НАСТУПЛЕНИЕ РЕАКЦИИ
К весне 1882 года правящая придворная клика поняла, что главные силы «Народной воли» разгромлены, либеральная оппозиция деморализована и разобщена, а основная масса крестьянства все еще продолжает верить в «батюшку царя». Тогда, под нажимом главных идеологов реакции редактора «Московских ведомостей» М. Н. Каткова и советника царя К. П. Победоносцева, Александр III произвел замену ключевых постов в правительстве.
Вместо министра народного просвещения А. П. Николаи — человека, обладавшего определенной независимостью и честностью, — в марте месяце был назначен верный сторонник Каткова граф И. Д. Делянов. Через два месяца министр внутренних дел Н. П. Игнатьев, потакавший на словах либералам и недостаточно яро боровшийся за укрепление самодержавия, уступил свой пост «верному ученику и последователю Каткова»1 графу Д. А. Толстому. Когда М. Е. Салтыков-Щедрин узнал о новом взлете этого ультрареакционера, он пришел в неистовство. «Как, — кричал Салтыков, — этого тюремщика, который дурацким классицизмом отправил десятки юношей на тот свет?! Да он теперь всю Россию в кандалы закует! Только как бы им не проиграться!»2
Но могущественные и непреклонные апологеты самодержавия не сразу перешли в открытое наступление против «паршивого либерализма». Они были вынуждены осуществить ряд мероприятий, направленных на ослабление недовольства народных масс. Для «успокоения» бывших помещичьих крестьян было объявлено о прекращении с 1 января 1883 года их временнообязанных отношений с помещиками. Одновременно все категория крестьян переводились на выкуп, причем размер выкупных платежей за земельные наделы чуть понижался. В том же 1882 году правительство, напуганное подъемом рабочего движения, наконец-то приступило к разработке законодательных мер по ограничению произвола заводчиков и фабрикантов.
В то же время в тиши министерских кабинетов разрабатываются контрреформы: по преобразованию земства — с тем чтобы резко усилить во всех органах влияние помещиков-дворян, по перестройке судебных уставов — для ограничения прав присяжных заседателей и ликвидации независимости судей от государственных чиновников, по ограничению университетской автономии и усилению «религиозно-нравственного элемента» в народной школе.
Своеобразным руководством к действию для реакционеров в области народного образования стали «Заметки о сельских школах» С. А. Рачинского, впервые появившиеся в 1881 году на страницах газеты «Русь». Бывший профессор Московского университета полагал, что все сельские школы находятся под «четверным контролем» — дирекции народных училищ, духовного ведомства, училищных советов и местной полиции, и подверг резкой критике этот квартет. Членам училищных советов, полиции и духовенству было поставлено в вину их формальное отношение к сельским школам. Что касается чиновников министерства народного просвещения, то С. А. Рачинский был убежден в том, что они не понимают «истинных потребностей народа». В частности, того, что крестьяне, мол, желают, чтобы их дети прежде всего знали церковнославянский язык, умели читать Часослов, Псалтырь и другие богослужебные книги, а также читать по покойникам и участвовать в церковном хоре. В единении народа на почве церкви и сельской школы Рачинский видит единственное средство для выхода из «тысячи противоречий», в которых погрязла Россия. И этому единению должны способствовать «дружные усилия верующих». «Медлить невозможно; предостережений было довольно!» — восклицал воинствующий профессор.
Решение этой неотложной задачи, по его мнению, зависит от того, кто будет основной фигурой в школе. Питомцы учительских семинарий нередко хороши как педагоги, но жалованье их мизерно, и потому многие из них недовольны своей судьбой, становятся в позу обиженных. Главным учителем, причем почти всех предметов, должен стать священник — такова мысль автора «Записок».
Симбирское духовенство с полным сочувствием отнеслось к «Запискам» Рачинского. Протоиерей А. И. Баратынский уже 28 марта 1882 года в «Симбирской земской газете» подверг критике дирекцию народных училищ губернии за пристрастие к «отвлеченным педагогическим приемам», насаждение на уроках «слишком формального, школьного» характера изучения закона божьего. Что именно он под этим подразумевал, видно из такой тирады: «Какую пользу принесет детям перевод церковных песнопений и молитв на русский язык, когда глубокий смысл их в славянском тексте, в большинстве случаев, не
изъяснимом для детей никакими школьными приемами и толкованиями».
Протоиерей обратил внимание властей и на то, что происходивший в 1881 году под руководством И. Н. Ульянова инспекторский съезд значительно сократил число учебных часов по закону божьему и «без всяких мотивов, и в таком урезанном виде рекомендовал программу эту законоучителям к руководству».
