Книги о Ленине

Глава 6

Уроки первой российской революции

Откат революции

Революции далеко не всегда оканчиваются победой революционных партий и народа, они нередко терпят поражение, принимая — в силу нерешенности задач общественного развития — циклический характер: подъем революционных настроений, открытая революционная борьба сменяются жестокой реакцией, реакция в свою очередь готовит новый тур революций, новые попытки народа свалить правительство. «Все те победы, — или полупобеды, четверть-победы, вернее сказать, — писал Ленин в апреле 1908 г., — которые одержала наша революция, одержаны всецело и исключительно благодаря непосредственно-революционному натиску пролетариата, шедшего во главе непролетарских элементов трудящегося населения. Все поражения вызваны ослаблением такого натиска, связаны с тактикой, сторонящейся от него, а иногда (у кадетов) направленной даже прямо на его устранение.

И теперь, в период разгула контрреволюционных репрессий, мещанство трусливо приспособляется к новым владыкам жизни, пристраивается к новым калифам на час, отрекается от старого, старается забыть его, уверяет себя и других, что никто не думает теперь в России делать революцию по Марксу, никто не помышляет о «диктатуре пролетариата» и так далее»¹.

С начала 1906 г. в России наблюдается разгул реакции, в которой был сильный мотив личной мести премьер-министра.

Двенадцатого августа 1906 г. три эсера-максималиста взорвали дачу П.А. Столыпина. Всего было убито 27 человек (в том числе и сами террористы), легко ранен трехлетний сын Столыпина и тяжело — его пятнадцатилетняя дочь Наташа, которой раздробило ноги. 19 августа 1906 г. Столыпин принял в чрезвычайном порядке согласно 87 статье «Основных законов», которая гласила, что в случае чрезвычайных обстоятельств во время перерыва сессий Думы правительство имеет право издавать указы, не ожидая созыва Думы, указ о военно-полевых судах. Они уничтожали «преступников» безо всякого судопроизводства в пределах 48 часов; приговор по распоряжению командующего округом исполнялся в 24 часа. Если в 1906 г. было казнено 144 человека, то в 1907 — уже 1139, в 1908 — 825, в 1909 — 717, «итого в среднем ежемесячно по 58 — 59 казней»²; казни, по выражению В.Т. Короленко, стали «бытовым явлением». Репрессии в целом затронули десятки, сотни тысяч человек.

Как правило, периоды поражения революции, реакции сопровождаются резким поправением «средних» либеральных партий, заигрывавших в период подъема революций с лозунгом «свободы», они выявляют — что произошло в России особенно быстро — свою «имманентную контрреволюционность». «Последний кадетский съезд, — отмечал на IV конференции РСДРП в ноябре 1907 г. Ленин, — окончательно сорвал все фиговые листочки, которыми прикрывались господа Милюковы, и является крупным политическим событием, ибо кадеты с циничной откровенностью заявляли, что... "с врагами слева" станут бороться». А вот еще одно наблюдение Ленина за эволюцией российского либерализма в годы революции: «Русский либерализм за три года пережил ту эволюцию, которая потребовала в Германии свыше тридцати лет, а во Франции даже свыше ста лет, эволюцию от сторонника свободы к безвольному и подлому пособнику абсолютизма»³.

В идеологической борьбе в России кредо отшатнувшихся от революции партий лучше всего выразил знаменитый сборник «Вехи», изданный в 1909 г. в Москве Н. Бердяевым, С. Булгаковым, М. Гершензоном, Б. Кистяковским, П. Струве, А. Изгоевым. Ленин неоднократно употреблял термин «веховство» для характеристики позиции всего контрреволюционного русского буржуазно-помещичьего либерализма. Основные политические лозунги веховства — «враг слева», «лучше реакция, чем революция».

Из поражения революции 1905 — 1907 гг. веховцы сделали вывод о ненужности и «греховности» революций вообще. Их давний диагноз «болезни» гласил: «...легион бесов вошел в гигантское тело России», ее надо лечить религией, мистикой. «Историческую нетерпеливость» революционеров веховцы предлагали сменить на «дисциплину послушания», героизм на «спасительное покаяние» и «здоровое христианское смирение». Они призывали вообще отказаться от «объяснения зла внешним устройством человеческого общежития», лозунгу классовой борьбы за социальную справедливость веховцы противопоставили принцип «защиты личности», ее спасение «в своем внутреннем духовном мире». И одновременно они сделали признание, редкое по откровенности: «Каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, — бояться его мы должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной»⁴.

«Вехи» вызвали восторг в лагере реакции (архиепископ Волынский назвал их выход «праздником») и возмущение в лагере демократов. От авторов «Вех» поспешили отмежеваться даже кадеты (сб. «Интеллигенция в России», 1910). Ленин, показывая действительную сущность «Вех» как «энциклопедии либерального ренегатства», разоблачал лицемерный характер полемики кадетов с веховцами. Он писал, что « "Вехи "выразили несомненную суть современного кадетизма»⁵.

