Книги о Ленине

«ПОБЕДА БОЛЬШЕВИКОВ НА СЪЕЗДЕ БЫЛА ПОЛНОЙ»

К. Е. Ворошилов:

V (Лондонский) съезд РСДРП во время его работы иногда называли «путешествующим» съездом. И это было близко к истине.

Первоначально все мы, делегаты V съезда РСДРП, разными путями «накопились» в Финляндии и оттуда на пароходе переправились в Швецию. Из Стокгольма на поезде поехали в Мальмё, где нас прямо в вагонах поместили на паром и таким образом доставили в Копенгаген — столицу Дании, где и должна была начаться работа нашего партийного съезда. Здесь в одном из залов, предоставленных в наше распоряжение местными социал-демократами, в тот же день состоялась встреча большевистских делегатов с В. И. Лениным.

М. Н. Лядов:

Мы поехали вдвоем с Ильичем через Лбо, Стокгольм на Копенгаген. Я был особенно рад этому обстоятельству, так как получил возможность в течение нескольких дней дороги о многом поговорить с Ильичем. Конечно, все разговоры вертелись вокруг предстоящего съезда и вокруг нелепой, прямо преступной тактики меньшевиков по отношению к избирательной кампании в Петербурге, фактически приведшей к расколу Петербургской организации в связи с выборами в Думу...

Мы долго бродили по улицам Стокгольма в ожидании поезда, который должен был отвезти нас в Копенгаген. Помню, Ильича очень поразило, когда наш поезд весь целиком был вдвинут на большой паром и нас таким образом перевезли через пролив...

Приехав в Копенгаген, мы застали там уже почти всех делегатов. Сейчас же по приезде Ильич поручил собрать фракционное (большевистское.— Ред.) собрание.

Ю. П. Гавен:

... Я участвовал в заседании большевистской фракции, на котором обсуждался вопрос о технической подготовке вооруженного восстания, партизанской борьбе и экспроприациях... Меньшевики принципиально отрицали необходимость технической подготовки. В признании технической подготовки восстания большевиками они усматривали уклон последних от марксизма в сторону бланкизма... Я лично... очень интересовался этим вопросом, так как перед тем прошел годичную суровую школу партизанской войны в Прибалтийском крае (в 1906 году). Теоретическое марксистское обоснование этого вопроса имело для меня, и вообще для партизан-практиков, большое значение.

Но дискуссии меня далеко не удовлетворили. Выступавшие товарищи делились практическим опытом, но не давали итога, марксистского анализа и теоретического обоснования накопленного опыта.

Наконец, выступил Ленин. Он говорил всего минут сорок. С громадным вниманием я следил за его речью. И чем больше он говорил, тем больше покорял меня своей железной ясной логикой. Его конечные выводы о необходимости технической подготовки восстания и о партизанской войне стали для меня ясными и сами собою разумеющимися.

Д. Н. Бассалыго:

Начав говорить, Владимир Ильич быстро и безраздельно завладел аудиторией. Мягкий и негромкий, но полный скрытой силы голос, простая и ясная речь, покоряющая своей железной логикой, захватили нас. Я не спускал глаз с Владимира Ильича, ловил каждое его слово, следил за каждым его движением. Ленин говорил о состоянии наших боевых дружин. Этот вопрос меня особенно интересовал: в 1905 г. я руководил боевыми дружинами Харькова, участвовал в вооруженном восстании на заводе Гельферих-Саде; весной 1906 г. наши дружины охраняли все партийные собрания, посвященные выборам делегатов на ІV съезд РСДРП.

Речь Владимира Ильича, доброжелательная и в то же время критическая, определяла деятельность дружин, вскрывала наши ошибки.

М. Н. Лядов:

Не успели мы приступить к работе, как вдруг кто-то стучится в дверь и сообщает, что просят кого-нибудь из собравшихся выйти для переговоров с полицейским чиновником. Если не ошибаюсь, вышли мы вдвоем с Литвиновым. Нас встретили два важных чиновника, которые нам заявили, что по распоряжению датского министра внутренних дел мы обязаны выехать в течение 12 часов за пределы Дании, что за это время никаких заседаний нам собирать не позволяется и что если мы не выполним к надлежащему сроку это распоряжение, то все приехавшие на съезд будут арестованы и высланы в Россию. Помню, как взволновались все наши делегаты, узнав об этом. Ильич ругательски ругал меньшевистский ЦК за то, что тот не мог предварительно через датских эсдеков получить гарантию в том, что нас не тронут.

Н. Н. Накоряков:

Социал-демократы Дании предварительно обещали нам полное содействие в устройстве съезда, и мы уже разместились было по гостиницам Копенгагена. Потом те же социал-демократы — депутаты парламента пришли и заявили, что в связи с международной обстановкой и ввиду близкого родства царского дома России с датской королевской династией правительство не может допустить наш съезд на территории королевской Дании...

Надо сказать, что все эти представители социал-демократов были рослые, с виду респектабельные люди. Держались они несколько высокомерно.

Владимир Ильич был меньше их ростом, проще одет, но он вдруг в представлении нашем — свидетелей разговора — вырос. Он просто сказал им на хорошем немецком языке: «Мы понимаем, что некоторые семейные связи, особенно с царской Россией, для некоторых политических деятелей сильнее, чем международная солидарность!.. Поэтому мы понимаем, что нам надо выехать из Дании, и мы готовы к этому».

И рослые люди как-то осели, потеряли свою представительность... Владимир Ильич вежливо раскланялся и сказал нам: «Пойдемте готовиться к отъезду».

К. Д. Гандурин:

Мы, рядовые делегаты, ходили как пришибленные. Нам предложили приготовиться к отъезду и ждать директив ЦК, который в это время в большинстве своем был уже в Копенгагене. В ожидании директив мы на все лады обсуждали положение, и оно казалось нам очень мрачным. Боялись за съезд. Переезд в другое государство вызывал лишние расходы, также лишние расходы вызывались и новой, непредвиденной тратой времени. Средства партии были незначительны, и мы сильно боялись, что съезд будет сорван. Так прошло приблизительно часов семь с момента объявления приказа о высылке. Кое-кто уже начал приготовлять себя к возможному аресту и путешествию в Россию под конвоем датской полиции.

М. Н. Лядов:

Меньшевистские вожди, в особенности Дан и Мартов, очень непрочь были воспользоваться этим случаем и сорвать съезд. Они предложили просто-напросто разъехаться по домам. Но против этого решительно запротестовали все остальные фракции: и мы, и поляки, и латыши, и бундовцы. Не поддержали этого требования даже некоторые меньшевики.

К. Д. Гандурин:

Наконец, явились уполномоченные ЦК и объявили: «в 10 ч. вечера едем в Швецию, в город Мальмё». Как известно, Мальмё от Копенгагена отделяется проливом. Соц.-дем. организация Мальмё, с которой наш руководящий орган уговорился по телеграфу, обещала нам дать приют в помещении Народного дома. Такой выход показался нам особенно счастливым. Во-первых, мы вовремя уезжаем из опасного Копенгагена, а, во-вторых, переезд не потребует ни большого времени, ни значительных трат.

М. Н. Лядов:

По дороге мы не могли решить, что делать дальше. Полагали, что, переночевав в Народном доме в Мальмё, мы оттуда утром снесемся со шведским ЦК партии, и он добьется разрешения собраться в Стокгольме...

Приехал Брантинг (вождь шведской с.-д. партии) и заявил нам категорически, что шведское правительство решительно отказывается допустить наш съезд. Такой же категорический ответ мы получили из Христиании от норвежского правительства.

Тогда мы послали телеграфный запрос представителю рабочей партии в английском правительстве Бернсу. Наконец, после долгих ожиданий мы получили от него дипломатический ответ, что английское правительство дает приют всем политическим эмигрантам и не интересуется тем, чем заняты эти эмигранты в Англии, если они не совершают ничего незаконного, запрещенного английским правительством.

А. С. Власов:

В Лондон мы выехали на пароходе из одного норвежского порта...

Собрались почти все съездовцы в одном ковчеге: и большевики, и меньшевики, и бундовцы. Все время шли горячие дебаты.

В.А. Десницкий:

Мы с Владимиром Ильичем, вдвоем, поехали в Берлин, хотя проезд делегатов через Германию датским правительством был категорически воспрещен, возможно, в результате соответствующего дружеского сообщения из столицы Пруссии. М. Горький вместе с М. Ф. Андреевой к этому времени уже приехали в Берлин...

Для Владимира Ильича, начиная с 1905 года, Горький был вполне своим человеком, близким и дорогим партии...

Не помню от кого,— возможно и от меня,— шла инициатива приглашения М. Горького на съезд. Но со стороны Владимира Ильича эта мысль встретила самое горячее одобрение. В большевистском центре, продолжавшем свое существование и в промежуток между Объединительным и V съездом, решение о приглашении Горького на съезд было принято без всяких возражений...

Несколько дней, проведенных в Берлине, очень сблизили Горького и Ленина. Неоднократно встречались они по вечерам. Вместе были в Тиргартене, ходили по театрам...

В Лондон мы ехали вместе, вчетвером в одном вагоне и на одном пароходе через Ла-Манш. Владимир Ильич не отрывался от окна, когда проезжали промышленные районы Германии. «Немецкому пролетариату нужна более революционная партия, чем нынешняя германская социал-демократия с ее Vorstand’oм (ЦК партии) чиновников»,— говорил он, показывая на сплошные линии огней фабрик и заводов.

И. В. Попов:

Лондон встретил нас шумом и грохотом, ревом паровозов, потоком спешащих куда-то людей и туманом, который висел над домами и парками, прижимая к земле дым и чад фабричных труб. Первую ночь провели в ночлежном доме «Армии спасения». Вечером с устатку не разглядели это ужасное заведение и после долгих мытарств спали как убитые, а утром увидели изможденных, оборванных босяков и старых краснорожих пьяниц, разговаривавших пропитыми сиплыми голосами. Ничего себе компания!

М. Ф. Андреева:

Ленин повез нас в гостиницу «Империал», где-то неподалеку от Британского музея. Гостиница представляла собой огромный, сырой и неуютный дом, но другого помещения почему-то найти не удалось.

Помню, как Ленин беспокоился за Горького:

- Простудим мы его! Ведь он привык к мягкому климату, хорошему уходу...

Действительно, в комнате, очень небольшой, было сыро и сумрачно, огромная кровать занимала половину места, большое окно выходило прямо в стену, газовый камин с искусственными дровами давал мало тепла. Был май месяц, но погода стояла сырая и холодная.

Ленин подошел к кровати, пощупал простыни и, зная, что Горький не любил, чтобы беспокоились о его здоровье, вполголоса сказал мне:

- Простыни-то совсем сырые, надо бы их посушить, хотя бы перед этим дурацким камином. Закашляет у нас Алексей Максимович, а это уж никуда не годится!

Удивительно трогательной показалась мне эта милая заботливость! Впоследствии я неоднократно имела возможность убедиться в том, с каким вниманием умел Ленин относиться к людям, особенно к товарищам, как он умел все видеть, все замечать и ничего не забывать.

Когда Ленин ушел, Горький долго ходил по неуютной комнате от окна к двери, мимо газового камина, крутил и покусывал по привычке кончики усов, а потом тихо и задумчиво сказал:

- Удивительный человек!

В. А. Десницкий:

На Горького и на Владимира Ильича сильное впечатление произвело мое сообщение, что в первую ночь по приезде в Лондон несколько делегатов, рабочие, отказались переночевать в тех помещениях, куда впопыхах пытались засунуть их бундовцы, взявшие на себя обязанность размещения товарищей. В частности, целую ночь пробродили по улицам Лондона несколько человек из той группы делегатов, которым был отведен ночлег на конвейерных койках рабочего ночлежного дома, предоставленного к услугам съезда муниципальным управлением одного из округов Лондона. Я только что вернулся из этого ночлежного дома, куда меня вытребовали товарищи. Рабочих смутили пятнистые, грубые простыни на двухэтажных нарах, не смененные после ряда ночлежников, сложные, не особенно приятные запахи, грязь на полу, на длинных немытых столах.

