«ЭТО БЫЛА НАСТОЯЩАЯ ВЕСНА...»
Кто такой инспектор народных училищ?
На этот вопрос были два ответа. Один — официальный и другой — таких людей, как Илья Николаевич Ульянов.
«...Правительство,— пишет М. И. Ульянова,— стало косо поглядывать на деятельность земских учреждений, в особенности в области народного образования, и введение института инспекторов народных училищ имело целью большее подчинение дела народного образования учебным округам и непосредственно министерству народного просвещения, большего контроля последнего за начальными школами».
Инспектор — это чиновник, ревностно проводящий политику царского правительства в .сфере народного образования.
Таков был официальный взгляд на инспектора народных училищ. Именно такими и было большинство инспекторов.
По-иному смотрит на свою должность Илья Николаевич.
«...Для Ильи Николаевича,— продолжает М. И. Ульянова,— это было идейной работой, он с увлечением взялся за организацию нового трудного дела, которое стало делом его жизни, в которое он вложил все свои силы, всю свою энергию».
6 сентября 1869 г. приказом управляющего министерством народного просвещения за № 19 учитель Нижегородской гимназии коллежский советник Ульянов утверждается инспектором народных училищ Симбирской губернии.
15 сентября Илья Николаевич сдает физический кабинет Нижегородской мужской гимназии и 22 сентября отбывает к месту своей новой службы.
О первых годах жизни семьи Ульяновых в Симбирске имеются подробные воспоминания Анны Ильиничны:
«Чуждый, глухой захолустный городок, после более оживленного Нижнего Новгорода, менее культурные жилищные и иные условия, а главное, полное одиночество,— особенно при частых разъездах отца,— очень тягостно ощущались матерью, и она рассказывала потом, что первые годы жизни в Симбирске сильно тосковала... Симбирские знакомства были мало интересны, ограничивались обычно праздничными визитами».
Одиночество на первых порах несколько рассеивают товарищ Ильи Николаевича по Пензе В. А. Ауновский, приехавший в Симбирск раньше него, акушерка А. Д. Ильина, да еще молодая учительница, девушка из знакомой семьи, наезжающая иногда из деревни.
«Детство же нас, двоих старших,— замечает Анна Ильинична, имея в виду себя и брата Сашу,— протекало исключительно замкнуто, и это наложило свой отпечаток на нас обоих, сделало нас более дикими и, несомненно, усилило природную замкнутость и сосредоточенность Саши. За частыми отлучками отца мы проводили время преимущественно с матерью, читали, занимались, мастерили что-нибудь из картона и цветной бумаги для елки».
Анна Ильинична вспоминает, что елка для детей Ульяновых была «не чуждым, купленными украшениями разубранным деревом, а нашим коллективным созданием; и даже позднее, в школе, не знавшей в то время никаких ручных работ, увлекались мы этим примитивным творчеством».
«Запечатлелась почему-то особенно ярко в памяти одна елка, когда меньшей в семье была Оля, и Саше было лет 6—7. Какое-то особенное чувство тесной и дружной семейной спайки, уюта, безоблачного детского счастья оставил этот праздник».
Елка — это лишь одно из многочисленных радостных занятий, в которые вовлекала своих детей Мария Александровна.
«Не находя интереса в нарядах, сплетнях и пересудах, составлявших в то время содержание дамского общества,— говорит ее старшая дочь,— Мария Александровна замкнулась в семье и отдалась со всей серьезностью и чуткостью воспитанию детей. Подмечая недостатки детей, она терпеливо и настойчиво боролась с ними. Никогда не возвышала она голоса, почти никогда не прибегала к наказаниям и умела добиться большой любви и послушания детей. Любимым удовольствием ее была музыка, которую она страстно любила и очень одухотворенно передавала. И дети любили засыпать под ее музыку, а позднее — работать под нее».
В эти годы и позднее в доме Ильи Николаевича часто бывает по делам службы учитель Симбирской чувашской школы Василий Андреевич Калашников. Он имеет возможность наблюдать, как Ульяновы воспитывают своих детей: старшую дочь Аню и старшего сына Сашу.
«Дети,— вспоминает Калашников,— получали от родителей разумные игрушки, устраивались разумные игры, а потом подбирались детские книги для их чтения».
