Книги о Ленине

Глава 5

Спровоцированная царизмом революция 1905-1907 гг. в России

Предпосылки первой российской революции

Мир на переломе XIX — XX вв. делился примерно (грани в обществе относительны) на три группы государств: вырвавшиеся вперед страны развитого капиталистического «первого эшелона»; группа стран догоняющего развития — «второго эшелона», шедшего вслед за первым; порабощенные развитыми странами колониальные и зависимые страны — «третий эшелон». Ко «второму эшелону» принадлежала и Россия, переживавшая с времен «крестьянской реформы» 1861 г. процесс капитализация своей страны.

Добавим теперь к анализу этого процесса, данному выше, анализ положения трудящихся классов страны, а также правящих классов и интеллигенции.

Положение российского рабочего класса, еще не вполне порвавшего с деревней, было наихудшим в Европе. Открытая К. Марксом в «Капитале» тенденция к возрастанию массы нищеты, угнетения, рабства, вырождения, эксплуатации, свойственная капиталистическому способу производства, действовала беспрепятственно в обуржуазивавшейся царской России с ее феодально-полицейскими порядками, исключавшими возможность открытой борьбы рабочих за улучшение своего положения. Рабочий день длился 12 — 13 часов (в Европе — 10), заработная плата не позволяла сводить концы с концами. «Отходники» из деревни жили у своих станков, семейные рабочие ютились в кишевших насекомыми казармах, снимали «углы». Рабочих душили штрафами, чернорабочим приходилось прибегать к сверхурочным работам, закладам и займам.

Лишь в начале XX в. в связи с затяжным экономическим кризисом и ухудшением положения рабочих, стал наблюдаться рост рабочего движения. В 1901 г. рабочие поддержали студентов, выступивших против отдачи студентов-киевлян в солдаты за участие в студенческом движении. Первомайские митинги и стачки прошли в 1902 г. в Петербурге, Москве, Киеве, Саратове, Батуми, Сормове и других городах. 1903 г. ознаменовался «златоустовской бойней», когда по приказу губернатора Богдановича солдаты открыли стрельбу по рабочим, требовавшим освобождения уполномоченных, выбранных для переговоров с заводской администрацией; было убито 69 и ранено 250 человек, в том числе женщины и дети. Трехнедельная стачка бакинцев в июле 1903 г. перекинулась на весь Юг России, бастовали рабочие Тифлиса, Киева, Николаева, Ростова-на-Дону, Харькова, Донбасса; всего в стачках приняло участие до 200 тыс. рабочих. Характерно, что в России вообще отсутствовала так называемая «рабочая аристократия» — прослойка, свойственная европейскому пролетариату.

Численность буржуазии в России достигла к концу XIX столетия 1,5 млн. человек. В период «первоначального капиталистического накопления» буржуазия пользовалась способами обмана, махинаций, уголовных преступлений. Цивилизованные формы эксплуатации рабочего класса приживались с трудом, только в третьем-четвертом поколениях династии Коноваловых, Морозовых, Прохоровых, Рябушинских, Путиловых приобрели «европейский лоск», появились буржуа-меценаты и благотворители. Все это сочеталось с полным политическим бесправием буржуазии, она так и не преодолела своего «комплекса неполноценности».

Чисто капиталистические отношения в деревне не сложились, аграрный строй страны носил еще полукрепостнический характер. Крупному помещичьему землевладению (к примеру, 155 земельных магнатов владели 1/5 всего земельного фонда) противостояло мелкое крестьянское землевладение с худшим качеством земель, перенаселением, уменьшением надела с 4,68 десятин в 1861 г., до 2,6 десятин к 1905 г., чересполосицей, нехваткой лугов и пастбищ, почти полным отсутствием лесов. Правительство тщательно сохраняло в деревне общину и круговую поруку, сохранились местные сословные суды и телесные наказания в деревне. Царизм охранял благополучие 300 тыс. помещиков, его мало заботило полуголодное существование миллионов. Правда, в отличие от Центра страны на Юге и Западе быстрее формировалась сельскохозяйственная буржуазия. В Прибалтике, на Правобережной Украине, в Литве и Белоруссии на путь капиталистического развития становилось помещичье землевладение. В целом стоимость дворянских земель Европейской России в начале XX в. на 60% превышала общую массу акционированных капиталов.

Товарность российской деревни к концу XIX в. была относительно высока. Исходя из принципа: «Недоедим, но вывезем», Россия вплоть до Первой мировой войны была крупнейшим экспортером хлеба — экспорт русской пшеницы составлял 36,9% общемирового экспорта. Министерство финансов увеличивало все время налоги на продаваемый крестьянам хлеб, одним из последствий этой политики стал голод в деревне 1891 г. С 1902 по 1917 г. (поданным В.П.Данилова) в стране развернулась, расширяясь, аграрная революция (поджоги усадеб, раздел помещичьих земель и т. п.).