— А это здорово,— говорил, потирая руки, Владимир Ильич.— Выросли культурные потребности... Вот вам Европа, встретили варваров товарищи англичане: привыкли русские к грязи, для них все хорошо...— Ему сочувственно вторил Горький.

М. Н. Лядов:

Разыскал Ильича. Он собрал всех наших, кто знает хотя немного Лондон, и все мы, в том числе Ильич, пошли отыскивать комнаты. Наших большевистских делегатов было человек 120 (вместе с делегатами, имевшими совещательный голос), значит, нам надо было разыскать не менее 60 комнат. В несколько часов мы это проделали, и каждый пошел разводить по этим комнатам свою партию делегатов.

После этого Ильич сейчас же созвал прерванное в Копенгагене фракционное (большевистское.— Ред.) заседание. Ильич уже точно подсчитал наличие сил на съезде: наших— 103—105 человек, у поляков — 45, у латышей — человек 28, из них 6—7 типичных меньшевиков. Поляки и латыши по большинству вопросов пойдут с нами. Против нас человек 90 меньшевиков и человек 55 бундовцев. Против нас и группа в человек 7—8 во главе с Троцким. На словах они как будто левей меньшевиков, но на деле будут голосовать с меньшевиками, так что выходит, что силы почти равные. Предстоит во многом уступать полякам и латышам, чтобы вместе с ними бить меньшевиков и бундовцев. С поляками и латышами надо во что бы то ни стало договориться по важнейшим вопросам.

Н. Н. Накоряков:

Владимир Ильич умел любить горячо. Он крепко любил Горького... Он горячо любил старого, преданного большевика Миха Цхакая... Надо было видеть, как он обнял и расцеловал его при встрече на съезде...

А. С. Кахоян:

... Я увидел своего давнишнего знакомого Миху Цхакая, разговаривавшего с Максимом Горьким. Портрет Горького я много раз видел и мне нетрудно было узнать его. Цхакая нас познакомил. Делегаты стали собираться вокруг нас. Один из них, узнав, что я с Кавказа, подошел, задал несколько вопросов о делегатах, ехавших с нами. Он интересовался, сколько нас было, каким путем ехали, сколько было большевиков и сколько меньшевиков, о чем спорили, сколько рабочих и сколько интеллигентов среди делегатов, во время спора меньшевики-рабочие не перешли ли на сторону большевиков и т. д.

Вопросы этого человека произвели на меня странное впечатление. Я не успевал отвечать на одни, а он задавал все новые и новые, понимая меня с полуслова. После его ухода я подошел к Михе Цхакая и спросил:

- А где же Ленин?

- Чудак, Ленин говорил с тобой,— ответил он.

Я растерялся и был поражен, что этот светловолосый, невысокого роста подвижной человек и был Ленин.

Е. А. Киселев:

Перед началом съезда состоялось совещание делегатов-большевиков под руководством В. И. Ленина. Мне было тогда двадцать лет; я знал Владимира Ильича только по литературе, и показалось мне: он должен быть каким-то особенным, недосягаемым и великим. Я очень удивился, когда увидел, что Ленин выглядит очень просто, одет в недорогой костюм, какие обычно носят квалифицированные рабочие.

А. Г. Шлихтер:

На партийных съездах большевики всегда выступали сплоченно, как самостоятельное, последовательно-марксистское, революционное направление русских социал-демократов, но партийные фракции впервые совершенно открыто работали только на Лондонском съезде.

Эти партийные фракции (а их было на съезде вначале целых пять: большевики, меньшевики, бундовская, латышская и польская) предварительно на своих заседаниях обсуждали все основные вопросы порядка дня съезда и намечали свою линию поведения по этим вопросам на пленарных заседаниях. Несмотря на это обстоятельство, не только при открытии съезда, но даже и в первые дни его работы еще не вполне ясно было, на стороне ли большевиков или меньшевиков будет перевес.

Что бундовцы займут меньшевистскую позицию, было заранее известно; об этом говорила достаточно наглядно вся практика работы Бунда до съезда. Но какую позицию займут окончательно польские и латышские товарищи, в первые дни было не ясно, и это составляло большую заботу для т. Ленина.

И. В. Шауров:

Было решено, что, несмотря на объединение партии, большевистская фракция должна по-прежнему существовать, поскольку ее идеология и отношение ко многим практическим вопросам резко отличаются от отношения меньшевиков и примыкающих к ним, что неизбежно вызовет в дальнейшем новые конфликты. Было избрано фракционное бюро, возглавляемое В. И. Лениным. Так как необходимо было считаться с неизбежностью провалов и арестов, то избрали большое количество кандидатов в члены бюро.

Н. С. Каржанский:

И вот тут-то многие из большевиков, подавляющее большинство, впервые видят Ленина. Он стоит... такой простой, без позы, без рисовки. Но какая сила в этом человеке! И какая молодость! На лице — ни морщинки, кожа здоровая и свежая, упрямая складка на лбу — складка, но не морщинка. Вот он смотрит прямо в гущу депутатов своими проницательными, немножко насмешливыми глазами...

А. С. Кахоян:

На протяжении всего собрания он, склонив голову, писал и слушал выступающих, слушал внимательно, сосредоточенно. На собрании присутствовало 50—60 человек. В одной руке у председателя был карандаш, а другой рукой он призывал к порядку товарищей, нарушавших порядок выступлений, называл их всех по фамилиям. Я был удивлен, какой же феноменальной памятью обладал Ильич.

На собрании выяснилось, что большевики составляют большинство на съезде. Поляки в полном составе во главе с Розой Люксембург, большинство латышей и часть бундовцев выступали за большевиков. Нужно отметить, что делегаты-большевики были из заводских районов, а делегаты-меньшевики из мелкобуржуазных крестьянских районов.

И. В. Шауров:

Перевес большевиков на Лондонском съезде стал очевидным тотчас же после проверки мандатов. Делегатов-большевиков было 105, меньшевиков — 97, бундовцев — 57, польских социал-демократов — 44, латышских социал-демократов — 29, «внефракционных» — 4. Поляки и большая часть латышей по принципиальным вопросам голосовали с нами. Значительное большинство бундовцев присоединилось к меньшевикам.

Н. С. Каржанский:

В понедельник 13 мая (по старому стилю 30 апреля) на юго-западной окраине Лондона, в реформистской церквушке, открылся V съезд РСДРП. На хорах собралось много гостей, главным образом русских политэмигрантов.

А. М. Горький:

Я и сейчас вот все еще хорошо вижу голые стены смешной своим убожеством деревянной церкви на окраине Лондона, стрельчатые окна небольшого, узкого зала, похожего на классную комнату бедной школы. Это здание напоминало церковь только извне, а внутри ее — полное отсутствие предметов культа, и даже невысокая кафедра проповедника помещалась не впереди, в глубине зала, а — у входа в него, между двух дверей.

И. В. Попов:

Неуютно и сумрачно было в церкви Братства, и только когда светило солнце, лучи его, пробиваясь сквозь цветные стекла, причудливым узором ложились на серые стены. Гулким эхом раздавались под высокими сводами аплодисменты, шумные споры и горячие речи ораторов. От газовых рожков, освещавших церковь, и множества наполнявших ее людей временами становилось душно и жарко. Ведь нас собиралось здесь триста тридцать шесть делегатов от ста пятидесяти тысяч членов русской, латышской, польской, литовской социал-демократических рабочих партий и Бунда, раздираемых разногласиями по основным вопросам революционной теории и практики. В острой борьбе нам предстояло решить насущные задачи революционного пролетариата и его партии.

И. В. Шауров:

В самом начале съезда возник спор на предварительном совещании о том, как должны разместиться делегаты — кому сидеть налево и кому направо. Меньшевики, самовольно захватившие левую сторону, упорно отказывались уступить ее большевикам. Между тем мы, естественно, претендовали на левую сторону, считая себя левым крылом партии. В конце концов В. И. Ленин заявил, что этот вопрос о местничестве не стоит того, чтобы терять на него время, и заявил о согласии оставить меньшевикам левую часть зала протестантской церкви, в которой происходили заседания съезда. Пусть этим утешают себя, сказал он. Мы разместились в правой половине. Середина была занята объединившимися с РСДРП социал-демократическими партиями — латышской, польской, которая поместилась ближе к нам, и бундовцами, севшими поближе к меньшевикам.

Н. С. Каржанский:

Трибуна пока пуста. Вскоре на нее выходит Плеханов; безукоризненно сидит на нем редингот с атласными отворотами, солидный широкий галстук и высокий тугой воротничок. От имени ЦК партии Плеханов открывает съезд.

А. М. Горький:

Не всегда важно — что говорят, но всегда важно, как говорят. Г. В. Плеханов в сюртуке, застегнутом на все пуговицы, похожий на протестантского пастора, открывая съезд, говорил, как законоучитель, уверенный, что его мысли неоспоримы, каждое слово — драгоценно, так же как и пауза между словами. Очень искусно он развешивал в воздухе над головами съездовцев красиво закругленные фразы, и когда на скамьях большевиков кто-нибудь шевелил языком, перешептываясь с товарищем, почтенный оратор, сделав маленькую паузу, вонзал в него свой взгляд, точно гвоздь...

Во время речи Г. В. Плеханова в первом заседании на скамьях большевиков чаще других шевелился Ленин, то — съеживаясь, как бы от холода, то — расширяясь, точно ему становилось жарко; засовывал пальцы куда-то под мышки себе, потирал подбородок, встряхивая светлой головой, и шептал что-то М. П. Томскому. А когда Плеханов заявил, что «ревизионистов в партии нет», Ленин согнулся, лысина его покраснела, плечи затряслись в беззвучном смехе, рабочие, рядом с ним и сзади его, тоже улыбались, а из конца зала кто-то угрюмо и громко спросил:

- А по ту сторону — какие сидят?

В. А. Десницкий:

В. И. Ленин неоднократно говорил мне: «Не нужно, чтобы Горький все время торчал на съезде. Устанет он, не выдержит нашей дискуссии!.. Пусть побольше в кулуарах побудет, с рабочими поближе познакомится. Ему полезно это. И воздух в зале скверный...»

А воздух в церкви иногда был действительно тяжелый. На одном из заседаний что-то случилось неладное с трубами газового освещения. Воздух был отравлен, два-три делегата — почему-то все меньшевики — даже потеряли сознание и были извлечены из зала. А заседание все же продолжалось. И Горький искренне недоумевал: «Дохнут, дьяволы, а спорят»...

М. Ф. Андреева:

Бывая на всех заседаниях съезда, Алексей Максимович жадно впитывал в себя речи и даже отдельные слова делегатов и с каждой новой встречей все больше и больше влюблялся в Ленина.

Н. С. Каржанский:

Атмосфера съезда достаточно горяча, и страсти разгораются по самым, казалось бы, пустяковым поводам. Вот, например, дело идет о процедуре выборов президиума; достаточно большевику предложить проведение выборов записками, как сейчас же вскакивает сухой, нервный Мартов и выпаливает страстную, пламенную речь о том, что надо голосовать списками, непременно списками, иначе... (дальше рисуется целый ряд смертельных опасностей).

Новый спор процедурного порядка: абсолютным или относительным большинством производить выборы президиума? Сначала этот вопрос голосуется простым поднятием рук, но сейчас же вспыхивает спор о числе голосов «за» и «против». Спорят, кричат, перебивают друг друга. Плеханов, пока председательствующий, видимо, не привык к таким бурям и заметно теряется...

