В. Н. Соколов
ВОЕННОЕ ВОССТАНИЕ В СВЕАБОРГЕ В 1906 ГОДУ
...К лету 1906 года революционное брожение среди солдат Свеаборгской крепости и матросов с судов, базировавшихся на Свеаборгский порт1, приняло такой сильный характер, что начальство ожидало новых волнений.
В этой связи большой интерес представляет следующее заявление коменданта крепости: «Я чувствовал, что на законной почве (дознания, следствия) бороться с пропагандой трудно, я чувствовал, что единственное, что может хоть отчасти вылечить крепость от этого зла, — это новый беспорядок (не скрою, я его ожидал)».
Эти слова коменданта крепости позволяют думать, что преждевременность восстаний не была случайностью: возможно, командование и непосредственно, и через провокаторов из эсеровской партии намеренно провоцировало их, понимая, что хорошо подготовленное и организованное восстание может представить серьезную угрозу.
«В конечном результате, — отмечает комиссия, — состояние крепости к лету было таково, что комендант ее постоянно ожидал беспорядков и считал положение тревожным»...
Трагедия Свеаборгского восстания заключалась в невозможности организационно охватить и сдержать стихийно и быстро нараставшее революционное настроение. Но, с другой стороны, в сознании вынужденности выступления, в готовности подчиниться с полным доверием решению партии, которая требовала «обождать», был уже залог того, что солдатская и матросская масса, почти целиком охваченная влиянием Финляндской военно-партийной организации РСДРП, готова выступить плечом к плечу с пролетариатом.
* * *
Крепость Свеаборг — это тринадцать маленьких укрепленных островов, расположенных полукругом и защищающих с моря столицу Финляндии Гельсингфорс. В последовательном порядке, с востока на запад, это острова: Дегерэ, Лагерный, Михайловский, Александровский и Артиллерийский, на которых находились главные форты крепости; далее, к северо-западу, острова Комендантский, Инженерный, Стрелковый, Госпитальный, Ключевой и Николаевский. Почти в центре этого полукруга расположены острова Опасный и Договорный, на которых находились погреба для хранения боеприпасов. Со стороны материка, почти от самого центра Гельсингфорса, выдается полуостров Скатудден. На нем были расположены порт, казармы морского ведомства и тюрьма...
Островные участки Свеаборга возглавляли коменданты островов и начальники лагерных сборов. Все управление войсками, крепостями и военными учреждениями Финляндии находилось в руках командира 22-го армейского корпуса генерал-лейтенанта барона Зальца, который одновременно был и начальником гарнизона в Гельсингфорсе.
В день восстания комендант и штаб крепости находились на Комендантском острове, а офицеры — по своим квартирам на разных островах.
Свеаборгскому восстанию предшествовал ряд событий, которые не могли не привлечь к себе внимания солдат и матросов. Так, например, в эти же дни в Гельсингфорсе проходил съезд Красной гвардии Финляндии, сопровождавшийся массовыми митингами, на которых выступали члены Государственной думы от Трудовой группы и от фракции социал-демократов.
16 июля минная рота Свеаборгской крепости пожаловалась командованию на то, что рота не получает денег, которые должны выдаваться за винную порцию. Претензия роты была отклонена. Минеры всю ночь митинговали, а утром следующего дня отказались выйти на занятия. Роту немедленно разоружили и приставили к ней для охраны две роты крепостного пехотного полка. Кроме того, комендант крепости собственной властью разжаловал всех унтер-офицеров, ефрейторов и фельдфебеля минной роты в рядовые.
Арестованные минеры обратились к артиллеристам за поддержкой. 16 и 17 июля во всех кружках артиллеристов состоялись собрания. Командование проведало об этих собраниях и в ночь на 18 июля решило расправиться с артиллеристами так же, как и с минерами, — обезоружить их и арестовать. Узнав о замысле командования, артиллеристы Лагерного, Михайловского, Артиллерийского и Инженерного островов в 11 часов вечера взялись за оружие и захватили острова, после чего потребовали немедленного освобождения минеров. Члены военно-боевого центра пытались удержать артиллеристов от выступления, но безуспешно. Тогда военная организация решила возглавить движение.
С самого начала восстания связь центральной крепости с островами была нарушена. Подступы к Александровскому и Лагерному островам находились под постоянной угрозой обстрела со стороны восстания. Телефонная связь работала с большими перебоями. Телеграф не действовал. Связь со штабом корпуса поддерживалась случайно. Неоднократные обращения штаба крепости выделить миноносец, с помощью которого можно было бы установить регулярную связь с берегом, а также помешать сообщению с берегом восставших, штаб корпуса оставил без ответа.
Тем не менее командованию крепости удалось принять ряд мер.
По тревоге был поднят дежурный батальон пехоты и находившиеся на Комендантском острове части. Остров быстро был приведен в боевое состояние и начал обстрел близлежащих островов. В 2 часа ночи из Гельсингфорса на Комендантский остров были переброшены еще две роты пехоты под командой полковника Жданко. Таким образом, к утру 18 июля в распоряжении коменданта крепости имелось уже шесть рот пехоты, из которых одна занимала Госпитальный остров.
