Школа в Лонжюмо
Наступает 1911 год.
В Петербурге огнями всех своих окон горит в новогоднюю ночь Зимний дворец. Уже шесть лет, напуганный революционной бурей, не устраивал тут приемов самодержец российский. Ныне, вопреки всему, он стремится убедить и себя и своих подданных: долгожданное “успокоение” наконец наступило.
Но проходит несколько дней. В российскую столицу доставляют “Рабочую газету”. И, конечно, не об “успокоении”, а о новом революционном подъеме говорится в ней. Из далекой эмиграции со страниц “Рабочей газеты” Ленин обращается к российскому пролетариату: “За работу же, товарищи! Беритесь везде и повсюду за постройку организаций, за создание и укрепление рабочих с.-д. партийных ячеек, за развитие экономической и политической агитации. В первой русской революции пролетариат научил народные массы бороться за свободу, во второй революции он должен привести их к победе!” [127]
Ленин считает, что в нынешних условиях острее, чем когда-либо, стоит перед партией вопрос о подготовке из передовых пролетариев образованных руководителей социал-демократического движения. Вместе с работниками старшего поколения они должны отстоять партию в борьбе против реакции, против ликвидаторов, отзовистов, троцкистов. А для этого следует создать партийную школу. “Спешить со всеми видами помощи общепартийной школе,- еще в феврале 1910 года призвало Заграничное бюро Центрального Комитета партии,- обязанность всякого сознавшего всю важность такой школы для улучшения пропаганды и агитации на местах, для помощи тем рабочим, которые несут уже теперь почти всю тяжесть работы на своих плечах” [128].
Идею создания партийной школы горячо поддерживают местные организации. Об этом сообщают в Париж из разных городов России. В партийных организациях Москвы, Николаева, Иваново-Вознесенска, Сормова, Баку, Тифлиса уже отбирают слушателей будущей школы. Сормовцы решают послать кровельщика И. Чугурина. Рабочего-металлиста А. Догадова направляет во Францию Баку. Тифлисская организация командирует делегата V съезда РСДРП Г. Уротадзе. Москвичи послали в школу кожевника И. Присягина. Из Николаева приедет рабочий-металлист Андреев, из Екатеринославской губернии рабочий Я. Зевин. Отобраны ученики и в Петербурге. Это - токарь путиловского завода И. Белостоцкий, возглавляющий одновременно и культурно-просветительное общество на Выборгской стороне - легальную базу для нелегальной работы большевиков; рабочий-металлист член исполнительного комитета Выборгского райкома М. Клоков; работница завода “Треугольник” член исполнительной комиссии Нарвского райкома А. Иванова.
Пока в России формируют состав слушателей. Ленин подыскивает место для занятий. Оказавшись во время одной из велосипедных прогулок в Лонжюмо - небольшом селении в пятнадцати километрах от французской столицы, он убеждается: собрать слушателей здесь удобнее, чем где бы то ни было. Во-первых, близко к Парижу; во-вторых, в Лонжюмо нет полицейского, что при конспирации весьма важно. Слушателей можно выдать за сельских учителей, приехавших из России на стажировку.
При въезде в Лонжюмо, на главной улице, устроители школы арендуют старенький домик. Там будет общая для всех столовая. В глубине мощеного дворика дома № 17 по Гран-рю отыскивают каменный сарай со стеклянной верандой- бывшую столярную мастерскую; ее помещение отводят для учебных занятий. А за версту отсюда, у рабочего-кожевника, снимают две маленькие темные комнатушки с поблекшими обоями, почти без мебели; сюда переедут на все лето Ульяновы.
Нелегкими путями добираются из России в Париж ученики партийной школы.
“Вчера в 12 часов 15 мин. прибыл в Париж,- сообщает один из них в Баку.- У меня был адрес Л-а (Ленина.). Предполагал вещи оставить на вокзале, но это мне не удалось, никак не мог растолковать носильщику свое желание. В моем путеводителе к[а]к раз не оказалось надлежащего предложения.
После долгих объяснений немым методом заставил отнести в автомобиль. Показал адрес, он через несколько минут подвез к квартире Л-а...” [129]
- Пришел какой-то человек,- сообщает консьержка,- ни слова не говорит по-французски, должно быть, к вам.
