в воспоминаниях революционеров Латвии

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

22 апреля 1970 года — 100-летие со дня рождения Владимира Ильича Ленина. Это великий и светлый праздник для всех передовых людей на земле. С именем Ленина связаны самые выдающиеся революционные свершения нашего столетия.

Вождь и учитель трудящихся всего мира, создатель и руководитель Коммунистической партии Советского Союза, вдохновитель и организатор Великой Октябрьской социалистической революции, основатель первого в мире государства рабочих и крестьян, величайший ученый и в то же время простой и самый сердечный из людей — таким знает Ленина человечество.

Имя Ленина, его бессмертное учение, озаряющее всем народам путь к светлому будущему — коммунизму, будут жить в веках и тысячелетиях. Имя Ленина бессмертно.

Трудящиеся Латвии могут гордиться тем, что вместе с многонациональным пролетариатом всей России, под непосредственным руководством Ленина нм довелось бороться против гнета царизма и капиталистической эксплуатации и добиться победы в Великой Октябрьской социалистической революции.

Ленин глубоко знал и высоко ценил революционное рабочее движение в Латвии. Ряд работ Ленина посвящен социал-демократическому и рабочему движению Латвии. Ленин участвовал в работе II и IV съездов Социал-демократии Латышского края, переписывался и встречался с руководящими деятелями СДЛК. Его первая встреча с латышскими социал-демократами состоялась в 1900 году в Риге. Со времени первой русской революции Ленин поддерживал тесную связь с П. И. Стучкой и Я. А. Берзинем-Зиемелисом, встречался с Я. Д. Ленцманисом, Ю. П. Гавеном и другими видными деятелями СДЛК. Накануне созыва IV съезда (январь 1914 года), кроме А. Я. Берзиня-Зиемелиса, тесную связь Ленин поддерживал с Э. В. Звирбулисом, Я. Э. Германом и Я. Д. Гипслисом. В период Октябрьской революции и гражданской войны, а также в первые годы социалистического строительства Ленин часто встречался с П. И. Стучкой, Я. Э. Рудзутаком, К.Ю. X. Данишевским, К. А. Петерсоном и некоторыми другими латышскими большевиками.

К сожалению, ряд руководящих большевиков Латвии, которые встречались с Лениным, такие как Я. Д. Ленцманис, Р. И. Эйхе, Я. Д. Гипслис, Э. В. Звирбулис и К.. А. Петерсон не оставили нам своих воспоминаний.

Готовя к 100-летию со дня рождения Ленина настоящий сборник воспоминаний революционеров Латвии, Институт истории партии при ЦК К.П Латвии среди архивных материалов и в комплектах газет 20-х и 30-х годов обнаружил ряд ценных воспоминаний. В настоящий сборник включена также часть воспоминаний, опубликованных в сборнике «О Ленине. Воспоминания революционеров Латвии», изданном Институтом истории партии при ЦК КП Латвии на латышском языке в 1957 году, и на русском языке — в 1959 году. В книге публикуются воспоминания о Ленине, написанные старыми большевиками в последнее время.

Сборник дает довольно полную картину того, какие широкие связи имел Ленин с революционерами Латвии и как высоко оценивал он борьбу латышских большевиков и рабочее движение Латвии.

Очень ценные воспоминания о Ленине оставил нам Я. А. Берзинь-Зиемелис. Они охватывают большой период в истории революционного движения Латвии — с первой русской революции по 1918 год.

О первых встречах латышских социал-демократов с В. И. Лениным рассказывается в воспоминаниях М. А. Сильвина, К. И. Зутиса, П. Г. Дауге. О связях Ленина с революционерами Латвии в период первой русской революции повествуется в воспоминаниях Я. Н. Бранденбургского, Ю. П. Гавена и Р. А. Пельше. Из воспоминаний Я. Э. Германа мы узнаем, какое большое значение Ленин придавал подготовке IV съезда СДЛК, на котором большевики одержали победу над меньшевиками-ликвидаторами. О Ленине в период подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции читатель узнает из воспоминаний П. И. Стучки, М. Я. Лациса (Судраба), К. А. Гайлиса, Я. К. Вилкса, Р. И. Кисиса, К. Я. Каулина, А. Я. Фектера, В. К. Мишке, П. Н. Солоцко и А. М. Кактыня. Много интересного о связях Ленина с большевиками Латвии в годы гражданской войны и в начальный период социалистического строительства содержится в воспоминаниях К.Ю. X. Данишевского и И. И. Вацетиса. Об этом периоде рассказывается также в воспоминаниях Я. Э. Рудзутака, Ю. К. Спелман и А. К. Михайлович (Муцениек). Воспоминания П. И. Стучки, К.-Ю. X. Данишевского, И. И. Вацетиса, К. А. Гайлиса и Р. И. Кисиса, как и воспоминания красных латышских стрелков — А. О. Лайцена, А. Я. Редера, П. А, Берзина и К. К. Парума, свидетельствуют о том, какое большое доверие оказывал Ленин сынам латышского народа — красным стрелкам, охранявшим Советское правительство в Смольном в Петрограде и в Московском Кремле.

Воспоминания большевиков Латвии, борцов старой закаленной ленинской гвардии, подпольщиков, участников Великого Октября, гражданской войны и социалистического строительства пронизаны безграничной любовью к Ильичу. Латышские революционеры, которые имели счастье встречаться с Лениным или даже только видеть его и слушать его пламенные речи, сохранили эти воспоминания в своих сердцах как самые дорогие.

Воспоминания борцов старой ленинской гвардии о любимом Ильиче будут вдохновляющим примером для строителей коммунистического общества, особенно для нашей молодежи.

Воспоминания расположены в сборнике в хронологическом порядке.

Сокращения, произведенные в тексте составителями сборника, отмечены многоточиями. Исправлено в ряде воспоминаний неточное название работ классиков марксизма-ленинизма, а отдельные даты, указанные некоторыми авторами воспоминаний неточно, сопровождаются редакционными примечаниями.

В приложении к сборнику имеется ряд документов, свидетельствующих о безграничной любви трудящихся Латвии к Ленину и преданности его учению; помещены краткие биографические сведения об авторах воспоминаний и именной указатель лиц, упоминаемых в воспоминаниях, который составлен научным сотрудником Института истории партии при ЦК К.П Латвии П. Г. Ольман.

Институт истории партии при ЦК КИ Латвии — филиал Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС

Я. А. Берзинь-Зиемелис

ЛЕНИН И СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЯ ЛАТЫШСКОГО КРАЯ¹

Отмечу еще некоторые факты, касающиеся отношения Ленина к Социал-демократии Латышского края и его личного участия в деле консолидации большевистских сил нашей партии². На этом мне хотелось бы остановиться в особенности потому, что многие из соответствующих фактов уже забыты и мало освещены в литературе, а отчасти даже совсем неизвестны историкам ВКП(б) и историкам СДЛК. Мне кажется, можно определенно утверждать, что после партии большевиков из социал-демократических организаций Ленину была ближе всех Социал-демократия Латышского края. В доказательство этого можно привести много фактов. На некоторых из них я и хочу теперь остановиться.

С какого времени латвийское социал-демократическое движение стало привлекать к себе особенное внимание Ленина? По-видимому, сначала 1905года. Во всяком случае, можно считать установленным, что еще летом 1904 года латышские дела были для него довольно далекими и чужими. Это ясно показывают «Протоколы заседаний Совета РСДРП», напечатанные в пятнадцатом «Ленинском сборнике». На заседании Совета партии 13 июня (31 мая по ст. стилю) — значит, ровно за неделю до открытия учредительного съезда Латышской социал-демократической рабочей партии — обсуждался вопрос о приглашении национальных социал-демократических организаций на межпартийную конференцию различных революционных партий России. Протокольная запись показывает, что члены Совета, в том числе и Ленин, не знали точно, какие социал-демократические организации существовали в то время в Латвии и на каких позициях они стояли...

После некоторых фактических разъяснений члена ЦК Глебова Ленин поддержал в Совете предложение пригласить на упомянутую конференцию, а также на предварительное совещание всех социал-демикратических организаций России «Прибалтийскую социал-демократическую рабочую партию»³, предшественницу Латышской социал-демократической рабочей партии, о которой было известно, что она является марксистской организацией, имеющей широкие связи с массами.

В 1905 году, после январских событий в Риге, Ленин начинает уделять движению в Латвии очень большое внимание. В первой большевистской газете «Вперед», выходившей в Женеве, помещалось много корреспонденций о революционной борьбе латышских рабочих. Интересно отметить такой факт. Во время составления пятого номера газеты (выход его помечен 25 января ст. ст.) редакция «Вперед» еще не имела собственных сообщений о рижских демонстрациях и о последовавшем за ними расстреле рабочих, поэтому Ленин при помощи тов. Ольминского сам составил по телеграммам различных иностранных газет обширный обзор о рижских событиях — словом, выступил в роли «рижского корреспондента» газеты. Во время верстки этого номера газеты пришло из Риги письмо тов. Бонч-Бруевича, — Ленин поспешил поместить в газете и это письмо. Потом в целом риле номеров давались дополнительные сведения о «рижском мятеже», как названы январские события в передовой статье газеты «Вперед».

Центральный орган большевиков «Пролетарий», заменивший после III съезда газету «Вперед», также часто информировал русских рабочих о ходе революционного движения в Латвии. Например, о летних стачках 1905 года там было приведено много интересных данных. Но если вас спросить, то вряд ли кто-нибудь сразу отгадает, какое из дооктябрьских событий 1905 года привлекло к себе особенное, можно сказать, исключительное внимание Ленина. Старые товарищи, наверно, еще помнят знаменитое нападение наших партийных боевиков на рижскую тюрьму в начале сентября 1905 года, когда группа вооруженных товарищей (52 человека) ворвалась в центральную тюрьму, выдержала настоящий бой с тюремной охраной и солдатами, освободила двух товарищей, которым грозила смертная казнь⁴, и затем победителями ушла с поля боя. Ленин, находившийся в Женеве, прочел об этом сообщение петербургского корреспондента французской буржуазной газеты «Temps», пришел в восторг от блестяще проведенного боевого выступления наших товарищей и немедленно написал для «Пролетария» специальную статью под заглавием «От обороны к нападению». Он воспользовался ярким боевым актом латышских социал-демократов, для того чтобы разъяснить глубокую разницу между индивидуальным террором партии социалистов-революционеров и боевой тактикой массовой пролетарской партии.., Ленин писал: «Вот когда пионеры вооруженной борьбы не на

словах только, а на деле сливаются с массой, становятся во главе дружин и отрядов пролетариата, воспитывают огнем и мечом гражданской войны десятки народных вождей, которые завтра, в день рабочего восстания, сумеют помочь своим опытом и своей геройской отвагой тысячам и десяткам тысяч рабочих.

Привет героям революционного рижского отряда! Пусть послужит успех их ободрением и образчиком для социал-демократических рабочих во всей России. Да здравствуют застрельщики народной революционной армии!»⁵

Не правда ли, сегодня эти слова звучат как лучшее приветствие Ленина нашей партии по случаю ее 30-летия.

Неизвестно, имел ли Ленин в этот период более или менее тесный контакт с руководителями нашего движения, — в литературе я не нашел соответствующих данных. Из моих разговоров с Лениным, происходивших позже, в конце 1906 года, мне запомнилось, что он упоминал о своей встрече с Розинем в эмиграции и расспрашивал меня о книге Розиня «Латышский крестьянин». Вообще меня тогда поразило, как глубоко Ленин ознакомился с социально-политическими условиями Латвии, особенно с аграрными отношениями в нашем крае. Кажется, в 1905 году произошла и первая встреча Ленина с тов. Стучкой. Но в годы первой эмиграции у Ленина, по-видимому, не было постоянной связи с деятелями Латышской социал-демократической рабочей партии, таковая установилась у него только с 1906 года, особенно после того как Социал-демократия Латышского края вошла в состав РСДРП. Интересно отметить рассказ тов. Стучки о том, что Ленин хотел лично приехать на I съезд Социал-демократии Латышского края, но этому помешали какие-то случайные обстоятельства⁶. Со Стучкой Ленин тогда поддерживал регулярную связь. Кроме того, Ленин в тот период встречался также с представителями нашей партии в Центральном Комитете РСДРП и с ее делегатами на общепартийные конференции, в частности, с тов. Ленцманисом. Осенью 1906 года я познакомился с Лениным и поселился с ним в одной даче (в Финляндии, недалеко от Петербурга). Не вдаваясь сегодня далеко в область личных воспоминаний, я только замечу, что уже во время нашей первой встречи Ленин буквально засыпал меня вопросами о деятельности Социал-демократии Латышского края, а потом я должен был регулярно информировать его обо всем, что происходит в Латвии. Когда в Петербург поступали новые номера газеты «Циня» или других изданий нашей партии, я должен был сообщать Ленину об их содержании, переводить отдельные места и т. д.

Первая наша встреча состоялась вскоре после того, как в «Пролетарии» появилась известная статья Ленина «Партизанская война»⁷ в которой Ленин использовал некоторые данные о борьбе партизан в Латвии, взятые из газеты «Новое время», — других источников у него тогда не было под рукой. Так вот, во время нашего первого разговора Ленин меня особенно много расспрашивал о боевых выступлениях нашей партии, о «лесных братьях» и т. д. Тогда же он настойчиво просил меня написать статью об отношении СДЛК к партизанской борьбе. Составленная мною по «Цине» и другим печатным материалам статья вскоре была напечатана в «Пролетарии»⁸.

Стремясь к установлению возможно более тесного контакта с ответственными работниками Социал-демократии Латышского края, Ленин осенью 1906 года добился принятия Большевистским центром постановления об откомандировании в распоряжение ЦК СДЛК (кажется, по просьбе ЦК) одного из виднейших большевистских пропагандистов и литераторов — покойного тов. Свидерского. Некоторые старые товарищи, наверно, помнят, что Свидерский работал в Риге довольно продолжительное время. Латышский ЦК назначил его редактором одной из наших русских газет, не помню точно, была ли это «Борьба» или «Штык» (с мест раздаются голоса товарищей, что Свидерский был редактором газеты «Штык»). Но вместе с тем Свидерскому было поручено поддерживать постоянную связь между Большевистским центром и латышскими большевиками и помогать последним в проведении ленинской политики в Латвии.

Отмечу еще другой факт, относящийся к тому же времени и вряд ли кому-нибудь известный. Когда началась подготовка к Лондонскому съезду РСДРП Ленин проявлял большой интерес к тому, пошлет ли Социал-демократия Латышского края на съезд настоящих, выдержанных большевиков. Поскольку Свидерский в то время уже находился в тюрьме, Ленин предложил мне съездить в Ригу, повидаться с товарищами, прежде всего со Стучкой, и привезти точную и исчерпывающую информацию о положении дел в Социал-демократии Латышского края. К сожалению, я приехал в Ригу, когда выборы на съезд там уже были закончены, а информация, которую я привез Ленину, была не особенно утешительной. Она состояла приблизительно в следующем: явных меньшевиков среди латышских делегатов на съезд, вероятно, не будет; во всяком случае, никто из кандидатов не решался открыто защищать меньшевистскую платформу; подавляющее большинство делегатов избраны как большевики, но среди них много колеблющихся «нефракционных» элементов.

Во время Лондонского съезда РСДРП Ленин постоянно находился в контакте с большевистской частью латышской делегации. Подробнее об этом я сегодня рассказывать не буду, замечу только, что участники Лондонского съезда, в частности, тов. Ленцманис и Гавен-Доннер, могут поделиться об этом интересными воспоминаниями⁹. Мне кажется, что они обязаны это сделать. Я же сегодня остановлюсь на другом вопросе — расскажу об участии Ленина в нашем, латышском съезде, который, как я уже упоминал, состоялся там же, в Лондоне, вслед за V съездом РСДРП¹⁰.

Самый факт участия Ленина во II съезде Социал-демократии Латышского края до сих пор оставался неизвестным даже лучшим знатокам истории ВКП(б) и биографии Ленина. Во всяком случае, этот факт не отмечен ни единым словом ни в «Сочинениях» Ленина, ни в изданной Институтом Маркса—Энгельса—Ленина книге «Даты жизни и деятельности Ленина», содержащей наиболее полную сводку выступлений Ленина.

Еще во время съезда РСДРП латышская делегация на одном из своих делегатских заседаний постановила пригласить на свой съезд Ленина. Этот же вопрос всплыл на первом заседании латышского съезда, и по нему произошла первая острая стычка между нашими большевиками и меньшевиками, причем последних поддерживали также многие примиренцы. В конце концов предложение о приглашении Ленина было принято 16 голосами (всего было 25 делегатов).

Приглашая Ленина на свой съезд, латышские большевики имели в виду предложить ему прочесть доклад по вопросу о текущем моменте и уже заранее договорились с ним об этом. Здесь отчасти сказывалось желание латышских большевиков взять реванш за то поражение, которое в этом вопросе потерпела большевистская фракция на съезде РСДРП, где голосами меньшевиков, бундовцев и примиренцев было провалено большевистское предложение о включении в повестку дня общеполитического доклада о текущем моменте. На латышском съезде этот пункт при обсуждении повестки дня также вызвал резкое столкновение и прошел, но в результате ожесточенной фракционной борьбы. За включение этого пункта в повестку дня — другими словами, за то, чтобы Ленин получил возможность выступить на нашем съезде не только с обычным, формальным приветствием, но и с политическим докладом, — было подано только 14 голосов. Остальные голосовали против или воздержались. Это голосование явилось, пожалуй, наилучшим показателем соотношения сил фракций на II съезде Социал-демократии Латышского края: поскольку в тот момент на съезде было 26 делегатов с решающим голосом, то выходит, что объединенная оппозиция меньшевиков и центристов располагала на съезде 12 голосами, т. е. она составляла почти половину съезда.

Доклад Ленина состоялся на вечернем заседании 6 июня¹¹. К сожалению, в дошедшей до нас протокольной записи съезда доклад изложен слишком неудовлетворительно, и по ней нельзя получить даже приблизительного представления об этом докладе, чрезвычайно богатом по содержанию и блестящем по форме. Окончив доклад, Ленин зачитал составленный им проект резолюции и, согласно протокольной записи, предложил съезду решить вопрос: обсуждать ли этот проект немедленно или отложить его обсуждение до завершения других, более срочных пунктов повестки дня, или же совсем не обсуждать его на данном съезде, но по затронутым в докладе и резолюции вопросам открыть дискуссию в печати и на партийных собраниях Социал-демократии Латышского края. После краткого обсуждения было принято предложение двух большевиков — Пельше и Якова Янсона: прений на съезде не устраивать, а проект резолюции Ленина присоединить к протоколам.

Нужно отметить, что на съезде присутствовал также покойный тов. Вячеслав (Н. А. Рожков), который на первом заседании приветствовал съезд от имени большевистской фракции РСДРП, а потом, на седьмом заседании, выступил докладчиком по вопросу «О кризисах, локаутах и безработице», внес проект соответствующей резолюции и принял активное участие в прениях. Данные факты показывают, какой тесный контакт существовал в то время между большевистской фракцией РСДРП и Социал-демократией Латышского края. Это продолжалось все время, пока в Центральном Комитете Социал-демократии Латышского края решающая роль принадлежала большевикам. Я не буду сейчас касаться отдельных фактов, подтверждающих это, отмечу только, что в этот период наши представители в Центральном Комитете Российской социал-демократической рабочей партии, на всех общепартийных конференциях, в Заграничном комитете, в протокольной комиссии Лондонского съезда и т. д. решительно поддерживали большевиков. С другой стороны, в большевистских органах в эти годы уделялось много места информации о съездах, конференциях Социал-демократии Латышского края и т. д. Кроме того, я расскажу один факт, как мне кажется, совсем не известный другим товарищам.

