегося международного соотношения сил, не только потому, что всякая из них будила мысль тем, что в ней было прогрессивного, что в ней было шагом вперед, но и потому, что во всех буржуазных революциях наиболее передовые элементы хотели выйти из рамок своей нации, из рамок стремлений, очерченных границами одной земли. Во время английской революции маленькая группа коммунистов, которая мечтала о новом тысячелетии человеческого счастья, доходила даже до того, что проповедовала войну против капиталистической Голландии и готовилась нести свою коммунистическую веру далеко за пределы канала Ла-Манш. Во время французской революции борьба против монархии вызвала у многих борцов, с Анахарзисом Клоопом во главе, чувство международности, чувство необходимости международного низвержения монархии и феодализма. И революционные движения буржуазии одних стран вызывали сочувствие у передовых элементов буржуазии других стран. Но это было только сочувствием.

Буржуазные революции происходили в период, когда экономический уровень разных стран настолько был отличен друг от друга, что всякая буржуазная революция являлась национальной революцией. Она не могла выйти за пределы своей страны. Мало того, именно потому, что революция была буржуазной, она стремилась к доставлению преимуществ одной нации и потому не могла вызывать в других чувства солидарности. Английская революция угрожала господству голландской буржуазии. Французская революция, которая несла на своих штыках освобождение от ига феодализма, одновременно угрожала германскому народу национальным растерзанием и принуждала даже тех, которые становились на ее почву и понимали ее величие, обращаться против нее для борьбы за независимость своей страны. Поклонники французской революции в Германии, Гнайзенау и Шарнхорст, были одновременно организаторами борьбы за освобождение Германии от ига Наполеона.

Русская революция — первая победоносная пролетарская революция — могла быть пролетарской именно потому, что развитие капитализма не только докатилось до гор Урала и до вершин Кавказа, но и до берегов Тихого океана. Капитализм, создавший условия пролетарской революции в отсталой России, сделал русскую революцию застрельщиком международной революции. И когда разгорелся факел русской революции, то он осветил весь мир и светит всему миру, охватывает пламенем сердца миллионов людей всего мира. И германский рабочий, узнающий о днях, которые потрясли вселенную, из книги и газеты, и китайский кули, узнающий о русской революции в кабаках Сан-Франциско из разговоров с английскими матросами, и мексиканский рабочий, борющийся против своих феодальных господ и против американской плутократии, и индийский крестьянин, к которому весть о русской революции проникла при посредстве враждебных телеграмм Рейтера,— всякий из них думал свою думу о великой русской революции как о своей, как о начале своего освобождения.

Знаменосец русской революции — Ленин сделался знаменосцем мировой революции, сделался символом новой эпохи в истории человечества, эпохи освобождения труда, эпохи борьбы рабочего класса за воссоздание мира на новых началах. Смерть Бебеля вызвала скорбь в миллионах рабочих Европы, но не могла потрясти пролетариат и крестьянство всего мира, ибо германская с.-д. не переросла основ капиталистического мира. Смерть Ленина потрясет эти миллионы, заставит их задуматься над пройденным путем и над тем тернистым путем, который еще лежит пред нами, который придется прочистить секирой и пройти в великом труде. Ленин поднял знамя восстания против мирового капитала. Вот почему смерть его объединит скорбью всех, кто борется против ига буржуазии.

Смерть Ленина даст громадный толчок пролетарской мысли всех стран. Во всех странах пролетарии учились сражаться по обрывкам мысли Ленина, которые доходили к ним в наших листовках и резолюциях. Проверяя эти мысли на своем опыте и видя в них правду своей жизни, они были спокойны, они знали, что у руля корабля международной революции стоит этот гений международного пролетариата. И они доверялись его руководству. Теперь его нет. И всех, кто думает в рядах рабочего движения, заботит теперь в первую очередь мысль, как изучить жизнь и дело Ленина, как найти в его книгах оружие для своей борьбы, как научиться самостоятельно владеть этим оружием. Нет ничего более показательного в этом смысле, как слово одного немецкого коммуниста, сказанное после получения известия о смерти Ленина: «Не давайте нам избранных сочинений Ленина, дайте нам на главных европейских языках все сочинения Ленина, чтобы мы собственной работой могли усвоить его мысль и его метод».

Минует много лет, пока мы сможем поставить этот памятник Ленину хотя бы в главных странах рабочего движения, пока мы трудами о жизни и деле Ленина сможем помочь европейским рабочим охватить все его наследство. Пока что задача коммунистов состоит в том, чтобы хоть в самых общих чертах дать картину исторической роли Ленина, дать костяк его мысли.

1. Ленин как основатель первого пролетарского государства

Учение Маркса записано в книгах, им созданных. Переписка его—достаточный комментарий к его сочинениям. Ленин оставил десятки томов. Когда будет собрана его переписка, она даст новые десятки томов. Но главный комментарий к учению Ленина — это дело Ленина, это труд его, создание Коммунистической партии России и борьба этой партии за власть. Это методы, при помощи которых пролетариат ее удержал в самых неслыханных условиях, это методы, которые Ленин завещал русскому пролетариату, не только как средство удержания власти, но и как средство решения задач, во имя которых рабочий класс России брал власть в свои руки.

Маркс принимал участие в революции 48-го года в Германии. Но при слабости пролетарских элементов в ней он не мог играть решающей роли. Самая революция 48-го года в Германии была историческим выкидышем. Она пришла слишком поздно, чтобы победить как буржуазная революция, и чересчур рано, чтобы быть возглавленной пролетариатом. За революцией 48-го года последовали десятилетия реакции, в которых Маркс мог быть только зрителем, изучающим механику буржуазного мира. На смену этой реакции пришла эпоха национальных войн, в которой пролетариат снова не мог быть руководящей силой, благодаря чему и Маркс не мог играть руководящей роли. После засветил на горизонте метеор Парижской коммуны. Только гений Маркса мог понять смысл этого краткосрочного явления. Но снова не могло быть и речи о руководящей роля Маркса.

После Парижской коммуны и до самой смерти Маркса воцарилась в Европе реакция. Революционные задачи буржуазии были на Западе разрешены. Пролетарии же несмело и медленно начали заново строить свою армию. Собирались они маленькими группами в разных странах, робкие их движения не могли быть руководимыми с одного места. Весь гений Маркса исчерпался в изучении основных законов, движущих развитие буржуазного мира и связанного с ним пролетариата. Он не мог проверить себя в огне гражданской войны, как гений-руководитель революции.

Ленин стоит обеими ногами на почве учения Маркса, которое он понял глубже и самостоятельнее, чем кто бы то ни было из его учеников. Но Ленин с первого дня своей жизни приготовлялся к роди практического руководителя коммунистических революций. Вся его жизнь ушла на разработку задачи, решенной только в 1917 году: на подготовку великого прорыва фронта международной буржуазии, совершенного в Октябре 1917 года. Весною этого года минует 30 лет с тех пор, как молодой Ленин в своей работе «Что такое «друзья народа»...» написал: «На класс рабочих и обращают социал-демократы все свое внимание и всю свою деятельность. Когда передовые представители его усвоят идеи научного социализма, идею об исторической роли русского рабочего, когда эти идеи получат широкое распространение и среди рабочих создадутся прочные организации, преобразующие теперешнюю разрозненную экономическую войну рабочих в сознательную классовую борьбу,—тогда русский рабочий, поднявшись во главе всех демократических элементов, свалит абсолютизм и поведет русский пролетариат (рядом с пролетариатом всех стран) прямой дорогой открытой политической борьбы, к победоносной коммунистической революции».

Изучение науки Ленина о коммунистической революции требует в первую очередь изучения пути Ленина, как руководителя борьбы русского пролетариата за власть.

Всех поражала неслыханная уверенность, с которой Ленин выступал как политик, как руководитель пролетарской партии. Одни приписывали эту уверенность властному характеру, который делал его прирожденным вождем. Другие видели источник уверенности Ленина в его непоколебимой вере в социализм. Но властная воля не только объединяет людей, но и отталкивает их, когда историческая проверка доказывает, что она направляет себя и направляет других по ложному пути. Сила Ленина как вождя состояла в том, что его товарищи по партии всегда убеждались, что воля его двигает их по верному историческому пути.

Этот верный путь не мог он находить в вере в социализм. В социализм веровал непоколебимо и вождь английских реформистов Кейр-Гарди, который вел английский пролетариат по ошибочному пути; в социализм веровал глубоко и Жан Жорес—вождь французского реформизма; в социализм веровал глубоко чистейший человек Второго Интернационала Виктор Адлер, приведший австрийский пролетариат к трясинам социал-патриотизма. Но ни один из названных не выдержал исторической проверки, несмотря на всю свою веру. Социализм не является религией, социализм является наукой в условиях победы пролетариата. Железная уверенность Ленина имела своим источником то, что он, как ни один. из учеников Маркса, продумал его науку об обществе, что наука эта вошла в его кровь, что он применял ее, как ни один из учеников отца научного социализма. Занятый практическим делом сознания пролетарской партии в России и ее руководством, Ленин оставил очень мало трудов, посвященных общим основам учения Маркса. Но достаточно вдуматься в то, как Ленин в названной своей юношеской работе ставит вопросы исторического материализма, достаточно сравнить его постановку вопроса с постановкой той же проблемы в работах Плеханова и Каутского этого времени, чтобы увидеть, как самостоятельно Ленин разрешает вопросы марксистской теории. Две-три его странички, казалось бы совершенно случайные, посвященные различию между диалектикой и эклектизмом в его брошюре, изданной во время дискуссии о профсоюзах, показывают, как скромен был Ленин, когда он называл себя учеником Плеханова. Ленин был великим самостоятельным марксистским мыслителем. И это являлось предпосылкой, которая позволила этому сильному, как сталь, человеку сделаться руководящим политиком международного пролетариата.