К сожалению, Баратынский был далеко не единственным поклонником Рачинского. В связи с этим инспектор народных училищ К. М. Аммосов писал 17 марта 1882 года своему бывшему коллеге по Симбирску В. И. Фармаковскому: «Начальное народное образование чуть ли не возвращается опять к тем временам, когда оно состояло больше на бумаге, чем в действительности. Грустно». Трудно было всем ревнителям народного образования, по, понятно, что наибольшие неприятности выпадали на долю И. И. Ульянова, ведь ему, как руководителю, приходилось отбивать самые наглые выпады реакционеров. В борьбе за дело своей жизни он был и бойцом и дипломатом, но иногда и у него не выдерживали нервы. «Об Илье Николаевиче, не знаю, что и сказать, — признался К. М. Аммосов в письме от 8 апреля того же года В. И. Фармаковскому. — Циркуляр Сабуровский совершенно презирается им, что выходит иногда дико».
Да, было чему удивляться Аммосову: ведь его директор игнорировал министерское требование о недопущении никого к учительству «без предварительного сношения с местными губернаторами» о политической благонадежности будущих педагогов. Но все-таки чаще Илья Николаевич проводил задуманное, опираясь на правительственные документы, умело используя противоречия или недомолвки в них. Это хорошо видно на примере истории исчезновения церковноприходских школ в губернии.
В 1881 году симбирский епископ, в ответ на запрос обер-прокурора святейшего синода К. П. Победоносцева о наличии церковноприходских школ в губернии, ответил, что еще в 1879 году все они «дирекцией народных школ, без сношения с епархиальным начальством, перечислены в ведение земства или сельских обществ». Обер-прокурора такой ответ не удовлетворил, и он потребовал подробных объяснений.
Симбирская духовная консистория обратилась с запросом к директору народных училищ, на что И. Н. Ульянов не без иронии ответил, что «церковноприходскими школами называются такие школы, которые учреждены духовным ведомством и содержатся на его счет или на счет церквей, и таковых школ в Симбирской губернии нет. Если и есть в губернии школы, учрежденные по инициативе священников, то из этого еще не следует, чтоб такие школы были церковноприходскими». Что же касается закрытия тех, которые имелись раньше, объяснил он, то их перевод в ведение дирекции народных училищ произведен на основании циркуляра попечителя учебного округа, предписавшего в 1870 году «отбросить» деление начальных училищ по ведомствам».
Формально такое объяснение свидетельствовало о правомерности действий И. Н. Ульянова по вопросу, поднятому Победоносцевым. Но положение симбирского владыки от этого не улучшалось. Понимая, что допустил серьезную оплошность, он принимает энергичные меры, чтобы как-то выправить дело, возродить церковноприходские школы.
Летом 1882 года М. Н. Катков опубликовал в своей газете «Московские ведомости» серию статей, в которых подверг резкой критике всю систему народного образования, доказывал необходимость расширения сети церковноприходских школ и потребовал коренной перестройки подготовки учительских кадров. Он со злой иронией отметил и то, что в земских школах «задают тон полуграмотные верхогляды, просидевшие после сохи три года в так называемых учительских семинариях и трактующие свысока священника».
Почувствовав, откуда ветер дует, симбирские крепостники и церковники усиленно заговорили о сомнительной политической благонадежности выпускников Порецкой учительской семинарии и бесполезности земских затрат на содержание в ней своих стипендиатов. И даже некогда игравшие в либерализм земцы стали соглашаться с утверждениями катковцев, что выпускники из села Порецкого якобы не являются лучшими по уровню профессиональной подготовки. При этом они не гнушались фальсифицировать взгляды народа на свои потребности, утверждая, что крестьянин желает лишь того, чтобы его сын был силен в знании слова божьего и пении духовном, а затем — умел бы читать по-славянски, по-русски и считать на счетах. «Вот все, — говорилось в докладе губернской земской управы в 1882 году, — что требует от школы наш крестьянин. Семинаристы же учителя главным образом сильны в преподавании по так называемым усовершенствованным учебникам».
К счастью, в земстве имелись сторонники и защитники новой школы. Гласный от крестьян И. Сборщиков, например выступая на сессии губернского земского собрания 1882 года, отверг, как необоснованные, утверждения управы о стремлении крестьян ограничиться знанием закона божьего и начатками грамоты. Крестьяне хотят, твердо заявил Сборщиков, чтобы их дети «получили и другие сведения» и смогли «продолжать образование в средних и высших учебных заведениях».
В поддержку народной школы и Порецкой семинарии выступали А. Ф. Белокрысенко, Н. А. Анненков, Ф. А. Знаменский и другие либералы. Гласный А. П. Федоров, выступая на той же сессии, решительно возразил против предложения реакционеров о прекращении земских субсидий семинарии, заявив, что ее выпускники «более подготовлены к учительской деятельности, чем остальные учителя». Подобная же полемика происходила и в уездных земствах. В конце концов было решено земские стипендии в семинарии пока сохранить.
Но борьба за дальнейшую судьбу Порецкой семинарии на этом не закончилась. Более того, власти при каждом удобном случае старались подчеркнуть И. Н. Ульянову свое неприязненное отношение к ее питомцам. Особенно наглядно это проявилось в связи с делом воспитанников И. Агафонова и А. Кульчихина, исключенных из нее за ведение революционной пропаганды.
