§ 5. «ГРУЗИНСКИЙ КОНФЛИКТ» В ИСТОРИИ ОТНОШЕНИЙ ЛЕНИНА И СТАЛИНА
Вопреки ожиданиям Ленина уступки национал-уклонистам, на которые он пошел сам и вынудил пойти ЦК, не привели ни к окончанию борьбы, ни даже к ее ослаблению. Успех лишь разжигал их аппетит, и они начали борьбу за новые уступки, теперь уже за счет ленинской схемы «Союза равных», используя присущие ей внутренние противоречия. Политический смысл их новых требований состоял в превращении Союза ССР из инструмента смягчения межнациональных и межгосударственных противоречий в инструмент сохранения и закрепления существующих межнациональных и межгосударственных отношений. Очевидно, не поняв политического смысла ленинской уступки и преувеличивая свою способность воздействовать на него, Мдивани и его сторонники в ЦК КП Грузии пошли на обострение политической ситуации в КП Грузии. Непосредственная цель заключалась в срыве решений октябрьского (1922 г.) Пленума об образовании СССР. Средством служило требование вхождения Грузии в состав СССР непосредственно, а не в составе особого субъекта федерации — Закавказской федеративной советской республики. Смысл создания ЗФСР состоял в обеспечении интеграции на региональном уровне экономических и политических структур, в стремлении приглушить или обойти некоторые острые проблемы, разделявшие Закавказские республики (пограничные, например) и обеспечить усиление интернационалистских настроений над националистическими и сепаратистскими.
В традиционной историографии эту фазу борьбы обычно рассматривают как продолжение борьбы Мдивани и его сторонников против курса, проводимого Сталиным и Орджоникидзе. Однако это не так, поскольку в сталинском варианте создания СССР на принципах автономизации ЗФСР отсутствовала, а Грузия, наравне с другими республиками, входила в состав РСФСР, которая одновременно превращалась в новое государство — СССР. ЗФСР как субъект СССР появилась только потому, что грузинские и украинские национал-уклонисты вынудили Ленина пойти на отказ от плана автономизации. И это понятно: в составе РСФСР, превратившегося в СССР, все республики приобретали одинаковый статус, те проблемы, которые была призвана решать ЗФСР в масштабах региона, решались в рамках новой федерации, поэтому сохранение ЗФСР теряло свой смысл. Теперь Мдивани и его сторонники открыли фронт борьбы именно против Ленина и именно потому, что он сделал им уступку в вопросе о форме федерации. Правда, в письме Ленина от 26 сентября способ вхождения Закавказских республик в СССР никак не оговаривался, Ленин прошел мимо этого вопроса. В письме Сталина от 27 сентября 1922 г., в котором он выразил согласие принять ленинскую схему, прямо говорилось, что каждая из трех Закавказских республик входит в СССР самостоятельно. Следовательно, Сталин не предлагал возвращаться к схеме вхождения Закавказских республик в составе Закавказской советской федеративной республики, против чего восстали Мдивани и его сторонники. Впервые предложение о вхождении Закавказских республик в состав СССР как «Союза равных», в составе ЗФСР появляется в записке Каменева Ленину (не позднее 27 сентября). А сама она стала ответом на предложение Ленина включиться ему в эту работу. Видимо, письмо Каменева предшествовало появлению уточненного варианта решения комиссии Оргбюро, и, возможно, его предложение повлияло на формулировку этого тезиса[757]. ЗФСР в ленинской схеме образования СССР приобретала смысл, поэтому комиссия Оргбюро приняла ее.
Вынудив Ленина отказаться от плана автономизации, грузинские национал-уклонисты обрекли себя на вхождение в СССР в составе ЗФСР. Их единомышленники в ЦК КП(б)У оказались в лучшем положении: Украина вступала в состав СССР самостоятельно, поэтому они ограничились борьбой за относительное уменьшение прав федеративных органов власти и соответствующее усиление республиканских. Возможно, именно этим объясняется то, что в последующие месяцы именно грузинские национал-уклонисты стали главной, наиболее активной и непримиримой силой, выступающей против решения октябрьского Пленума ЦК РКП(б) об образовании СССР, а значит, и против Ленина. Единый фронт национал-уклонистов дал трещину и, следовательно, ослаб. Вести борьбу против них стало легче.
Мдивани «отблагодарил» Ленина за уступчивость, начав проводить свой план в действие, как и планировал, с помощью «хорошо поставленного дела информации». Политический удар от сторонников Мдивани в ЦК КП Грузии Ленин получил неожиданно*, через две недели после окончания работы Пленума ЦК РКП(б). Атаку на решения Пленума РКП (б) они повели через критику Орджоникидзе.
