Заключение
К современным спорам о Ленине
Та информация о Ленине, которая поступает в распоряжение российского читателя, безусловно заслуживает специального рассмотрения. Это заставляет нас дополнить небольшой историографический очерк, данный нами во введении, более детальным рассмотрением ряда типичных концепций «лениноведов», стремящихся тем или иным способом перечеркнуть наследие Ленина, этой, по признанию Д. Волкогонова «возможно самой заметной фигуры XX в.». Е.А. Котеленец в книге «В.И.Ленин как предмет исторического исследования. Новейшая историография» не так давно писала: «К сожалению, научный анализ дискредитирован поспешностью и превращением Ленина в объект современной политической борьбы, поэтому на экстремистский подход (работы Д. Волкогонова, В. Солоухина, А. Латышева и др.) сразу же нашелся ортодоксальный и нетерпимый ответ (книги Ж. Трофимова, Ф. Волкова, В. Гончарова, В. Филиппова и др.). И пока продолжается это противостояние, спокойные научные разработки проблемы остаются достоянием лишь ограниченного круга читателей». Она же вслед за нами считает, что ключ к пониманию подлинной личности Ленина будет найден «в аспекте эволюции великого революционера»1. Итак, мы остановимся на типичных примерах предвзятого подхода к его деятельности.
О зловещих зигзагах «универсального пути мирового развития»
Прежде всего о расхожем тезисе современного российского антиленинизма, который звучал лейтмотивом на «указующей» научно-практической конференции Администрации Президента Б.Н. Ельцина (о ней мы рассказывали во введении): Россия — благодаря стараниям Ленина — зашла не «туда» в 1917 г., большевики столкнули страну со «столбовой дороги цивилизации», страна «сошла с универсального пути мирового развития» (С.А. Филатов, А.Н. Яковлев, A.M. Салмин и др.); отсюда все ее неисчислимые беды2.
Защитники этого тезиса неизменно молчат-помалкивают о самом главном: «не туда» зашел в 1914 — 1918 гг. весь «цивилизованный» Запад. Он целиком, а не одна Россия оказался в историческом тупике, именуемом «Первой мировой империалистической войной», гигантской бойней народов. Знал ли кто-либо из ведущих политиков «демократии» — Вильсон, Клемансо, Ллойд Джордж, Милюков, Керенский — путь «туда», мы сильно сомневаемся. Во всяком случае, впереди на «универсальном пути» «передового» Запада были Версальский передел мира, Великая депрессия 1929 — 1933 гг. и Вторая мировая война. Нашумевший труд О. Шпенглера «Закат Европы» наиболее четко выразил умонастроение той «цивилизованной» эпохи.
Но вел ли «туда» к выходу из тупиков эпохи лозунг Ленина: «превращения войны империалистической в войну гражданскую»? Г-н Филатов, как и г-н Волкогонов назвали этот лозунг «чудовищным», последний в своей книге заклеймил его за «антипатриотизм»3. Однако, чтобы ни утверждали сегодня наши оппоненты, лозунг этот в конкретной обстановке войны имел под собой объективную основу. В воюющих странах вызревали революционные ситуации, причем без особой помощи революционеров: таковые пребывали в эмиграции, тюрьмах, ссылках... Не будем забывать того, что борьба народов в последние годы войны и после нее привела к краху реакционнейшие абсолютные монархии: Российскую, Германскую, Австро-Венгерскую.
Правда, после Октября Россия вскоре оказалась в тупике «военного коммунизма» — ее оторвали от созидательной работы интервенты, внутренние мятежи, голод (да и недоработки теории).
Но из тупика Россия вышла к 1921 г., большевики пошли дорогой перспективного нэпа. Но как раз о нэпе не вспоминают именитые авторы. Д. Волкогонов в двух книгах посвятил нэпу всего пару строк, Ленина он нарисовал безудержным апологетом революции, неспособным ни на какое реформаторство.
Не спорим, в годы первой русской революции Ленин был восторженным революционером. Так он писал: «"Революции локомотивы истории", — говорил Маркс. — Революции — праздник угнетенных и эксплуатируемых. Никогда масса народа не способна выступать таким активным творцом новых общественных порядков, как во время революции. В такие времена народ способен на чудеса, с точки зрения узкой, мещанской мерки постепеновского прогресса... Мы окажемся изменниками и предателями революции, если не используем этой праздничной энергии масс и их революционного энтузиазма для беспощадной и беззаветной борьбы за прямой и решительный путь»4.
Назвать тяжелейшую, кровавую борьбу праздником — это все равно, что петь гимн хирургической операции. Она необходима больному организму, но лучше попытаться ее избежать. Если помогают обходные, терапевтические методы, то, безусловно, необходимо прибегнуть к таковым, и уж во всяком случае, путь революции не может быть прямым. Ленин осознает это вскоре после Октября 1917-го в дни Бреста, сказав на VII Экстренном съезде партии, что дорога к социализму в жизни «никогда прямой не будет, она будет невероятно сложной», признав, что «кирпичи еще не созданы, из которых социализм сложится»5.
