Книги о Ленине

«ХОЖДЕНИЕ В НАРОД»

Подъем освободительного движения в России, бурные события в Европе — франко-прусская война, вооруженные восстания мадзинистов в Италии, появление легендарного Д. Гарибальди во Франции, деятельность I Интернационала и его Русской секции, героическая Парижская коммуна 1871 года — все это вдохновляюще действовало на умы и сердца прогрессивной интеллигенции Симбирска. Видное место в ее среде занимал Владимир Александрович Ауновский — инспектор мужской гимназии, являвшийся одновременно секретарем губернского статистического комитета. Выпускник Петербургского главного педагогического института, учившийся там в то же годы, что и Н. А. Добролюбов, Владимир Александрович был энциклопедически образованным и талантливым преподавателем естественных наук, неутомимым исследователем этнографом¹, историком и краеведом и при этом — страстным пропагандистом. Редактируемые им «Памятные книжки» Симбирской губернии, «Симбирский сборник» и другие издания ценились столичной общественностью. В. Л. Ауновский ратовал за подъем начального народного образования, особенно среди нерусских национальностей, за строительство новых заводов и фабрик, улучшение системы земледелия, более широкую разработку полезных ископаемых, использование каменного угля вместо дров, развитие ремесел и кустарных промыслов.

Владимир Александрович немало сделал для улучшения преподавания естественных паук в гимназии. По его инициативе для библиотеки выписывается новая литература, создается довольно богатый естественный кабинет. Немало усилий приложил он и для внедрения в педагогическую практику передовых принципов обучения и воспитания, убеждая учителей отказаться от наказаний и только «гуманными отношениями содействовать умственному и нравственному развитию учеников»².

Стремясь оживить культурную жизнь города, В. Ауновский организует «учено-литературные вечера», где пропагандирует естественноисторические знания, лучшие новинки литературы. Так, в марте 1872 года на вечерах, где помимо гимназистов «присутствовало более двухсот горожан», состоялись лекции о ледниках, рациональном питании, гальванизме. Читались здесь отрывки из произведений Н. В. Гоголя и Д. Д. Минаева, стихи гимназиста Д. Расторгуева о суровой русской природе и «трудовой жизни нашего крестьянина»³.

В конце 60-х — начале 70-х годов большой популярностью среди учащейся молодежи пользуется семья отставного полковника А. И. Глазова. Душой собиравшихся в его доме была дочь Александра Ардалионовна. Она была очень начитанной девушкой и свободно цитировала любимых авторов, особенно Д. И. Писарева и Н. Г. Чернышевского. Здесь горячо обсуждались самые злободневные вопросы международной и внутренней жизни, и в частности дело народного образования. В дискуссиях принимал участие гимназист, а затем и студент Иван Яковлевич Яковлев — будущий просветитель чувашского народа. В его знакомстве с демократическими идеями определенную роль сыграл учитель словесности гимназий А. И. Виноградов, знакомивший лучших своих питомцев в неофициальной обстановке со статьями Н. А. Добролюбова, Н. Г. Чернышевского, Д. И. Писарева и других публицистов-демократов⁴. Все это укрепило мечту юного Яковлева посвятить свою жизнь просвещению чувашей.

Видную роль в оживлении общественной жизни Симбирска начала 70-х годов сыграл делопроизводитель губернской земской управы Василий Иванович Малинин. Еще в студенческие годы он был руководителем нелегального кружка в Казанском университете. Под влиянием призывов А. И. Герцена и Н. П. Огарева «идти в народ, к народу» В. Малинин оставил университет и отправился учительствовать в народную школу одного из сел Курмышского уезда Симбирской губернии. Оказавшись впоследствии в Симбирске, он по-прежнему поддерживал тесные связи с демократическими кружками Казани, особенно с тем, который возглавлял редактор «Волжско-Камской» газеты Н. Я. Агафонов⁵.

Вокруг В. Малинина образуется, по его выражению, «очень тесный кружок», в который помимо жены Марии Петровны - одной из первых в России ученых женщин-фельдшериц, считавшей Д. И. Писарева «своим духовным отцом», — входили врачи И. С. Покровский и В. П. Кармазинский, другие интеллигенты Симбирска. Супруги Малинины писали обличительные статьи в поволжские и столичные газеты, вели просветительную работу среди молодежи, вербовали подписчиков на «Волжско-Камскую газету», пытались создать потребительскую женскую ассоциацию.

