Книги о Ленине

§ 2. ПОЯВЛЕНИЕ ЗАПИСОК «К ВОПРОСУ О НАЦИОНАЛЬНОСТЯХ ИЛИ ОБ "АВТОНОМИЗАЦИИ"»

Проиграв открытую политическую борьбу на этапе подготовки XII съезда партии, Троцкий попытался исполнить роль душеприказчика Ленина на самом съезде. Накануне его открытия среди пребывающих делегатов начали распространяться слухи о существовании каких-то секретных записок Ленина, называющихся «К вопросу о национальностях или об "автономизации"». Интересную «зарисовку с натуры» оставил Валентинов: «Очевидно, не говоря о записках ни одного слова членам Политбюро, Троцкий их кому-то показал, или говорил о них. Точного содержания этих документов делегаты съезда, по-видимому, не знали. Все держалось на слухах и из них делался вывод, что больной Ленин выражал доверие к Троцкому и дал ему какие-то важные в партийном отношении поручения и полномочия. Вот эти слухи... еще более усиливали впечатления от статьи Радека»[1410], опубликованной 14 марта в газете «Правда» (в которой доказывалось, что всеми основными достижениями Советская власть и партия обязаны прежде всего Троцкому).

В то же время, 16 апреля, Л.А. Фотиева письмом информировала Сталина о существовании «статьи» (записки) «К вопросу о национальностях или об "автономизации"»: «Прилагаемая статья т. Ленина была написана им 31/ХII—22 г. Владимир Ильич предполагал ее опубликовать, так как на мой вопрос, заданный ему незадолго до его последнего заболевания, не считает ли он нужным опубликовать эту статью — он сказал — да, я думаю ее опубликовать, но несколько позже.

Владимира Ильича сильно волновал национальный вопрос и он готовился выступить по нему на партсъезде, а в этой статье его точка зрения по данному вопросу выражена очень ярко*.

На основании вышеизложенного я считаю своим партийным долгом довести до Вашего сведения эту статью, хотя и не имею формального распоряжения Владимира Ильича...

Просьба вернуть статью, так как посылается тот единственный экземпляр, который имеется в архиве Владимира Ильича»[1411]**.

Важно понять те политические механизмы и интересы, которыми в данном случае руководствовалась Фотиева. В историографии нет не только единого, но и сколь-либо аргументированного ответа на этот вопрос. Имеется мнение, что письмо Фотиевой от 16 апреля было инспирировано Сталиным, который знал о «статье» и, не желая, чтобы она всплыла на съезде, обнародовал ее таким образом перед съездом[1412]***. Куманев и Куликова считают этот вариант сомнительным и высказывают предположение, что за Фотиевой стояла Крупская[1413]. Ненароков считает, что Фотиева на этот шаг решилась «явно по наущению Каменева» для «выяснения намерений Троцкого». Действия Каменева он оценивает как провокацию[1414]. Так или нет, сказать трудно, но факт, что Фотиева, прежде чем направила письмо Сталину, говорила с Каменевым по телефону относительно этой статьи[1415]. Со Сталиным такого разговора не было.

То, что Фотиева в этих поступках была несамостоятельной фигурой, очевидно. Нельзя всерьез предполагать, что ответственный технический работник ленинского секретариата стал выступать от имени Ленина, не будучи ни посвященным в его планы, ни уполномоченным им на то****, тем более что, согласно традиционной версии, распорядительницей всех текстов «Завещания» Ленин назначил Крупскую. Фотиева не могла не знать об этой воле Ленина, поскольку (как уверяет Володичева) все тексты хранились в конвертах с соответствующей надписью: вскрыть может только Ленин или Крупская. Получается, что Фотиева взяла на себя по собственной воле и в нарушение «воли» Ленина обязанности быть распорядителем ленинских документов. Удивительно и то, что Крупская никак себя в этой истории не заявила. Фотиева не посчитала должным обратиться к ней даже тогда, когда разразился конфликт. Трудно принять ее объяснение о причине позднего информирования ЦК РКП(б) о существовании этой записки, так как ссылка на болезнь неубедительна (достаточно было передать соответствующее распоряжение работникам секретариата).

Вопрос о мотивах, очевидно, останется без ответа. Ясно, пожалуй, одно: с большим основанием мы можем предположить, что этим актом Фотиева обслуживала чей-то политический интерес. Скорее всего за Фотиевой стоял Троцкий. Можно гадать, что, кем и как задумывалось, но то, что получилось, более всего похоже на попытку «надавить» на Сталина, дав ему знать, что в руках его противников имеется серьезный документ, политически компрометирующий его, и тем ограничить свободу его действий накануне съезда и на самом съезде*****. Возможно, именно поэтому Фотиева первоначально не сообщила Сталину того, что статья была уже известна Троцкому и Каменеву. Возможно, именно поэтому позднее, в письме Каменеву, она определенно сказала то, чего нет в ее письме Сталину, — что Ленин не сделал «окончательного распоряжения»[1416].