Ленин как мыслитель, Ленин как политик русской революции вырос в обстановке, которая ставила вопросы. революции как вопросы практической борьбы. Это позволило ему сразу перерасти на голову других учеников Маркса.

Лафарг развивался в стране мелкобуржуазной, над которой прошли грозы трех революций, но в которой капитализм не создал еще условий новой, пролетарской. Великий талант Лафарга не мог развернуться в гений.

Каутский, который первый после Энгельса и Маркса пытался самостоятельно применять марксизм, мог его использовать только для изучения истории общества. На живом деле, на вопросах германского движения, марксизм служил ему только орудием выяснения пролетариату, как нельзя ни обойти классового врага, ни перескочить через него, что надо медленно накоплять силы для решительного боя. Этот решительный бой находился так далеко, что когда Каутский робко подошел в своих сочинениях о социальной революции к вопросу о завоевании власти, то очертания этого вопроса были для него самого настолько неясны, что он проглядел одну из самых важных задач пролетарской революции — откуда добыть победоносному пролетариату хлеб на следующий день после победы.

Плеханов, блестящий толкователь науки Маркса, блестящий защитник «против всякого рода критиков», жил далеко от источников бури, далеко от России. И весь его громадный интерес к революционной борьбе в России оказался недостаточным, чтобы обратить все силы его мозга на изучение практических задач революционной борьбы русского пролетариата. И нет ничего более характерного, как тот факт, что после «наших разногласий» Плеханов не посвятил ни одного своего труда детальному изучению одного из главнейших вопросов русской революции — аграрного.

Ленин как теоретик, Ленин как политик занялся с первых своих шагов именно изучением главного поля действий русского пролетариата и главных сил, которые должны принимать участие в русской революции. Сравнение постановки аграрного вопроса у Каутского, Кшивицкого, Компер-Мореля—с одной, и у Ленина, с другой стороны, показывает наглядно не только отличие экономических условий Западной Европы и России, не только особенности аграрного вопроса в России и Западной Европе, но и отличие Ленина как революционного вождя от виднейших представителей научного социализма Европы. Ленин изучает аграрный вопрос не только с точки зрения объяснения развития судеб капитализма, правильности и неправильности экономической науки Маркса в области земледелия, но прежде всего с точки зрения борьбы пролетариата за власть, с точки зрения выбора пролетариату союзника в его борьбе.

Каутский видел этого союзника только в сельских рабочих. Но насколько его отклонение попыток завоевания деревенского бедняка, как оппортунизм, было результатом только хорошего или плохого применения марксизма или тоже результатом пассивности германской социал-демократии, ее практического отказа от борьбы за власть, сужения горизонтов германского пролетариата до горизонтов цеховых интересов,— показывает лучше всего тот факт, что германская социал-демократия не сумела даже начать борьбу за завоевание того слоя деревни, который Каутский считал союзником пролетариата: сельских рабочих. Ленин открыл в русской экономике, в крестьянстве союзника для борьбы пролетариата за власть и в продолжение десятилетий на всех изгибах русской истории учил создавать союз борющегося пролетариата с крестьянством.

Плеханов, отклонив иллюзии народников насчет самостоятельной революционной роли крестьянства, не сумел сосредоточить внимание русского рабочего класса на вопросе о союзе с крестьянством как тем классом, без которого пролетариат не в состоянии завоевать власти и против воли которого он не в состоянии будет ввести социализм. Ленин это сделать сумел, и тут Ленин, великий самостоятельный мыслитель пролетариата, превращается в его политического руководителя. Руководить борьбой класса—это значит, изучив условия его победы, никогда не забыть об этих условиях: ни в моменты головокружительных побед, ни в моменты потрясающих поражений. Отношение Ленина к крестьянскому вопросу является новым моментом в истории всемирного рабочего движения.

Аграрный вопрос не будет играть везде той конкретной роли, которую он играет в русской революции. Во всех передовых капиталистических странах батраки будут играть более выдающуюся роль, чем в России, но везде вопрос завоевания того, кто производит хлеб, будет играть решающую роль в пролетарской революции, и на эту роль завоевания хлеба указал международному пролетариату своей теорией и практикой в первую очередь Ленин.

Но в отношении Ленина к аграрному вопросу есть еще одна сторона, которая является основным вкладом в будущую борьбу международного пролетариата. В своей борьбе против оппортунизма представители революционного марксизма в Западной Европе выплескивали ребенка вместе с водой. Даже тогда, когда они отклоняли взгляды Лассаля на всю буржуазию как на «одну реакционную массу», они на практике боялись союза пролетариата с непролетарским элементом. Ленин, борясь самым решительным образом против меньшевистской политики союза с либеральной городской буржуазией как классом, неспособным идти с пролетариатом до низвержения абсолютизма, с беспрерывной энергией ставил вопрос о союзе с крестьянством, с тем мелкобуржуазным классом, интересы которого требовали низвержения царизма. Он таким образом и пролетариат других стран научил смотреть на вопрос об отношении к непролетарским элементам не с точки зрения абстрактного отклонения союза вообще, а с точки зрения конкретной, с точки зрения оценки интересов данного класса, с точки зрения вопроса, на какой промежуток исторической дороги чужой пролетариату класс или часть класса может идти с ним вместе против врага, которого надо убрать. В своей брошюре о «детской болезни коммунизма» Ленин выдвинул как одно основное условие в борьбе пролетариата за власть и в борьбе за удержание власти именно завоевание массового союзника, каким бы шатким он ни был.

Главной наукой Ленина как политика, подготовляющего завоевание власти пролетариата, является его наука о значении пролетарской партии. Понять споры Ленина с меньшевизмом в 1903 году о роли партии, о круге лиц, входящих в состав пролетарской партии, это значит понять один из главных рычагов ленинской политики. Ленин учил пролетариат искусству маневрирования в классовой борьбе. Эту задачу он ставил перед пролетариатом с первого момента своей исторической работы; но одновременно он учил его, что нет никакой маневренной борьбы пролетариата, прежде чем пролетариат сложился как маневрирующий субъект. Если наука его об отношении к крестьянству и к либеральной буржуазии есть; наука о маневрировании пролетарской партии, то его организационные взгляды являются наукой о том, как предохранить пролетариат от того, чтобы он сделался безвольным объектом маневрирования со стороны врага.

В спорах о первом параграфе устава социал-демократической партии Ленин ставил вопрос не менее важный, чем во всех политических спорах с меньшевизмом. Наоборот, можно сказать, что этот вопрос о первом параграфе устава предрешал возможность проведения в жизнь всей политической линии Ленина. Рабочий класс России жил под гнетом царизма, который не позволял ему создать мощную массовую организацию. Рабочий класс выступал стихийно для борьбы с самодержавием в экономических и политических забастовках. Меньшевики мечтали о создании широкой массовой партии пролетариата, но для нее не было места в условиях царизма: все разговоры о широкой демократической организации в этих условиях означали пустое прожектерство и открывали на деле двери в ряды рабочей партии всем, которые высказывали свое сочувствие рабочему движению или поддерживали его материально. Это означало подчинение революционного рабочего движения, еще не сложившегося, еще не окрепшего, влиянию мелкой буржуазии. При условиях царизма, который возмущал против себя широкие круги мелкобуржуазной интеллигенции, при опошлении европейского либерализма всякий адвокат прикрывался знанием социализма. Кто принимал его в партию на условиях простого признания программы рабочей партии и материальной ее поддержки, тот отдавал распыленное рабочее движение в руки мелкой буржуазии. Ленин, требовавший, чтобы членом партии считался только тот, кто работает в нелегальной организации пролетариата, стремился к тому, чтобы уменьшить опасности подчинения рабочего движения мелкобуржуазной интеллигенции. И даже тот, кто рвал с буржуазным обществом, рисковал принадлежностью к нелегальной организации пролетариата, делался профессиональным революционером, и тот еще не давал гарантий, что он останется верен делу пролетариата, но он, по крайней мере, давал известные гарантии.

Намечая путь пролетариата на основе марксистского анализа и создавая нелегальную организацию профессиональных революционеров, Ленин создавал условия для централизированного революционного руководства пролетарской борьбой. Лучшие люди европейского социализма, даже Роза Люксембург, зорко следившая за борьбой русского пролетариата, видели в организационных взглядах Ленина выражение заговорщической тактики, боялись отрыва большевистской организации от массовой борьбы пролетариата. Эти опасения оказались неправильными. Меньшевики создавали в моменты подъема широкую организацию, но организацией этой руководила неустойчиво оппортунистическая интеллигенция. Ленин создал организацию, которая умела руководить борьбой пролетариата в самые трудные моменты, которая умела отстаивать революционные принципы в годы затишья революции и которая являлась широкой массовой организацией в период исторических сдвигов, втягивающих пролетариат в классовую борьбу.