К 10 часам утра 18 июля в распоряжении коменданта Свеаборгской крепости находились острова Комендантский, Лагерный и Госпитальный. Острова Никольский и Стрелковый оставались нейтральными. Положение Александровского острова было неясным. Острова Михайловский, Артиллерийский и Инженерный находились в руках восставших.
Так начались события в Свеаборгской крепости в июле 1906 года.
Когда в Петербург поступили первые сообщения об обострении положения в Свеаборге и о возможности немедленного взрыва, В. И. Ленин внес на рассмотрение Исполнительной комиссии Петербургского комитета РСДРП следующее предложение:
«1) послать немедленно в Свеаборг делегацию из товарищей NNNN;
2) поручить этой делегации принять все меры для тщательного выяснения положения дел на месте;
3) поручить ей повлиять на местных членов партии, революционеров и население в том смысле, чтобы добиться отсрочки выступления, если только это возможно без крайних жертв со стороны населения в смысле ареста правительством уже намеченных лиц;
4) поручить той же делегации, в случае полной невозможности остановить взрыв, принять самое деятельное участие в руководстве движением, т. е. помочь выступившим на борьбу массам организоваться самостоятельно, разоружить и истребить реакцию, предпринять по надлежащей подготовке решительные наступательные действия и выступить с правильными и действительно революционными, способными увлечь весь народ, лозунгами»2.
Это предложение В. И. Ленина было принято Исполнительной комиссией ЦК РСДРП как постановление, обязательное для всех членов партии.
Так реагировал руководящий партийный центр на события в Свеаборге.
Зная, как командование поступило с минерами, артиллеристы понимали, что мирные переговоры ни к чему не приведут и что поддержать минеров можно только с оружием в руках.
С таким решением утром 18 июля из Свеаборга в Гельсингфорс прибыли уполномоченные от восставших в центральную группу Финляндской военной организации РСДРП, чтобы доложить военной организации о ходе событий, выяснить ее отношение к выступлению и получить необходимые указания.
Руководство центральной группы военной организации, зная, что восстание еще не вполне подготовлено и несвоевременно, считало необходимым удержать солдат и матросов от преждевременного выступления, указав при этом, что в настоящее время Свеаборг совершенно изолирован, что нужно дождаться возвращения флота в свои базы, связаться с рабочими, в частности с рабочими Петербурга, и т. д. Но во время переговоров выяснилось, что локализовать начавшееся выступление уже невозможно. Здесь же выяснилось, что на преждевременное выступление в Свеаборге оказал сильное влияние пущенный эсерами слух, что кронштадтцы также готовы выступить, что восстание поддержат броненосцы «Цесаревич», «Богатырь» и «Слава», возвращения которых ожидали в Свеаборгском порту. Позже выяснилось, что эсеры распространяли ни на чем не основанные слухи. Так, команда броненосца «Слава» еще в начале июля подверглась чистке. Было арестовано 26 матросов и среди них в полном составе подпольный судовой революционный комитет. Но многие солдаты поверили тогда в эсеровскую легенду и не принимали во внимание трезвые доводы военной организации. Наконец, создавшееся положение практически исключало возможность оттяжки: командование спешно готовилось к разоружению артиллеристов. А в случае разоружения невозможно было бы не только поддержать матросов, но и обеспечить собственную безопасность. Сдаваться на милость командования никто не хотел, и на крепостных островах загремели орудия. В этих условиях руководство центральной группы Финляндской военной организации приняло правильное решение всеми средствами поддержать восстание и оказать возможную помощь восставшим солдатам.
Положение на отдельных островах в это время было следующее: 6, 8, 9-я роты, а также учебная команда, команда крепостной артиллерии, разобрав оружие и боеприпасы, дали сигнальный залп к восстанию и на шлюпках переправились на Михайловский остров, так как оттуда было удобнее напасть на другие укрепления крепости. Команда этого форта, состоявшая из артиллеристов, присоединилась к восстанию. Овладев батареями и артиллерийскими погребами, восставшие зарядили шестидюймовые орудия и одиннадцатидюймовые мортиры и ожидали команды начать бой.
Одновременно солдаты 2-й нестроевой роты, а также рабочей, специальной и лабораторной команд, услышав ружейный сигнал к восстанию, также взломали замки у складов и захватили винтовки, пулеметы и патроны. Затем солдаты направились к гауптвахте и освободили своих товарищей, арестованных за агитацию. Вскоре и 2-я строевая рота разобрала оружие и присоединилась к восстанию. Первую и пятую роты артиллеристов, находившихся на Лагерном острове, правительственные части успели разоружить и арестовать. Восставшие части поспешили арестованным на выручку, однако у церковного сада были остановлены ружейным огнем пехоты, засевшей в саду. Завязалась перестрелка, во время которой восставшие потеряли двух человек убитыми и несколько ранеными. С наступлением темноты бой между восставшими и правительственными частями прекратился.
Тем временем командование крепости успело переправить арестованных артиллеристов на остров Дегерэ и перебросить на Лагерный остров два полевых орудия, из которых офицеры открыли огонь по восставшим. Вечером на Лагерный остров командование крепостью перебросило еще 1-й батальон Финляндского стрелкового полка с пулеметной ротой.
