Под знамя Пражской конференции
В Петербурге делегатом на Общероссийскую конференцию РСДРП избрали рабочего Обуховского завода Е. Онуфриева. Готовился он к отъезду в условиях возросшей полицейской слежки. В последние дни не ночевал дома. Жил то у одного, то у другого товарища. И все же выступил на митинге путиловцев в защиту томящихся в ссылке рабочих депутатов II Государственной думы. Путиловцы приняли резолюцию, А через некоторое время ее получает в Париже Ленин и публикует в “Рабочей газете”. Резолюция гласит: “Мы, рабочие Путиловского завода.., поддерживая запрос соц.-демократической фракции, разоблачающей гнусную провокацию самодержавного правительства.., выражаем свое негодование и презрение всей буржуазной клике. Освобождение рабочих депутатов II Думы должно быть и будет делом рук самих рабочих” [23].
Резолюция приходит к Ленину перед самой конференцией. Приходит одновременно с листовкой Петербургского комитета, обращенной ко всем рабочим столицы.
“Неужели же мы, рабочие,- говорится в листовке, также перепечатанной Лениным в “Рабочей газете”,- забудем своих депутатов, своих передовых борцов, выдвинутых нами же на передовые позиции, под вражеский огонь? Неужели же мы разучились ненавидеть своих врагов? Неужели мы разучились любить своих лучших товарищей? Неужели мы разучились бороться?..
Нет, к счастью, это не так...
Еще темно, но слабый луч свободы уже брезжит вдали. Будущее принадлежит нам. Сомкнемте ряды, укрепимте нашу нелегальную с.-д. партию...” [24]
Эта листовка вызвала в Петербурге новую волну митингов. Власти обрушили на рабочих еще более жестокие репрессии. С помощью провокатора охранка напала на след делегата Всероссийской партийной конференции. Но Онуфриева, как доложил своему начальству пристав Шлиссельбургского полицейского участка, не удалось арестовать, так как он успел покинуть столицу.
Когда ранним январским утром 1912 года посланец питерских большевиков добирается до Праги, он застает здесь уже многих делегатов. По одному, по двое в течение января приезжали те сюда.
Вскоре прибывает, разумеется под другим именем, и Ленин. Он останавливается в гостинице “Бельведер”. И одному из чехов запоминается “молодым коренастым мужчиной с русой бородкой, лысоватым, со следами тюрьмы и лишений на нездорово бледном лице и взглядом, выражающим твердую решимость и несокрушимую волю, силу характера и даже какую-то долю фанатической увлеченности великой целью” [25].
Ленину надо скорее встретиться с делегатами. Он застает их здесь же, в гостинице, в одном из номеров.
За шахматной доской - двое. И играющие, и зрители так увлечены, что не замечают вошедшего.
- Ну, теперь, кажется, белым крышка! - быстро оценив обстановку, восклицает Владимир Ильич.
Все оборачиваются и отставляют шахматы. Завязывается долгая беседа.
“Ленин сразу же засыпал нас вопросами,- вспомнит Онуфриев.- Каждого из нас он спросил о семье, о заработках. Владимир Ильич интересовался настроением рабочих, спрашивал, что они ждут от конференции. Ленин умел расспрашивать и умел слушать. Он спрашивал только о том, что его больше всего интересовало в данный момент. Энергичный, бодрый, жизнерадостный, он как-то сразу сблизился с нами, и нам казалось, что мы близко знаем Ильича уже долгие годы, и мы чувствовали себя с ним совершенно непринужденно, как с самым близким товарищем”. [26]
- Товарищи,- говорит Ленин,- я хочу познакомить вас с тезисами своего доклада на конференции.
И у делегатов создается впечатление, расскажет много лет спустя Онуфриев, что Владимир Ильич объехал всю Россию, прежде чем написал эти тезисы,- так глубоко, так правдиво отражены в них думы, чаяния широких народных масс.
Он недоволен тем, что многие делегаты живут в гостинице.
- Какая же это конспирация,- возмущается Ленин,- если мы будем жить у всех на виду?
Владимир Ильич просит Онуфриева поселиться вместе с ним в комнате, которую подыскали чешские товарищи. Он хочет побольше узнать о петербургских рабочих, об их жизни, о состоянии партийных организаций российской столицы. Яхим Гавлена - чешский социал-демократ, которому поручили устроить русских делегатов,- подыскал для многих из них комнаты в Праге. Каждого он доводит до места ночлега. Иногда провожает по нескольку раз, пока не убедится, что гость уже сам ориентируется и без затруднения находит нужный адрес.