Об Илье Николаевиче, воспитателе своих детей, пойдет речь позднее. А пока вернемся к его служебной деятельности.
В Симбирске И. Н. Ульянов сполна получает то, чего он хотел.
«...Ему,— говорит Анна Ильинична,— хотелось поля работы пошире и хотелось применять ее не для более обеспеченных учеников гимназии, а для самых нуждающихся, для тех, кому всего труднее получить образование, для детей вчерашних рабов. И поле открылось, действительно, широкое. В Симбирской губернии было очень немного школ, да и те старинного типа: ютились они в грязных и тесных помещениях, учителя были малообразованные и вколачивали учебу больше тумаками».
Впечатления от знакомства с положением народного образования во вверенной ему губернии инспектор Ульянов отражает в своем первом годовом отчете — «О состоянии начальных народных училищ Симбирской губернии за 1869 год».
Илья Николаевич пишет в отчете, что хоть в настоящее время он и не имеет под руками всех сведений, необходимых для общих выводов, но, рассмотрев отчеты и ведомости уездных училищных советов, попытается обобщить их с тем, чтобы представить теперешнее состояние народного образования в губернии.
Каково же это состояние?
В 1869 г. Симбирская губерния насчитывала 460 начальных народных училищ. Если же из этого числа вычесть 30 городских приходских училищ и частных школ, то на 1546 селений, входивших в состав губернии, оказывалось всего 430 сельских школ, т. е. одна начальная школа на три с половиной селения.
В 460 училищах с ребятами занимались 526 преподавателей, причем больше половины их — 297 человек — священники и муллы.
Всего в начальных школах губернии, население которой превышало миллион человек, насчитывалось 9717 учащихся (в среднем шесть учеников на населенный пункт), причем только пятая часть из них — девочки.
Что же представляли из себя эти школы?
Большинство школ, отмечает Ульянов, «помещаются или в домах священно- и церковнослужителей, или в крестьянских избах, или в церковных караулках, иногда сырых и холодных», они «крайне нуждаются в руководствах и книгах для чтения и в необходимых учебных пособиях». Преподавание в этих школах «по большей части ограничивается изучением молитв, чтением и письмом...».
Уже в первом своем отчете Илья Николаевич не ограничивается констатацией фактов, а высказывает свое отношение к существующему положению дел.
«Необходимо озаботиться,— пишет он в заключение,— заменой неудобных во всех отношениях церковных караулок более удобным помещением, потому что в этих сырых и холодных караулках, несмотря на все усердие и уменье преподавателей и охоту учеников, нельзя ожидать успешного хода ученья. Вообще, чтобы начальные народные училища приносили существенную пользу, много еще нужно сделать для улучшения их в материальном и в особенности в нравственном отношениях...»
Дело предстоит трудное и, как кажется, не под силу одному человеку. Но характер и воля Ульянова соответствуют сложности стоящих перед ним задач.
Мария Ильинична говорит, что ее отец «уже с первых шагов своей новой деятельности проявил большую активность и самостоятельность. Это сказалось, между прочим, при выработке инструкции инспекторам народных училищ».
Для того чтобы ввести деятельность инспекторов в нужные ему рамки, министерство народного просвещения составляет специальную инструкцию, проект которой рассылается в учебные округа. Из инспекторов Казанского учебного округа И. Н. Ульянов представляет наибольшее количество замечаний по этому проекту. Он полагает необходимым дать право инспекторам увольнять нерадивых законоучителей (священников), которые подчинялись епархиальным властям, ратует за совместное обучение в школах мальчиков и девочек, подчеркивает важность снабжения школ достаточным числом учебных пособий.
Замечания Ильи Николаевича касаются пятнадцати пунктов проекта инструкции. Увы, только некоторые из них принимаются министерством. Ни совместное обучение, ни распространение прав инспекторов на представителей духовного ведомства, преподающих в школах, не встречает поддержки графа Д. А. Толстого, бывшего тогда министром народного просвещения.
Случай с проектом инструкции — лишь один из большого числа примеров, когда усилия прогрессивного педагога разбиваются о косность тех, кто руководил народным образованием в царской России. Но этот случай показывает, что Илья Николаевич не -упускал ни одной возможности попытаться осуществить то, что он считал необходимым и разумным.