И вот выборы президиума. Кандидатов называют пять: Ленин, член польской социал-демократии Тышка (Иогихес), член латышской социал-демократии Азис (Розин), меньшевик Дан, бундовец Медем (Виницкий). Называют еще Плеханова и поляка Залевского, но оба снимают свои кандидатуры.

А. Г. Шлихтер:

...Меньшевики решили, что сила на их стороне, и конечно попытались эту «силу» использовать в наглой и глупой выходке против Ленина. Группа меньшевиков выступила с требованием отвода Ленина из президиума съезда. Ничего, кроме конфуза для меньшевиков, из этого постыдного дела не вышло. Когда Дан попытался зачитать заявление группы, на съезде поднялся такой взрыв негодования, что меньшевики не на шутку перепугались.

А. М. Горький:

Свирепость этих споров сразу охладила мои восторги и не столько тем, что я почувствовал, как резко расколота партия на реформаторов и революционеров,— это я знал с 903 года,— а враждебным отношением реформаторов к В. И. Ленину. Оно просачивалось и брызгало сквозь их речи, как вода под высоким давлением сквозь старую пожарную «кишку».

Н. С. Каржанский:

После первого заседания съезда большевики остались на свое фракционное собрание. Заседали тут же, в большой комнате при церкви. В других комнатах происходили собрания делегатов — поляков и латышей, а меньшевики и бундовцы собирались где-то в других местах. На этом и последующих собраниях большевистской фракции Владимир Ильич ни разу не брал на себя председательствования, предоставляя это каждый раз выборному председателю.

Итак, наших противников нет, одни единомышленники. Спорить и ссориться не приходилось. Надо было прежде всего учесть наши большевистские ряды. Начались «доклады с мест»: Петербург, Москва, Кавказ, Урал и другие подсчитывали большевистские и меньшевистские голоса. И тут выяснилось, что Ленин уже подвел в своей маленькой книжечке итоги соотношений тех и других мандатов и иногда вносил поправки в сообщения слишком оптимистически настроенных делегатов.

— Он скорей примкнет к «болоту»,— сказал он о каком-то делегате с Юга.

Когда речь зашла о делегатах-кавказцах, Ильич определял голоса по данным Михи Цхакая, тут же приводимым. В эту информацию внес дополнения молодой грузин с выразительным суховатым лицом, проходивший на съезде под кличкой «Иванович». То был И. В. Сталин. Он прекрасно знал всех кавказских делегатов и сообщил, что какие-то два делегата, отнесенные Михой Цхакая к числу меньшевиков, на самом деле колеблются, они пока примкнут к «болоту», но есть надежда, что один из них пойдет с большевиками. Ленин сразу же учел это уточнение и прибавил, что таково же положение и у латышей, и у поляков: там есть до десятка таких же делегатов, и надо их привлекать на свою сторону. Он предсказывал, что по принципиальным вопросам и особенно по вопросам отношения к непролетарским партиям «националы», т. е. латыши и поляки, будут голосовать с большевиками. Если думские меньшевики пошли на сговор с кадетами, то ни один поляк, даже поляк-меньшевик, не пойдет навстречу с польскими кадетами — «народовыми демократами», которые слишком откровенно обнаружили свое контрреволюционное лицо, расстреливая польских рабочих, выдавая их охранке, приветствуя и организуя локауты.

Мы возвращались с заседания фракции, совершенно очарованные Владимиром Ильичем. Какая ясность мысли! Какое умение учесть свои силы, не предаваясь излишнему оптимизму!

Е. А. Киселев:

Осуществление большевистской линии на съезде требовало от В. И. Ленина исключительной выдержки. Резкое размежевание съезда на большевиков и меньшевиков и разногласия между ними проявились с самых первых шагов работы.

И. В. Попов:

...Почти два дня обсуждали порядок работы съезда... В неимоверно трудных условиях проходила первая половина съезда: каждое выступление и предложение большевиков сопровождалось возражениями, репликами, особыми мнениями и письменными заявлениями меньшевиков. Много времени занимали эти пререкания и поименное голосование отдельных вопросов. Ведь по требованию делегатов все наиболее важные вопросы решались не просто поднятием рук — каждый писал записку, за какое предложение он голосует. По рядам передавали корзинку для записок, потом записки поступали в президиум, который подсчитывал голоса и объявлял результаты.

В. И. Ленин. Из речи во время прений по вопросу о порядке дня V съезда РСДРП

Я напомню вам, что вопрос о задачах пролетариата в буржуазно-демократической революции давно уже встал перед российской социал-демократией. Еще в начале 1905 года... вопрос этот обсуждался и на III съезде РСДРП, т. е. большевистской её части, и на одновременной женевской конференции меньшевиков. Тогда меньшевики сами ставили в порядок дня своего съезда общепринципиальные вопросы.

Тогда они сами обсуждали основы тактики пролетариата в буржуазной революции и принимали мотивированные решения по этому поводу. Если теперь предлагают выбросить подобные вопросы, то это результат упадочного настроения, и с этим настроением надо бороться, а не поддаваться ему!..

Мы уже несколько лет решаем вопросы марксистской оценки нашей революции. Мы уже несколько лет проверяем опытом нашей революции свои теоретические взгляды и общие тактические решения. А нам рассказывают теперь, что все еще не время подвести итоги этой партийной работе! Не следует, видите ли, определять основ тактики, а надо плестись за ходом событий, решая от случая к случаю...

Я думаю, что оппортунизм сказывается у нас именно в том, что с обсуждения первого действительно общепартийного съезда хотят снять общие вопросы об основах нашей тактики в буржуазной революции. Не снимать теоретические вопросы должны мы, а поднимать всю нашу партийную практику на высоту теоретического освещения задач рабочей партии.

Е. А. Киселев:

Владимир Ильич был очень близок с делегатами-единомышленниками. Эта близость основывалась на общей работе, она была заметна и во многом другом. Нужно сказать, что делегатам на прожитие давали очень мало денег — два шиллинга и несколько пенсов в день, и жилось нам неважно. М. Ф. Андреева, жена М. Горького, и Н. Б. Богданова, жена делегата съезда А. А. Богданова,— очень милые товарищи, видя наше недоедание, по указанию Владимира Ильича во время перерывов между заседаниями подкармливали делегатов-рабочих бутербродами и пивом.

Н. К. Крупская:

Забота о товарищах была его характерной чертой. Он заботился о них и сидючи в тюрьме, и живучи на воле... Заботился не только о товарищах, но и об очень далеких людях, нуждавшихся в его помощи.

Е. А. Киселев:

С отчетом ЦК докладчиком выступал Ю. Мартов (от меньшевиков), с содокладом А. Богданов (от большевиков). Как из доклада, так и содоклада было видно, что ЦК состоял из двух фракций, IV съезд объединил партию формально.

И. В. Шауров:

Страстная борьба разгорелась на съезде в прениях по отчету ЦК. Это было вполне естественно. Критика действий меньшевистского ЦК, избранного на IV Стокгольмском съезде, являлась критикой меньшевистских идей в приложении к жизни. А жизнь за этот период доказала их полное банкротство. ЦК строил свою политику на соглашении с либералами, надеясь революционизировать их и вовлечь в более решительную борьбу с царизмом, либералы же отвернулись от революции и стали искать соглашения с правительством...

В. И. Ленин выступил с резкой критикой деятельности ЦК. Ошибки ЦК он объяснил логическим следствием ошибочности всей меньшевистской политической позиции. «Банкротство нашего ЦК,— говорил он,— было прежде всего и больше всего банкротством этой политики оппортунизма».

К. Е. Ворошилов:

Резко критикуя отчет меньшевистского ЦК V съезду партии, В. И. Ленин убедительно доказал, что ЦК не обеспечил выполнения решений IV партийного съезда, все более отходил от пролетарской политики, все более скатывался на путь соглашательства с либерально-монархической буржуазией, обезоруживая партию, толкая ее на путь лишь парламентской деятельности, оставляя в стороне все многообразие самых широких и действенных внепарламентских форм борьбы.

Н. С. Каржанский:

Из всех делегатов съезда я один знал стенографию. В первый день я застенографировал только речь Плеханова, а дальше? И вот перед началом второго заседания съезда ко мне подошел товарищ Таратута (я его почти год знал как одного из руководящих членов Московского комитета) и сказал, что мне предлагается записывать стенографически речи большевиков и в первую голову речи Владимира Ильича. Я не спросил у Таратуты, от кого эта директива, но было ясно, что от руководства большевистской фракции.

Я заготовил необходимые для стенографирования линованные тетради, очищенные карандаши, перочинный ножик.

Е. А. Киселев:

Из выступлений В. И. Ленина и других большевиков по докладу о деятельности ЦК выяснилось, что меньшевистская часть ЦК проводила оппортунистическую политику, вела переговоры о блоке с кадетами для проведения выборов во II Государственную думу, поддерживала кадетский лозунг о министерстве, ответственном перед Думой.

Доклад по отчету ЦК и прения заняли три дня.

Н. С. Каржанский:

На съезде В. И. Ленин в первый раз выступал 2(15) мая. В его Сочинениях это занимает менее двух с половиной страниц. Расшифровку этой речи я и подал Владимиру Ильичу...

Ленин положил перед собой маленький листок своих каких-то записей и мою расшифровку, переписанную специально для него, с большими пробелами между строками. Передо мной была моя стенограмма, ее расшифровка и секретарская запись...

По его предложению, мы работу проводили так: я читал свои записи и, как только натыкался на неразобранное или сомнительное слово, сейчас же обращался с вопросом к Владимиру Ильичу, и он разрешал недоумение, причем делал у себя пометку он и записывал я.

В беспримерную испарину вогнал меня инцидент с одной фразой из первого ленинского выступления на съезде. Мы работали уже с полчаса, медленно продвигаясь вперед, фраза за фразой. И набрели на одно такое запутанное место. Я читаю:

- Разве это не бессильная утка от признания в сторону без признания?

Владимир Ильич трет пальцем переносицу и переспрашивает:

- Утка? Что-то не так. У меня никакой утки не было. Утка от признания — в этом вряд ли есть какой смысл.

- Ну так что-то подобное,— упорно защищаю я свои «Тимоновы письмена».

Ленин хмурится, заглядывает в свои заметки, читает по моей рукописи вперед и возвращается назад, и вдруг... И вдруг меня оглушил заливистый хохот Ильича. Он смеялся тем смехом, который гораздо сильнее нас, который охватывает всего человека с ног до головы,— смех веселый, громогласный, открытый, безудержный смех до слез. Ленин хотел что-то сказать, но только махнул рукой: смех мешал ему произнести хоть одно слово.

Наконец, я услышал:

- Утка... Ха-ха-ха!.. Да еще утка от признания... Ну, батенька, подвели вас ваши «Тимоновы письмена»! — И, немного успокоившись, уже по-деловому сказал мне: — Никакой утки. Сказано было вот что: «Разве это не бессильная увертка от принципиальности в сторону беспринципности? »

Д. Н. Бассалыго:

Выступления Ленина на съезде позволили нам глубже понять свои революционные задачи. И молодые члены партии и люди, умудренные опытом революционной борьбы, учились у Ильича высокой принципиальности, революционной страстности и убежденности, железной логике.

А. М. Горький:

Но вот поспешно взошел на кафедру Владимир Ильич, картаво произнес «товарищи». Мне показалось, что он плохо говорит, но уже через минуту я, как и все, был «поглощен» его речью. Первый раз слышал я, что о сложнейших вопросах политики можно говорить так просто. Этот не пытался сочинять красивые фразы, а подавал каждое слово на ладони, изумительно легко обнажая его точный смысл. Очень трудно передать необычное впечатление, которое он вызывал.