Возможно, это он показывает Ленину и Онуфриеву дом, в котором те поселились, дом, от которого всего минут пятнадцать ходьбы до места заседаний конференции.
Обратимся к записям Онуфриева. Мы узнаем из них: “Поселились мы с Ильичей в квартире чешского рабочего, занимавшего две комнаты. В первой из них, являвшейся проходной, жил сам хозяин с женой и дочкой лет четырех, а следующую комнату занимали мы с Владимиром Ильичей. Это была небольшая, чистая, светлая комната с двумя окнами, выходившими на улицу. Справа от двери вдоль стены стояла кровать, на которой спал Ильич, за ней, у той же стены в одну линию с кроватью Ильича,- моя кровать. Напротив моей кровати стоял небольшой квадратный стол, на котором мы завтракали и ужинали (обедали в столовой). За этим же столом Владимир Ильич работал. В комнате стоял также комод, было несколько венских стульев” [27].
Наступает 18 января - день открытия конференции. Ленин приходит в Народный дом. Здесь, на Гибернской улице, находятся типография и экспедиция “Право л иду”. Здесь всегда множество посетителей. И тут делегаты конференции будут не очень заметны.
Ленин быстро поднимается на второй этаж. Товарищи уже в небольшой комнате с тремя окнами, из которых открывается вид на старинный город с покрытыми черепицей домами. Здесь делегаты от петербургской организации, от Москвы и Центрально-Промышленной области, Киева, Екатеринослава, Николаева, Баку, Тифлиса, Саратова, Казани, Вильно, Двинска, представители редакций “Социал-демократа” и “Рабочей газеты”, комитета заграничной организации и транспортной группы ЦК РСДРП.
Ленин открывает конференцию. Двенадцать дней, с утра до вечера, заседают посланцы партийных организаций России. Двенадцать дней в пражском Народном доме обсуждаются вопросы, жизненно важные для большевистской партии, русского революционного движения.
Выступает делегат от Питера товарищ Степан. Под этим партийным псевдонимом известен Е. Онуфриев.
Сперва он волнуется. Но ободряюще смотрит на него Владимир Ильич. И Онуфриев говорит все увереннее и увереннее.
Он сообщает о количестве и составе членов столичной организации. Рассказывает о фактах контрреволюционного террора в Петербурге, о героизме питерского пролетариата, о том, как с каждым днем все более оживляется партийная работа. Рассказывает он и о массовом митинге на Путиловском заводе в защиту томившихся в ссылке депутатов II Думы.
Кто-то из делегатов бросает с места реплику. Онуфриев, не особенно искушенный в ораторском искусстве, от неожиданности запинается. Но на помощь приходит Владимир Ильич:
- Дайте товарищу закончить. Продолжайте, продолжайте, товарищ Степан.
Онуфриев высказывает, между прочим, пожелание, чтобы статьи в газетах писались более простым, более понятным рабочему языком. Ленин его поддерживает:
- Правильно, товарищ Степан, правильно! - и записывает что-то в блокноте.
А позднее, когда он оглашает проект резолюции “О Центральном Органе”, предлагает делегатам выразить “Социал-демократу” пожелание, “чтобы статьи писались более популярно и доступно для рабочих” [28].
Подперев голову левой рукой, делая записи, слушает Владимир Ильич доклады с мест. То, что сообщают рабочие делегаты, укрепляет в нем убеждение, что, несмотря на полицейский террор, сохранились в России хоть и немногочисленные, но сплоченные партийные организации и группы, что вместе с политической борьбой пролетариата эти организации и группы стали расти, организационно оформляться, укрепляться.
О выступлениях делегатов, как и обо всем другом, что происходит на конференции, становится известно департаменту полиции. Среди делегатов - Р. Малиновский, давно уже состоящий на службе у царской охранки. От Центрально-Промышленной области прибыл в Прагу А. Романов - тоже секретный агент охранки. Они-то и сообщают в донесениях, что “по составу своих представителей” конференция носит “исключительно большевистский характер”, что ее заседания проходят в помещении, “любезно предоставленном чехами”, что два прибывших в Прагу меньшевика, “благодаря подавляющему преобладанию большевиков, оказались совершенно изолированными и влияния на ход работ конференции оказать не могли” [29]. От провокатора Романова узнает глава российской полиции и о том, что ““Степан” отличается исключительным развитием и основательно знаком с приемами партийной работы как практически, так и теоретически; уравновешенный, спокойный, он весьма заинтересовал Ленина...” [30].
