ГЛАВА II
МИССИЯ ФРИЦА ПЛАТТЕНА
2—9 апреля 1917 года
О предложении большевиков Платтен рассказывал на страницах книги «Ленин. Из эмиграции в Россию».
В 11 часов утра 2 апреля Платтену позвонили по телефону в секретариат партии и попросили прибыть в рабочий клуб «Айнтрахт». Когда он пришел туда, застал за обедом небольшую группу революционеров, среди которых были Ленин и Радек. Вместе они отправились для конфиденциальной беседы в комнату правления. Там Владимир Ильич сделал ему предложение взять на себя функции доверенного лица политических эмигрантов.
Сам Платтен так описывал эту сцену:
«Товарищ Платтен,— начал Ленин,— вы знаете, что Гримм, председательствовавший на Циммервальдской конференции, по поручению русских политических эмигрантов ведет переговоры с германским посланником Ромбергом о пропуске русских эмигрантов через Германию. Дело не двигается с места. Мы уверены, что Гримм саботирует. Он прислушивается к нашептываниям меньшевиков, которые все еще тщетно надеются на получение согласия Временного правительства, т. е. Милюкова. Мы Гримму не доверяем. Мы просим вас быть нашим доверенным лицом в этом деле, взять на себя переговоры с Ромбергом. Мы уполномочиваем вас говорить с Ромбергом прямо от моего имени»1.
После недолгих размышлений Платтен выразил согласие. А размышлял он вот над чем:
«Как перед Лениным, так и передо мною вставал вопрос о политическом значении этого шага. У меня возникло сомнение, смогу ли я оказать Ленину эту партийную услугу, не отказавшись от своей должности секретаря швейцарской социал-демократической партии. Я должен был задать себе вопрос, не будет ли благодаря этой поездке моя дальнейшая партийная деятельность значительно затруднена. Я глубоко сознавал, что мой долг — оказать всяческое содействие возвращению в Россию моих политических друзей. Отбросив всякие колебания, я решил взять на себя эту роль доверенного лица»2.
Гримм был против того, чтобы роль посредника перешла к Фрицу Платтену. Им пришлось объясниться. Разговор, как вспоминал Платтен, был «коротким и решительным». Гримму пришлось уступить.
После этого дело пошло быстро. На 4 апреля Платтен запросил аудиенцию у посла Германии Ромберга. Она была дана, и посредник по поручению Ленина и Зиновьева представил германской стороне перечень условий, на которых русские политэмигранты предлагали организовать их проезд через Германию. Условия эти, по словам Платтена, вырабатывались в комнате Ленина, которую он снял в номерах при Народном доме по прибытии в Берн, где находилось посольство. Приводим текст условий:
«1. Я, Фриц Платтен, руковожу за своей полной личной ответственностью переездом через Германию вагона с политическими эмигрантами и легальными лицами, желающими поехать в Россию.
2. Вагон, в котором следуют эмигранты, пользуется правом экстерриториальности.
3. Ни при въезде в Германию, ни при выезде из нее не должна происходить проверка паспортов или личностей.
4. К поездке допускаются лица совершенно независимо от их политического направления и взглядов на войну и мир.
5. Платтен приобретает для уезжающих нужные железнодорожные билеты по нормальному тарифу.
6. Поездка должна происходить по возможности безостановочно в беспересадочных поездах. Не должны иметь место ни распоряжение о выходе из вагона, ни выход из него по собственной инициативе. Не должно быть перерывов при проезде без технической необходимости.
7. Разрешение на проезд дается на основе обмена уезжающих на немецких и австрийских пленных и интернированных в России. Посредник и едущие обязуются агитировать в России, особенно среди рабочих, с целью проведения этого обмена в жизнь.
8. Возможно кратчайший срок переезда от швейцарской границы до шведской, равно как технические детали должны быть немедленно согласованы»3.
Говорят, что посол Ромберг пришел в изумление, ознакомившись с этими условиями, и сказал Платтену:
- Позвольте, кажется, не я прошу разрешения на проезд через Россию, а господин Ульянов и другие просят у меня разрешения проехать через Германию. Это мы имеем право ставить условия...