Лица умственного труда составляли в стране лишь 0,36% всего населения, но играли в жизни общества заметную роль.

Характерно, что сам термин «интеллигенция» появился вначале в России, к XX в. интеллигенция включала не только представителей высшего «общества», но и разночинские элементы, занятые в судебных органах, больницах, журналистике. К интеллигенции относили и чиновников, директоров и управляющих банков и довольно значительную прослойку «революционеров по профессии» — само понятие «интеллигент» станет в начале XX в. нарицательной кличкой в устах «черной сотни».

Поразительной в Российской империи была пестрота этнографического состава — здесь проживало более ста народов, не считая малых групп. За рубежом всех россиян называли «русскими», таковых было по переписи 1897 г. 125,6 млн. человек. Плотность населения в разных регионах России была столь же пестрой, как и сам национальный состав населения.

Правительство в национальной политике проводило великодержавные принципы. Государственным языком был русский язык, православие считалось господствующей религией. Культивировалось в отсталых слоях населения пренебрежение к «инородцам», власти добивались «обрусения» окраин Империи; одна только Финляндия приобрела автономию, свою валюту и парламентское правление. Лица иудейского вероисповедания не должны были проживать за «чертой оседлости», был затруднен прием евреев в учебные заведения — что усиливало уход евреев за границу, приток евреев в революционное движение. Неравноправие толкало и другие национальные меньшинства на протест против великодержавной политики; последний подавлялся с помощью вооруженной силы.

Наиболее косным элементом, доставшимся от феодализма обуржуазивающейся России, было самодержавие, в сущности не поддающееся никакой «модернизации». Дом Романовых (великие князья и князья императорской крови) были владельцами 7 413 342 десятин земли, первыми помещиками России, капиталистического хозяйства они не вели, заимствуя 2/3 своих доходов — сотни миллионов рублей из государственной казны. Россия «обходилась» без политических партий, без независимой прессы, парламента — словом, всего, что мешало бы безграничной власти императора, а также приближенной к нему камарильи. Именно такая «камарилья» — «безобразовская», состоявшая из придворных и ряда предпринимателей толкнула царизм на авантюристическую политику на Дальнем Востоке, приведшую к Русско-японской войне. Царь и придворная камарилья были вершиной самого большого в мире бюрократического аппарата, который к началу XX в. насчитывал 436 тыс. чиновников. Становым хребтом системы было Министерство внутренних дел, которому подчинялась вся российская администрация; одной из самых важных функций этого министерства была борьба с революционным движением. Непосредственно эту задачу выполнял Департамент полиции. Жалкие попытки реформировать эту систему при Александре II сменились после цареубийства контрреформами Александра III. После смерти Александр III, последовавшей в 1894 г., российское «общество» надеялось на изменение политики в связи с восшествием на престол Николая II. В адрес нового императора посылалась куча земских петиций, просивших «увенчать» правительственное здание Империи органом, составленным из выборных представителей земств. Но Николай II, получивший в народе после происшедшей еще в ходе коронационных торжеств ходынской давки прозвище «Кровавый», отверг все притязания земств в своем первом же публичном выступлении 17 января 1895 г. Он просто зачитал подготовленный для него мракобесом К.П. Победоносцевым текст: «Мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекшихся бессмысленными мечтами об участии представителей земств в делах внутреннего управления; пусть все знают, — Николай перешел на высокие ноты, — я буду охранять самодержавие так же твердо и неуклонно, как охранял его мой незабвенный покойный родитель».

Человек недалекий, судя по его дневнику, интересовавшийся в основном дворцовыми происшествиями, Николай II, восхваляемый ныне в серии «Жизнь замечательных людей», отличался полной слепотой в отношении проблем, встававших перед обществом, полным отрицанием попыток его реформирования. Решение насущных задач страны пытались взять на себя две организованные в начале века партии: РСДРП (к сожалению, расколотая внутренними противоречиями) и партия социалистов-революционеров (эсеров), перешедшая к индивидуальному террору. Лозунгом обеих революционных партий было: «Долой самодержавие», обе выступали за «социализм» для России, понимая его по-разному и весьма утопически.

Помимо правительственного, реакционного, лагеря и лагеря антиправительственного, революционного, существовал еще промежуточный, либеральный, выступавший как против революции, так и против самодержавного деспотизма. Его правое крыло во главе с председателем Московский земской управы Д.Н. Шиповым выдвинуло лозунг: «Народу мнение, царю — власть». Лишь некоторые из либералов выступали за конституционную монархию, не совещательный, а законодательный выборный орган и введение политических свобод; никто в этом лагере не выдвигал какой-либо социально-экономической программы.