Когда в результате больших провалов 1908 года стало невозможно регулярно выпускать в Риге газету «Циня», за границей был создан новый орган «Социалдемократияс Вестнесис» («Вестник социал-демократии»). Он выходил в 1909 году как издание Заграничного комитета Социал-демократии Латышского края, по важнейшим вопросам тактики он отстаивал большевистскую позицию. Так вот — этот орган был создан при непосредственном содействии Большевистского центра и лично товарища Ленина, средства на покупку шрифта для набора этого органа СДЛК получила от большевиков. После того как в Заграничном комитете СДЛК стали хозяйничать меньшевики, они пользовались тем же шрифтом для набора своей ликвидаторской газеты «Циня». Курьезнее всего то, что несколько позже, когда мы создали свою большевистскую газету «Билетенс» («Бюллетень»), меньшевики бросили нам обвинение, что мы получаем субсидию от Ленина; они полагали, что это особенно сильно подействует на нефракционных латышских рабочих. Отмечу еще одно обстоятельство, которое вам теперь, наверно, покажется довольно странным: как «Циню», так и нашу газету «Билетенс» набирал один и тот же наборщик, большевик Карлсон (Огриетис), ныне ответственный работник Украинской ССР. Работу для «Цини» он выполнял по горькой обязанности: он состоял платным работником типографии. А кроме того, мы же тогда все состояли членами «единой» Социал-демократии Латышского края. Но как тов. Карлсон проклинал свою работу для ликвидаторской газеты! Зато работу для газеты «Билетенс» и по организации большевистской фракции он выполнял как приятнейшую партийную нагрузку.

Я уже упомянул в первой части своей речи, что, создавая в 1912—1914 годах свою большевистскую фракцию внутри Социал-демократии Латышского края, мы все время действовали в контакте с Лениным. Я не могу теперь останавливаться на всех фактах, характеризующих отношение Ленина к большевистской оппозиции в рядах СДЛК. Но об участии Ленина в подготовке и проведении Брюссельского съезда¹² я должен сказать еще несколько слов.

Как показывают письма Ленина, о которых я уже говорил, перед съездом он был очень озабочен тем,

окажутся ли большевики на съезде в большинстве и сделают ли они все для того, чтобы сплотить свою фракцию. С целью договориться о проведении съезда с руководящими работниками нашей фракции Ленин в конце 1913 года предпринял поездку в Берлин, где жили тогда тов. Герман и Рудис¹³, а потом он приехал ко мне в Париж. В Брюсселе Ленин до съезда и во время него принимал участие в заседаниях нашей фракции, помогал нам наметить тактическую линию, составить проекты резолюций и т. д., а также выступил одним из докладчиков по вопросу об отношении Социал-демократии Латышского края к РСДРП. К сожалению, стенограмма выступлений на съезде не велась, а протокольная запись не сохранилась. В американской латышской газете «Страдниекс» («Рабочий») в 1915 или 1916 году было напечатано краткое изложение доклада Ленина¹⁴, по чрезвычайно неудовлетворительное. Не входя теперь в подробности, я должен подчеркнуть, что личное участие Ленина в Брюссельском съезде имело колоссальное значение для консолидации нашей фракции и для всего дальнейшего развития латышского большевизма.

После Брюсселя у Ленина еще остались — и это было вполне естественно — сомнения относительно того, сумеют ли латышские товарищи преодолеть в своей среде первородный грех Социал-демократии Латышского края — примиренчество. Эти сомнения стали у Ленина рассеиваться, когда новое руководство Социал-демократии Латышского края показало на деле, что оно намерено, вопреки стеснительным резолюциям съезда, идти рука об руку с большевиками, поддерживать большевистскую линию до конца. Я уже говорил о своем выступлении на конференции, созванной Международным социалистическим бюро. Добавлю лишь, что вскоре после конференции Ленин прислал мне письмо с горячими поздравлениями по поводу моего поведения на конференции. К сожалению, это письмо, как и остальные письма Ленина ко мне за довоенный период, погибло во время войны в Бельгии. Помнится, что так же горячо Ленин приветствовал в моем лице Социал-демократию Латышского края в начале 1915 года в связи с нашим выступлением на Лондонской конференции социалистов союзных стран. Как известно, на этой конференции тов. Литвинов зачитал декларацию большевиков и после этого передал в президиум мое заявление, что Социал-демократия Латышского края целиком присоединяется к большевистской декларации.

Теперь еще о Циммервальде. Когда мы в Лондоне получили первые сообщения о подготовке какой-то международной конференции, мы к этому отнеслись скептически. Нам казалось, что эта конференция окажется или социал-патриотической, или же центристски-пацифистской. Но затем пришло письмо Ленина, в котором он сообщал, что на конференции будут представлены также левые элементы международного социалистического движения и поэтому необходимо принять в ней участие. Поскольку вначале не было никакой уверенности в том, что мне, беспаспортному эмигранту, удастся попасть в Швейцарию, — подобные передвижения во время войны стали почти невозможными даже для людей, имевших самые солидные документы в кармане, — я немедленно послал мандат СДЛК Левину с просьбой представлять машу партию. В конце концов в результате невероятных мытарств я все-таки пробрался в Швейцарию, и таким образом посланный мною мандат оказался практически неиспользованным, но самый факт выдачи нашего мандата вождю большевиков РСДРП ясно показывает, какой громадный путь проделала наша партия от примиренчества и колебаний довоенного периода к большевизму. Я думаю, что по случаю

юбилея нашей партии следует привести слово в слово первый мандат, полученный Лениным от Социал-демократии Латышского края. До сих пор он еще нигде не был опубликован.

Мандат написан на официальном бланке нашего Заграничного комитета. В его заголовке значится (по-латышски и по-английски):«Российская социал-демократическая рабочая партия. Социал-демократия Латышского края. Заграничный комитет». На документе дата: 16 июля 1915 года. Там же в заголовке приведен адрес секретаря Заграничного комитета (мы тогда в Лондоне еще могли существовать совершенно легально). Далее следует текст:

«Товарищу Ленину

Дорогой товарищ!

От имени Заграничного комитета Социал-демократии Латышского края прошу Вас выступить в качестве представителя нашей организации на предстоящих совещаниях социалистов разных стран.

Наша организация, как Вам известно, вполне примыкает к той позиции, которую занял ЦК РСДРП в своем первом манифесте о войне и которая потом выразилась в заявлениях его представителей на конференциях Лондонской и женской.

Из материалов, которые Вам посылаются, Вы увидите, как наша организация работает и проводит в жизнь взгляды революционно-интернациональной социал-демократии.

С товарищеским приветом

П. Винтер¹⁵

секретарь ЗК СДЛК».

Признаюсь, возможность огласить этот архивный документ на сегодняшнем собрании доставила мне

большое удовольствие. Я уверен, что и вы испытываете то же самое, — ведь этот документ свидетельствует, что наша партия еще тогда встала, наконец, открыто на путь, ведущий к большевизму, что она перестала бояться дурацких обвинений во фракционности и т. д.

Мне пора кончать. Попутно еще замечу, что подобные же мандаты были нами посланы большевистским делегатам и на Кинтальскую конференцию¹⁶, и так как туда нам самим уже не удалось пробраться, то нашу партию на этой конференции представлял ЦК партии большевиков.

В только что приведенном документе упоминаются какие-то «материалы», которые были посланы мною Ленину для ознакомления с борьбой латышских рабочих против империалистической войны. Это место нуждается в расшифровке. Речь тут идет о выпущенных нашей партией воззваниях против войны. В течение первого года империалистической войны, когда Заграничный комитет СДЛК находился в Лондоне, у нас была регулярная и довольно тесная связь с Ригой. Мне неизвестно, что из посылавшихся нами писем и других документов получали рижские товарищи, но мы в Лондоне получали нелегальную почту сравнительно часто. Между прочим, нами было получено за это время очень много — свыше 40 — антивоенных прокламаций Социал-демократии Латышского края, изданных, главным образом, на латышском, отчасти на русском и других языках. Подумайте только, товарищи: за первые 12 месяцев войны, когда в Латвии свирепствовало военное положение, ЦК и Рижский комитет Социал-демократии Латышского края выпустили больше 40 воззваний против войны! Это свидетельствует о громадной подпольной работе, которая велась нашей партией в невероятно тяжелых условиях того времени. Следует полагать, что полученные нами воззвания составляли только часть воззваний, выпущенных на местах, вряд ли нам посылалось все, выходившее из подпольной типографии, и вряд ли все, посылаемое в Лондон разными нелегальными путями, попадало в наши руки. Так вот, по этим воззваниям я составил тогда обзор об антивоенной деятельности Социал-демократии Латышского края, и, по-видимому, об этом обзоре и идет речь в тексте мандата.

Добавлю еще, что, отправляясь на Циммервальдскую конференцию, я захватил с собой часть воззваний. Внешне они производили внушительное впечатление именно подпольным происхождением: плохая, серая бумага, истертый шрифт и т. д. И когда на конференции германские центристы с Ледебуром во главе пытались доказать, что во время войны немыслимо развернуть широкую подпольную работу, я, возмущенный, вскочил и, потрясая пачкой воззваний, выпущенных нашей партией, гордо заявил: вот как работают революционные интернационалисты во время войны! Смотрите и учитесь!

Упомянутый мною обзор деятельности Социал-демократии Латышского края во время империалистической войны был напечатан во 2-м номере большевистского журнала «Сборник «Социал-Демократа»», вышедшем в Женеве в конце 1916 года. Редакция журнала, во главе которой стоял Ленин, сопроводила статью следующим кратким примечанием:

«От редакции. С величайшим удовольствием печатаем мы статью, которая рисует громадную интернационалистическую работу, выполненную нашими латышскими товарищами и друзьями. Честь и слава революционным латышским пролетариям!

Мы надеемся в ближайшем будущем ознакомить русских товарищей с работой латышских социал-демократов и за последние месяцы войны».

Для нас такое заявление очень важно. Оно показывает, как оценивал Ленин нашу работу во время войны. Навряд ли эти слова приветствия звучали бы так признательно и тепло, если бы Ленин не считал тогда нашу организацию особенно близко стоящей к большевизму.

К сожалению, Ленин не оставил нам такой развернутой характеристики деятельности Социал-демократии Латышского края за этот период, какую он дал в своей статье 1910 года¹⁷... Поэтому мы должны особенно внимательно собирать и изучать все его заметки, даже если они невелики и носят случайный характер. В середине сентября 1915 года, составляя план статьи о Циммервальдской конференции, Ленин включил в него как пункт 7-й «Доклад латыша»¹⁸, но эта статья, кажется, не была написана¹⁹. Но вот еще один, с виду как будто мелкий и незначительный факт, на самом деле, однако, проливающий некоторый свет на отношение Ленина к Социал-демократии Латышского края во время войны.

Я имею здесь в виду заметку Ленина о составе делегатов и подсчете голосов на Циммервальдской конференции²⁰. В этой заметке российские делегаты разбиты на 5 групп, или фракций: меньшевики с бундовцами, социалисты-революционеры, отдельно Троцкий — один в своей «фракции», отдельно Балабанова — тоже одна. Далее следует большевистская группа, в которую зачислен также делегат Социал-демократии Латышского края Винтер. И заметьте: из 8 участников так называемой «циммервальдской левой» в большевистскую фракцию включен только представитель Социал-демократии Латышского края. Разве не ясно, что Ленин тогда считал нашу партию большевистской? Поэтому, мне кажется, неправы те товарищи, которые и в этот период находят в деятельности Социал-демократии Латышского края одни только ошибки и в своем чрезмерном самокритическом рвении доходят до таких утверждений, что мы и во время войны не были большевиками.

«Latvijas Komuni&tiskas partijas frisdestnit gadi. Biedra Berzi#a Zieme{a referats un runas jubilejas sapulce I934. gada 30. junijn»

М., I935, стр. 38—50.

Примечания:

¹ Доклад, прочитанный Я. А. Берзинем-Зиемелисом 30 июня 1934 г. в Москве на юбилейном собрании, посвященном 30-летию Коммунистической партии Латвии. Печатается в сокращенном виде. Заголовок дан составителями. Ред.

² Имеется в виду СДЛК- Ред.

³ Имеется в виду Прибалтийская латышская социал-демократическая рабочая организация. Ред.

⁴ Боевики освободили из Рижской центральной тюрьмы члена Рижского комитета ЛСДРП Я. Лациса и Ю. Шлессера. Ред.

⁵ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 11, стр. 268—269. Ред

⁶ См. «Пролетарская революция», 1922, № 12, стр. 54. Ред.

⁷ См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 14, стр. 1—12. Ред

⁸ См. «Пролетарий» № 7 и 7, 29 октября и 10 ноября 1906 года. Ред.

⁹ См. воспоминания Ю. Гавена, стр. 86—89 настоящего сборника. Ред.

¹⁰ Речь идет о II съезде СДЛК. Ред.

¹¹ В. И. Ленин выступил с докладом «О задачах пролетариата о современный момент буржуазно-демократической революции». Ред.

¹² Речь идет о IV съезде СДЛК, состоявшемся в Брюсселе в январе 1914 года. Ред

¹³ Рудис — Я. Гипслис. Ред

¹⁴ См. газету «Страдниекс» (орган Латышской объединенной организации Американской социалистической партии), 1915, № 37, 14 мал. Ред.

¹⁵ П. Винтер — псевдоним Я. Берзина-Зиемелиса. Ред.

¹⁶ Кинтальская конференция состоялась в апреле 1916 года. Ред.

¹⁷ Автор имеет в виду статью В. И. Ленина «Юбилейному номеру «Zihija»». См.: В И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 19, стр. 305—309. Ред.

¹⁸ См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 54, стр. 462—463. Ред.

¹⁹ Циммервальдской конференции В. И. Ленин посвятил статью «Революционные марксисты на международной социалистической конференции 5—8 сентября 1915 г. См.: В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 27, стр. 43—47. Ред..

²⁰ См. «Ленинский сборник», XIV, стр. 186. Ред.

 

Я. А. Берзинь-Зиемелис

ПЕРВЫЕ ВСТРЕЧИ С ЛЕНИНЫМ

Осень 1906 года, конец сентября или первые дни октября. Куоккала — дачное селение в Финляндии, кажется, вторая остановка за Белоостровом. Дача «Ваза» — небольшой деревянный дом, во дворе полуобвалившийся колодец, дальше какой-то сарай, где лежат дрова... Стоит эта дача уединенно, в стороне от деревни Куоккала, стоит на опушке леса, кругом сосны, одинокие и угрюмые. Дальше в лесу разбросаны другие дачи, но тут их немного: главная дачная местность по другую сторону железной дороги, за деревней, ближе к морю...

Как все это запомнилось! Многое, что потом в жизни встречалось, исчезло из памяти, а вот станция Куоккала, ее окрестности, тропинка, ведущая от вокзала к лесу, уединенная дача среди редких финских сосен — все это перед глазами до сих пор, как будто только вчера побывал там. А на самом деле прошло больше 20 лет.

На даче «Ваза» в 1906—1907 годах жили Владимир Ильич с Надеждой Константиновной. И мне посчастливилось: меня, молодого латышского большевика, рядового работника партии, недавно вышедшего из тюрьмы и нелегально скитавшегося по питерскому подполью, заботливые товарищи поселили на этой даче. И суждено было мне прожить несколько месяцев в ближайшем соседстве с нашим Лениным.

Нанимал дачу тов. Линдов (Лейтейзен), старый «искровец», потом большевик, занимавший ответственные посты в нашей партии (был, например, членом ЦК в 1909—1910 г.), погибший впоследствии, в 1919 году, на Восточном фронте в борьбе против Колчака. Он жил там со своей семьей, свободные комнаты внизу занимали Владимир Ильич с Надеждой Константиновной, а наверху, в мезонине, жил виднейший тогда работник партии, член ЦК и редакции «Пролетария» А. А. Богданов с женой. Пустовала осенью одна комнатка, которая и досталась мне.

Нужно заметить, что летом 1906 года, после разгона I Думы, многие из руководящих работников всех революционных партий поселились в дачных местностях по Финляндской железной дороге. Реакция в России к этому времени наступала все решительнее, столыпинская полиция становилась все наглее; видным товарищам, много выступавшим открыто в период послеоктябрьских и перводумских «свобод», трудно стало жить в самом Петербурге. Поселившись под видом дачников в Финляндии, куда реакция еще не докатилась и где еще существовали свои конституционные порядки, они могли время от времени приезжать в Петербург, для чего требовались только особые меры и особая бдительность на Финляндском вокзале и на пограничной станции Белоостров.

Пришли мы на дачу вместе с тов. А. И. Свидерским, который устраивал мне эту квартиру. Насколько помню, он не сказал мне, кто живет на даче, и я знал только, что там все «свои». С хозяйкой (это была жена Линдова) я быстро договорился о плате за комнату и обо всем прочем и начал устраиваться на новом месте.

Позвали меня к чаю. В столовую приходили какие-то товарищи, пили чай, разговаривали, уходили, — я не имел ни малейшего представления, кто они такие.

Попозже пришел еще какой-то человек: роста небольшого, но крепко сложенный. С первого взгляда он мне показался неинтересным, даже неинтеллигентным. Поразили только глаза: здороваясь со мною, он быстро и легко, но вместе с тем чрезвычайно проницательно оглядел меня. Мне показалось, что он видит меня насквозь.

Пришел он с газетой в руках, продолжал читать ее за чаем. Дочитав начатую статью, отложил газету в сторону. Лицо как будто посветлело. Заговорил со мною, и сразу же посыпались на меня вопросы:

- Вы латыш?.. Давно ли из Латышского края?.. А, только недавно вышли из тюрьмы. Где сидели?..

Узнав, что после тюрьмы я побывал в имении своего товарища по ссылке В. А. Кугушева, у которого работал в то время в качестве управляющего имением другой товарищ по ссылке А. Д. Цюрупа, незнакомый собеседник начал расспрашивать меня про них:

- Разве Кугушев по-прежнему сочувствует меньшевикам? А я думал, что он совсем перешел к кадетам. Нам, большевикам, он денег не дал бы?.. Я знаю, что Цюрупа остался большевиком. Надо бы извлечь его из деревни, у нас тут нашлась бы работа для него...

А потом — и больше всего — о латышских делах:

- Ваш родной язык латышский? .. Но вы хорошо говорите по-русски. Вы где учились русскому?.. Акцент все-таки слышен. Особенно звук «л» у вас не русский. Скажите «лапландец»... Нет, не так. Надо вот так...