Лагерь социал-демократии в период реакции понес существенные потери в кадрах (отлив «неустойчивых» революционеров) и испытал попытки политико-идеологической ревизии марксизма: на сцену выступили меньшевики-ликвидаторы и небольшая часть большевиков-отзовистов. Первые пошли походом против подпольной деятельности партии и защищали идею «конституционного характера» наступившего кризиса, якобы позволяющего создать в России легальную партию социал-демократии западного типа. Вторые продолжали выдвигать в качестве лозунга дня бойкот Государственной Думы, добивались отзыва из нее социал-демократической фракции. В.И. Ленин характеризовал «отзовизм» как «идейное ликвидаторство слева», как «меньшевизм наизнанку»⁶.

Отметим и такой парадоксальный факт: революция 1905 — 1907 гг., несмотря на ее поражение, заставила царизм пойти все же по пути развития политического строя России в буржуазном направлении к конституционной монархии и буржуазным аграрным преобразованиям. В.И. Ленин тщательнейшим образом проанализировал эти сдвиги, достигнутые также благодаря «полупобедам» и «четверть-победам» пролетариата в революции. Обратимся к этой части его наследия.

Ленин о Думе и аграрной реформе Столыпина

Среди исторической литературы «постперестроечного периода» наше внимание привлекла книга А.Ф. Смирнова «Государственная Дума Российской Империи 1906-1917». М., 1998.

Автор прослеживает в числе других сюжетов отношение Ленина к первой (виттевской) и второй, и третьей (столыпинским) Думам. В отношении первой В.И. Ленин был поначалу одним из самых энергичных сторонников полного ее бойкота, «он считал, что революционное движение даже после кровавой Пресни, скорее находится на стадии подъема, нежели упадка». Но вскоре наступило прозрение — столыпинская реакция перечеркнула революционную перспективу.

«Программа Столыпина, — пишет автор, — имела для России огромное значение. Но в мутных волнах политических раздоров оппоненты Столыпина не сумели оценить ее истинное значение. Во многом благодаря его твердой политике осенью 1906 г. наступило умиротворение и продолжение тактики бойкота Думы могло лишь дезорганизовать ряды революционеров.

Одним из первых это понял Ленин. В октябре 1906 г. ему стало ясно; революция находится на спаде. Поняв это, он немедленно сделал вывод и совершил крутой поворот в своей политике. Еще в конце сентября 1906 г., после неудачи Свеаборгского и Кронштадского восстаний, он писал, что «мы стоим» «перед бурей» и «накануне великой борьбы» твердо веря, что восстание неминуемо; он исключал Думу из своих политических расчетов. Но уже в октябре Ленин написал статью по поводу бойкота выборов в Думу, в которой объявил, что левое крыло социал-демократов должно пересмотреть вопрос о бойкоте. Его заключение состояло в том, что теперь как раз настало время, когда революционные социал-демократы должны перестать быть бойкотистами»...

«Пересмотр политики бойкота Думы ясно доказывал, что в Ленине наряду с его лево-радикальными убеждениями, уживался трезвый реализм, поразительное умение немедленно оценивать быстро изменившуюся ситуацию и уточнять в соответствии с нею тактику и стратегию... Он решил использовать Думу как платформу для пропаганды, как своего рода политический рупор. С думской трибуны делегаты произносили речи, за которые вне Таврического дворца сурово наказывали»⁷.

Верно оценив «трезвый реализм» Ленина, автор вместе с тем сделал ошибки хронологического порядка и явно упростил ленинскую позицию.

Свою первую статью об отказе от бойкота Ленин написал не в октябре, а в середине августа 1906 г. «История показала, — писал он, — что, когда собирается Дума (речь шла о выборах во вторую столыпинскую думу. — Е.П.), то является возможность полезной агитации: изнутри ее и около нее; — что тактика сближения с революционным крестьянством против кадетов возможна внутри Думы. Это кажется парадоксом, но такова, несомненно, ирония истории: именно кадетская (разогнанная правительством первая виттевская. — Е.П.) Дума особенно наглядно показала массам правильность "антикадетской", скажем для краткости тактики (ее вела небольшая группа социал-демократических депутатов, все же попавшая в первую Думу. — Е.П.). История беспощадно опровергла все конституционные иллюзии и всю "веру в Думу", но история безусловно показала известную, хотя и скромную пользу такого учреждения для революции, как трибуны для агитации, для разоблачения истинного "нутра" политических партий и т. д.»⁸.

К тому же, признаки усиления реакции и возможность спада революционной волны Ленин заметил еще в июне — июле 1906 г. (см. его статью «Реакция начинает вооруженную борьбу».) «Пока держится старая власть и держит в своих руках всю громадную машину государственного управления, — писал он, — до тех пор нельзя и говорить серьезно о значении народного представительства, о возможности удовлетворить наболевшие нужды людей. Начались заседания Госдумы, полились особенно бурным потоком либерально-буржуазные речи о мирном и конституционном пути — начались и стали все усиливаться организуемые агентами правительства избиения мирных демонстрантов, поджоги домов с народными собраниями, наконец, прямые погромы.

А крестьянское движение растет. Забастовки становятся все острее, все чаще и шире. Самые отсталые военные части, пехота в провинции, казачество приходят в волнение.