Василий Иванович был опытным конспиратором и поэтому далеко не все факты из его нелегальной деятельности известны. Что касается публицистических выступлений, то особое значение имели его большие статьи о народном образовании в Симбирской губернии, печатавшиеся в «Волжско-Камской газете» и поддерживавшие дело, начатое И. Н. Ульяновым. Вот, например, как он отозвался в письме в редакцию на сызранский съезд сельских учителей, происходивший с 28 декабря 1871 по 4 января 1872 года под руководством И. Н. Ульянова: «Уроки шли так оживленно, что не только учителя, даже дети проникались явным интересом к новой постановке дела, к новым приемам обучения»⁶.

Да, многогранная подвижническая деятельность И. Н. Ульянова на ниве народного просвещения вызывала к нему симпатии всех тех, кому были близки и дороги дела и заботы простых тружеников. Вот какое впечатление произвел Илья Николаевич на симбирского писателя и земского деятеля В. Н. Назарьева: «Новый инспектор оказался человеком решительно не способным уживаться с формальным, исключительно бумажным отношением к школе... Он то и дело разъезжал по губернии, чтобы, возвратившись в город, тотчас же звонить у дверей, будить председателя и членов (училищного. — Ж. Т.) совета и возмущать их спокойствие тревожными известиями о том, что большинство училищ существует только на бумаге, а батюшки и матушки не бывают в школах... Отделаться от беспокойного педагога оказалось невозможно: за дверьми, у которых он не переставал звонить, уже стояли лучшие люди того времени, увлеченные искренним: желанием добра и блага темному люду...»⁷

К числу этих «лучших людей» можно отнести и самого Валериана Никаноровича. Дворянин по происхождению, Юрист по образованию (Назарьев учился в Казанском университете на одном факультете с Л. Н. Толстым), он с конца 60-х годов начал печататься в столичных журналах. К нему с симпатией относились Добролюбов и Некрасов. Болезнь и денежные затруднения вынудили В. Н. Назарьева вернуться в родные края. Поселившись в селе Ново-Никулино Симбирского уезда, он увлекается делом народного образования и открывает начальную школу, в которой преподает его жена — Капитолина Валериановна, впоследствии известная писательница.

Знакомство с И. Н. Ульяновым, этим «идеальным инспектором», как потом не раз называл В. Назарьев его в своих очерках, укрепило убеждение Валериана Никаноровича в том, что без «хорошей, правильно поставленной школы» невозможно серьезное улучшение жизни народа. И он надолго связал свою жизнь с народной школой Симбирской губернии. Для овладения новейшей педагогикой В. Назарьев ездил в Петербург, где то и дело бегал в учительскую семинарию, присутствовал на педагогических собраниях, записывая выступления известного теоретика и практика народной школы барона Н. А. Корфа, приобретал новейшие учебники и пособия. Возвращаясь домой, он делился новостями с И. Н. Ульяновым и под его руководством вводил прогрессивные методы обучения в Ново-Никулинской и других школах Симбирского уезда. Илья Николаевич высоко ценил бескорыстное увлечение В. Н. Назарьева делами народного просвещения и в своих «Отчетах» отмечал эту полезную деятельность.

В очерках «Современная глушь», печатавшихся с 1872 года в «Вестнике Европы», В. Назарьев довольно ярко и правдиво рисовал процесс «раскрестьянивания», бичевал кулаков-мироедов, симбирских Чичиковых, ноздревых, Плюшкиных и других истых крепостников. Вместе с тем публицист создал и запоминающиеся образы наиболее либеральных и гуманных земских деятелей. Особенно тепло В. Назарьев рассказывал о председателе Симбирского уездного училищного совета Николае Александровиче Языкове.

Н. А. Языков с первых дней знакомства с И. Н. Ульяновым внимательно прислушивался к его предложениям по подъему народной школы и оказывал ему посильную поддержку, особенно в борьбе за увеличение земских ассигнований на дело народного образования. Нередко бывал он и в доме инспектора.

