— В связи с 80-летием со дня смерти Л. Н. Толстого в журнале «Огонек» появилась публикация с резкой критикой статьи Ленина «Лев Толстой, как зеркало русской революции». Есть ли основания для такого рода критики?
В. Горбунов: Перед нами 45-й номер журнала «Огонек» за 1990 г. с броско поданной статьей «Лев Толстой, как зеркало перестройки»: слева портрет Ленина, справа Толстого. Публикация посвящена 80-летию со дня смерти писателя и противопоставлена известной работе Ленина «Лев Толстой, как зеркало русской революции».
Автор публикации Илья Константиновский прямо заявляет о необходимости отойти от ленинской традиции исследовать творчество Толстого в его противоречиях. Он выражает надежду, что толстовские идеи помогут нам в сегодняшнее непростое время тревожных поисков при условии, если «будет покончено с концепцией «двух Толстых» — художника и мыслителя, которые якобы не совпадают...»1.
Не будем отрицать, что здесь нет проблемы, к тому же критик ленинской концепции не одинок в своих суждениях2. Не будем отрицать и того, что сами высказывания Ленина, канонизированные в прошлом, сейчас требуют нового осмысления с позиций современного опыта. Об этом скажем ниже, пока же отметим, что путь к истине не сфера эмоциональных заклинаний, каким хорошим или плохим был Толстой, не подбор цитаток в пользу «своих» версий, а прежде всего решение методологической задачи: как исследовать наследие писателя, какие объективные и субъективные факторы влияли на его творчество, как сам он искал истину, сомневался, бичевал себя и снова обретал веру.
Ленин предложил свой методологический подход к анализу произведений гениального писателя. Уже сама постановка вопроса о связи его творчества с глубокими социальными процессами конкретной исторической эпохи была открытием для многих читателей и критиков. В то же время в гносеологическом плане Ленин выдвинул и обосновал тезис об особенности художественного таланта верно отражать («если перед нами действительно великий художник») суть общественных явлений и их противоречий. Причем такое отражение неизбежно выходит за рамки субъективного восприятия художником происходящих событий и приобретает объективный характер, приводя его иногда к выводам, даже противоречащим собственным убеждениям, симпатиям. И еще важно отметить, что Ленин в творчестве писателя учитывал непростое, опосредованное отражение настроений «различных классов и различных слоев русского общества», и в первую очередь — социальной психологии крестьян, их помыслов, сомнений, заблуждений.
На эти исходные положения ленинского метода социологического и литературоведческого исследования и хотелось обратить внимание, потому что на них опирается само доказательство выводов о противоречиях, присущих Толстому как художнику и мыслителю, о его религиозных исканиях и этической доктрине. С этими выводами можно соглашаться или не соглашаться, но естественно ждать от критиков своей системы отсчета, своего метода исследования.
Увы, этого как раз и нет у названных оппонентов Ленина. Их цепочка доказательств идет по схеме: сначала цитируются ленинские высказывания из работы «Лев Толстой, как зеркало русской революции» с упором на Негативные характеристики, а затем приводятся суждения писателя о добре, милосердии, всепрощении, о христианских заповедях и говорится, что жизнь опровергла революционную доктрину большевиков, а значит и то, ЧТО писал Ленин в статье о Толстом. Это побуждает нас обратиться к конкретному материалу и сопоставить то, ЧТО говорил Ленин, анализируя творчество Толстого, И что высказывал сам писатель.
Прежде всего Ленин критикует мировоззренческие позиции писателя как проповедника пассивного отношения к развитию социальных процессов. Владимир Ильич не приемлет толстовское воздержание, отречение от политики. Чтобы читателю самому решить, прав ли был Ленин, Критикуя взгляды Толстого, думается, полезно привести более подробно рассуждения писателя на тему: как жить человеку в таком жестоком мире. Для этого обратимся к одной очень характерной работе Толстого, которая не была использована ни Лениным, ни его оппонентами, статье «Как освободиться рабочему народу? Письмо К крестьянину»3. Письмо было написано весной 1905 г. И подводило итог длительным раздумьям, изложенным ранее, как уточняет Толстой, в его работах «Единственное средство», «Неужели так надо?», «Где выход?», «К рабочему народу», «Одумайтесь!» В том же году письмо было издано за границей (в Англии) в № 13 «Листков для народа», а в России напечатано в 1906 г., но тираж был конфискован. Толстой называл его своим profession de foi (исповеданием веры).