Слишком много горючего в русской жизни»⁹.

Из этой ситуации схватки реакции с восставшим народом было два выхода: либо подавление народного протеста, либо победоносное народное восстание. И пока для последнего оставался хоть одни шанс, Ленин не отбрасывает призывов к народной революции. Он писал еще в женевской газете «Вперед» (январь — март 1905 г.) и затем в статье «Кризис меньшевизма» от 7 декабря 1906 г.: «возможно, что революция кончится конституционным выкидышем. Как сторонники и идеологи революционного пролетариата, мы выполним свой долг до конца, — мы через все измены и подлости либералов, через все шатания, через всю робость мелких буржуа пронесем наши революционные лозунги, — мы исчерпаем действительно до конца все революционные возможности, мы будем гордиться тем, что первые вступили на путь восстания и последние покинули этот путь, если он на самом деле стал невозможен»¹⁰.

Именно поэтому, что мы видим у Ленина ставку на подготовку к народному восстанию даже в мае 1907 г. — как раз накануне третьеиюньского контрреволюционного переворота, — он ставил задачей «доведение до конца демократической революции в России»(!)¹¹.

Далее, мы бы не согласились с тезисом А.Ф. Смирнова, что Ленин сразу, чуть ли не в октябре 1906 г., понял суть столыпинской реформы. В марте 1907 г. Ленин сообщал в газете «Пролетарий» о событиях в России: «В деревне нет налицо ярких, сразу бросающихся в глаза событий, вроде локаутов, но уже такие меры правительства, как ноябрьские аграрные законы («подкуп крестьянской буржуазии»), свидетельствуют, что борьба обостряется, что помещики вынуждены направлять все усилия на раскол крестьянства для ослабления общекрестьянского натиска» В той же статье «Платформа революционной социал-демократии» мы находим такой броский образ: «Столыпинская военно-полевая репрессия и кадетские "реформы", это — две руки одного угнетателя»¹².

Здесь еще много неточностей; о происходившем в деревне Ленин информирован пока что плохо. 9 ноября 1906 г. по 87-й статье Основного закона, не ожидая созыва Думы, Столыпин издал носивший — судя по сугубо бюрократическому названию — вроде бы второстепенный указ «О дополнении некоторых постановлений действующего закона, касающихся крестьянского землевладения и землепользования» (после прохождения его через Государственную Думу и Государственный Совет он будет называться законом 14 июня 1910 г.), а также указ 15(28) ноября 1906 г. «О выдаче Крестьянским поземельным банком ссуд под залог надельных земель». Эти законы предоставляли крестьянам право закрепления их наделов в личную собственность и право выхода из общины на отруба и хутора при получении через Крестьянский банк субсидий на приобретение земли. Таким образом, в деревне при сохранении в целости помещичьей собственности на землю насильственно разрушалась крестьянская община и создавались условия для появления кулачества среди «крепких крестьян» и для разорения массы владельцев наделов-бедняков, появления «свободных» рабочих рук.

«"Отсрочка" старому порядку и старому крепостническому земледелию, данная Столыпиным, — подытожил позднее эти акции Ленин, — состоит в том, что открыт еще один и притом последний клапан, который можно было открыть, не экспроприируя всего помещичьего землевладения. Открыт клапан и выпущен несколько пар — тем, что часть совершенно обнищавших крестьян «укрепили» свои наделы в личную собственность и продали их, превратившись из пролетариев с наделом в чистых пролетариев, — далее, тем, что часть зажиточных крестьян, укрепив свои наделы и иногда устроившись на отрубах, поставили еще более прочное капиталистическое хозяйство, чем прежде»¹³.

Если учесть, что на общинном праве в Европейской части России землей владели 9,5 млн. дворов и что за 9 лет — с 1907 по 1915 г. — вышло из общины около 2 1/2 млн. крестьянских дворов, то можно сделать вывод, что реформы охватили почти 1/4 часть крестьянства.

Тем временем произошли и кардинальные изменения в надстройке страны: «непослушные» Думы были заменены послушной. К началу 1907 г. и II Дума доживала свои последние дни. Убедившись, что в ее рамках примирение крестьян с помещиками не состоится, охранка прибегла к прямой провокации. Был сфабрикован «военный заговор» в рядах социал-демократической фракции, жандармы потребовали немедленного ареста 16 из ее депутатов. Государственная Дума создала комиссию — с поручением срочно разобраться с обвинением. Не дожидаясь окончания ее работы, правительство в ночь на 3 июня 1907 г. арестовало и предало суду социал-демократическую фракцию, а саму Думу — распустило. В нарушение «Основных законов» был опубликован новый избирательный закон. Из трех представленных царю проектов закона царь выбрал тот, который получил прозвище «бесстыжего». Согласно ему в III Думу прошли в основном консервативные «октябристы», которые в зависимости от блока с «правыми» или с «кадетами» давали правительству вполне послушное то «правое», то «левое» большинство.

Ленин, ушедший в декабре 1907 г. в свою вторую эмиграцию, оценил этот особый период развития царизма как этап по пути превращения его в буржуазную монархию, как этап буржуазно-черносотенного парламентаризма, как этап буржуазной политики царизма в деревне.