Весь этот разговор начал сильно волновать меня. Я чувствовал, что этот незнакомый товарищ, так просто и дружески беседующий со мною, уже возымел надо мной особую власть, которой я не могу сопротивляться. Я отвечал ему свободнее и откровеннее, чем я, молодой и строгий конспиратор, привык даже в разговорах с близкими товарищами. Было ясно, что он не зря задает вопросы, что всеми своими расспросами он клонит к какой-то определенной, мне неизвестной цели. Было похоже на то, что меня экзаменуют, но я не испытывал от этого ни малейшей неловкости.

- А связь с латышским движением у вас сохранилась? .. В тюрьме оторвались от него?.. Вот как! Вы будете работать у нас в латышском районе¹, это хорошо. Но за «Циней» (название ЦО латышской социал-демократии) вы следите? Последние номера видели?..

- Что слышно о партизанском движении, идет на убыль?.. Вы сами не были «лесным братом»?.. Да, вы сели уже в декабре. Но как они существуют в лесу, чем же питаются?.. Значит, крестьяне все- таки поддерживают. Это важно... Но к экспроприациям тоже приходится прибегать? Но как же в отношении контроля со стороны партии?

Мне пришлось рассказывать о всех подробностях партизанской борьбы. И запомнилось, что особый интерес у моего собеседника вызвал мой рассказ о том, что наши «дружинники» еще летом 1905 года, производя конфискации казенных денег, выдавали квитанции со штемпелем партийного комитета, что отчеты о собранных суммах печатались открыто в партийных органах...

В ходе разговора у меня мелькнула мысль: не Ленин ли? По всей вероятности, это было тогда, когда мой собеседник, в связи с разговором о партизанском движении, начал говорить о некоторых особенностях земельного вопроса в Прибалтийском крае. А может быть, это произошло, когда я услышал, что окружающие называют его «Владимир Ильич», — во всяком случае, со времени своей ссылки я знал хорошо, что «В. Ильин» — псевдоним Ленина для легальных изданий... Но все мои сомнения рассеялись окончательно, когда этот-товарищ предложил мне написать статью для ближайшего номера «Пролетария».

Я был смущен, сильно стеснялся и упорно пытался отвертеться от писания статьи, ссылаясь на то, что у меня нет никаких материалов, что я никогда не писал по-русски.

- Это пустяки. Вы изложите все, что вы сегодня рассказывали о партизанском движении, приведите по «Цине» ваши споры с меньшевиками по этому вопросу, больше и не требуется... Язык вы знаете великолепно, а если будут ошибки, мы их исправим...

Так, по настоянию Владимира Ильича, появилась на свет моя первая политическая статья на русском языке (в одном из осенних номеров «Пролетария» финляндского периода).

Итак, с этого незабвенного разговора в осенний вечер на даче «Ваза» началось мое знакомство и — решаюсь сказать — моя дружба с Владимиром Ильичем.

*   *   *

В эту зиму я часто, временами почти ежедневно, встречался с Владимиром Ильичем, иногда мы подолгу беседовали, но все эти разговоры слабо запечатлелись в памяти, а большинство стушевалось совершенно. Запомнились только общие контуры этих разговоров, из продолжительных бесед сохранились одни лишь обрывки.

В первое время Владимир Ильич часто возвращался к латышским делам. Он живо интересовался ходом революционного движения в Прибалтике, особенно работой латышской социал-демократии.

Вообще Владимир Ильич восхищался борьбой латышских рабочих в период революции 1905—1906 годов, часто ставил ее в пример русским товарищам. Сочетание борьбы городского пролетариата с революционным движением крестьянства, как оно проводилось в Прибалтийском крае с лета 1905 года, он считал одним из величайших достижений первой революции. Он интересовался всеми, даже мельчайшими подробностями этой борьбы и подолгу расспрашивал о ней. Когда я утверждал, что наше крестьянское движение целиком шло не только под знаменем, но и под непосредственным организационным руководством с.-д. партии, Владимир Ильич восклицал с некоторым скептицизмом, который, однако, не мог скрыть его восхищения:

- Да не может быть!.. Ну, уж это вы преувеличиваете.

Особенно он не хотел верить, что наши латышские с.-р. не пользовались никаким влиянием не только в городе, но и в деревне.

- Как же это так?.. В этом сказывается ваш партийный патриотизм. Но я же слышал от Ролава...

И он начал передавать свои разговоры с этим видным латышским эсером.

Я начинал горячиться, нападал с жаром на наших с.-р., говорил о их шарлатанстве... Потом я начал понимать, что своими скептическими замечаниями Владимир Ильич подзадоривает меня, желая услышать побольше подробностей.

Были также разговоры о роли рижской большевистской организации в событиях 1905 года. С некоторым сожалением и раскаянием я как-то рассказывал Владимиру Ильичу, что по возвращении из ссылки летом 1905 года я имел твердое намерение работать не у латышей, которых считал недостаточно выдержанными большевиками, а войти в большевистскую организацию в Риге, но потом отказался от этой идеи, убедившись, что обе русские организации, меньшевистская и большевистская, весьма слабо связаны с массами. Владимир Ильич задумался, поморщился, потом сказал:

- А пожалуй, вы поступили правильно. У нас там была хорошая группа, но вряд ли они могли играть крупную роль среди латышских рабочих. Они иногда хвастали своими успехами, но, наверно, прибавляли лишнее.

Больше всего меня поражало всестороннее знакомство Владимира Ильича с земельными отношениями Прибалтики. Он, по-видимому, читал все основные труды по этому вопросу на русском, а может быть, и на немецком языке, но ему были недоступны работы на латышском языке. Иногда он обращался ко мне с разными вопросами из этой области, во всяком случае, помню, что как-то мне пришлось переводить ему выдержки из книги покойного тов. Азиса (Ф. Розния) «Латышский крестьянин».

При обсуждении различных внутрипартийных вопросов в этот период от Владимира Ильича часто можно было услышать замечание:

- Ну, на латышей можно положиться, они же все большевики.

Когда же из Латвии стали приходить сообщения об усилении меньшевистского крыла латышской партии, Владимир Ильич говорил с недоумением:

- Как же так! Движение у вас по-настоящему революционное, партия пролетарская по составу, и все-таки меньшевизм пускает корни. Нужно дать этому отпор.

Должно быть, к этому времени и относится решение БЦ (Большевистского центра) о назначении в Ригу, по соглашению с ЦК латышской партии, особого представителя большевиков, в качестве какового туда и уехал зимой 1906 года тов. Свидерский.

Наряду с другими литературными планами, в Куоккале этой зимой обсуждался вопрос об издании большевистской «Социал-демократической энциклопедии». Я обещал для нее несколько статей о с.-д. движении в Латвии, но, будучи сильно загружен делами ПК (Петербургского комитета), в котором я состоял членом руководящей «пятерки» и секретарем, я не сдал в срок своих статей. Узнав об этом от Линдова, главного редактора «С. Э.», Владимир Ильич накинулся на меня:

- Говорят, латыши народ аккуратный, а вы запаздываете с такой важной работой. Вы подрываете репутацию целой нации... В чем у вас затруднения?

И Владимир Ильич начал учить меня, как работать, как составить себе план статьи, подобрать материалы и т. д.

Сам он усердно писал и для упомянутой энциклопедии. Сохранились ли эти рукописи?

Помимо общего интереса к революционному движению в Латышском крае и стремления использовать «латышский опыт» для дальнейшей борьбы российского пролетариата, особое внимание Владимира Ильича к латышским (а также к польским) делам было вызвано и соображениями внутрипартийного характера. После Стокгольмского съезда², на котором в партию вошли «национальные» организации, польская и латышская партии и Бунд, паша партия стала своего рода федерацией, в которой решение всех важнейших вопросов зависело от голоса «националов». Для проведения большевистской линии важно было привлечь этих «националов» на свою сторону, установить с ними возможно более тесный контакт, большевизировать их. Это было тем более важно, что предстоял созыв нового съезда партии, чему всеми силами сопротивлялись меньшевики. Владимир Ильич не раз говорил с полной уверенностью, что на пятом съезде латыши и поляки будут с большевиками и что нам удастся отвоевать партийное руководство у меньшевиков и бундовцев.

Время было горячее. Несмотря на усиление реакции, работа партии велась широко и интенсивно.

Внутри партии наша фракция энергично вела агитацию за созыв нового съезда, который должен был решить все спорные вопросы и создать твердое и принципиально выдержанное партийное руководство.

Приближались выборы во II Государственную думу, и наша партия оживленно обсуждала вопросы избирательной тактики. Выявились глубочайшие разногласия между обоими течениями в партии: меньшевики стали все определеннее высказываться за соглашение с либерально-буржуазной партией кадетов, большевики не менее решительно стояли за самостоятельное выступление партии пролетариата и только в исключительных случаях допускали «технические соглашения», притом только с теми партиями, которые признавали необходимость вооруженного восстания и вели борьбу за демократическую республику. Чем ближе подходили выборы, тем острее становились споры по первостепенным вопросам пролетарской тактики.

Ленин весь целиком уходил в эту борьбу. Если он вообще работал не щадя себя, то в подобные периоды острой и решительной борьбы он не знал ни минуты отдыха.

(Писал он с утра до поздней ночи, писал брошюры, листовки, воззвания, резолюции, предисловия к чужим работам, наконец — бесчисленные статьи как для нелегальных, так и для тех большевистских легальных изданий, которые все еще время от времени возникали. И нередко слышны были замечания ближайших товарищей: «Ильич опять писал всю ночь... Ильич сегодня накатал целую брошюру...»

А затем — заседания, совещания, беседы, почти беспрерывно происходившие на даче «Ваза»!

Там более или менее регулярно собирался БЦ, там часто заседала редакция «Пролетария», там происходили совещания с ответственными работниками питерской организации. А помимо этих собраний, там вечно происходили совещания и беседы Владимира Ильича с руководителями нашей издательской, технической и прочей работы, а также с партийными работниками, приезжавшими к нему за советами и указаниями.

Надежда Константиновна в то время состояла секретарем БЦ, и к ней приходили по делам не только работники центра, но и «провинциалы». Закончив свои дела с Надеждой Константиновной, эти товарищи тоже всегда добивались свидания с Лениным. Не проходило и дня, чтобы на даче не появлялись посетители, а иногда, особенно в связи с расколом Петербургской организации, а потом весной, перед Лондонским съездом партии³ на даче стояла настоящая толчея.

Несмотря на загруженность работой и невзирая на усталость, Владимир Ильич всегда охотно беседовал с приезжавшими товарищами. Особенно он ценил разговоры с «практиками», с партийными работниками с мест, с которыми он обсуждал не только принципиальные вопросы, но и все детали повседневной организационной работы.

Чаще всего на даче появлялись, конечно, работники центра и ответственные руководители питерской организации. Многие появились раз-другой, потом исчезали надолго — уезжали на работу в провинцию или же попадали в тюрьму, другие становились постоянными посетителями нашей дачи.

Видал я там Красина (Никитича), который всегда приходил с деловым видом и после разговора с Ильичем наедине сразу же исчезал. Мельком только видел я там Воровского (Орловского) и Гольденберга (Мешковского). Чаще приходили Свидерский, Лядов, Рожков, Бонч-Бруевич. Из питерских работников того периода бывали Теодорович (Платок) и Зиновьев (Григорий), приходили также А. П. Смирнов (Фома), Войтинский (Сергей Петров), Стасова, Алексинский. Из польских товарищей я там встречал Барского, из латышей — Ленцманиса (Грике) и Дауге. Довольно часто появлялся на даче покойный Могилевский, брат жены Линдова... Большинства же приходивших я не знал и тогда, а многие, которых я там встречал, изгладились из памяти впоследствии.

Запомнился один приезд тов. Лядова. Он привез Владимиру Ильичу на просмотр первую часть своей «Истории Российской социал-демократической рабочей партии». Ильич читал ее с большим интересом, отзывался о пей хорошо, говорил, что нужно торопиться с изданием и нужно приняться за писание второй части.

Запомнились обрывки каких-то споров Владимира Ильича с Рожковым по вопросам философии. Началось, должно быть, с книги Богданова об эмпириомонизме. Той зимой Владимир Ильич усердно читал третью часть «Эмпириомонизма», некоторое время ежедневно приходил с этой книжкой в столовую, сильно хмурился и что-то ворчал про себя, читая ее, делал на полях какие-то пометки... Я убежден, что план его собственной книги по философии («Материализм и эмпириокритицизм») зародился у него уже зимой 1906 года...

В упомянутых спорах Рожков, как мне запомнилось, отрицал необходимость особой марксистской философии и теории познания, а Владимир Ильич горячо возражал ему, с возмущением говорил о «махизме» Богданова, не жалея при этом крепких слов вроде «брехня», «галиматья» и т. п.

Той же зимой, но, должно быть, уже ближе к весне, пришел как-то т. Луначарский. Он собирался за границу, говорил о своих планах изучения новейших явлений в жизни западноевропейского пролетариата, особенно синдикализма, а Владимир Ильич давал ему советы и указания, за что приняться сначала, что для нас важнее и что менее важно.

Перед отъездом за границу заходил также покойный Станислав Вольский, в речах которого уже тогда чувствовалось большое разочарование революцией и упадок духа. Политика ему надоела, работа стала будничной, нужно новых впечатлений, и он решил уехать в Аргентину с целью изучения тамошних аграрных отношений... С иронической усмешкой слушал его Владимир Ильич, даже не спорил с ним, а после его ухода с грустью говорил:

- Ну, что же, устал человек, нервы не выдержали. .,

Из людей непартийных я видел на даче «Ваза», кажется, одного только — трудовика Седельникова. Он, если не ошибаюсь, приходил во время избирательной кампании во II Думу для каких-то разговоров о создании «левого блока». Об этом периоде я буду говорить подробнее в дальнейших статьях, тут только отмечу, что этого представителя другой «левой» партии Владимир Ильич принимал несколько иначе, чем своих товарищей, — в его разговоре с Седельниковым чувствовалась некоторая официальность и слегка подчеркнутая любезность. Особенно мне запомнилось, что этого гостя, рослого казака в высокой белой папахе, Владимир Ильич провожал до дверей, как в дипломатическом мире обычно провожают представителей дружественной державы.

*   *   *

Еще кое-что из этого же периода.

Уже в это время Владимир Ильич страдал головными болями и бессонницей, поэтому он вставал сравнительно поздно и почти всегда мрачный и угрюмый. Он начинал свой день с чтения газет, всегда выходил в столовую с большой кипой в руках. Я как-то задал ему наивный вопрос: сколько нужно времени, чтобы прочитать столько газет? Он взглянул на меня с лукавой усмешкой, а потом начал серьезно объяснять:

- Чтобы прочитать все это, нужно, наверно, много времени, но нам этого не требуется. Журналист должен уметь читать газеты по-особому. Нужно завести такой порядок: выбрать себе одну газету и в ней прочитать все наиболее важное, потом другие можно просмотреть легко и быстро. Из них берешь только то, что нужно для специальной работы. Потом создается привычка, перелистываешь номер и сразу находишь, что нужно.

И действительно, у Владимира Ильича это выходило очень ловко, он успевал просмотреть массу газет за утренним чаем.

После чая он уходил к себе и садился за работу, писал 4—5—6 часов подряд, а если не было никаких заседаний, то по вечерам писал он еще долго.

Перед сном он устраивал себе перерыв и часто, а может быть и ежедневно, уходил гулять. Обыкновенно это бывало поздно ночью. Чаще всего он, кажется, гулял один или же вдвоем с Надеждой Константиновной. А позже, зимой, он стал приглашать меня с собой на прогулку.

- Павел Васильевич⁴ вы еще не ложитесь? Не хотите немножко пройтись перед сном?

Эти ночные прогулки вдвоем были светлым моментом в моей жизни.

Выходим с заднего крыльца, нащупываем в темноте тропинку. Идем по соснам — сначала по тропинке, потом теряем ее и попадаем в снег. Бредем медленно, обмениваемся редкими словами. Огибаем какие-то темные дачи, заворачиваем налево и выходим к железной дороге. Дальше уж по рельсам — там светлее и там легче идти. И разговор там легче вяжется... Навстречу товарный поезд, сворачиваем в сугроб, пропускаем мимо поезд и снова дальше по рельсам...

Лениво плетется ночной разговор. О чем — неизвестно. Обо всем, о всяких пустяках, только не о политике: от политики нужно отдохнуть.

Стерлись из памяти эти разговоры, остались только бледные, очень бледные наметки...

Из далекого тумана прошлого смутно всплывают некоторые темы этих разговоров, — темы, казавшиеся необычными для Ильича, темы интимные: о лесной тишине, о луне, о поэзии, о любви...

Вероятнее всего, что эти романтические разговоры начинал я, но мой спутник принимал в них участие. И помнится — услышав от меня об осложнениях и неудачах в моей личной жизни, он чутко и деликатно утешал меня.

Как-то, зайдя в мою комнату, Владимир Ильич увидел у меня на столе новейшие стихи Бальмонта или Блока.

- Как, и вы увлекаетесь этой белибердой! Это же декадентщина. Что вы в ней находите?

Я смутился, начал возражать, начал показывать ему какие-то, по моему мнению, замечательные стихи. Ильич заглянул в книгу.

- Гм, звучит неплохо, плавно написано, но смысла в этом все-таки мало.

Узнав, что я беру книги из библиотеки Поповой, Владимир Ильич просил меня принести и ему что-нибудь по беллетристике.

- Только не из этих новых, что-нибудь старое. Вот если найдете какой-нибудь роман Джорджа Элиот⁵...

За весь этот период я редко видел Ильича совсем бодрым, еще реже веселым. По-видимому, его изводили не только головные боли и чрезмерная работа, но и политические затруднения: усиление реакции, ослабление революционного движения, назревавший раскол внутри партии.

Веселее он становился, играя с детьми.

С Морисом, восьмилетним сыном Линдова, он иногда по вечерам вел серьезнейшие разговоры, расспрашивал про школу, про его товарищей, задавал ему какие-то задачи. А то, бывало, начнет с ним и его младшими сестренками играть на дворе в снежки — тут он становился совсем неузнаваем: бегает, прячется за деревья, смеется громко, весело и молодо.

Через несколько месяцев мне пришлось переехать в город, но и потом мне часто приходилось бывать на даче «Ваза», особенно в связи с выборами в Думу и историческим расколом Петербургской организации, а позже в связи с подготовкой к Лондонскому съезду. Воспоминания об этом времени — в другой раз.

«Правда», 1928,

№ 18, 21 января.

Примечания:

¹ В Петербургской организации тогда, наряду с территориальными районами, существовали два национальных района — латышский и эстонский, оба большевистские.

² Имеется в виду IV съезд РСДРП, состоявшийся в апреле 1906 года в Стокгольме. Ред.

³ Имеется в виду V съезд РСДРП, состоявшийся в Лондоне с 30 апреля по 19 мая 1907 г. Ред.

⁴ Павел Васильевич — одна из подпольных партийных кличек Я. Берзиня-Зиемелиса. Ред.

⁵ Псевдоним английской писательницы Мэри Анн Эванс. Писала романы в 60-х и 70-х годах прошлого столетия. Кратко ее можно охарактеризовать как «английский Тургенев».