Стараясь популярно объяснить трудовому люду, как поступать в невыносимой жизни, писатель воспользовался образом перевернутой колесами вверх телеги, которая отождествлялась с государством. Что делать с такой телегой? Быть может, общими усилиями поставить ее на колеса «и тогда все пойдет как по маслу?» Нет, отвечает Толстой. «Если и поставить телегу книзу колесами, то первым делом эти самые переворачиватели насядут в нее и вам же велят везти себя»4. Так что же делать с телегой? А ничего не делать, пусть себе стоит, а кто запрягся, тому надо выпрячься. Для этого есть только одно средство, «простое и нетрудное» — жить по-божьи.
Жить по-божьи, «значит жить по евангельским заповедям», и Толстой напоминал эти заповеди (среди которых и такая: «не противься злу, но кто ударит тебя в правую щеку, обрати к нему левую»). Не отступать от заповедей Христовых — тогда никакое начальство, никакие угнетатели не смогут заставить человека жить по несправедливым законам. А как быть с податями? Не платить! Как быть с малоземельем? Распахивать помещичьи земли (кто же их караулит)! Как быть с призывом в солдаты? Не идти (и все тут)! «Люди жалуются, — пишет Толстой, — что им дурно жить от богачей и начальства, что они разоряют и убивают их. Да кто же им велит дурно жить?.. Живите хорошо, и вся эта нечисть сама собою пропадет»5. Стоит только человеку захотеть, и он сможет быть независим от внешних обстоятельств. Если все станут жить по справедливости, то кому же выполнять дурные приказы? Ну, а коль начальство непокорного «в тюрьму посадит, может и до смерти замучает», то помните, и с Христом то же было, «и к этому же он велел быть готовым своим ученикам».
Что же касается нужды и стремления народа «сыто и одето жить», то ответ Толстого таков: «Одно из двух: или для правды жить, или для сытости. А жить для сытости и делать вид, что живешь для правды, это самое скверное дело — лицемерие»6.
Вот такая философия, вот такие советы крестьянам. С одной стороны — не подчиняться властям, всем бойкотировать несправедливые законы. С другой (опять «с другой», а как еще скажешь?) — смиренно принимать насилие, мученически нести терновый венец Христа, презреть мирские соблазны. И все это писалось, напомним, весной 1905 г., когда в городах и деревнях разрасталось пламя восстания, а правительство жестоким насилием подавляло очаги народного возмущения.
А теперь, в этом историческом контексте, давайте оценим ленинские слова из статьи «Лев Толстой, как зеркало русской революции» о том, что толстовское непротивление злу было «серьезнейшей причиной поражения первой революционной кампании»7 Разумеется, такое замечание не следует понимать как непосредственное воздействие обращений Толстого в адрес рабочего народа; как ни велик был авторитет писателя в обществе, вряд ли на нижних этажах многие слышали его голос. Ленин имел в виду другое (и здесь главный пафос его статьи): толстовское непротивление — это социальное явление, это те взгляды части патриархального крестьянства (и, добавим, городской бедноты), которые воспринял и отразил писатель. В революции 1905 г. эти взгляды столкнулись с реальной действительностью. В Кровавое воскресенье 9 января шествие безоружных людей с иконами навстречу штыкам (совсем по-толстовски) закончилось трагедией. Расстрел ужаснул и Толстого. Ужаснул... и — невероятно! — вскоре он пишет обращение «Как освободиться рабочему народу?» Такова была глубокая убежденность этого человека — одними праведными поступками и жертвенностью добиться победы над злом.
В статье «Л. Н. Толстой», посвященной смерти писателя, Ленин говорил о тех выводах, к которым подводит (или может подводить) толстовская критика государства, церкви, частной поземельной собственности: укреплялась мысль о необходимости «нанесения нового удара царской монархии и помещичьему землевладению»8. Конечно, Ленин-политик, Ленин-революционер заострял проблему и в идеологизированном свете рассматривал здесь произведения Толстого. Но разве можно отрицать сам бунтарский дух многих художественных произведений Толстого с их открытым протестом против несправедливости и горячим сочувствием не только к людям страдающим, но и борющимся? Например, в одном из последних своих художественных произведений — «Хаджи-Мурат» (повесть закончена в 1904 г.) — Толстой, как верно отмечали литературоведы, «вопреки непротивленческой философии, прославил мужество борьбы» Нельзя забывать, что и ранние произведения писателя, созданные еще до его переломной «Исповеди» (1879—1880 гг.), постоянно входили в круг чтения всех слоев общества и служили воспитательным материалом для прогрессивной молодежи. Вспомним лишь один автобиографический рассказ молодого Толстого «Люцерн» (1857), на который ссылался и Ленин. Сколько страстной ярости в словах автора против тех, кто унижает бедных: «...я бы с наслаждением подрался с ними, или палкой по голове прибил бы беззащитную английскую барышню. Если бы в эту минуту я был в Севастополе, я бы с наслаждением бросился колоть и рубить в английскую траншею»9. Позднее Толстой отрекался от художественных своих произведений, но независимо от воли автора они жили своей жизнью.
