Книги о Ленине

ГЛАВА III.

ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ ДИКТАТУРА ПРОЛЕТАРИАТА И КРЕСТЬЯНСТВА.

ИСТОРИЯ ОДНОГО ЛОЗУНГА.

История русского большевизма в эпоху 1903 — 1917 гг. — поскольку дело идет об его чисто тактической стороне — в значительной степени сводится к истории одного лозунга: демократическая диктатура пролетариата и крестьянства.

Займемся же историей этого лозунга.

Не случайно, разумеется, то обстоятельство, что именно Россия явилась родиной ленинского учения. Именно русское рабочее движение должно было выдвинуться в эту эпоху на первый план, — как до того на первом плане стоял французский, а затем — немецкий пролетариат. Само собой разумеется, и об этом неоднократно говорил сам Ленин, что, чем шире и полнее будет в дальнейшем итти развитие международной революции, тем скорее России придется стать «одной из отсталых советских стран». Еще в «Что делать?» Ленин так характеризовал историческую обстановку, которая обусловила роль России, как авангарда мировой революции:

«История поставила теперь перед нами, — это писалось в 1902 г., — ближайшую задачу, которая является наиболее революционной (подчеркнуто Лениным. Г. З.) из всех ближайших задач пролетариата какой бы то ни было другой страны. Осуществление этой задачи, разрушение самого могучего оплота не только европейской, но также (можем мы сказать теперь) и азиатской реакции сделало бы русский пролетариат авангардом международного революционного пролетариата»¹.

Это хорошо понимал и Каутский, когда он был еще марксистом и писал в старой «Искре» свою знаменитую статью «Славяне и революция», не раз цитировавшуюся Владимиром Ильичом, — статью, в которой Каутский указывал на то, что именно русской революции, именно нашей стране суждено на время занять мировую авансцену.

«В настоящее же время (в противоположность 1848 г. Н.Л.) можно думать, что не только славяне вступили в ряды революционных народов, но что и центр тяжести революционной мысли и революционного дела все более и более передвигается к славянам. Революционный центр передвигается с запада на восток. В первой половине XIX века он лежал во Франции, временами в Англии. В 1848 г. Германия вступила в ряды революционных наций... Новое столетие начинается такими событиями, которые наводят на мысль, что мы идем навстречу дальнейшему передвижению революционного центра, именно: передвижению его в Россию... Россия, воспринявшая столько революционной инициативы с Запада, теперь, быть может, сама готова послужить для него источником революционной энергии. Разгорающееся русское революционное движение окажется, быть может, самым могучим средством для того, чтобы вытравить тот дух дряблого филистерства и трезвенного политиканства, который начинает распространяться в наших рядах, и заставит снова вспыхнуть ярким пламенем жажду борьбы и страстную преданность нашим великим идеалам. Россия давно уже перестала быть для Западной Европы простым оплотом реакции и абсолютизма. Дело обстоит теперь, пожалуй, как раз наоборот. Западная Европа становится оплотом реакции и абсолютизма России... С царем русские революционеры, быть может, давно справились бы, если бы им не приходилось одновременно вести борьбу и против его союзника — европейского капитала. Будем надеяться, что на этот раз им удастся справиться с обоими врагами, и что новый «священный союз» рухнет скорее, нежели его предшественники. Но как бы ни окончилась теперешняя борьба в России, кровь и счастье мучеников, которых она породит, к сожалению, более чем достаточно, не пропадут даром. Они оплодотворят всходы социального переворота во всем цивилизованном мире, заставят их расти пышнее и быстрее. В 1848 году славяне были трескучим морозом, который побил цветы народной весны. Быть может, теперь им суждено быть той бурей, которая взломает лед реакции и неудержимо принесет с собою новую счастливую весну для народов» (статья Каутского, «Славяне и революция» в газ. «Искра», 1902 г., № 18, 10 марта)².

Переход марксизма эпохи Маркса к марксизму эпохи Ленина происходил в связи с событиями интернационального характера. Но это не мешает тому, что именно Россия, как это указывали Ленин и Каутский (когда последний был еще марксистом), стала той первой страной, где, в силу объективной революционности обстановки, прежде всего и совершался этот «переход». Именно этим и объясняется тот факт, что в России возник лозунг «демократическая диктатура пролетариата и крестьянства» в ленинском истолковании его.