Рисуя портрет этого образованного и гуманного человека, В. Назарьев подчеркивал его кристальную честность, «сочувствие развитию народного образования, ссудосберегательных товариществ, процветанию Карамзинской библиотеки, водворению правды, искоренению сословных предрассудков и диких проявлений зарождавшегося хищничества и отживающего крепостничества». Добродушный и скромный по характеру, Николай Александрович был интересным собеседником. О доброжелательном отношении Ильи Николаевича и Марии Александровны Ульяновых к нему говорит и то, что в августе 1874 года они пригласили Языкова быть восприемником своего сына Дмитрия.

Часто в доме Ульяновых бывал управляющий губернской удельной конторой А. Ф. Белокрысенко, крестный отец их сына Володи. Это был видный представитель местной интеллигенции. Хорошо зная и любя свой край, он страстно занимался его историей и собрал 224 летописи, на материалах которых напечатал несколько трудов. Арсений Федорович постоянно ратовал в губернском земстве за развитие промышленности, постройку железных дорог, разработку полезных ископаемых, поощрение народных промыслов. Не чужды были Л. Белокрысенко и либеральные веяния. В эпоху падения крепостного права, по наблюдению симбирских жандармов, он «держал сторону крестьянского сословия». Арсений Федорович был лично знаком с В. И. Далем и Т. Г. Шевченко; многие годы состоял членом Литературного фонда России. Не боялся брать на службу пострадавших за политическую деятельность. Вместе с И. Н. Ульяновым он участвовал в работе комитета Карамзинской библиотеки и губернского училищного совета. Как влиятельный гласный земского собрания Арсений Федорович помогал Илье Николаевичу в открытии учительской семинарии в селе Порецком, а позже защищал со, как и в целом народную школу, от нападок реакции.

Сердечные отношения сложились у Ильи Николаевича с активным земским деятелем и членом уездного училищного совета П. А. Анненковым. Потомственный дворянин, Никанор Александрович по выходе в отставку с военной службы жил и своем родовом имении в селе Анненково Карсунского уезда. Он живо интересовался делом народного образования и оказывал ему разностороннюю помощь. Илья Николаевич высоко ценил это бескорыстное увлечение гуманного и высокообразованного человека, неоднократно отмечал его «пожертвования и заботливость» в своих «Отчетах». Анненков же буквально благоговел перед неутомимым инспектором народных училищ и в воспоминаниях писал, что и мечтать не может «приблизиться к тому идеалу человека и гражданина, какой воплощал в себе Илья Николаевич Ульянов и его ближайшие питомцы», и искренне сожалел, что «редко дарит нас мачеха-судьба такими выдающимися деятелями...»⁸

В числе «ближайших питомцев», выпестованных Ильей Николаевичем во время их двухлетнего пребывания на педагогических курсах при Симбирском уездном училище, были А. С. Кабанов, В. А. Калашников, Н. Я. Лукьянов, П. П. Малеев и другие юноши из крестьянских и мещанских семей. Эти «новые, идейные учителя» по примеру своего наставника глубоко овладевали наследием К. Д. Ушинского, произведениями Н. А. Добролюбова, Н. Г. Чернышевского, Н. А. Некрасова и Д. И. Писарева. Но сильнее всего на формирование их гражданских идеалов и стремление сеять «разумное, доброе, вечное» повлиял Илья Николаевич, его наставления и задушевные беседы со слушателями курсов.

«Нам наговорили, — вспоминал впоследствии в своей «Автобиографии» Андрей Кабанов, — столько безобразного о волостных писарях и старостах, о дьячках, что иначе и не воображали себе, как чудовищами, с которыми придется воевать. Наслушавшись различных ужасов, я так горячо принял школьное дело, что весь отдался ему; с нетерпением ждал я окончания курса. Но вот мы кончили курс, каждый получил право быть учителем, и все заволновались еще сильнее. Осенью (1873 года, под руководством И. Н. Ульянова. — Ж. Т.) земство сделало учительский съезд. На съезде нас, новичков, разгорячили еще больше. Большинство из нас поехали воевать с попами, писарями и другими воротилами сел и деревень. Я принадлежал к этой партии»⁹.

* * *

Всеобщее общественное возбуждение и начавшееся в стране «хождение в народ» побудило лучшую часть учащейся молодежи Симбирска и губернии к созданию подпольных кружков, принимавших в то время окраску народничества — господствующей идеологии революционных разночинцев.

