Д. И. ВЕЙНКООП
ЛЕНИН1
Вы — сын благородного русского рода, находящийся в центре современного мира — городе Москве, где сосредоточено все сугубо прекрасное на свете, являетесь для меня олицетворением единства глубоко мыслящего Востока и неутомимо работающего человечества Запада.
Вы счастливый человек, так как еще в полном расцвете своих сил начинаете осуществлять идеи, взлелеянные Вами годами; Искру молодой жизни, высеченную из страшных мук, порожденных царизмом, который поддерживала Западная Европа, Вы соединяете с той Правдой, что только организованная мощь человеческого труда может обеспечить жизненные права человека.
На мой взгляд, Вы соединяете в себе некоторые из лучших качеств незабываемого Марата — L’ami du peuple2 времени Французской революции — с некоторыми чертами великого гения XIX века — Карла Маркса, идеи которого Вы начинаете осуществлять на таком этапе истории, о котором он даже и не мечтал.
В Вас я вижу соединенными несравненное чувство реализма русского сельского и городского трудового народа, как оно показано в его лучших литературных произведениях, и универсальность древних греков, воплощавших в своем жизнерадостном, лукавом, чисто человеческом боге Пане истинное наслаждение природой и обществом, смеясь и проникновенно.
Я еще вижу перед собой, как Вы, лет десять тому назад, на заседаниях тогдашнего Интернационала3, где Вас и других, как саму Революцию, отодвигали на задний план, просто и остро выступали вперед, когда там — как редко! — можно было каким-нибудь словом действительно сделать что-нибудь для подготовки социального переворота.
И таким же я увидел Вас снова, когда я опять приехал на конгресс Интернационала, теперь, в Москве: в одном из залов ныне Красного Кремля я имел счастье неожиданно встретить Вас. Едва замеченный, Вы выходили из того укромного уголка, в котором Вы, несмотря на внимание всего мира, сидели с присущей Вам скромностью.
Ленин, Вы, который всей своей сущностью являетесь творением действительно пролетарских сил человечества, — пусть Ваша великая сила, подобно тому, как это было у Маркса и Энгельса, послужит до конца диалектическому ходу истории, той самой истории, которая в этой Русской революции наконец дает предчувствие великой радости человечества, великой радости его физического и духовного подъема, великой радости равенства, которое уже поистине раскроет индивидуальность людей.
1920 г.
Журнал «Исторический архив» М 2, 1957 г., стр. 15.
Примечания:
1 Из альбома II конгресса Коминтерна. — Ред.
2 Друг народа. — Ред.
3 Речь идет о Копенгагенском конгрессе II Интернационала, состоявшемся 28 августа —3 сентября 1910 года (н. ст.). — Ред.
АНТОНИН ЗАПОТОЦКИЙ
ВОСПОМИНАНИЯ О ЛЕНИНЕ
Это было после первой мировой войны, летом 1920 года. Европа еще сотрясалась от революционных бурь, вызванных войной. На развалинах распавшихся государств создавались и формировались новые государства. На месте старой царской России, на одной шестой части света, вырастала Советская Социалистическая Республика. Распадалась и старая Австро-Венгрия, а на ее территории вырастали новые государства. Среди них была и Чехословакия. Новые государства не только создавались, но и искали для себя новых форм. Эти поиски часто были предметом многочисленных дебатов и борьбы. В этой борьбе сталкивались не только отдельные политические партии, но и целые классы общества. Новое рождалось и росло, старое разрушалось. Поэтому в Европе было неспокойно. Неспокойно было в России, неспокойно было у нас.
В Москве был созван всемирный конгресс III, Коммунистического Интернационала1. Я был послан на конгресс как делегат левой оппозиции, которая образовалась в недрах социал-демократической партии Чехословакии. Наиболее сильной была оппозиция в Кладио. Красное Кладио и послало меня на конгресс. Я поехал. Тогда это был нелегкий путь. В Польше была война...
Нужно было ехать через Германию. Из Германии — пароходом в эстонский Ревель, оттуда — в латышскую Ригу. Из Риги — в Петроград и Москву. Всюду остановки и препятствия. Наконец, я добрался до Москвы, но со значительным опозданием. Конгресс был уже открыт. Заседания проходили в Андреевском зале Кремля в Москве.
Был перерыв заседания, когда я вошел в зал, и здесь я впервые увидел Ленина. На ступеньках трибуны президиума сидел небольшой, на первый взгляд ничем не примечательный человек. На его коленях лежал раскрытый блокнот, в который он быстро что-то записывал. Я остановился, как останавливались многие делегаты. Никто не осмеливался ему помешать. Так вот он — Ленин! Вот тот, чье имя в последние три года так пугает капиталистическую Европу.
Пугает по праву. Только теперь это обнаруживается со всей ясностью. Но если Ленин при жизни наводил страх на капиталистов, то еще больше он пугает их сейчас! Ленин умер, а ленинизм живет. Правильное понимание Ленина и ленинизма означало конец капиталистического строя во многих странах и привело трудящийся народ на путь свободы и социализма.
В 1920 году многие этому еще не верили. Не верили, быть может, и многие из тех, кто в перерывах заседаний конгресса Коммунистического Интернационала стоял перед Лениным, сидевшим на ступеньках трибуны. Не верили многие из тех, кто принял участие в конгрессе и с кем В. И. Ленин с ораторской трибуны дискутировал и полемизировал по своим заметкам, сделанным в блокноте. И среди нескольких моих товарищей, делегатов из Чехословакии, как оказалось позднее, были неверящие. Но поверили миллионы трудящихся. И они не только поверили, но и действовали так, как учил Ленин. Тогда, на конгрессе Коммунистического Интернационала, после первой встречи с Лениным, я прочно встал в ряды верящих. Никогда я об этом не жалел.
На конгрессе я имел возможность лично говорить с товарищем Лениным.
В один из июньских дней я пришел в гостиницу, и мне сообщили, что я должен идти в Кремль к товарищу Ленину, который пригласил к себе чешских делегатов. Это приглашение вызвало волнение. Мы, чехословацкие делегаты, вдруг стали объектом внимания. Многие делегаты других стран, несомненно, завидовали нам. А я растерялся. Как и о чем буду я говорить с Лениным? Я, рядовой работник социал-демократической партии из угольного Кладио! Да и что вообще может интересовать Ленина в нашей маленькой Чехословакии?
Так думал я даже в прихожей рабочего кабинета Ленина. Однако все мои опасения оказались напрасными. Ленин знал о нас многое.
Прежде всего оказалось, что он понимает чешскую речь. И мы тоже понимали русский язык, хотя говорить не умели. Выяснилось, что переводчик не нужен. Ленин знал Прагу. Он был там на нелегальной конференции русской большевистской партии в 1912 году.
Беседу он начал вопросом, который наверняка на одного чеха не привел бы в замешательство. Он спросил, едят ли еще в Чехии кнедлики со сливами. Он помнил об этом любимом чешском блюде еще со времени своего пребывания в Праге. Само собой разумеется, что после такого вступления беседа протекала совершенно по-дружески даже тогда, когда мы касались политических вопросов. Ленин интересовался Чехословакией. На большой карте он с наших слов очертил синим карандашом ее новые границы. Разговор перешел на Подкарпатскую Русь, затем его заинтересовало наше отношение к Венгрии (это было после падения Венгерской коммуны); был поднят целый ряд других политических вопросов. Особенно интересовался товарищ Ленин венгерской проблемой. Он хотел иметь как можно более подробную информацию о ней. При этом он очень интересно объяснил свое внимание к проблемам Венгрии.
