Тов. Ленин в Кремле.
В своих воспоминаниях я остановлюсь на трех весьма маленьких, но значительных свойствах личности Владимира Ильича, которые мне пришлось подметить в нем во время совместного пребывания и работы в Кремле.
Владимир Ильич в своих речах и в печати очень часто высказывал мысль о том, что, создав первое в мире рабоче-крестьянское государство, мы неизбежно в своей работе можем ошибаться; что только тот не ошибается, кто ничего не делает, но «на своих ошибках мы будем учиться» — говорил он. Товарищи часто понимали учение на ошибках так: если какое-либо действие оказывалось вредным, противоречивым и приносило тот или иной очевидный ущерб делу, такое действие, как вредное, повторять больше уже не следует, а тысячи и тысячи таких действий, последствия которых проверять было невозможно, или казалось излишним, — считались нормальными, правильными.
Как же Владимир Ильич учился на своих ошибках, как понимал он это учение? Прежде всего он никогда не скрывал своих ошибок и ошибок партии, а всегда говорил о них открыто, обрисовывая их особенно ярко и наглядно в своих речах. Стоит только вспомнить о тех поручениях, которые Владимир Ильич непосредственно давал к исполнению кому-либо из нас, или просмотреть записки, которые он многим писал по различным поводам, как во всем наглядно обнаруживается его стремление знать, как выполнено его поручение, как оно принято жизнью, и если не выполнено или не проведено в жизнь, то по каким причинам. Давал ли Владимир Ильич государственной важности поручение, посылал ли он незначительную просьбу, он всегда просил сообщить ему о результатах. Не случайно об этом в своих воспоминаниях и тов. Чичерин говорит, что Владимир Ильич в разговорах по телефону спрашивал: «что было сделано за день?» А в записках, которые исходили от него, почти всюду мы находим такие приписки: «Если это трудно, или у Вас есть соображения, прошу черкнуть мне два слова». «Сообщите в мой секретариат об исполнении». «Об исполнении прошу сообщить мне», и т. д. и т. п.
Невольно возникает сравнение личности Владимира Ильича с мощной радиостанцией, откуда во все стороны распространяются сила, энергия, директива, и которая со всех сторон вбирает и обобщает в себе все сведения, все наблюдения и весь опыт. Все свои действия, в чем бы они ни заключались, Владимир Ильич всегда сам же и проверял. Такая самопроверка давала ему возможность всегда знать, что оказывалось ошибочным, что являлось правильным, и, если получалась ошибка в его личных действиях, или в действиях органа, в работе которого он принимал участие, — Владимир Ильич, благодаря своей наблюдательности, всегда раньше всех обнаруживал эти ошибки и принимал меры к их устранению.
Гениальный ум Владимира Ильича, его необыкновенно высокая наблюдательность давали возможность не только самому «учиться на ошибках», не только учить партию, но часто и предотвращать эти ошибки и предвидеть их заранее, как опытный капитан предвидит подводные камни.
В течение 1921 года и, кажется, в начале 1922, когда механизм нашего советского аппарата был еще недостаточно совершенен и испытывал сильные перебои, у Владимира Ильича неоднократно возникала мысль создать при Совнаркоме особый совещательный орган, человек в триста опытных рабочих, всегда держащих непосредственную связь с местами в губерниях и с фабриками и заводами. Желая создать такое совещание, он имел в виду, что члены его не будут иметь каких-либо административных прав, которые позволили бы им отменять решение местных властей и администрации. По его мнению, они должны были явиться на местах «советчиками», разъясняющими и правильно толкующими законы и распоряжения Советской власти. Самое хорошее распоряжение власти, будучи неправильно истолковано или недостаточно правильно понято, часто проводилось в жизнь с ущербом для дела, вызывая в то же время недовольство тех, кого больше всего касался этот закон. Присутствие на местах «советчиков» давало бы возможность местным властям и заводской администрации делать меньше ошибок и знакомиться более близкими путями с значением и толкованием законов и распоряжений, исходящих от центральной власти.
С другой стороны, Владимир Ильич имел в виду, что, соприкасаясь с местами непосредственно, эти триста товарищей свои наблюдения будут целиком приносить в центр, и здесь, прорабатывая и обобщая их на своих совещаниях, они будут оставлять эти наблюдения как материал, необходимый для руководства законодательным органам. Таким образом получалась, через посредство этих трехсот товарищей, живая связь правительства с местами и их взаимная деловая информация.
