Революция близка!
В конце марта 1915 года умерла Елизавета Васильевна - мать Крупской. “Тянуло ее в Россию,- пишет Надежда Константиновна,- но там не было у нас никого, кто бы о ней заботился...” [1]
Пережитое Крупской горе обостряет у нее Базедову болезнь. Врачи настойчиво советуют Владимиру Ильичу: надо повезти жену в горы. Но всегда не густо у них с деньгами. А сейчас их особенно мало. И Владимир Ильич отыскивает по газетным объявлениям самый дешевый пансионат “Мариенталь” у подножия Ротхорна, в Зёренберге, окруженном лесами, высокими горами.
Он очень любит горы. Любит забираться под вечер на отроги Ротхорна, бродить по горе, что километрах в двух от пансионата.
Ложатся Ульяновы спать с петухами. А встают очень рано. И до самого обеда без устали трудится Владимир Ильич. “...Работы порядочно, так что скучать некогда” [2],- сообщает Багоцкому Крупская.
Множество писем пишет Владимир Ильич. Они уходят отсюда в Берн и Женеву, Зволле и Гертенштейн, Христианию (Осло) и Амстердам, Лозанну и Стокгольм, Цюрих и Лондон.
Письма в Христианию адресованы Коллонтай, по поручению Ленина участвующей в сплочении левых, интернационалистских элементов социал-демократии скандинавских стран.
В одном из писем, написанных позднее 11 июля, Ленин напоминает, что позицию большевиков Коллонтай уже знает из “Социал-демократа”. Он считает, что левые должны выступить, во-первых, “с общей идейной декларацией”, в которой обязаны осудить социал-шовинистов и оппортунистов. Во-вторых, они должны выступить “с программой революционных действий (сказать ли: гражданская война или революционные массовые действия - не так уже важно)” [3]. И, в-третьих, левые должны выступить против “защиты отечества” и других подобных лозунгов. Ленин подчеркивает при этом, что “идейная декларация “левых” от имени нескольких стран имела бы гигантское значение...” [4].
26 июля. Только что пришло письмо от Коллонтай. В нем - вести из России и главная: отрицательное отношение трудящихся масс к войне. В ответном письме Владимир Ильич разъясняет важность программных требований о вооружении народа, о праве наций на самоопределение. “Если слова о классовой борьбе не фраза в либеральном духе (каковою она стала у оппортунистов, Каутского и Плеханова),- спрашивает он,- то как можно возражать против факта истории- превращения сей борьбы, при известных условиях, в гражданскую войну? Как может, далее, угнетенный класс вообще быть против вооружения народа?” Ленин решительно заявляет: “Отрицать это значит впасть в полуанархистское отношение к империализму: это, по-моему, наблюдается у некоторых левых даже у нас. Если-де империализм, то не нужно ни самоопределения наций, ни вооружения народа! Это - вопиющая неверность. Именно для социалистической революции против империализма нужно и то и другое” [5].
Не ранее 4 августа. Владимир Ильич пишет Коллонтай, что “дьявольски важно было бы совместное интернациональное выступление левых марксистов!” [6]. И отмечает при этом: “Роланд-Гольст (Г. Роланд-Гольст - голландская социалистка.), как и Раковский (видали его французскую брошюру?), как и Троцкий, по-моему, все вреднейшие “каутскианцы” в том смысле, что все в разных формах за единство с оппортунистами, все в разных формах прикрашивают оппортунизм, все проводят (по-разному) эклектицизм вместо революционного марксизма” [7].
В письмах, которые приходят из Зёренберга в Христианию, Ленин делится своими мыслями. Порой с Коллонтай спорит. Возражает ей. Дает поручения. И ее дневниковые записи свидетельствуют, что она разделяет взгляды Ленина, стоит на его позициях,
Коллонтай записывает в эти летние дни 1915 года:
2 августа. ““Социал-демократен” сейчас самый важный и единственный орган мирового рабочего класса, вернее, авангарда его. Это водораздел, и очень четкий, очень резкий, между социал-шовинистами и интернационалистами. Досадно, что это на русском языке. Надо работать над его распространением. Этому же послужил и журнал “Коммунист” (Журнал, созданный Лениным; издавался в Женеве редакцией газеты “Социал-демократ”.). Только что вернулась из Фолькентсхауза. Очень долго обсуждали... “основное положение”: поражение правительств и буржуазии в каждой стране должно стать лозунгом. Это то же, что говорит и Карл Либкнехт. Но Ленин идет дальше - не просто поражение, а “превращение войны империалистической в войну гражданскую”. Это революционнейшая мысль. И это открывает путь к действию...
Для меня теперь совсем ясно, что никто так эффективно не борется с войною, как Ленин. Остальные - половинчатость. Только ударом масс, только волей пролетариата можно остановить войну. И эту волю надо спаять - солидарностью и решительностью к баррикадному бою. В этом наша задача” [8].