«У нас здесь много товарищей из венгерской эмиграции. Но я хочу знать ваше мнение. Я слишком хорошо — по собственному опыту — знаю, что эмигранты очень часто изображают отношения в своей стране такими, какими они их желали бы видеть, но не такими, какими они в действительности являются».
Вот так говорил Ленин. Просто, понятно, но в каждой фразе ты чувствовал большую правду, жизненный опыт и необычные знания. Благодаря этой убеждающей силе, исходящей из внутренней правды, Ленин и ленинизм победили.
Победили на одной шестой части света и совершают свое триумфальное шествие в другие части света.
Ленин умер — ленинизм будет вечно жить, и с ним — живое воспоминание о товарище Ленине.
«Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине», ч. 2 М, Госполитиздат, 1957, Стр. 534—536,
Примечания:
1 Речь идет о II конгрессе Коминтерна, состоявшемся 19 июля —7 августа 1920 года. — Ред.
ПАМЯТЬ О ЛЕНИНЕ
О товарище Владимире Ильиче Ленине я знал задолго до того, как впервые встретился с ним лично. На исходе 1917 года имя Ленина стало широко известным, о нем повсюду говорили, писали, думали, ибо нельзя было не говорить, не писать, не думать о Великой Октябрьской социалистической революции.
Октябрьская революция в России была событием, которое буквально «потрясло мир». Она взволновала и лишила покоя всех — и тех, кто ее поносил и проклинал, и тех, кто, несмотря на искаженную и враждебную информацию, все-таки симпатизировал ей.
Разные слои населения приняли ее по-разному: с чувствами ярости, страха и — надежды.
Но свет Октябрьской революции нельзя было погасить. Он рассеял сумерки и вызвал бурю. По всему миру гремели слова: «Революция, Ленин». Они действовали, как лакмус, — вызывали классовое размежевание, ставили по разные стороны баррикад эксплуатируемых и эксплуататоров — пролетариат и буржуазию.
Неумолимый ход событий поставил рабочий класс и трудящиеся массы всего мира перед историческим решением: что делать?
Идти с революцией и Лениным или со старым капиталистическим миром и предателями, которые ему прислуживали?
Фронты войны дрогнули. Солдаты бросали оружие, прекращали взаимное убийство, начинали брататься. Мировая империалистическая война завершилась хаосом. Рушились государства, распадались многовековые империи и державы.
Распалась и Австро-Венгерская империя. На ее развалинах возникли новые государства и земли. Наш народ тоже сбросил вековое рабство, родилась независимая Чехословацкая республика.
Но ее рождение еще не означало, что процесс революции завершен. Остались эксплуатируемые, остались эксплуататоры. Рабочие массы сразу же сплотились в крепкую организацию, и оказалось, что в новом чехословацком государстве социал-демократия стала решающим фактором.
И перед ней встал роковой вопрос: что делать? Идти с социалистической революцией и Лениным или со старым режимом? Повести рабочих и трудовые массы на революционную борьбу за власть, за устранение эксплуатации человека человеком, за строительство социализма или изменнически отказаться от революционной боевой классовой линии и оппортунистически прислуживать буржуазии новорожденной Чехословацкой республики, помогать ей строить капиталистическое государство? Среди чехословацкой социал-демократии разгорелась борьба по этому вопросу. Возникла оппозиция оппортунистическому руководству. В 1920 году эта оппозиция направила делегатов на II конгресс III, Коммунистического Интернационала в Москве.
В составе делегации был и я — делегат кладненских шахтеров и металлургов.
Так я впервые попал в Советскую Россию. Я получил возможность познакомиться с практическими результатами Великой Октябрьской социалистической революции и первыми шагами страны по пути строительства социализма. Я получил возможность встретиться и лично познакомиться с Владимиром Ильичем Лениным.
Об этой первой поездке в Советский Союз и встрече с товарищем Лениным я написал ряд статей и воспоминаний.
Лучше всего мои впечатления выражены в первом письме, посланном из Москвы кладненским шахтерам и металлургам в июле 1920 года. Привожу его.
«Незабываемое впечатление произвела на меня послевоенная, послеоктябрьская Москва. Разрушения, упадок, запущенность, заколоченные досками разбитые витрины, транспорт и связь в расстройстве, зачастую нет даже света и отопления.
Но эта трудовая Москва живет. Подобно незаметным терпеливым муравьям, люди копошатся на развалинах домов, выискивая кто куски дерева для топки печи, кто доску для полочки, старые гвозди и прочее. В этих поисках чувствуется огромная жажда жизни, стремление снова жить после всех бед, катастроф и отчаяния, пережитых людьми в военные и послереволюционные годы.
Не знаю почему, но, шагая по московским улицам, спотыкаясь на разбитом асфальте, я верю, твердо верю, что эти люди будут жить. И главное, что они будут жить не по-старому, а новой жизнью, при новом строе.
Эта твердая вера, что жизнь еще впереди, что жить нужно, если даже сейчас живется очень плохо, это, по-моему, первооснова всего социалистического строительства.
Никогда не забуду своей первой встречи с товарищем Лениным. В тронном зале царского Кремля, где происходят заседания конгресса, на ступеньке трибуны сидел незаметный простой человек, делая заметки в блокноте, положенном на колени. Это был товарищ Ленин. Обыкновенный человек. В нем нет ничего особенного. Но этот обыкновенный человек по-новому направляет историю человечества. Рядом с ним и за ним стоят шеренги и целые легионы обыкновенных людей. Как могут «необыкновенные» люди Запада верить, что эти простые труженики дали новое направление историческому развитию человечества? История не останавливается. На плечи обыкновенных людей она возлагает необычные задачи. А «необыкновенные» люди очень охотно и очень часто не замечают обычных вещей. Они хотят быть выше толпы и ее будничных интересов. Их «высокая культура» не позволяет им запачкать себя работой на уборке развалин. А обыкновенные люди не брезгуют этим. Когда нужно поднять трудовую сознательность и дисциплину, Ленин идет на субботник вместе с бригадами других добровольцев. Все мы, делегаты конгресса, ходим с ним вместе».
Таковы были мои первые впечатления от социалистической революции, Советского Союза и Ленина.
За несколько десятилетий эти впечатления не изменились. Все позднейшие события лишь подтвердили их правильность.
Также подтвердилось и мое мнение о Ленине, сложившееся при первом взгляде на него и во время его выступления на II конгрессе Коминтерна.
Это мнение укрепилось после встречи с Лениным и разговора с ним в его кабинете в Московском Кремле.
Ленин расспрашивает, он задает вопросы и тотчас же отвечает на них. Отвечает просто и понятно. Выводы, которые он делает, четко и ясно сформулированы.
Никогда не забуду, как он рассеял мои иллюзии о моих тогдашних друзьях, лидерах социал-демократии; я тогда еще верил, что эти люди сумеют подчиниться воле партийных масс, решениям съезда, что они не покатятся дальше по наклонной плоскости реформизма и оппортунизма.
Ленин говорит. Говорит коротко, лаконично, и каждое его слово — удар молота.
— А как партийный съезд? Скоро он у вас будет? Стало быть, в сентябре? На что рассчитывает левое крыло? Получите большинство?.. Не знаю, не знаю, не радуйтесь преждевременно, вы еще не знаете, как поступят правые и на что они способны. Вы говорите, что явное большинство членов партии идет за вамп. Все это очень хорошо, но ведь руководство-то в руках правых! Пока это так, они еще многое могут предпринять. Они могут отменить съезд. Вы считаете, что это вызвало бы раскол партии? По-вашему, правые не пойдут на раскол? Не будьте наивны! Правые пошли на раскол в других партиях, не остановятся перед ним и у вас. Вы еще увидите, на что они способны, когда пм надо удержать свою власть в партии. У нас есть опыт на этот счет, мы тоже прошли через фракционную борьбу.
