Авторы сайта ставят книгу, написанную небольшим коллективом профессиональных историков в позорном 1991 году, чтобы ответить на ряд вопросов, возникших у читателей в связи с морем грязи, обрушившемся на Ленина. Не бросайте бутылки в пианиста - играет как умеет. Мы со многим не согласны, но авторы проявили личное мужество и профессиональную порядочность, в то время когда их коллеги вовсю зарабатывали деньги и делали карьеру на антисоветизме. К сожалению на Сталина у авторов храбрости не хватило. Историки поддаются современной им конъюнктуре, превозносят НЭП, кооперацию, современный капитализм, чернят Сталина. Но многие мифы развенчивают профессионально.

Книга написана в виде вопросов и ответов. Авторы сайта сами поделили их на страница и сами кратко сформулировали широко развернутые вопросы

 

ЛЕНИН, О КОТОРОМ СПОРЯТ СЕГОДНЯ

Москва. Издательство политической литературы. 1991

 

Нужно быть сумасшедшим, чтобы не признать величия Ленина. Собрать в единое целостное государственное образование погрязшую в анархии, подстерегаемую со всех сторон контрреволюцией, до смерти вымотанную Россию — это достижение, равное которому вряд ли можно найти в истории.

Карл Каутский. 1924 г.

 

К ЧИТАТЕЛЮ

Личность Ленина, его теоретические воззрения и особенно политические действия уже многие десятилетия привлекают к себе внимание в разных странах мира, вызывают страстные споры. И это понятно, ибо речь идет о мыслителе и революционере, с деятельностью которого связаны кардинальные перемены в жизни миллионов людей на одной шестой части планеты, мощные социальные движения XX в.

Накал этих споров достиг в наши дни большой остроты. Неоднозначное отношение к Ленину наблюдается уже среди тех, кто не разделяет марксистского мировоззрения. Реакция людей, придерживающихся противоположных Ленину политических взглядов, разумеется, отрицательна. Сторонники демократических движений нередко отстаивают близкие Ленину цели, но не приемлют его тактику. Люди объективные стремятся уяснить суть ленинских концепций, сопоставить их с практикой, вычленить в них позитивное и перспективное.

Нет одинакового отношения к Ленину и у представителей разных направлений марксизма. Тут наблюдается большое различие подходов — от почитания до скептицизма и неприятия.

Разное отношение к Ленину зависит от социальных, политических и нравственных позиций того или иного человека, от условий времени, места. Тому свидетельство реалии нашей страны, наблюдаемая в течение последних лет удивительная метаморфоза. На наших глазах безудержное и бездумное славословие в адрес Ленина, далекое от глубокого проникновения в содержание его работ и серьезного историко-критического подхода к его деятельности, уступает место своеобразному тотальному негативизму, с порога отвергающему все и вся, не утруждающему себя сколько-нибудь объективным анализом трудов, взглядов, позиций Ленина.

Те, кто специализируется ныне на разухабистой критике Ленина, преследуют разные цели. Среди них немало добивающихся своих корыстных устремлений, пытающихся заработать на фрондировании капитал у сбитых в сегодняшних условиях с толку или просто несведущих людей. Прием не нов — чем шумнее и живописнее критика, тем больше шансов обратить на себя внимание. За последний и довольно короткий промежуток времени произошло лавинообразное нарастание критики Ленина. Она началась исподволь, с сомнений относительно истинности отдельных высказываний, взглядов, затем под огнем ниспровергателей оказались целые разделы ленинского идейного наследия. Некоторые дошли даже до отрицания всякой связи ленинских идей с марксизмом и их полного отождествления со сталинщиной.

Критическое отношение к ленинскому наследию дополняется действиями, несовместимыми с этическими и культурными нормами. Использовались и используются разные методы, гальванизируются старые фальшивки (вроде версии о немецких деньгах) и порождаются новые. Предметом критики порой становятся самые неожиданные и, казалось бы, ясные вопросы, начиная с личной жизни (выдумка о втором браке) и вплоть до надуманных измышлений об «отречении» Ленина в последний год его жизни от идей коммунизма.

Среди критиков есть и такие, которые порочат личность Ленина с целью очернить все коммунистическое движение. В данном случае это — инструмент для целенаправленного воздействия на массовое сознание, для дискредитации идей социализма. Подобного рода критики, будучи противниками самой социалистической революции, которую Ленин проповедовал, готовил и возглавлял, решили, что настало время для социального реванша. С этой же целью используется и глубокий кризис общественной системы в восточноевропейских странах.

В ряде случаев критицизм может быть и реакцией на то, что на протяжении десятилетий не было недостатка в различных проявлениях внешнего почитания Ленина обильно цитировались его работы, создавались помпезные музеи, устанавливались — к месту и не к месту памятники, переименовывались города и села и т. д. Произносились клятвы Владимиру Ильичу, призывы следовать «ленинским курсом» В то же время практическая политика часто ничего общего с Лениным не имела, а ленинское теоретическое наследие воспринималось крайне догматически и утилитарно, сводилось нередко к определенному набору цитат, призванных обосновывать уже избранные позиции в текущей политике. Эти стереотипы могли меняться лишь в зависимости от конъюнктуры, но во всех случаях «выгодные» иллюзии ставились выше, чем реалистический анализ отечественных и планетарных проблем. В результате научное освоение ленинского наследия — неотъемлемой части мировой культуры, освободительной мысли человечества, которую нельзя вырвать из исторических условий его появления и развития, — подменялось тенденциозным комментированием, преследующим в первую очередь сиюминутные прагматические цели. Исторически обусловленная система идей и принципов оказалась превращенной во вневременной хрестоматийный справочник — собрание цитат, с помощью которых можно было подкреплять любые, даже сумасбродные, начинания.

Именно это и использует получившая распространение уже названная выше агрессивная, хотя подчас малокомпетентная или вообще некомпетентная критика ленинских идей. Нередко разбушевавшиеся ниспровергатели делают предметом своих нападок не подлинное содержание, не принципы ленинского учения, а ту искусственно созданную идеологическую схему, которой в течение длительного времени подменялся в общественном мнении марксизм-ленинизм. На него возлагают всю ответственность за многие беды и несуразности, имевшие место в разных странах Запада и Востока под лозунгами марксизма-ленинизма, сколь бы превратно он при этом ни понимался.

Все это лишь затрудняет решение действительно важных проблем — освоение наследия Ленина в его целостности и полноте, историко-критическое осмысление его взглядов и отдельных высказываний.

Как в прошлом, так и в настоящее время отдельные высказывания Ленина нередко используются в отрыве от конкретного исторического контекста, в котором они родились, изолированно от целостного содержания революционной теории, ее принципов и методологии. Такой подход порождает лишь недоразумения. Они усугубляются тем, что ряд позиций Ленина, касающихся его видения путей движения к социализму, складывались в условиях острой идейной и политической борьбы, диктовались сложной, порой чрезвычайной обстановкой, в том числе гражданской войной и иностранной интервенцией, высказывались в полемической, а иногда в резкой и категоричной форме. Ведь нельзя забывать, что Ленин, как и каждый из нас, — человек своей эпохи. А она была в его время эпохой революционных бурь и потрясений с характерными для них романтизмом и героизмом, суровостью и жестокостью, непримиримостью, поисками скорых решений сложнейших вопросов. В ходе гигантского социального переустройства Ленин спорил со своими оппонентами, доказывал свою правоту, но и сомневался, исправлял допущенные ошибки, менял свои замыслы. И это еще раз подчеркивает, что лишь совокупность ленинских взглядов, рассматриваемых в контексте конкретной исторической ситуации, позволяет судить о всех гранях его представлений о путях перехода к новому обществу, о социализме. В противном случае нельзя будет понять, что исторически обусловлено в ленинских идеях, а что выражает принципы, методологию подхода. Только учитывая реальные исторические условия, в рамках которых были даны конкретные ответы на те или иные вопросы, трактовки тех или иных событий, явлений, тенденций, можно понять всю систему принципов, оттенков ленинского отношения, например, к государству и кооперации, формам собственности и товарному производству, социальной справедливости и демократии, взаимодействию общечеловеческих и классовых, общественных и личных интересов и т. д. А при желании в работах Ленина, относящихся к разным периодам, можно подыскать на одни и те же вопросы разные ответы. Не случайно в имевшем место длительном споре «нетоварников» и «товарников» первые приводили, как правило, цитаты из его дореволюционных трудов, а вторые — из поздних, преимущественно нэповского периода.

Историко-критический подход к ленинским идеям предполагает их понимание как учения, которое должно развиваться, радикально пересматривая не оправдавшие себя или устаревшие положения, и пополняться выводами, выкристаллизовывающимися из новой социальной практики. В наши дни, в период критического осмысления прошлой практики, радикальных перемен в обществе, необходимо подлинно научное отношение к наследию Ленина, стремление объективно разобраться в его теоретической и политической деятельности, понять суть его новаторского подхода к решению сложных социальных проблем, воскресить дух творческого ленинизма.

В многочисленных научных дискуссиях, способствующих нравственному очищению, теоретическому самопознанию советского общества, были поставлены и реальные проблемы, относящиеся к наследию Ленина и ждущие своего научного ответа. Так, справедливо обращалось внимание на то, что не все во взглядах и политической деятельности Ленина выдержало проверку временем; некоторые его оценки, верные для того периода, ныне нуждаются в переосмыслении с учетом изменившейся обстановки; были раскрыты и некоторые нереалистические подходы Ленина к социалистическому строительству, вызванные революционным романтизмом и историческим нетерпением; убедительно обосновывалось положение о том, что ряд насущных проблем социализма и ленинизма нуждаются в углубленном осмыслении, новых разработках с учетом современных условий.

Сегодня ленинские идеи, прежде всего его видение социализма, выступают не как набор готовых решений. Необходимость серьезного изучения трудов и практики классиков очевидна. Их творческое наследие должно быть в полной мере освоено, и прежде всего как метод познания и преобразования социальной действительности, который может быть эффективно использован для анализа современных процессов. Вместе с тем очевидно и то, что обновленную концепцию социализма, его современное видение не разработать, если уповать лишь на цитаты из трудов гениев прошлых лет, на поиск у них готовых социальных рецептов. Реалии конца XX в., опыт новых поколений, теоретические поиски представителей разных течений мировой общественной мысли — все это должно быть теоретически осмыслено с тем, чтобы определить жизненные возможности и потенции социализма в условиях цивилизации, вступающей в XXI в.

Авторы данной книги исходят из того, что развернувшиеся в стране дискуссии, распространившаяся практика превратного освещения исторических и теоретических вопросов настоятельно требуют корректив также и в области лениноведения, отказа от устоявшихся стереотипов, отживших догм, оторванных от жизни апологетических рассуждений. Особенно важны конкретные ответы на вопросы, возникающие в ходе острых дискуссий, характерных для наших дней. Авторы стремились вести откровенный и объективный разговор со всеми, кто заинтересован получить ясные и содержательные ответы по широкому кругу теоретических и политических, а также биографическо-исторических вопросов. Подобный подход — лучшее средство против всяческих домыслов, необъективного освещения, всевозможных спекуляций, кем бы и чем бы они ни были вызваны.

Руководствуясь этими соображениями, авторы не просто излагают, раскрывают позитивное содержание тех или иных разделов, граней ленинского учения, характерные черты его политики, факты биографии, но прежде всего отвечают на вопросы, которые сегодня волнуют и интересуют многих, реально возникают в дискуссиях, в раздумьях людей, в процессе их учебы, углубления знаний, расширения кругозора. Составленное в форме вопросов и ответов, это издание призвано дать, опираясь на документальные источники, в том числе на не публиковавшиеся ранее архивные материалы, объективную трактовку как раз тем явлениям и эпизодам из теоретического наследия, жизненного пути Ленина, о которых больше всего спорят и которые все еще недостаточно полно освещены в литературе.

Для подготовки подобного оригинального издания были изучены и обобщены вопросы, которые наиболее часто задавались лекторам, в письмах редакциям средств массовой информации, поднимались в научных выступлениях, в современной публицистике. Это позволило отобрать и предложить читателю ответы на наиболее острые и типичные вопросы, касающиеся разных сторон жизни, быта, политической деятельности, ключевых проблем теоретического наследия Ленина. Группируя их по тематике, редакторы выделили три больших раздела: человек; политик; мыслитель. Во всех случаях авторы стремились одновременно раскрывать и наиболее злободневные проблемы ленинского наследия и помогать рассеивать превратные представления о них.

Разумеется, авторы — а среди них немало представителей молодого поколения — отдают себе отчет в том, что не все волнующие людей вопросы рассмотрены в данной книге, что многие проблемы ленинского теоретического наследия, безусловно, требуют дальнейшего изучения на документальной базе, серьезных научных исследований с учетом всего исторического опыта, идейного развития. Да и мнения, рассуждения каждого из авторов не обязательно должны разделяться их коллегами, поэтому на некоторые вопросы ответы даны с различных позиций. Отдельные же высказанные оценки вовсе не бесспорны. Но важно то, что во всех случаях авторы стремились в меру своего разумения и возможностей при сохранении своей точки зрения на те или иные вопросы — объективно, историко-критически показать реальное содержание различных звеньев идеологии и политики ленинизма, помочь осознать объективную картину, сколь сложной и противоречивой она бы ни была, будучи убежденными, что именно подобный подход призван наилучшим образом раскрыть гуманистическую и прогрессивную направленность творческого наследия Ленина.

Если этот замысел в какой-то мере удалось реализовать, то можно полагать, что книга выполнит возложенную на нее задачу. Авторы надеются, что читатель не посетует на них, если, перелистав последнюю страницу, не найдет всего комплекса интересующих его проблем теоретической и политической деятельности Ленина. Ведь они обещали затронуть те вопросы, о которых сегодня спорят.

ЧЕЛОВЕК

 

Три суждения: какое ближе к истине?

Пользовался ли привилегиями, на какие средства жила семья? О типе культуры без односторонностей и крайностей. Почему разнятся даты вступления в партию? Логика борьбы: жестокость одной стороны порождала жестокость другой. Имел ли правительственные награды первый председатель Совнаркома? У. Черчилль о Ленине. Как изучать ленинизм? Советы Н. К Крупской. Взаимоотношения с И. Ф. Арманд: свидетельствуют источники. Перелистывая дореволюционные энциклопедии и справочники. Записки сумасшедшего под видом исторической правды. Возвеличивание личности, но не культ. Чуждо ли нам чувство национальной гордости? По поводу одной фальшивки. История болезни: правда и вымыслы.

Возражала ли Н. К. Крупская против создания Мавзолея?

Почему переиздаются воспоминания о Ленине?

 

- В свое время А. Эйнштейн назвал Ленина хранителем и обновителем совести человечества. Сегодня советский режиссер Э. Рязанов, судя по его словам, прозвучавшим 23 июня 1990 г. в телепередаче «Пятое колесо», называет его «гением зла». А художник И. Глазунов заявил, что Ленин является «главным преступником» XX в. Как можно прокомментировать эти точки зрения?

 

Н. Тихонова: Надо отметить, что чем крупнее фигура исторического деятеля, тем большие споры она вызывает. Это и неудивительно. Ведь споры — свидетельство неугасающего внимания к данной личности, своеобразное признание сделанного ею вклада в историю человечества. Противоречивость же высказываемых суждений естественное отражение многообразия систем жизненных ценностей и подходов, вытекающих из различия социальных позиций людей, своеобразия их психологического статуса. Тем более естествен разброс мнений в оценке Ленина — человека, всю свою жизнь посвятившего борьбе. Ленина, чье имя еще при жизни стало не просто партийным псевдонимом Владимира Ульянова блестящего полемиста, страстного политика, глубокого мыслителя. Его имя стало символом социализма, символом тех перемен, которые произошли в нашей стране в Октябре 1917 г. Так что само по себе существование противоречивых оценок такой крупной исторической фигуры, как Ленин, — явление нормальное, и удивляемся мы ему сегодня лишь потому, что привыкли за долгие десятилетия к официальному единодушию и никак не можем теперь освоиться в разноголосице мнений.

Теперь по существу высказанных оценок. Нельзя понять, кто ближе к истине, не учитывая: во-первых, собственного политического лица человека, взявшего на себя роль судьи в оценке исторического деятеля; во-вторых, степени информированности этого человека; в-третьих, тесно связанной с уровнем компетентности способности избежать традиционной ошибки, которая обычно допускается при обращении к истории, — оценки с подменой обстоятельств и норм поведения того времени сегодняшними условиями и нормами; в-четвертых, психологической стороны дела, обусловленной индивидуальными особенностями человека и спецификой ситуации, в которой была высказана та или иная точка зрения; в-пятых, той особенности развития человечества, которую еще Гегель назвал «иронией истории»

Итак, что можно сказать о политической позиции авторов упомянутых точек зрения? И. Глазунов ее не скрывает — он монархист, и для него, естественно, вождь партии, руководившей страной в период гибели царской семьи и упразднения сословия дворянства, является уже в силу этого «главным преступником» XX в. Менее понятны мотивы, по которым Э. Рязанов, придерживающийся в целом, насколько можно судить по его выступлениям, либерально-демократической ориентации, назвал Ленина «гением зла» Думается все же, что даже для его собственных взглядов такая оценка является значительной передержкой, связанной с эмоциями, с общей направленностью передачи, где прозвучала эта характеристика. Односторонность ее особенно ярко заметна, если вспомнить, что деятельность Ленина и других революционеров была лишь ответом на реакционность и прямые преступления царского режима против народа. И начало жестокостей гражданской войны было положено «белым» террором, развязанным контрреволюцией.

Из трех точек зрения наибольший интерес, пожалуй, представляет та, которую высказал А. Эйнштейн — один из авторов знаменитого манифеста 1946 г., идеи которого предвосхитили многое из того, что мы сегодня называем новым политическим мышлением. Эти идеи включали в себя и приоритет общечеловеческих ценностей над классовыми или государственными, и ненасильственные способы разрешения политических конфликтов, и многое другое. Оценка Ленина как хранителя и обновителя совести человечества в устах такого человека может означать только одно. Будучи гениальным мыслителем, Эйнштейн не мог не понимать, что даже самые высокие идеалы распространяются в мире теми путями и средствами, до которых дозрело к данному моменту общество. И средства эти могут быть подчас самыми жесткими, даже жестокими. Достаточно вспомнить о привнесенном протестантизмом идеале свободы выбора судьбы личностью, распространявшемся в период религиозных войн, или об идеалах свободы, равенства и братства, ставших общечеловеческими ценностями со времен Великой французской революции с ее террором. Да и идеалы социальной справедливости и преодоления эксплуатации человека человеком, утвержденные Октябрьской революцией, сочетались с большими общественными потрясениями и перипетиями нашей собственной истории. Такой присущий Эйнштейну общецивилизационный подход к крупным историческим явлениям и позволил ему охарактеризовать Ленина как хранителя и обновителя совести человечества.

Еще один важный момент. А насколько глубоко авторы высказанных точек зрения знают реального Ленина? Думается, что они просто в силу объективных причин не знают его достаточно хорошо. Ведь представления о Ленине у большинства людей сегодня в значительной степени создавались под воздействием сталинских стереотипов. Поколение, к которому принадлежат и Э. Рязанов и И. Глазунов, изучало историю страны, деятельность Ленина по «Краткому курсу истории ВКП(б)» и другой подобной литературе. И вот после того как были преданы гласности многие факты нашей истории, причем даже не столько Октябрьского периода, сколько времен гражданской войны и тридцатых годов, маятник качнулся в другую сторону. Это вызвало у многих людей не просто глубокий внутренний кризис, а резко негативное отношение и к Октябрю, и к Ленину.

Разумеется, хотелось бы надеяться, что это не в полной мере относится к Э. Рязанову и И. Глазунову. Что столь крупные представители творческой интеллигенции, прежде чем выносить подобные вердикты, не ограничились бы появившимися в последнее время весьма поверхностными статьями в прессе, а познакомились непосредственно с ленинскими работами, с документами той эпохи, с «Биохроникой» В. И. Ленина, где подчас по минутам отражена его деятельность, с воспоминаниями его коллег. Однако категоричность их высказываний заставляет в этом сомневаться. Более того, используемые ими формулировки дают основания предполагать, что авторы строят свои суждения на откровенно антикоммунистической литературе.

Что же касается А. Эйнштейна, то и его оценка, думается, страдает некоторой односторонностью. Да, всеми, знавшими Ленина, даже его противниками, отмечалось присущее ему обостренное чувство справедливости, высочайшая личная порядочность, готовность отдать свою жизнь, здоровье, благополучие борьбе за высокие идеалы. И в этом отношении Ленин может быть назван совестью человечества. Ведь и к М. Ганди, и к А. Д. Сахарову с учетом их личных качеств часто применяется такое определение. Однако Ленин жил в то время, когда классовые ценности считались выше общечеловеческих, а жестокость после долгих лет кровопролитной мировой войны стала нормой. Для него, так же как и для его политических и военных противников, главным было достижение победы — столь много ставилось на карту. Вряд ли можно вменять это в вину Ленину — то были нормы поведения и мышления того времени, да и среди политических деятелей обеих противоборствующих сторон он отнюдь не был в числе самых жестоких. Но ему, как главе государства, приходилось санкционировать в ответ на «белый» «красный» террор, вводить трудповинность, разрешать изымать продовольствие в деревнях во имя спасения от голода рабочих, масс трудящихся. Хотя, рассуждая с абстрактно-либеральной точки зрения, кто-то и может посчитать подобную позицию негуманной.

Сегодня стремление к гуманизации общественной жизни становится все более определенным. Пройдя через эпоху тяжелейших и кровопролитнейших войн, в том числе классовых, гражданских, мировых, человечество делает шаг вперед в своем нравственном развитии, осознает ценность человеческой личности. Сколь молода и хрупка еще эта новая структура ценностей, как трудно придерживаться ее даже в наше время, не говоря уже об особенностях политической культуры российской, да и не только российской действительности начала века, свидетельствуют жертвы и погромы, бунты и беженцы — характерные приметы радикальных изменений в обществе, начавшихся спустя семь десятилетий после Октябрьской революции.

И, наконец, стоит, видимо, при оценке исторических событий и деятелей иметь в виду следующую мысль Гегеля. Он говорил о том, что зачастую действия на исторической арене приводят к следствиям, существенно отличным, а подчас и прямо противоположным тем целям, ради которых они предпринимались. И назвал это явление «иронией истории»

Поэтому, как бы ни оценивать последствия деятельности Ленина, да и саму эту деятельность с позиций сегодняшнего дня, подходить к фигуре Ленина должно с другой мерой. И такая мера для крупных исторических деятелей давно известна. Это — та полнота, с которой они выражают ведущие тенденции своей эпохи. Никто — ни друзья, ни враги Ленина — не отрицает, что в этой трагической, противоречивой фигуре, гениальном мыслителе-гуманисте и жестком, подчас жестоком политике, как, может быть, ни в ком другом, отразились не только чаяния и стремления десятков миллионов людей, населявших Россию, но и бури всего противоречивого XX века. Ленин — великий исторический деятель, всю свою жизнь отдавший борьбе против одного из самых реакционных режимов Европы, против эксплуатации, за свободу и счастье всех людей.

 

- В период гласности стали известны многие факты, свидетельствующие о том, что часть руководящих работников жила не по средствам, пользовалась незаслуженными привилегиями. Интересно знать, а каковы были финансовые источники существования Ленина и его семьи, начиная с дооктябрьского периода? Каков был их быт?

Н. Абрамова: Пока был жив отец Владимира Ильича - И. Н. Ульянов, семья Ульяновых жила на его жалование. После смерти отца (январь 1886 г.) по существовавшему тогда закону его вдове, М. А. Ульяновой, была назначена пенсия за мужа. По свидетельству А. И. Ульяновой-Елизаровой, мать получала по 50 рублей на себя и на детей, что сначала составляло 100 рублей в месяц, потом с возрастом детей сумма постепенно уменьшалась¹. В частности, в июле 1887 г. прекратилась выплата пенсии за отца Владимиру Ильичу в связи с достижением им 17-летнего возраста. Имелись также скромные доходы от имения Кокушкино до его продажи. Совладелицей имения после смерти своего отца была Мария Александровна вместе с четырьмя сестрами.

Материальное положение Ленина всегда было стесненным, особенно в годы эмиграции, когда он имел, по его словам, «existenz-minimum парижского рабочего... а на поверку и того меньше»². Живя в Самарской губернии, Владимир Ильич в течение двух месяцев помещал в «Самарской газете» объявление: «Бывший студент желает иметь урок. Согласен в отъезд» Не установлено, получил ли он урок по этому объявлению, но в одном из документов полиции отмечалось, что В. Ульянов живет в Самаре тем, что дает уроки. Будучи помощником присяжного поверенного в Самаре, а затем в Петербурге, Ленин получал гонорары за свои выступления в суде.

В Шушенском ему, как ссыльному, полагалось пособие в размере 8 рублей в месяц. На это пособие, как вспоминала Н. К. Крупская, он «имел чистую комнату, кормежку, стирку и чинку белья — и то считалось, что дорого платит»³. После приезда в ссылку Крупской и ее матери они наняли за 4 рубля другую квартиру. В Шушенском же Ленин для заработка писал статьи, занимался переводами. Так, вместе с Крупской они перевели с английского языка книгу Сиднея и Беатрисы Вебб «Industrial Democracy».

В последующие годы, вплоть до Октябрьской революции, семья Владимира Ильича жила главным образом на гонорары от публикаций его работ. Иногда и Крупской удавалось опубликовать свои работы.

В письмах Ленина постоянно присутствовали слова о поисках им работы для заработка⁴. Об этом он писал в редакцию изданий Товарищества Гранат, А. М. Горькому, родным. Владимир Ильич предлагал свои услуги в написании статей, отыскивал книги для перевода, списывался с издателями. Он был готов на любую работу: «Засяду писать что бы то ни было, ибо дороговизна дьявольская, жить стало чертовски трудно»⁵.

Пожалуй, наиболее эмоционально сказано об этом в письме А. Г. Шляпникову, написанном позднее 3 октября 1916 г.: «О себе лично скажу, что заработок нужен. Иначе прямо поколевать, ей-ей!! Дороговизна дьявольская, а жить нечем. Надо вытащить силком деньги от издателя «Летописи», коему посланы две мои брошюры (пусть платит; тотчас и побольше!). То же — с Бончем. То же — насчет переводов. Если не наладить этого, то я, ей-ей, не продержусь, это вполне серьезно, вполне, вполне»⁶.

Когда материальное положение семьи Ленина становилось особенно трудным, помогали родные. Нельзя, однако, согласиться с позицией Н. Валентинова, воспоминания которого недавно опубликованы в журнале «Столица» (1991. № 3), будто Ленин чуть ли не злоупотреблял добрым отношением своих родных, их материальной помощью в период шушенской ссылки, да и в другое время. В его письмах имеются упоминания о получении им денег от матери, хотя от ее помощи Владимир Ильич упорно отказывался. Анна Ильинична вспоминала, что осенью 1911 г., будучи в Париже, нашла, что Владимир Ильич «живет плохо в материальном отношении, питается недостаточно и, кроме того, сильно обносился» Вместе с Н. К. Крупской она добилась, чтобы Владимир Ильич согласился на покупку ему зимнего пальто. Кроме того, вспоминала Анна Ильинична, родные посылали ему посылки с продуктами «в Париж - мясное», а «в Краков — рыбное и сладкое»⁷.

Во время первой мировой войны семья, по словам Надежды Константиновны, жила главным образом на деньги, оставшиеся от наследства, полученного ее матерью. «Незадолго перед тем моя мать стала «капиталисткой», — вспоминала Надежда Константиновна. — У ней умерла сестра в Новочеркасске, классная дама, и завещала ей свое имущество — серебряные ложки, иконы, оставшиеся платья да 4 тысячи рублей, скопленных за 30 лет ее педагогической деятельности. Деньги эти были положены в краковский банк. Чтобы вызволить их, надо было пойти на сделку с каким-то маклером в Вене, который раздобыл их, взяв за услуги ровно половину этих денег. На оставшиеся деньги мы и жили главным образом во время войны...»⁸

Очень редко, когда не было никаких других источников существования, Ленин прибегал к помощи партийной кассы. В финансовых документах партии, ленинских письмах и воспоминаниях о Ленине сохранились упоминания о том, что он получал «партийное жалование»⁹.

Одной из характерных черт Владимира Ильича, вспоминала М. И. Ульянова, была «строгая экономия в расходовании средств, в частности лично на себя... И он действительно экономил, особенно когда не было собственного заработка и приходилось прибегать к «вспомоществованию», как он называл помощь матери в деньгах»¹⁰. Об этом же говорила и Н. К. Крупская: «Жили мы в это время на казенный счет, так приходилось беречь каждую копейку...»¹¹ В целях экономии семья Ленина обычно подыскивала недорогую квартиру со скромной обстановкой, отдыхала в дешевом доме отдыха, для лечения пользовалась часто домашними средствами.

Тем не менее Надежда Константиновна возражала против того, чтобы их жизнь изображали как полную лишений. «Неверно это, — писала она в 1924 г. в статье «О Владимире Ильиче» — Нужды, когда не знаешь, на что купить хлеба, мы не знали. Разве так жили товарищи эмигранты? Бывали такие, которые по два года ни заработка не имели, ни из России денег не получали, форменно голодали. У нас этого не было. Жили просто, это правда. Но разве радость жизни в том, чтобы сытно и роскошно жить?»¹²

Примечания:

¹ См.: Воспоминания о В. И. Ленине: В 10 т. М., 1989. Т. 1. С. 306.

² Там же. Т. 1. С. 272.

³ Там же. Т. 2. С. 24.

⁴ См . Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 48—49, 170, 302; Т. 55. С. 317, 319, 365, 367, 369, 454; и др.

⁵ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 55. С. 365.

⁶ Там же. Т. 49. С. 302.

⁷ См.: Воспоминания о В. И. Ленине. Т. 1. С. 109—110.

⁸ Воспоминания о В. И. Ленине Т. 2. С. 184.

⁹ См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 55. С. 319; Воспоминания... Т. 1. С. 109, 233.

¹⁰ Воспоминания о В. И. Ленине. Т. 1. С. 220.

¹¹ Там же. Т. 2. С. 50.

¹² Воспоминания о В. И. Ленине: В 5 т. 3-е изд. М., 1984. Т. 1. С. 589.

 

Б. Яковлев: Простота жизни и исключительная непритязательность в отношении личных удобств оставались свойственными семье Ленина и в годы Советской власти. Основным источником существования Ленина в это время было его жалованье как Председателя Совета Народных Комиссаров, которое не превышало заработка квалифицированного рабочего. При этом Владимир Ильич не допускал для себя никаких исключений из установленных порядков, правил и выражал недовольство, когда сталкивался со стремлением предоставить ему какое-либо преимущество, протестовал против создания особых условий. Широко известно, например, его письмо от 23 мая 1918 г., в котором Владимир Ильич объявил строгий выговор управляющему делами Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевичу и секретарю СНК Н. П. Горбунову за то, что они самовольно повысили ему заработную плату сверх установленной нормы¹.

Так же поступал Ленин и в тех случаях, когда речь шла о, казалось бы, мелких вопросах. Показательны в этом отношении два факта. Посылая 20 апреля 1918 г. председателю Симбирского Совета запрос личного характера о судьбе известного ему педагога И. Я. Яковлева, Ленин не забыл приписать на телеграмме: «Прошу прислать мне лично счет за эту телеграмму»². Характерна для Владимира Ильича и приписка к представленному ему счету в 1417 руб. 75 коп. на отпущенный товар: «Передавая при сем 2000 (две тысячи), прошу — и категорически требую — исправить этот счет, явно преуменьшенный»³.

Ленин всегда старался как можно меньше привлекать внимание к себе, к своей личности, всемерно помогая людям, заботясь о других. Многочисленные подарки и продовольственные посылки, которые рабочие и крестьяне посылали ему, Владимир Ильич неизменно передавал в детские учреждения, больницы, а также нуждающимся товарищам. Ленин считал, что его семья должна жить, как жили все трудящиеся нашей страны в те голодные годы.

Квартира Ленина и семьи Ульяновых в Кремле состояла из четырех небольших, скромно меблированных комнат. Вся обстановка выглядела просто и в то же время чисто и опрятно. В квартире невольно бросается в глаза: нигде нет ничего лишнего, никаких особых украшений и все-таки уютно. Каждый имел свою комнату, так как и дома все много работали.

Небольшая комната Владимира Ильича служила одновременно и домашним кабинетом, и спальней. У окна стоял письменный стол, у стены — железная кровать, покрытая клетчатым пледом; этот плед подарила Владимиру Ильичу его мать Мария Александровна, и Ленин очень им дорожил. В находившемся в комнате книжном шкафу хранилась самая необходимая литература. Ленин приносил ее из своей библиотеки в рабочем кабинете в Совнаркоме, затем менял книги. Чрезвычайная скромность обстановки характерна не только для комнат Владимира Ильича, но и для членов его семьи.

В быте семьи мало что изменилось по сравнению с дореволюционным временем. В продлавке рабочего кооператива Надежда Константиновна или Мария Ильинична всегда становились в очередь и на общих основаниях получали положенные продукты по книжке рабочего кооператива, выданной на имя Ленина. Обеды чаще всего брали из общей совнаркомовской столовой⁴.

В своей личной жизни Ленин был очень скромен, в потребностях невзыскателен, экономен в расходовании средств, особенно на себя, довольствовался малым, часто отказывая себе даже в самом необходимом. Подобных фактов можно привести множество.

Примечания:

¹ См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 50. С. 78—79.

² Там же. С. 61.

³ Там же. Т. 51. С. 19.

⁴ См.: Кунецкая Л., Маштакова К. В Кремле жил и работал Ленин. М., 1973. С. 113; Куценко В. К. Московский Кремль. М., 1963. С. 90—91.

 

- Русский мыслитель, философ Н. А. Бердяев, отмечая ряд привлекательных черт в характере и облике Ленина, в то же время утверждал: «Тип культуры Ленина был невысокий, многое ему было недоступно и неизвестно... Он много читал, много учился, но у него не было обширных знаний, не было большой умственной культуры». Справедливо ли данное утверждение философа?

 

Б. Славин: Чтобы ответить на этот вопрос, нужно учитывать мировоззрение человека, который оценивает творчество Ленина. С каких позиций он это делает, какие цели преследует? И в этом отношении Бердяев является фигурой особенной. Известно, что в конце XIX — начале XX в. Бердяев сам разделял марксистские воззрения и начинал как марксист. Затем эволюция его духовного развития пошла по линии, говоря словами С. Булгакова, «от марксизма к идеализму» Эта идеалистическая позиция и стала основой для критики марксистского учения, в том числе и взглядов Ленина.

Н. Бердяев считает, что у Ленина не было обширных знаний. Что под этим имеется в виду? Что не было знаний, которые имели интеллигенты того времени? Как интеллигент, Ленин получил достаточно универсальное образование. Об этом свидетельствуют его экзамены по вузовской программе. Помимо этой программы он самостоятельно занимался изучением философии и истории, был признанным знатоком в области экономических, социально-политических и аграрных отношений. О последнем, в частности, свидетельствуют его работы: «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?», «Развитие капитализма в России» и др. Существует миф о том, что Ленин якобы мало занимался изучением философии, не был сведущим в этой области. В известной степени это утверждение как будто соответствует собственным суждениям Ленина, который писал в работе «Материализм и эмпириокритицизм» о том, что он является учеником в философии. Тем не менее это утверждение не следует понимать в школярском смысле слова. Сам текст работы, как и других его философских трудов, показывает, что Ленин практически освоил философскую мысль своего времени и сделал немало оригинальных выводов. Его рассуждения о неисчерпаемости атомного ядра, об органической взаимосвязи новейших открытий в физике и диалектике, естествознания и материализма являлись новаторскими для своего времени. Нет нужды говорить о том, какое эвристическое значение имело определение материи, данное Лениным: оно и сегодня в активе представителей материалистического направления в философии.

Мнение о том, что Ленин начал заниматься философией только накануне первой мировой войны, не выдерживает критики. Еще в Шушенском он изучал труды Гегеля и Канта, работы русских мыслителей XIX в. Об этом мы, в частности, находим многочисленные свидетельства в его переписке с друзьями.

Приход молодого Ленина в политику являл пример раннего мировоззренческого созревания личности. Уже в 22 года он — достаточно зрелый марксист, впитавший в себя многие достижения социалистической мысли, включая работы Маркса, Энгельса, Лассаля, Плеханова и др. Ленин шел к марксизму через постижение русской истории и философии. Как показывают его произведения, он блестяще знал труды Чернышевского, Герцена, Бакунина, Лаврова, других представителей прогрессивной общественной мысли.

Ленин хорошо знал иностранные языки, читал и переводил работы западных социалистов. Главная просьба, звучавшая в его письмах из ссылки, — это книги, книги и еще раз книги. Говорить о том, что у Ленина не было обширных знаний, возможно только в том смысле слова, что он не обладал тем многознанием, которое, как говорится, уму не научает. Он подходил очень избранно и целенаправленно ко всем источникам знаний, рассматривал знания не только как средство развития личности или осмысления действительности, но и как орудие в политической борьбе. Ленин считал, что партия должна иметь свою позицию по всем важнейшим вопросам жизни, включая вопросы экономики, политики, культуры. Когда возникали кризисные ситуации в развитии общества, он переключался на те проблемы, которые выступали на первый план. Так, в годы революции он писал статьи по тактике политической борьбы, в годы реакции разрабатывал вопросы мировоззренческого характера. Многие современники, например Луначарский, изумлялись умению Ленина говорить вовремя о самом главном, подчинять интеллект насущным вопросам жизни, будь то вопрос о голоде в России или смерть Льва Толстого.

Разносторонность интересов Ленина-мыслителя можно проследить на примере его полемики с Горьким и Луначарским по поводу богостроительства, где он показал свою достаточно широкую эрудицию в вопросах религии, ее роли в общественной жизни, влияния на рабочих. Воспоминания современников о Ленине говорят о том, что Ленин был весьма сведущ и в области эстетики. И хотя сам он неоднократно признавался в том, что не является специалистом в области искусства и поэзии, его вкусы и взгляды в этом плане были весьма определенными. Известны высказывания К. Цеткин о том, как Ленин понимал пролетарское искусство, что думал о проблеме преемственности и новаторства в поэзии. Ленин пристально изучал работы педагогов. Об этом свидетельствуют те факты, когда Ленин, например, делал заметки на проектах тезисов о народном образовании, пытался организовать издание педагогической энциклопедии и др.

Известно отношение Ленина к музыке и литературе. Он охотно слушал музыку, как легкую (французских шансонье), так и симфоническую. Ценил и много цитировал русских писателей и поэтов. Мы знаем критическое отношение Ленина к ранним стихам Маяковского. В то же время он весьма высоко ценил публицистическую направленность поэзии Маяковского, считал положительное отношение молодежи к его стихам знаменательным фактом. Ленин не только читал, но и критически оценивал современную литературу. Достаточно вспомнить в этой связи его анализ рассказов белоэмигрантского писателя Аверченко. Все эти факты говорят об одном: Ленин в отличие от своих критиков, как правило кабинетных ученых, был и ученым, и публицистом, и политиком.

Обращает на себя внимание понятийный аппарат произведений Ленина, который содержится в Полном собрании его сочинений. Многообразие и обширность этого аппарата свидетельствует о кругозоре человека, охватывающего и историю философской мысли, и крупнейшие литературные произведения, и книги по экономическим и естественным проблемам. Ленин, как редактор многих газет, находился в эпицентре духовной мысли России и Европы, к нему стекалась богатейшая информация из разных сфер общественной жизни. Утверждать, что Ленин не обладал обширными знаниями и не имел высокого интеллекта, — это значит закрывать глаза на то, что он сделал в истории и общественной мысли. Здесь проявляется и стремление принизить грозного и сильного оппонента.

Теперь несколько слов об умственной культуре Ленина. Известно, что Бердяев положительно оценивал Ленина как политика. Он считал, что Ленин «обладал исключительной чуткостью к исторической ситуации», был лишен «марксистского доктринерства, с которым ему надоедали марксисты-меньшевики»¹.

Но разве эта «чуткость к исторической ситуации» не есть проявление ума, таланта, эрудиции? Исходить не из догмы, не из доктрины, а реагировать на изменившиеся условия, обстоятельства времени, умение чувствовать пульс жизни — это и есть в конечном счете один из наиболее характерных признаков умственной культуры.

Умственная культура Ленина несколько иного типа, чем та, которую представлял Бердяев с его религиозным видением мира, с своеобразным прочтением христианства, с попыткой соединить марксистские идеи с христианством. Ленин был марксистом, материалистом-диалектиком. Его умственная культура отличалась гибкостью и последовательностью. Он отказывался от многих положений Маркса, когда видел, что они не подтверждаются действительностью. Об этом свидетельствует изменение его взглядов на роль армии в условиях Советской власти, товарно-денежных отношений, на возможность и необходимость революционного выхода России из гражданской войны, его понимание Советов как новой формы власти, умение вовремя выдвигать и менять лозунги, наконец, его решительность в переходе от одной политики к другой.

Что касается логики мысли Ленина, его метода мышления, то и здесь мы видим достаточно уникального человека, который использовал и развивал диалектический материализм в конкретных условиях российской действительности. Считая материалистическую диалектику живой душой марксизма, его сердцевиной, он часто сетовал на упадок марксистской мысли среди социал-демократов, говорил, что спустя 50 лет после смерти Маркса мало тех, кто понял по-настоящему марксизм, ибо все еще недостаточно изучается диалектика Гегеля. Нельзя понять диалектику Маркса, не изучив логику Гегеля, писал он в «Философских тетрадях»². Ленин не только знал, но и блестяще применял диалектику при анализе реальных явлений действительности.

Он умел видеть глубокие тенденции в единичных фактах, ценные крупинки исторического опыта в живом творчестве масс. Ленин скрупулезно анализировал этот опыт, обобщал его, что свидетельствовало о незаурядном и глубоком уме, его культуре диалектика. Эта культура особенно ярко проявлялась в осмыслении критических ситуаций: накануне Октября, при заключении Брестского мира, в анализе Кронштадтских событий, в разработке нэпа и др.

Говоря об интеллектуальных возможностях Ленина, нельзя не сказать о его блистательной полемической культуре. Многие сегодня находят в полемической страсти Ленина слишком резкие и даже грубые формы. Однако это станет во многом понятно, если мы не будем абстрагироваться от той острейшей классовой борьбы, которая проходила в начале XX в. и которая не могла не сказаться на характере полемики. Практически все полемисты того времени не стеснялись в резких оценках идей друг друга. Однако главное в полемике Ленина — не форма, а содержание, доказательность суждений. Современники Ленина часто говорили о неопровержимой логике его доказательств, которая нередко превращала идейных противников в соратников. Владел Ленин и популяризаторским талантом. Об этом свидетельствуют ленинские лекции и выступления перед массовыми аудиториями. Среди них можно назвать знаменитую лекцию «О государстве», многочисленные выступления перед трудящимися.

Кто изучал творчество Ленина не по-школярски, тот прекрасно понимает, что уровень умственной культуры, которым он обладал, является и сегодня во многом образцом для политиков. Быть после Ленина — не значит быть выше его. Многое в деятельности Ленина несет на себе отпечаток прошлого, но многое осталось нетленным. И в первую очередь это относится к его умственной культуре.

Примечания:

1 См.: Бердяев Я. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 102.

2 См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 29. С. 162.

 

В. Горбунов: прежде чем ответить на вопрос о типе культуры Ленина, полезно было бы для контраста привести мнение, которое отличается от мнения Н. Бердяева. Это высказывание принадлежит одному из руководителей Всемирного Совета Мира, теперь уже покойной Изабелле Блюм: «Наш век зачитывался Горьким и Ролланом, брал уроки у Планка и Эйнштейна. Но прежде всего изучал Ленина!»¹ Это высказывание, без сомнения, отразило позицию тех людей, для которых имя Ленина связывалось с новым историческим выбором развития человечества и утверждением в обществе высших духовных ценностей. Разумеется, речь здесь идет об искренних приверженцах ленинской идеи, а не о тех приспособленцах, которые так резво славословили в адрес вождя ради собственной карьеры. В карьеристах недостатка не бывает никогда, и ныне, когда сняты препоны на свободное слово, они вновь пытаются заработать себе политический капиталец, на этот раз уже нападая на Ленина и даже требуя над ним посмертного суда.

Вопрос о типе и уровне культуры Ленина в современной полемике о социалистических ценностях является базисным, определяющим серьезность доводов спорящих сторон. По нашим представлениям, высший уровень развития интеллектуальной культуры человека измеряется не только обширностью познаний, но и глубиной проникновения в суть явлений, творческим, новаторским подходом к основополагающим проблемам теории и практики. Именно такой подход позволил Владимиру Ильичу, например, провести глубокое экономическое исследование, вылившееся в фундаментальный труд «Развитие капитализма в России», который, кстати, тогда был положительно оценен Бердяевым.

В широте познаний Ленина читатель может легко убедиться, ознакомившись хотя бы со списками цитируемых и упоминаемых Лениным источников, которые приводятся в каждом томе Полного собрания его сочинений. Скажем, для написания книги «Развитие капитализма в России» Ленин проштудировал, критически проанализировал, сопоставил около тысячи различных изданий и документов, а подготовительные материалы к этому труду составили более 600 страниц убористого текста. Показательно, что интересы Ленина не ограничивались сферой общественно-политических проблем. Он обращался и к специальным вопросам в области физики, химии, естествознания, физиологии, психологии, педагогики, следил за последними научными и техническими достижениями человеческой мысли, изучал историю, культуру народов Запада и Востока, увлекался эстетикой и историей искусств, отечественной и зарубежной поэзией, великолепно знал не только русскую классику, но и произведения Шекспира, Шиллера, Байрона, Гейне, Гёте, Мольера, Бальзака, Золя, которых читал на языках оригинала. Каждый из этих фактов может быть подтвержден документально².

Многие ленинские теоретические выводы обогатили марксистскую теорию. Примечательно, что эту новаторскую сторону ленинского творчества в ряде случаев признает (правда, с оговорками) и Бердяев, тем самым невольно опровергая свое же утверждение об отсутствии у Ленина «большой умственной культуры» Примечательно и то, что в своей книге философ справедливо критикует политических оппонентов Ленина, характеризуя программы спорящих сторон чуть ли не в духе большевизма. Так, значительная доля истины есть в его сопоставлении позиций Ленина и Плеханова, большевиков и меньшевиков.

Большевики, по его утверждению, ориентировались на социалистическую революцию в России и в этом отношении оказались большими реалистами, нежели представители других партий.

Нелишне отметить, что работу Ленина «Что делать?» Бердяев характеризовал как «блестящий образец революционной полемики», а его книгу «Государство и революция» считал «самым интересным из всего, им написанного».

Почему же Бердяев невысоко оценивал интеллектуальный потенциал Ленина, не увидел в его трудах той глубины, которую ощущали А. Луначарский и М. Горький, Р. Роллан и В. Боровский, К. Каутский и К. Цеткин? Ответ, думается, надо искать в самом представлении философом того, каким должен быть мыслитель, каким должен быть тип его духовной культуры. Для Бердяева, как профессионального философа, считавшего философию солью всей культуры, основным показателем ее глубины и развитости, Ленин, естественно, представлялся всего лишь философом-любителем. С этих позиций он оценивал и культуру Н. Г Чернышевского (тот, мол, не был настоящим философом), Н. К. Михайловского (он, мол, философ «без настоящей школы и настоящих знаний»), П. Л. Лаврова («лишен творческого таланта»), А. А. Богданова (вся его философия «укладывается в пятикопеечную брошюру»), Д. И. Писарева и др. Крупными философами-мыслителями он считал Ф. М. Достоевского, В. С. Соловьева, Н. Ф. Федорова. Это и понятно, поскольку именно их творчество было наиболее близко его собственным религиозно-философским исканиям. Ленин же со своими материалистическими взглядами, которые Бердяев отвергал, олицетворял для него иной тип культуры. У Бердяева-философа был свой угол зрения, который являлся основой определения общего уровня культуры. Мы не можем осуждать за это философа, но не можем и соглашаться с его оценками.

Ознакомившись с книгой Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», Бердяев увидел в ней лишь «сведение счетов» с махистами, однако, думается, он не вник в ее суть. Такой вывод позволяет сделать обращение к книге Бердяева «Судьба России», впервые изданной в 1918 г., в которой автор более подробно говорит о содержательной стороне ленинской философии. Он заявляет, что «особенной наивностью отличается единственная философская книга Ленина», что ее автор — примитивный материалист, для него «в познании отражаются объективные реальности» И далее Бердяев заявляет, что в области познания точка зрения Ленина «очень невыгодно отличается от точки зрения Энгельса, который считает, что критерий истины практический...»³.

Здесь можно только удивиться! Ведь стоит лишь раскрыть оглавление книги «Материализм и эмпириокритицизм» — сразу бросается в глаза раздел: «Критерий практики в теории познания» А его содержание однозначно: Ленин полностью разделяет и развивает положение К. Маркса и Ф. Энгельса по этому вопросу (которые цитируются тут же) и подчеркивает главную мысль: «Точка зрения жизни, практики должна быть первой и основной точкой зрения теории познания»⁴.

Спрашивается, каким же образом Бердяев не увидел совпадений позиций Ленина и Энгельса, а противопоставил их? Мы не склонны здесь усматривать сознательной передержки. По-видимому, просто в 1918 г. философ не имел под рукой книги Ленина (к которой, как мы видим, относился крайне скептически) и излагал ее содержание по памяти. Поэтому-то, надо думать, он, боясь быть неточным, и не дал ее названия — «Материализм и эмпириокритицизм», а ограничился лишь репликой: «единственная философская книга Ленина».

Отмечая несправедливое отношение Бердяева к данному труду Ленина, нам не следует впадать и в другую крайность: в духе прежней апологетики видеть в нем вершину марксистской философской мысли. Ведь для Владимира Ильича это был первый опыт большой философской работы, созданной менее чем за год. Естественно, не все из классических трудов «великих философов-немцев» (в первую очередь Гегеля) Ленин успел к тому времени скрупулезно проштудировать; этим он занялся позднее, в 1914—1916 гг., что составило основу знаменитых «Философских тетрадей». Эти тетради не только дополнили и расширили рамки ленинского труда 1908 г., но и позволили точнее скорректировать прежние выводы, преодолеть определенную, на наш взгляд, односторонность (механицизм, что ли) в освещении марксистской теории отражения. Недаром в «Философских тетрадях» Ленин, анализируя замечание Гегеля о переходе идеи, понятия в практическое действие, сделал принципиальное обобщение: «Сознание человека не только отражает объективный мир, но и творит его»⁵.

С содержанием ленинских «Философских тетрадей», изданных в 30-х гг., Бердяев, как видно, не был знаком. Быть может, именно поэтому он говорил о наивном реализме ленинской философии, и какие-то формулировки, возможно, давали ему основание для таких зацепок. Но даже если бы он смог шире познакомиться с более поздними философскими работами Ленина, трудно было бы ждать от мыслителя-идеалиста положительного отзыва о книге, защищающей материализм.

Сегодня своеобразной модой стали некорректные попытки с помощью одних авторитетов низвергать другие. Было время, когда и Бердяева за философское инакомыслие подвергали остракизму. Теперь же, не успев отдать должное этому действительно неординарному мыслителю, многие впали в другую крайность — стали создавать своеобразный культ Бердяева, пытаясь с его помощью низвергнуть Ленина. Неподготовленному человеку порой трудно вникнуть в специальную философскую литературу, и он присоединяется к хору всеобщих похвал или хулы. Лекарство против такой болезни давно известно учиться честно постигать доводы спорящих сторон, не принимать на веру заклинания новых пророков, жить своим умом.

Примечания:

¹ Народы мира о Ленине. М., 1970. С. 36.

² Наиболее полно такой материал собран и аннотирован в кн.: Ленин и культура: Хроника событий. М., 1976. В свете этого материала совершенно абсурдным кажутся утверждения А. С. Ципко о том, что Ленин Шекспира, Байрона, Мольера, Шиллера «не читал» (см.: Даугава. 1990. № 9. С. 75).

³ Бердяев Н. Судьба России. М., 1990. С. 310.

⁴ Ленин В. И. Полн.собр. соч. Т. 18. С. 145.

⁵ Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 29. С. 194.

 

- Известно, что в различных анкетах В. И. Ленин указывал разные даты своего вступления в партию. Чем это объясняется?

 

Н. Абрамова: Действительно, в сохранившихся документах В. И. Ленина (партийных билетах, анкетах, личных карточках и т. п.) в графе о времени вступления в РКП(б) указаны различные даты. И хотя эти документы заполнялись им самим или с его слов, в датах Имеются расхождения¹. Так, например, на вопрос анкеты делегата X Всероссийской конференции РКП(б): «С какого времени состоите членом РКП» — Ленин ответил: «С 1893 и с основания партии 1898»². Для Всероссийской переписи членов РКП(б) в феврале 1922 г. о времени вступления в партию он написал: «1895 (фактически)»³.

Чаще всего в ленинских документах указаны 1893 и 1898 годы (вместе и отдельно): 1893 год указан 4 раза, 1898 год — 2 раза, обе даты вместе — 5 раз; 3 раза указан 1895 год и по одному разу — 1894 и 1897 годы.

Трудно объяснить, почему В. И. Ленин называл разные даты, но каждая из них имеет свой смысл. 1893 год в политической биографии Ленина — это время его приезда в Петербург и установления связей с рабочими заводов и фабрик, активного включения в революционную работу марксистских кружков, начала становления как одного из руководителей петербургских марксистов.

1894 год в истории российской социал-демократической партии знаменателен тем, что именно тогда наметился поворот от пропаганды марксизма в небольших кружках передовых рабочих к агитации в широких массах рабочего класса, были сделаны первые попытки слить марксистскую теорию с рабочим движением. И Ленин был непосредственным участником этого процесса.

1897 год, по-видимому, назван Лениным потому, что в это время он вплотную приступил к разработке плана создания марксистской партии. Находясь в ссылке в Сибири, он установил связи с другими социал-демократами в России и за границей, с центрами российского рабочего движения. В этом же году он написал имевшую характер программного документа статью «Задачи русских социал-демократов», работу «От какого наследства мы отказываемся?», в которой говорится об отношении социал-демократов к российским революционным традициям.

Совершенно ясно, почему названы 1895 и 1898 годы. 1895 год — это год создания петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», который был, по словам Ленина, зачатком марксистской революционной партии в России. А в марте 1898 г. состоялся первый съезд РСДРП, провозгласивший создание Российской социал-демократической рабочей партии. И партийный стаж многих участников революционного движения исчисляется именно с этих лет.

Надо заметить, что в двух последних партийных билетах, выданных В. И. Ленину при жизни (№ 224332 образца 1920 г. и № 114482 образца 1922 г.), в которых имеются и его личные подписи, временем вступления в партию указан 1893 год.

Примечания:

¹ См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 40. Между с. 234 и 235, 353; Т. 41. Между с. 280 и 281, 466; Т. 44. Между с. 284 и 285, 512; Т. 45. С. 454.

² Ленинский сборник XXXVI. С. 244.

³ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 44. С. 512.

 

- Был ли Ленин гуманистом? Если да, то как можно объяснить его реплику в разговоре с А. М. Горьким: «...но часто слушать музыку не могу, действует на нервы, хочется милые глупости говорить и гладить по головкам людей, которые, живя в грязном аду, могут создавать такую красоту. А сегодня гладить по головке никого нельзя руку откусят, и надобно бить по головкам, бить безжалостно, хотя мы, в идеале, против всякого насилия над людьми»?

 

Е. Виттенберг: Действительно, такое высказывание Ленина в изложении Горького в воспоминаниях писателя содержится¹.

Однако было бы весьма большим заблуждением формировать свое представление о человеке такой величины, как Ленин, на основании одного, нескольких и даже десятка тех или иных высказываний. К сожалению, такой подход довольно широко распространен. И если раньше безраздельно господствовала тенденция подбора цитат и фактов с целью возвышения Ленина, то теперь столь же тенденциозно подбираются другие его высказывания, но уже с обратной целью — представить его в виде жестокого и безнравственного политика. «Что можно прибавить к тому, что уже написано и сказано о Ленине?

писал в свое время итальянский социалист Ф. Мизиано. — Никого так не хвалят и не ругают, как Ленина, ни о ком не говорят так много хорошего и так много плохого, как о Ленине. В отношении Ленина не знают середины, он — либо воплощение всех добродетелей, либо — всех пороков. В определении одних — он безгранично добр, а в определении других — до крайности жесток»².

Итак, был ли Ленин гуманистом? Проблема эта непростая. При ответе следует прежде всего разделить гуманизм идей, помыслов и гуманизм отдельных поступков, политических решений, принимавшихся в тех или иных конкретных исторических условиях под воздействием целого ряда объективных и субъективных обстоятельств.

Если говорить о помыслах, конечных целях, то здесь Ленин, как нам представляется, был, безусловно, гуманистом. Он принадлежал к поборникам социалистической идеи, квинтэссенцией которой являлась возвышенная, глубоко гуманистическая цель — создать наилучшие условия для человеческого бытия по сравнению с капитализмом.

Ленин стремился к осуществлению идей равенства, свободы, социальной справедливости. Если говорить о первых месяцах Советской власти, то можно, думается, наблюдать и гуманизм новой власти на деле. Историки располагают многочисленными фактами снисходительности победителей к побежденным, стремления наладить деловое сотрудничество с представителями буржуазной интеллигенции, самой буржуазией и т. д.

Однако позднее, в условиях гражданской войны, «белого» террора, иностранной интервенции, контрреволюционных заговоров, саботажа, в обстановке, когда революции приходилось защищать себя в одиночку, в массах получили распространение рецидивы жестокости, вандализма и беззаконных действий.

Несет ли за все эти факты ответственность Ленин? Нет, потому, что лидер огромного государства, естественно, не может отвечать за все то, что делали те или иные представители Советской власти на местах. Едва ли он, скажем, может быть ответствен за те факты, о которых писал В. Короленко в своих письмах А. Луначарскому³.

Вместе с тем стремление Ленина утвердить новую власть в стране, не готовой к социалистическому строительству, его преувеличенная надежда на мировую революцию не могли не наложить отпечаток на ход и остроту борьбы. И, разумеется, эта острота борьбы не на жизнь, а на смерть не могла, в свою очередь, не отразиться и на самом Ленине. Нет, безусловно, он не превратился в кровожадного зверя, как это пытаются изобразить М. Восленский или В. Солоухин⁴.

Глубоким гуманизмом были проникнуты многие государственные решения Ленина. Достаточно вспомнить первые декреты Советской власти о мире, о земле, политику нэпа, заботу о спасении трудящихся от голодной смерти в период разрухи, решения, направленные на развитие народного образования, приобщение народа к достижениям культуры. Документы донесли до нас и многочисленные конкретные факты, говорящие о том, что Ленин даже в самые тяжелые периоды революции заботился и о возврате хлеба суздальским рабочим, отобранного у них заградительным отрядом, и о предоставлении южных курортов для лечения и отдыха инвалидам войны и труда, и о снабжении фруктами больных детей севера Великороссии, и об охране имущества П. А. Кропоткина и т. д. и т. п.⁵ Имеются также данные о том, как Ленин ходатайствовал (прежде всего перед ВЧК) об облегчении судьбы тех или иных людей, высказывавших нелояльность по отношению к Советской власти, требовал освободить незаконно арестованных, подписывал документы об амнистиях и т. д.⁶

Однако есть и другого рода факты. Такой, например, как записка Ленина наркому юстиции Курскому от 15 мая 1921 г. о необходимости в целях защиты Советской власти от контрреволюционных посягательств «расширить применение расстрела (с заменой высылкой за границу)»⁷. Глубокие раздумья вызывает и документ, недавно опубликованный в журнале «Известия ЦК КПСС», по поводу репрессий против церковнослужителей⁸.

Разумеется, каждый такой факт должен рассматриваться в контексте исторических событий, конкретной ситуации и даже, если угодно, с учетом настроения Ленина.

И все-таки как объяснить подобного рода факты?