Его рука, протянутая вперед и немного поднятая вверх, ладонь, которая как бы взвешивала каждое слово, отсеивая фразы противников, заменяя их вескими положениями, доказательствами права и долга рабочего класса идти своим путем, а не сзади и даже не рядом с либеральной буржуазией,— все это было необыкновенно и говорилось им, Лениным, как-то не от себя, а действительно по воле истории. Слитность, законченность, прямота и сила его речи, весь он на кафедре — точно произведение классического искусства: все есть, и ничего лишнего, никаких украшений, а если они были — их не видно, они так же естественно необходимы, как два глаза на лице, пять пальцев на руке.

По счету времени он говорил меньше ораторов, которые выступали до него, а по впечатлению — значительно больше; не один я чувствовал это, сзади меня восторженно шептали:

— Густо говорит...

Так оно и было; каждый его довод развертывался сам собою — силою, заключенной в нем.

Д. Н. Бассалыго:

Острая мысль Владимира Ильича принимала такую простую и ясную форму, так четко и всесторонне развивалась, что казалось, будто эта мысль принадлежит каждому из нас — так глубоко проникала она в сознание.

Вскрывая теоретические ошибки меньшевиков и бундовцев, их оппортунизм, мещанство, национальную ограниченность, стремление к сделкам с буржуазией и царизмом, Владимир Ильич показал съезду их подлинный облик — облик предателей интересов рабочего класса.

Меньшевики ненавидели Ленина и всячески нападали на него.

А. Г. Шлихтер:

Пробовали свои силенки меньшевики и в кулуарных, коридорных наскоках против большевиков. Особенно излюбленным мотивом меньшевистского хихиканья был вопрос о партизанской борьбе рабочих боевых дружин. Тут во всей красе и полноте проявилась вся тупость, злоба и оппортунистическая ограниченность этих мещан от революции.

Ленин и большевики видели в партизанской борьбе боевых дружин одно из средств ослабления врага, одно из средств подготовки пролетариата к вооруженному восстанию. Такого подхода меньшевики, как противники вооруженного восстания рабочего класса, не могли ни понимать, ни разделять. К этому, серьезнейшему, принципиальному вопросу они подходили как обыватели, как ограниченные мещане.

И. В. Попов:

Очень хотелось поддержать Ленина, крепко, всей силой рук и жаром сердца помочь ему в трудной борьбе, в его спорах с меньшевиками о дальнейших судьбах революции и задачах партии. Все наши мысли и чувства были с ним, но мы пока что не выступали: дружно голосовали за Ленина, усердно аплодировали большевистским ораторам, а душу все время бередила забота: надо сделать еще что-то, но как?

А. М. Горький:

Злой, горячий ветерок раздражения, иронии, ненависти гулял по залу, сотни глаз разнообразно освещали фигуру. Владимира Ильича. Не заметно было, что враждебные выпады волнуют его, говорил он горячо, но веско, спокойно; через несколько дней я узнал, чего стоило ему это внешнее спокойствие. Было очень странно и обидно видеть, что вражду к нему возбуждает такая естественная мысль: только с высоты теории партия может ясно увидеть причины разногласий среди ее. У меня образовалось такое впечатление: каждый день съезда придает Владимиру Ильичу все новые и новые силы, делает его бодрее, уверенней, с каждым днем речи его звучат все более твердо и вся большевистская часть членов съезда настраивается решительнее, строже.

Ю. П. Гавен:

Выступления Ленина на пленарных заседаниях съезда (по вопросу о работе ЦК; о работе думской фракции, доклад об отношении к буржуазным партиям) дополнили и закрепили тот гигантский образ вождя великого класса-освободителя, который возник в моем воображении, когда я слушал его первую речь.

В. И. Ленин. Из речи по докладу о деятельности ЦК на V съезде РСДРП

Ошибку ЦК я вижу в том, что революционную борьбу, дошедшую до восстания, он стремился замкнуть в рамки нереволюционных или урезанных революционных лозунгов... Это выразилось еще более в лозунге: «за Думу, как орган власти для созыва учредительного собрания». Бросать такие безжизненные лозунги значило приспособлять пролетарскую политику к политике либеральной буржуазии.

Ю. П. Гавен:

Лондонский съезд ярко отражал революционную экспансию пролетарского движения в первой русской революции. И своим размером (это был самый многолюдный съезд революционного подполья), и интенсивностью проявления фракционных разногласий, и резкой страстностью в защите представителями фракций враждебных точек зрения съезд отражал грандиозные события первой русской революции.

В. И. Ленин. Из речи по докладу о деятельности думской фракции на V съезде РСДРП

Думская фракция должна быть более партийна, более тесно связана с партией, более соподчинена всей пролетарской работе. Тогда исчезнут вопли об оскорблении и угрозы расколом.

Ю. П. Гавен:

Лидеры разных фракций и течений бешено атаковали друг друга. Следя за этим поражающим воображение сражением... я вынес впечатление, что во всех ожесточенных схватках победителем остался Ленин. Он непобедим как диалектик, как представитель воинствующего марксизма...

Из сообщения заграничной агентуры в департамент полиции

...Ленин — самый блестящий оратор на съезде. Стоит он на крайней революционной точке зрения, говорит с необыкновенным жаром и захватывает даже своих противников. Он крайне резко разбил все доводы и оправдания меньшевиков и очень резко ответил Троцкому и центру за их метание от одной стороны к другой, за их шатания и их нерешительность и предлагал всем присоединиться к резолюции большевиков...

И. В. Попов:

Между заседаниями мы собирались вместе с Владимиром Ильичей, возглавлявшим фракцию большевиков, выясняли возможную расстановку сил, позицию центра, обсуждали проекты резолюций по вопросам повестки дня, вносили поправки, изменения, спорили и вырабатывали единую тактику, чтобы выступать на съезде сплоченной когортой.

Приятно было собираться в кругу единомышленников под руководством Владимира Ильича. Он не навязывал нам свои соображения, а умело и терпеливо разъяснял необходимость принять то или иное решение сообразно с революционно-марксистской точкой зрения. И мы соглашались с доводами Ильича, принимая их как свое собственное, единственно возможное в данном случае решение, выковывали большевистское единство.

Н. Н. Накоряков:

Среди делегатов-большевиков из рабочих (а они составляли большинство фракции), мне помнится, не было ни одного, с которым бы Владимир Ильич обстоятельно не поговорил о его жизни, работе в партии, образовании и даже о семейном положении. Это было какое-то особое, почти отеческое внимание.

И. В. Шауров:

Я помню ряд таких бесед с В. И. Лениным, когда мы, делегаты- большевики, небольшой группой окружали его и он откровенно, четко и ясно высказывал свои мнения по отдельным вопросам, иногда шутил и смеялся с нами. Он весьма охотно вступал в такие беседы и разговоры. С готовностью отвечал на любые вопросы, которыми мы его засыпали. Настроение его все время было бодрое, веселое, чувствовалось, что он вполне удовлетворен ходом съезда.

А. Г. Шлихтер:

Энергично и вместе с тем исключительно внимательно и терпеливо Ильич направлял свои и наши усилия на возможно большее сближение с польскими и латышскими товарищами. Часто перед обсуждением на пленуме какого-либо вопроса, по которому нам предстояло выдержать сражение с меньшевиками, Ленин на нашей фракции уделял большое внимание тому, как обеспечить нам поддержку со стороны польской и латышской фракций. Ленину принадлежит заслуга в том, что польские и значительная часть латышских товарищей при развернувшейся на съезде принципиальной борьбе по вопросу об отношении к буржуазным партиям и др. вместе с нами дрались против меньшевиков.

К. X. Данишевский:

Во время фракционных заседаний мы собирались недалеко от центра города в каком-то заброшенном кабачке с низкими потолками. Тов. Ленин являлся всегда душою этих заседаний: никаких колебаний, уступок и неясностей во фракционной борьбе. Он ясно и определенно ставил вопрос о том, что уже с самого начала русской революции (1905 г.) наметились среди с.-д. два основных взгляда на ее характер и на роль в ней пролетариата. По взгляду большевиков, на пролетариат ложится активная задача довести до конца буржуазно-демократическую революцию, быть вождем ее. По рецепту меньшевиков, в буржуазной революции двигателем и определителем размаха ее должна быть буржуазия. Пролетариат не должен стремиться к завоеванию власти. Идею революционной диктатуры пролетариата и крестьянства меньшевики самым решительным образом отвергали. Глубоким пониманием этой основной принципиальной разницы во взглядах и объясняется то, что к окончанию этого съезда т. Лениным было высказано в моем присутствии тт. Тышке, Мархлевскому (Карскому) и др. пожелание — немедленно и окончательно порвать с меньшевиками, которых он назвал катящимися по политической наклонной со ступеньки на ступеньку: благие намерения социалиста и плохая теория в 1905 году; никакой теории и никаких намерений в 1906 году; никакой теории и открыто оппортунистическая (приспособленческая) политика в 1907 году.

В. И. Ленин. Из доклада об отношении к буржуазным партиям на V съезде РСДРП

Твердая пролетарская политика даст всему рабочему классу такой запас идей, такую ясность понимания и выдержанность в борьбе, которые ничто в мире не в силах будет отнять у социал-демократии. Даже если бы революция терпела поражения,— пролетариат научится прежде всего понимать экономически-классовые основы и либеральных, и демократических партий,— а затем он научится ненавидеть измены буржуазии и презирать дряблость и шатания мелкой буржуазии.

И именно с таким запасом знаний, именно с такими навыками мысли пролетариат пойдет дружнее и смелее на новую, социалистическую, революцию.

Е. А. Киселев:

Некоторые доклады и выступления ораторов на съезде сохранились в памяти. Особенно запомнилось обсуждение вопроса «Отношение к буржуазным партиям». Первым докладчиком по этому вопросу был В. И. Ленин.

Вдохновенная, глубоко содержательная и простая речь Владимира Ильича отличалась необыкновенной убедительностью. В докладе Ленин не прибегал к внешним украшениям. Своей обоснованностью доклад произвел огромное впечатление на делегатов. Его внимательно слушали не только мы, большевики, и представители национальных центров, разделявшие наши позиции, но и весь съезд. Тишина в зале была такая, о которой говорят: муха пролетит, и то слышно.

В. И. Ленин. Из доклада об отношении к буржуазным партиям на V съезде РСДРП

Вопрос об отношении к буржуазным партиям стоит в центре принципиальных разногласий, давно уже разделяющих на два лагеря российскую социал-демократию. Еще до первых крупных успехов революции или даже до революции — если можно так выразиться о первой половине 1905 года — было уже две вполне наметившиеся точки зрения на этот вопрос. Споры связаны были с оценкой буржуазной революции в России. Оба направления среди с.-д. сходились на том, что революция эта — буржуазная. Но они расходились в понимании этой категории и в оценке практически- политических выводов из нее. Одно крыло социал-демократии — меньшевики — толковали это понятие так, что в буржуазной революции главным двигателем ее является буржуазия, пролетариат же способен занимать лишь положение «крайней оппозиции». Брать на себя задачу самостоятельного проведения этой революции, руководство ею он не может...

Обратного взгляда держались большевики. Они безусловно стояли на том, что революция наша буржуазная в смысле ее общественного экономического содержания... Но отсюда вовсе еще не следует вывода, будто главным двигателем или вождем революции является буржуазия... Дело в том, что наша революция происходит в такое время, когда пролетариат уже начал сознавать себя особым классом и объединяться в самостоятельную, классовую организацию. При таких условиях пролетариат пользуется всяческим завоеванием демократии, пользуется каждым шагом свободы, чтобы усиливать свою классовую организацию против буржуазии... Антагонизм буржуазии и пролетариата заставляет буржуазию стремиться сохранить известные орудия и учреждения старой власти, чтобы применять эти орудия против пролетариата.