* * *

В 1925 году Троцкий пытался представить дело таким образом, будто ленинизм (или большевизм) победил потому, что в 1917 г. «идейно перевооружился», т.-е. отбросил, как нечто неверное, свой старый, якобы «ошибочный» лозунг революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства и перешел к совершенно «новому» лозунгу диктатуры пролетариата, якобы чуждому «историческому большевизму», т.-е. большевизму, как он сложился с 1903 по 1917 гг.

Так ли подходил к этому Ленин? Есть целый ряд основных документов и важнейших статей, написанных Лениным, категорически отвергающих и опровергающих подобные утверждения.

Вспомним, как ставил этот вопрос большевизм в 1905 году. Здесь необходимо привести решающую для затронутого вопроса цитату из «Двух тактик» главного произведения большевизма эпохи революции 1905 года:

 «У революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства, — писал Ленин, — есть, как и у всего на свете, прошлое и будущее. Ее прошлое — самодержавие, крепостничество, монархия, привилегия. В борьбе с этим прошлым, в борьбе с контрреволюцией возможно «единство воли» пролетариата и крестьянства, ибо есть единство интересов.

«Ее будущее — борьба против частной собственности, борьба наемного рабочего с хозяином, борьба за социализм. Тут единство воли невозможно. Тут перед нами не дорога от самодержавия к республике, а дорога от мелко-буржуазной демократической республики к социализму.

«Конечно, в конкретной исторической обстановке переплетаются элементы прошлого и будущего, смешиваются та и другая дороги. Наемный труд и его борьба против частной собственности есть и при самодержавии, он зарождается даже при крепостном праве. Но это нисколько не мешает нам логически и исторически отделять крупные полосы развития. Ведь мы же все противополагаем буржуазную революцию и социалистическую, мы все безусловно настаиваем на необходимости строжайшего различения их, а разве можно отрицать, что в истории отдельные, частные элементы того и другого переворота переплетаются? (подчеркнуто нами. Г. З.). Разве эпоха демократических революций в Европе не знает ряда социалистических движений и социалистических попыток? И разве будущей социалистической революции в Европе не осталось еще многого и многого доделать в смысле демократизма?»³.

На наш взгляд, это самая глубокая мысль в «Двух тактиках», особенно ценная и замечательная тем, что она была высказана не после опыта двух русских революций, а накануне первой русской революции. Здесь в основном содержится уже вся ленинская теория перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую. Между этими основными положениями Ленина и его оценкой итогов четырех лет диктатуры (в статье, посвященной 4-летию существования Советской власти) в самые последние годы его жизни существует самая определенная связь⁴.

Это одна непрерывная цепь. Идейная преемственность полная. Никакого «перевооружения» не потребовалось.

Известно, что именно в это время, в 1905 г., шла горячая борьба меньшевизма против ленинизма, который, на основании анализа движущих сил русской революции, выдвинул лозунг «демократической диктатуры пролетариата и крестьянства». Меньшевизм нападал на нас по следующей линии: он доказывал, что ленинизм якобы подчиняет основные классовые интересы пролетариата скоропреходящим интересам буржуазно-демократического переворота, подменяет классовую позицию пролетариата якобински-демократической позицией. За «Две тактики», подвергшиеся бешеному обстрелу со стороны меньшевиков, Ленин был объявлен (если взять эпитет, употребленный тогда Троцким) «Максимилианом Лениным» — Робеспьером, кандидатом в диктаторы, в вожди буржуазной (или мелко-буржуазной) демократии.

России предстоит революция буржуазная, говорили меньшевики, значит, посторонись, дай дорогу буржуазии, пролетариат должен быть хвостом либеральной буржуазии.

А Ленин отвечал:

«А ведь именно таких умников, важничающих своей близорукостью, представляют из себя наши новоискровцы⁵. Они как раз ограничиваются рассуждениями о буржуазном характере революции там и тогда, где надо уметь провести разницу между республикански-революционной и монархически-либеральной буржуазной демократией (подчеркнуто нами. Г. З.), не говоря уже о разнице между непоследовательным буржуазным и последовательным пролетарским демократизмом».

