ГЛАВА III

ПУТЬ ЧЕРЕЗ ШВЕЙЦАРИЮ И ГЕРМАНИЮ

9—12 апреля 1917 года

ПЛОМБИРОВАННОГО ВАГОНА НЕ БЫЛО

А что было? Был обыкновенный вагон категории «микст» (смешанный), состоявший из мест второго и третьего класса. Три двери из четырех были прочно закрыты, для входа и выхода оставалась одна — четвертая, неподалеку от нее на полу вагона была проведена мелом черта. Через нее никто не имел права переступать: ни русские политэмигранты (со своей стороны), ни любые представители германских властей (со стороны двери). Исключение было сделано только для Фрица Платтена, который мог переходить через черту. Вагон этот, как отмечалось выше, пользовался правом экстерриториальности. Но обо всем по порядку...

На пути к германской границе поезд сделал несколько остановок. Одну из них — в небольшом древнем городке Шафхаузен, известном старой крепостью «Минотавр», построенной на высокой скале, возвышающейся над этим поселением. На местном вокзале путники перешли из швейцарского вагона в немецкий, в котором поехали дальше. Это была первая пересадка. А сколько их будет впереди на этом многодневном пути по швейцаро-шведской вертикали! Никаких инцидентов в Шафхаузене отмечено не было.

Вскоре прибыли на конечную швейцарскую станцию Тайнген. Там был расположен пограничный пункт и таможня.

Швейцарские пограничные власти были извещены об условиях проезда группы русских политэмигрантов, и они не стали проверять паспорта. Но таможенники были скрупулезны: шла война, в соседней Германии население голодало, и в Швейцарии старались не допускать массового вывоза продуктов.

В общем, таможенники определили, что съестные припасы у русских путешественников превышали норму. Принять во внимание особые обстоятельства поездки они не захотели и часть продуктов изъяли. Естественно, революционеры были поставлены в тяжелое положение, ведь только через трое суток они доберутся до Швеции, где их смогут выручить шведские друзья.

И вот, наконец, швейцаро-германская граница. А далее — земля враждебной Германии. В воспоминаниях современников не сохранилось описания момента пересечения границы. О чем думали политэмигранты, напряженно вглядываясь сквозь окна вагона в немецкий пейзаж?

Поезд медленно вкатил в первый германский город— Готтмадинген... Здесь должна была состояться церемония встречи русских революционеров немецкими властями. И тут должно было выясниться, дадут ли им возможность следовать дальше или задержат на неопределенное время.

В связи с приездом группы эмигрантов в здании станции Готтмадингена, как писал Фриц Платтен, был освобожден зал третьего класса. Сюда и привел Платтен вместе с атташе посольства Германии в Берне Шюллером русских путешественников. Они были представлены двум офицерам германского генерального штаба Планитцу и Бюрингу, которые должны были сопровождать всю группу в поездке по германской территории.

Предоставим слово еще одному очевидцу — Радеку. Вот как он описывал одну из первых встреч на земле Германии:

«Нас ожидали немецкие офицеры. Они указали нам зал таможни, в котором должны были пересчитать число живых «снарядов», транспортируемых ими в Россию. Паспорта спрашивать на основе договора они не имели права. Поэтому в таможне мужчин и женщин разделили по обе стороны стола, чтобы по дороге кто-нибудь из нас не улетучился или, подменив русского большевика немецкой барышней, не оставил в Германии зародыш революции. (Я имел большое влечение проделать это, к чему, как австриец, имел даже моральное право, но Ильич был против.) Мы стояли молча, и чувство было очень жуткое. Владимир Ильич стоял спокойно у стены, окруженный товарищами. Мы не хотели, чтобы к нему присматривались»1.

Что же было дальше? Процедура «знакомства» оказалась на редкость простой. Путники должны были показать офицерам листочки бумаги, которые им раздал Платтен: на них стояли цифры 1, 2, 3, 4, 5... и так до номера 32. Не проверяя документов, немцы хотели убедиться только в одном — количестве людей или живых «снарядов», как иронизировал Радек. Багаж у политэмигрантов тоже не досматривали. Кажется, все проходило без осложнений.