А в период перехода к нэповским методам тот же Ленин напишет в статье «О значении золота теперь и после полной победы социализма»: «Для настоящего революционера самой большой опасностью, — может быть, даже единственной опасностью, — является преувеличение революционности, забвение граней и условий уместного и успешного применения революционных приемов. Настоящие революционеры на этом больше всего ломали себе шею, когда начинали писать "революцию" с большой буквы, возводить "революцию" в нечто почти божественное, терять голову, терять способность самым хладнокровным и трезвым образом соображать, взвешивать, проверять, в какой момент, при каких обстоятельствах, в какой области действия надо уметь действовать по-революционному и в какой момент, при каких обстоятельствах и в какой области действия надо уметь перейти к действию реформистскому. Настоящие революционеры погибнут (в смысле не внешнего поражения, а внутреннего провала их дела) лишь в том случае, — но погибнут наверняка в том случае, — если потеряют трезвость и вздумают будто "великая, победоносная, мировая" революция обязательно все и всякие задачи при всяких обстоятельствах во всех областях действия может и должна решать по-революционному»6.
Вы можете сколько угодно листать пухлые двухтомники Дмитрия Волкогонова или Акима Арутюнова, но не обнаружите этих высказываний, да и вообще анализа Политического завещания Ленина, целиком построенного на пропаганде реформаторских, постепеновских, культурнических методов строительства нового строя. И не удивляйтесь этому — перед вами «исследователи», сознательно умалчивающие о том, что им невыгодно, невыгодно в буквальном смысле этого слова — они отвечают потребности определенного времени, определенных заказчиков типа Филатова, или же пишут, не читая всерьез (а кто его ныне читает?) Ленина. Попробуй кто в наши дни написать объективную книгу о Ленине и получить солидный тираж! А вот изобразить его на сцене в виде танцующего и поющего придурка (вместе с Марксом и Энгельсом) — выгодно, это в наши дни хорошо оплачивается.
А. Арутюнов, Д. Волкогонов: домыслы и анафема вместо научного анализа
Все рекорды в отношении невероятных домыслов насчет Ленина побил Аким Арутюнов в своей книге «Досье Ленина без ретуши» (М., 1999, 2-е издание 2002). Спутав политику с «криминалом», он объявил даже лозунг «Да здравствует мировая социалистическая революция!» «подстрекательским». «Кровавое воскресенье» для него — это неудачный «мятеж большевиков»; Ленин и Радек через Гаврилу Принципа «содействовали» в развязывании Первой мировой войны; накануне Октября Ленин на квартире М.В. Фофановой ... читал Нечаева, дабы выполнить заветы «великого революционера». «Историк» Арутюнов вообще не ведает, что события 1917 г. в России (углубление революции от Февраля к Октябрю) почти в точности повторили события во Франции 1789 — 1793 гг. (путь от либеральной «свободы» к якобинской «диктатуре»); для него Октябрь — это «контрреволюционный переворот»; он совершен не только на «немецкие деньги», но также и целыми формированиями германских солдат, «переодетых» в русскую матросскую форму! Да и сам Ленин был — по Арутюнову — агентом германского Генерального штаба (к этому мы еще вернемся)...
Дадим слово другому оппоненту Ленина, посмотрим как отслеживаются события истории в книге Дмитрия Волкогонова «Ленин». Наша оценка все же не будет однозначной: ряд открытых в последнее время документов или такие темы, как расстрел большевиками царской семьи анализируются автором тщательно, выдвинуты интересные гипотезы. Но сам основной замысел книги совершенно ложен: абсолютизировав эпоху «военного коммунизма» и касаясь нэпа лишь мимоходом, Волкогонов протягивает сплошную линию от Ленина к Сталину, даже к более поздним временам, отмечая, что погоня за призраком «мирового социализма» прослеживается в СССР вплоть до Горбачева. Далее, автор совершенно беспомощен в анализе выходящих за рамки биографии Ленина событий, вся книга напичкана ошибочными или нелепыми формулировками. Приведем некоторые из них.
«Самодержавие сознательно (?) отступало и давало большой исторический шанс (?) демократическому развитию, в 1905 — 1907 гг.», но у Ленина не было способности «почувствовать колоссальные возможности (?) легальной парламентской деятельности» (о разгоне царизмом двух Дум и столыпинской реакции ни слова). Впоследствии «Ленин и большевики блестяще разыграли карту империалистической войны, которая в сущности никому не была нужна», а Ленин выступил за превращение ее «в еще более ужасную, кошмарную — гражданскую» (объективность созревания революционных ситуаций в воюющих странах автор не признает). Затем «пораженческий мир» в Бресте и экспроприации привели к «страшной Гражданской войне, — которую, оказывается, — планировали (!) большевики». Свершилось и цареубийство — «традиция варваров, продолженная большевиками» (что большевики действовали в традициях Великих революций в Европе автор не знает). «Этика их вождя была цинично-прагматической», сам Макиавелли «не мог предположить, что в истории будет столь прилежный интерпретатор его теории» (традиционная для ряда авторов оценка — без разъяснений). «У Ленина не было ничего святого — ни отечество, ни национальная культура, ни российские традиции не были ему дороги» («доказано» с помощью пары надерганных из Ленина фраз). «Классовая апологетика» была доведена Лениным «до социального расизма», но он все же смог «заразить своей верой огромное число людей, несмотря на всю ее бредовость» (а может эта теория подняла к социальному творчеству миллионы из угнетенных прежде классов?). Далее — выход к событиям сталинских времен: «Созданная Лениным система» своего Сталина «все равно бы нашла» (удивительно основательный анализ корней сталинизма). А вот и дань новейшим поветриям, уже «духовным»; «Если святой князь Владимир Киевский, крестивший Русь, сделал ее христианской, то Владимир Ульянов выпустил на ее просторы Антихриста»7.
Какой заведомой чепухой набивали и набивают свои книги именитые авторы! Чем не повод для переиздания этих книг?..
