ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Пресловутая «великая реформа» 1861 года в Симбирской губернии была проведена на более тяжелых условиях, чем в соседних районах Поволжья. Симбирское крестьянство на протяжении всей пореформенной эпохи боролось против грабительских условий своего «освобождения» от крепостного ига. Эта борьба была стихийной, разрозненной, но в сочетании с общероссийским подъемом освободительного движения она способствовала образованию революционных ситуаций 1859—1861 и 1879—1881 годов. И даже после разгрома «движения в народ», героической «Народной воли», в эпоху зверской реакции, классовая борьба и общественное движение в Симбирской губернии продолжались.
Более того, в 80-х годах XIX века симбиряне шли в авангарде студенческого движения ряда университетских городов. Так было в Петербурге, где возглавляемое Александром Ульяновым поволжское землячество являлось одним из самых боевых в столице. Так произошло и в Казани, где Владимир Ульянов и его земляки оказались в числе руководителей знаменитой студенческой сходки-демонстрации 4 декабря 1887 года.
Этого не могли не заметить руководители министерства народного просвещения и департамента полиции. Полицейский историк Н. А. Грифцов, составивший по заданию царского правительства «Записку о мужских и женских гимназиях и реальных училищах, в коих обнаружено влияние противоправительственной пропаганды», заявил, что в 1881— 1887 годах «центром брожения среди молодежи в Казанском округе является Саратов и до некоторой степени Симбирск, причем вредное влияние на местные учебные заведения оказывают не столько Казанский университет, сколько воспитанники высших учебных заведений Киева, Москвы и Петербурга»1.
Министерство народного просвещения не согласилось с этим выводом «Записки», так как было убеждено, что «главным и самым опасным разносителем заразы (т. е. революционных идей. — Ж. Т.) является административная ссылка»2.
Защищая в этой полемике честь своих ведомств, чиновники обходили молчанием объективные причины антиправительственных настроений учащейся молодежи. И все-таки, учитывая активное участие студентов-симбирян в декабрьских волнениях 1887 года, инспектор Казанского учебного округа А. В. Тимофеев вынужден был признать, что, «если окончившие курс в гимназии, тотчас по выходе из нее, оказываются нравственно несостоятельными, это значит, что гимназия не достигла своей цели в деле воспитания их... Нельзя объяснить причины этого печального явления дурными влияниями со стороны, по выходе учеников из гимназии: если бы гимназия давала прочные нравственные начала своим ученикам, то едва ли могли бы так скоро и легко пошатнуться эти начала. И нельзя не придти к заключению, что эти начала были слабы и шатки — вследствие слабого воздействия педагогической корпорации на учащихся»3.
Ф. М. Керенский отверг это серьезнейшее обвинение и подчеркнул в объяснительной записке, что не видит «хотя бы малейшего повода к ответственности за то безрассудство, с каким ошалевшие юноши, бессильные для отпора гибельных внушении, попали в Панургово стадо»4. Полагая, что университетская молодежь мечется «повсюду по причинам, далеким от гимназий», он вместе с тем заявил, что Владимир Ульянов «мог впасть в умоисступление вследствие роковой катастрофы, потрясшей несчастное семейство, и, вероятно, губительно повлиявшей на впечатлительного юношу»5.
Керенский, как видим, обходит вопрос об объективных истоках ранней революционности Владимира Ульянова, и мы решительно отвергаем его версию. Глубоко верным является объяснение Н. К. Крупской, которая подчеркивала: «Большую роль при этом сыграло то, что Владимир Ильич к этому времени уже о многом самостоятельно думал, решил уже для себя вопрос о необходимости революционной борьбы... Судьба брата обострила лишь работу его мысли, выработала в нем необычайную трезвость, уменье глядеть правде в глаза, не давать себя ни на минуту увлечь фразой, выработала в нем величайшую честность в подходе ко всем вопросам»6.
Российская действительность, с ее симбирскими иллюстрациями тягостных остатков крепостничества и отвратительных пороков развивающегося капитализма, рождала у каждого мыслящего честного человека ненависть к строю, основанному на эксплуатации громадного большинства населения своей родины. Замечательная семья Ульяновых, вобравшая в себя лучшие традиции русской демократической культуры, подготовила Владимира к поиску ответов на злободневные вопросы, которые ставила сама жизнь. Поистине дух революции витал в доме на Московской улице. И в этом главные причины того, что семнадцатилетний юноша непоколебимо решил посвятить все свои силы и знания долгой и полной опасностей борьбе за светлое социалистическое будущее своего народа, всех трудящихся планеты.
Примечания:
1 ЦГАОР, ф. 102, 3-е дел-во, оп. 85, д. 427, л. 85.
2 ЦГИА, ф. 733. 1887, оп. 165, д. 552, л. 2.
3 ЦГА ТАССР, ф. 92, оп. 1, д. 17112, л. 84-85.
4 Выражение «Панургово стадо» из романа Ф. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» Керенский употребил для характеристики симбирян, якобы слепо, вслед за «злонамеренными личностями», принявших участие в студенческих волнениях.
5 ЦГА ТАССР, ф. 92, оп. 1, д. 9804, л. 194.
6 Крупская Н. К. Воспоминания о Ленине. М., 1968, с. .14