21 октября 1922 г. в 2 часа 55 минут ночи из Тифлиса по прямому проводу к аппарату пригласили Каменева, Бухарина и Енукидзе. В Москве к аппарату подошел Енукидзе**. Аппарат отстучал на ленте: «Просим передать тт. Каменеву и Бухарину следующую записку». Далее следовал текст ее: «Безвыходное положение, создавшееся здесь, в Грузии, заставляет нас побеспокоить Вас. Просим передать все нижеследующее т. Ленину: Мы убеждены, что его и Ваше абсолютно авторитетное решение положит конец той анархии и разрухе, которая сейчас принимает катастрофический характер. Самодурству Орджоникидзе нет никакого предела. В связи с вопросом о постановлении ЦК РКП о Союзе Республик начались широкие собрания. 19 октября было собрание ответственных товарищей. Созванное Бюро Тифлисского Комитета, на котором ЦК КПГ приветствовал постановление ЦК РКП, выразил пожелание возбудить ходатайство перед ЦК РКП о пересмотре пункта о вхождении Закавказской федерации в союз в смысле распространения положения об Украине и Белоруссии на Грузию и Азербайджан. Ввиду особых политических условий, это послужило поводом для самых недопустимых выражений Орджоникидзе против ЦК КПГ и старых работников площадной руганью и угрозами беспощадных репрессий. Сегодня, 20 октября, Заккрайком, во главе с Орджоникидзе, приступил уже к разгрому, начиная с ЦК КПГ. Авторитетнейший т. Окуджава снят с поста Секретаря ЦК и изгнан из Президиума его. То же самое грозит всем, согласно громогласному заявлению Орджоникидзе на заседании Заккрайкома, что он разгромит всю партию и создаст новую из молодых. Эти нападки, совершенно незаслуженные, делаются достоянием антисоветских элементов, авторитет советской власти и престиж партии падает, товарищи сбиты с толку, начинается разброд и дезорганизация, что завтра и дальше примет ужасные формы и размеры. Мы поставлены в положение, когда ответственность уже не в состоянии нести. Поэтому, не находя другого выхода, решили — завтра, 21, на Пленуме ЦК КПГ заявить об этом. В совпрофе Грузии такое же положение. Ответственные товарищи, возглавляющие комиссариаты, заявляют о невозможности их дальнейшей работы. Словом, советская власть в Грузии никогда не находилась в таком угрожающем положении, как в данный момент.
Товарищей Каменева и Бухарина настоятельно просим принять самое активное участие в создавшемся положении. Через день-два обо всем станет известно в провинции. Там разруха сможет принять еще более ужасающие формы. Все это создано Орджоникидзе, для которого травля и интриги — главное орудие против товарищей, не лакействующих перед ним. Стало уже невмоготу жить и работать при его держимордовском режиме. Неужели мы не заслужили лучшего руководителя в смысле марксистском и товарищеском и обречены быть объектом самодурства Орджоникидзе. Просим убедительно уведомить нас ответом». Далее следовали подписи членов ЦК КПГ К. Цинцадзе, С. Тодрия, В. Думбадзе, Элиава, Махарадзе, Кавтарадзе, Сабашвили.
Данный текст дает представления о той форме, в которой грузинские национал-уклонисты под видом «информирования» оказывали психологическое давление на Ленина. Они пугают Ленина угрозой раскола партии, утраты советской власти.
Енукидзе ответил: «Все сообщенное Вами, за поздним временем, я передам завтра утром указанным Вами товарищам, также и Сталину. Надеюсь, что завтра же будет вам сообщен должный ответ. Все, что Вы сообщаете, очень печально и вижу по тону телеграммы, что отношения между верхами работников чрезвычайно обострились. Лично же я думаю, что если у Вас действительно среди наших партийных организаций и среди рабочих масс наблюдается разброд и дезорганизация, то почва для этого подготовлялась усилиями большинства членов ЦК КПГ (т.е. группы Мдивани. — В. С)»***. Таким образом, Енукидзе, прекрасно знавший всю подоплеку политической борьбы в руководстве КПГ, но не участвовавший в ней лично, заявил, что он не обманывается на счет сказанного авторами переданной для Ленина записки и не разделяет их оценку причин кризиса.
Из Тифлиса последовал ответ: «Если вы лично считаете, что почва для этой дезорганизации подготовлена большинством ЦК КПГ, то Центральному комитету в Грузии здесь не место и просим раз навсегда положить конец той инквизиции, которой мы подвергаемся в продолжении полутора года со стороны Орджоникидзе. Мы утверждаем, что эта почва, если она и была кем-либо подготовлена, то со стороны Орджоникидзе. До сих пор мы персонально вопрос о ком-либо не ставили. Сейчас наша чаша терпения переполнена и для спасения от окончательного разложения нашей партии и соввласти в Грузии, в этой политически-скандальной стране, мы этот вопрос уже ставим. Если кто-либо усомнится в нашей правоте, то мы просим от высших наших организаций и старых наших товарищей вопрос о наших взаимоотношениях передать высшему партийному расследованию.
Ты, Авель, не можешь представить себе, до каких чудовищных размеров доходит травля старых товарищей в Грузии, и не только в Грузии, но и в России». Енукидзе парировал: «Повторяю, что все, что я Вам передал, это есть мое личное мнение, и за мои слова члены ЦК РКП ни в малейшей степени не ответственны. Как бы я ни уважал старых товарищей, я обязан вам сказать правду, которую я чувствовал и которую я наблюдал, будучи осенью (1922 г. — В. С.) в Грузии. До свидания». Аппарат напоследок отстучал из Тифлиса: «До свидания»[758].
21 октября Ленин шифром направил телеграмму членам ЦК КПГ с таким ответом, которого они не ожидали: «Удивлен неприличным тоном записки по прямому проводу за подписью Цинцадзе и других, переданной мне почему-то Бухариным, а не одним из секретарей Цека. Я был убежден, что все разногласия исчерпаны резолюциями пленума Цека при моем косвенном (курсив наш. — B.C.) участии и при прямом участии Мдивани. Поэтому я решительно осуждаю брань против Орджоникидзе и настаиваю на передаче вашего конфликта в приличном и лояльном тоне на разрешение Секретариата ЦК РКП(б), которому и передаю ваше сообщение по прямому проводу». Копия этой телеграммы была направлена в Заккрайком члену ЦК РКП(б) Орджоникидзе и секретарю Заккрайкома Орахелашвили[759]. Цены нет этому документу. Он показывает, во-первых, что Ленин взял под свою политическую защиту лично Орджоникидзе как политика. Но, главное, эта история еще раз убеждает нас в том, что уступки Ленина национал-уклонистам носили исключительно тактический характер и что Ленин, уже поняв их игру, не желал ей потакать. Указание на необходимость обращаться к нему не иначе как через секретариат ЦК, т.е. через Сталина, курировавшего все кавказские вопросы, показывало им, что установление истины в этом споре Ленин передал на решение секретариата ЦК (опять же Сталину в первую очередь). Можно утверждать, что Ленин показал всем, что Сталин сохраняет в его глазах полное доверие. Следовательно, разногласия, возникшие между ними в конце сентября 1922 г. по вопросу объединения республик, не оказали сколь-либо серьезного влияния на их политические отношения.