Крупская спускается. Внешность этого широкоплечего черноволосого незнакомца с большими черными глазами, над которыми нависают густые брови, не оставляет сомнений: это - южанин. Он представляется:
- Я Серго Орджоникидзе.
Ему всего лишь 25 лет. Но треть своей жизни отдал уже молодой грузин революционной борьбе.
Ленин знает Серго по письмам. И особенно рад его приезду в Париж.
“Я оставался у него часа 3-4,- пишет в Баку Орджоникидзе.- Беседовал обо всем, о Персии, о Баку, о Кавказе и др.” [130].
А вскоре добираются сюда питерцы - Белостоцкий, Клоков, Иванова. “Публика все приехала развитая, передовая,- вспоминает Крупская.- В первый вечер, когда они появились на горизонте, Ильич повел их ужинать куда-то в кафе, и я помню, как горячо проговорил он с ними весь вечер, расспрашивая о Питере, об их работе, нащупывал в их рассказах признаки подъема рабочего движения” [131].
Приезжает Догадов. “Обычно Владимир Ильич,- узнаем из записок бакинца,- не любил принимать приезжающую из России публику, которая из любопытства “паломничала” к эмигрантам, играющим видную роль в революционном движении. Однако Владимир Ильич не любил встречаться лишь с праздноболтающей эмиграцией, всякого же прибывающего из России рабочего подвергал буквально “допросу с пристрастием”, интересуясь всякими, даже незначительными, событиями и фактами о настроениях и положении рабочих, жизни организации и т. д. И в данном случае Владимир Ильич, не дожидаясь, когда я отправлюсь к нему, как к руководителю школы, сам вызвал меня к себе на квартиру” [132].
Июньским утром паровой трамвайчик доставляет слушателей школы в Лонжюмо. Впервые собираются они в каменном сарае дома № 17 по Гран-рю. Начинаются занятия...
Не предполагает, конечно, Ленин, что сюда проник агент российской охранки. Это Икрянистов из Иваново-Вознесенска. Он поселился во дворе школы, в чуланчике. Вместе со всеми слушает лекции. Вместе со всеми участвует в спорах. А втайне находит возможность передать агентурное донесение. И о тщательно законспирированной школе сообщит вскоре департамент полиции во все губернские жандармские управления, во все охранные отделения: “...получены сведения о том, что 20 июня 1911 года за границей... в местечке Лонжюмо открыла свои действия общепартийная школа Российской социал-демократической рабочей партии... Школа носит характер чисто ленинско-фракционный и главным образом по той причине, что при выборе учеников в России посланный Лениным в качестве агента для набора некий не установленный “Семен” руководствовался желанием, чтобы в школу попадали преимущественно рабочие - последователи ленинского большевистского направления” [133].
Сто сорок семь лекций предстоит прослушать ученикам этой школы. Н. Семашко познакомит их с рабочим законодательством, разъяснит отношение к парламентской деятельности различных течений в западном рабочем движении, расскажет о деятельности социал-демократической фракции III Государственной думы. О политических партиях в Польше узнают ученики от одного из видных деятелей Социал-демократии Королевства Польского и Литвы - В. Ледера. Ю. Стеклов прочтет лекции о государственном праве, А.. Луначарский - по истории литературы и искусства, И. Арманд - о социалистическом движении в Бельгии. Крупская передаст прибывшим из России рабочим свой опыт в области газетной техники и связи с партийными организациями
И почти третью часть всех лекций прочтет Ленин. Он посвятит их политической экономии, теории и практике социализма в России, проанализирует с рабочими-подпольщиками главнейшие решения партии, проведет занятия о материалистическом понимании истории.
Тщательно готовится он к занятиям. Но нелегко это делать в домике, где поселились Ульяновы. “Квартира без малейшего садика и даже двора,- пишет Крупская Марии Александровне в Бердянск,- если выходить, так надо переменно куда-нибудь идти, что совсем другое; в квартире жарко и шумно” [134]. Не потому ли Владимир Ильич, как сообщает в этом же письме Надежда Константиновна, пристраивается заниматься в поле?