Один из них в 1872 году сгруппировался вокруг Сергея Михайловича Чугунова, сына преподавателя классической гимназии, и его одноклассников В. П. Соколова, П. П. Викторова и Л. Д. Беклемишева. Через год активными членами этого кружка стали выпускница местной Мариинской гимназии Н. П. Николаева и ее подруги О. Пашанина, М. Рождественская, А. Фурне, В. Шипкова, В. Пекерова, гимназисты В. Нольде, Н. Тюбукин, П. Урусов, К. Веселицкий, П. Черниговский, учительница С. Н. Фейерштейн, акушерка Р. Шестоперова, чиновник окружного суда Э. Савинов.

Мировоззрение большинства кружковцев складывалось под влиянием произведений Белинского, Писарева, Чернышевского, «Исторических писем» П. Л. Лаврова, «Социально-педагогических условий умственного развития русского народа» А. П. Щапова и поэзии Н. А. Некрасова.

На литературно-музыкальных вечерах, устраивавшихся кружковцами, читались и собственные стихи, порой далекие от совершенства, но искренне выражавшие их устремления. С. Чугунов писал:

Душа рвется в мир труда,
Чтобы насладиться борьбой за рабочих людей,
Истомленных трудом,
За несчастных детей, изнуренных кнутом...¹⁰

Летом 1874 года из Петербурга приехали в Симбирск студенты П. Викторов, П. Соколов, В. Михайлов, братья Владимир и Федор Милеевы. В ходе жарких дискуссий выяснилось, что С. Чугунов и другие кружковцы намерены облегчить участь народа тем, что каждый из них «в своей сфере — медика, ученого и прочего будет действовать честно». П. Викторов и братья Милеевы считали такую деятельность явно недостаточной и призывали земляков агитировать за «политический переворот, сродством которого должна служить социальная революция».

Сам П. Викторов слов на ветер не бросал. Он вскоре уезжает в село Базарный Сызган Карсунского уезда, где устраивается репетитором детей владельца суконной фабрики. Осмотревшись, студент ведет пропаганду среди ткачей, конторских служащих и даже в семье помещика А. Бурского. Он горячо доказывал слушателям, что в бедности и бесправии «виноваты эксплуататоры-капиталисты и что поэтому было бы справедливым разделение богатств между всеми поровну». Что касается крестьян, то Викторов заявлял, что они «обижены наделом земли и что земля должна быть отобрана у помещиков и отдана крестьянам». По доносу Бурских полиция произвела обыск у Викторова, а затем и в симбирской квартире его единомышленника — студента В. Михайлова, который в это время давал уроки сыну управляющего удельной конторой А. Ф. Белокрысенко. На допросах друзья держались умело, отрицая причастность к «тайному обществу» и ведение пропаганды. Дело кончилось тем, что после кратковременного тюремного заключения их отпустили с подчинением «бдительному надзору своего учебного начальства».

Жандармам не удалось обнаружить связей П. Викторова и В. Михайлова с кружком Чугунова — Николаевой, и он просуществовал до их отъезда осенью 1875 года в Казань. Во время учения Чугунова в университете полиция изъяла у него книги, привезенные из Симбирска, в том числе первый том «Капитала» К. Маркса¹¹.

В начале 70-х годов в селе Топорнино Сызранского уезда учительница В. Н. Эдемова и бывший учитель И. П. Монстров под влиянием романа Н. Г. Чернышевского «Что делать?» и статьи М. Л. Михайлова «О рабочих ассоциациях» решили основать коммуну, с тем чтобы содействовать равномерному распространению «знаний и богатств» среди народа. Постепенно в нее они вовлекли бывших воспитанников Самарской духовной семинарии В. Л. Сафотерова, В. А. Германова и Н. Е. Петропавловского (будущего писателя-народника Каренина), секретаря сызранского съезда мировых судей П. В. Виноградова, учительницу частной школы В. Ф. Дроздову, учителей духовного училища Е. С. Архангельского и А. С. Травина.

На своих собраниях они читали произведения А. И. Герцена, Н. Г. Чернышевского, Ф. Лассаля, популярные народнические издания, обсуждали трактаты И. Монстрова «Программа коммуны» и «Коммуна и ее цель». Но на практике затея с «коммуной-ассоциацией», включавшая в себя создание своей кассы и открытие лавочки со съестными припасами на артельных началах, провалилась.