Потом мы перешли к вопросу о профсоюзах.
— А как с профсоюзами? — спросил Ленин. — На Западе они большая сила. А у вас? Они едины? Нет! Какие же профсоюзы самые сильные? Ваши, социал-демократические! А руководство ими в чьих руках? В большинстве у правых. Это большой промах и ваше слабое место. Профсоюзы будут играть у вас видную роль, их нельзя недооценивать. Без поддержки со стороны профсоюзного движения невозможно никакое революционное выступление. Надо работать в профсоюзах. Вам бы следовало выдвинуть лозунг единства профсоюзов.
У вас есть тенденция организовать самостоятельные левые профсоюзы? Не делайте этого! Революционная политическая партия — совсем другое дело: в ней необходимо беречь чистоту партии и исключать оппортунистов. Иное в профсоюзах — они должны быть едины. Правильную революционную тактику отстаивайте внутри них. А профсоюзное единство надо беречь, а не разрушать.
Я навсегда запомнил эти ленинские слова о единстве профсоюзного движения. В ходе строительства Коммунистической партии Чехословакии по поводу этого лозунга были большие споры и борьба. Было много ошибок и отклонений от правильного ленинского принципа сохранения единства профсоюзов. Но в конце концов этот принцип оказался правильным и победил.
Так же было и с вопросом о единстве в лагере социалистов. На конгрессе Коминтерна этот вопрос широко обсуждался. Были выработаны условия для создания такого единства.
У нас в Чехословацкой республике вопрос о вступлении в социалистический лагерь, объединившийся тогда под знаменем
III Интернационала, был особенно жгучим.
Правые и оппортунисты всех мастей, пользуясь угрозами и демагогией о «диктате Москвы» — это были их главные аргументы, — сопротивлялись созданию подлинно единого лагеря социалистов и, тем самым, принятию обязательства проводить настоящую социалистическую политику.
После разговора с товарищем Лениным я в августе 1920 года написал об этом своим кладненским товарищам следующее:
«...И в заключение о III Интернационале. Революционный социалистический III Интернационал, создающий международную организацию пролетариата, зовет в свои ряды и пролетариат Чехословацкой республики. На все панические сообщения, распространяемые у нас, нужно отвечать так:
Московский Интернационал никого не заманивает и не принуждает. Решительно и напрямик укрепляя своп принципы и условия приема, Интернационал заявляет: такой, по нашему убеждению, должна быть организация революционного пролетариата для того, чтобы он победил в борьбе с международным капитализмом. Любая рабочая партия, которая чувствует, что классовое сознание и убеждения ее членов достаточно четки для того, чтобы отвергнуть оппортунизм и социал-шовинизм, отказаться от союза с буржуазией и вступить в союз с революционным пролетариатом, пусть по-товарищески протянет нам рабочую руку и присоединится к нашему пролетарскому лагерю».
По-моему, и сейчас не вредно вспомнить эти ленинские принципы и взгляды Ленина на необходимость и полезность единства в лагере социалистов.
Еще и сейчас идут споры по этому вопросу.
Многие высказывают и провозглашают разные взгляды, считая их истиной.
Опыт, однако, учит, что высказанная истина только тогда становится настоящей истиной, когда она подтверждена ходом событий. Ленинские истины были и являются именно такими: ход событий полностью подтвердил их.
Поэтому после смерти Ленина остался ленинизм — практическое подтверждение правильности Марксова учения о научном социализме, практическое пособие и руководство для строителей социализма.
Наша Коммунистическая партия Чехословакии, верная принципам ленинизма, строя социализм в своей стране, высоко ценит международную солидарность и пролетарский интернационализм и стоит за единство социалистического лагеря.
Верные лозунгу Маркса «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», мы сохраняем верность и ленинизму. Поэтому мы верны и своему нерушимому союзу и дружбе с Советским Союзом. Коммунистическую партию Советского Союза, ее марксистско-ленинские принципы и десятилетиями накопленный опыт социалистического строительства мы считаем основным образцом строительства социализма. При этом мы отнюдь не упускаем из виду условия и нужды нашей страны, а также вопрос мирного сосуществования всех стран, вне зависимости от их внутреннего строя.
Никто не подчеркивал с такой силой, как Ленин, необходимость применять научные основы марксизма с учетом конкретной обстановки и разнообразия складывающихся условий.
Вот почему Ленин и его учение, его принципы и высказанные им истины навсегда остаются для нас верной и незаменимой опорой; мы не только вспоминаем их, но и учимся нм.
Когда я вспоминаю о встречах с Владимиром Ильичем, для меня и сейчас, через несколько десятилетий, звучит, словно ясный и повсюду разносящийся голос колокола, неопровержимая ленинская правда.
Ленин умер, ленинизм жив!
Журнал «Славяне» Л« 4, 1958 г. стр. 10—13.
УИЛЬЯМ ГАЛЛАХЕР
ЛЕНИН
В 1920 году товарищи в Глазго, связанные с клайдским рабочим комитетом (движение фабричных старост), делегировали меня на II конгресс Коминтерна.
В то время мы были «левыми» сектантами и не хотели участвовать в происходившей между Британской социалистической партией и Социалистической рабочей партией дискуссии по вопросу об образовании коммунистической партии в Англии. Мы имели в виду в Шотландии «чисто» коммунистическую партию, которая не имела бы ничего общего ни с лейбористской партией, ни с парламентской деятельностью.
Так как у меня не было паспорта и было мало шансов на его получение, то я отправился в Ньюкасл, где спустя неделю ухитрился при содействии одного норвежского товарища, пароходного кочегара, пробраться на пароход и отплыть в Берген. Из Бергена я поехал в Вардзе, а оттуда через Мурманск в Петроград.
Когда я приехал туда, конгресс, начавшийся в Петрограде, уже был переведен в Москву.
В Смольном меня поместили в удобной комнате и стали разыскивать мне переводчика. Я сел писать письма, но в это время пришел один из товарищей и дал мне только что выпущенную на английском языке книжку «Детская болезнь «левизны» в коммунизме». Я стал ее просматривать между делом, но, когда дошел до главы об Англии и увидел, что там говорится обо мне, я просто подскочил. Уезжая из Глазго, я был уверен, что наша враждебная позиция по отношению к лейбористской партии и нежелание участвовать в парламенте настолько разумны, настолько неуязвимы, что мне оставалось выдвинуть лишь несколько хорошо обдуманных доводов, чтобы положить на обе лопатки Британскую социалистическую партию вместе с Социалистической рабочей партией. Я был просто потрясен, увидев, что не успел я еще попасть на конгресс, как карточный домик, который я строил, рассыпался до основания. Но тогда все вопросы, поставленные Лениным, для меня еще далеко не были выяснены, что и сказалось вслед за тем в моих выступлениях на конгрессе.
В Москву я попал в субботу в полдень и оказался в гостинице как раз вовремя, чтобы поспеть на субботник. Я проработал до восьми часов вечера, складывая чугунные болванки в какой-то литейной.
В понедельник я вместе с другими делегатами отправился в Кремль, где впервые очутился на конгрессе Коминтерна.
В зале стояли, беседуя, группы делегатов.