Далее Сталин действовал с опорой на мнение и авторитет Ленина. Днем 21 октября он телеграфировал в Тифлис Орджоникидзе и Орахелашвили: «В Цека получена через Енукидзе клером...**** с жалобой и площадной руганью на Орджоникидзе, который будто бы тавыжеит***** Цека Грузии, и обвинением его в склоке, в углублении конфликтов. Цека просит Орджоникидзе и Заккрайком отдельно сообщить свою...****** шифром в двух словах. Ответ срочный»[760]. Вслед за первой Сталин направил Орджоникидзе еще одну телеграмму*******, в которой, в частности, говорилось: «Мы намерены покончить со склокой в Грузии и основательно наказать Груз[инский] Цека. Сообщи, кого мы должны еще перебросить из Грузии кроме отозванных четырех... По моему мнению надо взять решительную линию. Изгнать из Цека все [и] всякие пережитки национализма. Получил ли телеграмму Ленина? Он взбешен, екдини недоволен ******** грузинскими националистами (выделено нами. — B.C.)»[761].
Между тем 21 октября в Тифлисе сторонники Мдивани продолжали форсировать конфликт. Они обнадеживали своих сторонников поддержкой со стороны Ленина и заявляли о готовности продемонстрировать для защиты своей позиции «силу» и использовать методы подпольной работы. До получения ответа Ленина состоялось заседание ЦК КПГ, на котором присутствовали Орджоникидзе и другие члены Заккрайкома РКП(б), а также член Политбюро ЦК РКП(б) А.И. Рыков, бывший в то время в Тифлисе. Пленум большинством голосов принял решение, идущее вразрез с решениями октябрьского (1922 г.) Пленума ЦК РКП(б) — о самостоятельном вхождении Грузии в СССР, отверг необходимость создания ЗФСР и введения закавказского дензнака[762]. Это решение являлось грубейшим нарушением Устава партии и партийной дисциплины, выразившееся не просто в прямом неподчинении решениям ЦК РКП(б) (что в литературе, как правило, отмечается), но и в открытой конфронтации с ним (о чем в литературе умалчивается). Такой поступок влек за собой исключение из партии. В этих условиях Президиум Заккрайкома предложил Центральному Комитету КПГ сложить свои полномочия. Ленин был информирован о происходящем в Грузии, в том числе и о решении Пленума ЦК КП Грузии: «Пленум (ЦК КПГ. — B.C.) принял предложение Президиума (Заккрайкома РКП (б). — B.C.) о сложении полномочий в виду расхождения [политической] линии его с линией Заккрайкома», «президиум Заккрайкома констатируя небывалый в истории нашей партии случай отставки Цека из-за нежелания проводить решения партии»[763].
Невозможно представить, чтобы действия Мдивани и его единомышленников настраивали Ленина на политическую поддержку их.
Каменев и Бухарин, избегая ввязываться в этот конфликт на стороне Мдивани, которого они в этом конфликте поддерживали, обратились к взбунтовавшемуся ЦК КПГ с большим опозданием — 23 октября. Внешне их ответ был вполне в духе ленинского, но содержал в себе едва скрытый совет, как себя вести дальше, чтобы не поставить себя под удар организационных мер за нарушение партийной дисциплины и сохранить возможность продолжения борьбы: «Вы должны знать, что постановление Пленума о вхождении в Союз Закавказской Федерации должно быть точно выполнено и может быть вновь рассмотрено лишь новым Пленумом, если он того захочет. Тон Вашей открытой записки — грубое нарушение партийных нравов. Советуем прекращение склоки и работу на базисе цекистских решений»[764]. 24 октября 1922 г. Бухарин пишет Ленину записку: «Вы читали, вероятно, "грузинский разговор по прямому проводу". По-моему, нужно запретить или пока деактивировать вопрос. А умягчение нравов или соответствующие] жесты произвести во время конгресса Коминтерна, когда здесь будет налицо авторитетная грузинская делегация. Ждать недолго»[765]. Это предложение Бухарина выдает в нем защитника Мдивани и др. Ленин не принял этого совета. Состав ЦК КП Грузии был изменен.
Уйдя в отставку, Мдивани и его сторонники не прекратили борьбы против решений октябрьского (1922 г.) пленума. Материалы ленинского секретариата свидетельствуют, что Ленин своевременно получал все основные материалы о развитии конфликта и был в курсе всего, что происходило на Кавказе. Документы поступали не только из ЦК, но и от группы Мдивани. Они позволяли составить представление о развитии конфликта и говорили, что национал-уклонисты, несмотря на сложную политическую обстановку в Грузии, взяли курс на еще большее обострение ее, развернув агитацию против решения ЦК РКП(б) в партийных организациях и среди беспартийных масс[766]. Никаких сомнений в нелояльности, более того, двурушнической сущности политической позиции Мдивани и его сторонников у Ленина не могло остаться.