Только вечером, усталый, покидает Ленин Народный дом. Но его рабочий день еще не кончается. Выпив чаю, он минут десять - пятнадцать отдыхает: ходит по комнате, заложив большой палец руки за пройму жилета. А затем садится за стол. Быстро просматривает газеты. Часто делает на полях пометки. Потом начинает писать. И работает до глубокой ночи.
Что же пишет Владимир Ильич в эти ночные часы, когда уже спит Прага? Может быть, проект резолюции, который предложит завтра делегатам. Или конспект речи. А возможно, просматривает записи для доклада на конференции о современном моменте и задачах партии.
Текст этого доклада не сохранится. Но мы узнаем о нем из воспоминаний Н. Семашко. “Это был основной вопрос, который должен был определить лицо конференции, построение и задачи партии,- расскажет он много лет спустя.- Нечего и говорить, что это был блестящий доклад, настолько сильный и неотразимый, что даже колеблющиеся не могли устоять против аргументации Владимира Ильича, хотя он, по обыкновению, не замазывал разногласий, а, наоборот, вскрывал их во всей остроте” [31].
И делегаты оценивают текущий момент так, как оценивает его Ленин. Они разделяют убеждение Ленина в том, что “задача завоевания власти пролетариатом, ведущим за собой крестьянство, остается по-прежнему задачей демократического переворота в России” [32].
Каждое утро в Народный дом на Гибернской приходит Яхим Гавлена. Он сидит с русскими товарищами до самого вечера. И расскажет потом в своих записках: “Ленин был душой конференции. Его речи, произносимые необыкновенно живо и горячо, принимались с воодушевлением, а его выступления в прениях встречали полное одобрение” [33].
Ленин говорит о революционной тактике русских социал-демократов. Делегаты, только что прибывшие из России, знают, что эта тактика подтверждена жизнью. Сводится она сейчас к тому, чтобы еще шире, чем до сих пор, сочетать нелегальную деятельность с легальной, вести борьбу за социал-демократическую программу в избирательной кампании по выборам в IV Государственную думу. Суть этой программы кратко можно выразить так: за революцию! “...Партия,- определяет Ленин общую тактическую линию РСДРП на выборах в Думу,- должна вести беспощадную войну против царской монархии и поддерживающих ее партий помещиков и капиталистов, неуклонно разоблачая при этом контрреволюционные взгляды буржуазных либералов... и их фальшивый демократизм” [34].
Сейчас более чем когда-либо, как отмечает в одной из речей Владимир Ильич, важна решительная борьба против разрушителей партии - ликвидаторов и троцкистов.
- Что такое глава примиренцев Троцкий? - спрашивает он делегатов и разъясняет: - Сей муж... под видом партийной нелегальной литературы, под сурдинку, контрабандой проводил в среду русских рабочих ликвидаторство. Нужно было вскрыть это. Необходимо было указать и на тех, кто вольно или невольно играет на руку Троцкому... Сейчас ведется борьба не на живот, а на смерть, и тут нечего хныкать, жаловаться [35].
Даже в короткие перерывы между заседаниями Ленин - с делегатами. Бродит с кем-нибудь по улицам полюбившейся ему Праги. Показывает достопримечательности города, рассказывает об исторических памятниках, о прошлом чешского народа. Или, пристроившись с каким-нибудь делегатом в опустевшей комнате, ведет с ним задушевный разговор.
Нередко это Серго Орджоникидзе. “В памяти моей запечатлелось: уголок комнаты, где происходили заседания конференции, большое окно или арка,- уединившись во время перерыва и понизив голоса до шепота, коренастый и плечистый Ленин с головой Сократа, приложив горсточкой руку ко рту, доверительно, именно доверительно, совещался с Серго,- пишет делегат от Саратова А. Воронский.- О чем-то расспрашивает либо слушает, поглядывая куда-то на стену, всегда настороженный, внимательный. Время от времени он наклоняется к самому уху Серго, да, теперь, в эту минуту, он наставляет его - и вдруг хохочет тихонько, приподняв плечи...” [36]
Когда же перерыв подходит к концу, Владимир Ильич вновь на председательском месте, Он внимательно слушает. Вставляет реплики. Выступает почти по всем вопросам - страстно, убедительно, уверенно. С особым гневом говорит о ликвидаторах. Требует изгнать их из рядов партии. Раз и навсегда положить конец их формальному объединению с большевиками. И делегаты поддерживают Ленина, Они призывают “всех партийцев, без различия течений и оттенков, вести борьбу с ликвидаторством, разъяснять весь его вред для дела освобождения рабочего класса и напрячь все силы для восстановления и укрепления нелегальной РСДРП” [37]. Они принимают решения, ставящие ликвидаторов вне рядов партии. Все основания есть у Владимира Ильича сообщить вскоре Горькому: “Наконец удалось - вопреки ликвидаторской сволочи - возродить партию и ее Центральный Комитет” [38].