4 августа. “Я вижу, чувствую рост оппозиции левых сил и знаю, что этот год, точнее Ленин, нас многому научил. Вокруг Ленина идет собирание сил “молодых”. Рухнули стены начинавшей коснеть “немецкой школы”, оппортунизм привел в болото. Но уже пульсирует, выбивается наружу живой революционный дух искания. Левые всех стран группируются, организуются в духе Ленина. Нас мало, но они есть. Мысли [Ленина] отрезвляют умы. Сейчас это самая ясная голова...” [9]
В письмах из Зёренберга Ленин сообщает о поступающих к нему сюда из России недурных вестях, о начинающемся революционном брожении. Он шлет указания товарищу, подготовляющему в Женеве очередные номера “Социал-демократа”. “Имеете ли “Вопросы Страхования” № 3 и 4? - запрашивает в начале июля Ленин.- Если нет, пришлем” [10]. И вскоре сам просит: “Пришлите “Вопросы Страхования” с рецензией на Маслова” [11]. “Вопросы страхования” - это большевистский легальный журнал. Он выходит в Петрограде и ведет борьбу не только за осуществление рабочего страхования, но и за большевистские “неурезанные лозунги” - восьмичасовой рабочий день, конфискацию помещичьих земель, демократическую республику.
Владимир Ильич посылает открытки в бернские и цюрихские библиотеки. Он просит прислать необходимые ему книги. И эти книги приходят к Ленину в глухую деревушку. Лежат стопками - на столе, на подоконнике.
Ленин завершает здесь давно задуманную брошюру “Социализм и война”. Он пишет в предисловии к ней:
“Война длится уже год. Наша партия определила свое отношение к ней в самом начале ее...
В настоящее время в России явно растет революционное настроение в массах. В других странах замечаются повсюду признаки такого же явления, несмотря на придушение революционных стремлений пролетариата большинством официальных с.-д. партий, ставших на сторону своих правительств и своей буржуазии. Такое положение вещей делает особенно настоятельным издание брошюры, подводящей итоги с.-д. тактике в отношении к войне” [12].
Владимир Ильич отправляет рукопись в Женеву. И торопит: брошюра должна выйти как можно скорее! “...Печатайте 2000 экземпляров на самой дешевой бумаге (если есть тонкая, то 1000 экземпляров на тонкой) - формата самого дешевого и удобного для конвертов...- просит он. - Если можно сделать это без задержки, пришлите мне второй экземпляр всех корректур брошюры (для посылки товарищу, который едет в Россию)” [13].
Чуть ли не в каждом письме в Женеву идет речь об этой брошюре: “Как идет набор и когда надеетесь выпустить?” [14]; “О брошюре извещайте иногда открыткой, есть ли “надежда” на прогресс...” [15]; “Если брошюра сможет выйти во вторник или среду, пошлите экспрессом 10-20 экземпляров Шкловскому” [16]. Пишет Ленин и в Берн: “Мы должны приложить все усилия к тому, чтобы выпустить нашу брошюру (по-немецки) до 5.IX... Можно ли напечатать в 3-4 дня? Мы должны приложить все усилия и сделать это!” [17]
Почему до 5 сентября? В этот день открывается 1-я Международная социалистическая конференция. Из Зёренберга Ленин ведет оживленную переписку с ее организаторами и участниками. Настойчиво, терпеливо разъясняет интернационалистам разных стран их ответственность за судьбы международного социализма. Добивается ясного, четкого заявления против империализма. Убеждает, что рабочие должны получить правильную политическую линию в борьбе за превращение войны империалистической в войну гражданскую, в “войну наемных рабочих против капиталистов данного государства” [18].
Перед конференцией приходит письмо Я. Берзина. Не уверен тот, что удастся ему через воюющие страны пробраться в Швейцарию. И от имени Заграничного комитета Социал-демократии Латышского края Берзин просит Ленина выступить в качестве представителя этой организации на предстоящих совещаниях социалистов разных стран. “Наша организация, как Вам известно,- заявляет он,- вполне примыкает к той позиции, которую занял ЦК РСДРП в своем первом манифесте о войне...” [19]
Конференция созвана в Циммервальде, в десяти километрах от Берна. Автобусы с делегатами приближаются уже к этому горному поселку, состоящему из нескольких ферм да одной гостиницы, когда на тропинке с рюкзаком за спиной, с альпинистской палкой в руке показывается Ленин.
“Устроились мы,- вспомнит болгарский социалист Василь Коларов,- в этой маленькой гостинице все вместе, в качестве туристов, чтобы никто не догадался о том, кто мы и каковы истинные цели нашего приезда” [20]. И всем “туристам” (как доволен Ленин!) раздают сразу же брошюру “Социализм и война”. Пусть еще до начала конференции напомнит она делегатам о том, как относятся большевики к войне. Пусть разъяснит она им важнейшие вопросы политики и тактики революционной социал-демократии.
Тридцать восемь человек из одиннадцати стран прибыли в Циммервальд. От России, Польши, Италии, Болгарии и Румынии - это официальные представители социал-демократических партий. Из Германии, Франции, Голландии, Швеции, Норвегии - делегаты оппозиционных групп. От Швейцарии здесь представительство личное.
Восемь делегатов, возглавляемых Лениным, вносят проект резолюции. В нем содержится характеристика войны как грабительской, ведущейся в интересах буржуазии, осуждаются социал-шовинисты и их лозунг “защиты отечества” в несправедливой войне. И разгорается ожесточенная полемика с правым большинством о путях борьбы, о задачах социал-демократии.
Судя по протокольной записи, Ленин выступает несколько раз. Он разоблачает шаткую, непоследовательную позицию немецких делегатов. Признавая на словах нарастание, неизбежность революции, те не говорят о ней массам прямо, отказываются призывать к братанию солдат на фронте, к организации политических стачек, уличных демонстраций, гражданской войне.