Интересна реакция Сталина на эту информацию. О ней известно из надписи Фотиевой на письме Сталину, которое, оказывается, не было отправлено ему: «Не послано, т.к. т. Сталин сказал, что в это не вмешивается»[1417]. Странная запись и удивительная ситуация! Письмо написано, но не послано, а Сталин, не зная ни текста письма, ни текста статьи, заявляет, что он «в это не вмешивается».

Куманев и Куликова считают, что Фотиева информировала Сталина о содержании статьи по телефону[1418]. В принципе это, конечно, возможно, но нельзя пройти мимо того факта, что Фотиева говорит определенно о передаче статьи как о свершившемся факте (во втором, вечернем, письме Сталину от 16 апреля Фотиева писала: «...пересланную мною Вам статью...»)[1419]. Получается: статья Сталину направлена, а сопроводительное письмо — нет. Зачем оно? Не для «истории» ли? В историографии предпринимались попытки объяснить ответ Сталина. Ненароков усматривает в нем проявление «шоковой реакции». Сталиным руководили страх и растерянность. Аргументов — никаких[1420]. Вряд ли это что-либо объясняет, ведь записки («статья») уже были преданы гласности. Создание СССР по ленинско-сталинскому варианту и при активном участии Сталина делало критику сталинского проекта автономизации политически неактуальной. Кроме того, решения Пленумов ЦК по грузинскому вопросу вполне блокировали содержащуюся в записках критику Сталина в связи с грузинским конфликтом. Это тоже не наш домысел, это факт: именно так отнесся к нему XII съезд РКП(б).

Вопрос о реакции Сталина остается без ответа. Он, как генеральный секретарь, должен был принять ленинский документ. «Вмешиваться» ему или «не вмешиваться», но официально направленный ему документ из ленинского секретариата он должен был принять. Отказ был чреват для него определенными политическими последствиями, и он не мог не понимать этого. Но никто Сталину этот отказ в вину не ставил. Никто, кроме наших историков, не усмотрел в действиях Сталина никакого произвола и преступления перед Лениным. Пока мы можем только высказать свои предположения. Письмо Фотиевой не официальное, а приватное*******, не содержащее какой-либо определенно сформулированной просьбы или предложения. Да и сами записки («статья») не передавались в ЦК, а направлялись только для ознакомления с ними. Кроме того, «статья» была представлена как незавершенный ленинский документ, не относящийся к делопроизводству ЦК. Сталин прочитал (?) текст, вернул и заявил, что не вмешивается в решение вопроса, что с ней делать — печатать ли, нет ли, передать ли съезду, учесть ли мнение Ленина... Если бы Фотиева направила текст ленинской «статьи» в ЦК официально (без требования вернуть) и поставила определенно вопрос перед ЦК партии, Сталин не смог бы заявить, что он «не вмешивается».

Возможно, ключ к пониманию в слове «вмешиваться». Во что не хотел вмешиваться Сталин? Из его ответа не ясно. Может быть, в дело легализации и прикрытия акта распространения ленинского документа без его распоряжения? Можно предположить, что Фотиева принесла Сталину письмо и «статью» и, передавая их, устно информировала об их содержании? Сталин, получив копию якобы написанной Ленины «статьи», но им не подписанной, мог усомниться в ленинском авторстве ее, так как не было и указания Ленина о передаче этого текста в ЦК. Поэтому он предоставил Фотиевой поступать по своему усмотрению.

«Слабое место» этой версии в том, что Сталин получил и оставил «статью» у себя. Значит, он «вмешался». Если так, то помета Фотиевой по меньшей мере не точна. И здесь не уйти от вопроса — не является ли письмо Фотиевой позднейшей фабрикацией? Отмеченные выше особенности его не позволяют дать на этот вопрос отрицательный ответ.