Наступает время отъезда из Праги. Русские революционеры прощаются с тепло принявшими их чешскими социал-демократами.
У Е. Онуфриева - секретное поручение Центрального Комитета. Резолюции конференции уже отправлены в Россию. Онуфриеву надо ехать в Белоруссию и там получить их у надежного человека. И он добирается до первого белорусского приграничного городка. Отыскивает по указанному адресу нужного человека. Забирает у него две корзинки с литературой и в тот же день отправляется в Петербург.
Приехав в столицу, Онуфриев идет на Пятую роту - одну из пересекающих Измайловский проспект улиц. На заранее подготовленной квартире его ждут представители партийных организаций нескольких районов: их предупредил шифрованной телеграммой Серго Орджоникидзе.
Онуфриева встречают с распростертыми объятиями. Оживленная беседа затягивается до глубокой ночи. Подробно расспрашивают собравшиеся о ходе конференции, о ее решениях. И с особым интересом слушают рассказ своего делегата о Ленине, о его выступлениях.
Решения Пражской конференции становятся известны всем социал-демократам. В Петербурге о них сообщают на общегородском собрании в доме на Кожевенной. О них С. Орджоникидзе, С. Спандарян, М. Калинин и Е. Онуфриев докладывают в рабочих районах столицы. И в Париж к Ленину приходит резолюция Петербургского комитета. Она признает, что “созыв конференции в момент разгула реакции, разгрома организаций и идейного разброда членов партии, с одной стороны, и перед лицом важных неотложных задач, с другой, являлся настоятельной необходимостью, диктуемой всем создавшимся положением вещей”. Резолюция “решительно осуждает поведение некоторых групп и течений, которые из-за узкофракционных интересов отказались помочь работе конференции и воссозданию партии”. И “признает, что, несмотря на тяжелый момент, переживаемый нашей партией, конференция сумела дать единственно правильный ответ на важнейшие вопросы текущего момента, организации и др.” [39].
Двенадцать делегатов конференции, как становится известно Ленину, уже выступают с докладами в разных городах России. Об этом пишут ему не только из Питера. Пишут из Москвы, Киева, Самары, Николаева, Тифлиса. “Работа пошла и пойдет” [40],- с удовлетворением отмечает Владимир Ильич.
Конференции в Праге посвящена теперь значительнейшая часть обширной переписки Ленина. Приходит письмо из Тюмени, от местных социал-демократов. И в нем - просьба выслать ее протоколы. Ленин пишет Горькому. И в письме идет речь о конференции: ее решения уже отправлены Владимиром Ильичей на Капри. Крупская пересылает письмо Ленина в Тифлис, членам Русского бюро ЦК Орджоникидзе, Спандаряну, Стасовой. И в письме прежде всего запрашиваются резолюции с мест о присоединении к решениям конференции.
В один из этих дней Ленин в письме А. Енукидзе в бакинскую центральную тюрьму признается, что “устал немного за последнее время”. Но тут же отмечает с удовлетворением: “...в общем чувствую себя хорошо и очень доволен” [41]. Этих немногих слов достаточно и Енукидзе, и другим заточенным в казематы большевикам, чтобы понять:
- Наши дела идут хорошо!
В начале марта Ленин пишет статью “Избирательная платформа РСДРП”. В ее основе - решения Пражской конференции. “Избирательная платформа РСДРП” зовет к революции, к свержению самодержавия. “За работу же, товарищи рабочие и все граждане России, кто не хочет,- призывает Ленин,- чтобы наша страна погрязла окончательно в застое, дикости, бесправии и убийственной нужде десятков миллионов!” Он утверждает: “Российские социал-демократы, российские рабочие добьются того, чтобы народной поговоркой на Руси стало: долой царскую монархию! Да здравствует демократическая республика российская!” [42]
Ленин придает этой платформе исключительное значение. Утвержденная Центральным Комитетом партии, она отдельной листовкой издается в Тифлисе, доставляется в крупнейшие пролетарские центры России.
