Книги о Ленине

28. БЕЗРАДОСТНАЯ ПОБЕДА

Осенью 1919 года армия адмирала Колчака насчитывала 103 000 человек; «силы большевиков были приблизительно такие же». Эта оценка принадлежит генералу Деникину¹. Ее следует принимать со щепоткой соли и не без скептицизма, так как дезертирство и отсутствие действий на широких участках так называемого фронта должно было сильно уменьшить число боеспособных войск.

Северный театр военных действий, с центрами в Мурманске и Архангельске, «в силу отдаленности своей, дикости природы Приморья и трудности сообщения с ним… являлся всегда театром второстепенным», — пишет Деникин.

Юденич в сентябре 1919 года, во время петроградской операции, располагал армией в 17000. Силы противостоявшей ему 7-й советской армии Деникин оценивает в 24000, «при возможности подхода к ней значительных подкреплений»².

Под командованием самого Деникина было в октябре 1919 года 93 000 бойцов. Большевики выставили против него 130 000. Одно время, однако, у Деникина было 98000, а у большевиков — от 140000 до 160000. Эти войска были растянуты на огромное расстояние — от Орла в Средней России до самого Кавказа³. Советская действующая армия составляла лишь менее половины войск, проходивших военную подготовку или находившихся в пути. Суровый климат, недостаток вооружения, бездорожье и скверное состояние железнодорожной сети вели к малой интенсивности боевых действий.

К ноябрю 1919 года Юденич исчез. Деникин описывает обстоятельства, которые повели к разгрому его похода на Петроград, похода, так сильно встревожившего Ленина. Юденич признавал Колчака «Верховным правителем». Колчак сносился прямо с ген. Юденичем, и только с Юденичем, игнорируя правительство Северо-западной области, в котором Юденич состоял министром обороны. Правительство было этим недовольно, и отношения между ним и Юденичем установились натянутые. У Юденича была одна армия. Командовал ею генерал Родзянко. Юденич же носил звание «главнокомандующего фронтом»: командные функции таким образом совмещались. Это было причиной трений между двумя генералами. Третьим военачальником в лагере Юденича был «батько» Булак Балахович. Этот предпочитал погромы и грабежи борьбе с большевиками и, совместно с членом кабинета Юденича Н. Н. Ивановым, готовил переворот в свою пользу. Ему содействовали эстонские власти. Позже Родзянко арестовал Булака, но тот бежал к эстонцам. Эстонцы же, несмотря на давление со стороны англичан и Юденича, отказывались поддержать поход на Петроград. Победа Юденича и Колчака положила бы конец эстонской независимости. С советской же стороны, 18 августа 1919 года, наркоминдел Чичерин предложил Эстонии начать мирные переговоры «для разрешения вопросов, связанных с признанием Эстонской республики».

Несмотря на эти неблагоприятные обстоятельства, Юденич бросил свою маленькую армию на Петроград. Наступление началось 15 сентября. Эстонцы бездействовали. В середине операции Юденич отстранил Родзянко от командования, Деникин намекает, что каждый командир стремился первым ворваться в Петроград, чем и вызывалась рознь. Красные защищали город. 1 ноября Юденич отступил. В декабре Эстония заключила перемирие с Москвой. Юденича больше не существовало.

Следующим на очереди был Деникин. Он пишет, что не только его резервы, но и часть действующих армий «к тому времени была отвлечена на внутренние фронты для усмирения восстаний, поднятых Махно и другими атаманами и заливших большие пространства Украины и Новороссии. Численность армии Махно Деникин оценивает в 10000—40000 человек. Махновцы блуждали в тылу у Деникина, захватывая склады снаряжения, перерезая коммуникации, разбивая большие отряды и гарнизоны, которые можно было бы при обычных обстоятельствах использовать для борьбы с красными. Когда большевики перегруппировали свои силы для контрнаступления, у Деникина больше не оставалось резервов. После девятидневной битвы между красной конницей Буденного и белой кавалерией генерала Шкуро, белые были отброшены на правый берег Дона, где Буденный продолжал преследовать разрозненные и потерявшие боеспособность отряды белых. В то же время основные силы красных, почти вдвое превосходившие числом армию Деникина, выбили его из Орла. Теперь Деникин испытывал непреодолимые трудности в связи с национальными меньшинствами Северного Кавказа и Закавказья. «Советское золото оказалось полновеснее», — объясняет Деникин. Но были и более веские причины: «Англичане не помогли». Крестьяне повсюду восставали против Деникина. Деникин получил рапорт, в котором описывалась картина отступления: «грабеж и спекуляция», «хаотическая эвакуация, осложненная нахлынувшей волной беженцев», «армии, как боевой силы, нет!».