Что и говорить, условия проезда через Германию, выдвинутые Лениным и другими политэмигрантами, впрямь были довольно жесткими. Особо ультимативный характер, отмечал Платтен, имел пункт второй — об экстерриториальности вагона, но он был крайне необходим: революционеры уже тогда предполагали, что их проезд через Германию даст возможность сторонникам Антанты поднять «бешеную клеветническую кампанию», поэтому необходимо было избежать «всякого контакта с немцами». Экстерриториальность должна была защитить путников, по их мнению, от таких контактов, Ромберг сказал также Платтену: в дипломатическом мире не принято, чтобы частные лица диктовали правительству условия проезда через его страну, и подобная позиция уезжающих может затормозить получение разрешения на проезд. На это замечание посла Платтен ответил, что уезжающие находятся в исключительном положении и что он имеет поручение сообщить господину Ромбергу следующее: эмигранты лишены будут возможности предпринять путешествие, если будет внесено какое-либо изменение или будет аннулирован какой-либо из пунктов.
Надо полагать, у посла Ромберга не хватило проницательности, чтобы понять суть маневров Берлина в отношении просьбы внешне очень скромной группы политэмигрантов. Тем не менее отдадим ему должное: он согласился переправить условия проезда германскому правительству. В Берлине же размышляли недолго: уже через два дня в Берне была получена депеша, гласившая о том, что власти Германии безоговорочно согласны на проезд через страну группы русских политэмигрантов на выдвинутых ими условиях.
Чем же руководствовалась кайзеровская Германия, принимая такое решение? Давайте обратимся к воспоминаниям Карпинского. Они помогут нам понять образ мышления революционеров и причину того, почему они сделали основную ставку на германский вариант проезда, выбрав его как единственно возможный в том калейдоскопе политических противоречий.
«...Политическая проницательность и революционная выдержка,— писал Карпинский,— помогли Владимиру Ильичу вырваться из швейцарской западни. Хладнокровный анализ привел его к следующему заключению.
Одна группа воюющих держав — Франция, Англия, Россия и другие — не пропускает большевиков в Россию. Это понятно. Антанта боится, что революционная пролетарская партия в России получит сильное подкрепление и своей решительной борьбой против империалистической войны ослабит фронт этой группы держав. Она прямо заинтересована в том, чтобы не пропускать большевиков в Россию.
Но ведь другая группа воюющих держав — Германия, Австро-Венгрия и прочие — нисколько в этом не заинтересована. Наоборот, ей выгодно всякое ослабление враждебной группировки.
Отсюда вывод: партия революционного пролетариата, непримиримо враждебная обеим империалистическим группировкам, должна использовать противоречие между их интересами в своих целях»4.
Расчет Ленина оказался точным. Страны Антанты владели в 1917 году на фронтах мировой войны общей стратегической инициативой. Положение Германии было тяжелым, ее ресурсы все больше и больше истощались. Платтен писал о том, что у Германии была надежда разгромить Россию или заключить с ней сепаратный мир и в результате этого перебросить ряд дивизий на западный фронт, что дало бы возможность Берлину предпринять генеральный штурм Парижа до вступления в войну Америки. Последняя, как известно, объявила войну Германии 6 апреля 1917 года.
Судя по всему, в Берлине в те дни готовы были использовать любую возможность, для того чтобы уйти от поражения. Разумеется, правящие круги Германии хорошо знали, что большевики выступали против империалистической войны, а раз так, полагали в германской столице, то приезд Ленина в Россию усилит антивоенные настроения среди русского народа и ослабит позиции России в войне против Германии.
Но, как показала история, это был всего лишь тактический расчет, но не стратегический. И в этом был просчет властей Германии. Ленин, большевики выступали за превращение империалистической бойни в гражданскую войну трудящихся против буржуазии. Они выступали за поражение русского правительства в войне, полагая, что такой же политики должны придерживаться революционные партии рабочего класса всех стран, участвовавших в военных действиях.
Нельзя сказать, что в Берлине не понимали той дальней стратегической угрозы, которую представляла и для германской буржуазии деятельность революционеров-интернационалистов, но, надо думать, там надеялись на благополучный исход. Интерес в этом смысле представляют признания немецкого генерала Эриха Людендорфа, считавшегося идеологом германского империализма и фактически руководившего вместе с Гинденбургом в то время всеми военными действиями германской армии. В своих воспоминаниях он рассказывал о том, что с военной точки зрения проезд Ленина через Германию имел свое оправдание, так как Россия должна была пасть. Но германское правительство обязано было следить за тем чтобы не погибнуть вместе с ней.