Сам Ленин объяснял их в беседах с Горьким следующим образом. «Чего вы хотите? — удивленно и гневно спрашивал он. — Возможна ли гуманность в такой небывало свирепой драке? Где тут место мягкосердечию и великодушию? Нас блокирует Европа, мы лишены ожидавшейся помощи европейского пролетариата, на нас, со всех сторон, медведем лезет контрреволюция, а мы что же? Не должны, не вправе бороться, сопротивляться? Ну, извините, мы не дурачки».

«Какою мерой измеряете вы количество необходимых и лишних ударов в драке?» — спросил он меня однажды, после горячей беседы. На этот простой вопрос я мог ответить только лирически. Думаю, что иного ответа — нет»⁹.

Итак, одной из причин крайней жестокости, имевшей место прежде всего в ходе гражданской войны, была, безусловно, логика борьбы, когда жестокость одной стороны порождала жестокость другой, и наоборот. При этом надо помнить, что первыми начали взвинчивать спираль насилия силы, контрреволюции, они же явились инициаторами «белого» террора, в ответ на который последовал «красный» террор.

Что же касается фактов жестокости революционных сил, то они имели под собой и некоторую идеологическую подоплеку. Насилие, как повивальная бабка всякой революции, положение об антагонистическом характере противоречий между трудом и капиталом — эти теоретические постулаты порой упрощенно воспринимались малограмотными трудящимися как призывы к бескомпромиссной борьбе.

Определенную роль в кровавой драме в стране сыграло и упрощенное понимание теории классовой борьбы, основывающейся на представлении об общественной структуре как дихотомической, состоящей только из эксплуатируемых и эксплуататоров. На местах классовую борьбу нередко доводили до абсурда. Более того, такие общечеловеческие понятия, как «гуманизм», «нравственность», воспринимались, как правило, только через призму классовых интересов. И конкретные цели, соответствовавшие интересам рабочего класса, даже если они достигались путем неоправданной жестокости, считались и гуманными, и нравственными. Одновременно если по отношению к союзникам по борьбе считалось необходимым проявлять доброту и заботу (хотя и это делалось не всегда), то всякое снисхождение к врагу (действительному или мнимому) расценивалось в лучшем случае как «интеллигентская» мягкотелость, а в худшем — как пособничество.

Роль катализатора насилия в ходе гражданской войны и после нее выполняла и непоколебимая уверенность большевиков в правоте своего дела, а также революционное нетерпение, перераставшее в нетерпимость ко всем, кто сомневался в реальности достижения социалистических целей.

Таким образом, в своей деятельности Ленин руководствовался гуманными целями, хотя логика борьбы и конкретные исторические условия заставляли его подчас принимать решения, которые, если абстрагироваться от конкретной обстановки того периода и судить их с позиций сегодняшнего дня, могут некоторыми восприниматься как негуманные.

Примечания:

¹ См.: Горький М. В.И.Ленин. М.: Л., 1932, С. 41.

² Ленин: Человек — мыслитель — революционер. М., 1990. С. 132.

³ См.: Короленко В. Письма к Луначарскому // Новый мир. 1988. № 10.

⁴ См.: Восленский М. С. О Ленине: [Отрывок из кн.: Восленский М. С. Номенклатура — господствующий класс Советского Союза]. М.: Лига, 1990; Солоухин В. Читая Ленина // Родина. 1989. № 10.

⁵ См.: Ленин — товарищ, человек. 5-е изд. М., 1984. С. 44—45, 54, 68—69, 75 и др.

⁶ См.: Ленин и ВЧК: Сб. документов (1917—1922 гг.). 2-е изд. М., 1987. С. 34, 78, 91—92, 99—100, 155—156, 255, 322, 514 и др.

⁷ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 189.

⁸ См.: Письмо В. М. Молотову для членов Политбюро ЦК РКП(б) от 19 марта 1922 г. // Известия ЦК КПСС. 1990. № 4. С. 190—193.

⁹ Горький М. Указ. соч. С. 34—35.

 

- В недалеком прошлом получил распространение ритуал награждения руководителей орденами. А какие правительственные награды имел первый председатель Совнаркома В. И. Ленин?

 

Н. Абрамова: В 1922 г. по постановлению ЦИК Хорезмской Народной Советской Республики Ленин был награжден орденом Труда этой республики. Орден был учрежден в память второй годовщины хорезмской революции. В приветственном письме ЦИК Республики говорилось: «Мы просим Вас, дорогой и любимый наш учитель, принять этот орден согласно постановлению Центрального Исполнительного Комитета и носить его как символ освобождения труда на Востоке после многовекового рабства» Орден Труда ХНСР был передан в августе 1922 г. в Совнарком для вручения его Ленину. В настоящее время он хранится в Центральном музее В. И. Ленина. Других наград у Ленина не было.

Что касается ордена Красного Знамени, который тысячи людей увидели на груди Ленина во время его похорон, го история такова. В Горках сразу после смерти Ленина на его френч свой орден Красного Знамени прикрепил Н. П. Горбунов, управляющий делами Совнаркома, член партии с 1917 г. Об этом сообщалось в газете «Известия ВЦИК» от 24 января 1924 г. Позднее, когда гроб с телом Ленина был установлен для прощания с ним в Колонном зале Дома союзов, свои ордена Красного Знамени возложили на гроб и другие обладатели этого ордена, но они были тогда же им возвращены.

Кроме этого, в день похорон Ленина, 27 января 1924 г., на его гроб был возложен венок от Военно-академических курсов Высшего командного состава РККА, к которому был прикреплен орден Красного Знамени. С января 1964 г. этот орден находится в Центральном музее В. И. Ленина. Орден Красного Знамени, которым была награждена Клара Цеткин в 1927 г, к 10-летию Октябрьской революции, после ее смерти был по ее завещанию возложен на гроб Ленина, убран в 1944 г.

Единственную награду, которой был удостоен В. И. Ленин, — орден Труда ХНСР — он никогда не носил и даже не держал в руках. Сейчас в Мавзолее на френче Ленина прикреплен значок члена ЦИК СССР.

В связи с ответом на данный вопрос интересно упомянуть еще об одном факте — о выдвижении кандидатуры Ленина на получение Нобелевской премии.

В ноябре 1917 г. норвежская социал-демократическая партия внесла в Комитет по Нобелевским премиям предложение: присудить Международную премию Мира за 1917 г. Председателю Совета Народных Комиссаров Советской республики В. И. Ленину. Это предложение обосновывалось следующим образом: «До настоящего времени для торжества идеи мира больше всего сделал Ленин, который не только всеми силами пропагандирует мир, но и принимает конкретные меры к его достижению»¹

Комитет по Нобелевским премиям отклонил это предложение в связи с тем, что оно опоздало (рассматривались предложения, поступившие до 1 февраля 1917 г.), но принял решение: «Если существующему русскому правительству удастся установить мир и спокойствие в стране, то Комитет не будет иметь ничего против присуждения Ленину премии Мира на будущий год...»² В мае 1918 г. аналогичное предложение о присуждении Ленину Нобелевской премии Мира выдвинули профессора и студенты философского факультета университета в Стамбуле, которые заявили: «Господин Ленин является первым и самым заслуженным деятелем политики мира»³. Поступило ли это предложение в Нобелевский комитет — неизвестно.

Примечания:

¹ Владимир Ильич Ленин: Биогр. хроника. М., 1974. Т. 5. С. 68.

² Там же.

³ Там же. С. 456.

 

- 30 марта 1990 г. «Московская правда» опубликовала статью Л. Троцкого с критикой высказываний У. Черчилля о В. И. Ленине. На какие документы Черчилля ссылался Троцкий? Известны ли эти документы в нашей стране и в чем их суть?

 

Ю. Кунец: Имя Уинстона Черчилля, крупного английского государственного деятеля XX в., известного буржуазного политика, непримиримого антикоммуниста, одного из вдохновителей иностранной военной интервенции после Октября, а в годы второй мировой войны одного из руководителей антигитлеровской коалиции, хорошо знакомо советским людям. Однако если Черчилль-политик достаточно известен у нас, то о Черчилле-публицисте знают лишь специалисты, посвятившие себя изучению истории Великобритании. Литературное наследие Черчилля достаточно объемно. В нем привлекают внимание пять увесистых томов его мемуаров под общим названием «Мировой кризис» Они созданы в 20-е гг. и посвящены периоду первой мировой войны. Написанные в своеобразной манере, высокопарным, старомодным слогом, они тем не менее читаются легко и с большим интересом. Артур Конан Дойл считал, что Уинстон Черчилль «обладает лучшим стилем в прозе, чем кто-либо из современников».

Большая часть четвертого тома¹ посвящена событиям 1917 г. в России. Черчилль не мог обойти молчанием личность Владимира Ильича Ленина, к которому, естественно, не питал симпатий. Ленину был посвящен специальный очерк. В феврале 1929 г. английская газета «Times» перепечатала выдержки из книги Черчилля. Познакомившись с этой публикацией, Л. Троцкий написал статью, в которой подверг критике оценку Ленина английским политиком. По известным причинам статья Троцкого тогда в СССР напечатана не была. Но на материал Черчилля о Ленине откликнулся в апреле того же года известный советский журналист Михаил Кольцов². Понятно, что М. Кольцов в своей статье останавливался в основном на положительных оценках личности Ленина Черчиллем. В 1932 г. Государственное военное издательство опубликовало отдельной книгой перевод части четвертого тома «Мирового кризиса» Но в этом издании очерк о Ленине отсутствовал.

Как же оценивал Черчилль основателя Советского государства? Английский политик отмечал, что по сравнению с Карлом Марксом Ленин «претворил веру в действие. Он изобрел практические методы, с помощью которых марксистские теории могли быть применены» Отличительной чертой Владимира Ильича, по мнению Черчилля, был его ум, который «представлял удивительный инструмент» «Озарения его ума давали возможность сразу охватить весь мир, всю его историю, его горести, глупости, позор и, в первую очередь, несправедливость... Его интеллект был обширен и в некоторых фазах великолепен. Он обладал способностью достигать той степени универсального понимания, которой редко достигает человек» Благодаря этому, считал Черчилль, Ленин «завоевал место в истории», оставил заметный след.

Черчилль считал, что побудительным мотивом революционной деятельности Ленина явилось чувство мести, возникшее у него после казни старшего брата. Эта идея, получившая также широкое распространение в работах буржуазных историков, в свое время уже подвергалась обоснованной критике в советской историографии. Но Черчилль, выдвигая ее, в то же время подчеркивал, что «мстительность Ленина не носила личного характера. Стоя перед необходимостью казнить кого-либо в отдельности, он испытывал сожаление и даже отчаяние» И вместе с тем он полагал, что для Ленина было «величественной абстракцией» «перечеркнуть жизнь целого миллиона людей, объявить вне закона целые классы, разжечь пламя гражданской войны», «разрушить благополучие целых наций», при этом сам Черчилль абстрагируется от многих конкретных исторических реалий, предпочитает не говорить о тех чрезвычайных условиях, в которых действовал Ленин.

«Ленин был Великим Ниспровергателем, — делал вывод Черчилль. — Он ниспровергал все...

В конце концов он ниспроверг самого себя. Он ниспроверг и саму коммунистическую систему... Он провозгласил новую экономическую политику и признал частную торговлю» Считая революционные преобразования в России роковым заблуждением Ленина, Черчилль рассматривал идеи нэпа как отрицание коммунистических идей. «Как велик тот человек, что признал эту ошибку!» с пафосом восклицал Черчилль. «...Интеллект Ленина, продолжал он, говоря о болезни и смерти Ленина, был повержен в тот момент, когда исчерпалась его разрушительная сила и начали проявляться независимые, самоизлечивающие функции его поисков. Он один мог вывести Россию из трясины, он один мог вновь найти и свернуть на вымощенную дорогу... Сильный источник света, который вел его, угас в тот момент, когда он решительно повернул к исходному пункту. Русские люди остались барахтаться в болоте. Их величайшим несчастьем было его рождение, но их следующим несчастьем была его смерть».

Так заканчивает Черчилль эссе о Ленине. Надеемся, читатель поймет, что многое в его высказываниях не выдерживает серьезной критики. Здесь надо учитывать собственную политическую позицию Черчилля — его резко отрицательное отношение к Советской России, к большевикам и большевизму, которое он сохранил до конца своих дней. В то же время, принимая историческую действительность во всем ее многообразии, стоит задуматься над тем, почему У. Черчилль, при своей крайней непримиримой позиции в оценке революционных событий в России, все же не брал на себя смелость выносить окончательный исторический приговор, справедливо полагая, что время более точно определит, «кто неправ, а кто на верном пути».

Примечания:

¹ The World Crisis: The Aftermath, 1918—1925. By the Rt. Ног. Winston S. Churchill С. H., M. P. London: Thornton Butterworth Ltd., 1928.

² См.. Правда. 1929. 23 anp.

 

- О Ленине писали различные авторы. Но лучше всех знала его деятельность, труды Н. К. Крупская. Она оставила о нем ценнейшие воспоминания. Как рассматривается в свете современных условий ее творческое наследие?

 

С. Гончарова: В настоящее время, когда мы пытаемся глубже уяснить подлинный смысл ленинских идей, многие работы Н. К. Крупской не только не утратили своего значения, а приобрели еще большую актуальность. Ведь справедливости ради следует напомнить, что вскоре после ее смерти Сталин и его окружение постарались сделать все, чтобы о Надежде Константиновне как можно реже вспоминали, а если бы и вспоминали, то главным образом лишь в связи с ее деятельностью в области народного образования и политического просвещения трудящихся. До сих пор совершенно недостаточно оценен ее вклад в разработку истории нашей партии, изучение ленинского идейного наследия.

Надежда Константиновна была человеком большой культуры, серьезным и вдумчивым историком. К ее мнению особенно важно прислушаться и потому, что почти на протяжении 30 лет ее связывало с Лениным все, в том числе и общность мировоззрения, единство политических устремлений, преданность делу революции. Крупской были хорошо известны творческие планы и замыслы Ленина, предпосылки и обстоятельства создания многих его трудов, этапы работы над рукописями. Надежда Константиновна знакомилась со всеми ленинскими произведениями еще до их опубликования. Владимир Ильич прислушивался к ее мнению, ее пожеланиям. И, как никто другой, она чувствовала все богатство и глубину ленинской мысли, все ее оттенки, остро реагировала на попытки ее искажения, активно борясь со всякой фальшью и догматизмом.

Крупская сумела убедительно показать в своих произведениях цельность и последовательность характера Владимира Ильича, подчинение им всех своих действий, поступков, чувств и мыслей одной цели — освобождению трудового народа от эксплуатации, нищеты, угнетения. Надежда Константиновна не раз отмечала, что нельзя понять Ленина как человека в отрыве от его борьбы за партию, без изучения его политической, теоретической и организаторской деятельности.

«Сердце его, — говорила Надежда Константиновна в своем первом выступлении после смерти Ленина, на траурном заседании II Всесоюзного съезда Советов 26 января 1924 г., — билось горячей любовью ко всем трудящимся, ко всем угнетенным... Это чувство он получил в наследие от русского героического революционного движения»¹.

Для Н. К. Крупской во все последующие годы главной целью стало «проводить в жизнь его заветы» Она не осталась в стороне, когда в конце 1924 г. в печати разгорелась полемика вокруг оценки Октябрьской революции. В связи с этим интерес представляет статья Крупской «К вопросу об уроках Октября», написанная в ответ на статью Л. Д. Троцкого «Уроки Октября»².Отметив заслуги Троцкого в Октябрьские дни, она подвергла критической оценке ряд положений этой статьи, в частности то, как автор предлагал изучать уроки Октября. По ее мнению, изучать надо не роль тех или иных политических деятелей в Октябре, не роль того или другого оттенка в ЦК, а изучать надо прежде всего международное положение, которое было в тот период, соотношение классовых сил в России, деятельность партии³ Та партия, в которой верхушка была бы оторвана от организации в целом, никогда не могла бы победить. Важна правильная оценка роли и значения масс в революции. Для Ленина народные массы были не средством, а решающим фактором исторического процесса. Крупская напоминала, что «от неправильной оценки Октября один шаг к неправильной оценке действительности, к неправильному подходу к целому ряду явлений самого актуального значения. От неправильной оценки действительности один шаг к неправильным решениям и действиям»⁴.

Честной, открытой постановкой волновавших ее проблем отличались выступления Надежды Константиновны на XIV съезде партии (декабрь 1925 г.). Она затронула в них широкий спектр вопросов экономического развития страны, деятельности политического руководства, высказала свою точку зрения об отношении Ленина к кооперации в различные периоды истории. Были в ее оценках и неточности, вызвало спор ее определение сути нэпа, но в ее словах чувствовалась большая тревога за судьбу Советской России, искреннее стремление помочь съезду возродить в партии дух товарищества, укрепить пошатнувшиеся после смерти Ленина основы внутрипартийной демократии. Так было и в дальнейшем. В трудные для страны периоды с трибун съездов и конференций, на собраниях и митингах, со страниц газет и журналов звучал спокойный, убежденный голос Крупской, призывавший к гуманности и справедливости, к ленинским подходам в решении всех сложных вопросов путем всестороннего, коллективного обмена мнениями, учета всех точек зрения.

Поразительно созвучны нашему времени многочисленные статьи и выступления Крупской, обращенные к молодежи. В них она постоянно подчеркивает, что изучение марксистской теории даст подрастающему поколению знание объективных законов развития человеческого общества, ясное понимание целей и задач нашего движения, поможет разобраться в окружающей действительности и решить многие сложные вопросы, которые поставит перед ними жизнь.

Крупская убедительно показывает, что Ленин через годы подполья, ссылки, эмиграции, неустанной напряженной борьбы с идейными противниками пронес глубокое уважение и любовь к великим основоположникам марксизма. В самые переломные моменты революции, встречаясь с новым явлением общественной жизни, со сложной теоретической проблемой, Владимир Ильич всегда «советовался» с Марксом и Энгельсом, углубляясь в анализ их трудов. Именно Крупская первая обратила внимание на то, что путь изучения Лениным Маркса помогает лучшему, более глубокому пониманию нами не только Маркса, но и самого Ленина, освоению приемов его исследования.

Ценность работ Крупской состоит в том, что они донесли до нас не только основные идеи ленинизма, но и его метод научной работы, отдельные факты ленинской биографии, его оценки исторических событий, все обаяние его личности.

Важной представляется мысль Крупской о том, что исследователи недостаточно обращают внимание на такую сторону ленинского подхода к оценке революционных событий, как умение видеть конкретную действительность и выявлять коллективное мнение борющихся масс, являющееся, как считал Ленин, решающим в практических и конкретных вопросах ближайшей политики⁵.

К современникам обращены слова Крупской о том, что для настоящего члена партии недостаточно иметь партийный билет, выписывать газеты и регулярно посещать собрания. Нужно «уметь слить свою жизнь» с активной работой на благо народа. Надежда Константиновна была твердо убеждена, что слияние личных интересов с общественными обогащает жизнь человека. Она подчеркивала, что воспитание коллективизма и интернационализма Должно быть соединено с воспитанием всесторонне развитого, внутренне дисциплинированного человека, способного глубоко чувствовать, ясно мыслить, организованно действовать.

В статье «Ленин о молодежи» Крупская писала о желании Ленина воспитывать молодежь на передовых традициях предшествующих поколений, напоминала его слова, что «авторитет теоретиков всемирной социал-демократии нужен нам для уяснения программы и тактики нашей партии»⁶.

Надежда Константиновна отмечала, что Владимир Ильич, призывая молодежь к самостоятельному решению важнейших политических и экономических проблем, предлагал старшим товарищам относиться как можно терпеливее к ошибкам молодежи, стараясь исправлять их постепенно и преимущественно путем убеждения⁷. Для ее работ характерно строгое соблюдение принципов партийности и историзма, самая тщательная, скрупулезная проверка фактов, внимательная подготовка текста к печати.

Крупская по праву считается первым биографом Ленина. Среди ее трудов главное место принадлежит книге «Воспоминания о Ленине» Работу над ней она начала в первый же год после смерти Владимира Ильича, относясь к этому делу как к своему партийному долгу. «Я писала их большею частью в Горках, — вспоминала Надежда Константиновна, — бродя по опустелым комнатам горкинского большого дома и по зарастающим травой дорожкам парка, где провел последний год своей жизни Ильич... Я писала первую часть почти исключительно по памяти. Вторая часть написана несколько лет спустя. За эти годы пришлось много учиться, усиленно перечитывать Ленина, учиться связывать в тесный узел прошлое с настоящим, учиться жить с Ильичем без Ильича»⁸.

Созданные непосредственным участником событий, наполненные героикой тех лет, воспоминания воскрешают эпоху, содержат богатейший фактический материал, дают оценку взаимоотношений Ленина со многими деятелями российской и международной социал-демократии. Как живой встает Ленин со страниц ее воспоминаний решительный и страстный, сомневающийся, сердечный и гневный, больной и усталый от непомерной ответственности, выпавшей на его долю.

Значительна роль Крупской в создании и деятельности Института Ленина, открытого в 1924 г., в подготовке 2-го и 3-го изданий Сочинений Ленина. Много сделала Надежда Константиновна для организации ленинских мемориальных музеев в ряде городов.

Труден был жизненный путь Крупской после Ленина. Но и в условиях сталинского режима она находила силы отстаивать и пропагандировать заветы Ленина. Решительно выступала она против поверхностного изображения и обеднения образа Владимира Ильича в воспоминаниях, художественной литературе, искусстве.

Конечно, и в творческом наследии Крупской не все прошло испытание временем, но лучшие ее работы по-прежнему актуальны и помогают постичь глубину ленинских идей. Историки и обществоведы, люди самых разных профессий будут вновь и вновь обращаться к работам Надежды Константиновны, так как найдут в них конкретное, живое изложение нашего прошлого, умение из громадного числа известных ей фактов отобрать наиболее характерные, дающие возможность широких обобщений и выводов.

Примечания:

¹ Крупская Н. К. О Ленине: Сб. статей и выступлений. 5-е изд. М., 1983. С. 17.

² См.: Правда. 1924. 16 дек.

³ См. там же.

⁴ Правда. 1924. 16 дек.

⁵ См.: Крупская Н. К. М., 1988. Избр. произведения С. 184.

⁶ Там же. С. 240.

⁷ См.: Крупская Н. К. Избр. произведения С. 241.

⁸ Воспоминания о В. И. Ленине: В 10 т. Т. 2. С. 6—7.

 

- В воспоминаниях, опубликованных на Западе, в биографиях Ленина, написанных зарубежными авторами, говорится об особой роли И. Ф. Арманд в жизни Ленина. Имеются ли в распоряжении исследователей документы, которые позволяют судить об их взаимоотношениях?

 

Л. Виноградова: Итак, каковы же были взаимоотношения Ленина и И. Ф. Арманд? Необходимо сразу оговориться, что историк не имеет права на домыслы. В своих суждениях он опирается на имеющиеся в его распоряжении документы, источники. Среди них особо осторожного обращения и тщательной проверки требуют воспоминания, как особый род источника, в котором по многим причинам могут содержаться неточности, недостоверные сведения. О чем же говорят источники?

В. И. Ленин и И. Ф. Арманд познакомились в конце 1909 или в начале 1910 г. в Париже; “Но «заочное знакомство произошло раньше — в 1903 г., когда, как явствует из автобиографии И. Ф. Арманд, она «в Швейцарии после короткого колебания между эсерами и эсдеками (по вопросу об аграрной программе) под влиянием книги Ильина «Развитие капитализма в России» стала большевичкой».

К моменту встречи с Лениным в Париже за ее плечами была работа пропагандиста в рабочих районах Москвы, были аресты, ссылка, побег из ссылки, эмиграция. Жизнь, полная опасности и риска, любовь, счастье материнства, горечь разлук с детьми и близкими людьми, потери. Яркой и необыкновенной была ее судьба. Родилась в Париже в семье артистов, выросла в России. В 18 лет вышла замуж за Александра Арманда, сына богатого фабриканта. Но обеспеченное, спокойное существование в буржуазной семье не могло удовлетворить ее. Она выбрала трудный путь революционера, в 1904 г. стала членом социал-демократической партии.

Что говорили об Инессе люди, работавшие с ней в годы эмиграции? Рабочий-большевик Г Котов: «Ее темперамент мне тогда бросился в глаза... Казалось, жизни в этом человеке неисчерпаемый источник» Л. Сталь: «Пренебрежение к материальным условиям жизни, внимательное отношение к товарищам и готовность поделиться с ними последним куском были основной чертой ее характера» Н. Крупская: «В ней много было какой-то жизнерадостности и горячности. Уютнее, веселее становилось, когда приходила Инесса».

Талант общения с людьми, умение быть другом, товарищем — это привлекало в И. Ф. Арманд. И, конечно, огромная, поразительная работоспособность. Эмиграция стала для нее и годами непрерывной учебы, углубления теоретических познаний, непосредственного знакомства с международным рабочим движением. Живя в Брюсселе, она за год прошла курс в Новом университете, блестяще сдала экзамены и была удостоена в октябре 1909 г. ученой степени лиценциата экономических наук. Позднее посещала занятия Парижского университета и закончила его по курсу общественных наук.

В Париже И. Ф. Арманд активно включилась в работу существовавшей там местной группы большевиков, вошла в ее президиум, была избрана членом Комитета заграничных организаций. Инесса вела обширную переписку с другими заграничными организациями партии, по заданию Ленина устанавливала связи с французскими социалистами, вела переговоры, переводила революционную литературу, выполняла массу кропотливой, незаметной для других, но столь нужной организаторской работы.

Пожалуй, самым ценным и достоверным источником, по которому полнее всего можно составить представление о реальной картине взаимоотношений И. Арманд и Ленина, являются письма. Более 120 писем Ленина Арманд опубликовано в томах Полного собрания сочинений, «Биографической хроники» В. И. Ленина, в Ленинских сборниках. В них — поручения, просьбы, советы, задания, обмен информацией о событиях, прочитанных книгах. Из этого с определенностью можно сделать только такой вывод: Инесса Федоровна была одним из наиболее близких друзей Ленина, его верной помощницей, ученицей, другом семьи Ульяновых. Для иных выводов у нас нет оснований.

«Дорогой друг!» — так обычно начинаются ленинские письма к И. Ф. Арманд. Эти письма — ценнейший исторический документ, позволяющий более глубоко увидеть проявления ленинского характера, его взаимоотношений с товарищами по партии, его настроения, симпатии и антипатии.

Вот несколько отрывков из писем Ленина. 28 января 1914 г. он сообщал об издании Бюллетеня РСДРП, которому придавалось тогда большое значение. Огромные надежды возлагает Владимир Ильич на организаторский талант И. Арманд: «Надо издавать. А у нас ни денег ни типографии, кроме как в Париже. Поэтому дело первейшей партийной важности наладить издание в Париже. Прошу тебя очень «и по службе и по дружбе» сделать это»¹.

Ответственное партийное поручение было возложено на И. Ф. Арманд летом 1914 г. Руководящий орган II Интернационала — Международное социалистическое бюро высказалось за проведение «объединительного» совещания большевиков и меньшевиков. Ленин обращается с просьбой к И. Ф. Арманд участвовать в Брюссельском совещании, выступить с докладом ЦК РСДРП и отстаивать позиции большевиков. В написанном им докладе излагались мотивы отказа большевиков от подобного третейского разбирательства, давался анализ состояния рабочего движения в России, излагались условия, на которых возможно было обеспечить единство. Важно было убедить представителей международной социал-демократии, что только большевики олицетворяют собой рабочую партию, что противостоят им «блок-фикция или группки»².

Очень поучительны те дружеские советы, которые высказываются Лениным И. Арманд перед выполнением нелегкой политической задачи: «Я уверен, что ты из числа тех людей, кои развертываются, крепнут, становятся сильнее и смелее, когда они одни на ответственном посту, и посему упорно не верю пессимистам, т. е. говорящим, что ты... едва ли... Вздор и вздор! Не верю! Превосходно ты сладишь! Прекрасным языком твердо их всех расшибешь, а Вандервельде не позволишь обрывать и кричать»³. Инесса Федоровна оправдала доверие Ленина. «Ты лучше провела дело, чем это мог бы сделать я. Помимо языка, я бы взорвался, наверное... У вас же и у тебя вышло спокойно и твердо», — благодарил ее Владимир Ильич⁴.

Во многих письмах встречается высокая оценка организаторских способностей И. Ф. Арманд. В самые критические ситуации для партии ей поручались наиболее трудные дела. Вот строки из ленинского письма от 16 января 1917 г.: «Если Швейцария будет втянута в войну, французы тотчас займут Женеву. Тогда быть в Женеве значит быть во Франции и оттуда иметь сношения с Россией. Поэтому партийную кассу я думаю сдать Вам (чтобы Вы носили ее на себе в мешочке, сшитом для сего, ибо из банка не выдадут во время войны)... Это только планы, пока между нами.

Я думаю, что мы останемся в Цюрихе, что война невероятна»⁵.

В годы первой мировой войны И. Арманд активно занималась установлением связей большевиков с интернационалистами других стран, сплочением революционных сил в международном масштабе. Она провела большую работу по подготовке интернациональных социалистических женской и юношеской конференций, Циммервальдской и Кинтальской конференций. В 1916 г. с ее помощью в Париже образуется Комитет по восстановлению международных связей. «На французов Вы имели большое влияние и оставили прочные следы», — отмечал Ленин⁶ Теоретический и политический интерес представляют письма, в которых Ленин излагает свои взгляды на отношение марксистов к войне и защите Отечества. В очередном послании, высказав «материал для размышления», Владимир Ильич не забывает справиться о здоровье, настроении, планах своего друга. «...Ужасно мне хотелось бы, чтобы Вы получше встряхнулись, переменили воздух, побывали среди новых и старых друзей, ужасно бы хотелось сказать Вам побольше дружеских слов, чтобы Вам полегче было, пока не наладитесь на работу...» — читаем в одном из ленинских писем⁷.

Несомненно, это переписка единомышленников, людей, которые доверяют друг другу свои мысли, не скрывают чувств и переживаний. Перед читателем приоткрывается завеса над той стороной жизни Ленина, которая менее всего известна. Так можно писать только близкому человеку, который верно поймет любые перепады настроения, не истолкует превратно временных кризисов, проявления слабости, сомнений. Разве не глубоко автобиографичны такие строки, с которыми Ленин в труднейшие для себя дни обращается к И. Арманд: «Как я ненавижу суетню, хлопотню, делишки и как я с ними неразрывно и навсегда связан!! — читаем мы в ленинском письме, посланном Инессе Федоровне в мае 1914 г. — Это еще лишний признак того, что я обленился, устал и в дурном расположении духа. Вообще я люблю свою профессию, а теперь я часто ее почти ненавижу...»⁸

Или другой пример: «Вот она, судьба моя. Одна боевая кампания за другой — против политических глупостей, пошлостей, оппортунизма и г. д.

Это с 1893 года. И ненависть пошляков из-за этого. Ну, а я все же не променял бы сей судьбы на «мир» с пошляками»⁹.

Эти слова относятся в полной мере и к судьбе самой Инессы Федоровны Арманд, до последних своих дней беззаветно служившей делу революции.

Да, они дружили и сохранили верность дружбе до последнего часа. И Надежда Константиновна, и Владимир Ильич провожали 12 октября 1920 г. в последний путь Инессу как самого дорогого человека. Они заботились о детях Инессы Федоровны, помогали им в учебе, во всех сложных жизненных ситуациях. И было бы бестактно домысливать и строить догадки в столь тонкой области человеческих взаимоотношений...

Примечания:

¹ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 48. С. 256.

² См. там же. С. 308.

³ Там же. С. 307—308.

⁴ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 48. С. 323.

⁵ Там же. Т. 49. С. 367.

⁶ Там же. С. 268.

⁷ Там же. С. 366.

⁸ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 48. С. 285.

⁹ Там же. Т. 49. С. 340—341.

 

- После Октября 1917 г. имя Ленина стало известно во всем мире. А в какой степени можно говорить об известности Ленина в дооктябрьский период? В частности, упоминалось ли его имя в дореволюционных энциклопедиях и справочниках?

 

Н. Абрамова: В различных энциклопедиях и справочниках, изданных до революции, Ленин упоминается неоднократно как «Ильин Владимир», «Ленин Н.», «Ленин», «Ленин-Ульянов», «Ульянов Владимир Ильич».

Наиболее ранние из известных публикаций относятся к 1900 г.¹ Почти одновременно (с разницей в несколько месяцев) справки о Владимире Ильиче появились в «Научно-энциклопедическом словаре» М. М. Филиппова (т. 2, вып. 12, стлб. 1417) и в «Малом энциклопедическом словаре» Брокгауза и Ефрона (т. II, вып. VII, стлб. 760). По содержанию они похожи. Указывалось, что он экономист, пишет для журналов «Научное обозрение», «Начало» и др., назывались его основные работы: «Экономические этюды и статьи», «Развитие капитализма в России» Но в словаре М. Филиппова, в отличие от словаря Брокгауза и Ефрона, не указывалось, что Владимир Ильин (именно на эту фамилию даются справки в обоих словарях) принадлежит к марксистскому лагерю. По мнению одного из исследователей данной темы, М. С. Волина, сделано это было не случайно: «Уж кто-кто, а Филиппов, в журнале которого «Научное обозрение» печатался Ленин, хорошо знал, кто такой Ильин, и прекрасно разбирался в политических направлениях тогдашней России!.. Умолчание о марксизме Ленина скорее всего можно объяснить тем, что Филиппов во избежание всяких осложнений переосторожничал»².

Позднее в справках уже на имя «Н. Ленин» появляются характеристики: «социал-демократ», «большевик», «лидер фракции социал-демократов (большевиков)» Впервые такие характеристики, как и псевдоним «Н. Ленин», мы находим в «Энциклопедическом словаре» Ф. Павленкова, вышедшем в 1907 г.

Необходимо отметить, что наиболее полная для своего времени библиография произведений Ленина содержится в известном труде Н. А. Рубакина «Среди книг» Им названо 27 книг и брошюр, т. е. практически все произведения, изданные легально и нелегально к тому периоду. Здесь же содержится характеристика Ленина (Ильина) как виднейшего представителя большевизма³.

Подсчитано, что дореволюционные энциклопедии и словари содержат 15 биографических справок о Ленине⁴. Кроме того, его имя многократно упоминается и в других статьях, таких, как «Искра», «Большевики», «РСДРП», «Революционное движение в России», «Сисмонди» и др. Так, в «Настольной иллюстрированной энциклопедии», вышедшей в 1907—1910 гг. в трех томах под редакцией В. В. Битнера как приложение к журналу «Вестник знания», имя Ленина упоминается по меньшей мере пять раз, в том числе в статьях «Российская социал-демократическая рабочая партия» и «Земельный вопрос или аграрный вопрос».

Со временем справки о Ленине становились все объемнее. Это особенно относится к статьям, появившимся в 1915 г. сразу в трех энциклопедиях: «Новый энциклопедический словарь» Брокгауза и Ефрона, «Русская энциклопедия», «Энциклопедический словарь» Русского библиографического института Гранат. С редакцией последнего у Ленина были установлены деловые отношения. В 1908 г. он написал для словаря статью «Аграрный вопрос в России к концу XIX века», которая в то время не была опубликована по цензурным условиям⁵. В начале 1914 г. редакция словаря заказала Ленину статью о К. Марксе. Несмотря на попытки Ленина отказаться из-за невозможности окончания работы в срок, редакция, не видя другого приемлемого автора, убедила его написать статью⁶.

В мае 1914 г. редакция запросила у Ленина автобиографические данные для статьи о нем в своем словаре⁷. Неизвестно, послал ли Ленин необходимые сведения, но в 1915 г. статья о нем появилась в этом издании. Она значительно превосходила по объему подобные статьи в других энциклопедиях. И хотя в ней содержалось меньше фактических данных, но зато основной акцент был сделан на оценочные моменты.

Благодаря появлению публикаций о Ленине в таких массовых легальных изданиях, как энциклопедии и словари, его имя, безусловно, было хорошо известно читающей публике. Наличие статей Ленина в солидных энциклопедических изданиях свидетельствовало также о том, что уже до революции его признавали как авторитетного ученого и общественного деятеля.

Примечания:

¹ См.: Никитин И. И. О самой ранней публикации о В. И. Ленине Вопр. истории КПСС. 1972. № 5. С. 117—118.

² Волин М. С. Дореволюционные биографические публикации о В. И. Ленине // Вопр. истории КПСС. 1970. № 7. С. 116.

³ См.: Рубакин Н. А. Среди книг. 2-е изд. М., 1911. Т. 1. С. 266, 270.

⁴ См.: Волин М. С. Указ. соч. С. 119.

⁵ См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 17. С. 57—137, 489.

⁶ См. там же. Т. 48. С. 325, 417; Т. 26. С. 413—414.

⁷ См. там же. Т. 48. С. 295—296.

 

- В последнее время в печати все чаще появляются статьи, в которых Ленин изображается порой в неожиданном свете. Так, в издании Львовского областного Совета народных депутатов «3а вільну Украіну» 18 сентября 1990 г. была опубликована статья «Посещение Ленина», в которой сообщалось, что 2 июля 1922 г. Ленина посетил итальянский писатель Джованни Папини. Как можно объяснить те мысли, которые Ленин высказал Папини, если таковая встреча действительно была?

 

Г. Волкова: По поводу статьи, опубликованной в издании Львовского областного Совета народных депутатов «3а вільну Украіну», можно было бы сказать так: «Записки сумасшедшего под видом правды о Ленине».

Чтобы читателю, не знакомому с данной публикацией, стало ясно, что это не просто эмоциональное заявление, попробуем кратко объяснить, о чем идет речь.

Сначала об истории появления данной публикации. В преамбуле редакция газеты «3а вільну Украіну» сообщает, что данную статью принес ей «Богдан Давид, житель Львова», который переписал ее из журнала «Русский пахарь» (1934, № 11, г. Харбин) и десятилетиями ждал, чтоб обнародовать ее. Поверим в данном случае редакции на слово. Поверим и тому, что она нашла статью настолько хорошей, что решила опубликовать ее без всяких комментариев. Но можно ли назвать серьезным, заслуживающим доверия печатный орган, который публикует материал, не удосужившись сверить его с первоисточником? А первоисточником в данном случае является сам Джованни Папини, вернее, его книга «Гог».

Итак, львовская газета сообщает: «Итальянский писатель Джованни Папини написал интересную книгу «Гог» Он дает в ней ряд необыкновенно четких и метких характеристик примечательных людей нашего времени. Вот как он описывает посещение им Ленина незадолго до его смерти» Далее указывается точная дата: «Москва. 2 июля 1922 г.», описываются подробности «посещения» и воспроизводится «беседа» Папини с Лениным. Что же понравилось сотрудникам газеты «3а вільну Украіну»? Очевидно то, что в тексте Ленину приписываются мысли и слова, которые должны вызвать не только негативное отношение, но и отвращение к их автору. В самом деле, разве может вызвать какие-либо положительные эмоции человек, утверждающий, что люди — это «трусливые дикари, которые должны быть покорены бесстрашным дикарем», что его мечта — «превратить Россию в громадную тюрьму» и стать «управляющим» этой тюрьмой, что он получает наслаждение и блаженство от человеческой крови, «рева узников и умирающих» и т. п.?

Специалисту и всякому знакомому с политической биографией и взглядами Ленина человеку, разумеется, ясно, что в данном случае мы имеем дело с фантазией, вымыслом, мистификацией, плодом больного воображения. Но ясно также и то, что не на специалистов и знающих людей рассчитана данная публикация, что цель ее не поиск истины, а нечто другое.

Истина же состоит в том, что в опубликованном в 1931 г во Флоренции и написанном в жанре литературной мистификации художественном произведении «Гог» нет ни слова о том, что его автор, Дж. Папини, когда-либо посещал Ленина. В книге Ленина посещает вымышленный автором персонаж по имени Гогинс (Гог), с которым, как отмечается в предисловии, автор познакомился в психиатрической лечебнице и который передал ему свои дневники, записи о встречах с рядом исторических лиц, в том числе и с Лениным. Вот как об этом пишет сам автор: «Мне стыдно признаться, где я познакомился с Гогом: в частной психиатрической лечебнице...» И далее: «...я обнаружил в свертке толстую пачку разрозненных листков, исписанных зелеными чернилами неровным почерком ребенка. Я прочел их все, временами с улыбкой, временами с отвращением, иногда с ужасом, но... всегда с интересом. Здесь были собраны страницы старых дневников, фрагменты воспоминаний, перемешанных вместе, беспорядочно, без точных дат, написанные на плохом английском, но довольно разборчиво... Я решил перевести их, за исключением 5—6 чересчур отталкивающих, и опубликовать»¹.

Один из таких фрагментов и воспроизводится в газете «3а вільну Украіну» как реальный исторический факт, под видом правды о Ленине.

Папини и не мог написать о своем посещении Ленина, ибо, судя по всем проверенным документам и источникам, никогда с Лениным не встречался. Более того, как нам сообщили из архива Внешней политики СССР, нет сведений, подтверждающих, что он когда-либо посещал нашу страну вообще. Такова правда.

Но возникает вопрос: случайно ли появилась данная публикация в том виде, в каком она помещена в издании «3а вільну Украіну», без всяких комментариев? Думается, что далеко не случайно.

В последнее время, наряду с начавшимся позитивным процессом научно-критического переосмысления истории, в том числе и событий, связанных с Октябрьской революцией, с жизнью и деятельностью Ленина, с попытками ученых глубже проникнуть в специфику революционного мышления той эпохи, исследовать «белые пятна» истории, в нашем обществе резко проявилась и другая, далекая от науки тенденция. Она заключается в стремлении перечеркнуть всю послеоктябрьскую историю советского народа, отречься от всего, к чему стремилось целое поколение революционеров в Октябре 1917 г. В русле этой деструктивной тенденции ведется яростная кампания дискредитации Ленина, имеющая ярко выраженную политическую подоплеку, совершаются несовместимые с понятиями культуры, цивилизованности, элементарной порядочности акты вандализма, варварства по отношению к его памятникам. В ходе кампании используются, как показывает и публикация в газете «3а вільну Украіну», любые, в том числе весьма сомнительные, средства, вплоть до вымыслов и мистификаций. Вряд ли подобные акции способствуют укреплению стабильности и нормализации социально-политической обстановки в обществе, к чему мы сегодня так стремимся. Однако дело не только в этом.

Можно не разделять тех или иных идей Ленина, критически относиться к его деятельности в целом. Но Ленина нельзя вычеркнуть из истории, как невозможно перечеркнуть и саму историю. У каждого народа своя история, и притом только одна. Ее важно знать, понимать и извлекать соответствующие уроки. Ибо жизнеспособность любого общества в значительной степени выражается в его готовности и способности учиться у истории, аккумулирующей как позитивный, так и негативный опыт народа, различных социальных сил, партий и отдельных личностей.

Примечания:

¹ Раріпі G. Gog. Firenze, [1931]. P. 5, 9—10.

 

- Известно, что попытки возвеличивания личности Ленина наблюдались уже при его жизни. Как сам Ленин относился к этому? Можно ли понятие «культ личности» применить к Ленину?

 

Е. Виттенберг: Действительно, стремление возвеличить Ленина, наделить его какими-то сверхъестественными качествами проявилось уже при его жизни и было вызвано многими факторами объективного и субъективного порядка. Среди них можно назвать культовый синдром 300-летнего правления династии Романовых, низкую политическую культуру общества, отсутствие прочных демократических традиций в стране и др.

Как свидетельствуют тома «Биографической хроники» В. И. Ленина, в адрес Владимира Ильича после Октября приходило множество приветственных телеграмм, писем, резолюций и т. д. В них любовь к Ленину иногда принимала формы, близкие к обожествлению его образа. Факты говорят и о том, что Ленин резко выступал против подобной практики. Так, 25 февраля 1920 г. Ленин получил из Ишима телеграмму с приветствием от имени уездной партийной конференции и на ней написал члену коллегии Наркомпочтеля А. М. Николаеву следующую резолюцию: «Привлечь к суду подателей за отправку приветственной телеграммы»¹.

Разумеется, он понимал, что подобного рода приветствия являются лишь внешними проявлениями более сложного социального феномена. Осознание того, что он имеет дело не с отдельными фактами, а с общественным явлением, пришло к Ленину уже в начале осени 1918 г. Так, в сентябре 1918 г. в беседе с рядом руководящих работников он заявил: «С большим неудовольствием замечаю, что мою личность начинают возвеличивать. Это досадно и вредно. Все мы знаем, что не в личности дело. Мне самому было бы неудобно воспретить такого рода явление... Но вам следует исподволь наложить тормоз на всю эту историю»².

Однако процесс возвеличивания личности Ленина продолжался помимо его воли, что нашло отражение и в печати. В газетах, журналах публиковались многочисленные материалы, посвященные ему, обращения, приветствия и т. д. Оставаясь верным себе, Ленин и здесь пытался бороться с этими фактами.

«Это что такое? Как же Вы могли допустить?.. Смотрите, — возмущался Ленин, обращаясь к В. Д. Бонч-Бруевичу, — что пишут в газетах?.. Читать стыдно. Пишут обо мне, что я такой, сякой, все преувеличивают, называют меня гением, каким-то особым человеком, а вот здесь какая-то мистика... Коллективно хотят, требуют, желают, чтобы я был здоров... Так чего доброго, пожалуй, доберутся до молебнов за мое здоровье... Ведь это ужасно!.. И откуда это? Всю жизнь мы идейно боролись против возвеличивания личности, отдельного человека, давно порешили с вопросом героев, а тут вдруг опять возвеличивание личности! Это никуда не годится! Я такой же, как и все...»³

Попытки вознести Ленина на пьедестал культа наблюдались и в среде интеллектуалов. Достаточно вспомнить статью А. М. Горького «Владимир Ильич Ленин», опубликованную в 1920 г. в журнале «Коммунистический Интернационал». В этой статье Горький сравнивал Ленина с Петром Великим, называл его «легендарной личностью», «человеком, стоящим в центре и выше всего», считал, «что в эпоху преобладания религиозных настроений Ленина сочли бы святым», подчеркивал, что Владимир Ильич «обладает даром предвидения, гениальной интуицией мыслителя-экспериментатора» и т. д.⁴

Трудно себе представить, что больше возмутило Ленина, прочитавшего статью, — то ли безудержные дифирамбы Горького в его адрес, то ли попытки сделать его фанатиком или представить Октябрьскую революцию неким безумным экспериментом над народом, который-де только и способен на то, чтобы покорно переносить на себе чьи-то жестокие опыты. Скорее и то, и другое, и третье. Реакция на статью Горького у Ленина была крайне негативной: он предложил Политбюро ЦК РКП(б) принять решение, признающее «крайне неуместным помещение в № 12 «Коммунистического Интернационала» статей Горького, особенно передовой, ибо в этих статьях не только нет ничего коммунистического, но много антикоммунистического. Впредь никоим образом подобных статей в «Коммунистическом Интернационале» не помещать»⁵

Распространению культовых настроений способствовала и быстро набиравшая силу советская бюрократия, для которой, как и для любой другой бюрократии, «обоготворение авторитета есть ее образ мыслей»⁶.

Стремление к возвеличиванию Ленина можно было наблюдать и у руководителей партии и Советского государства. Как известно, это особенно проявилось в ходе празднования его 50-летнего юбилея, и об этом уже немало написано. Напомним лишь, что и в данном случае Владимир Ильич категорически выступал против попыток возвеличить его личность и решительно настаивал на прекращении «хвалебного словесного потока»⁷.

Разумеется, высочайшие эпитеты адресовались Ленину лидерами партии не только в дни юбилея. В этой связи возникает ряд непростых вопросов. Что побуждало людей незаурядных вносить свою лепту в развитие культовых явлений, каковы действительные мотивы попыток осознанного или неосознанного возвышения Ленина? Конечно, единого ответа тут быть не может, ибо каждый из лидеров революции обладал достаточно выраженной индивидуальностью. Здесь может быть столько объяснений, сколько и людей.

И все-таки кое-что было общим. Думается, это прежде всего признание действительной роли Ленина и стремление возвысить того, рядом с которым они превратились из лидеров небольшой нелегальной партии в людей, обладавших огромной властью, широкой известностью и популярностью. Возвеличивая Ленина, они тем самым возвышали и себя, поскольку считались его соратниками и учениками.

В этих условиях опасность возникновения культа личности Ленина была вполне реальной. Единственным, кто бескомпромиссно и последовательно боролся с ней, был сам Владимир Ильич. И пока он был жив, ему все-таки удавалось сдерживать всеобщую кампанию возвышения и восхваления его личности. Однако после его смерти эта преграда была снята, чем и воспользовался Сталин. Возвеличивая Ленина, он стремился возвеличить себя, внедряя в массовое сознание людей ложное представление, будто именно он, Сталин, был единственным верным учеником Ленина и продолжателем его дела.

Примечательно, что, пожалуй, одной из первых опасность развития культовых явлений поняла Н. К. Крупская. В траурные дни 1924 г. она обращалась к трудящимся со следующими словами: «Большая у меня просьба к вам: не давайте своей печали по Ильичу уходить во внешнее почитание его личности. Не устраивайте ему памятников, дворцов его имени, пышных торжеств в его память и т. д., всему этому он придавал при жизни так мало значения, так тяготился всем этим. Помните, как много еще нищеты, неустройства в нашей стране. Хотите почтить имя Владимира Ильича — устраивайте ясли, детские сады, дома, школы, библиотеки, амбулатории, больницы, дома для инвалидов и т. д. и самое главное давайте во всем проводить в жизнь его заветы»⁸. Но на практике многое было сделано как раз наоборот.

В эпоху сталинщины и позднее по всей стране Ленину были воздвигнуты тысячи памятников, в том числе безвкусных и помпезных, десятки тысяч улиц, предприятий и городов были названы его именем. Одновременно произошла канонизация взглядов Ленина в их упрощенной и искаженной сталинской трактовке. Любой научный поиск, любые теоретические новации рассматривались как ревизионистские и запрещались с помощью ссылок на... Ленина.

В период перестройки начался позитивный процесс преодоления культового понимания Ленина. Ленинские взгляды очищаются от чужеродных наслоений, и в первую очередь от сталинизма, рассматриваются с позиций конструктивно-критического анализа.

Начался и процесс освобождения нашей жизни от многих культовых атрибутов. Однако мы — неисправимая страна крайностей. И если раньше мы с безмерной жестокостью расправлялись со своей историей, безжалостно разрушая храмы и исторические памятники, то теперь некоторые стремятся перечеркнуть весь послеоктябрьский период развития страны и опять начать все с чистого листа. Да позволительно ли, сограждане, выступать по отношению к своей многострадальной истории в очередной раз с позиций вандализма?!

Примечания:

¹ Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 51. С. 146.

² Владимир Ильич Ленин: Биография: В 2 т. 8-е изд. М., 1987. Т. 2. С 114.

³ Бонч-Бруевич В. Д. Избр. соч.: В 3 т. М., 1963. Т. 3. С. 296—297.

⁴ См.: Коммунистический Интернационал. 1920. № 12.

⁵ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 54. С. 429.

⁶ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 1. С. 272.

⁷ См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 40. С. 325; Владимир Ильич Ленин: Биогр. хроника. М., 1977. Т. 8. С. 444.

⁸ Крупская Н. К. Избр. произведения. С. 112.

 

- Ленин и Россия. Одни пишут о нем как о преданнейшем патриоте, другие, наоборот, доказывают, что он, долгие годы прожив за границей, не знал своей Родины, не любил ее, а просто из фанатической убежденности в идее решил провести над ней эксперимент. Где тут истина?

 

В. Десятерик: А как сам Владимир Ильич отвечал на этот вопрос? Обратимся к десяткам анкет, которые ему довелось заполнять на протяжении своего жизненного пути. В графах, где требовалось указать национальную принадлежность, он всегда писал: русский, великоросс. В памяти возникает и еще одно ленинское суждение. Во время жарких дискуссий по национальным проблемам в одной из статей он адресовал такое обращение к своим сподвижникам, а значит, и к себе: «Чуждо ли нам, великорусским сознательным пролетариям, чувство национальной гордости?» И ответ давался однозначный: нет, не чуждо¹.

Можно было бы в подтверждение сказанного приводить выдержки из ленинских писем родным с его «волжскими воспоминаниями» Немало мемуарных источников (М. Горького, С. Багоцкого и др.²) доносят до нас свидетельства искренней тоски Ленина по родине во время его многолетних эмигрантских скитаний по чужбине. Но скептически настроенный читатель вправе упорствовать: все это так, однако, как корреспондируются ленинские заявления, в которых звучат подлинно патриотические чувства, с его марксистскими убеждениями, в частности с положением из «Манифеста Коммунистической партии» о том, что рабочие не имеют Отечества? Разве интернациональное не было для него более предпочтительным, нежели национальное? А если так, то и судьба России, своего народа не затмевалась ли все же заботами о мировой революции?

Ленин, действительно, не один раз возвращался к этой проблеме³. В письмах, теоретических работах, написанных в различные периоды, посвященных разным аспектам ее, можно встретить выражения о «крахе национальной узости», о «крахе национальных отечеств»; он подвергал острой критике широко распространенный даже в среде социал-демократов в годы первой мировой войны лозунг «защиты отечества» Что ж, основываясь на вырванных из общей канвы его рассуждений цитатах, доказывать, будто и в его намерения (в этом уже упрекали сопротивление, защиту Отечества, надо заботиться о всесторонней подготовке обороноспособности страны, повышении самодисциплины везде и всюду.

Сейчас ниспровергатели ленинского учения все чаще начинают использовать наследие тех, кто на протяжении многих лет выступал в роли идейных оппонентов большевиков. В частности, для этих атак широко привлекается творчество Н. А. Бердяева. Обратимся к авторитету русского философа и мы. В книге «Истоки и смысл русского коммунизма» встречаемся с очень интересной трактовкой роли Ленина в судьбах страны в первые месяцы после победы революции. «В 1918 году, — писал Бердяев, — когда России грозил хаос и анархия, в речах своих Ленин делает нечеловеческие усилия дисциплинировать русский народ и самих коммунистов. Он призывает к элементарным вещам, к труду, к дисциплине, к ответственности, к знанию и к учению, к положительному строительству, а не к одному разрушению... И он остановил хаотический распад России, остановил деспотическим, тираническим путем»⁴.

Каждый трудовой день Ленина во главе Республики Советов подтверждает сказанное Бердяевым (оставим на совести философа только его сугубо полемический выпад о деспотизме и тирании). Именно «положительное строительство» составляло основной пафос написанных в 1918 г. ленинских «Очередных задач Советской власти» Именно заботой о «положительном строительстве» продиктованы были его первые подходы к тем экономическим отношениям, которые затем выкристаллизовались в принципы нэпа.

Приступая к социалистическим преобразованиям, Ленин неустанно выражал уверенность в том, что при новом общественном строе в полную силу раскроется великая потенциальная мощь России. В январе 1918 г. он заявлял, что «в России есть все: и железо, и нефть, и хлеб, одним словом, все, что необходимо для того, чтобы жить по-человечески»⁵. И в последующие периоды Ленин говорил о непреклонной решимости добиваться того, чтобы Русь из убогой и бессильной превратилась в полном смысле в могучую и обильную. «Она может стать таковой, — продолжал развивать свою мысль Владимир Ильич, — ибо у нас все же достаточно осталось простора и природных богатств, чтобы снабдить всех и каждого если не обильным, то достаточным количеством средств к жизни. У нас есть материал и в природных богатствах, и в запасе человеческих сил, и в прекрасном размахе, который дала народному творчеству великая революция, чтобы создать действительно могучую и обильную Русь»⁶. Эта идея — превратить Россию из страны темной, безграмотной в грамотную, из нищей и убогой в страну богатую — рефреном проходит через многие ленинские произведения послеоктябрьского периода⁷.

Ленин не пытался изложить в систематическом виде свои представления о патриотизме. «...Приятнее и полезнее «опыт революции» проделывать, чем о нем писать» так он однажды заметил⁸, правда по другому поводу. Вместе с тем в его статьях, докладах и письмах можно встретить бесчисленное множество характерных свидетельств, воочию убеждающих в его искренне сыновнем отношении к своему Отечеству. Обратимся лишь к нескольким примерам. В связи с дискуссией, возникшей перед VIII Всероссийским съездом Советов по вопросу о передаче в концессию иностранным предпринимателям тех или иных предприятий и районов, Ленин в декабре 1920 г. на заседании делегатов съезда — членов коммунистической фракции зачитал записку такого содержания: «На Арзамасском уездном съезде Нижегородской губернии один беспартийный крестьянин по поводу концессий заявил следующее, что сообщаем вам как характерный признак: «Товарищи! Мы вас посылаем на Всероссийский съезд и заявляем, что мы, крестьяне, готовы еще три года голодать, холодать, нести повинности, только Россию-матушку на концессии не продавайте». Владимир Ильич предложил включить это мнение в официальный доклад на съезде, поскольку внимание привлекалось к такой стороне вопроса, за которой, как он выразился, следует «смотреть в оба»⁹.

И действительно, в докладе на съезде Ленин не только зачитал записку из Арзамаса, но и поделился своими соображениями по затронутой проблеме. Приветствуя подобные настроения, он сказал, что Советская власть будет прислушиваться к заявлениям, в которых звучит тревога об опасности восстановления капитализма. «...Мы должны сказать, что о продаже России капиталистам нет и речи», что концессии, к которым вынуждена прибегать рабоче-крестьянская Республика, чтобы приобрести необходимые для восстановления народного хозяйства машины и паровозы, «не имеют ничего общего с продажей России...»¹⁰. На съезде Ленин произнес важные слова о патриотических чувствах своих современников: «Патриотизм человека, который будет лучше три года голодать, чем отдать Россию иностранцам, это — настоящий патриотизм... Без этого патриотизма мы не добились бы защиты Советской республики... Это — лучший революционный патриотизм»¹¹.

Ни в такие критические моменты, как борьба за заключение Брестского мира, ни в период отпора иностранной интервенции, ни при пересмотре позиций по отношению к мировой революции, ни при переходе к новой экономической политике Ленин не дает оснований упрекать его в малейшем отходе от принципиальной линии подлинного патриота и интернационалиста. Он живо, близко, остро и проницательно ощущал, воспринимал и знал Россию, утверждал один из его современников, А. К. Воронский. И добавлял: «Великая любовь рождает и великую ненависть. И то и другое у Ленина до краев: ненависть к России царей, дворян и Колупаевых и любовь к России непрестанного, страдальческого труда. Он — величайший в мире интернационалист — в то же время наиболее национален, наиболее русский, с головы до пят»¹²

Эту нерасторжимую слитность, единство интернационального и национального подходов непредубежденный читатель сможет уловить в устремлениях и действиях Ленина. Достаточно напомнить, как резко осуждал он малейшие проявления великодержавного шовинизма, пытаясь разрешить возникший инцидент в Закавказье. Этому, кстати сказать, был посвящен и документ, завершающий творческое наследие Ленина¹³.

Иногда в нынешних дискуссиях можно встретиться со спекуляцией и на том, что в статьях, письмах и публичных выступлениях Ленина можно найти нелестные отзывы о тех или иных чертах национального характера русского человека, о его отношении к делу, к своим обязанностям. Так, например, после завершения гражданской войны, когда на очередь дня встали задачи хозяйственного строительства, Ленин ориентировал партию на усиление внимания к организаторской работе и добавлял, что по части организаторских способностей у российского человека это наиболее слабая сторона¹⁴.

Но можно ли, отталкиваясь от какого-либо из подобных высказываний, уловить в них что-то иное, кроме искреннего желания работать во имя того, чтобы родной народ быстрее поднимался вверх по ступеням общественного развития, духовного совершенствования и цивилизованности? Разве не Ленин настойчиво рекомендовал всем советским работникам смелее заимствовать зарубежный опыт? К социализму Советская власть сможет привести народ своей страны, убеждал он, если будет шире использовать у себя, к примеру, прусский порядок железных дорог, американскую технику и организацию трестов, американскую систему народного образования и многое другое¹⁵.