Вместе с тем было бы неверным всю художественную литературу Толстого категорически отделять от его публицистики, хотя в различиях этих жанров отчетливо проявилось противоположение двух начал толстовского творчества и его противоречий. Но ведь и публицистика Толстого очень различна по содержанию: здесь и педагогические статьи, и памфлеты с протестами против насилий, голода, и религиозно-этические проповеди. Если взять только последнее, как самое сильное проявление его миротворческих взглядов, то и здесь, по нашему мнению, можно усмотреть «революционную бациллу» Призывы к нравственному очищению, к добру, к равенству — все это такие категории, которые звали людей к созданию справедливых отношений и, так или иначе, к борьбе — к борьбе со злом, за достойный образ жизни. Однако не только под этим углом зрения мы должны оценивать Толстого-праведника. Здесь встает и проблема утверждения общечеловеческих ценностей, которая не может быть подменена голым классовым анализом.
Вот как раз в этом-то пункте можно возразить Ленину и в чем-то согласиться с его оппонентами. Нам кажется, он был неправ, когда выступал против толстовской проповеди «нравственного самоусовершенствования», видя в ней отвлечение пролетариата от задач классовой борьбы10. Но разве нравственное самоусовершенствование человека — препятствие для его политического самосознания? Разве общечеловеческие духовные ценности противостоят пролетарским целям? И сам Ленин в иных обстоятельствах не раз говорил об этом.
С другой стороны, все те ленинские оценки наследия Толстого, которые были безупречны применительно к конкретным политическим условиям своей поры, не могут вырываться из исторического контекста и механически переноситься на нашу действительность. (Это касается и защитников Ленина, и его оппонентов.) Современный читатель не должен забывать и того, что в этих статьях Ленин выступал как партийный публицист, тесно связывающий литературную тему с задачами социал-демократии. В этом плане примечательно сравнение Толстого с зеркалом русской революции. Но, повторяя вслед за Лениным слово «зеркало», мы сплошь и рядом забываем о метафоричности данного образа и в этом духе идеологизируем все творчество писателя. Вспоминая отдельные фразы Ленина, мы, не задумываясь, утверждаем, что великим он считал Толстого за выражение противоречивых идей и настроений крестьянства11, но при этом упускаем из виду тематическую заданность ленинской статьи и весь ее контекст. А ведь в оценке выдающегося художника на первом месте должен стоять эстетический критерий, а не классовый.
В этом отношении характерно замечание Ленина П. И. Лебедеву-Полянскому, вознамерившемуся в 1908 г. «разоблачить» Толстого «как непримиримого врага пролетарского революционного движения» Лебедев-Полянский вспоминал: «Ленин прочитал статью, задумался, иронически улыбнулся и сказал: «Да, сурово вы его, ничего не скажешь. Но ведь он, батенька, не просто публицист и теоретик, как мы грешные, а еще и художник, и такой художник, у которого не грех поучиться и нам — партийным литераторам»12.
Для Ленина Толстой был не только крупным художником, у которого «не грех поучиться», а гораздо большим — величайшим писателем, сумевшим «подняться до такой художественной силы, что его произведения заняли одно из первых мест в мировой художественной литературе»13. Творчество Толстого он оценивал «как шаг вперед в художественном развитии всего человечества»14.
Вот масштаб, с которым надо соотносить все другие замечания в адрес Толстого. Но важно еще учитывать и то почетное место, которое Ленин отводил произведениям Толстого в развитии духовной культуры будущего социалистического общества, когда, по его мнению, они станут достоянием всех трудящихся. Путь к этому, считал Владимир Ильич, идет не через утопическую проповедь непротивления злу насилием, а через социалистическую революцию.