Из доклада представителя боевых организаций на Таммерфорсской конференции картина начала восстания выглядела так.
Часам к четырем утра 18 июля на квартиру штаба революционной военной организации явились тов. Емельянов и артиллерист с Михайловского острова. Их послали восставшие, которые хотели знать, что они должны делать дальше, и предлагали с помощью военных судов и флотской казармы обеспечить доставку провианта.
Тут же в штабе было созвано совещание, которое приняло следующее решение: так как в восстании активное участие приняли семь из десяти артиллерийских рот (три остальные были разоружены) и об отступлении думать уже поздно, развить энергичные наступательные действия, парализуя ближайшие к Михайловскому острову пункты (Инженерный и Лагерный острова, которые могли мешать планомерности наступления), затем, предъявив ультиматум, сосредоточить огонь на Комендантском острове, где засели правительственные войска с комендантом. Флоту, если бы он показался в водах Гельсингфорса, поскольку нет точных данных о его переходе на сторону восставших, дать приблизиться на расстояние обстрела и открыть по нему огонь, а затем предложить присоединиться...
Затем были распределены обязанности между членами Финляндской военной организации. Связались по телефону с морским комитетом той же организации и условились, что матросы выступят в 8 часов утра.
Положение сложилось так, что силы революционных солдат оказались разделенными. На Александровском острове сидела под арестом рота минеров, которую в начале восстания не освободили, а потом было уже невозможно освободить ее, как невозможно было освободить и две роты артиллеристов. В результате минная рота, которая дала толчок восстанию, оказалась отрезанной и не могла принять в нем участия. Но и в этих условиях минеры приковали к себе две роты, мешая им принять участие в подавлении восстания. Но хотя минеры оказались лишь свидетелями восстания, тем не менее все они впоследствии предстали перед военным судом.
Центром восстания с самого начала оказался Михайловский остров, где были сосредоточены главные силы восставших. И отсюда, из штаба восставших, исходили все распоряжения.
18 июля восстание формально еще не было провозглашено. Восставшие собирались начать переговоры с гарнизоном Комендантского острова и предложить ему перейти на сторону восставших. Переговоры намечено было начать утром. В это же утро произошел такой случай. В 4 часа в заливе показался катер, который шел к Комендантскому острову. В катере находились командир артиллерии крепости генерал-майор Агеев и полковник Натора. Патрули потребовали, чтобы шлюпка пристала к Михайловскому острову, однако находившиеся в шлюпке сделали вид, что это к ним не относится, и продолжали свой путь. Их предупредили, что будут стрелять. В ответ полковник Натора разразился грубой бранью и угрозами. Солдаты дали залп по катеру и ранили полковника в ноги. Генерал же лег на дно катера и приказал команде исполнить приказание патруля. Когда катер пристал к берегу, генерала обезоружили и под конвоем отправили на гауптвахту. Полковника же решили отправить в лазарет. Однако он вел себя столь нагло и вызывающе, что солдаты, возмущенные его бранью, сбросили его с моста в воду. «Собаке — собачья смерть», — напутствовали они его.
В 6 часов утра 18 июля на Комендантский остров была послана делегация с предложением гарнизону присоединиться. Делегаты были арестованы. Этот момент и следует считать началом боев восставших. На Михайловском острове был поднят красный флаг, а с батарей острова восставшие солдаты начали бомбардировку Комендантского острова, продолжавшуюся до 7 часов вечера. В это же утро на полуострове Скатудден, в портовом дворе, началось выступление матросов. Еще вечером 17-го они слышали ружейные выстрелы, но приняли их за учебную стрельбу и оставались на своих местах. В таком неведении матросы пребывали потому, что восстание началось преждевременно. Только в 6 часов утра 18-го они получили от военной организации извещение, что на фортах началось восстание. В 8 часов утра матросы получили приказ военной организации идти на помощь восставшим артиллеристам. Назначенный заранее руководитель приказал горнисту играть тревогу. Матросы, находившиеся в казармах, разобрали винтовки, подняли красное знамя, выстроились и залпом сигнализировали свое присоединение к восстанию. Повсюду немедленно были расставлены караулы. Явившиеся в казармы лейтенант Басов, капитан Карпов и фельдфебель Черников были арестованы и заключены в карцер.
Захватив казармы, руководители попытались поднять восстание на судах, стоявших в порту, в частности на минных крейсерах «Финн», «Эмир Бухарский» и др., где велась революционная работа. Но командование своевременно приняло меры и на всякий случай заперло команды в трюмах. Вот почему в ответ на предложение о присоединении к восставшим с судов был открыт по берегу огонь из пулеметов. С крейсера «Финн» в порт к матросам на шлюпке прибыл мичман де Ливрон, который попытался спустить красный флаг, но тут же был убит матросами.
Имея только винтовки, матросы, понятно, не могли захватить суда и решили оставить порт и присоединиться к артиллеристам. Но и это сделать им не удалось: рота солдат преградила им выход из порта. Пехоту поддерживала финская белая гвардия. Матросы разделились на два отряда: один через Гельсингфорс пробился к Михайловскому острову, второй присоединился к Красной гвардии и вместе с нею вел партизанскую борьбу против финляндской белой гвардии.