В 1882 году А. Кульчихин, уже после отбытия наказания, сдал экстерном экзамены на звание учителя. Илья Николаевич решил было выдать ему установленное свидетельство. Но в дело вмешался симбирский губернатор Н. П. Долгово-Сабуров. «Я знаю, — писал он И. П. Ульянову, — что с Кульчихина теперь снято обвинение в политической неблагонадежности, но он ведь и учился неудовлетворительно в семинарии». На этот недвусмысленный намек Илья Николаевич пояснил, что юноша после исключения из семинарии «имел время подготовиться» к желаемой работе, что и доказал успешной сдачей экзаменов. Губернатор понимал формальную правоту объяснений директора народных училищ и поэтому воздержался от прямого запрета Кульчихину заниматься педагогической деятельностью. Но не забыл в следующем письме И. Н. Ульянову выразить лицемерное сомнение, что «хоть в какой-нибудь степени полезны для начальных школ подобные учителя». И потребовал, чтобы при подборе педагогов директор не ограничивался «формальным сношением» и интересовался «направлением умов» принимаемых на службу педагогов у лиц, «которым об этом может быть известно», то есть в полиции.
Когда истек трехлетний срок ссылки И. Агафонова, он тоже стал хлопотать о разрешении ему сдать экстерном на звание учителя начальной школы. Инспектор Алатырской прогимназии П. П. Конкин, имея соответствующие указания симбирского губернатора, отклонил прошение. Но допустил при этом, по словам Долгово-Сабурова, «легкомыслие или дешевый либерализм»: познакомил Агафонова с секретным предписанием, запрещавшим прием на службу политически неблагонадежных лиц.
Губернатор резко отчитал Конкина за оплошность и, кроме того, пожаловавшись попечителю Казанского учебного округа, попросил напомнить всем подчиненным чиновникам о недопустимости разглашения конфиденциальных циркуляров о политических поднадзорных. «Считаю не лишним присовокупить, — заметил симбирский сановник, — что в начале текущего года (1883. —- Ж. Т.) был уже подобный случай с директором народных училищ действительным статским советником Ульяновым, но я тогда лично выяснил г. Ульянову всю неуместность его поступка».
Но если бы дело заключалось в каком-то единичном факте... Губернатор без устали указывал директору народных училищ и его помощникам на неблагонадежность поречан. «В последнее время, — писал он в одном из отношений И. Н. Ульянову, — направление некоторых воспитанников Порецкой семинарии стало возбуждать сомнение (напр., Зотов, Агафонов), я позволю себе просить Ваше превосходительство — не изволите ли полезным дать ... указания, что при назначении на должности учителей народных школ следует делать более тщательный между воспитанниками выбор».
И несмотря на прямые и косвенные нападки столичных и местных Катковых, Илья Николаевич всеми силами отстаивал Порецкую семинарию, и не только ее. Блестящим свидетельством этой борьбы является его «Записка об учительских семинариях и училищных советах», направленная в министерство народного просвещения.
«Существование учительских семинарий, по моему мнению, неразрывно связано с существованием начальных училищ, если последним предполагается дать прочную и плодотворную организацию, — смело писал Илья Николаевич. — В самом деле, можно ли утверждать, что начальное обучение, понимаемое даже в скромных размерах сознательной грамотности, не нуждается в преподавателях, специально подготовленных к своему делу? Полагаем, нельзя: даже самый вопрос пора считать общим местом, оспаривать которое — значит утверждать, что будущему врачу нет нужды изучать медицину, садовнику — садоводство и т. п.».
Решительно заявив, что считает «вопрос о существовании семинарии в принципе бесспорным», Илья Николаевич убедительно доказывал, что выпускники Порецкой семинарии по уровню своей подготовки и результатам практической работы стоят неизмеримо выше прочих учителей.
«Дорого также и то, — говорилось далее в «Записке», — что подготовленные учителя настроены на более или менее возвышенный тон в своих отношениях к школе, и, очевидно, благодаря преимущественно этому настроению, вложенному в них педагогическим учебным заведением, их воспитавшим, они строго относятся к обязанностям и ведут себя прилично званию»3.
Настойчивая борьба Ильи Николаевича Ульянова и его соратников за Порецкую семинарию увенчалась успехом: хотя и ослабленная материально, эта кузница учительских кадров продолжала пополнять ряды тружеников народной школы, учителей нового типа. Этому успеху в немалой степени содействовали публичные выступления Н. А. Корфа, В. И. Водовозова, Н. В. Шелгунова, М. Е. Салтыкова-Щедрина и других заступников земской школы и учительских семинарий.
Примечания:
1 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 5, с. 48.
2 Турков А. Салтыков-Щедрин. М., Молодая гвардия, 1965, г.. 289-290.
3 Исторический архив, 1959, № 3, с. 200—204.