ГЛАВА I
«ШВЕЙЦАРСКАЯ ЗАПАДНЯ»
Март — апрель 1917 года
Возвращаться в Россию! И немедленно!
Такова была первая реакция Ленина на сообщение о том, что в России произошла Февральская революция и царское самодержавие свергнуто. Это была долгожданная революция, ведь борьбе с царизмом Владимир Ильич и партия большевиков отдали столько сил, энергии, жизней товарищей. Восторгу и ликованию Ленина не было предела.
Но как вернуться в Россию?
Это оказалось делом чрезвычайной сложности. Волею судьбы Владимир Ильич оказался в апреле 1917 года в нейтральной Швейцарии, по ту сторону фронтов первой мировой войны, перепахавших Европу с севера на юг. Это была, по сути дела, западня.
...Из своих неполных 54 лет Ленин провел в эмиграции пятнадцать. Впервые он вынужден был покинуть пределы царской России в 1900 году, когда ему было 30 лет. Во время революции 1905 года Владимир Ильич возвратился на родину, но с 1907-го опять потянулось время вынужденной эмиграции.
Начало первой мировой войны застало его в Поронино, расположенном в той части Польши, которая тогда входила в состав Австро-Венгрии, то есть на «вражеской территории». Он был арестован, но затем освобожден, получил разрешение на выезд в Краков. Потом он с Н. К. Крупской перебрался в Вену, а оттуда смог отправиться в Швейцарию.
Владимир Ильич жил в Женеве, Цюрихе, бывал в других швейцарских городах.
В начале 1917 года он вместе с Надеждой Константиновной снимал комнату в квартире владельца сапожной лавки Каммерера, расположенной по Шпигельгассе, 14, в старом городе Цюриха. Тогда это был район, в котором жили люди с малым достатком. Длинный каменный переулок выглядел темным и неуютным. Условия в квартире были скромные, в комнате, где жил Владимир Ильич, не хватало света, даже днем приходилось включать лампу, но Ленину здесь нравилось.
Вот как описывала этот дом и его атмосферу Н. К. Крупская:
«Старый мрачный дом, стройки чуть ли не XVI века, двор вонючий. Можно было за те же деньги получить гораздо лучшую комнату, но мы дорожили хозяевами. Семья была рабочая, они были революционно настроены, осуждали империалистскую войну. Квартира была поистине интернациональная: в двух комнатах жили хозяева, в одной — жена немецкого солдата-булочника с детьми, в другой — какой-то итальянец, в третьей — австрийские актеры с изумительной рыжей кошкой, в четвертой — мы, россияне. Никаким шовинизмом не пахло, и однажды, когда около газовой плиты собрался целый женский интернационал, фрау Каммерер возмущенно воскликнула: «Солдатам нужно обратить оружие против своих правительств!»1
Как всегда, Владимир Ильич много работал: писал, дискутировал, вел обширную переписку. 9(22) января его пригласили выступить перед собранием рабочей молодежи в Народном доме в Цюрихе с докладом о революции 1905 года в России. В этом докладе Ленин, в частности, сказал: «Нас не должна обманывать теперешняя гробовая тишина в Европе. Европа чревата революцией»2.
Г. Е. Зиновьев, который тоже находился в эмиграции и жил в Цюрихе, свидетельствовал: «Чуя приближение грозы, Владимир Ильич особенно томился в последние месяцы... Никогда раньше не тянуло в Россию с такой силой. Истосковались по русской речи, по русскому воздуху. Предчувствие революционной грозы заставляло томиться с особой силой»3.
Известие о революционной грозе, разразившейся в России, застало Владимира Ильича в интернациональной квартире на Шпигельгассе. Дело было после обеда 2(15) марта 1917 года. Владимир Ильич собрался было отправиться в библиотеку, а Надежда Константиновна едва закончила заниматься посудой, когда в дверь неожиданно постучали. Вбежал М. Г. Вронский, польский социал-демократ.
- Вы ничего не знаете?! — воскликнул он.— В России революция!
Вронский рассказал все, о чем он прочитал в телеграммах, выпущенных в тот день экстренным выпуском. Ильич конечно же решил прочитать все сам. Он оделся и вместе с Надеждой Константиновной чуть ли не бегом отправился к городской набережной цюрихского озера. Там находилась редакция газеты «Нойе цюрихер цайтунг», по тем временам самого информированного издания. Последний номер газетчики всегда вывешивали в витрине на стене здания.
Вот он, экстренный выпуск. Да, в России революция! Царь Николай II действительно отрекся от престола! Владимир Ильич по нескольку раз прочитал телеграммы из Петрограда.
Ленин направляет телеграмму Зиновьеву в Берн и просит его немедленно приехать в Цюрих. Послания ушли к И. Ф. Арманд в Кларан и М. Г. Цхакая в Женеву.
Дальнейшее повествование в этой главе будет сопровождаться выдержками из сохранившихся писем Ленина, которые не только помогут создать более точную документальную картину происходивших событий, но и более наглядно покажут, как Владимир Ильич метался в поисках выхода из «швейцарской западни» и как нелегко было найти, а потом решиться на осуществление, наверное, единственно возможного в тех условиях варианта возвращения в революционную Россию.
Из письма В. И. Ленина И. Ф. Арманд из Цюриха в Кларан 15(2) марта 1917 года:
«Мы сегодня в Цюрихе в ажитации: от 15.111 есть телеграмма в «Ziircher Post» и в «Neue Ziircher Zeitung», что в России 14.III победила революция в Питере после 3-дневной борьбы...