Трудно сказать, что на самом деле думал Людендорф именно в апрельские дни 1917 года: эта книга написана была позже, не исключено поэтому; что автор мог внести в свои оценки известные коррективы.
Но и из того, что написано, можно понять, что руководители кайзеровской Германии прежде всего думали о выгодах военного порядка.
Так это было или иначе, ясно одно: правящие круги империалистической Германии просчитались. Приезд Ленина в Россию способствовал резкой активизации подготовки пролетарской революции, она свершилась в ноябре 1917 года, то есть всего через семь месяцев после событий, о которых мы ведем речь! Революционный порыв охватил и другие страны, в том числе и Германию. Кайзеру пришлось бежать из страны, а генерал Людендорф вынужден был эмигрировать в Швецию.
Но это будет потом. Пока же политэмигранты готовились к опасному путешествию. 6 апреля от немецкого посла Ромберга была получена следующая телеграмма: «Дело улажено в желательном смысле. Отъезд из Готтмадингена, по всей вероятности, состоится в субботу вечером. Прошу завтра, в пятницу, в 9 часов телефонировать».
Немецкие власти назначили отъезд на 9 апреля. Они заявили, что могут обеспечить местами в вагонах партию эмигрантов в 60 человек.
Большевики и другие эмигранты, решившие ехать в Россию, воспрянули духом. Наконец-то переговоры завершились! И завершились благоприятно!
Начались лихорадочные сборы. 7 апреля всем эмигрантским секциям были разосланы телеграммы. Они ушли в Цюрих, Лозанну, Женеву и другие города, где жили русские политические эмигранты. В тексте телеграмм значилось: всем отъезжающим прибыть ночными и утренними поездами в Цюрих 9 апреля.
О дате отъезда были извещены и меньшевики, их еще раз запросили, не хотят ли они принять участие в поездке. Но Мартов ответил, что они «считают себя связанными принятым решением», что они не поедут, так как надеются на Временное правительство, которое добьется обмена эмигрантов на интернированных немцев. Это было их последнее слово. Ленин предпринимал усилии к тому, чтобы склонить все-таки другие группы эмиграции или отдельных лиц к участию в поездке. Так было бы легче, но словам Харитонова, отбиваться от «шовинистической травли». Переговоры, к примеру, велись с А. В. Луначарским, который в то время входил в группу газеты «Вперед». Но успеха эти переговоры не принесли.
В тот же день — 7 апреля — В. И. Ленин организовал совещание с представителями левых социал-демократов Франции, Швейцарии, Польши, Германии, на котором подробно посвятил их в обстоятельства отъезда политэмигрантов в Россию через воевавшую с ней Германию. В заявлении, принятом на совещании, выражалось понимание положения русских революционеров в Швейцарии и согласие с тем, что иного пути вернуться в Россию, кроме как через Германию, у них не было. Вот это заявление:
«Нижеподписавшиеся ознакомились с тем, какие препятствия правительства Согласия ставят отъезду русских интернационалистов на родину. Они ознакомились с тем, на каких условиях германское правительство согласилось пропустить товарищей через Германию в Швецию.
Не сомневаясь в том, что германское правительство спекулирует на одностороннее усиление антивоенных тенденций в России, мы заявляем:
Русские интернационалисты, которые в течение всей войны вели самую резкую борьбу против империализма вообще и германского империализма в особенности, отправляются теперь в Россию, чтобы служить там делу революции, помогут нам поднять и пролетариев других стран, и в особенности пролетариев Германии и Австрии, против их правительств. Пример героической борьбы русского пролетариата послужит лучшим поощрением для пролетариев других стран. Поэтому мы, нижеподписавшиеся, интернационалисты Франции, Швейцарии, Польши, Германии, считаем не только правом, но и долгом наших русских товарищей воспользоваться той возможностью проехать в Россию, которая им предоставляется.