Даже тогда, когда в ленинском тексте встречаются такие обидные, казалось бы, для национального чувства определения, как «отсталые россияне», «русский человек плохой работник по сравнению с передовыми нациями»¹⁶, то каждый раз надо оценивать их в неразрывном единстве с общим контекстом, не абсолютизируя смысла, звучащего в вырванной части фразы. Ведь и после слов о «плохом работнике», приведенных на страницах «Очередных задач Советской власти», где настойчиво пропагандируется идея утверждения пролетарской сознательной дисциплинированности над стихийной мелкобуржуазной анархией, Лениным дается объяснение: «...это не могло быть иначе при режиме царизма и живости остатков крепостного права»¹⁷ Другими словами, Ленин прежде всего пытался выявить причины, приведшие к данному состоянию, звал к практическому преодолению обнаружившихся недостатков. И разве должен поступать иначе патриот, любящий свой народ, свою Отчизну, желающий счастья всему трудовому люду на Земле?

Высказанными соображениями, конечно, далеко не исчерпываются все аргументы, которые можно было бы привести в ответ на прозвучавшие в вопросе сомнения. Знал ли Ленин хорошо Россию? Он сам с грустью констатировал, что, кроме Поволжья, где прошли его детство и юность, кроме российских столиц, Сибири, ему так и не посчастливилось побывать во многих других районах Родины. Но вправе ли мы забывать при этом, что им, по общему признанию, глубоко проштудированы аграрные отношения, история зарождения и развития капиталистических отношений в России и многие другие проблемы. Карл Каутский считал, например, что политика Ленина «была целиком приспособлена к физиономии России»¹⁸.

Точек зрения на проблему — Ленин и Россия — может быть предложено очень много. Но чтобы иметь свою, собственную, полезнее всего самому обращаться непосредственно к Ленину. К этому и хочется призвать читателя.

Примечания:

¹ См. Ленин В. М. Полн. собр. соч. Т. 26. С. 107.

² См.: Горький М. Собр. соч.: В 30 т. М., 1952. Т. 17. С. 39; Воспоминания о В. И. Ленине: В 5 т. 3-е изд. М., 1984. Т. 2. С. 318.

³ См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 26. С. 280, 321, 364, 375: Т 49. С. 329—330; и др.

⁴ Бердяев Н. Л. Истоки и смысл русского коммунизма. С. 95.

⁵ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 310.

⁶ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 36. С. 80.

⁷ См. там же. Т. 40. С. 71; Т. 41. С. 315, 316.

⁸ Там же. Т. 33. С. 120.

⁹ Там же. Т. 42. С. 118.

¹⁰ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 42. С. 136.

¹¹ Там же. С. 124.

¹² Воспоминания о В. И. Ленине: В 10 т. М., 1990. Т. 6. С. 354.

¹³ См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 54. С. 330.

¹⁴ См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 42. С. 35.

¹⁵ См. там же. Т. 36. С. 550.

¹⁶ См. там же. Т. 41. С. 55; Т. 36. С. 189.

¹⁷ Там же. Т. 36. С. 189.

¹⁸ У великой могилы. М., 1924. С. 383.

 

- В апрельские дни 1990 г. в печати появилась публикация «Последняя тайна Ленина. Письмо цюрихскому другу». Можно ли считать данное «письмо» ленинским документом?

 

Ю. Амиантов, В. Степанов: Накануне 120-й годовщины со дня рождения Ленина, в апрельские дни 1990 г., в Москве и других городах расклеивались на стенах и продавались листы второго апрельского номера «Дайджест латышской прессы. Сегодня — Латвия» Броский заголовок: «Последняя тайна Ленина. Письмо цюрихскому другу — загадка, которую, возможно, уже никогда не удастся разгадать» — привлекал внимание читателя к тексту, который, по свидетельству газеты, был в 1921 г. распространен среди членов Британского правительства министром иностранных дел лордом Керзоном в качестве заслуживающего внимания конфиденциального письма Ленина¹.

«Дайджест» давал материал в обратном переводе с первой публикации на французском языке в бельгийской газете «Суар» от 25 августа 1921 г. Но, как мы видим из сохранившихся в Центральном партийном архиве документов, именно этот текст, но только в переводе с немецкого, лежал на столе Ленина в Горках месяцем раньше, в двадцатых числах июля. Он был прислан диппочтой из-за границы наркому иностранных дел РСФСР Г В. Чичерину и тут же доставлен Ленину. Озаглавленный «Письмо Ленина», материал начинался следующей вводной информацией: «Германские секретные источники дают текст частного письма Ленина, датированного 10 июня 1921 г. и адресованного на имя проживающего в Берлине старого знакомого Ленина, брата одного из комиссаров. Хотя германские источники и утверждают, что подлинность письма не подлежит сомнению, тем не менее как стиль письма, так и подпись Ульянов, а не Ленин вызывает все-таки сомнение в происхождении этого документа» И далее письмо приводилось дословно: «Милый друг... Вы меня спрашиваете, почему тон моих писем или, вернее говоря, моих переговоров с Вами не так уж оптимистичен и спокоен, каким он был до сих пор. Я думаю, если бы мы опять встретились друг с другом, то удивитесь Вы еще более той перемене, которая произошла во мне и которая невольно отражается в моих письмах...»²

Таково начало пятистраничных «размышлений Ленина», приводящих к его отречению от некоторых кардинальных идей, которые он усиленно развивал и пропагандировал в докладах, выступлениях, статьях первой половины 1921 г. после поворота к новой экономической политике. В письме, в частности, содержалось совершенно не свойственное Ленину утверждение об ошибочности Марксовой теории классовой борьбы, о неверии в возможности рабочего класса и коммунистической партии завершить успешно процесс, начатый Октябрьской революцией.

В то же время в тексте письма можно было найти пассажи, напоминавшие по содержанию и форме действительные высказывания Ленина, представлявшие его анализ итогов политического развития страны: «Три года я не мог решиться сознаться в том, что мы ошибались, что были выбраны неверные приемы»;

«Если мы держимся — то исключительно усилиями партии, которая отдает все свои живые силы на сохранение власти и этим некоторым образом поддерживает возможность перевоспитания социального мировоззрения, подготовив этим этап для дальнейшего развития международной революции»; «Государственная работа, в той форме, как она проводится у нас, совершенно невозможна. Наша юная бюрократия переняла полностью ошибки своих предшественников и по наивности своей еще более увеличила пропасть между правящими и управляемыми» и т. д.

Ознакомившись со «своим» письмом, Ленин на последней его странице написал Чичерину записку:

 

«т. Чичерин! Это — подлог. Кто присылает? Что предпринять? Верните с отзывом.

27/VIІ. Ленин»

 

Вскоре Чичерин возвращает Ленину фальсифицированное письмо с ответной запиской:

 

«29 июля 1921 г.

Многоуважаемый Владимир Ильич!

Возвращаю Вам «Подлог» Этот материал получается через Стокгольм. Не ручаюсь, что осведомитель сам не выдумал. Этот подложный документ никогда и нигде не был опубликован, так что нечего его опровергать. Мы несчетное число раз заявляли, что теперь находится в обращении масса приписываемых нашим деятелям подложных документов. Если этот подлог где-нибудь попадет в печать, тогда займемся опровержением, но не за вашей подписью, а просто от РОСТА.

С коммунистическим приветом
Г Чичерин»

 

На этой записке Чичерина имеется следующая надпись Ленина: «в архив (подложное письмо Ленина. VII.1921)»³

Фальсификация все-таки появилась в печати: кроме «Суар», ее опубликовала 25 августа 1921 г. бельгийская «Пепль» (также на французском языке), а 30 августа - «Рижский курьер» — по-русски.

Итак, фальшивка, состряпанная в начале 20-х гг., вновь используется и в наши дни в тех же антикоммунистических целях.

Примечания:

¹ Размышление об авторе письма см.: Максимова Э. Пять дней в особом архиве Известия. 1990. 20 февр. С. 6. Моск. веч. вып.

² ЦПА ИТИС, ф. 2, on. 1, д. 27078.

³ Записки Ленина и Чичерина впервые полностью опубликованы Институтом марксизма-ленинизма при ЦК КПСС в «Правде» 5 июня 1990 г

 

- В ряде газет (Атмода. 1989. 4 октября; Независимая газета. 1991. 22 января) вновь воспроизводится версия о смерти Ленина от сифилиса мозга. В печати проводится мысль и об отравлении Ленина (Аргументы и факты. 1990. Октябрь. № 42). Каковы действительные причины кончины Владимира Ильича?

 

Б. Петровский: Изучая долгое время материалы истории болезни и ранения Владимира Ильича, включая данные Института мозга АМН СССР, куда был передан мозг Ленина, я могу, опираясь сугубо на факты, отвергнуть лживые измышления и воспроизвести объективную картину причины смерти Ленина. Прежде всего о вскрытии тела. Оно было произведено академиком А. И. Абрикосовым в присутствии профессора О. Ферстера, В. П. Осипова и других специалистов. Кроме этих двух ученых, на вскрытии присутствовали также А. А. Дешин, В. В. Бунак, Ф. А. Гетье, П. Елистратов, В. Н. Розанов, Б. С. Вейсброд, Н. А. Семашко, которые подписали акт вскрытия, длившегося в течение 3 ч 40 мин в Горках. Протокол вскрытия гласил: «Основой болезни умершего является распространенный атеросклероз сосудов на почве преждевременного их изнашивания (Abnutzungssclerose). Вследствие сужения просвета артерий мозга и нарушения его питания от недостаточности подтока крови наступали очаговые размягчения ткани мозга, объясняющие все предшествовавшие симптомы болезни (параличи, расстройства речи). Непосредственной причиной смерти явилось: 1) усиление нарушения кровообращения в головном мозгу и 2) кровоизлияние в мягкую мозговую оболочку в области четверохолмия.

Горки, 22 января 1924 г.»

 

Нужно отметить, что патологоанатомическое исследование (вскрытие) было произведено очень квалифицированно, Не менее важными были также тщательно проведенные, тоже А. И. Абрикосовым, микроскопические исследования. А. И. Абрикосов писал: «Микроскопическое исследование подтвердило данные вскрытия, установив, что единственной основой всех изменений является атеросклероз артериальной системы, с преимущественным поражением артерий мозга. Никаких указаний на специфический характер процесса (сифилис и др.) ни в сосудистой системе, ни в других органах не обнаружено».

В основных документах о болезни и смерти Ленина отражены многие фактические данные, анализы, рентгеновские исследования, схемы ранения и схемы поражения атеросклерозом левой сонной артерии. Аналогичные данные о характере изменений мозга Ленина имеются и в Институте мозга АМН СССР.

Ничего нельзя было сделать при таком нарушении сосудистого снабжения мозга и внезапном кровоизлиянии в область жизненных центров мозга — четверохолмия. На это указывал и нарком здравоохранения Н. А. Семашко. В газете «Известия» 25 января 1924 г. он, в частности, писал: «...склероз поразил прежде всего мозг, т. е. тот орган, который выполнял самую напряженную работу за всю жизнь Владимира Ильича, болезнь поражает обыкновенно наиболее уязвимое место» Таким «уязвимым» местом у Владимира Ильича был головной мозг: он постоянно был в напряженной работе, он систематически переутомлялся, что не проходило для него бесследно.

Самый характер атеросклероза артерий определен в протоколе вскрытия как склероз изнашивания, отработки, использования сосудов.

Этим констатированием протокол кладет конец всем предположениям (а то и болтовне), которые делались при жизни Владимира Ильича у нас и за границей относительно его заболевания. Характер артериосклероза теперь ясен и запечатлен в протоколе. Клиническая картина заболевания, наиболее часто встречающееся поражение атеросклерозом сонных и коронарных артерий с убедительностью показывают несостоятельность других версий болезни. Это подтверждают и микроскопические исследования артерий.

Отсюда же понятна и безуспешность лечения. Ничто не может восстановить эластичности стенки сосудов, особенно если она дошла уже до степени обызвествления, до каменного состояния; не пять и не десять лет, очевидно, этим болел Владимир Ильич, не обращая должного внимания в начале болезни, когда ее легче было задержать, если не устранить. И когда артерии одна за другой отказывались работать, превращаясь в плотные, каменистые тяжи, нельзя было ничего поделать: они «отработались», «износились», «использовались», претерпели облитерацию (закупорку).

С такими сосудами мозга жить нельзя. И все клиницисты во время вскрытия удивлялись лишь силе интеллекта Владимира Ильича, который мог с такими поражениями мозга, с западающим левым полушарием читать газеты, интересоваться событиями, организовывать охоту и т. д. «Другие пациенты, — говорили врачи, — с такими поражениями мозга бывают совершенно не способны ни к какой умственной работе».

Таким образом, вскрытие тела Владимира Ильича констатировало склероз как основную причину болезни и смерти; оно показало, что нечеловеческая умственная работа, жизнь в постоянных волнениях и непрерывном беспокойстве привели его к преждевременной смерти.

Не могу понять, как можно печатать всевозможные домыслы, когда сама история болезни Ленина, подлинные протоколы вскрытия его тела и микроскопических исследований абсолютно точно определяют диагноз заболевания. Ни о сифилисе, ни о каком отравлении не может быть и речи.

 

- В телевизионной передаче сообщалось, что Н. К. Крупская якобы была против строительства Мавзолея Ленина. А на Съезде народных депутатов СССР Ю. Карякин заявил, что Ленин завещал похоронить его рядом с могилой матери в Петрограде. Правда ли это?

 

А. Абрамов: Скажу сразу: неправда.

Если первое утверждение в наспех выпущенном телефильме можно объяснить незнанием сценаристами исторических фактов и спешкой, то второе — по сути дела, одна из замаскированных атак опьяненных гласностью некоторых витий, упражняющихся в ниспровержении авторитетов. Обратимся к фактам.

Известно, что Крупская присутствовала на II Всесоюзном съезде Советов, принявшем постановление о сохранении гроба с телом Ленина, выступила там с речью, посвященной памяти Ленина, и голосовала за принятие решения о строительстве Мавзолея. Ни одного высказывания Крупской против сооружения Мавзолея нет.

Почему же родилась телеверсия? Надежда Константиновна некоторое время возражала против бальзамирования Ленина на длительный срок (а не против возведения Мавзолея). Ведь после кончины Владимира Ильича его забальзамировали на несколько дней, до похорон, чтобы все желающие смогли проститься с ним в Доме союзов. С 23 января в правительство начали поступать тысячи телеграмм и писем трудящихся со всех концов страны с просьбами не предавать Ленина земле, а поручить ученым сохранить его облик на многие годы. Шахтеры Донбасса, например, телеграфировали: «Возможность видеть любимого вождя, хотя и недвижимым, отчасти утешит горе утраты...» И Крупская, учитывая волю трудящихся, вскоре согласилась с ними.

«Надежда Константиновна, — вспоминал В. Д. Бонч-Бруевич, — с которой я интимно беседовал по этому вопросу, была против мумификации Владимира Ильича. Но идея сохранения облика Владимира Ильича столь захватила всех, что была признана крайне необходимой, нужной для миллионов пролетариата, и всем стало казаться, что всякие личные соображения, всякие сомнения нужно оставить и присоединиться к общему желанию».

Крупская никогда не жалела о принятом решении. Об этом свидетельствует го, что она не раз бывала в Мавзолее Ленина. Первый раз пришла вместе с Д. И. Ульяновым 26 мая 1924 г. Бальзамирование почти закончилось, но доступ в Мавзолей еще не был открыт. Их отзывы, вспоминал профессор-бальзаминатор Б. И. Збарский, «вселили в нас уверенность в успехе дальнейшей работы» Многолетний секретарь Крупской В. С. Дридзо вспоминала, что Надежда Константиновна бывала в Мавзолее «очень редко, может быть раз в год. Я ходила всегда вместе с ней» О том, как Крупская в последний раз была в усыпальнице В. И. Ленина за несколько месяцев до своей кончины в 1938 г., сохранились воспоминания сопровождавшего ее Б. И. Збарского: «Борис Ильич, — сказала Надежда Костантиновна, — он все такой же, а я так старею» Ей было тогда около семидесяти.

Племянница Владимира Ильича Ольга Дмитриевна Ульянова свидетельствует: «Хотела бы с полной убежденностью заявить, что эти утверждения Ю. С. Карякина не соответствуют действительности. Все свои детские и юношеские годы я провела вместе с членами семьи Ульяновых — с моим отцом Дмитрием Ильичем, с Марией Ильиничной, Анной Ильиничной и Надеждой Константиновной в Кремле и Горках... Никогда никто из них не говорил о том, что существовало какое-то ленинское завещание по поводу захоронения.

Более четверти века я изучаю архивы Владимира Ильича Ленина и семьи Ульяновых, их переписку, воспоминания. Но о «версии», которую выдвигает Карякин, нигде нет даже малейшего упоминания. Приводимый им «факт» не подтверждается документально».

Таким образом, до сих пор не обнаружено документов, источников, подтверждающих точку зрения Ю. Карякина.

Чувствуя шаткость версии с «завещанием», Карякин пускает в ход «запасной довод»: «Танки ходят по Красной площади, тело содрогается» Могу успокоить Карякина, При строительстве Мавзолея, чтобы оградить усыпальницу от всякого сотрясения, ее фундамент установили не на грунт, а на толстый слой специально насыпанного в котлован чистого песка, вокруг плиты фундамента забили ограждающие сваи. Поэтому даже при прохождении по площади тяжелых танков в усыпальнице сохраняется абсолютный покой. Точные приборы, контролирующие состояние микроклимата и боящиеся малейшей вибрации, работают безотказно.

Историк Ю. Жуков (Институт истории СССР), вторя Карякину, ополчился на трибуну на Мавзолее: попирается, мол, ногами могила. На самом деле трибуна находится не над могилой — не над залом с саркофагом, а над вестибюлем Мавзолея. Кроме того, по условиям конкурса на лучший проект Мавзолея Ленина, объявленного Президиумом ЦИК СССР 9 января 1925 г., Мавзолей Ленина должен был представлять собой одновременно усыпальницу, памятник и трибуну, с которой произносились бы речи перед народом. Почти все 117 проектов, поступивших на конкурс, имели трибуну, а некоторые даже несколько. Лучшим был признан проект А. В. Щусева с двумя боковыми трибунами. Ни Президиум ЦИК СССР, ни жюри конкурса во главе с А. В. Луначарским, конечно, не предвидели, что через 65 лет кому-то не понравится трибуна на Мавзолее.

Что же теперь, отменить решение жюри? Думается, надо уважать решение соратников и современников Ленина, а не изощряться в выдумках, прикрываясь мнимой заботой о Ленине.

 

- Сейчас выпускается десятитомное издание воспоминаний о В. И. Ленине. Чем это вызвано, если совсем недавно переиздавался пятитомник воспоминаний? Содержит ли новое издание приращение знаний или это дань устаревшей моде?

 

А. Совокин: Перестройка вызвала живейший интерес к истории, ее деятелям, к вождю Октября, к становлению или, как хорошо сказал Джон Рид, рождению нового мира. Осмысливая современные реалии, мы обращаемся к Ленину, к его трудам, методологии.

Важным источником изучения жизни и деятельности Ленина стали воспоминания о нем. В конце 20-х гг., особенно в 30-е гг., воспоминания о Ленине стали все реже печатать, а если публиковали, то те из них, которые в один ряд с Лениным ставили Сталина, фальсифицировали историю, подгоняли ее под каноны «Краткого курса».

Далеко не всем, близко знавшим Ленина, удалось поделиться своими воспоминаниями об Ильиче, а громадное число написанных и опубликованных мемуаров было на долгие годы изъято из обращения и стало недоступно читателям. В спецхраны были спрятаны воспоминания таких близких к Ленину людей, как В. А. Антонов-Овсеенко, А. С. Бубнов, Н. П. Горбунов, М. С. Кедров, Г. И. Ломов (Оппоков), В. И. Невский, И. А. Пятницкий, Ф. Платтен, В. Я. Чубарь, А. В. Шотман и многие другие. Только теперь мы знакомимся с воспоминаниями Н. И. Бухарина, Г Е. Зиновьева, Л. Б. Каменева, В. Н. Каюрова, К. А. Мехоношина, Н. Осинского (Оболенского), Ф. Ф. Раскольникова, А. И. Рыкова, И. Т. Смилги, Л. Д. Троцкого, И. С. Уншлихта, А. Г Шляпникова, Б. 3. Шумяцкого. Этот мортиролог надо бы продолжить, но мы надеемся, что наши читатели сами убедятся из вышедших в свет томов, какие ценные сведения, мысли и идеи они содержат.

Сейчас еще не завершен начатый после XX съезда КПСС процесс возвращения ранее запрещенных мемуаров в открытые фонды. Он продолжается особенно активно в ходе работы созданной в 1987 г. Комиссии по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями. Одна из целей издаваемого десятитомника включить в него неизвестные или забытые воспоминания о Ленине, которые позволят читателю восполнить недостающие звенья ленинской биографии, уточнить многие ее факты. Воспоминания помогут преодолеть ранее сложившиеся стереотипы, расширить представления о целой плеяде революционеров, вместе с Лениным шедших на штурм старого мира.

Не имея возможности поместить все воспоминания, подготовители ориентировались на мемуары близко знавших Ленина по работе в подполье, во время трех российских революций, в годы Советской власти. Они предпочитали воспоминания, написанные в 20 — начале 30-х гг.

Интересны воспоминания И. А. Теодоровича, в которых он рассказывает о случаях его несогласия с Лениным: по вопросу о левом блоке в 1906 г., о роли крестьянства в период реакции и о соотношении военного коммунизма и новой экономической политики. В последнем случае, вспоминает Теодорович, он «очень скоро убедился в том, что прав был Ленин, который, отнюдь не идеализируя методов военного коммунизма, ясно видел его неизбежность в условиях ужасающей разрухи, вызванной империалистической войной, в условиях отчаянного сопротивления эксплуататорских классов»¹.

Из воспоминаний мы узнаем подробности эмигрантской жизни Ленина, его деятельности по созданию и укреплению большевистской партии, работы ее центральных учреждений и органов. Ярко описал быт краковской квартиры Ленина, его отношение к товарищам по борьбе Н. И. Бухарин. «Краковская квартирка, помнится, из двух комнат. Кухня — она же гостиная. Простой, белый, чисто вымытый кухонный стол. Ильич режет хлеб, наливает чаю, усаживает, расспрашивает. Как ловко, и как незаметно! С каким вниманием и с какой простотой! Выходишь и знаешь: да ты, батенька, у него весь как на ладони. И никакого нажима, никакой неловкости перед великим человеком! Помню, что ушел я от «Ильичей» как зачарованный, летел домой, точно за спиной крылья выросли, перспективы раздвинулись, миры новые открылись...»²

И. С. Уншлихт, неоднократно бывавший у Ленина в Кракове и Поронино, вспоминал: «Я имел тогда возможность познакомиться с образом жизни Ленина.

Самая скромная обстановка. Самый простой образ жизни. Вся комната полна книгами, на столе журналы, материалы, рукописи. Ленин всегда за работой. Но это не мешало ему, однако, внимательно выслушивать посещающих его товарищей, задавать вопросы, помогать советом, давать конкретные указания, ругать за колебания. Поражала его работоспособность, систематичность, теплое товарищеское отношение»³.

Да, о теплом товарищеском отношении пишут многие, в их числе А. М. Горький, Г Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, Н. И. Бухарин. Но они же вспоминают, как он их отчитывал за колебания, ошибки, как он шел даже на разрыв с ними, если этого требовали интересы дела, интересы революции.

Известно, как Ленин решительно осудил Каменева и Зиновьева за их штрейкбрехерское поведение накануне Октябрьского вооруженного восстания, за их бегство из ЦК после победы революции. Но затем сумел сохранить их в партии, на руководящих партийных и государственных постах. Он считал и говорил, что большевики без надобности не вспоминают прошлых ошибок, что «умен не тот, кто не делает ошибок. Таких людей нет и быть не может. Умен тот, кто делает ошибки не очень существенные и кто умеет легко и быстро исправлять их»⁴. О том, как Ленин относился к крупным политическим ошибкам, вспоминал Н. И. Бухарин: «Прекрасен был Ильич в минуты штурма. Но он был прекрасен и в минуты опасности, когда вражеский меч был совсем, совсем близко от наших голов».

«В памяти всплывают брестские дни, — продолжал он. — Мы, «молодые», «левые», уже сделали ошибку, помешав заключить мир сразу, и продолжали упорствовать. И вот на решающее заседание Цека вбегает Ильич... «Больше я не буду терпеть ни единой секунды. Довольно игры! Ни еди-ной секунды!» И Ильич... спасает революцию от страшных врагов: от революционной фразы и от революционной позы, которые чуть было не выдали республику немецким палачам...»⁵ Как далека эта реальная историческая картина, нарисованная одним из главных «леваков» того времени, от многих современных писаний на эту тему.

Предпринимая по многочисленным просьбам читателей новое издание воспоминаний о Ленине, его составители и редакторы поставили перед собой цель не только обновить состав прежних изданий, но и вернуть читателю драгоценные строки воспоминаний друзей и сподвижников Ленина, безвинно погибших в годы сталинских репрессий, восстановить тексты по первоисточникам, снабдить их современными, отвечающими исторической правде комментариями и справками.

ПОЛИТИК

 

Когда стали развиваться негативные явления?

Суть полемики с авторами «Вех». Отношение к экспроприациям. Ленин и Каутский: споры и контакты. Встречался ли Георгий Гапон с лидером большевиков? Был ли нетерпим к инакомыслию? Дело провокатора Романа Малиновского Легенда о шпионаже, которой уже 74 года. О многопартийности и «однородном социалистическом правительстве» Революция в контексте истории. Почему после Февраля был Октябрь? К полемике о предпосылках социализма. О причинах нынешних межнациональных конфликтов. Есть ли основания говорить об узурпации власти? Разные взгляды на политику «военного коммунизма» Нэп: противоречия развития. Конференция представителей трех Интернационалов в 1922 году. Несостоятельность версии авторов журнала «Алтай». Еще раз о Льве Толстом как о «зеркале»

 

- Сегодня очевиден факт, что серьезным тормозом в развитии КПСС и советского общества явились процессы, происходившие в партии: ее отрыв от масс, бюрократизация партийной жизни, разрыв между «верхами» и «низами» и т. д. Можно ли сказать точно, когда в партии стали развиваться подобные процессы и с чем это было связано? Существовали ли указанные явления в период, когда ею руководил Ленин?

 

Г. Волкова: Первое, что важно отметить, отвечая на поставленные вопросы: не следует думать, что процессы, о которых идет речь, были характерны только для нашей партии. В разное время, в разной степени они проявлялись и в деятельности партий некоммунистического типа. Очевидно, что, помимо специфических условий, существуют и общие закономерности, влияющие на степень проявления названных явлений. Можно с уверенностью утверждать, например, что поведение, методы действий партий меняются в зависимости от того, является ли она правящей или находится в оппозиции, действует ли в чрезвычайных условиях или в сравнительно спокойной обстановке.

Если говорить конкретно о нашей партии, то источники свидетельствуют, что некоторые элементы указанных процессов начинали развиваться в ней уже в период ее становления. В начале 900-х гг. в многочисленных письмах, опубликованных в социал-демократической прессе, в брошюрах и других материалах ставился вопрос об отстранении рядовых социал-демократов от участия в решении общепартийных дел и появлении пассивности в их рядах, о том, что руководящее положение в партии заняли интеллигенты, не считающие нужным советоваться с рабочими. В одной из брошюр говорилось, в частности, что и II съезд РСДРП, на котором обсуждалась и принималась программа партии, и послесъездовская борьба между «большинством» и «меньшинством», и принятие местными комитетами резолюций в поддержку большевиков или меньшевиков — все это осуществлялось без ведома и участия рабочих, но от их имени¹. В документах, относящихся к тому периоду, приводились факты, свидетельствующие о возникновении бюрократических тенденций в деятельности партийных комитетов, о появлении в партии «верхов» и «низов»². Среди определенной части партии уже тогда начинало складываться представление о партии как о боевой организации, состоящей из «солдат» и «генералов».

Негативные последствия указанных тенденций, нейтрализовавшиеся до известной степени в условиях подполья и борьбы за власть, стали приобретать новое качественное звучание после того, как партия стала правящей, они полнее проявились при переходе к мирным условиям строительства социализма. Тогда в поступивших в центральные партийные органы письмах и обращениях членов партии говорилось о возникновении необоснованных привилегий, злоупотреблениях властью, росте бюрократизма, репрессиях против инакомыслящих. Об этом шла речь и в письме ЦК РКП(б) от 4 сентября 1920 г., где отмечалось: «...товарищи, занимающие иногда довольно высокие государственные посты, на деле совершенно отрываются от партийной работы, не встречаются с широкими кругами рабочих, замыкаются в себе, отрываются от масс... Громадное значение имеет также то материальное неравенство в среде самих коммунистов, которое создается сознательным или бессознательным злоупотреблением своею властью со стороны этой части ответственных работников, не брезгующих тем, чтобы установить для себя лично и для своих близких большие личные привилегии»³.

Попытки приостановить развитие этих процессов предпринимались в разное время, но они не дали желаемых результатов. Осталась нереализованной и обсуждавшаяся в начале 20-х гг. идея реформы партии в направлении развития в ней демократических начал.

Чем объяснить возникновение подобных явлений? Было бы ошибочно связывать их развитие только с деятельностью отдельных личностей, как это теперь нередко делается. Причины гораздо более глубокие и серьезные. Не имея возможности перечислить их все, назовем, с нашей точки зрения, наиболее существенные.

Прежде всего необходимо иметь в виду исторические условия формирования партии. Важно знать, что любая партия, независимо от субъективных стремлений ее создателей, всегда является частью той социокультурной среды, в которой она действует. В ее деятельности неизбежно проявляется достигнутый к данному моменту уровень политической культуры общества.

Нельзя понять существо рассматриваемых процессов, не исследуя целый комплекс факторов: и сложившуюся еще до Октября систему централизации и бюрократизации государственной и общественной жизни, безусловно влиявшую на формирование массовой психологии, и тот факт, что личность, ее творческие возможности и духовные ценности не рассматривались как нечто серьезное и важное в общественной жизни, во всей системе образования и воспитания. Имело значение и то обстоятельство, что господствующий в революционном сознании пафос социального равенства неизменно подавлял пафос личных свобод и прав человека, и сравнительно низкий уровень правосознания российского общества в целом. Характерен такой факт. Общественная мысль России в разные периоды ставила и разрабатывала с разных сторон вопрос об идеале личности. Одна за другой выдвигались идеи критически мыслящей, сознательной, всесторонне развитой, самосовершенствующейся, этической, религиозной, революционной личности. Но, в отличие от западноевропейской мысли, общественное сознание России, в том числе в лице его буржуазных представителей, не выдвигало и не обосновывало идеала правовой личности. А находящаяся в угнетенном положении личность, не обладающая элементарными правами и не прошедшая школу борьбы за эти права, могла претендовать только на роль «колесика» и «винтика» в любой партии.

Объясняя причины возникновения в партии явлений, которые мы теперь называем негативными, необходимо иметь представление и о своеобразии пути формирования партии, о специфике взаимоотношений двух социальных сил, участвовавших в ее создании, — рабочего класса и интеллигенции.

В период перестройки наиболее радикальные представители интеллигенции первыми провозгласили лозунг «долой партию!» А кое-кто из их числа призывает ныне устроить суд над партией. Но при этом мало кто из них отдает себе отчет в том, что тем самым они пытаются судить свое собственное прошлое. Ибо партия — такая, какая она сложилась в нашей стране, со всеми ее достоинствами и недостатками, — это детище и революционной, радикальной интеллигенции, ее поисков путей достижения социалистических идеалов. И если мы внимательно проанализируем деятельность Ленина, то увидим, что и в ней выразились социальные устремления, традиции российской революционной интеллигенции.

Интеллигенция выступила в конце прошлого — начале нынешнего века организующим, объединяющим элементом в процессе создания партии. В соответствии со своим миропониманием, формировавшимся в специфических условиях России, интеллигенция участвовала в разработке идеологии, программы и тактики партии на разных этапах. Психология, умонастроения интеллигенции проявились и в характере, облике организации, методах ее действий. Она привнесла в партию искренность своих стремлений к освобождению народа и неизменную готовность к самопожертвованию у ее лучших представителей, способность к упорной борьбе, энергию и мужество. Но от нее же партия унаследовала и проявлявшийся на разных этапах в той или иной степени максимализм, социальную мечтательность и утопизм, идейную одержимость и нетерпимость к инакомыслию, ожидание и стремление вызвать социальное чудо.

Имевшее место отстранение партийных масс от участия в решении общепартийных дел, появление в партии «верхов» и «низов» явились, с одной стороны, следствием слабости, недостаточной политической зрелости и самостоятельности рабочего класса. Достаточно вспомнить цитировавшееся Лениным в работе «Что делать?» письмо рабочего о том, чтобы «Искра», т. е. группировавшаяся вокруг нее интеллигенция, научила рабочих, «как жить и как умереть»⁴ С другой стороны, в названных явлениях проявилось и известное самомнение интеллигенции, ее отношение к народу как к объекту спасительного воздействия и убеждение в том, что она лучше знает, что надо народу, что именно она является той силой, без которой рабочий класс не может осознать свои классовые интересы и прийти к социализму.

Теперь ситуация изменилась. Теперь радикальная интеллигенция стремится сокрушить партию, в создании которой сама участвовала, и социализм, к которому когда-то звала народ. Но разве и сегодня, читая прессу, наблюдая за дебатами на сессиях Советов разных уровней, мы не обнаруживаем достаточно примеров, свидетельствующих о том, что определенная часть интеллигенции по-прежнему стремится решать за народ?

Думается все же, что сегодня, когда протекающие в обществе процессы грозят привести к непредсказуемым последствиям, наступило наконец время, чтобы все участвующие в обновлении страны силы, и раньше всего радикальная интеллигенция, прежде, чем крушить все и вся, критически разобрались бы в своем прошлом, извлекли из него уроки, глубже поняли самое себя и свою роль во всех метаморфозах нашей жизни, прониклись серьезной ответственностью за историческую судьбу страны и народа.

Примечания:

¹ См.: Рабочий. Рабочие и интеллигенты в наших организациях. Женева, 1904. С. 53.

² См.: Искра. 1904. № 63. 1 апр. С. 3.

³ Известия ЦК РКП(б). 1920. № 21. С. 1.

⁴ Ленин, В. И. Полн. собр. соч. Т. 6. С. 89.

 

- В журнале «Огонек» (1990. № 50) была опубликована статья В. Костикова с критикой ленинской оценки сборника «Вехи». В чем суть полемики Ленина с авторами «Вех»? И почему она возрождается в наши дни?

 

В. Еремина: Среди лавины разнохарактерной исторической литературы, которая обрушилась сегодня на головы читателей, особое место занимает сборник «Вехи», изданный еще в 1909 г. и получивший в свое время громкую известность. Теперь об этом издании снова горячо заспорили, о нем ведутся телепередачи, выступают историки и литературоведы, сопоставляются мнения о «Вехах» общественных деятелей прошлого и наших современников. Однако пока разбор этого издания не подкреплен серьезной документальной базой и ведется больше на эмоциональном уровне.

В ленинском идейном наследии предреволюционной поры критика веховской идеологии и общественной позиции самого литературного сборника «Вехи» занимает существенное место. «Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции» представлен такими авторами, как: Н. А. Бердяев (статья «Философская истина и интеллигентская правда»), С. Н. Булгаков («Героизм и подвижничество. Из размышлений о религиозной природе русской интеллигенции»), М. О. Гершензон («Творческое самосознание»), А. С. Изгоев («Об интеллигентной молодежи. Заметки об ее быте и настроениях»), Б. А. Кистяковский («В защиту права, Интеллигенция и правосознание»), П. Б. Струве («Интеллигенция и революция»), С. Л. Франк («Этика нигилизма. К характеристике нравственного мировоззрения русской интеллигенции»).

Появление этого сборника в 1909 г. вызвало целую волну противоречивых откликов, споров. (Опубликованная в 4-м издании сборника библиография «Вех» содержит около 160 названий статей и заметок, появившихся в периодической печати с 23 марта по 6 сентября 1909 г.) При всей разноплановости опубликованных статей в центре находился вопрос об исторических судьбах революции в России. Очевидно, в первую очередь именно эта проблема оживила сегодня вновь интерес к истории «Вех» (В 1990 г. сборник был издан в репринтном исполнении несколькими издательствами.) В этой связи не мог не возникнуть вопрос и о современном прочтении статей Ленина о «Вехах» Появились высказывания и о несостоятельности ленинской критики веховской идеологии.

В наиболее заостренной, можно даже сказать, в подчеркнуто сенсационной форме этот вопрос недавно был поставлен на страницах журнала «Огонек» в статье «Воля к власти и воля к культуре». Ее автор В. Костиков утверждает, что начало всем бедам российской интеллигенции в Советском государстве было положено еще яростной критикой Лениным и ленинцами «Вех» в 1909 г. «И штурм этого сборника стал для большевиков идейной репетицией Октября»¹.

Возникает закономерный вопрос: насколько прав В. Костиков в своих утверждениях?

Прежде всего, несколько слов об общественно-политической направленности сборника «Вехи» Разбору веховской идеологии Ленин специально посвятил статьи «О «Вехах», «Еще один поход на демократию», «Веховцы и национализм»². Кроме того, еще до появления статьи «О «Вехах», 29 октября в Льеже, а 26 ноября (н. ст.) 1909 г. в Париже, Ленин прочитал рефераты на эту же тему³. Затрагивается этот вопрос и в целом ряде других его работ. Но наиболее обстоятельно Владимир Ильич проанализировал сборник в своей статье «О «Вехах».

Как показал Ленин на основе скрупулезного анализа содержания статей сборника (а анализ этот очень конкретен, и выводы обоснованы всей суммой разбираемых суждений, в чем легко может убедиться любой читатель), авторы этого издания выражали взгляды той либеральной буржуазии, которая была напугана событиями 1905—1907 гг., отреклась от революции и стала ее охаивать. «Вчерашние сторонники свободы, — писал Ленин, обливали помоями и грязью борьбу масс за свободу, причем демократические массы рабочих и крестьян изображались в качестве стада, ведомого «интеллигенцией» Поворот русского либерального «образованного общества» против революции, против демократии есть явление не случайное, а неизбежное после 1905 года. Буржуазия испугалась самостоятельности рабочих и пробуждения крестьян»⁴.

Но вот вопрос: была ли эта позиция позицией всей российской интеллигенции? В. Костиков исходит именно из того, что Ленин выступал против российской интеллигенции в целом.

Но эго неверно. В той же статье «О «Вехах» (как, впрочем, и в других своих работах) Ленин как раз наоборот противопоставляет позицию веховцев позиции революционной интеллигенции — революционных демократов, партийной социал-демократической интеллигенции. Да и сами веховцы все время открыто выступали против той интеллигенции, которая являлась выразителем демократического движения. «Нападение ведется в «Вехах» только на такую интеллигенцию, — писал Ленин, которая была выразителем демократического движения, и только за то, в чем она проявила себя, как настоящий участник этого движения»⁵.

Веховцы осуждали революционную интеллигенцию за исторический оптимизм, за веру «в бесконечный прогресс» «в естественное совершенство человека», причем это называлось у них идолопоклонством, религией человекобожества, которая, мол, в России приняла «почти горячечные формы»⁶. По поводу этого заявления Ленин иронически высказался: «О ужас!»

Разумеется, и социал-демократическая интеллигенция была далеко не безгрешной; у нее были свои иллюзии, ошибки, диктаторские наклонности, но эти пороки (тем более неизбежные в условиях российского подполья) нельзя относить, как это делает, например, А. С. Ципко⁷, на счет естественной природы всей интеллигенции и видеть в ней «семя» наших бед после Октября. В подобной критике игнорируется главное в позиции российской социалистической интеллигенции — ее вера в прогрессивную преобразующую роль народной революции.

Стремление веховцев опорочить русских революционных демократов вызывало решительный протест Ленина. В статье «О «Вехах» он обращает внимание на такие характеристики из сборника: «Юркевич... во всяком случае, был настоящим философом по сравнению с Чернышевским»; письмо Белинскою к Гоголю, вещают «Вехи», есть пламенное и классическое выражение интеллигентского настроения, «история нашей публицистики, начиная после Белинского, в смысле жизненного разумения — сплошной кошмар»⁸ и др.

При работе над статьей «О «Вехах» Ленин очень внимательно прочитал весь сборник, сделал на нем множество пометок, подчеркиваний, отчеркиваний, кратких замечаний, скрупулезно отметил все места, где давались оценки творчества русских писателей и общественных Деятелей⁹, подвергнув их затем критическому анализу в своей статье.

Выступив против революции в России, веховцы не могли в то же время не выступить и против ее движущих сил, т. е. против народных масс. И хотя в сборнике можно встретить немало слов о сочувствии к бедам трудящихся и даже критику интеллигенции за ее непонимание народа, но сами авторы как раз больше всего боятся этой «темной силы» Вот, скажем, Булгаков готов даже пожурить тех, кто высокомерно относится к народу, но тут же (на что обратил внимание в своих заметках Ленин) пишет без обиняков: «Потребность народопоклонничества в той или иной форме (в виде ли старого народничества, ведущего начало от Герцена и основанного на вере в социалистический дух русского народа, или в новейшей, марксистской форме, где вместо всего народа такие же свойства приписываются одной части его, именно «пролетариату») вытекает из самых основ интеллигентской веры»¹⁰.

При всех оговорках антинародная позиция четко прослеживается в «Вехах», и сводится она к тому, что народу нужно внушать «покаяние», «смирение», «послушание»¹¹. Интеллигенции, поучал веховец Гершензон, «не только нельзя мечтать о слиянии с народом, — бояться мы его должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной»¹².

«Эта тирада хороша тем, — пишет Ленин, — что вскрывает в краткой и рельефной форме весь дух «Вех»¹³.

Автор же статьи в «Огоньке» вводит читателя в заблуждение, «защищая» «Вехи» от ленинской критики и утверждая, что свойственная веховцам элитарность «ни в коей мере не отрицает народности».

Неправ В. Костиков и в том случае, когда утверждает, что главной мишенью ленинской критики веховцев было их отрицание классовой борьбы как главного двигателя прогресса. Разумеется, и эта позиция вызывала протест Ленина. Но все же основа расхождений, думается, лежала не в сфере общих теоретических взглядов, а в области политической позиции — их выступлений против самой революции, против демократии. Истинная мысль веховцев сводится к тому, писал Ленин, что «демократическое движение и демократические идеи не только политически ошибочны, не только тактически неуместны, но и морально греховны...»¹⁴. «Они, — подчеркивал он, — воюют с демократией, отрекаются целиком от демократии»¹⁵. Вот этот-то объективный смысл позиции «Вех» и отрицает Костиков, изображая веховцев защитниками демократии.

Веховцы заявляли, что они выше политики, против «марксистского прагматизма», что они приверженцы «чистой идеи», что их больше интересуют внутренние переживания личности, а не общественные бури. Однако на деле их пропаганда аполитицизма была сама по себе тоже политикой, выражавшей позиции либеральной буржуазии.

Интересно, что выход в свет сборника «Вехи» привлек также внимание и Л. Н. Толстого¹⁶, который надеялся в этом издании получить подтверждение своей идеи непротивления злу насилием. Но писатель был очень разочарован, когда увидел, что авторы сборника пытаются учить народ уму-разуму. По этому поводу Толстой иронически замечает: «Это они и делали и делают, к счастью, благодаря духовной силе русского народа, не так успешно, как они желали бы этого, но просветить они уже никак не могут»¹⁷. Кроме того, писателя крайне возмутил претенциозный язык веховских авторов.

И еще хотелось бы отметить в связи с оценкой ленинской критики веховства необходимость учета сегодня конкретно-исторических условий написания статей Ленина. Безусловно, ленинскую критику «Вех» следует рассматривать в рамках своего времени. Признавая полную обоснованность политических оценок и теоретической аргументации Ленина, следует в то же время отметить, что сама форма выражения этой критики, вплоть до ругательных выражений, сегодня кажется излишне резкой. (Впрочем, в этом отношении авторы «Вех» не уступали своим критикам.)

Но Ленин никогда не смешивал субъективных качеств своих оппонентов с их объективной позицией. Нам также важна объективная позиция веховцев, а не то, какими хорошими, образованными людьми были Струве, Бердяев, Булгаков и др. А эта объективная позиция, как Ленин показал на фактах, выражала в целом настроения напуганной 1905 годом либеральной буржуазии и была позицией антиреволюционной, антинародной, антидемократической.

В то же время следует признать, что крайние негативные выводы «Вех» в отношении к демократическим традициям прогрессивной российской интеллигенции встретили критику и в буржуазной прессе. Характерно, что даже в либеральных кругах в той или иной мере разглядели в сборнике «Вехи» его направленность против освободительного движения, против прогрессивных устремлений интеллигенции. Эту направленность осуждали некоторые кадетские лидеры, включая П. Н. Милюкова и И. И. Петрункевича.

Будучи в целом вызовом российской демократии и социализму, книга содержала не всеми тогда замеченные, довольно справедливые наблюдения по поводу революционного романтизма интеллигенции, ее исторического нетерпения и недостатка социального реализма, максимализма целей и средств, веры в возможность достижения социализма одним скачком, понимания социализма как общества уравнительной справедливости. Отвергая антидемократическую позицию веховцев, позднейшие критики сборника, за редкими исключениями, проходили мимо этих предостережений, касавшихся не только революционных партий, но и сочувствующей им интеллигенции.

Здесь встает важный, требующий сегодня новых подходов вопрос об отношении к разным флангам российского либерального течения. Не углубляясь в эту самостоятельную тему, отметим лишь, что, на наш взгляд, было бы ошибкой, как это иногда делалось в исторической литературе, ставить знак равенства между понятиями «либерализм» и «веховство» Что же касается конкретно взглядов «Вех» в оценках современной публицистики, то здесь предстоит преодолеть две крайности: с одной стороны, видеть в веховцах бесчестных людей и чуть ли непрямых агентов самодержавия; с другой — пытаться представить их взгляды в качестве прогрессивного начала в социальной истории страны.

Примечания:

¹ Огонек. 1990. № 50. С. 19.

² См.: Ленин В. И. Полн собр. соч. Т. 19. С. 167—175; Т. 22. С. 82—93; Т. 23. С. 110—111.

³ См. там же. Т. 19. С. 427; Владимир Ильич Ленин: Биогр. хроника. М., 1971. Т. 2. С. 512, 520.

⁴ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т 23. С. 110,

⁵ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 19. С. 170.

⁶ См.: Вехи: Сб. статей о русской интеллигенции. М.., 1909. С. 36, 37

⁷ См. Даугава. 1990. № 9. С. 75; Лит. обозрение. 1990. № 10. С. 7. В полемике социал-демократов с веховцами, считает Ципко, правда была на стороне последних.

⁸ Вехи. С. 4, 56, 82.

⁹ ЦПА ИТИС, ф. 2, on. 1, д. 23577. Замечания и пометки Ленина на сборнике «Вехи» будут опубликованы в готовящемся к изданию Ленинском сборнике XIII.

¹⁰ Вехи. С. 59—60.

¹¹ См. там же. С. 26, 49, 55.

¹² Вехи. С. 88. Любопытно, что во 2-м издании сборника «Вехи» Гершензон решил подправить слишком одиозные слова о штыках и тюрьмах и в подстрочном примечании дал рассчитанное на простаков разъяснение, что сам он их не любит, но так или иначе власть для интеллигенции «оказывается ее защитницей» Яснее не скажешь!

¹³ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 19. С. І75.

¹⁴ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 19. С. 171.

¹⁵ Там же Т. 22. С. 92.

¹⁶ Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. М., 1936. Т. 38. С. 285—290.

¹⁷ Там же. С. 289.

 

- Известно, что в дооктябрьский период революционные партии, в том числе большевики, использовали экспроприации, конфискации денежных средств и оружия. Как революционеры, и в частности Ленин, объясняли необходимость таких сомнительных методов борьбы?

 

В. Шелохаев: Действительно, в дооктябрьский период, и особенно в годы первой русской революции, экспроприации (эксы) как метод борьбы использовали все революционные партии: большевики, меньшевики, эсеры, эсеры-максималисты, анархисты. Все они нуждались в значительных денежных средствах, которые шли на создание подпольных и легальных типографий, агитационно-пропагандистскую работу, на содержание профессиональных революционеров, местных партийных комитетов. В РСДРП, например, подготовку экспроприаций в 1905 г. вела специальная боевая техническая организация под руководством Л. Б. Красина. В 1905—1907 гг. боевые вооруженные группы существовали при многих местных комитетах РСДРП.

Наиболее крупные эксы были совершены боевыми группами РСДРП в Закавказье, Прибалтике, Финляндии, на Урале. Так, уральские боевики под руководством братьев И. С. и Э. С. Кадомцевых осуществили экспроприацию (более 150 тыс. руб.) под Уфой. Группа латышских боевиков во главе с Я. Лутером изъяла крупную сумму денег в русском отделении Гельсингфорсского государственного банка. Около полумиллиона рублей казенных денег было захвачено в Квириллах и Тифлисе боевиками, возглавляемыми Камо. Известно, что экспроприация в Тифлисе летом 1907 г. готовилась при участии И. В. Сталина.

Сомнительные нотки, прозвучавшие в вопросе, понятны. Использование экспроприаций имело и негативные последствия. Их осуществление разжигало нездоровые страсти, чувство вседозволенности у люмпенских, анархистских элементов. Не всегда действия боевых дружин удавалось удержать под контролем, и они превращались в уголовные банды, как, например, «лбовщина» на Урале. Ясно, что все это вызывало отрицательное отношение к эксам со стороны демократической интеллигенции и либеральных кругов. Наиболее чувствительные к мнению этих кругов меньшевики, признавая в принципе революционное насилие и пользуясь экспроприированными средствами¹, тем не менее утверждали, что конфискации возбуждают вражду населения к революционерам, оказывают дезорганизующее и деморализующее влияние на саму партию². И в этом была большая доля истины.

Но истина заключалась также и в том, что тогда, в условиях классовой, гражданской войны, противоборствующие стороны нередко прибегали к самым «жестким», «крайним» формам борьбы. В России начала столетия происходило стремительное нарастание «крайностей» в борьбе. С одной стороны, доведенные до отчаяния массы, начав с экономических стачек, переходят к политическим демонстрациям и всероссийской политической стачке, а затем к массовой баррикадной борьбе и вооруженному восстанию. В свою очередь, противоборствующая сторона в лице самодержавия использовала военное положение, мобилизацию войск, применение артиллерии, черносотенные погромы, военно-полевые суды, карательные экспедиции. Указывая на эти «крайности», Ленин в статье «Партизанская война» справедливо отмечал, что на их фоне экспроприации выглядят «как нечто частное, второстепенное, побочное»³.

Он рассматривал их как неизбежное на той стадии развития революции явление, как вооруженную борьбу масс. По его мнению, «крайности» могут быть изжиты лишь тогда, когда в обществе будут ликвидированы экономические, социальные, политические причины классовой конфронтации. Пока существуют эти причины, общество не застраховано от проявления «крайностей». Думается, что, ставя так вопрос, Ленин проявлял больше реализма, чем его оппоненты.

Разумеется, Ленин видел и негативные последствия, или, как он говорил, «дурные» стороны эксов. Но он надеялся, что партии удастся парализовать или свести их до минимума. Он рассуждал так: поскольку «крайности» в борьбе масс неизбежны на данном этапе, а марксизм признает все формы борьбы, то марксисты, применяя эксы, должны рассматривать их лишь как вспомогательную форму борьбы, стремиться вести их в организованное русло, подчинить контролю со стороны партии. Ленин и большевики предлагали не допускать эксов частного имущества, а эксы казенного применять лишь при условии контроля со стороны партии и использования средств исключительно на ее нужды⁴. Но, как показывает опыт, не всегда надежды политиков на благоприятный исход событий оправдываются. Не вполне оправдались они и в случае с использованием эксов.

Вопрос об эксах (о партизанских действиях) рассматривался на IV и V съездах РСДРП (1906 и 1907 гг.). На IV съезде была принята резолюция, в которой экспроприация денежных капиталов в частных банках и все формы принудительных взносов на революцию категорически запрещались. Экспроприация же капиталов правительственных учреждений допускалась лишь в том случае, если бы в данной местности возник орган революционной власти, санкционирующий подобную акцию. В резолюции оговаривалось, что по итогам любой экспроприации должен соблюдаться принцип строгой отчетности. V съезд РСДРП высказался за запрещение экспроприаций и распустил боевые дружины и группы при комитетах РСДРП. Ленин, Лядов, Томский. Ярославский, некоторые другие большевики и латышские социал-демократы голосовали против резолюции съезда, а ряд их единомышленников от голосования воздержался.

После революции 1905—1907 гг. экспроприаторские акции РСДРП постепенно сошли на нет.

Примечания:

¹ По свидетельству И. Ф. Дубровинского, меньшевистский ЦК в период между IV и V съездами РСДРП имел в своем распоряжении около 130 тыс. руб., полученных в результате экспроприаций в Гельсингфорсе, Уфе, Латвии, Закавказье.

² См.: Четвертый (Объединительный) съезд РСДРП. Апрель (апрель май) 1906 года: Протоколы. М., 1959. С. 401.

³ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 14. С. 4.

⁴ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 14. С. 10.

 

- Со школьных лет известна ленинская характеристика Карла Каутского как ренегата марксизма. Справедлива ли она? Имеются ли материалы, свидетельствующие о существовании личных, чисто человеческих контактов между Лениным и Каутским?

 

Е. Петренко: Действительно, в советской литературе утвердились традиционно негативные оценки творчества Каутского, заимствованные из работ Ленина «Крах II Интернационала», «Государство и революция», «Очередные задачи Советской власти», «Пролетарская революция и ренегат Каутский», «Детская болезнь «левизны» в коммунизме» и др. Ленинские характеристики Каутского как марксистского «начетчика»¹ и ренегата, призывы защитить марксизм «от фальсификации Каутского»² оттеснили на задний план его высказывания о Каутском как крупном теоретике, умеющем «не только обосновать и разъяснить теоретическое учение революционного марксизма, но и применить его с знанием дела, с серьезным разбором фактов, к сложным и запутанным вопросам русской революции»³. Забвению преданы факты, свидетельствующие о том, что Ленин учился у Каутского, заимствуя, продолжая и развивая многие его мысли (о движущих силах революции, о революционной ситуации, о диалектике буржуазно-демократической и социалистической революции, о роли интеллигенции в социал-демократическом движении и т. д.).

Творчество Ленина и Каутского развивалось в русле марксистской традиции, объединявшей в годы до первой мировой войны представителей различных по своим политическим программам течений в международном рабочем движении. Ленина и Каутского объединяло убеждение в том, что объективной тенденцией развития капиталистического общества является движение к социализму, что социализм — это обобществление производства, ликвидация эксплуатации, что победа социализма невозможна без политической революции, которую осуществит пролетариат, что социализм — это реальный гуманизм. Много общего было в названный период и в представлениях о социалистической революции, о судьбах российской революции. При общности взглядов были и существенные различия в подходах к философской проблематике, к толкованию категорий диалектического и исторического материализма, роли рабочего класса и его партии в осуществлении социалистического переустройства общества.

1914—1917 годы стали переломными в марксистском мышлении Ленина. Именно тогда складывался его принципиально отличный от позиций Маркса, Энгельса, Каутского подход к теории революции, в котором революционные перспективы связывались не с уровнем экономического, социально-политического, культурного развития индустриальных держав, а с неравномерностью капиталистического развития отдельных стран.

Существенные различия в подходах к социализму между Лениным и Каутским начались после Октябрьской социалистической революции в России. Жестокие реалии будней социалистической революции: гражданская война, экономическая анархия — были весьма далеки от представлений о гуманной сущности марксистского социализма. Каутский, превыше всего ставящий человеческие свободы, ненавидевший насилие и войну, подошел к оценке первых опытов политической власти пролетариата с позиций их соответствия идеалам социализма и отверг революционную практику Ленина и его сторонников, как несостоятельную. Может ли западноевропейская социал-демократия использовать большевистские методы в борьбе за власть? Нет, однозначно отвечает Каутский. Ведь революция, которая произошла в России, не является социалистической в собственном смысле слова. По Каутскому, в Октябрьской революции стихия отсталых слоев захлестнула рабочий класс. Утвердилось «казарменное мышление... которое сводится к тому, будто голое насилие является решающим фактором в истории»⁴, распространились примитивные представления о социальной справедливости как грубой уравнительности, о пролетарской демократии как авторитарной форме правления; социалистическая революция превратилась в род войны, в физическое уничтожение инакомыслящих⁵. Причины этого — в экономической отсталости России, в преобладании среди ее населения крестьянства.

Посчитав, что социалистические революции в России, Германии, Австро-Венгрии произошли преждевременно, Каутский так и не смог найти ответа на больной для марксистов конца XIX — начала XX в. вопрос: какие факты могут свидетельствовать о готовности общества к социализму, о правомерности осуществления социалистической революции. В данном случае позиция Ленина, ориентированная на революционную практику, на революционное преобразование существующих отношений, ускорение исторического движения к социализму, оказалась более жизненной и дееспособной.

В 20-е гг. Каутский исповедовал идею пролетарской демократии как формулу политического господства рабочего класса в странах, где он составляет большинство населения, игнорируя факты социальной дифференциации общества, уменьшения численности лиц наемного труда за счет возрастания маргинальных слоев. Пролетарская демократия Каутского, которую он противопоставлял ленинской концепции диктатуры пролетариата, так и осталась утопией, не реализовавшейся на практике.

И Ленин, и Каутский, пройдя сложный и мучительный путь борьбы за социализм, убедились в одном: имеющийся исторический опыт недостаточен для окончательного суждения о судьбах социализма. Ясно одно: социализм «не представляет собой готовой, на веки веков данной формулы, а только создает новую форму общественного движения и развития»⁶. Социализм нельзя ввести директивно, раз и навсегда. «Социализм есть процесс общественного взаимодействия, имеющий свои точные законы... но внутри этих законов могущий принять самые разнообразные формы и способен к развитию, конца которого ныне предусмотреть невозможно»⁷.

Полемика Каутского с Лениным, несомненно, имела и положительное значение в плане критики тех авторитарных тенденций, которые, зародившись в политической системе Советской власти в первые годы ее существования, стали господствующими в эпоху сталинизма.

Поражает гот факт, что при всей общности теоретических позиций, политических симпатий и идеалов (особенно в начале века) между Лениным и Каутским так и не установилось дружественных отношений. Их немногочисленные письма друг к другу носят строго официальный характер⁸. Прохладное отношение Каутского к Ленину формировалось не без влияния более близких ему русских социал-демократов из числа меньшевиков (в первую очередь П. Б. Аксельрода, Ф. И. Дана, Ю. О. Мартова), а также «специалистов по русским вопросам» в СДПГ (как шутливо называл их Каутский) — Р. Люксембург, Ф. Меринга и К. Цеткин, не всегда благожелательно относившихся к ленинской линии поведения в РСДРП в предвоенные годы. Отсюда — убежденность Каутского в амбициозности, авторитаризме Ленина и как политика, и как человека, его упорное нежелание идти на контакты, которых, похоже, искал Ленин, ободренный общностью взглядов по многим принципиальным вопросам.

Присущая Каутскому интеллектуальная честность не позволила ему не отдать (несмотря на все теоретические и тактические разногласия после Октября 1917 г.) дань уважения энергии и смелости Ленина как политического лидера российской революции. После смерти Владимира Ильича он писал в 1924 г.: «Нужно быть сумасшедшим, чтобы не признать величия Ленина. Собрать в единое целостное государственное образование погрязшую в анархии, подстерегаемую со всех сторон контрреволюцией, до смерти вымотанную Россию — это достижение, равное которому вряд ли можно найти в истории»⁹.

Примечания:

¹ См.: Ленин В. Я. Поли. собр. соч. Т. 37. С. 242.

² См. там же. Т. 49. С. 100.

³ Там же. Т. 14. С 221.

⁴ Каутский К. Терроризм и коммунизм. Берлин, 1919. С. 158.

⁵ Там же. С. 174—198.

⁶ Каутский К.Указ. соч. С. 98.

⁷ Там же. С. 227.