Гельсингфорс в тот день представлял собой небывалое зрелище. Жители высыпали на улицы. Особое оживление царило среди рабочих. Повсюду появились воззвания, подписанные начальником Красной гвардии капитаном Коком, призывавшие рабочих к забастовке. Однако, какой бы популярностью ни пользовалось имя капитана Кока среди рабочих, его обращение к ним не достигло цели. Конечно, эффект был бы иным, если бы к рабочим обратилось правление финской социал-демократической партии. Если бы последнее призвало рабочих к забастовке, забастовка, несомненно, была бы всеобщей. Тем не менее 250 рабочих-красногвардейцев отправились вместе с матросами на Михайловский остров, чтобы поддержать артиллеристов. Вблизи Або, в Вильмонстранде и по обе стороны станции Рихимяки рабочие по указанию военной организации испортили железнодорожное полотно и взорвали мост, чтобы помешать властям подбрасывать подкрепления.
Но события показали, что Красная гвардия Финляндии проявила себя как организация, более приспособленная к охране митингов и к парадным выступлениям рабочих, нежели к боям с правительственными войсками.
Значительную активность проявила и финская буржуазия, выступившая против рабочих и их Красной гвардии. Боевые дружины финских капиталистов — белая гвардия — захватили трамваи и под угрозой расстрела принуждали служащих трамвая водить вагоны. В рабочих, пытавшихся нарушить трамвайное движение, белогвардейцы стреляли. Но лишь только появился десяток матросов с оружием, как 80 белогвардейцев разбежались, хотя были вооружены лучше, чем матросы.
18 июля вечером с Михайловского на Комендантский остров была послана новая делегация с требованием освободить арестованных утром делегатов и сдать крепость. Письмо было подписано генерал-майором Агеевым, который был захвачен восставшими. Однако условия восставших были отклонены, и в свою очередь комендант крепости предложил восставшим сложить оружие.
После отказа коменданта восставшие возобновили обстрел Комендантского острова и продолжали его до позднего вечера.
В ту ночь с 18 на 19 июля двенадцать человек отправились на захваченном пароходе «Выстрел»3 в Гельсингфорс за продуктами. Пароход скоро возвратился и доставил не только продукты, но и около двухсот человек подкрепления. Прибывшие были вооружены и остались на Михайловском острове.
В этот же вечер ожидалось возвращение флота. У восставших была надежда, что матросы поднимут на судах восстание и присоединятся к ним. Поэтому генеральный штурм откладывался ими и бомбардировка носила скорее характер перестрелки, чем наступления. Но флот не пришел. Восставшие не знали, что властям удалось не допустить восстания на судах, где велась к этому подготовка. Не сдавались и форты, в которых засели оставшиеся верными правительству войска. Восставшие уже в течение полутора суток не уходили с позиций — тут обедали, тут и спали...
19-го восставшие решили не ждать прибытия флота и начать бомбардировку, чтобы выбить из крепости засевшую там пехоту. По казармам и по квартире коменданта из орудий всех калибров они открыли ураганный огонь.
Скоро из полуразрушенных бомбардировкой зданий начали выбегать люди в поисках укрытия. Комендант укрылся в казарме минной роты, которая оказалась более надежным укрытием от снарядов.
В 6 часов вечера казалось, что победа близка.
В это время на горизонте показались корабли. Утомленные боями и бессонницей люди оживились и усилили бомбардировку. Казалось, еще полчаса такой бомбардировки, и на Комендантском острове будет поднят белый флаг.
Но в это время на Михайловском острове раздался страшный взрыв. На воздух взлетел пороховой погреб, в котором находилось около 4500 пудов пороха. Взрывом было убито и ранено много артиллеристов, матросов и красногвардейцев, а также повреждены форт и орудия. Среди тяжело раненных был один из главных руководителей восстания, Емельянов.
После взрыва восставшие перешли на Александровский остров. Находившиеся здесь артиллеристы держались нейтрально, и только 2-я рота крепостного пехотного полка вела огонь по дамбе, соединявшей Александровский остров с Михайловским, препятствуя свободному передвижению восставших. Однако к полудню остров Александровский полностью перешел в руки восставших, так как 2-я рота крепостного пехотного полка, расстреляв все патроны, вынуждена была сдаться.
Во второй половине дня восставшие увидели на горизонте суда флота, на поддержку которого они так рассчитывали. Однако оказалось, что это подошли корабли для обстрела восставших. Вскоре с судов загремели орудия по фортам восставших, что ухудшило положение последних. В 6 часов раздался новый взрыв: вражеский снаряд попал в передок со снарядами, находившийся вблизи стены, за которой укрылись готовившиеся к штурму артиллеристы. Взрыв этот оказался почти столь же губительным, как и первый. Несколько солдат было убито и много ранено. Этот взрыв внес новое замешательство в ряды восставших.
От штурма фортов решили отказаться и принялись наскоро укреплять свои позиции. А тем временем неприятель усилил огонь. Его снаряды причиняли большие разрушения. К вечеру обстрел прекратился. Прекратили орудийную стрельбу и восставшие артиллеристы. Но обстрел восставших из пулеметов и ружей продолжался. Артиллеристы вновь попытались выбить пехоту, которая вела обстрел Михайловского порта из казематов, но неудачно. К ночи бой окончился. Стрельба утихла и больше уже не возобновлялась.
