- Правомерно ли сводить причины «свертывания» нэпа к «злой воле» Сталина?
А. Варламов: Как представляется, отказ от провозглашенной Лениным новой экономической политики был вызван целым рядом причин. Среди них следует указать и на теоретическую незавершенность и внутреннюю противоречивость нэпа. Эта политика, переход к которой был совершен под непосредственной угрозой выступлений значительных крестьянских масс против Советской власти, преследовала как свою главную цель дополнение терявшего свою актуальность военного союза рабочего класса и крестьянства союзом экономическим. Ставя своей непосредственной задачей «в максимальных пределах осуществить и свободу оборота для крестьянина, и поднятие мелкой промышленности»1, новая экономическая политика должна была обеспечить как гражданский мир в послереволюционной России, так и восстановление материально-сырьевой базы для последующего создания крупной социалистической промышленности. Это было бы, по мысли Ленина, конечно, «еще не построение социалистического общества», но уже «все необходимое и достаточное для этого построения»2.
В то же время пересмотр отношений с крестьянством сочетался с убежденностью в необходимости сохранения диктатуры пролетариата. Тем самым нэп изначально утверждал политическое неравноправие партнеров союза, содержание которого суживалось до «смычки» в рамках диктатуры пролетариата двух экономических баз — государственной и крестьянской. Бесспорно, Ленин видел и то, что две экономические базы объективно ставят вопрос о двух политических надстройках, и то, что крестьянство «быстро просыпается к самостоятельной классовой политике»3. Собственно, о необходимости политических, а не только экономических уступок крестьянству речь шла уже на X Всероссийской конференции РКП(б) в мае 1921 г. Однако, будучи убежденным в глубоком различии интересов пролетариата и крестьянства, в том, что «мелкий земледелец не хочет того, чего хочет рабочий», наконец, в том, что крестьянство может в конечном счете выступать либо под руководством пролетариата, либо под руководством буржуазии («середины нет»), Ленин отверг прозвучавшие на партконференции предложения о политических уступках как некоммунистические и близкие к меньшевизму4. Характерно, что даже в его статье «О кооперации» предполагалось, что строй цивилизованных кооператоров будет существовать «на земле, при средствах производства, принадлежащих государству, то есть рабочему классу»5.
В конечном счете, продолжение борьбы крестьянства такого, каким оно стало в результате Октября, — за свою полную экономическую самостоятельность стало неизбежным теперь уже в рамках нэпа. С моей точки зрения, проявлением этой борьбы и явились кризисы хлебозаготовок. Но совершенно ясно, что за достижением и упрочением экономической самостоятельности в повестку дня вставал вопрос обретения политической независимости и «дележки власти» (Бухарин). Тем самым перед преемниками Ленина объективно возникала ситуация, требующая либо развития и существенной корректировки концепции нэпа (и собственно социализма!), либо отказа от нэпа и возвращения к политике и методам гражданской войны. Представляется, что это понимание было у руководителей партии, однако никто из них, включая Бухарина и его сторонников, не допускал и мысли о возможности отказа или утраты монополии на политическую власть. Отсюда выбор второго пути, реализовавшийся в борьбе уже с той экономической свободой, которая была предоставлена крестьянству нэпом. Осуществлявшаяся сначала экономическими методами (политика массовой контрактации), эта борьба после их провала вылилась в массовую насильственную коллективизацию внеэкономическими методами и на внеэкономической основе. Аналогичные тенденции наблюдались и в политической сфере, в частности в организации процесса так называемой трудовой крестьянской партии. Стремление и право человека быть на земле хозяином, законодательно признанное еще Декретом о земле, было объявлено частнособственническим пережитком, а ленинский нэп был разрушен в своем основании — в принципах отношений между городом и деревней.
Далее, говоря о причинах отказа от нэпа, следует иметь в виду и явную недооценку сложности поддержания нормального функционирования рыночных отношений экономическими методами. Ошибки в политике цен привели к товарному голоду и, разрушив хрупкое равновесие товарной и денежной массы, вызвали в конечном счете общее расстройство хозяйственного механизма. Бухарин на июльском (1928 г.) Пленуме ЦК говорил об этом так: «...экономика у нас стала дыбом, когда лошади едят печеный хлеб, а люди в некоторых местах едят мякину; когда часть крестьянства вынуждена покупать хлеб в близлежащих городах, когда аграрная страна ввозит хлеб, а вывозит продукты промышленности. Ясно, что стоящая дыбом экономика может поставить дыбом и классы»6. Этот фактор сочетался с ростом социальной напряженности в обществе в целом в силу обострения тенденций, отмеченных Лениным уже на первом году проведения нэпа: «Противоречий в нашей экономической действительности больше, чем их было до новой экономической политики, частичные, небольшие улучшения экономического положения у одних слоев населения, у немногих; полное несоответствие между экономическими ресурсами и необходимыми потребностями у других, у большинства. Противоречий стало больше»7.
Серьезным обстоятельством, препятствующим радикальным трансформациям политического курса, был сложившийся еще до нэпа «баланс сил» в партийном руководстве. И когда в конце 1927 г. Бухарин и его сторонники поддержали исключение Троцкого, Зиновьева, Каменева и других лидеров «объединенной оппозиции» из партии, Сталин и его окружение получили возможность вернуться к политике «военного коммунизма», в которой они видели решение стоящих перед страной проблем.
Таким образом, уже названные здесь, хотя и далеко не все, причины имели многообразный характер: теоретический и практически-политический, конкретно-экономический и социально-психологический. Объективная природа причин, препятствовавших реализации новой экономической политики, не позволяет объяснить отказ от нэпа и «великий перелом» одной лишь «злой волей» Сталина. Разумеется, это не означает ни отрицания потенциальной альтернативности исторического развития вообще и истории советского общества в частности, ни принижения роли личности в истории, ни тем более какого-либо оправдания сталинской политики. Именно «злая воля» Сталина сыграла свою роль направляющей, координирующей и ускоряющей силы, свернувшей нэп. И поэтому нет и не может быть оснований для умаления его личной ответственности за преступления против советского народа. Но вместе с тем весьма наивно было бы ставить судьбу великой страны в полную зависимость от произвола одного человека, какой бы властью он ни обладал. Ведь для того чтобы та или иная личность реализовалась в истории, необходимы соответствующие объективные и субъективные условия.
Примечания:
1 Ленин В. И.Полн. собр. соч. Т. 43. С. 313.
2 Там же. Т. 45. С. 370.
3 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 43. С. 368; Т. 45. С. 19.
4 См. там же. Т. 43. С 58, 59, 137, 317.
5 Там же. Т. 45. С 373, 375.
6 Цит. по: Данилов В. П. «Бухаринская альтернатива» // Бухарин: человек, политик, ученый. М., 1990. С. 116—117.
7 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 44. С. 212.