 

Я. А. Берзинь-Зиемелис

О ЛЕНИНЕ¹

(Из воспоминаний)

На даче «Ваза»

Больше года (с июня 1906 года по июль 1907)² Ленин прожил в Финляндии на даче «Ваза» в курортной местности Куоккала. На той же даче одно время, в октябре и ноябре 1906 г., жил и я, ежедневно виделся и говорил с Владимиром Ильичем. Об этих первых встречах с ним я уже рассказал в другом месте (в «Правде» от 21 января 1928 года)³; в данный момент я хочу восстановить лишь одну небольшую сцену, относящуюся к середине зимы 1906/07 года.

В конце ноября или в начале декабря мне пришлось покинуть дачу «Ваза»: по условиям своей партийной работы я должен был переселиться в Петербург.

Ничего не сохранилось в памяти о том, как мы тогда расстались с Владимиром Ильичем, — возможно, что он отсутствовал в то время и мне не удалось попрощаться с ним. Но запомнились некоторые детали одной из последующих встреч, когда я приехал к Владимиру Ильичу по делам Петербургской организации. (Был я членом и секретарем Петербургского комитета).

Я рассказал Владимиру Ильичу о работе Петербургского комитета и о подготовке к той исторической общегородской конференции, на которой должен был решаться вопрос о тактике на выборах во II Государственную думу и которая потом, как известно, привела к открытому расколу в Петербурге между большевиками и меньшевиками. Ленин во время моего доклада сидел озабоченный, хмурился: он не вполне разделял мой оптимизм относительно того, что на конференции нам, большевикам, обеспечено подавляющее большинство. Он слушал внимательно, задавал много вопросов, делал указания,— какие районы необходимо подтянуть, кого из ответственных работников бросить на более слабые места.

Под конец он спросил:

- Ну, а как обстоят дела в вашем районе?

Речь шла о существовавшем тогда в Петербурге экстерриториальном латышском районе, в котором я работал пропагандистом. И так как у нас дела обстояли вполне благополучно, то я мог порадовать Владимира Ильича категорическим утверждением, что от нас на конференцию не пройдет ни один меньшевик.

Кончился деловой разговор. Я встаю, собираюсь уйти. Но Владимир Ильич останавливает меня, начинает расспрашивать со всей подробностью о моей жизни в Петербурге.

- Как у вас с паспортом?.. Думаете, что надежный. От кого вы получили его? От Дмитрия Сергеевича? (Или, может быть, это был Михаил Сергеевич?) Ну, смотрите, чтобы он не подсунул вам плохой. Он, говорят, очень прижимистый, хорошие документы неохотно выпускает из рук...

- Какая же у вас теперь будет кличка?.. Но можно будет вас и по-прежнему называть Павлом Васильевичем?.. Это хорошо, я уже привык к этому. А то трудно уследить за всеми переменами.

Так я и остался для Владимира Ильича на всю жизнь Павлом Васильевичем: от случайного, весьма сомнительного паспорта, с которым я приехал в Куоккалу в конце сентября и который я должен был сменить уже через пару недель, у меня надолго сохранились имя и отчество в виде партийной клички. Владимир Ильич запомнил ее крепко и потом считал, что это мое настоящее имя и отчество. Еще в 1918—1919 годах он так обращался ко мне и в письмах, и в разговорах. Был случай: в кремлевские уже годы Владимир Ильич как-то при мне стал писать какую-то деловую бумагу, в которой назвал меня П. В. Берзиным, и очень удивился, когда я ему пояснил, что теперь я называюсь иначе. По-видимому, ему трудно было запомнить мое настоящее имя и отчество — в дальнейшем он все чаще переходил на менее интимное обращение — товарищ Берзин.

Но вернемся к нашему разговору в Куоккале.

Особенно подробно расспрашивал .меня Владимир Ильич, как я устроился с квартирой. Когда я рассказал ему, что живу в одной комнате с молодым латышским рабочим, работающим в ночную смену, отчего получается большое удобство — можем обходиться одной кроватью, на которой и спим по очереди: один днем, другой ночью, — Владимир Ильич пришел в сильное волнение:

- Ну, как же так можно! Это ведь неудобно. Как же вы высыпаетесь, если ваш товарищ приходит с работы в 6 часов утра? Да и заниматься нельзя в таких условиях. Нет, это никуда не годится. .. Сколько же вы платите за комнату? По три рубля каждый. И кипяток дает хозяйка? Да, это дешевка. Но долго так жить нельзя. Вам нужно устроиться удобнее.

Я стал расхваливать удобства квартиры в конспиративном отношении: товарищ, у которого живу, совсем «чист» в полицейском смысле, а хозяйка у нас — старая финка, почти ни слова не понимает по-русски... Все это Владимир Ильич Оценил вполне, но все-таки продолжал настаивать, чтобы я подыскал себе более удобную комнату.

Спрашивал он также о моих денежных делах и, узнав, что я, как пропагандист, получаю от своего района 25 рублей в месяц, нашел, что этого мало.

- Больше они не могут платить?.. Тогда нужно сочинить для вас что-нибудь другое. Как относительно литературного подработка? Пишете вы хорошо. ..

Я был ошеломлен, такая неожиданная заботливость обо мне сильно смутила меня. Считал я себя маленьким работником и был доволен судьбой; мне казалось непонятным, что такой человек, как Ленин, может проявлять столько интереса к моей жизни. Я в душе упрекал себя, что разговорился так откровенно и наивно с Владимиром Ильичем о житейских мелочах, но в то же время я сознавал: разве от него скроешь что-нибудь.

И выходило все это у Владимира Ильича просто и естественно — забота старшего товарища о младшем. А в его практических советах мне чувствовалась какая-то пленительная наивность.

И еще помню, что при дальнейших встречах Владимир Ильич несколько раз спрашивал, переменил ли я квартиру, а когда я, наконец, перешел в отдельную комнату и рассказал ему об этом, он искренне обрадовался. А на мое сказанное в шутку приглашение «в гости» ко мне он весело рассмеялся, а потом, в более серьезном тоне, сказал:

- Да, было бы недурно съездить как-нибудь в город, но говорят, что мне нельзя, сцапают сразу...

 

На закате жизни

То был эпизод из далекого прошлого, из начального периода нашего знакомства. Потом, на протяжении 17 лет, мне пришлось наблюдать много подобных случаев. Даже в самые трудные годы революционной борьбы наш непреклонный и с виду суровый вождь не переставал проявлять нежнейшую заботу о своих товарищах-соратниках.

Об этом еще много придется рассказывать. Некоторые факты я отметил уже в своей первой статье после смерти Ленина, где и приведены весьма характерные выдержки из его писем ко мне (см. «Правду» от 21 января 1925 года)⁴. Теперь я не буду касаться этого, а добавлю лишь одну небольшую картинку, относящуюся к последним годам жизни Владимира Ильича.

В то время я жил в Лондоне. Вначале мы обменялись с Владимиром Ильичем несколькими коротенькими письмами, но после того как он заболел, наша переписка прервалась. Но и в последние годы своей жизни, будучи сам больным, Владимир Ильич не переставал заботиться и о таком пустяке, как состояние моего здоровья.

Знаю об этом со слов покойного т. Красина. Часто наезжая из Лондона в Москву, Леонид Борисович почти всегда видался с Владимиром Ильичем и по возвращении в Лондон передавал мне от него приветы. По его словам, Владимир Ильич каждый раз расспрашивал его о моей жизни и, главное, о моем здоровье.

- Опять Владимир Ильич приставал ко мне с расспросами, я должен был рассказать ему все, как вы живете, почему вы поселились в самом городе, а не в Маргейте⁵. Спрашивал, лечитесь ли вы серьезно, даю ли я вам достаточно денег на лечение, и просит, чтобы вы сами написали ему об этом.

Я не писал Владимиру Ильичу. Думал: он болен, зачем я буду тревожить его. И еще думал: это он вспоминает обо мне, когда видится с Красиным, а потом, наверно, забывает — и лучше не напоминать о себе, пусть будет ему одной заботой меньше.

И по уговору со мною Красин должен был всегда давать Владимиру Ильичу самые утешительные сведения о моем здоровье.

Он так и делал. Но однажды Владимир Ильич заявил ему:

- Я вам плохо верю. Вы чересчур завалены своими делами и не хотите позаботиться о больном товарище. Сделайте вот что: снимите Павла Васильевича и пришлите мне его карточку, я хочу сам посмотреть, поправился он или нет.

Это было, должно быть, зимой 1922—23 года или весной 1923. Кажется, Красин ездил к Владимиру Ильичу в Горки. И, по всей вероятности, это была последняя весточка, полученная мною лично от Владимира Ильича.

Помню, как ревностно принялся Леонид Борисович за исполнение поручения Владимира Ильича В тот раз мы встретились с Красиным в Берлине,— его там задержали торгпредовские и концессионные дела, — ия должен был приехать к нему в Берлин по каким-то делам лондонского полпредства. И помню, как Леонид Борисович настаивал:

- О делах успеем переговорить, но сняться вам нужно сейчас же.

А когда я отказался пойти к фотографу и предлагал ему какие-то старые карточки, Леонид Борисович заставил своего личного секретаря Швеца сиять меня в нескольких видах, потом сам оценивал пробные карточки — главным образом с той точки зрения, выгляжу ли я на них здоровым и полнощеким. И браковал их:

- Ну разве такую можно послать Владимиру Ильичу! Он же скажет, что я вас заморил голодом. .. Жаль, нет с собой моей зеркальной камеры, я сам снял бы вас, как нужно.

Была ли послана моя карточка больному Владимиру Ильичу или нет, я не знаю. Но уверен — если бы он узнал, что потом в Лондоне, куда Владимир Ильич не хотел пустить меня летом 1921 года из-за вредных английских туманов, я вполне залечил свои легкие, — это доставило бы ему большую радость.

 

«Самый главный большевик»

Еще одна картинка, но несколько иного рода.

Зимой 1918 года, когда правительство переехало в Москву⁶, Владимир Ильич первые дни жил в I Доме Советов, кажется, еще называвшемся гостиницей «Националь». Я как-то в лифте встретил его вместе с тов. Бонч-Бруевичем. Они были в шубах, куда-то спешили.

Запомнились короткие, отрывистые фразы Владимира Ильича:

- Вы тоже тут живете? Вместе с семьей? И ваша дочь тут?.. У нее какое-то странное имя? Помню. Майя. Наверно, большая. Я видел ее совсем маленькой. .. Приведите показать ее.

Моя отцовская гордость заговорила: Владимир Ильич запомнил Майю. А видел ее один раз всего — в Париже в 1913 году, когда девочке было только три года.

На следующее утро говорю дочке:

- Хочешь видеть Ленина? Пойдем знакомиться.

Почему-то раньше зашли к Свердлову. Там толкалось много народу, я сам разговорился и забыл объяснить девочке, что к Ленину зайдем потом. И должно быть позже, когда мы пошли к нему, я тоже не успел объяснить ей, куда заходим.

Застали дома Надежду Константинову и Владимира Ильича. Они обрадовались—больше девочке, чем мне.

Сначала оба говорили с нею, потом у Владимира Ильича начался какой-то длинный и серьезный разговор с девочкой. О чем они говорили, не помню, но говорили оживленно, с увлечением. А потом вдвоем начали играть в прятки.

И вот картина.

Мы с Надеждой Константиновной сидим у столика, беседуем, семилетняя девочка стоит в углу с закрытыми глазами, а Владимир Ильич ищет, куда бы ему спрятаться от нее...

Перед нашим уходом у Майи опять серьезный разговор с Владимиром Ильичем. Не могу поручиться за достоверную передачу, но всплывает в памяти такой обрывок:

- А ты большевичка?

Спрашивает мужской голос. А в ответ — серьезный голосок маленькой девочки:

- Конечно, большевичка. Большевики против войны. Я — тоже.

Идем домой по коридору. Майя спрашивает с недоумением:

- А разве к Ленину не пойдем? Ты же мне обещал.

Объясняю, что мы только что были у него.

Девочка остановилась, уставилась на отца широкими глазами. Кажется, не может поверить. А потом говорит медленно, с расстановкой:

— Так это и был самый главный большевик?

«Известия», 1930, № 21,

21 января.

Примечания:

¹ В воспоминаниях, публикуемых в настоящем сборнике, опущена вводная часть, где автор говорит о необходимости написания биографии В. И. Ленина. Ред.

² В. И. Ленин жил на даче «Ваза» в Куоккале с августа 1906 г. Ред.

³ См. настоящий сборник, стр. 26—40. Ред.

⁴ См. настоящий сборник, стр. 202—212. Ред.

⁵ Перед моим отъездом в Англию (летом 1921 г.) Владимир Ильич давал мне много советов, в том числе и относительно здоровья. Он усиленно настаивал, чтобы я поселился не в Лондоне, а в курортном городе Маргейт, — ему, по-видимому, особенно запомнилось это место, потому что там когда-то жил и лечился К. Маркс.

⁶ Советское правительство переехало из Петрограда в Москву 11 марта 1918 г. Ред.

М. А. Сильвин

ЛЕНИН В РИГЕ¹

9 января² мне было объявлено, что я назначен на службу в Ригу, в 115-й пехотный Вяземский полк, и 13 января я выехал из Ачинска... Перед отъездом я написал Ольге Александровне³, прося собрать справки у Ильича, Ленгника и других минусинцев⁴, нет ли кого в Риге, к кому бы я мог там заявиться. С дороги я писал ей еще раз: «... передай Ильичу, что я прошу найти знакомых в Риге», правильно рассчитав, что Владимир Ильич поймет, какого рода знакомств я жажду.

24 января я приехал в Ригу. Явившись в полк, я сразу понял, что попал в ежовые рукавицы: отлучка в город дается редко, письма доходят не скоро, книги у меня отобрали после тщательного осмотра всех моих вещей.

Я написал Ольге Александровне, что торопиться с приездом сюда ей особенно нечего. Скоро, однако. в моем положении наступила перемена к лучшему, и я терпеливо стал поджидать жену, а пока — в ожидании ее и каких-нибудь связей с местной социал-демократической организацией, которые, я был уверен, найдут для меня товарищи, — я стал набираться впечатлений для статьи или целой книжки о солдатской жизни. Владимир Ильич побуждал меня заняться этим...

Ольга Александровна только в начале марта появилась в Риге, где я снял для нее комнату на Венденской улице5, дом № 17, квартира 5.

Когда Ольга Александровна приехала, наконец, в Ригу, меня стали отпускать к ней. Еще до приезда Ольги Александровны я написал в разные города своим друзьям и просил их связать меня с их знакомыми в Риге...

Один из старых рижских деятелей, Стучка, бывший в ссылке в Вятской губернии, по просьбе Гурвича написал обо мне своим товарищам в Ригу, они меня разыскали, и тут-то начались для меня откровения. Новые мои знакомые были Ковалевский и его жена; студент-политехник по фамилии, кажется, Романенко; другой студент, фамилию которого совершенно не помню, но хорошо помню его конспиративное прозвище — Минога⁶, и его близкий товарищ Озол, стоявший ближе других к центру рижской организации...

Новые товарищи объявили мне, между прочим, что они рады будут моему сближению с ними... у них недоставало людей для пропаганды среди русских рабочих, которых в Риге было немало (концентрировались они, главным образом, на фабриках и заводах Московского форштадта).

Я решил, что Владимиру Ильичу с его планами организации партийного центра будет небезынтересно установить связи с Ригой, близкой к границе, и познакомиться с одной из национальных социал-демократических организаций, о которых, кроме Бунда, мы тогда были мало осведомлены.

Ольга Александровна привезла мне псковский адрес Владимира Ильича, который она проездом через Москву узнала от Анны Ильиничны⁷. Анна Ильинична просила ее, между прочим, устроить через Ригу побег за границу одной девицы, проживавшей в Витебске. Ольга Александровна заезжала в Витебск, и побег удачно состоялся при содействии рижанина Ковалевского, фамилии бежавшего товарища я не помню.

Полагая, что Владимира Ильича должны особенно интересовать быстрые нелегальные сношения с заграницей, я написал ему, предлагая приехать в Ригу и обещая некоторые новости. Я просил Владимира Ильича приехать в воскресенье, когда я бываю «дома», так, чтобы он вечером того же дня мог выехать обратно, — предварительно я условился с латышами о свидании.

Было часов двенадцать дня, когда Владимир Ильич в мягкой фетровой шляпе, в перчатках и с тросточкой, одетый вполне джентльменом, появился на пороге нашей комнаты. Это было в апреле на пасхе⁸. Я спросил, скоро ли он нас нашел; Владимир Ильич сказал, что нашел без затруднений и только, желая проверить свой немецкий акцент, поговорил с полисменом и остался очень доволен, — поняли друг друга прекрасно. Приготовляя чай, я вспомнил, что гостя надо покормить и собрался в лавочку. «Как по-немецки ветчина, Владимир Ильич?» — спросил я. Он сказал. За завтраком я передал ему свои впечатления от рижских товарищей, упомянув и о связях с заграницей. Владимир Ильич заметил, что это, конечно, важно, в особенности ввиду его новых планов, и он посвятил меня теперь в эти планы создания за границей неуязвимого организационного центра и общерусской социал-демократической газеты, на почве ведения и распространения которой должна будет сформироваться партия. Узнав, что он собирается за границу всерьез и надолго, я был очень разочарован. «Но вы будете оторваны от страны, от движения, вы видите, что произошло с группой «Освобождение труда», — она в конце концов стала для нас в организационном отношении почти ничем; не важнее ли здесь работать над созданием партии?»

Владимир Ильич развил мне свои соображения подробнее, но моя меланхолия не рассеялась от его аргументов.

Владимир Ильич попробовал взять меня юмором: «Съездить один раз в ссылку — это можно, но ехать туда второй раз было бы глупо; за границей мы будем более полезны». И он выразил уверенность, что при содействии старых и новых товарищей дело заграничного центра упрочится и что, во всяком случае, это единственно правильный курс, который теперь необходимо взять.

Мы отправились затем к латышам. Свидание состоялось, как я предполагал, в квартире Миноги⁹, одного из главных членов рижской организации, известного мне под этой конспиративной кличкой. Не знаю, была ли это его собственная квартира, или он, тогда студент политехникума, снимал комнату, но только кабинет его, где ожидал нас также и Озол, оказался очень комфортабельной комнатой. Впрочем, Минога всегда своим костюмом и манерами производил впечатление состоятельного человека. Ольга Александровна не хотела было идти с нами, но Владимир Ильич сказал: «Пойдемте все вместе». По-видимому, в этой квартире жил еще кто-то из товарищей, потому что, познакомив Владимира Ильича с Озолом и Миногой, мы с Ольгой Александровной вышли в другую комнату, не желая без надобности присутствовать при разговоре, чтобы не смущать латышей большим обществом и дать им полную возможность говорить без утайки о самых конспиративных предметах. Однако, как после сказал мне Владимир Ильич, ничего особо секретного не обсуждалось, так что я напрасно старался со своей конспирацией. При этом вышла одна неловкость. Представляя Владимира Ильича, я назвал его своим другом, умолчав о его имени. К моему удивлению и возмущению, оба латыша, протянув руку Владимиру Ильичу, тоже не назвали себя. Улучив минуту, я подошел к Миноге. «Почему вы не назвали ему своей фамилии»? — «Но ведь и он не сказал нам своей». Так и прошло это свидание безыменным...

Владимира Ильича в то время едва ли не более всего занимал вопрос, в какой мере среди социал-демократической интеллигенции наблюдается тенденция к «критике» и «исправлению» марксизма как в отношении экономических проблем, так и по линии гносеологии, теории познания и философских положений марксизма.