Вот в этих условиях и произошел известный инцидент с пощечиной, которую Орджоникидзе нанес старому (с дореволюционным стажем) члену партии Акакию Кабахидзе. Инцидент, который, как считается в традиционной историографии, стал поводом для создания Лениным записок «К вопросу о национальностях или об "автономизации"», главным обвинением Сталину и Орджоникидзе и одной из причин, побудившей Ленина радикально изменить свою оценку Сталина как политика и свое отношение к нему. Излагая историю этого конфликта, обычно допускают два-три случайных или преднамеренных искажения. Во-первых, напрямую связывают его с происходившей политической борьбой по вопросу об образовании СССР, во-вторых, вся вина за него перекладывается на Орджоникидзе, а его рукоприкладство характеризуется как акт политической расправы[767]. Вообще говорят и пишут об этом эпизоде гораздо больше, чем о нем известно в действительности. Неясно даже точное время, когда произошел конфликт. В литературе вопрос о времени обойден, он даже не ставился. На основании доступных архивных документов установить его удается только приблизительно — третья неделя ноября 1922 г. 24 ноября Секретариат ЦК рассмотрел вопрос о направлении в Тифлис специальной комиссии.
Информация о конфликте содержится в показаниях двух очевидцев, члена Политбюро ЦК РКП(б) А.И. Рыкова и члена ЦКК КП Грузии Ртвиладзе. Записи их рассказов хранятся в материалах секретариата Ленина. Рыков в записке, датированной 7 февраля 1923 г., писал: «В Тифлисе на квартире т. Орджоникидзе в моем присутствии разыгрался следующий инцидент:
Для свидания со мной на квартиру т. Орджоникидзе пришел член РКП и мой товарищ по ссылке в Сибири Акакий Кабахидзе. Во время общего разговора т. Кабахидзе упрекнул Серго Орджоникидзе в том, что у него есть какая-то лошадь и что товарищи, стоящие наверху, в том числе т. Орджоникидзе, в материальном отношении обеспечены гораздо лучше, чем другие члены партии. В частности, был какой-то разговор о влиянии новой таможенной политики в Батуми на рост дороговизны. Одну из фраз, по-видимому, относительно того, что Серго Орджоникидзе на казенный счет кормит какую-то лошадь, Акакий Кабахидзе сказал Серго на ухо. Вслед за этим между ними разгорелась словесная перебранка, во время которой т. Орджоникидзе ударил Кабахидзе. При вмешательстве моем и моей жены инцидент на этом был прекращен и т. Кабахидзе ушел с квартиры. После этого Серго Орджоникидзе пережил очень сильное нервное потрясение, кончившееся истерикой». «По существу инцидента, — писал Рыков, — я считаю, что т. Орджоникидзе был прав, когда истолковал как жестокое личное оскорбление, те упреки, которые ему сделал т. Кабахидзе». Причину срыва он видел в крайней истощенности нервной системы Орджоникидзе в результате длительного и острого внутрипартийного конфликта[768].
Ртвиладзе подтверждает заключение Рыкова: «Инцидент с пощечиной, данной т. Орджоникидзе т. Кабахидзе, носит характер частный, не связанный с фракционностью (письменного заявления в КК********* Гр[узии] [Кабах]идзе не подавал и в ЦК Грузии этот инцидент не рассматривался)»[769]. Сам Орджоникидзе тоже отрицал политический характер конфликта. Признавая себя виновным в рукоприкладстве, он заявлял, что оно было вызвано не политическим спором, а личным оскорблением[770].
В литературе считается, что Ленин был очень обеспокоен этим инцидентом. Это не факт. Из документов Ленина о его реакции на эту историю ничего не известно. Как на проявление обеспокоенности Ленина и его политического недоверия к Сталину и большинству Политбюро представляют историю создания комиссии, направленной в Тифлис для расследования этого инцидента. Главные аргументы усматривают в том, что Ленин не голосовал за состав комиссии[771], а также в оценках ее работы, содержащихся в записках «К вопросу о национальностях или об "автономизации"». На XII съезде Енукидзе рассказал об обстоятельствах создания этой комиссии. К сожалению, это свидетельство не было востребовано историками, хотя любой из них мог воспользоваться опубликованной стенограммой съезда. Енукидзе говорил: «ЦК решил послать туда комиссию. Сначала было предложено мне поехать туда в качестве председателя или члена комиссии, но я заявил, что я недавно вернулся из Грузии, знал положение вещей, знал этих товарищей... Я политику т.т. уклонистов считал неправильной. Я тогда отказался от поездки туда и выставил против моей поездки некоторые соображения личного характера. Была выбрана другая комиссия под председательством тов. Дзержинского. Ленин специально тогда меня спрашивал: "По-вашему, эта комиссия подходящая?" Я чистосердечно ответил и сейчас подтверждаю, что комиссия была весьма подходящая и авторитетная»[772]. Слов Енукидзе никто не оспорил, следовательно, нет оснований сомневаться в правильности его рассказа.