Убедившись в том, что количество отъезжающих соответствовало числу тридцать два, пограничники пригласили их в тот самый вагон «микст» второго и третьего класса, о котором шла речь в начале этой главы. Напряжение путников несколько спало.

Самое крайнее купе к входной двери заняли офицеры Планитц и Бюринг.

Интересно, что Бюринг, по его же воспоминаниям, получил задание сопровождать русских революционеров от самого генерала Людендорфа. Он знал русский язык, но ему было предписано скрывать это, говорить только по-немецки и подслушивать разговоры пассажиров.

Стали размещаться в вагоне и политэмигранты. Фриц Платтен писал, что «женщины и дети заняли мягкие места, мужчины разместились в третьем классе». Радек уточняет: Владимира Ильича вместе с Надеждой Константиновной поместили в отдельном купе, чтобы он смог спокойно работать; далее заняли места Сафаров с женой, Ольга Равич, Инесса Арманд и он, Карл Радек.

В путь отправились не сразу. Вагон простоял всю ночь на станции Готтмадинген. И всю ночь он был под охраной немецких ополченцев. Только утром вагон подцепили к поезду, следовавшему в Берлин.

Поездка через Германию началась.

Прежде чем дальше последовать за революционерами, остановимся более подробно на самом вагоне, в котором они тронулись в путь. Выше было рассказано: вагон пользовался правом экстерриториальности, но не был полностью закрыт, тем более запломбирован. Но ведь сам Фриц Платтен в 1925 году писал, что «мы сели в опломбированный вагон II—III класса». И раздел Радека в книге Платтена «Ленин. Из эмиграции в Россию» тоже назывался «В пломбированном вагоне». В чем же дело?

Во-первых, пломбы к вагону применялись: на тех трех дверях вагона, которые были наглухо закрыты, действительно висели пломбы! Был запломбирован и багаж политэмигрантов2. Но это конечно же не значит, что сами революционеры были в «пломбированном вагоне». Помните? Четвертая дверь была открыта. Так почему же все-таки сами участники поездки использовали термин «пломбированный вагон»?

Мне кажется, что тем самым они хотели лишь подчеркнуть факт полного отсутствия во время проезда через Германию каких бы то ни было контактов с внешним миром. А потом недруги Ленина и большевиков использовали этот термин, сочинив версию о том, что Ленин-де был вывезен в Россию германским кайзером в пломбированном вагоне.

Не случайно Харитонов в 1927 году высказал такую точку зрения: неправильно, что некоторые товарищи пишут о «пломбированном вагоне», не беря эти слова в кавычки.

...Итак, вагон категории «микст» с тремя запертыми дверями из четырех двигался по территории Германии. Какие же картины предстали взору русских политэмигрантов? Надежда Константиновна Крупская рассказывала:

«Мы смотрели в окно вагона, поражало полное отсутствие взрослых мужчин: одни женщины, подростки и дети были видны на станциях, на полях, на улицах города»3.

Да, империалистическая война, в которую ввергли Германию ее правящие круги, дорого обходилась и немецкому народу. Страна была на грани истощения. Особо сильное впечатление на путников произвел Франкфурт. Был конец рабочего дня, и многие люди спешили к пригородным поездам. Мимо вагона, в котором находились революционеры, проходили, как писал Платтен, изможденные люди с потухшим взором. Он добавлял:

«Это траурное шествие, как молния, осветило нам положение Германии и пробудило в сердцах ехавших эмигрантов надежду на то, что уже недалек тот час, когда народные массы в Германии восстанут против господствующих классов».

Картины увиденного поразили и Зиновьева:

«Помню жуткое впечатление замерзшей страны, когда мы ехали по Германии. Берлин, который мы видели из окна вагона, напоминал кладбище»4.

Весьма характерный эпизод приключился во Франкфурте, где вагон с политэмигрантами был поставлен на запасной путь. Трудно сказать почему, но в город ушли сразу и Планитц, и Бюринг. Возможно они понадеялись на Платтена, который, по их расчетам, должен был остаться в вагоне. Но и тот отправился на какую-то встречу. Возвращаясь, он зашел в буфет и увидел, что там продавалось пиво. Решив угостить революционеров, он попросил немецких солдат, обсуждавших в здании вокзала новость о появившихся на станции русских, выступавших за мир, помочь ему отнести им пиво.

