ПОД ПОКРОВОМ «БЛАГОПОЛУЧИЯ»
Симбирские власти, конечно, были обеспокоены тем, что в создании нелегальной библиотеки кружка В. Аверьянова принимали участие сотни гимназистов, но тем не менее продолжали заверять высшее начальство, что в подведомственных им «учреждениях все пока, слава богу, обстоит благополучно».
Между тем под покровом мнимого благополучия среди молодежи зрела ненависть к насаждаемому правительством классицизму в гимназии, недовольство гонениями на прогрессивную печать, общественные библиотеки. Репрессии не приостановили брожения умов. Передовая часть старшеклассников-гимназистов вновь занимается созданием собственной библиотеки и начинает издание нелегального рукописного журнала.
В кратком редакторском кредо, помещенном в № 1 «Дневника гимназиста» от 9 декабря 1885 года, говорилось, что журнал посвящается «исключительно гимназическим делам». Но это заявление было сделано, как говорится, только для отвода начальственных глаз. На самом же деле каждый номер нелегального органа был пронизан стремлением пробудить у молодежи потребность к самообразованию.
Эта тенденция отчетливо видна из библиографической заметки в том же номере журнала. Безымянный обозреватель-гимназист писал в ней: «Тяжелое время настало теперь для всякого читающего человека. Все почти лучшие авторы «изъяты» из употребления. Лучшие журналы тоже1. Поэтому приходится каждому, кто желает хоть несколько образоваться, приводить в известность книги, имеющиеся у знакомых, выписывать новые журналы, пользоваться некоторыми статьями, которые помещены в неизъятых из употребления журналах, и т. п. Вот на этом трудном пути отыскивания духовной пищи мы и хотим подать руку помощи нашим читателям.
Всеми признано, что первым чтением для человека должна быть беллетристика, в этом номере мы и перечислим некоторые статьи по изящной литературе, имеющие, по нашему мнению, важное значение. Начнем с одного из распространенных журналов, начнем с «Вестника Европы». К сожалению, в нем много не найдешь. Здесь можно указать только на «Новь» Тургенева (1877 г., № 1-2), на «Алексея Слободина» (1872 г., № 10, 11, 12) и «Пестрые письма» Щедрина (1884 г., № 1 и 12; 1885 г., № 1, 2, 3, 4, 5)».
Выбор сделан строго: из множества произведений, напечатанных в журнале за 13 лет, были названы только три, но каждое действительно достойно внимания. В автобиографическом романе «Алексей Слободин» А. И. Пальма (псевдоним — П. Альминский) правдиво и живо изображены история кружка петрашевцев и его виднейшие представители — Ф. М. Достоевский, М. В. Буташевич-Петрашевский, С. Ф. Дуров, А. Н. Плещеев. Автор, будучи сам петрашевцем, отразил и идеологию своего кружка: осуждение крепостничества, пропаганда утопических теорий и освобождение крестьянства. И недаром этот роман, выдержав кроме журнального два отдельных издания, все-таки до 1905 года оставался в числе полузапрещенных. В советское время он переиздавался неоднократно и ценится наряду с мемуарными источниками2.
Роман «Новь» И. С. Тургенева, как известно, посвящен революционно-народническому движению 70-х годов, искренне стремившемуся пробудить народное сознание, добиться улучшения доли крестьянской. Содержится в нем и критика в адрес народников за их наивную веру в прочность общинных начал, за непонимание процесса «раскрестьянивания». Но роман и в 1885 году был злободневен своим ярким обличением паразитизма и реакционности правящих «верхов», трусливости земских либералов, своим призывом бороться за лучшее будущее Отчизны.
В «Пестрых письмах» М. Е. Салтыков-Щедрин нарисовал целую галерею «пестрых людей»: охранителей и шпионов, озверелых администраторов, ненавидящих все новое, реакционных реформаторов и продажных газетчиков. Но в то же время великий сатирик призывал читателя-друга пробудиться ради светлого завтра Руси.
После «Вестника Европы» обозреватель «Дневника гимназиста» перечисляет произведения либерально-народнического журнала «Русское богатство», заслуживающие, по его мнению, внимание читателя. Среди них: «Воспоминания ссыльного» Мейера, рассказы «Святое озеро» Н. И. Наумова, «Сельский учитель» В. Г. Короленко, «На заре жизни» народовольца П. Ф. Якубовича (псевдоним — П. Ф. Гриневич), «Жизнь в городе» Л. Толстого.