Сочетание самой оголтелой реакции с политикой «реформ» было характерной чертой момента. «В Думе правительство, стоящее за октябристами, — писал Ленин в статье «Третья Государственная Дума и социал-демократия», — хотят вести двойную игру. Правительство, усиливая свои преследования, завоевывая Россию штыком, виселицей, тюрьмой, ссылкой, хочет изобразить из себя сторонника реформ. Кадеты, на деле обнявшись с октябристами, стараются показать, что они действительные защитники свободы. И те и другие хотят обмануть народ и задушить революцию»¹⁴.

В статье «Новая аграрная политика» (февраль 1908 г.) Ленин принципиально оценил вступление помещичьей монархии на новый путь аграрной политики.

«Знаменитые внедумские указы по 87-й статье — 9 ноября 1906 г. и следующие за ним — открыли эру новой аграрной политики царского правительства. Во II Думе Столыпин подтвердил ее, правые и октябристские депутаты одобрили ее, кадеты (запуганные собранными в передних камарильи слухами о разгоне Думы) отказались от открытого обсуждения ее. Теперь в III Думе земельная комиссия приняла на днях основное положение закона 9 ноября 1906 г. и пошла дальше, признала частной собственностью крестьян их участки во всех общинах, не производивших передела в течение 24 лет. На приеме (депутатов III Думы. — Е.П.) 13 февраля глава крепостнически-помещичьей России громогласно одобрил эту политику, прикрикнув, — явно для сведения беспартийных крестьян, — что он не утвердит никогда никакого закона о принудительном отчуждении в пользу крестьянства.

Окончательный переход правительства царя, помещиков и крупной буржуазии (октябристов) на сторону новой аграрной политики имел огромное историческое значение. Судьбы буржуазной революции в России, — не только настоящей революции, но и возможных в дальнейшем демократических революций, — зависят больше всего от успеха или неуспеха этой политики», — писал Ленин¹⁵.

Ленин так разъяснял «сущность поворота». В течение всего XIX в. крепостники-помещики, главенствующий класс в обществе, вел в общем и целом политику «охранения» старых общинных порядков крестьянского землевладения. К XX в. развитие капитализма подточило эти порядки. «Диалектика истории сделала то, что крестьянство, — которое в других странах при сколько-нибудь упорядоченном (с точки зрения требований капитализма) земельном строе является опорой порядка, — в России выступило во время революции с самыми разрушительными требованиями вплоть до конфискации помещичьих земель и национализации земли (трудовики I и II Думы)»¹⁶.

Капитализм в России не может развиваться дальше, не ломая полукрепостнического аграрного строя в деревне, «и он сломит его неминуемо и неизбежно; нет такой силы на земле, которая могла бы помешать этому». Но этот строй может быть сломан двояко: «по-помещичьи или по-крестьянски», расчистив путь «помещичьему или крестьянскому капитализму».

И вот правительство контрреволюции поняло это положение. Столыпин правильно понял дело: без ломки старого землевладения нельзя обеспечить хозяйственное развитие России. Столыпин и помещики смело вступили на революционный путь, ломая самым беспощадным образом старые порядки, отдавая всецело на поток и разграбление помещикам и кулакам крестьянские массы¹⁷.

В других работах 1908 — 1909 гг. Ленин подчеркнет «громадную разницу» двух путей — помещичьей и крестьянской ломки «с точки зрения быстроты общественного развития, роста производительных сил и наибольшего соблюдения интересов массы» и назовет первый путь — «прусским», второй — «американским».

Вопрос о том, какой класс и в какой форме произведет «необходимую для нас ломку», отмечал Ленин, еще не решен в России, он только поставлен борьбой классов. «И эта же борьба классов определит, каким образом будет решена эта задача»¹⁸.

Второй, американский путь развития Ленин связывал с национализацией земли. «Если смотреть объективно, — писал он, полемизируя с меньшевистской программой муниципализации земли, — вопрос поставлен таким и только таким образом: будет ли Столыпин (т. е. помещики и самодержавие) приспособлять старую собственность на землю к капитализму, или же это будут делать сами крестьянские массы, свергнув власть помещиков и царя... Мыслимо ли это революционное уничтожение помещичьей собственности при сохранении старой надельной собственности крестьян? Нет, это немыслимо, и крестьянские депутаты в обеих Думах доказали, что это невозможно. Они доказали это тем, что создали политический тип крестьянства всей России во время буржуазной революции: тип трудовика, требующего национализации земель... желающего смести и помещичью и надельную собственность на землю»¹⁹.

Ленинская оценка текущего момента

Для выявления тех объективных перемен, которые произошли в классовой группировке и в политическом соотношении сил России с 1904 по 1908 г. особенно важна статья Ленина «Об оценке текущего момента», подготовленная для предстоящей Всероссийской конференции РСДПР. Основные перемены можно свести, по его мнению, к пяти:

1) Аграрная политика самодержавия в крестьянском вопросе принципиально сильно передвинулась: поддержка и укрепление старой общины сменилась политикой ускоренного полицейского разрушения и ограбления ее.