Мы прошли в боковое помещение, где делегаты пили чай, писали и готовились к выступлениям. Меня познакомили с делегатами из разных стран, а затем я попал в одну из групп, и кто-то шепнул мне:
— Это товарищ Ленин.
Я протянул руку и сказал:
— Хелло!
Это было все, что я мог произнести.
Когда Ленину сказали, что я — товарищ Галлахер из Глазго, он с улыбкой приветствовал меня:
— Мы рады вас видеть на нашем конгрессе.
Я сказал, что я счастлив быть здесь, и мы продолжали говорить о других вещах. Я думал: «Боже мой, везде война, всякие внутренние и внешние проблемы, которые кажутся почти неразрешимыми, а вот этот товарищ непоколебимо уверен, что большевики добьются победы».
Ленин шутил и смеялся с товарищами и иногда, когда я что-нибудь говорил, как-то странно на меня поглядывал. Потом я узнал, что это объяснялось моим своеобразным английским произношением: ему трудно было понять меня.
Я сразу почувствовал, что беседую не с недоступным «великим человеком», окруженным атмосферой надменности, а с Лениным, великим партийцем, у которого для каждого пролетарского бойца была теплая улыбка и находились дружеские слова.
Когда я вступил в спор о политической и профсоюзной резолюции, мне здорово досталось. Некоторые из моих «наилучших» аргументов были очень легко разбиты. Оппоненты не упускали возможности вставить острую реплику во время моего выступления. Разумеется, я огрызался, и спор разгорался все сильнее. Чувствуя, что почва ускользает у меня из-под ног, я пришел в очень дурное расположение духа. Но Ленин, ведя непримиримую принципиальную критику моих установок, каждый раз пользовался случаем помочь мне, сказать что-нибудь такое, что значительно облегчило бы трудное положение, в которое меня завели мои ошибочные взгляды.
На заседаниях Ленин неоднократно присылал мне записочки, разъясняя в нескольких словах тот или иной вопрос.
После заседания я обычно рвал свои записки и вместе с ними записки Ленина. Теперь мне это кажется невероятным, а тогда как-то об этом не думалось. К концу работ политической комиссии, когда я очень резко высказался о Британской социалистической партии и Социалистической рабочей партии, Ленин передал мне записку, в которой дал очень краткую и едкую оценку этих групп. Вечером я по секрету сказал одному- двум товарищам, что Ленин прислал мне такую записку о БСП и СРП1 и что если бы они ее увидели, у них бы глаза на лоб вылезли.
— Где она? — спросил один из них.
— Я ее разорвал, — равнодушно ответил я.
— Что? Вы разорвали записку, написанную рукой Ленина? — у него дух захватило.
— Я многие из них разорвал, — ответил я, — но они носили личный характер, и я не думаю, что он хотел бы, чтобы я их сохранил.
Два дня спустя в политической комиссии в самый разгар спора, как раз когда я выступал, кто-то упомянул о «Детской болезни».
— Да, — сказал я, — я читал ее, но я — не дитя. Хорошо вам обращаться со мной, как с ребенком, и щелкать меня заглазно. Но теперь я здесь, и я вам покажу, что я не новичок.
Эта последняя фраза привлекла внимание Ленина, и через некоторое время, когда Виллиям Пол был в России, Ленин повторил ее в разговоре с ним с вполне приличным шотландским акцептом. Когда я потом сел на свое место, он прислал мне записку: «Когда я писал свою книжку, я еще вас не знал».
Как на пленарных заседаниях, так и на заседаниях политической комиссии Ленин, настойчиво проводя свою политическую линию, всячески помогал мне и другим товарищам разбираться в политических вопросах.
Однако самой значительной для меня была беседа с Лениным у него на дому. Ленин усадил меня, и мы стали говорить о строительстве партии, о ее роли в руководстве революционной борьбой. До сих пор я ни разу особенно не задумывался о партии, но теперь начал по-настоящему понимать, какой должна быть коммунистическая партия.
Ленин решительно восставал против создания отдельной партии в Шотландии.
— Вам придется, — сказал он, — работать в только что образовавшейся партии в Англии.
Я возражал: я не могу работать с тем-то и тем-то.
— Если для вас революция превыше всего, — сказал он, — то у вас не будет никаких затруднений. Для революции вы будете работать с кем угодно, хотя бы до поры, до времени. Но если вы начинаете с того, что не хотите ни с кем работать, вместо того чтобы влиться в их ряды и бороться за дело революции, то вы ничего не добьетесь. Идите в партию и боритесь за линию Коминтерна, и тогда Коммунистический Интернационал поддержит вас своим авторитетом.
На всем протяжении нашей беседы пролетарская революция была единственной живой, трепещущей темой во всем, что он говорил.
Никогда я не слыхал ничего подобного. Думая о Ленине, я не мог думать ни о чем, кроме революции и необходимости двигать ее вперед, чего бы это ни стоило. По-моему, это было основное качество великого ленинского гения: он никогда не думал о себе, он был живым воплощением борьбы, и, где бы он ни оказывался, он всюду приносил с собой вдохновение своей великой убежденности.
Таково последнее воспоминание, которое я сохранил о нашем великом Ленине.
«Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине», ч 2 М, Госполитиздат, 1957, стр. 521—523.
Примечания:
1 БСП — Британская социалистическая партия; СРП — Социалистическая рабочая партия. — Ред.
ВОЖДЬ, УЧИТЕЛЬ И ДРУГ
Как-то вечером по окончании пленарного заседания II конгресса мне сообщили, что у двери гостиницы стоит автомашина Ленина и что он прислал ее за мной. Когда я вошел в его комнату, он тепло пожал мне руку и сказал, что хотел бы по-серьезному поговорить. Мы обменялись мнениями по поводу отдельных делегатов, и в ходе разговора он упомянул о делегатке из Англии, не принадлежавшей к БСП, которая с горечью заявила о лидерах этой партии, что она не поверит ни одному из них1.
— Я сказал ей, — заметил Ленин, — что она может доверять вам. Так что, если будут какие-нибудь трудности, попытайтесь в них разобраться.
Я ответил, что сделаю все возможное.
— Хорошо! А теперь давайте договоримся. Вы говорите, что всякий, кто попадает в английский парламент, развращается. Товарищ Галлахер, — продолжал он, прикрыв один глаз рукой и в упор рассматривая меня другим, — если рабочие пошлют вас в парламент, чтобы представлять их, вы тоже развратитесь?
Я даже отшатнулся назад.
— Вы бьете не по правилам, — сказал я.
— Это очень важный вопрос, — настаивал Ленин. — И я бы очень хотел, чтобы вы на него ответили.
Я на минуту запнулся, а затем ответил:
— Нет, я уверен, что буржуазии никогда не удастся совратить меня.
Ленин тепло улыбнулся и сказал:
— Товарищ Галлахер, добейтесь, чтобы вас избрали в английский парламент, и покажите рабочим, как революционер может его использовать.
Прошло 15 лет, прежде чем я попал в парламент. В течение следующих 15 лет я был членом парламента. Я делал все, что мог, чтобы выполнять своп задачи, как революционер, как член коммунистической партии. Я уверен, мои товарищи согласятся, что меня не смогли «совратить».
Когда конгресс еще продолжал свою работу, из Лондона прибыла телеграмма, сообщавшая о том, что в Англии создана коммунистическая партия2 и что она предполагает добиться принятия ее в лейбористскую партию. Однако шотландские товарищи не присоединились к новой партии. Они предполагали создать отдельную шотландскую коммунистическую партию и выступали против вступления в лейбористскую. В этой связи Ленин прямо сказал мне, что такую позицию в этом вопросе уж никак нельзя защищать.