Мы желаем им лучших успехов в их борьбе против империалистской политики русской буржуазии, которая является частью нашей общей борьбы за освобождение рабочего класса, за социальную революцию.
Берн, 7 апреля 1917 года.
Пауль Гартштейн (Германия); Анри Гильбо (Франция); Ф. Лорио (Франция); Бронский (Польша); Ф. Платтен (Швейцария)»5.
Итак, группа влиятельных европейских социалистов зафиксировала: в сложившихся условиях проезд через Германию — не только право, но и долг русских товарищей! Одобрила эту поездку и Заграничная коллегия Центрального Комитета Российской социал-демократической рабочей партии. Это чрезвычайно важные детали. Они говорят о том, что о поездке знали все, кому об этом следовало знать, ни о каком «сговоре» с империалистическими кругами Германии не было и не могло быть речи.
Невозможность проезда легальным путем через Англию и Францию подтвердила история с возвращением в Россию Троцкого. Он плыл на пароходе из Америки, но, когда попал в британский порт Галифакс, был задержан. Его освободили только через месяц (!) лишь под сильнейшим нажимом Петрограда...
Владимир Ильич и Надежда Константиновна жили уже не на Шпигельгассе, 14: сапожник Каммерер переехал в другой дом, но расположенный там же, в старом городе. Новый адрес — Кульманнштрассе, 10. Из воспоминаний Н. К. Крупской:
«Каммереры, у которых мы нанимали комнату, сняли квартиру в новом доме. В новой чистой и светлой квартире нам отведена была большая, удобная комната. Но жить и ней пришлось лишь пару дней»6.
Нужно было быстро готовиться к отъезду. Конечно же за годы эмиграции у Владимира Ильича и Надежды Константиновны накопился хотя и небольшой, но все же запас вещей. Теперь пришла пора решить, что взять с собой в Россию, а что оставить здесь, в Швейцарии. Отобрали самое необходимое, уложили книги, кое-что оставили хозяевам.
Швейцарский писатель и журналист Морис Пианзола, занимавшийся изучением пребывания В. И. Ленина в Швейцарии, приводил в своей книге диалог, состоявшийся между Лениным и хозяином квартиры— сапожником Каммерером:
«На прощанье я пожелал ему счастья и сказал: «Надо надеяться, что в России Вам не придется так много работать, как здесь, г-н Ульянов!» Он ответил задумчиво: «Я думаю, г-н Каммерер, мне придется работать в Петербурге еще больше!»
- Ну, ну,— сказал я,— больше, чем здесь, Вы так или иначе не сможете писать. Найдете ли Вы там сразу комнату? Ведь там, наверное, сейчас жилищный кризис?
- Комнату-то я получу в любом случае,— ответил г-н Ульянов,— только я не знаю, будет ли она такой же тихой, как Ваша, г-н Каммерер!»7
8 апреля в Берне было проведено собрание эмигрантов-большевиков, на котором, в частности, было одобрено «Прощальное письмо к швейцарским рабочим». Его текст написан Лениным. В письме выражалась глубокая признательность за товарищеское отношение к русским эмигрантам и давалась оценка политической обстановки в Европе. «Превращение империалистской войны в войну гражданскую становится фактом,— делался вывод в письме.— Да здравствует начинающаяся пролетарская революция в Европе!»8
Утром 9 апреля В. И. Ленин и Н. К. Крупская выехали из Берна в Цюрих, откуда намечался общий выезд группы. К 11 часам, по свидетельству Платтена, все приготовления были закончены: цюрихское управление вокзалов было предупреждено об отъезде, а на станции Готтмадинген на немецкой стороне стояли наготове два пассажирских вагона второго класса. Платтен рассказывал, что он просил заменить категорию вагонов на третий класс, так как у эмигрантов не было средств для оплаты второго класса.
«Посол Ромберг сообщил также Платтену, что правительством Германии отдано распоряжение пограничным властям не чинить отъезжающим каких-либо препятствий, не пытаться получить сведения об участниках поездки и что атташе посольства Германии в Берне Шюллеру поручено передать группу политэмигрантов в Готтмадингеие офицеру, который будет сопровождать ее по германской территории.
Ромберг дал заверение в том, что на границе не будет никакой проверки документов, багаж без всякого контроля запрут в багажном отделении.