«... Есть буржуазная демократия — и буржуазная демократия (подчеркнуто нами. Г. З.). И земец-монархист, сторонник верхней палаты, «запрашивающий» всеобщее избирательное право, а втайне, под сурдинку, заключающий с царизмом сделку насчет куцой конституции, есть буржуазный демократ. И крестьянин, с оружием в руках идущий против помещиков и чиновников, «наивно-республикански» предлагающий «прогнать царя», есть тоже буржуазный демократ».

 «... Крестьянство включает в себя массу полупролетарских элементов наряду с мелко-буржуазными. Это делает его тоже неустойчивым, заставляя пролетариат сплотиться в строго-классовую партию. Но неустойчивость крестьянства коренным образом отличается от неустойчивости буржуазии, ибо крестьянство в данный момент заинтересовано не столько в безусловной охране частной собственности, сколько в отнятии помещичьей земли, одного из главных видов этой собственности. (Подчеркнуто нами. Г. З.). Не становясь от этого социалистическим, не переставая быть мелкобуржуазным, крестьянство способно стать полным и радикальнейшим сторонником демократической революции».

«... «Решительная победа революции над царизмом» есть революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства...

«...Такая победа нисколько еще не сделает из нашей буржуазной революции революцию социалистическую; демократический переворот не выйдет непосредственно из рамок буржуазных общественно-экономических отношений; но, тем не менее, значение такой победы будет гигантское для будущего развития и России, и всего мира. Ничто не поднимет до такой степени революционной энергии всемирного пролетариата, ничто не сократит так сильно пути, ведущего к его полной победе, как эта решительная победа начавшейся в России революции».

«Пролетариат должен провести до конца демократический переворот, присоединяя к себе массу крестьянства, чтобы раздавить силой сопротивление самодержавия и парализовать неустойчивость буржуазии. Пролетариат должен совершить социалистический переворот, присоединяя к себе массу полупролетарских элементов населения, чтобы сломить силой сопротивление буржуазии и парализовать неустойчивость крестьянства и мелкой буржуазии»⁶.

* * *

Только после смерти Ленина опубликованы (см. «Ленинский Сборник», II) его письма и замечания на проект партийной программы, написанный в 1902 году Г. В. Плехановым. Это — замечательнейшие документы, рисующие Ленина как теоретика и революционера.

Благодаря этим документам, молодой Ленин сразу вырастает в глазах читателя на целую голову.

В этих замечаниях мы читаем:

«Партия революционного класса только в той форме и может выразить условную революционность других классов, чтобы изложить перед ними свое понимание их бедствий и средств исцеления от их бедствий, чтобы выступить в своем объявлении войны капитализму, не только от своего имени, но и от имени всех «бедствующих и нищенствующих» масс. Отсюда уже само собой следует, что кто примет это учение, тот должен будет притти к нам»⁷.

Ленин прекрасно понимал, в 1902 году, что все другие классы — кроме пролетариата — могут быть лишь «условно» революционны и что вести их должен и может только пролетариат.

«Чем больше в практической части нашей программы проявляем мы «доброты» к мелкому производителю (например, к крестьянину), тем «строже» должны быть к этим ненадежным и двуличным социальным элементам в принципиальной части программы, ни на йоту не поступаясь своей точкой зрения»⁸.

И наконец:

«Желательно привлечь всех мелких производителей — конечно. Но мы знаем, что это — особый класс, хотя и связанный с пролетариатом тысячей нитей и переходных ступеней, но все же особый класс.

«Обязательно сначала отгородить себя от всех, выделить один только, единственно и исключительно пролетариат, — а потом уже заявлять, что пролетариат всех освободит, всех зовет, всех приглашает»⁹.

И автора этих строк (писано, не забудем, в 1902 году) меньшевики обвиняли в недостаточной выдержанности классовой точки зрения, в том, что он не пролетарский, а всего лишь мещанский (или крестьянский) революционер!! Поистине: с больной головы на здоровую...