В ответ на речь Николая II от 17 января 1895 г. либералы выпустили за границей несколько нелегальных изданий, водном из них, написанном П.Б. Струве, говорилось: «Вы первый начали борьбу, а мы будем продолжать ее». В 1899 г. земцы организовали нелегальный кружок «Беседа» и приступили к изданию за границей нелегального журнала «Освобождение», первый номер которого вышел летом 1902 г. Сначала в журнале доминировали земцы, затем «либерально-демократическая» интеллигенция, выступавшая за построение в России буржуазного общества «европейского типа».

Заметно оживились земцы-либералы и просто либералы во второй половине 1904 г. после убийства министра внутренних дел В. К. Плеве эсером Е.С. Сазоновым и приходом в министерство князя П.Д. Святополка-Мирского. Начались кратковременные либеральные «послабления»: был разрешен выпуск газеты «Новая жизнь», смягчена цензура и т. п. На нелегальном съезде, происходившем в Петербурге 20 — 22 октября 1904 г., его участники приняли план проведения так называемой «банкетной кампании» в честь сорокалетия принятия судебной реформы 20 ноября 1864 г. На банкетах, прошедших в 34 городах России и охвативших около 50 тыс. человек были приняты разнообразные петиции, начиная от частичных просьб и до дарования конституции. Но уже в конце 1904 г. царизм принял меры «к прекращению всяких сборищ». Близорукий и тупой самодержец, по выражению историка К.Ф. Шацило, буквально «вгонял» страну в революцию, отказываясь идти на малейшие уступки.

В ноябре и декабре редакция меньшевистской «Искры» выпустила рекомендации местным социал-демократическим организациям, констатируя ближайшее превращение России в конституционную страну и советуя рабочим противопоставлять умеренным либеральным требованиям лозунг созыва Учредительного собрания. Тексты резолюций предполагалось оглашать на либеральных собраниях, сопровождая их демонстрациями перед либеральными собраниями и банкетами. В.И. Ленин обрушился на этот план в своей брошюре «Земская кампания и план "Искры"», советуя рабочим предъявлять требования не либералам, а правительству и пропагандировать идею вооруженного восстания. «Дело рабочего класса, — писал он, — расширять и укреплять свою организацию, удесятерять агитацию в массах, пользуясь всяким шатанием правительства, пропагандируя идею восстания, разъясняя необходимость его на примере всех тех половинчатых и заранее осужденных на неуспех «шагов», о которых так много кричат теперь»¹.

Ситуация в стране резко изменилась, когда к земским и либеральным петициям присоединился голос столичного пролетариата.

«Кровавое воскресенье»

Еще в начале 1900-х гг., осуществляя «попечительную политику» властей в рабочем вопросе, полковник С.В. Зубатов создал в столице с помощью бойкого священника пересыльной тюрьмы Георгия Гапона «Собрание русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга». Оно насчитывало свыше 10 тыс. человек и имело 11 отделений. «Собрание...» ставило целью «трезвое» и «разумное» препровождение рабочим свободного от работы времени; укрепление среди рабочих «русского национального самосознания»; насаждение среди рабочих «разумных взглядов» на свои права и обязанности и даже проявление их самодеятельности в деле «законного улучшения условий труда».

В самом начале января 1905 г. гапоновцы оказались втянутыми в забастовку на Путиловском и других заводах.

Видя нарастание недовольства рабочих, Гапон — вполне в духе недавних «либеральных» обращений к властям — предложил устроить шествие рабочих к царскому дворцу, чтобы вручить Государю петицию с перечнем своих нужд. В свое время Александр III, еще будучи наследником престола, счел возможным принять депутатов от рабочих. Николай Кровавый поступил по-иному — он решил проучить рабочих.

Акция была чисто военной и готовилась с широким размахом. В Санкт-Петербурге власти сосредоточили 43 батальона пехоты, 10 эскадронов кавалерии, 17 сотен казаков и все это — в помощь полицейским силам.

Всего на подступах к Зимнему дворцу было сконцентрировано властями войск до 40 000 человек, сам царь из Зимнего дворца на всякий случай уехал еще 6 января. Военным частям ставилась задача пресечь движение рабочих с окраин города к Дворцовой площади. Руководить боевой операцией Николай поручил своему дяде Владимиру. Девиз того был прост: «Лучшее лекарство от народных бедствий — это повесить сотню бунтовщиков».

Попытки петербургской интеллигенции (в делегацию вошел и Максим Горький) предотвратить побоище окончились ничем. Министр внутренних дел П.Д. Святополк-Мирский, на совещании у которого утверждалась военная диспозиция, вообще не вышел к делегации. Председатель Комитета Министров С.Ю. Витте, зная про распоряжения царя, отказался что-либо предпринимать.