⁸ Содержание переписки между Лениным и Каутским исчерпывалось уведомлениями о переводе на русский язык и издании в России брошюр и статей Каутского; вопросами о возможности публикации в нейтральном теоретическом органе немецкой и международной социал-демократии журнале «Die Neue Zeit», главным редактором которого был Каутский, ленинской работы «Шаг вперед, два шага назад» (работа не была опубликована, а два письма Ленина о финансовых спорах, раздиравших фракции РСДРП в 1907—1914 гг., сухими, сдержанными ответами Каутского, на которого (вместе с Ф. Мерингом и К. Цеткин) была возложена в этом конфликте роль третейского судьи (подробнее историю баталий, развернувшихся вокруг наследства Н. П. Шмита, можно проследить по документам, опубликованным в ХХХIIІ Ленинском сборнике).

⁹ Kautsky К. Ein Brief iiber Lenin Kaulsky gegen Lenin. Bonn, 1981. S. 81.

 

- В ленинских произведениях начала революции 1905—1907 гг. часто упоминается имя священника Георгия Гапона. Встречался ли Ленин с Гапоном, и при каких обстоятельствах?

 

В. Шелохаев: Находясь в эмиграции в Женеве, Ленин пристально следил за стремительным нарастанием революционных событий в России. Располагал он и информацией о деятельности легального гапоновского общества «Собрание русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга», знал и о существовании среди петербургских социал-демократов подозрений в провокаторской роли Гапона. Однако необычность, грандиозность и трагичность событий «Кровавого воскресенья» заставили Ленина по-новому взглянуть как на пусковой «механизм» начавшегося массового пролетарского движения, так и на саму личность Гапона, являвшегося одним из главных инициаторов и вожаков мирного шествия петербургских рабочих к Зимнему дворцу.

Почему в январские дни 1905 г. во главе рабочих масс оказался священник, а не социал-демократы? В чем «секрет» популярности Гапона, как сумел он повести за собой десятки тысяч рабочих? Эти вопросы волновали Ленина. Естественной поэтому явилась и их встреча, состоявшаяся после того, как Гапон прибыл в Женеву в начале февраля 1905 г.

В первые дни своего пребывания в Женеве Георгий Гапон неоднократно встречался с членами меньшевистской редакции «Искры», с Г В. Плехановым. На первых порах он даже выразил желание вступить в РСДРП, однако от этого намерения отказался, сблизился с эсерами. Одновременно он проявил инициативу встретиться лично с Лениным. «Наступил вечер, — писала Н. К. Крупская. — Ильич не зажигал у себя в комнате огня и шагал из угла в угол» Волнение Ленина вполне объяснимо, ибо, продолжала Крупская, «Гапон был живым куском нараставшей в России революции, человеком, тесно связанным с рабочими массами, беззаветно верившими ему... Ильича интересовало, чем мог Гапон влиять на массу»¹.

За первой последовали другие встречи, которые происходили на квартирах как у Ленина, так и у самого Гапона. Гапон произвел на Ленина впечатление человека, преданного делу революции, инициативного, обладающего взрывным темпераментом, сильной волей, фанатической верой в собственные силы и свое призвание. «Говоря о питерских рабочих, — вспоминала Крупская, он весь загорался, он кипел негодованием, возмущением против царя и его приспешников. В этом возмущении было немало наивности, но тем непосредственнее оно было. Это возмущение было созвучно с возмущением рабочих масс»².

В ходе бесед затрагивался широкий круг вопросов: о положении и настроениях рабочих и крестьян, о необходимости единства действий всех революционно-демократических сил, о подготовке масс к всенародному вооруженному восстанию. Гапон показал хорошее знание жизни и чаяний простого народа, выразил твердое желание и готовность до конца бороться с царским самодержавием. Одновременно Ленин увидел в кем тип политического деятеля, который еще не имеет четко выдержанного революционного миросозерцания, последовательной политической программы и тактических принципов. Он посоветовал Гапону изучить марксистскую литературу, в частности работы Плеханова. На первых порах Гапон последовал ленинскому совету и начал читать плехановские произведения. Но, по свидетельству Крупской, «читал их как бы по обязанности»³ Большую же часть времени Гапон посвящал обучению верховой езде и стрельбе. Одновременно он проявил недюжинные организаторские способности. Им было опубликовано «Открытое письмо к социалистическим партиям России» с призывом объединить все наличные силы для практической подготовки вооруженного восстания с целью свержения самодержавия. Оно обошло практически всю социалистическую прессу, как русскую, так и европейскую. Гапон предложил созвать за границей конференцию всех социалистических партий и организаций России. На его призыв откликнулись 11 из 18 социал-демократических и народнических партий и организаций. На конференции, проходившей 20 марта (2 апреля) 1905 г. под председательством Гапона, большевиков представлял Ленин. Но, убедившись в доминирующей роли на конференции эсеров и представителей Польской социалистической партии, Ленин вскоре покинул ее. Их личные контакты, однако, на этом не прервались.

После конференции, принявшей две декларации с призывами к вооруженному восстанию, созыву Учредительного собрания, установлению демократической республики, социализации земли, превращению революционной России в федеративное государство, Гапон активно включился в практическую подготовку восстания. В его распоряжение поступали денежные пожертвования для закупки оружия за границей. Он поставил перед собой задачу снабдить оружием прежде всего рабочих Петербурга. «Чтобы организовать дело, — вспоминала Крупская, — он взял у нас нелегальный паспорт и связи и отправился в Питер. Владимир Ильич видел во всем предприятии переход от слов к делу»⁴. После возвращения из Петербурга в Женеву Гапон еще не раз встречался с Лениным, вел с ним продолжительные беседы.

В сентябре 1905 г. Гапон вместе с эсерами организовал перевозку в Россию на пароходе «Джон Графтон» большой партии оружия. При невыясненных до конца обстоятельствах пароход сел на мель, и революционерам удалось получить лишь небольшую партию оружия. В октябре 1905 г. Гапон уже легально возвратился в Россию. Вскоре он прислал в Женеву письмо с предложением об установлении тесного политического союза с ЦК РСДРП. В частности, он отмечал, что большевики представляют собой наиболее влиятельную из всех пролетарских организаций силу. Неизвестно, ответили ли на это обращение большевики. Неизвестно также, встречался ли Ленин с Гапоном в Петербурге после своего возвращения из эмиграции в ноябре 1905 г. Такая встреча (или встречи) вполне могла произойти в Петербургском Совете рабочих депутатов, который посещали и Ленин, и Гапон. Разумеется, встретиться они могли и в другом месте.

В конце ноября 1905 г. Гапон на несколько недель уехал за границу. Вернувшись в Россию в конце декабря 1905 г., он основное внимание сосредоточил на восстановлении легальных рабочих организаций, вступил с этой целью в контакты с правительством и даже с полицией. В марте 1906 г. он был казнен эсерами как провокатор на даче под Петербургом. С тех пор версия о провокаторстве Гапона надолго и прочно утвердилась в литературе. Однако в настоящее время ряд исследователей высказывает довольно обоснованные сомнения относительно провокаторской роли Гапона, считая его политически честным человеком, немало сделавшим для организации рабочего движения как накануне, так и в период российской революции 1905 г.

Примечания:

¹ Крупская Н. К. Воспоминания о Ленине. 3-е изд. М., 1989. С. 92.

² Там же. С. 92.

³ Крупская Н. К. Воспоминания о Ленине. С. 93.

⁴ Там же. С. 96.

 

- Можно ли считать, что Ленин был нетерпим к инакомыслию? Если можно, то каковы причины этой нетерпимости?

 

Ю. Коргунюк: Размышления на эту тему хочется начать с одного эпизода из биографии Ленина. Многие знают статью Ленина «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве» помнят резкость критики, высказанной Лениным в адрес П, Б. Струве. Но, возможно, мало кто обращал внимание на то, что эта статья была опубликована в сборнике, одним из авторов и редакторов которого был сам Струве. Вот что говорил Струве в 1918 г., вспоминая об этом эпизоде: «Статья Ленина... прежде, чем появиться в печати, отняла у меня и Потресова — редакторов сборника — уйму времени. Не говоря уже, сколько она нам крови испортила, особенно у Потресова, страдавшего от грубой формы, в которой Ленин вел с нами споры. Первым, кому Ленин прочитал свою статью, был Потресов, и ни с одним его замечанием не согласился. Он не хотел выбросить из текста даже ругательные слова по моему адресу, вряд ли допустимые в сборнике, где я и редактор, и автор. Он выбросил их в самый последний момент, когда мы сдавали статью в набор»¹.

Струве сообщал, что уже при первом знакомстве Ленин заявил ему, что тот «не заражен ортодоксией», что его книга содержит «непозволительные отклонения» от марксизма. По его словам, позиция Ленина была необычной. «Мои и Потресова знания вообще и в частности марксизма, — говорил он, — были, конечно, не меньше, а больше, чем у Ленина, что не мешало ему, задевая и меня, и Потресова, принимать в беседах с нами тон учителя, обладающего абсолютной истиной»².

Думается, позицию Ленина в данном случае можно назвать нетерпимой. Но возникает вопрос: что мешало Потресову и Струве отказаться публиковать статью Ленина в том виде, в каком она была им представлена? Струве объяснял это так. «Обнаруженное нами терпение, — говорил он, — в то же время показывает, как велико было желание иметь в сборнике статью Ленина. Мы видели в нем человека далеко не обычного ранга, «премьера» в среде, в которой он вращался, фигуру сильную, выкованную из железа, властную, фанатически убежденную, умеющую за собою вести и заставлять других ей подчиняться»³.

Таким образом, в восприятии Струве нетерпимость Ленина являлась естественным продолжением его достоинств как политического лидера. Не только Струве, но и другие авторы, не испытывавшие особенных симпатий к Ленину (тот же Валентинов), признавали, что от него исходила непоколебимая уверенность в своей правоте и в своих силах, что не могло не вызывать уважения у многих окружавших его людей.

«Мы идем тесной кучкой по обрывистому и трудному пути, крепко взявшись за руки, — в таких образных выражениях описывал Ленин в работе «Что делать?» свою политическую позицию. — Мы окружены со всех сторон врагами, и нам приходится почти всегда идти под их огнем. Мы соединились, по свободно принятому решению, именно для того, чтобы бороться с врагами и не оступаться в соседнее болото, обитатели которого с самого начала порицали нас за то, что мы выделились в особую группу и выбрали путь борьбы, а не путь примирения»⁴.

«Путь борьбы» — вот что олицетворял собою Ленин и другие революционеры на политической арене России. И его непримиримая позиция импонировала даже тем, кто сам был склонен к сворачиванию на «путь примирения» Ибо та общественная система, против которой выступали и революционеры и нереволюционеры, своей негибкостью, упорным нежеланием идти на перемены делала все, чтобы доказать: с нею по-хорошему, мирным путем договориться нельзя, с нею нужно беспощадно бороться. Даже те, кто боялся крупных потрясений и хотел путем реформ вывести Россию на дорогу прогресса, понимали, что без политических деятелей, готовых драться с существующим строем до последнего, вынудить самодержавие на сколько-нибудь значительные уступки невозможно.

Так можно ли считать Ленина нетерпимым к инакомыслию? По нашему мнению, не столько к инакомыслию, сколько к попыткам свернуть социал-демократию и революционное движение с «пути борьбы» на «путь примирения». В эпизоде со Струве Ленина волновала не столько его «неортодоксальность», сколько то, что Струве отказывался от революционной борьбы за социализм.

Нетерпимость к идущим по «пути примирения», характерная не только для Ленина, но и для всей российской революционной интеллигенции, была выражением целой тенденции в общественно-политической жизни России, тенденции, которая имела, пожалуй, наиболее крупные шансы на успех, что, в сущности, и было доказано историей.

Что же касается отношения Ленина к инакомыслию в партии, то мы можем обнаружить множество примеров, свидетельствующих как о его нетерпимости, так и об удивительной терпимости, корректности, тактичности. Например, довольно острая полемика Ленина с Л. Д. Троцким и Н. И. Бухариным, особенно в период заключения Брестского мира и в другие годы, не мешала их плодотворному сотрудничеству. Спор со своими оппонентами Ленин рассматривал как продуктивный способ нахождения истины. Можно сказать, что терпимость или нетерпимость Ленина к «инакомыслию» определялась тем, насколько полезной для партийного дела считал Ленин ту или иную полемику. Если разногласия с оппонентами касались принципиальных вопросов, то в этом случае позиция Ленина действительно была непримиримой.

В любом случае, говоря о нетерпимости Ленина к инакомыслию, надо помнить, что эта нетерпимость не носила у него личного, амбициозного характера. Она скорее проистекала из всей мировоззренческой, политической позиции Ленина и была как бы органичным компонентом всего того дела, которому он посвятил свою жизнь.

Примечания:

¹ Валентинов Н. Из прошлого: П. Б. Струве о Ленине // Социалистический вестник. 1954. № 8-9. С. 171.

² Там же. С. 170.

³ Там же. С. 171.

⁴ Ленин В. И. Полн. собр. соч. T 6. С. 9.

 

- «Белым пятном» истории является дело провокатора Романа Малиновского, бывшего членом ЦК РСДРП, председателем думской большевистской фракции. Как Ленин относился к Малиновскому и чем объяснить факт длительного пребывания последнего в составе партийного руководства?

 

В. Шелохаев: До января 1912 г. Ленин с Малиновским не встречался. Информацию о нем, содержавшую весьма положительные оценки политических качеств Малиновского, он получал от Зиновьева, знавшего Малиновского с 1906 г., Ногина, Скрыпника, Томского и др. Способный организатор, талантливый оратор, председатель профсоюза металлистов Петербурга — все это дало основание некоторым социал-демократам называть его «русским Бебелем» Его стремились привлечь на свою сторону и большевики, и меньшевики, и эсеры.

На январском Пленуме ЦК РСДРП 1910 г. кандидатура Малиновского была рекомендована для кооптации в состав Русской коллегии ЦК. В мае 1910 г. он был завербован московской охранкой и стал ее платным секретным сотрудником.

В январе 1912 г Малиновского приветствовали делегаты VI (Пражской) конференции РСДРП. Когда Зиновьев сообщил Ленину о его приезде, тот сказал: «Вот это то, чего нам недостает на конференции»¹ В выступлениях на конференции Малиновский демонстрировал глубокую веру в неизбежность новой революции и страстно бичевал меньшевиков. К концу работы конференции он уже был бесспорным кандидатом в ЦК партии. За него проголосовало 12 из 14 делегатов конференции, имевших решающий голос. Его кандидатура была намечена также для баллотировки по рабочей курии в IV Государственную думу.

По окончании работы Пражской конференции Ленин и Малиновский вместе поехали в Лейпциг. «И помнится, - писал в своих воспоминаниях Зиновьев, — после возвращения Ильич хвалил Малиновского за то, что он, кроме иных, проявил еще и некоторые дипломатические способности. Доверие было полное»².

Как депутат IV Думы Малиновский проявил себя весьма активно, а после раскола социал-демократической фракции в ноябре 1913 г. возглавил шестерку большевистских депутатов. Будучи членом ЦК и председателем большевистской фракции, Малиновский несколько раз приезжал к Ленину в Краков и Поронино. Его речи в Думе имели большой резонанс в пролетарской среде. Он принимал участие во всех партийных совещаниях 1912—1914 гг., сотрудничал в газетах «Правда», «Наш путь», журналах «Просвещение» и «Вопросы страхования», поддерживал связи с нелегальными рабочими профсоюзами и легальными обществами. Именно по этой деятельности Малиновского судил о нем Ленин, депутаты-большевики, партийные и профсоюзные работники.

В январе 1914 г. Малиновский вместе с Лениным ездил в качестве представителя ЦК в Париж и Брюссель, где выступал перед русскими политическими эмигрантами и делегатами IV съезда латышских социал-демократов. Эти поездки способствовали дальнейшему укреплению доверия Ленина к Малиновскому.

На протяжении ряда лет никто не знал о второй жизни Малиновского. А он между тем регулярно встречался С представителями высшего руководства Департамента полиции, передавал им подробнейшую информацию о деятельности партии, знакомил их с письмами Ленина, Зиновьева, Крупской, проектами своих думских речей, предоставил для перлюстрации архив думской социал-демократической фракций. Малиновский выдал царской охранке Свердлова, Сталина, Орджоникидзе, Спандаряна, Стасову, Розмирович, Крыленко, Голощекина и многих других.

В мае 1914 г. Малиновский по предложению нового руководства Департамента полиции, не предупредив своих товарищей по фракции, подал заявление о сложении депутатских полномочий и отбыл за границу. Объяснив уход из Думы напряженной ситуацией, сложившейся в большевистской фракции, своим нервным переутомлением и «личной» историей, он обратился к Ленину и Зиновьеву с просьбой провести специальное расследование фактов его биографии и партийкой деятельности в связи со слухами о его провокаторстве. От имени ЦК РСДРП была назначена судебно-следственная комиссия в составе Я. С. Ганецкого (председатель), Ленина и Зиновьева, которая в течение нескольких недель занималась проверкой сведений, расспросила ряд свидетелей. «Владимир Ильич, — вспоминала Крупская, — считал совершенно невероятным, чтобы Малиновский был провокатором. Раз только у него мелькнуло сомнение. Помню, как-то в Поронине, когда мы возвращались от Зиновьевых и говорили о ползущих слухах, Ильич вдруг остановился на мостике и сказал: «А вдруг правда?» И лицо его было полно тревоги. «Ну что ты», — ответила я. И Ильич успокоился, принялся ругательски ругать меньшевиков за то, что те никакими средствами не брезгуют в борьбе с большевиками. Больше у него не было никаких колебаний в этом вопросе»³.

В ходе расследования комиссия не обнаружила каких-либо достоверных фактов о провокаторстве Малиновского. Меньшевики настаивали на проведении межфракционного суда. Однако члены комиссии согласились с решением Русской коллегии ЦК и думской большевистской фракции об исключении Малиновского из партии, допустив возможность его возвращения в пролетарское движение. Этим, по-видимому, объясняется последующее отношение Ленина к Малиновскому, их переписка в годы первой мировой войны, та материальная и моральная поддержка, которую Ленин, Зиновьев и Крупская оказывали Малиновскому во время его пребывания в плену.

Лишь после Февральской революции Ленин узнал о провокаторстве Малиновского, когда в архиве Департамента полиции были обнаружены соответствующие документы. В воспоминаниях Зиновьева зафиксирована реакция Ленина на известие об этом уже неопровержимом факте: «Экий негодяй! Надул-таки нас. Предатель! Расстрелять мало»⁴.

Факт провокаторства Малиновского разбирала Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства. По этому делу показания давали Ленин, Зиновьев, Крупская, Бухарин, Рыков, Ногин, Бадаев, Свердлов и др. В октябре 1918 г. Малиновский был арестован и по приговору суда Революционного трибунала расстрелян в ночь с 5 на 6 ноября 1918 г.

Дело Малиновского стало важным и печальным уроком для большевистской партии, слишком дорого заплатившей за свою доверчивость. Оно еще раз наводит на мысль о сложном, противоречивом, порой трудно объяснимом пути российской революции, объединившей разные по темпераменту, нравственным ориентирам характеры и судьбы, знавшей блестящие победы и горькие поражения, показавшей миру удивительные примеры героизма и не избежавшей фактов предательства, революции, в которой жестокость, подозрительность подчас удивительным образом сочетались с почти беспредельной доверчивостью.

Примечания:

¹ Известия ЦК КПСС. 1989. № 6. С. 187.

² Там же. С. 193.

³ Крупская Н. К. Воспоминания о Ленине. С. 223.

⁴ Известия ЦК КПСС 1989. № 6. С. 201.

 

- В поиске ленинских «грехов» сегодня реанимируются самые старые обвинения, в том числе и то, будто Октябрьская революция делалась Лениным и большевиками на «немецкие деньги». Публикации на эту тему появились в газете «Россия» (1991. № 3) и других изданиях. Что можно добавить к тому, что уже опровергнуто историей?

 

В. Логинов: Сегодня любители «сенсационных разоблачений» действительно готовы вытащить из белогвардейских архивов любую версию, которая хоть в какой-то мере могла бы дискредитировать Ленина. Именно к такого рода «версиям» и относится легенда о «германском золоте»

В годы первой мировой войны правительства и разведки Германии и Австро-Венгрии, попавших в сложную ситуацию борьбы на два фронта, тратили миллионы марок на организацию подрывной работы в тылу своих противников — Франции, Англии и России. Агентура эта была обширна и, судя гіо ряду крупных диверсий, действовала успешно. Германская разведка с помощью некоторых немецких социал-демократов попыталась связаться и с различного рода революционными организациями, выступавшими в России против царизма. Предложения о денежных субсидиях делались финским, украинским, кавказским националистическим и социалистическим группам. Предлагались они и эсерам (Чернову), меньшевикам (Чхенкели), большевикам (Коллонтай, Шляпникову). Особенно активную роль в такого рода попытках играл Парвус, скатившийся в годы войны до прямого сотрудничества с германской разведкой и наживший огромное состояние на военных поставках и коммерческих спекуляциях.

Однако, как сообщала хорошо осведомленная заграничная агентура Департамента полиции, все указанные предложения и эсерами, и меньшевиками, и большевиками были решительно отвергнуты. Большевистский «Социал-демократ» публично заклеймил Парвуса как предателя и ренегата, который «лижет сапоги Гинденбургу» А. Шляпников в своих воспоминаниях указывает, что, как только роль Парвуса была изобличена, все эмигрантские большевистские группы и организации сразу же «прекратили всякие сношения» с ним.

В марте 1917 г., когда встал вопрос о возвращении эмигрантов в Россию через Германию, к этим переговорам вновь попытались примазаться явные германские агенты. Предложил свою помощь и деньги на организацию переезда и Парвус. Однако Ленин категорически отказался, заявив о принципиальной недопустимости пользоваться какими бы то ни было «услугами» подобных лиц. Отверг он и предложение о персональном разрешении на проезд через Германию.

Между тем касса ЦК РСДРП была пуста, а деньги на переезд были действительно необходимы. За короткий срок они были собраны. Еще до 10 марта Бюро ЦК послало Ленину из Петрограда 500 рублей. Несколько сот франков дали сборы и пожертвования, проведенные среди эмигрантов. Кредит в три тысячи франков предоставило правление швейцарской социал-демократической партии. Примерно три тысячи крон должен был дать старый партиец Я. Ганецкий, возглавлявший в то время крупную комиссионную контору в Стокгольме и располагавший значительными личными средствами.

За прошедшие после 1917 г. десятилетия по меньшей мере трижды предпринималась ревизия всех документов с целью выяснить: имели ли деньги, авансированные Германией на подрывную работу в России, какое-либо отношение к большевикам?

Первый раз — в начале 20-х гг. Тогда, после соответствующего «разоблачительного» заявления Э. Бернштейна, германский рейхстаг создал специальную комиссию, которая с немецкой педантичностью проверила все правительственные документы и официально заявила, что каких-либо данных, подтверждающих «разоблачения», не обнаружено.

Второй раз — когда после окончания второй мировой войны группа западных историков стала готовить к печати секретные немецкие документы за 1917 г. И опять ни одного доказательства, которое «уличало» бы Ленина в получении денег, найдено не было.

Третья ревизия всех документов, относящихся к этому вопросу, была предпринята А. И. Солженицыным в ходе работы над книгой «Ленин в Цюрихе» Он установил, что в большевистском окружении были германские агенты, что Парвус действительно получал крупные суммы от германской разведки. Но ни одного документа, доказывающего причастность большевиков к этим деньгам, он так и не смог найти.

И все же существует несколько документов, которые все эти годы порождали у «разоблачителей» определенные надежды. И опубликованы они были не за рубежом, а у нас в стране. В 1923 г. их напечатал журнал «Пролетарская революция» Это были письма Ленина Я. Ганецкому, перехваченные русской контрразведкой, на основании которых летом 1917 г. и было сфабриковано «дело» по обвинению Ленина в шпионаже в пользу Германии. В письмах речь шла о денежных переводах, направлявшихся из Стокгольма в Петроград¹.

Откуда и чьи это деньги? Архивные документы позволяют сегодня раскрыть и этот источник финансирования большевистской партии. Он связан с именем Карла Моора — старейшего швейцарского социал-демократа. Незадолго до 1917 г. Моор получил большое наследство и кредитовал многих социал-демократов. С ним-то и была достигнута договоренность о крупном денежном займе большевикам. Сколько получили? В январе 1926 г., после того как специальная комиссия установила полную сумму долга за 1917—1918 гг., ему было возвращено 38 430 долларов (около 200 тыс. швейцарских франков по тогдашнему курсу).

 

А. Совокин: А. Владимиров в статье «Кто заказывал «музыку» « (Россия. 1991. 18—24 января. № 3) вновь пытается уверить читателя в том, будто Октябрьская революция совершена на немецкие деньги. Без каких-либо оснований он утверждает, будто Ленин сам признал этот факт на одном из заседаний ВЦИКа, состоявшемся в 20-х числах октября 1918 г. Каждый может легко убедиться, что Ленин ничего подобного не говорил, обратившись к тексту его выступления, которое опубликовано². Вторым аргументом избираются документы Сиссона.

Владимиров призывает высказаться по затронутым им проблемам историков. Что же, придется. Но сначала об истории возникновения, действительной сути и судьбе мифа о немецких миллионах, будто бы полученных Лениным, большевиками. После Февральской революции, в обстановке ожесточенной политической борьбы изобретались всевозможные вымыслы против социалистов. К примеру, распространялся клеветнический вымысел, будто Чхеидзе и Хинчук причастны к немецким субсидиям, будто М. Горький и В. Чернов «работают» на немцев. Но главный удар наносился по Ленину и большевикам, особенно после того, как Ленин, возвратившись на родину через Германию, заявил, что и при новом правительстве Львова и К0 война, безусловно, остается грабительской, империалистской, что кончить ее нельзя без свержения капитала, что эту идею необходимо широко пропагандировать, особенно в действующей армии.

Выступлением Ленина его противники воспользовались для начала погромной агитации, ими была пущена версия о «немецких миллионах», «о шпионаже» в пользу Германии. В кампанию дискредитации Ленина включились и такие известные в революционном движении деятели, как В. Л. Бурцев и Г В. Плеханов. Правда, образованной после июльских дней следственной комиссии Временного правительства они заявили, что не допускают и мысли о личных финансовых связях Ленина с немецким правительством. Первый говорил, что не располагает «данными, указывающими на то, что Ленин непосредственно получал денежные суммы от Парвуса, Ганецкого и других немецких агентов», другой (Г В. Плеханов) отвергал «всякую мысль о каких-либо личных корыстных намерениях Ленина»³. Но оба делали вывод, будто партия большевиков пользовалась материальной поддержкой со стороны Германии и что Ленин не мог не знать об этом. Комиссия сосредоточила внимание на расследовании финансовых дел Ганецкого, Козловского, выявлении их связей и состоянии банковских счетов. Однако в делах комиссии, которые вновь были просмотрены нами, нет никаких неопровержимых данных о получении Ганецким и Козловским денег от Парвуса или других немецких агентов. Нет таких данных ни о Ленине, ни о партии большевиков. Хотя в распоряжении следователей имелись финансовые документы партии. Они, в частности, предъявлялись заведующему хозяйственными делами «Правды» К. М. Шведчикову (26 книг), который показал, что «газета не только окупала расходы по ее изданию и рассылке, но даже приносила прибыль, и дефицита от издания не было»⁴. Что касается купленной партией типографии «Труд», то суммы на нее были собраны читателями, а частично взяты и из прибылей «Правды»⁵. Об этом говорилось и в финансовом отчете ЦК РСДРП(б) VI съезду. Докладчик И. Т. Смилга отметил, что «целый ряд материалов, необходимых для доклада, находится в руках контрразведки»⁶. Так что органам следствия вполне было по силам на основании этих документов, на основе банковских счетов определить, откуда и какие суммы имелись тогда у партии большевиков. И если бы власти Временного правительства располагали не фальсификациями клеветников, а настоящими данными о «немецких миллионах», они бы их не преминули использовать. Однако в обвинении прокурора Петроградской судебной палаты, опубликованном с одобрения министра юстиции П. Н. Переверзева, содержатся лишь грубо подтасованные факты, рассчитанные на простаков. Не случайно сам министр ушел в отставку, а подозреваемые большевики освобождены от ареста. Все это известно.

Наряду с комиссией Временного правительства и совершенно независимо от нее в Швейцарии работала выбранная на заседании Центрального эвакуационного комитета комиссия «для расследования организации поездок через Германию» В нее входили представители Бунда, партии Поалей-цион, меньшевик и большевик. Председательствовал меньшевик Ю. Райхесберг. Поэтому заподозрить комиссию в симпатиях к большевикам никак невозможно. Но и она пришла к выводу об отсутствии каких-либо данных относительно секретных связей эмигрантов с германскими властями. Впервые обратил внимание на этот факт американский исследователь А. Сенн⁷. Нелишне в данном случае сказать, что на помощь российским детективам приходили тогда и представители французской разведки, также пытавшиеся добыть доказательства причастности большевиков к немецким финансам. Этим же занимались и англичане. Но ни те, ни другие подтверждений такой версии найти не смогли⁸.

Очень важным представляется исследование финансовых документов большевистской партии гой поры. Если верить всем, кто пытается утверждать, что большевики получали субсидии от кайзеровской Германии, то важно разобраться, а куда, на что эти средства были употреблены. Финансовые документы ЦК РСДРП(б) 1917 г. изучались исследователем В. В. Аникеевым. Результаты их отражены в хронике «Деятельность ЦК РСДРП(б) в 1917 году» и в монографии «Документы Великого Октября»⁹. В последней имеется раздел «Финансовые документы ЦК РСДРП(б)», в котором проанализированы приходо-расходная книга и месячные финансовые отчеты ЦК РСДРП(б).

К моменту Октябрьской революции в кассе ЦК имелось 8245 руб. 45 коп. Исследователь на основе изучения финансовых документов пришел к выводу: «...за восемь месяцев революции от Февраля к Октябрю видно, что ЦК полностью обеспечивал все свои денежные расходы за счет средств, поступавших от партийных изданий, пожертвований рабочих, солдат, крестьян, от процентных отчислений с доходов партийных комитетов»¹⁰. Как видим, и документы ЦК РСДРП (б) не дают никакого повода для разговора о получении партией каких-либо сумм от кайзеровской Германии.

Тем не менее миф о немецких миллионах продолжал искусственно поддерживаться. Зимой 1917/18 г. правительственным агентом комитета общественной информации Соединенных Штатов Америки Э. Сиссоном были приобретены в России будто бы подлинные документы, свидетельствующие об измене Ленина и Зиновьева, об ассигнованиях большевикам на пропаганду пацифистских взглядов, на организацию Красной гвардии и т. п. Получить их удалось через журналиста Е. Семенова, который, как он сам утверждал, имел доступ в Смольный и смог там взять «подлинники» и сделать копии. Версия Семенова вызывает подозрения уже тем, что он дважды отказывался от приглашений в США, чтобы подтвердить подлинность документов. А то, что Сиссон стал обладателем фальшивки, заподозрили уже американские специалисты. А вот как оценивали материалы Сиссона люди, которые не испытывали особых симпатий к большевикам. Так, первый президент Чехословакии Масарик, ознакомившись с ними, пришел к выводу, что для сведущего человека уже из содержания документов «сразу было видно, что наши друзья купили подделку»¹¹. Даже на П. Н. Милюкова, которому очень хотелось бы поверить этим документам, они произвели впечатление фальсификации. Весьма пристрастный к большевикам С. П. Мельгунов также был вынужден воскликнуть: «Нет, без всяких колебаний нужно отвергнуть все эти сенсации, как очень грубую и неумно совершенную подделку»¹².

Сегодня авторы газеты «Россия», еженедельника «Столица» пытаются вновь реанимировать эту подделку, грозятся растиражировать ее, хотя историками давно доказана подложность так называемых материалов Сиссона, темный источник их появления.

Но вот что интересно. Если в этой подделке говорилось о 50 млн рублей на содержание Красной гвардии, то несколько лет позднее Э. Бернштейн, который пытался внести собственную лепту в обвинения Ленина, уже заговорил о 50 млн золотых марок для «осуществления социалистической революции». Немецкие коммунисты в своей газете «Die Rote Fahne», а затем в рейхстаге предложили Бернштейну или назвать точный источник его информации, или он будет публично назван клеветником. Карл Каутский, к которому Бернштейн обратился за советом, отослал его к Парвусу, к фондам министерства иностранных дел. Неизвестно, обращался ли Бернштейн к Парвусу, но ничего вразумительного об источнике своей информации он так и не сообщил. Германское же правительство в 1921 г. официально заявляло, что в министерстве иностранных дел никаких документов о финансовой поддержке большевиков не найдено¹³.

Благодаря публикации в СССР документов МИДа кайзеровской Германии Вернером Хальвегом, появилась возможность проследить документально отношения Ленина и всех русских эмигрантов, возвратившихся на родину в 1917 г., с германскими властями. Книга В. Хальвега, изданная в Германии еще в 1957 г., ныне переведена на русский язык¹⁴ и вполне доступна любому желающему знать не только старые сплетни, но и фактическую сторону проблемы. Ни о каких финансовых отношениях между Лениным и теми, кто действовал по его поручению с немецкими властями, в документах нет и речи. И совершенно прав В. Хальвег, который в заключение своего обстоятельного введения написал: «Для Ленина, стремящегося изо всех сил дать толчок большевистской мировой революции, решающим является как можно скорее достичь России; то, что эту возможность предлагает ему противник, «классовый враг», для него как раз никакой роли не играет. Вот почему большевистский вождь изъявляет готовность принять немецкое предложение, однако при этом ничем... себя не связывая. Даже путевые расходы революционеры оплачивают из собственных средств»¹⁵. Добавлю к этому, что Ленин сам скрупулезно вел запись дорожных расходов, расчеты с хозяйкой, с руководителем проезда Ф. Платтеном¹⁶. Сборы, проводы и проезд через Германию описаны неоднократно. С немецкой пунктуальностью сопровождавшие русских эмигрантов выполняли заранее оговоренные условия проезда.

Так же лишены оснований домыслы о том, что Ленин, русские революционеры приехали «из эмиграции с огромными германскими деньгами», что они пользовались кайзеровскими субсидиями¹⁷. Современные попытки вновь реанимировать ложь о «немецких миллионах» никакого отношения к выяснению исторической истины не имеют. Эта акция представляет собой то же орудие в политической борьбе между революцией и реакцией, какой она была в 1917 г.

Навет, возведенный на Ленина, большевиков в 1917 г. и неоднократно разоблаченный и самими большевиками, и объективными исследователями, как видим, все еще находит своих сторонников.

Примечания:

¹ См.. Пролетарская революция. 1923. № 9. С. 229, 231. См. также: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 437—439.

² См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 37. С. 111—125; Пятый созыв Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета: Стеногр. отчет М. 1919 С 257, 266.

³ ЦПА ИТИС, ф. 4, оп. 3, д. 41, л. 172, 379.

⁴ Там же, л. 187.

⁵ Там же.

⁶ Шестой съезд РСДРП (большевиков). Август 1917 г.: Протоколы. М., 1958. С. 38.

⁷ См.: Соловьев О. Ф. Обреченный альянс. М., 1986. С. 206—207, 253.

⁸ См. там же. С. 220.

⁹ См.: Аникеев В. В. Деятельность ЦК РСДРП(б) в 1917 году: (хроника событий). М., 1969; Он же. Документы Великого Октября. М., 1977.

¹⁰ Аникеев В. В. Документы Великого Октября. С. 206.

¹¹ Цит. по: Мельгунов С. П. Золотой немецкий ключ большевиков. Нью-Йорк, 1989. С. 133.

¹² Там же. С. 145—146.

¹³ См.: Минц И. И. История Великого Октября: В 3 т. М., 1978. Т. 2. С. 86.

¹⁴ См.: Хальвег В. Возвращение Ленина в Россию в 1917 году. М., 1990.

¹⁵ Хальвег В. Указ. соч. С. 49.

¹⁶ См.: Ленинский сборник XXI. С. 79—80.

¹⁷ См.: Огонек. 1990. № 51. С. 28.

 

- Сейчас в нашей стране происходит процесс становления политического плюрализма. В этой связи небезынтересно узнать, а как Ленин относился к многопартийности?

 

Е. Виттенберг: Отношение Ленина к многопартийности было неоднозначным и менялось в зависимости от конкретных исторических условий. До февраля 1917 г. партия большевиков выступала за победу в стране буржуазно-демократической революции (программа-минимум), а стало быть, и за многопартийность, являющуюся атрибутом цивилизованного буржуазного общества.

Вместе с тем анализ истории отношений большевиков с меньшевиками, эсерами, уже не говоря о представителях буржуазных партий, показывает, что взаимоотношения между ними не часто можно было охарактеризовать как толерантные, тяготеющие к консенсусу. Значительно чаще они носили на себе печать взаимной нетерпимости, конфронтационности, конфликтности.

В дооктябрьской истории известны факты совместной работы большевиков и меньшевиков в Советах, профсоюзах, взаимообогащения программных документов теоретическими положениями друг друга и т. д. Высказывались также и идеи создания блока всех сил социалистической ориентации. Так, например, социалист-революционер П. В. Карнович писал из Шлиссельбургской крепости после манифеста 17 октября 1905 г.: «Несколько времени тому назад я узнал о выступлении на поле битвы с.-р. партии, воплотившей в своей программе все мои стремления и надежды. В то же время я с болью в сердце узнал о разногласии между двумя партиями, представляющими социализм в России. Дорогие товарищи! Ищите скорее в наших программах того, что ведет к единению, чем упорно подчеркивать разногласия, решение которых предстоит будущему»¹.

Идея возможности сотрудничества с партиями социалистической ориентации в тактическом плане рассматривалась и большевиками. Так, например, Ленин считал в начале сентября 1917 г., что союз большевиков, меньшевиков и эсеров сделал бы гражданскую войну невозможной.

Проходившее в сентябре 1917 г. Демократическое совещание ставило своей задачей передвижку власти в сторону формирования однородного социалистического правительства. Однако этого не произошло из-за расхождений между большевиками, меньшевиками и эсерами в понимании «революционной демократии» Большевики понимали под ней только Советы, а меньшевики и эсеры помимо Советов — местное самоуправление, кооперативы, профсоюзы² и т. д.

Созданию однородного социалистического правительства мешали, разумеется, не только теоретические разногласия, но и недоверие большевиков, меньшевиков и эсеров друг к другу, партийные и личностные амбиции, исторический груз взаимной вражды и нетерпимости. Однако Ленин понимал, что социальная база социалистической революции нуждается в расширении за счет участия в органах власти представителей партий социалистической ориентации.

Второй съезд Советов, как известно, избрал Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет (ВЦИК) в составе 101 человека, в том числе 62 большевика, 29 левых эсеров, 6 меньшевиков-интернационалистов, украинских социалиста и 1 эсер-максималист.

Вместе с тем однородное социалистическое правительство на II Всероссийском съезде Советов создать не удалось. Сегодня кое-кто склонен обвинять в этом Ленина и большевиков. Подобного рода обвинения в адрес партии выдвигались еще в ноябре 1917 г. Отвечая на них, Ленин писал: «Нас обвиняют, в том, что мы неуступчивы, что мы непримиримы, что мы не хотим разделить власти с другой партией. Это неправда, товарищи!»³ Действительно, факты свидетельствуют о том, что на II съезде Советов большевики предлагали меньшевикам и эсерам разделить с ними власть. Но меньшевики и эсеры не только не захотели войти в правительство, но вообще покинули съезд, отказавшись признать программу Советской власти. В работе съезда продолжали принимать участие левые эсеры, но и они отказались войти в правительство, проводя выжидательную тактику.

Однако уже 17 ноября 1917 г. левые эсеры изменили свою позицию и их представитель А. Л. Колегаев вошел в СНК в качестве наркома земледелия, а 9 декабря еще шесть левых эсеров стали народными комиссарами. К сожалению, коалиционное правительство просуществовало лишь несколько месяцев.

Таким образом, среди наиболее вероятных альтернатив развития страны, а именно создания блока социалистических партий или однопартийной системы, предпочтение получила последняя. Почему так произошло? Этот вопрос еще нуждается в серьезной проработке с привлечением новых архивных источников. Однако уже сегодня можно сказать, что коалиционное социалистическое правительство не состоялось по вине всех партий, занимавших по основным вопросам жесткую, бескомпромиссную позицию.

Период «военного коммунизма» характеризовался репрессиями против представителей всех партий, которые вступили на путь открытой борьбы против Советской власти. Гражданская война развела большевиков с меньшевиками и эсерами, по сути дела, по различные стороны баррикад.

Осенью 1920 г. произошла некоторая либерализация в отношении большевиков к меньшевикам и эсерам. Был разрешен выпуск журнала «Знамя» — органа левых эсеров, журнала «Народ», издававшегося группой «меньшинства партии социалистов-революционеров» (МПСР).

Представителей меньшевиков и эсеров в конце декабря пригласили принять участие в работе VIII Всероссийского съезда Советов, где они выступили со своими декларациями⁴.

Однако кронштадтский мятеж и восстания крестьян вновь привели к ужесточению репрессий против меньшевиков и эсеров. В то же время в отношении Ленина к многопартийности в период перехода к нэпу наметился и другой, весьма интересный аспект. На X съезде РКП(б) он признал ее возможность и закономерность, осознав, что плюрализм собственности, плюрализм социально-экономических интересов, возникающие в период нэпа, должны быть оформлены и в соответствующий политический плюрализм. «Разумеется, — говорил Ленин на съезде, — что всякое выделение кулачества и развитие мелкобуржуазных отношений порождают соответствующие политические партии, которые в России слагались десятилетиями и которые нам хорошо известны. Здесь надо выбирать не между тем, давать или не давать ход этим партиям, — они неизбежно порождаются мелкобуржуазными экономическими отношениями, а нам надо выбирать, и то лишь в известной степени, только лишь между формами концентрации, объединения действий этих партий»⁵.

В январе 1922 г. Ленин вновь возвращается к идее многопартийности в плане статьи «Заметки публициста», которая, однако, осталась недописанной. Из этого плана следует, что Ленин думал о легализации меньшевиков, размышлял о возможности «единого фронта» с представителями мелкобуржуазной демократии⁶

Видимо, эту статью Ленин задумал как ответ на предложения, в частности К. Радека, легализовать меньшевистскую партию. Однако, как следует из записки Ленина В. М. Молотову для членов Политбюро ЦК РКП(б), он эту идею отверг. Вместо легализации меньшевиков Ленин предложил «1) Радеку выразить порицание за податливость меньшевикам. 2) Репрессии против меньшевиков усилить и поручить нашим судам усилить их»⁷.

Борьба меньшевиков и эсеров против Советской власти питала настроение непримиримости по отношению к ним. Это настроение сохранилось у Ленина до конца его жизни. Так, в работе «О задачах Наркомюста в условиях новой экономической политики» он потребовал от наркомата усиления репрессии против политических врагов Соввласти и агентов буржуазии (в особенности меньшевиков и эсеров); проведения этой репрессии... в наиболее быстром и революционно-целесообразном порядке; обязательной постановки ряда образцовых (по быстроте и силе репрессии...)⁸.

Таким образом, идея многопартийности, вытекавшая из существования многообразия форм собственности и социально-экономических интересов, возникших в период новой экономической политики, не была осуществлена на практике, что в немалой степени предопределило и недолговечность нэпа. Монистическая политическая система создала соответствующую монистическую экономическую систему, основывавшуюся, по сути дела, на одной форме собственности — государственной.

Сегодня становление плюрализма собственности сопровождается процессом развития и политического плюрализма — многопартийности, что дает нам шанс извлечь уроки из первых лет Советской власти и создать условия для сотрудничества всех, кто разделяет социалистический выбор.

 

А. Сорокин: В одном из апрельских номеров 1990 г. газета «Советская культура» познакомила читателей с мнениями известных советских и зарубежных историков по проблеме многопартийности. Так, Д. Хоскинг и Р. Такер констатировали, что Ленин даже в 1921 г. при переходе к нэпу ничего не сделал для того, чтобы пойти на переговоры с меньшевиками, не пытался реформировать однопартийное государство, а, наоборот, стремился его усилить⁹. Напротив, В. П. Наумов в предложениях Ленина по реорганизации Партийных структур в тот период увидел начало демократизации всего общества.

Кто прав?

Подчеркнем, что Ленину был глубоко чужд абстрактный, умозрительный подход к любым вопросам, в том числе и к рассматриваемому. Необходимо также иметь в виду всю совокупность его идей по этой проблеме. Как известно, Ленин связывал прогрессивное развитие общества с деятельностью партий рабочего класса. Выше уже говорилось, что в дооктябрьский период он выступал за установление парламентской демократии с ее политическим плюрализмом.

Рассматривая установление диктатуры пролетариата как непосредственную задачу социалистической революции, Ленин считал, что диктатуру осуществляет организованный в Советы пролетариат, которым руководит коммунистическая партия. «Партия, это — непосредственно правящий авангард пролетариата, это — руководитель»¹⁰. Тема главенствующей роли партии, без руководящих указаний которой не решается ни один вопрос, красной нитью проходит через все программные послеоктябрьские работы Ленина¹¹. Выступая на I Всероссийском съезде работников просвещения в июле 1919 г., Ленин, к примеру, говорил: «Да, диктатура одной партии! Мы на ней стоим и с этой почвы сойти не можем...»¹² Показательно, что здесь же обосновывался и отказ от сотрудничества с партиями меньшевиков и эсеров. Ленин мотивировал это их колебаниями в пользу буржуазии. И отнюдь не кронштадтский мятеж и не восстание Антонова заставили его, казалось бы, уже в новых условиях придерживаться прежнего мнения. Ведь даже в период «либерализации» внутриполитической жизни страны осенью — зимой 1920 г. Ленин с трибуны VIII Всероссийского съезда Советов квалифицировал партии меньшевиков и эсеров как «вольных или невольных, сознательных или бессознательных пособников международного империализма»¹³, констатировал, что «единство пролетариата в эпоху социальной революции может быть осуществлено только крайней революционной партией марксизма, только беспощадной борьбой против всех остальных партий»¹⁴

Что же заставляло Ленина придерживаться такой позиции? Очевидно, немалую роль здесь играл предшествующий политический опыт. И прежде всего тот, что связан с событиями конца 1917 — начала 1918 г. (нежелание эсеро-меньшевистских лидеров идти на компромисс после разгрома корниловского мятежа, уход меньшевиков и правых эсеров со II съезда Советов, их отказ идти на соглашение во время переговоров о создании однородного социалистического правительства). Видимо, эти события окончательно утвердили Ленина в мысли о невозможности конструктивного диалога с оппозицией в рамках парламентской демократии и ее основного представительного органа — Учредительного собрания. Оппоненты большевиков не проявили должной гибкости и политической дальновидности. Однако то же можно сказать и о большевиках. Ведь условием предлагавшегося ими компромисса являлось фактически ультимативное требование признания другими партиями Советской власти и осуществлявшихся в тот период социалистических преобразований. На наш взгляд, такая политика не могла явиться сколько-нибудь прочной, долговременной основой для компромисса с другими партиями, считавшими осуществление социалистических преобразований в тех условиях преждевременными. Соглашение с большевиками для них означало бы отказ от собственных программных установок, фактическую утрату своего политического лица. По сути то, что предлагали большевики, представляло собой не согласование через политический компромисс интересов различных слоев общества, а подчинение одних интересам других. Вряд ли такой путь был реалистичен в длительной перспективе. Не случайно, что очень скоро даже левые эсеры, вошедшие в СНК, разорвали свой блок с большевиками. Следует, видимо, признать, что большевики до определенной степени переоценивали возможность одной партии отразить и воспроизвести в собственной политической линии реальные интересы большинства всего населения страны.

Конечно, Ленин понимал, что в условиях нэпа, знаменовавшего фактическое признание наличия противоречивых интересов в обществе, могут возникнуть и другие партии. Об этом, как уже выше отмечалось, он говорил на X съезде РКП(б). Но делать вывод, что будто Ленин тогда признал возможность и закономерность многопартийной системы, было бы, пожалуй, преувеличением. До этого признания оставался всего один шаг, но он тогда не был сделан. Ибо здесь же, на X съезде, Ленин подчеркивал, что допускать меньшевиков и эсеров до реального дела можно лишь в хозяйственных делах, в кооперации, причем под «систематическим контролем и воздействием» коммунистов¹⁵. Характерна и отрицательная в целом реакция Ленина на предложения в 1921 г. ряда партийцев (И. Вардин, Н. Осинский, Г Мясников) демократизировать внутриполитический режим в стране, допустить в той или иной форме действие оппозиционных партий, обеспечить свободу печати. Интересно содержание сохранившегося письма к Г Мясникову. Ленин, соглашаясь с Мясниковым в необходимости замены лозунга «гражданская война» лозунгом «гражданский мир», тем не менее категорически отвергал лозунг «свободы слова» По его мнению, свобода слова означала бы свободу политической организации буржуазии, облегчение дела врагу. А мы, заявлял Ленин, «самоубийством кончать не желаем и потому этого не сделаем»¹⁶. Можно привести и такой факт. В период подготовки к Генуэзской конференции Г В. Чичерин в одном из писем спрашивал Ленина: «Если американцы будут очень приставать с требованием representative institutions (представительных учреждений. — Ред.), не думаете ли, что можно было бы за приличную компенсацию внести в нашу конституцию маленькое изменение..?» В ответ Ленин отчеркнул слова «можно было» четырьмя чертами, поставил на полях три вопросительных знака и написал: «Сумасшествие!!»¹⁷

На XI съезде в марте 1922 г. Ленин вновь подчеркивал: ...капитализм мы допускаем, но в тех пределах, которые необходимы крестьянству. Это нужно! Без этого крестьянин жить и хозяйничать не может. А без эсеровской и меньшевистской пропаганды он, русский крестьянин, мы утверждаем, жить может»¹⁸. Сходной позиции придерживались и другие представители руководства, о чем свидетельствует, в частности, выступление Г. Е. Зиновьева на XII партийной конференции в августе 1922 г.

И все же думается, что инкриминировать Ленину абсолютную нетерпимость вряд ли приемлемо. Известны его высказывания о допустимости и полезности инакомыслия в партии. Известно и то, что запрещение фракций в 1921 г. Ленин отнюдь не связывал с отказом от обсуждений важнейших вопросов, для чего организовывалось издание дискуссионных листков, защищались права меньшинства и т. д. Следует помнить и о периоде «либерализации» во второй половине 1920 — начале 1921 г., когда были расширены легальные возможности для деятельности партий меньшевиков, левых эсеров, отколовшегося от правых эсеров «меньшинства партии социалистов-революционеров» (МПСР). В ноябре 1921 г. была разрешена деятельность частных издательств, проведена реформа ВЧК (февраль 1922 г.), существенно ограничившая сферу действия и полномочия нового органа — ГПУ Весной 1922 г. принят Гражданский кодекс РСФСР, направленный на укрепление законности. Жесткие меры внутренней политики последовали лишь после ухудшения экономического положения в стране, сопровождавшегося обострением политического кризиса.

Показательно, что Ленин постоянно обращался к этому вопросу. Возможно, что следующим шагом Ленина-политика, идущего от практики, в конечном итоге могло стать признание многообразия интересов и в политической сфере, признание многопартийности. К сожалению, у Ленина в запасе уже практически не оставалось времени и его напряженный теоретический поиск, отразившийся в последних его работах конца 1922 — начала 1923 г., по ряду позиций так и остался незавершенным¹⁹.

Примечания:

¹ Цит. по: Савинков Б. Воспоминания террориста; Конь бледный; Конь вороной. М., 1990. С. 254—255.

² См.: Иоффе Г., Рабинович А. Россия, осень семнадцатого Коммунист. 1990. № 16. С. 80.

³ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 75.

⁴ См.: Голанд Ю. Политика и экономика: (Очерки общественной борьбы 20-х годов) // Знамя. 1990. № 3. С. 116—117.

⁵ Ленин В. И.Полн. собр. соч. Т. 43. С. 75.

⁶ См. там же. Т 44. С 504, 505.

⁷ Там же. Т. 54. С. 148.

⁸ См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 44. С. 396.

⁹ См.: В спорах о Ленине. Вождь? Памятник? Человек? Сов. культура. 1990. 21 апр. С. 3.

¹⁰ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 42. С. 294.

¹¹ См. там же. Т. 41. С. 30—31, 402, 403^04; Т. 42. С. 254, 294; Т 43. С. 94; и др.

¹² Там же. Т. 39. С. 134.

¹³ Там же. Т. 42. С. 172.

¹⁴ Там же. С. 173.

¹⁵ См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т 43. С. 75.

¹⁶ Там же. Т. 44. С. 79.

¹⁷ Владимир Ильич Ленин: Биогр. хроника. М., 1982. Т. 12. С. 139—140.

¹⁸ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т 45. С. 120.

¹⁹ Последние его работы, известные как «Политическое завещание», не позволяют судить о том, как Ленин относился к этой проблеме в последние месяцы своей деятельности. Однако показательным представляется уже и само отсутствие этой темы в «Завещании»

 

- Можно ли узнать более подробно о том, какую позицию занимали Ленин и другие лидеры большевиков осенью 1917 г. по вопросу о так называемом «однородном социалистическом правительстве»?

 

А. Чернобаев: Исчерпывающе ответить на поставленный вопрос не просто, так как большинства протоколов заседаний ЦК РСДРП(б), на которых он рассматривался, не сохранилось. Тем не менее имеющиеся источники позволяют достаточно полно проследить ход и результаты первой после победы Октябрьского вооруженного восстания внутрипартийной дискуссии, имевшей огромные последствия.

Как уже отмечалось, Советское правительство, сформированное на II Всероссийском съезде Советов, было однопартийным. Однако произошло это вовсе не потому, что большевики не хотели привлекать в него представителей других партий, входивших в Советы. Вопрос о составе, структуре и названии нового правительства неоднократно обсуждался 24—26 октября (6—8 ноября) 1917 г. на заседаниях ЦК РСДРП(б) и совещаниях членов ЦК с делегатами-большевиками II съезда Советов. После демонстративного ухода со съезда меньшевиков, правых эсеров и бундовцев возникла реальная угроза сужения социальной базы будущего правительства. Понимая это, большевики предложили войти в него левым эсерам, однако получили отказ. Только после этого ЦК РСДРП(б) утвердил состав однопартийного большевистского правительства для внесения его на съезд Советов. «Мы крайне сожалеем, — писал несколько дней спустя Ленин, — что товарищи левые эсеры отказались, мы считаем их отказ недопустимым для революционера и сторонника трудящихся, мы во всякое время готовы включить левых эсеров в состав правительства, но мы заявляем, что, как партия большинства на Втором Всероссийском съезде Советов, мы вправе и обязаны перед народом составить правительство»¹.

Документы свидетельствуют, что создание высших органов советского государственного управления не вызвало вначале каких-либо трений в большевистском руководстве, Из 15 членов сформированного на II съезде Советов правительства 7 входили в состав ЦК РСДРП(б). Председателем ВЦИК также был избран член ЦК Л. Б. Каменев.

Однако уже вскоре обстановка в ЦК резко изменилась. Острые разногласия возникли после предъявления Викжелем (Всероссийский исполнительный комитет профсоюза железнодорожников) требования создать социалистическое правительство из представителей всех партий «от большевиков до народных социалистов» с одновременным упразднением ВЦИК и СНК и формированием взамен ВЦИК «Народного совета» В открытом при Викжеле совещании по вопросу о составе правительства приняли участие представители меньшевиков-оборонцев, меньшевиков-интернационалистов, правых и левых эсеров, союза почтово-телеграфных служащих, Петроградской городской думы, Исполкома Совета крестьянских депутатов и др. Свое требование Викжель подкреплял угрозой приостановки железнодорожного сообщения.

29 октября (11 ноября) сложившаяся ситуация была обсуждена на заседании ЦК РСДРП(б). Принимается решение: признать необходимым расширение базы правительства и возможным изменение его состава. Для участия в совещании при Викжеле делегировались Г Я. Сокольников и Л. Б. Каменев. Платформа переговоров: новое правительство создает ЦИК и ответственно перед ним; правительство подтверждает декреты II съезда Советов о мире и земле; ЦИК должен быть пополнен представителями ушедших со II съезда партий в пропорциональном количестве. Поименным голосованием ЦК отверг предложение о вхождении в новое правительство «всех советских партий» («за» голосовали лишь JI. Б. Каменев, В. П. Милютин, А. И. Рыков и Г Я. Сокольников)².

Следует отметить, что Ленин на данном заседании ЦК отсутствовал. Но он был в курсе принятых решений. Выступая в ночь на 30 октября (12 ноября) на заседании большевистской фракции ВЦИК, Владимир Ильич впервые подверг критике Каменева и его сторонников, требующих пойти на создание «однородного социалистического правительства»³.

На переговорах с Викжелем Каменев, Сокольников и представитель ВЦИК большевик Д. Б. Рязанов придерживались линии на соглашение с партиями, входящими в Советы. Они не возражали против предложений о создании коалиционного правительства во главе с В. М. Черновым или Н. Д. Авксентьевым, прекращении борьбы с войсками Керенского и т. д. Эту позицию Каменев отстаивал и на расширенном заседании ЦК РСДРП(б) 1(14) ноября. С резким осуждением его доклада трижды выступал Ленин. «Политика Каменева, - подчеркивал он, — должна быть прекращена в тот же момент. Разговаривать с Викжелем теперь не приходится»⁴. Тем не менее большинство членов ЦК (10 — «за», — «против») высказалось за продолжение переговоров для разоблачения несостоятельности попыток создания коалиционного правительства.

Принятое решение не удовлетворило ни одну из сторон. На заседании ЦК РСДРП(б) 2(15) ноября Ленин настоял на принятии написанной им резолюции, в которой утверждалось, что сложившаяся внутри ЦК оппозиция «целиком отходит от всех основных позиций большевизма и пролетарской классовой борьбы вообще, повторяя глубоко немарксистские словечки о невозможности социалистической революции в России, о необходимости уступить ультиматумам и угрозам уйти со стороны заведомого меньшинства советской организации, срывая таким образом волю и решение II Всероссийского съезда Советов, саботируя таким образом начавшуюся диктатуру пролетариата и беднейшего крестьянства»⁵. В свою очередь Каменев и его сторонники заявляли, что 1 ноября ЦК принял резолюцию, «на деле отвергающую соглашение с партиями, входящими в Совет р. и с. депутатов, для образования социалистического Советского правительства» По их мнению, это была гибельная политика, проводимая «вопреки воле громадной части пролетариата и солдат, жаждущих скорейшего прекращения кровопролития между отдельными частями демократии»⁶.

На заседании ВЦИК, проходившем в ночь со 2 (15) на 3 (16) ноября, большевистская фракция, при прямом участии членов ЦК из состава меньшинства, голосовала за резолюцию, которая шла вразрез с решением ЦК от 2 ноября и предусматривала изменение состава правительства. Узнав об этом, Ленин пишет «Ультиматум большинства ЦК РСДРП(б) меньшинству» Документ, подписанный 10 членами ЦК, был оглашен на заседании Центрального Комитета 4 (17) ноября. ЦК категорически потребовал от меньшинства подчинения партийной дисциплине и проведения политики, определенной решениями ЦК. В ответ Л. Б. Каменев, Г Е. Зиновьев, А. И. Рыков, В. П. Милютин и В. П. Ногин вышли из ЦК, а трое последних и И. А. Теодорович сложили с себя звание народных комиссаров. К их заявлению присоединились Д. Б. Рязанов, Ю. Ларин и некоторые другие видные советские работники.

На этом борьба «большинства» и «меньшинства» не прекратилась. 5 или 6 (18 или 19) ноября ЦК принял второй написанный Лениным ультиматум Каменеву, Зиновьеву, Рязанову и Ларину. В нем утверждалось, что названные товарищи, оставаясь в партии, продолжают вносить колебания в ряды революционных борцов, срывают и тормозят работу в Советах, муниципальных учреждениях, профсоюзах и т. п. От оппозиции требовалось — либо немедленно подчиниться решениям ЦК и проводить его политику, либо отстраниться от всякой публичной партийной деятельности и покинуть все ответственные посты в рабочем движении, впредь до партийного съезда.