Участники поездки собрались на прощальный обед в цюрихском ресторане «Церингергоф». Впрочем слова «прощальный обед» звучат, наверное, слишком громко: обед был очень скромным. Но все были возбуждены так, что компания за столом, по словам Платтена, походила на разворошенный муравейник.
Возбуждение, впрочем, не помешало обсудить последние вопросы. Один из них — об отношении к эмигранту Блюму. Кто же такой Блюм и почему его дело обсуждалось перед отъездом?
Блюм тоже хотел поехать в Россию, но репутация у него в среде политэмигрантов была неважная, с ним не все были готовы разделить риск путешествия. Харитонов рассказывал, что Блюм объявился в Швейцарии незадолго до начала первой мировой войны. Ни в одной революционной фракции он не состоял, но называл себя то плехановцем, то интернационалистом. Прямых доказательств не было, но некоторые считали, что Блюм связан с царской охранкой. Решение вопроса вынесли на голосование. Большинством в три голоса победила точка зрения тех, кто предлагал с Блюмом не связываться.
Там же, в ресторане, на общее суждение было вынесено заявление о том, что каждый участник принимает ответственность за поездку на себя. Ленин первым подписал его. Затем поставили подписи и другие. Приводим текст этого заявления:
«Я, нижеподписавшийся, удостоверяю своей подписью:
1. что условия, установленные Платтеном с германским посольством, мне объявлены;
2. что я подчиняюсь распоряжениям руководителя поездки Платтена;
3. что мне сообщено известие из «Petit Parisien», согласно которому русское Временное правительство угрожает привлечь по обвинению в государственной измене тех русских подданных, кои проедут через Германию;
4. что всю политическую ответственность за мою поездку я принимаю на себя;
5. что Платтеном мне гарантирована поездка только до Стокгольма.
9 апреля 1917 г.
Берн—Цюрих»9.
Подлинник этого документа сохранил Фриц Платтен. Позже, когда ему удалось попасть в Советскую Россию, он передал его советской стороне.
В путь отправлялись тридцать два человека (включая женщин и двух детей). В числе большевиков, в частности, значились: В. И. Ленин, Н. К. Крупская, Г. Е. Зиновьев, 3. И. Лилина, И. Ф. Арманд, Г. И. Сафаров, В. С. Сафарова, Г. А. Усиевич, С. Н. Равич, А. Е. Абрамович, Ф. Гребельская, Д. С. Розенблюм, А. Линде, М. Г. Цхакая, Н. Бойцов, М. М. Харитонов, А. А. Сковно.
В группу отъезжающих вошли К. Б. Радек и Г. Я. Сокольников, а также несколько человек, объединявшихся вокруг газеты «Наше слово»: И. Мирингоф, М. Мирингоф, Е. Кон.
Остальные участники поездки преимущественно входили во Всеобщий еврейский рабочий союз (Бунд)10.
Харитонов вспоминал, что Владимир Ильич проявлял особую заботу о том, чтобы все члены большевистской секции смогли уехать (кроме тех, кто оставался по необходимости). За два или три дня до отъезда он, Харитонов, получил от Ленина письмо, в котором содержалась просьба разыскать находившегося в эмиграции рабочего Линде и обязательно предупредить, чтобы он смог подготовиться к поездке.
Буквально в последнюю минуту решался вопрос о продуктах, которые необходимо было взять на дорогу. В цюрихском потребительском кооперативе был сделан заказ (это была чрезвычайная льгота!) на съестные припасы на 10 дней пути. В день отъезда их нужно было выкупать, а нужных денег у политэмигрантов не оказалось. Как же быть? Предоставим слово Фриду Платтену:
«Денег, в которых мы, как о том клеветали враги, утопали, мы совершенно не имели. В последнюю минуту мы не сумели бы выкупить съестные припасы, если бы правление швейцарской социалистической партии не открыло нам кредита на 3000 франков под поручительство Ланга и Платтена».