Подбор этих трехсот человек Владимир Ильич поручил произвести зам. управляющего делами Совнаркома тов. Мирошникову. Последнему в течение некоторого времени удалось составить список до семидесяти товарищей и согласовать часть его лично с Влад. Ильичем. Но развитие Нэпа, по-видимому, привело Влад. Ильича к другим выводам, и этот вопрос оставался открытым. Желание Влад. Ильича создать такой совещательный орган, мне кажется, следует поставить в связь с той непрерывной и упорной работой, которую он вел, не покладая рук, по наблюдению за правильным точным исполнением советских и партийных распоряжений и, в частности, его личных директив. Эту мысль В. И., в обстановке того времени, нужно рассматривать как глубоко содержательную и, может быть, имеющую некоторую связь с его последующей мыслью — объединения органов Р. К. И. и Ц. К. К.
* * *
Перейду теперь ко второй личной черте Владимира Ильича. Близкие его друзья знают, как он был участлив ко всем нуждам товарищей и особенно к нуждам детей. Он готов был всегда пойти на самые большие личные жертвы, только бы помочь нуждающемуся товарищу. Владимир Ильич находил время не только править Советским государством, не только руководить рабочим движением всего мира и быть вождем коммунистической партии России, — он находил время следить и за тем, в каком положении находится тот или другой товарищ, как он живет, как его здоровье и т. д. Не говоря уже о тех, которые лично обращались к Вл. Ильичу за содействием в получении жилищ, обстановки, продовольственных карточек и прочее, и которым он никогда не отказывал в своем содействии, писал записки, звонил по телефону или поручал особо кому-либо из служащих следить за исполнением его просьб, — Владимир Ильич заботился и о тех, которые никогда и ни к кому не обращались с просьбами, находясь в то же время в тяжелом материальном положении, и о чем он узнавал иногда совершенно случайно. В конце 1921 года о товарище Ц. С. Б. Владимир Ильич, излагая подробно мотивы своей просьбы, в конце своего отношения писал мне: «Я знаю Б... с эпохи до 1905 года и знаю, что она способна бедствовать и молчать чрезмерно. Поэтому ей надо помочь быстро». Послав это письмо, он не переставал следить за исполнением его просьбы до тех пор, пока она не была исполнена. А в 1922 году (перед самой своей болезнью), узнав о тяжелом положении тов. С., он писал нам: «Очень просил бы предоставить заведывающей Библиотечным делом Р. С. Ф. С. Р. С., проживающей во 2-м Доме Советов, дополнительную, хотя бы небольшую комнату. В занимаемой в настоящее время комнате помещается 7 человек. При таких условиях С., несущая очень ответственную работу, не может ни заниматься, ни спать. В настоящее время она захворала, благодаря хронической невозможности спать и хоть сколько-нибудь отдохнуть.
Пр. С.Н.К. В. Ульянов-Ленин».
Но В. И. беспокоился не только о партийных товарищах, — он в одинаковой мере, если не больше, беспокоился и о беспартийных. Так, о дочери одного старого рабочего он несколько раз писал, при чем последнее его письмо было такого содержания:
«Уважаемый товарищ.
Мне сообщают, что Нина Алексеевна Преображенская помещена в очень уже неудобном помещении.
Полтора месяца назад она была помещена в № 330 1-го Дома Советов, при чем Вами, как мне передают, было указано, что это помещение временное.
Очень прошу Вас распорядиться о переводе ее в более сносную комнату. Если это трудно, или у Вас есть возражения, прошу черкнуть мне два слова.
С коммунистическим приветом В. Ульянов-Ленин».
Таких писем В. И. писал очень много. Он уделял время и на такие дела, которые нам могут казаться прямо незначительными. В большинстве своих писем он всегда ссылается на обстоятельства того товарища, о котором он просит; он не считал себе за труд подробно узнавать о здоровьи и условиях, в которых находился тот или другой товарищ, и излагать об этом в своем письме.