— Вы согласны? — спросил он.
— Согласен.
— В таком случае, когда вернетесь в Англию, вступите в новую коммунистическую партию и убедите ваших шотландских товарищей последовать за вами.
Я обещал вступить и приложить все усилия, чтобы мои шотландские товарищи поступили так же.
Я вернулся в Глазго как рал к открытию конференции, созванной с целью создания шотландской коммунистической партии. Я доложил о II конгрессе Коминтерна и призвал участников не создавать отдельной партии, а назначить комиссию для встречи с Исполкомом уже созданной партии, чтобы договориться об объединении всех коммунистов. Со мной согласились, и на конференции единства в Лидсе два месяца спустя мы все вместе вошли в одну партию.
Но если бы не Ленин, я не вернулся бы вовремя, чтобы предотвратить создание отдельной партии. Джона Рида и меня выделили представлять англо-американскую делегацию на конгрессе народов Востока, который должен был состояться в Баку3. Однажды вечером, в то время как шла подготовка к нашему отъезду, к гостинице вновь прибыла автомашина с поручением Ленина. Он срочно хотел меня видеть. Когда я вошел, Ленин справился о моем здоровье и о том, как обо мне заботятся. Выслушав ответ, он спросил:
— Когда вы едете домой?
— Не совсем скоро, — ответил я. — Я еду в Баку делегатом на конгресс народов Востока.
Ленин вскочил со своего места.
- Нет, нет! — воскликнул он. — Вы должны ехать домой. У вас там будет много дела. Рабочие создают советы действия, чтобы сорвать попытки Черчилля начать войну против Советской России. Вы можете оказать большую помощь. Вы должны ехать домой. Всякий может быть делегатом на конгрессе в Баку, но никто не сделает за вас ваши дела в Англии.
Когда я согласился с его мнением, он спросил:
— Когда вы сможете выехать?
— У меня, — сказал я, — нет багажа, кроме одежды, что я ношу. Так что мне не надо собираться. Я могу выехать завтра утром.
— Почему не сегодня вечером?
— Сегодня? — ахнул я. — Не хватит времени, чтобы получить билеты и документы.
— Вы согласны ехать? — сказал Ленин. — А я позабочусь, чтобы билеты и документы для вас были готовы.
— Еду, — ответил я и протянул руку.
Какой-то момент мы стояли, сжав руки и глядя друг другу в глаза. Я никогда не забуду этого прощания с великим учителем и другом.
Газета «Правда», 20 апреля 1960 г
Примечания:
1 Речь, видимо, идет о Сильвии Панкхерст (1882—1928), принимавшей участие во II конгрессе Коминтерна. — Ред.
2 Коммунистическая партия Великобритании образована 2—3 августа 1920 года. — Ред.
3 I съезд народов Востока состоялся в Баку 1—7 сентября 1920 года. — Ред.
ПАМЯТНЫЕ ВСТРЕЧИ
Исполнилось 40 лет со дня основания Коммунистического Интернационала. Большая часть моей политической жизни прошла в борьбе под знаменем этой боевой международной организации, оставившей глубокий след в мировой истории. Многие из тех, кто боролись рядом со мной, уже ушли из жизни, и ныне, вспоминая о деятельности Коммунистического Интернационала, я склоняю голову пред их светлой памятью.
Когда началась первая мировая война, все социал-демократические партии воюющих стран, за исключением партии большевиков, оказались в плену у обманщиков рабочего класса, предателей его интересов. II Интернационал рухнул как карточный домик. После краха II Интернационала В. И. Ленин предложил переименовать РСДРП в Коммунистическую партию, сохранив на том этапе ее историческое наименование — большевиков1. Он не хотел, чтобы название подлинно марксистской партии напоминало тех, кто предал Социалистический Интернационал. Новый Интернационал должен был объединять в своих рядах верных делу социализма людей во всех странах.
Лично мне не довелось присутствовать на историческом I конгрессе Коммунистического Интернационала, состоявшемся в Москве в марте 1919 года. Он подготовил почву для II конгресса, на котором предстояло разработать стратегию и тактику мирового коммунистического движения по всем основным политическим и организационным вопросам. На этом конгрессе я вместе с другими представлял левое крыло английского рабочего движения, будучи делегатом от Шотландского рабочего комитета.
Что прежде всего встает в моей памяти, когда я вспоминаю об этих днях? Простой и великий образ Ленина. В Ленине постоянно чувствовалась жизнерадостная бодрость, непоколебимая уверенность в правоте дела коммунизма, сочетавшаяся с глубокой проницательностью. Глядя на него, ни у кого из нас, коммунистов, не возникало сомнений в окончательной победе. Само его присутствие действовало вдохновляюще. Это был гениальный мастер революции. Поразительно, с какой силой его собственная убежденность заражала окружающих. Вернувшись после конгресса на родину, я сказал моим товарищам: «Когда находишься в присутствии Ленина, думаешь только о революции». Никогда не забуду, какое трогательное внимание Ленин проявлял лично ко мне; о таком же внимании к ним рассказывали и другие товарищи. Ленин был приветлив, дружелюбен и отзывчив. Оглядываясь назад, я с изумлением вспоминаю, как терпеливо он работал с нами в те дни. Ленин внимательно прислушивался ко всем делегатам, хотя среди них тогда было, как известно, и немало сектантов и оппортунистов; он давал разъяснения по любому важному вопросу, старался каждому помочь стать на правильный путь. И это было в те дни, когда ум его был поглощен требовавшими безотлагательного решения жгучими вопросами борьбы с белогвардейцами и интервентами. Казалось, он никогда не устает. Особенно активное участие Ленин принимал в работе политической комиссии и комиссии по профсоюзам.
Мы видели, как комсомольцы шли на фронт защищать молодую Советскую республику. Их вдохновлял Ленин, и их героизм вдохновлял Ленина. Все мы, делегаты II конгресса Коммунистического Интернационала, чувствовали, знали, что никакие трудности, никакие страдания не смогут сломить революционное мужество советских людей, молодых и старых, в военной форме и без нее. То, очевидцами чего мы были в Москве, оказало на нас, делегатов, огромное влияние. Укрепилась наша собственная решимость действовать, проявлять выдержку, преодолевать трудности. Ведь и задача, стоявшая перед нами, — создать мощную, единую мировую коммунистическую организацию — казалась в те дни неимоверно трудной.
Вспоминая те далекие дни, я вновь вижу перед собой Ленина, руководящего заседаниями II конгресса Коминтерна, и понимаю, почему нам, коммунистам, удалось перешагнуть через все преграды истекших четырех десятилетий...
Я присутствовал и на III конгрессе Коммунистического Интернационала в 1921 году, на котором решения предыдущего конгресса рассматривались в свете опыта работы и борьбы за истекший год. Снова разгорелись горячие споры, но я уже не был «леваком», а твердо стоял на позициях марксиста-ленинца.
Журнал «Новая и новейшая история» № 2, 1959 г. стр. 57—58.
Примечания:
1 См. В. И. Ленин, Соч., т. 24, стр. 62—05. — Ред.
ХРИСТО КАБАКЧИЕВ
БЕСЕДЫ С ЛЕНИНЫМ
С Лениным я встретился и познакомился в 1920 году, во время II конгресса Коминтерна, когда у меня были с ним две беседы в его рабочем кабинете в Кремле. Во второй раз я встретился с Лениным в 1922 году во время IV конгресса Коминтерна, но тогда я успел только приветствовать его. Ленин был уже болен. На конгрессе он произнес, несмотря на свое болезненное состояние, замечательную речь «Пять лет российской революции и перспективы мировой революции»1 — это была его последняя речь перед Коминтерном. В заседаниях конгресса Ленин не принимал участия, но он очень активно участвовал в подготовке всех более или менее важных вопросов, поставленных и обсужденных на конгрессе. Вследствие болезни Ленина во время работ IV конгресса Коминтерна свидания делегатов с ним были в очень значительной степени ограничены...