Добавим, что «труд» Д. Волкогонова подвергся заслуженной критике Жоресом Трофимовым в брошюре «Волкогоновский Ленин. Критический анализ книги Д. Волкогонова "Ленин"» (М., 1997) и статье Никиты Дедкова в журнале «Свободная мысль» № 1 за 1995 г. Первый вскрыл десятки искажений фактических данных в наспех состряпанном бывшим ведущим армейским пропагандистом творении, не исключая и прямых домыслов вроде того, что «выстрелы Фанни Каплан» являются «одной из крупных мистификаций большевиков».
Второй показал игнорирование Волкогоновым требований научности, сделав убедительное заключение:
«Книга Волкогонова, по сути дела, представляет собой длинный счет, выписанный Ленину историком, не особенно разборчивым в своей безнаказанности... Все то негативное, отталкивающее в советской истории, что только можно найти, собрано, подсчитано и вменено в вину Ленину... Крайний субъективизм и антиисторизм в отборе фактов и их интерпретации — все это лишает книгу какого-либо научного значения». Но именно такого рода книги, заключает автор, «весьма выгодны правящей верхушке»8.
Еще раз А. Арутюнов. Миф о германской «пятой колонне»
О субсидировании большевиков в годы Первой мировой войны германскими властями на Западе пишут давно, теперь к книгам Мельгунова, Поссони, Гереш прибавились и наши «бестселлеры». Так Аким Артюнов в своем 600-страничном «труде» — «Досье Ленина без ретуши» (М., 1999, тираж 10 000; переиздано в 2002 г.); настолько перенасытил текст материалами русской и зарубежных контрразведок времен Первой мировой войны, что читать его творение совершенно невозможно... Но нам помогла «Независимая газета», предоставившая в «Субботнике НГ» № 15 за 21 апреля 2001 г. с. 8, целую полосу для сводной статьи А. Арутюнова под заглавием: «Владимир Ленин: "В деньгах я сейчас не нуждаюсь..."». Подзаголовок статьи: «Российская контрразведка еще до Первой мировой войны (?) пыталась выяснить источники мощной финансовой подпитки большевиков».
Поскольку речь пойдет о финансировании РСДРП(б), РКП(б) до Октября 1917-го, воспользуемся сначала некоторыми фактическими сведениями из вышедшей у нас книги С.В. Тютюкина, В.В. Шелохаева «Марксисты и русская революция». Авторы сообщают следующее:
«РСДПР постоянно нуждалась в материальных средствах на агитационно-пропагандистскую, организаторскую и боевую работу, которые не могли быть получены в достаточном количестве ни за счет членских взносов, ни даже за счет крупных единовременных пожертвований отдельных лиц. Известно, например, что богатейший московский промышленник СТ. Морозов неоднократно жертвовал на нужды большевиков значительные суммы и завещал жене Горького, актрисе М.Ф. Андреевой 100 тыс. рублей, из которых 60 тыс. она передала большевикам... Еще один московский фабрикант, Н.П. Шмит оставил РСДРП около 250 тыс. руб., присвоение которых большевиками сопровождалось весьма авантюрной историей (фиктивный брак, судебный процесс и т. д.). Большие денежные суммы передавал марксистской партии A.M. Горький, писатель Н.Г. Гарин-Михайловский и др.».
Сообщают авторы и о том, как в годы первой русской революции большевики прибегли к экспроприациям банков, что культивировало «у самих боевиков чувство вседозволенности и анархистские замашки» и значительно подорвало авторитет партии. Заглохла эта разновидность «партизанских выступлений» вскоре после IV и V объединительных съездов РСДРП, осудивших «эксы», да и благодаря «поражению революции»9.
Можно было предполагать, что именно в ключе «поиска средств» рассмотрит «германские связи большевиков» и Аким Арутюнов, но он берет тему гораздо «глубже». Оказывается, если верить русской контрразведке, «немецко-большевистские тайные связи» стали складываться «задолго до начала мировой войны» на почве «совпадения интересов германских властей и большевистских вождей во главе с Владимиром Ульяновым». Кайзеровская Германия загодя создавала в России «"пятую колонну" с целью организации подрывной работы на фронте и в тылу». Владимир Ульянов независимо от немецких политиков «также ставил перед собой подобную (?) задачу, заботясь о подготовке условий для взятия власти». В деле создания «пятой колонны» известную роль, по Арутюнову, сыграл платный агент Генштаба и близкий к германским властям (выходец из России, в прошлом состоявший в РСДРП) доктор Александр Парвус (Гельфанд). Фактически он являлся посредником между немцами и большевиками».
Но, как подчеркивают С.В. Тютюкин и В.В. Шелохаев, «убедительных документальных свидетельств о связи Ленина с Парвусом нет». Ленин, встречавшийся с ним в Швейцарии весной 1915 г., «категорически отверг все его предложения». И еще: «Даже если допустить, что большевики (но не лично Ленин) теми или иными путями получали какие-то денежные суммы из немецких источников, то совершенно очевидно одно: никакими политическими обязательствами перед Германией это не сопровождалось, а предателями своей страны они никогда не были»10.
Соглашаясь с этим выводом, мы рассмотрим специально фотографии, украшающие газетный опус Арутюнова. Это — снимок знаменитого «пломбированного» вагона, в котором ехали в Россию Ленин и представители других партий, а не только одни большевики. О «других» Арутюнов молчит, молчит и о том, что вслед за Лениным в Россию тем же путем последовал лидер меньшевизма Ю.О. Мартов и еще 200 его соотечественников, никакой «пятой колонны» они в России не представляли.