2) Представительство черносотенного дворянства и крупной буржуазии сделало громадный шаг вперед: вместо прежних местных выборных комитетов дворян и купцов и разрозненных попыток создания их всероссийского объединения, имеется единый представительный орган — Государственная Дума, в которой указанным классам обеспечено полнейшее преобладание, при сведении на роль придатка и привеска в этом якобы «конституционном» учреждении, призванном укрепить самодержавие, представительства либеральных профессий, не говоря уже о крестьянстве и пролетариате.

3) Классы в открытой политической борьбе впервые размежевались и определились в России за это время: политические партии открыто или наполовину тайно существуют теперь, выражают с невиданной точностью интересы и точки зрения классов, которые за три года созрели во сто раз больше, чем за предыдущие полвека; все закончили «утробный» период своего развития и на много-много лет вперед определял и — не словами, а фактами и действиями масс — свою натуру (черносотенное дворянство, национал-«либеральная» буржуазия, мелкобуржуазная демократия — трудовики с их левым небольшим крылом эсеров, пролетарская социал-демократия).

4) То, что до революции именовалось либеральным и либерально-народническим «обществом», «просвещенной» частью нации, интеллигентской «оппозицией» — все это заняло по отношению к массовой борьбе социалистического пролетариата и демократического крестьянства контрреволюционную позицию, что не замечают и замалчивают наши меньшевики.

5) Миллионы населения приобрели практический опыт в самых разнообразных акциях массовой непосредственно революционной борьбы, вплоть до «всеобщей стачки», изгнания помещиков, сожжения их усадеб, открытого вооруженного восстания. Учет этого опыта массами, диалектики творимой ими истории — невидный, тяжелый и медленный процесс, играющий гораздо более важную роль, чем многие явления на поверхности политической жизни государства, «соблазняющие младенцев не только младенческого в политике, но иногда и очень изрядного возраста». Выступила воочию руководящая роль пролетариата но всей революции и на всех поприщах борьбы.

«Таковы объективные перемены, вырывшие пропасть между дооктябрьской (имеется в виду Россия октября 1905 г. — Е.П.) и современной Россией. Таковы итоги трех лет богатейшего по своему содержанию периода нашей истории, — разумеется итоги, так сказать суммарные, поскольку можно в нескольких словах наметить самое главное и наиболее существенное»²⁰.

К чему обязывают нас эти итоги в области тактики? — ставит Ленин следующий вопрос.

Перемена аграрной политики самодержавия имеет «чрезвычайно большое значение» для такой «крестьянской» страны, как Россия. Эта перемена не случайность, не колебание курса министерств, не измышление бюрократии. Это глубочайший «сдвиг» в сторону аграрного бонапартизма, в сторону либеральной (в экономическом смысле слова, т. е. буржуазной) политики в области крестьянских поземельных отношений. «Бонапартизм есть лавирование монархии, потерявшей свою старую, патриархальную или феодальную, простую и сплошную, опору, — монархии, которая принуждена эквилибрировать, чтобы не упасть, — заигрывать, чтобы управлять, — подкупать, чтобы нравится, — брататься с подонками общества, с прямыми ворами и жуликами, чтобы держаться не только на штыке. Бонапартизм есть объективно-неизбежная, прослеженная Марксом и Энгельсом на целом ряде фактов новейшей истории Европы, эволюция монархии во всякой буржуазной стране...»²¹ Аграрный бонапартизм Столыпина не мог бы даже родиться, а не то что продержаться вот уже два года, если бы внутри общины не складывались капиталистические элементы, с которыми можно начать заигрывать, которым можно сказать: «обогащайтесь!», «грабь общину, но поддержи меня!». Поэтому ошибкой была бы любая оценка столыпинской политики, не учитывающая ее бонапартистских приемов с одной стороны, и ее буржуазной (либеральной) сущности, с другой.

Поэтому ничего не стоит плач кадетов по поводу насильственной ломки «исконных устоев» нашего деревенского быта. «Борьба идет, — хотя этого не сознают очень и очень многие из ее участников, — только из-за того, будет ли это насилие насилием помещичьей монархии над крестьянами или крестьянской республики над помещиками. В обоих случаях неизбежна буржуазная, а не иная какая-либо, аграрная революция в России, но в первом случае медленная и мучительная, во втором быстрая, широкая и свободная».

Второму типу буржуазной эволюции соответствует аграрная программа социал-демократов, не там, где говорятся о несуразной «муниципализации», а о «конфискации всех помещичьих земель». После опыта трех лет только разве среди меньшевиков могут найтись люди, не видящие связь борьбы за эту конфискацию с борьбой за республику²².