Утром 9 января войска приступили к разгону 150-тысячного рабочего шествия, «вооруженного» трехцветными российскими флагами, хоругвями, иконами, портретами царя. Повсюду раздавались ружейные залпы, на колонны манифестантов ринулись пьяные казаки. Смехотворным данным правительства о жертвах — 98 убитых и 333 раненых, журналисты противопоставили 13 января и вручили Святополк-Мирскому свой подсчет — 4 000 убитых и раненых. Сам поп Гапон, несший петицию, при первых же залпах сбросил рясу и скрылся. Затем он бежал за границу и призвал народ к восстанию.

Залпы, прогремевшие в Петербурге, услышала вся страна. М. Горький, шедший в рядах рабочих, писал о результате бойни: «Настроение растет, престиж царя здесь убит — вот значение дня»².

В.И.Ленин уже в эмиграции вспоминал по этом уже поводу в 1916 г. в докладе о первой русской революции: «До 22 (по старому стилю 9) января 1905 г. революционная партия России состояла из небольшой кучки людей... Однако в течение нескольких месяцев картина совершенно изменилась. Сотни революционных социал-демократов «внезапно» выросли в тысячи, тысячи стали руководителями от двух до трех миллионов пролетариев»³. Революционные настроения народа усиливали поражения царизма в войне с Японией.

Попытка министра внутренних дел А.Г. Булыгина удержать страну от революции с помощью дарования ей законосовещательной Думы окончилась провалом.

Осенью 1905 г. своего апогея достигла Всеобщая политическая стачка, царь оказался блокированным в Петергофе, вблизи держали яхту для возможного его бегства за границу. В критический для царизма момент Николай II призвал на помощь — для вывода страны из «революционного кошмара» — своего искусного сановника С.Ю. Витте.

Витте поставил царя и его окружение перед альтернативой: либо немедленно стать на путь неотложной реформы государственного строя России, либо избрать путь диктатуры, «дабы с непоколебимой энергией подавить смуту во всех ее проявлениях». Предложенная военная диктатура была решительно отвергнута главнокомандующим великим князем Николаем Николаевичем «за недостатком войск» (их основной контингент находился на Дальнем Востоке). И Его Величеству «благоугодно» было подписать Манифест и утвердить всеподданнейший доклад Витте — также с его опубликованием.

Манифест 17 октября вроде бы подводил итог более чем столетней борьбе русских борцов за свободу — деятельности Радищева и Сперанского, декабристов, оппозиции 40 — 60-х гг. XIX в., стремлению российских земств к созыву Всероссийского Вече. Он вводил в России институты гражданского общества и среди них главный — Законодательную Думу, гарантировал свободу печати, разрешал существование оппозиционных партий. Витте так объяснял в своем докладе причины нововведений: «Россия переросла форму существующего строя и стремится к строю правовому на основе гражданской свободы». Вместе с тем Витте указывал на печальную несоразмерность «мыслящей части общества» с толщей «народных масс», которые — увы! — вообще не доросли до «свободы», что потребует от правительства особых мер. «Начала правового порядка воплощаются лишь поскольку население получает к ним привычку — гражданский навык. Сразу приготовить страну с 135-миллионным разнородным населением и обширнейшей администрацией, воспитанными на иных началах, к восприятию и усвоению норм правового порядка не под силу никакому правительству... Чтобы водворить в стране порядок нужны труд и неослабевающая последовательность».

Эта реалистическая позиция, требующая обучения народа основам цивилизации, признаваемым во всех «культурных странах» (будь она выполнена!), думаем, была бы трезвее ленинских призывов к скорейшему перерастанию первой в России демократической революции в революцию социалистическую. Что вообще знали русский пролетарий и крестьянин о социалистической революции? Да и сам Ленин некритично уверовал в постулаты Маркса и Энгельса о социализме. «Социализм, — писал он в 1905 г., — требует уничтожения власти денег, власти капитала, уничтожения всей частной собственности на средства производства, уничтожения товарного хозяйства. Социализм требует, чтобы и земля и фабрики перешли в руки всех трудящихся, организующих по общему плану крупное (а не разрозненное мелкое) производство»⁴. В этих догматических постулатах — зародыш коллизий эпохи «военного коммунизма» в России 1918 — 1920 гг. Но скажем в оправдание Ленина — только негодная практика могла опровергнуть ошибки теории...