А. Арутюнов украшает свою статью и снимком, который обошел в свое время всю западную прессу — это фотография расписки Парвуса (на немецком языке, мы даем перевод. — Е.П.):
«Мною 29 декабря 1915 г. получен один миллион рублей для поддержания революционного движения в России от германского посла в Копенгагене. Д-р А. Гельфанд». Объективный историк и должен был выяснить, что за партии подразумевались под «революционным движением» в России, ведь здесь были российские националистические партии: украинские, прибалтийские, да и эсеры, о чем знал Чернов, а также большевики. Кстати, Стефан Т. Поссони, автор известной на Западе «Биографии» Ленина, 1964 г., специально исследовавший вопрос о том, как Германия и ее союзники «поощряли русскую революцию», писал: «Германские дипломаты, эксперты в области революции, не избирали определенного революционера, который должен свергать правительство царя. Они предполагали, что нельзя предсказать заранее, что случится, и поэтому поддерживали многих революционеров и многие движения; они, так сказать, ставили на всех лошадей сразу в этих скачках... Они представляли революционерам заниматься своими собственными идеологиями, тактикой и планами... Многие из них... использовали немцев для своих собственных целей»11.
Но таким анализом Арутюнов не занимается, он уткнулся в материалы контрразведки, изготовленные для травли большевиков в 1917 г., и ничего кроме них не видит.
К чему воспроизведен на третьей фотографии посадочный талон Ленина, мы не ведаем, на нем ясно отпечатались слова Sozial-demokr. Burgschafts-vereinigung. (Социал-демократическое гражданское объединение). Подписан талон близким Ленину социал-демократом Фридрихом Платтеном, из чего следует, что посадка совершена не представителями германского Генштаба, а интернационалистами.
И еще, вот что мы никак не находим в подобных книгах и статьях — это фотографию Постановления Совета Народных Комисаров, опубликованного на страницах «Правды» № 213 от 26 (13) декабря 1917 г. В нем говорилось:
«Принимая во внимание, что советская власть стоит на почве принципов международной солидарности и братства трудящихся всех стран; что борьба против войны и империализма может только в международном масштабе привести к полной победе — Совет Народных Комиссаров считает необходимым прийти всеми возможными средствами на помощь левому интернационалистическому крылу рабочего движения всех стран, совершенно независимо от того, находятся ли эти страны с Россией в войне или в союзе, или же сохраняют нейтральное положение.
В этих целях Совет Народных Комиссаров постановляет ассигновать на нужды интернационального движения в распоряжение заграничных представителей Комиссариата по иностранным делам 2 миллиона рублей.
Председатель Совета Народных Комиссаров
Вл. Ульянов (Ленин)
Народный комиссар по иностранным делам
Л. Троцкий».
Эта сумма была далеко не последней...12
Как видим, миф о каком-то «совпадении» политических интересов германских властей и большевистских вождей лопается, как попавший на острый предмет мыльный пузырь, а куча факсимиле, украшающих пухлые книги Арутюнова, оказывается пустым хламом.
Была на деле противоположность интересов германских властей и большевистских вождей...
Ю. Карякин: «родство» Ленина с Нечаевым?
В органах наших и зарубежных «демократических» СМИ давно бродит легенда о том, что «одним из самых любимых героев Ленина» был псевдореволюционер и уголовник Сергей Нечаев. Посмотрим, опираясь на работы Ю.Ф. Карякина, на чем сия легенда строится...
Как пишет Ю.Ф. Карякин, он давно «болел» темой «Ленин и Нечаев» и особенно мучил его вопрос, почему это у Ленина нет ни одного высказывания о Нечаеве. «Думалось, значит отключил от себя, значит Ленин и Нечаев несовместны». И вдруг лет 20 — 30 тому назад в журнале «30 дней» № 1 за 1934 г. нашел Ю. Карякин свидетельство Бонч-Бруевича, что Ленин восторгался Нечаевым: «Титан революции... Один из пламенных революционеров... Нечаев должен быть весь издан... Достаточно вспомнить его ответ в одной листовке, когда на вопрос: "Кого же надо уничтожить из царствующего дома?" Нечаев дает четкий ответ "Всю большую ектинию"13... Ведь это просто до гениальности!». «Выходит, — продолжает свои восклицания Ю. Карякин, — расстрел в Ипатьевске был давно предрешен не тактически, а стратегически и мировоззренчески!»14.
Еще в начале 60-х гг. XX в. мы с Ю.Ф. Карякиным выступали против сближения Ленина с Нечаевым15. Открытие статьи Бонч-Бруевича может казаться объяснением к нынешней эволюции Ю. Карякина, и действительно, мы по этой теме в 60-е гг. не все знали. Но обратимся к статье Бонч-Бруевича.
Прежде всего, ссылаясь на Бонч-Бруевича, надо помнить, что источник этот не вполне надежный, недаром же сотрудники незабвенного ИМЛа придумали в свое время хлесткий термин: «бончизм», — применительно ко всем писаниям Бонча. Но допустим, что Бонч обладал какой-то сверхфеноменальной памятью и описывает «все как было», что за 30 лет (!) прошедшие от времени разговора с Лениным он ничего не забыл и ничего не путает. Но тогда Ю. Карякину следовало бы точно воспроизводить воспоминания.