Что касается Думы, то это черносотенно-«конституционное» учреждение также представляет из себя развитие абсолютной монархии по пути бонапартизма. Это отражается и на современном избирательном законе, нарушившем «Основные законы», и на подделанном большинстве черносотенцев и октябристов, и на игре в подражание Европе, и на погоне за займами, расход которых лежит вне контроля Думы и «на полном игнорировании самодержавием в его деловой политике всех прений и решений Думы... Самодержавие хотели прикрыть, приодеть, принарядить посредством Думы; на деле черносотенно-октябристская Дума с каждым днем своего существования все более раскрывает, разоблачает, обнажает истинный характер нашей государственной власти, ее настоящие классовые опоры и ее бонапартизм»²³. Ныне самодержавие своей III Думой показывает народу на опыте, с какой «конституцией» может оно примириться, приближая этим более широкую борьбу против самодержавия. Поэтому лозунг «Долой Думу» означал бы сосредоточение главной борьбы на учреждении несамостоятельном, не решающем, не играющем самой главной роли. Такой лозунг неверен, верны старые лозунги «долой самодержавие» и «да здравствует Учредительное собрание», ибо именно самодержавие продолжает оставаться действительно властью, действительной опорой и оплотом реакции.

Ленин недаром выступил и против участия социал-демократической фракции в голосовании за расширение бюджетных прав в Думе: «Практическое реформаторство не могло быть в данное время и при данной обстановке целью демократа, ибо, во-1-х, ясна невозможность реформ на почве данных основных законов о бюджетных правах Думы, no-2-x, нелепо было бы предлагать для Думы черносотенных зубров и московских купцов расширение ее прав, прав такой Думы... Мы не отрицаем, конечно, возможности и необходимости иногда для демократа и для социал-демократа возбуждать вопрос именно о частичной реформе. Но, в такой Думе, как III, в такой момент, как настоящий, по такому вопросу, как бюджетные права, изуродованные до смешного неприкосновенными основными законами это было бы нелепо»²⁴.

Далее, считал Ленин, во всех рассуждениях о современном отношении политических сил, о его направлении и изменении надо считаться с конкретными данными накопившегося исторического опыта, а не с абстрактными «общими рассуждениями». «Отдельные партии могут прятаться в подполье, не давать о себе знать, исчезать с политической авансцены, но при малейшем оживлении основные силы вновь проявят себя, может быть в измененной форме, но непременно с тем же самым характером и направлением деятельности, пока не решены объективные задачи потерпевшей то или иное поражение революции»²⁵.

Наша задача, утверждает Ленин, теперь не в том, чтобы сочинять какие-то новые лозунги, а в укреплении нелегальной партийной организации (вопреки вою меньшевиков, хоронящих ее) и в развитии широкой революционно-социал-демократической агитации, которая сплотит партию с массами пролетариата и мобилизует эти массы.

О большевистском и меньшевистском подходе к политическим партиям в царской Думе

В период столыпинской реакции Ленин в целом ряде своих выступлений, статей, набросков ставит в связи с крупным сдвигом в политике царизма проблему подхода к политическим партиям вообще и в царской Думе в частности²⁶. В ответ меньшевики издают работу Л. Мартова «Политические партии в России» (1906) и печатают специальную резолюцию по данной проблеме в №12 «Народной Думы» от 24 марта 1907 г.

Основа ленинского отношения ко всем событиям революции 1905 — 1907 гг. в России и столыпинской реакции, к «раскладу» всех политических партий в России этого периода — сугубо классовый подход. Он кажется на первый взгляд «огрубляющим» процессы возникновения и умирания тех или иных партий, фракций и расхождений. Скажем, все многообразие партий и фракций в I, II и III Думах Ленин сводит к пяти типам, не обращая внимания на мелкие партии и оттенки: черносотенцы («Союз русского народа», монархисты и пр.); октябристы (собственно октябристы, мирнообновленцы, партия демократических реформ); кадеты (собственно кадеты, свободомыслящие, радикалы); трудовики (трудовые народные социалисты, максималисты, эсеры); социал-демократы (большевики и меньшевики). Казалось бы, ближе к истине мартовская классификация партий, защищаемая в брошюре «Политические партии России» (1906).

«В отличие от Ленина, — пишет СВ. Тютюкин, — для которого главным критерием в этом вопросе было отражение той или иной партией интересов определенного общественного класса, для Мартова этот признак не являлся главным, поскольку были партии, служившие сразу нескольким социальным слоям или претендовавшие на выражение интересов всей нации в целом. Сплошь и рядом политические партии сознательно затушевывали свою связь с тем или иным классом, открещивались от нее, считая ее атавизмом. Поэтому Мартов, не сбрасывая полностью со счетов фактор классового интереса, предпочитал систематизировать партии, исходя из их отношения к самодержавной системе». Соответственно меньшевики поддерживали партии, выступавшие против самодержавия, не исключая, а предполагая союз с кадетами²⁷.

Этот подход меньшевики подтвердили в резолюции, напечатанной в №12 «Народной Думы» от 24 марта 1907 г. В мотивировочной части указывался «ряд задач общих у пролетариата с буржуазной демократией». Далее говорилось о необходимости для пролетариата «комбинировать свои действия с действиями других общественных классов и групп», двигать вперед «всю буржуазную демократию страны», придерживаясь «реализма» и отбрасывая «крестьянские иллюзии мелкобуржуазного революционаризма и аграрных утопий».