Заканчивая раздел, отметим, что Витте проявил и стратегические способности в деле «успокоения страны». Узнав о всеобщем вооружении рабочих Москвы, он поторопился в начале декабря 1905 г. арестовать Петербургский Совет. Далее, он назначил на пост генерал-губернатора Москвы энергичного адмирала Ф.В. Дубасова. Преодолев возражения великого князя Николая Николаевича, боявшегося ослабить петербургский гарнизон, Витте настоял на отправке в Москву Семеновского полка под командованием генерала Г.А. Мина, а также артиллерии. Именно прибытие этого подкрепления властям предопределило поражение Московского вооруженного восстания в декабре 1905 г. Чего Витте не предвидел, так это столыпинскую реакцию — она началась после подавления восстаний и перечеркнула почти все, добытое стараниями Витте...

Ленин в революции 1905-1907 гг.

Ленин пребывает — вплоть до издания Манифеста 17 октября — за границей, он судит о российской революции по зарубежной прессе, издавая в Женеве большевистские газеты: сначала «Вперед», затем — «Пролетарий». С ноября 1905 г. по декабрь 1907 г. Ленин уже в России (с августа 1906 г. в отдаленной от полицейской слежки Финляндии). Новыми органами большевизма становятся газеты «Новая жизнь», «Эхо», «Партийные новости».

Все это время Ленин проявляет невероятную энергию, публикуя десятки статей, отстаивая — пока еще остается хоть одна крупица надежды — выдвинутый им после «Кровавого воскресенья» лозунг всенародного восстания. Определение: революция — «праздник угнетенных» присуще его работам и речам. Но не будем упрощать его позицию, сводить ее к одним восторгам... Он фиксирует «всю недостаточность организации социал-демократов» — при существовании «гигантского запаса революционной энергий масс». Он дает отповедь меньшевистскому пониманию революции как «тактики-процесса», полагающегося на «стихийное пробуждение революционного сознания»: «Не может быть назначена народная революция, — пишет он, — это справедливо... Но назначить восстание, если мы его действительно готовили и если народное восстание возможно... вещь вполне осуществимая»⁵. Он ратует за «совместную борьбу революционной социал-демократии и революционных элементов демократии» в эпоху падения самодержавия, он настаивает на необходимости союза с революционным крестьянством, "безусловно" поддерживая его, при выделении и организации «сельского пролетариата» для борьбы за социализм⁶. После восстания на броненосце «Потемкин» он отмечает недостаточность социал-демократической борьбы за армию. Ленин решительно, в отличие от меньшевистских лидеров, отказывается от соглашения с партией «конституционной (на деле монархической) демократии — «кадеты не прочь проучить правительство, но боятся свержения реакционной власти народом». Отмечен им рядом статей «день 17 октября», но тут же подчеркнут чисто формальный характер обещаний царизма и сложившееся равновесие сил: «если царизм уже не в силах победить революцию, то и революция еще не в силах победить царизма»⁷. Анализу московского вооруженного восстания в декабре 1905 г. — этой высшей фазе борьбы пролетариата — Ленин посвящает статью «Уроки московского восстания», отмеченную явной героизацией пущенного на самотек восстания. На заявление Г.В. Плеханова: «Не нужно было браться за оружие» Ленин отвечает: «Напротив, нужно было более решительно, энергично и наступательно браться за оружие», впереди еще новые фазы «отчаянной, кровавой, истребительной войны»⁸.

В начале апреля 1905 г. Ленин выезжает из Женевы в Лондон для участия в III съезде РСДРП, который является уже чисто большевистским. Отказавшись принять в нем участие, меньшевики в конце апреля проводят в Женеве свою конференцию.

Тщательный сравнительный анализ резолюций Женевской конференции и III съезда РСДРП провел СВ. Тютюкин в упомянутой нами книге. Он справедливо указывает, что один день 9 января 1905 г., начавшийся мирным шествием верноподданных к своему властелину и кончившийся строительством первых баррикад на улицах Санкт-Петербурга, «остро поставил вопрос о восстании как средстве борьбы с самодержавным режимом на практическую почву» и от этого вопроса не ушла конференция. Возобладала в решениях ее линия Мартова и Мартынова, делавших акцент прежде всего на «агитационно-пропагандистской стороне дела» и «самовооружении народа»; в принятой резолюции в частности говорилось: «...Возможность приурочить одновременное и повсеместное восстание к заранее назначенному сроку и подготовить его конспиративно-организационными средствами исключается уже одной слабой организованностью передовых сил пролетариата и неизбежно стихийным характером революционного движения тех именно народных масс, быстрое вовлечение которых в борьбу с царизмом является залогом нашей победы...»