«Тихой» передачи этой «статьи» (записок) в ЦК РКП(б) в условиях широкой огласки, которую она уже получила среди делегатов съезда, не получилось: если бы из Политбюро затребовали рукопись, возник бы большой скандал с тягостными для карьеры секретарей последствиями. Конечно, это наше предположение, но оно находит опору в дальнейших шагах Фотиевой и позволяет дать удовлетворительное объяснение происходившим событиям. Получив ответ Сталина, Фотиева сразу же (16 апреля) пишет письмо Каменеву (копию — Троцкому), в котором «запускает» другую схему, выводящую ее из-под удара. В нем она уже утверждает, что Ленин продиктовал это письмо, следовательно, рукописи статьи нет. Фотиева писала: «В дополнение к нашему телефонному разговору******* сообщаю Вам как председательствующему в Политбюро следующее:

Как я уже сообщала Вам, 31/ХII—22 г. Владимиром Ильичом была продиктована статья по национальному вопросу.

Вопрос этот его чрезвычайно волновал, и он готовился выступить по нему на партсъезде.

Незадолго до своего последнего заболевания он сообщил мне, что статью эту опубликует, но позже. После этого он захворал, не сделав окончательного распоряжения.

Эту статью Владимир Ильич считал руководящей и придавал ей большое значение. По распоряжению Владимира Ильича она была сообщена т. Троцкому, которому Владимир Ильич поручил защищать его точку зрения по данному вопросу на партсъезде ввиду их солидарности в данном вопросе.

Единственный экземпляр этой статьи, имеющийся у меня, хранится по распоряжению Владимира Ильича в его секретном архиве»[1421].

Интересна реакция Каменева, который, подобно Сталину, высказал желание не вмешиваться в решение вопроса о судьбе записок «К вопросу о национальностях или об "автономизации"»[1422]. «Сейчас получил Вашу записку. Более месяца тому назад т. Троцкий показывал мне статью Владимира Ильича по национальному вопросу, указывая — с Ваших слов — на полную и абсолютную секретность ее и на то, что она ни в коем случае не подлежит оглашению не только путем печати, но даже и путем устной передачи. Было это, по-моему, уже тогда, когда Владимир Ильич был лишен возможности давать новые распоряжения (т.е. после 10 марта 1923 г. — B.C.).

Я не могу, поэтому, не удивляться разногласию между тем, что Вами было сообщено т. Троцкому и что Вы сообщаете теперь мне по поводу воли Владимира Ильича.

Я никак не могу судить о ней, ибо вами, видимо, не была соблюдена при этом абсолютная точность и формальность в таком важном для всей партии деле, как передача воли Владимира Ильича (выделено нами. — B.C.).

Если вы уверены, что знаете, в чем именно заключается воля Владимира Ильича в данном случае, Вы должны немедленно обратиться со своим конкретным предложением в ЦК.

Так как в Пбюро не существует звания "председательствующего" (председатель выбирается для каждого заседания), то я удивлен, что вы обратились почему-то ко мне, вместо того, чтобы адресоваться в правильном партийном порядке, — через Секретариат ЦК.

Вашу записку и мой ответ пересылаю в Секретариат ЦК».

Каменев переслал их в Секретариат ЦК, сопроводив письмом: «Сейчас, 5 час. 35 мин., получил прилагаемую записку тов. Фотиевой. Пересылаю ее в ЦК, ибо записка ничего лично меня касающегося не заключает. По-моему ЦК должен сейчас же решить положительно вопрос об опубликовании статьи Владимира Ильича». Датировав письмо, Каменев опять же проставил и время: «5 час. 45 мин.»[1423]. Такое необычное для документов подобного рода внимание ко времени получения письма Фотиевой и отправления своего письма, видимо, говорит о том, что Каменев придал этой истории очень серьезное значение. Отправив эти письма в Секретариат, Каменев, так же как и Сталин, как бы «умыл руки» во всей этой истории. Во всяком случае он усомнился в информации Фотиевой относительно намерений Ленина, а значит, объективно поставил под сомнение и весь рассказ Фотиевой.

Авторитета Фотиевой, чтобы надежно засвидетельствовать «волю» Ленина и обеспечить введение этой «статьи» в политический обиход, явно не хватало. В этих условиях она не последовала совету Каменева, а обратилась за советом (и помощью?) к М.И. Ульяновой. После обсуждения с ней вопроса о судьбе «статьи» Фотиева в 9 часов вечера направляет второе письмо Сталину: «Сегодня я советовалась с Марией Ильиничной по вопросу о том, не нужно ли опубликовать пересланную мною Вам статью Владимира Ильича»[1424]. Как оценить факт привлечения М.И. Ульяновой к обсуждению этого вопроса? Возможно, ее мнение могло показаться Фотиевой достаточно авторитетным, чтобы побудить членов ЦК принять положительное решение вопроса о публикации*********.