«Это, — говорил Ленин на V съезде, — резолюция о партиях без партий. Это резолюция для определения нашего отношения — ровно ничем не определяющая нашего отношения к различным партиям. Руководствоваться такой резолюцией нельзя, ибо она оставляет полнейший простор "комбинировать" что угодно и как угодно. Эта резолюция никого не стесняет; она — самая "либеральная" резолюция в полном смысле этого слова. Ее можно толковать и вкось и вкривь. Но марксизма в ней нет ни грана. Основные положения марксизма забыты здесь настолько основательно, что любой левый кадет подписал бы такую резолюцию. Возьмите ее главные пункты: "общие задачи" пролетариата и буржуазной демократии... Разве не об этом кричит вся либеральная печать?... — Необходимость "комбинирования" — этого как раз требуют кадеты...»²⁸

«По взгляду большевиков, — дополнял эту аргументацию Ленин в статье «Отношение к буржуазным партиям», — на пролетариат ложится активная задача довести до конца буржуазно-демократическую революцию, быть вождем ее. Возможно это лишь при том условии, если пролетариату удастся повести за собой массы демократической мелкой буржуазии, особенно крестьянства в борьбе с самодержавием и с предательской либеральной буржуазией...

Меньшевики склонялись к взгляду, что в буржуазной революции двигателем и определителем ее должна быть буржуазия. Пролетариат руководить буржуазной революцией не может, он должен выполнять лишь роль крайней оппозиции, не стремясь к завоеванию власти. Идею революционной демократической диктатуры пролетариата и крестьянства меньшевики самым решительным образом отвергали»²⁹.

Наглядный классовый анализ партий, заседающих в III Думе, дает статья Ленина «Аграрные прения в III Думе» от 1(14) декабря 1908 г. Приведем из нее несколько выдержек.

«Простоватый г. Балаклеев наивно выразил... общий дух всех правых речей. Сказавши, что, конечно, указ 9 ноября нельзя отвергнуть, ибо он выражает высочайшую волю, он вместе с тем заявил: "Гг. члены Государственной Думы! Мы живем во время революции, которая, по моему глубокому убеждению, далеко еще не закончилась... Воображение рисует самые мрачные картины, но наш долг в том, чтобы не поддерживать в народе смуту и раздор"».

Речи кадетов отличало стремление «примирить непримиримое, усесться между двух стульев». Красной нитью чрез все кадетские речи проходит спор против закона 9 ноября с точки зрения «осторожности»... Нападать на Столыпина за «неосторожность» его аграрной политики, — пишет Ленин, — значит проституироваться, предлагаться на должность таких исполнителей этой самой политики, которые сумели бы «осторожно» выполнить то же самое дело, т. е. провести ту же помещичью сущность подложным флагом «конституционного демократизма», провести не путем одного насилия, а также и путем обмана крестьян» (не надо возмущаться предлагаемым нами «принудительным отчуждением» помещичьих земель, ведь определять, какие земли подлежат отчуждению будут комиссии, состоящие наполовину из крестьян, наполовину из помещиков плюс «нейтральный» представитель — председатель комиссии, назначаемый правительством. Затем все это прошло бы через Государственную Думу и Государственный совет (именно!) «и после их переработки» (т. е. после повторной урезки «реформы») дошло бы до «высочайшей санкции» — «вспомните последовательное сокращение размеров надела подобными же высшими инстанциями в 1861 г.» — напоминает Ленин. «Результатом этой планомерной работы, — уверяет кадет, — было бы истинное удовлетворение настоящих нужд населения и связанное с ним успокоение и сохранение культурных хозяйств, которые партия народной свободы никогда без крайней необходимости не желала разрушать».

Типичный правый крестьянин Сторчак начинает свою речь с воспроизведения слов Николая 11 о «священных правах собственности», недопустимости их «нарушения» и т. д. Сторчак продолжает: «дай бог государю здоровья. Он хорошо сказал для всего народа» и кончает так: «А если сказал государь, чтобы была правда и порядок, то, конечно, если я сижу на 3 десятинах земли, а рядом 30 000 десятин, то это не есть порядок и правда!!» Если Сторчак и некоторые другие его сторонники выступают бессознательно, стихийно, сами боясь не только договорить до конца, но даже и додумать то, что из их слов и предложений следует, то «трудовики в III Думе выражают дух массовой борьбы крестьян прямо и открыто».

«Вот Кропотов, депутат от Вятской губ. "Мои избиратели мне говорили о том, что закон 9 ноября — помещичий закон... Мои избиратели задавали такие вот вопросы: отчего это делается насильственно? Наказывали мне избиратели: скажи ты в Госдуме, что так жить больше нельзя... И только начинают его (закон 9/XI) применять в нашей местности, как у новых помещиков, как говорят наши крестьяне, горят дома..." Все дело в том, чтобы вознаградить помещиков... Чтобы быть справедливым, нужно обложить единственным налогом землю, и тогда она окажется у трудящихся масс, и тогда будет незавидно: кто не хочет работать, тот не будет платить...»

«Сколько неиспытанных еще в борьбе сил, сколько стремления к борьбе в этой наивной речи! Желая избегнуть "принудительного отчуждения" Кропотов на деле предлагает меру, которая равняется конфискации помещичьих земель и национализации всей земли!»³⁰.