Но особенно подробно обозреватель остановился на публикациях в журнале «Русская мысль», также либерально-народнического направления. Перечислив, начиная с 1880 года, наиболее примечательные произведения, он особо отметил достоинства очерков, рассказов и повестей Н. Н. Златовратского, Д. Н. Мамина-Сибиряка, В. Г. Короленко, Н. В. Шелгунова и Г. И. Успенского, правдиво и ярко вскрывавших язвы российской действительности и пробуждавших любовь к трудовому люду, сочувствие к его тяжелому положению.
Что касается еженедельных и ежедневных изданий, то редакция «Дневника гимназиста» советовала своим товарищам читать прежде всего петербургскую «Неделю» и московские «Русские ведомости». «Чтобы наше мнение не показалось голословным, — указывалось в очередных «Литературных заметках», — мы перечислим некоторых сотрудников, которые участвуют в этих изданиях: Щедрин, Успенский, Златовратский, Вологдин (Засодимский), Щедров, Л. Толстой — вот главные силы... Любопытно, «Неделя» называет свое направление «национально-прогрессивным» и ищет свой идеал в деревне. Еще больший интерес представляют «Русские ведомости», в которых участвует знаменитый Чернышевский. Он живет в Астрахани и посылает оттуда фельетоны и корреспонденции в эту газету».
Поразительна осведомленность симбирского гимназиста! Ведь все произведения Н. Г. Чернышевского, томившегося в астраханской ссылке, появлялись в печати только под псевдонимами. Удивляет и то, что редакция «Дневника гимназиста» располагала даже информацией о конфиденциальной переписке канцелярии своей гимназии. Это ясно видно из следующего отрывка «Литературных заметок». «Интересные времена настали! Нам, гимназистам, запрещено читать «Семью и школу» наравне с «Народной волей» и подобными нелегальными изданиями. Библиотекарь ученической библиотеки Н. М. Нехотяев каждый год посылает в Казань попечителю (учебного округа. — Ж. Т.) список книг, которые хотел бы выписывать, и второй год г. Масленников (попечитель. — Ж. Т.) вычеркивает революционную «Семью и школу». Остерегайтесь, товарищи, читать этот социалистический журнал». Это остроумно-насмешливое предостережение являлось, с одной стороны, доброй аттестацией популярному прогрессивному журналу, а с другой — критикой реакционных действий высокопоставленного чиновника министерства народного просвещения.
Для пропаганды передовой журналистики в «Дневнике гимназиста» использовалась и рубрика «Почтовый ящик». Например, некий «П» спрашивает: «Не может ли редакция дать почитать какой-нибудь номер журнала «Слово»? Ответ дан таков: «В журнале «Слово» было помещено много хороших статей, но, к сожалению, его почти нигде нет. Если у кого-нибудь из наших читателей найдется несколько номеров этого журнала, то просим его, если он сочувствует развитию товарищей, давать им читать их или, если можно, представить в редакцию, чтобы передать г-ну П».
Интерес к научному, литературному и политическому журналу «Слово» вполне объясним. В нем наряду с Н. И. Наумовым, Г. И. Успенским, Н. Н. Златовратским, П. В. Засодимским, Н. Е. Петропавловским (Карониным), В. Г. Короленко и другими прозаиками выступали поэты А. Н. Плещеев, С. Я. Надсон, П. Ф. Якубович, критики М. А. Антонович, М. К. Цебрикова и даже находившийся в эмиграции П. Л. Лавров. В «Слове» выступали прогрессивные ученые-политэкономы3. Здесь, например, была напечатана «Экономическая теория К. Маркса» Н. И. Зибера. Журнал был закрыт властями в 1881 году за «вредное направление», и найти его книжки спустя пять лет было не так просто.
Руководители журнала «Дневник гимназиста» старательно воспитывали литературный вкус своих читателей. Например, не раз тепло отзываясь о сочинениях Глеба Успенского, «очень даровитого писателя», ставили ему в заслугу, что он увлекает читателей «правдивостью и верным взглядом» при описании народного быта и никогда не занимается «воспеванием аркадских пастушков».