Иначе ставит вопрос о наследии классика мировой литературы автор статьи «Лев Толстой, как зеркало перестройки» И. Константиновский, провозглашая равнозначность всех частей толстовского наследия, выделяет как самое существенное на сегодняшний день негативные высказывания Толстого о любых структурах власти, и в первую очередь о социализме. Центральное место в его исследовании занял разбор небольшой статьи Толстого «0 социализме» Несмотря на такое название, сам писатель заявляет, что он не знает и не может знать, что такое социализм. Но вопреки этому Константиновский все же стремится представить данную статью в нужном для себя свете. Придется и нам чуть подробнее сказать об этой работе, на основе которой ведется критика социализма и ленинских взглядов.
Статья по своему содержанию, аргументации, стилистике и форме изложения напоминает письмо к крестьянину «Как освободиться рабочему народу?», с той, пожалуй, разницей, что рукопись «О социализме» рождалась в муках, сомнениях15 и осталась незавершенной. И там и тут писатель для наглядности прибегает к условному образу: в одном случае берется перевернутая телега, здесь же — две группы копающих землю рабочих. Рассуждая о бесполезности и вредности любой социальной деятельности, Толстой утверждает , что те рабочие, которые, получив задание от хозяина, начнут угадывать цель своего труда, ничего не добьются, только между собой переругаются и испортят себе жизнь. Те же работники, которые не станут вникать в суть дела и будут исполнять только то, «что предписано им хозяином», окажутся в выигрыше. Жить надо, как бы плывя по течению, не предпринимая усилий к достижению целей. А для этого всем надо руководствоваться общим религиозно-нравственным законом: его суть — «всякий человек не должен делать того, чего себе не хочет» Тогда никакая власть не заставит людей жить по дурным правилам. Конечно, полагает Толстой, это требует жертвенности, но даже один, отказавшийся выполнять неправедные законы, станет «несравненно могущественнее всех тех миллионов людей, которые будут мучать, держать в тюрьме, казнить этого одного отказавшегося»16.
Комментируя статью «О социализме», Констатиновский опускает всю эту бесхитростную логику рассуждений автора и выставляет на первый план высказывания Толстого против «социалистической утопии», ассоциируя их с тем, что случилось, как саркастически пишет критик, «в первой стране победившего социализма»17.
Вот в такого рода отношении к цитатам из Толстого, думается, и заложен основной смысл всех рассуждений о несостоятельности ленинского анализа произведений великого писателя. И дело, конечно, не в журналистской конструкции сопоставления имени Ленина как борца за социализм с именем Толстого как его отрицателя, и даже не в том, чью сторону принять в этом споре, а в корректности доказательств разных точек зрения и в сути выводов, проецируемых на современность. Ведь в писателе хотят видеть пророка развала социализма в нашей стране, а когда сравнивают его с «зеркалом перестройки», подразумевают, что сама перестройка ведет к отказу от осуществления ленинских идеалов. Именно против такой вульгарной, спекулятивной политизации творчества Толстого и хотелось бы предостеречь читателя.
Примечание:
1 Огонек. 1990. №45. С. 11.
2 См.: Сушков Б. Когда мы реабилитируем Льва Толстого? // Лит. газ. 1990. 14 нояб. С. 4; Ремизов В. Достойно ли мы относимся к наследию гения? // Сов. Россия. 1990. 20 нояб. С. 4.
3 Толстой Л. Н. Поли. собр. соч. М., 1958. Т. 90. С. 69—74.
4 Там же. С. 69.
5 Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Т. 90. С. 72.
6 Там же. С. 74.
7 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 17. С. 213.
8 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 20. С. 23.
9 Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. М.; Л., 1931. Т. 5. С. 19.
10 См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 20. С. 23.
11 См.. Ленин В. И. Избр. соч.: В 10 т. М., 1985. Т. 5, ч. 1. С. XI, 103.
12 Ленин и культура: Хроника событий. М., 1976. С. 193.
13 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 20. С. 19.
14 Там же.
15 В «Дневнике» Толстого есть записи: «Пустая статья», «Все это очень ничтожно», «Пустое занятие» (см.: Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. М.; Л., 1934. Т. 58. С. 115, 117, 118).
16 Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. М., 1936. Т. 38. С. 430.
17 См.: Огонек. 1990. № 45. С. 10.