Ночью артиллеристы обсудили свое положение и пришли к выводу, что шансов на победу у них нет. Решено было сдаться. В этот момент особенно отчетливо выявились недостатки в руководстве восстанием. Выявился и весь вред того, что восстание началось раньше времени и не было согласовано с Кронштадтом и флотом. Восставшие многому научились в эти дни. Но исправить допущенные ошибки было уже невозможно. Теперь перевес сил был на стороне врага.
Вынув замки из пушек, артиллеристы бросили их в море. Туда же пошла и часть оставшихся снарядов. Паники не было, все было рассчитано, обсуждено, хладнокровно взвешено.
Битва проиграна, но оружие нельзя отдавать врагу.
20 июля в 9 часов утра к коменданту был направлен задержанный артиллеристами капитан Власов с извещением о сдаче. Через час показались пехотинцы-стрелки, а за ними и офицеры. Некоторое время красный флаг восстания еще развевался над Михайловским островом, пока по приказанию офицеров солдаты не спустили его с флагштока...
Военные моряки в период первой русской революции 1905 — 1907 гг. М.. 1955. с. 511 — 523
Примечания:
1 Свеаборг — ныне город Суоменлинна в Финляндии. С 1809 по 1917 год входил в состав Российской империи, одна из баз русского Балтийского флота. Ред.
2 Ленин В. И. Поли. собр. соч.. т. 13, с. 328.
3 Кроме «Выстрела» восставшими были захвачены пароходы «Пушкарь» и «Бомба», на которых они совершали рейсы в город. Прим. авт.
К. С. Жарновецкий
ВТОРОЕ КРОНШТАДТСКОЕ ВООРУЖЕННОЕ ВОССТАНИЕ В 1906 ГОДУ
Кронштадт входил в состав окружной организации РСДРП (б). Потом он был выделен в самостоятельную организацию, от которой представителем в ПК входил я. Предо мной вообще стояла трудная дилемма построить партийную организацию, не имея никаких связей в городе Кронштадте, при почти постоянном военном положении, после недавно бывшего восстания (1905 год).
Счастливый случай столкнул меня незадолго до московского вооруженного восстания со студентом Петербургского университета Токмачевым Сергеем, недавно вошедшим в партию. Я пригласил его в окружную организацию, и он начал работу в Колпине. Токмачев жил в городе Кронштадте, вместе с матерью, в собственном небольшом домике.
Он мне сообщил, что в Кронштадте после восстания, за отсутствием партийной организации, организовался беспартийный комитет из гимназистов и одного студента с двумя рабочими кружками. Я решил ликвидировать этот комитет и сколотить партийную организацию. С этой целью мы с тов. Токмачевым (партийная кличка — тов. Сидор; дальше я его буду так называть) решили организовать у него в доме, благо собственный, штаб-квартиру для нашей организации и приезжавших из Питера партийных товарищей. Затем я объяснил беспартийному комитету, что теперь будет строиться настоящая партийная большевистская организация. А так как члены комитета в партии не состояли, то лучше всего им превратиться в кружок для выработки из них партийных агитаторов. Они согласились. Из рабочих кружков, взятых у комитета, мы сорганизовали временный комитет.
Таким образом, мы поглотили беспартийную организацию и начали организовывать партийную. Вместе с ближайшим помощником, тов. Сидором, мы выработали план нашей работы. Мы хорошо понимали огромное значение для революции Кронштадта и флота с 28 ООО матросов, имевших большую тягу к революции. Главной нашей задачей было организовать в Кронштадте восстание. Но связаться с матросами на кораблях и вовлечь их в нашу подпольную организацию можно исключительно через рабочих, которые работали в различных казенных мастерских и заводах, особенно по ремонту флота. Очень скоро наша организация имела уже 8 рабочих кружков, через которые мы связались почти со всеми мастерскими Кронштадта. Вошли в кружки несколько старых рабочих, уже бывших ранее на политической работе. Через этих рабочих мы скоро связались прочно с матросами и другими частями. Связи наши скоро сделались так обширны, что нам удавалось нередко устраивать целые митинги на Лисьем Носу. Собиралось иногда до 500 человек, несмотря на все решительные меры начальства. Кроме меня и тов. Сидора для работы в кружках приезжали товарищи Михаил 2-й, Анатолий и третий, кличку которого запамятовал. Литература и прокламации развозились нами в большом количестве.
Месяца через два пришлось подумать об отделении военной организации от рабочей. В это время в Петербурге существовала уже Военная организация с.-д. (б). Ей-то и переданы были наши военные, весьма ценные связи; таким образом в Кронштадте возникла военная организация, представлявшая отделение общей Петербургской, но в то же время находившаяся с нами в самом тесном контакте. Где в маленьком городке могли собираться матросы, как не у рабочих?! Связи, встречи, явки — все происходило через рабочих и у рабочих. Впрочем, военная организация скоро обзавелась своей самостоятельной штаб-квартирой; в ней, под видом сапожника, поселили Лерберга, который впоследствии оказался провокатором. Надо подчеркнуть, что между рабочей и военной организацией существовала теснейшая связь. В случае восстания предполагалось, что военная организация будет подчинена партийному комитету. Из товарищей, работавших в военной организации, можно указать организатора тов. Михаила и двух весьма дельных эстонцев Сермуса и Макса (фамилии их не помню). В это время в Кронштадте существовала эстонская рабочая группа социал-демократов (большевиков). Она вела работу только среди эстонцев, но, по нашему почину, пошла нам навстречу и оказывала нередко ценные услуги. Некоторые же из эстонцев, говорившие по-русски, втянулись в работу среди русских.