Журнал проявлял заботу и о том, как можно пополнить свои научные познания, полезнее использовать часы досуга или приятнее организовать праздничный вечер. Автор заметки «Научные забавы» писал в связи с этим: «Много в науке поучительного, но много и занимательного. Какие интересные и блестящие опыты можно сделать при помощи химии, физики, какие загадочные вычисления доставляет математика. По недостатку места мы не распространяемся и укажем только на некоторые книги, из которых наши читатели почерпнут, как можно приятно и полезно проводить время:
1) Описание оптических увеселительных приборов. Цена 25 коп.
2) Как устроить самыми простыми, находящимися под руками средствами, разные кабинеты и учебные пособия при сельских школах. Иван Белов. Цена 20 коп.
3) Математические софизмы. Цена 40 коп.
74) Тиссандье. Научные развлечения. Цена 1 р. 50 коп. Эти книги можно выписать у всех известных книгопродавцев».
Для желающих заняться изучением астрономии редакция рекомендовала в качестве первоначальных и полезных пособий «Небесные светила» Фламмариона («она есть в ученической библиотеке») и «Краткую историю» Медлера.
Накануне рождественских каникул, когда, по традиции, в Симбирске устраивались вечера, самодеятельные спектакли и «живые картины», в декабрьском номере журнала были опубликованы рецепты изготовления красных, зеленых и белых «бенгальских огней», которые в магазине стоят «довольно дорого».
Редакция брала на себя функции посредника в реализации среди учащихся лучших, а вместе с тем и наиболее дешевых гимназических учебников и словарей.
Наконец, она пыталась оказать какое-то влияние на установление гуманных отношений в гимназии, призывала прекратить бытующее в ее стенах чванство старшеклассников перед младшими, глумление сильных над слабыми.
В каждом номере «Дневника гимназиста» помещались плоды поэтического творчества учащихся. Появлялись на его страницах стихотворения лирические, нередко — с нотками пессимизма, в духе популярного С. Я. Надсона. Но преобладали все-таки стихи с общественным звучанием.
Отчего у нас на свете
Так ведется уж исстари,
Что одни живут в почете
Лишь с душой продажной твари?
И зачем повсюду честный
Под трудом изнемогает,
Кто ж всю жизнь провел бесчестно
Тот в почете умирает?
Неужели постоянно
Так томиться будет правый
И глядеть на счастье жадно,
Проливая пот кровавый?
Из прозаических проб юных авторов наиболее серьезным по содержанию является рассказ «Конец сомнениям», датированный 1886 годом и подписанный псевдонимом «Протасьев». Сюжет его незамысловат, но трагичен.
Выпускник классической гимназии, сын богатых родителей, Александр Бельтянский готовит домашнее задание по латыни. Прочитав страницу-другую, он бросил учебник и «принялся было просматривать «Исповедь» Толстого, которую ему дал на некоторое время один из его товарищей. Но и здесь он не выдержал. Тяжелый слог утомил его, и он предпочел читать какой-то пустой роман». Это занятие прервал лакей, подавший письмо от студента Дунаева, с которым гимназист познакомился летом.
История их знакомства изложена в рассказе так. «Недавно прочитал Бельтянский известный роман «Что делать?» (Н. Г. Чернышевского. — Ж. Т.) и заинтересовался коммунизмом. Он стал читать разные книги по этому предмету; обо всем, что он не понимал, он спрашивал Дунаева, и тот объяснял ему. Наступила весна — лихорадочные месяцы для студентов и гимназистов. Переписка прекратилась. Дунаев кончал IV курс юридического факультета. Когда Бельтянский рассчитал, что в университете экзамены кончились, снова возобновил переписку. Он задал Дунаеву вопрос: «Какое правительство необходимо для социалистического государства — ограниченно монархическое или республиканское?»
В письме, которое лакей вручил герою рассказа, Дунаев выразил искреннее удивление своему «неразумному другу» за то, что он решился письменно рассуждать «о таких вещах, которые теперь никто не решится произнести даже с самым верным другом. Письма, как вы знаете, — продолжал Дунаев, — могут быть доведены до сведения начальства. Вообще я Вам раз навсегда заявляю, что я отрешился от всех юношеских увлечений... Желаю Вам последовать моему примеру».