Бернштейн своей книгой «Voraussetzungen des Sozialismus»¹⁰ внес большую путаницу в головы нашей марксистской молодежи. Бериштейнианство отразилось практически на нашем движении ослаблением революционного духа в некоторых кругах, образованием и усилением разных антиреволюционных течений, «экономизма» и др. С другой стороны, в том же направлении действовал и призыв «назад к Канту», пропаганда идей Маха и Авенариуса. Между тем положение вещей требовало концентрации всего внимания и всех усилий на борьбе за неурезанные лозунги революционной социал-демократии. Беседа Владимира Ильича с латышами скоро и перешла, главным образом, на эти вопросы, приняв преимущественно теоретический характер.

Часа через полтора мы все трое покинули дом. Я заметил, что при выходе из подъезда на улицу Владимир Ильич зорко оглянулся по сторонам. Движение было быстрым, по таким характерным, до такой степени мне знакомым, что я рассмеялся. Улыбнулся и Владимир Ильич. Он заметил мне потом, что, конечно, стоило познакомиться с этими людьми, но насчет практической полезности этого знакомства особенно обольщаться не следует. Вечером того же дня он уехал в Псков. По понятным причинам нигде в переписке Владимира Ильича нет никакого упоминания об этом визите, но, вероятно, и Ковалевский (работал одно время при нашем торгпредстве в Ревеле) и Озол (кажется, был нашим юрисконсультом в Амторге¹¹) могут это припомнить.

Владимир Ильич, конечно, не упустил случая поговорить с латышами о важности общерусской газеты и необходимости издания ее за границей. Разговор об этом имел и некоторые практические результаты. Н. К. Крупская в своих воспоминаниях сообщает, что первыми транспортерами «Искры» в Россию были латыши Ролав и Скубикис; Ролав в 1907 году был расстрелян одной из карательных экспедиций, Скубикис скоро отошел к социалистам-революционерам.

Когда появилась «Искра», она произвела первыми же номерами большое впечатление на латышскую социал-демократическую интеллигенцию, и знакомцы Владимира Ильича не только помогали ее доставке в Россию с разными оказиями, но и старались поставить это дело более широко, получением нелегальных транспортов морским путем, выгружая их в море с приходивших в Рижский залив пароходов и подвозя на лодках к берегу в укромных местах, — как передавала мне вдова покойного Стучки...

Здесь я еще раз убедился, насколько Ленин был одарен способностью увлекать, импонировать, внушать веру и преданность к себе и к поставленной им цели. Эту его способность увлекать, внушать к себе беспредельное доверие, наполнять чувством беззаветной преданности к общей цели — все это я не раз имел случай наблюдать и в отношении целых групп и отдельных лиц. Это огромное обаяние, эта власть над сердцами и умами отдельных лиц и широких масс обусловлены были полным забвением собственных личных интересов, исключительным служением одной великой цели — освобождению человечества.

Очаровав латышей, которые не могли не поддаться влиянию его сильного ума, организационного таланта и широты замыслов, Владимир Ильич сам сохранил навсегда симпатии к ним, в особенности с ростом социал-демократического движения в Латвии, вскоре приобревшего широкий размах. С 1904 года латыши стали издавать свой центральный орган, и первым редактором «Цини» («Zihna» — «Борьба») был Озол, один из участников свидания с Владимиром Ильичем в 1900 году...

Как ни казалось нам несомненным, что визит ко мне Владимира Ильича не был прослежен, это, по- видимому, все-таки было не совсем так. Очевидно, его не упускали из виду. На мне, по крайней мере, это отразилось очень скоро. Владимир Ильич приезжал в начале апреля. В конце этого месяца я должен был принимать присягу на верность службе. Я уже обдумывал, каким бы способом мне увернуться от этой процедуры, заболеть, что ли, как вдруг неожиданное обстоятельство вывело меня из затруднения самым неприятным для меня образом. Меня вызвали к командиру полка, который вдруг спросил: «Как вы, высланный по высочайшему повелению в Сибирь, могли оказаться в Риге?»

Я объяснил, что и ссылка в Сибирь и переезд мой в Ригу состоялись без всякого с моей стороны желания. «По требованию департамента полиции, — продолжал командир, — вы должны быть немедленно отправлены обратно в Сибирь, в Ачинск, где будете ожидать дальнейших распоряжений. Отправляйтесь сегодня же».

Я едва успел написать обо всем этом ближайшим друзьям, в том числе Владимиру Ильичу.

М. А. Сильвин. «Ленин в период зарождения партии. Воспоминания»,

Л., 1958, стр. 201—224.

Примечания:

¹ Отрывки из воспоминаний. Ред.

² 1900 года. Ред.

³ Ольга Александровна — жена М. А. Сильвина. Ред

⁴ Минусинцы — политические ссыльные, находившиеся в ссылке в г. Минусинске и его окрестностях. Ред.

⁵ ныне ул. Цесу. Ред.

⁶ Минога — К. Зутис. Ред.

⁷ Анна Ильинична — старшая сестра В. И. Ленина, Ред.

⁸ В. И. Ленин приезжал нелегально из Пскова в Ригу, вероятнее всего 2 (по н. ст. 15) апреля. Ред.

⁹ Квартиру, в которой произошла встреча В. И. Ленина с латышскими социал-демократами, снимали Я. и О. Ковалевские, Ред.

¹⁰ «Предпосылки социализма» (1897) — так называлась статья лидера крайнего оппортунистического крыла германской социал-демократии и II Интернационала Э. Бернштейна, а книга его называлась «Предпосылки социализма и задачи социал-демократии». Ред.

¹¹ Советское торговое представительство в Америке. Ред.

К.И. Зутис

БЕСЕДА ЛЕНИНА С ЛАТЫШСКИМИ СОЦИАЛ- ДЕМОКРАТАМИ¹

Однажды представитель русского социал-демократического студенческого кружка² сообщил нам³, что в Ригу приехал некий более опытный член Российской социал-демократической организации, который желал бы встретиться с несколькими представителями нашей организации, чтобы переговорить о некоторых вопросах. Указанный товарищ хотел бы, чтобы мы подыскали для этого конспиративную квартиру, до которой было бы легко добраться. Мы выбрали для этого квартиру Якова Ковалевского на Елизаветинской улице, дом № 14, со входом со двора⁴. Яков Ковалевский изучал химию и, как человек более пожилой, не мог навлечь на себя подозрения в участии в студенческих волнениях.

В условленное место я отправился вместе с Я. Озолом. Там мы встретили рекомендованного нам товарища — невысокого, но плечистого человека, с рыжеватой бородкой и строгими, резко выраженными чертами лица. Глаза его смотрели пристально, внимательно-испытующе, и в первую очередь он произвел на нас впечатление весьма опытного человека и серьезного революционера... Не помню, как товарищ назвал себя, но тогда мы не придавали этому никакого значения.

Сначала разговор у нас был о латышском социал-демократическом рабочем движении. Товарищ подробно расспросил, вернее, проэкзаменовал нас относительно структуры нашей организации, методов агитации, экономической борьбы рабочих и применения в ходе ее политических лозунгов. Но особенно бросалось в глаза то, что он как будто совсем не намерен был вдаваться в сколько-нибудь продолжительную дискуссию по вопросу о программе партии или по организационным вопросам, как это обычно бывало с другими русскими товарищами при обсуждении с ними даже чисто практических дел... Наш собеседник в отношении вопросов, по которым он не счел возможным согласиться с нами, ограничился лишь краткими критическими замечаниями. Так, между прочим, ему казалось, что мы уделяем слишком мало внимания вовлечению в широкую массовую борьбу наших рабочих, политически довольно левонастроенных, организованных и сравнительно хорошо подготовленных к классовой борьбе. Принцип централизма, положенный в основу структуры нашей организации, он одобрил. Основной целью его в разговоре, как можно было заметить, являлось, во-первых, «принять к сведению» все то, что было достойно внимания в нашем социал-демократическом рабочем движении, и, во- вторых, выяснить, в какой степени наша организация сможет содействовать транспортировке в Россию газеты русских социал-демократов «Искра», которую предполагалось издавать за границей. В конце нашей беседы он дал мне и Озолу понять, что является одним из основателей этой газеты. В этот самый момент нас осенила мысль, что мы разговариваем с Лениным. Позднее, после отъезда нашего гостя из Риги, местные русские товарищи это нам действительно подтвердили.

В 1910 году, когда я, будучи в Париже, посетил Ленина, мы в разговоре не могли не припомнить нашу первую встречу в Риге. Затрагивая события прошлого, Ленин в отношении латышского рабочего движения и событий 1899 года⁵ повторил те же самые слова, которые он сказал во время первой нашей встречи: «Да, Рига прогремела тогда на всю Россию». Тут следует отметить, что после крупных забастовок в столице, организованных в 1895 и 1896 годах петербургской Группой освобождения труда⁶, в рабочем движении России на несколько лет воцарилась тишина. Рижский бунт явился, так сказать, «громом с ясного неба».

Публикуется впервые

Примечания:

¹ Отрывок из воспоминаний «Латышское социал-демократическое рабочее движение в период 1897—1902 гг.». Заголовок дан составителями. Ред.

² Имеется в виду русский социал-демократический студенческий кружок Рижского политехнического института. Ред.

³ Имеются в виду работники Рижской социал-демократической организации. Ред.

⁴ Неточность. Должно быть: Елизаветинская ул., дом № 16 (ныне ул. Кирова, № 18). Ред.

⁵ Имеется в виду так наз. Рижский бунт. Ред.

⁶ Имеется в виду петербургский «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». Ред.

П. Г. Дауге

МОИ ВОСПОМИНАНИЯ О ЛЕНИНЕ¹

Ленинизм превратился в совершенно определенную не только школу революции, но и в школу жизни для целых поколений. Учение Ленина стало основой всей будущей истории человечества. Короткие минуты моего личного общения с товарищем Лениным — это капля в море по сравнению с исполинским трудом его жизни. И все же не хочется упустить и эти преходящие мгновения, чтобы не упомянуть их, хотя они порой касаются лишь некоторых мелких черточек личности Ленина. Может быть, та или иная черточка неизвестна товарищам, не испытавшим счастья встречаться с Лениным. Поэтому хочу их здесь отметить.

Впервые я встретил товарища Ленина летом

года, в Швейцарии. В мае этого года в Москву приехали члены тогдашнего ЦК партии, чтобы создать там местный партийный центр, подготовить условия для укрепления партийного органа и предпринять шаги для подготовки к назревающей революции...

Приехавшие товарищи, среди которых были погибший в 1905 году тов. Николай Бауман, а также Красиков, Ленгник, Смидович и Стасова, часто собирались у меня на квартире, которая уже в то время сделалась весьма подходящим местом для встреч нелегальных лиц. Я жил в центре города, где у меня как у популярного зубного врача была очень широкая практика. В течение дня через мою квартиру проходили десятки людей, так что лишние 5—6 человек никому не бросались в глаза. Очень часто у меня в приемной сидело с полдюжины пациентов, а в соседнем помещении незаметно для всех происходило партийное совещание.

В конце мая я перебрался на дачу. Совещания были перенесены туда. Между тем за Ленгником началась слежка. Вокруг моей дачи стали бродить подозрительные лица. В начале июня мне пришлось уехать за границу, и я покинул товарищей и свою семью в довольно сомнительном положении.

Перед отъездом товарищи дали мне несколько партийных поручений. Между прочим, в Швейцарии я должен был найти товарища Ленина и информировать его о положении в Московской организации.

Числа 8—9 июня я приехал в Швейцарию. Адрес мне был дан в русскую эмигрантскую колонию. Там я встретил товарищей Лядова, Лепешинского, Бонч-Бруевича и других. Ленина не было. Он к этому времени уехал в «отпуск» недели на три в Лозанну².

В Женеве я застал товарищей в очень наэлектризованном состоянии. После знаменитого Лондонского съезда 1903 года в эмиграции происходили ожесточенные прения между обеими фракциями, зачастую принимавшие весьма острый характер. Для товарища Ленина это были тяжелые месяцы. Резкое столкновение с Плехановым, к которому он всегда относился с величайшим уважением, бесчисленные собрания, настоящие агитационные поездки, огромная работа для печати, обширные научные

занятия в связи с укреплением занятой позиции,— все это сильно утомило крепкий организм Ленина. Поэтому он счел необходимым устроить себе «каникулы».

К своему отдыху он отнесся с такой же серьезностью, с какой выполнял свою работу... Он решил основательно отдохнуть, подышать свежим воздухом гор и озер...

В Лозанне я застал его за дружеской беседой с русским товарищем — Ниной³. Разговор был самый обычный. Не о политике. О погоде, о природе, о купанье или о чем-то подобном.

Меня товарищ Ленин принял очень сердечно и просто, как старого знакомого. Гарантией послужили отзывы московских товарищей. С большим любопытством выслушал Ленин мой рассказ. Я рассказал ему о Москве, о Латвии, о российской социал-демократической интеллигенции, об оппортунистическом направлении в ее среде. Между прочим, я ознакомил его с большим, длинным письмом, которое я, будучи в Женеве, написал о фракционных разногласиях в российской партии и которое хотел послать К. Каутскому для журнала «Neue Zeit». Письмо пришлось Ленину по вкусу. Оно было отослано нами Каутскому, но тот его отверг...

В Лозанне я провел с товарищем Лениным дня три. Мы гуляли, беседовали, шутили, купались в Женевском озере. Но о фракционных спорах, о политике Ленин за все время не обмолвился ни словом. Он копил силы для более важных задач.

Мы расстались как старые друзья, и я уехал в какой-то небольшой санаторий на берегу Цюрихского озера. Переписываться мы не переписывались, но мой московский адрес Ленин отметил, чтобы воспользоваться им позднее в случае необходимости.

Недели через две я получил из дому неприятное известие о провале вышеупомянутых членов Центрального Комитета. Моя семья находилась в очень опасном положении. Вокруг дачи все лето бродили шпики, и только находчивость жены помогла ей спасти и перевезти в город чемодан с литературой и документами, которые были у нее оставлены товарищами. Легника и Баумана арестовали. Не помню, как ускользнули другие товарищи.

Настал 1905 год с его знаменитыми декабрьскими днями. Но уже летом чувствовалось приближение бури. В рабочих массах дарило возбуждение, зашевелилась также либеральная буржуазия и интеллигенция. Эмиграция покидала свои насиженные места. Кто только имел хоть малейшую возможность, отправлялся на родину. Началось широкое земское движение, усилилось брожение в крестьянстве, эсеры были в то время на вершине своей популярности. В Москву явились милюковы, водовозовы, буняковы, алексинские, а так же и наши. Разумеется, еще нелегально. Либеральная интеллигенция предоставляла свои квартиры для самых разнообразных политических собраний. Происходили оживленные дебаты, причем фракции и партии стали все определеннее обособляться. Шатун Алексинский тогда был большевиком. Мы работали рука об руку. Дух Ленина оказывал сильное воздействие на течение политической жизни. Его статей, его указаний и лозунгов мы ждали и жадно ловили их.

Лозунг вооруженного восстания не был еще выдвинут. Но уже была четко сформулирована аграрная программа большевиков. Всеобщий основной политический аккорд звучал тогда так: «Врозь идти, а вместе бить», т. е. прежде всего бить по царизму. По мере приближения декабря политическая линия пролетариата прояснялась все больше и больше, и руководство с каждым днем все определеннее переходило к большевикам. Ведущая рука Ленина ощущалась всюду. Направляя свой удар против царизма, товарищ Ленин уже тогда ясно предвидел, что революция не остановится на свержении царизма, а рано или поздно перейдет в социалистическую революцию. Поэтому он ни на секунду не забывал разоблачать в глазах пролетариата мелкобуржуазную сущность меньшевиков и эсеров.

За эти месяцы я впервые прошел школу ленинизма на практике. Так сохранялась моя духовная связь с товарищем Лениным, между тем как практическая связь продолжалась через товарищей, которых Ленин направлял ко мне довольно часто.

В январе 1907 года мне удалось во второй раз лично встретиться с товарищем Лениным⁴. Накануне рождества я уехал на несколько дней отдыхать в Финляндию. Там в то время находился и товарищ Ленин. Он жил на небольшой даче близ станции Куоккала. Разумеется, нелегально.

Революция 1905 года потерпела поражение, но дух нашего великого вождя не был сломлен. Ленин продолжал работать, готовя революцию, стараясь в практической деятельности использовать все возможности, легальные и нелегальные, чтобы воспитывать пролетариат для предстоящей борьбы.

Тогда уже работала Государственная дума и думская социал-демократическая фракция. Последняя получала основные директивы от товарища Ленина. Дачка в Куоккале была главным штабом революции.

Московская организация была сильно ослаблена.

Разумеется, в подполье работа продолжалась. Появилась и своя легальная печать. Все же общее настроение в эти годы разгула реакции было довольно подавленным. Из моих ближайших друзей почти все были в ссылке, в тюрьмах, в эмиграции. Я чувствовал себя очень оторванным от масс. Неудовлетворенность профессиональной работой родила во мне надежду обрести душевное равновесие в широкой литературной деятельности. Я задумал издать на русском языке сочинения рабочего философа Иосифа Дицгена.

Эта работа в известной степени снова свела меня с товарищем Лениным. Ленин был одним из тех очень немногих русских товарищей, которые читали и понимали Дицгена. Он был, пожалуй, единственным, умевшим правильно оценить Дицгена, — как революционную диалектику его сочинений, так и его слабые стороны.

В Куоккале я беседовал с Лениным об издании Дицгена. Он вполне одобрил мой замысел.

Вскоре после того я, между прочим, издал брошюру американского социалиста Унтермана, для которой написал небольшое революционное предисловие в большевистском духе. Ленину это предисловие очень понравилось, что он подтвердил в одном из писем. Вскоре он написал превосходное предисловие к одному из моих изданий, а именно: «Письма И. Ф. Беккера, И. Дицгена, Ф. Энгельса, К. Маркса и др. к Ф. А. Зорге и др.»⁵. Предисловие это не утратило своей свежести и до наших дней.

Интересно отметить, что одновременно с моим изданием эту книгу выпустили меньшевики с предисловием известного меньшевистского лидера Аксельрода. Если сравним эти издания сегодня, то в их предисловиях чрезвычайно наглядно отразятся два совершенно противоположных мировоззрения... Аксельрод тщательно выбрасывает из Маркса, Энгельса, Беккера и Дицгена то, что в них есть революционного, и цитатами из их писем тщится оправдать оппортунистические, ликвидаторские тенденции меньшевиков... Ленин каким был, таким и остается — глубоким, серьезным ученым, абсолютно объективным, насквозь революционным от первой написанной строчки до последнего часа жизни.

В упомянутый период мне довелось также короткое время переписываться с Лениным, но письма у меня не сохранились...

Ленин известен всем как экономист, как политик, как революционер. Но лишь немногие знают, что он был также крупным, серьезным философом, который не нахватался одних верхушек, но глубоко и серьезно знал как классическую, так и современную философию во всех ее характерных течениях. Совсем недавно мы узнали из писем тов. Ленгника, что Ленин в свое время философски его «проработал» и вылечил от кантианства. Так же серьезно Ленин знал и Дицгена и сумел четко и правильно уловить сущность диалектической философии Дицгена, т. е ее революционное ядро. Последнее как раз и послужило причиной моего сильного увлечения Дицгеном...