В 14.30 9 апреля вся группа направилась к цюрихскому вокзалу... Последние минуты пребывания в городе, который был местом пристанища для многих русских политэмигрантов, в том числе для Владимира Ильича Ленина. Они шли по улицам Цюриха, по замечанию Платтена, «нагруженные, по русскому обычаю, подушками, одеялами и прочими пожитками». Платтен не преминул записать такое:
«Кто в Западной Европе в 1917 году осмелился бы предсказать, что эти «голяки» в ободранных костюмах, все пожитки которых можно было бы увязать в головной платок, сделаются вождями и руководителями страны со 130-миллионным населением?»11
В тот день, а он был ясным и солнечным, на огромном вокзале Цюриха царила спокойная обстановка, людей было мало. До войны там гудели толпы немцев, французов, англичан и даже американцев, а теперь какие туристы? Лишь швейцарцы кое-где направлялись к поездам.
На перроне, возле которого стоял поезд, отправлявшийся к германской границе, собрался народ: были не только русские, которые пришли проводить отъезжающих, но и швейцарские рабочие. Среди последних — много молодежи, это те, с которыми Ленин вел занятия. Они входили в кружок, который был создан при журнале «Фрайе югенд». Потом они составили костяк Коммунистической партии Швейцарии.
Неожиданно для всех тут произошло продолжение истории с эмигрантом Блюмом, которое Платтен описал со слов корреспондента газеты «Нойе цюрихер цайтунг»:
«Вдруг мы увидели, как Ленин сам схватил этого человека, успевшего пробраться в вагон немного раньше назначенного времени, за воротник и вывел его с ни с чем не сравнимой самоуверенностью обратно на перрон»12.
Потом уже, после Октябрьской революции, как писал Харитонов, подозрения в отношении Блюма подтвердились: он был приговорен Ревтрибуналом к пяти годам лишения свободы.
На вокзал прибыли и социал-патриоты, которые выступали против того, чтобы революционеры отправлялись в путь через враждебную России Германию. Среди них была меньшевичка «Димка» (И. Г. Смидович), которая устроила небольшой скандал. Фриц Платтен вспоминал: «В ее меньшевистской голове мы представлялись изменниками «Интернационала»...
15.10... Последний гудок паровоза. Поезд тронулся в путь. Раздалось дружное «Ура!».
Шел двадцать шестой день с того момента, когда В. И. Ленин прочитал в швейцарских газетах экстренные сообщения о революции в России. Много это или мало? Конечно же много, если учесть, что сам Ильич считал, что дорога каждая минута: он, отдавший делу подготовки революционных преобразований в России массу сил, энергии, должен быть там, где шла борьба за новую Россию.
В то же время, наверное, это было не так уж много, учитывая сложность ситуации. Вспомним, с каких фантастических планов начинал Ленин проработку вариантов прорыва в Россию! Он готов был идти через Германию на родину по контрабандистской тропе!
...Поезд набирал скорость. Что ждет путников впереди? Этого не знал никто. Немцы могли выполнить соглашение с Платтеном, а могли наплевать на него и арестовать всю группу политэмигрантов, расправиться с ними. Кто бы им помешал в этом?
Тридцать два человека уезжали в неизвестность. Первую помощь, на которую они могли рассчитывать, можно было получить только на шведском берегу.
Телеграмма В. И. Ленина Я. С. Ганецкому в Стокгольм 7 апреля (25 марта) 1917 года:
«Окончательный отъезд в понедельник... Линдхаген, Стрём непременно в Треллеборг»13.
Но на пути к Швеции нужно было еще пересечь всю территорию Германии и переправиться через Балтийское море.
Примечания:
1 О Ленине. Воспоминание зарубежных современников. М, 1962, с. 159
2 Платтен Ф. Ленин. Из эмиграции в Россию. С. 35.
3 Цит. по: Иванов А. Фриц Платтен, С. 39-Г-40.
4 Карпинский В. А. Владимир Ильич Ленин — вождь, товарищ, человек. М., 1968. C. 10—11.
5 Цит. по: Иванов Л. Фриц Платтен. С. 41—42.
6 Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине. Т. 1. С. 439.
7 Пианзола М. Ленин в Швейцарии. М., 1958. С. 113.
8 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 31. С. 94
9 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 31. С. 524—525.
10 Записки Института Ленина. Т. 2. С. 145.
11 Платтен Ф. Ленин. Из эмиграции в Россию. С. 45.
12 Платтен Ф. Лёнин. Из эмиграции в Россию. С. 43
13 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 431