Бельтянский был ошеломлен и подавлен «благоразумием» своего недавнего кумира. Взяв в комнате отца ружье, он набросал коротенькую записку: «Я — внук Чацкого и сын Рудина. Поэтому, как первый разочарованный уехал из Москвы, а второй кончил жизнь на баррикадах в Париже, я тоже не могу жить в такой душной атмосфере. Не вините никого в моей смерти».
Автор не пояснил цели, ради которой был написан рассказ, предоставляя читателю самому поразмыслить, почему честный и неглупый юноша из вполне обеспеченной семьи предпочел покончить с собой, чем жить в «душной атмосфере». Думать над этим надо было еще и потому, что газеты ежегодно сообщали о самоубийствах гимназистов в соседних с Симбирском городах. Да и здесь совсем недавно случилось такое же несчастье. «10 сего июня, — как это видно из рапорта симбирского полицмейстера за 1885 год губернатору,— в 8 часов вечера воспитанник Симбирской классической гимназии крестьянский сын, Карсунского уезда, Дмитрий Васильевич Потапов, 15 лет, с целью лишить себя жизни, выстрелил из револьвера себе в правый висок, где пуля и засела. Потапов отправлен в земскую больницу. Причина покушения на самоубийство, по всей вероятности, — невыдержание экзамена в 5-й класс»4.
Последнюю, чистую, страницу каждого номера «Дневника гимназиста» редакция оставляла для читательских отзывов. Среди них обращает на себя внимание такая запись: «Что-то много статей, даже почти все и стихотворения также, которые говорят про социализм и коммунизм. Неужели, в самом деле, это действительное направление журнала?»
Это суждение, вольно или невольно, преувеличено. Но проблемы социализма действительно занимают немаловажное место на страницах «Дневника гимназиста», даже в тех пяти номерах, которые дошли до нас. Изложение их, хотя и в архипопулярной форме, порой довольно серьезно, и приходится либо поражаться логичности мышления неизвестного юноши, либо теряться в догадках об источнике, из которого он заимствовал политические доктрины.
Особого внимания заслуживает очерк сотрудника «Дневника гимназиста», озаглавленный: «Сон (Популярное изложение социализма)», появившийся в журнале в начале 1886 года. Суть его такова. Когда все домашние улеглись спать, автор «Сна» проштудировал (не дошедший до нас) № 3 «Дневника гимназиста». Длиннейшая статья, в которой «несколько туманно» объяснялась разница «между материализмом, нигилизмом, социализмом и коммунизмом», в конце концов утомила его, и он заснул. Но вскоре его разбудил какой-то мужчина лет тридцати пяти и пригласил прогуляться по городу. Хотя гимназист и недоумевал, как незнакомец мог проникнуть в комнату и зачем поздней ночью отправляться на прогулку, он все-таки вышел на улицу.
«Первое, что поразило меня, — повествуется в «Сне», — это был необыкновенный свет, который был нисколько не слабее солнечного. Я поднял глаза и увидел, что этот свет исходит с высокой башни. Я великолепно знал, что в Симбирске ничего подобного нет, и спросил моего проводника: «Что это такое?» — «Электрический свет». — «Да где же я?»
«Ты в стране социализма.
Где нет горя, ни забот,
Где все люди живут мирно,
Где глупцов нет, ни рабов», —
ответил мой вожатый. «Да разве я не в Симбирске? Разве я не в России? Разве теперь не 1886 год?» — засыпал я вопросами незнакомца. — «Нет, — отвечал он, — ты в России и в Симбирске, но в 2086 году».
Затем незнакомец пригласил гимназиста к себе. Подошли к губернаторскому дому, который «изменился мало». Юноша хорошо знал это здание, расположенное напротив фасада классической гимназии. И каждому симбирянину было ведомо, что на втором этаже находились личные аппартаменты губернатора, а «в первом жили его писаря, некоторые чиновники, тут же помещалась его канцелярия». Естественно, что юноша поинтересовался, где же живет его спутник. Тот ответил, что на втором этаже. И добавил, что он не губернатор и, хотя носит фамилию «Долгорукий», он не князь, а служащий государственного магазина.