Иначе говоря, характеризует эту резолюцию Тютюкин, меньшевики были уверены, что «решающее слово в данном вопросе будет за революционной стихией, тогда как большевики считали, что этой стихией нужно и можно управлять путем инициирующих и целенаправленных действий специально обученных и достаточно подготовленных — для этого людей...». Но и меньшевики не забыли об организационной стороне дела, в их публикациях «О вооружении», «Об агитации в войсках» предписывался ряд мер самозащиты, приобретения оружия для боевых дружин, подготовки оружия для боевых отрядов, привлечение военных из сочувствующих на сторону революции и т. п. Автор кончает детальное сопоставление меньшевистской и большевистской тактики следующим резюме: «Сравнительный анализ решений Женевской конференции меньшевиков и III съезда РСДРП не подтверждает вывода о том, что у большевиков и меньшевиков были две различные стратегии и тактики демократической революции. Думается, что в такой постановке проблемы Лениным и последующими советскими историками была значительная доля преувеличения, хотя это не снимает вопроса о наличии достаточно серьезных (не кардинальных) расхождений между обеими фракциями РСДРП по вопросам стратегии и тактики партий. Во всяком случае решения большевистского и меньшевистского форумов, натолкнувшие Ленина на известную формулу «Два съезда — две партии» не стали преградой для параллельной, а часто и совместной работы членов обеих партийных фракций в местных организациях, действовавших в России. Вихрь революционных событий увлекал их практически в одном направлений — к всероссийской политической стачке и восстанию против самодержавного строя»⁹.

«Тактика эпохи "вихря", — вспоминал и Ленин в статье «Победа кадетов и задачи рабочей партии» 28 марта 1906 г., — не отдалила, а сблизила оба крыла социал-демократии. Вместо былых разногласий получилось единство взглядов по вопросу о вооруженном восстании. Социал-демократы обеих фракций работали в Советах рабочих депутатов, этих своеобразных органах зачаточной революционной власти, привлекали солдат, крестьян к этим Советам, издавали революционные манифесты совместно с мелкобуржуазными партиями. Былые споры эпохи дореволюционной сменились солидарностью по практическим вопросам. Подъем революционной волны отодвинул разногласия: заставив признать боевую тактику, устранив вопрос о Думе, поставив на очередь дня вопрос о восстании, сблизив на непосредственной ближайшей работе социал-демократию и революционную буржуазную демократию»¹⁰.

Стремление обеих фракций (особенно на местах) к единству действий в революционных событиях отмечено Тютюкиным верно, его подчеркивал и Ленин, но вот расхождения в «верхах» партии по вопросам стратегии и тактики были скорее «кардинальными», чем просто «серьезными»...

Большевики, как показывают материалы III съезда РСДРП, книга Ленина «Две тактики социал-демократии в демократической революции» и многочисленные его статьи, боролась за активнейшее вторжение РСДРП и пролетариата в революционный процесс. Отсюда идеи главенства, гегемонии пролетариата в буржуазной революции, его союза с крестьянством в создании Временного Революционного Правительства, воздействие на процесс не только «снизу», но и «сверху», использование ВРП и Советов как зародыша диктатуры пролетариата и крестьянства, быстро перерастающей в диктатуру пролетариата и беднейшего крестьянства в ходе «непрерывной революции». К этому добавлялось участие партии в вооружении народа, нейтрализация конституционно-демократической (на деле — монархической) партии кадетов. Всего этого не было у меньшевиков.

Правда, под давлением «снизу» и в интересах революции обе партии решили объединиться на IV (объединительном) съезде в апреле — мае 1906 г. Но его трибуна была превращена в арену теоретических схваток. Наибольшую активность проявляли Г.В. Плеханов и П.Б. Аксельрод.

«Тов. Ленин, — говорил Плеханов, — очень недоволен моим ироническим замечанием насчет его новых терминов. Я посмеялся над выражением "народное творчество", назвав это выражение своим старым знакомым. Я упрекнул Ленина в том, что он реставрирует народовольческую идею захвата власти. Он ответил мне, что после 17 октября эта идея перестала быть утопией. Я понимаю все значение 17 октября, но я не понимаю, каким образом оно могло изменить нашу оценку старых логических ценностей... Никакое народное творчество не может изменить основного характера переживаемой нами буржуазной революции. Что такое демократическая республика, к которой мы стремимся? Это буржуазная республика... Захват власти обязателен для нас, но обязателен тогда, когда мы делаем пролетарскую революцию»¹¹. Аксельрод считал непосредственной задачей РСДРП «организацию пролетариата не для низвержения господства буржуазии, а, наоборот, для радикального разрушения того социально-политического строя, который стоит на пути к ее полному господству»¹².