Я вне себя, что не могу поехать в Скандинавию!! Не прощу себе, что не рискнул ехать в 1915 г.!»4
Необходимо сказать, что в первые сообщения о революции в России не все поверили. Многие в русской колонии в Цюрихе отнеслись к новостям скептически, считая, что это не что иное, как очередная выдумка прогермански настроенных газет. Подобные сообщения о «политических взрывах» в России бывали и прежде. Владимир Ильич тоже считал, что необходимо дождаться подтверждения первых телеграмм из Петрограда, но он, как писал, в частности, М. М. Харитонов (в то время секретарь цюрихской секции большевиков, участник поездки в Россию через Германию), «про себя, видимо, решил, что на этот раз «Цюрихер пост» сообщила правду».
Несмотря на сомнения, тот день был радостным и долгожданным для всех русских революционеров. Его описал в своих воспоминаниях тоже находившийся в эмиграции и проживавший в Швейцарии большевик С. Ю. Багоцкий.
По пути в городскую библиотеку он встретил Владимира Ильича. Это было на площади Пфауэн. Ленин стоял там у газетного киоска и возбужденно, по словам Багоцкого, листал газеты. Судя по всему, искал дополнительную информацию о событиях в России. Теперь уже он спрашивает:
- Вы еще не видели утренних газет? Смотрите! — сказал он и протянул Багоцкому газету, на которой выделялся аншлаг: «Революция в России»5.
Вдвоем они отправились в русскую читальню, которая была клубом политических эмигрантов в Цюрихе. В обычные дни Владимир Ильич избегал заходить туда: там всегда было много любителей теоретических рассуждений из числа эсеров и меньшевиков, книжный же фонд был весьма скромный. Но теперь другое дело — вдруг кто-то знает что-то сверх того, что опубликовано в швейцарских газетах?
Нетрудно себе представить, что читальня гудела, как разворошенный улей. Ленина, по словам Багоцкого, сразу же забросали вопросами. Спутник Владимира Ильича записал в своих воспоминаниях такие его слова:
«Роль царизма бесповоротно кончена... Нам придется иметь дело с кадетами, которые, конечно, захотят продолжать войну вместе с союзниками. Необходимо собрать все свои силы и бросить их против кадетов, чтобы помешать им оседлать пролетариат.6
Кое кто из присутствующих пытался звонить в редакции газет, чтобы узнать есть ли новые сведения из Петрограда, но подробностей никаких не было.
Приведем воспоминания соратника В. И. Ленина Г. И. Зиновьева, опубликованные в 1925 году:
«Помню несколько часов ходьбы по залитым весенним солнцем улицам Цюриха. Мы бродили с Владимиром Ильичем бесцельно, находясь под впечатлением нахлынувших событий, строя всевозможные планы, поджидая новых телеграмм у подъезда редакции «Новой цюрихской газеты», строя догадки на основе отрывочных сведений...
Надо ехать. Дорога каждая минута. Но как проехать в Россию? Империалистическая бойня достигла апогея, шовинистические страсти бушуют во всю мощь. В Швейцарии мы отрезаны от всех воюющих государств. Все пути заказаны, все дороги отрезаны. Вначале мы как-то не отдавали себе в этом отчета. Но уже через несколько часов стало ясно, что мы сидим за семью замками, что прорваться будет нелегко. Рванулись в одну сторону, в другую сторону, послали ряд телеграмм,— ясно: не вырваться...
Как только выяснилось, что в ближайшие дни, во всяком случае, уехать не удастся, Владимир Ильич садится за свои известные «Письма из далека». В нашей маленькой группе начинается интенсивная работа по определению нашей линии в начавшейся революции. Ряд писаний Владимира Ильича, относящихся к этому времени, достаточно известен. Вспоминаю несколько горячих споров в Цюрихе, в небольшом ресторанчике и однажды в квартире Владимира Ильича, по вопросу о том, можем ли мы уже сейчас дать лозунг низвержения правительства Львова. Некоторые тогдашние «левые» настаивают на том, что большевики обязаны выступить немедленно с этим лозунгом. Владимир Ильич решительно против. «Терпеливо и настойчиво разъяснять», сказать народу всю правду, но вместе с тем уметь дождаться завоевания большинства революционного пролетариата и т. д.— вот наша задача»7.
В этих строках зафиксированы несколько важных позиций. Одна из них в том, что «уже через несколько часов» Ленин и его соратники поняли, что прорваться на родину будет нелегко. Но главное, на мой взгляд, в другом: как только Владимир Ильич понял, что быстро выехать в Россию не удастся, он приступил к выработке оценки свершившейся революции и к определению задач пролетариата и партии большевиков.
Если быть точным, Ленин начал эту важную работу не с «Писем из далека», а с двух посланий А. М. Коллонтай, через которую, а она тогда жила в Осло, поддерживалась связь заграничной части ЦК партии с большевиками в России.
Из письма В. И. Ленина А. М. Коллонтай из Цюриха в Христианию (Осло) 16(3) марта 1917 года:
«Сейчас получили вторые правительственные телеграммы о революции 1(14).III в Питере. Неделя кровавых битв рабочих и Милюков + Гучков+ Керенский у власти!! По «старому» европейскому шаблону...
Ни за что... по типу второго Интернационала! Ни за что с Каутским!.. Республиканская пропаганда, борьба против империализма, по-прежнему революционная пропаганда, агитация и борьба с целью международной пролетарской революции и завоевания власти «Советами рабочих депутатов» (а не кадетскими жуликами)»8.
Из письма В. И. Ленина А. М. Коллонтай из Цюриха в Христианию (Осло) 17(4) марта 1917 года:
«Вширь! Новые слои поднять! Новую инициативу будить, новые организации во всех слоях и им доказать, что мир даст лишь вооруженный Совет рабочих депутатов, если он возьмет власть»9.