В. Эдемова, ставшая в 1873 году слушательницей Петербургской медико-хирургической академии, сблизилась с известным кружком «чайковцев». Она высылала «с оказией» И. Монстрову лавровский журнал «Вперед!» и другую нелегальную литературу, склоняла его к активной политической деятельности. К этому призывал его и Н. Е. Петропавловский, который, в частности, рассказал о пропаганде П. И. Войнаральского и В. А. Осташкина в плотничьей артели симбирян, а также сообщил, что «на Рождество нынешнего года в Санкт-Петербурге» съедутся «выборные от всех лиц, разъехавшихся по России»¹².

Усилия друзей-революционеров не пропали даром. В том же июле И. Монстров, В. Эдемова (ставшая его женой), ее брат — гимназист В. Эдемов, В. Германов и В. Сафотеров «пошли в народ». К сожалению, полиция, получив чей-то донос, арестовала пропагандистов в городе Хвалынске и изъяла у них массу различных изданий, в том числе такие, как «Ми-тюха», «Дедушка Егор», «Мирской учет», «Крестьянские выборы», «Сборник новых песен», «Сказка о четырех братьях», «Положение рабочего класса в России» Н. Флеровского, «Искандер Герцен», а также рукописные стихотворения, оскорбляющие императоров Николая I и Александра II, фотографии Л. И. Герцена и Н. П. Огарева, выписки из книг «характера коммунистического»¹³.

Все изъятые нелегальные издания В. Эдемова (Монстрова) признала своими, но откровенных показаний на следствии она не дала — приобрела-де у разносчика, переписала у человека, фамилии которого и не знала.

Отбыв полугодичное заключение в Саратове, Монстров, Сафотеров и Германов вернулись в Сызрань, Эдемова была отправлена в Петербург, а оттуда выслана в город Нолинск. Но еще долгие годы члены монстровского кружка будут жить в Сызрани на положении политических поднадзорных.

В 1872—1873 годах в уездном городке Ардатове тоже сложился народнический кружок. В отличие от симбирского и сызранского ядро его составилось из людей бывалых, принимавших участие в революционных организациях Москвы и Петербурга и попавших в Симбирскую губернию уже в качестве поднадзорных полиции.

И. А. Гернет, например, до приезда в Ардатов «за прикосновенность к злодейскому покушению 4 апреля 1866 года» (то есть к делу Дмитрия Каракозова) находился одно время в Петропавловской крепости. Ссылку он отбывал в Вологодской губернии, где сблизился с П. Л. Лавровым и его знаменитые «Исторические письма» читал еще в рукописи¹⁴.

Сестры Екатерина и Серафима Жиркевич были высланы в Ардатовский уезд (к себе на родину) за участие в революционных кружках А. В. Долгушина. Серафима Жиркевич, в частности, обвинялась в переписке с эмигрантами, организации кружков самообразования и распространения в Москве прокламаций и воззваний¹⁵.

В ардатовский кружок входили и такие «политически неблагонадежные» лица, как отставной лейтенант флота М. В. Всеволожский, мировой судья Н. М. Филатов, учитель уездного училища В. Г. Шапошников — всего около 15 человек. На их собраниях читались, по сведениям жандармов, «сочинения Лассаля, Шевченко, Некрасова», а также собственные стихи Е. Жиркевич, в которых она «хотела охарактеризовать бедность и вообще быт русского мужика». Осенью 1873 года властям удалось обнаружить связи долгушинцев с ардатовским кружком, последний был разгромлен, и лишь через год некоторые его члены получили разрешение вернуться в Ардатов.

Репрессии запугали одних, а других заставили быть настолько осторожными, что их деятельность уже не прослеживается по жандармским документам.

В Курмышском уезде в начале 70-х годов также сложился небольшой кружок, группировавшийся вокруг политического поднадзорного В. И. Захарова и его жены Ольги Сергеевны. Здесь бывали чиновник Н. М. Соковнин, участвовавший еще в 60-х годах в волнениях студентов Казанского университета, землевладелец В. Н. Левашев, привлекавшийся также раньше по делам политического характера. А в 1873 году приехала в Каменку и хозяйка имения жена Левашева — Ольга Степановна, член Русской секции I Интернационала.

