ГЛАВНЫЙ СМЫСЛ ЖИЗНИ
«По окончании университета руководящей идеей, движущим импульсом его жизни,— вспоминает А. И. Ульянова-Елизарова о своем отце,— стала передача знаний другим, распространение просвещения».
Следует напомнить, что распространение просвещения в тогдашних условиях, кроме объективных трудностей, -встречало еще и трудности субъективные: царское правительство усердно воздвигало препоны на пути народа к знаниям.
И те и другие надо было преодолевать. Систематически, изо дня в день.
До университета Илье Николаевичу приходилось бороться за то, чтобы получить знания самому.
После университета — за то, чтобы передать эти знания другим.
21—26 февраля 1855 г. в Комитете для испытания кандидатов учительства И. Н. Ульянов сдает экзамен на звание старшего учителя математики. Спустя два месяца, 21 апреля, после нового экзамена, он получает звание старшего учителя физики.
И тут снова на дальнейшую судьбу Ильи Николаевича благотворное воздействие оказывает Лобачевский.
7 мая 1855 г., в качестве помощника попечителя Казанского учебного округа, Н. И. Лобачевский сообщает министру народного просвещения А. С. Норову: «На имеющуюся вакансию старшего учителя математики в Пензенском дворянском институте я назначил исправляющим должность кандидата Казанского университета Илью Ульянова, выдержавшего установленное испытание в Комитете, учрежденном при университете для испытания кандидатов учительства, и признанного означенного звания достойным».
Представляя все необходимые в таких случаях документы И. Н. Ульянова, Лобачевский просит распоряжения министра «об определении его старшим учителем математики в Пензенский дворянский институт».
Полагая, очевидно, дело решенным, Лобачевский, не дождавшись официального согласия министерства на назначение Ульянова, поручает ему наряду с выполнением своих прямых обязанностей вести метеорологические наблюдения.
25 мая 1855 г. Лобачевский пишет директору Пензенского дворянского института Н. А. Панютину: «Назначенный 7 текущего мая к исправлению должности старшего учителя физики (должности учителя математики и физики в институте совмещались.— А. И.) во вверенном Вам институте кандидат Ульянов рекомендован мне ныне экстраординарным профессором Казанского университета Савельевым для производства метеорологических наблюдений, которыми г-н Ульянов занимался уже в продолжение полугода под руководством его, г-на Савельева, при здешней метеорологической обсерватории. Давая об этом знать..., я предлагаю Вам, милостивый государь, допустить г-на Ульянова к производству метеорологических наблюдений во вверенном Вам институте».
Между тем в Петербурге не спешат с определением выходца из «податного состояния» на учительскую должность, да еще в дворянский институт.
8 июня 1855 г. министр народного просвещения указывает попечителю Казанского учебного округа на то, что прежде, чем решать вопрос о назначении Ульянова, надо позаботиться о размещении на службе выпускников Главного педагогического института.
Проходит еще два с половиной месяца. За это время на службу устраиваются все те, кому покровительствуют царские чиновники, а должность в Пензе по-прежнему остается вакантной. Претендентов на нее не оказалось.
17 августа министерство народного просвещения ставит об этом в известность Казанский учебный округ. 3 сентября округ возобновляет ходатайство «об определении кандидата Ульянова старшим учителем математики в Пензенский дворянский институт».
Лишь 24 ноября министр А. С. Норов сообщает попечителю Казанского учебного округа В. П. Молоствову: «Высочайшим приказом по гражданскому ведомству 11 текущего ноября ... кандидат Казанского университета Ульянов определен в службу старшим учителем Пензенского дворянского института».
Более полугода длится переписка между Казанью и Петербургом по поводу Ульянова. А он, и не подозревал о том, что дальнейшая его судьба еще «висит в воздухе», собирается в дорогу, к месту своей новой службы.
На руках — назначения, подписанные Н. И. Лобачевским 7 и 25 мая 1855 г. Наняв две лошади и проводника, Илья Николаевич 29 мая выезжает из Казани. На последней перед Пензой станции его видят 31 мая. По всей вероятности, в Пензу он прибывает 1 июня.