В меньшевизме в это время особенно ясно можно было различить, если не два крыла, то, по крайней мере, два оттенка мысли, два настроения, две психологии. Одни танцевали от чисто «классовой» печки, другие — от «общенациональной оппозиции». На деле это был один лагерь. Первые, как и вторые, на деле оставляли пролетариату лишь роль либерального хвоста. Но первые старались — и сначала не без успеха — казаться и слыть «классовиками». То, что притягивало тогда, в 1905 г., к меньшевикам иногда не худших рабочих, это — тот оттенок в меньшевизме, который пытался больше всего критиковать Ленина и большевизм якобы с точки зрения «непримиримой», «чисто классовой» позиции пролетариата. Сущность меньшевизма тогда далеко не была так ясна, как теперь, через 20 лет. Борьба только разгоралась и из литературной области только еще переносилась в область прямой классовой борьбы. У меньшевиков были, разумеется, люди, которые более или менее сознательно использовывали эту «классовую» психологию в интересах мелко-буржуазного социализма; но были и люди, по-своему искренно убежденные в том, что они стоят слева от большевиков и якобы защищают подлинные классовые интересы пролетариата. В скобках скажу, что некоторая часть меньшевиков — их лучших людей — с 1905 по 1925 год, т.-е. за 20 лет, переходила к нам именно по мере того, как ей становилась ясною фальшь этой псевдо-классовой позиции меньшевизма.

Основное значение «Двух тактик», это — ключ к пониманию позиции большевиков в эпоху революции 1905 г. И в «Двух тактиках» мы находим уже все главное и к вопросу о «перерастании» буржуазно-демократической революции в социалистическую.

«Две тактики» доказывают, что Ленин умел не только по свежим следам только-что совершившихся событий, не запаздывая, не отставая от них, тут же формулировать самое основное в этих событиях, но умел и задолго до начала событий предвидеть и заранее дать ясную характеристику их классового содержания. Уже в 1905 году Ленин вполне определенно указывает на то, что революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства имеет свое прошлое и будущее, и со всей ясностью и полнотой он обрисовывает, в чем именно заключается это прошлое и будущее. Не смешны ли, поэтому, те «критики» большевизма, которые возражали против Ленина с точки зрения, якобы «левой», теории перманентной революции, которые указывали на то, что формула «демократическая диктатура пролетариата и крестьянства» недостаточно революционна и даже повернется против интересов победившего пролетариата, против социализма!¹⁰.

Переход от лозунга «демократическая диктатура пролетариата и крестьянства» к лозунгу «диктатура пролетариата» (диктатура, предполагающая союз рабочего класса и крестьянства, при руководящей роли первого), — не произошел внезапно, это не был прыжок в неизвестное. Вспомним еще раз, что говорит Ленин о «прошлом и будущем» старого большевистского лозунга. Нельзя понять этот переход, это «перерастание» одного лозунга в другой без понимания одной из основных идей ленинизма — о перерастании буржуазно-демократической революции в социалистическую.

Для того, чтобы понять историческую обстановку, в которой происходило это «перерастание», нужно прежде всего понять эпоху, лежащую между первой и второй русскими революциями — эпоху, характеризовавшуюся бешеным ростом империализма и его противоречии, приведших к первой всемирной империалистической войне, которая стала кануном социалистической революции.

Главные движущие силы обеих революций — и 1905 г. и 1917 г. — одни и те же. Это — пролетариат и крестьянство. Но 1) соотношение между этими классами, 2) соотношение сил внутри анти-революционного лагеря и 3) международная обстановка далеко не одинаковы в указанные две эпохи. Отсюда и различие в большевистских лозунгах, представляющих собою конкретизацию одной и той же идеи на двух различных этапах исторического развития.

* * *

Остановимся еще подробнее на взглядах Ленина по вопросу о характере русской революции. На этот вопрос бросает свет одно из самых основных сочинений Ленина, книга, написанная Владимиром Ильичом в 1907 г. и напечатанная в 1917 г. — «Аграрная программа социал-демократии в русской революции 1905 — 1907 годов». Эта книга полнее всего подводит итоги революции 1905 года.

Обратите внимание на следующий центральный тезис y Ленина:

 «Всякая крестьянская революция, направленная против средневековья при капиталистическом характере всего общественного хозяйства, есть буржуазная революция. Но не всякая буржуазная революция есть крестьянская революция»¹¹ (подчеркнуто нами. Г. З).