Воля этих людей уже была подорвана репрессиями, и они вели себя очень осторожно. Практическая их деятельность ограничивалась посильной помощью крестьянам — юридическими, агрономическими и медицинскими советами, поддержкой сельских школ. И все-таки в 1874 году В. И. Захаров по требованию симбирского губернатора высылался на некоторое время как политически неблагонадежное лицо в Костромскую губернию. Но демократические убеждения он сохранил навсегда, и его пример долголетнего пребывания в глухом селе был тоже своего рода агитацией.

В Симбирской губернии побывало немало так называемых «летучих пропагандистов». В июле 1874 года здесь «странствовал» известный революционер-народник П. И. Войнаральский. Причем успешно. Это видно из его письма в Москву, в котором он сообщал товарищу, что в Сызранском и Карсунском уездах уже был, «настроение отличное, завел два наших пункта...»¹⁶

19 июля этого же года в Симбирске был арестован другой видный семидесятник студент И. Н. Чернявский. В ходе следствия было установлено, что, несмотря на кратковременное пребывание в городе, он все же успел передать каким-то рабочим запрещенные брошюры¹⁷. После отбытия заключения в симбирском тюремном замке И. Чернявский был отправлен в Петербург, где по громкому «Процессу 193-х» был приговорен к девяти годам каторги.

В этом месяце произошло еще одно событие, надолго оставшееся в памяти горожан. Студент Н. С. Тютчев, бунтарь по натуре, решил показать «пропаганду действием». Подойдя к партии арестантов, он сделал несколько выстрелов из револьвера, а потом, указывая на конвой, сказал: «Вот как надо ребята с ними обращаться!»¹⁸ В этом нападении участвовали трое других юношей. Полицейские зверски избили Н. С. Тютчева. «Слух об этом дело, — доносил представитель прокуратуры, — точно пожаром охватил весь Симбирск, всех волновал вопрос: кому больше достанется».

Только благодаря влиятельным связям отца Н. Тютчеву удалось избежать длительного тюремного заключения. Но уже в следующем году он вновь был арестован в Симбирске. На этот раз — за участие в пропаганде среди крестьян Киевской губернии вместе с Н. И. Кибальчичем, будущим героем «Народной воли».

В последующие годы ввиду массовых арестов пропагандистов в Симбирской губернии они появляются значительно реже. Летом 1875 года в Сызрани ведет пропаганду среди железнодорожных рабочих студент-революционер А. Л. Теплов. При аресте у Теплова изъяли 32 экземпляра нелегальных брошюр, и среди них — «История развития Интернационала» и «Парижская коммуна». Часть этой литературы он получил из рук В. И. Засулич, с которой встречался в Пензе незадолго до ареста.

В середине 70-х годов немало пропагандистов прошло через Симбирскую губернию по Волге: одни ехали пассажирами на пароходах, другие шли в составе артелей бурлаков и грузчиков. Известно, что здесь бурлачили или ходили под видом рабочих Д. Рогачев, К. Милоглазкин, Е. Лазарев, Н. Бух, Д. Клеменц и другие. В 1875 году с пропагандистскими целями поселился в Симбирской губернии А. Хотинский, один из будущих учредителей «Земли и воли»¹⁹.

В это же время в губернии работали подруга С. Перовской О. Кафиеро-Кутузова — ученица доктора, близкий знакомый А. Кадьяна аптекарь В. Штемпелин, врач М. Симанович, укрывавший у себя бежавшую из ссылки революционерку Н. Смецкую. О нелегальной деятельности этих народников власти не знали и в своих донесениях утверждали, что пропаганды в губернии не было, что «бог хранил молодое поколение Симбирской губернии от окружающей со всех сторон ее заразы»²⁰.

Однако столь благодушная оценка обстановки была не совсем искренней, ибо не учитывала даже деятельности кружка Чугунова — Николаевой. А ведь осенью 1874 года гимназисты Н. А. Александров, В. Д. Волков и Н. Розов создают новый нелегальный кружок, в котором изучают народническую литературу и труды западноевропейских «социалистических писателей». Кто-то из студентов-симбирян, знавших об этом, прислал из Петербурга по почте Н. Александрову две прокламации, призывая в сопроводительном письме возбуждать ненависть к правительству и к самому царю, так как «иго монархизма — основная причина страданий народа»²¹. Он также советовал распространять с помощью своих товарищей «содержимое в прокламациях между разными классами народа, в особенности между крестьянами, живущими вблизи города»²².