- Наш безусловный долг, - заявляет Ленин,- разъяснять массам необходимость революции, звать к ней, создавать соответствующие организации, не бояться говорить самым конкретным образом о различных приемах насильственной борьбы и об ее “технике” [21].
Владимир Ильич возражает также итальянскому делегату. Тот старается доказать, что война “еще не породила условий революции” и призывать к ней якобы преждевременно. Но Ленин напоминает: прямая проповедь революции необходима и тогда, когда она еще не началась.
- Дело обстоит так: или действительно революционная борьба или только пустая болтовня... [22] - говорит Ленин.
Быть за мир - это еще ничего не значит. В соответствии с новой ситуацией должны быть найдены новые действительные средства борьбы...
Пройдет немного дней, и Ленин подведет итоги Циммервальдской конференции: “Идейная борьба на конференции шла между сплоченной группой интернационалистов, революционных марксистов и колеблющимися почти каутскианцами, составлявшими правый фланг конференции... После целого года войны единственным течением в Интернационале, которое выступало с вполне определенной резолюцией,- а также с основанным на ней проектом манифеста,- и объединило последовательных марксистов России, Польши, Латышского края, Германии, Швеции, Норвегии, Швейцарии, Голландии, оказалось течение, представленное нашей партией” [23].
Родилась международная группа революционных марксистов - Циммервальдская левая. Во главе ее становится Ленин. “Сплочение указанной группы,- считает он,- один из самых важных фактов и один из самых больших успехов конференции” [24].
С рюкзаком за спиной, с альпинистской палкой в руках - заправским туристом выходит снова Владимир Ильич на горные тропы.
Словесные битвы измотали его. “На другой день по приезде Ильича из Циммервальда,- вспомнит Крупская,- полезли мы на Ротхорн. Лезли с “великоторжественным аппетитом”, но когда влезли наверх, Ильич вдруг лег на землю, как-то очень неудобно, чуть не на снег, и заснул. Набежали тучи, потом прорвались, чудесный вид на Альпы раскрылся с Ротхорна, а Ильич спит, как убитый, не шевельнется, больше часу проспал... Надо было несколько дней ходьбы по горам и зёренбергской обстановки, чтобы Ильич пришел в себя” [25].
Наступает осень. Вновь Ульяновы в Берне. Поселяются они на неказистой, кое-как мощенной улице Зейденвег с грязно-белыми домами-коробками, чахлыми деревьями. В доме 4а на четвертом этаже снимают меблированную комнату, в которой две железные койки, два канцелярских стола с книгами, круглый столик посредине да вешалка на три гвоздя.
Отсюда прежде всего отправляет Владимир Ильич срочное письмо в Женеву. Адресовано оно В. Карпинскому, выпускающему там “Социал-демократ”: “Пишу этот экспресс по такому спешному делу: из России получены очень важные (и благоприятные) новости. Хотим издать тотчас еще № ЦО (в две страницы), так чтобы он вышел действительно немедленно” [26]. Пишет он и в Стокгольм: “Из России вести свидетельствуют о нарастании революционного настроения и движения...” [27]
“Очень важные (и благоприятные) новости” - это пересланные Ленину по поручению Петербургского комитета РСДРП листовки и другие материалы о работе питерских большевиков.
Он внимательно изучает полученные документы. Делает на них пометки. Составляет перечень.
Вышедшая в начале октября 1914 года в Петрограде прокламация говорит о преследовании, эксплуатации пролетарских масс: “Грабят нас помещики, грабят фабриканты, купцы и домовладельцы, грабит полиция, грабит царь со своими чиновниками, и, когда нам наконец надоедает этот повальный грабеж, когда мы хотим отстоять свои интересы, когда мы объявляем забастовку, тогда на нас напускают полицию, солдат и казаков, нас бьют, бросают в острог, ссылают и вообще преследуют, как бешеных собак. Вот кто наши действительные враги, враги непримиримые и беспощадные” [28].
С этой лежащей перед Лениным листовкой перекликается та, которая призвала в январе питерских пролетариев к однодневной забастовке. “Миллионы наших братьев, рабочих и крестьян,- говорится в ней,- нашли и находят себе могилы в бессмысленной войне - во имя чего? Во имя защиты интересов своих врагов.
Ослабив и ослабляя военным положением и мобилизацией демократию и ее авангард - городской пролетариат, правительство пользуется громами наступившей войны в первую голову для одержания победы над своими внутренними врагами” [29].
Ленин с удовлетворением отмечает: питерские большевики зовут к гражданской войне, ибо “гражданская война - лозунг революционных социал-демократов в настоящий исторический момент” [30].
В стопке листовок на рабочем столе Владимира Ильича не только те, что изданы Петербургским комитетом. Здесь листок, отпечатанный столичной железнодорожной организацией РСДРП и предсказывающий, что “в огне и пороховом дыму зреет новая русская революция” [31]; здесь - протест группы рабочих-печатников против “политики царствующей монархии и капиталистов” [32]; прокламация питерских деревообделочников “о бойне народов, предпринятой во имя интересов кровавой буржуазии” [33]; призыв организации женщин-работниц к международной солидарности.