«Письма из далека» относятся к самым выдающимся произведениям Владимира Ильича, они имели большое значение для разработки нового политического курса партии большевиков. Ленин писал их с расчетом на публикацию в «Правде», которая снова стала выходить в свет в Петрограде с 18 марта. К сожалению, публикация писем была задержана: первое из них, как известно, было напечатано лишь в день приезда Ильича в город на Неве. Важно, однако, что сформулированные в них основы программы и тактики были развернуты в Апрельских тезисах и других произведениях сразу по возвращении в Россию.
Примечательно, что до того, как Ленин начал работать над «Письмами из далека», 18 марта, в день Парижской коммуны, он выступил с интересной темой. Это было в городе Шо-де-фон. Ленинский реферат назывался «Пойдет ли русская революция по пути Парижской коммуны?». Н. К. Крупская писала, что Владимира Ильича очень занимали вопросы о том, как применить опыт Парижской коммуны, как не повторить ее ошибок. Более подробно об этом выступлении рассказывал большевик Харитонов, который председательствовал на этом реферате, а потом вместе с Владимиром Ильичем возвращался в Россию через Германию:
«Очень досадно, что этот реферат никем не был записан и не сохранился в печатном виде. Впечатление от этого реферата было колоссальное. Владимир Ильич не только поставил общую задачу о завоевании власти рабочим классом, но и указал форму этой власти. Уже в этом первом своем выступлении после Февральской революции Владимир Ильич развил идею о системе Советов и Советской власти — идею, ставшую основным содержанием борьбы рабочего класса в России на протяжении всех восьми месяцев от Февраля до Октября. Владимир Ильич тогда уже указал на главные трудности в предстоящей борьбе, остановился на более опасных моментах и дал характеристику деятелям революции.
Помню прекрасно, как Вл. Ильич рисовал А. Ф. Керенского, которого он назвал актером революции, человеком фразы, но которого он в то же время считал наиболее опасным человеком для революции на первых ее порах»10.
Далее Харитонов писал, что Владимир Ильич жадно хватал каждую новую весть из России, что он «проглатывал» огромное количество немецких, французских, английских, русских и других газет и мысленно пытался составить себе картину того, что происходило в Петрограде и других городах на родине. А эта ситуация с каждым новым днем становилась все более оптимистической. Газеты сообщали, что Февральская революция принесла амнистию всем политическим противникам царизма — из-за границы возвращались эмигранты, а из российских отдаленных мест ссыльные. Стоит ли говорить о том, как болезненно Ленин переживал в эти дни свою оторванность от революционной России? Никогда в тот год Ленин не был таким нервным и возбужденным, как в мартовские дни.
Он же —Харитонов — записал и сохранил для нас, потомков, еще одну важную страничку жизни русской колонии в Цюрихе. Когда первые телеграммы из Петрограда, сообщавшие о революции в России, подтвердились, жизнь русской колонии, рассказывал он, совершенно изменилась: почти все побросали обычные занятия и целыми днями толпились в русской читальне и около нее, жадно набрасываясь на каждую новую весточку с родины, на каждый свежий номер газеты.
В те дни швейцарский молодежный союз, откликаясь на события в России, решил организовать митинг в Народном доме. Доклад щвейцарцы предложили сделать Ленину, Но вдруг выяснилось, что одновременно они пригласили и одного из видных меньшевиков — А. Мартынова. Узнав об этом, Владимир Ильич наотрез отказался от выступления. Харитонов, через которого шли переговоры об этом митинге, пытался уговорить Ленина, но тот был непреклонен:
«Вы, видимо, меньшевиков еще недостаточно хорошо знаете. Если я выступлю здесь на одном митинге с меньшевиком Мартыновым, то содержание моей речи станет известно в России значительно позже, а о самом факте нашего совместного выступления заграничные меньшевики протелеграфируют в Россию, а там Дан и компания сумеют использовать этот факт в целях объединения большевиков с меньшевиками. Раз Ленин и Мартынов объединились за границей, то нам в России и подавно следует объединиться и т. п. Самая большая опасность, которая угрожает русской революции,— это объединение с меньшевиками»11.
Насколько же прозорлив был Ленин! И осторожен в своих действиях даже в условиях общей эйфории, вызванной новостями о долгожданной революции!
Да, мысль Ильича все время возвращалась к вопросу о том, как найти путь к возвращению в Россию.
Из письма В. И. Ленина И. Ф. Арманд из Цюриха в Кларан 18(5) марта 1917 года:
«Пишу в дороге: ездил на реферат... Мечтаем все о поездке. Если едете домой, заезжайте сначала к нам. Поговорим. Я бы очень хотел дать Вам поручение в Англии узнать тихонечко и верно, мог ли бы я проехать»12.
Мысль об отъезде в Россию, вспоминал Багоцкий, захватила всех. Правда, уже тогда нашлись скептики, которые призывали проявить осторожность: а вдруг повторятся события 1905 года? Но эти люди не могли поколебать уверенности большинства в необходимости возвращения на родину. Тем более что стало известно: жившие в эмиграции в Швеции и Норвегии большевики решили уехать на родину.
Вечером 18 марта члены бюро эмигрантских касс созвали общее собрание, которое приняло решение провести в Цюрихе через два дня общешвейцарский съезд эмигрантов.
Съезд состоялся. Он выбрал комитет по возвращению политэмигрантов и исполнительную комиссию, в которую вошли пять человек. Председателем стал С. Семковский, секретарем — С. Багоцкий.