Жандармы узнали от директора мужской гимназии И. В. Вишневского о получении Н. Александровым этих прокламаций и писем, но, поверив в чистосердечность раскаяния юноши, оставили его на свободе. В 1876—1877 годах у Н. Александрова еще несколько раз обнаруживали запрещенную литературу, но он, ссылаясь на то, что не знает, кто присылал ее, отводил от себя подозрения в нелегальной деятельности, а между тем поддерживал связи с другим кружком, которым руководил гимназист шестого класса Алексей Хохлов.

Кружок А. Хохлова вначале был кружком саморазвития. В него кроме Алексея входил его двоюродный брат Кузьма Хохлов, бывший гимназист С. Кашпиров и некоторые другие юноши. Осенью 1876 года А. Хохлов и его товарищи перешли к пропаганде среди крестьян окрестных сел и мещан города Симбирска. В сентябре этого же года братья Хохловы пытались распропагандировать отставного солдата С. Маркина. Они читали ему народническую брошюру «Хитрая механика», советовали разъяснять ее содержание «другим умным и грамотным людям». Но с помощью Маркина полиция узнала о попытках Хохловых вести пропаганду в Симбирске. Однако ей не удалось уточнить характер их антиправительственной деятельности на селе, как не удалось расшифровать фамилии 16 лиц, обнаруженных в записной книжке А. Хохлова. На допросах А. Хохлов держался стойко и скрыл не только соучастников, но и источники получения им нелегальной литературы.

О популярности А. Хохлова среди знавших его людей можно судить по следующему факту. Крестьянин Н. Мокшин, встретив предателя Маркина после заключения братьев Хохловых в тюрьму, заявил ему: «Мне сказывал один человек из гимназистов, что они собираются перевернуть Конную Слободу (район Симбирска, где жил Маркин. — Ж. Т.) и доберутся до того человека, который это дело доказал...»²³

Весть об аресте Хохловых дошла до директора гимназии И. В. Вишневского. Он, не посоветовавшись с жандармами, желая напугать учащихся, сообщил о случившемся, и некоторые из них, например Н. Александров, тут же постарались избавиться от нелегальщины. Информируя своего шефа в Петербурге о деле Хохловых, начальник Симбирского губернского жандармского управления полковник фон Брадке писал: «...запрещенные книги были не только у одного Хохлова, а и у других лиц, преимущественно у воспитанников классической гимназии, следовательно, корень пропаганды должен существовать в Симбирске», и что только неумелые действия Вишневского и полиции помешали вскрыть всех участников нелегальной деятельности²⁴. В апреле 1878 года, после полуторагодичного тюремного заключения А. Хохлова (С. Кашпиров к этому времени застрелился), правительствующий сенат рассмотрел дело Хохловых. Кузьма был оправдан, а Алексей был приговорен к трем неделям ареста с последующим подчинением гласному надзору полиции и Симбирске. Сюда он приехал летом, но власти несколько раз пытались удалить ссыльного юношу как лицо, могущее иметь «вредное влияние на воспитанников гимназии»²⁵.

А в гимназии брожение продолжалось. На сей раз одним из организаторов нелегальных кружков стал преподаватель русского языка и словесности Владимир Иванович Муратов. Характеризуя его деятельность, близкий знакомый Ульяновых И. Н. Чеботарев писал: «Кружки эти были насаждены в Симбирске среди учащихся и взрослых в 1877 и 1878 годах главным образом бывшим преподавателем русской словесности в гимназии Муратовым, энергичным, смелым чернопередельцем, под влиянием которого находились несколько преподавателей гимназии и духовной семинарии, а также местная штатская и военная молодежь. Года через полтора он был удален из гимназии и из Симбирска, но социалистические кружки оставались, и многие гимназисты принимали в них участие»²⁶.

Мемуарист допустил неточности: на самом деле В. И. Муратов стал преподавателем Симбирской классической гимназии в феврале 1878 года и уволился в декабре этого же года. Чернопередельцем в это время он быть не мог, так как раскол революционного общества «Земля и воля» на «Народную волю» и «Черный передел» произошел в августе 1879 года.