А что документы? Они не дают никаких оснований для принятой в традиционной историографии версии истории создания этой комиссии и отношения к ней Ленина. 24 ноября Сталин направил Ленину материал из Тифлиса, а также проект постановления Секретариата ЦК РКП(б) в связи с конфликтом в КПГ, подготовленного «по заявлению Филиппа Махарадзе и др. членов ЦК Грузии старого состава». Этот материал был доложен В.И. Ленину, о чем говорит соответствующая помета в журнале регистрации входящих документов (помечен значком «Д»), проект постановления Секретариата Ленин смотрел сам (имеется помета «ВМ»)[773]. Возражений не последовало. В «Дневнике дежурных секретарей» Ленина фиксируется поступление вечером 24 ноября протокола Политбюро для голосования опросом, «по телефону» и далее следует запись: «Владимир Ильич не проголосовал»[774]. Публикаторы интерпретируют это так, что Ленин «от голосования воздержался»[775], но это вольная трактовка дневниковой записи. Не проголосовал вечером, не значит — воздержался. Могли быть другие причины. Вопрос для голосования поступил вечером 24-го, заседание Политбюро должно было состояться на следующий день. Видимо, Ленину этот протокол не был передан. День 24 ноября оказался для него тяжелым. Дежурный секретарь свою дневниковую запись начал словами: «Владимир Ильич нездоров, в кабинете был только пять минут, диктовал по телефону три письма, на которые хотел запросить позднее ответы. Мария Ильинична (Ульянова) сказала, чтобы его ничем не беспокоили...»[776]. Лишь вечером 25-го Ленин ознакомился с этим протоколом, присланным для голосования[777]. Вновь он приступил к работе вечером 26-го. Но решение Политбюро к тому времени уже состоялось без его участия. Оно не вызвало у Ленина какой-либо негативной реакции. И понятно, ведь обсуждение вопроса состоялось с его участием, а проголосовать Политбюро могло и без него. Голосовать «за» «вдогонку» не было смысла.
Политбюро 25 ноября приняло предложение Секретариата ЦК РКП(б) о создании комиссии для «срочного рассмотрения заявления» и «намечения мер, необходимых для установления прочного мира в компартии Грузии». В состав ее вошли Ф.Э. Дзержинский (председатель), Д.З. Мануильский, B.C. Мицкявичюс-Капсукас. Ленин был в курсе дела и если бы он был против принятого решения, то мог бы и должен был бы определенно заявить свой протест. Время для этого было, поскольку результаты голосования «опросом» по телефону подлежали утверждению на очередном заседании Политбюро, и только после этого оно оформлялось специальным протоколом. Утверждение состоялось на заседании Политбюро 30 ноября в присутствии Бухарина, Зиновьева, Каменева, Калинина, Молотова, Сталина, Троцкого. Если учесть, что 30 ноября Ленин работал, а накануне, 29 ноября, к нему поступил протокол заседания Секретариата ЦК партии от 25 ноября с предложениями относительно целей и состава комиссии[778], то исчезают всякие основания считать, что Ленин был против состава комиссии или что он был обойден при решении этого вопроса.
Утверждения, что комиссия не смогла провести объективного расследования, что она имела соответствующие установки от Сталина, не получают в документах подтверждения. Зато известен документ иного рода: во время работы в Тифлисе комиссии Дзержинского Сталин телеграфировал Орджоникидзе: «еще раз проверить (курсив наш. — B.C.) сообщения об агрессивных действиях грузин и дать официальную справку по этому делу за подписью всех знакомых с делом людей. Будь осторожным и не преувеличивай опасность»[779]. Считается, что оправдательный вывод комиссии вызвал гнев Ленина против ее председателя — Дзержинского. Выводы комиссии историками дружно осуждаются, но ее документы никто не потрудился поднять и изучить. Ничто не указывает на то, что комиссия Дзержинского скрывала какой-то критический материал в отношении Орджоникидзе. В протоколах заседания комиссии (№ 1—6 за 4—7 декабря 1922 г.) содержится немало информации о фактах грубого обращения его с людьми и о том, что это встречало осуждение в среде его политических единомышленников. Ничто не указывает на то, что Ленин с подозрением относился к работе комиссии. Упрек в необъективности ее, таким образом, остается необоснованным.
В литературе утвердилось также мнение, что Ленин с нетерпением ожидал результатов работы комиссии, для того чтобы, использовав привезенный материал, нанести политический удар по Сталину и Орджоникидзе. Основным аргументом в пользу этого тезиса обычно усматривают в проявлении им интереса ко времени возвращения в Москву Рыкова и Дзержинского. Для подтверждения используются записи «Дневника дежурных секретарей» за 2—4 декабря 1922 г.[780] Действительно, записи секретарей фиксируют повышенный интерес в отношении Рыкова, но такого интереса к возвращению Дзержинского они не отмечают. С 2 по 9 декабря (когда состоялся первый разговор Рыкова с Лениным) «Дневник» секретарей фиксирует, что Ленин спрашивал о возвращении Рыкова пять раз, а Дзержинского за период со 2 по 12 декабря (когда Дзержинский посетил Ленина) всего два раза. Ожидание Лениным Рыкова и Дзержинского неправомерно связывать исключительно с грузинским инцидентом. В распоряжении Ленина был прямой провод с Тифлисом. Он мог посылать и получать телеграммы. Он мог получать всю нужную информацию из первых рук в любом объеме, в любое удобное для себя время. Но он не прибег к этому средству. Более того, когда стало известно, что Дзержинский не торопится возвращаться в Москву, и по дороге будет останавливаться, чтобы производить ревизии на железной дороге (он был наркомом путей сообщения), Ленин не обеспокоился и не поторопил его[781]. Если придерживаться традиционной точки зрения, то надо признать, что для Ленина ревизия железной дороги была важнее образования СССР. Конечно, нет. Просто в это время проблемой образования СССР Ленин не был обеспокоен в той мере, как это представляется в литературе.