М.И. Ульянова не была свидетельницей работы брата над этим текстом и не была посвящена в его планы. Она заняла позицию более осторожную, чем Каменев. «Мария Ильинична высказалась в том смысле, — пишет Фотиева, — что так как прямого распоряжения Владимира Ильича об опубликовании этой статьи не было, то печатать ее нельзя и что она считает возможным лишь ознакомить с ней членов съезда». К этому Фотиева добавила: «Со своей стороны считаю нужным прибавить, что Владимир Ильич не считал эту статью законченной и готовой для печати»[1425].

Мы не можем восстановить все, что произошло между первым и вторым письмами Фотиевой Сталину. Поскольку позиция, занятая М.И. Ульяновой, была выгодна Сталину, то в переговорах Фотиевой и Ульяновой иногда усматривают интригу, направленную в пользу Сталина. Действительно, мнение Ульяновой «работало» на политический интерес Сталина, но главное, возможно, было в другом — в косвенном подтверждении ею ленинского авторства записок («статьи») «К вопросу о национальностях...» Так в течение 16 апреля 1923 г. Фотиева (при косвенном участии Троцкого) легализировала и внедрила в политический обиход эти записки («статью») как ленинский документ.

После того как выяснилась позиция Сталина и Каменева, началась следующая фаза внедрения этой статьи в политический обиход. Троцкий обращается ко всем членам ЦК со своими свидетельствами ленинского авторства и ленинской воли, а заодно и с извещением о существовании писем Ленина от 5 и 6 марта, посвященных защите грузинских национал-уклонистов*********. «Мною получена сегодня прилагаемая при сем копия письма личного секретаря т. Ленина т. Фотиевой к т. Каменеву по поводу статьи т. Ленина по национальному вопросу.

Статья т. Ленина была мною получена 5-го марта одновременно с тремя записками т. Ленина, копии которых при сем также прилагаются**********.

Я тогда снял для себя копию статьи как имеющей исключительное принципиальное значение и положил ее в основу как своих поправок к тезисам т. Сталина (принятых т. Сталиным***********), так и своей статьи в "Правде" по национальному вопросу.

Статья, как было сказано, имеет первостепенное принципиальное значение. С другой стороны, она заключает в себе резкое осуждение по адресу трех членов ЦК. Пока оставалась хоть тень надежды на то, что Владимир Ильич успел сделать относительно этой статьи какие-либо распоряжения насчет партийного съезда, для которого она, как вытекает из всех условий и в частности из записки т. Фотиевой, предназначалась, — до тех пор я не ставил вопроса о статье.

При создавшейся ныне обстановке, как она окончательно определяется запиской т. Фотиевой, я не вижу другого исхода, как сообщить членам Центрального Комитета статью (курсив наш. — B.C.), которая, с моей точки зрения, имеет для партийной политики в национальном вопросе не меньшее значение, чем предшествующая статья по вопросу об отношениях пролетариата и крестьянства************.

Если никто из членов ЦК — по соображениям внутрипартийного характера, значение которых понятно само собой, — не поднимет вопроса о доведении статьи в том или другом виде до сведения партии или партсъезда, то я со своей стороны буду рассматривать это как молчаливое решение, которое снимает с меня личную ответственность за настоящую статью в отношении партсъезда.

Приложение: письмо т. Фотиевой, три записки и статья т. Ленина»[1426].

Видимо, Троцкий был недоволен тем оборотом, которое принимало дело. Иначе трудно понять, почему он, несмотря на то что Фотиева фактически дезавуировала свое собственное утверждение относительно воли Ленина, взял на себя ответственность ознакомить партию с ленинской статьей по хранящейся у него копии. Скорее всего этим он хотел гарантировать введение этой «статьи» в политический обиход как официального документа — от имени ЦК РКП(б).

Нельзя не обратить внимания и на использованный Троцким прием — двусмысленность предупреждения. Что он имел в виду? То ли, что он, «подчиняясь молчаливому решению», доведет эту «статью» до сведения делегатов съезда, то ли то, что он не будет этого делать. Ясно, что у такого мастера пера, каким был Троцкий, подобная двусмысленность в центральной формулировке важного политического документа не могла быть случайной. Видимо, он оставляет за собой право истолковать невысказанную волю Политбюро как ему заблагорассудится. И это могло держать в напряжении ЦК и Политбюро, сохраняя за Троцким инициативу в этом вопросе, представляя его в глазах делегатов XII съезда РКП(б) в качестве защитника политической позиции Ленина, а других членов Политбюро — противниками Ленина. Троцкий фактически ставил ультиматум: или вы выступаете с требованием опубликовать (Каменев ему уже поддакнул), или я сделаю это сам и заклеймлю вас как людей, стремящихся скрыть от партии мысли Ленина. Кто же возразит? И на каком основании?