Они взяли кружки и понесли к вагону. Радек рассказывал, что солдаты прошли к вагону, несмотря на то что платформа была оцеплена стражниками.

«Они набросились на нас с неслыханной жадностью, допрашивая, будет ли мир и когда»5,— писал Радек.

Когда Планитц и Бюринг вернулись, солдат около вагона уже не было. Кстати, был и второй случай, когда оба офицера покидали вагон. Это произошло уже в Берлине. Поезд прибыл на Потсдамский вокзал, где, по словам того же Радека, было много «штатских шпионов». По этой ли причине или по другой, но Планитц и Бюринг решили позволить себе заглянуть в ресторан. Когда они снова появились на платформе, то, к своему ужасу, не обнаружили политэмигрантов. Но все обошлось, вагон был переведен на Штеттинский вокзал. Офицеры там его и нашли.

А что происходило в самом вагоне? Там сразу установился размеренный порядок. Путешественники вели дискуссии о путях развития революции в России, о будущем страны. Время от времени пели «Марсельезу», «Карманьолу» и другие песни. В беседах принимал участие и Фриц Платтен. Впоследствии он писал:

«В коридоре вагона шел горячий спор. Вдруг Ленин обратился ко мне с вопросом:

- Какого вы мнения, Фриц, о нашей роли в русской революции?

- Должен сознаться,— ответил я,— что вполне разделяю ваши взгляды на методы и цели революции, но, как борцы, вы представляетесь мне чем-то вроде гладиаторов Древнего Рима, бесстрашно, с гордо поднятой головой выходивших на арену, навстречу смерти. Я преклоняюсь перед силой вашей веры в победу.

Легкая улыбка скользнула по лицу Ленина, и в ней можно было прочесть глубокую уверенность в близкой победе»6.

Ленин, как всегда, много трудился. В частности, он обдумывал свои Апрельские тезисы, с которыми выступит в Петрограде сразу после завершения этого труднейшего путешествия.

Интересная зарисовка имеется в воспоминаниях Харитонова. Она тоже касается обстановки, царившей в вагоне.

«Мысль Владимира Ильича,— писал он,— за все время нашей поездки была исключительно сосредоточена на вопросах, связанных с ближайшей работой партии. Он очень много ходил взад и вперед по вагону, мысленно разрабатывая в деталях стратегический план ближайшего этапа борьбы.

По дороге он почти все время думал, думал, почти на глазах у товарищей. Все старались не мешать. Но когда один из них хотел уступить ему свое место, он решительно запротестовал и таким тоном, что никто из нас не стал больше на этом настаивать»7.

Русские политэмигранты строго выполняли условия проезда через Германию. Никто из них ни разу не сделал попытки покинуть вагон. И сами не позволили никому вмешиваться в их распорядок жизни или пытаться встретиться с ними. Но один раз такая попытка была предпринята. Радек рассказывал, что однажды «пришел Платтен и сказал, что в поезде Янсон. Ильич приказал прогнать его к чертовой бабушке».

Вильгельм Янсон был представителем правого руководства Генеральной комиссии немецких профсоюзов, которое было известно своими откровенно социал-шовинистическими взглядами и поддержкой военных авантюр германских властей. В связи с возвращением политэмигрантов из Швейцарии в Россию имя Янсона возникло не впервые. Еще в ходе переговоров с немецкой стороной посол Германии в Берне Ромберг предлагал, чтобы Янсон сопровождал революционеров на всем пути следования через Германию. Платтен тогда отказался от этого предложения, сославшись на то, что политэмигранты, по соглашению, не имеют права вступать в контакты с гражданами Германии. И вот опять Янсон назойливо пытался встретиться с Лениным и его спутниками.

Чем это было вызвано? Определенных сведений на сей счет нет, но возможно, Янсон мог иметь задание германских властей вступить в переговоры с Лениным.