Нам сильно помогало революционное брожение среди войск, которое продолжалось и после подавления октябрьского восстания. Уже в апреле месяце деятельность нашей социал-демократической организации в Кронштадте настолько расширилась, успехи были настолько очевидны, что сделалась ясной возможность вооруженного восстания. Чтобы не сорвать такое огромное дело, была необходима возможно тесная связь с ПК и ЦК нашей партии. Между тем выяснилось, что продолжительная работа в Кронштадте может легко окончиться моим арестом. Посему, по моим настояниям, в ПК были введены еще два товарища: Сидор и один рабочий. В случае восстания, два члена ПК и один ЦК должны были явиться в Кронштадт для руководства. Предполагалось, что восстание произойдет по заранее разработанному плану, в назначенное нами время, по соглашению с партией социалистов-революционеров, работа которых велась тоже в широком масштабе, чуть ли не больше нашего. Для этого решили начать переговоры с эсерами.
Уже в мае месяце кроме указанных раньше товарищей большую работу в Кронштадте повел тов. Мануильский, который выступал под кличками тов. Мишки и тов. Фомки. Особенным успехом он пользовался во время митингов на Лисьем Носу. Со свойственным ему малороссийским юмором Мануильский удивительно нравился широкой массе матросов. Кроме митингов среди матросов мы с тов. Сидором устраивали летучки на улицах Кронштадта, у пароходного завода и в других местах. Это было очень рискованно вследствие военного положения...
Нужно сказать, что в то время существовала наряду с военной боевая организация. Она сорганизовывала районные отделы боевой организации, которые в свою очередь создавали рабочие дружины, обучали их стрельбе, изыскивали вооружение, вообще знакомили рабочих с формами революционной вооруженной борьбы, возможной при революции. Мне хотелось организовать боевой отдел и при Кронштадтской организации; однажды несколько человек, в том числе я и боевой организатор (фамилии его не помню, знаю лишь, вскоре он был захвачен на крейсере «Память Азова» при попытке поднять восстание и расстрелян), захватили с собой побольше социал-демократической газеты «Волна» и отправились в Кронштадт. Приехав, мы разделились для осторожности на группы и пошли в город. Здесь ко мне подошел один из рабочих нашей организации и предупредил, что квартира военной организации провалилась. В ней сидит засада, а сапожник Лерберг арестован. Я немедленно позвал всех товарищей в сад, чтобы там посоветоваться, что делать. Только мы собрались, как нас известили, что сад окружает полиция. Мы решили разделиться и разными путями выйти из сада. Когда спустя два часа я зашел к тов. Сидору, оказалось, что несколько наших приезжих товарищей, из них тов. Сермус и наш боевик, и ряд местных рабочих арестованы. Но Сермус и боевик были одеты, как буржуа, и это, вероятно, их спасло. Они сослались на то, что приехали на экскурсию, и их выпустили. Приблизительно ночь на 24 мая 1906 года я провел в Петербурге у своего дяди, так как ожидал ареста. На другой день, часов в 10 утра, я отправился домой, причем один браунинг я положил в карман пальто, другой — в газету. Подойдя к окну комнаты, где я жил вместе со студентом немцем Тауриным (последний работал у меня в организации в Шлиссельбурге в динамитном заводе), я крикнул ему в форточку: «Довольно спать, немец! вставай!» Не ожидая ответа, я пошел к двери и постучал. Дверь отворилась. В передней на меня набросились охранники; я попятился назад, но в дверях попал в объятия дворника. Меня обыскали, нашли браунинг и бросились к столу протоколировать. Я воспользовался случаем, что не заметили второго браунинга, сунул его за шкаф и вошел в комнату. Оказывается, Таурин уже был арестован. На столе лежала пачка прокламаций в 110 штук — обращение к партии по поводу съезда Российской социал-демократической партии. Откуда появились прокламации, мне неизвестно. Но я, как правило, никогда никаких документов не держал, зная хорошо, что по своей работе я каждую минуту должен ожидать ареста. Поэтому я отказался подписать протокол, где говорилось о том, что у меня найдены прокламации. После ареста меня отправили в охранное отделение, где написали бумажку о привлечении меня по 102 статье, а мерой пресечения явилось заключение в «Кресты».
После моего ареста ПК в качестве ответственного организатора назначил тов. Мануильского. В связи с наступающим летом открывались более широкие возможности для собраний. По воскресеньям на Сестрорецком и Ораниенбаумском берегах проводились митинги с участием рабочих, матросов и солдат. В городе, в целях использования легальных возможностей, удалось создать беспартийную организацию — «кассу безработных», находившуюся всецело в наших руках1. Тов. Митька (Мануильский) выступал там под видом рабочего, и его предложения проходили безотказно. «Касса безработных» была организована после широкого митинга в Морском манеже, где было выбрано и правление кассы — все кандидаты от нашей партии...