Ленин никогда не держался доктринерско-организационных форм: от нелегальной организации перед 1905 годом, охватывающей только тысячи, через массовую организацию, охватывающую в первую и вторую революции десятки тысяч человек, он довел Коммунистическую партию до размеров организации, охватывающей сотни тысяч и после Октябрьской революции влияющей на миллионы. Формы менялись, но через эти все меняющиеся формы Ленин проводит одну мысль: чтобы пролетариат мог победить, ему нужна революционная организация. Организация эта должна быть сплоченной и централизированной, ибо враг в десять раз сильнее, чем она.

Создавая массовую партию, способную маневрировать в борьбе с врагом, Ленин с первого своего шага ставит себе задачу — подготовку вооруженного восстания для захвата власти. Он умел в моменты, когда мы были слабы или когда после поражения были отброшены назад, учить партию бороться за каждую пядь земли, за каждую позицию, проделывать самую черную ежедневную работу, накопляющую силы пролетариата, но ни один день своей жизни он не забывал о том, что вся эта работа имеет одну цель — подготовку завоевания власти пролетариатом.

Нет ничего более поучительного для современного коммуниста, чем сравнение работы Ленина в периоды победоносной контрреволюции с работой его в периоды величайшего подъема рабочего движения. Когда была раздавлена первая революция, он боролся самым решительным образом со всеми, которые, не признавая победы контрреволюции, в ожидании нового подъема революционных сил отказывались от трудной работы собирания сил, использования для этой цели всех средств; но с той же самой энергией он боролся против тех, которые теряли революционные перспективы, разменивали революционную борьбу пролетариата на борьбу за пятачок. В это время реакции Ленин тщательнейшим образом изучал уроки 1905 года, для того чтобы движение при следующем подъеме могло их использовать.

Чего стоит в этом смысле статья его в 1908 году, напечатанная в журнале польских социал-демократов, в которой он тогда, на основе уроков Московского восстания, поднимает вопрос технической подготовки будущих вооруженных восстаний!

Во время империалистской войны, когда рабочее движение во всем мире было разбито не только военным аппаратом буржуазии, но и предательством социал-демократии, Ленин, помогая всякому практическому шагу своих единомышленников, занимаясь всякой конкретной заботой о создании нелегальной организации, использованием легальной возможности, одновременно разрабатывает в своем швейцарском одиночестве науку Маркса о государстве, о диктатуре пролетариата и приготовляет, таким образом, Октябрьское восстание 17-го года. Даже такие люди, как Меринг и Роза Люксембург, ни на один момент не сложившие оружия перед торжествующим германским империализмом и торжествующим социал-патриотизмом Интернационала, считали романтизмом факт, что Ленин в первом манифесте Центрального Комитета большевиков, изданном в два первые месяца после начала международной войны, выдвигал лозунг гражданской войны (Имеется в виду манифест ЦК РСДРП «Война и российская социал-демократия», написанный Лениным в сентябре (октябре) 1914 г.Ред.). Они даже не смели в это время выдвинуть лозунга раскола германской социал-демократии.

Ленин в эту черную ночь уже готовил Октябрьское восстание пролетариата. Но тот же самый человек, вернувшись в Россию, в первые недели Февральской революции развернувший перед лицом изумленных товарищей по партии идею Советской власти, одновременно учил партию с неслыханным терпением разъяснять массам, живущим еще в социал-патриотическом дурмане, положение и двигаться шаг за шагом, по мере нарастания революционного кризиса в массах. Ленин, приехавший в Россию с идеей республики Советов, выдвигает лозунг учредительного собрания, как этап к республике Советов. Лозунг республики Советов был для него тогда путеводной звездой, но он понимал, что за этой звездой массы пойдут, только разочаровавшись, разубедившись в идее демократии, в идее учредительного собрания. Он не требовал от них, чтобы они перескочили демократический этап, он хотел совместно с ними этот этап изжить; он ликвидирует этот лозунг только после захвата власти, когда Учредилка продемонстрировала массам, что она является помехой на пути к миру, за который они в первую очередь боролись.

Весь марксизм учил пролетариат о том, как бороться за власть. Но именно этот смысл марксизма был утаен перед международным пролетариатом не только благодаря оппортунизму социал-демократии, заменившей диктатуру пролетариата буржуазной демократией, но и благодаря тому, что европейское рабочее движение после 71 года  развивалось на почве буржуазной демократии и в ее рамках. Ленин открыл заново науку Маркса о диктатуре пролетариата не только потому, что он был революционным учеником Маркса, а потому, что русский пролетариат стал на путь борьбы за власть.

Ленин как руководитель Октябрьского восстания и Ленин как руководитель Советской власти является высшим выражением всех своих наук подготовительного периода. Революционный политик должен считаться с миллионами, говорил Ленин. И он в масштабе миллионов, как руководитель Советской России, учит мировой пролетариат с неслыханной наглядностью всему, чему учил узкий круг русских большевиков в предыдущие десятилетия. Символом серпа и молота он припоминает всему европейскому пролетариату: ищи союзника в деревне, ибо этот союз даст тебе хлеб для революции, красной звездой Красной Армии он учит его, что силу врага надо ломать силой пролетариата, ведущего за собою те классы общества, которых интересы требуют борьбы с помещичьей и капиталистической реакцией. Стоя в главе громадного государственного аппарата, он беспрерывно показывает и доказывает пролетариям всех стран, что власть можно удержать, только опираясь на сплоченный авангард пролетариата, на Коммунистическую партию. Так проверяет Ленин делом свои теоретические науки и делается благодаря этой проверке учителем международного пролетариата, основателем Коммунистического Интернационала.

2. Ленин как основатель Коминтерна

Уже во время первого пребывания в Западной Европе перед ссылкой Ленин с большим интересом начал практически изучать западноевропейское рабочее движение, которое раньше знал только из книг и журнальных статей. Он часто рассказывал о впечатлении, которое вызвали в нем швейцарские и французские рабочие собрания; о том, как противоречило то, что ему пришлось наблюдать, той картине, которую он себе создал о европейском рабочем движении, сидя в России. Но великий реалист ни на один момент не поддался скептицизму, а искал в буднях западноевропейского рабочего движения его революционную суть. Ближе подошел Ленин к рабочему движению и его вождям в Германии, Швейцарии, Франции и Англии только в 1901 году, когда, вернувшись из ссылки, он вместе с Мартовым, Аксельродом и Плехановым принял участие в издании «Искры». «Искра» была не только боевым органом русской социал-демократии, но и боевым органом международного социализма. Время ее издания совпало с разгаром борьбы между революционным и ревизионистским направлением международного социализма. Практические вопросы западноевропейского рабочего движения разбираются в это время в «Искре» прежде всего Плехановым. Ленин обращает главное внимание на теоретическую сторону дела, но одновременно тщательно изучает проявления рабочего движения. Он бывает на рабочих собраниях Мюнхена, внимательно прислушивается не только к речам социалистических ораторов на митингах в Гайд-парке в Лондоне, но и к речам проповедников разных религиозных сект, находящих живой отзвук в рабочей массе Англии.

Что ревизионизм представляет собою отражение интересов рабочей аристократии и рабочей бюрократии, для Ленина было ясным с первого боевого выступления Бернштейна. Теперь Ленин видит это наглядно на типах рабочего движения. На международных конгрессах в Амстердаме и Штуттгарте он наблюдает руководящий штат Второго Интернационала и, вероятно, чувствует себя очень одиноким. Дебаты о колониальной политике, о борьбе с опасностью войны на Штуттгартском конгрессе показывают ему, куда ведет дорога вождей реформизма. Уже в статьях о заседаниях международного бюро после первой революции звучит по отношению к этим всем Ван-Колям, Трульстрам и Брандингам нота глубокой ненависти.

Интернационал еще один, не разбит на части, но Ленин уже знает, что в нем сидят враги рабочего класса и вся почтенная компания Второго Интернационала, начиная с открытых ревизионистов и кончая Каутским, с которым Ленин познакомился еще в 1901 году в Мюнхене и в котором угадал, по крайней мере, чужого человека. Теоретик польского марксизма, тов. Барский, заметил очень тонко в статье об уроках большевистского юбилея, что в то время, когда все левое крыло Второго Интернационала, включая лучших его людей, было именно оппозицией реформизму, во Втором Интернационале только один Ленин был началом Третьего. Достаточно прочесть маленькую рецензию Ленина в «Просвещении», посвященную книге вождя германских профсоюзов Карла Легина о его поездке в Америку, чтобы сказать, что так не писал об этой почтенной компании ни один человек, кроме Ленина .

Разногласия между ревизионизмом и радикальным марксизмом, возглавляемым тогда Карлом Каутским, были только разногласиями о толковании доктрины марксизма. На деле, в ежедневной практике, оба направления уживались друг с другом, и на этом покоилось единство Второго Интернационала. Уже несколько лет собирался конгресс, на котором очень редко доходили до ожесточенных боев. Обыкновенно дело кончалось принятием совместной резолюции. На деле так называемые радикальные марксисты не предлагали даже революционной подготовки масс при помощи яркой и четкой революционной агитации. В 1910 году в Германии намечается раскол в лагере так называемых ортодоксальных марксистов. Раскол на практической почве, на почве действия. Образуется так называемая леворадикальная часть и так называемый центр с Каутским во главе. Водораздел идет по вопросам борьбы с империализмом и по вопросу о массовых забастовках. В первый момент Ленину казалось, что мы, левые радикалы, неправильно формулируем отношение к империализму, но безусловно правы в вопросе о всеобщей забастовке. В то время, когда Мартов в органе Каутского выступает со статьей против Розы Люксембург, Ленин печатает в русском ЦО статью Панекука в защиту позиции левых радикалов и морально поддерживает левую.