Комиссия сразу начала выяснять возможности отъезда. Для начала связались с эмигрантскими комитетами во Франции, Англии и Швеции. И ко всеобщему разочарованию, получили неутешительные известия, выяснилось, что власти стран Антанты пропускают в Россию лишь социал-шовинистов, занимавших в вопросах войны и мира позицию «Воевать до победного конца!». Интернационалистам же, выступавшим за прекращение империалистической бойни, пути в Россию, Париж и Лондон закрыли.
В исполнительную комиссию, но свидетельству С. Багоцкого, стекались такие факты.
Российская миссия в Берне считала, что «в настоящее время пути для проезда в Россию нет Я гарантий беспрепятственного следования в Россию она предоставить не может».
Копенгагенский эмигрантский комитет сообщил, что русское консульство в Дании выдавало проходные свидетельства, с которыми приходится идти в английскую охранку, где проверялось, не числилось ли данное лицо в списках военных шпионов. В эти списки умышленно было внесено много имен товарищей-интернационалистов.
Парижский эмигрантский комитет писал, что в Россию разрешили выехать эсеру Бунакову и группе его друзей, а интернационалистам объявлено: Для них возможности выезда нет.
Вскоре стало известно, что военные представители Англии, Франции и России — союзники по войне — составили в Париже списки, куда вошло 600 человек, которым въезд в Россию был закрыт. Первыми в этом списке стояли большевики!
Из письма В. И. Ленина А. М. Коллонтай из Цюриха в Христианию (Осло) 17(4) марта 1917 года:
«Мы боимся, что выехать из проклятой Швейцарии не скоро удастся»13.
У читателя наверняка возникает вопрос: а только ли через Францию и Англию был возможен проезд в Россию? Признаюсь, он заинтересовал и меня, когда вплотную занялся историей возвращения Ленина из эмиграции в Петроград. Взглянем на карту Европы за 1917 год. Швейцария... На севере и востоке она граничила с Германией и Австро-Венгрией, на западе — с Францией. Но ведь есть еще юг, а там Италия. Да, она выступала в войне на стороне Антанты, но может быть, следовало предпринять попытку пробиться в этом направлении?
Наверное, попытаться можно было, но куда? Пассажирского сообщения между Италией и Россией в годы войны не было. В Средиземном, Эгейском и Черном морях велись боевые действия. К тому же Турция и Болгария воевали на стороне Германии и Австро-Венгрии, Балканы были в огне сражений. Через Иран? Но Суэц в руках англичан. Кружным путем через Гибралтар и Атлантику в Скандинавию? Но кто повезет через моря и океан, воды которых бороздят враждебные корабли и подлодки?
Нет, южное направление отпадало. Связи с Россией в годы войны осуществлялись через Англию и то с помощью боевых кораблей, которые доставляли нужный груз и нужных людей либо в нейтральные Скандинавские страны (далее сушей), либо на север России.
Итак, с одной стороны — враждебные России Германия и Австро-Венгрия, с другой — Антанта, союзница царской России, но враждебные большевикам Англия и Франция. Где же выход? Есть ли он? Не матовая ли это ситуация?
Ленин понимал всю сложность положения и потому строил самые отчаянные и рискованные планы. Со слов очевидцев мы знаем, что таких планов было несколько и что они прорабатывались всерьез. Чтобы понять весь драматизм ситуации, следует познакомиться с вариантами возможного прорыва в Россию. Вот они.
Первый вариант. Наверное, это был самый отчаянный из всех обсуждавшихся планов! Он предполагал пробираться и Россию через Германию по… контрабандистской тропе. О существовании такого варианта рассказала Н. К. Крупская. По ее словам, Ленин просил Вронского выяснить возможность этого чрезвычайно опасного путешествия.
План, судя по всему, обсуждался в деталях, поскольку к делу был подключен живший в Стокгольме большевик Я. С. Ганецкий. Бронский через некоторое время получил от него вот такую телеграмму:
«Вышлите фотографию дяди в Берлин Георгу Скларацу, Тиргартенштрассе, 9»14
Телеграмма, как видим, была слегка закодирована. Под «дядей» подразумевался Владимир Ильич... Скларац вскоре сам объявился в Цюрихе, но от его услуг пришлось отказаться. Во-первых, выяснилось, что контрабандист мог довести Ленина только до Берлина, а во-вторых, стало известно, что он каким-то образом связан с Л. Парвусом, с которым Ленин не хотел иметь ничего общего.
Мало того что этот член Социал-демократической партии Германии во время войны стал активным социал-шовинистом. Он к тому же проворачивал крупные спекуляции и наживался на военных поставках. Так что контрабандист, подставленный Парвусом, вполне мог быть германским шпионом.
«Пользоваться услугами людей, имеющих касательство к издателю «Колокола», я, конечно, не могу»15,— писал через несколько дней Ганецкому Владимир Ильич (Парвус выпускал в свет журнал «Ди глоке» — «Колокол»).
Второй вариант. Соратник Ленина — член РСДРП с 1898 года В. А. Карпинский, принимавший непосредственное участие в обсуждении вопросов, возвращения Ленина в Россию, рассказывал, что Владимир Ильич готов был отправиться через территории Германии или Австро-Венгрии и фронты сражений нелегально на... самолете. При том-то развитии авиации!
План сложный: нужно было где-то достать самолет, найти и подкупить швейцарского летчика. На это требовались деньги, и очень большие. Где их взять? К тому же сам полет на столь большое расстояние вызывал сомнение. От этого плана пришлось отказаться. Его можно было строить разве что с отчаяния, считал Карпинский.
Третий вариант. Он был тоже связан с огромным риском, но все же был более реальным. И состоял вот в чем: Владимир Ильич задумал вместе с Г. Е. Зиновьевым проехать через территорию Германии по паспортам граждан одного из нейтральных скандинавских государств. Сложность состояла не столько в том, чтобы найти людей, которые согласились бы одолжить свои паспорта, сколько в другом — при проверке документов в поезде или на станции Ленина или Зиновьева могли спросить что-то по-шведски или по-норвежски, а они этих языков не знали. На . этот случай Владимир Ильич решил, что им следует притвориться... глухонемыми.