Все это надо опубликовать в “Социал-демократе”. Опубликовать как можно быстрее. А чтобы ускорить выход специального номера, лучше печатать его здесь, в Берне. Ленин просит Карпинского: “Пожалуйста, пошлите тотчас же (чтобы пришла никак не позже чем рано утром в субботу) тонкой бумаги на 2000 экз. ЦО...” [34]
Ее доставляют из Женевы на окраину Берна, в дом на Бюмплицштрассе, занимаемый типографией Бентели. И 13 октября 47-й номер “Социал-демократа” выходит в свет. Целиком посвящен он питерским большевикам. А открывается статьей Ленина “Несколько тезисов”. “Приведенный в этом номере материал показывает,- пишет Владимир Ильич,- какую громадную работу развернул Петербургский комитет нашей партии. Для России и для всего Интернационала это - поистине образец социал-демократической работы во время реакционной войны, при самых трудных условиях. Рабочие Питера и России всеми силами поддержат эту работу и поведут ее дальше, энергичнее, сильнее, шире по тому же пути” [35].
В статье намечаются основные задачи практической деятельности большевиков, формулируется их позиция по наиболее злободневным вопросам теории и практики революционной борьбы. И Ленин принимает меры, чтобы в Россию было доставлено как можно больше экземпляров этого номера центрального органа партии.
Еще с тех пор, как арестовали большевистских депутатов IV Государственной думы, настойчиво добивается Владимир Ильич восстановления в России Бюро Центрального Комитета. Он писал о том Шляпникову из Зёренберга, считая, что главную роль следует отвести в этом рабочим-правдистам: “Ясно, что передовой слой правдистов-рабочих, эта опора нашей партии, уцелел, несмотря на страшные опустошения в его рядах. Было бы крайне важно, чтобы сплотились в 2-3 центрах руководящие группы (архиконспиративно), связались с нами, восстановили бюро ЦК... и самый ЦК в России; связались с нами прочно... мы посылали бы листки и листовки и т. д.”. Ленин подчеркивал: “Самое важное- прочные, постоянные сношения” [36]. И когда создано будет Русское бюро ЦК, ему сообщат из Питера: вошли в него передовые рабочие, опытные, стойкие революционеры. А в департамент полиции поступит тогда же донесение: “В Петрограде организовалось Бюро ЦК РСДРП большевиков- сторонников Ленина... В распоряжении Бюро имеется партийная заграничная литература, полученная в Петрограде из Швеции, а именно очередные номера “Социал-демократа” и “Коммуниста” (сборник статей Ленина и других)” [37].
Из дома на улице Зейденвег, где живут Ульяновы, уже налажена с Россией хорошо законспирированная связь. Через шведско-русскую и норвежско-русскую границы, при содействии скандинавских левых социалистов по многим адресам Петрограда и Москвы, Симферополя, Омска, Нарыма и других городов поддерживает переписку Ленин. Из Лелюа и Хапаранды на севере Швеции в Финляндию, через Торнео и другие финские пункты в Петроград, через норвежский порт Вардё в Архангельск идут выходящие за границей большевистские издания. И число их немалое. “...Литература на складе истощилась,- пишет Крупская Каспарову, ведающему экспедицией.- Еженедельно переправляют теперь 2000 экз. Шлите немедленно туда 500 экз. тонкой брошюры...” [38]
Но Ленин требует: теперь самое важное сделать эти связи еще более регулярными. Нельзя ли в переплете, запрашивает он находящегося в Стокгольме Шляпникова, посылать в Россию по одному экземпляру “Социал-демократа” и прокламаций? А можно ли организовать переписку химией для быстрой доставки в Питер отдельных статей центрального органа? И, в частности, статьи “Несколько тезисов”? “Обдумайте хорошенько!” [39] - настаивает он.
Как рад Владимир Ильич, когда подтверждают из России: дошли туда и номера “Социал-демократа”, и другая изданная за рубежом большевистская литература. Рад и письму, переправленному из Нарыма. “Меня чрезвычайно обрадовало то поразительное единомыслие между нами,- сообщает ему ссыльный большевик Н. Яковлев,- в котором я убедился, прочитав все полученное” [40].
В эти дни, уже на русском языке, выходит в Женеве ленинская брошюра “Социализм и война”. И ее сразу же нелегально отправляют в Россию. Только два месяца спустя узнают о том в министерстве внутренних дел. Сразу же разошлют оттуда распоряжение: принять меры “к недопущению распространения означенной брошюры”. Предпишут: “По обнаружении надлежит конфисковать и уничтожить” [41]. Но как это сделать, если она уже разошлась и читают ее тайком во многих городах империи!
Ленин предлагает не только в России, но и среди рабочих других стран пропагандировать большевистские лозунги о войне, мире, революции, бороться против социал-шовинистов и их пособников. Он пишет в Нью-Йорк Коллонтай, выехавшей туда по приглашению немецкой секции Американской социалистической партии: “Мы издаем здесь на днях (по-немецки, а затем надеемся пустить по-французски и, если удастся извернуться с деньгами, по-итальянски) маленькую брошюрку от имени Циммервалъдской левой. Под этим именем мы хотели бы пустить возможно шире в международное обращение нашу левую группу в Циммервальде... Надеемся на Вас, что Вы издадите это в Америке и по-английски... и, если можно, на других языках. Это должно быть первое выступление ядра левых социал-демократов всех стран, имеющих ясный, точный, полный ответ на вопрос, что делать и куда идти” [42]. Ленин просит М. Харитонова - секретаря большевистской секции в Цюрихе: “...надо наладить издания, брошюры, приложения к швейцарским газетам, конкретизирующие понятие “revolutionare Aktionen” (“революционные действия”) и все это тайком ввозить в Германию” [43].