«Велики и многообразны были прегрешения Добровольческой Армии, — признает Деникин, — но отнюдь, конечно, не большие, чем Киевской, Новороссийской, Донской и той, которой командовал барон Врангель». В белых силах свирепствовала личная рознь. При встрече с Деникиным в Таганроге Врангель заявил: «Добровольческая Армия дискредитировала себя грабежами и насилиями. Здесь все потеряно… Нужен какой-то другой флаг… Только не монархический…»⁴. Деникин сошел со сцены. Командование над остатками белых армий принял барон Врангель.

Судьба адмирала Колчака похожа на судьбу остальных белых. Под давлением Красной Армии, сочетавшимся с восстаниями крестьян и рабочих в тыловых областях, Колчак вынужден был оставить свои передовые позиции на Волге, завоеванные в марте — мае 1919 года, и отойти на Урал и за Урал. Тут ему пришлось терпеть не только от большевиков, но и от чехословаков. Чехословаки все еще держали в своих руках Транс-Сибирскую магистраль, и пользование ею зависело от их разрешения. Некоторые чехословаки зарабатывали на этом. Даже Колчаку при побеге на восток пришлось испрашивать разрешения чехословаков на то, чтобы войти в поезд. Что поезда вообще ходили, хоть и не по расписанию, было политическим и экономическим чудом в стране, где убийство, сожжение деревень, разгром заводов, кража горючего, конфискация запасов продовольствия и вооруженные нападения на поезда были повседневным явлением. В октябре 1919 года чехословаки были в первую очередь озабочены тем, как выбраться из Сибири и попасть во Владивосток, а оттуда — домой, в Европу. Поэтому они везли в поездах в первую очередь свои собственные войска и имущество. Колчаковцам приходилось ждать своей очереди.

Наконец, Колчак получил специальный вагон и эвакуировался из Омска в Иркутск. Оттуда, «из поезда верховного правителя, 25 ноября 1919 года, полетела «весьма экстренная» телеграмма в Париж, министру иностранных дел Сазонову. Колчак требовал, чтобы Сазонов обратился к чешскому правительству в Праге с предложением отозвать чешских представителей в Сибири «и заменить их другими, умеющими себя хотя бы вести прилично»⁵. Колчак пожаловался на чехов также генералам Жанену и Ноксу, французскому и английскому военным представителям в Сибири.

Адмирал был жалок. Своему премьер-министру Пепеляеву он говорил: «Я возрождаю Россию и… не остановлюсь ни перед чем, чтобы силой усмирить чехов, наших военнопленных»⁶. Колчак был при последнем издыхании. В начале января 1920 года Политцентр — многопартийная рабочая группа — захватывает Иркутск. 4 января Колчак сложил с себя полномочия Верховного правителя, назначив своим преемником в России уже потерпевшего поражение Деникина, а своим наследником в Восточной Сибири атамана Семенова — марионетку японцев.

Теперь чехословаки испугались за собственную судьбу. Они не хотели попасть в плен к красным и поэтому пришли к соглашению с иркутским Политцентром: рабочие согласились пропустить чешские эшелоны во Владивосток с тем, что чехи выдадут им Колчака. Говорят, что французский генерал Жанен одобрил это соглашение. Питер Флеминг, автор книги «Судьба адмирала Колчака» (Нью-Йорк, 1963), пишет, что за арест и выдачу Колчака ответственны генерал Жанен и чехословацкий генерал Сыровой.