Рыков должен был приехать в Москву, когда Ленин уже был в Горках, поэтому он просил его позвонить туда[782]. Однако разговор не состоялся (Рыков в Горки не звонил или звонил, но не разговаривал из-за плохого самочувствия Ленина). Первый разговор между ними по телефону состоялся только 9 декабря, после возвращения Ленина в Москву. Рыкова Ленин, действительно, ждал с нетерпением, но это может быть объяснено не интересом к грузинским делам, а необходимостью срочно решать хозяйственные вопросы и вопрос об организации работы заместителей председателя СТО. В пользу этого предположения говорит то, что 12 декабря Ленин встречался со своими заместителями — Рыковым, Каменевым и Цюрупой и обсуждал с ними вопрос организации их работы[783]. Возможно, обсуждался и конфликт в КПГ. Что мог сказать Рыков Ленину? Очевидно, то же, что позднее, 7 февраля 1923 г., писал для комиссии, созданной Лениным для изучения конфликта в КП Грузии: «По существу инцидента я считаю, что т. Орджоникидзе был прав», а нервный срыв произошел в результате длительного и острого внутрипартийного конфликта, который развивался не по линии Мдивани — Орджоникидзе, а по линии ЦК КПГ против ЦК РКП(б), в котором Орджоникидзе был виновен не больше, чем сам Ленин[784]. В тот же день, 12 декабря, вечером Ленин разговаривал с Дзержинским в течение 45 минут с глазу на глаз. Вывод, к которому пришла его комиссия, вполне совпадал с мнением Рыкова. Был ли Ленин расстроен в результате переговоров с Рыковым и Дзержинским? Мы этого достоверно не знаем, однако известно, что вечером 13 декабря у Ленина настроение было неплохое, он был весел, шутил, беспокоился только о ликвидации дел перед отдыхом[785].
Что касается материала, компрометирующего Сталина, то комиссия Дзержинского его не обнаружила. Многие видные деятели партии (секретарь ВЦИК А. Енукидзе, секретарь ЦК КП Армении С.Л. Лукашин), знавшие о событиях, происходивших в КП Грузии в связи с объединительными процессами, говорили, что деятельность Сталина направлена на поиск примирения противостоящих сторон на базе принятых общепартийных решений[786]. «Ленин, — говорил Енукидзе, — действительно верил этим товарищам (грузинским национал-уклонистам. — B.C.), поддерживал их, в его таком к ним отношении большая доля (вины, влияния. — B.C.) принадлежит т. Сталину»[787]. Так говорили сторонники Сталина. Но, самое интересное, что им вторили, подтверждая эти свидетельства, сами национал-уклонисты: «Группа ответственных работников во главе с ЦК КПГ старого состава, основываясь на своем знании местных условий и на директивах, полученных от тт. Ленина и Сталина (письма, беседы), считала необходимым проводить линию некоторых уступок национальным устремлениям масс и на этой почве расходилась с Кавбюро (впоследствии Заккрайкомом) во главе с т. Орджоникидзе»[788].
На спокойный лад в отношении развития событий в Грузии могло настраивать Ленина поступившая к нему информационная сводка из Грузинской ЧК от 14 декабря 1922 г. Ситуация в главных чертах выглядит из этого документа так: «Политнастроение рабочих в Тифлисе — бодрое». В Батуми — «полная индифферентность», причину чего чекисты усматривали в слабой работе КПГ и сильной пропаганде меньшевиков, которых рабочие, однако, не поддерживают. Отношение крестьянства к советской власти сочувственное, хорошее, хотя есть и недовольные[789]. На документе имеются подчеркивания текста, указывающие на то, что Ленин ознакомился с ним.
Вопрос об образовании СССР был решен принципиально на тех условиях, на которых настаивал Ленин. Конечно, он все еще оставался предметом дискуссии и не потерял своей политической актуальности. Но не судьба грузинских национал-уклонистов или неприятный инцидент с пощечиной интересовал Ленина в это время. В период с 12 по 16 декабря 1922 г., когда окончательно прекратилась его политическая работа в прежнем режиме, Ленин не выказывал никакой озабоченности грузинскими проблемами и занимался другими вопросами (монополия внешней торговли, бюджет 1923 г. и др.). Продолжая активно работать и сделав ряд публичных выступлений, он лишь один раз (да и то по поручению Политбюро) коснулся образования СССР. 10 декабря 1922 г. Ленин направил поздравления Всеукраинскому съезду[790]. Не собирался он обращаться к проблемам национально-государственного строительства и в своем выступлении на X Всероссийском съезде Советов — нет этой проблемы в планах его выступления[791]. Не нашла она отражения и в материалах, подготовленных по поручению Ленина Н.П. Горбуновым для его выступления на X Всероссийском съезде Советов[792]. Правда, «Дневник дежурных секретарей» в записи за 14 декабря фиксирует намерение Ленина диктовать «Каменеву — о Союзе социалистических республик», но о содержании предполагаемой диктовки ничего не известно[793].
Зато известно другое. В середине ноября началась работа комиссии, созданной решением октябрьского (1922 г.) Пленума ЦК РКП(б), по подготовке документов для I съезда СССР, работой которой руководил И.В. Сталин. Перед началом ее работы, 18 ноября 1922 г., он дал интервью корреспонденту газеты «Правда», в котором, остановившись на причинах объединения республик, повторил основные аргументы своего письма к Ленину от 26 сентября 1922 г.[794] Говоря о будущей федерации, Сталин охарактеризовал ее как одно союзное государство: «Объединение советских республик в одно союзное государство (выделено нами. — B.C.), несомненно, создает такую форму всестороннего военно-хозяйственного сотрудничества», которая обеспечит им успех[795].