Брожение в войсках все усиливалось благодаря энергичной работе и руководству военной организации при ПК. Военная организация издавала прокламации и свою газету. Настроение солдатских и матросских масс было таково, что достаточно было и небольшого повода, чтобы сейчас же началось брожение.
26 июня сильно взволновало войска благодаря следующему событию: когда первый Кронштадтский крепостной батальон производил учебную стрельбу, возле вертелся мальчик, продавец кваса. Командир батальона, полковник Гулин, приказал ему удалиться. Мальчишка не послушался, и после вторичного приказания уйти Гулин нанес продавцу две раны шашкой, так что его унесли в госпиталь. Это зверство возмутило солдат. На кладбище собралось более 200 матросов и солдат, которые постановили обратиться с петицией в Государственную думу, а кроме того, если в двухнедельный срок Гулин не будет привлечен к ответственности, то убить его. Полковник Гулин получил от начальства лишь выговор.
В связи с широко разлившимся революционным движением правительство принимало меры для остановки его: обыски, аресты, высылки. И все-таки восстание вспыхнуло. Сначала в Свеаборге, затем в Кронштадте.
1905. Восстания в Балтийском флоте в 1905 — 06 гг. в Кронштадте, Свеаборге и на корабле «Память Азова». Сборник статей, воспоминаний, материалов и документов. Л.. 1926. с. 94 — 98
1 С весны 1906 года пролетариат использовал движение безработных как составную часть революционной борьбы. По инициативе Петербургского комитета РСДРП был создан демократический Совет безработных, подобные советы имелись также в Москве, Твери, Харькове, Баку и других городах. Безработные связывали экономическую борьбу с политическими требованиями. Ред.
А. Пискарев (Васильев)
КРОНШТАДТСКОЕ ВОССТАНИЕ 20 ИЮЛЯ 1906 ГОДА
Весна 1906 года не только для нас, заключенных в тюрьме бывших членов Петербургского Совета рабочих депутатов, а и для всех рабочих, бойкотировавших выборы в I Государственную думу, прошла в ожидании вооруженного восстания. За год борьбы эта мысль укоренилась настолько, что сторонников «экономической борьбы», одно время популярной среди рабочих, уже совершенно не осталось. Вооруженное восстание считалось единственным языком, на котором можно было разговаривать со лживым и реакционным правительством.
К восстанию готовились с самого московского восстания. В кружках читались даже лекции о тактике уличного боя, и на эту тему была выпущена специальная брошюра. Каждый считал своей революционной обязанностью завести связи с войсками. В пивнушках и кабачках рабочие радовались возможности угостить матроса и разагитировать его.
В июне мы были выпущены из тюрьмы на поруки. Большинство, не ожидая ничего путного от думской работы, отправилось в Кронштадт. Я отправился туда же вместе с рабочей дружиной Московского района, начальником которой я состоял до тюрьмы. Среди революционеров уже существовал план, разделяемый всеми — большевиками, меньшевиками и эсерами1 (такое согласие наблюдалось редко): поднять матросов Свеаборга, Гельсингфорса и Кронштадта с судов, а главным образом, береговых частей, овладеть фортами и, угрожая с них, предъявить требование о созыве Учредительного собрания.
С весны все партии в Кронштадте заготовляли оружие. Но к роспуску I Государственной думы, то есть к моменту нашего прибытия туда, произошли большие аресты и вся подготовка была разрушена. О спрятанном оружии и бомбах знали немногие, да и они оказались арестованными. Организацию приходилось налаживать снова.
В поле, на окраинах Кронштадта и на кладбище, далеко за городом происходили большие массовые собрания. На них выступали и мы, рабочие, а главным образом, приезжавшие из Петрограда интеллигенты и члены Государственной думы. Особенной популярностью пользовался член Думы трудовик Онипко, чаще других бывавший в Кронштадте, всегда там выступавший. Бывал там и член Государственной думы социал-демократ Михайличенко.
Все моряки разделяли общее мнение о необходимости выступления их, как передового революционного элемента. На армейские части почти никакой надежды не было: старания завести с ними связи оказались безуспешны. Моряки же были удивительно серьезно настроены, их лица выражали твердую готовность принести себя в жертву.
Среди интеллигентов, даже в момент восстания, я часто видел нескольких курсисток, агитировавших среди матросов. Две из них (Мамаева и Бенедиктова) были казнены при подавлении восстания. Матросы относились к ним внимательно, бережно.
Роспуск Государственной думы ускорил события. Все энергично готовились к восстанию. Было даже приступлено к организации боевого штаба из представителей партий. Конечно, партии не сговорились: никто на уступки не шел, каждый хотел быть главным руководителем и правильного руководства не было. Нас, рабочих и матросов всех партий, эта грызня страшно возмущала. Мы пробовали возражать, но интеллигенты обрушивались на нас с потоком блестящих речей, а мы не могли отвечать с такой же логикой, и наш голос замирал.