Начинается война. Приходит черный день 4 августа. Заброшенный в Карпатские горы, Ленин получает известие о полном предательстве германской и международной социал-демократии. В первый момент не верит этим известиям и думает, что они, быть может, представляют собою подлог международной буржуазии, ее военный маневр; но вскоре убеждается в их трагической действительности и, выбравшись из австрийской тюрьмы в Швейцарию, немедленно занимает свой боевой пост. Я имел возможность переговорить с ним уже под конец 1914 года, когда позиция Ленина уже была выражена в историческом манифесте центрального комитета партии и в нескольких номерах «Социал-демократа». Я прекрасно помню глубочайшее потрясение, которое вызвал во мне разговор с Лениным. Я приехал из Германии для того, чтобы наладить сношения с революционными группами в других странах. В Германии мы с первого дня войны, безусловно, отрицали позицию социал-демократического большинства. Отрицали защиту отечества в империалистической войне. Мы сталкивались в борьбе с Каутским и Гаазе, которые не выходили за пределы робкой оппозиции против социал-патриотического руководства партии и отличались от него только тем, что вздыхали о мире. Мы выдвигали в нашей пропаганде, которую вели и в подцензурной прессе и в гектографированных листках, перспективу революционной войны против войны. Но разговор с Лениным означал для меня—и через меня для многих немецких товарищей — крутой поворот влево. Первый вопрос, который Ленин мне поставил, был вопрос о перспективе раскола германской социал-демократии. Этот вопрос буквально резал острым ножом по сердцу меня и товарищей, стоящих даже на крайнем фланге партии. Мы тысячу раз говорили о реформизме как о политике рабочей аристократии, но, несмотря на это, питали надежду, что вся германская партия после первого патриотического угара повернет налево. Тот факт, что Карл Либкнехт 4 августа не голосовал против войны открыто (Имеется в виду голосование 4 августа 1914 г. в германском рейхстаге, депутатом которого являлся К. Либкнехт. Позднее Либкнехт станет единственным депутатом, проголосовавшим против военных кредитов, а следовательно, и против империалистической войны. Ред.), объясняется именно тем, что он надеялся, что под ударами правительственных преследований вся партия порвет с правительством и защитой империалистского отечества. Ленин ребром поставил вопрос, что, собственно, представляет из себя политика Второго Интернационала: ошибку или предательство интересов рабочего класса? Я начал ему объяснять, что мы стоим на грани двух эпох: эпохи мирного развития социализма в рамках демократии и эпохи бури и натисков, что дело идет не только о предательстве вождей, а о позиции масс, которые, не найдя достаточно сил для сопротивления войне, подчинились политике буржуазии, что тяготы этой политики принудят массы порвать с буржуазией и вступить на путь революционной борьбы. Ленин оборвал меня словами: «Это есть историцизм, все находит объяснение в смене эпох, но могут ли вожди реформизма, которые еще перед войной систематически вели пролетариат в лагерь буржуазии, которые с момента войны, перешли в этот лагерь открыто, могут ли они стать проводниками революционной политики?» Я ответил ему, что в это не верю. «Тогда,— заявил Ленин,— надо бить отжившую эпоху в лице вождей реформизма. Если мы хотим облегчить рабочему классу переход к политике борьбы с войною, борьбы с реформизмом, тогда надо рвать с реформистскими вождями и с теми, которые не борются с ними честно. Вопрос, когда рвать? Как организационно подготовить этот разрыв—это вопрос тактический, но стремление к этому разрыву является принципиальной обязанностью всякого пролетарского революционера». Ленин настаивал на самой резкой форме идейной борьбы с социал-патриотами, настаивал на необходимости открытого выяснения их предательства, именно предательства. Это слово он повторял много раз и в будущем, при совместной работе; при составлении резолюций он всегда давал бой на этом политическом определении, считая его мерилом революционной искренности и последовательности воли к разрыву с социал-демократией.

Так же остро ставил Ленин вопрос о противопоставлении лозунгу гражданского мира лозунга гражданской войны. Мы, германские левые радикалы, привыкли со времен нашей полемики с Каутским по вопросам массовой забастовки выдвигать лозунг менее определенный: лозунг «массовых действий». Неопределенность этого лозунга отвечала зачаточному состоянию революционного движения в Германии 1911—1912 годов, когда демонстрация берлинских рабочих в Тиргартене, во время борьбы за всеобщее избирательное право в прусский ландтаг, казалась нам началом революционной борьбы германских рабочих. Ленин указывал нам на то, что если этот лозунг был достаточен, как противопоставляющий действия масс парламентским комбинациям вождей германской социал-демократии в предвоенную эпоху, то он является совершенно недостаточным в эпоху железа и крови, в эпоху войны. «Если,— говорил он,— недовольство войною усилится, то и центристы могут организовать движение масс для того, чтобы нажать на правительство и принудить его закончить войну мирным соглашением. Если перспектива наша, перспектива смены империалистской войны революцией является не благим пожеланием, а перспективой, для которой мы хотим работать, надо определенно и ясно выдвинуть лозунг гражданской войны». Он неслыханно обрадовался, когда в письме своем к Циммервальдской конференции Либкнехт употребил слова: «против гражданского мира, за гражданскую войну», что было для Ленина доказательством того, что в основном Либкнехт с нами согласен.

Раскол Второго Интернационала, как средство оформления революционного движения пролетариата, гражданская война, как средство победы над империалистской войной,— это были две основные мысли, которые Ленин пытался вдолбить в головы передовых революционных элементов во всех странах, с которыми имел связи. Но несмотря на то что Ленин уже тогда стоял твердо и ясно на позиции будущего Коммунистического Интернационала, он пошел на Циммервальдскую и Кинтальскую конференции всех антивоенных социал-демократических организаций. Он великолепно понимал, что сначала надо блоком вместе с центристским направлением раскачать мозги рабочих, расшатать единство социал-демократии, собрать вокруг себя значительные части рабочей массы, чтобы не довольствоваться пропагандой, а начать борьбу.

Он следил не только за всеми документами развертывающихся в борьбе направлений, что, между прочим, делал не щадя сил: достаточно сказать, что брошюру голландского марксиста Гортера о войне, написанную по-голландски, он читал с первой до последней страницы со словарем в руках, не зная ни одного слова по-голландски . Он следил внимательнейшим образом за всяким малейшим проявлением революционной самодеятельности масс, пытаясь уловить уже реально достигнутую степень их политического развития. Когда в Берне (швейцарском) меня навестил старый лейпцигский товарищ, стоящий с 90-х годов на крайнем левом фланге германской социал-демократии, но абсолютно не разбиравшийся в принципиальных вопросах, Ленин добыл от него буквально всю картину движения. Я помню удивление этого социал-демократа, когда Ленин не давал ему покоя, чтобы узнать, что кричат рабочие и работницы на демонстрациях. «Кричат, как в этих случаях полагается»,—отвечал социал-демократ. Но Ленин настаивал: «А все-таки скажите, что они кричат?» И добыл от него необходимые ему сведения. Он с большим вниманием следил за мелочами в рабочей печати Европы и Америки, чтобы по ним узнать тот облик массы, которого не передавали политические статьи, более внимательно пересматриваемые военной цензурой. Великий революционный вождь искал и за границей, в чужих ему странах, этой интимной связи с рабочей массой, которая одна позволяет найти рычаг движения. Он не жалел целых вечеров, чтобы в душном кабаке в разговорах с швейцарскими рабочими, во всяком случае, не являющимися цветом революционной мысли, нащупать реальную почву движения. Когда товарищи, руководившие тогда левым крылом швейцарского рабочего движения, шатались и колебались, он настаивал на том, чтобы всякий из нас искал связи хотя бы с маленькими группами рабочих, на которых единственно надеялся.

Уже в 1916 году, когда мы собрали в разных странах маленькие группы единомышленников и создали в рамках циммервальдского блока так называемую циммервальдскую левую, Владимир Ильич настаивал на том, чтобы приступить к разработке программы будущего революционного Интернационала.

Из этой его предварительной работы вышла в будущем его книга «Государство и революция». Уже в 1916 году он выдвигал идею государства-коммуны, которая вначале для нас была не более понятной, чем русским товарищам после Февральской революции знаменитые Апрельские тезисы Ленина. Каждый из нас много раз читал книгу Маркса о Парижской коммуне, но именно того нового, чем была в ней идея государства-коммуны, не заметили, и Ленину стоило много труда выяснить нам свою точку зрения. Очень характерно для него как тактика, что на основе опыта 1905 года он уже тогда указывал нам на возможную роль советов как органов государства-коммуны. Но в момент Февральской революции Ленин, имея лишь смутные сведения о фактическом положении в России, в ответ на вопрос тов. Пятакова и Коллонтай, отправлявшихся в Россию и просивших директив, ответил: «Никакого доверия Временному правительству. Учредилка — чепуха. Надо брать в руки петроградскую и московскую городские думы". Ленин искал для борьбы за государство-коммуну органы, близко связанные с ежедневной жизнью массы, даже не справляясь в первую очередь о названии этих органов.