Д. И. Деларов, некоторое время работавший межевщиком при Симбирском удельном округе и знакомый с семьей Ульяновых, отмечает, что Илья Николаевич «был человек крепкий, с сильным характером... Его любили и уважали..., потому что он относился к своим обязанностям с большой добросовестностью, с редкой для тогдашних крупных чиновников любовью и, главное, вносил в дело народного образования много знаний».
«Его энергия,— говорит Мария Ильинична об отце,— всколыхнула лучшую часть симбирского общества; данные, сообщенные им после непосредственного знакомства с постановкой школьного дела в губернии, по своей безрадостности заставили серьезнее отнестись к делу и отрешиться от „казенного благополучия", царившего до тех пор. Работа предстояла огромная, а сил и средств для выполнения ее было слишком недостаточно».
Личные качества нового инспектора, его отношение к делу вызывают подлинный восторг у тех, кому были небезразличны успехи народного образования.
Писатель-публицист В. Н. Назарьев, бывший в то вре мя членом Симбирского уездного училищного совета, сравнивает приезд И. Н. Ульянова в Симбирск с наступлением весны:
«Произошло нечто неожиданное... Точно вдруг среда суровой, слишком долго затянувшейся зимы настежь распахнулось наглухо запертое окно и в него полились лучи яркого солнечного дня. Да, это была настоящая весна, это было время всяких неожиданностей и только что не чудес. Да и как же не назвать чудом появление в наших палестинах таких людей, как Илья Николаевич Ульянов, единственный в то время инспектор народных школ на всю губернию, с первого же шага отдавший всю свою душу возложенной на него обязанности».
Работавший впоследствии под непосредственным руководством Ильи Николаевича инспектор народных училищ Ардатовского и Курмышского уездов Симбирской губернии К. М. Аммосов даст развернутую характеристику деятельности И. Н. Ульянова.
Аммосов свидетельствует, что Илья Николаевич обладает «именно теми качествами, которые должны ... отличать человека, посвятившего себя этому, тогда еще новому, роду служения ... обществу», т. е. делу образования широких народных масс.
С самого начала службы (в должности инспектора народных училищ.— А. И.) он горячо полюбил народную школу и не охладевал к ней до гроба. Недаром поэтому некоторые старожилы даже из самых отдаленных и глухих окраин Симбирской губернии, видя проявление его теплой, родительской заботливости о школах, называли его „няней, постоянно пестующей свое любимое детище"».
Но одной любви, отмечает Аммосов, еще мало. Дело созидания народного образования требует от инспектора и энергичной деятельности:
«Деятельность же Ильи Николаевича была поистине неутомима и чрезвычайно разнообразна: ему приходилось не только вводить известные порядки в школах уже существующих, ... но и открывать самые школы, изыскивать средства для их существования и организовать весь строй и систему учебной их части... Илья Николаевич должен был сам, так сказать, с самого основания строить все школьное обучение: определять задачу и цель обучения, в подробностях разработать и установить объем и курс обучения, распределить его по годам обучения, избирать учебники, показать каждому учителю, как пользоваться ими, показать на практике, как применять тот или другой метод и прием, и этим путем создавать самих учителей... Все это приходилось ему делать не в одном каком-либо пункте, даже не в одном уезде, а по всей Симбирской губернии».
Напомним, что Симбирская губерния в то время состояла из восьми уездов и территория ее составляла 43 тысячи квадратных верст.
«И вот начинаются,— вспоминает Аммосов,— памятные в губернии неутомимые разъезды Ильи Николаевича, продолжающиеся недели и месяцы, то с целью осмотра существующих школ и возможного их благоустройства, то с целью открытия новых; там руководит он педагогическими курсами; в другом месте наблюдает за постройкой училищного здания; там ходатайствует пред местными деятелями о материальных средствах для училищ, беседует с сельскими обществами, располагая их к училищам и проч.».
Государство почти не выделяет никаких средств на содержание начальных народных школ, и поэтому все зависит от инспектора: сможет он «расположить» сельское общество к училищам — оно соберет средства на школу, не сможет — не быть школе. Илье Николаевичу приходится настойчиво и систематически бороться с темнотой и предрассудками забитой крестьянской массы, убеждать ее в пользе грамоты, в необходимости выделять из своего и без того нищенского бюджета деньги на содержание школы.