У Ленина была своя кристально ясная линия в философии. Он инстинктивно улавливал все то, что в речах или учении другого было неопределенно, шатко, могло увлечь с революционного пути в сторону.

Больше всего обращает на себя внимание идеально прекрасное сердце Ленина-товарища. Посмотрите только, какой глубоко серьезной, какой товарищеской и справедливой является его критика, направленная против меня.

Он знает и верит, что я люблю Дицгена. Но в то же время он чувствует, что я кое-где ошибся. Он боится, что и я — «увы»! — могу увязнуть в «болоте», как это случилось не с одним марксистом, поддавшимся влиянию Маха, Авенариуса, имманеитов. И он еще раз предостерегает меня от «болота». Но, предостерегая, резко предостерегая, как может предостерегать только товарищ, которому жаль товарища, который с уважением относится к товарищу, он вместе с тем ищет для меня оправданий, пытается объективно установить причину моей ошибки. Щадя мое самолюбие, он добавляет: «Возможно, что Дауге повторил чужой отзыв об имманентах и Леклере, не будучи сам лично знаком с писаниями этих реакционеров»⁶.

Он был прав. Действительно, я ни до того, ни после не читал и, вероятно, уже никогда не прочту этих леклеров и им подобных. У меня на плечах другое, более важное дело. Моя же ошибка состоял а в том, что я цитировал авторов из вторых или третьих уст. Такую небрежность, надо признаться, мы позволяем себе часто. Мы недостаточно серьезно относимся к науке, мы не изучаем ее как следует, но часто пережевываем чужие слова.

Товарищи, большое счастье для нашей партии, что у нее был свой Ленин, наша живая, глубокая совесть, который учил быть справедливыми, быть серьезными, уверенными в себе, а не пустомелями. Не одного только меня взял товарищ Ленин за шиворот и встряхнул, — многих, многих товарищей спас он от «болота». Видя, что кое-кто начинает увязать, он иногда вынужден был прибегать к еще более резким приемам, чем в случае со мной.. .Он был великим воспитателем, великим учителем жизни и в то же время образцовым товарищем. Однако гораздо выше личного самолюбия товарища и его чувствительности стояла для него конечная цель революции... Лично я могу только благодарить товарища Ленина за предостережение.

В 1907 году Ленин покинул Финляндию, так как его нелегальное положение становилось все ненадежнее.

Много лет мы не встречались и даже не переписывались. Однако косвенная связь не прерывалась, так как меня часто посещал кто-нибудь из эмигрантов или из работников с мест, имевших связь с Лениным.

Только в 1918 году мы встретились снова. Это было после победы Октябрьской революции и после первого удара, нанесенного красному правительству Латвии первого созыва⁷. Мне вместе с другими членами этого правительства — ныне покойным Розинем-Азисом, тов. Межинем, Вилксом, Томашевичем и другими — пришлось оставить Валку и вернуться в Москву. Когда немцы взяли Псков и стали угрожать Петрограду, наше молодое правительство⁸ оставило первую революционную столицу и 11 марта переехало в Москву.

Вскоре меня посетил Ленин. На сей раз в качестве пациента. Может быть, также и как старого товарища. Он знал, что я поставил крест на своей прежней профессии, чтобы без помех служить революции.

Поздоровались мы очень сердечно. Эта встреча после десятилетнего перерыва была для меня чрезвычайно приятной неожиданностью.

Я уже решил бросить зубоврачебную практику навсегда. Однако отказать товарищу Ленину я не мог. И я решил достойно распрощаться со своей долголетней практикой. Ленин был моим последним пациентом. Всем дальнейшим пациентам, хотя бы это были добрые старые товарищи и руководители нашей революции, я категорически отказывал...

Характерной для товарища Ленина была, между прочим, его безыскусственная простота и приветливость. И тогда, когда он лечился у меня и сидел в моей приемной, всем бросалась в глаза эта привлекательная сторона его характера. Он усаживался, по возможности, незамеченным, в уголок, склонялся над книгой и спокойно ждал.

Летом 1918 года у меня на более или менее продолжительное время установилась тесная связь с товарищем Лениным. Покончив со своей врачебной практикой, я месяца на два уехал в деревню, во- первых, для отдыха, а во-вторых, чтобы перевести на латышский язык «К критике политической экономии» Маркса. В начале июля, когда работа была закончена, я сразу же с вокзала отправился в Кремль, прямо к товарищу Ленину. «Отдохнул и могу работать. Ставьте меня на какую хотите работу!» — таковы были мои первые слова. В разговоре о моей дальнейшей работе я сказал ему, что хотя дал себе слово никогда более не возвращаться к своей прежней профессии, но считаю своим революционным долгом заняться реформой этой профессии, в которой у меня больше всего опыта и знаний. В нескольких словах я изложил свою программу, свои основные мысли. Ленин, как практик, сразу меня понял и дал свое согласие. Не прошло и двух недель, как Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет утвердил структуру Комиссариата народного здравоохранения, в котором я был, по предложению товарища Ленина, избран членом коллегии. Одновременно я основал там зубоврачебную секцию...

Товарищ Ленин, как я впоследствии слышал от тов. Семашко, часто осведомлялся обо мне, о моей работе и говорил обо мне с большой сердечностью. Такое мнение товарища Ленина останется мне дорого до конца дней.

Как член коллегии комиссариата, я теперь часто встречался с товарищем Лениным. На заседаниях Совета Народных Комиссаров, в которых я принимал деятельное участие, я имел хорошую возможность наблюдать товарища Ленина в работе — то в роли председателя, то в прениях, то в товарищеской беседе.

Наблюдая за товарищем Лениным, я всегда поражался чрезвычайной его работоспособности... Ничто не ускользало от его глаз и слуха... Председателем он был непревзойденным. Он улавливал мельчайшие нюансы мыслей как докладчика, так и оппонентов, нередко он иронически усмехался, иногда покачивал головой, потом делал краткую заметку. Когда же он подводил итоги прений, его заключительное слово всегда было ясным, точным, закругленным. Он имел редкую силу убеждения, потому что его основная мысль всегда была кристально ясна. Он умел взвешивать практическую обстановку, действительные возможности и не позволял себе увлекаться фантазией, которая в первые годы у всех нас в значительной степени перевешивала наши материальные возможности.

Помню, как однажды покойный т. Елизаров представил прекрасно разработанный, иллюстрированный множеством рисунков проект постройки пролетарского города в Рублеве, на берегу Москвы-реки. В проекте доказывалось, что ремонт развалившихся московских домов обойдется дороже, чем постройка нового города. Помню, что я сам с большим восторгом отстаивал этот проект. Со мной столь же восторженно согласился товарищ Красин. И все же в конце концов проект был отклонен благодаря уравновешенной, холодной критике товарища Ленина. Фронт и недостаток средств не позволяли взяться не только за строительство города, но даже за текущий ремонт.

Работа шла быстрым темпом. На заседаниях народных комиссаров выковывалась новая жизнь. Это были прекрасные, знаменательные недели.

И вот, как гром среди ясного неба, над нами разразился тяжелый удар судьбы. 30 августа, в пятницу, в одну из тех знаменитых пятниц, которые посвящались систематическим массовым народным митингам, я со своего митинга отправился в Кремль, на заседание Совета Народных Комиссаров. Приехал немного рано. Кроме меня, были еще только два-три товарища. Внезапно получаем весть о ранении Ленина. Понемногу появляются и другие товарищи. Поступают новые сведения, противоречащие друг другу. Один сообщает, что ранение легкое, другой — что, тяжелое, даже смертельное. Вскоре нам сообщают, что товарищ Ленин в тяжелом состоянии привезен на квартиру. Врача нет. Надо бежать за врачом. Я, не чувствуя ног под собой, бегу вниз по лестнице и, взяв чужой автомобиль, мчусь по московским улицам в поисках хирурга.

Приезжаю к известному хирургу Постникову. «Уехал в Крым». Отправляюсь к Рудневу. «Господин доктор уехал на дачу». «Нет ли ассистента, дежурного врача?» — «Нет». Мчусь дальше. Сиденье горит подо мною, голова разрывается от забот, от волнения. Еще в одну больницу — то же самое. Получил домашний адрес врача. Спешу туда. Звоню. Дверь открывает модно причесанная дама, как будто собравшаяся в театр или на бал. «Врач дома?» — «Нет, что вам угодно?» — «Тяжелое ранение, нужна срочная помощь». — «Кто ранен?» Не знаю, что меня дернуло назвать имя Ленина, — спешка или возбуждение. «Ленин?!» — почти ликующим тоном воскликнула эта пустая, бесчувственная кукла. Я хлопнул дверью и одним прыжком был уже внизу. В спешке не успел заметить адрес сомнительной личности. У меня была только одна мысль: на помощь, на помощь, дайте мне врача!

Больше часа автомобиль как бешеный носился по московским улицам. Наконец, мне удалось на Бронной из какой-то бедной квартиры вытащить врача, — если не ошибаюсь, ассистента хирурга Руднева, который тотчас же сел в автомобиль, заехал в больницу, взял инструменты и перевязочный материал, вызвал сестру милосердия, и через несколько минут мы были у постели больного.

Я, конечно, опоздал. За это время были найдены другие врачи, и первая помощь раненому была оказана. Около его постели собрались родные и самые близкие друзья.

Ленин лежал на спине смертельно бледный, с посиневшими губами, и тяжело стонал. Правая рука свешивалась как неживая. Левая была ранена и перевязана. Грудь была прострелена, одна пуля засела в левом плече, другая прошла сквозь левую руку, мускулатуру шеи и застряла в правой стороне шеи. Пульс был очень слаб...

Мы понемногу разошлись. Остались только родные и врачи. Больному нужен был покой.

Процесс выздоровления протекал нормально. Сильный организм товарища Ленина выдержал тяжелое ранение. Через две недели он уже хотел подняться. Он не умел лежать без работы. Его неудержимо влекло в водоворот революции. Но врачи заставили его соблюдать строгий покой, и благодаря заботливому уходу и атмосфере любви, которая его окружала, больной стал быстро поправляться. Через несколько недель его уже можно было видеть на заседаниях Совета Народных Комиссаров. ..

В один из октябрьских или ноябрьских вечеров, в субботу меня позвали к телефону. У телефона товарищ Ленин. «Товарищ Дауге, хочу попросить вас, не можете ли вы дать мне том журнала «Neue Zeit» с одной статьей К. Каутского... номер такой-то?» Он тогда, если не ошибаюсь, писал свой труд «Детская болезнь «левизны» в коммунизме»⁹. «Охотно, товарищ Ленин, я вам завтра принесу книгу». — «Нет, я сам заеду».

Я буквально испугался. Прошло лишь месяца два со дня злодейского покушения. Еще чувствовались отголоски эсеровского заговора, еще рука не зажила, а он уже хочет ехать на люди) Я спорил с ним по телефону минут десять. Все напрасно Назавтра в условленный час он подъехал к дверям Социалистической академии, где я был на собрании, отвез меня домой и взял нужный том.

Тогда же он хотел оказать мне небольшую услугу. Как раз в тот день комиссар военных курсов решил реквизировать дом, в котором я жил, с условием, чтобы все жильцы освободили квартиры в течение трех дней. Товарищ Ленин, узнав об этом, пробовал убедить доблестного комиссара, что такая спешка совсем излишня. Это не помогло. Комиссар не сдавался. Товарищ Ленин пожал плечами. Может быть, ему даже понравился категорический тон комиссара. Видя мое безвыходное положение, товарищ Ленин тотчас же вызвал коменданта Кремля и поручил ему освободить для меня в Кремле небольшую квартирку. На другой день обстановка изменилась, и я в Кремль не переехал. Потом я не раз жалел о том, что не нахожусь вблизи товарища Ленина и других дорогих мне старых товарищей. Вскоре после этого я переехал во 2-й Дом Советов, где прожил около четырех лет.

С товарищем Лениным я встречался довольно часто — то в Кремле на заседаниях Совета Народных Комиссаров, то во время работы съездов. Встречи были непродолжительными, мы обменивались всего несколькими словами. Ничего особенного не было. Работа шла нормально.

Не забыть одного случая, происшедшего во время заседания. Незначительный, обыкновенный, но очень характерный случай.

Прихожу на заседание Совета Народных Комиссаров часов в девять вечера, когда заседание уже шло полным ходом. Я долго не был на заседаниях, так как по делам службы объезжал ряд губерний. Открываю двери. Напротив дверей, в другом конце зала, как всегда сидит товарищ Ленин и первый приветствует входящего. Нахожу пустое место в левом углу, возле печки. Сажусь, слушаю и наблюдаю за товарищем Лениным. Он весь погружен в работу: слушает прения, то усмехается, то пишет записку, потом встает, относит ее одному из товарищей, сидящему в левом углу стола, затем снова пишет, шепчет что-то на ухо соседу, затем снова слушает и пишет. Через мгновение он встает, идет вокруг стола по всему обширному залу и направляется в сторону дверей. Затем поворачивает к печке, подходит ко мне и вкладывает в руку маленькую записку.

Что же в ней такого важного, что председателю Совета Народных Комиссаров понадобилось встать и лично передать мне записку? Три коротенькие строчки:

«Как живете?

Как Ваш сын?¹⁰

Довольны ли работой?»

Я краснею от этого чрезмерного внимания. Разве он не мог передать эту записку, как делают это обыкновенно, из рук в руки?

В этих коротеньких строчках образ Ленина отразился во всей своей глубокой гармонии. Какое внимание, какая сердечность к товарищу! Я знаю, что он всегда интересовался жизнью товарищей, состоянием их здоровья. Мне известны бесчисленные факты, когда он старался помочь товарищам делами и советом. Но — и это главное — он всегда интересовался деятельностью товарищей, тем, как товарищ выполняет свои партийные обязанности. Я ответил товарищу Ленину так же коротко и сжато, как он спрашивал, — что работой я доволен, что старшему сыну живется неплохо, но что с младшим мне пришлось пережить трагедию.

Не знаю, дошел ли до него мой ответ. Я не хотел мешать заседанию и свою записку послал по рукам товарищей.

Летом 1918 года мне пришлось обратиться к товарищу Ленину по особенному поводу. Был еще жив тов. Свердлов. Не знаю, какой из наших революционных органов вздумал на скорую руку зарегистрировать всех призванных в империалистическую войну прапорщиков. Около 10 000 человек были загнаны в казармы. Стояли жаркие июльские дни. Регистрация была чрезвычайно плохо организована. Не позаботились ни о питании, ни о питьевой воде. Все делалось в спешном порядке, и официально даже не было объявлено о подлинной причине «ареста». Граждане перепугались. По городу поползли разнообразные тревожные слухи. Меня, как старого москвича, знали сотни семейств, среди членов которых были подлежащие регистрации юноши. Мою квартиру с утра до вечера осаждали перепуганные матери, сестры, невесты. Меня ловили на улице, беспокоили в комиссариате. Старые дамы падали на колени и умоляли меня помочь.

Я находился в самом нелепом положении. Главное, я видел, что из всей этой регистрации при такой неорганизованности ничего не выйдет. В казарме начали повторяться случаи заболевания, напоминавшего холеру. Возбуждение в городе росло с каждым часом.

Я написал Ленину большое письмо, осветив фактическую и принципиальную сторону дела. Указал, что подобными действиями мы сами разводим контрреволюцию. Успехи же, наоборот, будут самые ничтожные.

Около пяти часов пополудни возвращаюсь с работы. На лестнице встречаю тов. Свердлова, который останавливает меня словами: «Ну, товарищ Дауге, успокоились?» Я сначала не понял, что он хочет этим сказать. «Успокойтесь, товарищ Дауге, прапорщики выпущены из казарм».

Товарищ Ленин, прочитав мое письмо, тотчас же отдал соответствующее распоряжение. Он умел, когда нужно, быстро, одним ударом исправлять допущенные ошибки...

В 1921 и 1922 годах я на несколько месяцев уехал по делам в Берлин. За это время в нашем комиссариате произошли перемены. Число членов коллегии было сокращено. Я перестал состоять в коллегии и больше не принимал участия в заседаниях Совета Народных Комиссаров. С тех пор я только изредка, и то совершенно случайно, встречался с товарищем Лениным. Лично посетил его только раз. Он пригласил меня к себе в качестве врача по случаю заболевания. У него была инфлюэнца и одновременно воспаление десен. Он знал, что я больше не занимаюсь лечебной работой, но хотел посоветоваться со мною. Все, что можно было сделать на скорую руку, я сделал.

Я навестил его на его частной квартире, где он жил так просто, как только может жить человек, не знающий личной жизни и всем существом своим принадлежащий человечеству.

Ленин был весел и сердечен. По всему чувствовалось, что ему приятно встретиться со мной не для политической беседы, а как со старым товарищем. Он задержал меня, и мы с полчаса проговорили о многом.. .

«Darbs», 1925, № 1, стр. 41—50.

Примечания:

¹. Воспоминания печатаются с некоторыми сокращениями.

² В. И. Ленин выехал из Женевы в Лозанну 12 или 13 (по н. ст. 25 или 26) июня. Ред

³ Нина — М. М. Эссен. Ред.

⁴ В воспоминаниях о В. И. Ленине, с которыми П. Г.Дауге выступил на заседании Всесоюзного общества старых большевиков 7 февраля 1924 г., он отмечал, что его вторая встреча с Владимиром Ильичем произошла летом 1907 г. (Сокращенная стенограмма этого выступления впервые опубликована в журнале «Коммунист Советской Латвии», 1968, № 9, стр. 13—20.) Однако в данных воспоминаниях, опубликованных в журнале «Darbs» в 1925 г., а также в различных вариантах воспоминаний, написанных после 1925 г., автор относит свою вторую встречу с В. И. Лениным к январю 1907 г. Во время этой встречи речь шла о задуманном автором издании сочинений немецкого рабочего философа И. Дицгена. Первые тома сочинений И. Дицгена вышли в свет весной 1907 г. Следовательно, указанная встреча действительно могла состояться в январе 1907 г. и в своем публичном выступлении П. Г. Дауге мог допустить неточность. Ред.

⁵ См. В И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 15, стр. 229—249. Ред.

⁶ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 18, стр. 261. Ред.

⁷ Имеется в виду Исколат — Исполнительный комитет Совета рабочих, солдатских и безземельных депутатов Латвии. Ред.

⁸ Имеется в виду возглавляемое В. И. Лениным Советское правительство. Ред.

⁹ Автор допускает здесь неточность. В то время В. И. Ленин работал над книгой «Пролетарская революция и ренегат Каутский». Ред.

¹⁰ В. И. Ленин интересовался старшим сыном Дауге — Максом, которому он содействовал в поступлении в Московскую авиационную школу. Ред.

Я. Н. Бранденбургский

В РИГУ — ПО ЗАДАНИЮ ЛЕНИНА¹

Первая моя встреча с Владимиром Ильичем относится к апрелю 1905 года...

В конце марта 1905 года, когда я перешел на нелегальное положение, Екатеринославский комитет РСДРП отправил меня на короткое время в Женеву, на учебу к Владимиру Ильичу. В марте или в самом начале апреля я был уже у Ленина.