Две недели назад М. Покровский, активный участник первой русской революции, член редакций ряда большевистских газет, ученый-историк, уже шесть лет вынужденный жить в эмиграции, предложил Ленину большую работу. Он опросил его из Парижа: Горький предпринимает выпуск серии “Европа до и во время войны”, не напишет ли Ленин к ней вводную брошюру - об империализме? “Никто, разумеется,- уверен Покровский,- не написал бы... лучше Владимира Ильича” [44], Ленин соглашается. Он считает, что нельзя дать глубокой оценки происходящей войны, не выяснив до конца экономической и политической сущности империализма.
И сразу же приступает к работе над книгой. С самого утра он в библиотеке. Делает выписки из только что вышедшей в Амстердаме книги Г. Гортера “Империализм, мировая война и социал-демократия”. Составляет список литературы по египетскому вопросу, об исторических предпосылках империалистической войны. Читает “Около войны” Ваньера, “Технику и культуру” Эд. Ф. Майера, “Продукты питания человека” Гартвига, книгу Ю. Гольдштейна “Рабочие и предприниматели в строительной промышленности Германии”.
Но, оказывается, в Берне нет всей необходимой литературы. Собственные же книги остались в Поронине, и неизвестно, какова их судьба. Надо съездить поэтому в Цюрих, чтобы поработать две-три недели в тамошних библиотеках. “Вопрос в том, сможем ли мы преодолеть финансовые затруднения” [45],- задумывается Ленин.
А они сейчас весьма серьезные. “У нас скоро прекращаются все старые источники существования,- сообщает Надежда Константиновна Марии Ильиничне Ульяновой,- и вопрос о заработке встает довольно остро. Тут найти что-либо трудно. Обещали мне урок, но дело все как-то тянется, обещали переписку - тоже ни черта. Предприму еще кое-что, но все сие весьма проблематично. Надо думать о литературном заработке. Не хочется мне, чтобы эта сторона дела падала целиком на Володю. Он и так много работает. Вопрос же о заработке его порядком беспокоит” [46].
Вот почему Ленин запрашивает М. Харитонова: помогут ли местные товарищи устроиться ему с женой в Цюрихе дешево? Можно ли будет снять комнату, самую дешевую, “в рабочей семье желательно”? Сколько будет стоить “обед в столовке, буде такая есть (здесь платим 65 сантимов в студенческой)” [47].
Ульяновы покидают Берн на две-три недели. Но обстоятельства складываются так, что не возвращаются они уже туда.
Живут Ульяновы в Цюрихе на Шпигельгассе, 14, в самой старой, средневековой части города, где узкие кривые улочки и переулки густо застроены двух-трехэтажными домами. Трудно взбираться по крутой, с винтовыми поворотами, темной лестнице, которая и днем освещается тусклой керосиновой лампочкой. Мрачно и в самой комнате, снятой у сапожника Каммерера.
Владимир Ильич пишет отсюда в Петроград: “Дорогая мамочка! Посылаю тебе карточки, одну для Маняши.
Мы живем теперь в Цюрихе. Приехали позаниматься в здешних библиотеках. Озеро здесь очень нам нравится, а библиотеки много лучше бернских, так что пробудем еще, пожалуй, дольше, чем хотели...” [48]
А в другом письме, еще ранее отправленном в Женеву, Ленин сообщает: “Мы сняли эту квартиру на месяц. В четверг (17. II) я читаю здесь первый реферат (“Два Интернационала”), а через некоторое время второй (“Условия мира и национальный вопрос” или нечто в этом роде)” [49].
В один из этих февральских вечеров Владимир Ильич выступает с рефератом в переполненном зале. Говорит он, вспоминает находящийся тут польский социал-демократ В. Краевский, о перспективах войны, о борьбе за превращение войны империалистической в войну гражданскую, о необходимости нести в окопы лозунги братства, борьбы за низвержение капитализма.
“Ленин,- пишет Краевский,- не любил эффектов красноречия, не любил изысканных оборотов речи; его язык был на редкость прост и ясен. В тот вечер он говорил с особым увлечением; вся его речь дышала сдерживаемой страстностью, проникновенной уверенностью, неотразимой силой. Положительно чувствовалось, что он не только продумал, но что он видит те грядущие события, о которых говорит. Я знал Ильича очень хорошо, но помню точно, что меня поразил в выступлении его этот новый, словно пророческий тон, эта какая-то сгущенная сила страсти, прорывающаяся наружу сквозь железные, логические построения его доклада” [50].
Ленин обрушивается на меньшевиков. Безжалостно обнажает он предательскую сущность их пацифистских фраз. Сидящих в зале меньшевиков охватывает бешенство. Несутся протесты, негодующие крики. А Ленин, как бы не замечая этого, продолжает говорить. Кончает он поздно. Приближается полицейский час - полночь.
По-прежнему сложно сейчас поддерживать из Швейцарии связи с российским большевистским подпольем. По поручению Владимира Ильича Надежда Константиновна пишет в Петроград членам Русского бюро ЦК. Она сообщает: к ним послан “специальный человек” для установления непосредственных связей.
“Специальный человек” - это С. Гопнер. Она появляется вскоре в России с заданиями Ленина. Ездит из города в город. Связывается с товарищами. И об этом становится известно петроградской охранке. Одно из ее донесений гласит: “В партийных кругах получено письмо из Сибири, в котором сообщается, что агент ЦК ездит по Сибири и читает там доклады... ведет чисто ленинскую линию в смысле возможности объединения и совместной работы лишь с теми социал-демократами, которые признают большевистский ЦК” [51].