Одним из результатов его программных работ этого времени является также постановка вопроса о самоопределении наций. До войны этот вопрос Ленин выдвигал в русском масштабе, как средство освобождения русских пролетариев от влияния великорусского шовинизма и как средство добиться доверия нерусских народных масс в России, в которых он видел союзника в борьбе с царизмом. Во время войны он подошел к этому вопросу в мировом масштабе. Брошюра Розы Люксембург о банкротстве германской социал-демократии, в которой она отрицала возможность освободительных национальных войн в эпоху империализма вообще, дала ему повод снова выдвинуть вопрос о самоопределении. С неслыханной тактической гибкостью этот человек, отрицающий самым решительным образом так называемую защиту отечества для империалистических государств, указывал нам, страдающим западноевропейской узостью горизонта, на то, что если период национальных войн миновал в Западной Европе, то он не миновал на юго-востоке Европы, не миновал для национальных меньшинств в России, не миновал в колониях и в Азии. Ленин до войны не занимался конкретно изучением колониальных движений; в этих вопросах многие из нас знали в десять раз больше него, и он самым добросовестным образом пытался, и по книгам, и в разговорах, собрать необходимый для него конкретный материал. Но этот материал он поворачивал против нас, помог в вопросе о самоопределении наций с позицией Каутского, для которого этот лозунг был орудием пацифизма и решения голосованием эльзасского и лотарингского вопросов. Жестокой своей критикой, направленной против моих тезисов в вопросе о самоопределении нации, он учил нас значению этого вопроса, являющегося динамитом против империализма. Хитроумные центровые философы вроде Гильфердинга и т. п. пытались доказать европейскому пролетариату, что Ленин на втором конгрессе Коминтерна выдвигал колониальный и национальный вопрос в интересах русского государства, но Ленин вел по этому вопросу ожесточенную борьбу с Гортером, Панекуком, Бухариным, Пятаковым и мною, когда был бездомным, гонимым эмигрантом в Швейцарии. Этот вопрос имел для него значение искания крестьянского союзника для мирового пролетариата в международном масштабе. Без связи с революцией порабощенных молодых народов Востока и колоний нет победы международного пролетариата. Вот чему учил нас Ленин уже в 1916 году.

С самого начала Февральской революции Ленин стремился к разрыву блока с центристами, к ликвидации циммервальдского объединения; он считал, что русская революция, ставя вопрос о революции во всех воюющих странах, даст нам, коммунистам, массовую силу и оттолкнет в лагерь предателей колеблющиеся элементы центра. Он не позволил нам подписать манифест циммервальдской комиссии о русской революции, чтобы совместная с Мартовым подпись не смутила русских рабочих и не помешала борьбе с Чхеидзе и меньшевиками. Этот разрыв не состоялся в продолжение 1917 года, ибо мы пытались, при помощи циммервальдского бюро, втянуть в борьбу против германского империализма независимую социал-демократию Германии, от которой тогда еще не отделился союз Спартака. После захвата власти в октябре 1917 года циммервальдское объединение фактически умирает.

Борьба русского рабочего класса и являлась главным средством пробуждения пролетариев всех стран. Весь 1918 год ушел на подготовку созыва учредительного съезда Коминтерна.

Этот съезд, состоявшийся в марте 1919 года, к моменту начала борьбы с Деникиным и Колчаком, не создал принципиально ничего нового. Он базировался на идейной работе большевиков в циммервальдской левой в предыдущие годы войны. Решение его, манифест и в первую очередь тезисы Ленина о диктатуре и демократии  оформили основы будущей работы Коммунистического Интернационала. В момент Октябрьской революции многие, читая декреты о мире и земле, думали, что, может быть, этим документам суждена роль прокламаций, которые никогда не будут осуществлены. Когда в тяжелейший момент русской революции вместе со сведениями о передвижении Колчака к Волге, о поражении молодой Красной Армии на юге получились решения первого съезда Коминтерна, то не только многие западноевропейские коммунисты, но и многие из нас, членов РКП, работавших тогда нелегально на Западе, спрашивали себя, не являются ли эти документы заветом русской революции, находящейся в смертельной опасности. Исполком Коминтерна, отрезанный тогда стеною блокады от западноевропейского рабочего движения, практически очень мало мог влиять на его шаги, очень мало мог помогать западноевропейским рабочим. Они пробивали себе путь самостоятельно, учились сами решать свои задачи, и только с 1920 года, с победой Красной Армии над Деникиным и Колчаком, начинается ежедневная массовая работа Коминтерна. И тут Ленин встает во главе международного рабочего движения уже как практический его вождь, как добрый гений, помогающий молодому коммунистическому движению осмыслить первые свои шаги, наметить дальнейший свой путь.

Три основных документа пишет Ленин для второго конгресса Коминтерна. Съезжающиеся со всего мира делегаты находят в переводах брошюру Ленина «О левизне, как детской болезни коммунизма» . Они знают «Государство и революцию» Ленина, эту сухую книжечку, которая, как факел, осветила им великую цель—диктатуру пролетариата. Брошюра о левизне освещает путь молодым коммунистическим партиям, которые думают, что могут одним прыжком схватить врага за горло, что революционная волна понесет их прямо к цели. Юным коммунистическим партиям, отклоняющим в революционном задоре всякие компромиссы, противопоставляет Ленин опыт русской революции. Он указывает им, что для завоевания диктатуры пролетариата надо сначала завоевать большинство рабочего класса. Он указывает им, что для того, чтобы завоевать большинство рабочего класса, надо использовать все средства, которые предоставляет передовикам-рабочим та же самая буржуазная демократия, которую они собираются свергать. Он указывает им, что если путь к баррикаде ведет через парламент, то из этой кучи навоза надо проповедовать рабочим массам идею коммунизма. Он указывает им на массовые организации пролетариата, на профсоюзы, которые путем беспрерывной работы надо вырвать из рук желтых вождей. Он указывает им, что революционное меньшинство не может отказываться от компромисса, если этот компромисс может облегчить ему завоевание большинства. Трудно исчерпать в кратких словах содержание этой незабвенной работы великого вождя. Можно сказать, что содержание ее не усвоено даже еще 1/10 вождей Коммунистического Интернационала. Эта сжатая маленькая брошюра представляет собою квинтэссенцию всей философии большевизма, его стратегии и тактики, и минуют многие годы, годы побед и поражений, пока можно будет сказать, что эти мысли Ленина проникли в кровь и плоть вождей Коминтерна. Сколько раз читаешь эту брошюру, столько же раз находишь в ней новые богатства мысли, новые оттенки. Достаточно сказать, что после двух лет применения тактики единого фронта мне пришлось только в прошлом году установить, что она уже развита в этой брошюре, о чем я совершенно забыл, когда в январе 1921 года в первый раз, ощупью, применял эту тактику в известном «Открытом письме» к социал-демократическим партиям и профсоюзам. Неисчерпаемость уроков, развитых или содержащихся в скрытом виде в этом учении о войне пролетариата, которое для нашей стратегии будет иметь не меньшее значение, чем книга Клаузевица «О войне»,—для стратегии военной, трудность применения уроков Ленина состоит в том, что нельзя учиться стратегии пролетариата путем пропагандистским, путем размышлений о борьбе русского пролетариата. Ежедневный опыт коммунистических партий в разных странах все время видоизменяет формы, в которых он возвращает нас к основным вопросам, и нужна самостоятельная работа мысли всякой коммунистической партии, для того чтобы подняться до уровня революционной стратегии величайшего из пролетарских вождей.

Другой документ, предложенный Лениным второму съезду,—это его первый набросок условий вступления в Коминтерн. Сколько ни осмеивали эти тезисы, сколько ни протестовали против них, но когда перечитываешь их, когда спрашиваешь, которая из партий, входящих в состав Коминтерна, научилась уже исполнять хотя бы одну десятую часть этих условий, все больше видишь их великое политическое значение. Если книга Ленина «Государство и революция» указала нам цель коммунистического движения, или, точнее говоря, первый великий его этап, если брошюра о левизне указывает весь тернистый путь борьбы за диктатуру, то эти тезисы Ленина ставят вопрос о том, чем должна быть коммунистическая партия. Без проверки того, насколько исполняются эти тезисы, вообще не стоит принимать новых резолюций. Эти тезисы—пробный камень, мерило развития партии Коминтерна от социал-демократических левых партий к партиям, действительно коммунистическим.