В связи с необходимостью строить федерацию по предложенной Лениным схеме Сталин поставил вопрос о верхней палате, создаваемой на паритетных началах всеми союзными республиками. Это было ново. РСФСР представлял собой союз, но не республик, а Советов и народов. Вторая палата в рамках прежней системы интернациональной Республики Советов, строившейся на основании соединения всех Советов в единое государство, была не нужна. По той же причине она была не нужна и в случае объединения республик в СССР на принципе автономизации. СССР как союз равноправных республик, представляя собой объединение разновеликих государств, вносивших разный вклад в общий бюджет и предъявлявших к нему разные требования. Раз уж избрали путь создания национальных государств и их федерирования, то возникала необходимость представительства и отстаивания не только социальных интересов интернационального населения отдельных регионов, но и отдельных национальностей, а значит, и в создании соответствующего политического механизма, которого не было прежде. Национальное представительство шло вразрез с прежними представлениями о принципах строительства советского государства. Советы депутатов рабочих, солдат и крестьян — органы, обеспечивающие социальное, а не национальное представительство. Национальное представительство напоминало практику буржуазного парламентаризма (Швейцария) и вызывало недоверие и скептицизм. Возможно, поэтому Сталин в интервью ставил вопрос так, что трудно понять — является он сторонником или противником этой идеи[796]. Похоже на то, что Сталин учел опыт дискуссии об автономизации и решил запустить «пробный шар».
Так или иначе, но предложение о второй палате — свидетельство тому, что Сталин серьезно принял ленинскую схему образования СССР и добросовестно занялся ее доработкой и реализацией. Сталин, именно он, а не кто-то другой, делал все, чтобы устранить проблемы, связанные с созданием СССР как союза равноправных республик.
Положения о Союзе как одном государстве и о второй палате имели принципиальный характер и выходили за рамки схемы, принятой октябрьским (1922 г.) Пленумом ЦК РКП(б). Они вели к пересмотру прежних взглядов и оценок, сложившихся в партии. Мы не знаем, согласовывал ли Сталин с Лениным эти вопросы до интервью. Учитывая ту осторожность, с которой Сталин поставил вопрос о второй палате, можно предположить, что такое согласование имело место. Во всяком случае, Ленин не мог пройти мимо этих предложений, если бы не разделял их. В запасе у него оставалось еще несколько дней активной работы, в том числе и публичное выступление в Моссовете. А потом еще были три недели до второго инсульта. Ленин не счел нужным возразить. Это обстоятельство дает основание считать, что Ленин со Сталиным был согласен. Это означает, что прежние разногласия были исчерпаны если не полностью, то в главнейших вопросах.
Надо учесть и то, что это интервью в определенном смысле задало тон всей работе Комиссии ЦК РКП(б), которая начала свою работу 21 ноября. Комиссия решила, что республики «объединяются в одно союзное государство под названием "Союз Советских Социалистических Республик"» (курсив наш — В. С.)[797]. Важнейшее предложение Сталина, определившее характер СССР на десятилетия, — о Союзе как одном государстве было принято. Ленин был в курсе работ этой комиссии. Он встречался со Сталиным и другими ее членами, получал от них письма, ему направлялись протоколы комиссии и подкомиссии, проекты подготавливаемых документов[798]. Все основные материалы, связанные с подготовкой образования СССР, продолжали поступать Ленину вплоть до второго инсульта[799]. Возражений с его стороны не было.
30 ноября 1922 г. Политбюро заслушало доклад комиссии ЦК «О Союзе республик», сделанный Сталиным, и постановило: «Основные пункты Конституции Союза Советских Социалистических республик в основном принять, включив в него в начале п. 10-го "к" "утверждение единого госбюджета СССР"». В результате ленинская схема «Союза равных», которая могла трактоваться в широком диапазоне — от федерации с сильной центральной властью до самой «рыхлой» конфедерации — была уточнена, получила необходимую ясность в главном вопросе. На этом заседании присутствовали и голосовали за подготовленный проект образования СССР, кроме Сталина, также Бухарин, Зиновьев, Каменев, Калинин, Молотов и Троцкий[800]. Ленин знал об этом решении и не возражал. Знал он и об итогах голосования на Политбюро проектов резолюций X Всероссийского съезда Советов. Именно на этом заседании Политбюро поручило Ленину направить приветствие Всеукраинскому съезду Советов[801]. В написанном приветствии выражалась поддержка стремления республик к объединению и не содержалось никакой критики того, как и в каком направлении велась подготовка к образованию СССР[802].
Дальнейшая работа по подготовке и проведению съездов Советов республик и СССР проходила уже без прямого участия Ленина.
Подведем итог. После октябрьского (1922 г.) Пленума ЦК РКП(б) Ленин ни разу не поставил под вопрос ту линию, которую Сталин на основе решения этого Пленума проводил в вопросе образования СССР и в конфликте в КП Грузии. Имея всю информацию о подготовке образования СССР, Ленин ни единым словом не высказался ни в пользу позиции национал-уклонистов — членов старого ЦК КП Грузии, ни против тех документов об образовании СССР, которые подготовила комиссия ЦК под председательством Сталина. Не счел нужным. В свете известного нам материала молчание Ленина могло означать только одно — полное согласие! Значит, к моменту второго инсульта между Лениным и Сталиным было установлено взаимопонимание в вопросах образования СССР. Все это лишает те положения, которые сформулированы в записках «К вопросу о национальностях или об "автономизации"», всякой опоры в событиях предшествующего времени, якобы послуживших причиной их появления.