Из дальнейшего его рассказа выяснилось, что титулование в России давно отменено, фабрикантов, заводчиков и помещиков нет. Земельный надел гражданин получает от государства, а за плоды труда вознаграждается ярлыком, дающим право брать в государственном магазине необходимое для жизни. В каждом магазине вывешена такса, по которой легко определяется, скольким пудам хлеба или фунтам мяса равняются один рабочий день или обработка десятины земли. Живут все в достатке, ибо «прибавочная стоимость», переходившая ранее в руки хозяев, теперь остается у тружеников.
«Каким же образом вы достигли того, что вся земля государственная?» — поинтересовался гимназист. Незнакомец охотно пояснил: «Просто мы убедили царя издать закон, по которому наследство переходит только к прямым потомкам, к сыновьям и дочерям. Когда же их нет, то оно отходит к государству. Весь доход от этих имений поступал на покупку новых. Теперь во всей России остается разве только три-четыре настоящих помещика, остальных же поглотило государство».
На этом разговор прервался... Юноша проснулся. Он сидел «в своей комнате. В лампе керосин весь выгорел, и она страшно чадила». Так заканчивается очерк.
Как и следовало ожидать, «Сон» вызвал большой интерес у читателей. Один из них в последующем номере «Дневника гимназиста» подверг очерк острой критике за то, что в нем «перепутаны понятия социализм и коммунизм» и встречаются явные противоречия. «Сначала говорится, что все люди равны, а между прочим, есть царь, который издает законы. Не думаю, — едко заключил он свой отзыв, — чтобы какой-нибудь царь стал издавать подобные законы». Не исключено, что эта критическая реплика была не чем иным, как приемом редакции убедить товарищей в несовместимости монархии с коммунистическим строем общества.
В «Дневнике гимназиста» периодически появлялись просьбы к читателям «обращаться с журналом осторожно». Но редакция не исключала возможности того, что ее издания могут попасть в руки начальства, в том числе и жандармского. Поэтому в журнале нет прямых призывов читать революционную литературу или участвовать в создании нелегальных библиотек и касс взаимопомощи — ведь за такие советы наверняка попадешь в «кутузку», а затем и на жительство в «места не столь отдаленные».
«Крамольные» же идеи выражались на страницах журнала, скажем, в виде «сна», как мы уже видели, или пересказа беседы со случайным попутчиком.
Так, некий автор «В» в своих «Путевых набросках» рассказывает, как во время поездки на волжском пароходе случайно разговорился со студентом-первокурсником Казанского университета, неким «Р» — выпускником Саратовской гимназии, которая, по словам «В», «как известно, на самом плохом счету у г. попечителя и у великих мира сего» за ее «буйный, революционный дух». Тот рассказал, что в Саратовской гимназии, в седьмом и восьмом классах, были «две тайные библиотеки». Начальство пронюхало о их существовании и устроило обыск за обыском. Во время одного из них у гимназиста была найдена копия революционной прокламации. Он, конечно, вылетел из гимназии, но вскоре на ее стенах появились новые прокламации. Опять и опять обыски. «Это, конечно, дошло до сведения г-на Масленникова, и он сам приехал расследовать это дело. Все было разнесено. Все учителя, не исключая директора с инспектором, были разосланы по разным гимназиям. Великое множество гимназистов потерпели: одни были исключены совсем из гимназии, другие по прошению, третьи были удалены на один год, иные отделались карцером...»
По поводу этого разгрома в «Путевых заметках» имеется существенное примечание: «Инспектором был популярный между учениками А. В. Кролюницкий, который был переведен в Симбирскую гимназию взамен Серг. Ник. Теселкина», перемещенного в Саратов на его место. Читателям журнала стало ясно, как их любимый Теселкин, кстати тоже демократически настроенный учитель, оказался в Саратовской гимназии, а Кролюницкий — в Симбирской, и почему опальный Кролюницкий не сработался с директором Ф. М. Керенским и предпочел через год переехать из Симбирска в Нижний Новгород.
В ходе дальнейшей беседы со студентом «В» попросил рассказать о тайных библиотеках в Саратовской гимназии. Тот охотно поделился опытом: «...они устроились у нас просто. Крикнули мы клич, и в неделю набралось в нашей библиотеке книг 300. Избрали мы библиотекаря (я был тогда в VIII-м классе), у которого должны лежать книги, и постановили собирать ежемесячно пожертвования. Теперь, думаю, всех книг в обеих библиотеках до 2000. Порядок выдачи определился такой: гимназисты обращаются к своему библиотекарю с просьбой дать известную книгу. Если этой книги в их библиотеке нет, то библиотекарь обращается в библиотеку другого класса. Ежели и там ее нет, то он старается найти ее в публичных библиотеках или у частных лиц. (Я вам рассказываю так подробно для того, чтобы, если у вас в гимназии устроится что-нибудь подобное, вы бы имели готовый образец.) Как только в классе набиралось достаточно денег, обсуждали всем классом, какие необходимы книги. Библиотекарь, когда книги определены, разыскивал, нет ли их на толкучке, и только потом покупал или выписывал в книжных магазинах».