Тогда же Ленин от имени ЦК РСДРП(б) обратился «Ко всем членам партии и ко всем трудящимся классам России» Он писал, что «дезертирский поступок нескольких человек из верхушки нашей партии не поколеблет единства масс, идущих за нашей партией, и, следовательно, не поколеблет нашей партии»⁷. Ленин назвал неправдой обвинения в адрес большевиков, будто они неуступчивы, непримиримы, не хотят разделить власти с другими партиями: «Мы предложили и предлагаем левым эсерам разделить с нами власть. Не наша вина, если они отказались»⁸. Единственным условием согласия большевиков разделить власть с меньшинством Советов Владимир Ильич выдвигал лояльное, честное обязательство этого меньшинства подчиняться большинству и проводить программу, одобренную II съездом Советов. Логика ленинских рассуждений проста: «В России завоевана Советская власть, и переход правительства из рук одной советской партии в руки другой партии обеспечен без всякой революции, простым решением Советов, простым перевыбором депутатов в Советы»⁹. На II Всероссийском съезде Советов преобладали депутаты-большевики, поэтому и правительство составлено этой партией. После съезда, «впредь до созыва третьего, или впредь до перевыбора Советов, или впредь до составления нового правительства Центральным Исполнительным Комитетом, только большевистское правительство может быть теперь признано Советским правительством»¹⁰.

Такова фактическая сторона острого политического кризиса, который едва не привел к расколу партии. В ходе развернувшейся бурной дискуссии в полной мере проявились характерные для Ленина непреклонная воля, решительность, твердая уверенность в поддержке линии большинства ЦК широкими массами трудящихся. Представляется, что неправомерно обвинять Ленина в нежелании идти на уступки другим партиям, недемократичности или стремлении к личной диктатуре. Вместе с тем, на мой взгляд, в борьбе с «дезертирами» Ленин допускал излишнюю категоричность. Именно он был инициатором предъявления ультиматумов меньшинству членов ЦК, отстранения Каменева от должности Председателя ВЦИК, отклонения просьбы Рыкова, Каменева, Милютина и Ногина об их возвращении в ЦК.

В конкретно-исторической обстановке того времени вопрос об «однородном социалистическом правительстве» имел чрезвычайно важное значение. Фактически речь шла о сохранении или ликвидации завоеваний Октябрьской революции. Разногласия в руководстве большевистской партии вызвали ликование в стане их противников. Буржуазная печать пророчила неизбежную гибель большевистского правительства. Однако этого не произошло. 7 (20) ноября с призывом подчиниться партийной дисциплине выступил в «Правде» Зиновьев. 17 (30) ноября дали согласие войти в состав Совнаркома левые эсеры. Это позволило создать двухпартийное правительство, что упрочило социальную базу революции. Первый после Октября внутрипартийный кризис в РСДРП(б) был преодолен.

Примечания:

¹ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т 35. С 72 73.

² См.: Известия ЦК КПСС. 1989. № 1. С. 229—230.

³ См.: Владимир Ильич Ленин: Биогр. хроника. М., 1974. Т. 5. С. 16.

⁴ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 43.

⁵ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 44.

⁶ Известия ЦК КПСС. 1989. № 1. С 232.

⁷ Ленин В. Я. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 74.

⁸ Там же. С. 75.

⁹ Там же. С. 72.

¹⁰ Там же. С. 73.

 

- Ленина называют социальным экспериментатором, ввергшим страну и народ в многочисленные бедствия ради осуществления бесплодных идей. Стоит ли сегодня призывать к «новому» прочтению Ленина? Может быть, пора покончить с восхищениями революциями вообще, а Октябрьской и Февральской в частности? Зачем вмешиваться в естественный ход истории?

 

Э. Андреев: Ленин, коммунистические идеи, Октябрьская революция, строительство социализма... Трудно в истории нашей страны найти время, когда отношение к ним было бы столь неоднозначным и противоречивым, как сегодня. Всесторонний и глубокий кризис всех сторон жизни общества, отсутствие ощутимых результатов перестройки породили волну резкой критики в адрес тех ценностей, которые еще совсем недавно признавались важнейшими и незыблемыми. Вопрос, по существу, ставится так: если все попытки «осчастливить народ» со стороны Ленина и созданной им партии приводили и приводят к новым жертвам, то не лучше ли навсегда расстаться с ленинизмом и со всем тем, что с ним снизано, — с его революционной идеологией и методами действия, с его партией и строем? Необходимо прекратить всякое вмешательство в естественноисторический процесс! Пусть общество развивается так, как растет дерево, как течет река.

Что можно сказать по этому поводу? Ну прежде всего то, что развитие природы и развитие общества это хотя и неразрывно связанные, но принципиально различные вещи. Существуют две формы объективного процесса: природа и целенаправленная деятельность людей. В общественных отношениях возможности развития реализуются не напрямую, а через действия субъективного фактора. Общество просто погибнет, если не будет познавать свои законы, разрешать противоречия, осуществлять сознательный выбор и действия, адекватные требованиям жизни, создавать необходимые условия для проявления своих способностей. В этом смысле (избежать вмешательства в естественный ход событий невозможной.

Значит, дело вовсе не в том, вмешиваться или нет в естественный ход истории, позволить или не позволить обществу расти, как дерево, развиваться так, как течет река. Все дело — в характере деятельности людей, степени ее соответствия объективным законам общества, в эффективности действующей системы управления, в достоверности политики, осуществляемой той или иной партией с точки зрения выражения в ней интересов и потребностей классов, народа в целом, в уровне его самодеятельности и зрелости механизмов саморегулирования общественных отношений поэтому более правильным будет поставить вопрос иначе. Хотелось бы выяснить: при каких условиях и в силу каких причин те или иные идеи и связанные с ними действия либо повсеместно отторгаются, «отчуждаются» людьми, либо становятся привлекательными и приносят практический успех? Каковы объективные критерии и «социальная технология» воплощения этих идей в жизнь?

Не секрет, что на одном из первых мест среди тех, кто находил ответы на поставленные вопросы, кто выдвигал идеи и добивался их реализации, намечал цели и достигал их, принимал и выполнял свои решения, был Ленин. Поразительны уроки его жизни, его самоанализ как мыслителя-революционера и политического деятеля.

Ленин всю жизнь боролся против различного рода «социальных экспериментаторов», которые исходили не из реальной жизни, а из своих схем, догм, норм, формул и т. п., навязывая их обществу. Себя он причислял к «разумным социалистам», т. е. к тем, кто «никогда и в мыслях не имел того, чтобы мы могли по какой-то заранее данной указке сложить сразу и составить одним ударом формы организации нового общества»¹. Тем более он, как марксист, никогда не верил в то, что даже самая сильная и гениальная личность способна «ввергнуть страну и народ в многочисленные бедствия ради осуществления бесплодных идей.

Социальные революции не делаются по заказу, «по щучьему велению, по моему хотению», по желанию и воле даже самых организованных и многочисленных партий. Ленин прекрасно понимал, что «никогда миллионы людей не будут слушать советов партий, если эти советы не совпадают с тем, чему их учит опыт собственной жизни»². И Февральская и Октябрьская революции как звенья одной цепи были народными восстаниями против катастрофической ситуации в обществе, порожденной политикой царизма и буржуазии, мировой бойней и гражданской войной. За Лениным и большевиками народные массы пошли потому, что они оказались единственной силой, способной предложить путь к спасению и возрождению Отечества, программу, отвечающую чаяниям народа. Это признавали и признают сегодня люди, отнюдь не разделяющие взглядов большевиков. Н. Бердяев, например, писал: «В этот момент большевизм, давно подготовленный Лениным, оказался единственной силой, которая с одной стороны могла докончить разложение старого и с другой стороны организовать новое. Только большевизм оказался способным овладеть положением, только он соответствовал массовым инстинктам и реальным соотношениям»³.

Весьма поучительно ныне проанализировать мысли Ленина, высказанные им в связи с первыми годовщинами Октября. В чем он видел главный урок первых двух лет революции? В уроке «строительства рабочей власти», т. е. в участии рабочих в общем управлении государством. Конечно, они «наделали тысячи ошибок, и от каждой ошибки сами страдали» Но каждая ошибка выковывала и закаляла их в той трудной работе, за которую «они взялись собственной энергией, собственными руками» Причем в самые критические моменты, грозящие гибелью революции, когда сеялась паника, рабочие-коммунисты шли к трудящимся и широко открывали двери партии, звали их к совместной работе⁴.

В третью годовщину Советской власти Ленин призывал к «общей солидарной работе», к выполнению второй задачи революции — «труднейшей, строительной, созидательной» В ней ничего нет, говорил он, кроме мелочей, мелких хозяйственных дел, которые можно преодолеть лишь трудовым энтузиазмом и волей к труду.

В четвертую годовщину революции Ленин размышлял о соотношении буржуазно-демократических и социалистических преобразований, о последствиях отступления от намеченного еще до революции плана постепенного завершения первых преобразований и перехода после подготовки «посылок цивилизации» ко вторым. Он признает, что именно в «этом самом важном и самом грудном деле у нас было всего больше неудач, всего больше ошибок»⁵.

В пятую годовщину Ленин анализирует причины и характер тяжелого кризиса, возникшего в результате этих ошибок в 1921 г., а также успехи и уроки новой экономической политики. Политики, которую сегодня даже люди типа 3. Бжезинского характеризуют как «самую открытую и интеллектуально новаторскую фазу русской истории XX столетия», как «период экспериментирования, гибкости и умеренности», как лучшие годы «той эры, начало которой возвестила революция 1917 года»⁶

В чем секрет успеха этой политики? Логика ленинского поиска была такова: нельзя построить новое общество руками одних коммунистов. Это ребячья затея. Надо в дело создания новой общественной связи, новой трудовой дисциплины, новой организации труда вовлечь всю массу трудящихся и эксплуатируемых. Но как это сделать? Чем их можно привлечь? Возможностью работы на себя. А для этого необходимо решить две задачи: «обобществить» государство, подчинив его народу, и провести «культурную» работу с мелкими производителями (кооперировать их. создать необходимую материальную базу, ликвидировать безграмотность)⁷. Введению «работы на себя» мешают отсталость страны, отсутствие обмена между промышленностью и земледелием, раздробленность мелкого производителя, его нищета, бескультурье и т. п. Как соединить личный интерес («работу на себя») с государственным (с работой на «дальних»)? Самое трудное здесь — определить, «какие посредствующие пути, приемы, средства, пособия нужны для перехода докапиталистических отношений к социализму. В этом весь гвоздь»⁸.

Ответ подсказала жизнь — надо действовать не на энтузиазме непосредственно, а при помощи энтузиазма, на личном интересе, на личной заинтересованности. Путем замены продразверстки продналогом, через хозрасчет, кооперацию. Поняв это, Ленин неустанно ищет действенные инструменты укрепления взаимодействия личного, коллективного и государственного интересов, как прямой (через план), так и обратной (через рынок) связи между ними. Достаточно вспомнить, например, получившую в годы нэпа распространение систему синдикатов добровольных паевых объединений предприятий, связывавших последние с рынком. Однако, к сожалению, эти творческие поиски продолжались недолго.

Виноват ли Ленин в том, что сделали с его словом и делом, с его наследием после его смерти? Разве он завещал относиться к нему по-сталински или по-радикально-либеральному? Бесспорно, что ленинизм нуждается в защите. Но все дело в том, как это делать. Сегодня одинаково неприемлемы как слепая вера в ленинизм, продолжение его канонизации, попытки найти в нем ответы на все вопросы современности, так и отказ от него. При переосмыслении ленинского наследия, освобождаясь в нем от того, что принадлежит прошлому, а также от его извращений, нельзя потерять ленинскую методологию творческого мышления и действия, то, что должно остаться в социально-политическом опыте, в интеллектуальной, культурной, духовной сокровищнице общества как активный элемент прогресса. Вот почему безнравственны и несостоятельны амбициозные, мещанские по своей сути попытки дискредитировать и оклеветать Ленина как мыслителя, политика и человека.

Уходя от упрощенного восприятия Ленина к новому его прочтению, мы тем самым сохраняем корни нашею общества и государства, воздаем должное поколениям революционеров, тружеников, воинов. Мы получаем мощный творческий импульс к сегодняшнему поиску путей обновления социализма, прогресса человеческой цивилизации.

Примечания:

¹ Ленин В. И.Полн. собр. соч. Т. 36, С. 379.

² Там же. Т. 32. С. 178.

³. Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. С. 114—115.

⁴ См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 37. С. 141; Т. 39. С. 293-294, 297.

⁵ Там же. Т 44. С 150.

⁶ См.: Бжезинский 3. Большой провал. Агония коммунизма // Квинтэссенция. М., 1990. С. 258.

⁷ См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 376—377.

⁸ Там же. Т. 43. С. 228.

 

- Современные критики говорят о том, что Ленин ошибся в главном: не надо было вообще пытаться осуществить социалистическую революцию, России вполне хватило бы и Февральской. Может быть, они правы?

 

С. Гречихо: Во-первых, Февральской революции России не хватило. Иначе не встал бы вопрос о продолжении революционного процесса. Февральская революция не разрешила тех задач, которые стояли на повестке дня общественно-экономического и политического развития нашей страны. Социальное реформаторство буржуазной демократии оказалось не способным вывести Россию на дорогу прогресса. Временному правительству было отпущено время, которое оно не смогло эффективно использовать. Буржуазный демократизм в тот период потерпел фиаско.

Во-вторых, подход к оценке Октябрьской революции должен быть всесторонним. К ней самой, к тому, что за ней последовало, к тем изменениям в общественной жизни, которые явились ее результатами, надо относиться дифференцированно.

В частности, необходимо различать два вопроса — об объективной обусловленности Октябрьской революции и о методах, средствах социалистических преобразований нашего общества.

Рассматривая первый вопрос, следует установить: имелась ли в начале столетия объективная общественная потребность в существенном изменении буржуазной экономической системы? Здесь надо иметь в виду, что в этот период разворачивается процесс постепенной коренной трансформации капитализма. Учитывая развитие названного процесса в XX в., формационная оценка нынешнего экономического и социально-политического бытия западных государств не должна быть однозначной. Индустриально развитые страны вступили ныне в такой этап общественного развития, на котором как тенденции просматриваются контуры грядущего, уже отличающегося от капитализма. Процессы, происходящие в цивилизованных странах в области превращения науки в главную производительную силу, повышения производительности труда, интеллектуализации экономики, изменения характера и разделения труда, элементы превращения его в научный процесс, степени автоматизации производства, соотношения свободного и рабочего времени, распределения, обмена, потребления, интернационализации производства, обновления социальной структуры, изменения роли и функций государства, трансформации самих государственных институтов, развития самоуправления и др., свидетельствуют, что эти страны движутся в сторону общественной модели, многие параметры которой совпадают с тем обществом, которое Маркс как раз и называл социализмом.

Если пользоваться марксистской формационной типологией общественного развития, то можно высказать предположение, что во многих отношениях индустриальные страны находятся в процессе переходного периода от капитализма к социализму. Периода, когда общество основывается на смешанной экономике; когда широкое распространение получают коллективные, государственные и смешанные формы частной собственности, так называемое общественное предпринимательство, акционерное производство; когда происходит естественное, поступательное развитие общества и последовательно создаются предпосылки дальнейшего прогресса, рождения новой формации; когда в ряде случаев имеет место частичная мирная экспроприация капитала и государственно-капиталистическая монополия начинает использоваться на пользу всего народа. Да и как иначе можно назвать налоговую политику в отношении частного предпринимательства и социальные программы, например, в Швеции? Политэкономический смысл современной эволюции развитых стран, в которых господствует акционерный капитал, сводится к постепенному преодолению товарного, капиталистического производства на почве самого товарного производства.

В отличие от традиционного капитализма современное западное общество основывается главным образом не на индивидуальной, а на коллективной и общественной (государственной) частной собственности.

В этой связи представляют интерес некоторые характеристики, данные Марксом «коллективистским» тенденциям капитализма — акционерным обществам, империализму, государственно-монополистическому регулированию экономики и др. Маркс, в частности, рассматривал акционерный капитал как самую совершенную, противоречивую форму, подводящую к коммунизму¹. В результате распространения акционирования капиталистическое производство видоизменяется таким образом, что его уже нельзя считать чисто капиталистическим. Капитал, частная собственность выступают уже не частными, а общественными. Имеет место «упразднение капитала как частной собственности в рамках самого капиталистического способа производства»². Акционерные предприятия, как неоднократно отмечает Маркс, — это, наряду с кооперативными фабриками рабочих, переходная форма от капиталистического к ассоциированному, т. е. социалистическому, способу производства³. «Это, упразднение капиталистического способа производства в пределах самого капиталистического способа производства и потому само себя уничтожающее противоречие, которое prima facie (прежде всего. — Ред.) представляется простым переходным пунктом к новой форме производства»⁴.

За время, прошедшее с тех пор, как были написаны эти строки, некапиталистические тенденции в жизни западного общества получили дальнейшее развитие. Главные из них находятся в экономической сфере. Они состоят в изменении социальных условий, при которых совершается процесс производства. Суть этих изменений заключается в неуклонном росте обобществления производства. После второй мировой войны это выразилось в ряде проведенных западными странами программ государственного регулирования хозяйства. В наши дни эго проявляется в развитии практики так называемого общественного предпринимательства в этих странах.

Принимая во внимание вышеизложенное, думается, возможна постановка вопроса о том, что современные развитые индустриальные страны развиваются в направлении той общественной модели, в которой угадываются черты будущего, предсказанного Марксом. Прогноз Маркса, Энгельса, Ленина о смене капитализма социализмом и о том, что время такой смены наступило, в основном правилен, и, бесспорно, сохраняет научную значимость. Капитализм на границе двух веков изживает себя, и человечество действительно начинает переходить от капитализма к другому общественно-экономическому укладу. В настоящее время индустриально развитые страны находятся в процессе этого перехода. В ходе этой трансформации в обществе нарастают тенденции, анализ которых позволяет сделать вывод, что от капитализма человечество постепенно переходит к организации жизнедеятельности, некоторыми своими характеристиками напоминающей социализм Маркса.

В этой связи попытку социалистических преобразований в нашей стране нельзя считать нецелесообразной. Коль скоро в недрах капитализма начали развиваться переходные процессы, вполне логично и оправданно было сделать их целью сознательно проводимой политики. Ошибка состояла не в том, что была предпринята попытка социалистических преобразований, а в том, какими представлялись эти преобразования и как они проводились.

Однако социальная практика скорректировала движение к социализму и вывела наше общество на путь естественного, закономерного движения в направлении альтернативы капитализму. Именно таковым был переход от «военного коммунизма» к нэпу. Главные параметры общественной модели, которая была объективной целью нэпа и которая неизбежно сложилась бы, если бы осуществление нэпа не было насильственно прервано, — это смешанная экономика и многопартийность. Причем последняя как естественное, логическое последствие предпринимаемого всерьез и надолго нэпа осознавалась Лениным.

Примечания:

¹ См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 29. С. 254.

² Там же. Т. 25, ч. I. С. 479.

³ См. там же. С. 478—485.

⁴ Там же. С. 481.

 

- В октябре 1917 г. Ленин поступил иначе, чем это себе представляли в своей массе европейские социал-демократы, а именно: посчитал возможным для рабочего класса России сначала захватить власть, а уже потом создавать предпосылки социализма. Как практическое осуществление этой идеи отразилось на нашем развитии?

 

Е. Виттенберг: Действительно, в европейской социалистической мысли начала XX в., опиравшейся на марксизм, существовала твердая уверенность в том, что пролетарская революция и социалистическое строительство могут иметь место лишь в тех странах, где достаточно высокий уровень цивилизованности общества: его социально-экономического развития, развития культуры, техники и т. д. Это положение вытекало и из формационной теории К. Маркса и Ф. Энгельса, согласно которой новый общественный строй приходит на смену старому лишь тогда, когда последний исчерпывает возможности своего развития и становится тормозом социального прогресса.

Разрабатывая теорию социализма в условиях начала XX в., Ленин отказался от традиционного подхода и выдвинул новаторскую идею: сначала создать в России такие предпосылки цивилизованности, как завоевание власти трудящимися, а потом уже на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя догонять другие народы. «Для создания социализма, говорите Вы, требуется цивилизованность, — полемизировал Владимир Ильич с меньшевиком Н. Н. Сухановым. — Очень хорошо. Ну, а почему мы не могли сначала создать такие предпосылки цивилизованности у себя, как изгнание помещиков и изгнание российских капиталистов, а потом уже начать движение к социализму? В каких книжках прочитали Вы, что подобные видоизменения обычного исторического порядка недопустимы или невозможны?»¹ При этом, как следует из ленинского теоретического наследия, Владимир Ильич полагал, что «видоизменения обычного исторического порядка» и движение России к социализму будут происходить в условиях победы пролетарских революций в передовых странах Запада. Как известно, этого не произошло, и новое общество пришлось строить в одной, отсталой стране, где ситуация была предельно осложнена войнами и разрухой. Однако даже в этих условиях Ленин и его сторонники считали возможным непосредственный переход страны к социализму в период «военного коммунизма».

«Военный коммунизм» был, с одной стороны, порождением суровой необходимости выжить в условиях гражданской войны, а с другой — продуктом революционного нетерпения, попыткой одним махом совершить скачок из капитализма в социализм. Ленин расценивал «военный коммунизм» как первый опыт пролетарско-натурального хозяйства, первые шаги перехода к социализму. Можно сказать, что в 1918—1920 гг. существовала иллюзия не только возможности «изменения исторического порядка» и строительства социализма в стране с недостаточным уровнем цивилизованности, но и возможности изменить его в том плане, чтобы перейти к социализму непосредственно без переходного или с минимальным переходным периодом.

Именно под воздействием этих упрощенных представлений о социализме и путях перехода к нему в период «военного коммунизма» осуществлялась отмена хозяйственной самостоятельности предприятий, товарного обмена, игнорировался закон стоимости, вводилась «трудовая повинность» и т. п. Основой подобной политики являлась убежденность в возможности безграничного вмешательства в эволюционное развитие исторического процесса и скачка в новые измерения жизни, суть которого состояла в решительном отрицании старых общественных порядков. В своем политическом завещании Ленин писал об «абстрактнейшем стремлении к новому, которое должно уже быть так ново, чтобы ни одного грана старины в нем не было»². Иными словами, в период «военного коммунизма» строительство социализма воспринималось не только как «видоизменение обычного исторического порядка», но и как создание общества, в значительной мере отрицающего и разрушающего созданные предшествующим историческим развитием ценности.

Однако жизнь заставила Ленина и других лидеров партии осознать, что ставка на непосредственный переход к социализму ведет страну в социально-экономический тупик, что человеческую природу, индивидуальный интерес нельзя изменить в одночасье. И разумеется, стало очевидно, что нельзя отказываться от накопленного человечеством опыта.

В этой связи новая экономическая политика означала в определенной мере возврат страны в русло естественного исторического развития: к товарно-денежным отношениям, рынку, плюрализму собственности, материальному стимулированию труда и т. д. И не случайно Ленин, который глубже всех осознал важность перехода страны к нэпу и внес решающий вклад в разработку его концепции, говорил, что нэп — это «всерьез и надолго»³. Однако нэп был свернут уже в конце 20-х гг. и, в определенной степени, произошел возврат к эпохе «военного коммунизма» Вновь начался процесс подгонки жизни под примитивные представления о социализме.

Затем в СССР был поставлен еще ряд социальных экспериментов, в результате которых богатейшая страна мира оказалась в тяжелейшем кризисе, охватившем все сферы общественной жизни.

Таким образом, изменение «обычного исторического порядка», безусловно, создало много сложностей для нашего развития. В то же время необходимо признать, что в последующем они были усугублены и навязанной империализмом войной, необходимостью вкладывать гигантские средства в военное производство, поднимать разрушенное войной народное хозяйство, а также ошибками в управлении страной. Все это, разумеется, деформировало многое, касающееся и замыслов, и конкретных планов, и выполнения стратегических задач.

Примечания:

¹ Ленин В. И.Полн. собр. соч. Т. 45. С. 381.

² Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 401.

³ См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 43. С. 329.

 

- В последнее время нередко приходится слышать, что все наши межнациональные конфликты и проблемы были как бы запрограммированы в историческом прошлом. Некоторые же прямо связывают их с той национальной политикой, основы которой были заложены В. И. Лениным. Насколько это правомерно?

 

А. Доронченков: Сегодня деструктивные явления в межнациональных отношениях охватили ряд регионов страны. Интересно, что каждый регион обладает в этом отношении своей спецификой, но есть и нечто общее, свойственное нагнетанию социально-политической напряженности с далеко идущей целью — развалом Советского Союза. Национальная идея, ложно понятая, но эйфористично осмысляемая и стимулируемая надеждой на лучшие перспективы вне интернационального единства народов, все более проникает в общественное мнение. Во имя внедрения ее в массовое сознание популисты-националисты активно создают в лице инонационального населения ряда союзных республик образ «козла отпущения», низвержение которого связывается с будущим процветанием нации. Гласность и демократизация общества открыли националистам и откровенным антикоммунистам возможность выступить с открытым забралом против созданного по инициативе Ленина Союза ССР. Между тем первый глава Советского правительства, борясь за создание федерации суверенных республик, предполагал использовать многонациональный характер страны в качестве источника ее могущества, когда каждый народ ощущал бы реальную поддержку со стороны объединившихся с ним народов и становился сильнее.

В 1922 г. СССР сформировался как добровольный межнациональный союз, отвергший насилие одних наций по отношению к другим и исходивший из понимания важности и целесообразности единства наций и народностей, взаимовыгодности этого акта для каждого из них. Не случайно сегодня в преддверии подписания нового Союзного договора историческая память вновь возвращает нас к тем знаменательным событиям, когда учреждался наш Союз.

В оценке договора 1922 г. проявляются в основном две тенденции: с одной стороны, безусловное принятие ленинской концепции союзного государства и, с другой, полнейшее ее отрицание. Существует и промежуточная позиция, авторы которой, поддерживая идею объективной необходимости Союза, все же считают, и, на наш взгляд, справедливо, что далеко не все из задуманного Лениным претворено в жизнь и что у нас до сих пор существует значительный резерв совершенствования союзных отношений, воплощаемый в проекте нового Союзного договора.

Сегодня о каждом общественном явлении стало принято судить не только с разных точек зрения, но и с разных принципиальных позиций. Это достижение перестройки. Но, опираясь на возможности общественно-политического плюрализма, было бы все-таки кощунственным отрицать достигнутые именно в рамках СССР успехи вошедших в него народов. Пусть государственные и партийные органы не всегда принимали адекватные ситуациям решения. Ведь, по свидетельству самого Ленина, главное, чего нам не хватало в первые годы Советской власти, — «культурности, уменья управлять»¹. Однако стремление выслушать разные мнения и с их учетом принять решение было при Ленине несомненным. В этой связи важно помнить, что при создании Союза ССР дискутировалось несколько вариантов союзных отношений, хотя в конечном итоге принципиальная борьба развернулась между двумя идеями — автономизации и, говоря ленинскими словами, федерации равноправных республик². Первая была отвергнута, вторая, ленинская, победила. Добровольно объединившись, субъекты федерации делегировали союзным органам часть своих суверенных прав. Тезис о равноправии наций прошел красной нитью через все основополагающие документы Декларацию и Договор об образовании СССР, многие подзаконные акты. Хотя основное содержание Конституции 1924 г. было сориентировано на общесоюзные проблемы, основные законы союзных и автономных республик конкретизировали многие ее положения с учетом национальной специфики населения.

Нынешним критикам подписанного при Ленине Союзного договора трудно отрицать его позитивную роль в развитии входящих в СССР наций. Тем не менее с целью доказательства неправомерности существования самого Союза ССР обществу подбрасываются такие доводы. Во-первых, утверждается, будто для создания СССР не было правовых основ, поскольку, скажем, на Украине «долю порабощенной республики» решал не ее народ, а инородцы: Союзный договор от ее имени подписали «русифицированный румын Фрунзе» и «русифицированный немец Квиринг» И так как решение съезда Советов о его ратификации на II съезде не было выполнено, то сам Союз не имеет никакого юридического основания и потому незаконен³. Но автор этих «тезисов» почему-то не упоминает, что от Украины под Декларацией и Союзным договором стоят не две, а 23 подписи и что на II съезде Советов была принята Конституция СССР, в текст которой вошли Декларация и Договор об образовании Советского Союза. Принятие Основного закона СССР означало, что Договор обрел юридический статус.

Дискредитация имени и дела Ленина предпринимается и в рамках русофобии, возводимой деструктивными элементами в политический принцип. Особенно усердствуют в этом отношении бывшие «коммунисты» Сегодня они покидают партию и своей политической деятельностью надеются «набрать очки» во имя адаптации в новом, планируемом ими, государственном режиме. А для этого надо «проявить себя» радетелем национального равноправия, борцом против будто бы свойственной русскому человеку имперской идеи.

В формировании отрицательного образа русского человека вносит свой «вклад» и облеченный регалиями ученого и народного депутата СССР Ю. Афанасьев. Он утверждает, будто Ленин изначально не верил в успех своего дела, поскольку ему было ясно, что на пути к действительному союзу наций встанет русский человек шовинист, подлец, насильник и бюрократ. В подтверждение своего «мнения» Афанасьев ссылается на Ленина, предпринимая своеобразный трюк, — вставляет в ленинскую цитату из работы «К вопросу о национальностях или об «автономизации»⁴ запятую таким образом, что словосочетание «русский бюрократ» делится ею на «синонимы» — «русский, бюрократ»⁵. В результате у читателя должно сложиться ложное впечатление, будто сам Ленин наделял русского человека, а не русского бюрократа, такими эпитетами, как «шовинист», «подлец», «насильник» Ведь не каждый человек начнет перелистывать ленинское произведение и перепроверять правильность цитаты, зато отрицательная оценка русскому со ссылкой на авторитет Ленина уже дана. Таковы приемы тех, кто стремится скомпрометировать формировавшуюся при Ленине национальную политику. Между тем именно Ленин выступал против любых имперских отношений центра и представителей российской бюрократии с входящими в Союз республиками, требуя принципиальной искренности в организации и реализации внутрисоюзных межнациональных связей⁶.

 

Г. Савельева: Конечно, причины сегодняшних, беспрецедентных для советского общества, межнациональных конфликтов многообразны. Они имеют и социальные, и экономические, и политические, и исторические корни. Многие из межнациональных проблем, образно говоря, «заминированы» прошлым. Однако прошлое, уходя в глубь веков, имеет бесконечную протяженность. Так в какой же именно из его точек были «заминированы» эти конфликты? Может быть, в период, когда при Иване Грозном велись ливонские войны, или позднее, во время экспансии России на Кавказе? Или, может быть, нужно говорить об Октябрьской революции, о репрессиях 30-х гг., депортациях 40-х? Ведь все это тоже прошлое.

Если совсем недавно унитаристские тенденции в национальной политике связывались только со сталинским периодом, то теперь все чаще и чаще критике начинают подвергаться и основные идеи советского государственно-национального устройства, разработанные Лениным. Не срабатывает ли здесь та самая психология «поиска врага», к которой мы все так привыкли?

Итак, правомерно ли рассматривать все события, происходящие в стране в настоящее время, лишь как результат исторических ошибок? Правильно ли сводить их к деятельности (как позитивной, так и негативной) какой-то одной, пусть даже и незаурядной, личности? Очевидно, что-то является наследственным, а что-то и приобретенным в сложном процессе формирования и развития Союза, тех внутренних и международных условий, в которых он осуществлялся.

Посмотрим на вещи реально. Октябрьская революция победила в стране многонациональной, причем населявшие ее народы не просто различались по уровню культуры, они находились на разных исторических ступенях развития. Все вышесказанное и составило ту самую объективную почву, на которой должна была строиться национальная политика победившей в России партии большевиков. Не учитывать этих исторических условий партия не могла. В принципе, имея за плечами подобное историческое наследие, любая партия, пришедшая к власти, могла осуществлять свою политику, в основном, в двух направлениях. Первое — демократическое развитие, предполагающее полную и реальную свободу выбора пути своего дальнейшего развития для всех народов, составлявших бывшую Российскую империю, второе строительство унитарного, жестко централизованного государства, подчинение всех и вся единой политической воле. В истории страны наблюдались противоречивые попытки реализовать обе возможности.

При всей цельности взглядов Ленина на проблему государственного строительства в различных конкретно-исторических условиях на первый план выступали и разные аспекты этой проблемы. Так, до революции он акцентировал внимание на идее достижения экономического прогресса, что, по его мнению, могло быть более эффективно осуществлено крупным государством. После же Октября на первый план выступила задача политического выживания Советской власти и нового государственного образования. Это, с точки зрения Ленина, могло быть реализовано только путем добровольного согласия входящих в него народов на принципах федерации.

Вспомним VIII съезд РКП(б) в марте 1919 г., принимавший вторую программу партии. На нем и столкнулись эти два противоположных подхода к перспективе дальнейшего развития гигантской многонациональной страны. Основные разногласия разгорелись вокруг принципа национального самоопределения, который, по сути, выражал собой демократическое начало в сфере развития национальных отношений. Практически единственным человеком из всех выступавших на этом съезде, последовательно и до конца отстаивавшим принцип права наций на самоопределение, был Ленин. Другие лидеры партии даже если и разделяли ленинскую точку зрения, то с определенными и существенными оговорками.

Из чего они исходили? В их аргументации была своя логика. В самом деле, реален ли был в то время принцип самоопределения для всех наций России, народы которой находились на самых различных уровнях развития. В такой ситуации «реалисты» могли понять линию на жесткую централизацию, но самоопределение наций воспринималось ими с недоверием, как нечто, потенциально грозящее развалом страны по национальному признаку. Одни из них (в частности, Бухарин) считали, что этот принцип не соответствует идее диктатуры пролетариата, мешает ее осуществлению. Другие (Пятаков, Томский) боялись, что его воплощение в жизнь будет препятствовать хозяйственному единству страны.

Однако, несмотря на ясно выраженное несогласие большинства партийного руководства, Ленину удалось отстоять тогда принцип национального самоопределения (а в более широком смысле — демократическое направление возможного развития страны). Главным в этом принципе было утверждение исторической справедливости по отношению к любому народу. Но не только. Уже ко времени VIII съезда Ленин пришел к выводу, что это единственная реальная основа для добровольного, ненасильственного, а значит, и действительно прочного объединения многонациональной страны. В дальнейшем идея возможно более полной демократизации как первейшей предпосылки решения многих вопросов, в том числе и национального, занимает в теоретической, а главное, в практической деятельности Ленина важное место. Веским доказательством того, что вопрос о национально-государственном устройстве не только привлекал его самое пристальное внимание, но и решался демократическим образом, служит его «Политическое завещание», и прежде всего записка «К вопросу о национальностях или об «автономизации».

Вместе с тем объективность требует сказать о двух принципиально важных теоретических посылках, которые, несомненно, оказывали воздействие на самое общее направление движения ленинской мысли. Первая посылка приоритет классового фактора, вторая — вера в надвигающуюся мировую революцию, необходимую для окончательной победы пролетариата в России. Именно в соответствии с ними и рассматривались все политические, социально-экономические вопросы, а также вопросы национально-государственного устройства советского общества. В конечном счете, при всей своей самостоятельности проблема национально-государственного устройства, ее решение было принципиально предопределено приоритетами пролетарской классовой солидарности и задачами борьбы с империалистическим окружением. Отсюда, заметим в скобках, следует то, что неправомерно искать в ленинской концепции собственно национальной политики как все истоки современных межнациональных проблем, так и решение основных вопросов государственно-национального устройства Союза в современных условиях.

Сегодня в оценках прошлого преобладают негативные суждения. Во многом это справедливо. Но повторим еще раз — прошлое прошлому рознь. Если взять короткий период советской истории при жизни Ленина (и некоторое время после его смерти), то мы увидим следующее. Именно тогда реализовали право на самоопределение поляки, финны, латыши, литовцы, эстонцы, началось оформление своей национальной государственности многими народами. Конечно, сегодня мы справедливо говорим о деформированности федерации, о том, что республики фактически были лишены своих суверенных прав, но ведь нельзя забывать и о другом. До Октябрьской революции народы царской России своей национальной государственности не имели даже в куцых, или урезанных, формах. Не было Украины, Белоруссии, Грузии, а были губернии и земли Российской империи. Народы, проживавшие там, не рассматривались как суверенные нации. В них видели только подданных его императорского величества. У многих народов не было ни своей письменности, ни своей интеллигенции. Поэтому было бы отступлением от исторической правды, говоря о проблемах, коренящихся в прошлом, не видеть ничего позитивного в том периоде, который непосредственно связан с деятельностью Ленина.

К иным выводам приводит анализ национальной политики в 30-е, 40-е, 50-е гг. и в период застоя. В них действительно заключены многие причины сегодняшнего как социально-экономического, политического, так и национального кризиса.

Примечания:

¹ Ленин В. И.Полн. собр. соч. Т. 45. С. 60.

² Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 212.

³ См.: Ратуша. Львiв. 1990. 18 жовтня.

⁴ См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 357.

⁵ См.: Афанасьев Ю. Что пожинаем // Век XX и мир. 1990. № 5. С. 12.

⁶ См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 362.

 

- Еще при жизни Ленина многие обвиняли его в узурпации власти. Насколько соответствовали действительности эти обвинения?

 

Е. Виттенберг: Вопрос о том, обладал Ленин единоличной властью в партии и государстве или нет, не является таким простым, как это может показаться на первый взгляд. Здесь, видимо, прежде всего следует разделить субъективную и объективную стороны дела. Субъективно Ленин как последовательный марксист, как интеллектуальнейший руководитель своего времени и, наконец, как личность был безусловным противником любого единовластия, любого диктата в политике со стороны кого бы то ни было. И справедливости ради надо отметить, что даже противники Ленина не обвиняли его в чрезмерном честолюбии и стремлении к личной власти. Так, Н. А. Бердяев, которому личность Ленина была антипатична, признавал, что Владимир Ильич был «бескорыстный человек, абсолютно преданный идее, он даже не был особенно честолюбивым и властолюбивым человеком, он мало думал о себе»¹.

Безусловно, можно согласиться с этой оценкой Ленина Бердяевым, хотя, конечно, было бы наивно полагать, что Ленин вообще был равнодушен к власти. Как любой политический деятель, он стремился к власти, но она была для него не орудием утверждения личного неограниченного господства, а инструментом достижения социалистических целей.

Отсутствие личного гипертрофированного властолюбия также вовсе не означало того, что Ленин не стремился к власти созданной им партии. Как и всякая политическая партия, РСДРП ставила своей задачей овладение политической властью. И успешно справилась с этой задачей. Более того, Ленин был уверен, что только коммунистическая партия способна быть последовательным проводником социалистической идеи на практике. Такова была субъективная сторона вопроса.

Но была и другая — объективная. Говоря о ней, многие — и соратники Ленина, и его оппоненты — склоняются к тому, что он обладал весьма большой властью. Так, Н. И. Бухарин называл Владимира Ильича «диктатором в лучшем смысле этого слова», который «мужественной рукой вел за собой, как власть имеющий, как авторитет, как могучий вождь»².

Л. Б. Красин на XII съезде партии выступил с речью, В которой заявил, что Ленин «мог авторитетно говорить и выступать за всю партию...»³.

Весьма категоричен в своих суждениях Н. Н. Суханов. Согласно его точке зрения, Ленин на протяжении всего существования партии был ее единоличным руководителем. Он писал: «Большевистская партия — это дело рук Ленина и притом его одного. Мимо него на ответственных постах проходили десятки и сотни людей, сменялись одно за другим поколения революционеров, а Ленин незыблемо стоял на своем посту, целиком определял физиономию партии и ни с кем не делил власти»⁴.

Следует отметить, что сам Ленин категорически возражал против попыток приписать ему единовластие и всевластие. Хорошо известен факт, когда политический деятель и дипломат А. А. Иоффе прислал Ленину раздраженное, полное упреков письмо, в котором пытался отождествлять Владимира Ильича с ЦК. Ленин категорически возразил против такого отождествления. «Вы ошибаетесь, повторяя (неоднократно), что «Цека — это я», — писал Ленин. — Это можно писать только в состоянии большого нервного раздражения и переутомления. Старый ЦК (1919—1920) побил меня по одному из гигантски важных вопросов, что Вы знаете из дискуссии (речь идет о пленуме ЦК РКП(б), состоявшемся 7 декабря 1920 г., на котором Ленин и его сторонники остались в меньшинстве при обсуждении конфликта профсоюза водного транспорта с Цектраном. — Е. В.). По вопросам организационным и персональным несть числа случаям, когда я бывал в меньшинстве. Вы сами видели примеры тому много раз, когда были членом ЦК.

Зачем же так нервничать, что писать совершенно невозможную, совершенно невозможную фразу, будто Цека это я. Это переутомление»⁵.

Думается, что у Ленина были все основания для такого ответа Иоффе. Действительно, как свидетельствуют многочисленные архивные документы, с которыми мы познакомились в процессе подготовки ряда томов Биохроники В. И. Ленина, и в СНК, и в СТО, и в ЦК осуществлялись принципы коллективного руководства. Любой вопрос подвергался обсуждению, разгорались горячие споры, критиковались позиции и предложения всех, включая Ленина. Одним словом, в руководстве партией и страной можно было наблюдать то, что сегодня принято называть плюрализмом мнений. Соответственно и при голосовании одни высказывались «за», другие «против» того или иного положения. И, несмотря на огромный авторитет Ленина, его позиции нередко оспаривались, а в ряде случаев, как, скажем, в ходе обсуждения вопроса о Брестском мире, ленинские предложения не были приняты большинством ЦК партии.

Имели место и случаи, когда позиция Ленина по тому или иному вопросу подвергалась публичной критике. Например, на заседании военной секции VIII съезда РКГІ(б) 21 марта 1919 г. Г И. Сафаров и В. М. Смирнов в резкой и нелицеприятной форме выступили против предложений Ленина. Смирнов, в частности, обвинил Ленина в «военном незнании» вопроса, а его точку зрения отнес «за счет военной невинности Ленина»⁶. Что характерно, оппоненты Ленина не преследовались за критику. Наоборот, многие из них (Н. И. Бухарин, А. В. Луначарский, А. М. Горький и другие) продолжали оставаться его близкими товарищами.

Случалось, что не очень почтительно относилась к Владимиру Ильичу и цензура. Так, статья Ленина в газете «Борьба» «Ответ на запрос крестьянина» (орган Царицынского комитета РКП(б) и Царицынского Совета) была подвергнута военной цензуре и опубликована с купюрами⁷. Ленин цивилизованно реагировал и на критические замечания по поводу своих работ. К. Радек вспоминал, что когда он «просматривал сочинения Владимира Ильича в 1910 г. и зачеркивал некоторые вещи, он (Ленин. — Е. В.) говорил: глупости вычеркивайте»⁸.

Мог ли кто-либо поступать так с человеком, обладавшим неограниченной властью? А стал бы вести себя так вождь-диктатор? Ответ на оба эти вопроса безусловно отрицателен. При диктатуре Сталина никто не смел не только править или критиковать его работы, но даже за опечатки при их наборе люди попадали в тюрьму.

Отмечая необоснованность обвинений В. И. Ленина в диктаторских поползновениях, мы в то же время должны осознавать, что его влияние на руководство партией, страной было чрезвычайно большим. Достаточно вспомнить, что именно Ленин в апреле 1917 г. обосновал курс на социалистическую революцию, он сыграл решающую роль в подготовке и проведении Октябрьского вооруженного восстания, в заключении Брестского мира, в переходе страны к нэпу.

Чем объяснить столь значительное влияние одного человека? Уже тем, что Ленин занимал руководящие посты в государстве и партии — был Председателем СНК, СТО, членом Политбюро ЦК РКГТ(б), а глава любого правительства и правящей партии обладает весьма широкими полномочиями. Границы этих полномочий, вручаемых обществом лидерам, зависят от конкретных исторических условий, от демократических традиций, уровня политической культуры масс, их социально-политической активности, внутренней обстановки в стране и в мире и т. д. Так, например, в любом государстве в экстремальных условиях, а именно такие условия были в период гражданской войны и разрухи в России, происходит ограничение демократии и расширение полномочий правительства и его главы, в данном случае — Ленина.

Далее, большое влияние Ленина на принятие политических решений было связано и с тем, что он в судьбоносные для страны моменты выдвигал наиболее рациональные планы решения назревших проблем, умел убедить деятелей того или иного государственного органа в правильности своих предложений.

Безусловно, чрезвычайно велик был авторитет Ленина как основателя партии, лидера победоносной Октябрьской революции, одного из организаторов побед в гражданской войне, главного стратега в борьбе с голодом и разрухой.

Отсюда глубокая вера масс в гений Ленина как теоретика, в его незаурядный талант политика и стратега. Отсюда и часто безоговорочное следование в фарватере политики Ленина его соратников. По свидетельству В. С. Войтинского, «Ленин был окружен атмосферой безусловного подчинения. Не только Зиновьев, но и Богданов, и Гольденберг, не говоря уже о таких работниках, как Землячка, Красиков и рядовые профессионалы, на все вопросы смотрели глазами «Ильича»⁹.

В этих условиях возникает вопрос: а мог ли Ленин при желании установить свою неограниченную власть, как это сделал спустя десятилетие Сталин?

Как нам представляется, для этого в стране было более чем достаточно объективных и субъективных предпосылок.

Однако Ленин не только не стремился к узурпации власти, но, наоборот, стал важнейшим препятствием на пути к авторитаризму, который был противен его естеству политика и цивилизованного человека.

Примечания:

¹ Бердяев Н. А.Истоки и смысл русского коммунизма. С. 97.

² У великой могилы. М., 1924. С. 25, 26.

³ XII съезд РКП(б): Стеногр. отчет. М., 1968. С. 126.

⁴ Суханов Н. Н. Записки о революции: В 7 кн. Берлин; Пб.; М., 1922. Кн. 3. С. 54.

⁵ Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 52. С. 100.

⁶ Известия ЦК КПСС. 1989. № 11. С. 172.

⁷ См.: Известия ЦК КПСС. 1989. № 9. С. 154, 185.

⁸ Цит. по: Роговин В. 3. У истоков сталинизма // Научный коммунизм. 1989. № 7. С. 77.

⁹ Войтинский В. Годы побед и поражений: В 2 кн. Берлин, 1924. Кн. 2. На ущербе революции. С. 100.

 

- В ряде публикаций (Волга. 1989. № 1—2; Вопросы философии. 1989. № 10; Наука и жизнь. 1989. № 8) проводится мысль, что политика «военного коммунизма» не обусловливалась конкретно-историческими обстоятельствами, не была вынужденной, а в большей мере явила собой попытку осуществления на практике Марксовых теоретических представлений о социализме. Правильны ли такие выводы?

 

А. Чепуренко: Эти выводы правильны лишь с формальной точки зрения. В рамках «военного коммунизма» можно, действительно, выделить целый ряд моментов, внешне созвучных идеям, скажем, «Манифеста Коммунистической партии» — о централизации кредита и транспорта в руках государства, увеличении числа государственных фабрик, одинаковой обязательности труда для всех (трудовая повинность) и т. д. При этом, однако, необходимо учесть ряд таких деталей, которые делают прямое сопоставление политики «военного коммунизма» с «Марксовыми теоретическими представлениями о социализме» по меньшей мере некорректным.

Во-первых, у Маркса и Энгельса речь шла все же не о социализме. Эти и ряд других мероприятий они считали возможным осуществить на том этапе революции, который впоследствии был определен как переходный от капитализма к социализму период, причем подчеркивали, что меры эти «экономически кажутся недостаточными и несостоятельными», но они неизбежны «как средство для переворота во всем способе производства». Во-вторых, речь шла о том, чтобы применить эти меры в наиболее передовых странах, где революция должна была, по их предположениям, победить одновременно. В-третьих, написано это было за 70 лет до Октябрьской революции, в совершенно иных общественных условиях, и упрекать Маркса и Энгельса в том, что они обосновали необходимость «военного коммунизма» в России, по меньшей мере смешно: не они ли сами неоднократно говорили о том, что все их выводы не могут быть рассматриваемы вне своего исторического контекста, не они ли сами высмеивали доктринеров и догматиков? В-четвертых, необходимо учитывать, что взгляды основоположников марксизма, а это естественно для настоящих ученых, с течением времени уточнялись, а иногда и менялись. Поэтому, когда говорят об их «теоретических представлениях о социализме», всякий раз возникает вопрос: а какие именно представления имеются в виду — периода «Манифеста» (1848), или Марксова «Капитала» (60-е гг.), или энгельсовского «Анти-Дюринга» (1876—1878)?

В-пятых, следовало бы принять во внимание, что помимо черт сходства, имелись и несомненные черты различия между мероприятиями, намеченными Марксом и Энгельсом в тот ранний период их теоретической деятельности, когда они надеялись на возможность победы пролетарской революции в ближайшем будущем, и «военным коммунизмом» Так, ни Маркс, ни Энгельс не считали возможным, централизуя экономическую жизнь, одновременно вести дело к свертыванию товарно-денежных отношений, что стало одним из основных отличительных признаков советского хозяйственного строя в период с 1918 по 1921 г. Более того, первый чертовой набросок будущего «Капитала», экономическую рукопись 1857—1858 гг. Маркс и начал-то с критики прудонистской концепции социализации общества посредством упразднения денег и введения так называемых часовых бонов, показывая, что невозможно перестроить на безденежной основе обмен, пока сохраняется прежний способ производства.

Наконец, в-шестых, оставаясь на позициях материалистического понимания истории (и просто в ладах с отечественной историей), едва ли можно всерьез говорить о том, что «военный коммунизм» стал воплощением какой-то априорной концепции общественного развития. Скорее, придется признать, что милитаризация экономики не могла не привести к ее «огосударствлению» и соответствующие формы и структуры организации народного хозяйства отнюдь не были ни воплощением чьих-то заветов, ни выдумкой большевиков. Начало «военному коммунизму» положило... еще царское правительство: именно оно в 1916 г. приняло решение о введении продразверстки в основных хлебных губерниях европейской части империи (но оказалось уже не в состоянии его реализовать). Временное правительство на основании закона о хлебной монополии в марте 1917 г. начало создавать продовольственные комитеты для учета заготовки и распределения хлеба и других продуктов, которые уже тогда встали кое-где на путь изъятия продовольственных запасов, захвата земли и т. д. Таким образом, ничего «специфически марксистского» в продразверстке, деятельности продотрядов и многих других мерах военно-государственного регулирования экономики не было.

Это хорошо понимал, например, такой убежденный противник большевизма, как П. Б. Струве. Вот что он писал в 1921 г.: «Необходимо вообще отметить, что советский коммунизм в некоторых отношениях есть прямой наследник того, что принято называть военным хозяйством, военным социализмом или военным регулированием... Но объективно-экономически, не в формальном, а существенном отношении военный социализм не имеет ничего общего... с тем социализмом, который предполагался марксистской теорией имеющим неизбежно родиться из капиталистического процесса... Военный социализм регулировал большую или меньшую относительную скудость, вызванную специальной временной причиной, экономическим напряжением, требуемым войной, призван был бороться с недопроизводством. Программно-исторический, научный социализм марксизма, наоборот, мыслился регулирующим не скудость, а обилие, призывался побороть именно перепроизводство надлежащим, рациональным приспособлением богатых производительных сил капитализма к действительным потребностям общества»². Нынешним критикам Ленина и большевиков не грех обратиться к серьезным, глубоким работам их предшественников.

Примечания:

¹ См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 4. С. 446.

² Струве П. Б. Размышления о русской революции: (Фрагменты из работ). М., 1991. С. 42—43.

 

- Правомерно ли сводить причины «свертывания» нэпа к «злой воле» Сталина?

 

А. Варламов: Как представляется, отказ от провозглашенной Лениным новой экономической политики был вызван целым рядом причин. Среди них следует указать и на теоретическую незавершенность и внутреннюю противоречивость нэпа. Эта политика, переход к которой был совершен под непосредственной угрозой выступлений значительных крестьянских масс против Советской власти, преследовала как свою главную цель дополнение терявшего свою актуальность военного союза рабочего класса и крестьянства союзом экономическим. Ставя своей непосредственной задачей «в максимальных пределах осуществить и свободу оборота для крестьянина, и поднятие мелкой промышленности»¹, новая экономическая политика должна была обеспечить как гражданский мир в послереволюционной России, так и восстановление материально-сырьевой базы для последующего создания крупной социалистической промышленности. Это было бы, по мысли Ленина, конечно, «еще не построение социалистического общества», но уже «все необходимое и достаточное для этого построения»².

В то же время пересмотр отношений с крестьянством сочетался с убежденностью в необходимости сохранения диктатуры пролетариата. Тем самым нэп изначально утверждал политическое неравноправие партнеров союза, содержание которого суживалось до «смычки» в рамках диктатуры пролетариата двух экономических баз — государственной и крестьянской. Бесспорно, Ленин видел и то, что две экономические базы объективно ставят вопрос о двух политических надстройках, и то, что крестьянство «быстро просыпается к самостоятельной классовой политике»³. Собственно, о необходимости политических, а не только экономических уступок крестьянству речь шла уже на X Всероссийской конференции РКП(б) в мае 1921 г. Однако, будучи убежденным в глубоком различии интересов пролетариата и крестьянства, в том, что «мелкий земледелец не хочет того, чего хочет рабочий», наконец, в том, что крестьянство может в конечном счете выступать либо под руководством пролетариата, либо под руководством буржуазии («середины нет»), Ленин отверг прозвучавшие на партконференции предложения о политических уступках как некоммунистические и близкие к меньшевизму⁴. Характерно, что даже в его статье «О кооперации» предполагалось, что строй цивилизованных кооператоров будет существовать «на земле, при средствах производства, принадлежащих государству, то есть рабочему классу»⁵.

В конечном счете, продолжение борьбы крестьянства такого, каким оно стало в результате Октября, — за свою полную экономическую самостоятельность стало неизбежным теперь уже в рамках нэпа. С моей точки зрения, проявлением этой борьбы и явились кризисы хлебозаготовок. Но совершенно ясно, что за достижением и упрочением экономической самостоятельности в повестку дня вставал вопрос обретения политической независимости и «дележки власти» (Бухарин). Тем самым перед преемниками Ленина объективно возникала ситуация, требующая либо развития и существенной корректировки концепции нэпа (и собственно социализма!), либо отказа от нэпа и возвращения к политике и методам гражданской войны. Представляется, что это понимание было у руководителей партии, однако никто из них, включая Бухарина и его сторонников, не допускал и мысли о возможности отказа или утраты монополии на политическую власть. Отсюда выбор второго пути, реализовавшийся в борьбе уже с той экономической свободой, которая была предоставлена крестьянству нэпом. Осуществлявшаяся сначала экономическими методами (политика массовой контрактации), эта борьба после их провала вылилась в массовую насильственную коллективизацию внеэкономическими методами и на внеэкономической основе. Аналогичные тенденции наблюдались и в политической сфере, в частности в организации процесса так называемой трудовой крестьянской партии. Стремление и право человека быть на земле хозяином, законодательно признанное еще Декретом о земле, было объявлено частнособственническим пережитком, а ленинский нэп был разрушен в своем основании — в принципах отношений между городом и деревней.

Далее, говоря о причинах отказа от нэпа, следует иметь в виду и явную недооценку сложности поддержания нормального функционирования рыночных отношений экономическими методами. Ошибки в политике цен привели к товарному голоду и, разрушив хрупкое равновесие товарной и денежной массы, вызвали в конечном счете общее расстройство хозяйственного механизма. Бухарин на июльском (1928 г.) Пленуме ЦК говорил об этом так: «...экономика у нас стала дыбом, когда лошади едят печеный хлеб, а люди в некоторых местах едят мякину; когда часть крестьянства вынуждена покупать хлеб в близлежащих городах, когда аграрная страна ввозит хлеб, а вывозит продукты промышленности. Ясно, что стоящая дыбом экономика может поставить дыбом и классы»⁶. Этот фактор сочетался с ростом социальной напряженности в обществе в целом в силу обострения тенденций, отмеченных Лениным уже на первом году проведения нэпа: «Противоречий в нашей экономической действительности больше, чем их было до новой экономической политики, частичные, небольшие улучшения экономического положения у одних слоев населения, у немногих; полное несоответствие между экономическими ресурсами и необходимыми потребностями у других, у большинства. Противоречий стало больше»⁷.

Серьезным обстоятельством, препятствующим радикальным трансформациям политического курса, был сложившийся еще до нэпа «баланс сил» в партийном руководстве. И когда в конце 1927 г. Бухарин и его сторонники поддержали исключение Троцкого, Зиновьева, Каменева и других лидеров «объединенной оппозиции» из партии, Сталин и его окружение получили возможность вернуться к политике «военного коммунизма», в которой они видели решение стоящих перед страной проблем.

Таким образом, уже названные здесь, хотя и далеко не все, причины имели многообразный характер: теоретический и практически-политический, конкретно-экономический и социально-психологический. Объективная природа причин, препятствовавших реализации новой экономической политики, не позволяет объяснить отказ от нэпа и «великий перелом» одной лишь «злой волей» Сталина. Разумеется, это не означает ни отрицания потенциальной альтернативности исторического развития вообще и истории советского общества в частности, ни принижения роли личности в истории, ни тем более какого-либо оправдания сталинской политики. Именно «злая воля» Сталина сыграла свою роль направляющей, координирующей и ускоряющей силы, свернувшей нэп. И поэтому нет и не может быть оснований для умаления его личной ответственности за преступления против советского народа. Но вместе с тем весьма наивно было бы ставить судьбу великой страны в полную зависимость от произвола одного человека, какой бы властью он ни обладал. Ведь для того чтобы та или иная личность реализовалась в истории, необходимы соответствующие объективные и субъективные условия.

Примечания:

¹ Ленин В. И.Полн. собр. соч. Т. 43. С. 313.

² Там же. Т. 45. С. 370.

³ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 43. С. 368; Т. 45. С. 19.

⁴ См. там же. Т. 43. С 58, 59, 137, 317.

⁵ Там же. Т. 45. С 373, 375.

⁶ Цит. по: Данилов В. П. «Бухаринская альтернатива» // Бухарин: человек, политик, ученый. М., 1990. С. 116—117.

⁷ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 44. С. 212.

 

- Верно ли, что в последние годы жизни Ленин поддерживал идею встречи представителей трех Интернационалов? Можно ли подтвердить документально это стремление вождя большевиков к восстановлению сотрудничества с социал-демократами?

 

Ф. Фирсов: Действительно, с 2 по 5 апреля 1922 г. в Берлине состоялась встреча представителей трех международных пролетарских организаций — Рабочего Интернационала (так называемого II Интернационала), Международного рабочего объединения социалистических партий (так называемого II 1/2 Интернационала) и III, Коммунистического Интернационала. Сохранилось немало документов об участии Ленина в подготовке этой встречи, подавляющее большинство их опубликовано, но есть и ряд материалов, до сих пор еще не увидевших свет. Они используются в данной статье.

Эта встреча была связана с инициативой руководства II 1/2 Интернационала, выступившего в середине января 1922 г. с предложением о созыве международной конференции для рассмотрения проблем экономического положения Европы и действий рабочего класса, а также оборонительной борьбы пролетариата против наступления реакции. Она была приурочена к международной конференции, состоявшейся в Генуе с 10 апреля по 19 мая 1922 г.

В. И. Ленин активно поддержал идею созыва встречи представителей трех Интернационалов. Еще в 1921 г. он неоднократно высказывался в поддержку стремления рабочих к единым действиям, подчеркивал, что коммунисты должны быть за такое объединение на почве борьбы с капиталистами¹. Как считал Ленин, единые действия масс в конечном счете должны подтвердить правильность политики коммунистов, способствовать их политическому просвещению, преодолению реформистских иллюзий. 1 декабря 1921 г. Ленин сформулировал текст проекта постановления Политбюро ЦК РКП(б), в котором одобрялись предложения ряда компартий Коммунистического Интернационала по организации «совместных действий с рабочими II Интернационала»². По инициативе Политбюро и при участии Ленина Г Е. Зиновьевым были подготовлены тезисы о едином рабочем фронте и об отношении к рабочим, входившим во II, II 1/2 и Амстердамский Интернационалы, а также к рабочим, поддерживающим анархо-синдикалистские организации.