Далее переписка переходит в иное русло: она ведется между Сталиным и Троцким и посвящается условиям обнародования текста. В 22 часа, имея уже на руках переписку Фотиевой и Каменева, из которой следовало, что с 5 марта эта статья уже имела определенное хождение и использовалась Троцким в политическом обиходе, а также второе письма Фотиевой, Сталин направляет заявление членам ЦК: «Очень удивлен, что статьи********** тов. Ленина, имеющие, безусловно высоко принципиальное значение и полученные Троцким еще 5-го марта сего года, тов. Троцкий нашел возможным держать под спудом более чем месяц, не доведя до сведения Политбюро или Пленума ЦК вплоть до кануна открытия XII партсъезда. Об этих статьях говорят, как мне сообщают сегодня делегаты съезда, вокруг них складываются среди делегатов слухи и легенды, о них знают, как я узнал сегодня, люди, ничего общего с ЦК не имеющие, сами члены ЦК вынуждены питаться этими слухами и легендами, между тем ясно, что ЦК должен был быть, прежде всего, информирован об их содержании». Относительно публикации Сталин занял более определенную, чем днем, позицию: эти статьи «следовало бы опубликовать в печати. Можно только пожалеть, что, как это ясно из письма тов. Фотиевой, и, оказывается, нельзя публиковать, так как они еще не просмотрены тов. Лениным». Вслед за этим по распоряжению Сталина всем членам ЦК был разослан комплекс документов, включавший в себя письмо Троцкого членам ЦК от 16 апреля 1923 г., текст записок («статьи») «К вопросу о национальностях или об "автономизации"», переписку Фотиевой со Сталиным и Каменевым от 16 апреля и заявление Сталина[1427].

Так главное было сделано — никому неведомый текст, чье ленинское авторство опиралось только на взаимно поддерживающие свидетельства Фотиевой и Троцкого, был введен в политический обиход как ленинский документ. Его рассылка от имени ЦК довершила дело — ленинское авторство теперь было подтверждено и авторитетом ЦК. Решалась ли этим проблема доказательства ленинского авторства «статьи»? Конечно, нет.

В этом отношении интересно письмо, которое Троцкий направил 17 апреля членам ЦК. Формально оно является ответом на те упреки в его адрес, которые были высказаны Сталиным в заявлении 16 апреля. Вместе с тем оно является попыткой дать дополнительные косвенные аргументы в пользу ленинского авторства ее. «Статья т. Ленина была прислана мне в секретном и личном порядке т. Лениным через Фотиеву, причем, несмотря на выраженное мною в тот же час намерение ознакомить членов Политбюро со статьей, т. Ленин категорически высказался против этого через Фотиеву (поди проверь теперь. — B.C.)**************. Через два дня состояние здоровья Ленина ухудшилось и «сношения с ним по этому вопросу естественно прекратились», а некоторое время спустя «статья была у меня потребована т. Гляссер и мною возвращена». «Я снял для себя копию для личного своего употребления (для формулировки поправок к тезисам т. Сталина, для написания своей статьи и пр.)» (выделено нами. — B.C.). Троцкий признавал, что «ничего не знал» о том, «какие распоряжения отданы т. Лениным относительно его статьи и других документов по грузинскому делу ("готовлю речи и статьи")»*¹⁵. Обостряя ситуацию, Троцкий заявил, что «если кто-либо считает, что я действовал неправильно в этом вопросе, то я с своей стороны предлагаю расследовать это дело в конфликтной комиссии съезда либо в особой комиссии. Других путей для этого я не вижу»[1428]. Видеть или не видеть другие пути — это дело Троцкого, но кроме конфликтной комиссии съезда есть еще Политбюро и ЦК партии, в рамках которых происходил этот конфликт. Троцкий, очевидно, не желает ограничивать его этими рамками, значит, он избрал путь эскалации политической борьбы. Записки «К вопросу о национальностях или об "автономизации"» — это политическая дубинка в его руках, расчищающая ему путь к победе на съезде партии, и он стремится ее использовать в полной мере.

18 апреля 1923 г. президиум XII съезда на втором заседании рассмотрел вопрос о «О записках тов. Ленина по национальному вопросу, в частности, "по грузинскому вопросу"» и принял решение огласить записки и все материалы на «сеньорен-конвенте»*¹⁶, после чего члены Президиума съезда должны были огласить их (вместе с решениями ЦК РКП(б) по этому вопросу) в делегациях съезда. Так же решено было на секции съезда по нацвопросу эти материалы не оглашать[1429]. Запрета на использование полученной информации другими делегатами съезда не было. Запрещалось только оглашать эти записки и решения ЦК РКП(б) на секции съезда по национальному вопросу, на которую приглашались заинтересованные лица, не являющиеся делегатами съезда. Таким образом, достигалась цель информирования съезда без проведения закрытого заседания.