Однако ликвидаторы выдвигают свою, оппортунистическую платформу. И Ленин пишет в связи с этим в Петербург в “Звезду”: “Пора бросить сочинения платформы, когда есть утвержденная и изданная Центральным Комитетом...” [43] Но получили ли товарищи из “Звезды” эту листовку? - встревожен Владимир Ильич. “...У нас лишь один экземпляр,- сообщает он,- и мы не можем его послать; поэтому переписываем и посылаем копию” [44].
Те, кого изгнали из партии, мечут в адрес Ленина и ЦК громы и молнии. Обстановка становится с каждым днем все более тяжелой. По инициативе появившегося в Париже Троцкого собираются все враждебные Ленину группы.
13 марта 1912 года. Ленин пишет из Парижа в Берн: “...вчера состоялось в Париже собрание “социал-демократов”, врагов конференции. Все приняли резолюцию протеста против конференции (и плехановцы, и голосовцы (Меньшевики-ликвидаторы группировались вокруг своего заграничного органа “Голос социал-демократа”.), и впередовцы, и примиренцы, и tutti quanti (им подобные)) и еще что-то вроде исключения меня из Межд. соц. бюро...
Разумеется, все это смеху достойно” [45].
14 марта. В этот день в Париже на собрании, устроенном комитетом Заграничной организации РСДРП, Ленин выступает с докладом о Пражской конференции. “Голосовцы и впередовцы,- сообщает Инесса Арманд,- вели себя позорно. Они начали с того, что шумели стульями, кричали, требовали слово к порядку, стараясь помешать говорить. Их с трудом удалось угомонить и ненадолго, так как они во время речей продолжали шуметь и кричать”. Передает Арманд и то, что говорил на собрании Ленин: “Он указал всем этим заграничным группам, которые совершенно оторваны от России, и с российской работой не имеют ничего общего, все их бессилие; он им доказал как 2х2 = 4, что ни за ними, ни даже за ликвидаторами (по их собственному признанию в “Нашей заре”) нет ровно ничего - и, что если они все умеют кричать и учинять склоку, то объединить что-либо, или вообще что-либо создать они не умеют. За конференцией же идут все партийные элементы... существующие сейчас в России, и конференция вывела партию на дорогу, и в России сейчас нет никакого раскола, а есть лишь единая РСДРП, объединившаяся вокруг конференции и созданного ею ЦК. За заграничными же кружками и за ликвидаторами ничего сейчас нет, и потому с ними и толковать сейчас не о чем” [46].
24 марта. Ленин сообщает сестре Анне в Саратов: “...идет здесь грызня и поливание грязью, какой давно не было, да едва ли когда и было. Все группы, подгруппы ополчились против последней конференции и ее устроителей, так что дело буквально до драки доходило на здешних собраниях” [47]. И четыре дня спустя. “В “Vorwarts'е” от 26 марта,- пишет Ленин в Тифлис Серго Орджоникидзе и его товарищам,- появилась бешеная и гнусная статья против конференции, от имени редакции. Ясно, что это Троцкий” [48].
“Форвертс” - газета германских социал-демократов - не впервые уже предоставляет свои колонки для выпадов против Ленина. Она поддерживала в свое время экономистов, а затем, после раскола партии,- меньшевиков. Полтора года назад, в день открытия Копенгагенского социалистического конгресса, газета опубликовала статью Троцкого, призванную подорвать в глазах участников конгресса авторитет делегации российской социал-демократии. Та статья не была подписана. Не подписана и последняя-“Из жизни русской партии”. Но как тогда, так и теперь безошибочно разгадывается тайна анонима.
“Ленин на Международном социалистическом бюро заявил,- становится известно российской охранке,- что он снимает с себя представительство от старого ЦК РСДРП, так как последний перестал существовать, а является сейчас в Бюро представителем от нового ЦК, избранного конференцией русских организаций.
Международное социалистическое бюро согласилось принять его в свой состав... Извещение о происшедшей перемене Бюро разослано по всем странам, входящим в состав Интернационала, и везде было опубликовано, за исключением Германии.