Определения «титан революции», «один из пламенных революционеров» — это оценки скорее всего самого Бонча — никаких кавычек в данном месте статьи нет, и скорее всего взяты оценки эти Бончем из тогдашней литературы, восхвалявшей Нечаева. А теперь о сути самого разговора с Бончем Ленина. Будучи плохо осведомленным о деятельности этого «титана», Ленин задал Бончу задание — собрать все сведения о Нечаеве: «необходимо изучить, дознаться, что он писал, расшифровать все его псевдонимы, собрать воедино все это и напечатать». Кстати, задание это Бонч так и не выполнил: «До сих пор не изучен нами Нечаев», — сокрушается он в статье 1934 г.! Позабыл Бонч, кстати, что фамилия Нечаева всплыла, когда началась полемика меньшевиков с большевиками. И не потому Ленин ничего не писал о Нечаеве, что не хотел перечить Марксу. Все это не больше, чем домысел Ю. Карякина, который забывает об этой полемике... «Вот до чего доходили красоты меньшевистской литературы, — сообщается в более или менее объективной "Истории ВКП(б)" от 1928 г., — самодержец, Швейцер, прямолинейный, бюрократ, формалист, сверхцентр, односторонний, упрямый, узкий, подозрительный, неуступчивый, — перечисляет Ленин множество кличек, которыми осыпали его меньшевики». А т. Лепешинский рассказывает и о таком случае: «Нужно было выдумать что-нибудь позабористее, посочнее, оглушительнее и вот он (Мартов. — Е.П.) выкраивает даже такую фразу: "Сегодня нечаевщина, а завтра дегаевщина"16. Недаром же у Владимира Ильича, когда он пробежал этот новый перл полемических красот Мартова, лицо искривилось презрительной усмешкой, и он отреагировал на мартовское пахучее остроумие одной только фразой:
"Ну, теперь довольно... Отныне карантин, ни в какую полемику с ним я больше не вступаю"»17.
Итак, Ленин действительно «отключил от себя» Нечаева, значит прав прежний, а не нынешний Карякин: «Значит Ленин и Нечаев все же несовместны». И не в связи ли с полемикой с Мартовым давал Ленин свое задание Бончу, о чем тот и позабыл...
Юрий Федорович в статье «Антикоммунизм, Достоевский и достоевщина», напечатанной в журнале «Проблемы мира и социализма» в 1963 г., писал о Нечаеве лаконично и точно: «Этот человек появляется на русском горизонте в конце 60-х гг. (XIX в. — Е.П.). Вот заповеди, которыми он руководствовался: чтобы стать хорошим социалистом, надо отвергнуть все нежные, изнеживающие чувства радости, дружбы, любви, благодарности и даже самой чести... Для возбуждения же энергии необходимо объяснять сущность дела в превратном виде... Тот не революционер, кому чего-нибудь жалко в этом мире... Революционер знает только одну науку, науку истребления и разрушения. Он живет в мире только с этой целью... Не оставлять камня на камне, как можно больше развалин, бесследная гибель большинства революционеров — такова перспектива». «Яд, нож, петля — революция все равно освящает»... Культ своей личности, система взаимного шпионажа между социалистами, объединенными в отдельные звенья — «пятерки», проскрипционные списки — таковы, по Нечаеву, условия «торжества социализма». К тому же он убивает студента Иванова, выступившего против его произвола...18 Проступают ли в этом ярком портрете анархиствующего уголовника черты Ленина? Да ни коим образом! А главное — в сравнении объективного результата деяний Нечаева и Ленина в России. Даже антиленинцы-советологи, искавшие в Нечаеве «Ключ к большевизму», не могли не признать: «Крах нечаевской практики и успехи Ленина, достигнутые хотя и в совершенно различных обстоятельствах, говорят сами за себя»19.
Не выдерживают критики и домыслы Карякина — Арутюнова, что именно от Нечаева Ленин унаследовал «мировоззренческую идею» ликвидации дома Романовых. Ленин, видите ли, не знал, что великие революции XVII, XVIII вв. посылали на эшафот королей и их супруг — эти олицетворения контрреволюции.
Троцкий свидетельствует в своем дневнике: «Я прибыл в Москву с фронта после падения Екатеринбурга. Разговаривая со Свердловым, я спросил:
— А где царь?
— Кончено, — ответил тот, — расстреляли.
— А где семья?
— И семья с ним.
— Все? — спросил я с оттенком удивления.
— Все, — ответил Свердлов. — А что?
Он ждал моей реакции. Я ничего не ответил.
— А кто решал? — спросил я.
— Мы здесь решали. Ильич считал, что нельзя оставлять нам им живого знамени особенно в нынешних условиях»20.
Так что спросим у наших «знатоков» истории: при чем здесь Нечаев?
В советские времена, когда деятельность Сталина в тысячекратных размерах воспроизвела «нечаевщину», об этом «революционере» просто боялись вспоминать. Мы с Ю.Ф. Карякиным вытащили фигуру революционного иезуита на свет божий и отвергли домыслы о связи с ним ленинизма. Ныне же целые исследовательские коллективы почтенных институтов занимаются стародавними поисками в «нечаевщине» «ключа к большевизму». В результате, игнорируя такие масштабные события, как участие России в мировой войне, реальные события революции Февраля и Октября 1917 г., Е.Л. Рудницкая, ранее превозносившая революционную традицию в России, в сборнике научных документов ныне уверяет нас: именно нечаевский «Катехизис революционера» подводил «идейную и организационную основу под революцию-авантюру, порождавшую деспотизм и тоталитаризм. Морально все, что служит революции: прямая интерполяция принципа иезуитизма на дело социального прогресса ляжет в основу парадигмы, революции». Там же А.Ю. Минаков доказывает: «нечаевско-бакунистские агитационные кампании» и были «той лабораторией, в которой выращивались зародыши тоталитарной идеологии и политики большевиков» (как легко, оказывается, определить истоки большевизма!)21.