Запомним это место. Это — ключ ко многим теоремам ленинизма. Всякая крестьянская революция, направленная против средневековья — при капиталистическом характере всего общественного хозяйства, — есть буржуазная революция, но не всякая буржуазная революция есть крестьянская революция! Противники ленинизма совершенно не понимали этой мысли и потому не могли понять всего своеобразия русской революции. Мы уже указывали, что в свое время Плеханов, самая выдающаяся голова в «Группе Освобождения Труда», не без успеха доказывал старому народничеству (еще тогда, когда спор переживал свою первоначальную стадию), что Россия пройдет через стадию капитализма, что пролетариат станет в России основной революционной силой, станет гегемоном в революции. Но Плеханов дал маху, когда надо было наполнить реальным содержанием общую формулу о буржуазном характере русской революции и общую формулу о гегемонии пролетариата в русской революции. В эти общие формулы жизнь влил именно Ленин.

Приведенный тезис Ленина лишний раз доказывает, как наивны были возражения меньшевиков даже лучшего типа — тех, которые танцевали от «классовой» печки, — когда они, ломясь в открытую дверь, пытались доказывать Ленину, что крестьянская революция не есть еще социалистическая революция. Ленин лучше, чем кто бы то ни было, знал, что такое крестьянская революция. Но в то же время он знал, что, так как в нашей стране на очереди стоит с крайней остротой прежде всего земельный вопрос, т.-е. стучится в дверь крестьянская революция, то из этого при: 1) массовидности нашего крестьянства, 2) удельном весе пролетариата и 3) обстановке международной борьбы рабочего класса — вытекает, что наша первая революция должна стать (и стала) революцией, хотя и не классически-социалистической, но и не буржуазной в обычном смысле этого слова. Ленин конкретнее, чем кто-либо другой, представлял себе действительный ход русской революции. Приведенная мною ленинская формула поэтому полна глубокого теоретического и практического значения.

В той же книге, в главе «Политические и тактические соображения в вопросах аграрной программы» Ленин писал:

«Вышло так, что непродуманное абстрактное понятие буржуазного переворота заслонило (у меньшевиков. Г. З.) вопрос о той его разновидности, которой является крестьянская революция. Все это — одни «передряги», а реальна лишь «обычная колея». Трудно рельефнее выразить обывательскую точку зрения и непонимание того, из-за чего, собственно, идет борьба в нашей буржуазной революции»¹².

Другими словами: вы, меньшевики, спорили по вопросу о буржуазном или социалистическом характере революции «вообще»; но вы не заметили «мелочи»: что у нас крестьянская революция является, правда, разновидностью буржуазной, но такой разновидностью, которая очень отличается от всех других известных нам буржуазных революций.

Ленин поясняет:

«Если бы в стране с земледелием, организованным вполне капиталистически, капиталисты-земледельцы при помощи наемных рабочих совершили аграрную революцию, уничтожив, к примеру скажем, частную собственность на землю, то это была бы буржуазная революция, но вовсе не крестьянская революция. Если бы в стране, аграрный строй которой настолько сросся уже с капиталистическим хозяйством вообще, что уничтожить этот строй было бы невозможно без уничтожения капитализма, произошла революция, ставящая, скажем, у власти промышленную буржуазию на место самодержавной бюрократии, то это была бы буржуазная революция, но вовсе не крестьянская революция. Другими словами: возможна буржуазная страна без крестьянства и возможна буржуазная революция в подобной стране без крестьянства. Возможна буржуазная революция в стране с значительным крестьянским населением, и, однако, такая революция, которая отнюдь не является крестьянской революцией, т.-е. такая, которая не революционизирует специально касающихся крестьянства поземельных отношений и не выдвигает крестьянства в числе сколько-нибудь активных общественных сил, творящих революцию...

«Основной источник неверности всей тактической линии Плеханова и шедших за ним меньшевиков в первый период русской революции (т.-е. в 1905 — 1907 гг.) состоит в том, что они совершенно не поняли этого соотношения между буржуазной революцией вообще и крестьянской буржуазной революцией»¹³.

Крестьянство ни в коем случае не было до конца революционным классом, это верно. До конца революционным классом был и остается только пролетариат. Но при том классовом переплете, который мы имели в нашей стране до 1917 г., крестьянство в течение долгого времени было революционным классом, или, говоря осторожнее, было более или менее революционным классом и при благоприятных условиях под руководством рабочего класса могло стать (и стало) очень большой революционной силой. И вся задача сводилась к тому, чтобы «условно»-революционную силу, потенциальную революционную силу крестьянства превратить в реальную революционную силу, идущую за рабочим классом — чего тогда не поняли ни Плеханов, ни Парвус, ни Троцкий, ни Мартов.