Политбюро ЦК РКП(б) на заседании 5 декабря поручило Зиновьеву, Бухарину, Радеку, Ленину и Троцкому «окончательно утвердить тезисы об едином фронте, если до четверга 8/ХII никто не потребует специального обсуждения в Политбюро»³. 18 декабря тезисы были утверждены Исполкомом Коминтерна.

Важно заметить, что руководство Коминтерна и других политических организаций рабочего класса той поры шли на конференцию, преследуя свои собственные цели. Конечно, ими осознавалась необходимость создания единого фронта действий рабочих, преодоления существующего раскола в пролетарском движении, однако на позиции каждой из сторон сказывались определенные идеологические концепции, которых они придерживались. Нагляднее всего это выражено в письме одного из участников конференции трех Интернационалов меньшевика Р. Абрамовича от 6 мая 1922 г. «С самого начала конференции стало ясно, что III Интернационал очень хочет добиться общей конференции, а 2-й, наоборот, явился в крайне скептическом настроении и совершенно не будет огорчен, если вся эта история лопнет. Некоторые части II Интернационала даже определенно не желали, чтобы состоялось какое-либо соглашение (Английская рабочая партия и голландцы — накануне общих выборов в парламент и не желают, чтобы их на выборах попрекали «союзом с большевиками», а немцы-шейдемановцы в своей внутренней политике настолько далеки от сотрудничества с немецкими коммунистами, что не хотят видимостью «единого фронта» давать немецким коммунистам моральную зацепку). Ввиду этого, а также своей общей позиции, выразившейся в Франкфуртской декларации (февраль 1922 г.), делегаты II Интернационала пошли по линии наименьшего сопротивления (для себя), твердо окопавшись на позиции «ультиматумов»: пока-де наши предварительные условия не будут выполнены, мы не даем своего согласия на общую конференцию»⁴.

Как видно, лидеры правых социал-демократов не скрывали своего нежелания идти на какое-либо сотрудничество с коммунистами. Они вынуждены были под давлением масс согласиться на переговоры с III Интернационалом. В то же время и руководство Коминтерна, сохранявшее ориентацию на неизбежную, по его мнению, в недалекой перспективе мировую революцию, желало использовать трибуну конференции для критики своих оппонентов.

Ленин много сделал для подготовки делегации Коминтерна к встрече представителей трех Интернационалов. Он настаивал, чтобы делегация добивалась создания единства действий пролетарских организаций на основе защиты конкретных нужд трудящихся, чтобы в переговорах речь шла прежде всего о вопросах, по которым можно достичь согласия. Ленин считал, что совместные действия приведут в конечном счете к победе линии коммунистов. «Если на заседании расширенного Исполкома есть еще люди, которые не поняли, что тактика единства фронта поможет нам свергнуть вождей II и II 1/2 Интернационалов, то для этих людей надо прочесть добавочное количество популярных лекций и бесед»⁵, — советовал он руководителям Коминтерна. А на самой конференции Ленин требовал «найти повод заявить официально, что мы рассматриваем II и II 1/2 Интернационалы не иначе, как непоследовательных и колеблющихся участников в блоке с контрреволюционной всемирной буржуазией, и что мы идем на совещание об едином фронте в интересах достижения возможного практического единства в непосредственном действии масс и в интересах разоблачения политической неправильности всей позиции II и II 1/2 Интернационалов, точно так же, как эти последние... идут на совещание с нами в интересах практического единства непосредственного действия масс и в интересах политического разоблачения неправильности нашей позиции»⁶.

Главным препятствием на пути достижения подлинного единства в тот период был вопрос об отношении к партии меньшевиков. Считая целесообразным сотрудничество с социал-демократическими партиями, руководители Коминтерна категорически отрицали допустимость такого сотрудничества с меньшевиками. Чем обусловливался такой подход, видно из подготовленного Зиновьевым документа под заголовком «План кампании Коминтерна в связи с намечающейся всемирной конференцией трех Интернационалов». Это был проект директив для делегации Коминтерна. Там, в частности, говорилось: «Вопрос об изменении отношения к русским меньшевикам мог бы встать лишь в том случае, если бы меньшевистская партия заявила официально и делами в течение минимум двух лет доказала, ибо она слишком часто обманывала русских рабочих и предавала их во время русской революции, чтобы кто-либо соглашался принимать на веру их слова, что, во-первых, она готова исключить из своей среды без исключения членов, которые принимали то или другое участие в вооруженной борьбе и в помощи чужеземной интервенции, направленной против Советской власти; во-вторых, что она официально и на деле разрушает свой ныне существующий фактический блок с эсерами, являющимися и до сих пор самыми активными агентами иностранной интервенции и занимающимися террористической деятельностью против русских коммунистов»⁷. Получив этот проект, Ленин в письме к членам Политбюро предложил выкинуть из директив тезис об изменении отношения к меньшевикам, подчеркнув при этом: «Нельзя этого даже условно говорить сейчас»⁸.

17 марта Ленин внес на рассмотрение Политбюро директиву: «Всем товарищам, едущим за границу, Политбюро указывает, что данный момент требует самой большой сдержанности в заявлениях и разговорах о меньшевиках и эсерах, с одной стороны, а с другой стороны, самой беспощадной борьбы с ними и самого максимального недоверия к ним (как к опаснейшим фактическим пособникам белогвардейщины)»⁹. 18 марта Политбюро ЦК РКП(б) утвердило предложение Ленина. Ленинская позиция, как нетрудно заметить, была еще более категоричной.

В свою очередь лидеры II Интернационала в качестве решающего условия развития взаимоотношений с Коминтерном выдвигали прекращение имевших место преследований меньшевиков и эсеров. Деятели II 1/2 Интернационала предупреждали, что суд над эсерами воспрепятствует восстановлению единого рабочего фронта. В письме в ИККИ Ф. Адлер, секретарь этого объединения, 17 марта писал, что, не защищая тактики, которую эсеры проводили после Октябрьской революции, «мы считаем крайне важным для установления международной боеготовности мирового пролетариата отказ от любых действий, которые могут возбудить подозрение, что одна пролетарская партия злоупотребляет машиной правосудия против другой»¹⁰. Однако это предостережение не было воспринято.

На конференции представителей трех Интернационалов все же, несмотря на бурную дискуссию, резкие взаимные обвинения, была принята общая декларация, в которой признавалась возможность проведения совместных совещаний и общих выступлений рабочих и их организаций под лозунгом борьбы за 8-часовой рабочий день, против безработицы, против наступления капитала, в защиту русской революции, за помощь голодающим России, за возобновление политических и экономических сношений всех государств с Советской Россией, за создание единого пролетарского фронта. Было решено созвать всемирный конгресс рабочих организаций, и для его подготовки была создана комиссия из девяти человек (по три представителя от каждого Интернационала). Договорились также провести 20 апреля и 1 мая совместные демонстрации. Итоги встречи наглядно показали, что, несмотря на коренные идеологические и политические разногласия, возможно достичь соглашения между различными пролетарскими организациями по наиболее существенным вопросам, интересующим широкие массы.

Делегация Коминтерна, которую возглавляли Радек и Бухарин, в ответ на ультимативные требования представителей II Интернационала обещала, что Советская власть не прибегнет к смертной казни на процессе правых эсеров и разрешит представителям II и II 1/2 Интернационалов присутствовать на суде. Эти уступки явились нарушением директивы ИККИ, и Ленин в статье «Мы заплатили слишком дорого» критиковал делегацию Коминтерна за «политическую уступку международной буржуазии»¹¹. Вместе с тем он высказался за утверждение достигнутого в Берлине соглашения, поскольку оно содействовало созданию единого фронта и облегчало коммунистам возможность вести работу в массах. Он рекомендовал придать критике политики II и II 1/2 Интернационалов «характер более разъяснительный»¹², чтобы терпеливо и обстоятельно, не отпугивая рабочих-социалистов резкими словами, разъяснять им ошибочность реформистской идеологии и политики.

Однако результаты встречи каждая из сторон стремилась использовать по-своему. Коминтерн добивался совместных выступлений в поддержку действий советской делегации на Генуэзской конференции и созыва всемирного рабочего конгресса. Лидеры II Интернационала уклонялись от этого. Ф. Адлер от имени II 1/2 Интернационала настаивал на отсрочке процесса над эсерами и на изменении отношения Советской власти к меньшевикам. В комиссии девяти он заявил, что «преследования членов РСДРП (меньшевиков) и левых эсеров не способствуют созданию психологических предпосылок для созыва международного рабочего конгресса»¹³.

Пленум ЦК РКП(б), в работе которого участвовал Ленин, 16 мая предложил представителю партии внести в ИККИ проект директивы с ультимативным требованием созыва всемирного рабочего конгресса, а в случае саботажа со стороны II Интернационала отозвать представителей Коминтерна из комиссии девяти.

Заседание комиссии 23 мая оказалось первым и последним. Делегаты II Интернационала обвинили коммунистов в саботаже решений Берлинской встречи.

Разрыв достигнутого на Берлинской встрече соглашения означал серьезное поражение попытки воссоздать единство действий различных пролетарских организаций на базе общеклассовой солидарности. Сыграло роль взаимное нежелание достичь компромисса, отказаться от реализации мер, совершенно неприемлемых для другой стороны, преодолеть определенные стереотипы поведения, сложившиеся в практике различных партий. После этого противостояние различных международных рабочих объединений усилилось. Начавшаяся между ними дискуссия вновь сменилась обвинениями, публичными разоблачениями. Потребовались долгие годы, жестокие уроки поражений, чтобы осознание гибельной опасности раскола рабочего класса стало доминантой, способствующей восстановлению сотрудничества и взаимодействия левых сил, столь необходимых для достижения социального прогресса, а в наши дни важнейшим условием для обеспечения свободы и выживания человечества.

Примечания:

¹ См.. Ленин В И. Полн. собр. соч. Т. 53. С. 75.

² Там же. Т. 44. С. 262.

³ ЦПА ИТИС, ф. 17, оп. 3, д. 241.

⁴ ЦПА ИТИС, ф. 2, on. 1, д. 26236, л. 2. Письмо Абрамовича, обнаруженное при обыске у члена ЦК меньшевистской партии, было переслано одним из руководителей ГПУ И. Уншлихтом Ленину.

⁵ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 44. С. 405.

⁶ Там же. С. 378.

⁷ ЦПА ИТИС, ф. 2, on. 1, д. 24673, л. 11.

⁸ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 41

⁹ Там же. С. 50.

¹⁰ ЦПА ИТИС, ф. 495, оп. 18, д. 86, л. 12.

¹¹ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 142.

¹² Там же. С. 150.

¹³ Nachrichten der JASP. 1922. N 5. S. 5.

 

- 9 марта 1989 г. в «Известиях» В. Г. Сироткин процитировал воспоминания бывшего секретаря Сталина Б. Бажанова, будто Ленин осенью — зимой 1923 г. сказал, что попытка осуществить коммунистическое общество не удалась и неминуем возврат к капитализму. Эта фраза воспроизводится и в публикациях в «Литературной газете» (27 марта 1989 г.), и в журнале «Алтай» (1989. № 4). Имел ли место в действительности такой факт?

 

Я. Цырульников, Н. Шахновская: Мы убеждены в полной несостоятельности этого факта, как и того, будто Ленин участвовал в работе Политбюро ЦК РКП(б) 18 октября 1923 г.

Одной из серьезных ошибок авторов статьи в журнале «Алтай» является их истолкование причины, якобы побудившей Ленина ехать в Москву именно 18 октября 1923 г.

Они обнаружили в партархиве Новосибирского обкома КПСС шифротелеграмму в местные партийные органы, подписанную Сталиным, в которой сообщалось, что 25 октября 1923 г. постановлением Политбюро от 18 октября решено созвать экстренный Пленум ЦК о внутрипартийном положении. Сопоставив этот факт с датой приезда Ленина в Москву, авторы пришли к выводу: «18 октября Ленин сделал нечто такое, что Сталин велел вычеркнуть из истории» Что же это за «нечто такое»? «Сознание, — читаем в статье, — моментально рисует картину: Ленин, в последний раз участвующий в заседании Политбюро ЦК РКП(б)»¹. В самом деле, ну чем не открытие? Правда, оно ни на чем не основывается. Простая логика должна бы подсказать авторам, что если бы подобное имело место в действительности, то оно обязательно нашло бы отражение как в документах Политбюро ЦК, так и в мемуарной литературе, его не удалось бы скрыть по чьему-то желанию.

Ленина в его поездке в Москву 18—19 октября 1923 г. сопровождали Н. К. Крупская, М. И. Ульянова, врачи, охрана. Почти все они, включая шофера, оставили подробные воспоминания об этой поездке. Большинство этих воспоминаний опубликовано. Ознакомившись с мемуарами, можно составить полное представление о всех действиях Ленина во время его пребывания в Москве в те дни. Никто из сопровождавших Ленина не упоминает о заседании Политбюро. Но не это главное. Главное это состояние здоровья Ленина, которое не позволяло ему даже просто присутствовать на каком бы то ни было заседании, тем более — обращаться к Пленуму ЦК и ЦКК, к XIII партконференции.

После тяжелого приступа болезни (10 марта 1923 г.) Ленин так и не поправился. Здоровье его то несколько улучшалось, то вновь серьезно ухудшалось. Владимир Ильич не смог уже свободно говорить, писать², передвигаться без чьей-либо помощи на расстояния, исчисляемые метрами. В частности, в октябре 1923 г., о котором больше всего говорится в статье, Ленин произносил всего несколько слов. Ходил он по дому с помощью санитаров. Прогулки осуществлялись на коляске или машине. Да, Ленин занимался восстановлением навыков речи, чтения и письма, двигательной гимнастикой. И это давало некоторые результаты. Но временные успехи были успехами тяжело больного человека, достигаемые его огромной волей и усилиями врачей и близких.

Одним из аргументов, к примеру, в публикации в журнале «Алтай» является утверждение, будто к тому времени у Ленина восстановилась речь и якобы «факт восстановления речи В. И. Ленина отмечен и в воспоминаниях Н. К. Крупской» Но о чем свидетельствовала Надежда Константиновна? Вспоминая о посещении Ленина в Горках рабочими Глуховской мануфактуры 2 ноября 1923 г., она рассказывала, что, хотя Владимир Ильич не мог тогда говорить, рабочие этого не заметили и на другой день писали в газете, что он «говорил им то-то и то-то» «Настолько у него была выразительна мимика, повторяла Крупская, — что они не заметили, что он не может говорить, настолько взаимное понимание было достигнуто, что могла иметь место такая ошибка»³. Касалась этого периода жизни Ленина Надежда Константиновна и вскоре после его кончины. «Слов у Ильича не было, мог только говорить «вот», «что», «идите», но была богатейшая интонация, передававшая все малейшие оттенки мысли, была богатейшая мимика, — читаем ее свидетельство. — И мы, окружающие, Мария Ильинична, я, санитары, все больше и больше понимали Ильича. Не только богородские рабочие, с которыми виделся Владимир Ильич, ушли, уверенные, что он говорит, но специалист по восстановлению речи, следивший последнее время за занятиями Владимира Ильича, говорил за пару дней до смерти Владимира Ильича: «Он непременно будет говорить, при такой степени сознательности не может человек не говорить, этого не бывает, он в сущности уже говорит, у него нет только памяти на словесные образы слов»⁴. Разве эти воспоминания подтверждают факт восстановления речи?

К сожалению, в настоящее время кое-кто гласность истолковывает в том смысле, что можно говорить все, что бог на душу положит, не заботясь о серьезных аргументах и доказательствах. К развитию науки, установлению истины такая практика никакого отношения не имеет. Скорее, это новый, а точнее даже подновленный старый пример фальсификации жизни и деятельности Ленина, основанный на лености мысли, нежелании познать подлинные исторические факты, на стремлении выдать желаемое за действительное. Таким авторам хотелось бы посоветовать не пренебрегать ленинским требованием «брать не отдельные факты, а всю совокупность относящихся к рассматриваемому вопросу фактов, без единого исключения, ибо иначе неизбежно возникнет подозрение, и вполне законное подозрение, в том, что факты выбраны или подобраны произвольно, что вместо объективной связи и взаимозависимости исторических явлений в их целом преподносится «субъективная» стряпня для оправдания, может быть, грязного дела. Это ведь бывает... чаще, чем кажется»⁵.

Примечание:

¹ Дорошенко В., Павлова И. Последняя поездка // Алтай. 1989. № 4. С 5.

² Поэтому чистейшим вымыслом Б. Бажанова является его утверждение, будто в конце 1923 г. Ленин диктовал приводимый им текст, где говорится о якобы имевшем место признании провала всей прежней политики.

³ Крупская Н. К. О Ленине: Сб. статей и выступлений. 5-е изд. М., 1983. С. 6З.

⁴ Крупская Н. К. Последние полгода жизни Владимира Ильича Известия ЦК КПСС. 1989. № 4. С. 170.

⁵ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 30. С. 351.

 

— В связи с 80-летием со дня смерти Л. Н. Толстого в журнале «Огонек» появилась публикация с резкой критикой статьи Ленина «Лев Толстой, как зеркало русской революции». Есть ли основания для такого рода критики?

 

В. Горбунов: Перед нами 45-й номер журнала «Огонек» за 1990 г. с броско поданной статьей «Лев Толстой, как зеркало перестройки»: слева портрет Ленина, справа Толстого. Публикация посвящена 80-летию со дня смерти писателя и противопоставлена известной работе Ленина «Лев Толстой, как зеркало русской революции».

Автор публикации Илья Константиновский прямо заявляет о необходимости отойти от ленинской традиции исследовать творчество Толстого в его противоречиях. Он выражает надежду, что толстовские идеи помогут нам в сегодняшнее непростое время тревожных поисков при условии, если «будет покончено с концепцией «двух Толстых» — художника и мыслителя, которые якобы не совпадают...»¹.

Не будем отрицать, что здесь нет проблемы, к тому же критик ленинской концепции не одинок в своих суждениях². Не будем отрицать и того, что сами высказывания Ленина, канонизированные в прошлом, сейчас требуют нового осмысления с позиций современного опыта. Об этом скажем ниже, пока же отметим, что путь к истине не сфера эмоциональных заклинаний, каким хорошим или плохим был Толстой, не подбор цитаток в пользу «своих» версий, а прежде всего решение методологической задачи: как исследовать наследие писателя, какие объективные и субъективные факторы влияли на его творчество, как сам он искал истину, сомневался, бичевал себя и снова обретал веру.

Ленин предложил свой методологический подход к анализу произведений гениального писателя. Уже сама постановка вопроса о связи его творчества с глубокими социальными процессами конкретной исторической эпохи была открытием для многих читателей и критиков. В то же время в гносеологическом плане Ленин выдвинул и обосновал тезис об особенности художественного таланта верно отражать («если перед нами действительно великий художник») суть общественных явлений и их противоречий. Причем такое отражение неизбежно выходит за рамки субъективного восприятия художником происходящих событий и приобретает объективный характер, приводя его иногда к выводам, даже противоречащим собственным убеждениям, симпатиям. И еще важно отметить, что Ленин в творчестве писателя учитывал непростое, опосредованное отражение настроений «различных классов и различных слоев русского общества», и в первую очередь — социальной психологии крестьян, их помыслов, сомнений, заблуждений.

На эти исходные положения ленинского метода социологического и литературоведческого исследования и хотелось обратить внимание, потому что на них опирается само доказательство выводов о противоречиях, присущих Толстому как художнику и мыслителю, о его религиозных исканиях и этической доктрине. С этими выводами можно соглашаться или не соглашаться, но естественно ждать от критиков своей системы отсчета, своего метода исследования.

Увы, этого как раз и нет у названных оппонентов Ленина. Их цепочка доказательств идет по схеме: сначала цитируются ленинские высказывания из работы «Лев Толстой, как зеркало русской революции» с упором на Негативные характеристики, а затем приводятся суждения писателя о добре, милосердии, всепрощении, о христианских заповедях и говорится, что жизнь опровергла революционную доктрину большевиков, а значит и то, ЧТО писал Ленин в статье о Толстом. Это побуждает нас обратиться к конкретному материалу и сопоставить то, ЧТО говорил Ленин, анализируя творчество Толстого, И что высказывал сам писатель.

Прежде всего Ленин критикует мировоззренческие позиции писателя как проповедника пассивного отношения к развитию социальных процессов. Владимир Ильич не приемлет толстовское воздержание, отречение от политики. Чтобы читателю самому решить, прав ли был Ленин, Критикуя взгляды Толстого, думается, полезно привести более подробно рассуждения писателя на тему: как жить человеку в таком жестоком мире. Для этого обратимся к одной очень характерной работе Толстого, которая не была использована ни Лениным, ни его оппонентами, статье «Как освободиться рабочему народу? Письмо К крестьянину»³. Письмо было написано весной 1905 г. И подводило итог длительным раздумьям, изложенным ранее, как уточняет Толстой, в его работах «Единственное средство», «Неужели так надо?», «Где выход?», «К рабочему народу», «Одумайтесь!» В том же году письмо было издано за границей (в Англии) в № 13 «Листков для народа», а в России напечатано в 1906 г., но тираж был конфискован. Толстой называл его своим profession de foi (исповеданием веры).

Стараясь популярно объяснить трудовому люду, как поступать в невыносимой жизни, писатель воспользовался образом перевернутой колесами вверх телеги, которая отождествлялась с государством. Что делать с такой телегой? Быть может, общими усилиями поставить ее на колеса «и тогда все пойдет как по маслу?» Нет, отвечает Толстой. «Если и поставить телегу книзу колесами, то первым делом эти самые переворачиватели насядут в нее и вам же велят везти себя»⁴. Так что же делать с телегой? А ничего не делать, пусть себе стоит, а кто запрягся, тому надо выпрячься. Для этого есть только одно средство, «простое и нетрудное» — жить по-божьи.

Жить по-божьи, «значит жить по евангельским заповедям», и Толстой напоминал эти заповеди (среди которых и такая: «не противься злу, но кто ударит тебя в правую щеку, обрати к нему левую»). Не отступать от заповедей Христовых — тогда никакое начальство, никакие угнетатели не смогут заставить человека жить по несправедливым законам. А как быть с податями? Не платить! Как быть с малоземельем? Распахивать помещичьи земли (кто же их караулит)! Как быть с призывом в солдаты? Не идти (и все тут)! «Люди жалуются, — пишет Толстой, — что им дурно жить от богачей и начальства, что они разоряют и убивают их. Да кто же им велит дурно жить?.. Живите хорошо, и вся эта нечисть сама собою пропадет»⁵. Стоит только человеку захотеть, и он сможет быть независим от внешних обстоятельств. Если все станут жить по справедливости, то кому же выполнять дурные приказы? Ну, а коль начальство непокорного «в тюрьму посадит, может и до смерти замучает», то помните, и с Христом то же было, «и к этому же он велел быть готовым своим ученикам».

Что же касается нужды и стремления народа «сыто и одето жить», то ответ Толстого таков: «Одно из двух: или для правды жить, или для сытости. А жить для сытости и делать вид, что живешь для правды, это самое скверное дело — лицемерие»⁶.

Вот такая философия, вот такие советы крестьянам. С одной стороны — не подчиняться властям, всем бойкотировать несправедливые законы. С другой (опять «с другой», а как еще скажешь?) — смиренно принимать насилие, мученически нести терновый венец Христа, презреть мирские соблазны. И все это писалось, напомним, весной 1905 г., когда в городах и деревнях разрасталось пламя восстания, а правительство жестоким насилием подавляло очаги народного возмущения.

А теперь, в этом историческом контексте, давайте оценим ленинские слова из статьи «Лев Толстой, как зеркало русской революции» о том, что толстовское непротивление злу было «серьезнейшей причиной поражения первой революционной кампании»⁷ Разумеется, такое замечание не следует понимать как непосредственное воздействие обращений Толстого в адрес рабочего народа; как ни велик был авторитет писателя в обществе, вряд ли на нижних этажах многие слышали его голос. Ленин имел в виду другое (и здесь главный пафос его статьи): толстовское непротивление — это социальное явление, это те взгляды части патриархального крестьянства (и, добавим, городской бедноты), которые воспринял и отразил писатель. В революции 1905 г. эти взгляды столкнулись с реальной действительностью. В Кровавое воскресенье 9 января шествие безоружных людей с иконами навстречу штыкам (совсем по-толстовски) закончилось трагедией. Расстрел ужаснул и Толстого. Ужаснул... и — невероятно! — вскоре он пишет обращение «Как освободиться рабочему народу?» Такова была глубокая убежденность этого человека — одними праведными поступками и жертвенностью добиться победы над злом.

В статье «Л. Н. Толстой», посвященной смерти писателя, Ленин говорил о тех выводах, к которым подводит (или может подводить) толстовская критика государства, церкви, частной поземельной собственности: укреплялась мысль о необходимости «нанесения нового удара царской монархии и помещичьему землевладению»⁸. Конечно, Ленин-политик, Ленин-революционер заострял проблему и в идеологизированном свете рассматривал здесь произведения Толстого. Но разве можно отрицать сам бунтарский дух многих художественных произведений Толстого с их открытым протестом против несправедливости и горячим сочувствием не только к людям страдающим, но и борющимся? Например, в одном из последних своих художественных произведений — «Хаджи-Мурат» (повесть закончена в 1904 г.) — Толстой, как верно отмечали литературоведы, «вопреки непротивленческой философии, прославил мужество борьбы» Нельзя забывать, что и ранние произведения писателя, созданные еще до его переломной «Исповеди» (1879—1880 гг.), постоянно входили в круг чтения всех слоев общества и служили воспитательным материалом для прогрессивной молодежи. Вспомним лишь один автобиографический рассказ молодого Толстого «Люцерн» (1857), на который ссылался и Ленин. Сколько страстной ярости в словах автора против тех, кто унижает бедных: «...я бы с наслаждением подрался с ними, или палкой по голове прибил бы беззащитную английскую барышню. Если бы в эту минуту я был в Севастополе, я бы с наслаждением бросился колоть и рубить в английскую траншею»⁹. Позднее Толстой отрекался от художественных своих произведений, но независимо от воли автора они жили своей жизнью.

Вместе с тем было бы неверным всю художественную литературу Толстого категорически отделять от его публицистики, хотя в различиях этих жанров отчетливо проявилось противоположение двух начал толстовского творчества и его противоречий. Но ведь и публицистика Толстого очень различна по содержанию: здесь и педагогические статьи, и памфлеты с протестами против насилий, голода, и религиозно-этические проповеди. Если взять только последнее, как самое сильное проявление его миротворческих взглядов, то и здесь, по нашему мнению, можно усмотреть «революционную бациллу» Призывы к нравственному очищению, к добру, к равенству — все это такие категории, которые звали людей к созданию справедливых отношений и, так или иначе, к борьбе — к борьбе со злом, за достойный образ жизни. Однако не только под этим углом зрения мы должны оценивать Толстого-праведника. Здесь встает и проблема утверждения общечеловеческих ценностей, которая не может быть подменена голым классовым анализом.

Вот как раз в этом-то пункте можно возразить Ленину и в чем-то согласиться с его оппонентами. Нам кажется, он был неправ, когда выступал против толстовской проповеди «нравственного самоусовершенствования», видя в ней отвлечение пролетариата от задач классовой борьбы¹⁰. Но разве нравственное самоусовершенствование человека — препятствие для его политического самосознания? Разве общечеловеческие духовные ценности противостоят пролетарским целям? И сам Ленин в иных обстоятельствах не раз говорил об этом.

С другой стороны, все те ленинские оценки наследия Толстого, которые были безупречны применительно к конкретным политическим условиям своей поры, не могут вырываться из исторического контекста и механически переноситься на нашу действительность. (Это касается и защитников Ленина, и его оппонентов.) Современный читатель не должен забывать и того, что в этих статьях Ленин выступал как партийный публицист, тесно связывающий литературную тему с задачами социал-демократии. В этом плане примечательно сравнение Толстого с зеркалом русской революции. Но, повторяя вслед за Лениным слово «зеркало», мы сплошь и рядом забываем о метафоричности данного образа и в этом духе идеологизируем все творчество писателя. Вспоминая отдельные фразы Ленина, мы, не задумываясь, утверждаем, что великим он считал Толстого за выражение противоречивых идей и настроений крестьянства¹¹, но при этом упускаем из виду тематическую заданность ленинской статьи и весь ее контекст. А ведь в оценке выдающегося художника на первом месте должен стоять эстетический критерий, а не классовый.

В этом отношении характерно замечание Ленина П. И. Лебедеву-Полянскому, вознамерившемуся в 1908 г. «разоблачить» Толстого «как непримиримого врага пролетарского революционного движения» Лебедев-Полянский вспоминал: «Ленин прочитал статью, задумался, иронически улыбнулся и сказал: «Да, сурово вы его, ничего не скажешь. Но ведь он, батенька, не просто публицист и теоретик, как мы грешные, а еще и художник, и такой художник, у которого не грех поучиться и нам — партийным литераторам»¹².

Для Ленина Толстой был не только крупным художником, у которого «не грех поучиться», а гораздо большим — величайшим писателем, сумевшим «подняться до такой художественной силы, что его произведения заняли одно из первых мест в мировой художественной литературе»¹³. Творчество Толстого он оценивал «как шаг вперед в художественном развитии всего человечества»¹⁴.

Вот масштаб, с которым надо соотносить все другие замечания в адрес Толстого. Но важно еще учитывать и то почетное место, которое Ленин отводил произведениям Толстого в развитии духовной культуры будущего социалистического общества, когда, по его мнению, они станут достоянием всех трудящихся. Путь к этому, считал Владимир Ильич, идет не через утопическую проповедь непротивления злу насилием, а через социалистическую революцию.

Иначе ставит вопрос о наследии классика мировой литературы автор статьи «Лев Толстой, как зеркало перестройки» И. Константиновский, провозглашая равнозначность всех частей толстовского наследия, выделяет как самое существенное на сегодняшний день негативные высказывания Толстого о любых структурах власти, и в первую очередь о социализме. Центральное место в его исследовании занял разбор небольшой статьи Толстого «0 социализме» Несмотря на такое название, сам писатель заявляет, что он не знает и не может знать, что такое социализм. Но вопреки этому Константиновский все же стремится представить данную статью в нужном для себя свете. Придется и нам чуть подробнее сказать об этой работе, на основе которой ведется критика социализма и ленинских взглядов.

Статья по своему содержанию, аргументации, стилистике и форме изложения напоминает письмо к крестьянину «Как освободиться рабочему народу?», с той, пожалуй, разницей, что рукопись «О социализме» рождалась в муках, сомнениях¹⁵ и осталась незавершенной. И там и тут писатель для наглядности прибегает к условному образу: в одном случае берется перевернутая телега, здесь же — две группы копающих землю рабочих. Рассуждая о бесполезности и вредности любой социальной деятельности, Толстой утверждает , что те рабочие, которые, получив задание от хозяина, начнут угадывать цель своего труда, ничего не добьются, только между собой переругаются и испортят себе жизнь. Те же работники, которые не станут вникать в суть дела и будут исполнять только то, «что предписано им хозяином», окажутся в выигрыше. Жить надо, как бы плывя по течению, не предпринимая усилий к достижению целей. А для этого всем надо руководствоваться общим религиозно-нравственным законом: его суть — «всякий человек не должен делать того, чего себе не хочет» Тогда никакая власть не заставит людей жить по дурным правилам. Конечно, полагает Толстой, это требует жертвенности, но даже один, отказавшийся выполнять неправедные законы, станет «несравненно могущественнее всех тех миллионов людей, которые будут мучать, держать в тюрьме, казнить этого одного отказавшегося»¹⁶.

Комментируя статью «О социализме», Констатиновский опускает всю эту бесхитростную логику рассуждений автора и выставляет на первый план высказывания Толстого против «социалистической утопии», ассоциируя их с тем, что случилось, как саркастически пишет критик, «в первой стране победившего социализма»¹⁷.

Вот в такого рода отношении к цитатам из Толстого, думается, и заложен основной смысл всех рассуждений о несостоятельности ленинского анализа произведений великого писателя. И дело, конечно, не в журналистской конструкции сопоставления имени Ленина как борца за социализм с именем Толстого как его отрицателя, и даже не в том, чью сторону принять в этом споре, а в корректности доказательств разных точек зрения и в сути выводов, проецируемых на современность. Ведь в писателе хотят видеть пророка развала социализма в нашей стране, а когда сравнивают его с «зеркалом перестройки», подразумевают, что сама перестройка ведет к отказу от осуществления ленинских идеалов. Именно против такой вульгарной, спекулятивной политизации творчества Толстого и хотелось бы предостеречь читателя.

Примечание:

¹ Огонек. 1990. №45. С. 11.

² См.: Сушков Б. Когда мы реабилитируем Льва Толстого? // Лит. газ. 1990. 14 нояб. С. 4; Ремизов В. Достойно ли мы относимся к наследию гения? // Сов. Россия. 1990. 20 нояб. С. 4.

³ Толстой Л. Н. Поли. собр. соч. М., 1958. Т. 90. С. 69—74.

⁴ Там же. С. 69.

⁵ Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Т. 90. С. 72.

⁶ Там же. С. 74.

⁷ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 17. С. 213.

⁸ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 20. С. 23.

⁹ Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. М.; Л., 1931. Т. 5. С. 19.

¹⁰ См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 20. С. 23.

¹¹ См.. Ленин В. И. Избр. соч.: В 10 т. М., 1985. Т. 5, ч. 1. С. XI, 103.

¹² Ленин и культура: Хроника событий. М., 1976. С. 193.

¹³ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 20. С. 19.

¹⁴ Там же.

¹⁵ В «Дневнике» Толстого есть записи: «Пустая статья», «Все это очень ничтожно», «Пустое занятие» (см.: Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. М.; Л., 1934. Т. 58. С. 115, 117, 118).

¹⁶ Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. М., 1936. Т. 38. С. 430.

¹⁷ См.: Огонек. 1990. № 45. С. 10.

МЫСЛИТЕЛЬ

Генезис понятия «ленинизм»

Тождественны ли марксизм Маркса и марксизм Ленина?

Наука или вера? О реальном вкладе ученого в науку. Утопизм и реализм. К вопросу о преемственности в теории. «Философские тетради источниковедческий разбор. Ленинская методология. Общечеловеческое и классовое в свете современных реалий. Взгляд на мировую революцию. Дискуссии о «загнивании» капитализма. Был ли Ленин «крестным отцом» Сталина? О плане перехода к новому обществу. «Перемена всей нашей

точки зрения на социализм». Кто ответствен за «деформации»?

Как понимать творческое развитие учения?

Назад к Ленину или вперед с Лениным?

 

- Когда и при каких обстоятельствах появилось понятие «ленинизм»? Какое содержание вкладывалось в него тогда?

 

Г. Волкова: Происхождение термина «ленинизм» относится ко времени создания РСДРП и началу борьбы между большевистским и меньшевистским направлениями внутри российской социал-демократии. Этот термин впервые употребил Л. Мартов в своей брошюре «Борьба с «осадным положением» в Российской социал-демократической рабочей партии»¹. Он употреблялся тогда представителями меньшевистского течения и на страницах социал-демократической периодической печати².

Поскольку меньшевики выступили оппонентами Ленина и большевиков, а революционная психология того времени оставляла мало возможностей для поиска консенсуса, компромисса с инакомыслящими, то неудивительно, что, введя в политический лексикон понятие «ленинизм», меньшевики тем самым выразили свое негативное отношение к политической позиции и теоретическим воззрениям Ленина, высказанным им на II съезде РСДРП и в послесъездовских дебатах. И поскольку каждое из направлений претендовало на исключительное обладание истиной, а критерием истинности считалась верность марксизму, то неудивительно также, что «ленинизм» рассматривался меньшевиками как отступление от марксизма, как противоречащее ему течение. Говоря о необходимости «восстания против ленинизма», Мартов подчеркивал, что он имеет в виду выраженную во взглядах Ленина и его единомышленников «гипертрофию централизма» в деятельности партии, сформулированный Лениным на II съезде РСДРП тезис о возможности и необходимости применять «исключительные законы» против неустойчивых и шатких элементов в партии. По словам Мартова, это означало «искусственное подавление всякой оппозиции», «систематическое давление сверху на все элементы, проявляющие самостоятельность и «оппозиционное» настроение»³.

Небезынтересно в связи с этим отметить реакцию Ленина на появление термина «ленинизм» В работе «Шаг вперед, два шага назад», содержавшей обоснование большевистской и критику меньшевистской позиции, Ленин писал: «Это удивительное выражение («ленинизм» - Г В.) принадлежит тов. Мартову... Неискусно полемизирует тов. Мартов: он хочет уничтожить своего противника тем, что говорит ему величайшие комплименты»⁴.

Термин «ленинизм» использовался политическими оппонентами Ленина и накануне Октябрьской революции. Так, в статье «Большевизм и «разложение» армии», опубликованной в «Правде» в июне 1917 г., Ленин отмечал: «...нам обещают вести «систематическую борьбу с проповедью ленинизма...» И делал ссылку на «Известия Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов»⁵.

В послеоктябрьский период термин «ленинизм» начинает употребляться в партийной печати в последние месяцы жизни Ленина и особенно активно после его смерти.

Например, в статье Г Е. Зиновьева «Пять лет», опубликованной в «Петроградской правде» 30 августа 1923 г., давалось такое определение: «Ленинизм есть высшее достижение революционного марксизма в применении к эпохе непосредственной борьбы пролетариата за власть» Термин «ленинизм» получил более широкое распространение в связи с выходом работ И. В. Сталина «06 основах ленинизма», «К вопросам ленинизма», книги Зиновьева «Ленинизм» и ряда других работ руководящих деятелей большевистской партии. В них ленинизм определялся как «марксизм эпохи империализма и пролетарской революции» (Сталин), как «марксизм эпохи империалистических войн и мировой революции, непосредственно начавшейся в стране, где преобладает крестьянство» (Зиновьев). Давались и другие характеристики.

В одной из публикаций в «Правде»⁶ уже отмечалось, что к середине 20-х гг. относятся и первые официальные употребления понятия «марксизм-ленинизм» В ней подчеркивалось, что рубежом, ознаменовавшим повсеместное распространение этого понятия в партийных документах и в трудах советских исследователей, явился выход в 1938 г. «Краткого курса истории ВКП(б)», где указывалось, что «ВКП(б) руководствовалась и руководствуется революционным учением марксизма-ленинизма»

Отвечая на поставленный вопрос, нельзя не отметить, что активное использование понятия»ленинизм» в 20-е гг. было, с одной стороны, самым непосредственным образом связано с борьбой за власть, развернувшейся внутри ближайшего окружения Ленина. Стремясь к отстранению от власти Л. Троцкого и к его дискредитации, Зиновьев, Каменев, Сталин пытались тогда представить его извечным противником Ленина и противопоставить «ленинизм» «троцкизму» Свидетельством тому могут служить: доклад Каменева «Ленинизм или троцкизм?» на собрании членов МК РКП(б) и городского партийного актива 18 ноября 1924 г., повторенный им 19 ноября на пленуме фракции ВЦСПС, а 21 ноября — на совещании военных работников (опубликован в «Правде» 26 ноября 1924 г.); речь Сталина на пленуме фракции ВЦСПС 19 ноября (опубликована в «Правде» тоже 26 ноября); статья Зиновьева «Большевизм или троцкизм?» (опубликована в «Правде» 30 ноября 1924 г.) и другие публикации.

С другой стороны, введение в литературный оборот понятий «ленинизм» и «марксизм-ленинизм», несомненно, отразило специфику революционного мышления той эпохи, стремление большевиков и их единомышленников за рубежом с позиций этого мышления определить содержание эпохи и основные тенденции ее развития, их веру в безусловную историческую правоту теории, разработанной Марксом, Энгельсом, Лениным, и в возможность практической реализации социалистических идеалов, их представления о путях и методах строительства нового общества.

С тех пор в мире произошли значительные изменения. Существенно изменился и сам человек, его восприятие мира. Сегодня мы иначе рассматриваем многие события и проблемы, чем это делали наши предшественники в 20-е гг. И сегодня, по всей видимости, уже невозможно удовлетвориться трактовкой ленинизма, которая давалась в тот период. Реалии современной действительности выдвигают ряд аспектов проблемы ленинизма, которые нуждаются в дальнейшей научной разработке. В новом осмыслении нуждается, в частности, вопрос о том, какие тенденции в общественной жизни и в общественном сознании выразились в творчестве Ленина и проявляются ли эти тенденции на современном этапе. Необходимо также выяснить, какими реальными, а не вымышленными связями ленинизм был связан с другими идейно-политическими направлениями российской и мировой общественной мысли, почему, в силу каких обстоятельств среди множества других движений именно ленинизм оказался наиболее реалистичным и жизнеспособным для России в октябре 1917 г.? Почему, наконец, это движение не ограничилось одной Россией, а получило значительную поддержку в рабочем движении Запада? Все это вопросы, на которые еще предстоит ответить ученым. Не ответив на них, мы не сможем понять и специфику той эпохи, и нашу российскую историю, и нашу действительность, уходящую своими корнями в историю.

Примечания:

¹ См.: Мартов Л. Борьба с «осадным положением» в Российской социал-демократической рабочей партии. Женева, 1904. С. 68.

² См.: Искра. 1905. 3 февр. № 86. (Отдельное приложение к № 86 ’’Искры», с. 1.)

³ См.: Мартов Л. Указ. соч. С. 16, 22.

⁴ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 8. С. 395.

⁵ См. там же. Т. 32. С. 255.

⁶ См.: Щербаков Ю. А. «Краткий курс» благословил...: О происхождении терминов «ленинизм» и «марксизм-ленинизм» // Правда. 1990. 13 сент.

 

- Каково было восприятие Лениным марксизма? Можно ли говорить о тождественности марксизма Маркса и марксизма Ленина?

 

А. Чепуренко: Ответ на этот вопрос может дать лишь тот, кто совершенно точно знает, что такое марксизм Маркса. Как человек, на протяжении многих лет профессионально занимающийся изданием и изучением произведений Маркса, его теоретического наследия, я этого не знаю, и вот почему.

Во-первых, в своем идейном развитии Маркс прошел огромный путь — от революционного демократизма к коммунизму, от философского идеализма к материалистическому (и диалектическому) пониманию истории, от неприятия «торгашеской науки», политэкономии, к выработке собственной экономической теории. Во-вторых, он начинал свою теоретическую деятельность в эпоху, когда даже в большинстве развитых европейских стран буржуазное общество еще находилось в стадии становления, а на склоне лет наблюдал уже появление первых монополистических объединений в США и Англии, Германии и Франции. Иная степень зрелости капиталистических отношений не могла не накладывать отпечаток и на его оценки, выводы, прогнозы. В-третьих, наряду с сугубо научными трудами Марксом написано множество публицистических работ, в которых ему приходилось сообразовываться не только с материалом, но и с обстоятельствами места и времени, с уровнем подготовленности той читательской аудитории, к которой он адресовался (это часто не учитывается, отсюда — догматически-вульгаризованное представление о содержании марксизма). В-четвертых, значительную роль в развитии, но особенно в пропаганде и распространении Марксовых идей сыграл Энгельс — самостоятельный ученый, представления которого, разумеется, не были и не могли быть во всем тождественными взглядам самого Маркса.

С учетом этих и других обстоятельств очень приблизительно можно было бы сказать, что марксизм Маркса это та система взглядов на общество и природу, которая в основном сложилась в 60—70-е гг. прошлого века, базировалась на диалектико-материалистическом мировоззрении и, раскрывая тайну капиталистической эксплуатации, обосновывала вывод о неизбежности революционного переустройства буржуазного общества и становления коммунизма.

Что касается марксизма Ленина, то и тут вопрос не легче. Известно, что Ленин до последних лет жизни внимательно следил за появлением в печати каждой новой публикации работ Маркса и Энгельса, знал фактически все опубликованное их наследие (в справочном томе 5-го издания Собрания сочинений Ленина один перечень упоминаемых и цитируемых их работ занимает 70 страниц).

Более того, он неоднократно выступал как переводчик и редактор переводов на русский язык, был одним из первых историографов, ярким комментатором их произведений — достаточно вспомнить его очерки «Фридрих Энгельс» (1895), «Исторические судьбы учения Карла Маркса» (1913), «Три источника и три составных части марксизма» (1913), «Карл Маркс» (1914) и др. Кроме того, свое понимание марксизма он излагал в полемике как с откровенными противниками, так и с инотолкователями марксистского учения: упомяну здесь для примера книгу «Что такое «друзья народа» и как они воюю г против социал-демократов?» (1894), цикл работ по поводу так называемой теории реализации (1893—1899), наконец, «Государство и революция» (1917). Поскольку ему был чужд сугубо цитатнический способ полемики, постольку, отстаивая идеи своих учителей, он не мог не вносить элементы своего толкования тех или иных сторон научного социализма.

Разумеется, Ленин не ограничивал свое знание марксизма лишь классическими текстами, он был хорошо знаком с творчеством марксистов второго и третьего поколения — Каутского и Плеханова, Лафарга и Лабриолы, Гильфердинга и Люксембург. И это тоже стимулировало работу его мысли, способствовало становлению того специфического направления марксизма, которое впоследствии было определено как ленинизм.

Конечно, марксизм Ленина, т. е. ленинизм, не мог быть тождественным марксизму Маркса не только потому, что не бывает идентично мыслящих теоретиков. Он не мог полностью совпадать с классическим, аутентичным марксизмом главным образом вследствие того, что исходил из анализа и обобщения реалий иной эпохи и иного общества. Марксизм Маркса вызревал в условиях расцвета капитализма свободной конкуренции, он базировался на изучении социально-экономических и политических процессов прежде всего Англии, Германии и Франции. Марксизм Ленина — учение, выросшее из осмысления явлений и процессов периода становления империализма, а затем и победы пролетарской революции в России. Всякая социальная теория связана со своим временем, и марксизм Ленина здесь не исключение.

Для того чтобы выяснить отличия ленинизма, нужно поэтому понять специфику российского общества в контексте общемировых процессов двух первых десятилетий нашего века. Это — тема для объемного научного исследования, вкратце же хотелось бы отметить следующее. Во-первых, российское общество периода становления империализма характеризовалось гигантским обострением всех социальных и национальных антагонизмов, и с этой точки зрения походило в какой-то мере на Англию периода расцвета движения чартистов или Францию между революциями 1830 и 1848 г. Этим, видимо, можно объяснить выдвижение у Ленина на первый план таких проблем, как диктатура пролетариата и подчеркивание ее противоположности буржуазной демократии (именно он свел воедино и превратил в законченное, цельное учение разрозненные высказывания Маркса на сей счет), усиленная разработка теории пролетарской партии (в аутентичном марксизме она также присутствует, но лишь в зародышевой форме) да и крайние, радикальные проявления революционного насилия в ходе самой революции (террор, гражданская война).

Во-вторых, сам империализм — во всяком случае, в том образе, в каком он формировался в первой трети нынешнего столетия, — оказался лишь преходящей стадией постоянных превращений, трансформаций буржуазного общества. Установление и расширение административного государственного контроля за народнохозяйственной жизнью, обусловленное первой мировой войной, уступило место косвенным, экономическим методам ее регулирования, жесткая конфронтационность правящих классов в отношении трудящихся — политике социального партнерства и т. д. Между тем Ленин в своих представлениях о причинах и путях пролетарской революции, а также социалистического строительства исходил из того, что отмеченные и многие другие черты империализма будут усиливаться: для иных выводов тогда не было реальных оснований.

В-третьих, то обстоятельство, что революция не только свершилась первоначально в одной стране (как и предполагал Ленин), но и фактически долгое время так и оставалась единичным явлением, говорит о том, что ленинский марксизм — это новаторское учение, ибо Маркс и Энгельс такого варианта не предусматривали.

Коротко говоря, специфическое (как у каждого человека) восприятие Лениным марксизма было подготовлено объективными и субъективными условиями, в которых он жил, работал, сражался, и не могло быть иным. Марксизм Ленина не тождествен марксизму Маркса. Но они в то же время во многом едины — в диалектико-материалистическом видении мира, в признании исторически преходящего характера капитализма, в отстаивании идеи о невозможности его автоматического крушения, в обосновании революционно-преобразующей роли рабочего класса как могильщика старого и творца нового общества.

 

Ю. Коргунюк: К сказанному выше хотелось бы добавить следующее. Мировоззрение Маркса было уникальным. Те идеи, которые принято считать основными положениями марксистской теории (идея о всемирно-исторической роли пролетариата, о необходимости диктатуры пролетариата, о необходимости ликвидации частной собственности, преодоления классового деления общества), были выработаны Марксом в результате его развития как философа, мыслителя на основе обобщения практики классового противоборства, тенденций развития общества. Сама идея о всемирно-исторической роли пролетариата вытекала из тезиса о том, что пролетариат, который непосредственно занят «практическим преобразованием предметного мира» и тем самым должен наиболее полно воплощать в себе родовую сущность человека, вместе с тем наиболее отчужден от своей родовой сущности, поскольку совершенно отчужден от продуктов своего труда. Эта отчужденность, по мнению Маркса, является прямым следствием существования частной собственности на средства производства и связанной с ней эксплуатации человека человеком. Пролетариат поэтому больше, чем кто-либо, заинтересован в ликвидации частной собственности, так как больше всего страдает от ее существования и больше, чем кто-нибудь, получит от ее ликвидации. Для того же чтобы ликвидировать частную собственность, он должен взять в свои руки политическую власть, совершить коммунистическую революцию и установить диктатуру пролетариата. Эта идея стала основополагающей идеей всей марксистской доктрины.

Но если Маркс пришел к этим идеям в результате своего «вырастания» из немецкой классической философии и из переработки идей классической политэкономии и утопического социализма, то фактически все его последователи усвоили эти идеи отнюдь не в результате философских и политэкономических изысканий. Марксизм явился для них прежде всего социалистической доктриной, и, лишь приняв идею о всемирно-исторической роли пролетариата, люди, причислявшие себя к марксистам, начинали штудировать «Капитал» До философских же произведений Маркса редко кому удавалось дойти. Что же касается степени усвоения последователями Маркса сути «Капитала», то весьма характерно в этом плане высказанное Лениным на страницах конспекта гегелевской «Науки логики» признание в том, что «никто из марксистов не понял Маркса полвека спустя», поскольку «нельзя вполне понять «Капитала» Маркса и особенно его I главы, не проштудировав и не поняв всей Логики Гегеля»¹. Лишь позже, в XX в., появились марксисты, которых стали интересовать и собственно философские взгляды Маркса (а не их интерпретация в «Анти-Дюринге»). К числу таких марксистов можно отнести Д. Лукача, А. Грамши и целую плеяду философов в разных странах.

Восприятие марксизма Лениным происходило, как и у подавляющего большинства его соратников, через усвоение в первую очередь идей всемирно-исторической роли пролетариата, о необходимости диктатуры пролетариата и ликвидации частной собственности. С этой точки зрения в ортодоксальности ленинского марксизма сомневаться не приходится.

Различие между марксизмом Ленина и марксизмом Маркса обусловлено и тем, что Маркс — это в первую очередь теоретик, в то время как теоретическая деятельность Ленина носила не самоценный характер, а была посвящена новой творческой задаче воплощения в жизнь уже сформировавшегося учения.

Примечания:

¹ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 29. С. 162.

 

- Известно, что Н. А. Бердяев рассматривал как сущностную черту мировоззрения Ленина его целостность, тотальность. Он делал вывод, что «учение, обосновывающее тоталитарную доктрину, охватывающую всю полноту жизни — не только политику и экономику, но и мысль, и сознание, и все творчество культуры, — может быть лишь предметом веры»¹. Между тем целые поколения советских людей воспитывались в убеждении, что марксизм-ленинизм — это единственно правильная научная теория, способная дать ответы на все вопросы, которые ставит жизнь. Так что же такое марксизм-ленинизм — наука или вера?

 

А. Чепуренко: Прежде всего хотел бы обратить внимание на довольно характерный момент, который встречается даже у такого глубокого и оригинального мыслителя, как Н. А. Бердяев, и заключается в подмене понятий. «Целостность», «тотальность» (эти философские категории глубоко исследованы Гегелем) и «тоталитарность» далеко не одно и то же. Различая эти понятия, нетрудно прийти к прямо противоположному выводу о том, что именно целостная теория менее всего способна превратиться в веру.

В самом деле, что такое целостная теория и чем она отличается от нецелостной? Очевидно, речь идет о таком научном знании, которое, во-первых, адекватно отображает свой предмет как некую целостность, тотальность, во-вторых, в силу этого само является некоей относительно завершенной, законченной системой. От нецелостного учения такая научная система отличается именно тем, что не содержит никаких недоказанных, необоснованных положений, а потому исключает необходимость принимать на веру какие бы то ни было посылки.

Возможно ли это? Ведь всякое учение должно же с чего то начинаться, и это начало, по определению, не может быть ниоткуда выведено, ничем обосновано! Старую научную и философскую проблему Гегель, а вслед за ним и Маркс попытались решить: один — в философии, другой — в политической экономии. И у того и у другого знание развивается по спирали, виток за витком, так что если рассматривать всю систему ретроспективно, с конца, то выясняется, что окончание ее содержит в снятом виде начало, тем доказывая, подтверждая его правомерность. У Гегеля это — возвращающаяся к себе в образе мирового духа абсолютная идея, у Маркса — товар как элементарная форма богатства, который становится и источником последнего.

Является ли такая система абсолютно замкнутой, закрытой? Отнюдь нет, ибо и окружающий нас мир в целом, и общество в частности являются системами множества систем. Маркс не претендовал на то, что ему удалось объять необъятное и раскрыть закономерности всех сфер общественной жизни, а также механизм их взаимодействия, — он сделал это в основных чертах для таких важнейших ее областей, как экономика, философия, политика и идеология. В Марксовой теории содержались некие принципы, позволяющие, как он считал, это сделать, была заложена возможность диалектико-материалистического объяснения и других систем социального организма, но не более того. Даже главный труд его жизни, «Капитал», остался незавершенным, а ведь «Капитал» — это только первый из шести важнейших разделов, которые, по его представлению, необходимо было разработать, чтобы постичь «анатомию буржуазного общества»! Так и не реализовал он свой замысел написать специальную работу о диалектике.

Ленин также никогда не стремился к решению столь непосильной задачи, как создание учения, охватывающего «всю полноту жизни». Он неоднократно подчеркивал: практика богаче любой теории, так что и «70 Марксов» не могли бы предвидеть, например, что капиталистическое общество в своем развитии обретет такие черты и свойства, которые оно обрело в начале нашего столетия².

Взглядам Ленина на общество и его законы был присущ монизм, но это не одно и то же, что всеохватность. Считать, что направление развития общества в конечном счете определяется тем, как складывается соотношение материальных интересов основных его классов, и претендовать на создание некоего универсального и детального «расписания» движения поезда мировой истории — разные вещи.

В виде доктрины, охватывающей всю полноту жизни, ленинский вклад в обществознание стремились представить те коммунистические фарисеи, которые превратили научный социализм в «вечно живое, всепобеждающее учение — марксизм-ленинизм».

Сам термин «марксизм-ленинизм» впервые появляется, насколько известно, в «Тезисах о пропагандистской деятельности Коминтерна и его секций» — официальном документе 5-го конгресса Коммунистического Интернационала (июнь — июль 1924 г.). По мере складывания той своеобразной, ни в какие марксистские модели и классификации не вписывающейся общественной системы, которую мы, за неимением более удовлетворительного определения, называем сталинизмом, стремительно нарастал и процесс выхолащивания научного социализма, его превращения из науки в чисто идеологическую конструкцию. То, против чего боролись и Маркс с Энгельсом, и Плеханов, и Ленин, становится сутью этого «марксизма-ленинизма»: выводы теории, которые ничто без знания того пути, каким они были добыты, превращаются в годные на все времена и для всех народов «прямые указания основоположников» (причем правдивое исследование конкретно-исторического контекста этапных теоретических открытий основоположников марксизма, мягко говоря, не поощряется); вскользь оброненные ими разрозненные высказывания становятся универсальной отмычкой, при помощи которой открываются врата познания в любой отрасли науки об обществе (при этом, правда, многие «неудобные» высказывания замалчиваются либо трактуются заведомо превратно); диалектика вырождается в жонглирование «примерами» законов диалектики, в софистику и т. д. И это закономерно: социалистическое общество, которое впервые в человеческой истории строится его членами осознанно, нуждается в науке, в опережающем теоретическом осмыслении практических задач; сталинизму же, низводящему человека до роли «винтика», от которого должны быть хорошо укрыты истинные цели великого Строителя и подлинный смысл разворачивающейся социальной драмы, нужна отнюдь не наука, а примитивная идеология, вера в истинность избранного пути. В этом смысле с Бердяевым нельзя не согласиться: тоталитаризм, т. е. система, характеризующаяся полным подчинением всех сфер жизни общества, вплоть до повседневного быта, власти бюрократической элиты, немыслим без господства в умах и душах псевдоидеологии. В тех традиционных обществах древности или современного Востока, где существовали или существуют подобные режимы, эту роль играла религия. В советском обществе аналогичная роль была отведена выхолощенному, изувеченному попами сталинистского прихода «научному социализму»

Тому, однако, кто знаком с трудами его основоположников и таких выдающихся представителей, как Плеханов, Ленин, Каутский, Грамши, Лукач и др., а не только с учебниками обществоведения, нетрудно заметить, что сталинистский «марксизм-ленинизм» имеет к марксизму как науке об обществе и закономерностях его развития примерно такое же отношение, как этика и практика святой инквизиции к христианскому мироощущению.

 

А. Андреев: По существу, Бердяев, сделав этот обобщающий вывод, поставил вопрос о доктринальной ответственности марксизма за тот трагический путь, который прошла страна после Октября 1917 г., — вопрос, который в последнее время широко обсуждается в нашей публицистике. Логика его рассуждений проста: тоталитарный режим родился из тоталитарной идеологии, т. е. идеологии, претендующей на универсальность, «всеохватной» и притом утверждающей себя как абсолютную истину. Такой идеологией, с его точки зрения, был марксизм в ленинской его интерпретации.

Первый из тех упреков, которые Бердяев адресует марксизму, можно сразу же отвергнуть: стремление осмыслить «всю полноту жизни» вовсе не является отличительной чертой марксизма, оно характерно вообще для всякого мировоззрения. В частности, и для христианства, последователем которого был Бердяев.

Что же касается второго признака «тоталитарной идеологии», который формулирует Бердяев, то его надо коснуться подробнее.

В какой мере марксизм претендует и может претендовать на истину? Если присмотреться внимательно, то можно увидеть, что в рассуждениях Бердяева на эту тему смешаны два разных вопроса. Вначале Бердяев говорит о том, что Ленин признает абсолютную истину. И это совершенно правильно: Ленин не только осуществляет такое признание, но и настаивает на нем. Без этого он считает невозможным обосновать объективность наших знаний о мире. Бердяеву такая точка зрения представляется наивной, поскольку, как ему кажется, материализму очень трудно построить теорию познания, допускающую абсолютную истину. Не будем в данном случае спорить с этим, заметим только, что полемика Бердяева с Лениным идет пока исключительно в рамках философского анализа познания как такового. И вдруг в канве рассуждений без какой-либо дополнительной аргументации возникает тезис совсем иного плана: диалектический материализм, по Ленину, есть-де абсолютная истина. В первый момент кажется, что Бердяев продолжает двигаться в той же плоскости и данный тезис вытекает из предыдущего: речь-то все время идет об абсолютной истине. На самом же деле на наших глазах незаметно осуществляется подмена вопроса: ведь одно дело признавать абсолютную истину в принципе, и совсем другое признавать абсолютной истиной какую-либо конкретную теорию.