Менее всего мы желали бы игнорировать проблему соотношения революции и морали в событиях как 1917, так и 1937 г. в России, или запрещать поиск элементов «нечаевщины», «бакунизма», «ткачевизма» в деятельности люмпенизированных войной масс, или Сталина, взобравшегося к 1928 — 1929 гг. на вершину пирамиды советской власти. Об опасности заражения нового пролетарского движения в общем-то старыми болезнями предупреждал не кто иной, как сам Карл Маркс: «Впрочем, в истории Интернационала повторилось то же самое, что всегда обнаруживается в истории. Устаревшее стремится восстановиться и упрочиться в рамках вновь возникших форм»22.
Но мы принципиально не приемлем такого «анализа», который попросту отождествляет разные процессы, ищет прямое влияние нечаевских шутовских прокламаций общества «Народная расправа» и ее главаря на некую «парадигму русской революции» 1917 г. Кто тогда помнил писания Нечаева? Да и просто смешно сводить реальные устремления миллионных масс, которые поддерживали лозунги большевизма, к воздействию Нечаева или Бакунина. Развернувшаяся затем борьба не на жизнь, а на смерть между красными и белыми естественно не могла не перевертывать с ног на голову все моральные принципы и установки, подчинять все задаче «кто кого». Но при чем здесь «Катехизис революционера», суть которого нам раскрыл еще в 60-х гг. прошлого века сам Ю. Карякин? И почему именно в нем надо искать «ключ революции» или некоего «революционного бесовства»? Даже М. Правдин, написавший целую книгу «Ключ к большевизму» потерпел с этим «ключом» полное фиаско, так ничего и не доказав...23
Портретные баталии: «страшный диптих» г-на Волкогонова и «жуткий триптих» г-на Карякина
В своей серии «Вожди» Д. Волкогонов рисовал их портреты не только в переносном, но и в буквальном смысле этого слова — он выносил эти портреты на обложки своих книг. Если брать двухтомник «Ленин» (1994), то перед нами на обложках обеих книг — своеобразный «страшный диптих»: на первой из них — обычный портрет Ленина, на второй ужасающий портрет смертельно больного человека, опишем его словами самого Волкогонова: «Страшные фотографии последних лет — облик долгой агонии человека, надломившегося от непосильной ноши. Ленин стал жертвой своей неостывающей страсти к власти... Это было существо с жалкой полуулыбкой и печальными больными полусумасшедшими глазами»24 ...Лично для себя г-н Волкогонов подобрал вполне приличные фотографии — мы их видим, открывая любую из указанных его книг «Ленин»!
Этот «страшный диптих» г-на Волкогонова, видимо, подтолкнул и г-на Карякина, много занимавшегося живописью, на своеобразный «жуткий триптих». На Научно-практической конференции ноября 1994 г., о которой уже шла речь, с ее основным докладом о «революционной бесовщине» руководителя администрации Президента Российской Федерации г-на С.А. Филатова перекликалось Заключение г-на Ю.Ф. Карякина, сопоставившего уже «три изображения Ленина». Это его сравнение вполне заслуживает воспроизведения — такое редко услышишь на серых «научно-практических» конференциях... Итак, слово г-ну Карякину:
«Сравните три изображения Ленина.
Первое. 1895 год. Семь руководителей "Союза борьбы за освобождение рабочего класса". Фотография необыкновенно выразительна психологически. Фотографируются-то специально, т. е., позируют перед походом, для истории. Собрались на подвиг. Особенно выразителен Ульянов. На нем печать абсолютной властности. Остальные — по сравнению с ним — кажутся даже какими-то расслабленными. "Хозяин разговора", вождь — он, это ясно. Он — воплощение той партии, той части (партия — ведь это часть), которая претендует стать всем, стать целым. Он — в центре. Сидит. Молчит. Губы сжаты. Рука властно облокотилась на стол. Глаза смотрят прямо на тебя, в упор, но одновременно устремлены в себя. Молодой сгусток, невероятная концентрация невероятной же воли, энергии, целеустремленности. До предела сжатая пружина. Что-то будет если (когда) она разожмется. Куда, в кого выстрелит? По крайней мере двух, рядом с ним (Мартова и Потресова), она не пощадит.
Второе. 1917 — 1921 гг. Из сотен фотографий можно выбрать любую. Стоит. Кричит. Приказывает. На броневике, на балконе дворца, на грузовике, на деревянных, сколоченных наспех трибунах, на "кафедрах" съездов партии, Интернационала. Глаза сверкают. Рука выброшена вперед, указывая — нет, приказывая — кого уничтожать, куда идти. Вместо буржуазного котелка — рабочая кепка. Пружина разжалась, выстрелила наконец. Внутренняя энергия, воля, целеустремленность становятся и внешней, заряжая сотни тысяч и миллионы людей.
Третье. 1923 год. Горки. Коляска. Балахон. Лежит и снова молчит. Глаза? Посмотрите. Сравните...
Могли он, первый, через второго, увидеть себя третьего?
Какой Тициан, Леонардо, Микеланджело мог вообразить, изобразить такое?