Колчак был приговорен к смерти. Есть сведения, что Ленин хотел, чтобы его привезли в Москву, но иркутский реввоенсовет заявил, что колчаковцы готовятся взять город и освободить адмирала. Это, по-видимому, послужило предлогом.

На рассвете 7 февраля большевистский палач вошел в камеру Колчака. Адмирал выслушал приговор и попросил разрешения закурить трубку. Разрешение было дано. У Колчака отобрали носовой платок, в котором была завязана капсюля с ядом. «Я прошу передать моей жене, которая живет в Париже, что я благословляю своего сына», — сказал Колчак.

«Если не забуду, то сообщу», — ответил комиссар Чудновский, которому было поручено исполнение приговора. В четыре часа утра красноармейцы, ставшие полукругом, дали два залпа по адмиралу. Его тело было спущено в прорубь реки Ангары⁷.

Деникину повезло: его на английском корабле вывезли в Константинополь.

Гражданская война в России продолжалась долго (с 1917 по 1921 год) и обошлась дорого. Она разрушила хозяйство страны и принесла бесчисленные новые страдания народу, уже перенесшему испытания трех с половиной лет мировой войны, к которой он не был подготовлен и в которой им руководили бездарные бюрократы и прогнившая монархия. В результате гражданской войны миллионы сделались жертвой повальных болезней. Растрачивалось богатство, ум и кровь России. Орды беспризорных и бесприютных блуждали по городам и селам, грабя и убивая. Народ так долго жил в объятиях смерти, что насилие стало нормальным и повседневным явлением. Человеческая жизнь не ставилась ни во что, было безразлично: одной жизнью больше или меньше. В конечном счете, такое отношение обошлось стране в десятки тысяч жизней.

Гражданская война оставила наследие беззакония и физического истощения. С особенной силой проявились два противоположных, но дополняющих друг друга свойства русской души: склонность к анархии и привычка к подчинению. Большевизм пытался обуздать первое и усилить второе. Ленин привлек внимание еще и к третьему аспекту национального характера: «Не забывайте… нашей общей слабости, может быть связанной с славянским характером, с тем, что мы недостаточно устойчивы, недостаточно выдерживаем до конца в преследовании намеченной цели»⁸. Это качество объясняет и постоянные колебания в ходе гражданской войны. Люди переходили от красных к белым и обратно с величайшей легкостью, в зависимости от обстоятельства и от того, что было выгоднее.

На VII Всероссийском съезде Советов, 5 декабря 1919 года, Ленин, выступая перед делегатами, сказал, что главные трудности уже позади. Но он предупредил, что «будущее почти наверное… принесет еще не раз попытки Антанты повторить свое вмешательство, и, может быть, появится снова прежний разбойничий союз международных и русских капиталистов для восстановления власти помещиков и капиталистов». Ленин опять напомнил о том, что у большевизма есть союзники: «…рассматриваем себя и можем рассматривать себя только как один из отрядов международной армии пролетариата, причем такой отряд, который выдвинулся вперед вовсе не в меру своего развития и своей подготовки, а в меру исключительных условий России… поэтому считать окончательной победу социалистической революции можно лишь тогда, когда она станет победой пролетариата, по крайней мере, в нескольких передовых странах». Здесь Ленин воспользовался идеей мировой резолюции, чтобы предостеречь от беззаботного оптимизма и показать необходимость выдержки и терпения: борьба не кончилась и не кончится, пока коммунизм не восторжествует в Германии, во Франции, в Англии. Ленин еще не знал, что коммунизм может прийти к власти только там, где воспроизведены «исключительные условия России» — экономическая и политическая отсталость и сдвиги в результате мировой или гражданской войны.

Победу большевизма в России Ленин объяснял отчасти поддержкой рабочих Запада, которые заставили свои правительства отказаться от идеи военного вмешательства большими силами: «Мы отвоевали у Англии, Франции и Америки их рабочих и крестьян».

