"Бой абсолютно неизбежен"
В эти первые месяцы второй эмиграции Ленин много думает о задачах партии в новых, адски трудных, по его выражению, условиях. Да, в России свирепствует реакция. Да, вся тяжесть политических репрессий царизма обрушилась на пролетариат. Но Ленин уверен в “необходимости систематической борьбы с политическим упадочничеством, ренегатством, нытьем и проч.” [59]
В Женеву приходят вести о том, что после поражения революции, отрекаясь от ее лозунгов, из партии в панике бегут полупролетарские элементы, полумещанская интеллигенция. Причем процесс “таяния” продолжается по мере дальнейшего наступления реакции.
Вливаются же в нее новые силы, усиливается роль передовых рабочих. Вот это-то чудесно, отмечает с удовлетворением Владимир Ильич, считающий, что должна быть сохранена нелегальная организация.
Из Петербурга сообщают о межрайонном собрании рабочих-большевиков. На нем принято решение: создать кружок высшего типа, в котором получали бы теоретическую подготовку пролетарии, способные стать партийными работниками. Ленину пересылают и резолюцию состоявшегося в феврале заседания вновь избранного Петербургского комитета. Главной задачей в данный момент тот считает организацию отпора капиталистам. Петербургский комитет заявляет, что и на нынешней стадии борьбы руководящая роль должна принадлежать социал-демократам.
В эти дни, когда из российской столицы в Женеву уходит резолюция питерских большевиков, Владимир Ильич пишет Горькому: “Я убежден, что партии нужен теперь правильно выходящий политический орган, выдержанно и сильно ведущий линию борьбы с распадом и унынием,- партийный орган, политическая газета. Многие россияне не верят в заграничный орган. Но это ошибка... Трудно его наладить, поставить, оживить,- слов нет. Но это надо сделать, и это будет сделано” [60].
Владимир Ильич отправляет письмо 7 февраля 1908 года. И девятнадцать дней спустя он уже держит в руках свежий оттиск “Пролетария” - очередной, двадцать первый номер нелегальной газеты, вышедший уже здесь, в Женеве. Она предупреждает, что с конспиративными запросами и сообщениями следует обращаться исключительно в редакцию, и притом непосредственно, письменно же - в закрытых конвертах. “Настойчиво предлагаем не упускать из виду сделанные указания,- предостерегает “Пролетарий”,- ибо по всем данным видно, что русское шпионство за границей развито чрезвычайно” [61].
Среди мрака реакции, шатаний и распада со страниц “Пролетария” доносится в Россию уверенный голос Ленина: “Мы умели долгие годы работать перед революцией. Нас недаром прозвали твердокаменными. Социал-демократы сложили пролетарскую партию, которая не падет духом от неудачи первого военного натиска, не потеряет головы, не ^влечется авантюрами. Эта партия идет к социализму, не связывая себя и своей судьбы с исходом того или иного периода буржуазных революций. Именно поэтому она свободна и от слабых сторон буржуазных революций. И эта пролетарская партия идет к победе” [62].
Восемь страниц, отпечатанных на тонкой бумаге, содержат материалы о революционном движении в Петербурге и Москве, на Урале и в Латвии, Севастополе, Харькове, Екатеринославе... “Пролетарий” сообщает и о том, как борются в новых условиях российские социал-демократы, как возрождаются разгромленные полицией организации, как налаживается в России издание нелегальной литературы. С каждым днем все более укрепляются конспиративные связи Владимира Ильича с Россией. Все больше писем приходит теперь оттуда в Женеву. Доставляют их и кружными путями. “Посылаю Вам бумажку местного издания, для Ильича будет небезынтересно ее видеть, перешлите ему, - просит живущего в Берлине доктора Любека сосланный в Тобольскую губернию социал-демократ. - Интересно Выло бы изложить с Ильичей или с Ильичами кое-какие планы относительно работы в безвременье и застой” [63]. Приложенная ссыльным к письму для Ленина “бумажка местного издания” - это листовка РСДРП “Катастрофа в Рыковской шахте”.
Приходит письмо о положении дел в петербургской организации. Ленин публикует его в двадцать втором номере “Пролетария” - втором изданном в Женеве. Автор сообщает, что в столичной организации все теперь в руках рабочих, что именно они несут ныне на себе всю тяжесть партийной работы, что влияние социал-демократов на массы безусловно растет.