И. В. Шауров:

Блестящую речь произнес по вопросу об отношении к буржуазным партиям В. И. Ленин.

В ней было сконцентрировано все существо основных разногласий между фракциями большевиков и меньшевиков и дана неотразимая аргументация правильности большевистской точки зрения.

Отметив, что оба направления русской социал-демократии верно характеризуют революцию 1905 года как буржуазную, Владимир Ильич указал на противоположные практические и политические выводы, которые делают из этой оценки большевики и меньшевики...

В. И. Ленин убедительно, на примерах доказал неправильность и вредность... взглядов меньшевиков.

И. В. Попов:

Вначале мы, рабочие-делегаты, молча наблюдали все происходившее на съезде, присматривались и прислушивались к старшим товарищам. В душе каждый негодовал: хотелось встать и по-рабочему одернуть болтунов. Мы поглядывали на Владимира Ильича — он был сдержан. По правде говоря, не у одного меня еще недоставало смелости схватиться с этими образованными говорунами, они так легко управлялись с историей революции Западной Европы, проводили исторические параллели... Я еще не дорос до этого, хотя всем нутром чувствовал фальшь в их речах.

Е. А. Киселев:

Острые и продолжительные прения по порядку дня в течение шести заседаний вызвали раздражение и утомление среди части делегатов, особенно среди рабочих. Делегаты разных фракций выражали недовольство перед опасностью затягивания съезда.

Группа рабочих подняла вопрос о регулировании и сокращении прений. В. И. Ленин одобрил эту здоровую заботу об экономии времени. Вместе с тем он разъяснил, что борьба за порядок дня имела большое принципиальное значение, ею определялся характер и значение съезда.

Е. М. Ярославский:

...Выступление Ленина приводило прямо в бешенство наших противников — меньшевиков. Ленин, выступая, спокойно стоял на трибуне, не обращая внимания на их истерические выходки...

И. В. Попов:

Владимир Ильич слушал злопыхательские речи меньшевиков с поразительным хладнокровием, что-то записывал, порой сдержанно улыбался. Иногда раздавалась его реплика — разящая, задорная, остроумная и меткая, вызывавшая оживление, дружный хохот и улыбки даже в стане противников. И наконец, Владимир Ильич брал слово, обрушивая на головы меньшевиков несокрушимую силу логики.

Трудно найти слова, которые передали бы захватывающую силу речи Ленина: он уверенно вел за собой слушателя, последовательно и четко излагая мысли. Временами возвращался к сказанному, подкреплял свои аргументы примерами и разъяснениями. О самых сложных вещах Ленин умел говорить просто и ясно. И стремительный жест его — обращенная к слушателям рука с открытой ладонью будто несла им частицу ленинской мысли, глубоко проникающей в душу.

Речь Ленина, в противоположность речам лидеров меньшевизма, была свободна от личных выпадов, демагогических приемов, чеканна, предельно емка по заложенным в нее мыслям, теоретически насыщена и точно рассчитана на отведенный регламент. Ленин громил меньшевиков неторопливо, деловито и умно. Его возражения противникам, всегда тактичные и сдержанные по форме, по существу были беспощадным идейным разгромом меньшевизма и барственного зазнайства его элегантного вождя Плеханова. И тогда аплодисменты гремели справа и из центра. И чем дальше, тем яснее становились причины разногласий, резче обозначались границы между большевизмом и оппортунизмом.

И. В. Шауров:

С захватывающим интересом все делегаты съезда следили за дискуссией. Никогда в истории фракционной борьбы внутри РСДРП не происходило такого величественного и грандиозного столкновения представителей двух фракций, родственных по идее, но бесконечно далеких по ее приложению к жизни.

И. В. Попов:

...Роза Люксембург и Тышка поддерживали большевиков в главном: в утверждении ведущей роли пролетариата в буржуазно-демократической революции, сохранении его самостоятельности, в отрицательном отношении к либеральной буржуазии. В решающих вопросах революционной теории и практики они выступали на съезде с Лениным, с большевиками. Сильные союзники, они помогли нам добиться революционных решений на съезде по основному вопросу — об отношении к буржуазным партиям...

В накаленной атмосфере фракционной борьбы на трибуну поднялась хрупкая молодая женщина. Хорошо помню ее бледное овальное лицо в рамке пышных волос, высокий лоб, темные проницательные глаза, низкий грудной голос. Роза говорила об исторической самостоятельной роли пролетариата — вождя грядущей пролетарской революции, о необходимости отрешиться от последних иллюзий и надежд на помощь либерализма в борьбе с реакцией...

Владимир Ильич, председательствовавший на этом заседании, слушал речь Розы внимательно, чуть прищурившись, подперев ладонями голову и повернувшись всем корпусом к оратору. Временами он ласково и одобрительно улыбался, казалось... негромко скажет, чуть картавя: «Так, так... хорошо, очень хорошо, прекрасно!..»

Зельда Каган-Коутс:

Должна признаться, что этот съезд произвел на меня странное впечатление. И у нас, на английских партийных съездах, бывали серьезные и яростные споры, но при всех наших разногласиях мы почти неизменно сохраняли хладнокровие, и если кто-либо из товарищей и позволял себе острое словцо, он, повинуясь указанию председательствующего, немедленно приносил извинения.

Но здесь, на русском партийном съезде, споры носили сугубо горячий характер.

В работе съезда принимали участие все выдающиеся деятели русского социал-демократического движения. Несмотря на ораторское искусство Мартова, остроумие Плеханова и красноречие других оппонентов, Ленин, с его спокойным и глубоким анализом существа обсуждаемых вопросов, несомненно, возвышался над всеми ними.

Он разъяснял вопросы с той убедительной простотой, которая присуща только человеку, в совершенстве владеющему предметом. После его первого выступления я поняла, что это был подлинный вождь революции — человек, который отлично знает, в каком направлении он идет, имеет мужество, чтобы вступить на правильный путь, идти по нему до конца и вести за собою других. Вот почему Ленин произвел на меня такое неизгладимое впечатление.

Е. А. Киселев:

Обычно в начале заседания читали приветственные телеграммы и письма. Приветствовала съезд вся мировая социал-демократия. Английская рабочая партия оказала нам большое внимание и устроила в нашу честь банкет; трудящиеся Англии видели в нас борцов с самодержавием.

И. В. Шауров:

С нашей стороны выступил В. И. Ленин. Он сказал, что Англия заинтересована в победе русской революции, должна помогать ей и не поддерживать царское правительство.

М. Н. Лядов:

Речь была далеко не дипломатическая. Он говорил приблизительно так: мы знаем, что вы наши классовые враги, что вы не можете понять нашей пролетарской революции. Но вы, как буржуи и капиталисты, должны быть заинтересованы в победе нашей революции над царизмом, потому что эта победа даст вам возможность в более культурную свободную Россию ввозить гораздо больше товаров, чем сейчас. Вот поэтому в ваших интересах поддержать нашу партию, которая одна может довести революцию до конца...

Конечно, никто из присутствующих англичан этой речи не понял. Плеханов должен был перевести ее на английский язык. Он, разумеется, перевел ее по-своему, сгладив все резкие углы. Англичане похлопали и повели ужинать.

И. В. Попов:

Каждую свободную минуту Ленин был с нами. Его интересовало все: как нас устроили на квартирах, сыты ли мы, что успели посмотреть из достопримечательностей Лондона и что особенно понравилось, какова жизнь на родине, заработки. Толково и просто, не поучая, Ленин отвечал на вопросы, шутил или, усевшись рядом, отдыхал, прислушиваясь к нашим разговорам. С ним было легко.

К. X. Данишевский:

На нас, латышей, вообще и на меня в частности, на Лондонском съезде произвели впечатление лишь две исполинские фигуры: Плеханов — своей олимпийской величественностью и т. Ленин — своей простотой, убежденностью, подвижностью и искрящейся, как будто бы сильным электрическим током, мыслью...

Роль т. Ленина заключалась в руководстве и закаливании самой большевистской фракции и в особенности близко стоящих к ней поляков и латышей, в выявлении и в точном определении общих настроений съезда.

Н. Н. Накоряков:

...Близкие взаимоотношения были у Владимира Ильича с руководителями польской и латышской делегаций: очень часто можно было наблюдать, как Владимир Ильич горячо обсуждал вопросы съезда с Тышко и Азисом, окруженными польскими и латышскими делегатами. О таких беседах Ленин частенько рассказывал и нам на фракциях, так как держал нас в курсе решающих течений, представленных на съезде.

К. X. Данишевский:

Во время Лондонского съезда 1907 года т. Ленин стоял на квартире... в районе железнодорожной станции «Великий Король», недалеко от квартиры, занимаемой мной и другим еще цекистом Латышской с.-д. т. Тинсом... При поездке на съезд в трамвайном вагоне мы по утрам часто встречались и ехали вместе, причем т. Ленин, великолепно владевший английским языком, переводил нам на русский язык все, касающееся нашего съезда и вообще общей политики из свежих английских газет.

Н. Н. Накоряков:

Однажды в воскресенье вместе с В. И. Лениным и А. М. Горьким пришли мы в Британский музей. Владимир Ильич в разговоре с нами назвал этот музей скоплением колоссальных богатств, награбленных Англией из колониальных стран. Он говорил, что это ценнейшее учреждение для изучения всего процесса развития капитализма.

Владимир Ильич хорошо знал музей и был для нас прекрасным гидом. Когда мы вошли в музей и стали снимать пальто, он обратился к тому, кто нас раздевал, со словами: «Здравствуйте, мистер Уэтер».

Оказывается, работая ранее в Британском музее, Владимир Ильич запомнил этого трудолюбивого, внимательного к посетителям человека и считал своим долгом с ним поздороваться, обменяться рукопожатием. Вот так он относился к людям труда. Он всегда помнил таких людей, но и сам оставлял у них на всю жизнь глубокий след. Это было видно по тому, как гардеробщик обрадовался встрече и оживленно приветствовал Ленина как старого и дорогого знакомого.

Е. А. Киселев:

Как-то в один из воскресных дней, когда съезд не работал, группа делегатов-москвичей отправилась в Гайд-парк, место прогулок, народных гуляний и собраний в Лондоне, где в то время под открытым небом тысячи людей слушали ораторов от разных партий.

Нам, приехавшим из царской России, было странно видеть, что народ свободно слушает политические речи. Невольно возникал вопрос:

- Почему же английские рабочие не свергают свою буржуазию, если они уже имеют такие завоевания? Да, видно их вожди: Макдональд, Персель, Гендерсон — морочат и морочат им головы!

Мы долго ходили по парку, устали и сели отдохнуть. В это время к нам подошли В. И. Ленин, И. Ф. Дубровинский, М. Н. Покровский. Помню, Владимир Ильич сказал:

- Ну как, товарищи рабочие, скоро ли мы в России будем так же свободно митинговать?

Завязалась непринужденная, товарищеская беседа, которая иногда запоминается лучше, чем обстоятельный доклад. Ленин умело направлял беседу, задавая нам вопросы. Сколько в районе предприятий? Сколько рабочих партийцев? Сколько рабочих в районном комитете? Каково настроение рабочих? Как идет борьба с меньшевиками за влияние на рабочих?

Его интересовало все. С большим вниманием и интересом он слушал наши, подчас не совсем складные, ответы...

В конце беседы речь зашла о том, что многие попутчики революции, особенно интеллигенты, примкнувшие к ней в момент подъема, сейчас уходят из партии.

- Ну и пусть уходят! Теперь самим рабочим необходимо вести всю подпольную агитацию и пропаганду. Противники большевиков — меньшевики и эсеры будут использовать против нас все наши слабые стороны,— сказал Владимир Ильич.— Вы больше читайте, учитесь говорить таким языком, чтобы вас понимали малосознательные рабочие. Особенно хорошо готовьтесь к пропагандистской работе.