Президиум съезда признал, что «записка т. Ленина по национальному вопросу стала известной ЦК только накануне съезда, совершенно независимо от воли какого-либо из членов ЦК, а лишь в связи с отданным т. Лениным распоряжением и с ходом его болезни*¹⁷.

В связи с этим Президиум будет считать распространение каких-либо слухов о задержке оглашения этой записки со стороны кого бы то ни было из членов ЦК клеветой»[1430]. Считается, что так Президиум съезда отреагировал на жалобу Троцкого*¹⁸.

В литературе встречается попытка интерпретации этого решения как направленного против Сталина и как выражения политической поддержки Троцкого. Ход обсуждения национального вопроса на съезде и после него заставляет усомниться в этом. Сторонников Сталина на нем было много — больше, чем сторонников Троцкого. Скорее, это было компромиссное решение, которое можно оценить как призыв, обращенный к обеим сторонам прекратить этот конфликт. Решение частично удовлетворяло просьбу Троцкого: он был взят под защиту от критики Сталина. Но вряд ли его можно оценить как победу Троцкого и поражение Сталина. Судить Сталина было не за что, он мог иметь по этому вопросу свое мнение и высказать его. И, главное, поскольку, грозя Сталину партийным судом, Троцкий добивался большего — осуждения Сталина и фактического признания себя доверенным лицом Ленина, — то этим решением Президиум съезда надежно прикрыл Сталина от атаки Троцкого. Если бы это было «победой Троцкого», то можно было бы ожидать активного использования им данной темы на XII съезде, но этого не произошло, на съезде ни Сталин, ни Троцкий к ней не возвращались.

Рассматривая всю эту историю с позиций интересов Троцкого и откровенно сочувствуя ему в его неудачной борьбе со Сталиным, А.П. Ненароков ее причину видит в ошибке Троцкого, состоявшей в том, что при рассылке диктовки Ленина членам ЦК он в своем письме назвал ее статьей. Этим он-де обрек себя на поражение. Ненароков полагает, что если бы Троцкий назвал текст заготовкой для выступления на съезде, то ее пришлось бы зачитать не на «сеньорен-конвенте», а на пленуме съезда и тогда исход политической дискуссии на съезде был бы иным[1431]. Конечно, предположить это можно, но доказать нельзя. Неясно, что изменилось бы при этом. Ведь текст ее не был секретом для делегатов съезда. Обсуждение ее по существу поднятых в ней вопросов состоялось на пленарном заседании съезда, в комиссии съезда по национальному вопросу, а также в ходе обсуждения проекта резолюции съезда[1432].

Таким образом, документы, имеющие прямое и косвенное отношение к поднятой здесь проблеме, позволяют прийти к ряду важных для нашей темы выводов. «Ленинская воля» относительно использования текстов «статьи» и писем оказывается вне какой-либо связи с ясно выраженным распоряжением Ленина. В роли прямых свидетелей принадлежности этой «статьи» Ленину выступают Фотиева, Троцкий и Володичева, дающие противоречивые, путаные показания. «Воля Ленина» оказывается тесно связанной с политическими интересами Троцкого, который фактически взял на себя роль «душеприказчика» Ленина и сумел вынудить ЦК согласиться с этим. Троцкий и Фотиева вывели «статью» «К вопросу о национальностях или об "автономизации"» из политического небытия и превратили ее в главную сенсацию XII съезда РКП(б). Выясняется, что реальные условия хранения текстов ленинского «Завещания» не имеют ничего общего с тем, как они вырисовываются из воспоминаний Володичевой и Фотиевой. Ни Фотиевой, ни Троцкому нет дела до этого мифического режима, очевидно, потому, что никакого режима особо секретного хранения ленинских диктовок просто не было. Они присвоили себе право говорить от имени Ленина, информировать о тех или иных ленинских документах тогда и того, когда и кого посчитают нужным. Режим «секретности» оборачивается специфическим методом ведения политической борьбы против Сталина в тех условиях с использованием возможностей, которые предоставляли некоторые из технических работников ленинского секретариата.

Эта история показывает нам, что антиленинские, антибольшевистские политические силы в партии стали использовать выступления своего всегдашнего оппонента и политического противника — Ленина — в интересах борьбы против той группы политических лидеров ЦК партии, которые в это время стали олицетворять собой ленинский курс партии. Она показывает, каким именно образом они стали превращать авторитет и документы Ленина в «козырную карту» в политической борьбе, фактически поставив политическое наследие Ленина на службу Троцкому.