Письмо Ленина Ганецкому в Стокгольм с изложением этого плана утеряно. Сам Ганецкий писал о письме так:
«Получаю вдруг телеграмму от Владимира Ильича с сообщением, что выслано мне весьма важное письмо, получение которого просит подтвердить по телеграфу. Через три дня приходит конспиративное письмо. В нем маленькая записка Владимира Ильича и две фотографии — его и тов. Зиновьева. В записке приблизительно следующее: ждать больше нельзя.. Тщетны все надежды на легальный проезд. Нам с Григорием необходимо по что бы то ни стало немедленно добраться и Россию. Единственный план следующий: найдите двух шведов, похожих на меня и Григория. Но мы не знаем шведского языка, поэтому они должны быть глухонемые. Посылаю вам на всякий случай наши фотографии...»
Вероятность попасть в проверку была велика. Не забудем, что шла война, что Германия была наводнена шпионами стран Антанты, которые часто действовали под видом граждан нейтральных стран. Нетрудно представить, что было бы, если бы Ленин хоть чем-то вызвал подозрение и его стали бы допрашивать. Предположим, он смог бы убедить немцев, что они имеют дело с глухонемым, но ведь они были вправе попросить его что-то написать по-шведски. Значит, Владимиру Ильичу следовало симулировать еще и слепоту. Это уже слишком!
«При ближайшем рассмотрении план этот оказывался столь же фантастическим, как и первый»,— писал тот же В. А. Карпинский.
Отступление. Здесь у автора появилась необходимость отойти от последовательного хронологического рассказа и опять вернуться к воспоминаниям Ганецкого. Полагаю, что внимательный читатель уже запнулся на них, воскликнув: «Откуда там взялся Зиновьев? Почему речь идет о двух фотографиях?»
Да, в настоящих воспоминаниях Ганецкого именно так все и было, а мы с вами на протяжении многих последних десятилетий читали то, что теперь можно назвать фальсифицированными мемуарами.
Ныне хорошо известно, что в период культа личности Сталина история нашего государства и история нашей партии были грубо извращены: в частности, из них были удалены, как якобы несуществовавшие, фамилии людей, ложно объявленных «врагами народа», а многие события оказались изложенными в угоду одному человеку, присвоившему себе право называться «великим кормчим».
Эта фальсификация коснулась и документальной хроники возвращения группы русских революционеров, которую возглавил Ленин. Отрывок из воспоминаний Якова Ганецкого здесь приведен по тексту журнала «Пролетарская революция» за 1924 год, то есть до политической редактуры. Когда же после необоснованных обвинений и сфабрикованных процессов из учебников и других книг стали вымарывать фамилии Г. Е. Зиновьева, Л. Б. Каменева, А. И. Рыкова, Н. И. Бухарина и других соратников В. И. Ленина, в мемуарах Я. С. Ганецкого и иных очевидцев той поездки по швейцарско-шведской вертикали появилось новое изложение «исторических» событий.
В результате из истории с глухонемыми шведами исчез Зиновьев, исчезла его фотографическая карточка и пропал второй глухонемой швед, паспорт которого понадобился бы, если бы Зиновьев вместе с Лениным действительно отправились в путь по этому варианту.
Еще одна подделка. В связи с намерением Ленина проехать через Германию по паспорту шведского глухонемого гражданина во многих советских изданиях приводились слова Н. К. Крупской:
«Заснешь, увидишь во сне меньшевиков и станешь ругаться: сволочи, сволочи!»
А в книге Фрица Платтена «Ленин. Из эмиграции в Россию», изданной в 1925 году «Московским рабочим», имеется другая версия слов Н. К. Крупской:
«Я посмеялась. Не выйдет. Можно во сне проговориться. Приснятся ночью кадеты, будешь сквозь сон говорить: сволочь, сволочь. Вот и узнают, что не швед» 16.
Теперь в советской исторической хронике восстанавливается правда действительных событий, имен их настоящих участников. И я это тоже делаю в меру своих сил в рамках затронутой темы.
Четвертый вариант. Он строился на использовании грима, парика и опять чужих документов, но на этот раз одного из соратников по эмиграции. Короче, Владимир Ильич предполагал выдать себя за другого, использовав, к примеру, документы Карпинского. С ними он предполагал пойти в консульства Франции и Англии для получения разрешения на проезд.
Из письма В. И. Ленина В. А. Карпинскому из Цюриха в Женеву 19(6) марта 1917 года:
«Я всячески обдумываю способ поездки. Абсолютный секрет — следующее. Прошу ответить мне тотчас и, пожалуй, лучше экспрессом (авось партию не разорим на десяток лишних экспрессов), чтобы спокойнее быть, что никто не прочел письма.
Возьмите на свое имя бумаги на проезд во Францию и Англию, а я поеду по ним через Англию (и Голландию) в Россию.
Я могу одеть парик.
Фотография будет снята с меня уже в парике, и в Берн в консульство я явлюсь с Вашими бумагами уже в парике.
Вы тогда должны скрыться из Женевы минимум на несколько недель (до телеграммы от меня из Скандинавии): на это время Вы должны запрятаться архисурьезно в горах, где за пансион мы за Вас заплатим, разумеется»17
Из письма В. И. Ленина И. Ф. Арманд из Цюриха в Кларан 19(6) марта 1917 года:
«Вот что можно и должно сделать тотчас в Кларане: приняться искать паспорта (а) у русских, кои согласились бы дать свой (не говоря, что для меня) на выезд теперь другому лицу; (Р) у швейцарок, или швейцарцев, кои могли бы дать русскому.