Неизгладимое впечатление осталось у нас от этой беседы.

А. М. Горький:

Свободные минуты, часы он проводил среди рабочих, выспрашивал их о самых мизерных мелочах быта.

— Ну, а женщины как? Заедает хозяйство? Все-таки — учатся, читают?

В Гайд-парке несколько человек рабочих, впервые видевших Ленина, заговорили о его поведении на съезде. Кто-то из них характерно сказал:

- Не знаю, может быть, здесь, в Европе, у рабочих есть и другой, такой же умный человек — Бебель или еще кто. А вот чтобы был другой человек, которого я бы сразу полюбил, как этого,— не верится!

Другой рабочий добавил, улыбаясь:

- Этот — наш!

Ему возразили:

- И Плеханов — наш.

Я услышал меткий ответ:

- Плеханов — наш учитель, наш барин, а Ленин — вождь и товарищ наш.

И. В. Попов:

Иногда Горький и Ленин тихо говорили о чем-то, притулившись в уголке. По признанию самого Горького, встреча на V съезде с Владимиром Ильичем помогла ему глубоко понять и оценить Ленина как человека и вождя партии, далеко вперед видящего повороты истории, и эта встреча положила начало их дружбе.

Н. Н. Накоряков:

С А. М. Горьким у Владимира Ильича на Лондонском съезде была просто дружеская близость. Они часто уходили после окончания заседания и приходили вместе... Владимир Ильич во время перерывов чаще всего беседовал с Алексеем Максимовичем, в редкие часы отдыха они ходили вместе в Гайд-парк, в Британский музей. Владимир Ильич сам приглашал Алексея Максимовича на фракционные (большевистские.— Ред.) заседания, сообщал о вопросах, которые будут обсуждаться. А по организационным вопросам съезда... обстоятельно советовался и привлекал Горького на помощь.

А. М. Горький:

Обедали небольшой компанией всегда в одном и том же маленьком, дешевом ресторане. Я заметил, что Владимир Ильич ест очень мало: яичницу из двух-трех яиц, небольшой кусок ветчины, выпивает кружку густого, темного пива. По всему видно было, что к себе он относится небрежно, и поражала меня его удивительная заботливость о рабочих. Питанием их заведовала М. Ф. Андреева, и он спрашивал ее:

- Как вы думаете: не голодают товарищи? Нет? Гм, гм... А может, увеличить бутерброды?

М. И. Ульянова:

Мало было людей, к которым Ленин относился бы с такой любовью, как к Горькому. Как-то оживлялось всегда его лицо при свиданиях с Алексеем Максимовичем. Он мог беседовать с ним часами, и видно было, что эти беседы доставляют ему истинное удовольствие. Горький был одного масштаба с Ильичем, он был таким же гигантом, хотя и в другой области. Кроме того, он был милым, простым, обаятельным человеком. И это сближало их обоих.

А. М. Горький:

Никогда я не встречал человека, который умел бы так заразительно смеяться, как смеялся Владимир Ильич. Было даже странно видеть, что такой суровый реалист, человек, который так хорошо видит, глубоко чувствует неизбежность великих социальных трагедий, непримиримый, непоколебимый в своей ненависти к миру капитализма, может смеяться по-детски, до слез, захлебываясь смехом. Большое, крепкое душевное здоровье нужно было иметь, чтобы так смеяться.

- Ох, да вы — юморист! — говорил он сквозь смех.— Вот не предполагал. Черт знает как смешно...

И, стирая слезы смеха, он уже серьезно, с хорошей, мягкой улыбкой сказал:

- Это — хорошо, что вы можете относиться к неудачам юмористически. Юмор — прекрасное, здоровое качество. Я очень понимаю юмор, но не владею им. А смешного в жизни, пожалуй, не меньше, чем печального, право, не меньше.

Н. С. Каржанский:

К концу съезда у меня накопились целые горы стенографических записей. Это были речи почти всех большевиков и шедших вместе с большевиками товарищей — поляков и латышей. Но как использовать эти залежи? Однажды меня отозвал в сторону Таратута и сказал:

- С вами хочет говорить Владимир Ильич.

Это было во время заседания большевистской фракции. В двух разных углах заседали две комиссии, вырабатывавшие резолюции, и Ленин подходил то к одной, то к другой и давал указания. Я выбрал момент и подошел к нему.

Он мне сказал:

- Через денек-другой съезд будет выбирать комиссию по редактированию протоколов. У комиссии будет две секции: заграничная и русская. Съезд выберет только заграничную секцию, а русский ее состав будет назначен новым ЦК. Заграничная часть комиссии будет избрана так: по одному представителю от каждой из пяти фракций; значит, в ней будет три большевика и два меньшевика. Вся работа ложится, конечно, на заграничную секцию: она должна подготовить протоколы в таком виде, чтобы они были совершенно готовы для печати. Русская секция комиссии только окончательно утвердит протоколы и напечатает их. Постараемся издать их легально в России, а не удастся — будем печатать за границей. Так вот, товарищ Богдан, от большевистской фракции в заграничную комиссию намечается ваша кандидатура. Вы не возражаете?

- Нет.

- У вас практика литературной работы была?

Я вкратце рассказал.

- Справитесь? — спросил он.

Я ответил в том смысле, что надо в лепешку расшибиться, а справиться.

Начали толковать о том, сколько времени понадобится для работы над протоколами, во сколько это обойдется и т. д. Оказалось, что мое будущее хозяйство Ильич знает гораздо лучше, чем я. Он уже заглядывал в секретарские записи съездовских выступлений, он знаком с невысоким их качеством и отлично понимает, что отредактировать протоколы — дело очень трудное. Он предвидел, что в протокольную комиссию от поляков и латышей войдут товарищи, слабо владеющие русским языком, и, значит, использовать их для литературного оформления протоколов никак нельзя.

- Все это дело — и организационную его сторону, и финансовую, и литературную — новый ЦК поручит, конечно, представителю большевистской фракции: будете ли им вы или другой товарищ, это лицо и будет отвечать перед ЦК за всю эту работу. Об остальном поговорим после! — закончил Ильич и направился к одной группе, вырабатывавшей резолюцию,— туда его усиленно звали и возгласами и руками.

К. Д. Гандурин:

Работая в глубине провинции, никогда почти не видя людей больших талантов, мы слушали их и наблюдали со жгучим вниманием. Простой и обыденный на первый взгляд Ленин, с которым мы почти ежедневно встречались на заседаниях фракции, наконец, был как будто понят нами. В нем выявился прежде всего необычайно расчетливый, тонкий, обдумывающий каждый свой шаг политик. Съезд проходил при явной победе большевиков. Но победа эта давалась не легко. Нужно было вести тактическую линию так, чтобы увлекать за собой польскую соц.-дем. и латышей. Они хотя и стояли на позициях, близких к большевистским, но заостренность нашей борьбы с меньшевиками им претила, и до некоторым вопросам они оставались на своей точке зрения. К ним нужно было подходить осторожно...

Когда на заседании фракции подготовлялся проект резолюции, Ленин прежде всего выяснял и устанавливал возможную позицию по отношению к данному большевистскому мнению национальных фракций. Это была работа осторожная, тонкая, кружевная. Казалось, что т. Ленин способен долго и терпеливо работать над тем, чтобы подготовлять лишь почву, лишь обстановку, и бороться хоть за один нужный голос. Еще одна черта: он очень легко убеждал фракцию; его мнения принимались не как что-то доказанное, а как нечто открытое, найденное. Как оратор Ленин был сдержан, спокоен, но в нем чувствовалось присутствие где-то скрытого огня, огня горевшего, быть может, тоже спокойно. Его ясная, аналитическая мысль, выражаемая обычно очень простыми словами, подчиняла и создавала прочную уверенность в незыблемости излагаемого.

Е. А. Киселев:

На съезде он всегда был окружен делегатами-большевиками, внимательно слушал каждого, кто к нему обращался, отвечал на все наши вопросы, шутил и смеялся, держался с подкупающей простотой. Владимир Ильич восхищал нас своими четкими и понятными рабочим выступлениями, ясными формулировками.

П. В. Попов:

На двадцать втором заседании съезда мы провалили попытку меньшевиков оттянуть обсуждение вопроса об отношении к буржуазным партиям. Убедившись, что их предательской линии противостоит сплоченная когорта большевиков, поддержанная польской делегацией, меньшевики на одном из следующих заседаний предложили закрыть съезд. И тогда большевики Ногин, Ворошилов, Бассалыго, Таратута, латыш Калнинь и я дали решительный отпор меньшевикам. Мы заявили, что не позволим сорвать съезд, что не можем уехать без директив по важнейшим вопросам.

- С чем вернемся, что скажем пославшим нас сюда товарищам? Как работать дальше?

- Продолжать съезд, пока не будут решены все вопросы! На нас смотрит вся Россия,— единым фронтом выступили большевики за продолжение работы съезда.

Н. С. Каржанский:

...Большевистская фракция утвердила мою кандидатуру в заграничную комиссию протоколов и вместе с тем постановила, что по окончании съезда В. И. Ленин и я остаемся в Лондоне до тех пор, пока я расшифрую его речи, а он их отредактирует и отработает. На вопрос о том, сколько дней на это понадобится, я ответил:

- Пять-шесть дней.

Это было 31 мая, в пятницу, накануне закрытия съезда.

Из Биографической хроники Владимира Ильича Ленина

Май, 19 (июнь, 1) 1907 г.

Ленин председательствует на тридцать пятом заседании съезда; в качестве председателя он шестнадцать раз выступает по различным процедурным вопросам.

Н. С. Каржанский:

1 июня, последний день съезда. Всего в этот день было три заседания: утреннее — с 10 часов 15 минут до 2 часов, послеобеденное — с 3 с половиной до 7 часов и, наконец, вечернее — с 8 до 12 часов ночи.

Решено было окончить в этот день всю съездовскую работу, и именно поэтому меньшевики и бундовцы атаковали съезд дождем поправок к резолюциям, всякими заявлениями, протестами и т. д.

1 июня предстояло проделать огромную работу: принять резолюции по таким важным вопросам, как о Государственной думе, по докладу ревизионной комиссии, об отношении к «народовой демократии», о партизанских выступлениях, о профессиональных союзах и др.

Председательствовал в этот день Владимир Ильич.

Несомненно, что если бы очередным председателем этих трех собраний был меньшевик или бундовец, то съезд мог быть сорван меньшевиками.

Вопрос о председателе на эти решающие заседания съезда приобретал исключительное значение. Надо было видеть Ленина в этот день, когда съезд заседал в общей сложности почти 12 часов, чтобы понять, к какому нервному напряжению он был способен. Необходимо было отбить все атаки срывщиков съезда, а это требовало исключительного искусства и самообладания, так как, кроме всего прочего, в ногах путались еще «примиренцы» из рядов польской и латышской фракций, пытавшиеся, хоть и безуспешно, привести к соглашению правое и левое крыло партии.

Весь расчет меньшевиков был: вымотать большевиков, довести их до какой-нибудь ошибки, которая сведет на нет всю работу съезда, или вызвать на какой-нибудь взрыв, который разгонит съезд,— именно это им и нужно было, и именно этого не должны были допустить большевики.

С каким блеском вел корабль наш искусный кормчий, Надежда меньшевиков утомить большевиков абсолютно не оправдалась. И атаки меньшевиков становились все более вялыми, а Владимир Ильич становился все веселей и бодрей.