В том письме, в котором Крупская сообщала о выезде в Россию посланца Ленина, передала она членам Русского бюро ЦК и требование Владимира Ильича регулярно информировать о работе петроградской, московской, харьковской и других партийных организаций, о настроениях рабочих, о работе больничных касс и профсоюзов, о листовках, собраниях. Но немыслимо, особенно в нынешних условиях, посылать с этими сведениями специальных людей. Проще прибегать к уже испытанным способам конспиративной переписки. “Возьмите,- рекомендовала Крупская,- к.-н. еженедельный журнал и пишите в нем между строками... крепким раствором лимонной кислоты или к.-н. другой кислоты... Этот журнал посылать еженедельно по одному из данных адресов...” Крупская заверяла товарищей: “Пятнадцатилетний опыт убедил нас, что только правильно поставленная химическая непосредственная переписка гарантирует правильность сношений” [52]. Она настаивала на том, чтобы “конспиративным сношениям” обучили товарищей из Москвы, Харькова, Нижнего Новгорода, Сибири, с Кавказа и других районов России. С тем, чтобы они переписывались не только с Русским бюро, но и непосредственно с Центральным Комитетом, с Лениным.
Из писем, которые приходят сейчас к Владимиру Ильичу, черпает он новые подтверждения того, что усиливается, обостряется в России революционный кризис. А. Елизарова сообщает ему, что в Петрограде и в других городах рабочие на многолюдных митингах обсуждают вопрос о всеобщей забастовке. А прокламации и резолюции, поступающие из Петербургского, Московского и других партийных комитетов, говорят о том, что экономические стачки превращаются все чаще в стачки политические. “...Чувствуется какое-то духо-подъемное настроение” [53],- пишет с удовлетворением Карпинскому Крупская, обобщая вести, идущие к Ленину из России.
В эти весенние дни 1916 года, когда в России все более ощущается “духоподъемное настроение”, когда местные большевистские организации разъясняют в массах ленинскую тактику борьбы с империалистической войной, Владимир Ильич готовится ко 2-й Международной социалистической конференции.
Еще в феврале, на созванном в Берне совещании расширенной Интернациональной социалистической комиссии, он предложил “Проект постановления” о ее созыве. Предложил собраться тем, кто стоит на почве циммервальдских решений.
И вскоре Ленин пишет “Предложение Центрального Комитета РСДРП второй социалистической конференции”. Он излагает в своих тезисах развернутую программу борьбы за окончание войны. И придает поэтому “Предложению” особое значение. “Надо,- настаивает он,- чтобы за несколько недель до конференции все левые и сочувствующие видели и обсудили” [54]. Владимир Ильич организует перевод документа на немецкий и французский языки. Его рассылают не только заграничным секциям большевиков, но и левым интернационалистам Франции, Швеции, Англии и других стран.
“Полгода, протекшие после Циммервальда, доказали,- утверждает Ленин,- что фактически работа в духе Циммервальда - мы не говорим о пустых словах, а только о работе - во всем мире связана с углублением и расширением раскола” [55]. И призывает не закрывать глаза на то, что фактически “обнаружились уже две, совершенно непримиримые, политики рабочего класса по отношению к войне” [56]. Так как в противном случае можно запутать рабочие массы, затемнить их сознание, затруднить ту революционную массовую борьбу, которой официально сочувствуют все циммервальдцы.
В Кинтале, горном поселке Швейцарии, созывается 2-я Международная социалистическая конференция. Ленин участвует в ее работе. Только поздно вечером Владимир Ильич возвращается в отель: весь день, с самого утра, он на конференции.
Там разгорается острая дискуссия вокруг предложений большевиков. Значительная часть участвующих в конференции представителей социал-демократических партий Европы колеблется по всем важнейшим вопросам. Но Ленин добивается принятия резолюции, подвергающей резкой критике оппортунистическое руководство II Интернационала. Он находит полную поддержку у левых других стран, когда идет речь о тактике пролетариата в борьбе за демократический мир, когда эта борьба ставится в прямую связь с социалистической революцией.
Дебаты идут и днем, и вечером. И Владимир Ильич записывает выступления ораторов. Делает заметки о том, что намерен сам сказать. Обменивается записками с делегатами: одному доказывает, что, до тех пор пока во всех странах господствуют империалисты, разговоры о справедливом мире - “это лишь буржуазное надувательство” [57]; другому излагает свои взгляды на вопрос о защите отечества. А в перерывах между заседаниями беседует с делегатами - социалистами разных стран. “Его вопросы были очень точны, -сообщит немецкая работница А. Шуберт.- От меня он хотел узнать, как обстоят дела в Берлине, какое настроение у рабочих и как они ведут борьбу против войны” [58].
Ленин возвращается в Цюрих. И сразу же через находящегося в Христиании Шляпникова сообщает в Россию, что готовится обстоятельное письмо о конференции. Пока же товарищи должны принять обращение “К разоряемым и умерщвляемым народам”, призывающее бороться всеми средствами за скорейшее окончание мировой войны, за немедленное заключение мира без аннексий. Это, подчеркивает Ленин, “шаг вперед”. Товарищам в российском подполье следует также сообщить: “Принята резолюция с критикой пацифизма и резолюция о Международном Социалистическом Бюро с резкой критикой его. В общем, это все же, несмотря на тьму недостатков, шаг к разрыву с социал-патриотами” [59].