Сообщают из Петербурга о проходивших при закрытых дверях заседаниях верховного суда. Владимир Ильич помещает об этом в “Пролетарии” обширную корреспонденцию. Она рассказывает о суде в российской столице над социал-демократической фракцией II Государственной думы, о том, как осуждены были депутаты на каторжные работы “царскими судьями в отместку за то, что пролетариат России облек их своим доверием, поставив их на ответственный пост выразителей его воли” [64].
Первые женевские номера “Пролетария” с этими сообщениями из России выходят в то время, когда ревизионисты предпринимают попытки пересмотра самих основ марксизма, когда возникают философские течения, направленные против материалистического мировоззрения, осмеивающие революционное движение, призывающие к отходу от политики, прославляющие религиозную мистику.
Во главе нового философского течения, проповедующего богоискательство, богостроительство, стоит А. Богданов. С его сочинениями Ленин начал знакомиться еще в сибирской ссылке. Там прочел он книгу Богданова “Основные элементы исторического взгляда на природу”. В тогдашней позиции Богданова были истоки его сложившейся в дальнейшем антимарксистской философской концепции. Четыре года спустя Ленин впервые встретился с ним. И тот подарил ему свой только что вышедший труд “Эмпириомонизм”. Так Богданов назвал свою доктрину. Это разновидность эмпириокритицизма, проповедники которого, как докажет вскоре Ленин, запутались в коренных вопросах мировоззрения и теории познания, отрицали объективное существование материального мира, объективный характер законов развития природы и общества. Сторонники эмпириокритицизма утверждали, что исходят из “опыта”, им его “критической” оценки, понимая, однако, “опыт” кап сумму ощущений или внутренних переживаний субъекта
Познакомившись с “Эмпириомонизмом”, Ленин написал тогда Богданову в Париж и откровенно заявил, что тот “своими писаниями сугубо разубеждает в правильности своих взглядов” [65]. Но летом и осенью 1904 года, в период назревания революционной ситуации, Ленин и Богданов заключили, по словам Владимира Ильича, “молчаливый и молчаливо устраняющий философию, как нейтральную область, блок” [66], и этот блок просуществовал все время революции. Однако летом 1906 года Ленин получил от Богданова третий выпуск его работы. “Прочитав,- вспоминает сейчас Ленин,- озлился и взбесился необычайно: для меня еще яснее стало, что он идет архиневерным путем, не марксистским. Я написал ему тогда “объяснение в любви”, письмецо о философии в размере трех тетрадок... Сии тетрадочки показал я некоторым друзьям (Луначарскому в том числе) и подумывал было напечатать под заглавием: “Заметки рядового марксиста о философии”, но не собрался” [67]. А в эти февральские дни 1908 года приходит в Женеву новая книга - “Очерки философии марксизма”. Сборник только что выпущен петербургским издательством. В нем несколько статей. И все возмущают Ленина. “Нет, это не марксизм...- заявляет он.- Уверять читателя, что “вера” в реальность внешнего мира есть “мистика” (Базаров), спутывать самым безобразным образом материализм и кантианство (Базаров и Богданов), проповедовать разновидность агностицизма (эмпириокритицизм) и идеализма (эмпириомонизм),- учить рабочих “религиозному атеизму” и “обожанию” высших человеческих потенций (Луначарский),- объявлять мистикой энгельсовское учение о диалектике (Берман),- черпать из вонючего источника каких-то французских “позитивистов” - агностиков или метафизиков, черт их поберет, с “символической теорией познания” (Юшкевич)! Нет, это уж чересчур. Конечно, мы, рядовые марксисты, люди в философии не начитанные,- иронизирует Ленин,- но зачем уже так нас обижать, что подобную вещь нам преподносить как философию марксизма! В себя дам скорее четвертовать, чем соглашусь участвовать в органе или в коллегии, подобные вещи проповедующей” [68]. Как жалеет Владимир Ильич, что не опубликовал в свое время три тетрадки, содержавшие критику философских взглядов Богданова! Он пишет родным в Россию, просит разыскать и прислать ему эти тетрадки. Но ни сейчас, ни позднее их уже не обнаружить.