Дневное заседание уже должно было заканчиваться, но далеко не все вопросы были рассмотрены. А между тем в семь часов вечера истекал последний срок пользования церковью. В распоряжении съезда было другое помещение для заседаний, но меньшее, человек на 70—80. И вот Ленин вносит предложение: съезду заседать вечером в сокращенном составе — по одному представителю на четырех делегатов. Никто не будет обижен, так как каждая фракция сама производит выборы своих делегатов. Это единственно целесообразное предложение было принято. Так как к тому же скудные финансовые ресурсы, которыми располагал съезд, были почти полностью исчерпаны, то решено было начать немедленно отправку в Россию делегатов, не занятых в последнем, сокращенном заседании.

Выборы ЦК происходили на послеобеденном, полном заседании съезда, но в нашем распоряжении было только время для подачи избирательных записок. Решено было подсчет голосов и оглашение результатов выборов членов ЦК, а также выборы кандидатов в члены ЦК произвести на заседании сокращенного состава съезда.

Из Биографической хроники Владимира Ильича Ленина

Май, 19 (июнь, 1)

Ленин председательствует на тридцать пятом заседании съезда в сокращенном составе...

Ленин предлагает произвести перебаллотировку кандидатов в ЦК, получивших равное число голосов, и выступает затем с обоснованием и защитой этого предложения.

Н. С. Каржанский:

Ленин добился своего: после перерыва была произведена перебаллотировка, и в ЦК были выбраны товарищи, намеченные большевистской фракцией.

После этого собрание пошло значительно глаже и тише: меньшевики убедились в том, что съезда им не сорвать. И уже кандидаты в члены ЦК были выбраны 72 голосами при 3 воздержавшихся. А доклад ревизионной комиссии решено было приобщить к протоколу без прений.

Из Биографической хроники Владимира Ильича Ленина

Май, 19 (июнь, 1) 1907 г.

Съезд избирает Ленина в состав Центрального Комитета РСДРП.

И. В. Попов:

На последнее заседание собрались 19 мая. Закончили обсуждение всех вопросов, проголосовали за кандидатов в состав Центрального Комитета. Как клятва вожаков русских революционных рабочих звучала под сводами церкви торжественная мелодия «Интернационала». Пели все. Серьезно и одухотворенно пел Ленин:

- Весь мир насилья мы разрушим...

Н. С. Каржанский:

В 12 часов ночи Ленин объявил съезд закрытым. Меньшевики и бундовцы быстро расходятся. Ильич, окруженный своими ближайшими соратниками, выглядит бодрым и веселым. И это, несмотря на целый день председательского труда, и какого!

- Самый трудный день моей жизни,— говорит он нам, улыбаясь.

Выбрав время, я подошел к Ленину и спросил:

- Как же мы будем с нашей работой?

Я был убежден в том, что о работе на завтра не может быть и речи. И велико было мое удивление, когда Владимир Ильич сказал мне:

- Завтра воскресенье, и надо бы нам с вами отдохнуть. Да нельзя, никак нельзя. На беду день у меня оказывается чертовски занят. Но все равно: придется утром урезать часа два... Мы позавтракаем у меня и сейчас же примемся за работу. Приходите к восьми часам утра.

E. А. Киселев:

После съезда в одном из небольших ресторанов состоялось последнее заседание фракции большевиков. Владимир Ильич по просьбе делегатов сделал общий краткий обзор работы съезда.

- Главное достижение,— сказал он,— состоит в том, что съезд закончился победой большевиков по всем принципиальным вопросам над оппортунистами-меньшевиками. Необходимо теперь на местах еще усиленнее развернуть работу и непримиримо драться с меньшевиками за влияние на рабочие массы.

М. Н. Лядов:

Он (В. И. Ленин,— Ред.) полагал, что именно в годы реакции рабочие массы не поймут необходимости раскола, раскола не поддержат даже такие поистине пролетарские партии, как польская и латышская, и поэтому приходится мириться с создавшимся положением вещей и продолжать борьбу внутри партии в условиях подпольного существования, продолжать подготовку к новому подъему революции.

Ю. П. Гавен:

После закрытия Всероссийского съезда открылся съезд Социал-демократии Латышского края. Я пошел (вместе с т. Берзиным...) к Ильичу просить его, чтобы он выступил на латышском съезде.

Маленькая «меблированная» комната. На столе несколько книг и рукопись статьи, кажется, о Лондонском съезде.

- Я привел к вам, Ильич, большевиствующего латыша,— представил меня т. Берзин — он имеет склонность из большевиствующего стать настоящим ленинцем...

Ильич улыбнулся своей добродушной, немного хитрой улыбкой и сразу осыпал меня и похвалами, и упреками по адресу латышей.

- Вы, латыши, превосходные революционеры. Вы обладаете и революционной экспансивностью французского пролетариата и выдержкой, стойкостью и дисциплинированностью немецкого, у вас громадный практический опыт, особенно в области партизанской борьбы. Вы создали хорошо дисциплинированную образцовую подпольную организацию. Вообще вы хорошие революционеры-практики. Но в теории вы сильно хромаете. И здесь кроется опасность соскользнуть с последовательно революционной, марксистской линии и опуститься в оппортунистическое болото. Узкий практицизм, не видящий конечных задач, ведет к меньшевизму.

Я с ним вполне согласился. В теории мы сильно хромаем.

Прощаясь со мной, Ильич, улыбаясь, спросил:

- Значит, вы возвращаетесь в Россию с этого «говорилища» уже настоящим большевиком?

- Да,— ответил я.

Н. С. Каржанский:

Я проснулся на рассвете, торопливо умылся и принялся за работу. Дело шло как-то коряво, с большими затяжками. С величайшим трудом я одолел одну речь Ильича, потом другую. И вот уже надо торопиться: я не хочу опоздать хотя бы на одну минуту.

Обычный лондонский окраинный дом: двухэтажный, простой стандартной конструкции. Я выждал, пока на каком-то здании вдали стрелки на часах выравнялись почти на цифре восемь, и подошел к дому. Звонка не было — я постучал в дверь. Открыл мне сам Ленин. Он бодр, как всегда. Никаких признаков усталости на лице не видно.

Он повел меня в столовую — в подвальном, верней, в полуподвальном помещении. Хозяйкой дома оказалась пожилая дама типа мелкой чиновницы. Владимир Ильич по-английски что-то объяснил ей. На столе уже стояли объемистые чашки для кофе, хлеб, масло...

С волнением я стучал на другой день в дверь Ленина. Опять он мне сам открыл. Позавтракали. Перешли в комнату Ильича, и тут он мне подал совершенно готовую для печати первую речь на съезде. В ее чтении никаких затруднений не предвиделось: всем достаточно известен четкий, ясный, разборчивый почерк Ленина.

Работали мы с ним таким же порядком, как и в первый день.

Вернувшись к себе, я немедленно принялся изучать переданную мне речь. К удивлению моему оказалось, что Владимир Ильич очень добросовестно и щепетильно держался текста стенограммы и восстанавливал свою речь, сказанную на съезде, а вовсе не давал на основании стенограммы нового оформления речи, как это делал ряд меньшевиков — Дан, Мартов, Троцкий: они пользовались произнесенной речью как поводом для написания целой статьи, в которой содержалось много такого, о чем не было даже и вскользь упомянуто в речи на съезде.

Точно не помню, но, кажется, на третий день нашей работы я обратился к В. И. Ленину с вопросом о таком скрупулезном следовании именно тому варианту речи, который был сказан на съезде. «Нужно ли это?» — спрашивал я. Владимир Ильич отделался какой-то шуткой, смысл которой был тот, что-де не надо фантазировать, а надо честно воспроизвести то, что было сказано на съезде. Этого правила он и держался до конца самым пунктуальнейшим образом...

Из Биографической хроники Владимира Ильича Ленина

Май, 20—24 (июнь, 2—6) 1907 г.

Ленин редактирует стенограммы своих речей на V съезде РСДРП.

Н. С. Каржанский:

...Ильичу в 1907 году было всего 37 лет — прекрасный возраст человеческой жизни. И все, что он делал тогда, все он делал по- молодому, с какой-то молодой и покоряющей легкостью.

Вот мы с ним мучаемся над какой-нибудь его неразобранной или неудачно мною разгаданной фразой. Заминка. Ильич встает, подходит к окну, бросает рассеянный взгляд на маленький дворик, что за окном, на фабричные трубы вдали, на туманный, дымящийся утренний Лондон, возвращается к столу, берет свои коротенькие схемы — тезисы речей и безапелляционным тоном человека, разрешившего загадку, говорит:

- А знаете, товарищ Богдан, это было очевидно вот так. Пишите!

И он диктует мне сказанную на съезде фразу, а я ее записываю. На одном из заранее заготовленных листков бумаги я расшифровываю фразу и подаю Ильичу листок. Он берет его, присоединяет к моим расшифровкам, каждый раз цифрой или буквой помечая, куда относится данный отрывок. Иногда тут же вносит редакционные поправки.

- Так! Поехали дальше,— весело говорит он.

Или так:

- Э, нет, батенька, тут вы ударились на ложный путь. Мы это поправим так!

И он вписывает в текст поправки, благо места на бумаге в моей расшифровке я оставлял достаточно.

Все это делалось с какой-то изящной ловкостью и непринужденностью здорового, полного сил человека, с какой-то особенной непосредственностью и экспрессией, вот именно по-молодому.

Из Биографической хроники Владимира Ильича Ленина

Между 25 мая (7 июня) и 2 (15) июня 1907 г.

Ленин по окончании съезда возвращается из Лондона в Куоккала.

В. А. Чащин:

С поразительной точностью предугадал Владимир Ильич государственный переворот 3 июня 1907 года.

2 июня закрылось последнее, 53-е, заседание Думы. Правительство торопилось. Утром следующего дня вышел «высочайший» указ о роспуске Думы.

После окончания последнего заседания группа депутатов-большевиков, человек восемь, решила сейчас же ехать к Владимиру Ильичу...

Из Биографической хроники Владимира Ильича Ленина

Июнь, в ночь с 2 (15) на 3 (16) 1907 г.

Ленин проводит совещание с большевиками — депутатами II Государственной думы, приехавшими к нему в Куоккала накануне роспуска Думы.

В. А. Чащин:

Приехали мы взволнованные, рассказали ему обо всем, что происходило в Думе на последних двух заседаниях. Владимир Ильич тоже был взволнован. Время было ответственное: от всех требовалась большая выдержка и стойкость.

Мы просидели у Владимира Ильича до глубокой ночи, обсуждая этот вопрос. Депутаты, заседавшие днем в Думе, были очень утомлены...

Обсудив создавшееся положение, Владимир Ильич предложил нам направиться на фабрики и заводы Петербурга и рассказать рабочим о происходивших событиях.

Между прочим, когда я заметил, что в момент нашего выступления на собраниях мы будем сейчас же арестованы, Владимир Ильич ответил:

— Так что же? Пусть берут на глазах у всех, пусть все видят, как царское правительство расправляется с депутатами от рабочих.

Поздно ночью, в три часа, распрощавшись с Владимиром Ильичей, мы поехали в Петербург, уговорившись назавтра отправиться по заводам и фабрикам. Но выступать нам не пришлось, так как мы были арестованы.

В. И. Ленин. Из брошюры «Против бойкота»

Для нас 3-е июня 1907 года — естественный и неизбежный результат декабрьского поражения в 1905 году. Никогда не были мы «очарованы» прелестями «думской» конституции, не может нас и разочаровать особенно переход от реакции, подкрашенной и родичевской фразой политой,— к реакции голой, открытой, грубой. Может быть, даже последняя — гораздо лучшее средство для отрезвления всяких хамствующих либеральных дурачков или сбитых ими с толку групп населения...

Н.А.Жиделев:

...Часть депутатов, и я с ними, поехали к В. И. Ленину и информировали его подробно, как произошел разгон Думы. Было решено созвать партсовещание.