Третий документ Ленина — это его набросок тезисов о колониальном вопросе . И они еще не вошли в кровь и плоть ни пролетарских коммунистических партий Запада, буржуазия которых держит в своих хищных лапах сотни миллионов колониальных народов, ни в сознание наших молодых коммунистических партий Востока. Работа английских, французских, голландских товарищей в колониях встречает громаднейшие затруднения со стороны не только полиции империалистических держав, но и со стороны неподготовленности наших товарищей к работе среди масс колониальных, стоящих на неслыханно низком культурном уровне. Наши товарищи в колониях очень часто сбиваются на левый коммунизм. Воспитанные на литературе, провозглашающей борьбу за диктатуру, они с трудом учатся соединять борьбу за объединение молодого пролетариата и ремесленников Китая, Кореи, Персии, Индии, Египта против чужестранной и своей буржуазии с попытками связаться с национальным освободительным движением молодой буржуазии своих стран против буржуазии угнетающих ее метрополий. И снова пройдут десятки лет, пока удастся на практике связать национальную освободительную борьбу колониальных народов с пролетарской революцией в Европе и Америке. Но одно уже ясно: Ленин гениально указал путь международному пролетариату. В буквальном смысле этого слова в первый раз в истории классовой борьбы в лице Ленина и его науки создан объединяющий центр для трудящихся всего мира. В первый раз мы начинаем выходить из тупика, в котором находится европейский пролетариат, на дорогу действительно всемирного движения. Книга индусского товарища Роя об Индии дала нам первую теоретическую проверку науки Ленина на конкретном примере. Борьба газеты, самостоятельно издаваемой Роем, дает первую проверку периодического применения науки Ленина, и мы можем сказать, что эта проверка доказывает, как далеко и глубоко смотрел наш вождь. Во время гамбургского конгресса Второго Интернационала гамбургская социал-демократическая газета напечатала приветственный стих конгрессу. Поэт обращается к китайским кули, работающим на рисовых полях, к неграм, работающим при сборе хлопка в Южной Америке, к черным, добывающим золото, и зовет их под освободительное знамя Интернационала,— но это пустые звуки. Тот же самый Второй Интернационал празднует теперь свою большую победу. Его вождь Рамзей Макдональд составил первое рабочее правительство. И кого же назначил он министром по делам порабощенных трехсот миллионов индусов? Сэра Сиднея Оливера, чиновника старого колониального ведомства, губернатора Ямайки. Этот колониальный чиновник—испытанный защитник интересов владельцев сахарных плантаций на Ямайке. Он будет теперь звать под знамя Второго Интернационала индийских рабов его величества короля Англии, или, может быть, это будет делать лорд Чельмсфорд, бывший вице-король Индии, назначенный первым лордом адмиралтейства милостью Рамзея Макдональда, вождя Второго Интернационала? Только Коммунистический Интернационал сможет организовать колониальных рабов, и заслуга Ленина, указавшего нам этот путь, незабвенна перед историей, перед международным рабочим классом и перед человечеством.

Третий съезд Коминтерна увидел Ленина снова на боевом посту. Волна революции 1918—1919 годов схлынула. Германская коммунистическая партия, став массовой партией пролетариата, не заметила перемены положения, не заметила начавшегося уже наступления капитала, дала себя спровоцировать и ринулась в бой с оружием в руках, не имея за собою даже симпатии большинства трудящихся масс. Все мы поняли ошибку партии, все мы отклонили тезисы германского ЦК, развивающие теорию наступления в момент политического отступления. Но мы, непосредственные работники Коминтерна, зная, что партийный центр, который создался из старых вождей союза Спартака и лучших вождей бывшей независимой партии, является единственно возможным центром германского коммунистического движения, хотели преподать немецкой братской партии уроки, вытекающие из ее поражения, в возможно мягкой форме. Ленин заставил нас пять раз перерабатывать наши тезисы. Заставил нас сказать в самой решительной, в самой брутальной форме немецким коммунистам и коммунистам всего мира: «Сначала завоюйте большинство пролетариата, и только после этого можете поставить себе задачей завоевание власти». Ленин спас коммунистическую партию и с той же решительностью поддержал тактику единого фронта, встречающую значительное сопротивление в рядах не только западноевропейских коммунистов. Он проявил неслыханную чуткость в понимании основной разницы, существующей между русскими условиями 1917 года и условиями, в которых борются западноевропейские коммунисты. Он понял великолепно, что там, где существуют массовые организации пролетариата, сложившиеся в продолжение полувека, находящиеся в руках желтых вождей, нужна очень сложная, очень кропотливая работа, нужен ряд компромиссов, неприятных для коммуниста, но необходимых для завоевания большинства пролетариата. Он, заваленный государственной работой, не имеющий времени следить за деталями развития на Западе, имел какое-то особое чувство, позволявшее ему ухватить существенное отличие в положении всякой страны, в задачах всякой коммунистической партии.

На 4-м съезде Коминтерна только что вставший после первого удара болезни, которая его у нас отняла, Ленин делает доклад о положении в России . С глубочайшей радостью встретил его съезд и с глубочайшей мукой следил за тем, как любимый вождь с трудом подбирал слова, чтобы выразить на чужом языке свои чеканные мысли. Перед своим докладом, хитро прижмуривая один глаз, Ленин спросил: «А что сказать, когда спросят о ближайшей перспективе мировой революции?»—и, подмигивая хитро, немедленно отметил: «Скажу им, что если коммунисты будут поумнее, то и перспективы будут получше». Отправляющейся в Гаагу русской делегации профсоюзов Ленин вручает директивы о методах борьбы с войною. Этот последний совет Ленина международному пролетариату представляет собою новый образчик его неслыханного реализма. Он заявляет, что тот, кто после уроков империалистской войны обещает провести всеобщую забастовку в случае ее нового возникновения,— тот или дурак, или обманщик. Если мы не предупредим империалистской войны, то массы пойдут на войну и нам придется идти на войну и в рядах империалистских армий работать для революции. Задача состоит в том, чтобы теперь всей своей работой не допустить до возникновения войны. И снова Ленин развивает пункт за пунктом план ежедневной революционной работы против военной опасности.

Миновал год работы Коминтерна без Ленина. Этот год принес нам два крупных поражения: в Болгарии и Германии. Уроки этих поражений мы должны разъяснить себе сами, без Ленина. Революционная волна пока еще не поднялась, как мы этого ожидали летом этого года. И если она не поднимется в ближайший год, то нам придется разобраться в целом ряде сложнейших вопросов, как в период реакции наступления капитала собрать вокруг себя массы и связать их повседневную борьбу с подготовкой к будущей борьбе за диктатуру. У нас 42 партии. Каждая из них живет в особых условиях. Учесть все особенности этих условий и, несмотря на их отличие, проводить одну коммунистическую работу неслыханно трудно. Но мы с этими задачами справимся. Ибо у нас есть наследие Ленина, неисчерпанный запас его мыслей, его метод, проверенный в тысяче наступательных и оборонительных сражений. Мы будем учиться на сочинениях Ленина. Как у Маркса, не результаты, не конкретные решения представляют самую большую ценность, а именно метод решения, подход к делу этого величайшего из пролетарских революционеров.

Коминтерн совместно с русским пролетариатом понес величайшую потерю. Если когда-нибудь правдивыми были слова, что смерть взяла с собою только тело великого вождя, то они правдивы и теперь. Поэтому над могилой Ленина Коминтерн не будет проливать слез. Он возьмется с удесятеренной энергией за изучение того, что есть бессмертного в науке Ленина, и с его мечом в руках победит.

Не стало любимого вождя. Коллективной мыслью всех коммунистических партий Коминтерн справится со своими задачами.

Знамя Ленина—его наука вооружила Коминтерн на всю эпоху, отделяющую нас от победы всемирной пролетарской революции.

У великой могилы. М.. 1924. С. 135—111

Ф. Т. РОТШТЕЯН

ЛЕНИН—ТВОРЕЦ СОВЕТСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

Высокую гору можно объять лишь с далекого расстояния, и не современники, а потомки в состоянии постигнуть громаду великого гения. То, что Ленин создал, то, что он после себя завещал, не мы, а лишь будущие поколения оценят во всей глубине. И нам и им предстоит еще долго и много копать в рудниках его дел и заветов, и лишь постепенно и нам и им откроется все неисчерпаемое богатство их содержания. Сейчас, на другой день после прекращения этой изумительной деятельности великого ума, великого сердца и великой воли, мы, его скромные соратники, можем лишь чувствовать, что с ним отошло что-то огромное, что-то совершенно в истории исключительное, понятное нам лишь в его самых общих и грубых очертаниях, но полное глубочайшего смысла, который расшифруется вполне лишь по истечении ряда поколений.