Начинается первый — восьмилетний — этап педагогической деятельности И. Н. Ульянова — преподавание в Пензенском дворянском институте.
Через четыре года, в 1859 г., в институт поступит учиться Петр Федорович Филатов, отец знаменитого советского окулиста академика В. П. Филатова. Его воспоминания помогают нам лучше представить себе это учебное заведение и его преподавателей.
По воспоминаниям П. Ф. Филатова, институт занимал большое трехэтажное здание с золоченым крестом домовой церкви на переднем фасаде. В нижнем этаже помещались квартира директора, больница, столовая; в среднем — классы, актовый зал, комната для отдыха, учительская, физический кабинет. На третьем этаже, куда вела широкая чугунная лестница, находилась «очень изящная церковь» и спальни для учащихся.
Перед нами — учебное заведение закрытого типа, где самодержавно-помещичий строй все предусмотрел для воспитания дворянской молодежи «по образу и подобию своему». Вполне соответствует этому назначению и большинство преподавателей.
Всматриваясь в далекое прошлое институтской жизни, П. ф. Филатов задает вопросы:
«Почему многих из нас не исковеркало это заведение, предоставленное произволу таких учителей-надзирателей, как Дьяконов, Госсен, Рейнах..., и такому директору, как Огонь-Догоновский? Почему из нас вышли люди, а не нравственные уроды?».
И сам отвечает на эти вопросы:
«Мы обязаны... влиянию своих родителей..., отчасти же влиянию тех учителей, которые вносили в нашу жизнь честный взгляд и высокие нравственные принципы. Такими светлыми личностями были учителя русской словесности Логинов, Захаров, учитель математики И. Н. Ульянов... Они вносили в нашу жизнь отвращение к карьеризму и к материальной наживе... Я любил одно время математику, пока ее преподавал в институте Ульянов».
Кроме Ульянова, «светлыми личностями» П. Ф. Филатов называет учителей словесности Логинова и Захарова.
23 ноября 1860 г. на годичном акте института присутствуют губернатор, архиерей, предводитель дворянства и прочие «сильные мира сего». Старший учитель словесности В. И. Логинов читает свой «Очерк сатирического направления русской литературы в XVIII веке». Под видом критики порядков века минувшего он выступает с таким гневным обличением нравов современного ему общества, что это производит на всех присутствующих впечатление разорвавшейся бомбы.
В следующем году В. И. Логинова отстраняют от должности, в течение нескольких лет переводят из гимназии в гимназию, обвиняя в стремлении «проводить между учащимися идеи крайнего социализма», а затем, как политически неблагонадежного, лишают права заниматься педагогической деятельностью.
Лицом, «в высшей степени вредно влиявшим на учеников политически» начальство считало и В. И. Захарова. Среди его воспитанников находятся будущие члены народнического кружка, организованного Ишутиным, а сам Н. А. Ишутин и Д. В. Каракозов, который в 1866 г. стрелял в Александра И, одно время живут на квартире у Захарова, Он тоже вскоре вынужден будет отказаться от преподавательской работы.
И. Н. Ульянов дружит с Захаровым, живет у него на квартире. Он имеет возможность наблюдать, как Захаров стремится использовать в своей педагогической практике идеи Белинского, Чернышевского.
Преподаватель Ульянов не только любим учениками. Его большое педагогическое умение не остается незамеченным руководящими и контролирующими органами.
В отчете «О состоянии института» за 1858 г. исследователь М. Молебнов нашел фамилию И. Н. Ульянова в числе четырех зрителей, выделившихся по способностям и успехам в преподавании. В том же году за «усердие в преподавании» ему вручают денежную награду — 150 рублей.
В следующем, 1859 г. отличное ведение Ильей Николаевичем своего дела отмечается ревизором Сафоновым.
«Преподаватель, старший учитель Илья Ульянов,— читаем мы в отчете Пензенского дворянского института за 1860/61 учебный год,— ...отличается хорошими сведениями, превосходным методом преподавания, занимает учеников весьма деятельно практически и обладает терпением — драгоценным для педагога даром».