Ленин пишет письмо Горькому, который и сам в эту пору оказался под сильным влиянием “богостроительства” и махизма. Ленин убежден в настоятельной необходимости разоблачения реакционной сущности новейших разновидностей идеализма. “Некую драку между беками по вопросу о философии,- заявляет он,- я считаю теперь совершенно неизбежной” [69]. Но Ленин не хочет допустить нового раскола в партии, предостерегает от “обострения конфликта”. Он стремится к тому, чтобы философские споры не мешали “делу проведения в рабочей партии тактики революционной социал-демократии”, чтобы они не ослабляли “насущного, практически и политически необходимого дела революционных с.-д. в России” [70].
То, что узнает из письма Горький, побуждает его еще настойчивее звать к себе Владимира Ильича. Как жаждет он примирить дорогих ему людей, примирить Богданова и Луначарского с Лениным! “Сюда, на Капри,- сообщает Горький И. Ладыжникову, руководителю книгоиздательства, созданного в Берлине по заданию Центрального Комитета РСДРП,- приедет Луначарский, зовем Ильича и Богданова, думаю, что к весне все съедутся...” [71] Пишет Горький и Луначарскому: “В деле завлечения Ильича на Капри Вы должны помочь мне...” [72]
Не знает еще Ленин о надеждах, возлагаемых на его приезд Горьким. И не потому оттягивается его поездка на Капри. Просто не так-то легко вырваться ему из Женевы. “Ехать к Вам мы хотели сегодня,- сообщает он Горькому 25 февраля,- но оказалось, что пришлось отложить не менее как на неделю, а может быть на две - на три” [73]. Пишет на Капри и в первой половине марта: “Поездка наша все оттягивается: сейчас главное препятствие - отсутствие вестей из Брюсселя. Мне написали оттуда друзья, что ждут туда меня на заседание Бюро (Международного социалистического). Я запросил секретаря, когда же ехать (ибо мне-де надо в Италию). Ответа все нет. А Брюсселя пропустить нельзя” [74].
Но вот приходит наконец ответ из Брюсселя. Оказывается, что сейчас Ленину ехать туда не надо. И тем не менее он вынужден вновь отложить поездку на Капри. “Досадно, что не удается поехать к Вам...- гласит его очередное письмо к Горькому.- Нет денег, нет времени, нельзя бросить газету” [75].
Владимир Ильич работает над статьей “Марксизм и ревизионизм”. Предназначается она для сборника, посвященного двадцатипятилетию со дня смерти Карла Маркса. Выйдет же сборник в России. И подпишет поэтому Владимир Ильич статью одним из своих давних псевдонимов - Вл. Ильин.
“Известное изречение гласит, что если бы геометрические аксиомы задевали интересы людей, то они наверное опровергались бы,- так начинается эта статья, направленная против оппортунизма и ревизионизма на международной арене.- Естественно-исторические теории, задевавшие старые предрассудки теологии, вызвали и вызывают до сих пор самую бешеную борьбу. Неудивительно, что учение Маркса, которое прямо служит просвещению и организации передового класса современного общества, указывает задачи этого класса и доказывает неизбежную - в силу экономического развития - замену современного строя новыми порядками, Неудивительно, что это учение должно было с боя брать каждый свой шаг на жизненном пути” [76].
Владимир Ильич пишет, что распространение марксизма в рабочем классе вызывает усиление нападок на марксизм со стороны всех враждебных ему теорий. Он обращает внимание на опасные формы борьбы, применяемые ревизионистами, пытающимися под видом поправок и пересмотра учения Маркса подорвать его изнутри. Он раскрывает суть ревизионистских воззрений, показывает, что это - повторение обветшалых, устаревших догм буржуазной идеологии, одна из ее разновидностей.
Ленин заявляет: “То, что теперь мы переживаем зачастую только идейно: споры с теоретическими поправками К. Марксу,- то, что теперь прорывается на практике лишь по отдельным частным вопросам рабочего движения, как тактические разногласия с ревизионистами и расколы на этой почве,- это придется еще непременно пережить рабочему классу в несравненно более крупных размерах, когда пролетарская революция обострит все спорные вопросы, “концентрирует все разногласия на пунктах, имеющих самое непосредственное значение для определения поведения масс, заставит в пылу борьбы отделять врагов от друзей, выбрасывать плохих союзников для нанесения решительных ударов врагу” [77]. Ленин уверен, что идейная борьба революционного марксизма с ревизионизмом в конце минувшего века только лишь преддверие великих революционных битв пролетариата, который, вопреки всем шатаниям и слабостям мещанства, идет вперед, к полной победе своего дела.