Жуткий триптих. Жуткое возмездие.
Справедливое ли?
Первое слово здесь должно было бы принадлежать тем (если бы они прозрели к моменту его умирания) 13 миллионам, которые сгорели в его любимой Гражданской войне, да еще тем десяткам миллионов, сгоревшим — по "его" предначертаниям — после»25.
Чем объясняется такая «страсть» к употреблению для борьбы с ленинизмом даже фотографий Владимира Ильича, особенно предсмертных? Вроде бы охочие до этого господа были движимы самыми благородными побуждениями — стремлением защитить народ от новых потрясений, привить России иммунитет от революций. Но увы! Таковой не прививается ни кощунственно-мстительными обложками, ни красочно-злобными речами с употреблением подтасовочек — миллионы сгорели в «его» любимой Гражданской войне; сталинские репрессии совершались «по его» предначертаниям.
Иммунитет от революций, и довольно стойкий, приобретается разумной, облегчающей жизнь народа реформой, каковой обещал быть ленинский нэп, новая направленность преобразований, пресеченная Сталиным.
В то же время известно и то, что «реформа» Бориса Николаевича Ельцина, не посчитавшегося с референдумом всего народа, обернулась развалом СССР, обнищанием и вымиранием народа, разгулом мафиозных группировок, расхищением народных богатств, — об этом помалкивали господа Филатовы, Волкогоновы, Карякины, а ведь все они была ближайшими советчиками Ельцина в 90-х гг. прошлого века. И нет у этих господ, здесь точен был выступавший на той же научно-практической конференции академик П.В. Волобуев, никакого «морально-политического» права обвинять большевиков в прегрешениях26.
Кстати, примеру Волкогонова — Карякина от 1994 — 1995 гг. последовали и другие «лениноведы». Уже не один автор вынес на свою обложку портрет больного Ильича. Последнее слово сказал здесь Александр Проханов в своем романе «Господин Гексоген» (М, 2002). Хотя Ильичу в этом творении посвящен всего один абзац, череп Ильича (!) украшает обложку сей книги. Куда мы заедем дальше — никто не ведает...
Несколько слов о разных оценках В.И. Ленина
В книге Т.И. Ойзермана мы находим такую характеристику В.И. Ленина: «самый выдающийся харизматический лидер XX в.»27. Прежде всего спросим у автора, в рамках какой теории он работает? Если в рамках социологии Макса Вебера, то позволительно сравнивать политических деятелей совершенно разных эпох и направлений: Александра Македонского, Лютера, Наполеона, Ленина, Гитлера, описывать силу их воздействия на массы и заниматься прочими мало что дающими сюжетами. Если Т.И. Ойзерман работает, как нам показалось поначалу, в рамках уточненного марксизма, то получилась бы примерно такая характеристика Ленина: Ленин был вождем пролетариата, его отличало стремление к защите интересов угнетенных классов. Он проделал трудный путь от утопий и иллюзий к реалиям жизни. Он обладал поразительной способностью менять курс и взгляды, если они оказывались ошибочными — из-за недоработок теории или сложности ситуации. Его отличала необыкновенная самокритичность, открытое признание сделанных ошибок. Он беспредельно верил в творческие способности масс и выдвигал перед ними труднейшие задачи, в соответствии со своей установкой на поиск главного звена. Он бросал массы на взятие власти, звал их на борьбу с голодом и нехваткой топлива, поднимал идти на Колчака, на Деникина, на Юденича, на Врангеля, проповедовал рабочий контроль и призывал учиться торговать. Т.И. Ойзерман верно фиксирует десятки противоречий во взглядах Ленина и справедливо замечает: «изменялись не убеждения, а историческая обстановка», но вот детального анализа смены обстановки почти нет в его книге28.
Впрочем, можно ограничиться и одним здравым смыслом в оценке личности Ленина и тогда мы получим великолепную характеристику Джона Рида, который писал о Ленине: «Необыкновенный народный вождь, вождь исключительный благодаря своему интеллекту, чуждый какой бы то ни было рисовки, не поддающийся настроениям, твердый, непреклонный, без эффектных пристрастий, но обладающий могучим умением раскрыть сложнейшие идеи в самых простых словах и дать конкретный анализ обстановки при сочетании проницательной гибкости и дерзновенной смелости»29.
Приведя слова Дж. Рида, Т.И. Ойзерман далее соглашается с американским антимарксистом С. Хуком, писавшим, что ленинская концепция является «абсолютным разрывом со всеми демократическими принципами марксизма». Но надо же учитывать отчаянные условия, в которых Ленин пытался проводить принципы марксизма!
Согласен Т.И. Ойзерман и с К.М. Кантором, который утверждал: «Когда Ленин говорил, что главное в марксизме — это учение о диктатуре пролетариата, он говорил по сути дела о главном в своей ленинской доктрине, а не о теории Маркса»30. Но ведь нетрудно понять: главным сделала этот принцип у Ленина его задача — утвердить новый строй в смертельной схватке с внешним и внутренним врагом. Маркс не участвовал в жесточайшей Гражданской войне, Ленин отдал ей два с половиной года жизни и получил вдобавок две пули. Марксу не довелось руководить голодным и полуразрушенным государством, существующим во вражеском окружении, Ленин им руководил. Только благодаря беспощадному применению «диктатуры пролетариата» с ее терроризмом Ленин сохранил и государство, и власть в руках большевиков. Наметил он и альтернативный ненасильственный план развития в своем Политическом завещании, в нем нет ни слова о «диктатуре пролетариата» и терроре, в нем признается «коренная перемена всей точки зрения нашей на социализм». Почему об этом сплошь забывают пишущие о Ленине?