Анну Евг. и Абрама надо заставить тотчас идти, в посольство, брать пропуск (если не дадут, жаловаться телеграфно Милюкову и Керенскому) и ехать или, если не ехать, дать нам ответ на основании дела (а не слов): как дают и берут пропуск»18.
На этот вариант, наверное, можно было в большей степени положиться, чем на первые три. Расчет строился на том, что в английских и французских дипломатических службах чиновники могли не знать в лицо ни Ленина, ни того товарища, по документам которого он собирался отправиться в путь. Но поразмыслив, Ленин и его соратники пришли к такому выводу: да, незнание англичан и французов можно предположить, ну а швейцарская полиция? Ей-то все хорошо известны, и она конечно же следила за возможными передвижениями эмигрантов-революционеров. Не приходилось сомневаться, что нужные сведения она передаст Франции или Англии. А это значит, что большевик с подложными документами будет непременно арестован на границе. И этот план был забракован.
Любопытно, что параллельно с этим вариантом возник еще один, но уже не для Ленина, а для женщин-революционерок. Он состоял в том, чтобы использовать фиктивный брак с каким-либо гражданином Швейцарии. В результате такого брака можно было оформить швейцарский паспорт и получить право на легальный проезд через Германию. В. Карпинский утверждал, что подобный план очень нравился Владимиру Ильичу.
Из письма В. И. Ленина С. Н. Равич (Ольге) из Цюриха в Женеву 27(14) марта 1917 года:
«Ваш план замужества мне кажется весьма разумным, и я буду стоять (в ЦК) за выдачу Вам 100 frs: 50 frs в зубы адвокату и 50 frs «удобному старичку» за женитьбу на Вас!
Ей-ей!! Иметь право въезда и в Германию и в Россию!
Ура! Вы придумали чудесно!» 19
Надо сказать, что Ленин долго не отказывался от поиска возможности легально вернуться в Россию через Англию. В Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС в Москве хранится рукописное письмо Владимира Ильича, которое тоже имеет большое значение для нашего разговора. На письме, к сожалению, не указаны ни адресат, ни дата отправления. Предполагается, что оно было направлено либо Ганецкому в Стокгольм, либо Арманд в Кларан ориентировочно до 30 марта 1917 года. Вот его текст:
«Прошу сообщить мне по возможности подробно, во-1-х, согласно ли английское правительство пропустить в Россию меня и ряд членов нашей партии, РСДРП (Центральный Комитет), на следующих условиях: (а) Швейцарский социалист Фриц Платтен получает от английского правительства право провезти через Англию любое число лиц, независимо от их политического направления и от их взглядов на войну и мир; (б) Платтен один отвечает как за состав провозимых групп, так и за порядок, получая запираемый им, Plalten ом, вагон для проезда по Англии. В этот вагон никто не может входить без согласия Платтена. Вагон этот пользуется правом экстерриториальности; (в) из гавани в Англии Платтен везет группу пароходом любой нейтральной страны, получая право известить все страны о времени отхода этого специального парохода; (г) за проезд по железной дороге Платтен платит по тарифу, по числу занятых мест; (д) английское правительство обязуется не препятствовать нанятию и отплытию специального парохода русских политических эмигрантов и не задерживать парохода в Англии, давая возможность проехать быстрейшим путем.
Во-2-х, в случае согласия, какие гарантии исполнения этих условий даст Англия и не возражает ли она против опубликования этих условий»20.
На мой взгляд, это письмо чрезвычайно важно. И вот почему. Изложенные в нем условия возможного проезда через Англию, как мы увидим чуть ниже, весьма близки к тем, которые разрабатывались в германском варианте поездки. И главное действующее лицо тут то же самое — Фриц Платтен. Это значит, что письмо составлялось во время уже начавшихся переговоров с Германией. Можно даже сказать точнее: на том их этапе, когда к ним подключили Фрица Платтена.
Следовательно, Владимир Ильич долго не оставлял надежду на то, что с Англией все-таки удастся договориться. И тогда не понадобилось бы это опасное и чреватое возможностью обвинений в сговоре с кайзером путешествие через Германию. Но надеждам не было суждено сбыться.
Пятый вариант. Это тот самый план, который удалось реализовать и благодаря которому Ленину и другим русским революционерам все-таки удалось вырваться из швейцарской западни. Но автором плана были не Ленин и не Зиновьев, не другие большевики, а один из лидеров меньшевиков — Л. Мартов.
По плану необходимо было добиться обмена германских подданных, интернированных в России, на русских, оказавшихся в Швейцарии, и разрешение Берлина на их легальный проезд на родину через Германию. Карпинский утверждал, что Ленин сразу же «ухватился за эту мысль, немедленно придав ей конкретную, практически и политически приемлемую форму». Владимир Ильич при этом рекомендовал, чтобы за реализацию плана стали хлопотать прежде всего беспартийные и даже социал-патриоты, но никак не большевики, которым он советовал держаться пока в стороне.
Из письма В. И. Ленина В. А. Карпинскому из Цюриха в Женеву 19(6) марта 1917 года:
«План Мартова хорош: за него надо хлопотать, только мы (и Вы) не можем делать этого прямо. Нас заподозрят. Надо, чтобы, кроме Мартова, беспартийные русские и патриоты-русские обратились к швейцарским министрам (и влиятельным людям, адвокатам и т. п., что и в Женеве можно сделать) с просьбой поговорить об этом с послом германского правительства и Берне. Мы ни прямо, ни косвенно участвовать не можем; наше участие испортит все. Но план, сам по себе, очень хорош и очень верен»21.