Ленин говорил также о необходимости диктатуры: «Мы не рисовали крестьянину сладеньких картин, что он может выйти из капиталистического общества без железной дисциплины и твердой власти рабочего класса… Мы говорили прямо: диктатура — слово жестокое, тяжелое и даже кровавое, но мы говорили, что диктатура рабочих обеспечит ему свержение ига эксплуататоров, и мы оказались правы». Так говорил Ленин 5 декабря. На другой день он прибавил: «И террор и ЧК — вещь абсолютно необходимая… ЧК у нас организованы великолепно… Говорят, что мы мало перевыбираем Советы, что мы редко собираем съезды… что… ЦИК не собирался…» «Тов. Троцкий прекрасно ответил на это… сказав, что ЦИК был на фронте».

Чрезвычайная Комиссия работала хорошо, демократические Советы работали кое-как. Товарищ Троцкий на склоне лет понял, что если Советы не собираются в военное время, они игнорируются и в мирное.

Ленин понимал, что апология террора и диктатуры хромала с воспитательной точки зрения. Доводов, оправдывающих террор, он не привел. А бесконечные утверждения, что при капитализме нет ни свободы ни демократии, вроде тех, что он повторял в Свердловском университете, звучали неубедительно в измученной России 1919 года. Поэтому Ленин решил опять напомнить об Учредительном собрании, заседавшем в течение одного дня в январе 1918 года. С тех пор прошло почти два года, но эта тема все еще интересовала и, пожалуй, волновала его. В 1918 году эсеры опубликовали в Москве сборник статей, одна из которых была посвящена анализу выборов в Учредительное собрание. В конце 1919 года Ленин опубликовал довольно длинную работу, в которой подробно рассмотрел эту статью⁹. Остановился он почему-то только на итогах выборов, проведенных в ноябре 1917 года, хотя в некоторых районах голосование происходило в декабре и в январе. Но это не повлияло на его выводы.

Во-первых, Ленин отметил ошибку эсеровского автора в подведении общего итога: всего было подано в ноябре 36262560 голосов, а не 36257960. Ошибка очень маленькая, но Ленин вежливо указал на нее.

Приводя данные Н. В. Святицкого, автора статьи, Ленин подтвердил, что русские эсеры получили 16500000 голосов. За большевиков было подано (тут Ленин цитирует точную цифру) 9 023 963, или 25 % голосов. Кадеты и «другие помещичьи и буржуазные партии» получили 4620000 голосов — 13 %. Меньшевикам и их союзникам досталось 4 %.

Ленин отнес на счет эсеров также голоса, поданные за украинские и мусульманские партии схожей политической окраски, так что, в итоге, за эсеровский блок было подано 20900000 голосов (58 %). В интересах Ленина было подчеркнуть относительную силу эсеров. «Большевики были, во время выборов в Учредительное собрание, партией пролетариата, — утверждал Ленин, — эсеры — партией крестьянства». Но украинские и мусульманские эсеры вовсе не были чисто крестьянскими партиями. Среди них были и рабочие, и интеллигенция. Однако Ленину нужно было объяснить, почему на Украине эсеры выиграли 77 % населения, а большевики — только 10 %. Так как он не хотел признать, что рабочие голосовали не только за большевиков, он назвал всех украинских эсеров крестьянами и сгруппировал их с преимущественно крестьянскими эсерами Средней и Западной России, Урала и Сибири. Это дало ему возможность высмеять тех, кто считал, что большевики представляли лишь меньшинство пролетариата. «А эти речи слышим мы и от меньшевиков (668 тыс. голосов, а с добавлением Закавказья еще 700–800 тысяч против 9 миллионов у большевиков) и от социал-предателей Второго Интернационала».

Доказав, таким образом, с помощью статистических манипуляций, свое первое положение, — а именно, что, хотя большевики были в меньшинстве по отношению ко всему населению, они представляли большинство рабочего класса, — Ленин мог спросить: «Как же могло произойти такое чудо, как победа большевиков, имевших четверть голосов, против мелко-буржуазных демократов, шедших в союзе (коалиции) с буржуазией и вместе с ней владевших тремя четвертями голосов?»