На II конгрессе Коммунистического Интернационала Болгарская коммунистическая партия была представлена тремя делегатами: мною, товарищем Шаблиным (Иваном Неделковым), который в 1925 году был убит болгарскими фашистами, и доктором Н. Максимовым, исключенным из партии после Сентябрьского восстания 1923 года2.
Какое большое значение наша партия придавала своему участию в этом конгрессе, с каким восторгом она относилась к Коммунистическому Интернационалу и к Советской России, — об этом свидетельствует, между прочим, и то, как мы. делегаты II конгресса, прибыли в «обетованную землю» революции и социализма. Так как надежда добраться до Советской России легальным путем через Западную Европу (Германию) тогда была очень мала, то мы предприняли смелое путешествие на рыбачьей парусной лодке через Черное море из Варны в Одессу. Это путешествие было связано с большими опасностями и риском как вследствие самого его характера — переезда в маленькой лодке через бурное Черное море, так и вследствие того, что эта область Черного моря находилась тогда под наблюдением, с одной стороны, румынской морской охраны, а с другой — флота Врангеля, державшего в своих руках берега Крыма. Из пяти делегатов на конгресс, одновременно отправившихся нелегальным путем на двух лодках из Болгарии в Одессу, прибыли только двое: я и Максимов; товарищ Шаблин успешно пробрался в Советскую Россию раньше, тоже на рыбачьей лодке. Товарищи Коларов и Димитров были захвачены в открытом море румынской охраной и арестованы. Я и мой спутник после первой неудачной попытки, когда морская буря разбила нашу лодку и выбросила нас обратно на болгарский берег, отправились вторично и успешно добрались до Одессы после шестидневного плавания на нашей маленькой парусной лодчонке.
Самым горячим моим желанием было встретиться и познакомиться с Лениным. При нашем отъезде на II конгресс нам, делегатам партии «тесных» социалистов, ЦК нашей партии дал специальное поручение повидаться с Лениным и спросить у него совета по основным вопросам, стоявшим в тот момент перед партией. Октябрьская революция совершенно изменила отношение «тесных» социалистов к большевикам, а победы большевиков в гражданской войне окончательно укрепили веру «тесняков» в большевизм и Советскую власть. Но «тесняки» еще не заняли ясно определенных и твердых позиций относительно конкретных революционных задач партии, которые все резче и повелительнее ставил перед ними обостряющийся революционный кризис в Болгарии и на Балканах.
С Лениным я познакомился в комиссии по национальному и колониальному вопросам, в которой он участвовал и которой руководил. Национальный вопрос стоял в центре внимания болгарских коммунистов, бывших «тесняков». Из болгарской делегации я участвовал в комиссии по национальному и колониальному вопросам. Я уже прочитал до созыва комиссии проекты тезисов ИККИ по национальному и колониальному вопросам, и они произвели на меня громадное впечатление. Там, в комиссии, я узнал, что эти тезисы написаны Лениным.
Партия «тесных» социалистов уже вскоре после 1908 года, когда переворот младотурок в Турции обострил национальный вопрос на Балканах и создал опасность Балканской войны, выдвинула национальный вопрос на первое место. Благоев, основатель и вождь партии «тесных» социалистов, разработал и сформулировал в ту эпоху программу партии по национальному вопросу, в которой был теоретически обоснован и связан с общими задачами партии лозунг Балканской демократической федеративной республики3. Этот лозунг «тесняки» провозглашали и раньше, но не придавали ему актуального политического значения. Его восприняли и другие балканские социал-демократические партии на I Балканской социал-демократической конференции, состоявшейся в Белграде в январе 1910 года, перед Балканской войной, и снова подтвердили и провозгласили на III Балканской социал-демократической конференции в.июле 1915 года в Бухаресте, непосредственно перед вовлечением Болгарии и Румынии в империалистическую войну. Этот лозунг балканские социал-демократические партии, и прежде всего партия «тесных» социалистов, поддерживали в течение всего периода Балканской и империалистической войн.
Из статей Ленина, написанных во время и по поводу Балканской войны, я уже знал, что он поддерживает борьбу балканских социалистов за Балканскую демократическую федеративную республику4. Но после империалистической войны, уже в 1919 году, партия «тесных» социалистов, одновременно со своим превращением в коммунистическую партию и присоединением к Коминтерну, восприняв лозунг о рабочих и крестьянских Советах, в то же время заменила и лозунг Балканской демократической федеративной республики лозунгом Балканской социалистической советской федеративной республики. В этом смысле я и говорил в комиссии конгресса по национальному и колониальному вопросам. Ленин во время моей речи прервал меня, чтобы подчеркнуть правильность этого взгляда, и заявил, что в этот момент (после Октябрьской революции) балканские коммунисты должны бороться именно не за демократическую, а за социалистическую, советскую федеративную республику.
Мы, болгарские делегаты, встретили с особенной радостью это одобрение Лениным программного лозунга нашей партии. Но в тот момент и в течение долгого времени после этого мы не понимали, что недостаточно выдвинуть правильный революционный лозунг, необходимо еще и умение вести действительно революционную борьбу за его осуществление. Но не такова была наша борьба в области национальной политики, которая играла и играет такую громадную роль на Балканах, ни до нашего вступления в Коминтерн, ни долгие годы спустя после этого...
Я принимал участие также и в аграрной комиссии конгресса, хотя представителем в этой комиссии от нашей делегации был товарищ Шаблин, который выступал по аграрному вопросу и на пленуме конгресса и (если не ошибаюсь) в самой комиссии. Аграрной комиссией руководил Ленин. Как по национальному вопросу, так и в особенности по аграрному вопросу среди делегатов — членов комиссий конгресса — господствовали очень неясные и неверные взгляды, унаследованные от II Интернационала.
Разумеется, я не помню точно и не могу воспроизвести те обширные дискуссии, которые велись в этих двух самых важных и самых крупных комиссиях конгресса. Ленин принимал живейшее участие в этих дискуссиях и по большинству вопросов, особенно при обсуждении тезисов по аграрному вопросу, тоже написанных Лениным, он был вынужден очень часто вмешиваться и исправлять ошибочные установки, высказанные делегатами в комиссиях.
Для нас, делегатов Болгарской коммунистической партии, тезисы Ленина по национальному и колониальному вопросам и его тезисы по аграрному вопросу5 были настоящим откровением — мы с жадностью изучали и воспринимали их. В этих тезисах, как и в тезисах по национальному вопросу, мы нашли ответ на ряд основных принципиальных тактических вопросов, которые были так остро поставлены перед БКП в период после империалистической войны. Но впоследствии оказалось, что и по аграрному вопросу, как и по национальному, мы все еще, даже и после II конгресса Коминтерна, не успели достаточно глубоко вникнуть в ленинские тезисы, усвоить и проводить не только на словах, но и на деле ленинские, большевистские установки по национальному и аграрному вопросам, имевшим и имеющим такое колоссальное значение для нашей практической деятельности в Болгарии и на Балканах.