Ленин пишет и в Петроград. Его письмо адресовано членам Русского бюро ЦК и Петербургского комитета РСДРП. От имени циммервальдских левых он передает горячий привет питерским рабочим, борющимся против войны. Пусть знают питерцы, что “интернационалистское поведение русских рабочих нашей партии, несмотря на всю бездну лжи, распространяемой Мартовым и др. друзьями Чхеидзе за границей, становится известно в Европе все шире” [60].
Среди многих дел, которыми забиты дни,- рукопись книги, над которой работает Владимир Ильич. Покровский торопит. Просит прислать в начале лета. И Владимир Ильич по многу часов изучает и обобщает огромное количество материала. Делает выписки из книг, диссертаций, статистических сборников, периодических изданий.
Работу над книгой “Империализм, как высшая стадия капитализма” Ленин завершает 2 июля. И тотчас же отправляет рукопись находящемуся во Франции Покровскому. “Что касается до имени автора, - сообщает ему Владимир Ильич,- то я предпочел бы обычный свой псевдоним, конечно. Если неудобно, предлагаю новый: Н. Ленивцын. Хотите, возьмите любой иной” [61].
Покровский должен переслать рукопись в Петроград, в издательство “Парус”. Но туда она не доходит. Владимир Ильич обращается за помощью к родным, в Питер. Просит их навести справки. “Пожалуйста, извести, когда получится,- пишет он Марии Ильиничне.- Я придаю этой экономической работе особенно большое значение и особенно хотел бы поскорее видеть ее в печати в полном виде” [62].
Рукопись найти не удается. Пройдет некоторое время, и Ленин вынужден будет отправить новый экземпляр. Когда с ней познакомится Горький, он напишет Покровскому, что книга превосходна. Но меньшевики, стоящие у руководства издательством “Парус”, не согласятся с критикой Лениным ренегатской позиции Каутского. Они внесут в текст существенные изменения, исказят ряд ленинских формулировок. И Ленин напишет в связи с этим Покровскому: “Вы “сочли возможным” выкинуть критику Каутского из моей брошюры... Грустно! Ей-ей, грустно. Зачем? Не лучше ли попросить издателей: напечатайте, господа милые, прямиком: мы, издательство, удалили критику Каутского. Право, так бы надо сделать...” [63]
А пока мысли и выводы, сделанные в своей книге, Ленин намерен изложить в публичных докладах. Однажды он обращается к С. Гольдштейну - основателю болгарского союза металлистов, эмигрировавшему в Швейцарию:
- Как вы думаете, стоит ли сделать для всех эмигрантов доклад о войне и революции?
- По-моему, очень нужно... На днях в эмигрантской столовой мне один человек сказал: “Хоть бы Ленин выступил у нас с речью, а то задыхаешься от чудовищной гнусности измен во всем Интернационале”.
И Ленин выступает с докладом. Он излагает в нем основные мысли отправленной в Питер рукописи. Излагает так просто, что присутствующий в зале меньшевик восклицает:
- Нельзя так упрощать сложные исторические вопросы! Неужели так просто взять банки в свои руки?
- А вы организуйте борьбу пролетариата за овладение политической властью,- спокойно отвечает Ленин,- тогда захват банков произойдет легче и проще, чем кажется.
- “Упрощенчеством” борьба за власть не кончится,- не сдается меньшевик.- Посмотрите, как германский пролетариат, не кончив борьбу, вынужден отложить до конца войны привлечение к ответственности своей буржуазии.
- Когда буржуазия укрепит свое пошатнувшееся во время войны положение,- говорит Ленин,- уже будет поздно. А думать, как Каутский, что “война сама себя изживает”,- вреднейший обман, прямая измена марксизму и революции...
Осенью и зимой Ленин много внимания уделяет теоретической работе. Старается использовать все время, пока открыта библиотека. В девять утра уже сидит за книгами. С двенадцати до часу в библиотеке перерыв. В это время он обедает. Затем сидит там до шести. “Дома было работать не очень удобно,- рассказывает Крупская.- Хотя комната у нас была светлая, но выходила во двор, где стояла невыносимая вонь, ибо во двор выходила колбасная фабрика. Только поздно ночью открывали мы окно. По четвергам после обеда, когда библиотека закрывалась, мы уходили на гору, на Цюрихберг. Идя из библиотеки, Ильич обычно покупал две голубые плитки шоколада с калеными орехами по 15 сантимов, после обеда мы забирали этот шоколад и книги и шли на гору. Было у нас там излюбленное место в самой чаще, где не бывало публики, и там, лежа на траве, Ильич усердно читал” [64].
По его собственным словам, ему по-прежнему “заботливо пишут” родные. Часто идут и к ним письма от Владимира Ильича. Идут в Петроград на Широкую улицу к сестрам. Идут в дом № 45 на Невском проспекте, в правление пароходного общества “По Волге”, где служит М. Елизаров. “Если можно, посылайте раз в неделю прочитанные русские газеты, а то я не имею никаких...” [65] - просит его Ленин 20 сентября. “Если не затруднит,- с той же просьбой обращается он к сестре Марии,- посылай раза 3-4 в месяц прочитанную тобой русскую газету, крепко завязывая бечевкой (а то пропадает). Я сижу без русских газет” [66].