Чтобы ответить на этот вопрос, Ленин вкратце подвел итоги первым двум годам истории Советов. В обеих столицах, писал он, в Москве и Петрограде, коммунисты набрали больше голосов, чем эсеры и кадеты, взятые вместе. Что бы ни говорили «мелкобуржуазные демократы», «от этого не исчезнет экономический и политический факт неравенства города и деревни». «Это — факт неизбежный при капитализме вообще, при переходе от капитализма к коммунизму в частности. Город не может быть равен деревне. Деревня не может быть равна городу в исторических условиях этой эпохи».

Ленин больше не повторял избитого большевистского довода, что Учредительное собрание пришлось разогнать потому, что между выборами и созывом Собрания обстоятельства успели измениться. Он хотел доказать нечто гораздо более важное: что большинство среди рабочих давало коммунистам большие права, чем могло дать большинство среди всего населения, «Город неизбежно ведет за собой деревню, — писал он. — Деревня неизбежно идет за городом. Вопрос только в том, какой класс, из «городских» классов, сумеет вести за собой деревню». На этот вопрос напрашивался естественный для Ленина ответ: «Рабочий класс». «Далее. Большевики имели за собой… могучий «ударный кулак» в столицах. В решающий момент в решающем пункте иметь подавляющий перевес сил — этот «закон» военных успехов есть также закон политического успеха, особенно в той ожесточенной, кипучей войне классов, которая называется революцией».

В армии, указывал Ленин, «большевики получили немногим менее, чем эсеры. Армия была, следовательно, уже к октябрю-ноябрю 1917 года на половину большевистской. Без этого мы не могли бы победить. Но, имея почти половину голосов в армии вообще, мы имели подавляющий перевес на фронтах, ближайших к столицам…»

Так Ленин писал историю военно-политической победы в ноябре 1917 года. В этой победе тоже, по мнению Ленина, главную роль играло не численное превосходство вообще, а превосходящие силы в немногих решающих пунктах. Но и эти силы помогли революции не действием, а бездействием, апатией, нейтральностью: для того, чтобы повалить режим Керенского, хватило самой малой части пробольшевистски настроенных солдат и матросов.

Этим объяснялся успех октябрьского переворота. Но Ленин поставил перед собою более трудную задачу: объяснить, почему большевикам удалось удержать власть. Он писал: «Государственная власть в руках одного класса, пролетариата, может и должна стать орудием привлечения на сторону пролетариата непролетарских трудящихся масс, орудием отвоевания этих масс у буржуазии и мелко-буржуазных партий».

К мелкобуржуазным партиям Ленин причислял меньшевиков и, в первую очередь, эсеров. Через несколько часов после захвата власти большевиками, писал Ленин, большевики использовали государственную власть, чтобы «отвоевать» крестьянство у эсеров. Для этого они «слово в слово» приняли аграрную программу эсеров в своем «Декрете о земле».

«Эсеры кипятились, возмущались, негодовали, вопили, что «большевики украли их программу», но над эсерами за это только смеялись: хороша же партия, которую надо было победить и прогнать из правительства, чтобы осуществить все революционное, все полезное для трудящихся из ее программы!» — издевался Ленин.

Он не скрывал своего циничного замысла: воспользовавшись аграрной программой эсеров, он привлек левых эсеров в большевистское правительство, чтобы после того, как правительство, в результате этой хитрости, окрепло, изгнать их. Ни до, ни после революции Ленин не любил коалиций. Коалиция, власть двух или трех, несовместима с диктатурой, властью одного.