И. Ф. Юрьев:

На 5 июня (1907 г.) назначена партконференция в Териоках, и я поехал, на ней был Ленин.

Н. А. Жиделев:

Делегатов было много. Совещание происходило в небольшом деревянном здании. В. И. Ленин выступил но вопросу о думской тактике большевиков.

Д. П. Лещенко:

После Лондонского съезда я видел Владимира Ильича на большом собрании петербургских рабочих в Териоках... По внешности его трудно было даже узнать: без бородки, подстриженные, как у немцев, усы (тогда таких усов еще не носили), в соломенной живописной шляпе...

В. И. Ленин. Из брошюры «Против бойкота»

Теперь мы стоим в периоде такой паузы революции, когда целый ряд призывов систематически оказывался не встречающим отклика в массах. Так было с призывом смести виттевскую Думу (начало 1906 года), с призывом к восстанию после разгона первой Думы (лето 1906 года), с призывом к борьбе в ответ на разгон второй Думы и государственный переворот 3 июня 1907 года. Возьмите листок нашего ЦК по поводу этих последних актов. Вы найдете в этом листке прямой призыв к борьбе в той форме, которая возможна по местным условиям (демонстрации, стачки, открытая борьба с вооруженной силой абсолютизма). Это был призыв словесный... Если самые яркие и непосредственные проявления реакционного натиска на революцию — разгоны двух Дум и государственный переворот — не вызвали подъема в данное время, то где основания для немедленного повторения призыва в форме провозглашения бойкота? Не ясно ли, что объективное положение вещей таково, что «провозглашение» рискует оказаться при этом пустым выкриком?

А.Б. Каринян:

...В 1907 году появились симптомы все усиливающейся реакции. Сообщения печати, все новые данные о сосланных революционерах, и, наконец, явное расслоение студенчества, в особенности новые пессимистические мотивы в литературе и поэзии, показывали, что даже в рядах когда-то «передовой» интеллигенции началось регрессивное движение.

Именно тогда, насколько помнится, осенью 1907 года, руководители нашей университетской большевистской группы сообщили нам, что в маленьком финском городе Териоки (ныне Зеленогорск) товарищ Ленин выступит с докладом о текущем моменте перед студентами-большевиками Кавказа. В те времена устраивались многочисленные групповые «туристические» поездки в маленькие финские поселки. Мы также составили маленькую группу и двинулись в путь. Приехали в Териоки, зашли в маленький дом, где должен был состояться доклад. В первой же комнате мы увидели Ленина в окружении наших товарищей, приехавших раньше нас. Ленин был в кепке, он ничем не отличался от простых финских рабочих и не был похож на профессора-теоретика, образ которого я создал в своем воображении.

Слушая Ленина, мы воочию убедились, что даже в докладе «О текущем моменте» он, выдающийся революционер-трибун, одновременно проявлял себя глубоким ученым. Стройная канва и методология его доклада были очень поучительными для нас — молодых марксистов. Ильич говорил около трех часов, а мы слушали с напряженным вниманием. Все факты, приведенные в докладе, были в тесной взаимосвязи и снова подчеркивали неизбежность грядущих революционных вспышек.

С. В. Малышев:

На каком-то полустанке перед Белоостровом в наш вагон сел мужичок в русских сапогах, в сером ватном извозчичьем пиджаке, в русской с расстегнутым воротом рубахе и почти кучерской шапке. Сел в уголок, и, как ни в чем не бывало, сидит, изредка поглядывает на всех нас, едущих в вагоне. Все мы, участники конференции, тогда разбились по дачным поездам так, чтобы быть незаметнее для жандармов и шпиков. Ехало в нашем вагоне много дачников. Один из этих дачников завел с кем-то из товарищей разговор по вопросу о Государственной думе и стал спорить с ним. В этот спор втягивались и другие товарищи. А мужичок кучерского вида своими острыми и глубокими глазами как-то, казалось, по-хозяйски сторожил нас. Вглядываюсь в лицо его и думаю: глаза-то этого извозчика знакомы и больно уж близко. Толкаю в бок своего товарища и тихонько говорю ему:

- Слушай, мужичок больно знаком. Ведь это кажется Ильич?

Тот прекратил спор с дачником, незаметно толкнул меня в бок

и вполголоса ответил:

- Да, ты прав, это он самый.

На Финляндском вокзале Ленин скрылся в толпе.

Н. К. Крупская:

От съезда Ильич устал до крайности, нервничал, не ел. Я снарядила его и отправила в Стирсудден, в глубь Финляндии, где жила семья Дяденьки (Л. М. Книпович.— Ред.), а сама спешно стала ликвидировать дела.

Я. М. Книпович:

Владимир Ильич был страшно утомлен и измучен усиленной работой и переживаниями в 1905—1906 годах. Здоровье его настоятельно требовало хорошего отдыха.

Н. К. Крупская:

Когда приехала в Стирсудден — Ильич уже отошел немного. Про него рассказывали: первые дни ежеминутно засыпал — сядет под ель и через минуту уже спит. Дети его «дрыхалкой» прозвали. В Стирсуддене мы чудесно провели время — лес, море, дичее дикого, рядом только была большая дача инженера Зябицкого, где жили Лещенко с женой...

Д. И. Лещенко:

Летом, после разгона 2-й Думы, мне пришлось жить довольно далеко в Финляндии, около 40 километров от ст. Усси-Кирко, близ маяка Стирсудден. В этом же месте жил и Ленин с Надеждой Константиновной у зоолога профессора Книповича. Мы жили очень близко, и я виделся с ним каждый день; здесь же жила старая партийная работница-большевичка Книпович — «Дяденька», как мы ее все звали.

Н. К. Крупская:

Иногда у Лещенко собирались послушать музыку... Добрую часть дня мы проводили с Ильичем у моря или ездили на велосипеде. Велосипеды были старые, их постоянно надо было чинить, то с помощью Лещенко, то без его помощи,— чинили старыми калошами и, кажется, больше чинили, чем ездили. Но ездить было чудесно. Дяденька усиленно подкармливала Ильича яичницей да оленьим окороком, Ильич понемногу отошел, отдохнул, пришел в себя.

Д. И. Лещенко:

Владимир Ильич... очень любил ездить на велосипеде, гулял, играл в крокет, очень любил детей. Там же была прекрасная консерваторская певица, и мы все вечерами собирались. Сначала пели обыкновенные песни этого круга: «Дубинушка», «Обитель», «Из страны...» и т. д. Владимир Ильич все время подпевал, хотя, мне кажется, слух у него был средний, а затем он вставал и требовал «серьезной музыки», т. е. выступала певица. Правда, вещи, которые она исполняла, были романсы, отрывки из опер и т. д., но Владимир Ильич называл это «серьезной музыкой».

Н. М. Книпович:

Ленин вовсе не был каким-то пасмурным, угрюмым аскетом от революции. Это был крепкий, веселый человек, человек жизни, в те короткие и редкие промежутки времени, когда он мог (или был вынужден) позволить себе отдых. Он умел как-то особенно хорошо отдыхать, наслаждаясь красивой природой, прогулками, хорошим пением. Охотно принимал он участие в разных развлечениях. В Сейвисто Ленин особенно увлекался поездками на велосипеде, прогулками, с азартом играл в шахматы и шашки. Помню, он всегда впрягался вместе со мной и моим сыном, когда мы отправлялись, чтобы привезти на себе бочку воды для известняка и огорода.

М. И. Ульянова:

Лучшим отдыхом для него (В. И. Ленина.— Ред.) была близость к природе и безлюдье... Отдых... был действительно отличный, и позднее он вспоминал о нем, когда в письме к Марии Ильиничне, только что перенесшей тяжелый брюшной тиф, писал: «Вот когда бы в Стирсудден тебя отправить!»

Н. К. Крупская:

Мы прожили там больше месяца — Ильич, я и моя мать. Лидия (Л. М. Книпович,— Ред.) окружила Ильича такой заботой, что он великолепно там отдохнул, набрался сил.

Н. М. Книпович:

Владимир Ильин всегда держал себя очень просто. В нем не было ни следа склонности ставить себя на какой-то пьедестал и свысока относиться к людям.

Из письма В. И. Ленина и Н. К. Крупской — М. И. Ульяновой

Конец июня 1907 г.

Дорогая Маняша! Спасибо за письмо. Прошу прощенья, что отвечаю не сразу. Я так здесь «впился» в летний отдых и безделье (отдыхаю, как уже несколько лет не отдыхал), что все откладываю все дела и делишки.

Я против бойкота III Думы, и скоро, верно, выйдет у меня одна вещица по этому поводу, которую я только что кончил («Против бойкота».— Ред.). Нельзя, по-моему, повторять такой лозунг вне обстановки подъема, вне борьбы с первыми конституционными иллюзиями... Но сейчас провозглашать его было бы либо преждевременной бравадой, либо некритическим повторением лозунгов, имеющих славное революционное прошлое. Такова в двух словах моя аргументация, в печати (недели через две должно, верно, выйти) подробно развиваемая...

Мы отдыхаем чудесно и бездельничаем вовсю.

Крепко целую. Твой В. У.

В. И. Ленин. Из брошюры «Против бойкота»

Вопрос о бойкоте III Думы выходит... на сцену, как очередной вопрос революционной тактики...

Не в бойкоте теперь суть, а в прямых и непосредственных усилиях превратить частный подъем в общий, профессиональное движение в революционное, оборону от локаутов в наступление на реакцию...

Продолжая свою будничную работу по подготовке выборов и не отказываясь заранее от участия в самых реакционных представительных учреждениях, мы должны всю свою пропаганду и агитацию направить на выяснение народу связи между поражением в декабре и всем последующим упадком свободы и поруганием конституции. Мы должны внедрить в массы твердое убеждение в том, что без непосредственной массовой борьбы такое поругание неизбежно будет продолжаться и усиливаться...

...Мы в настоящее время должны направить все усилия на то, чтобы путем прямого и непосредственного воздействия стремиться превратить тот или иной подъем рабочего движения в движение общее, широкое, революционное и наступательное по отношению к реакции в целом...

Из Биографической хроники Владимира Ильича Ленина

Июнь, 27 (июль, 10) 1907 г.

В письме М. А. Ульяновой на ст. Михнево (Московская губ.) Ленин описывает, как проводит отдых в Стирсуддене; сообщает, что предполагает пробыть там еще недели две.

Июнь — ноябрь 1907 г.

Ленин регулярно проводит совещания с членами ЦК РСДРП — большевиками перед заседаниями ЦК, проходившими в Териоках.

Июль, не позднее 8 (21) 1907 г.

Ленин составляет тезисы доклада по вопросу об отношении социал-демократической рабочей партии к III Государственной думе для выступления на Петербургской общегородской конференции.

В. И. Ленин. Из тезисов доклада, прочитанного на Петербургской общегородской конференции 8-го июля, по вопросу об отношении социал-демократической рабочей партии к третьей Думе

Бойкот Думы, как показал опыт русской революции, является единственно правильным решением революционной социал-демократии при таких исторических условиях, когда бойкот представляет из себя действительно активный бойкот, т. е. выражает силу непосредственно идущего к прямому натиску на старую власть (следовательно, к вооруженному восстанию) широкого и всеобщего революционного подъема.

...Социал-демократия должна приложить все свои силы не только для поддержки и развития экономической борьбы пролетариата, но и для превращения данного, пока еще только профессионального, движения в широкий революционный подъем и в непосредственную борьбу рабочих масс с вооруженной силой царизма. Лишь тогда, когда усилия социал-демократии в этом направлении увенчаются успехом, лишь на почве создавшегося уже наступательного революционного движения может получить серьезное значение лозунг бойкота в неразрывной связи с прямым призывом масс к вооруженному восстанию, свержению царской власти, замены ее временным революционным правительством...