Забыл название улицы, на которой жил Владимир Ильич, но твердо помню, что она находилась в конце знаменитой Rue de Carouqe, которая была центром эмиграции вообще и большевистской эмиграции в особенности.

Владимир Ильич жил в небольшой квартире из двух комнат на одном из верхних этажей. Я застал Ильича в кабинете, заваленном книгами, журналами, бумагами. Рабочим столом Владимиру Ильичу служил обыкновенный большой белый кухонный стол.

Сразу завязалась у нас оживленная беседа... Подробнейшим образом Владимир Ильич расспросил меня о том, какими теоретическими вопросами я интересовался в последнее время, какие книги читал, над чем работал, и в обстоятельной беседе

пытался выяснить, что я собой представляю как большевик. «Надо будет подучиться», — сказал он мне. Я ответил, что в этом основная цель моей поездки в Женеву. «Если, однако, — прибавил Владимир Ильич, — ход событий не потребует вашего возвращения на родину». Я тогда не обратил внимания на эту последнюю фразу, но через три месяца убедился в том, что Владимир Ильич не зря предупреждал меня об этом, ибо уже в июне мне было предложено вернуться на подпольную работу в Россию...

Когда III съезд РСДРП закончил свою работу и Ленин вместе с другими товарищами-делегатами вернулся в Женеву, он сделал нам подробный доклад о работе съезда, после чего мы принялись за подробное и исчерпывающее изучение постановлений съезда.

Однако некоторым из нас недолго суждено было заниматься этим изучением. Вновь избранный на III съезде партии ЦК постановил направить немедленно на работу в Россию как можно больше членов партии, оказавшихся к тому времени по той или иной причине за границей. В списке отправляемых в Россию был и автор этих строк и ряд его товарищей (М. И. Васильев-Южин и Др.). Направили нас в различные места: Васильев-Южин получил направление в Одессу, я был направлен в Прибалтийский край.

Инструктировал нас лично Владимир Ильич, притом каждого в отдельности, в очень дружеской, непринужденной обстановке.

Много раз в жизни в подпольной, а затем и на советской работе мне поручались партийные задания, и в связи с ними я получал подробные инструкции, но ничего, хоть отдаленно похожего на то, что имело место в моей революционной практике в июне 1905 года в Женеве, я не встречал и не переживал. Мы, конечно, все получили общие указания — и очень дельные — от того члена ЦК, который непосредственно нас отправлял на работу.

Но, помимо этого, с нами беседовал Владимир Ильич. Он назначил мне, например, встречу в кафе, на той же Rue de Carouqe. Встретились мы вечером, заказали по кружке пива. Отпив из кружки и отставив ее в сторону, Владимир Ильич заговорил. Сжато и кратко он охарактеризовал текущий момент, состояние России, происходившие в стране стачки, восстания крестьян, события на «Потемкине», а затем перешел к постановлениям III съезда партии и резолюциям женевской конференции меньшевиков, которую все время упорно называл съездом. Два съезда — две партии, так Ленин определял сложившееся тогда положение.

Владимир Ильич говорил и о тактической линии III съезда, о крестьянстве, об организации революционных крестьянских комитетов, о конфискации помещичьих земель, о массовых политических стачках в городах, о принципиально допустимом участии большевиков во временном революционном правительстве и пр. Владимир Ильич говорил со мной об общей высокой культуре населения Прибалтийского края по сравнению с коренными русскими районами. Он требовал от меня и от моих будущих товарищей По работе в Риге напрячь все свои силы и отдать все свои знания, чтобы, готовя пролетариат к бою, не допустить тлетворного влияния меньшевиков на революционных рабочих, сохранить чистоту большевистских рядов и дать рабочим Прибалтийского края правильное изложение всех тактических решений, принятых III съездом партии.  Владимир Ильич говорил долго и с большим увлечением. Мне запрещено было, конечно, что- либо записывать из того, что он говорил, да и не нужно было, ибо все, что говорил Ленин, крепко запоминалось.

Когда мы расставались, Владимир Ильич произнес такую фразу: «Мы вскоре увидимся в России». Ленин всегда видел будущее зорче всех и глубже всех. Мы, конечно, все тогда рассматривали ситуацию в России как очень революционную, но мы неспособны были предвидеть тот размах, который революция приняла в ближайшее же время, к осени 1905 года, то есть через какие-нибудь 3—4 месяца после описанной встречи. Мы не думали, что революция сможет вскоре принять такие формы, которые позволили бы Владимиру Ильичу работать среди нас, революционеров-практиков, и в самой России руководить революцией.

Владимир Ильич оказался прав в своем предвидении.

После вечера, который я провел с Владимиром Ильичем перед отъездом из Женевы и который запомнил на всю жизнь, я, как и другие товарищи, уезжавшие по предложению ЦК в Россию на подпольную работу, на другой же день отправился в путь.

Я имел право остановиться только в Берлине, где, согласно полученным от члена ЦК инструкциям, должен был захватить с собой на родину нелегальную литературу. В Берлине агент ЦК купил мне добротный немецкий костюм и модную шляпу, надел на меня «панцирь» (так мы называли специальное приспособление, которое надевали под рубашку и в которое упаковывали подпольную литературу, главным образом выходившие за границей большевистские газеты на тонкой папиросной бумаге). Агент посадил меня в вагон 4-го класса (такие вагоны курсировали тогда между Берлином и Франкфуртом).

В Ригу я приехал в начале июля. Здесь меня встретил другой агент ЦК. Это был Максим Максимович Литвинов, звали его тогда Папаша. Меня немедленно свели с Рижским комитетом РСДРП, под руководством которого я и стал проводить в жизнь только что полученные директивы В. И. Ленина. Директивы Ленина в развернутом виде были мной подробно изложены Рижскому комитету РСДРП, членом которого я скоро стал и в котором застал товарищей Кобозева, Бородина и др. Через неделю-другую мне поручили вести революционную работу на Русско-Балтийском вагоностроительном заводе. Рабочим этого завода я и старался передать все то, чему меня научил Владимир Ильич за три месяца пребывания в Женеве и непосредственно перед самым отъездом.

«О Владимире Ильиче Ленине. Воспоминания.

1900—1922 годы». М., 1963, стр. 30—33.

Примечания:

¹ Из воспоминаний «Три встречи с Лениным (Из времен революционного подполья.)». Заголовок дан составителями. Ред.

 

 

Р.А.Пельше

ЧЕРТЫ ГЕНИЯ

(Воспоминания и наблюдения)

Сотни тысяч человек — молодых и старых, взрослых и детей, мужчин и женщин, — рабочих, крестьян и интеллигенции — ежедневно приходят и долго, долго еще будут приходить к Мавзолею великого Ленина...

... В чем же магическая, как будто сверхъестественная сила этого человека?

Это было в 1904 году.

В то время Париж кипел, бурлил революционной российской эмиграцией. В воздухе уже веяло бурной «весной» 1905 года. Эмиграция напряженно, нервно готовилась: доклады, диспуты эсдеков¹, большевиков и меньшевиков, эсеров, бундовцев, польских социалистов, анархистов.

Здесь-то я впервые и увидел тов. Ленина. Ясно вижу еще его энергичное лицо, боевую фигуру, его улыбающиеся, но насквозь пронизывающие глаза. Вижу его жестикуляцию и привычку: во время речи время от времени делать шаг, полтора вперед и назад... Помню: логика и доказательства убийственные, поэтому казалось, что противник совершенно не умеет логически мыслить. Он покорял не только своей логикой и ее крайней последовательностью, но и своей несокрушимой уверенностью и какой-то исключительной простотой и ясностью.

Помню еще характерный момент из практики Лондонского партийного съезда (1907 г.). На этом съезде фракционная борьба между большевиками и меньшевиками, как известно, достигла наивысшей точки (это — после так наз. Объединительного съезда в 1906 г.). Волею судеб небольшой латышской делегации... своим голосованием приходилось играть решающую роль — настолько равны были силы обеих фракций. И вот перед голосованием, кажется, резолюции о профсоюзах бундовско-меньшевистские «соловьи» создали крайне тяжелую атмосферу. Тень смущения легла не только на нас, латышей, но и на русских большевиков. А председательствовал чрезвычайно искусный руководитель собраний, бундовец Медем, он ловко усугублял тяжесть создавшейся психологической атмосферы...

В этот момент встает тов. Ленин. Энергично, веско, резко, неотразимо, убедительно падают удары стальной логики. После каждой фразы-удара становится легко, свободно, бодро, уверенно... Мы все, как один человек, голосуем за большевистскую резолюцию²

Или вот тяжелый 1918 год.

Восстание чехословаков. Наступление «союзников» (на севере). Постоянные заговоры, поджоги и взрывы складов, мостов, железнодорожных станций, нефтяных баков. А что страшнее всего: нет еще организованной, дисциплинированной Красной Армии; трудовая дисциплина все падает, промышленность и железнодорожный транспорт разрушаются катастрофически быстро; частноторговый аппарат уничтожен, а государственный — не создай; хлеба нет, нет больше даже «восьмушки» в день. А враги все умножаются, смелеют, наглеют. Тревога закрадывается в душу многих коммунистов.

Не обойдемся без «перерыва», — помню, неоднократно говорил мне один старый коммунист, занимающий ныне очень почетный пост.

Люди не хотят работать, — говорили другие, — погибаем.

И вот в это время страшных испытаний и сомнений тов. Ленин на Московской городской партконференции говорит:

- Не унывать, а понимать. Вы забываете, что труп старого строя нами не убран, да его никуда не уберешь, и он лежит вот тут, между нами, разлагается и отравляет воздух. Это неприятно; это тяжело, но это пройдет.

И, слушая эти столь простые слова и мысли, мы сразу же облегченно вздохнули... А ведь каждое публично сказанное слово Ильича разносилось в сотнях тысяч экземпляров и читалось, воспринималось миллионами...

Так чем же объясняется это исключительное влияние товарища Ленина, это безграничное доверие к нему?

Конечно, его гениальным аналитическим умом, его исключительным характером и волей.

Когда думаешь о современных буржуазных «знаменитостях» — Ллойд Джордже, Пуанкаре, Клемансо и им подобных, — то чувствуешь, что это — более или менее умные, ловкие адвокаты, публицисты, но ими играет история, как пешками. А Ленин — не только великий тактик, но и ученый- экономист и мыслитель. Пожалуй, потому он великий тактик, что он большой ученый. Им исторические силы не играют, ибо его гениальный ум, владея в совершенстве чрезвычайно тонким инструментом — методом марксистского анализа, — всегда глубоко и тонко понимал эти силы и, учитывая их, мог ими пользоваться и даже в значительной степени руководить ими.

Мы доверяли положениям тов. Ленина потому, что чувствовали за ними не революционную романтику, не фразу, не случайную мысль, а целые страницы статистических данных, исторических фактов, целые тома научных исследований, колоссальный опыт и учет всех условий и обстоятельств.

«Коммунист», Харьков, 1924, № 32, 8 февраля.

Примечания:

¹ социал-демократов. Ред.

² Речь идет, вероятно, о другой резолюции. Заседанием, на котором обсуждалась резолюция о профсоюзах, руководил не Медем, а В. И. Ленин. См. «Пятый (Лондонский) съезд РСДРП. Апрель—май 1907 года. Протоколы», М., 1963, стр 583—584. Ред.

 

 

Ю.П. Гавен

КАК Я СТАЛ ЛЕНИНЦЕМ¹

(Отрывки из воспоминаний о Лондонском съезде)

Это было весной 1907 года. Социал-демократия Латышского края (тогда так называлась Латвийская областная организация нашей партии) послала меня на пятый Всероссийский партийный съезд².

С большим нетерпением я ждал дня открытия съезда. От него я, местный работник, ожидал серьезной школы, которая должна была расширить мой кругозор и углубить мои познания по всем спорным теоретическим и злободневным практическим вопросам партийной жизни и первой русской революции. На съезде я ожидал познакомиться с платформами главных фракций и течений в партии в изложении и освещении их авторов... Я надеялся там увидеть Плеханова и особенно Ленина, взгляд которого на сущность и задачи русской революции и тактику пролетарской партии в ней я уже тогда считал правильными.

Я не ошибся в своих ожиданиях. Лондонский съезд стал важнейшим моментом в моем развитии как революционного марксиста.

Здесь я подытожил свой пятилетний революционный практический опыт (теоретический багаж у меня тогда был еще сравнительно небольшой), теоретически оформил его и под непосредственным, личным влиянием самого Ильича превратился из «большевиствующего латыша» (так нас, латышских большевиков, прозвали меньшевики) в «правоверного ленинца».

На другой день после приезда в Лондон я уже участвовал в заседании большевистской фракции, на котором обсуждался вопрос о технической подготовке вооруженного восстания, партизанской борьбе и экспроприациях. Эти вопросы были самыми спорными в данный период. Меньшевики принципиально отрицали необходимость технической подготовки. В признании технической подготовки восстания большевиками они усматривали уклон последних от марксизма в сторону бланкизма. По этому вопросу они готовили большевикам поражение на съезде. Я лично, кроме того, очень интересовался этим вопросом, так как перед тем прошел годичную суровую школу партизанской войны в Прибалтийском крае (в 1906 году). Теоретическое марксистское обоснование этого вопроса имело для меня, и вообще для партизан-практиков, большое значение.

Но дискуссии меня далеко не удовлетворили. Выступавшие товарищи делились практическим опытом, но не давали итога, марксистского анализа и теоретического обоснования накопленного опыта.

Наконец, выступил Ленин. Он говорил всего минут сорок. С громадным вниманием я следил за его речью. и чем больше он говорил, тем больше покорял меня своей железной ясной логикой. Его конечные выводы о необходимости технической подготовки восстания и о партизанской войне стали для меня ясными и сами собою разумеющимися.

Выступления Ленина на пленарных заседаниях съезда (по вопросу о работе ЦК, о работе думской фракции, доклад об отношении к думской фракции³) дополнили и закрепили тот гигантский образ вождя великого класса-освободителя, который возник в моем воображении, когда я слушал его первую речь.

Лондонский съезд ярко отражал революционную экспансию пролетарского движения в первой русской революции. И своим размером (это был самый многолюдный съезд революционного подполья), и интенсивностью проявления фракционных разногласий, и резкой страстностью в защите представителями фракций враждебных точек зрения съезд отражал грандиозные события первой русской революции. Лидеры разных фракций и течений бешено атаковали друг друга. Следя за этим поражающим воображение сражением,.. я вынес впечатление, что во всех ожесточенных схватках победителем остался Ленин. Он непобедим как диалектик, как представитель воинствующего марксизма...

Все его выступления на съезде отличались теоретической ясностью и прямолинейностью.

Вот он, думал я, вождь великого класса, который должен освободить человечество от капиталистического ига.

После закрытия Всероссийского съезда открылся съезд Социал-демократии Латышского края⁴. Я пошел (вместе с т. Берзиным⁵, который потом был советским послом в Финляндии) к Ильичу просить его, чтобы он выступил на латышском съезде.

Маленькая «меблированная» комната. На столе несколько книг и рукопись статьи, кажется, о Лондонском съезде.

- Я привел к вам, Ильич, большевиствующего латыша, — представил меня т. Берзин — он имеет склонность из большевиствующего стать настоящим ленинцем...

Ильич улыбнулся своей добродушной, немного хитрой улыбкой и сразу осыпал меня и похвалами, и упреками по адресу латышей.

- Вы, латыши, превосходные революционеры. Вы обладаете и революционной экспансивностью французского пролетариата и выдержкой, стойкостью и дисциплинированностью немецкого, у вас громадный практический опыт, особенно в области партизанской борьбы. Вы создали хорошо дисциплинированную образцовую подпольную организацию. Вообще вы хорошие революционеры-практики. Но в теории вы сильно хромаете. И здесь кроется опасность соскользнуть с последовательно революционной, марксистской линии и опуститься в оппортунистическое болото. Узкий практицизм, не видящий конечных задач, ведет к меньшевизму.

Если память мне не изменила, то я приблизительно верно передаю сказанное тогда Ильичем.

Я с ним вполне согласился. В теории мы сильно хромаем.

Прощаясь со мной, Ильич, улыбаясь, спросил:

- Значит, вы возвращаетесь в Россию с этого «говорилища» уже настоящим большевиком?

- Да, — ответил я.

Это была первая моя личная встреча с т. Лениным.

Я ее никогда не забуду.

Светлый образ великого вождя пролетарской революции, который тогда сложился у меня, остался ярким и одухотворяющим в долгом заточении в каменных мешках царской каторжной тюрьмы и в сибирской тайге, и в огне пролетарской революции.

«Красный Крым», Симферополь,

1924, № 46, 24 февраля.

Примечания:

¹ Воспоминания печатаются с некоторыми сокращениями. Ред.

² V съезд РСДРП состоялся в Лондоне С 30 апреля по 19 мая 1907 года. Ред.

³ Автор, вероятно, имел в виду доклад В. И. Ленина об отношении к буржуазным партиям. Ред.

⁴ Имеется в виду II съезд СДЛК. Ред.

⁵ Речь идет о Я. Берзине-Зиемелисе. Ред.

 

 

Я.Э.Герман

ВСТРЕЧА С ЛЕНИНЫМ¹

(Из личных воспоминаний)

Он человек был, человек во всем.

Ему подобных мне уже не встретить.

Шекспир «Гамлет»

Эти слова эпиграфа, взятые из личных воспоминаний П. Лафарга о К. Марксе, можно в полной мере отнести и к Ленину: такого человека, как Ленин, мы ни когда больше не увидим. Лишь великие переломные этапы исторического развития, лишь великая освободительная борьба пролетариата могли породить таких идеологов и борцов за дело рабочего класса, как Маркс, Энгельс, Ленин. Однако гениальный теоретик и тактик пролетариата Ленин не только развил и дополнил принципиальные положения и методы борьбы Маркса и Энгельса, — он на практике применил идеи марксизма для ликвидации капиталистического строя и строительства социалистического общества. Бессмертное имя Ленина и его бессмертное дело будут жить в веках и как огнедышащий вулкан отражаться на горизонте истории, призывая трудовое человечество к дальнейшей и еще более решительной борьбе за освобождение от любой зависимости, за полную победу над силами природы и пережитками эпохи капитализма.

Впервые я познакомился с Лениным, этим величайшим в XX веке гением рабочего класса и всего человечества, много лет назад, когда наша партия, тогдашняя Социал-демократия Латышского края, переживала один из тяжелейших, едва ли не самых решающих кризисов внутрипартийной борьбы за победу пролетарской революции. Ход революционной борьбы после тюрем и преследований привел меня в 1909 году, после временного подавления революционного движения, в эмиграцию за границу. О Ленине я уже в первое время своей партийной деятельности не только слышал, но и успел познакомиться с некоторыми его теоретическими статьями и тактическими принципами борьбы против царизма и буржуазии. У меня была возможность ближе познакомиться с теоретической и практической деятельностью Ленина еще и потому, что мое партийное, коммунистическое сознание начало формироваться в Рижской большевистской организации тогдашней Российской социал-демократической рабочей партии. Для этого были и свои причины: русская социал-демократическая литература и непримиримая позиция большевиков в вопросах теории и тактики марксизма, а также в области внутрипартийных вопросов открывали более широкие идейные горизонты и давали новое оружие в великой борьбе за победу социализма.