Чтобы понять, как замысел Ленина был осуществлен в провинции, возьмем типичный пример: Тульскую губернию. «Серьезное значение для быстрой победы Советской власти в уездах губернии имело заключение блока большевиков с левыми эсерами. 23 декабря 1917 г. тульские левые эсеры заявили о признании Советского правительства и подчинении его декретам». За этим последовало вступление левых эсеров в состав центрального советского правительства. «Зная о неустойчивости левых эсеров, — читаем в советском источнике¹⁰,— большевистская партия пошла на временный блок с ними, т. к. за левыми эсерами шла еще значительная часть крестьянства. Этот блок ослаблял силы противников Советской власти, наносил удар по антисоветским партиям правых эсеров и меньшевиков, облегчал сплочение трудящихся масс деревни вокруг Советской власти и Коммунистической партии». Такая коалиция была временным шагом, направленным на то, чтобы ликвидировать партнера по коалиции.

Но Ленин не видел себя в роли историка, когда в декабре 1919 года анализировал выборы в Учредительное собрание, происшедшие за два года до того. Он попытался, как политик-практик, соотнести результаты этих выборов с ходом гражданской войны. «Посмотрите, какие районы оказались наименее большевистскими, — писал он. — Во-первых, Восточно-Уральский и Сибирский: 12 % и 10 % голосов за большевиков. Во-вторых, Украина: 10 % голосов за большевиков. Из остальных районов наименьший процент дает крестьянский район Великороссии, Поволжско-Черноземный, но в нем за большевиков было подано 16 % голосов… Именно в этих районах держалась месяцы и месяцы власть Колчака и Деникина». В этих районах крестьяне колебались. Когда большевики дали им землю, демобилизовали армию и положили конец войне, крестьяне пошли за ними. Однако Брестский мир «оскорбил самые глубокие мелко-буржуазные чувства, патриотические. Диктатура пролетариата не понравилась крестьянам особенно там, где больше всего излишков хлеба, когда большевики показали, что будут строго и властно добиваться передачи этих излишков государству по твердым ценам. Крестьянство Урала, Сибири, Украины поворачивает к Колчаку и Деникину». Далее, разочаровавшись в «демократии» белых, крестьяне восстали против них. Поскольку крестьянство неустойчиво, Ленин заключает, что именно пролетариат, сосредоточенный вблизи центров производства и политической власти, «выражает действительные интересы громадного большинства трудящихся при капитализме». Поэтому, даже когда «он составляет меньшинство населения», он может низвергнуть буржуазию «и привлечь затем на свою сторону многих союзников из такой массы полупролетариев и мелких буржуа, которая никогда заранее за господство пролетариата не выскажется, условий и задач этого господства не поймет, а только из дальнейшего своего опыта убедится в неизбежности, правильности, закономерности пролетарской диктатуры».

Так Ленин объяснил, почему парламентские выборы его не интересовали: меньшинство под руководством коммунистов имеет право применить силу против большинства, правительство меньшинства найдет средства, чтобы справиться с большинством и нейтрализовать его. Честность Ленина блещет в этих доводах, если сравнить их с умственными виляниями его апологетов, которые в течение десятилетий пытались доказать «демократичность» диктатуры.

Но сама по себе диктатура не светит и не греет. «Вы знаете, как сильно голодает и холодает наш рабочий класс, — сказал Ленин на митинге 19 декабря 1919 года. — И мы знаем также, что не только отсталая Россия… оказалась разоренной, а и самые передовые и богатые страны, страны победительницы, как, например, Франция и Америка, они тоже дошли до полного разорения». Большевистские вожди имеют обыкновение заниматься сравнениями, чтобы утешить слушателей. В этот раз Ленин констатировал разорение Америки, по-видимому, достигшее русских масштабов. Окончил Ленин обычным припевом: «Мы, несмотря на все трудности и жертвы, дойдем сами и приведем рабочих всех стран к полной победе над капиталом».

«Аплодисменты», — гласит стенограмма.