Ленин между тем высказался по данному вопросу совершенно определенно: в ходе углубления нашего познания мы постоянно раскрываем абсолютную истину, но никогда не достигаем ее в полном объеме; знания, которыми располагает человечество, включают лишь часть абсолютной истины и потому являются относительными. Что же касается марксизма, то единственный вывод из того, что он является истинным, состоит, по Ленину, в следующем: «...идя по пути марксовой теории, мы будем приближаться к объективной истине все больше и больше (никогда не исчерпывая ее); идя же по всякому другому пути, мы не можем прийти ни к чему, кроме путаницы и лжи»³. С окончанием этой фразы уже нельзя согласиться, но в отношении марксизма это дело не меняет: ленинская трактовка диалектики относительной и абсолютной истины не допускает никаких исключений. Отсюда следует совершенно однозначный вывод: к марксизму надо относиться как к научной теории, а наука требует не слепой веры, не бездумного преклонения, а исследований, анализа, наконец, самокритики, без которой человеческое мышление угасает в состоянии самодовольного окостенения.

Надо признать: такое отношение к марксизму выдерживалось далеко не всегда. Оно искажалось догматизмом, начетничеством, а порой и стремлениями к превращению его в своего рода «социалистическую религию» Тенденции этого рода очень чутко подмечены и зафиксированы Бердяевым. Однако одного очень важного обстоятельства философ все же не заметил или не захотел заметить: ненавистная ему «марксистская лжерелигия» это не марксизм Маркса и не марксизм Ленина, а всего лишь искаженное отражение марксизма в социальных мифологиях различного типа. Не случайно сам Бердяев практически никогда не подтверждает свои доводы против марксизма текстуальным анализом работ критикуемых им теоретиков. В его работах нередко анализируется не столько сам марксизм, сколько некий «образ марксизма», сконструированный самим Бердяевым. В этом, безусловно, слабость его критических выступлений, которая позволяет говорить о том, что многие содержащиеся в его произведениях оценки Маркса и Ленина являются недостаточно объективными.

Примечания:

¹ Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. С. 100.

² См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 18. С. 345.

³ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 18. С. 146.

 

- Раньше мы называли Ленина выдающимся мыслителем и ученым. Теперь этот тезис все чаще оспаривается. В какой степени правомерно говорить о Ленине как об ученом?

 

А. Чепуренко: Сейчас, когда возникла возможность познакомиться с теми оценками Ленина как мыслителя, которые давали ему не только соратники и последователи, но и идейные и политические противники, кое у кого появился, как это всегда бывает в такой ситуации, соблазн поменять все «плюсы» на «минусы» Такова, к сожалению, закономерная плата за долгие десятилетия елея и фимиама, расточавшихся в адрес Ленина, но сегодня мы можем взглянуть на наследие Ленина-ученого более объективно.

При этом, на мой взгляд, следует исходить из того, что Ленин был в первую очередь политиком. Его научная деятельность была подчинена основному интересу обоснованию возможности путей развития и задач пролетарской революции, построения социалистического общества. Он был так же страстным пропагандистом и полемистом, в новых исторических условиях стремившимся развить и отстоять марксизм. Это — вторая сквозная линия его научного творчества, которая существовала в неразрывном единстве с первой.

Наиболее существенный вклад Ленина в науку связан, во-первых, с изучением истории становления, формирования различных, как теперь принято говорить, моделей капитализма. Маркс в «Капитале» исходил главным образом из опыта современной ему Англии. Хотя он и собирался — особенно при исследовании поземельных отношений в 3-м томе «Капитала» — обобщать также своеобразный опыт развития капитализма в США, Франции и России (после реформы 1861 г.), но сделать этого не успел. Эту работу в значительной степени выполнил Ленин. Вспомним хотя бы его ранний труд «Развитие капитализма в России» или же более поздний его анализ прусского и американского путей становления капитализма в сельском хозяйстве.

Во-вторых нельзя не сказать о ленинской теории империализма. Хотя сейчас все больше распространяется взгляд, согласно которому империализм был лишь своего рода промежуточным звеном между классическим индустриальным капитализмом XIX в. и современным постиндустриальным обществом, а отнюдь не высшей и не последней его стадией, к этому выводу можно было прийти лишь в эпоху НТР, заметно изменившей облик буржуазного общества. Во времена Ленина оснований для таких выводов и предположений не было. В то же время нельзя не признать, что, соглашаясь с современной трактовкой империализма, монополистического капитализма (или по меньшей степени, допуская возможность и такой его трактовки), приходится серьезно задуматься о том значении, которое имеет сегодня ленинская теория революции. Ведь она была создана им на основе совершенно определенного понимания путей и перспектив развития капитализма

То же самое «относится, бесспорно, к ленинскому пониманию партии, ее задач, принципов строения, методов работы. Для своего времени учение Ленина о партии, продолжая и развивая классический марксизм, было важнейшим вкладом в коммунистическую теорию. Сегодня, однако, нельзя механически переносить его положения и выводы на совершенно иную действительность.

Наконец, громадным вкладом Ленина не только в марксистскую, но и вообще в социалистическую мысль была его концепция создания предпосылок для социализма в среднеразвитой стране с отсталыми, находящимися на добуржуазном этапе развития национальными окраинами после победы в ней пролетарской революции. Подчеркиваю: предпосылок для социализма.

Концепция нэпа, выработанная им в несколько этапов, содержала понимание пути к социализму — через гибкое сочетание частного и коллективного интереса, через добровольное кооперирование всего населения на основе товарно-денежных отношений, а не в противовес их развитию, через рынок и многоукладность экономики. Как своего рода философия переходного общества, где переплелись элементы коллективистского общественного устройства с продолжающими естественно существовать досоциалистическими отношениями, общества, которое должно вести к гражданскому согласию и к постепенному нарастанию социалистичности этого общества, — как такая философия, концепция нэпа, бесспорно, сохраняет свое актуальное значение для нас и сегодня. Уже на этом примере ясно, что Ленин как ученый работает и на наше время.

 

- В последнее время в советской печати появились публикации, в которых проводится мысль о существовании утопических моментов во взглядах Ленина. А советский философ А. С. Ципко даже утверждает, что Ленин, ведя беднейшие слои России на штурм Зимнего, руководствовался утопией Маркса. Есть ли серьезные основания для подобных выводов?

 

Б. Славин: Есть ли основания считать Ленина утопистом? В качестве аргумента, доказывающего утопичность взглядов Ленина, приводится утверждение о том, что идеи, которые он отстаивал в свое время, не осуществились на практике или осуществились в негативном виде.

Ссылаются также на взгляды Ленина времен «военного коммунизма», умалчивая о его взглядах периода нэпа. При этом считается, что идеи «военного коммунизма» Ленин заимствовал у Маркса, о чем якобы свидетельствует его работа «Государство и революция», где много цитируется «Критика Готской программы» Маркса.

Насколько справедливы эти утверждения? На самом деле Маркс и Ленин считали, что в далеком будущем, когда социализм достигнет зрелости и начнется непосредственный переход к коммунистическому обществу, товарно-денежные отношения отомрут. Однако они прекрасно понимали, что это может произойти лишь на очень высокой стадии развития общественного производства, когда труд перестанет быть экономической необходимостью и превратится в потребность каждого человека. До тех пор в обществе, которое выходит из капитализма, будут сохраняться и распределение по труду, товарно-денежные отношения.

Конечно, среди большевиков, окружавших Ленина, было немало людей, которые хотели быстро построить коммунизм, превратив вынужденные методы «военного коммунизма» времен гражданской войны в закономерность социалистического строительства. Порой и Ленин отдавал дань таким иллюзиям. Однако анализ кронштадстских событий, восстаний крестьян привел Ленина к мысли, что только долгой и кропотливой работой, учитывающей уровень развития страны, можно построить социализм. При этом экономической основой этой работы должно быть освоение коммунистами реальных рыночных и товарно-денежных отношений, приобретение культуры торговать. Новая экономическая политика и служила этим целям, целям не утопическим, а глубоко реалистическим, способствующим развитию производительных сил страны и отражающим глубинные интересы трудящихся как города, так и деревни.

Взгляды Ленина уточнялись и менялись в зависимости от исторической обстановки. Общие представления о социализме у Ленина и Маркса были тождественны, что же касается их конкретного преломления к российской действительности, то Ленин неоднократно говорил О том, что здесь наши учителя мало нам могут дать, надо учиться на практике самим строить реальный социализм. Существенные изменения, например, претерпели взгляды Ленина на экономическую основу строительства социализма. И в первую очередь потому, что Ленин ориентировался не на идеал, не на те или иные положения Маркса, и на действительность, тем самым демонстрируя реальный взгляд на жизнь, лишенный всякого утопизма.

Уже в 1918 г. Ленин предлагал ввести единый продналог на крестьянство, освободив его от всех других повинностей. Но тогда эта идея не могла реализоваться в связи с обострением гражданской войны. Вместо продналога появилась продразверстка. Однако эта мера, оправданная в условиях гражданской войны, исчерпала себя с ее окончанием. Ленина можно было бы назвать утопистом, если бы он продолжал настаивать на ней в условиях мира. Но мы знаем, что именно Ленин и его ближайшие соратники, В частности Троцкий, поставили вопрос о переходе к новой экономической политике, которая базировалась не на команде, а на экономических подходах. К сожалению, этого не поняли последователи Ленина, возродившие военно-коммунистические методы и утопические теории создания социализма. Они нанесли непоправимый вред нашему обществу, приведя страну к трагедии сталинщины и застою.

Сегодня, обновляя общество, мы должны усвоить уроки начального периода строительства социалистического общества, впервые осмысленные Лениным. Он, в частности, ставил вопрос о том, что к социализму нужно и можно двигаться, используя опыт всего человечества и прежде всего развитых стран капитализма. Причем опыт как технический (отсюда стремление перенять систему Форда, Тейлора), так и экономический: использование организационных достижений госкапитализма, концессий, банковского дела и т. п. Получалась нестандартная ситуация: Ленин предлагал, по сути дела, строить социализм с помощью капитализма и его достижений. Этот глубоко реалистический подход Ленина к созданию социалистической экономики и сегодня не потерял своего значения.

О реалистичности Ленина свидетельствует и его подход к кооперации. К своей формуле социализма — «строй цивилизованных кооператоров»¹ — он пришел тоже не сразу. Первоначально он считал кооперацию идеей и практикой мелкобуржуазного толка. Но затем сделал вывод о ее прогрессивности в условиях Советской власти. В кооперации Ленин увидел постепенный переход от индивидуального хозяйства крестьянина к коллективному, к приобщению крестьянской России к коллективистским методам работы, соединяющим общий и частный интересы. Механизм использования частного интереса в интересах коллектива и общества был, по мнению Ленина, самым слабым звеном в работах многих социалистов. Это, с его точки зрения, было необходимо для создания реального, а не выдуманного, социалистического общества. Идея кооперации по сути своей явилась новаторской идеей. Она была рождена из осмысления опыта масс. Ленин не фантазировал, не сочинял, а открывал то, что уже существовало в реальности и что следовало использовать в интересах всего общества.

Можно много говорить о том, как Ленин рассматривал проблему развития социалистической демократии, искал пути совершенствования государственного аппарата, вел борьбу против бюрократизма и взяточничества, как высказывал актуальную и по сей день идею соединения Советской власти с американской техникой и прусским порядком железных дорог. Однако сказанного вполне достаточно, чтобы понять, что Ленин не был утопистом, как его теперь пытаются представить некоторые критики из числа современных «демократов» и национал-патриотов.

В каждом конкретном шаге своей политики Ленин пытался отстаивать интересы трудящихся масс. В удовлетворении этих интересов он видел главный критерий социалистичности. Вместе с тем Ленин никогда не упускал из виду и конечных целей рабочего движения, которые служили для него всегда ориентирами. Интересы и идеалы он не противопоставлял друг другу: они находились для него в органическом взаимодействии. Представления о социализме и коммунизме для Ленина не были застывшими. Они проверялись практикой и соответствующим образом корректировались. В этом Ленин был последователем Маркса, для которого учение о социализме также было не утопией, а выводом из реальных тенденций и фактов общественного развития.

 

Ю. Коргунюк: В работах многих зарубежных, а с недавних пор и советских авторов Ленин изображается крайним утопистом, фанатиком несбыточной идеи.

С другой стороны, его зачастую рассматривают как холодного расчетливого политика, прагматика, сумевшего с помощью сравнительно небольшой организации «потрясти» если не весь мир, то, по крайней мере, Россию. Источник такой парадоксальности, проявляющейся в изображении Ленина одновременно и утопистом, и прагматиком, очевиден. С одной стороны, жизнь, Практика раскрыла нереальность ряда ожиданий Ленина. Он, например, питал не только надежду, но и уверенность, что после уничтожения частной собственности на средства производства, после уничтожения эксплуатации человека человеком освобожденный труд рабочих даст такое повышение производительности труда, которое поможет решить многие из труднейших проблем, связанных с тяжелым экономическим положением России. Жизнь не подтвердила эту уверенность. После установления рабочего контроля над предприятиями, а позже и полной их национализации, производительность труда на этих предприятиях не только не возросла, но, напротив, упала столь резко, что и без того катастрофическое положение российской экономики ухудшилось до крайних пределов. Не оправдались и надежды Ленина на то, что победившему пролетариату удастся легко заменить громоздкую государственную машину царского самодержавия на гораздо более эффективную систему управления государства диктатуры пролетариата. Уже первые годы существования Советской власти привели к резкому увеличению численности служащих государственного аппарата, сопровождавшемуся столь же резким понижением его эффективности. Можно упомянуть и не оправдавшиеся надежды на мировую революцию и т. п.

Но, с другой стороны, логика здравого смысла говорит о том, что взять и удержать власть в тех чрезвычайных обстоятельствах, внести колоссальные изменения во всю жизнь общества могли только люди, обладающие действительно незаурядными способностями истинных политических лидеров, в том числе и весьма немалой тактической гибкостью при анализе и оценке сложившейся политической ситуации. Так что противоречие между утопизмом и прагматичностью в деятельности Ленина это противоречие не надуманное, не возникшее в результате путаницы и логической непоследовательности авторов. Это противоречие самой жизни, самой объективной действительности.

Но поставим вопрос по-другому: так ли уж исключителен факт сочетания в деятельности той ли иной исторической личности элементов утопизма и прагматичности? Столь ли уж это редкое явление? Как мне кажется, явление это не только не редкое, но, мало того, практически обязательно присутствует в любом случае, когда мы имеем дело с крупным, эпохальным моментом в истории человечества. Обыденное сознание привыкло смотреть на утопизм как на нечто, лишь изредка проявляющее себя в истории. На самом же деле утопизм столь увязан с самим фактом существования общества, что там, где мы говорим об историческом процессе, мы должны говорить и о роли утопии в прогрессивном развитии человечества.

На историю нельзя смотреть с позиции фатализма, как на процесс, разворачивающийся стихийно и автоматически. История начинается именно тогда, когда сознательный и сознающий себя человек пытается вырваться за рамки уже сложившихся до него отношений, когда он пытается воплотить в действительность «свою сознательную цель» (Маркс)². Только благодаря наличию у человека этого стремления к выходу за сложившиеся рамки, непосредственно данные ему природой и традицией, только благодаря наличию у него этой самой сознательной цели, этого проекта (а другими словами, утопии) и может совершаться исторический процесс. И пусть в этом проекте реально осуществима только какая-то небольшая часть — без таких проектов немыслима сама история, ибо история есть «не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека» (Энгельс)³.

Даже если мы выберем в качестве предмета анализа индивидуальное сознание любого члена общества, никогда не помышлявшего ни о каких исторических свершениях, то и в нем мы найдем массу не только утопических, но и прямо мифологических представлений и помыслов. Речь идет, кстати, и о сознании деятелей общественной науки, утопические преставления которых отличаются от утопических представлений других членов общества разве что тем, что они созданы гораздо более богатым воображением. Но пока тот или иной индивид «варится в собственном соку», его утопии мало влияют даже на его собственную личную жизнь, не говоря уж об их влиянии на ход исторических событий — они просто никак себя не проявляют. Когда же речь идет о незаурядной исторической фигуре, пытающейся внести изменения в общественную жизнь, стремящейся осуществить в исторической действительности свой «проект», то стоит ли удивляться Тому, что утопичность многих его ожиданий и представлений оказывается видной даже невооруженному взгляду. Разумеется, можно привести массу примеров, когда тот или иной политический деятель никаким особенным утопизмом не отличался. Но в данном случае речь идет не о тех фигурах, которые ограничивали свою деятельность функционированием в рамках определенной сложившейся структуры, а о деятелях типа Ленина, пытающихся кардинально изменить действительность путем осуществления в ней своего социального проекта.

Но ведь для воплощения в жизнь того или иного Проекта мало наличия в нем рационального зерна, мало даже существования определенных объективных предпосылок. Необходима также определенная деятельность, направленная на его реализацию, причем деятельность, достаточно хорошо осознанная и гибкая, иначе деятель, осуществляющий свой проект, рискует оказаться на обочине истории. Наличие у Ленина такой гибкости — факт неоспоримый. О политической гибкости Ленина говорили не только его соратники, но и его политические противники, в принципе не принимавшие ленинских взглядов, зачастую указывавших на утопизм его воззрений.

Между тем следует указать и на тот факт, что к 20-м гг. представления Ленина о будущем и путях его достижения претерпели значительные изменения не только в деталях, но и в своих принципиальных основах. Через несколько лет после революции Ленин пересмотрел многое из того, что ранее казалось ему безусловно истинным. Недаром все более скептическим становилось его отношение ко всякого рода прожектерствам, например к идее о непосредственном введении социализма. В книге «Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина» Н. Валентинов, говоря об эволюции Ленина как политика, подчеркивал, что в 1921 г. Ленин уже являлся человеком, «пережившим в четыре года грандиозный опыт социально-экономического строительства, проверившим в нем социалистические схемы, освободившимся от множества иллюзий и, с высоты поста правителя-диктатора России, познавшим и увидевшим то, чего прежде не знал, чего совсем не понимал (не только Ленин, а все мы тогда очень многое и очень важное не знали и не понимали)». Весьма характерно это последнее признание Валентинова, что утопии и иллюзии Ленина — это утопии и иллюзии целого направления общественной мысли, целого поколения революционеров.

Но все величие и гибкость Ленина в том, что в последние годы жизни, столкнувшись с новыми жизненными реалиями, он осуществил заметную трансформацию в сторону большего реализма, отказался от элементов утопизма.

Примечания:

¹ Ленин. В. И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 373.

² Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 189.

³ Там же. Т. 2. С. 102.

⁴ Валентинов (Вольский) Н. Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина. Стэнфорд, 1971. С. 33—34.

 

- В течение десятилетий мы говорили о ленинском этапе в развитии марксизма. Существовал ли в действительности такой этап? Как сегодня ученые трактуют данный вопрос?

 

А. Андреев: Концепция ленинского этапа в развитии марксизма долгое время была одним из основных элементов в идеологии коммунистического движения и в тех странах, где она была принята в качестве официального мировоззрения. Содержание ее кратко сводится к следующему.

На рубеже XIX и XX столетий капиталистический мир вступил в новую эпоху — эпоху монополистического капитализма (империализма). В ходе этого процесса произошли глубокие качественные изменения во всех сферах буржуазного общества — в экономике, в политике и культуре. Оно приобрело ряд сущностных черт, не свойственных тому капитализму свободной конкуренции, который был исследован основоположниками марксизма. Новые явления общественной жизни необходимо было осмыслить с точки зрения задач революционного рабочего класса, в свете социалистической перспективы. В полной мере это удалось сделать только Ленину.

Ленин не просто предложил марксистское решение целого ряда кардинальных проблем, поставленных новой исторической эпохой. Это можно поставить в заслугу и другим видным мыслителям-марксистам и деятелям социалистического движения. Ленин был, по существу, единственным, кто сумел выработать целостную марксистскую концепцию данной эпохи и на этой основе творчески развить марксизм во всех основных его аспектах. В его теоретическом творчестве марксизм, таким образом, поднялся на новую ступень своего развития.

Справедливо подчеркивая новаторское, творческое существо наследия Ленина, официальная историография вместе с тем трактовала ленинский этап в развитии марксизма таким образом, что точка зрения Ленина представлялась единственно верной и в смысле объективной истинности, и в смысле верности основополагающим теоретическим принципам марксизма и его революционному духу.

На рубеже XIX и XX столетий, согласно этой концепции, марксизм в процессе своего творческого развития перерастает в марксизм-ленинизм. Из такой постановки вопроса совершенно очевидно вытекало, что без Ленина, в стороне от его учения, а тем более в противовес ему нельзя быть марксистом, нельзя правильно понять перспективу общественного развития. Вот почему ленинское учение, ленинизм, нередко определялось как марксизм XX в.

Концепция ленинского этапа в развитии марксизма возникла после смерти Ленина. Ее формирование относится к середине 20-х— началу 30-х гг. Естественно, этот процесс невозможно рассматривать вне идеологической и политической обстановки тех лет. Складывавшийся авторитарный режим активно влиял на ее разработку, стремясь использовать имя Ленина для обоснования и оправдания своей собственной политической линии.

Идя навстречу политическим запросам, теоретики сформулировали положение, согласно которому ленинский этап не кончается со смертью Ленина, а органически продолжается в теоретической и идеологической деятельности коммунистических партий. Проблема преемственности в сфере теории была, таким образом, напрямую увязана с совершенно иным вопросом — с наследованием политической власти, а основным критерием верности ленинизму стала готовность безоговорочно следовать конкретным установкам, оценкам и выводам власти.

Концепция ленинского этапа строилась, по существу, на основе признания единственно истинной точки зрения, что практически исключало правомерность альтернативных подходов к обществу и его истории. В научном отношении данный принцип весьма уязвим, так как он неизбежно порождает тенденцию абсолютизировать определенную точку зрения и с очень большой долей вероятности ведет к догматизму.

Однако в конкретных исторических условиях второй половины 20 —30-х гг. это не было единственной и главной опасностью. Ведь если принять, что истина может существовать только в одном варианте, можно пойти дальше и объявить, что ее носитель также единственен. «Доказать» же, что этим единственным является сам обладатель верховной власти (Вождь и Учитель), было, как говорится, делом техники. Разумеется, « доказательство» осуществлялось не только и даже не столько теоретическими средствами.

Но можно ли исходя из этого свести концепцию ленинского этапа к идеологическим конструкциям сталинизма и режимов сталинистского типа (включая их смягченный «брежневский» вариант)? Можно ли, наконец, объяснять утверждение данной концепции тем, что она была просто «продиктована сверху», а затем поддерживалась всей мощью репрессивного аппарата? Нет, такой подход был бы слишком упрощенным, а потому и неверным. Прямое политическое давление свою роль, конечно, сыграло, и сказать об этом надо со всей определенностью. Однако нельзя не учитывать и того обстоятельства, что на эту концепцию работают многие важные исторические факты. Фундаментальные ленинские идеи, казавшиеся поначалу фантастически дерзкими, нашли свое практическое подтверждение. И какое! Взять хотя бы победу пролетарской революции в стране, которой по всем канонам доленинского марксизма еще предстояло долгое время развиваться в рамках капитализма. Ведь это не какое-то частное событие, а историческое явление, в короткий срок изменившее судьбы всего мира!

После Октября имя Ленина обрело необычайную притягательность среди трудящихся масс всего мира. Опыт большевистской партии, ленинские идеи все шире распространялись среди левых социалистов разных стран. Во многих из них возникли коммунистические партии. В этих условиях ленинизм, естественно, стал восприниматься многими как единственно возможное направление развития марксизма, направление, с которым связано его будущее, грядущее осуществление его идеалов и социальных прогнозов.

Оценивая вклад Ленина в развитие марксизма, мы и сегодня с полным основанием можем охарактеризовать его труды как этапные. Но если ленинский этап развития марксизма понимать в том смысле, что ленинизм охватывает собой все достижения и «точки роста» марксистской теоретической мысли в XX в., то против такой его трактовки можно выдвинуть весьма серьезные возражения.

Альтернативные ленинизму и независимые от него направления марксистской мысли не угасли (как должно было бы получиться, если бы ленинизм вместил в себя все позитивное теоретическое содержание марксизма), а продолжали развиваться, причем достаточно плодотворно. Некоторые из них, в частности, синтезировали марксизм с другими философскими течениями, против чего Ленин всегда возражал чрезвычайно резко. Однако, вопреки его прогнозам, немарксистская мысль в ряде областей философского познания (философский анализ языка, логика и методология науки, некоторые разделы социологии, теория культуры, эстетика и др.) дала очень крупные научные результаты, и стремление интегрировать эти результаты в рамках марксизма оказалось весьма перспективным. В последнее время на этом пути возникло несколько теоретических направлений (феноменологический марксизм, аналитический марксизм и др.), которые пользуются значительным научным авторитетом.

Весьма уязвимым в научном отношении является то, что в концепции ленинского этапа не предусмотрена его верхняя временная граница. Но правомерно спросить, что же это за этап, который не заканчивается? И кого следует отнести к числу видных представителей этого этапа? Неужели Сталина и его подручных в сфере идеологии, травивших всякую живую мысль? А может быть, теоретиков эпохи застоя во главе с официальным автором «Ленинского курса»?

Когда мы анализируем проблему ленинского этапа развития марксизма научно, одинаково вредны как эйфория бездумного ниспровергательства, так и упрямое нежелание считаться с реальностью, выдаваемое за отказ «поступиться принципами» В этом вообще нет ничего необычного: в конце концов такова естественная судьба любой теории. Важно только в полной мере учитывать, что теории, преодолеваемые ходом развития науки, нельзя рассматривать как простое заблуждение. Они содержат в себе элементы истины, которые должны быть включены в состав тех концепций, которые приходят им на смену. Был свой «момент истины» и в концепции ленинского этапа. Ведь Ленин, как ни относиться к его деятельности, действительно был крупнейшей исторической фигурой XX в. И необходимость объективно оценить его оппонентов-марксистов, потребность во всестороннем анализе марксистской мысли никак не ставит под сомнение то обстоятельство, что его теоретическая и политическая деятельность стала самым значительным явлением в марксизме после его основоположников. Верно и то, что в середине 90-х гг. XIX в. в истории марксизма начинается новый этап, связанный с переходом капитализма в новую фазу развития, укреплением позиций марксизма в рабочем движении и значительным усилением революционного потенциала самого этого движения.

Историческая ситуация, определившая собой возникновение ленинизма, существовала в течение достаточно длительного времени (несколько десятилетий). Однако в процессе дальнейшего общественного развития, определяющим фактором которого были, с одной стороны, осуществление социалистического эксперимента, а с другой — значительная эволюция экономического базиса и политической системы капитализма, она во многом себя исчерпала. Сегодня марксистская теория и практика существует уже в совершенно новых условиях. Однако марксизм не исчез с исторического горизонта, как не исчезли и новые концепции, творчески привнесенные Лениным в теорию научного социализма, не исчезли его революционный новаторский дух, его методологические принципы. Марксизм продолжает развиваться и в современных изменившихся условиях, неизбежно принимая новые формы, но сохраняя свое значение в качестве одного из наиболее авторитетных и притягательных направлений мысли.

 

- Есть ли у Ленина произведение «Философские тетради»?

 

Р. Савицкая: В последнее время этот вопрос поднимался в выступлении доктора философских наук, профессора А. И. Володина¹. Отвечая на него, он указал на неправомерность рассмотрения «Философских тетрадей» как произведения Ленина, поскольку они представляют сборник ленинских рукописных материалов разных лет, начиная с 1895 и кончая 1920 г., который был составлен спустя десятилетие после смерти Ленина. Это утверждение нуждается в рассмотрении.

В Центральном партийном архиве хранятся десять Тетрадей-рукописей Ленина по философии, представляющие собой довольно обширные выписки из законспектированных им произведений с его многочисленными Замечаниями. Девять тетрадей помечены номерами «С XXIV по XXXII. Время составления конспектов Лениным не указано. Лишь на одной из тетрадей (XXVIII) В конце конспекта «Науки логики» Г. Гегеля указана дата окончания конспекта: «17. XII. 1914»². Сделанные Лениным записи шифров книг в библиотеках и требовательные карточки на них дают основание считать, что его основная работа над философскими трудами происходила в период с сентября 1914 г. по июнь 1916 г. в библиотеках Берна и Цюриха³.

Тетради XXIV, XXVIII и XXIX включают конспекты «Науки логики» со ссылками в конце на так называемую «Малую логику» («Энциклопедия философских наук» Г Гегеля, ч. I, Логика). Обращает на себя внимание тот факт, что на обложке тетради XXIV, т. е. первой из девяти пронумерованных тетрадей, включающих ленинские конспекты по философии, Ленин собственноручно написал: «Тетрадки по философии (Гегель, Ф[ейе]рб[а]х И р[а]зн[ое])»⁴. Заметим: не «тетради», а «тетрадки» Следовательно, Ленин сам дал название своим материалам по философии 1914—1916 гг. Однако при их публикации $70 название не фигурировало. Публикаторы произвольно изменили «тетрадки» на «тетради», что имело не только формальное, но и сущностное значение, о чем будет сказано ниже.

Тетрадь XXV представляет собой конспект 2-го тома «Лекций по истории философии» Гегеля, XXVI — конспект нескольких работ по философии естествознания и 1-го тома «Лекций по истории философии» Гегеля, XХVІІ — конспект «Философии истории» Гегеля, XXX - конспект нескольких работ по истории естествознания, «Философии Гераклита Темного из Эфеса» Ф. Лассаля, фрагмент «К вопросу о диалектике», конспект «Метафизики» Аристотеля, XXXI — «Лекций о сущности религии» Л. Фейербаха и XXXII — 4-го тома Сочинений Л. Фейербаха, посвященного философии Г Лейбница. Десятая (не пронумерованная) тетрадь включает конспект «Святого семейства» К. Маркса и Ф. Энгельса. Она относится ко времени первой поездки Ленина за границу, и ее следует датировать: не ранее мая — не позднее 7(19) сентября 1895 г.⁵

Собранный Лениным материал по философии лишь в малой степени был использован им в статье «Карл Маркс (Краткий биографический очерк с изложением марксизма)»⁶, написанной в 1914 г. для Энциклопедического словаря бр. Гранат.

Первым в 1925 г. в № 1—2 журнала «Под знаменем марксизма» был опубликован конспект первой книги Гегеля «Наука логики» Затем был опубликован фрагмент «К вопросу о диалектике» — в XII томе 2-го и 3-го изданий Сочинений В. И. Ленина, подготовленного А. Я. Троицким и Н. А, Каревым. В собранном виде ленинские философские рукописи были опубликованы Институтом Ленина в IX и XII Ленинских сборниках, вышедших в 1929—1930 гг. под редакцией Н. И. Бухарина, В. М. Молотова, М. А. Савельева. Оба Ленинских сборника подготовлены к печати под общей редакцией В. В. Адоратского. В них вошли «Конспект книги Гегеля «Наука логики» (Л. сб. IX), «Конспект книги Маркса и Энгельса «Святое семейство», «Конспект книги Фейербаха «Лекции о сущности религии», «Конспект книги Фейербаха о Лейбнице», «Конспект лекций Гегеля по философии истории», «Конспект лекций Гегеля по истории философии», «О книге Ж. Ноэля «Логика Гегеля», «План диалектики (Логики) Гегеля», «Конспект книги Лассаля «Философия Гераклита», «К вопросу о диалектике», «Заметки на «Метафизику» Аристотеля», «Разные заметки и выписки по философии и естествознанию» (Л. сб. XII). Предисловие к публикации «Конспекта книги Гегеля «Наука логики» (Л. сб. IX) написал философ А. М. Деборин, а к рукописям, опубликованным в XII Ленинском сборнике, — В. В. Адоратский.

Название «Философские тетради» в виде заглавия в этой публикации еще не фигурировало, но было употреблено в предисловиях и в статьях «от редакции»⁷.

Впервые отдельным изданием, уже под названием «Философские тетради», ленинские философские рукописи были изданы Институтом Маркса—Энгельса—Ленина при ЦК ВКП(б) в 1933 г. под редакцией В. В. Адоратского и В. Г Сорина. Сборнику предпослана вступительная статья Адоратского «О философских работах Ленина» из XII Ленинского сборника. Следует обратить внимание на тот факт, что это издание было названо сборником, а не «трудом», «произведением», и это правильно. Поэтому неправ Володин, упрекая Адоратского и Сорина в выпуске этой книги в свет⁸. В состав издания вошло содержание девяти тетрадей, относящихся 1914—1916 гг. и названных Лениным «Тетрадками по (философии», а также десятой тетради, которые впервые были опубликованы в Ленинских сборниках IX и XII. В дополнение к материалам сборников в это издание были включены: замечания В. И. Ленина из его опубликованных в Ленинском сборнике XXII «Тетрадей по империализму» на книгу И. Пленге «Маркс и Гегель», Относящиеся к 1913 г.; замечания на книгу А. Рея «Современная философия», сделанные Лениным в 1909 г.

После 1933 г. сборник «Философские тетради» неоднократно переиздавался по матрицам этого года в 1934, 1936, 1938 гг. Состав этих переизданий не изменялся. Однако начиная с 1936 г. из сборника были исключены ответ Ленина Бухарину и записка в ответ Бухарина Ленину от сентября 1920 г., которыми они обменивались на одном из заседаний по поводу статьи Щ. И. Невского «Диалектический материализм и философия мертвой реакции» Начало обмена записками не сохранилось. Дошедшие до нас три записки были впервые опубликованы в Ленинском сборнике XII и вошли в издания сборника «Философские тетради» 1933 и 1934 гг.  В 1947 г. вышло новое издание сборника под редакцией В. С. Кружкова и Л. Ф. Ильичева. В этом издании «Философские тетради» впервые называются «трудом» Ленина⁹. По сравнению с предыдущими изданиями в этой книге воспроизведены все библиографические записи Ленина.

В 1958 г. «Философские тетради» впервые были включены в Сочинения В. И. Ленина. Они вышли в качестве дополнительного тома к 4-му изданию Сочинений, выпущенному Институтом марксизма-ленинизма при ЦК ІСПСС. По сравнению с предшествующими отдельными изданиями в состав этого тома дополнительно были включены замечания и пометки В. И. Ленина на брошюре Г. В. Плеханова «Основные вопросы марксизма», на книге В. М. Шулятикова «Оправдание капитализма в западноевропейской философии. От Декарта до Э. Маха», пометки и подчеркивания на не входивших в прежние издания страницах статьи А. М. Деборина «Диалектический материализм», замечания на книге Г В. Плеханова «Н. Г Чернышевский», в том числе отчеркивания, принадлежность которых В. И. Ленину установлена в процессе работы над томом Сочинений, а также ряд заметок о книгах и рецензиях на книги по философии и естествознанию — заметки о книгах: Ф. Рааб «Философия А. Р. Авенариуса»; Перрен «Атомы»; «Замечания о рецензии на книгу Р. Б. Перри «Современные философские тенденции»; «Замечания о рецензии на книгу А. Алиотта «Идеалистическая реакция против науки»; заметка о рецензии Э. Геккеля «Чудеса жизни» и «Мировые загадки» (опубликована в данном томе впервые) и др. В то же время из отдельного издания 1933 г. не вошли в том 38 Сочинений «Заметки по отзывам немецких, французских, английских и итальянских авторов о Логике Гегеля»

Все вновь включенные в названный том замечания, пометки, заметки о книгах были написаны Лениным не в 1914—1916 гг., а гораздо раньше: в декабре 1904 г.; не ранее мая 1908 г.; не ранее 1908 г.; не ранее 1909 г.; не ранее октября 1909 г.; не позднее апреля 1911 г.; не ранее 1912 г.; позднее апреля 1913 г.; в 1913 г.¹⁰ До этого они были уже опубликованы полностью или частично в Ленинских сборниках XII, XXV и в № 8 журнала «Пролетарская революция» за 1937 г.

В 1963 г. «Философские тетради» вошли в состав пятого издания Сочинений В. И. Ленина примерно в том же виде, в каком они были представлены в четвертом. По сравнению с предыдущим изданием в него были включены впервые публикуемые замечания Ленина на книге И. Дицгена «Мелкие философские работы» и опубликованные ранее замечания на книге Ю. М. Стеклова «Н. Г Чернышевский, его жизнь и деятельность».

Со времени выхода пятого издания «Философские тетради» выходили отдельными изданиями в 1965, 1969, 1973 и 1978 гг. В 1986 г. «Философские тетради» были включены в Избранные сочинения В. И. Ленина в 10 томах. А в 1990 г. «Философские тетради» были выпущены отдельным изданием по тексту Избранных сочинений.

Сделаем выводы из сказанного. Первое: произведения «Философские тетради» как такового у Ленина нет. У него есть труд под несколько другим названием, а именно: «Философские тетрадки». Так назвал его сам Ленин. По своему составу этот труд значительно меньше, чем книга «Философские тетради» и состоит только из девяти тетрадей (с XXIV по XXXII), написанных в 1914—1915 гг. Только этот труд и должен входить в тома Сочинений В. И. Ленина, относящихся к 1914—1916 гг.

Второе. «Философские тетради» — это не произведение Ленина, а тематический сборник его материалов по философским вопросам с не вполне удачным редакционным названием. Он имеет право на существование только как сборник.

Третье. Все те материалы из числа входящих в «Философские тетради», которые не относятся к 1914—1916 гг., должны быть помещены в Сочинениях соответственно датам их написания. Такое предложение вносит профессор Володин. Оно является правильным и с ним нельзя не согласиться.

Четвертое. Дальнейшее переиздание сборника «Философские тетради» следует признать целесообразным, но правильнее было бы его назвать: «Философские работы В. И. Ленина» В этом случае он должен быть дополнен такими философскими произведениями Ленина, как «Материализм и эмпириокритицизм», «О значении воинствующего материализма», его письмами различным лицам (А. М. Горькому, Н. И. Бухарину и др.). Тематический сборник всех философских произведений Ленина будет полезен для философов, аспирантов, студентов и всех интересующихся вопросами философии.

Примечания:

¹ См.: Коммунист. 1990. № 5. С. 27—29.

² См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 29. С. 215.

³ См.: Владимир Ильич Ленин: Биогр. хроника. М., 1972. Т. 3. С. 285, 286, 307. 311, 426—428, 519.

⁴ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 29 (между с. 78 и 79).

⁵ См.: Владимир Ильич Ленин: Биогр. хроника. М., 1970. Т. 1. С. 102.

⁶ См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 26. С. 43—93.

⁷ См.: Ленинский сборник IX. С. 3, 20; XII. С. 3, 22.

⁸ См.: Коммунист. 1990. № 5. С. 27, 28.

⁹ См.: Ленин В. И. Философские тетради. М., 1947. С. 3—4

¹⁰ См.: Ленин В. И. Соч. 4-е изд. Т. 38. С. 41, 392, 398, 399, 406, 485, 502, 559.

 

— В работах советских ученых, в партийных документах много говорилось и говорится о необходимости руководствоваться ленинской методологией. Что можно сказать конкретно о специфических чертах ленинской методологии?

 

А. Чепуренко: Мне представляется, что при рассмотрении этого вопроса важно учитывать следующие обстоятельства. Когда мы говорим о методологии подхода ученого, главное заключается в том, материалист он или идеалист, сторонник объективного подхода к своему предмету или склонен рассматривать его субъективно.

Ленин, безусловно, был материалистом и диалектиком — и как политик, и как ученый. А потому он понимал, что метод исследования, метод подхода к объекту изучения не может быть пред найденным, а должен диктоваться самим этим объектом, его состоянием, его внутренними движущими противоречиями, его степенью зрелости.

Энгельс, рецензируя Марксову работу «К критике политической экономии», писал в свое время, что диалектический метод может быть реализован двояким образом: исторически или логически, т. е. либо через раскрытие диалектики исторического становления предмета, либо через анализ внутренней диалектики его зрелой, сформировавшейся, классической формы. Для Маркса, особенно в «Капитале», характерен именно этот логический метод. У Ленина же в подавляющем большинстве его этапных работ преобладает исторический метод исследования. Это различие обусловлено объективно: Маркс имел дело с классической формой капитализма свободной конкуренции, Ленин же, живя в иную эпоху, придерживался исторического метода, ибо на его долю выпало исследовать становление капиталистического хозяйства в России, возникновение империализма, развертывание революционных процессов в России.

Между логическим методом Маркса и историческим методом Ленина нет «китайской стены» Все основные признаки диалектико-материалистического подхода к изучаемому предмету можно обнаружить, например, в ленинском исследовании империализма. Это и объективность рассмотрения и его системность и исследование противоречий в развитии, и диалектика внутреннего и внешнего, объективного и субъективного и т. д. Есть, конечно, и отличия. Если при диалектическом методе понятия определяются через внутренние противоречия отношений зрелого предмета, то при историческом — через историю возникновения и развития соответствующих явлений и отношений. Именно таковы, например, определения монополии, других ключевых понятий в ленинской тёории империализма.

«Правомерны ли, однако, призывы «руководствоваться» ленинским методом? Если понимать это как механическое следование готовым образцам, то в таком случае мы столкнемся с существенным внутренним противоречием. Оно связано с тем, что диалектико-материалистическим методом Маркса и Ленина невозможно «руководствоваться», его нельзя «применять», ибо он по определению не является чем-то априорным, а вытекает из специфики предмета, диктуется его конкретными свойствами  и обстоятельствами места и времени. Этим-то их метод познания и отличается от любого другого среди известных методов научного исследования. Его попросту нельзя искусственно отделить от предмета и применить как некий алгоритм к решению иных задач. Итак, если руководствоваться ленинским методом призывают в таком смысле, то такой призыв — непонимание самой сути этого метода.

Разумеется, размышление над наиболее абстрактными, а потому и предельно общими, присущими любому обществу чертами, свойствами и отношениями («индивид», «производство», «общение» и т. д.) позволило классикам научного социализма установить некоторые — столь же общие, мировоззренческого порядка — принципы материалистического понимания истории. Но это, так сказать, сольфеджио обществоведения, и их освоение точно так же не дает ключа к решению конкретных задач, стоящих перед советскими обществоведами, как успешное овладение сольфеджио само по себе не превращает ученика в первоклассного музыканта.  Знание общих принципов марксистского миропонимания возможно и, на мой взгляд, просто необходимо. Ho если они не стали органичными для исследователя, то всякие призывы к их сознательному применению, к тому, чтобы ими «руководствоваться», большого смысла не имеют.

 

Э. Андреев: Действительно, в нашей общественной науке и партийных документах ленинской методологии всегда отводилась и отводится особая роль. Но важно учесть, что до последнего времени преобладало догматическое, спекулятивное отношение к ленинизму. Отсюда  проистекали деструктивные тенденции в подходе к ленинской методологии консервативного и лево-радикального толка.

Ленин не претендовал на создание особой теоретико-философской системы. Он искренне считал себя учеником Маркса и не выводил полученные им теоретические результаты за рамки марксистской методологии. Однако Ленин потому и был наиболее последовательным марксистом, что относился к марксизму творчески. Еще в самом начале своей деятельности он писал, что дело не в том, чтобы «повторять по памяти прежние выводы», сделанные классиками, а в том, чтобы «воспользоваться приемами марксистского исследования для анализа новой политической ситуации»¹. Когда жизнь требовала перемены точки зрения на те или иные процессы общественной жизни, Ленин не считался ни с какими постулатами и догмами, а руководствовался тем, что, по его словам, составляет «живую душу» марксизма — конкретным анализом в конкретной ситуации². Марксизм для него был «открытой» теорией, дающей понимание объективных тенденций развития.

Ленин уделял большое внимание изучению и овладению методологией в традиционном ее понимании, что особенно проявилось в его трудах «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?», «Философские тетради», «Материализм и эмпириокритицизм», «Государство и революция», «Детская болезнь «левизны» в коммунизме» и др. Однако его мышлению и деятельности как творческого марксиста, революционера, политика присущ целый ряд особенностей. В связи с этим уместно, на наш взгляд, говорить и о специфических чертах ленинской методологии. Среди этих черт, например, существенным является умение Ленина рассматривать исторический факт в его конкретной окружающей обстановке. Но, пожалуй, главным, в ленинском подходе к общественным явлениям и процессам было органическое единство научной объективности и принципиальной оценки их с позиций рабочего класса.

Секрет воздействия Ленина на реальные события в его способности точно оценивать движущие социальные силы, умение охватить всю сумму противоречивых факторов и определить главную тенденцию, предусмотреть возможные варианты хода событий и выстроить эффективную политику. В методологическом плане, с точки зрения решения современных задач обновления социализма особое значение имеют взгляды Ленина на гуманистическую сущность и человеческое измерение социалистических общественных отношений, на взаимодействие социалистической и капиталистической тенденций общественного развития; его учение о рациональном содержании социалистического строя (о целенаправленном возвышении потребностей трудящихся, росте производительности труда, благосостояния народа, повышении уровня социальной справедливости и равенства, духовного развития личности; об оптимизации структуры жизненного пространства и времени людей); идеи Ленина о демократических формах жизнедеятельности общества свободных и независимых тружеников; его подход к решению проблемы использования противоречий и сознательному соединению отношений непосредственно общественного труда и стоимостных, товарно-денежных отношений, плана и рынка, централизма и демократии, эффективности и справедливости, к установлению взаимосвязи социально-экономических, политических и духовно-культурных изменений.

Существенной чертой ленинской методологии является единство теории и практики, науки и политики, слова и дела. Политика — слишком серьезная вещь, считал Ленин, чтобы в ней можно было верить на слово. «Искренность в политике, — писал он, — то есть в той области человеческих отношений, которая имеет дело не с единицами, а с миллионами, — искренность в политике есть вполне доступное проверке соответствие между словом и делом»³.

Ленин внес уникальный вклад в развитие и осуществление социалистической идеи. При всех сложностях и поворотах событий он последовательно отстаивал интересы трудящихся. По его мнению, отрываясь от этого критерия, политика партии перестает быть прогрессивной и не получает поддержки масс.

К ленинской методологии применимо то, что сам  Ленин говорил о марксизме: пока мы не будем иметь другой попытки научного анализа и изменения действительности, она остается для нас непревзойденным образцом.

Примечания:

¹ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 7. С. 237.

² См. там же. Т. 41. С. 136.

³ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 32. С. 259—260.

 

- Долгие годы нас учили, что Ленин, следуя духу букве марксизма, неизменно подчеркивал классовую основу общественных явлений. Теперь же речь идет в основном об общечеловеческих интересах, об их приоритете над классовыми. И опять ссылаются на Ленина, приводя каждый раз лишь одно его высказывание: «С точки зрения

////////////////////////// в первоисточнике не хватает страниц 204-205 /////////////////////////////////////

Итак, реалии сегодняшнего дня столь настоятельно и остро раскрывают общие для рода человеческого опасности, глобальные угрозы самим основам жизни на Земле, что в этих вопросах при всех идеологических и классовых различиях общечеловеческие интересы приобретают приоритетный характер для всех здравомыслящих людей.

Тезис о приоритете общечеловеческих интересов как главном императиве нашего времени, обусловленный заботой о выживании человечества, будучи новаторским в марксистской теории, в то же время имеет много предпосылок в традициях марксизма, если внимательно подходить к его положениям. В самом деле, проблема общечеловеческого и у Маркса, и у Энгельса, и у Ленина неразрывно связана с их гуманистическими идеями, обоснованием высшей ценности личности, с общечеловеческим содержанием социально-освободительной миссии рабочего класса. Ведь, согласно марксизму, последовательное утверждение и совершенствование социалистических принципов призвано постепенно создавать условия для обеспечения всестороннего экономического, социального и духовного прогресса всего человечества. В этом, очевидно, суть мысли Энгельса, высказанной в работе «Положение рабочего класса в Англии», о заинтересованности народов в коммунизме, который «является делом не одних только рабочих, а всего человечества»¹. Эти же идеи развивал Ленин в своих замечаниях на второй проект программы Плеханова в марте 1902 г., когда подчеркивал, что «...социал-демократия представляет интересы не только рабочего класса, а всего общественного развития»².

Общечеловеческий смысл социалистических идеалов (освобождение всех трудящихся слоев от классового угнетения и социального бесправия, свободное и всестороннее развитие всех народов и каждой личности), как и то, что марксизм никогда не был замкнутым, сектантским учением, ориентированным лишь на узкий круг своих приверженцев или на один социальный слой (будучи идеологией рабочего класса, он вовсе не ограничивался интересами лишь своей коренной социальной основы), вряд ли могут вызвать споры и сомнения у тех, кто знаком с основами и гуманистическим духом этого учения. Проблемы и споры возникают — как показывает практика по преимуществу в тех случаях, когда встает вопрос о соотнесении классовых задач с требованиями эпохи, с интересами большинства населения в данный конкретный период. Как представляется, и здесь правильно понятая марксистская методология ориентирует на широкий, свободный от любого проявления сектантства подход.

В работах Ленина в разные периоды рассматривалась проблема взаимоотношения общечеловеческих интересов и интересов рабочего класса, связи и соотнесения исторической миссии рабочего класса с задачами, волнующими и решаемыми большинством общества в то или иное время. И никогда, разумеется, связь и единство интересов рабочего класса и общечеловеческих интересов не представлялись как их полное тождество. В различные периоды в зависимости от конкретных условий, характера решаемых социальных задач приоритеты выдвигались вполне определенные. Когда Ленин в работе «Проект программы нашей партии» говорил о том, что «с точки зрения основных идей марксизма, интересы общественного развития выше интересов пролетариата...»³, то он тем самым подчеркивал исторически преходящий момент и в реальном положении пролетариата и в интересах, порожденных этим положением, и в то же время обозначал предпосылки решения главной цели социалистического освободительного движения.

Отказываясь от сектантства и догматизма, скороспелых выводов и неподготовленных, несозревших действий, марксисты в качестве главной цели классового движения на данном этапе считают создание необходимых условий  для успешного общественного развития, развития цивилизации (в чем заинтересовано большинство общества и что выступает необходимой предпосылкой эффективности самого социалистического движения). Рабочий класс должен выйти за рамки своих специфических интересов, чтобы быть способным представлять общий интерес сил прогресса. Не случайно в конспекте книги Каутского «Аграрный вопрос» Ленин выписал и подчеркнул следующее положение: «Социальное развитие стоит выше, чем интересы пролетариата, и социал-демократия не может защищать те интересы пролетариата, которые препятствуют социальному развитию»⁴.

Разумеется, чтобы избежать модернизированной трактовки (в угоду нынешней ситуации) тех или иных положений Ленина, каждый раз необходим конкретный анализ условий, в которых они были высказаны, их реального исторического содержания. Так, буквальная проекция на сегодняшний день известного положения Ленина из работы «Проект программы нашей партии» не является корректной. В таком случае имеем дело с неправильным использованием цитаты, ибо в контексте речь идет о другом, о том, что, не решив общедемократических задач, нельзя решить и собственно социалистические задачи.

Вместе с тем поучительны ленинские методологические установки, заключенные в столь часто приводимом положении: необходимость решать общедемократические задачи (индифферентность к ним могут лишить социалистические движения вообще шансов на успех), учитывать то, в чем заинтересовано большинство населения (в царской России — свержение самодержавия), и т. д. Из подобных установок вытекает и приоритетность, первенство, очередность тех или иных задач, что вовсе не означает (вопреки заявлениям некоторых отечественных и зарубежных деятелей) подчинения классового общечеловеческому, а тем более отказа от социалистических целей. Речь о реалистическом учете взаимоотношения общенародных и социалистических задач. Если внимательно прочесть работу «Проект программы нашей партии», то станет ясно, что данное ленинское положение («интересы общественного развития выше интересов пролетариата») в своем контексте исключает их противопоставление, оно лишь утверждает очередность решения. В ней Ленин пишет о «ближайшей цели», о том, что «признание борьбы против самодержавия за политические свободы — первой политической задачей рабочей партии особенно необходимо», а его ниспровержение необходимо «не только в интересах рабочего класса, но и в интересах всего общественного развития»⁵. В ликвидации самодержавия заинтересованы широкие круги населения, и это первейшая задача рабочего движения, это необходимое звено в процессе достижения социалистической цели.

Как видим, и сегодня ленинская методология поучительна, здесь подход Ленина не узкоклассовый, он учитывает интересы и других слоев населения, и основные для данного периода интересы общественного развития. Без подобных теоретических импульсов трудно понять и нынешнюю концепцию о приоритете общечеловеческого над классовым. Вместе с тем, говоря о необходимости осмысления с позиций историзма ленинских положений, адекватного понимания его теоретического и политического подхода к конкретным вопросам, нельзя забывать о том, что сама по себе только ленинская традиция не может дать ответы на все сегодняшние особенности взаимодействия общечеловеческого и классового.

Мир, в котором мы живем, коренным образом отличается от того, каким он был не только в начале, но даже в середине нынешнего века. Сегодня человечество столкнулось с небывалой ранее ситуацией. При Ленине не было термоядерной, экологической и других современных опасностей, способных смести род человеческий с лица Земли. Отсюда и новые особенности диалектики соотношения общечеловеческих ценностей и классовых интересов.

Например, новой реальностью в сфере международных отношений является то, что ни одна страна или группа государств — даже самых последовательных сторонников разумного и отвечающего интересам человечества курса — не могут одни решать животрепещущие глобальные вопросы современности. Их практическое разрешение предполагает широкое международное сотрудничество, коллективные усилия многих стран, больших и малых, развитых и развивающихся, всех государств, независимо от их общественного строя.

Наличие «общих дел» в сфере политики, экономики, экологии, медицины и т. д. делает нецелесообразным рассматривать все явления и процессы на международной арене в первую очередь с точки зрения классовой конфронтации, даже мирное сосуществование государств различных социальных систем односторонне трактовать как «специфическую форму классовой борьбы», что далеко не отражает нынешней сути взаимоотношений государств.

Разумеется, каждое государство, каждый класс, выступая в поддержку решения общечеловеческих задач (например, необходимость освободиться от общей для всех людей термоядерной угрозы), вовсе не отказываются в то же время от своих социально-классовых целей. Так, буржуазные круги идут на мирное сосуществование государств с различными системами, надеясь выжить и сохранить при этом капиталистическую систему. Нашей стране мирное сосуществование необходимо для продолжения строительства социализма. Участвуя в антивоенном движении, рабочий класс капиталистических стран вовсе не ослабляет свою освободительную борьбу. Поддержка движения за выживание человечества как такового вовсе не «отменяет» социалистические движения, социальные идеалы противостоящих государств и обществ. Речь лишь о том, что в вопросе о выживании рода совпадают интересы всех государств и обществ. Следовательно, здесь сфера общечеловеческого — это сфера совпадения различных социально-классовых интересов. Общечеловеческое их не вытесняет, а совмещается с ними, выступает при этом как приоритетное в своей реализации.

Об этом же свидетельствует изнурительная для народов, поглощающая огромные средства, умственную силу и энергию людей гонка вооружений, вплоть до космических, разбухание до невероятных размеров милитаризма, что противоречит интересам всех обществ и государств. Под воздействием подобных явлений в общественном сознании происходят значительные изменения. Человечество все больше осознает свое единство, взаимосвязь своих слагаемых, абстрагируясь в данном случае от их социально-классовых характеристик.

Человечество вместе может выжить или вместе погибнуть. И чем серьезнее нависшая над человечеством угроза ядерного уничтожения, тем острее в наши дни осознание людьми их принадлежности к единому роду человеческому, необходимости спасения цивилизации. В нынешней критической и переломной ситуации марксисты, руководствуясь гуманистическими принципами, обосновывают программу созидания и разума, сохранения и развития жизни, всего человечества.

 

А. Варламов: Интересно, в связи с ответом на данный вопрос, рассмотреть проблему гуманизма в творчестве Маркса, Энгельса, Ленина. По моему убеждению, отрицать гуманизм их учения можно лишь в состоянии крайнего ослепления. Причины такого ослепления, в общем-то, понятны: они коренятся, с одной стороны, в незнании классического наследия, а с другой — в справедливом возмущении преступлениями сталинизма. Тем не менее элементарная добросовестность заставляет даже таких убежденных антикоммунистов, как 3. Бжезинский, признавать неоспоримость, того факта, что марксизм-ленинизм «стремился к лучшему и более гуманному обществу»⁶.

И это действительно так. Образно говоря, гуманистический идеал был той звездой, на которую ориентировались Маркс, Энгельс и Ленин. Если говорить о Марксе, то уже в выпускном гимназическом сочинении «Размышления юноши при выборе профессии», формулируя свою жизненную позицию, он утверждал, что «главным руководителем, который должен нас направлять при выборе профессии, является благо человечества, наше собственное совершенствование... человеческая природа устроена так, что человек может достичь своего усовершенствования, только работая для усовершенствования своих современников, во имя их блага»⁷. Жизнь Маркса, Энгельса, Ленина может быть понята как путь от абстрактно-нравственного стремления принести «счастье наибольшему количеству людей»⁸ к более конкретным социально-экономическим представлениям и реальной деятельности, направленной на осуществление этого стремления. Направленность на гуманистические, общечеловеческие идеалы объясняет и неприятие такого рода революций, в результате которых лишь часть общества освобождает себя и достигает безраздельного господства над остальными людьми⁹. Именно поэтому, требуя «действительно человеческой жизни» для каждого члена общества, «коммунизм... означает становление практического гуманизма»¹⁰.

Идея суверенности интересов свободного развития личности как высшая ценность человеческого общества никогда не ставилась в марксизме-ленинизме под сомнение. Подтверждение тому — выдвинутое в «Манифесте Коммунистической партии» и прошедшее через произведения Маркса, Энгельса и Ленина представление о будущем обществе как ассоциации личностей, где свободное развитие каждого является условием свободного развития всех. Они считали, что путь к достижению такого состояния лежит через классовую борьбу пролетариата, который не может освободиться от эксплуатации и угнетения, не освобождая в то же время от эксплуатации и угнетения все общество¹¹.

Нельзя забывать, что Маркс, рассматривая капиталистическое общество, прибавочную стоимость, прямо обращался к гуманистической идее справедливости, протестовал против общественного устройства, основанного на безвозмездном присвоении чужого труда. Показательно и то, что Ленин в годы первой мировой войны обосновывал необходимость социалистической революции не столько классовыми, сколько общечеловеческими гуманистическими мотивами: необходимостью избавить человечество от войн, предотвратить дальнейшую гибель людей, разрушение материальных и духовных ценностей.

Вместе с тем необходимо признать, что в марксизме-ленинизме общечеловеческие ценности признаются выше классовых интересов пролетариата лишь в конечном счете, лишь когда в ходе развития исчезнут классовые различия¹². Невозможно отрицать и то, что Маркс, Энгельс, Ленин пытались доказать исторически преходящий характер нравственных норм, на которых держался современный им гражданский порядок. Им представлялись утопичными и реакционными социальные учения, построенные на вечных началах нравственности. «Всякую такую нравственность, — говорил Ленин, — взятую из внечеловеческого, внеклассового понятия, мы отрицаем... Мы говорим, что наша нравственность подчинена вполне интересам классовой борьбы пролетариата. Наша нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата»¹³. Что же касается морали, стоящей выше классовых противоречий и интересов, действительно человеческой морали, то она, по мнению основоположников марксизма, должна была возникнуть лишь на такой ступени развития общества, когда противоположность классов была бы не только преодолена, но и забыта в жизненной практике¹⁴.

Правомерно ли в связи с этим обвинять Маркса, Энгельса, Ленина в том, что они недооценивали значение общечеловеческих интересов? Думается, что это было бы антиисторично. В самом деле, их учение имело вполне конкретную историческую природу, возникло в процессе разрушения традиционных укладов жизни в условиях зарождающихся буржуазных отношений, когда выброшенные из феодального общества социальные слои, формирующиеся в промышленный пролетариат, оказались лишенными каких бы то ни было реальных гражданских прав в «диком» капиталистическом обществе.

Немаловажно и то, что с социально-психологической стороны для широких масс марксизм представал, говоря словами Бердяева, как «учение об избавлении, о мессианском призвании пролетариата, о грядущем совершенном обществе» и различие между буржуа и пролетарием воспринималось как «различие между злом и добром, несправедливостью и справедливостью»¹⁵. «Мы имеем перед собой во всем мире борьбу реакционной буржуазии с революционным пролетариатом», — писал Ленин¹⁶, и эту оценку эпохи, в которой он жил, невозможно опровергнуть. Но вместе с тем вполне очевидно и то, что в XIX — начале XX в., в условиях господства в межклассовых отношениях политической культуры конфронтационности, даже постановка проблемы соотношения общечеловеческих ценностей и классовых интересов могла иметь характер абстрактного теоретизирования, но не реальной политики. И накопленный рабочим движением опыт, и острота самой действительности формировали в социал-демократической рабочей среде твердое убеждение, что отказ от приоритета интересов пролетариата или непоследовательность в его отстаивании равнозначны измене делу освобождения трудящихся, являются оппортунизмом. Именно так и были восприняты многие идеи Каутского и Бернштейна.