Результаты сказываются не сразу.
«Постепенно, по мере улучшения школ и методов преподавания в них,— пишет Мария Ильинична,— недоверие крестьянских масс к школам стало ослабевать, средства на содержание школ от крестьянских обществ увеличивались..., но такого сдвига удалось достигнуть лишь постепенно, путем упорной кропотливой работы...»
В одном из своих отчетов Илья Николаевич с нескрываемой радостью констатирует, что «сельские общества более и более сознают нужду в училищах, добровольно, без всяких внешних мер побуждения отдавая детей в школы».
Скольких трудов и энергии ему стоило, чтобы сдвинуть с мертвой точки дело народного просвещения, знал только он сам, да те, у кого на глазах разворачивалась его деятельность.
«Бывало,— говорит уже известный нам Валериан Никанорович Назарьев,— сидишь в теплой, покойной комнате с книгой в руках, тревожно прислушиваясь к яростным воплям зимней метели, уже третьи сутки не выпускавшей мужика из избы, остановившей всякое движение, все работы,—и вдруг под самым окном прозвенит колокольчик... Входная дверь отворяется, и передо мной Ульянов, весь занесенный снегом, с обледеневшими бакенами и посиневшим лицом. Он не в состоянии говорить от холода и только по своему обыкновению добродушно посмеивается, с величайшими усилиями вылезая из своего нагольного тулупа и наполняя всю прихожую снегом.
Начинаются заботы о том, чтобы как можно скорее обогреть и успокоить скитальца, но тот, как ни в чем не бывало, быстро ходит взад и вперед по комнате, расправляя свои окоченевшие члены, а сам уже заводит разговор о школах, о своих наблюдениях, школьных радостях и горестях и продолжает говорить все об одном и том же предмете во время чая, ужина; вас клонит ко сну, а он все продолжает говорить, и первое слово, с которым встретит вас поутру, это все та же школа, никогда не сходившая с языка».
Назарьев вспоминает, как однажды он вместе с Ильей Николаевичем поехал осматривать ближайшие к городу школы. Лошади подхватили и, как раз около деревни Грязнушки, опрокинули повозку. Кучер отправился в деревню искать новую оглоблю вместо сломанной, а пассажиры остались в повозке. «Я проклинал судьбу,— говорит Назарьев,— а мой спутник, как ни в чем не бывало, продолжал говорить о новом грязнушенском учителе, от которого ожидал очень много».
Острейшая проблема, которую приходится решать Ульянову,— это подготовка учительских кадров.
Современники в один голос заявляют, что до приезда Ильи Николаевича в Симбирском уезде и во всей губернии не было ни средств на школы, ни пригодных школьных помещений, а главное: «почти не было сколько-нибудь сносных и грамотных учителей».
«Первой заботой Ульянова,— пишет Назарьев,— была подготовка учителей, и вот под его личным наблюдением, на скорую руку, при местном городском училище устраиваются педагогические курсы, куда на первый раз поступило 10 человек, из числа коих окончивших курс оказалось девять, на второй год на курсы поступило еще 16 человек... Что же касается до влияния Ильи Николаевича на курсы, то оно выразилось в том, что некоторые из его учеников не только выдвинулись вперед в качестве лучших учителей, но впоследствии времени получили известность на более видном поприще общественной деятельности».
Одним из воспитанников педагогических курсов является тот самый Василий Андреевич Калашников, который в недалеком будущем станет готовить к гимназии детей Ильи Николаевича.
В 1869 г. 14-летний Вася Калашников сидит в классе и вместе с другими учениками педагогических курсов при вечернем скудном керосиновом освещении слушает урок преподавателя одного из общеобразовательных предметов. «Вдруг среди урока,—вспоминает Калашников,— промелькнула перед нами по классу какая-то человеческая фигура, небольшого роста, с темными баками на матовом лице, с длинными вьющимися волосами, со шляпой под мышкой,— промелькнула и уселась где-то сзади цас за классный стол слушать урок. Все это произошло так неожиданно и с такой быстротой, что мы едва успели встать и приветствовать гостя поклоном. По окончании урока гость очутился перед нами и объявил, что будет давать нам уроки по физике и некоторые сведения по другим естественным наукам».