Тратились целые часы драгоценного времени на обсуждение вопроса, например, о том, что делать с офицерами: убить или только арестовать. Особенное человеколюбие при этом проявляли меньшевики. Своей энергичной и вдохновенной защитой они даже вызывали недовольство матросов и рабочих. В конце концов, кажется, постановили поступать с офицерами сообразно с обстоятельствами. Никто не озаботился выработать определенный план, а условные сигналы или не были переданы тем, кто их должен был давать, или о них забыли.
Вообще поведение интеллигенции было ниже всякой критики. Будь матросы предоставлены сами себе, они проявили бы больше организованности, а о самодеятельности и говорить нечего: ее и так было хоть отбавляй. Но моряков удалось убедить, что ими действительно руководят. Когда же в сознание проникла мысль, что никакого руководства нет, дело было уже проиграно.
Лучшим доказательством неорганизованности служит восстание на «Памяти Азова», происшедшее в ту же ночь, одновременно с Кронштадтским. Если бы на «Памяти Азова» знали о предполагающемся в Кронштадте выступлении, судну не к чему было бы идти в Ревель. А участие «Памяти Азова» в кронштадтских событиях могло иметь решающее значение, да и настроение команды не было бы таким подавленным.
17 июля произошло восстание в Свеаборге. Известия, приходившие оттуда, говорили, что вместе с фортами восстали корабли. Между тем потом оказалось, что «Цесаревич» и «Богатырь» участвовали в расстреле фортов и в усмирении восставших. Однако после свеаборгских событий медлить было нельзя. Переговоры о соглашении партий прервались, выступление стало необходимостью и произошло в ночь с 19 на 20 июля...
Было решено, что восстание начнется по сигналу. Но условленных четырех пушечных выстрелов никто не слышал. Между тем в разных местах неожиданно послышалась пальба. На улицах показались растерянные группы матросов с винтовками и безоружные. Мы спрашивали их, а они нас: куда идти и что делать? Никто ничего определенного не знал и узнать было негде. Циркулировали разнообразные слухи. Сообщали, что форт «Константин» восстал, другие опровергали. А стрельба слышалась всюду.
Мы, новички в Кронштадте, не знали города и были беспомощны. Один сообщал, что навстречу нам идут енисейцы для усмирения, другой передавал, что часть их, отказавшись стрелять, пристрелила офицеров. Неразбериха царила невообразимая. Рабочие и часть матросов бросились строить баррикады. Кажется, это послужило сигналом к погрому. Начали громить лавки, магазины; появилось вино. Винтовки бросали, чтобы принять участие в погроме. Это делалось не из корысти, а просто потому, что убедились в бестолковщине: овладело отчаяние, рассудок помутился, жажда деятельности искала выхода и находила его в разрушении.
Уже задолго до утра стало ясно, что восстание не удалось. Группы солдат, показавшиеся под командой офицеров, укрепляли ужасное сознание разрушенных надежд. Колотила досада, делалось горько и обидно. Приходилось думать о спасении. Арестовывали всюду.
Как выяснилось впоследствии, дело произошло так: матросы 1-й дивизии арестовали офицеров и, под предводительством члена Государственной думы Онипко, пошли к Енисейскому полку. По дороге они встретились с отрядом матросов 2-й дивизии, которые при выступлении перебили своих офицеров. Оба отряда соединились под предводительством матроса Егорова. Это было не нужно, ибо задача 2-й дивизии заключалась в том, чтобы взять один из фортов. Не взяв его, она, вместе с 1-й дивизией, была встречена залпами енисейцев, после чего рассыпалась.
Успех имели только минеры, овладевшие фортом «Константин». Вскоре, однако, и они, выбитые артиллерийским и пулеметным огнем, тоже сдались атаковавшему их отряду, не успев или забыв сделать четыре условленных выстрела, так спутавших все планы.
На другой день уже заседал суд. 20 июля многие восставшие матросы были приговорены к смертной казни и расстреляны. Расстреливали их солдаты, сзади которых были поставлены пулеметы, так что сами расстреливающие рисковали жизнью при малейшем колебании.
На одном из фортов был расстрелян Абрам Тер-Мкртчьянц, привлекавшийся по делу Петербургского Совета рабочих депутатов, но выпущенный на поруки. Он был не членом Совета, а просто посетителем в момент ареста депутатов. Жандармы, старавшиеся изобразить Совет инородческой организацией, воспользовались его армянским происхождением и включили в список обвиняемых. Смертью своею он доказал, что был достойным представителем петербургского пролетариата. Предводительствовавший 2-й дивизией моряков матрос Егоров, как и все мы, уцелевшие от арестов, уехал в Петроград и вступил в боевую организацию социалистов-революционеров. 26 декабря 1906 года он, пробравшись к известному вешателю, военному прокурору Павлову, убил его несколькими выстрелами.
Вечная, славная память вам, боевые товарищи!
1905. Восстания в Балтийском флоте в 1905 — 06 гг. в Кронштадте. Свеаборге и на корабле «Память Азова». Сборник статей, воспоминаний, материалов и документов. Л.. 1926. с. 114 — 118
1 Автор воспоминаний тогда был эсером. Ред.