“Vorwarts” не опубликовал этого извещения, а напротив, в нем была помещена анонимная статья, по всем приметам принадлежащая перу Троцкого... Ленин написал уже обстоятельный ответ, который переводится сейчас на немецкий язык...” [49]
Ленин пишет ответ - “Аноним из “Vorwarts'а” и положение дел в РСДРП”. Он разоблачает в этой статье утверждения Троцкого о том, будто подавляющее большинство партийных организаций в России идет за ликвидаторами. Владимир Ильич разъясняет, почему конференция в Праге исключила их из партии. Он доказывает, что ликвидаторам не место в российском социал-демократическом рабочем движении...
Ленин отправляет статью в газету “Форвертс”. Однако газета отказывается ее публиковать. Тогда редакция “Социал-демократа” решает издать ее отдельной брошюрой. “...Мы выпускаем этот ответ,- заявляет Владимир Ильич,- для информации немецких товарищей...” [50] В 600 адресов - редакциям немецких социал-демократических изданий, местным комитетам, библиотекам - намерен разослать он брошюру.
Но его ответ анониму немецкие социал-демократы должны узнать еще до издания брошюры. Он отправляет статью редактору одного из журналов Кларе Цеткин.
А за много тысяч километров от Парижа, в глухой сибирской тайге, разыгрывается в это время страшная трагедия. Ленин узнает о ней из газет. То в одной, то в другой появляются корреспонденции о “Ленском золотопромышленном товариществе”. Среди акционеров этого товарищества мать русского царя - императрица Мария Федоровна, министры, высшие сановники. Газеты сообщают: на этих приисках, на реке Лене, в один из апрельских дней войска расправились с забастовавшими рабочими. Открыв огонь по трехтысячной толпе, солдаты убили 270, ранили 250 человек.
Пристально следит Ленин за тем, как отзовется российский пролетариат на Ленский расстрел. Следит и по тем номерам “Звезды”, которые к нему поступают из России. Он узнает из этой газеты о потоке резолюций рабочих собраний, в частности о том, что заявили питерские металлисты: “Мы считаем виновниками расстрела не только отдельных представителей администрации и капитала, но и весь современный русский строи...” [51]
Из Петербурга приходит прокламация. Ее распространяли в столице перед маевкой. В прокламации говорится: последовавшие за Ленским расстрелом могучий подъем стачечного движения, стихийный взрыв праведного гнева свидетельствуют о том. что “вновь бодр и силен, как прежде, русский рабочий, вновь готов к беспощадной последней борьбе” [52]. Прокламация призывает: в день 1 Мая выйти на улицы, перед лицом всего мира вновь провозгласить свои лозунги: “Учредительное собрание!”, “8-часовой рабочий день!”, “Конфискация земель!”
И, познакомившись с листовкой питерских большевиков, Ленин заявляет: “На этой прокламации стоит очень и очень остановиться, ибо она представляет из себя важнейший документ в истории рабочего движения в России и в истории нашей партии” [53].
Начало новому революционному подъему было положено еще осенью 1910 года. Ленские события послужили толчком к массовым выступлениям против царской монархии и капиталистов.
Ленин публикует полученную прокламацию в “Социал-демократе”. Он обращает внимание читателей на подписи в конце листка: арестован Петербургский комитет, но существуют подпольные ячейки,- те самые заводские, подрайонные и районные социал-демократические группы, которые вызывали всегда ненависть либералов и ликвидаторов. Эти питерские группы преследовались полицией. Они вынуждены были спешно собирать свои силы, наскоро восстанавливать между собой подпольные связи. И вот тут-то, приходит к заключению Владимир Ильич, обрисовался настоящий характер социал-демократического движения, проявилось подлинное настроение российских пролетариев.
В газетах, доставляемых в Париж, находит Ленин подтверждение того, что по своему размаху начало нового революционного подъема “не меньше, а скорее больше, чем то же начало в 1905 году!” [54]. Порожденные торжеством контрреволюции оцепенение и усталость, отмечает он, проходят, “потянуло опять к революции” [55].
Между тем доставляют очередную книжку “Нашей зари” - руководимого Потресовым легального журнала меньшевиков-ликвидаторов. Владимир Ильич обнаруживает в ней статью, автор которой, “извиваясь в бессильной злобе и “стекая ругательствами” [56], выступает против “возрождения партии”.