* * *
Во время перерывов между заседаниями в комиссиях я попросил лично у Ленина, который был крайне общителен и чрезвычайно любезен со всеми делегатами, стремившимися лично поговорить с ним, назначить мне свидание после окончания работ конгресса, для того чтобы я мог изложить ему положение в Болгарии и на Балканах и услышать его мнение. Ленин тотчас с готовностью дал свое согласие и сказал мне, чтобы после конгресса я попросил пропустить меня к нему в Кремль.
Так я и сделал.
Не помню, через сколько дней после окончания работ конгресса я попросил свидания с Лениным; оно тотчас же было мне разрешено.
В Кремле, в приемной у кабинета Ленина, я застал нескольких иностранцев — дипломатических представителей или журналистов, в самых безукоризненных официальных костюмах, которые ожидали очереди и вошли к Ленину раньше меня. После них тотчас же позвали меня, и я вошел к Ленину.
На меня произвели сильное впечатление скромность и простота всей обстановки: кабинет Ленина представлял собой небольшую, просто обставленную комнату, в которой, кроме широкого стола, загроможденного книгами и бумагами, нескольких стульев и одной-двух картин, не было ничего другого. Сам Ленин был одет очень скромно и просто, что представляло полный контраст с дорогими костюмами только что принятых нм иностранцев.
Ленин встретил меня очень тепло и дружески и тотчас же попросил рассказать ему, что происходит в Болгарии. Уже в самом начале нашего разговора он попросил меня объяснить ему, что эго было за восстание, вспыхнувшее в Болгарии в конце империалистической войны. Я еще не знал, что Ленин уже во время этого восстания в 1918 году, известного под именем «Владайского восстания», в одной из своих речей на VI съезде Советов дал оценку этому восстанию и подчеркнул его значение, как симптома начинающейся эпохи международной пролетарской революции6. В тот момент я был еще убежден в правильности тактики партии «тесных» социалистов по отношению к этому восстанию и описал развитие событий так, как их понимала и объясняла партия, стараясь объяснить и оправдать ее позицию по отношению к этому восстанию. Ленин, однако, отнесся к моим объяснениям скептически. Я старался ему доказать, что наша партия не вмешалась в восстание, потому что была очень слаба в конце войны, и самое восстание вспыхнуло стихийно среди отступающих с фронта разбитых войск, которые подходили тогда к столице Софии, чтобы наказать виновников войны и заставить их заключить мир. Ленин молчаливо выслушал меня, но тотчас же после этого спросил:
— Значит, вы не вмешались в восстание потому, что были очень слабы?
Я ответил утвердительно, но видно было, что мой ответ но удовлетворил Ленина.
Но Ленин больше интересовался новым положением, создавшимся в Болгарии и на Балканах после войны. Я послал ему незадолго перед тем мою статью об этом положении. Ленин вспомнил о ней в нашем разговоре и сказал, что он ее прочел и послал в редакцию журнала «Коммунистический Интернационал» для напечатания, — эта статья действительно была опубликована7.
В своей беседе с Лениным больше говорил я, стараясь осветить положение в Болгарии. Теперь я уже не помню и не могу точно воспроизвести весь свой разговор с Лениным, но все же хорошо помню, что, излагая положение в Болгарин и на Балканах, придерживался тех основных линий, которые я проводил незадолго до этого в упомянутой своей статье. Я задал Ленину вопрос:
— Может ли Коммунистическая партия Болгарии рассчитывать на непосредственную политическую и военную помощь со стороны Советской России, если обостряющийся революционный кризис в Болгарии и на Балканах приведет к революции?
Ленин не ответил мне прямо на этот вопрос. Сначала он сказал, что в последние дни международное положение Советской России изменилось и ухудшилось после поражения Красной Армии под Варшавой (мое свидание с Лениным состоялось в августе 1920 года, как раз в первые дни после начавшегося отступления Красной Армии). Ленин не проявлял никакого волнения ввиду этого резкого и неожиданного оборота в ходе войны с Польшей, который вызвал большое смущение среди делегатов конгресса. С обычной своей улыбкой Ленин сказал:
— Ведь вот мы были убеждены, что одержим победу до конца и тогда положение было бы совершенно иное для вас на Балканах. Но мы потерпели поражение, положение изменилось, нужно будет с ним считаться.
Затем Ленин прибавил:
— С точки зрения «международной революционной стратегии», как вы выражаетесь (я употреблял эти слова. — X. К.), положение теперь не так благоприятно для революционного выступления, как это было раньше; но если вопрос действительно идет о революции в Болгарии и на Балканах и вы хотите знать, на какую помощь вы можете рассчитывать, то лучше всего обратитесь к военным товарищам, поговорите с ними, — у нас есть еще неликвидированный фронт на юге.
Прощаясь со мной, Ленин повторял:
— Вы работайте и сообщайте нам почаще о положении у вас.
Между прочим я сообщил ему, что после войны мы проводим массовую коммунистическую агитацию не только посредством собраний, демонстраций и газет, но также и путем издания целого ряда переводных и оригинальных брошюр и книг, проводящих принципы и лозунги Октябрьской революции. Ленин тотчас же очень заинтересовался этой нашей массовой литературой, и я обещал прислать ему все новые большевистские брошюры, которые мы успели привезти с собой из Болгарии. Этим и закончилось мое первое свидание с Лениным.
* * *
Я действительно собрал и послал Ленину все (болгарские) изданные партией после войны брошюры и книги, какие я разыскал в Москве, в том числе несколько переводов сочинений Ленина и несколько оригинальных болгарских книжек, например «Лозунги социал-демократии». Это была первая, далеко еще не удачная попытка включить лозунги Октябрьской революции в программу БКП. Брошюра была отпечатана в 100 тысячах экземпляров и почти целиком разошлась.
Несколько дней спустя после того, как я послал Ленину наши болгарские брошюры -(около пятнадцати штук), мне сообщили, что Ленин приглашает меня к себе в Кремль. Я не догадался, зачем меня мог звать Ленин, но, разумеется, с радостью принял приглашение и тотчас же отправился в Кремль, в тот же кабинет. Ленин встретил меня радостный и улыбающийся.
Перед ним на столе лежала кипа брошюр и книг, которые я ему прислал.
— Да вы успели за короткое время создать прекрасную агитационную литературу! Мало таких партий, которые сумели бы это сделать. У вас в этом отношении дело обстоит очень хорошо.
И он начал перелистывать некоторые из оригинальных брошюр и спрашивал у меня объяснений относительно их содержания. Этот теплый и сердечный прием Ленина меня и обрадовал и смутил: столь живой интерес, проявленный им к нашей агитационной большевистской литературе, меня взволновал и польстил моему партийному самолюбию.
— Издание и массовое распространение таких книжек является в настоящее время одной из важнейших задач коммунистов, — повторял Ленин и допытывался, какие вопросы затрагиваются и развиваются в наших оригинальных брошюрах.
— А трудно ли выучиться болгарскому языку? — внезапно спросил Ленин.
Я ответил, что это совсем не трудно, потому что русский и болгарский — родственные языки, в основе обоих лежит старославянский литературный язык. Тогда Ленин попросил меня, если возможно, доставить ему поскорее болгарско-русский словарь.
Я охотно обещал, но мне удалось выполнить свое обещание только через длительное время. В Москве такого словаря не оказалось, и лишь спустя полгода мне удалось прислать ему через товарища из Болгарии такой словарь. Несколько лет тому назад в «Правде» было опубликовано короткое письмо Владимира Ильича его библиотекарше, в котором Ленин просит достать ему болгарско-русский словарь. Очевидно, Ленин с нетерпением ждал возможности при помощи болгарско-русского словаря самому просмотреть переданные ему мною брошюры и книги, а может быть и следить за некоторыми другими нашими изданиями. Большой интерес, проявленный Лениным к усиливающемуся коммунистическому движению во всех странах, в том числе и в Болгарии, напомнил мне такой же интерес, с которым Маркс и Энгельс в их эпоху следили за социалистическим движением и за распространением марксизма во всех странах и для этой цели изучали языки многих из этих стран8.