«Социалисты-революционеры, как и все сколько-нибудь последовательные народники, — писал Ленин, — не понимают буржуазного характера крестьянской революции и связывают с ней весь свой quasi-социализм. Благоприятный исход крестьянской революции означал бы, по мнению народников, торжество народнического социализма в России. На деле такой исход был бы самым быстрым и самым решительным крахом народнического (крестьянского) социализма»¹⁴.

Народники, которые критиковали Ленина «слева» (см. об этом главу II — «Мелко-буржуазная критика ленинизма «слева»), воображали, что победа крестьянской революции будет эпохой расцвета народнического, т.-е. мелко-буржуазного социализма.

А Ленин говорит им еще в 1907 году: ошибаетесь, господа, дело обстоит как раз наоборот: чем сильней будет победа крестьянской революции, тем скорей вылетит в трубу ваш народнический «социализм».

Как пошло дело? Именно так, как предсказывал Ленин.

Чем сильней был размах подлинной земельной революции, подлинного крестьянского движения, шедшего за пролетариатом, тем скорей песенка народнического «социализма», мелко-буржуазного «социализма» или мещанского «социализма» оказалась спетой. И Ленину, который уже в 1907 году сделал такие пророческие заявления, который, как подлинный мастер диалектики, видел обе стороны мелко-буржуазного народничества и революционную, и реакционную), поистине бьют челом его же добром, когда ему «возражают»: как же вы не понимали, что крестьянская революция не еще социализм, как вы не подумали, что мы представляем пролетариат, рабочую партию, что наша конечная цель — социализм и, стало-быть, нам не надо «самоограничивать» пролетариат и т. д. и т. п.?

Гениальному марксисту, действительному вождю пролетарской революции, который вел и привел свой класс к победе в стране, ставшей узловым пунктом мировой революции, теперь хотят доказать, что верно было не его учение, а то «учение», которое и 1905 г. не видело «пустяка»: революционной роли крестьянства; не понимало «немногого»: что пролетариат в такой стране, какой была старая Россия, является единственным до конца революционным классом, но не единственным революционным классом вообще, что это иначе и быть не могло в той стране, где аграрный вопрос был, по выражению Ленина, вопросом «национальным».

Большевизм сделал все выводы из анализа стоявшей на очереди крестьянской революции. Большевизм знал и помнил, что русская революция может победить лишь в том случае, если гегемоном революции будет пролетариат, если крестьянская революция произойдет под руководством рабочего класса. Большевизм, как партия пролетариата, знал, что именно коренные интересы революции требуют, чтобы рабочий класс руководил крестьянством. Большевизм разрешил эту задачу и теоретически и практически.

Уже в знаменитых своих статьях о «Временном правительстве» (1905 г.) Ленин писал о необходимости «добиться того, чтобы русская революция была не движением нескольких месяцев, а движением многих лет», чтобы она привела к «полному ниспровержению» «властей предержащих», к полной расчистке авгиевых конюшен самодержавия. «А если это удастся, тогда... тогда революционный пожар зажжет Европу; истомившийся в буржуазной реакции европейский рабочий поднимется, в свою очередь, и покажет нам, «как это делается»; тогда революционный подъем Европы окажет обратное действие на Россию и из эпохи нескольких революционных лет сделает эпоху нескольких революционных десятилетий»¹⁵.

«...От революции демократической мы сейчас же начнем переходить и как раз в меру нашей силы, силы сознательного и организованного пролетариата, начнем переходить к социалистической революции. Мы стоим за непрерывную революцию. Мы не остановимся на полпути»¹⁶.

«От мещанского реформаторства пролетариат с презрением отстраняется в буржуазной революции: нас интересует свобода для борьбы, а не свобода для мещанского счастья»¹⁷ (подчеркнуто нами. Г. З.).

«Вышло именно так, как мы говорили», писал впоследствии Ленин в «Ренегате Каутском»...

Маркс и Энгельс в свое время допускали, что быстрая победа социалистической революции на Западе позволит России сократить капиталистический этап ее развития.