В 1862 г. происходит очередная ревизия института. В своей «Записке об институте» ревизор Постельс рисует мрачную картину общей неуспеваемости: «...Русская словесность в упадке. По русской и всеобщей истории успехи учеников- могли бы быть удовлетворительнее. По законоведению было бы лучше, если бы ученики занимались этим предметом с большей любовью. По французскому языку успехи учеников не совсем удовлетворительны. По немецкому языку — успехи средственные».
На этом унылом фоне светлым пятном выделяется Илья Николаевич. В той же «Записке» Постельс констатирует:
«По математике, физике успехи учеников достаточные: преподаватель Ульянов с усердием занимается своим предметом...».
В Пензе выясняется, что И. Н. Ульянов — не только замечательный педагог, но и даровитый ученый.
Мы уже знаем, что на это его качество одним из первых обратил внимание Лобачевский, который и поручил Илье Николаевичу метеорологические наблюдения в Пензенском дворянском институте.
В продолжение всего времени преподавания в институте И. Н. Ульянов аккуратнейшим и добросовестнейшим образом занимается метеорологическими наблюдениями. Делает он это совершенно безвозмездно, побуждаемый только стремлением принести пользу отечественной науке.
Данные, полученные Ильей Николаевичем, с нетерпением ждут работники обсерватории Казанского университета. Президент Общества сельского хозяйства Юго-Восточной России Морозов торопит канцелярию Пензенского института с присылкой составленных И. Н. Ульяновым метеорологических таблиц и выписок, так как эти выписки, по его мнению, «служат полезным руководством для изучения климата и ... составляют любопытный и поучительный запас сведений...».
Метеорологические наблюдения Ильи Николаевича используют в своих научных трудах профессора Купфер и Сперанский, академик Вильд, Сталь и Рябинин.
И. Н. Ульянов и сам пишет научные работы — «О грозе и громоотводах», «О пользе метеорологических наблюдений и некоторые выводы из них для Пензы».
Научная работа «О грозе и громоотводах», предварительно одобренная физико-математическим факультетом Казанского университета, зачитывается им 23 ноября 1861 г. на торжественном акте Пензенского дворянского института.
Эта работа свидетельствует о материалистическом мировоззрении ее автора. Илья Николаевич заключает свой труд словами, исполненными глубокой веры во всепобеждающую силу науки: «Итак, наука дает человеку средства оградить себя от ударов молнии, борется с предрассудками и побеждает их самыми неопровержимыми доказательствами — фактами».
В Пензе происходит важное событие в личной жизни Ильи Николаевича.
«В Пензе,— рассказывает М. И. Ульянова,— в семье своего сослуживца, инспектора дворянского института И. Д. Веретенникова, который был женат на старшей сестре нашей матери (Анне Александровне Блапк.— А. И.), Илья Николаевич познакомился в начале 60-х годов со своей будущей женой, Марией Александровной Бланк».
Современников восхищал духовный облик Марии Александровны. Бывавший в Симбирске в семье Ульяновых товарищ их старшего сына Александра Иван Николаевич Чеботарев вспоминал: «...Мария Александровна была женщина... образованная выше среднего дворянско-бюрократического уровня того времени. Она не только знала новые языки и музыку, но была очень начитанна в русской и иностранной литературе...».
В 1931 г. сотрудник Дома-Музея В. И. Ленина в Ульяновске А. Г. Медведева задает членам семьи Ульяновых вопрос: «Кто читал Тьера „История французской революции" на французском языке?».
На него она получает следующий ответ: «Мария Александровна».
В 1849 или 1850 г. старшая сестра Марии Бланк Анна Александровна вышла замуж за преподавателя латинского языка и заведующего библиотекой Пермской гимназии Ивана Дмитриевича Веретенникова. С 1856 по 1861 г. Веретенников работает инспектором Самарской гимназии, а летом 1861 г. его переводят в Пензу на должность инспектора дворянского института.
Мария Александровна часто гостит в семье своей старшей сестры.