В один из осенних дней Ленин пишет из Цюриха на служебный адрес Елизарова: “Весть о том, что Анюта в больнице, меня очень обеспокоила. В чем дело? Не та ли эта болезнь ее, из-за которой ей пришлось уже, как она писала, побывать в больнице и оперироваться? Надеюсь, что, во всяком случае, она и Вы обратитесь только к самым лучшим хирургам, ибо с посредственными докторами в таких случаях иметь дело никогда не следует. Буду с нетерпением ждать вестей почаще, хотя бы кратких” [67].
Но не о болезни сестры пишет на самом деле Ленин, Речь идет об ее аресте.
Только в конце ноября Владимир Ильич получает из Петрограда открытку о предстоящем освобождении сестры из тюрьмы. “Ужасно рад вести про Анюту,- пишет он Марии Ильиничне.- Очень большой привет ей...” [68] Ленин уже знает: сестру ссылают в Астраханскую губернию, и просит передать, чтобы она была осторожнее, не заболела в непривычно жарком климате.
Между тем материальное положение Ульяновых становится все тяжелее. Они экономят на всем. Ленин усиленно ищет заработка. Обращается с этой целью в Россию к издателю Гранату, к Горькому, к родным. “Засяду писать что бы то ни было, ибо дороговизна дьявольская, жить стало чертовски трудно” [69], - сообщает Владимир Ильич Елизарову. Это подтверждает и сестра Мария Ильинична: “Ильичу нужен был заработок, дороговизна в связи с империалистической войной нарастала с каждым днем, и как ни умел он ограничиваться лишь самым необходимым минимумом в своих потребностях, но одно время невозможность найти литературную работу и “пристроить” свои книги сказалась особенно остро” [70].
А стандартная сумка почтальона уже с трудом вмещает корреспонденцию, идущую на Шпигельгассе, Для почты даже приспосабливают ящик, в котором сапожник обычно хранит обувь заказчиков. Пишут отовсюду. Несмотря на трудность военного времени, с каждым днем все шире становятся у Ленина связи с Россией.
Примечания:
[1] Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 260.
[2] См. А. С. Кудрявцев, Л. Л. Муравьева, И. И. Сшюлап-Кафтанова. Ленин в Берне и Цюрихе. Памятные места. М., 1972, с. 65.
[3] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 49, с. 94-95.
[4] Там же, с. 95.
[5] Там же, с. 107.
[6] Там же, с. 117.
[7] Там же, с. 117 - 118.
[8] А.М. Коллонтай. Из моей жизни и работы. Воспоминания и дневники, с. 185.
[9] Там же, с. 187.
[10] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 49, с. 89.
[11] Там же, с. 101.
[12] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 26, с. 309.
[13] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 49, с. 123.
[14] Там же, с. 120.
[15] Там же, с. 131.
[16] Там же, с. 135.
[17] Там же, с. 126.
[18] Там же, с. 118.
[19] См. “О Ленине. Воспоминания революционеров Латвии”. Рига, 1959 с. 38.
[20] “Воспоминания болгарских товарищей о Ленине”. М., 1958, с. 20.
[21] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 27, с. 44.
[22] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 54, с. 375.
[23] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 27, с. 43.
[24] Там же.
[25] H.К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 265.
[26] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 49, с. 158.
[27] Там же, с. 160.
[28] “Социал-демократ” № 47, 13 октября 1915 г.
[29] “Социал-демократ” № 47, 13 октября 1915 г.
[30] Там же.
[31] Там же.
[32] Там же.
[33] Там же.
[34] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 49, с. 159.
[35] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 27, с. 48.
[36] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 49, с. 133.
[37] См. “Большевики в годы империалистической войны”. Сборник документов. М., 1939, с. 204.
[38] См. Я. Е. Квачев. В. И. Ленин и заграничные секции большевиков (1914 - февраль 1917). Минск, 1971, с. 69.
[39] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 49, с. 160.
[40] См. Э. Хазиахметов. Ленин и ссыльные большевики Сибири, с. 81.
[41] См. “Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника”, т. 3, с. 423.
[42] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 49, с. 163.
[43] Там же, с. 166.
[44] См. “Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника”, т. 3, с. 405.
[45] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 49, с. 178.
[46] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 454.
[47] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 49, с. 178.
[48] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 364.
[49] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 49, с. 184.
[50] “Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине”, т. 3. М., 1961, с. 104.
[51] См. Я. Темкин. Большевики в борьбе за демократический мир (1914-1918 гг.). М., 1957, с. 195.
[52] См. там же, с. 191.
[53] См. там же, с. 193.
[54] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 27, с. 516.
[55] Там же, с. 292.
[56] Там же, с. 293.
[57] См. “Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника”, т. 3, с. 491.
[58] “Незабываемый Ленин”. Сборник воспоминаний, подготовленный Институтом марксизма-ленинизма при ЦК СЕПГ. (Пер. с нем ). М., 1958, с. 48.
[59] В.И. Ленин, Полн. соб-р. соч., т. 49, с. 222.
[60] См. “Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника”, т. 3, с. 498.
[61] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 49, с. 259.
[62] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 365.
[63] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 49, с. 344.
[64] Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 283-284.
[65] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 365.
[66] Там же, с. 367.
[67] Там же, с. 364 - 365.
[68] Там же, с. 367.
[69] Там же, с. 365.
[70] “Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине”, т. 1. М., 1968, с. 215.