Но даже в этих общих и грубых очертаниях мы видим исполинское, монументальное нечто, которое уже на наших глазах отложилось в истории человечества целым пластом, знаменующим начало новой формации. Этот пласт можно назвать пластом новой государственности, новой формы государственной организации, нового уклада государственного общежития. Я имею в виду советский строй. Во всех других творениях своего гигантского ума и гигантской воли Ленин опирался на открытия и достижения других. Превыше всех как революционер, превыше всех как практический толкователь и воплощатель теории и практики марксизма, он, при всей силе своей оригинальности, все же являлся в ряду революционеров и марксистских вождей преемником, который может быть понят лишь в исторической перспективе как фигура, к которой привела и должна привести предшествовавшая цепь других деятелей, больших и малых. Как Дарвин, как сам Маркс, как многие другие творцы мысли, Ленин имел своих предшественников в области, я бы это назвал, понимания и толкования социальной динамики и, конечно, имел предшественников даже в области революционного действия, несмотря на свое превосходство и в этом отношении. Но в чем он стоит абсолютно один, в чем он не имел никаких предшественников и в чем, следовательно, с наибольшей силой отразилась оригинальность его мысли и мощь его воли,— так это в творчестве и осуществлении идеи советской государственности. Где, у какого политического мыслителя и политического деятеля когда-либо зарождалась до него эта идея? Кто имел хотя бы предчувствие этой идеи до того знаменательного дня, дня, последовавшего за днем его возвращения в Россию в «пломбированном» вагоне, когда он изложил ее своим изумленным товарищам? Тут уже подлинно можно было сказать, что вагон вез Цезаря и его необыкновенную, эпохальную идею. Тут у него учителей уже не было во всей истории человечества. Тут он сам непосредственно вычитал секрет у истории, у жизни. Намек Парижской коммуны в сочетании с промелькнувшим, как случайный эпизод, Ленинградским Советом рабочих депутатов 1905 года оказался тем материалом, из которого Ленин извлек и на орлиных крыльях своего гения вознес свою идею Советов как органа государственности при диктатуре пролетариата. Думал ли кто-нибудь из нас об этом раньше? Разве все мы, рисуя себе государство будущего, не исходили из какого-то парламента как центрального законодательного органа,— пусть более «демократического», пусть подкрепляемого плебисцитами, пусть сосредоточенного на вопросах «управления вещами», но все же парламента по типу и по духу буржуазных парламентов нашей буржуазной современности? Ленин с беспримерной в истории силой политического воображения создал у себя в голове тип другого государства, тип государства не демократически-парламентского, а советского, и, что еще больше,— потому что изобретателей государственных схем и до него было, со времен Платона, достаточно,—он этот тип претворил в жизнь, перестроив по нему одно из громаднейших государств мира. И то самое, что ему это претворение в жизнь удалось, явилось лучшим доказательством величия его идеи, ибо она оказалась не утопической мечтой, не бумажной схемой, а вполне соответствующей реальной обстановке— потребностям России в условиях пролетарской революции и утвержденной ею пролетарской диктатуры. Да что я говорю: России? Стоило только пролетарской революции открыть свой лик, хотя бы на один миг, в других странах, как Советы, как организационные носители ее, возникали и там. Я уже не говорю о советской Венгрии, о советской Баварии; даже ноябрьская, шейдемановская революция в Германии на первых своих стадиях, когда власть, попав в руки рабочего класса, казалось, готова была принять форму диктатуры пролетариата, выдвинула организационную систему Советов, причем «независимцы» даже вставили их официально в свою программу. Достойно отметить, что даже в Англии, где до революции вовсе не доходило, но где в первые месяцы демобилизации настроение у рабочего класса достигало временами и местами революционного напряжения,— и там в этих случаях лозунг Советов не только выбрасывался как боевой клич, но даже осуществлялся в известных рудиментарных формах (например, в Лимерике).

С тех пор, увы, революционная стихия отошла, точно отлив после бурного натиска, по всей Европе, и мы одни остались при нашем советском строе. Но то, что было, нам показывает, что этот строй не является чем-то таким, который свойствен лишь нашим народам, живущим на территории нынешнего Союза: он свойствен рабочему классу, независимо от территории, когда этот класс приходит в движение, захватывает власть и утверждает свою диктатуру. Трудно сказать, что было бы, какими способами пролетариат, ставший господствующим классом, набрел бы на идею Советов как на форму своей государственности, если бы ее не родил из своей головы и не воплотил в жизнь своими руками наш Ленин. Невозможно допустить, видя жизненность этой идеи, что она в конце концов не была бы найдена. Но сейчас уже не подлежит сомнению: где бы и когда бы рабочий класс ни завоевал власть, он не станет больше блуждать, он не станет также пытаться приспособлять к своим целям буржуазный парламент, а прямиком перейдет к строительству Советов. Ленин, таким образом, строил тут не одно лишь национальное, но и универсальное: с неслыханной во всей истории человечества дерзостью и силой он поднял с места весь земной шар, поставил его на новую орбиту и покатил его по ней по направлению к советскому строю. То, что в области смены типовых государственных форм являлось до сих пор делом стихии, действовавшей на протяжении веков,—не можем же мы считать, например, парламентскую форму государственности делом рук какого-нибудь Симона де-Монфора, навязавшего в XIII столетии совет сословных представителей английскому королю Иоанну Безземельному!—на наших глазах было создано одним человеком, со сверхъестественной, почти пугающей прозорливостью уловившим потаенную мысль истории и воплотившим ее в живую плоть и кровь еще прежде, чем человечество успело оправиться от изумления и страха. Такого человека, демиурга в буквальном смысле слова, создателя нового мира, кажется, до сих пор не было: он единственный в своем роде великий и величайший человек.

У великой могилы. М., 1924. С. 144

А. ТАЛЬГЕИМЕР

ЛЕНИН КАК ТЕОРЕТИК

Дело Карла Маркса теперь, спустя 41 год после его смерти, далеко не исчерпано. Уже Роза Люксембург указывала на то, что ото тесно связано с запросами различных стадий пролетарской классовой борьбы. Борющийся рабочий класс каждый раз заимствует из теории только то, что ему непосредственно необходимо для его классовой борьбы. Пролетариат не может позволить себе роскоши теории только ради теории. Марксистская теория далеко предвосхитила практику классовой борьбы, и чем дальше, тем глубже. Арсенал революционной теории используется революционной практикой только по частям. Конечно, отношение между революционной практикой и революционной теорией не одностороннее, а взаимное, диалектическое. Практика классовой борьбы, оплодотворенная теорией, со своей стороны, снова становится благодарной почвой для новых теоретических взглядов.

Грандиозный теоретический арсенал Карла Маркса дал прежде всего средства для политической эмансипации рабочего класса, для отделения его от еще революционной буржуазии, другими словами, для конституирования его как самостоятельного класса; затем для ведения пролетарской классовой борьбы в долгие годы парламентской и профессиональной борьбы и широкой политической н экономической организации пролетариата; для эпохи революционной конечной борьбы, но здесь уже только в самых общих чертах, и, наконец, для строительства социалистического общества.

О несравненном гении Маркса свидетельствует то, что он сумел начертить в общих контурах основные формы революционной конечной борьбы и социалистического строительства еще на грани между буржуазной и пролетарской революцией, на самом пороге колоссального подъема капиталистического хозяйства и буржуазной мощи, еще тогда, когда классовая борьба пролетариата находилась в первоначальном, зачаточном состоянии.

Теоретические эпигоны Маркса в период парламентской и профессиональной борьбы почти всегда фальсифицировали Маркса, лишая его учение революционной сути. В их руках революционная теория Маркса стала руководством для исторического объяснения прошлого, но не для революционного действия в настоящем.

Здесь начинается работа Ленина. И не случайно. Исходя из готовящейся русской революции, он снова оживил похороненную теорию Маркса о пролетарской революции и обогатил ее массовым опытом пролетарской классовой борьбы его времени. Таким образом, пролетарская диктатура, «забытая», так сказать, Каутским, была снова открыта Лениным. В продолжавшихся десятилетиями теоретических спорах Ленин боролся против реформистской и анархистской фальсификации и опошления Маркса. Но самым крупным делом Ленина была, кроме того, выработка конкретных форм пролетарской диктатуры на почве массового, опыта и творчества русского пролетариата, а именно — открытие роли Советов и в связи с этим конкретная критика.

Здесь Ленин был истинным пионером. Это его значение универсально и распространяется на все страны, в которых стоит на очереди пролетарская революция.

Вторая великая заслуга Ленина — это выработка организации революции в условиях Советской России.

Третья—установление основных линий политики первого государства пролетарской диктатуры, Советской России.

И здесь имеются элементы универсального значения для пролетарской классовой борьбы. Однако здесь для позднейших деятелей возникает также задача критического отделения того, что имеет всеобщее значение, от того, что коренится в особых русских условиях. Сам Ленин самым настойчивым образом указывает на необходимость этого. Перевести Ленина с русского на западноевропейские—это не только задача языка. Это также не задача одного человека. В этом, собственно, задача пролетарских революций Западной Европы и Америки в их особых условиях. Кроме того, особые условия имеются для Азии и Африки. Необходимо развивать далее конкретное наследство Ленина на почве условий пролетарской революции в Западной Европе и опыта классовой борьбы в Западной Европе. Это задача для целого поколения. Она требует не только простого усвоения учения Ленина—это лишь предпосылка,—но также дальнейшего творческого развития ее.

Точно так же как у Маркса, у Ленина нельзя отделить революционную практику от революционной теории. Девизом Маркса было не только иначе толковать мир, но изменить его. Это было также девизом Ленина. Рожденная из революционного устремления и глубокого диалектического анализа социальной действительности, теория Маркса стала величайшей практической силой, которую знает история. «...Теория становится материальной силой, как только она овладевает массами». Маркс был в этом отношении истинным учеником Гегеля, последнего и величайшего немецкого философа; Гегель-идеалист был далеко не то, чем его часто себе представляют; это вовсе не мечтатель, расплывающийся в эмпиреях. Его идеалистическая философия была устремлена на реальную жизнь. В руках Маркса диалектический реализм стал могучим революционным оружием. Он мог увлечь массы, потому что родился из жизни масс. А на чем покоится несравненная мощь Ленина? На силе революционных теорий. Буржуазия сочиняет сказки о фантастических военных и прочих внешних силах, которые были в распоряжении Ленина. Она преувеличивает и сама верит в эти сказки. Но загадка личной мощи Ленина, как и у Маркса, решается совершенно иначе. Эта мощь объясняется тем, что как Маркс, так и Ленин вполне растворились как личности в идее пролетарской революции. Внешние средства принуждения, которыми располагал Ленин, были меньше, чем средства принуждения какого бы то ни было буржуазного властелина.