Говоря о методологии ленинского поиска, укажем на главное отличие его от концепций меньшевиков. И он, и они знали, что происходящая в России революция является буржуазной, именно поэтому обращались к опыту прежних буржуазных революций. Но если меньшевики исходили при этом из абстрактного понятия «буржуазная революция» вообще, ждали в России повторения неких «универсальных» образцов прошлого, то совсем другой, конкретно-исторический подход защищал Ленин. «Есть буржуазия и буржуазия, — подчеркнет он позже. — Буржуазные революции показывают нам громадное разнообразие комбинаций различных групп, слоев, элементов и самой буржуазии и рабочего класса. «Высасывать» ответ на конкретные задачи русской буржуазной революции первого десятилетия XX в. из «общего понятия» буржуазной революций в самом узком смысле слова значит опошлять марксизм до либерализма»¹³.

Конечно же, Плеханов никогда не отрицал, что начавшийся в России ход буржуазной революции в конце концов должен привести страну к социализму. Но, по его воззрениям, этот переход составит целую эпоху, с обязательным повторением тех этапов, которые прошла Франция в конце XVIII в. Там конституционалистов сменили жирондисты, а жирондистов — якобинцы. Такая же смена радикальных и революционных партий предстоит и России, страна должна еще «дозреть» до социализма. Любое «перескакивание» революции через ступеньки, будет означать ее гибель, неминуемый откат и лишь медленный подъем «со ступеньки на ступеньку» способен «совершить максимум полезной исторической работы»¹⁴.

Совершенно иное — идущее от тактики Маркса и Энгельса в 1849 — 1850 гг. — понимание «непрерывной революции» было присуще Ленину. С Плехановым его разделяло в сущности представление об интенсивности, сроках перехода революций от этапа к этапу. В отличие от Плеханова он стремился свести эти сроки к кратчайшему периоду, пройти весь период «перерастания» необычайно быстро.

«Нужно поистине школьническое представление об истории, — писал Ленин о плехановской схеме, — чтобы представить себе дело без «скачков», в виде какой-то медленно и равномерно восходящей линии; сначала будто бы очередь за либеральной крупной буржуазией — уступочки самодержавия, потом за революционной мелкой буржуазией — демократическая республика, наконец за пролетариатом — социалистический переворот. Эта картина верна в общем и целом, верна на «долгом», как говорят французы, на каком-нибудь протяжении столетия (например, для Франции с 1789 по 1905 год), но составлять себе по этой картине план собственной деятельности в революционную эпоху, — для этого надо быть виртуозом филистерства»¹⁵.

Соответственно, главным в опыте прошлого стало для Ленина якобинство, здесь в период 1793 — 1794 гг. с «чудесной» быстротой совершались глубинные социальные преобразования, наблюдалось вторжение народных масс на арену истории, крайний радикализм их вождей. «Пугать якобинством в момент революций, — отвечал Ленин меньшевикам, — величайшая пошлость». Ссылаясь на определение Маркса «террор 1793 г. есть не что иное, как плебейский способ разделаться с абсолютизмом и контрреволюцией», он прямо заявлял: «Мы тоже предпочитаем разделаться с русским самодержавием "плебейским" способом и представляем "Искре" способы жирондистские»¹⁶.

Идея «непрерывной революции» активно пропагандируется Лениным: «От революции демократической, — пишет он, — мы сейчас же начнем переходить и как раз в меру нашей силы, силы сознательного и организованного пролетариата, начнем переходить к социалистической революций. Мы стоим за непрерывную революции. Мы не остановимся на полпути»¹⁷.

«Один-единственный раз в сентябре 1905 года, — пишет в этой связи Л. Шапиро, — Ленин использовал эту традиционную формулу... Но это было изолированное высказывание (?)»¹⁸. Но такой вывод не соответствует позиции Ленина. Еще в начале 1905 г. он отмечал: «Рабочие должны бороться за свободу, ни на минуту не оставляя мысли о социализме и работы над его осуществлением, подготовки сил и организации для завоевания социализма». Обсуждать программу-«максимум» с точки зрения «возможного немедленного осуществления ее полностью»¹⁹, Ленин предлагал и III съезду. Несомненно, быть крайним радикалом в определении степени близости социализма в России помогало Ленину и преувеличение степени капитализации страны. Решить спор между большевиками и меньшевиками могла только победоносная буржуазно-демократическая революция, но она не дошла до победного конца — весь этот исторический спор был перенесен в эпоху революций 1917 г.

Вместе с тем отметим тот факт, что теорию «непрерывной революции» Ленин воспринял в 1905 — 1907 гг. не безусловно. Он уже в мае 1905 г. стал подходить к мысли о том, что таковая в России все же нуждается в посторонней помощи.

«Победив в предстоящей демократической революции, мы сделаем этим гигантский шаг вперед к своей социалистической цели, — писал Ленин в "Извещении о III съезде РСДПР", — мы сбросим со всей Европы тяжелое ярмо реакционной военной державы и поможем быстрее, решительнее и смелее пойти к социализму нашим братьям... А с помощью социалистического пролетариата Европы мы сумеем не только отстоять демократическую республику, но и пойти к социализму семимильными шагами».