Через много лет рабочий-кожевник, у которого снимает комнаты Ленин, расскажет:
- Он жил у нас со своей женой, русской учительницей Крупской, вот в этой самой комнате, где мы сейчас находимся, и они спали на этих самых кроватях, и когда товарищ Ленин подходил к этому окну, то видел то же самое, что мы видим теперь: черную грязную стену и над ней кусочек французского неба, которое не всегда, конечно, бывает таким паршивым, как сегодня. Я хорошо помню товарища Ленина. Я называю его товарищем, потому что я так же, как и он,- мы оба принадлежим к партии коммунистов. Видите, товарищи, как скромно жил Ленин? Он был вождь мирового пролетариата, основатель Советского государства, а жил, как я, простой французский рабочий-кожевник. А ел, я вам скажу, даже хуже, чем ели мы. Довольно часто товарищ Крупская жарила на керосинке на обед картошку на подсолнечном масле, и Ленин запивал этот обед русским чаем... [135]
Он приходит на занятия точно, без опоздания. Всегда энергичный, сосредоточенный, веселый. Когда он появляется, отмечает А. Иванова, у всех становится как-то празднично на душе.
Ленин приносит с собой обычно груду книг. Среди них и тома “Капитала”, и работы Энгельса, Плеханова. Приносит он и свои конспекты. И когда его спрашивают, зачем они ему нужны, он отвечает:
- Конспект дисциплинирует мысль и речь, а без него можно, увлекшись каким-нибудь одним положением, упустить другие.
“Лекции Владимира Ильича,- вспомнит А. Иванова,- обычно превращались в живые беседы. О чем бы он ни говорил,- о кантовской “вещи в себе” или о диалектике Гегеля, о народниках или о философии Эпикура,- он стремился к тому, чтобы теснейшим образом связать теорию с жизнью, с практикой революционной борьбы. Мы чувствовали, что Ильич добивался того, чтобы теоретические знания помогали нам ориентироваться в политической обстановке, учил нас действовать осмотрительно в том или другом конкретном случае” [136].
- Вот, товарищи, вы будете делать революцию, вам предстоит возглавить народ в борьбе за власть,- говорит он однажды.- Предположим, произошла революция. Так вот, что вы будете делать, ну, например, с банками?
- Уничтожим, Владимир Ильич! - восклицает кто-то.
- А вот и нет! - категорически заявляет Ленин.
И разъясняет, как надо будет в этом случае поступить.
Говорит он так, убеждается Чугурин, что самые абстрактные понятия становятся слушателю ближе. Ленин не только глубоко знает свой трудный предмет, приходит к заключению Белостоцкий, а умеет изложить его понятно и материал легко усваивается рабочими в большинстве с низшим образованием.
Это скорее серьезная, живая беседа, в которую втягиваются все присутствующие, с удовлетворением отмечает Б. Бреслав. И действительно, слушатели задают Ленину вопросы, на которые он дает обстоятельные ответы. Но больше спрашивает сам. Слушает внимательно, поправляя незаметно, порой одним словом.
Когда выкраивается время для отдыха, Ленин уходит со своими питомцами в поле, ездит на Сену купаться.
- Условие, которое Владимир Ильич при этом ставит,- ни слова о политике,- рассказывает З. Лилина.- В первый раз, когда мы поехали, мне казалось странным, о чем же мы будем говорить, если нельзя говорить о политике. Оказалось, что с Владимиром Ильичей можно говорить о многом...
И несутся в эти часы над полем русские песни. Поет Ленин со слушателями школы “Дубинушку”, “Стеньку Разина”.
30 августа - последний день занятий. Посланцы Петербурга, Москвы, Баку, Нижнего Новгорода и других городов прощаются с Лениным. И он напутствует их перед отъездом: берегите друг друга, помните о партийном товариществе, а главное - смелее опирайтесь на рабочий класс, ибо в нем - сила и будущность партии, революции.
Примечания:
[127] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 20, с. 75.
[128] “Социал-демократ” № 11, 13(26) февраля 1910 г.
[129] См. “История СССР”, 1965, № 5, с. 118.
[130] Там же.
[131] Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 189.
[132] “О Ленине. Воспоминания”. Кн. 2. М., 1925, с. 139-140.
[133] “Красный архив”, 1934, т. 1(62), с. 225-226.
[134] См. В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 440.
[135] См. В. Катаев. Маленькая железная дверь в стене. М., 1965, с. 123.
[136] “Дон”, 1958, № 4, с. 23.