Приходит первый номер и только что созданной еженедельной легальной газеты меньшевиков-ликвидаторов “Невский голос”. Ленин отчеркивает в нем призыв одного из их лидеров: ни в коем случае не переплетать экономические стачки с политическими выступлениями рабочих, И хотя передовая очередного номера “Социал-демократа” уже сдана в типографию, Ленин должен немедленно ответить тому, кто дает реакционнейший совет “не осложнять” политику экономикой, не “переплетать” их. В набор досылается короткая статья о чудовищном извращении “революционного характера подъема” и о попытке “приложить к нему аршин “обыкновенных стачек”” [57].
Ленин выступает с докладом на заседании Парижской секции Заграничной организации РСДРП. Он заявляет, что события в России подтверждают правильность резолюций, принятых Пражской партийной конференцией. Революция не закончена, поднимается новая, более грозная волна. Вся тактика партии должна быть подчинена подготовке пролетариата к революции.
Совсем уже близки выборы в IV Государственную думу. Большевики решили участвовать в них. Ленин призывает поэтому удесятерить энергию в избирательной работе. И прежде всего в Петербурге, являющемся центральным пунктом избирательной кампании.
В немногие оставшиеся до выборов недели особую роль должна сыграть рабочая печать, в том числе только что родившаяся “Правда”.
Давно уже мечтал Ленин о легальной ежедневной большевистской газете. В июне 1909 года в Париже на расширенном совещании редакции “Пролетария” член Центрального Комитета И. Гольденберг (Мешковский) сообщил: из Петербурга поступили сведения о возможности издания при социал-демократической фракции Думы легальной газеты. И Владимир Ильич тогда сразу же заявил:
- Ввиду важности заявления т. Мешковского, предлагаю из 1500 рублей, ассигнованных на легальное издательство, употребить 1000 рублей на думскую газету [58].
Идею создания газеты Ленин обсуждал с делегатами-большевиками на социалистическом конгрессе в Копенгагене, в Лонжюмо - с учениками партийной школы, в Праге - с делегатами конференции. В Лейпциге, сразу же после Пражской конференции, он вместе с членом ЦК С. Спандаряном и издателем “Звезды” Н. Полетаевым наметил план подготовки выпуска ежедневной газеты. Он настойчиво требовал затем в письмах, шедших в Петербург: “Пишите точно, когда же ежедневная газета, какой формат и пр.” [59]; “Известите скорей насчет ежедневной газеты. Какой будет формат? Какого размера статьи можно посылать?” [60] Ленина радовали вести о том, что взносами самих рабочих обеспечивался необходимый для нового дела денежный фонд. “Каждый групповой сбор,- заявлял он,- означает не только сумму пятаков и гривенников, но еще нечто гораздо более важное: сумму совместной, массовой энергии, решимость групп рабочую газету поддерживать, распространять, направлять, создавать своим собственным участием” [61].
Из Парижа возглавил Ленин издание “Правды”. В письмах, отправляемых в Россию, он обсуждал с товарищами и идейную направленность газеты, и финансовые вопросы, и состав редакции. С ним согласовывали смету необходимых расходов, уточняли вопрос о тираже.
Первый номер “Правды” вышел в Петербурге утром 5 мая 1912 года. С каким нетерпением ждали его в Париже! И когда доставили сюда новую газету, собрались большевики-эмигранты в кафе на авеню д'Орлеан. Подняв ее над головой, взволнованный, обратился к ним Ленин:
- Вот оно, наше знамя! Наш могучий агитатор, наш пропагандист и организатор. В руках наших - новый “Колокол”. Он будит народ, зовет его к победе.
“Все поняли,- расскажет спустя полвека Т. Людвинская - одна из тех, кто сидел в этот майский день в парижском кафе,- что слово “Колокол” было произнесено не случайно. В. И. Ленин напомнил о роли герценовского “Колокола”, вставшего “горой за освобождение крестьян”. Нашей радости не было границ” [62].
От первой до последней строки прочел Ленин первый номер “Правды”. В ее передовой статье подчеркивалось то, что особенно радовало его: “Объявление о нашем намерении приступить к изданию “Правды” вызвало поразительно дружный прилив пожертвований в фонд газеты от рабочих, можно сказать, почти всех петербургских фабрик, заводов и мастерских” [63]. Им, питерским пролетариям, отдаст должное Ленин, когда подведет вскоре первые итоги деятельности газеты: “Поставив ежедневную рабочую газету, петербургские рабочие совершили крупное,- без преувеличения можно сказать, историческое дело” [64]. Им спустя месяц посвятит и эти строки: “Рабочие Петербурга положили начало. Их энергии обязан пролетариат России первой ежедневной рабочей газетой после тяжелых лет безвременья” [65].