Но больше всего Владимир Ильич проявлял свои заботы по отношению к нуждающимся товарищам, сносясь с кем следует или по телефону, или через посредство кого-либо из сотрудников. Припоминается один из таких случаев: одному из ответственных работников С., весьма нуждающемуся в перемене квартиры, найти которую в течение двух месяцев не было никакой возможности, пришлось ожидать, пока таковая была отыскана, при чем Владимир Ильич чуть ли не каждый день справлялся о положении дел, торопя исполнение его просьбы, ссылаясь на положение и нужду этого товарища. Были случаи, когда многие из товарищей обращались к Влад. Ил. с самыми различными и порой самыми странными просьбами (например, предоставление отдельного вагона и т. п.); считая и такие просьбы вызванными, по-видимому, крайней необходимостью, Владимир Ильич с точностью исполнял, или просил других обязательно их исполнить. С особой охотой Владимир Ильич удовлетворял просьбы крестьян-ходоков, или крестьян, обращавшихся к нему письменно. Выслушивая приходящих к нему крестьян и задавая им самые различные вопросы о крестьянском быте, он здесь же писал записки и делал распоряжение удовлетворять просьбу просителя.
Такова была черта Владимира Ильича по отношению к товарищам, которые испытывали какую-либо нужду, при чем это отношение было равным как к обращавшимся лично к нему, так и к тем, которые не обращались формально, способные «бедствовать и молчать чрезмерно», и о которых он беспокоился в одинаковой мере.
_______________
Как же жил сам Владимир Ильич?
Хотя я встречался с ним только в таких случаях, когда этого требовала от меня моя служебная обязанность по Кремлю, но я хорошо знал, где и в каких условиях он жил.
Владимир Ильич жил в Кремле в здании Рабоче-Крестьянского Правительства, где ныне находятся Совет Народных Комиссаров и В. Ц. И. К. (Жил сначала месяц или больше в Кавалерском корпусе, в 4-х комнатах, одну из которых занимает теперь тов. Ольминский.) Старые служащие Кремля говорят, что в квартире, где поселился Владимир Ильич, жила до Октябрьской Революции прислуга прокурора.
Вся квартира, в которой поселилась семья Ульяновых, состояла всего из пяти весьма небольших комнаток, выходящих окнами на площадь имени Каляева. Мрачные, полукруглые потолочные своды во всех этих комнатах напоминали старинные терема, отличаясь от последних только несколько большей высотой и отсутствием красок.
Комната Владимира Ильича в 36 кв. арш. (т.-е. ровно столько, сколько советские законы позволяли иметь каждому гражданину Республики, несущему определенную обязанность), имела всего одно окно. В комнате стоял небольшой письменный стол, металлическая кровать, небольшой шкап, одно или два кресла — и это все. Здесь В. И. спал и работал долгими ночами. Кто знал его комнату, мог всегда наблюдать, когда он работал, как поздно ложился спать и когда вставал по утрам. Когда приходилось проходить по Кремлю в поздние часы, всегда можно было заметить освещенное окно комнаты, за которым работал Влад. Ил., и только далеко за полночь в комнате наступала темнота.
Расположение его жилища было весьма неудобно; с одной стороны была маленькая столовая, с другой — комната Надежды Константиновны; входившие в ту или другую комнату обязательно должны были проходить мимо дверей Владимира Ильича, невольно создавая шум и беспокойство. Тщетно ему предлагали переменить комнату на лучшую, большую: Владимир Ильич не хотел и слушать. Маленькая комната, в которой он жил, его удовлетворяла во всем. Единственно, что ему не нравилось и на что, как потом мы узнали, он изредка жаловался, — это скрип старого паркетного пола, особенно сильно нервировавшего его перед болезнью.
Когда после первых приступов болезни врачи предложили Влад. Ил. переехать в Горки, и когда прогулки по Кремлю стали неудобными и почти невозможными, перед нами стал вопрос о ремонте и приспособлении его квартиры. К тому времени мы только и узнали о скрипе пола в квартире. Зная, что Владимир Ильич не позволит «по широким планам» проводить приспособления квартиры, я выработал со специалистами скромный план ремонта и написал объяснительную записку. Через день или два Владимир Ильич возвратил этот план тов. Енукидзе, приложив к нему свое письмо такого содержания:
«Тов. Енукидзе.
Убедительно прошу Вас внушить и (очень серьезно) всем завед. ремонтом квартиры, что я абсолютно требую полного окончания к 1 октября. Непременно полного.