Но Владимир Ильич был непреклонен: ни под каким видом он не хотел встречаться с человеком, предавшим интересы трудящихся и вставшим на путь безоговорочной поддержки германского империализма. Через несколько дней в Стокгольме корреспондент шведской газеты «Политикен» задаст Ленину вопрос: «Вы встретились с кем-нибудь из немецких товарищей по партии?», на который Владимир Ильич ответит так:

«Нет. Вильгельм Янсон из Берлина пытался встретить нас в Лингене у швейцарской границы. Но Платтен отказал ему, сделав дружеский намек на то, что он хочет избавить Янсона от неприятности такой встречи»8.

Фриц Платтен впоследствии не без юмора вспоминал:

«Резюме совещания реэмигрантов было следующее: в случае, если Янсон сделает попытку нарушить экстерриториальность, забросать его чайниками.

Разумеется, я передал Янсону это постановление в несколько более мягкой форме. Я просил его не добиваться свидания, так как я не ручаюсь, что смогу защитить его от оскорблений. Что касается приветствия Генеральной комиссии, то я мог поблагодарить за него только от своего имени»9.

Все эти детали поездки русских революционеров по земле Германии приводятся не случайно: они красноречиво свидетельствуют о том, что никакого «пломбированного» и «тайного вагона» не было. Был переезд через Германию в соответствии с соглашением, которое было достигнуто с берлинскими властями.

В чисто физическом плане, надо полагать, поездка была очень не простой. Трое суток тридцать два человека находились в одном вагоне без права выйти на станции, чтобы хотя бы размять ноги! Можно предположить, что проблемы в такой обстановке возникали. Их решали на ходу. Радек, например, вспоминал, что Владимир Ильич следил за тем, чтобы ночью в вагоне не шумели. Однажды громкий спор завели в купе, в котором ехали Сафаровы, Равич, Арманд и Радек. «Поздно вечером вошел Владимир Ильич и хотел увести Ольгу, чтобы развести ее и меня, так как считал нас главными зачинщиками шума»10 — писал Радек.

Среди путешественников были курильщики, а значит, в таком ограниченном пространстве, каким является вагон, не мог не возникнуть вопрос: где курить? После дискуссий было принято решение: курить в помещении, обозначенном знаком «00».

12 апреля 1917 года политэмигранты прибыли наконец в Засниц — германский порт на берегу Балтийского моря. Этот немецкий город уже в то время был связан со шведским Треллеборгом паромным сообщением: паромы перевозили железнодорожные вагоны. Волнение путников достигло предела: закончится ли поездка по Германии успешно?

Но и здесь все прошло нормально. Чтобы покинуть немецкую территорию, революционерам достаточно было показать листочки бумаги с номерами от 1-го до 32-го, написанными Фрицем Платтеном. Пограничники пересчитали путников и, убедившись, что их тридцать два человека, пропустили на паром. Как и в Готтмадингене, паспортов не требовали. Один из спутников Ленина — Цхакая в 1927 году рассказывал:

«Из вагона до парома проложили доски, и по ним мы перешли на палубу»11. Это была палуба шведского парома «Королева Виктория».

Германия осталась позади. Важнейшая и самая опасная часть пути пройдена! Пройдена вопреки всем сомнениям, переживаниям, скептицизму и мрачным прогнозам. Германские власти выполнили соглашение, которое заключил с ними Фриц Платтен — доверенное лицо группы политэмигрантов, которую возглавлял В. И. Ленин.

Примечания:

1 Платтен Ф. Ленин. Из эмиграции в Россию. С. 126

2 Платтен Ф. Ленин. Из эмиграции в Россию. С. 46, 49

3 Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине. Т. 1. С, 440

4 Платтен Ф. Ленин. Из эмиграции в Россию. С. 46, 120.

5 Там же. С. 128

6 Иванов А. Фриц Платтен. С. 48

7 Записки Института Ленина. Т. 2. С. 146.

8 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 31. С. 95.

9 О Ленине. Воспоминания зарубежных современников, С. 162.

10 Платтен Ф. Ленин. Из эмиграции в Россию. С. 128

11 Правда. 1927. 16 апр.

Joomla templates by a4joomla