Но претворить в жизнь это предложение оказалось не так-то просто, в частности из-за разногласий в среде эмиграции.
Дело в том, что план Мартова состоял из двух частей — так, во всяком случае, свидетельствует Харитонов. Он включал: а) переговоры с правительством Германии о проезде группы русских революционеров, б) телеграфное обращение к Временному правительству и Петроградскому Совету с предложением устроить обмен группы русских революционеров, застрявших в Швейцарии, на такое же число немцев, интернированных в России.
Ясно, что Мартов хотел прикрыться решением Временного правительства и Петроградского Совета. Но будет ли этими органами дано согласие на такую поездку? Предоставим слово Харитонову:
«Владимир Ильич прекрасно знал, что Милюков и Гучков, которые возглавляли тогда Временное правительство, согласия на проезд эмигрантов ни за что не дадут. От Чхеидзе и Керенского, тогдашних руководителей Петроградского Совета, Владимир Ильич тоже ничего хорошего не ждал, однако он не возражал против официального обращения, сказав себе и нам: «Пусть хлопочут, а мы тем временем подготовим иным путем поездку и поедем»22.
Вслед за этим был предпринят осторожный зондаж позиции германской стороны. Еще один участник поездки — Карл Радек рассказывал: по поручению Ленина он и Пауль Леви (тогда немецкий социал-демократ, участник Циммервальдской конференции, находившийся проездом в Швейцарии) обратились к знакомому им корреспонденту немецкой газеты «Франкфуртер цайтунг». Его фамилия, по словам К. Б. Радека, кажется, была Дейнгард. Так вот, они просили его конфиденциально выяснить у посла Германии в Швейцарии Ромберга, пропустит ли Германия через свою территорию в Россию русских эмигрантов в обмен на германских подданных.
Карл Радек утверждал, что Ромберг, после встречи с корреспондентом, запросил министерство иностранных дел и получил ответ, в котором содержалось принципиальное согласие на предложение эмигрантов.
«Это был явный успех! Теперь необходимо было приступать к конкретным действиям. В тот же день 19 марта, когда Ленин писал свое письмо Карпинскому, состоялось собрание представителей всех русских и польских партий, примкнувших к Циммервальдскому объединению, на котором обсуждался вопрос о том, как русским революционерам выехать из Швейцарии. План Мартова был признан всеми участниками совещания как наиболее приемлемый. Было решено просить одного из лидеров швейцарской социал-демократической партии — Роберта Гримма вступить в контакты с правительством Швейцарии для получения разрешения на проезд.
Гримм согласился и начал переговоры с членом Союзного Совета Швейцарии А. Гофманом, который ведал политическим департаментом (министерством иностранных дел). По вскоре от Гофмана последовал отказ на том основании, что правительство не может взять на себя роль официального посредника из-за того, что страны Антанты сочтут эти действия как нарушение швейцарского нейтралитета.
Явная неудача, что и говорить! Прикрыть переговоры с немцами официальными швейцарскими властями было бы очень кстати. Но все же это был не провал. Через Багоцкого Гримму передали новую просьбу обратиться к представителям Германии в частном порядке.
На следующий день в доме профсоюзов в Цюрихе собрались представители партийных групп русской политической эмиграции. Багоцкий выступил с сообщением о ходе переговоров. Разгорелась дискуссия, в ходе которой выяснилось, что отказ правительства Швейцарии стать посредником в переговорах внес замешательство и ряды меньшевиков, эсеров и других групп. Они высказались за то, чтобы все-таки получить согласие Временного правительства или Петроградского Совета рабочих депутатов на реализацию плана проезда через Германию. Ленин пытался повлиять на обсуждение:
«Все мы убеждены, что мы, интернационалисты, не сможем ехать через Англию. Ни Милюков, ни Петроградский Совет рабочих депутатов, в своем большинстве состоящий из социал-патриотов, нам в этом не захотят помочь. Они заинтересованы, чтобы мы подольше здесь сидели и не мешали им вовлекать российский пролетариат в продолжение начатой царизмом империалистической войны. Наш долг — не допустить этого. Чего вы боитесь? Будут говорить, что мы воспользовались услугами немцев? Все равно и так говорят, что мы, интернационалисты, продались немцам, так как мы не хотим поддерживать империалистическую политику буржуазии Франции и Англии. Откладывая поездку, мы нанесем вред рабочему движению, так как без нас социал-патриоты втянут рабочих в войну с немцами в интересах буржуазных кругов Антанты»23.
Но и эти аргументы не помогли. Большинством голосов совещание поручило Мартову выехать в Берн и высказать Гримму просьбу не форсировать переговоры с германским послом.
Багоцкий вспоминал, что после собрания они с Владимиром Ильичем долго гуляли по улицам Цюриха. Ленина угнетала чрезмерная осторожность сторонников тактики выжидания: «Ни один разумный человек не усомнится, что мы едем в Россию не по поручению немцев... Просто преступно сидеть здесь сложа руки, когда мы так нужны пролетариату в России»24.
Несколько дней Ленин выжидал...
Из письма В. И. Ленина И. Ф. Арманд из Цюриха в Кларан 23(10) марта 1917 года:
«Вале сказали, что через Англию вообще нельзя (в английском посольстве).
Вот если ни Англия, ни Германия ни за что не пустят!!! А это ведь возможно!»25
Из письма В. И. Ленина И. Ф. Арманд из Цюриха в Кларан между 25(12) и 31(18) марта 1917 года:
«В Россию, должно быть, не попадем!! Англия не пустит. Через Германию не выходит»26.