Сегодня идея приоритета общечеловеческих ценностей перед классовыми, национальными, государственными, конфессиональными и иными интересами обретает конкретный и политически актуальный характер. Но, для того чтобы прийти к пониманию этого, человеческому сообществу пришлось пройти через трагедии гражданских и мировых войн, ужасы «узурпировавших классовое господство» (Маркс)¹⁷ тоталитарных режимов, встать на грань ядерного самоуничтожения, достичь качественного подъема производительных сил и на этой основе существенно смягчить антагонизм между компонентами социальных структур. Сегодня стала насущной задача формирования нового видения социализма, одним из краеугольных камней которого уже является идея приоритета общечеловеческих ценностей.

Примечания:

¹ Маркс К., Энгельс Ф.Соч. 2-е изд. Т. 2. С. 516.

² Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 6. С. 235.

³ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 4. С. 220.

⁴ Ленинский сборник XIX. С. 67.

⁵ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 4. С. 220.

⁶ Бжезинский 3. Большой провал. Агония коммунизма // Квинтэссенция. С. 265.

⁷ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 40. С. 7.

⁸ См. там же.

⁹ См. там же. Т. 1. С. 425.

¹⁰ Там же. Т. 42. С. 169.

¹¹ См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т 21. С. 1—2.

¹² См. там же. Т. 4. С. 447.

¹³ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 41. С. 309.

¹⁴ См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20. С. 95—96.

¹⁵ Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. С. 81, 83.

¹⁶ Ленин В. И. Полн. собр. соч.Т. 45. С. 141.

¹⁷ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 17. С. 548.

 

В целом ряде публикаций среди ошибок Ленина называются его неоправдавшиеся расчеты на мировую революцию. В чем существо этой ошибки? Какое место эти расчеты занимали в ленинской концепции социализма?

 

Ф. Фирсов: Прежде всего напомню несколько ленинских высказываний.

«Письмо к товарищам большевикам, участвующим на областном съезде Советов Северной области», написанное 8 октября 1917 г., открывалось словами: «Товарищи! наша революция переживает в высшей степени критическое время. Этот кризис совпал с великим кризисом нарастания мировой социалистической революции и борьбы против нее всемирного империализма. На ответственных руководителей нашей партии ложится гигантская задача, невыполнение которой грозит полным крахом интернационалистского пролетарского движения. Момент такой, что промедление поистине смерти подобно»¹. Ленин разъяснял, какие именно события он считал свидетельством нарастания мировой революции — стачки и демонстрации чешских рабочих весной — летом 1917 г., массовую политическую стачку рабочих Турина, переросшую в баррикадные бои с войсками, революционное выступление матросов германского флота в августе.

Заседание ЦК РСДРП(б) 10 октября, нацелившее партию на подготовку вооруженного восстания, в резолюции, написанной Лениным, оценило восстание в германском флоте, «как крайнее проявление нарастания во всей Европе всемирной социалистической революции»². Об этом же говорил Ленин на заседании ЦК 16 октября, когда он подчеркнул: «Положение международное дает нам ряд объективных данных, что, выступая теперь, мы будем иметь на своей стороне всю пролетарскую Европу»³. И, наконец, в резолюции заседания Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов 25 октября, на котором Ленин объявил о победе рабочей и крестьянской революции, также звучала убежденность в том, что пролетариат западноевропейских стран поможет российскому пролетариату «довести дело социализма до полной и прочной победы»⁴.

Таким образом, представление о том, что вслед за пролетарской революцией в России последуют революции в других странах Европы, которые окажут ей мощную поддержку и обеспечат победу социализма, органично входило в ленинскую концепцию революции. И хотя в принятии курса на вооруженное восстание для захвата власти решающим моментом для Ленина и руководства большевистской партии был учет конкретной обстановки, сложившейся осенью 1917 г. в России и прежде всего в Петрограде и Москве, международный фактор априори рассматривался как благоприятный, более того, как определяющее условие, которое закрепит победу и обеспечит дальнейшее продвижение к социализму. При этом ставка на победу мировой революции отнюдь не означала точного фиксирования срока этой революции.

Теоретическое обоснование такой концепции заключалось в сделанном революционными марксистами в начале XX в. выводе: смена капитализма эпохи свободной конкуренции империалистической стадией означала, что развитие этого общества подошло к рубежу социалистической революции и война, развязанная в этих условиях, неминуемо приведет к краху капитализма и победе социализма. Этот вывод вошел в установки Штутгартского конгресса II Интернационала, состоявшегося в 1907 г. Действительность во многом подтверждала прогноз об обострении классовых и межимпериалистических противоречий. Однако жесткая детерминированность вывода о том, что грядущая война неизбежно завершится социалистическими революциями, была ошибочной. Не учитывалась способность буржуазного общества приспосабливаться к изменению ситуации. Развитие этой системы отнюдь не было прямолинейным, сопровождавшимся лишь нарастанием и обострением противоречий. Действовали и другие тенденции, на которые вполне обоснованно обратил внимание в конце XIX в. Э. Бернштейн. Революционные марксисты тогда отвергли его выводы, однако ход событий на протяжении XX столетия подтвердил справедливость сделанного им анализа. И представление о том, что развитие производительных сил в условиях дальнейшего существования капиталистических стран зашло в тупик, оказалось ошибочным. Ф. Энгельс, также считавший, что война завершится окончательным крахом буржуазного общества, в 1886 г. предостерегал: «...война на первых порах отбросила бы во всей Европе наше движение назад, а во многих странах и вовсе разрушила бы его и разнуздала бы шовинизм и национальную вражду»⁵. Так, собственно, и произошло в 1914 г., когда вспыхнула первая мировая война.

Тем не менее В. И. Ленин в книге «Империализм, как высшая стадия капитализма», подчеркнув, что империализму свойственны реакция, паразитизм и загнивание, определил эту стадию как «переходный или, вернее, умирающий капитализм»⁶, как канун социалистической революции. Показав, что неравномерность экономического и политического развития капитализма на стадии империализма принимает крайне резкий, скачкообразный характер, Ленин сформулировал вывод о том, что тем самым создается возможность прорыва всемирной цепи империализма в наиболее слабом звене, возможность победы социалистической революции первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, стране. Такая революция, по Ленину, открывала эпоху пролетарских революций в капиталистических странах и национально-освободительных, антиимпериалистических восстаний в угнетенных и зависимых странах, которые сольются в мировую социалистическую революцию.

Эти теоретические посылки предопределяли деятельность Ленина в годы войны и особенно в период подготовки вооруженного восстания в октябре 1917 г. Позднее, на III конгрессе Коминтерна в июле 1921 г., Ленин скажет: «Когда мы начинали, в свое время, международную революцию, мы делали это не из убеждения, что можем предварить ее развитие, но потому, что целый ряд обстоятельств побуждал нас начать эту революцию. Мы думали: либо международная революция придет нам на помощь, и тогда наши победы вполне обеспечены, либо мы будем делать нашу скромную революционную работу в сознании, что, в случае поражения, мы все же послужим делу революции и что наш опыт пойдет на пользу другим революциям. Нам было ясно, что без поддержки международной мировой революции победа пролетарской революции невозможна. Еще до революции, а также и после нее, мы думали: или сейчас же, или, по крайней мере, очень быстро, наступит революция в остальных странах, капиталистически более развитых, или, в противном случае, мы должны погибнуть. Несмотря на это сознание, мы делали все, чтобы при всех обстоятельствах и во что бы то ни стало сохранить советскую систему, так как знали, что работаем не только для себя, но и для международной революции»⁷

На заключительном этапе мировой войны и особенно после Февральской и Октябрьской революций в России антивоенное и революционное движение в капиталистических странах, прежде всего в Германии и Австро-Венгрии, резко возросло. В сентябре 1918 г. вспыхнуло солдатское восстание в Болгарии. Назревала революция в Германии. 1 октября Ленин писал Я. М. Свердлову и Л. Д. Троцкому: «Международная революция приблизилась за неделю на такое расстояние, что с ней надо считаться как с событием дней ближайших»⁸. В октябре - ноябре 1918 г. развалилась монархия Габсбургов, вместо которой возникли независимые Чехословакия, Австрия, Венгрия, югославянское государство словенцев, хорватов и сербов. 3 ноября восстанием матросов началась революция в Германии, приведшая к провозглашению 9 ноября демократической республики. В этих революциях главной движущей силой был рабочий класс. Казалось, что действительно разразилась буря, которая приведет к падению буржуазного строя. В это верили не только революционные элементы рабочего движения, которые стремились пойти по пути российских большевиков и приступили к созданию коммунистических партий. Чувство неуверенности и страха перед грядущими событиями испытывали и политические лидеры буржуазных государств. 25 марта 1919 г. премьер Великобритании Д. Ллойд Джордж, готовясь к мирной конференции в Версале, писал: «Повсюду среди рабочих царит дух не просто недовольства, но гнева и даже открытого возмущения против довоенных условий. Народные массы всей Европы, от края и до края, подвергают сомнению весь существующий порядок, все нынешнее политическое, социальное и экономическое устройство»⁹.

И все же кризис, который действительно испытывала в тот период капиталистическая система, не оказался безвыходным, смертельным недугом, как полагали Ленин, большевики и молодые коммунистические партии. Представления о том, что в ближайшее время после Октября 1917 г. разразится мировая революция, которая покончит с капитализмом и откроет эру социализма, жизнь не подтвердила. Демократические революции осени 1918 г., разрушившие империи Центральной и Юго-Восточной Европы, не пошли по пути дальнейшего перерастания в социалистические. За исключением Венгрии и некоторых регионов Германии движение не достигло стадии борьбы революционного пролетариата за власть. Буржуазное общество оказалось достаточно устойчивым, несмотря на все потрясения, вызванные войной и революционным подъемом в 1918—1919 гг. А коммунистические партии, возникавшие в тот период, были слишком слабыми, чтобы добиться перелома в пользу революции.

В то же время Советская республика устояла против объединенных сил империалистической интервенции и внутренней контрреволюции. В черновых заметках, сделанных в декабре 1921 г., Ленин записал: «Невероятное стало фактом: социалистическая республика в капиталистическом окружении»¹⁰. И он разрабатывает политику партии в этих условиях, политику, направленную на строительство социализма в стране, перенесшей гражданскую войну и интервенцию, с разрушенной и отсталой экономикой. Но при этом Ленин исходит по-прежнему из представлений о том, что победа социализма невозможна в одиночку. В феврале 1922 г. он писал: «Мы всегда исповедовали и повторяли ту азбучную истину марксизма, что для победы социализма нужны совместные усилия рабочих нескольких передовых стран»¹¹ И последние работы Ленина пронизаны верой в неминуемый приход всемирной социалистической революции, которая принесет окончательную победу социализма. В статье «Лучше меньше, да лучше», продиктованной 2 марта 1923 г., он размышляет о том, какая политика поможет Советской власти продержаться «вплоть до победы социалистической революции в более развитых странах», «удастся ли нам продержаться при нашем мелком и мельчайшем крестьянском производстве, при нашей разоренности до тех пор, пока западноевропейские капиталистические страны завершат свое развитие к социализму»¹². Выдвинутая Лениным программа политических, социальных и экономических преобразований и была направлена на решение именно этой задачи. Таким образом, концепция социализма, содержавшаяся в трудах Ленина вплоть до его самых последних работ, как важнейшую, органическую часть этой проблемы включала тезис о всемирной социалистической революции.

Примечания:

¹ Ленин В. И.Полн. собр. соч. Т. 34. С. 385.

² Там же. С. 393.

³ Там же. С. 395.

⁴ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 5.

⁵ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 36. С. 445.

⁶ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 27. С. 424.

⁷ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 44. С. 36.

⁸ Там же. Т. 50. С. 185

⁹ Ллойд Джордж Д. Правда о мирных договорах: В 2 т. М., 1957. T 1. С. 350.

¹⁰ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 44. С. 484.

¹¹ Там же. С. 418.

¹² Ленин В. И. Полн. собр. соч. T 45. С. 401, 402.

 

- Сегодня невозможно уже отрицать достижения современного капитализма в экономической и социальной сферах. В связи с этим возникает вопрос: а насколько был оправдан прогноз Ленина о «загнивании» капитализма и его скорой гибели в результате социалистической революции?

 

А. Сорокин: Прежде всего, стоит, видимо, уточнить, какое же действительное содержание вкладывал Ленин в понятие «загнивание», характеризуя современную ему стадию капитализма, в чем существо и каковы исторические пределы данного им прогноза. В этой связи важно подчеркнуть конкретно-исторический характер ленинского анализа. Он не раз прямо указывал, что речь идет об «исторически-конкретной эпохе, относящейся к началу XX века»¹. Ленин отнюдь не ставил своей задачей долговременное прогнозирование общественного развития и тем более не претендовал на внеисторическую универсальность своих теоретических построений. Поэтому по меньшей мере безосновательно предъявлять ему упрек (что, к сожалению, часто делается) в несоответствии современной действительности основным положениям его анализа.

В чем же существо последнего и данных на его основе прогнозных оценок?

В своей книге «Империализм, как высшая стадия капитализма» на базе предшествующих исследований Ленин охарактеризовал империализм как капитализм загнивающий (этому посвящена целая глава работы). Он исходил из того, что объективный процесс накопления капитала неизбежно ведет к монополизации всех сфер общественной жизни. Капиталистическая же монополия и прежде всего ее основная, промышленная форма порождает нарастающую тенденцию к застою и загниванию. Причина последних — в установлении монопольных цен на продукцию промышленных монополий и получении таким образом огромных сверхприбылей, что и приводит к утрате побудительных причин к техническому, а следовательно, и ко всякому другому прогрессу². Таким образом, делал вывод Ленин, у капитализма как общественной формы движения производительных сил нет будущего.

В своем теоретическом обобщении ситуации монополистического господства Ленин в соответствии с существовавшими традициями в целом верно указал на негативные аспекты деятельности монополий — задержку научно-технического прогресса, усиление эксплуатации пролетариата, различные формы колониального угнетения, борьбу за сферы влияния и передел мира и др. Квинтэссенцией кризиса мировой капиталистической системы стала первая мировая война, когда неразрешимые противоречия, казалось, захлестнули мир.

Зафиксировав кризисное состояние общества на современном ему этапе развития капитализма, описав его сущностные характеристики, Ленин сформулировал и свое видение пути выхода из этого кризиса. По его мнению, разрешить накопившиеся противоречия могла только социалистическая революция.

Сосредоточив внимание на основных, ведущих тенденциях своей эпохи, Ленин в предпринятом анализе не стремился охватить все многообразие явлений общественного бытия. Многие факты, противоречившие его конечным выводам, на которые тогда указывали реформистски настроенные социал-демократы (например, о возможности серьезной модификации капитализма, об изменениях в социальной структуре капиталистического общества, о возрастании удельного веса средних слоев и т. д.), остались за пределами его внимания.

Почему это произошло? Разделяя присущие марксистам того времени представления о неизбежности смены капиталистической общественной формации социализмом и столкнувшись с острейшим кризисом, в котором оказался капитализм, Ленин увидел в проявлениях последнего доказательство открытой основоположниками марксизма закономерности. На наш взгляд, в своих прогнозах развития международной ситуации (ожидание мировой революции) Ленин, видимо, испытывал и влияние обстановки в России, где десятилетиями накапливавшиеся противоречия с неизбежностью вели к сужению альтернатив развития и во многом, предопределяли именно революционный способ их разрешения. Думается, что оказало свое влияние и жесткое идеологическое противостояние радикального и реформистского крыла международной социал-демократии, исключавшее возможность более глубокого отношения к тем фактам и явлениям (пусть и находившимся в зачаточном состоянии), на которые ссылались оппоненты Ленина.

Развитие событий показало, что возможен иной путь выхода из кризиса, нежели ожидавшаяся революционными марксистами социалистическая революция. Капитализм относительно быстро и радикально изменился. Это позволяет сегодня многим исследователям утверждать, что современный капитализм уже не может быть охарактеризован как империализм в ленинском понимании³

Какие же конкретно новые явления, присущие современному капитализму, дают основание для подобных выводов? Прежде всего это касается собственно империалистических отношений, т. е. отношений между господствующим центром и угнетаемой периферией. Как известно, в ленинском определении империализма три из знаменитых пяти признаков характеризуют именно эту сферу. И если для начала века был верен тезис о преимущественном вывозе капитала, а не товаров, то сегодня имеет место обратная картина. Разительные сдвиги произошли и в географической структуре экспорта капитала. Теперь заграничные инвестиции все менее ориентируются на прежние колониальные и нынешние зависимые страны, на долю которых приходится сегодня лишь четверть их объема. Качественную трансформацию претерпел и такой признак империализма, как «международные монополистические союзы капиталистов, делящие мир»⁴. Традиционная трактовка международной монополии исходила из факта объединения капитала различных стран, разного национального происхождения. Сегодня ряд крупнейших транснациональных корпораций (ТНК) мононациональны. Главной сферой деятельности международных союзов капиталистов, по Ленину, был раздел мира как областей сбыта⁵. Сегодня ТНК перешли к непосредственному зарубежному производству. Что касается такого признака, как территориальный раздел мира крупнейшими капиталистическими державами⁶, то трудно не согласиться с высказанным в литературе мнением, что колониальный раздел мира без колоний звучит ныне таким же анахронизмом, как империализм без империй, а сам этот термин, лишившись своей «имперской» почвы, как бы повисает в воздухе⁷.

Не менее серьезны отличия современного капиталистического общества от того, каким оно было в начале века, и по тому фундаментальному признаку, который Ленин выделил как основной в своей характеристике империализма («империализм есть монополистическая стадия капитализма»⁸). По ленинской оценке, развитие процесса монополизации в развитых странах достигло высшей фазы, конечного предела, что и предопределяло необходимость и возможность радикального переворота в отношениях собственности. Ленинский анализ, опиравшийся на достижения экономической мысли того времени, в основных чертах верно отразил тенденцию развития, шедшего по пути монополизации. Но именно тенденцию, наличие которой отнюдь не исчерпывало всей сложности капиталистического хозяйственного механизма. Ленин и сам указывал на другую его составляющую конкуренцию, которая, по его мысли, отнюдь не вытеснялась и не устранялась монополией. Сформулированные им положения о соотношении этих двух начал во многом противоречили его же конечному выводу о полном господстве монополии, приводящем к стагнации в экономическом развитии. В литературе отмечается, что тезис о сдерживании научно-технического прогресса на монополистической стадии капитализма уже тогда не подтверждался эмпирическими данными — темпы роста производительности труда перед первой мировой войной были не ниже, а выше, нежели в домонополистический период⁹.

Так или иначе (а столь серьезный упрек, несомненно, требует еще своего подробного обоснования), но современная система хозяйствования являет собой равновесное сочетание регулирующих (монопольных) и конкурентных начал. По общему признанию, сложилась устойчивая, так называемая олигополистическая структура хозяйства, которая, как считают некоторые советские экономисты, будет существовать в обозримом будущем, поскольку в наибольшей степени соответствует тому технологическому способу производства, который достигнут современным развитием производительных сил¹⁰.

Именно конкуренция стимулирует сегодня, как и восемьдесят лет назад, капиталистические корпорации к совершенствованию собственного технического базиса. То, что Ленину казалось возможным на короткое время и в известный период, сегодня приобрело характер определяющей характеристики экономического развития стран Запада. Пройдя через несколько волн научно-технической революции, капитализм продолжает перестройку собственного технического базиса. На смену старому идет производство, основанное на принципиально новых технических решениях: микроэлектроника, лазерная техника, промышленная робототехника, атомная энергетика, биотехнология и др., тотальный характер приобрела компьютеризация производства. В полную силу действует (и следует ожидать усиления этой тенденции) закон замещения непосредственно труда всеобщим научным трудом (открытый Марксом)¹¹.

Сегодня мы являемся свидетелями того, как в соответствии с формационной теорией Маркса вслед за изменениями в уровне производительных сил происходит и преобразование системы производственных отношений. Так же как становление в свое время индустриального капитализма привело к соответствующему социальноклассовому размежеванию общества (буржуазия и пролетариат), так и становление нового технологического способа производства влечет за собой изменения в социальной структуре общества, резкая поляризация которого на противостоящие классы уходит в прошлое. Так называемый средний класс охватывает сегодня большую часть населения в промышленно развитых странах. Представляется, что эта своеобразная интеграция общества отражает глубинные интеграционные процессы реального обобществления, происходящие в базисе.

Нынешний капитализм научился разрешать противоречие между общественным характером производства и частнокапиталистической формой присвоения, причем разрешается это противоречие в направлении общественного присвоения, как, собственно, и прогнозировалось основоположниками марксизма. Сегодня от 30 до 60 и более процентов национального дохода присваивается и перераспределяется государством в интересах мало- и среднеобеспеченных слоев населения. Частнособственническое присвоение во многом утратило свои наиболее уродливые черты благодаря развитию систем социального страхования, обеспечения и помощи, наделению трудящихся экономическими и социальными правами, складыванию и широкому развитию различных форм участия как в совладении собственностью, так и в управлении производством¹². Повышение покупательной способности населения и поворот производителей лицом к рядовому потребителю, удовлетворение потребностей которого стало основой благополучия большинства фирм, привело к снятию в целом проблемы перепроизводства и остроты циклических кризисов.

Перечень такого рода изменений, видимо, может быть расширен. Было бы, однако, ошибкой впадать в крайность и заявлять, что капитализм как таковой перестал существовать. Капитализм все еще остается капитализмом, ибо движущей силой и мотивом существующего ныне способа производства остается извлечение прибыли, что и было в свое время отмечено Марксом в качестве профилирующей его характеристики.

Изменения, о которых шла речь, дают основания говорить о том, что прогноз относительно пределов существования капиталистического общества, сделанный Лениным, во многом не оправдался. Но столь же верно и то, что Ленин правильно уловил невозможность сохранения империализма в неизменном виде, настоятельную необходимость изменений как в механизмах его функционирования, так и в социальной сфере. Не случайно, что регулирующее вторжение государства в экономику, осмысленное Лениным в категориях социалистической идеологии, имело место (пусть в иных масштабах и формах) во всех странах Запада, начиная с 30-х гг., получив теоретическое оформление в кейнсианстве, а на практике реализовавшись в «новом курсе» Ф. Рузвельта. Все это было реакцией на потрясения, вызванные первой мировой войной, Октябрьской революцией, «великим» экономическим кризисом 1929—1933 гг., потрясшими до основания систему монополистического капитализма.

Сегодняшний капитализм настолько отличается от того, каким он был в начале века, что некоторые советские обществоведы говорят даже о внутриформационной его революции¹³.

Так или иначе, но в основе своей ленинский прогноз, зафиксировавший невозможность существования капитализма в неизменном виде, оказался верным. Вместе с тем формы разрешения капиталистических противоречий оказались на практике гораздо более многообразными, чем это казалось в тот период.

Примечания:

¹ Там же. Т. 27. С. 392.

² Ленин В. И. Полн. собр. соч. T 27. С. 397.

³ См., напр.. Экон. науки. 1990. № 5. С. 61; № 9. С. 118; Народы Азии и Африки. 1988. № 5. С. 126; и др.

⁴ Ленин В. И. Полн. собр. соч. T 27. С. 386.

⁵ См. там же. T 34. С. 370.

⁶ См. там же. Т. 27. С. 386--387.

⁷ См.: Хвойник П. И. Империализм: термин и содержание Ц Мировая экономика и междунар. отношения. 1990. № 1. С. 7.

⁸ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 27. С. 386.

⁹ См.. Экон. науки. 1990. № 5. С. 61.

¹⁰ См., напр.. Попов Е. С Монополия и конкуренция: современный капитализм и его историческая перспектива // Рабочий класс и соврем, мир. 1989. № 3. С. 89; Никитич С. М., Демидова Л. С., Степанова М. П. Монополия, олигополия и конкуренция Мировая экономика и междунар. отношения. 1989. № 3. С. 23.

¹¹ См.: Маркс К, Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. T 46, ч. II. С. 207—208.

¹² Показательным в этой связи представляется признание такого видного американского экономиста, как Д. Гэлбрейт: «Капитализм решал свои проблемы, делая серьезные уступки социализму, т. е. прибегая к социальной политике государства» (см.. Гэлбрейт Д. К. Плюсы и минусы общества потребления // Пробл. мира и социализма. 1989. № 11. С. 58—59).

¹³ См.: Согрин В. В. Нужны новые подходы Обществ, науки. 1990. № 6. С. 156--157.

 

- Существуют две точки зрения. Согласно первой, ленинское учение было извращено Сталиным. Представители второй считают, что «нет проблемы Сталина, а есть проблема Ленина, большевизма». Какая из двух точек зрения ближе к истине? Был ли Ленин «крестным отцом» Сталина?

 

Е. Виттенберг: В качестве предварительного замечания хотелось бы предостеречь от преувеличения роли доктрины в рождении сталинизма. Сталин — весьма посредственный теоретик, и он был способен вопреки своим амбициям выступать лишь в роли интерпретатора или популяризатора марксизма-ленинизма. Он не внес сколько-нибудь существенного вклада в разработку ни одного серьезного теоретического вопроса. Сталин был практиком, изощренным и коварным политиком, и все его теоретические изыскания призваны были служить лишь оправданием его практических деяний.

Если рассматривать взгляды Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина с точки зрения их духа, способности к саморазвитию и самосовершенствованию, то окажется, что правы те, кто утверждает, что между ленинизмом и сталинским суррогатом нет практически ничего общего.

Марксизм-ленинизм далек от того, чтобы быть канонизированным, считаться безгрешным и провозглашаться раз и навсегда данной теорией. Его история свидетельствует о том, что он являлся действительно живым учением, не раз демонстрировавшим свою способность осознать подлинные глубины диалектического взаимодействия теории и практики, признавать и исправлять свои ошибки.

Сталинизм, наоборот, являет собой строго канонизированный и догматизированный набор нормативистских, раз и навсегда данных догм, подобно египетской пирамиде, запрограммированный на века. При этом если марксизм-ленинизм являет собой, несмотря на возможные здесь определенные оговорки, целостное учение, действительно основывающееся на методологии диалектического материализма, то сталинизм — это эклектическая смесь из примитивизированных положений Маркса, Энгельса и Ленина, из идей Троцкого, Дюринга, народников и т. д. Таково коренное различие, так сказать, «духа» марксизма-ленинизма и сталинизма.

Что же касается буквы учения основоположников научного социализма, то здесь дело несколько сложнее. Сталин, как правило, действительно в своих работах постоянно ссылался на основоположников научного социализма. Но при этом подбирал из их произведений то, что соответствовало его собственным убеждениям.

Так, например, если ему нужно было обосновать свою идею о приоритете группы «А» (производство средств производства) над группой «Б» (производство товаров народного потребления), т. е. обосновать вторичность социальных потребностей, то он при этом пытался апеллировать к Марксу и Энгельсу, приводя их единственное, сказанное в конкретных условиях высказывание по этому поводу.

Известно, Сталин, по сути дела, был сторонником одной формы собственности. И для того чтобы оправдать свое пристрастие к монособственности, он цитировал труды Ленина периода «военного коммунизма», который тогда действительно выступал за широкое огосударствление средств производства.

Или, скажем, Сталин был противником товарно-денежных отношений. И в этом он действительно следовал за Марксом и Энгельсом, которые, как известно, рассматривали социализм как нетоварный. Но при этом Сталин умалчивал о том, что Ленин в период нэпа понял: товарно-денежные отношения будут существовать весьма долго, и, возможно, не только в переходный период от капитализма к социализму. Сталин же в своей последней крупной работе «Экономические проблемы социализма в СССР», опираясь на отдельные положения Маркса, Энгельса, а также Ленина, обосновывал курс на ограничение и вытеснение товарно-денежных отношений. В то же время если что-то из идей классиков марксизма-ленинизма не устраивало Сталина, то он не стеснялся подвергать существенной ревизии их положения. Так, явно противоречило устремлению Сталина к установлению режима личной власти теоретическое понимание социализма как общества, в котором государство существует, но постепенно отмирает. Вместо этих положений Сталин развивал псевдодиалектическую концепцию об отмирании государства через его усиление, что и позволило ему уничтожить гражданское общество и подвергнуть государственному регулированию все сферы общественной жизни.

Таким образом, и факты конкретного использования Сталиным отдельных положений Маркса, Энгельса, Ленина, выхватывание их из контекста и рассмотрение вне конкретных исторических условий, еще не могут служить подтверждением тезиса о том, что «Сталин никогда не выходил за рамки азбучных истин марксизма» Кроме того, знание азбуки если и дает возможность кое-как, что называется по слогам, прочитать сложные теоретические труды, то наверняка недостаточно для того, чтобы их понять и тем более принять как руководство к действию.

Кроме того, возомнив себя крупным теоретиком, Сталин неоднократно вступал в полемику с классиками марксизма-ленинизма. Например, он высказывал несогласие с Энгельсом по проблеме государства, мирного перехода от капитализма к социализму, называл точку зрения Энгельса теорией «врастания» капитализма в социализм.

Так что знаток марксистской азбуки Сталин отнюдь не чувствовал себя теоретическим первоклассником и пытался приспособить под себя марксизм.

И все-таки мы бы погрешили против истины, если бы полностью отмели тезис о том, что ряд положений марксизма-ленинизма, неправильно понятых или доведенных до абсурда, сыграли определенную роль в формировании взглядов и политики Сталина.

Так, гипертрофирование коллективистского начала в индивидууме привело к обобществлению всего и вся, забвению ценности каждого отдельного человека и игнорированию его интересов.

Большой вред нашему развитию нанесли и издержки абсолютизации классового подхода, который во многом перестал отражать сложности и многообразие социальных отношений уже в 20-е гг. Особенно негативно абсолютизация классового подхода сказалась на международном сотрудничестве, культуре, системе нравственных ценностей.

Хорошо известно: Ленин неоднозначно подходил и к мелкой буржуазии, хотя ныне очевидно, что мелкотоварное производство в условиях капитализма служит ему и воспроизводит капиталистические отношения, а в условиях социалистического государства служит делу строительства нового общества.

Таков должен быть, как нам представляется, научный подход к анализу этой непростой проблемы. Что же касается более фундаментальной ее проработки, то она еще впереди.

 

Б. Славин: Статьями А. Ципко в советской литературе начата дискуссия о прямой преемственности сталинизма, ленинизма и марксизма. Такая постановка вопроса не нова. Ее всегда использовали антикоммунисты для дискредитации учения Ленина и марксизма в целом. Логика отождествления сталинизма и марксизма проста: раз марксизм привел к трагедии сталинщины, то зачем следовать такому учению, раз Сталин — ученик Ленина, то зачем нам такой учитель. Однако такой силлогизм не имеет под собой научных оснований, ибо Сталин фактически никогда не был последователем Ленина, не был подлинным марксистом. Марксизм для него был лишь формой, прикрывающей режим его личной власти, который является антиподом и марксизма, и социализма. Рассмотрим это более конкретно.

После смерти Ленина Сталин стал использовать теорию социализма сугубо в своих, идеологических целях, подменяя научный анализ схемами, которые насильственно навязывались действительности. В конце 20-х гг. он отказывается от ленинской политики нэпа и восстанавливает методы «военного коммунизма» в управлении обществом, начинает гонения на представителей ленинской гвардии большевиков и, в конечном счете, их практически полностью уничтожает. В теории Сталин фальсифицирует марксизм, превращая его в полурелигиозное учение с элементами догматики и схоластики.

Он извратил ленинскую идею о социализме как живом творчестве масс. Для него социализм создается сверху, усилиями управленцев, а массы выступают пассивными объектами управления. Для Ленина, наоборот, он вырастает из опыта масс, создается массами, а управленцы должны учитывать их интересы, выполнять их волю. Мы, таким образом, видим совершенно различное понимание социализма. Для Ленина было очевидным фактом, что социализм нельзя построить без учета мирового опыта и достижений капитализма, Сталин же расценивал всякие заимствования как проявление космополитизма. Несмотря на существенные различия между городом и деревней, людьми умственного и физического труда, Сталин считал возможным говорить о скорой ликвидации классов и близком создании коммунистического общества. Метод Сталина — навязывание своих субъективных идей и схем живой жизни. Ленин, напротив, выводил идеи из жизни.

А. Ципко, отождествляя взгляды Сталина и Ленина, Ленина и Маркса, не учитывает конкретно-исторических условий, которые порождали эти взгляды. Утверждая, что Сталин является лучшим учеником Ленина, он фактически воспроизводит популярный в свое время сталинский тезис о том, что Сталин — это Ленин сегодня. На самом деле нет ничего более далекого от истины. И дело не только в том, что Ленин в свое время указывал на ошибки Сталина в вопросах подготовки революции, национальной политики, функционирования госаппарата, предлагал сместить его с поста Генсека, а в том, что Ленин никогда не считал Сталина глубоким теоретиком-марксистом, видел его слабости как политика. У него можно встретить такие оценки Сталина, как «слаб в теории», «увлекается администрированием», «груб с подчиненными» и т. п.

В чем неправомерность отождествления сталинизма и ленинизма, сталинизма и марксизма? В чем натянутость самой постановки вопроса о доктринальных истоках сталинизма? Прежде всего в том, что при этом не учитывается исторический фактор. Прямое отождествление их идей было бы по меньшей мере некорректно. Но, может быть, Сталин, используя метод Маркса и Ленина, продолжал их дело применительно к новой эпохе? И в этом случае мы не можем ответить утвердительно, поскольку Сталин полностью исказил как метод марксизма, так и его основные идеи. Хотя у Сталина всегда присутствовала марксистская фразеология, и он часто цитировал Маркса и Ленина, но это цитирование использовалось им как оружие в борьбе с идейными противниками, как средство оправдания своей деятельности. При этом он не гнушался и прямой фальсификацией работ Маркса, Энгельса, Ленина.

Показателен факт критики Сталиным Энгельса и Ленина. В Центральном партийном архиве хранится запись выступления Сталина перед философами в декабре 1930 г. в Институте красной профессуры. В нем он говорил о том, что Энгельс в своих последних работах давал основание для реформистской трактовки революции, мирного врастания капитализма в социализм. Ленин же, по мнению Сталина, виноват в том, что не дал принципиальной оценки и критики этих положений Энгельса. На самом деле речь у Энгельса идет о гибком понимании различных форм социалистической революции. Как известно, ни Маркс, ни Энгельс, ни Ленин не связывали переход от капитализма к социализму только с «крайними» формами революционной борьбы: террором, гражданской войной, вооруженным восстанием. Они оставляли этот вопрос открытым, связывая ответ на него с конкретными условиями революционной деятельности масс. Классики полагали, что революция может совершаться в различных формах: путем восстания, выкупа собственности у капиталистов, с помощью отдельных реформ, если эти реформы приводят к власти рабочий класс. Сталин же признавал только «крайние» формы.

Наглядным примером сущностного различия между Марксом и Сталиным является их понимание коммунизма. Для Маркса коммунизм есть следствие общеисторического развития человечества, связанное с определенным уровнем развития производительных сил, общественных отношений, духовной культуры. Для него коммунизм есть реальный гуманизм. Сталин же не принимал гуманистической трактовки коммунизма, о чем, в частности, свидетельствуют его заметки на книгах, касающихся этого вопроса. В его представлении коммунизм является некой нормой религиозного порядка, организующего людей, дающего им веру в своеобразный рай на Земле. На пути к этой цели Сталин готов был идти на любые жертвы. При этом он не считался с реальным состоянием общественного производства, уровнем культуры, которые необходимы для достижения этой цели. Для Маркса было очевидно, что коммунизм не может достигаться низкими средствами. Для Сталина же, напротив, цель оправдывала любые средства. Такой макиавеллиевский подход Сталина к коммунизму не согласуется с марксизмом.

Таким образом, можно определенно сказать, что в творческом характере марксизма нельзя увидеть доктринальные истоки сталинизма. Лишь когда положения марксизма фальсифицировались, извращались и догматизировались, они служили идейным истоком сталинской политики и ее оправдания. Верно и то, что в своей политике Сталин использовал догматизированные им ошибочные выводы Маркса, Энгельса и Ленина относительно сроков, темпов исторического развития, его конкретных форм. Они-то и становились доктринальными истоками извращения марксизма сталинизмом.

 

 

- Можно ли говорить о том, что Ленин оставил после себя полный план построения социалистического общества, как это утверждалось в нашей литературе раньше?

 

Э. Андреев: Сразу подчеркнем, что задача раз и навсегда создать полный план построения социалистического общества объективно неразрешима. Более того, это противоречило бы духу самого ленинизма.

Ленин воспринял марксистскую традицию осторожного и ответственного отношения ко всякого рода фантазиям о будущем, неприятия утопических проектов, пытающихся рисовать его в конкретных и определенных формах, деталях. Характерен в этом отношении один исторический эпизод. На VII съезде партии, когда Н. И. Бухарин предложил дополнить партийную программу развернутой характеристикой социализма и коммунизма, Владимир Ильич возразил против этого. Логика ленин

(здесь не хватает 6 страниц, их не хватала в нашем первоисточнике)

того, представляли собой первую в марксистской традиции разработку соответствующей теории. Они позволяют говорить о коренном пересмотре прежних представлений. Суть же пересмотра, если, конечно, брать всю совокупность ленинских работ периода нэпа, а не ограничиваться статьей «О кооперации», заключается в переходе от революционной диктатуры пролетариата к «чрезвычайно реформистским действиям», но при сохранении пролетарской диктатуры: «Не ломать старого общественно-экономического уклада, торговли, мелкого хозяйства, мелкого предпринимательства, капитализма, а оживлять торговлю, мелкое предпринимательство, капитализм, осторожно и постепенно овладевая ими или получая возможность подвергать их государственному регулированию лишь в меру их оживления»1. Или другими словами, пересмотр состоял в отказе от введения социализма насильственными методами, путем подавления и искоренения несоциалистических экономических укладов и в выдвижении программы перехода к социалистическим общественным отношениям через высвобождение потенциала их противоположности — отношений частной собственности.

 

- Какое содержание вкладывается учеными в понятие «деформации социализма»? Если таковые были, то можно ли считать Ленина ответственным за эти деформации?

 

Б. Славин: Понятие «деформации социализма» связано прежде всего с таким явлением, как сталинизм в истории развития нашего общества и бывших социалистических стран Восточной Европы. Сталинизм является прямым извращением не только ленинской теории социализма, но и своеобразным антиподом гуманистической сути социализма, ее прямой противоположностью.

Для того чтобы понять это более глубоко, необходимо, конечно, соотнести деформации с сущностью социализма, сущностью социалистической идеи. Для ленинского видения социализма, которое базировалось на научном понимании социалистической идеи, характерны два существенных признака. Это, во-первых, процесс освобождения трудящихся от эксплуатации и преодоления их отчуждения от средств производства, власти и культуры. И второе — созидание социализма путем живого творчества масс, их самодеятельности. Социализм есть строй трудящихся и для трудящихся, строй, ведущий человека труда к полной свободе. И сущность демократии, и общественная собственность, и другие характеристики социализма должны быть выводимы из такого понимания социализма. В противном случае они могут превратиться лишь в его формальные характеристики. Если не реализуются существенные признаки социализма, наступает его деформация. На практике это наиболее ярко проявилось в сталинщине, если же брать теорию и политику, то в сталинизме как явлении, противоположном научному пониманию социализма.

Сталинизм привел к чрезмерному огосударствлению экономической жизни общества, к подмене демократического волеизъявления трудящихся масс деятельностью бюрократического репрессивного аппарата, к подгонке под схемы реальной жизни. В социальной сфере деформации привели к игнорированию на деле социалистического принципа «все для блага человека», что проявилось в сфере жилья, образования, культуры и т. д.

Образно говоря, деформации социализма можно сравнить с деятельностью тех псевдостроителей нового дома, которые взяли хороший чертеж, но построили плохой дом. Следует ли на этом основании делать вывод, что сам чертеж был плохой?

Можно ли считать Ленина ответственным за деформации, восходящие к временам сталинщины и застоя? Безусловно, нет! Хотя уже при Ленине зарождались элементы военно-коммунистических и технократических методов управления страной, но он от них отказался уже в начале 1921 г., взяв твердый курс на нэп и научно обоснованную социальную политику. Сталин, несмотря на окончание гражданской войны, возродил военно-коммунистические методы строительства нового общества. Они и стали важнейшим фактором его деформации.

Ленин всегда отстаивал научный подход к созданию социализма, выдвигал на первый план социально обоснованные и продуманные решения. Деформации появились потому, что произошел отход от научных решений: его заменил в политике волюнтаризм, культ личности. Считать ответственным Ленина за деформации социализма, осуществленные Сталиным, это, в конечном счете, отождествлять Ленина и Сталина, забывая о том, что Ленин один из первых увидел опасность деятельности Сталина на посту генсека и предложил переместить его с этого ключевого поста в партии.

Отождествление деформаций социализма, допущенных в эпоху сталинщины и застоя, с ленинским видением социализма, с самой идеей социализма есть способ дискредитации всего марксизма, всей научной теории социализма. Именно его использовали и используют антисоциалистические силы в странах Восточной Европы, современные антикоммунисты, пытающиеся ликвидировать социалистические завоевания в нашем обществе. Попытка поставить знак равенства между Сталиным и Лениным, деформациями социализма и самим социализмом представляет собой не что иное, как далеко идущий план тех сил, которые пытаются приостановить процесс сегодняшнего обновления социалистического общества. Эти силы используют деформации социалистической идеи в прошлом как средство и предлог для трансформации нашего общества в буржуазное. Данные тенденции прослеживаются всюду: и в стремлении списать ошибки и неудачи новых политических сил, пришедших к власти в Советах, на коммунистов, и в призывах заставить коллективно покаяться Коммунистическую партию за ошибки прошлого, забывая о том, что сама партия вскрыла и уже осудила эти ошибки на XX и XXVIII съездах КПСС. Эти требования к партии игнорируют и тот факт, что коммунисты были первыми, кто выступал против сталинщины, кто испытал на себе гнет концлагерей и ужас репрессий.

Попытки отбросить партию на обочину политической жизни, использовать трудности, вызванные положением в стране, для дискредитации идеи социализма, деятельности Ленина и Коммунистической партии — это явления одного масштаба и их не следует недооценивать. В противном случае советские коммунисты могут оказаться в положении коммунистических и социалистических партий Восточной Европы.

 

Современный ревизионизм

- Многие положения Маркса, Энгельса, Ленина, причем основополагающие, сегодня нами пересматриваются. Что это — ревизия учения или его творческое развитие?

 

А. Чепуренко: При ответе на этот вопрос прежде всего нужно, на мой взгляд, перестать пугаться при слове «ревизия» Ведь по-русски это просто «пересмотр», никакого негативного оттенка в слове «ревизия» нет. Сегодня можно спорить о том, чем был вызван и насколько оправдан пересмотр теории Маркса в конце XIX в., но совершенно очевидно, что к концу XX в. он просто необходим. Иное дело — чем продиктована и из чего исходит ревизия марксистского учения.

Если она исходит из прямой фальсификации идей научного социализма, то, конечно, ни о каком творческом развитии его речи быть не может. Здесь задача иная опровергнуть или, по крайней мере, оспорить те или иные положения марксизма (который, правда, при этом понимается весьма упрощенно, вульгарно). Чего только ’ ни приписывают научному социализму — тут и враждебность к частной собственности и к крестьянству, и безусловное неприятие товарно-денежных отношений, и стремление подавить демократию, и экономический детерминизм, и классовый редукционизм, и «принципиальная» беспринципность в вопросах нравственности... При этом приводятся во множестве цитаты, призванные придать такой критике видимость объективности. Самый основной ее порок, однако, который не позволяет рассматривать ее как действительно научное опровержение идей Маркса, Энгельса, Ленина, заключается в том же самом догматизме, цитатничестве, которые эта критика приписывает марксизму. Давно замечено, что любые социальные доктрины, если выводы их вырываются как из теоретического, так и конкретно-исторического контекста, в котором они только и сохраняют свою относительную истинность, неизбежно огрубляются, омертвляются, превращаются в свою противоположность. Используя такой прием, вообще говоря, можно осмеять и опровергнуть любую научную концепцию.

Цивилизованная и действительно конструктивная критика научного социализма предполагает иной подход. Необходимо прежде всего соотнести выводы этой теории с той реальностью, которую она отображает, а не с сегодняшней действительностью (для этого, впрочем, нужно знать эту реальность как минимум не хуже критикуемых). Если выяснится, что выводы эти противоречили действительности, что во времена Маркса и Ленина не существовало присвоения капиталистом в виде прибавочной стоимости неоплаченного труда наемных рабочих, что не было классовой борьбы, что буржуазная демократия не ограничивала и формально, и по существу прав пролетариев, что существовали сколько-нибудь реальные альтернативы диктатуре рабочего класса, которые могли бы обеспечить решение социального вопроса, и т. д. — вот тогда можно сказать, что марксизм ошибочен. Я полагаю, что — за немногими второстепенными исключениями доказать этого не удастся: не случайно официальная наука конца XIX — начала XX в. так и не смогла убедительно опровергнуть марксизм и противопоставить ему стройную альтернативную концепцию общественного развития.

Совершенно иной вопрос, который некоторые отечественные критики марксизма и ленинизма отождествляют с первым, возникает в отношении актуальности научного социализма. В споре между догматическими «защитниками» и противниками Маркса, Энгельса, Ленина высказано с обеих сторон немало правильных суждений, но в позициях как у той, так и другой стороны есть принципиальный изъян. Он связан с тем, что первые, как правило, некритически переносят верные для своего времени выводы на изменившуюся социальную реальность, тогда как вторые, справедливо доказывая ошибочность такой подстановки, сами совершают абсурдную подстановку «от противного»: раз теория, созданная в XIX — начале XX в., сегодня неприменима (или лишь частично применима), значит, она изначально неверна. Представим себе на минуту, что такой же логикой стали бы руководствоваться некоторые представители естественных наук в отношении Евклидовой геометрии, механики Ньютона или периодической системы элементов Менделеева — за кого бы их приняли их коллеги?

На мой взгляд, то обстоятельство, что в существенно видоизменившемся и усложнившемся современном мире по-иному может быть истолкован ряд узловых понятий, является вполне естественным и закономерным (хотя не обходится здесь зачастую без приписывания Марксу, Энгельсу, Ленину такого значения, которое на деле они в эти понятия не вкладывали). Однако творческое развитие марксистского социализма — процесс сложный. «Инвентаризация» имеющихся понятий и постепенная выработка новых, более адекватных современной эпохе лишь первый этап. Необходимо создание целостной, органичной научной картины мира из этих разрозненных кирпичиков, а это предполагает правдивый и теоретически убедительный ответ на вопрос о природе советского общества и о возможных путях и социальных движущих силах его выхода на столбовую дорогу истории. Этим сейчас заняты ученые-марксисты.

 

А. Варламов: Прежде чем ответить на поставленный вопрос, надо бы сначала разобраться, а что такое ревизионизм? Термин «ревизионизм» появляется в социал-демократическом рабочем движении в конце XIX в. Существенной особенностью того времени было господство в общественной жизни политической культуры классовой конфронтации, обусловливавшей и нетерпимость к инакомыслию в социалистической идеологии. Последнее рассматривалось прежде всего и главным образом как уступка классовому врагу, политика идейного раскола в рабочем движении. Именно к попыткам творческого развития Марксова учения (невозможного без отрицания тех или иных его положений, зачастую уже превратившихся в догмы и символы веры), к попыткам, в частности, пересмотреть уничижительное отношение к политике реформирования существующего общества и, с другой стороны, предостеречь против абсолютизации созидательных возможностей революционного переворота и было применено понятие «ревизионизм» Понятие, очень быстро приобретшее в своем употреблении субъективистский характер, ставшее жупелом, орудием политической борьбы за лидерство в рабочем движении. С моей точки зрения, эту роль термин «ревизионизм» играл и в дальнейшем, до наших дней включительно.

Признание многообразия форм социализма, путей перехода к нему лишает понятие «ревизионизм» его политически-клеймящего пафоса, а его использование — актуальности. То же, что в итоге от него остается, вполне может быть определено (вслед за Лениным и используя его выражение) как «коренная перемена точки зрения».

 

Современность Ленина

- В сегодняшних спорах, дискуссиях о Ленине высказываются разноречивые, порой противоположные оценочные суждения. А если отвлечься от крайностей, то как объективно и обобщенно можно оценивать деятельность Ленина и какова возможность использования его идей в наши дни?

 

Ю. Филиппов: Переосмысление новейшей отечественной истории и поиск социальных ориентиров концентрируются в последнее время на личности и политической деятельности В. И. Ленина. Ортодоксальные сторонники ленинских взглядов, перечитывающие его труды, рассчитывают получить в них готовые ответы на вопросы, порожденные современностью. Противники же, наоборот, подвергают Ленина сокрушительной уничижительной критике, усматривая первопричины общественного неблагополучия в его будто бы злом гении, совратившем Россию с истинного пути прогресса.

Но верна ли сама дилемма? Правомерно ли видеть научный критерий оценки современных событий в историческом прошлом, которое к тому же еще и недостаточно познано? Ведь даже при ближайшем рассмотрении легко заметить, что после Ленина изменились и обстоятельства, и люди, сменились целые поколения и образ их жизни, возникли, наконец, новые закономерности, которые в начале XX в. просто не существовали.

Вместе с тем, разве не столь очевидно, что Ленин, при всем вполне объяснимом стремлении использовать его идеи, не может решить за нас наши собственные проблемы. Каким образом, например, Ленин мог бы помочь заключению союзного договора, разгосударствлению собственности, разработать за КПСС ее новую программу и указать сбившемуся с пути обществу правильный выход из затяжного системного кризиса? Увы, многое приходится начинать с начала, но теперь уже во многом совсем по-другому и на совершенно иной исходной основе.

Можно, конечно, вспомнить, как глава первого в мире пролетарского государства действовал в критических ситуациях, резко менял политический курс, являя образцы личного мужества и завидной прозорливости. При желании не составит труда подобрать и соответствующие моменту цитаты, объявив их самым решающим аргументом в бурных дискуссиях о настоящем и будущем страны и принципах ее общественного устройства. Но такой подход к ленинской теоретической мысли и его уникальному практическому опыту уже неоднократно декларировался, и его конечные результаты широко известны.

Со времен Ленина претерпели серьезные изменения также и стратегические цели созданной им в условиях борьбы против самодержавия политической партии. Ныне ближайшая цель КПСС — не пролетарская революция в союзе с беднейшим крестьянством, а необходимое преобразование всей системы сложившихся общественных отношений, обеспечение прочного гражданского мира в постреволюционном обществе, всемерное укрепление так и не состоявшегося отмирания государства, в котором, видимо, еще долго будут существовать классы, сохраняться социальное неравенство и не исчезнут в небытии острые конфликты. На исходе XX в. коммунизм уже не представляется столь соблазнительной и легко достижимой целью.

Но и негативная сторона названной выше дилеммы так же не конструктивна. Истоки существующих в обществе разлада, разрушения устоев, опасной для его выживания смуты — вовсе не в далеких от нас октябрьских событиях 1917 г. и не в размышлениях Ленина о социализме и коммунистическом идеале. Не коренятся они и в «роковом обмане» большевиками трудящихся, о котором постоянно говорит критика. Наивные попытки объяснения кризисного состояния общества коварством большевистской идеологии чем-то напоминают идеалистическую теорию о трех великих обманщиках — основателях трех мировых религий, развивавшуюся в XVIII в. французскими просветителями. Теория эта так и не нашла, как известно, большого числа приверженцев. А вот буддисты, христиане, мусульмане все еще составляют подавляющее большинство человечества. Так не следует ли из этого сделать вывод, что первичны, как, кстати, учит марксизм, все же массы и их сознание, а не иллюзорные представления о них идеологов. Массы и без идеологов всегда боролись и будут бороться за свои интересы, как они их понимают. Поэтому обманом истоки революционного движения никак не объяснить.

Если уж говорить о действительной роли Ленина в развитии социалистической мысли в России, то Ленин вошел в ее историю не как лжепророк, а прежде всего как выдающийся мыслитель и политик, стремившийся воплотить в жизнь социалистические идеалы. Он не просто продолжил материалистическую традицию мировой общественной мысли, но и, диалектически ее осмыслив, творчески применил к условиям жизни своей страны и народа. И уже только поэтому творчество Ленина во всех его ипостасях заслуживает специального научного изучения.

История любого общества сама по себе безразлична к какой-либо партийности. И для изучающей ее науки представляет одинаковый интерес вся реальность, независимо от ее цветов и оттенков. Но такой объективный и необходимый подход к истории общественной, социалистической мысли в России, к теоретической и политической мысли Ленина в наших общественных науках, не говоря о подчиняющей истину злобе дня публицистике, до сих пор не сложился. Мышление многих исследователей по-прежнему остается по-партийному фрагментарным и не готовым к тому, чтобы осуществить диалектический синтез существовавших в прошлом и существующих противоречий. Такая неудача постигает, впрочем, любое мышление, объект которого по преимуществу собственные представления.

На исходе XX в. политические силы страны вновь опасно разделены взаимной неприязнью, предубежденностью в собственной непогрешимости и столь же распространенной среди людей нетерпимостью. Да и сама реальность далеко не прозрачна, чтобы в ней с первого взгляда можно было найти спасительные средства. А вот надежд на то, что идеалы добра и всеобщего блага получат общественное признание, столь же мало, как и во времена Ленина.

В предреволюционной России идеи справедливости в сознание масс вносили не только большевики. Массы сами стремились к справедливому устройству жизни. Вера в свои силы у них крепла в результате приобретения революционного опыта, роста организованности, вынужденных уступок правительства. Все это получило всестороннее отражение в теоретических трудах Ленина, его стратегии и тактике.

В специфических условиях евразийской российской действительности слепое копирование опыта европейской социал-демократии, механическое применение марксистских положений могло бы стать проявлением догматизма или доктринерства. Непримиримость классовых интересов в тот период вовсе не казалась абсурдной. Именно поэтому Ленин руководствовался прежде всего логикой реальной классовой борьбы, а не абстрактными принципами общечеловеческой морали, о существовании которой был осведомлен ничуть не хуже своих политических противников и сегодняшних ярых антагонистов.

Лидер российского пролетариата верно и последовательно служил своему классу. И это невозможно поставить ему в вину точно так же, как и то, что он будто бы пренебрегал нормами нравственности. Просто эти нормы не являлись в то время главными требованиями ни одной политической партии. Дискуссии об общечеловеческих ценностях в царском правительстве или Государственной думе трудно себе представить даже при очень развитом воображении. Ведь даже такой антипод Ленина, как Э. Бернштейн открыто признавал «известную долю нетерпимости» за всякой партией.

Разногласия в самой РСДРП до 1912 г. носили главным образом теоретический характер. Фракция большевиков действовала в рамках одной партии, хотя внутрипартийная борьба и принимала порой весьма резкие формы. Но главное, политическая, идейная, мировоззренческая позиция Ленина отнюдь не ослабляла, а, напротив, усиливала российскую социал-демократию, если иметь в виду ее конечную цель — свержение самодержавия.

Объективный революционный процесс в России зависел не только от тактики социал-демократии. Он в неменьшей мере определялся политикой самого царизма, крупной и средней буржуазии, стихийными выступлениями масс, а также развитием межимпериалистических противоречий, в центре которых оказалась именно Россия.

Российский капитализм не укладывался в классические каноны социалистических теоретиков, включая Маркса и Энгельса. Ленин исследовал капитализм прежде всего применительно к российским условиям. Ценное в его анализе состояло в том, что полученные на примере России выводы могли быть использованы и в отношении к другим среднеразвитым странам.

Что касается международного аспекта этой проблемы, то, опираясь на ту же эмпирическую базу, что и его современники (К. Каутский, Р Люксембург, Р. Гильфсрдинг и др.), Ленин сделал достаточно обоснованный вывод о том, что реальные шансы «ультраимпериализма» в то время были ничтожны. Этому препятствовали прежде всего глубокие внутренние противоречия между ведущими капиталистическими странами, метрополиями и колониями. Начавшаяся вскоре мировая война за раздел и передел мира полностью подтвердила справедливость этого научного вывода Ленина, равно как и опровергла поспешность выводов его оппонентов.

В современной критике ленинской теории империализма акцент делается главным образом на выживании и трансформации капитализма. Но эволюционная тенденция всегда присутствовала в марксизме. Более того, именно она составляла несущую конструкцию всей марксистской теории. Ленин лишь указал на объективные предпосылки социализма, которые создает сам капитализм, нисколько при этом не погрешив против конкретно-исторического метода исследования, который мастерски и последовательно применял.

Поздний капитализм действительно сумел справиться с разрушительными кризисами, научился применять государственное регулирование. Но при этом надо иметь в виду, что все это произошло под влиянием ряда факторов, которые вовсе не предвидели идейные оппоненты Ленина. Важнейшими причинами трансформации капитализма стали влияние на ход мирового процесса существования Советской России, ее социальной политики, настойчивой борьбы за свои интересы трудящихся капиталистических стран.

Да и полоса процветания в высокоразвитых индустриальных обществах началась, в общем, лишь с 70-х гг. Так можно ли в таком случае утверждать, что Ленин неверно понял и оценил природу того капитализма, свидетелем крайне противоречивых тенденций которого он был? Очевидно скорее обратное. Ленин более последовательно, чем многие его современники, раскрыл сложную природу капитализма, суть которого отнюдь не исчерпывалась и не исчерпывается его цивилизаторской миссией. До тех пор пока существует крупный капитал, до тех пор сохраняется и реальная угроза его выхода из-под общественного контроля. Этот факт находится в поле внимания всех общественных сил Запада, которые по опыту знают, что сосуществование с капиталом предполагает наличие противовесов соответствующих экономических, социальных и политических структур, ограничивающих власть капитала.

Ленинская теория империализма, разумеется, не могла предвидеть все реальное многообразие современного мира, да это было и невозможно. Но как и любая теория, она заслуживает корректного к себе отношения. Сегодня ее, безусловно, нельзя некритически переносить на современность. Минувшая действительность отличается от настоящей качественно. Но эти качественные изменения произошли не в силу действия каких-либо теорий. Теории существуют для того, чтобы систематизировать знание, упорядочивать действительность, строить те или иные прогнозы, имеющие определенные временные рамки и пределы, за границами которых они продолжают свое существование как идейное наследие. В этом смысле для понимания современного мира изучение теоретической мысли Ленина может быть весьма полезным.

Конкретно-исторически подходил Ленин и к самому революционному процессу, который не определялся однозначно степенью отсталости страны. Сегодня можно только гадать, как бы поступил на его месте другой лидер революционной партии. Но ясно одно: шансы на победу революции, вернее объективные и субъективные предпосылки ее свершения, были, и они реализовались. Если же исходить из «случайности» Октябрьской революции, то можно прийти к абсурдному выводу, что более реальными были нереализованные возможности, т. е. корниловский мятеж, укрепление власти Временного правительства, война до победного конца и т. д.

Повторим, Ленин исходил из реалий современной ему действительности. В его работах мы не найдем ни апологетики тоталитаризма, ни призывов к плюралистической демократии. Не оставил он своим последователям и развернутой программы построения социализма. Ленин лишь успел сформулировать некоторые исходные принципы, определяющие облик будущего социалистического общества. Его реализм, неустанный поиск истины, правильных решений, исключительная настойчивость в осуществлении намеченных целей, опора на научные знания — вот эти нормы и требования здравого смысла и рационального мышления и было бы полезно возродить.

Насколько обязательно, однако, приложение к этому типу мышления эпитета «ленинское»? Ведь им руководствуются в любом цивилизованном сообществе людей. Не правильнее ли нам, как патриотам своей страны, просто помнить, что в нашей истории именно Ленин первым связал эти требования с социалистическими преобразованиями.

 

В книге не хватает стр.204-205, 232-237