Очень прошу созвать их всех перед отъездом и прочесть сие. И внушить еще от себя.
Я нарушения этой просьбы не потерплю.
Привет. Ваш Ленин.
Найдите наиболее расторопного из строителей и дайте мне его имя. Я буду следить».
Я так и ожидал, что Владимир Ильич сузит и без того мой узкий проект и установит точный срок окончания работ. Террасу, которую я спроектировал построить над зданием В. Ц. И. К., он в принципе утвердил, но размер самой террасы велел сузить до указанных им же самим размеров, очевидно имея в виду, что чем меньше она будет, тем дешевле обойдется и тем скорее будет построена.
Определяя в упомянутом письме срок ремонта квартиры, Владимир Ильич имел в виду, что к этому сроку он вернется из Горок в Москву и приступит к работе. Рабочие, стоявшие на ремонте, узнав, что Вл. Ильич желает вернуться к работе 1 октября, работали день и ночь, чтобы только к сроку окончить ремонт. Нужно было видеть, с какой любовью они относились к великой чести поработать для своего учителя и вождя. Многие из них и до сих пор гордятся сознанием, что были и работали в жилище любимого ими человека.
Во время работ у меня часто возникала мысль: какими силами побудить или уговорить Владимира Ильича переменить комнату на более удобную, лучшую и большую по площади, но все было напрасно; мои попытки кончались ничем. В решениях своих он был абсолютно непреклонен, всегда заявляя: «Нет, нет, все хорошо, ничего не нужно».
Когда квартира была к указанному времени приготовлена, Владимир Ильич, возвратясь из Горок, сейчас же поспешил повидать тех рабочих, которые работали в квартире, и, обходя их, благодарил, крепко пожимая руки. Рабочие, не видавшие до того лично Владимира Ильича, были глубоко тронуты его необыкновенной простотой и искренностью, с которой он их благодарил.
Спустя несколько недель после работ я встретил в Совнаркоме Владимира Ильича и предложил ему кое-какие улучшения в домашнем быте. Он молча меня выслушал и от всего наотрез отказался. Это была моя последняя с ним встреча. Разговор был очень короткий, и меня поразило не то, что он не позволяет проявить некоторой о нем заботы, — меня страшно поразил его вид, — он выглядел прямо больным. Выходя из комнаты, где я встретился с ним, я задавал себе вопрос: зачем он спешил возвратиться к работе? Удивительный человек Ильич, прямо не щадит себя...
Он был во всем скромен, — его личные потребности были необыкновенно малы. Он не любил, чтобы о нем беспокоились, но зато сам думал о нуждах других и все, что ему часто привозили товарищи из губерний, он раздавал другим, которые, по его мнению, более нуждались, чем он.
Владимир Ильич жил заветной мечтой: освободить рабочий класс всего мира из-под гнета буржуазии, он горел пламенным желанием построить коммунизм на развалинах капитала, — остальное для него было второстепенно и ненужно.
Как был прост Владимир Ильич и как он не любил хоть сколько-нибудь выделять себя из общих житейских рядов, — могут служить доказательством его расписки, сделанные им в свое время в талонных книжках нашей кремлевской парикмахерской, где он записывался, как и все, и ждал своей очереди. Напрасно ему предлагали место вне очереди, говоря, что он более всех занят, что ему надо спешить и т. п. «Все одинаково заняты, — отвечал он, и, дождавшись своей очереди, пользовался, платил деньги, потом снова расписывался (порядок был такой) и уходил работать.
Часто его можно было видеть гуляющим по Кремлю или разговаривающим с курсантами и рабочими. Из разговоров с ними он узнавал, как они живут, в чем нуждаются, каково их настроение и т. п., и, если были какие-либо недочеты или нужды у курсантов или рабочих, он вызывал кого следует и предлагал немедленно же принять соответствующие меры к их устранению. Так была построена его личная жизнь, — полная глубокой простоты, исключительной скромности и необъятной заботливости и любви к людям, к товарищам...
Теперь всеми любимый Владимир Ильич покинул Кремль и покинул навсегда...
Осиротел наш Кремль, осиротела наша партия, осиротел рабочий класс всего мира... И испытывается такое чувство, как будто что-то большое и тяжелое повисло в груди...
А. Метелев.