В памятную годовщину смерти Ленина — в январе 2004 г. нелишне сказать: творец нэпа Владимир Ильич рано ушел из жизни, в этом громадная трагедия нашего народа. Напомним хотя бы тот факт, что использовавшая, по существу, нэповскую «двухукладную» модель КНР, «начав переход к рыночной экономике почти одновременно с нами... сумела в 20 раз (!) увеличить объем производства и уровень благосостояния населения»31. Нужны ли еще доказательства жизненности ленинских идей...
Кстати, недавно известный американский историк Стивен Коэн написал о «неблаговидной роли» американского правительства и американских советчиков, которые потчевали своими рецептами, далекими от понимания реальностей России, ельцинское руководство. «Мне неприятно и даже стыдно, — пишет он, — что так много американцев-чиновников, журналистов, ученых в течение почти десяти лет называли "реформой" процесс разграбления, обнищания, демодернизации, дестабилизации России. Мало того, они и сейчас продолжают настаивать на необходимости этих "реформ"»32.
Читая сказанное хочется спросить у наших власть имущих: когда же мы наконец пойдем не «заокеанским», а собственным путем реформ? Пока кардинальных изменений не видно, постельцинский хаос несколько упорядочен, но и только. Целая пропасть между бедностью и богатством сохраняется в России. До осуществления принципа великого реформатора Эрхардта «Благосостояние для всех» нам еще очень далеко...
Примечания:
1 Котеленец Е.А. В.И. Ленин как предмет исторического исследования. Новейшая историография. М., 1999. С. 196-197.
2 Октябрь 1917 года и большевистский эксперимент в России. Научно-практическая конференция 5 ноября 1994 года. М., 1995. С. 5, 16, 58 и др.
3 Там же. С. 6 — 7, 23; Волкогонов Д.А. Ленин. Политический портрет: в 2-х кн. М., 1994. Кн. 1. С. 140-141; кн. 2. С. 425, 263.
4 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 11. С. 103.
5 Там же. Т. 36. С. 47, 66.
6 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 44. С. 223.
7 Арутюнов А. Досье Ленина без ретуши. М., 1999. С. 35, 36, 41 — 42, 69-86, 171, 526 и др.; Волкогонов Д.А. Ленин. Политический портрет: в 2-х кн. Кн. 1. С. 139, 148, 152, 253, 266, 388, 402; кн. 2. С. 74, 129, 187, 204, 243 и др.
8 Свободная мысль. 1995. № 1. С. 110.
9 Тютюкин СВ., Шелохаев В.В. Марксисты и русская революция. М., 1996. С. 98 — 99.
10 Тютюкин СВ., Шелохаев В.В. Марксисты и русская революция. С. 200 — 201.
11 Possony Stefan Т. Lenin Biographic. Miinchen, 1964. S. 207.
12 См. об этом: Коминтерн и идея мировой революции: Документы. М., 1998. С. 120, 125, 150-152, 510-516 и др.
13 То есть всех представителей дома Романовых.
14 Карякин Ю., Сараскина Л. Закружились бесы разны, будто листья в ноябре // Литературная газета. 1992. №11.11 марта.
15 См.: Карякин Ю., Плимак Е. Нечаевщина и се зарубежные последователи // История СССР. 1960. № 1.
16 СП. Дегаев — провокатор охранки, участвовавший в терактах «Народной воли».
17 История ВКП(б). М; Л., 1926. Т. 1. Вып. 1. С. 35; Лепишинский П.Н. На повороте. М, 1955. С. 185.
18 Проблемы мира и социализма. 1963. № 5. С. 35.
19 Prawdin М. The unmentiorable Necaev. A key to Bolshcwism (Правдин M. Преданный забвению Нечаев. Ключ к большевизму. — Е.П.). London. 1961. Р. 192.
20 Троцкий Л.Д. Дневники и письма. Нью-Йорк, 1986. С. 101 — 102.
21 Революционный радикализм в России. М., 1997. С. 16 — 17, 201 и др.
22 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 33. С. 279.
23 Правдин описал сначала деяния Нечаева, затем дела Ленина, фактически признав,что ничего общего между ними не было...
24 Волкогонов Д.А. Ленин: в 2-х кн. Политический портрет. Кн. 2. С. 357 — 358.
25 Октябрь 1917 года и большевистский эксперимент в России. Научно-практическая конференция 5 ноября 1994 г. С. 5, 81 — 82 (курсив Ю. Карякина); повторено им в «Журналисте» за 1995 г. № 2 («Верны ли мои убеждения?»).
26 Октябрь 1917 года и большевистский эксперимент в России // Научно-практическая конференция 5 ноября 1994 г. С. 34.
27 Ойзерман Т.И. Марксизм и утопизм. С. 407 — 411.
28 Ойзерман Т.И. Марксизм и утопизм. С. 411.
29 Рид Дж. 10 дней, которые потрясли мир. М., 1959. С. 116.
30 См.: Ойзерман Т.И. Марксизм и утопизм. С. 406—407.
31 Глазьев С.Ю., Кара-Мурза С.Г., Батчиков С.А. Белая книга. Экономические реформы в России 1991 — 2001 гг. С. 8.
32 Коэн С. Провал крестового похода США и трагедия посткоммунистической России. М., 2001. С. 10-11.