Так происходит знакомство учащихся педагогических курсов с Ильей Николаевичем Ульяновым.
«Его необыкновенная живость,— вспоминает Калашников,— подвижность, простота в обращении и вместе прямой и весьма энергичный подход к делу приятно нас расшевелили, возбудили... Все мы стали с нетерпением ожидать чего-то живого, нового, интересного в нашем обучении, и мы не ошиблись... Живость и ясность изложения, наглядность преподавания были настолько удачными, что его уроки нами легко усваивались тут же в классе. Он умел заинтересовать и увлечь нас своими уроками. Мы ждали их как праздника».
Занятия на педагогических курсах длятся два года. На втором году обучения воспитанники практически осваивают навыки преподавания в одном из симбирских начальных народных училищ.
Калашников рассказывает, как он и его товарищи приходили в класс, где за столами сидели дети трех различных групп: совсем не умеющие читать и писать, прошедшие чтение и письмо и более подготовленные по грамотности и арифметике. Каждый из воспитанников курсов должен был по очереди давать уроки во всех трех группах. После уроков все они вместе со своими руководителями собирались в учительской комнате, где каждый и высказывал свои замечания товарищу.
«На этих разборах уроков,— вспоминает Калашников,— Илья Николаевич старался быть незаметным, чтобы не мешать нам свободно высказываться, возбудить в нас самодеятельность в этом направлении; авторитетное свое слово, если признавал нужным, вставлял последним, и мы чувствовали себя полными хозяевами нашего дела, стремясь к саморазвитию и самосовершенствованию».
Илье Николаевичу, по словам Калашникова, много надо было иметь терпения, деликатности, снисходительности, чтобы на разборах товарищи высказывали свои замечания в форме не только не оскорбительной для самолюбия каждого, но и устраняющей всякую неприязнь между юношами, нередко слишком горячими. И это ему удавалось:
«От него никто из нас никогда не слышал ни одного резкого слова или повышения тона, выражения раздражительности и т. п. Каждый из нас уходил с занятий под самым приятным впечатлением общей дружбы, общего стремления к самовоспитанию».
Такая кропотливая каждодневная работа по подготовке учителей приносит богатые плоды. Тот самый Назарьев, который еще не так давно считал, что задача, выпавшая в этом отношении на долю Ульянова, кажется «невыполнимой», теперь «с уверенностью» заявляет:
«...Наши лучшие школы процветают и развиваются единственно благодаря рвению и добросовестности преподавателей, большинство коих принадлежит к числу воспитанников педагогических курсов, основанных и руководимых ... Ильею Николаевичем Ульяновым. Таким образом, для нас, близко знакомых с настоящим и прошлым порядком вещей, не остается сомнения в том, что земство обязано г-ну Ульянову первыми и до сих пор лучшими учителями в уезде, а следовательно, и большей частью успеха».
Первыми выпускниками руководимых Ильей Николаевичем педагогических курсов становятся дети бедных крестьян Василий Калашников и Петр Малеев, а также Николай Лукьянов, Петр Архангельский, Дмитрий Преображенский, Константин Боровский. Они стали лучшими учителями в губернии.
Спустя два года по окончании курсов, в 1873 г., учитель Шумовской сельской школы Константин Боровский будет уволен «по неблагонадежности». Окончив курсы в 1873 г., солдатский сын Андрей Кабанов тоже едет в деревню, чтобы, по его же выражению, «воевать с попами, писарями и другими воротилами сел и деревень». Позднее он станет преподавать в Симбирской гимназии и его подпись мы видим на аттестате зрелости Владимира Ильича.
Под руководством воспитанника педагогических курсов Николая Лукьянова в Симбирском училище два года будет преподавать Анна Ильинична...
Учителей, которых на педагогических курсах в Симбирске, а затем в Порецкой учительской семинарии подготовил И. Н. Ульянов, благодарные современники станут именовать «ульяновцами», а годы, когда Илья Николаевич возглавлял народное образование в Симбирской губернии, долго еще будут называть «ульяновским временем».