Политики и писатели Запада и Востока о В. И. Ленине. М.. 1924. С. 13—15

В. В. АДОРАТСКИЙ

ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА У ЛЕНИНА

В. И. Ленин был последовательным марксистом и умел диалектически сочетать теорию и практику. Теоретические идеи Ленина были построены на внимательном изучении фактов действительности. Отражая эту действительность, эти идеи были необходимы для практической деятельности. Критикуя весь предшествовавший материализм, включая и фейербаховский, Маркс как на недостаток его указывал на то, что старые материалисты лишь созерцали мир. Они недооценивали все значение революционной, практическо-критической деятельности. «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его»  — так формулировал Маркс точку зрения диалектического материализма.

Ленин уже в самом начале своей политической деятельности подчеркивал революционную практическую роль теории. Свою позицию материалиста он противопоставлял объективизму буржуазных ученых, подчеркивая момент активности, революционной практики, входящей неразрывной составной частью в современный материализм. Буржуазные ученые представляют дело таким образом, что ученый должен якобы со стороны наблюдать исторические процессы, быть выше их и благодаря этому такой ученый будто бы может объективно и беспристрастно изобразить неизбежный ход развития. Наука должна быть беспартийной и беспристрастной. Но ученый-теоретик, придерживающийся таких взглядов, превращается неизбежно в защитника существующей действительности. Ленин такому пониманию противопоставлял позицию материалистов, которые вскрывают классовые противоречия и тем самым определяют свою точку зрения. «...Материализм включает в себя, так сказать, партийность, обязывая при всякой оценке события прямо и открыто становиться на точку зрения определенной общественной группы».

На основании научного анализа современного общества, пользуясь методом Маркса, Ленин приобрел твердое убеждение, что «положение фабрично-заводского рабочего в общей системе капиталистических отношений делает его единственным борцом за освобождение рабочего класса, потому что только высшая стадия развития капитализма, крупная машинная индустрия, создает материальные условия и социальные силы, необходимые для этой борьбы» .

Выступая в качестве практического деятеля, Ленин видел задачу теоретика не в том, чтобы вырабатывать какой-нибудь план системы социального устройства и затем его осуществлять, а в том, чтобы принять сознательное участие в историческом процессе преобразования общества, совершающемся на наших глазах (Маркс) . Причем тут теория должна играть огромную роль. Теоретики, по словам Ленина, «должны разработать подробнее марксистское понимание русской истории и действительности, прослеживая конкретнее все формы классовой борьбы и эксплуатации, которые особенно запутаны и прикрыты в России. Они должны далее популяризовать эту теорию, принести ее рабочему, должны помочь рабочему усвоить ее и выработать наиболее подходящую для наших условий форму организации для распространения социал-демократизма (читай: коммунизма, так как это было написано еще в 1893 г., когда слово «социал-демократ» еще не было опоганено Шейдеманами.— Авт.) и сплочения рабочих в политическую силу» . Тут мы видим, как подчеркивается практическая сторона. Марксистская «теория прямо ставит своей задачей вскрыть все формы антагонизма и эксплуатации в современном обществе, проследить их эволюцию, доказать их преходящий характер, неизбежность превращения их в другую форму и послужить таким образом пролетариату для того, чтобы он как можно скорее и как можно легче покончил со всякой эксплуатацией... Задачей теории, целью науки — прямо ставится тут содействие классу угнетенных в его действительно происходящей экономической борьбе». Помогая рабочему классу в его экономической и политической борьбе, марксистская теория должна широко развивать классовое сознание рабочих масс, причем Ленин намечал в этой области такие задачи.

«Сознание рабочих масс,— писал он в своей брошюре «Что делать?» (1902 г.),—не может быть истинно классовым сознанием, если рабочие на конкретных и притом непременно злободневных (актуальных) политических фактах и событиях не научатся наблюдать каждый из других общественных классов во всех проявлениях умственной, нравственной и политической жизни этих классов; — не научатся применять на практике материалистический анализ и материалистическую оценку всех сторон деятельности и жизни всех классов, слоев и групп населения. Кто обращает внимание, наблюдательность и сознание рабочего класса исключительно или хотя бы преимущественно на него же,—тот не социал-демократ, ибо самопознание рабочего класса неразрывно связано с полной отчетливостью не только теоретических... вернее даже сказать: не столько теоретических, сколько на опыте политической жизни выработанных представлений о взаимоотношении всех классов современного общества» . Теория должна быть связана с жизнью, она должна из жизни черпать материал.

«Величайшее в мире освободительное движение угнетенного класса, самого революционного в истории класса, невозможно без революционной теории. Ее нельзя выдумать, она вырастает из совокупности революционного опыта и революционной мысли всех стран света. И такая теория выросла со 2-ой половины XIX века. Она называется марксизмом. Нельзя быть социалистом, нельзя быть революционным социал-демократом, не участвуя по мере сил в разработке и применении этой теории...»

Вся деятельность Ленина как теоретика и вождя и состояла в том, что он, работая теоретически, изучая действительность, применял теорию революционного марксизма на практике.

Благодаря тому, что Ленин намечал задачи на основании строгого научного изучения действительности, благодаря тому, что эти задачи соответствовали этой объективной действительности, они осуществлялись так блестяще, как осуществлена была, например, задача создания нелегальной организации профессиональных революционеров в начале 1900-х годов. Иногда выполнение этих практических задач отодвигалось на некоторое время. Но умелая и своевременная постановка их делала то, что таким образом пробуждалось сознание и симпатии самых широких масс и подготовлялось тем более основательное выполнение поставленных задач. Такова была, например, задача осуществить в жизни революционную диктатуру пролетариата и крестьянства, выдвинутая Лениным в 1905 году. Блестящему разъяснению и защите ее посвящена брошюра «Две тактики социал-демократии в демократической революции» .

Учитывая изменившееся — в эпоху упадка революционного движения (период 1908 и последних годов)— положение, Ленин выдвинул практическую задачу умело использовать легальные возможности, ведя в то же время нелегальную работу и сохраняя во что бы то ни стало нелегальную организацию. После начала империалистической войны Ленин указал на практическую задачу превращения империалистической войны, в гражданскую, и задача эта как раз потому, что строго соответствовала объективному ходу развития, была выполнена в 1917 году в России.

Изучая историю РКП и деятельность Ленина как вождя, можно на тысячах примеров научиться тому, что представляет марксистская теория и в каком отношении она находится с революционной практикой.

Особенно ярко обнаружилось все значение революционной теории в ходе второй русской революции в 1917 году и в следующие годы.

Вначале Ленин указал задачу завоевания всей политической власти Советами. Проповедуя мирно значение лозунга «Вся власть Советам», пока контрреволюция не могла еще организовать вооруженных выступлений, Ленин в июле 1917 года, после того как власть оказалась фактически в руках черносотенных бандитов, стал указывать на необходимость вооруженного восстания для завоевания власти, но в то же время и указывал на преждевременность немедленного выступления ввиду того, что войска на фронте и провинция не были еще достаточно подготовлены. Когда же корниловский мятеж разъяснил самым широким массам, что будет, если революция не дойдет до победы, когда в массах стали нарастать злоба и отчаяние, тогда Ленин стал самым энергичным образом вести подготовку восстания, указывая, что момент благоприятный для этого наступил. Благодаря марксистской теории Ленин еще в 1893 году мог знать, каков будет в общих чертах ход общественного развития. В 1902 году он писал, что организация профессиональных революционеров, складывающаяся вокруг общерусской газеты, «будет... готова на все, начиная от спасенья чести, престижа и преемственности партии в момент наибольшего революционного «угнетения» и кончая подготовкой, назначением и проведением всенародного вооруженного восстания». В октябре 1917 года наступил как раз этот последний момент.

Правительство пролетариата впервые сделало действительные шаги к тому, чтобы решить вопросы о мире и земле. Летом 1918 года Ленин сумел благодаря своей революционной теории решить на практике вопрос о хлебе, а осенью 1918 и зимой 1919 года поставить и практически разрешить вопрос об организации 3-миллионной Красной Армии. Для руководства борьбой пролетариата всего мира создан был III, Коммунистический Интернационал—организация, последовательно осуществляющая революционную теорию Маркса на практике.

Та же революционная теория указывала на все значение борьбы, народов Востока против мирового империализма. Теперь уже в мировом масштабе Ленин практически поставил вопрос о союзе пролетариата с угнетенными колониальными народами для организации борьбы против империалистов.

После того как острый период военной борьбы российского пролетариата и крестьянства против нападавших на них мировых империалистов закончился победой Советской власти, та же теория помогла Ленину правильно наметить направление новой экономической политики и проследить пути, по которым пролетариат должен идти до полной победы.

Тайна теоретических и политических побед Ленина состояла в мастерском умении владеть марксистским методом и в способности организовать и овладевать революционным движением масс, являться наилучшим его выразителем. В литературных произведениях Ленина, в его речах собрано исключительное по богатству теоретическое наследство, которое все члены партии должны тщательнейшим образом изучать. Примеры применения Лениным своих теорий на практике надо внимательно изучать, из конкретного анализа их выводя неоценимые уроки для будущего. Занимаясь такой теоретической работой, надо не ограничиваться этим, а идти ниже и глубже, к настоящим массам, организуя их разрастающуюся борьбу против капиталистов, за коммунизм. Такова была теория и практика Ленина.

У великой могилы. М., 1924. С. 574—575