Последнюю мысль Ленин развил дальше в Заметках «для себя» от конца 1905 — начала 1906 г. (цитируем их с пункта 4 и далее):

«4) Рабочее движение побеждает в демократической революции при пассивном выжидании либералов и при активной поддержке крестьянства. Плюс радикальная, республиканская интеллигенция и соответствующие слои мелкой буржуазии в городах. Восстание крестьян побеждает, власть помещиков сломлена. ("Революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства").

5) Либеральная буржуазия, выжидательная в 3-м периоде, пассивная в 4-м, становится прямо контрреволюционной и организуется, чтобы отнять у пролетариата завоевания революции. В крестьянстве вся его зажиточная часть и изрядная доля среднего крестьянства тоже «умнеет», успокаивается, поворачивает на сторону контрреволюции, чтобы выбить власть из рук пролетариата и крестьянской бедноты, сочувствующей пролетариату.

6) На фоне отношений, сложившихся в период 5-й, растет и разгорается новый кризис и новая борьба, причем пролетариат борется уже за сохранение демократических завоеваний ради социалистического переворота. Эта борьба была бы почти безнадежна для одного российского пролетариата, и его поражение было бы так же неизбежно, как поражение немецкой революционной партий в 1849 — 1850 гг., или как поражение французского пролетариата в 1871 г.,  если бы на помощь российскому пролетариату не пришел европейский социалистический пролетариат...

При таких условиях российский пролетариат может одержать вторую победу. Дело уже не безнадежно. Вторая победа будет социалистическим переворотом в Европе.

Европейские рабочие покажут нам, «как это делается», и тогда мы вместе с ними делаем социалистический переворот»²⁰.

Следует, на наш взгляд, сравнить позицию Ленина с позицией Энгельса 1895 г., когда он решительно отверг надежды 1849 — 1850 гг. на превращение революции «меньшинства» в Европе в революцию «большинства»²¹. У Ленина мы тоже не видим подобных надежд в отношении России 1905-1906 гг.

Но появляется надежда на «социалистический переворот в Европе», который поможет революции в России.

Таким образом, Ленин вводит в свою концепцию «непрерывной революции» в России (как до него Парвус — Троцкий в теории «перманентной революции»²²) «громадное неизвестное» — социалистический переворот в Западной Европе. Это «неизвестное» он широко использует в своих статьях и речах и во время второй эмиграции 1908 — 1917 гг., и в дни Февральской и Октябрьской революций 1917 г., и в годы Гражданской войны вместе с другими вождями большевизма. Но социалистическое революционное движение в Европе не придет большевикам на помощь. Пролетарский элемент в революциях в Германии в 1918 — 1919 гг. и в 1923 г., в Венгрии 1919 г., в Финляндии 1918 г. будет легко раздавлен реакцией...

Примечания:

¹ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 9. С. 96.

² Горький М. Собр. соч. М., 1984. Т. 23. С. 345-347.

³ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 30. С. 310.

⁴ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 12. С. 81.

⁵ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 9. С. 259 и др.

⁶ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 9. С. 341-346; т. 10. С. 215 — 244, 282-291; т. 12. С. 9394 и др.

⁷ Там же. Т. 10. С. 335-336; т. 11. С. 225-230; т. 12. С. 100 и др.

⁸ Там же. Т. 13. С. 271-272.

⁹ Тютюкин СВ. Меньшевизм: страницы истории. С. 119, 131 и др.

¹⁰ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 12. С. 326.

¹¹ Четвертый (объединительным) съезд РСДРП. Протоколы. М., 1959 С. 241 — 242.

¹² Четвертый (объединительный) съезд РСДРП. С. 248, 281.

¹³ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 21. С. 84.

¹⁴ Плеханов Г.В. Соч. Т. 13. С. 285 и др.

¹⁵ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 10. С. 26.

¹⁶ Там же. С. 137, 138.

¹⁷ Там же. Т. П. С. 222.

¹⁸ Шапиро Л. История Коммунистической партии Советского Союза. С. 129.

¹⁹ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 10. С. 283, 382.

²⁰ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 10. С. 209; т. 12. С. 154-157.

²¹ См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 22. С. 533-535

²² Ленин размежевывал обе эти концепций. Так в 1917 г. он подчеркивал: «троцкизм — без царя, а правительство рабочее». Это неверно, мелкая буржуазия есть, ее не выкинешь. Беднейшая ее часть идете рабочим классом. См.: Седьмая (апрельская) Всероссийская конференция РСДРП (б). Протоколы. М., 1958. С. 22.