Обращая внимание на “глубоко ошибочные попытки провести старый и реакционный философский хлам” [78], Ленин ссылается в своей статье на “Очерки философии марксизма” Богданова, Базарова и других. Здесь, отмечает он, не место разбирать данную книгу. Но в ближайшем будущем в ряде статей или в специальной брошюре он покажет, что все сказанное им сейчас про неокантианских ревизионистов относится и к “новым” ревизионистам, стоящим на позициях идеализма Юма и Беркли.
Владимир Ильич сообщает Горькому об этом. Сообщает о своем намерении впервые подвергнуть в печати критике философские взгляды Богданова, Базарова и других. Но Горький отговаривает его от публичного выступления. “Вы должны понять и поймете, конечно,- пишет в связи с этим Владимир Ильич Горькому,- что раз человек партии пришел к убеждению в сугубой неправильности и вреде известной проповеди, то он обязан выступить против нее” [79]. Ленин категорически заявляет: “Бой абсолютно неизбежен. И партийные люди должны направить свои усилия не на то, чтобы замазывать или откладывать или увертываться, а на то, чтобы практически необходимая партийная работа не страдала” [80].
Целые дни проводит Ленин в женевских библиотеках. Он знакомится с работами австрийского физика и философа, одного из основателей эмпириокритицизма Эрнста Маха, читает “распроклятых махистов” [81]. “...У меня дороги разошлись (и, должно быть, надолго) с проповедниками “соединения научного социализма с религией” да и со всеми махистами” [82],- пишет Ленин. И, узнав о намерении Горького свести его на Капри с Богдановым и другими, решительно заявляет: “Ехать мне бесполезно и вредно: разговаривать с людьми, пустившимися проповедовать соединение научного социализма с религией, я не могу и не буду. Время тетрадок прошло. Спорить нельзя, трепать зря нервы глупо... Я уже послал в печать самое что ни на есть формальное объявление войны. Дипломатии здесь уже нет места...” [83]
Это “формальное объявление войны” - в отправленной Лениным в Петербург статье “Марксизм и ревизионизм”. Он уже работает над “особой брошюрой”, в которой намерен ответить на все коренные философские вопросы, поставленные развитием науки и общественной жизни, отстоять марксистскую философию, развить и обосновать принципы партийности философии, дать развернутую критику буржуазной идеологии и философского ревизионизма.
Но дискутировать до выхода книги? Нет, это уже ни к чему. “...Я бы мог приехать (не знаю, найду ли денег: как раз теперь затруднения),- пишет Ленин Горькому,- но повторяю: только под условием, что о философии и о религии я не говорю” [84].
Он озабочен тем, чтобы его правильно поняли, чтобы не было кривотолков, чтобы не были сделаны неправильные выводы:
“Мы свое фракционное дело должны вести по-прежнему дружно: в той политике, которую мы вели и провели за время революции, никто из нас не раскаивался. Значит, наш долг отстаивать и отстоять ее перед партией. Это сделать мы можем только все вместе и должны это сделать в “Пролетарии” и во всей партийной работе” [85]. Только на таких условиях, уступая, по словам Крупской, настояниям Горького, согласен Владимир Ильич ехать к нему.
И в конце апреля 1908 года он отправляется на Капри.
Примечания:
[59] В.И. Ленин Полн. собр. соч., т. 47, с. 133.
[60] Там же.
[61] “Пролетарий” № 21, 13 (26) февраля 1908 г.
[62] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 16, с. 420.
[63] См. Э. Хазиахметов. Ленин и ссыльные большевики Сибири. Новосибирск, 1971, с. 49.
[64] “Пролетарий” № 23, 27 февраля (11 марта) 1908 г.
[65] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 47, с. 141.
[66] Там же, с. 142.
[67] Там же.
[68] Там же, с. 142 - 143.
[69] Там же, с. 144.
[70] Там же, с. 145.
[71] “В. И. Ленин и А. М. Горький”. Изд. третье, дополненное. М., 1969, с. 273.
[72] Там же, с. 272.
[73] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 47, с. 145.
[74] Там же, с. 147.
[75] Там же, с. 148.
[76] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 17, с. 17.
[77] Там же, с. 25-26.
[78] Там же, с. 20.
[79] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 47, с. 151.
[80] Там же.
[81] Там же, с. 154.
[82] Там же, с. 155.
[83] Там же.
[84] Там же, с. 156.
[85] Там же.