На этот раз я недолго оставался у Ленина, потому что в приемной ждало много делегатов конгресса, спешивших перед отъездом еще раз пожать руку великому вождю Октябрьской и мировой пролетарской революции и услышать из его уст необходимые указания. Я поспешил распроститься с Лениным, попросившим меня передать его привет Благоеву и всем товарищам в Болгарии. Это была моя вторая и последняя беседа с Лениным.
Возвратившись в Болгарию, я осведомил товарищей из ЦК партии не только относительно общих решений II конгресса и участия в нем нашей делегации, но и о моих встречах с Лениным. Особенно живой интерес и большое внимание ко всему, что я сообщил о конгрессе, о Советской республике и о Ленине, проявил старый вождь и основатель партии «тесных» социалистов Благоев.
Благоев, имя которого связано с первой социал-демократической организацией в Петербурге, который всегда следил с живейшим интересом за революционным движением в России, с пламенным энтузиазмом встретил сначала Февральскую, а потом особенно Октябрьскую революцию. Правда, он, как и партия «тесных» социалистов вообще, не сумел тотчас же после Октября окончательно порвать с социал-демократическими традициями, так глубоко вкоренившимися и в партии «тесных» социалистов, Благоев разделял общие ошибки Болгарской компартии как во Владайском восстании в 1918 году, так и во время июньского фашистского переворота 1923 года. Но Благоев после Октябрьской революции все больше и больше приближался к большевизму.
Когда мы, делегаты на II конгресс Коммунистического Интернационала, отправлялись в путь, Благоев сказал нам: «Держитесь за большевиков, за Ленина — с победой революции в России победило и их дело».
Благоев с большим интересом и вниманием выслушал мой обширный доклад о конгрессе и о Ленине и взволнованно поблагодарил.
Я понял, что его взволновало в этот момент. Когда мы ему предлагали отправиться вместе с делегацией на конгресс, Благоев с большим сожалением отказался, потому что был уже тяжко болен и знал, что не выдержит долгого и трудного пути.
— Что я там буду делать? Работать — не смогу, болен, а стоять в стороне — не желаю, не могу.
Благоев вскоре (в 1924 году) умер, признав июньские ошибки партии9 и одобрив сентябрьское революционное пролетарское восстание (1923 года), и этим указал молодому и старому поколениям бывшей партии «тесных» социалистов, новой Болгарской коммунистической партии и болгарскому пролетариату путь большевистской партии, путь Ленина.
«Воспоминания болгарских товарищей о Ленине» (Перевод с болгарского).
М, Госполитиздат, 1958, стр. 41—51.
Примечания:
1 См. В. И. Ленин, Соч., т. 33, стр. 380—394. — Ред.
2 Максимов был исключен из БКП за отступничество от революционных марксистских позиций, выразившееся в публичном осуждении Сентябрьского восстания 1923 года. — Ред.
3 Лозунг Балканской демократической федерации зародился у социал-демократов Балканских стран накануне Балканских войн 1912— 1913 годов. Направленный против национализма, разжигавшегося буржуазно-шовинистическими кликами и династиями Балканских государств и империалистами великих держав, этот лозунг был поддержан В. И. Лениным и русскими большевиками. После первой мировой войны коммунистические партии Балканских стран создали федерацию балканских коммунистических партий и проводили агитацию за создание Балканской федерации. — Ред.
4 См. статью В. И. Ленина «Социальное значение сербско-болгарских побед» .(В. И. Ленин, Соч., т. 18, стр. 368—370). — Ред.
5 См. В. И. Ленин, Соч., т. 31, стр. 122—141. — Ред.
6 См. В. И. Ленин, т. 28, стр. 138—139. — Ред.
7 См. «Коммунистический Интернационал» № 14, 1920 г. — Ред.
8 В 1893 году Энгельс прислал в редакцию нашего сборника «Социал-демократ» письмо, в котором, приветствуя появление социалистического движения в Болгарии, на пороге Малой Азии, сообщал, что он начал изучать болгарский язык, чтобы иметь возможность следить за социалистическим движением в Болгарин, и в подтверждение этого сам написал совершенно правильно несколько слов на болгарском языке в своем письме. — X. К.
9 Имеются в виду пережитки тесняцкого периода (недооценка диктатуры пролетариата как основы содержания пролетарской революции, недостаточно четкое представление о роли и месте партии в революционной борьбе, непонимание роли крестьянства как союзника рабочего класса в пролетарской революции и т. д.), помешавшие Компартии Болгарии занять правильные позиции во время фашистского путча 9 июня 1923 года и организовать единый фронт борьбы демократических сил против фашизма. — Ред.
В. МАК-ЛЕЙН
ЛЕНИН1
Я не приверженец культа героев. Социалистическое движение так грандиозно, что в сравнении с ним даже его величайшие вожди кажутся пигмеями. Однако, несмотря на все это, Николай Ленин2 вызывает у меня самое искреннее восхищение и уважение.
Во время недавней беседы со мной и товарищем Квелчем, на которую товарищ Ленин любезно дал свое согласие, он обсуждал е нами состояние британского рабочего движения. Что произвело на меня особенно сильное впечатление, это его почти сверхъестественное умение обнаруживать наши слабые места или, вернее, слабые места британского коммунистического движения. Мы знали по работам Ленина, что он обладает поразительной способностью выискивать и находить слабые места у своих противников, но теперь мы убедились, что у него имеется та же способность и в отношении друзей. Мы до некоторой степени гордились достижениями нашей партии, но товарищ Ленин заставил нас почувствовать, что мы сделали очень, очень мало. Его указания относительно дальнейшей работы в Британии окажут нам громадную помощь.
Печатные труды и вся деятельность Ленина доказывают, что он достойный преемник Маркса. Как теоретик он в настоящее время не имеет себе равных, но мировой пролетариат ценит его особенно как человека действия. Способностью постепенно доводить ход собственных рассуждений до их логического конца и затем прилагать полученные выводы на практике обладают очень немногие. Именно это сочетание теоретических и практических способностей необходимо для вождя.
Ленин — человек, которого в настоящее время больше всего любят и больше всего ненавидят на всем земном шаре. То, что его ненавидят капиталисты всех стран, это естественно. То, что он достоин любви, ясно для всех, кто его видел. Его фотографии не дают правильного представления о нем. Они не могут передать доброты, которая светится в его глазах, они не могут отразить его богатейшего чувства юмора. Поистине удивительно, что человек, вся жизнь которого прошла в борьбе, либо полемической, либо практической, смог сохранить способность ценить хорошую шутку или остроумный ответ. Это является признаком подлинного душевного здоровья и равновесия, которое спасает великого человека от риска превратиться в простого спорщика и от односторонности.
Да, рабочий класс может считать себя счастливым, что его главным вождем в настоящее время является столь великий и столь гуманный человек. Мы чтим его, мы любим его.
Как говорят шотландцы: «Пусть долго дымится труба его дома».
1920
„ Журнал «Исторический архив» № 2, 1957. стр. 20.
Примечания:
1 Из альбома II конгресса Коминтерна. — Ред.
2 Некоторые иностранцы расшифровывали псевдоним В. И. Ленина «Н. Ленин» как «Николай Ленин». — Ред.