Ленин отводит “Правде”, как и всей рабочей печати, большое место в избирательной кампании. Без ежедневной прессы значение выборов в смысле политического просвещения масс падает по меньшей мере наполовину.
“Только в Петербурге,- приходит он к заключению,- имеется хоть сколько-нибудь сносно поставленная рабочая пресса, которая при всех отчаянных преследованиях против нее, штрафах и арестах редакторов, при всей непрочности ее положения, при всей цензурной придавленности ее, в состоянии давать слабое отражение взглядов рабочей демократии” [66].
Ленин утверждает это со страниц “Невской звезды” - легальной рабочей газеты, созданной в Петербурге в связи с угрозой запрещения “Звезды”. Доказывает это в своей статье “Значение выборов в Петербурге”, подписанной буквами - Ф. Ф. Он подчеркивает, что петербургские выборы в связи с наличием в столице рабочей прессы приобретают “значение образца той избирательной кампании, которая, при невероятно тяжелых русских условиях, легла на плечи рабочей демократии” [67]. Борьба на выборах в Петербурге - это борьба за гегемонию между либералами и рабочей демократией. Причем не только в самой столице, но и во всем освободительном движении России. Ленин убежден: “...Петербург принадлежит демократии по всему ходу всего освободительного движения в России, и на известной ступени его развития даже чудовищно-высокая плотина третьеиюньского избирательного закона не сможет сдержать “демократического наводнения”” [68].
Теперь, когда кризис нарастает в новой обстановке, российские социал-демократы должны использовать избирательную кампанию для революционной работы в массах. Нужна, пишет он в “Социал-демократе”, “нелегальная партия для руководства всей этой работой в ее целом, и в Таврическом дворце, и на Казанской площади, и на рабочей массовке, и во время стачки, и на районном собрании рабочих социал-демократов, и на открытом собрании профессионального союза” [69].
Примечания:
[23] “Рабочая газета” №7, 22 декабря 1911 г. (4 января 1912 г.).
[24] Там же.
[25] См. Мирослав Иванов. Ленин в Праге, с. 50.
[26] Е. П. Онуфриев. Встречи с Лениным (Воспоминания делегата Пражской партийной конференции). М., 1959. с. 16.
[27] Там же, с. 17-18.
[28] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 21, с. 152.
[29] “Красный архив”, 1934, т. 1(62), с. 228.
[30] “Большевики. Документы по истории большевизма с 1903 по 1916 гг. бывшего Московского охранного отделения”. М., 1918, с. 87.
[31] “Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине”, т. 2, с. 305.
[32] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 21, с. 137.
[33] См. Мирослав Иванов. Ленин в Праге, с. 67.
[34] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 21, с. 139.
[35] См. “История Коммунистической партии Советского Союза, т. 2. М., 1966, с. 361-362.
[36] См. И. Дубинский-Мухадзе. Орджоникидзе. М., 1963, с. 115-116.
[37] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 21, с. 152.
[38] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 44.
[39] “Рабочая газета” № 8, 17(30) марта 1912 г.
[40] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 50.
[41] Там же, с. 44.
[42] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 21, с. 179.
[43] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 52-53.
[44] Там же, с. 53.
[45] Там же, с. 51.
[46] См. “Вопросы истории КПСС”, 1960, № 6, с. 176.
[47] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 323.
[48] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 55.
[49] “Красный архив”, 1934, т. 1 (62), с. 232.
[50] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 21, с. 203.
[51] “Звезда” № 29(65), 12 апреля 1912 г.
[52] “Социал-демократ” № 27, 17(4) июня 1912 г.
[53] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 21, с. 347.
[54] Там же, с. 342.
[55] Там же, с. 340.
[56] Там же, с. 347.
[57] Там же, с. 354.
[58] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 19, с. 31.
[59] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 52.
[60] Там же, с. 62.
[61] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 21, с. 430.
[62] “Правда”, 5 мая 1972 г.
[63] “Правда” № 1, 22 апреля 1912 г.
[64] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 21, с. 427.
[65] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 22, с. 70.
[66] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 21, с. 375.
[67] Там же, с. 375-376.
[68] Там же, с. 378.
[69] Там же, с. 247.