Дискуссия на XII съезде в общем и целом подтверждает этот вывод.

* А.П. Ненароков считает: эта диктовка была не наброском статьи, «что принято в исторической литературе за аксиому», а «заготовкой» для выступления на XII съезде.

** В фонде председателя СНК РСФСР В.И. Ленина хранится незарегистрированный экземпляр этого письма. Текста упомянутой «ленинской» статьи при нем нет, хотя есть указание, что она прилагается (РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 34. Л. 20). Вообще в доступной историкам части ленинского архива этого экземпляра «статьи» нет. Ни черновиков, ни стенографических записей, ни того экземпляра, который был якобы направлен Троцкому, а потом возвращен им. И никаких материальных следов их существования научной общественности неизвестно.

*** В литературе утвердилось мнение, что Фотиева «работала» на Сталина, была его человеком в ленинском секретариате и вела интригу в его интересах. Так, например, считает Э.С. Радзинский (Радзинский Э.С. Сталин. М., 1997. С. 207). Оно не может быть принято всерьез, поскольку покоится на логических схемах и не имеет никакого документального обоснования. В качестве доказательства близости Фотиевой Сталину представляют известное письмо ее Каменеву, датированное 29 декабря 1922 г., с просьбой не доводить до сведения Ленина, что они знают содержание письма от 23 декабря 1922 г. (Известия ЦК КПСС. 1990. № 1. С. 157, 158). На наш взгляд, в нем трудно увидеть следы интриги Фотиевой против Ленина в пользу Сталина. Материал «комиссии Совнаркома», готовившей материалы по конфликту в КП Грузии для Ленина, заставляет думать, что Фотиева вела интригу не в пользу Сталина, а против него.

**** В.М Молотов говорил: «Каждый наш лидер хочет сделать Ленина похожим на себя... Даже Фотиева считает возможным выступать от имени Ленина, а кто она была? Технический секретарь» (Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. Чуева. М., 1990. С. 336).

***** Возможно также, что эту же цель преследовал Троцкий, рассказывая Каменеву о статье и письмах Ленина.

****** Оно не прошло регистрации в ленинском секретариате и содержало требование возвратить текст статьи.

******* О времени и характере разговора ничего не известно.

******** Почему Фотиева не обратилась к Н.К. Крупской, которая, как считается, была распорядительницей последних документов Ленина? Почему не к Володичевой, которая, как считается, записывала эти диктовки? Эти вопросы пока что остаются без ответа.

*********  В ленинском секретариате получение этого письма Троцкого зарегистрировано с поразительной точностью: «Получено в 8 час. 10 мин. веч. 16/IV— 23 г.» (Известия ЦК КПСС. 1990. № 9. С. 159).

********** Речь идет о письме Троцкому (5 марта), о письме Мдивани и др. (6 марта), а также о записке Володичевой (5 марта), в которой она зафиксировала содержание своего телефонного разговора с Троцким по поводу контактов Ленина с Троцким в этот день. Это заявление Троцкого обнаруживает ложь и какую-то интригу. Во-первых, письмо Ленина Мдивани и др., продиктованное, как считается, 6 марта, Троцкий НЕ МОГ получить 5 марта одновременно со статьей «К вопросу о национальностях...». Но Троцкий утверждает именно это! Во-вторых, запись Володичевой не является письмом, она — внутренний делопроизводственный документ ленинского секретариата, хотя и не ясно, для кого и для чего она предназначалась. Поэтому возникает вопрос, как и почему она попала к Троцкому, почему в ленинский секретариат она поступила от Троцкого в виде копии? Где, когда и кем была написана эта записка? Почему имеется только машинописная копия, но нет рукописи? Эти вопросы пока что остаются без ответа.

*********** Это заявление слишком смелое. Реакцию Сталина нельзя охарактеризовать как «принятие» поправок Троцкого.

************ Публикаторы этого документа считают, что в данном случае речь идет о статье «О кооперации» (Известия ЦК КПСС. 1990. № 9. С. 158). Это не убедительно, так как текст записок о кооперации Крупская принесла в ЦК только в мае 1923 г. (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 598). Очевидно, речь идет о статье «Как нам реорганизовать Рабкрин», в которой был поставлен вопрос о сохранении союза рабочего класса и крестьянства (см. выше). В данном случае Троцкий сам указывает на ту связь, которую с иных позиций разрабатываем мы в данной главе: возможности, осознанные Троцким в ходе обсуждения статьи об РКИ, начали переводиться на язык политических действий в связи с вопросами национально-государственного строительства.