Представляется, что рассказ студента — скорее всего ловко завуалированная история возникновения, работы и разгрома нелегальных гимназических библиотек кружка В. Аверьянова, раскрытых симбирскими жандармами летом 1885 года. Если это и чисто саратовская история, то она вполне перекликается с симбирской. Так или иначе, а для читателей давалась довольно четкая инструкция создания нелегальных гимназических библиотек.
Аналогичную роль играла и заключительная часть рассказа студента-саратовца, слова которого были обращены не только к собеседнику, но и к его товарищам по Симбирской классической гимназии: «Вот вы кончите гимназию и поступите в университет. Если вы поступите в Казанский, то, наверное, вам предложат принять участие во вспомогательной кассе симбиряков. Я поэтому вас с ней заранее познакомлю. Эта касса (тайная) открыта в 1882 году. Устав ее следующий: каждый член вносит по 20 коп. месячно и имеет право занимать в кассе до 5 р. Эту сумму может дать кассир. Выше же ее можно взять с согласия общего собрания членов. Средства же кассы, кроме взносов, составляют сборы с концертов и студенческих балов. В феврале 1885 года несколько членов предложили устроить в кассе библиотеку. После долгих прений общество согласилось и решило отделять 20 процентов от своих доходов на покупку книг. Был избран библиотекарь, и пошло дело. Теперь, кажется, всего книг до 400. Вы, может быть, удивитесь, что я так хорошо знаю дела симбиряков. Но ведь я жил весь нынешний год на одной квартире с их кассиром и бывал часто на общих собраниях».
Среди членов редакции «Дневника гимназиста» или ее актива имелись юноши, не исключавшие народовольческих методов борьбы с самодержавием. Только этим, очевидно, объясняется появление в начале 1886 года необычайного материала «Два небесполезные, может быть, рецепта».
Первый из них являлся «рецептом» изготовления в домашней лаборатории нитроглицерина, который после смешения «с известным количеством кремния (песку)» является не чем иным, как... динамитом! Второй «рецепт» представляет собой подробную инструкцию по «приготовлению массы для гектографирования». Удивительна смелость редакции, отважившейся поместить такие материалы, за которые можно было вылететь из гимназии с волчьим билетом, а то и угодить за решетку.
Изготовлял ли кто-нибудь в Симбирске динамит в эти годы — нам не известно. А вот самодельные гектографы для размножения революционной литературы кружок В. Аверьянова в 1883—1885 годах имел и умело использовал их на практике. Советы «пиротехника» по изготовлению «бенгальских огней», не говоря уже о только что упоминавшихся «рецептах», вызвали неудовольствие одних читателей и одобрение других.
В целом же руководство журнала, да и актив его читателей, отдавали предпочтение поискам социалистической теории, а не подражанию народовольчеству. Характерно в связи с этим обращение «К товарищам», помещенное в журнале 8 февраля 1886 года под псевдонимом «Космополит»: «Господа, Вы трактуете и о социализме, и о правде и даже начинаете (хотя и не все) заглядывать одним глазом на Вашу будущую жизнь; но от всех этих словопрений у Вас дело не подвигается, и Вы успокаиваетесь на витиеватых фразах. Где же та правда, о которой Вы говорите, и кто проводит ее в Вашем быту?»
Молодое поколение искало конкретного дела для приближения светлого завтра.
Примечания:
1 Имеется в виду изъятие из общественных библиотек произведений «обличительного направления», осуществленное на основании правительственных «Временных правил» от 5 января 1884 г.
2 Поэты-петрашевцы. Л., Советский писатель, 1957, с. 85.
3 Краткая литературная энциклопедия, т. 6. М., 1971, с. 961.
4 ГАУО, ф. 76, оп. 8, д. 519, л. 116.