В предисловии к русскому изданию «Коммунистического Манифеста», в письме Энгельса к Ткачеву, в недавно опубликованных набросках ответа Маркса на письмо В. И. Засулич¹⁸ творцы коммунизма высказывали ту мысль, что быстрое свержение абсолютизма в России и одновременная рабочая революция на Западе могли бы сделать из земельной общины в России опорный пункт социалистического развития. (В набросках ответа Вере Засулич Маркс шел даже дальше).

Диалектика истории оказалась сложнее, «хитрее». Вышло так, что не только абсолютизм, но и капитализм потерпел первое решающее поражение как раз в наиболее уязвимом слабом «звене»: в России. Вышло так, что решительная победа запоздавшей буржуазно-демократической революции в отсталой России быстро стала перерастать в победу социалистической революции в России. И уже она, эта победа в отсталой России, властно потянула за второе «звено», стала усиливать нарастание пролетарской революции в более зрелых капиталистических странах, стала ускорять революционную развязку и на Западе и на Востоке.

Россия воздействует на Запад (и, разумеется, также на Восток). Запад в то же время воздействует на Россию. Развитие мировой революции и взаимодействие стран (и материков) друг на друга в процессе этого развития — дело сложное. Общие контуры этого диалектического развития очерчены ленинизмом уже с достаточной ясностью. Связь и взаимодействие победоносной буржуазно-демократической революции в России и более быстрого назревания социалистической революции на Западе ленинизм ясно видел уже в 1905 году. Гарантию от реставрации даже только в буржуазно-демократической революции Ленин видел (речи на Стокгольмском съезде; отчет Ленина петербургским рабочим о Стокгольмском съезде и пр.) в победе социалистической революции на Западе. Возможность быстрого перерастания буржуазно-демократической революции в России в социалистическую революцию Ленин всегда связывал не только с ростом революционных сил внутри России, но и с ростом социалистической революции на Западе, с «союзом с пролетариями Европы».

Примечания:

¹ Н. Ленин. Собр. соч., т. V, «Что делать?», стр. 138

² Цитируем по собранию сочинении Н. Ленина, т. XVII. стр. 10

³ Н. Ленин. Собр. соч.. т. VI. «Две тактики социал-демократии в демократическом революции», стр. 359 — 360.

⁴ См. об этом подробнее в главе IV — «Перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую».

⁵ Меньшевики

⁶ Н. Ленин. Собр. соч., т. VI. «Две тактики», стр. 332, 331 — 332, 369 — 370, 335, 336, 371.

⁷ «Ленинский Сборник» II, стр. 82.

⁸ Там же, стр. 83.

⁹ Там же, стр. 132.

¹⁰ В статье «Наши разногласия» Троцкий писал (см. книгу «1905», перепечатанную в 1922 году): «Если меньшевики, исходя из абстракции «наша революция буржуазна», приходят к идее приспособления всей тактики пролетариата к поведению либеральной буржуазии вплоть до завоевания ею государственной власти, то большевики, исходя из такой же голой абстракции «демократическая, а не социалистическая диктатур а», приходят к идее буржуазно-демократического самоограничения пролетариата, в руках которого находится государственная власть. Правда, разница между ними в этом вопросе весьма значительна: в то время, как анти-революционные стороны меньшевизма сказываются во всей силе уже теперь, анти-революционные черты большевизма грозят огромной опасностью только в случае революционной победы» (Троцкий, «1905», стр. 285).

¹¹ Н. Ленин. Собр. соч., т. IX, стр. 554.

¹² Н. Ленин. Собр. соч., т. IX, стр. 552.

¹³ Н. Ленин. Собр. соч., том IX, стр. 554 — 555.

¹⁴ Там же, стр. 550 — 551.

¹⁵ Н. Ленин. Собр. соч., т. VI, «Социал-демократия и временное революционное Правительство», стр. 129.

¹⁶ Н. Ленин. Собр. соч., т. VI. «Отношение социал-демократии к крестьянскому движению», стр. 449.

¹⁷ Н. Ленин. Собр. соч., т. IX. «Аграрная программа социал-демократии в русской революции 1905 — 1907 гг.», стр. 563.

¹⁸ «Архив Маркса и Энгельса», под ред. Д. Рязанова. Книга первая, стр. 270 — 286.