Сохранился относящийся к 1863 г. фотоснимок, на котором изображены И. Д. Веретенников, его жена Анна Александровна, дети Любовь, Дмитрий, Александр, Екатерина и Мария Александровна Бланк.
На снимке нет .еще четырех детей Веретенниковых — Анны, гостившей в то время у деда в Кокушкине, Марии и родившихся позднее Владимира и Николая. Именно Николай Веретенников оставил свидетельство о пребывании Марии Александровны в Пензе:
«Она прекрасно пела и играла на фортепиано и, по рассказам моей матери, когда еще девушкой гостила в Пензе у моих родителей, то привлекала всеобщее внимание и восхищала всех своим пением и приветливостью».
Любовь Ивановна Веретенникова рассказывала М. И. Ульяновой, что, живя у них, Мария Александровна готовила ее в гимназию, занималась и языками, читая с ней по-французски и по-немецки. Но вечером это чтение часто прерывалось приходом кого-нибудь из знакомых. В доме Веретенниковых собиралось много молодежи, главным образом учителей Пензенского дворянского института. Часто бывал у них и Илья Николаевич.
Вместе с Ильей Николаевичем в доме Веретенниковых появляется и его коллега по институту Владимир Александрович Ауновский. Этих двух людей в течение многих лет крепко связывают деловые и дружеские отношения — и в Пение, и затем в Нижнем Новгороде. Впоследствии Ауновский станет инспектором Симбирской гимназии и исполняющим обязанности секретаря Симбирского статистического комитета. В этом комитете он будет работать вместе с И. Н. Ульяновым, вместе с ним займется выпуском «Симбирских сборников». В 1872— 1874 гг. В. А. Ауновский — директор основанной по инициативе Ильи Николаевича Порецкой учительской семинарии.
В. А. Ауновского за его хороший голос прозвали «соловушком». На вечерах у Веретенниковых он много поет — и один, и в дуэте с Марией Александровной, имеющей «небольшой, но приятный голос». Незаметно бежит время в этой веселой и шумной компании. Хорошо, непринужденно чувствует себя в ней старший учитель физики и математики...
Но не только для веселого времяпрепровождения приходит в семью Веретенниковых Илья Николаевич. Сестра хозяйки дома занимается с ним французским, английским и немецким языками, столь необходимыми ему в научной работе. А Ульянов со своей стороны помогает Марии Александровне овладеть общими предметами, подготовиться к сдаче экзамена на звание учительницы.
Так между ними возникает крепкая дружба, а затем и любовь.
Летом 1863 г. Илья Николаевич Ульянов женится на Марии Александровне Бланк. Создается семья, которая вскоре станет примером для всех, кто знал ее, семья, и сейчас, спустя сто с лишним лет, являющая собой непревзойденный образец нравственной чистоты и благородства.
«По наружности,— говорит М. И. Ульянова,— Мария Александровна была очень красива: правильные черты лица, умные выразительные глаза, приветливое, спокойное и в то же время какое-то величавое выражение лица. Во всем ее существе чувствовалась большая нравственная сила, выдержка и цельность».
Этот портрет дополняется племянником Марии Александровны Н. И. Веретенниковым:
«Тетя Маша была среднего роста, но казалась выше, так стройна была ее фигура... Тонкие черты лица и серьезные карие глаза производили незабываемое впечатление».
Д. И. Ульянов рассказывал:
«Одевалась мама всегда очень просто, скромно и опрятно. В костюмах ее преобладали темные тона...».
Анна Ильинична вспоминала о разговоре по поводу женской одежды, который состоялся как-то между ней, кузиной и братом Александром Ильичей:
«И когда мы, девочки, немножко пристрастно придирались к нему и спрашивали, какой костюм и внешний вид он одобряет, он сказал коротко: „Вот как у мамы", то есть опрятно и в высшей степени скромно».
«Мария Александровна,— рассказывает ее младшая дочь,— поседела очень рано, в одну ночь, во время тяжелой, едва не стоившей ей жизни болезни, связанной с родами. Я не помню ее иначе, как с совершенно белыми, серебряными волосами, на которых она носила черную наколку. Позднее, впрочем, она оставила ее, подстригала волосы, и они падали вокруг ее лица мягкими, точно шелковыми прядями с завитками на концах».