************* Очевидно, под «статьями» Сталин имеет в виду отдельные блоки текстов, из которых состоит эта статья.

************** Выше было показано, что переговоры Ленина и Троцкого 5—6 марта ничем не подтверждаются, а рассказы о них Троцкого, Фотиевой и Володичевой полны противоречий, т.е. у нас нет заслуживающей доверия информации. Есть все основания считать, что эти переговоры — еще один исторический миф, призванный объяснить, почему Троцкий не сообщал о «статье» в Политбюро, и заслониться от критики Сталина.

*¹⁵ О путанице, присутствующей в этом рассказе Троцкого, речь шла выше. Верить ему на слово нет оснований.

*¹⁶ «Сеньорен-конвент» — совещание представителей делегаций съезда. Впервые эта форма организации работы съезда была использована на XII съезде. В литературе встречаются утверждения, что решение о создании «сеньорен-конвента» сторонники Сталина провели ради сокрытия от делегатов съезда текстов ленинских записок «статьи» «К вопросу о национальностях...». Так, например, считает В.А. Антонов-Овсеенко (Антонов-Овсеенко А.В. Сталин и его время // Вопросы истории. 1989. № 1. С. 99). Но решение о его создании было принято до возникновения этой переписки — 15 апреля. В этот день пленум ЦК заслушал вопрос об открытии XII съезда и решил (3-й пункт): «Признать желательным организацию на съезде "сеньорен-конвента" на основе представительства одного от десяти делегатов. Поручить тт. Фрунзе и Рудзутаку провести это в делегациях съезда» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 97. Л. 1).

*¹⁷ Очевидно, что сказать так никто не мог. Данное утверждение опять же покоится на заявлениях Фотиевой и Троцкого.

*¹⁸ В журнале «Известия ЦК КПСС» опубликовано письмо Троцкого Сталину от 18 апреля, в котором он напоминает ему об устном признании Сталина, сделанном накануне, что никаких претензий по поводу статьи к Троцкому у него нет, и об обещании сделать по этому поводу письменное заявление. Поскольку такого заявления не последовало, то Троцкий объявляет о намерении передать дело в конфликтную комиссию (Известия ЦК КПСС. 1990. № 9. С. 161). Однако в отношении этого письма есть некоторые сомнения. Публикация произведена с экземпляра, хранящегося в фонде Троцкого. В то же время на письме имеется помета — «написано без копий». Неясно, было ли оно послано. Если письмо отослано, то почему оно хранится в бумагах Троцкого? Если Троцкий все же оставил копию, тогда он солгал в указанной выше приписке. Если он не отправил Сталину письмо, то, во-первых, оно не имело никакого политического значения, и, во-вторых, под сомнением оказывается и время его написания — 18 апреля 1923 г.

Примечание:

[1410]  Валентинов Н.В. Наследники Ленина. М, 1991. С. 17.

[1411] Известия ЦК КПСС. 1990. № 9. С. 155-156.

[1412] Яковлев Е. Последний инцидент. Конспект драмы Владимира Ильича // Московские новости. 1989. 22 янв.

[1413] Куманев В.А., Куликова И.С. Противостояние: Крупская — Сталин. С. 35—36, 38.

[1414] Ненароков А. П. Указ соч. С. 121.

[1415] Известия ЦК КПСС. 1990. № 9. С. 156, 161.

[1416] Там же. С. 157.

[1417] Там же. С. 156.

[1418]  Куманев В.А., Куликова И.С. Указ соч. С. 36.

[1419]  Известия ЦК КПСС. 1990. № 9. С. 159.

[1420] Ненароков А.П. Указ соч. С. 121.

[1421] Известия ЦК КПСС. 1990. № 9. С. 156.

[1422] Там же. С. 157.

[1423] Там же. С. 156–157.

[1424] Там же. С. 159.

[1425] Там же.

[1426] Там же. С. 158.

[1427] Там же. С. 159, 160.

[1428] Там же. С. 161.

[1429] РГАСПИ. Ф. 50. Оп. 1. Д. 56. Л. 2; см. также: Известия ЦК КПСС. 1990. № 9. С. 160.

[1430] Известия ЦК КПСС. 1990. № 9. С. 162.

[1431] Ненароков А.П. Указ соч. С. 121.

[1432] Двенадцатый съезд Российской Коммунистической партии (большевиков). Стенограф. отчет. С. 454–475, 520-568; Известия ЦК КПСС. 1991. № 3. С. 169-182; № 4. С. 158-176; № 5. С. 155-176.