Пересмотр Лениным некоторых прежних своих оценок

Начиная с времен столыпинской реформы аграрный вопрос становится в центр исследований Ленина. Но именно статьи по аграрному вопросу задерживаются цензурой. Ленин все же находит выход — как информировать о своих выводах читателя. Под странными псевдонимами: Силин, Р.С., он печатает крохотные заметки «Землевладение в Европейской России», «Сущность аграрного вопроса в России» и др., где приводятся следующие статистические данные и следующие выводы: «Земля в Европейской России распределяется так, что крупнейшие помещики, имеющие свыше 500 дес, владеют 70-ю миллионами десятин, причем число этих помещиков не достигает и 30-ти тысяч.

Громадное же большинство крестьян, именно десять с половиной миллионов семей, из всего числа 13 миллионов крестьянских семей, имеют 75 миллионов десятин земли.

Средний размер крупнейшего помещичьего имения — 2 200 десятин. Средний размер мелкого крестьянского участка — семь десятин.

Если бы земли тридцати тысяч крупнейших владельцев перешли к десяти миллионам крестьянских дворов, то землевладение этих дворов почти удвоилось бы.

Какие отношения по хозяйству между помещиками и крестьянами вытекают из такого распределения земли, об этом в следующий раз». В следующий раз Р.С. делает вывод, что свои латифундии помещики не могли обрабатывать за счет найма свободных рабочих рук, они в массе прибегали к отработкам — по сути своей к барщинным отношениям. Следует такое заключение: «Но чисто капиталистические отношения придавлены у нас в громадных размерах отношениями крепостническими», независимо от судеб общины. И еще: «Крепостническим является не только помещичье, но и крестьянское землевладение». «Из цивилизованных стран только в России наблюдается борьба крестьян за переход к ним земель крупного землевладения»³¹.

Обозначим следующий пункт ревизии Лениным своих прежних представлений о чуть ли не завершенности капиталистического развития в России. Хорошо известны в литературе такие, мы бы сказали, «промежуточные» формулы Ленина, которые касаются экономики России: «сравнительно развитый капитализм в промышленности и чудовищная отсталость в деревне», или «самое отсталое землевладение, самая дикая деревня — самый передовой промышленный и финансовый капитализм»³². А вот оценки более поздних работ: промышленный капитализм оценивается уже куда как скромнее. Ленин обобщает данные статистики: «...Россия остается невероятно, невиданно отсталой страной, нищей и полудикой, оборудованной современными орудиями производства вчетверо хуже Англии, впятеро хуже Германии, вдесятеро хуже Америки»³³. В годы Первой мировой войны Ленин сочтет Россию страной «средне-слабого развития капитализма»³⁴.

Тем большие надежды в период второй эмиграции (1908 — 1917) Ленин связываете грядущим, как ему кажется, «социализмом» Запада. Рассмотрим детально политическую деятельность Ленина в этот период, его теоретические работы, новые планы...

Примечания:

¹ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 17. С. 37-38.

² Зырянов П.Н. Столыпин. Политический портрет. М., 1992. С. 34 — 36.

³ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 16. С. 170, 459.

⁴ Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. М., 1909. С. 2, 8, 9, 36, 39, 53, 55, 68, 75, 89, 95 и др.

⁵ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 19. С. 167-168.

⁶ Там же. Т. 17. С. 367. Т. 19. С. 48.

⁷ Смирнов А.Ф. Государственная Дума Российской Империи 1906 — 1917. М., 1998. С. 177, 260.

⁸ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 13. С.343.

⁹ Там же. С. 198.

¹⁰ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 14. С.169.

¹¹ Там же. Т. 15. С. 367.

¹² Там же. С. 81, 83.

¹³ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 22. С.18-19.

¹⁴ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 16. С. 180.

¹⁵ Там же. С. 422-423.

¹⁶ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 16. С.423.

¹⁷ См.: Там же. С.423-424.

¹⁸ Там же. Т. 17. С.119, 129, 137, 150 и др.

¹⁹ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 17. С.266, 267, 268.

²⁰ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 17. С. 271-273.

²¹ Там же. С. 273-274.

²² Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 17.C. 274-275.

²³ Там же. С. 276.

²⁴ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 16. С. 445.

²⁵ Там же. Т. 17. С. 279.

²⁶ См.: Опыт классификации русских политических партий //Ленин В.И. Полн. собр.соч. Т. 14. С. 21 — 27; Об отношении к буржуазны партиям // Там же. Т. 15. С. 4 — 6; Доклад об отношении к буржуазным партиям 12(25) мая 1907 г. на V съезде РСДРП // Там же. С. 330 — 334; Аграрные прения в 111 Думе // Там же. Т. 17. С. 308 — 322.

²⁷ Тютюкин С. В. Меньшевизм: страницы истории. С. 201.

²⁸ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 17. С. 335.

²⁹ Там же. Т. 17. С. 369-370.

³⁰ См.: Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 17. С. 317.

³¹ Там же. С. 266. 306-310.

³² Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 16. С. 301, 417.

³³ Там же. Т. 23. С. 20, 360.

³⁴ Ленинский сборник. XV. С.425.