* Конечно, Ленин получал информацию о развитии ситуации в КП Грузии и до выступления Мдивани. Так, 18 октября 1922 г. он получил письмо от Г.К. Орджоникидзе «о русском шовинизме» (РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 4. Д. 9. Л. 31).
** Интересно, что в качестве проводников давления на Ленина они избрали Каменева и Бухарина, которые на октябрьском (1922 г.) Пленуме ЦК РКП(б) уже проявляли склонность прислушиваться к ним и идти навстречу их требованиям. Каменев и Бухарин не подошли. Может быть, не захотели ввязываться в кавказские дела, зная позицию Ленина, или понимали, что Мдивани стремится их использовать в собственных интересах? Показательно, что Мдивани и его сторонники не обращались к Троцкому, что, очевидно, не случайно, поскольку он в это время не заявлял о своей политической позиции в этом вопросе. Да и сам он вплоть до начала февраля 1923 г. не поддерживал их. По крайней мере, открыто.
*** На XII съезде Енукидзе рассказывал, что в то время в Грузии много говорили и писали про проводимую Г.К. Орджоникидзе политику как «политику держиморды». «Но на самом деле, была ли эта политика такой? Тов. Орджоникидзе проводил политику ЦК». По утверждению Енукидзе, Орджоникидзе проявлял уступчивость и, чтобы смягчить ситуацию, тормозил проведение многих предписаний (Двенадцатый съезд Российской Коммунистической партии (большевиков). Стенограф. отчет. 17—25 апреля 1923 г. С. 539).
**** Клером — т.е. открытым текстом, что допускало перехват и утечку политической информации.
***** Так в тексте.
****** В тексте пропуск.
******* На телеграмме дата не проставлена. Ее исходящий номер 5940/ш. Дата 21 октября устанавливается на основе исходящего номера одного из предыдущих документов (№ 5937), зарегистрированного 21 декабря, и упоминания о телеграмме Ленина (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 2441. Л. 1).
******** Так в тексте. «Екдини недоволен» — по-видимому, «крайне недоволен» (?).
********* КК — Контрольная комиссия.
Примечания:
[757] Известия ЦК КПСС. 1989. № 9. С. 206.
[758] РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 26. Л. 10–12.
[759] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 54. С. 299–300.
[760] РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 2441. Л. 1–2.
[761] Там же. Д. 2491. Л. 1–1 об.
[762] Там же. Ф. 5. Оп. 2. Д. 26. Л. 20–21.
[763] Там же.
[764] Там же. Л. 14.
[765] Там же. Оп. 1. Д. 935. Л. 1.
[766] Там же. Оп. 2. Д. 2. Л. 22–28; Д. 26. Л. 15–18, 20–21, 29–29 об., 37–39; Д. 68. Л. 56; Д. 102. Л. 5; Оп. 4. Д. 1. Л. 86; Д. 9. Л. 68, 73, 77, 78, 79, 88 об.; Д. 26. Л. 37, 79; Двенадцатый съезд Российской Коммунистической партии (большевиков). Стенограф. отчет. С. 541.
[767] См.: Антонов-Овсеенко А.В. Сталин и его время // Вопросы истории. 1989. № 1. С. 97; Волкогонов Д.А. Сталин... Кн. 1. С. 140; Герасименко А. Загадки маленькой записки // Молодая гвардия. 1992. № 1–2. С. 236; Журавлев В.В., Ненароков А.Н. «Грузинский инцидент» // Правда. 1988. 12 авг.
[768] РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 32. Л. 43–43 об.
[769] Там же. Л. 44–44 об., 60.
[770] Там же. Ф. 17. Оп. 2. Д. 246 (IV вып.). С. 58.
[771] См.: Антонов-Овсеенко А.В. Сталин и его время. С. 97; Ненароков А.Н., Журавлев В.В. Указ. соч.; Такер Р. Сталин. Путь к власти. 1879—1929. История и личность. С. 239.
[772] Двенадцатый съезд Российской Коммунистической партии (большевиков). Стенограф. отчет. С. 541—542.
[773] РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 4. Д. 9. Л. 71; Д. 26. Л. 37.
[774] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 459.
[775] Там же. С. 603.
[776] Там же. С. 459.
[777] Там же. С. 463.
[778] РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 4. Д. 9. Л. 77–80. Ф. 17. Оп. 3. Д. 324. Л. 1, 5.
[779] Цит. по: Ненароков А.Н., Журавлев В.В. Указ. соч.
[780] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 464—466.
[781] Там же. С. 465.
[782] Там же. С. 466.
[783] Там же. С. 469.
[784] РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 32. Л. 43–43 об.
[785] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 471.
[786] Двенадцатый съезд Российской Коммунистической партии (большевиков). Стенограф. отчет. С. 541, 551.
[787] Там же. С. 541.
[788] РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 32. Л. 53.
[789] Там же. Оп. 1.Д. 2657. Л. 1, 3.
[790] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 330.
[791] Там же. С. 440–441.
[792] РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 1867.
[793] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 472.
[794] Сталин И.В. Соч. Т. 5. С. 140.
[795] Там же. С. 144.
[796] Там же. С. 143.
[797] Отечественная история. 1992. № 4. С. 93.
[798] Там же. С. 91–106, 112–116; Источник. 1993. № 1. С. 56; Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 462; РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 4. Д. 1. Л. 85 об.
[799] РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 4. Д. 1.
[800] Там же. Ф. 17. Оп. 3. Д. 324. Л. 4.
[801] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 469.
[802] Там же. С. 330.