Чувствуете, какое отчаяние овладело Владимиром Ильичем? Сутки проходили за сутками, а сдвигов в лучшую сторону все не было и не было. Меньшевики во главе с Мартовым продолжали настаивать на необходимости получения согласия Временного правительства. В Петроград посылались запросы, но ответ на них не поступал. Потом уже, когда группа революционеров добралась до Петрограда, стало известно, что телеграммы вообще не были получены. Скорее всего их перехватывали английские власти или агенты охранки Временного правительства. Позднее прояснилась и позиция петроградских меньшевиков, от них в конце концов пришел ответ: «Пока не ехать. Ждать».
Ленин прекрасно понимал, что испрашивать у Временного правительства «полномочий на обмен» не имело никакого смысла.
Из письма В. И. Ленина Я. С. Ганецкому из Цюриха в Стокгольм 30(17) марта 1917 года:
«Англия ни за что не пропустит ни меня, ни интернационалистов вообще, ни Мартова и его друзей, ни Натансона и его друзей. Чернова англичане вернули во Францию, хотя он имел все бумаги для проезда!! Ясно, что злейшего врага хуже английских империалистов русская пролетарская революция не имеет. Ясно, что приказчик англо-французского империалистского капитала и русский империалист Милюков (и К0) способны пойти на все, на обман, на предательство, на все, на все, чтобы помешать интернационалистам вернуться в Россию. Малейшая доверчивость в этом отношении и к Милюкову, и к Керенскому (пустому болтуну, агенту русской империалистской буржуазии по его объективной роли) была бы прямо губительна для рабочего движения и для нашей партии, граничила бы с изменой интернационализму...
На сношения Питера с Стокгольмом не жалейте денег!!
Очень прошу, дорогой товарищ, телеграфировать мне о получении этого письма и вообще держать меня во всех отношениях au courant (в курсе дел.— Авт.). Надеюсь, помогут в этом и шведские друзья»27.
Позиции наконец прояснились: надежды на участие в поездке меньшевиков больше не было. Забили отбой и другие группы политической эмиграции, первоначально голосовавшие за план Мартова. Действия меньшевиков глубоко возмущали Владимира Ильича.
Из письма В. И. Ленина Цюрихской секции большевиков 2 или 3 апреля (20 или 21 марта) 1917 года:
«От себя добавлю, что я считаю сорвавших общее дело меньшевиков мерзавцами первой степени, «боящихся» того, что скажет «общественное мнение», т. е. социал-патриоты!!! Я еду (и Зиновьев) во всяком случае»28.
В этих условиях ничего другого не оставалось, как продолжать переговоры без меньшевиков. На этом настаивал Владимир Ильич. Он, по свидетельству Харитонова, предлагал отказаться от услуг Гримма, так как переговоры затягивались и «поведение Гримма стало подозрительным».
Имеется и еще одно интересное воспоминание. Оно принадлежит Радеку, который приводил следующее высказывание Ленина: «Надо во что бы то ни стало устранить Гримма от этих переговоров. Он способен из-за личного честолюбия начать какие-нибудь разговоры о мире с Германией и впутать нас в грязное дело»29.
Поведение Гримма вскоре выяснилось до конца: он сообщил Ленину, что не считает возможным вести переговоры с германскими властями до того, как будет получен ответ от Временного правительства.
Кто же мог стать доверенным лицом в этих условиях? Выбор Ленина и его товарищей выпал на секретаря швейцарской социал-демократической партии Фрица Платтена.
Фриц Платтен — яркая фигура в международном рабочем движении. И Владимир Ильич, и Надежда Константиновна хорошо его знали — он относился к левому крылу швейцарской социал-демократической партии, был партийцем-интернационалистом. Ленин часто встречался с ним в «Айнтрахте» — Социалистическом просветительском союзе, созданном еще в 1888 году, а также в Народном доме в Цюрихе. Н. К. Крупская считала, что ему можно полностью доверять, он был «...сыном рабочего, был простым горячим парнем, пользовался большим влиянием в массах»30.
Почему же к услугам Платтена не обратились с самого начала? Думаю, что кандидатура Гримма возникла на первом этапе переговоров лишь потому, что в тех условиях желателен был человек, не связанный с левыми кругами. Тем более что он должен был действовать от целого ряда фракций русской эмиграции. Когда же большевики остались практически одни, нужен был человек, которому бы они по-настоящему доверяли.
Примечания:
1 Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине: В 5 т. М., 1984. Т. 1. С. 421.
2 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 30. С. 327.
3 Платтен Ф. Ленин. Из эмиграции в Россию. М., 1925. С. 118.
4 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 399.
5 См.: Багоцкий С. О встречах с Лениным в Польше и Швейцарии. М., 1971. С. 56.
6 См.: Багоцкий С. О встречах с Лениным в Польше и Швейцарии. С. 56—57
7 Платтен Ф. Ленин. Из эмиграции в Россию. С. 117—118.
8 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 399—400.
9 Там же. С. 403,
10 Записки Института Ленина. М., 1927, Т. 2. С. 142.
11 Записки Института Ленина. Т. 2. С. 141.
12 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 403.
13 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 402.
14 Иванов А. Фриц Платтен. М., 1963 С. 37.
15 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 418.
16 Платтен Ф. Ленин. Из эмиграции в Россию. С. 114.
17 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 49.. С. 403—404.
18 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 405.
19 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 416.
20 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 417-418.
21 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 406.
22 Записки Института Ленина. Т. 2. С. 143—144. .
23 Багоцкий С. О встречах с Лениным в Польше и Швейцарии. С. 61—62
24 Там же. С. 63
25 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 409.
26 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 414.
27 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 49. С. 418—423.
28 Там же. С. 427.
29 Платтен Ф, Ленин. Из эмиграции в Россию. С. 125
30 Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине. Т. 1. С. 423.