Фотографии, сделанные холодной, голодной зимой 1919/20 года, показывают Ленина за работой. Он помогает переносить бревна в Кремле. Большевики Москвы и других городов организовали «коммунистические субботники», во время которых руководители, рабочие, служащие и интеллигенты занимались общественно полезным физическим трудом. В июне 1919 года Ленин написал брошюру, в которой восторженно приветствовал это нововведение. Он стал сам ходить на субботники и 20 декабря 1919 года выступил с речью о них. Правящая партия теперь называется «коммунистической», сказал он. Главной причиной, заставившей переменить название партии, было желание отмежеваться от II Интернационала, «сбросить грязное белье», как сказал еще раньше Ленин. Но это название все еще бессодержательно. «От экспроприации помещиков и капиталистов мы получили только возможность строить самые первоначальные формы социализма, но ализма, но коммунистического еще в этом ничего нет». В советском хозяйстве «еще очень слабые зачатки социализма и громадное господство старых хозяйственных форм, выражающихся либо в преобладании мелкого хозяйничания, либо в самой дикой, безудержной спекуляции». Даже этим «зачатком социализма» угрожал страшный враг: вошь. Нехватка мыла, отсутствие санитарных удобств, грязь в жилых помещениях — все это повело к завшивленности. В результате распространился сыпной тиф. «Или вши победят социализм, — сказал Ленин 5 декабря 1919 года, — или социализм победит вшей!»

Крестьяне, спекулянты, вши разъедали самую суть социализма. Единственным подлинно коммунистическим явлением на этом этапе были, по словам Ленина, коммунистические субботники, «т. е. бесплатный, не нормированный никакой властью, никаким государством, труд отдельных лиц на общественную пользу в широком масштабе». Это был «коммунизм на деле». Субботники практически помогали государству и помогали очистить партию от «примазавшихся к ней элементов», от тех «воздействий, которое переживает партия в период разлагающегося капитализма»¹¹.

В последующие десятилетия только миллионы обитателей советских концентрационных лагерей занимались бесплатным трудом «в широком масштабе». Для них в течение многих лет каждый день был «коммунистическим субботником».

В конце 1919 года Ленин обратился с письмом к рабочим и крестьянам Украины по поводу побед над Деникиным. В этом письме Ленин поставил вопрос о том, «быть ли Украине отдельной и независимой Украинской Советской Социалистической Республикой, связанной в союз (федерацию) с Российской Социалистической Федеративной Советской Республикой или слиться Украине с Россией в единую Советскую республику», и, если оставлять Украину самостоятельной, то «какую именно федеративную связь установить между этой республикой и Россией».

«Мы, — прибавил Ленин, — противники национальной вражды, национальной розни, национальной обособленности. Мы — международники, интернационалисты. Мы стремимся к тесному объединению и полному слиянию рабочих и крестьян всех наций мира в единую всемирную Советскую республику»¹². Ленин не оставил украинцам выбора. Они вступили в «федеративную связь» с Россией.

Примечания:

¹ Генерал А. И. Деникин. Очерки русской смуты. Берлин, 1926. Т. 5. С. 216. (Конец манускрипта помечен: Брюссель, 1926.)

² Там же. С. 224.

³ Там же. С. 230–232.

⁴ Генерал А. И. Деникин. Очерки русской смуты. Берлин, 1926. Т. 5. С. 260–263.

⁵ Последние дни колчаковщины. Центрархив. М.; Л., 1925. С. 113–114.

⁶ Там же. С. 140.

⁷ Мельгунов С. П Трагедия адмирала Колчака. Белград, 1931. Ч. 3. Т. 2. С. 172–175.

⁸ Ленин В. И. Сочинения. 2-е изд. Т. 24. С. 628.

⁹ Ленин В. И Сочинения. 2-е изд. Т. 24. С. 631–649. В 4-м изд. «Сочинений» Ленина: Т. 30. С. 230–251. Впервые опубликована эта работа была в «Коммунистическом Интернационале» за ноябрь — декабрь 1919 года.

¹⁰ Упрочение Советской власти в Тульской губернии: Сборник материалов и документов. Год 1918. Тула, 1961. С. 4–5.

¹¹ Ленин В. И. Сочинения. 2-е изд. Т. 24. С. 650–654.

¹² Ленин В. И. Сочинения. 2-е изд. Т. 24. С. 654–660.