И. Чеботарев в своих воспоминаниях, помимо В. Муратова, не назвал ни одной фамилии участников кружков, не раскрыл их деятельности. В архивах же сохранились лишь отрывочные сведения о политической неблагонадежности словесника. Он, как это видно из отношения начальника губернского жандармского управления полковника фон Брадке от 29 декабря 1878 года к директору Симбирской классической гимназии И. В. Вишневскому, будучи в 1876—1877 годах учителем словесности Порецкой учительской семинарии, «вселял воспитанникам вредные идеи», вследствие чего некоторые из них были «исключены из семинарии».

И. Вишневский признал, что В. Муратов и во время службы в гимназии под всяческими предлогами уклоняется от посещения богослужений и, видно, продолжает оставаться нигилистом и атеистом. Директору гимназии было известно также, что некоторые учащиеся бывают дома у В. Муратова и берут у него какие-то книги для чтения, но вряд ли они, по его мнению, были «неуместного характера». В качестве примера он указал на И. Н. Чеботарева, который получил у словесника для прочтения «Исторические рассказы Шишкова»²⁷.

Жандармский полковник, более осведомленный о деятельности В. Муратова, заверил И. Вишневского, что поднадзорный учитель и в Симбирске продолжает оставаться человеком «вредного направления, которое уже отразилось на воспитанниках гимназии...»²⁸. Как только Владимир Иванович понял, что за ним усиленно следят, то немедленно подал прошение об увольнении со службы, прекратил посещение уроков, а вскоре и переехал в Казань. Но созданные или, скорее всего, реорганизованные им кружки не распались — в России начиналась вторая революционная ситуация.

Примечания:

¹ Ауновский, в частности, составил и издал «Инородческую карту Симбирской губернии».

² ЦГА ТАССР, ф. 92, on. 1, д. 9976, л. 36.

³ Симбирские губернские ведомости, 1872, 11 марта.

⁴ Василенко М. Д. Просветитель чувашского народа И. Я. Яковлев. — Ученые записки Владимирского пединститута, вып. IV, 1958, с. 266.

⁵ См.: Вульфсон Г. Н. Из истории разночинно-демократического движения в Поволжье и на Урале. Казань, 1968, с. 28-29.

⁶ Институт русской литературы, ф. 13, д. 296, л. 20.

⁷ Симбирские губернские ведомости, 1894, 11 мая.

⁸ Алексеев В., Швер А. Семья Ульяновых в Симбирске (1869-1887), с. 20.

⁹ Ученые записки Ульяновского пединститута им. И. Н. Ульянова, т. XVIII, вып. 3. Ульяновск, 1963, с. 185.

¹⁰ ЦГАОР, ф. 109, 1874-1880, д. 144, ч. 93, л. 84.

¹¹ ЦГАОР, ф. 109, 1874-1880, д. 144, ч. 93, л. 86.

¹² ЦГАОР, ф. ОППС, оп. 1, д. 266, л. 6.

¹³ Там же, л. 12.

¹⁴ ЦГАЛИ, ф. 285, он. 1, д. 4, л. 4

¹⁵ ЦГАОР, ф. 109, 3 эксп., i872, д. 414, ч. 2, л. 27, 63, 104, 120.

¹⁶ Процесс 193-х. С предисловием В. Калаша. М., 1906, с. 168.

¹⁷ Там же, с. 23.

¹⁸ Тютчев Н. С. Статьи и воспоминания, ч. 1. М., 1925, с. 10.

¹⁹ Аптекман О. В. Общество «Земля и воля» 70-х гг. Петроград, 1924, с. 151.

²⁰ ЦГАОР, ф. 109, оп. 84, д. 116, л. 16.

²¹ ЦГА ТАССР, ф. 89, on. 1, д. 1626, л. 1,3.

²² Там же, л. 2.

²³ ЦГАОР, ф. 112, on. 1, д. 424, л. 47.

²⁴ ГАУО, ф. 76, on. 8, д. 281, л. 39.

²⁵ ЦГАОР, ф. 112, on. 1, д. 426, л. 32.

²⁶ Александр Ильич Ульянов и дело 1 марта 1887 г. М. — Л.. 1927, ж. 230.

²⁷ ЦГА ТАССР, ф. 92, on. 1, д. 13535, л. 13.

²⁸ Там же, л. 4.