Это свидетельство чрезвычайно интересно, так как некоторые мемуаристы утверждают, что седой Мария Александровна вернулась из Петербурга в мае 1887 г., после казни сына Александра. При этом упускается из виду, что на групповой семейной фотографии 1879 г., то есть за восемь лет до гибели Александра, в волосах Марии Александровны уже отчетливо видна седина.
Веретенников замечает, что Мария Александровна с ним и с его сверстниками всегда была ровна, спокойна, справедлива и ласкова.
Мария Ильинична говорит, что от ее матери веяло одновременно большой добротой и вместе с тем гордой сдержанностью.
Старшая дочь, Анна Ильинична, свидетельствует:
«Это была удивительно гармоничная и цельная натура. С большой твердостью и силой характера ... она соединяла кротость и чуткость, а с глубиной душевных переживаний — ровный, приветливый и веселый нрав, покорявший обычно всех, кто с ней сталкивался».
Познакомившийся с нею в Самаре революционер Н. И. Соловьев вспоминал о Марии Александровне, как о человеке необычайной душевной красоты и благородства, одном из тех редких людей, которые оказывают большое благотворное влияние на всех окружающих исключительно своей личностью.
Чуткость Марии Александровны, ее внимание к людям, забота о них поистине не знали границ.
Мария Ильинична пишет о своей матери:
«...Ее большое любвеобильное сердце было открыто для всех несчастных, для всех нуждающихся в помощи, и им она не отказывала в ней никогда, если имела к этому возможность. Помню, как сердечно относилась она всегда к товарищам, навещавшим нас, какое большое впечатление производила она на них. Людей она узнавала хорошо и нередко предупреждала нас относительно некоторых, которые бывали ей несимпатичны. Но те, которые завоевывали ее симпатию, пользовались всегда большим радушием, она умела, как редко кто, обласкать человека, согреть его своей лаской и участием».
Младшая дочь вспоминает, что Мария Александровна целиком ушла в семейную жизнь и заботы о детях. Для них она готова была пожертвовать всем на свете: «Это был .., крайне добрый и самоотверженный человек, который мало думал о себе и своем благосостоянии. Дети были у нее на первом плане, и она постоянно болела за них душой, отказывала себе в самом необходимом, чтобы доставить им большие удобства, чем-нибудь обрадовать или облегчить их положение».
По мере того, как дети подрастают и один за другим выбирают для себя трудную судьбу революционеров, чреватую непрерывными полицейскими преследованиями, арестами, тюрьмами, ссылкой, а то и эшафотом, помощь матери становится для каждого из них просто незаменимой.
Революционерка М. П. Голубева (Яснева) говорила о Марии Александровне:
«...Любящая мать, чуткий интеллигентный человек, она как-то умела, не вклиниваясь в жизнь своих детей, сливаться с их интересами».
Мария Александровна живет интересами своих детей не только в обычном житейском смысле. Она разделяет их убеждения, сочувствует их борьбе.
«Обычные для матери расплывчатое добродушие и бесхребетная мягкость,— утверждает Н. И. Соловьев,— были чужды Марии Александровне, во всяком случае не характерны для ее отношения к детям. Тайна ее обаяния как матери заключалась в другом: она была связана с детьми общностью высоких стремлений, единством отрицания житейской пошлости, низменности, житейской грубости. Она была идейным другом детей, вела их за собой, когда они были малы, шла за ними и с ними, когда они выросли».
«Да, это была цельная жизнь,— говорит Мария Ильинична,— полная самой светлой красоты и силы. Свои большие, недюжинные способности, которым условия жизни не дали развернуться, светлый ум и горячее сердце она отдала безраздельно своим детям... До могилы донесла она свою силу воли, свою глубокую веру в лучшую жизнь, которая рано или поздно наступит на Земле, жизнерадостность, сердечное и внимательное отношение к людям».
В лице Марии Александровны Илья Николаевич имел верного друга, надежного помощника, человека, давшего ему большое семейное счастье.