*   *   *

Задача латышских с.-д. большевиков в 1910— 1914 годах состояла в том, чтобы быстрее и как можно более основательно освободить партию от влияния меньшевиков-ликвидаторов и направить ее по пути революционного марксизма. Большие принципиальные разногласия существовали тогда по вопросу о дальнейшем развитии революционного движения — революция или реформа, — по вопросу о том, как направить тактику партии по революционному руслу и как укрепить нелегальную партийную организацию. Латышские с.-д., большевики могли успешно осуществить работу по чистке рядов своей партии, лишь установив самый тесный контакт с русскими большевиками, т. е. с руководимым Лениным Центральным Комитетом Российской с.-д. рабочей партии, и организовав одновременно центр, который объединил бы борьбу против меньшевистско-ликвидаторских инстанций СДЛК: Центрального Комитета, Заграничного комитета и редакции газеты «Циня». Вся масса членов нашей партии, партийные ячейки остались верны лозунгам революции 1905 года и принципам нелегальной структуры партии.

За границей такой центр был создан в виде Бюро заграничных групп СДЛК» которое тотчас же начало издавать большевистскую газету «Билетеис» («Бюллетень») (ноябрь 1912 г.). Теперь в нашей партии была объявлена беспощадная война ликвидаторству, закончившаяся победой большевиков на IV съезде партии² в январе 1914 года.

*   *   *

Ленину, вне всякого сомнения, принадлежат наибольшие заслуги в том, что Социал-демократия Латышского края приняла платформу революционного марксизма. Еще до создания Заграничного бюро некоторые находившиеся тогда в Берлине латышские с.-д. большевики (автор этих строк, покойный Эд. Звирбулис - Путнис, а также Гипслис - Павлович) установили связь с товарищем Лениным, который в то время проживал в Париже под своей настоящей фамилией и являлся редактором газеты «Социал-Демократ»³. Из латышских с.-д. большевиков личный контакт с Лениным в Париже поддерживал тов. Я. Берзинь-Зиемелис. Моя переписка с товарищем Лениным, а особенно с тов. Крупской в те годы (1912—1914) касалась информации о партийных делах в Социал-демократии Латышского края, борьбы с ликвидаторством в нашей партии и организации IV съезда. Товарищ Ленин передал небольшую ссуду для издания газеты «Билетенс». Он также написал проект платформы к IV съезду, опубликованный в 1913 году в № 9—10 газеты «Билетенс»⁴. Если Ленин в 1911 году писал, что «у латышей, например, исход борьбы двух течений, ликвидаторского и партийного, еще не определился»⁵, то на совещании ЦК Российской с.-д. рабочей партии в декабре 1912 года была принята сформулированная Лениным резолюция «О «национальных» с.-д. организациях», в которой было сказано: «Совещание приветствует революционных с.-д. рабочих латышской организации, ведущих настойчивую пропаганду в антиликвидаторском духе, и выражает сожаление, что ЦК латышской социал-демократии склоняется к поддержке антипартийных шагов ликвидаторов»⁶.

Ленин очень интересовался внутрипартийными делами в Социал-демократии Латышского края. Ему было хорошо известно отрицательное отношение широких масс членов партии к оппортунизму и ликвидаторскому ЦК. Однако великая задача состояла в том, чтобы развернуть активную борьбу против ликвидаторства в партии и против иллюзий «единства» и чтобы фактическое большевистское большинство нашло свое выражение в фактической победе над ликвидаторами. В своих письмах Ленин всегда требовал подробных сведений о ходе борьбы, о достигнутых успехах, об антиликвидаторских решениях и организационных мероприятиях. Он призывал к активности и неустанно напоминал о большом значении этой работы. С приближением съезда Ленин все время запрашивал подробные сведения об ожидаемом составе съезда, о соотношении течений, об успехах большевистского течения в Латвии. Историки партии не выяснили еще громадного влияния Ленина на переход нашей партии на точку зрения революционного марксизма. Ленин был идейным вдохновителем и идеологическим вождем антиликвидаторской кампании, проходившей в Социал-демократии Латышского края перед IV съездом.

 

*   *   *

Совершенно неожиданным было посещение Лениным меня зимою 1913 года в моей квартире, находившейся в предместье Берлина — Гросс-Лихтерфельде. Я только что вернулся домой с работы, когда вечером, часов около восьми, кто-то позвонил у моих дверей. В комнату вошла знакомый мне член русской большевистской группы В. Слуцкая и вместе с нею — просто одетый мужчина в черном зимнем пальто, на вид русский эмигрант, с бородкой. Этот незнакомый посетитель был Ленин. Привлекала внимание исключительная его простота как во внешнем виде, так и в поведении. Вторая характерная черта — личное обаяние, редкая приветливость и глубокая искренность. Раньше я думал, что Ленин, наверно, производит сильное впечатление своим внешним видом, что он собой человек видный. На самом же деле Ленин импонировал своей человечностью, своими интеллектуальными качествами, своей внутренней теплотой и сердечностью, приветливым товарищеским тоном. Ленин произвел на меня неизгладимое, глубокое впечатление как подлинный коммунист, как настоящий старший товарищ, как кристально чистый человек. Гений Ленина проявлялся не только в его теоретических произведениях и определении правильной тактической линии, но также в его индивидуальных качествах и человеческой сердечности.

Я должен был подробно проинформировать Ленина обо всем, что происходит в Социал-демократии Латышского края, и о перспективах дальнейшего развития партии. В моей памяти не сохранились слова Ленина, помню лишь общее содержание нашего разговора. Ленин рекомендовал не ослаблять работу, не пасовать перед трудностями, объединять и сплачивать большевистское представительство на съезде. Как никто другой, Ленин ясно понимал и осознавал тогда оппортунизм латышского «болота»⁷. Его предупреждения в отношении «болота» и недоверие к нему впоследствии оказались верными, так как «болото» на съезде блокировалось с ликвидаторами, а некоторые делегаты, по своим взглядам близкие к большевикам, еще не успели сориентироваться в ситуации⁸. Ленин просил впредь регулярно информировать его о событиях в партии. Он обещал также лично прибыть на съезд и выступить с докладом от имени ЦК Российской с.-д. рабочей партии. Ленин проявил хорошую осведомленность об общем положении дел в Латвии и о борьбе течений в нашей партии.

Утром следующего дня Ленин уехал из Берлина. Его посещение произвело на меня большое впечатление еще в том смысле, что я лично убедился,

какое большое значение Ленин придавал борьбе за победу революционного марксизма в нашей партии. Ленин не только идейно руководил этой борьбой, но и лично объединял немногих в то время с.-д. большевиков для достижения великой цели. Ленин был не только гениальный мыслитель, но и прекрасный организатор. В дальнейшем в Брюсселе на IV съезде и вне съезда я имел возможность ближе познакомиться с Лениным, как с непревзойденным трибуном и оратором, чья железная логика и последовательно марксистский анализ разбили в прах идеологию меньшевистского оппортунизма. Ленин был пламенным глашатаем революции, который умел в своих речах не только делать глубокие теоретические обобщения, но и выдвигать популярно-ясные призывы к дальнейшей неустанной борьбе за социализм. Учение и дела Ленина пролетариат никогда не забудет. Рабочие всего мира в ближайшем будущем постараются осуществить идеалы рабочего класса.

«Krievijas Сіра»,

1980. № 10, 22 января.

Примечания:

¹ Заголовок дан составителями. Ред.

² Речь идет о IV съезде СДЛК. Ред.

³ Социал-Демократ» — нелегальная газета, центральный орган РСДРП; издавалась с февраля 1908 по январь 1917 г. 31 номер (№№ 2—32) вышел в Париже с февраля 1909 по декабрь 1913 года. Ред

⁴ Неточность. На основе проекта платформы «Билетенс» опубликовал лишь вводную статью под названием «Наша платформа». Ред

⁵ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 21, стр. 8—9. Ред.

⁶ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 22, стр. 268. Ред.

⁷ «Болотом» называли тех членов СДЛК, которые колебались между большевиками и меньшевиками. Ред.

⁸ Это утверждение автора не дает точной оценки ситуации на IV съезде СДЛК. Меньшевикам и примирением удалось лишь добиться, чтобы в резолюцию съезда об отношении СДЛК к РСДРП было внесено несколько поправок примиренческого характера, блока же ликвидаторов и «болота» (колеблющихся) на съезде не было. Несмотря на то что у большевиков не было прочного большинства, съезд осудил ликвидаторство и избрал большевистский Центральный Комитет СДЛК. Ред.

 

 

К. Я. Каулин

В БЕСЕДЕ С ЛЕНИНЫМ¹

Выдающуюся роль в подготовке победы Великой Октябрьской социалистической революции сыграла VII (Апрельская) Всероссийская конференция РСДРП (б), состоявшаяся в Петрограде с 24 по 29 апреля 1917 года. На конференции присутствовала также делегация СДЛК в составе 5 человек, в том числе от Рижской организации большевиков — А. Гельман и Герчиков (ушедший потом из партии большевиков), от парторганизации латышских стрелков — П. Эйланд и от сельских организаций СДЛК — Я. Вилкс и К. Каулин.

Апрельская конференция для многих делегатов, в том числе и для меня лично, имела то особое значение, что здесь я впервые увидел близко вождя партии В. И. Ленина и имел счастье поговорить с ним по поводу некоторых латышских товарищей.

Прибыл я в Петроград 20 апреля и, направляясь к дворцу Кшесинской, где в то время находился ЦК большевиков, недалеко от дворца встретил демонстрацию солдат, тоже направлявшуюся к дворцу. Надо отметить, что в те дни в Петрограде в связи с милюковской нотой о войне до победного конца происходило много антивоенных демонстраций.

Демонстрация имела целью оказать давление на Временное правительство, дабы принудить его изменить его внешнюю политику. По инициативе отдельных товарищей появились плакаты с лозунгами, требовавшими передачи власти Советам и свержения Временного правительства². На следующий день, 21 апреля, демонстрация продолжалась и носила более острый характер. На улицах появились рабочие с заводов во главе с вооруженными отрядами Красной гвардии.

Демонстрация удалилась от дворца, и я явился в секретариат ЦК, чтобы зарегистрироваться. Здесь я встретил группу делегатов конференции, приехавших с Урала во главе с Я. М. Свердловым, и среди них двух знакомых мне латышей. Познакомились все друг с другом и по предложению Я. М. Свердлова пошли все к Ленину. Мне вначале казалось, что мы этим только помешаем Ленину, и я заметил, что, наверно, у него много всяких дел и без нас и навряд ли он захочет нас видеть. Но Яков Михайлович Свердлов, засмеявшись, сказал, что, наоборот, Ленин очень интересуется всеми приезжими делегатами. Через каких-нибудь 5—6 минут мы уже находились в кабинете Ленина.

Поздоровавшись с каждым из нас, Ленин спрашивал, откуда мы, от каких организаций и что делается на местах. Мы, конечно, каждый в отдельности рассказывали обо всем, чем интересовался Ленин. Вскоре наша беседа превратилась в общую и длилась минут 30—40. Но что мне особенно врезалось в память из этой беседы, это отношение Ленина к людям вообще и его удивительная память.

Узнав, что я из Латвии, Ленин, между прочим, задал мне вопрос: «А где сейчас и что делают мои старые знакомые латыши Андрей и Путнис?» Я ответил Ленину, что Андрей вернулся из ссылки и, кажется, находится еще в Москве, а Путине был арестован в 1915 г. и умер в ноябре 1916 г. в Бутырской тюрьме, не дождавшись революции. «Жаль, жаль, — сказал Ленин, — хороший был большевик».

Андрей — это Роберт Эйхе, а Путнис — это Эдуард Звирбулис. Оба они были делегатами съезда СДЛК, состоявшегося в Брюсселе в январе 1914 г. В работе съезда принимал участие и выступал с докладом В. И. Ленин. За две недели работы съезда он, конечно, успел хорошо познакомиться с Андреем и Путнисом, которые являлись основными докладчиками и ораторами большевистской фракции съезда.

Сохранить долго в памяти не только людей вообще, с которыми он встречался, но и фамилии их или партийные клички — это была одна из характерных черт Ленина в отношениях с людьми, которая свидетельствовала о его удивительном внимании к ним.

Для разъяснения линии и задач партии, намеченных Всероссийской Апрельской конференцией РСДРП(б), а также XIII конференцией СДЛК, в не- оккупированной части Латвии в мае 1917 г. были проведены по всем организациям партийные конференции и партийные собрания. Решения Апрельской конференции нашли полное одобрение во всех партийных организациях и были положены в основу их деятельности.

«Победа Великой Октябрьской социалистической революции.

Сборник воспоминаний участников революции в промышленных центрах и национальных районах России»,

М., 1958, стр. 403—404.

Примечания:

¹ Отрывок из воспоминаний «Большевики Латвии в борьбе за Октябрь». Заголовок дан составителями. Ред

² Лозунг «Долой Временное правительство» весной 1917 года был осужден ЦК РСДРП(б) как несвоевременный. Ред.

 

 

Я. К. Вилкс

НЕЗАБЫВАЕМОЕ

5 марта 1917 года в Валмиерском имении состоялось заседание Совета Запасного латышского стрелкового полка, на котором А. Анскин, Я. Ларозе, К. Гайлис и я были избраны в Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов. Примерно через неделю я вместе с ними отправился в Петроград.

Мы прибыли в столицу и в последующие дни присутствовали на заседаниях Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, а также на Всероссийском совещании Советов рабочих и солдатских депутатов, созванном в конце марта. Я с увлечением следил за острыми спорами делегатов различных партий и бурными прениями по основным вопросам революции — о войне и мире, о власти, о поддержке Временного правительства,— не утихавшими ни на один день. Петроградский Совет бушевал как море во время шторма.

Большевики с нетерпением ждали возвращения в Россию своего вождя, В. И. Ленина. Наконец, 3 апреля были получены сведения о том, что Ленин около полуночи через Финляндию прибывает в Петроград. Мы с П. Стучкой и К. Гайлисом встречали Владимира Ильича во дворце Кшесинской. Было около часа ночи, когда приветственные возгласы манифестантов на улице возвестили о том, что идет Ленин. Вскоре он появился в легком весеннем пальто, стремительный и сияющий. С балкона он произнес небольшую речь, и вскоре мы уже сидели у длинного стола, глядя на Ленина с радостным волнением. Он окинул взглядом лица всех присутствующих и одного за другим стал расспрашивать о том, что делают рабочие Петрограда и Донбасса, солдаты Кронштадтского и Петроградского гарнизонов. Говоря о несомненной добросовестности многих сторонников революционного оборончества, он особенно подчеркивал необходимость терпеливо разъяснять им их заблуждение. Теперь нам все стало ясно: первый этап революции кончился, и мы должны переходить ко второму этапу революции, к социалистической революции.

Собрание кончилось поздно.

Утром мы с Гайлисом отправились в Таврический дворец, где собирались делегаты-большевики Всероссийского совещания Советов рабочих и солдатских депутатов. Собрание большевистской фракции началось выступлениями с мест. Ильич внимательно следил за каждым словом, высказывал острые реплики, поддерживая почин рабочих и резко осуждая капиталистов. Делегат Донбасса рассказывал, как владелец шахты затопил шахту, а рабочие откачали воду и добывают угля больше, чем раньше под надзором хозяина.

- Слушайте, слушайте! — с восторгом воскликнул Ленин, и в его глазах сверкала гордость. — Кто же теперь скажет, что рабочий класс не может стать хозяином своих предприятий!

После окончания выступлений с мест Ленин зачитал и разъяснил свои знаменитые Апрельские тезисы, которые он написал в пути, возвращаясь из-за границы. Он разъяснил вопросы, мучившие нас целый месяц как клубок неразрешимых противоречий. Как просто разрешил их Ленин с точки зрения классового анализа! Как же мы сами до его приезда не пришли к таким неоспоримым выводам!

На заседание явился кто-то из меньшевиков и заявил, что меньшевики собрались, чтобы провести совместное заседание с большевиками.

На совместном заседании Ленин говорил более подробно, развивая всю аргументацию. Он беспощадно громил политику поддержки Временного правительства и революционного оборончества.

Апрельские тезисы облетели всю Россию. Их читали на заводах и в шахтах, в деревнях и в траншеях, они пробуждали сознание трудящихся и звали в бой за победу социалистической революции. Ленинские Апрельские тезисы наметили направление деятельности также для Социал-демократии Латышского края.

Проживая в Петрограде, я получил от членов Видиенской организации СДЛК несколько писем, в которых говорилось о том, какую огромную работу ведут партийные организации в области идейного и политического воспитания масс. В письме, полученном мною после возвращения Ленина в Петроград, меня звали в Валмиеру для участия в работе съезда безземельных и конференции сельских организаций СДЛК, а также для работы по выполнению заданий ЦК СДЛК.

Получив этот вызов, я сообщил секретарю ЦК РСДРП (б) Е. Д. Стасовой, что меня зовут в Латвию. Она поручила мне позаботиться, чтобы ЦК СДЛК организовал выборы делегатов на VII Всероссийскую партийную конференцию.

В день отъезда я короткое время побывал на первом заседании Петроградской общегородской конференции РСДРП(б), где обсуждался доклад Ленина о текущем моменте. Здесь не было ни трибуны для выступающих, ни подмостков для стола президиума. Делегаты конференции, более пятидесяти человек, разместились на скрипучих венских стульях. У небольшого стола тесно сидели члены президиума. Ленин сидел в конце стола, слева от остальных членов президиума, и внимательно слушал выступающих.

Для того чтобы лучше видеть и слышать Ленина, я подвинул свой стул ближе к столу президиума.

Ленин говорил недолго. Он не отвечал на все выступления, но сказал главное- Особенно он подчеркнул то, что девять десятых крестьянства экономически заинтересованы идти вместе с рабочим классом, и эти слова Ленина звучали у меня в ушах, когда я шел на вокзал и сидел в вагоне.

Я возвращался в Латвию, чтобы принять участие в осуществлении на практике Апрельских тезисов Ленина.

На первой легальной конференции сельских организаций СДЛК, состоявшейся в апреле 1917 года в Валмиере, делегатами на VII Всероссийскую конференцию большевистской партии были избраны К. Я. Каулин (Дворецкий) и я.

В Петроград мы прибыли за несколько дней до открытия конференции. В связи с бурными демонстрациями в городе конференция могла начать работу лишь 24 апреля. На конференции мы встретили и остальных троих делегатов от СДЛК — от Рижской организации, организации латышских стрелковых полков и русской секции Рижской организации. Кроме нас пятерых, представлявших членов СДЛК, на конференции присутствовали также П. Стучка от латышского района «Прометей» Петроградской партийной организации и Я. Ленцманис от Московской городской организации.

Апрельская конференция превратилась как бы в лабораторию революции. Здесь ярко проявились энергия Ленина, его исключительная работоспособность, полет теоретической мысли и объективное восприятие им реальных событий. Он обладал удивительной способностью быстро разгадывать скрытые намерения и планы врага, делать это безошибочно буквально по отдельным высказываниям. Разоблачал врагов Ленин всегда беспощадно. Ленин делал доклады по всем основным вопросам повестки дня конференции, выступал и по другим вопросам, вносил проекты решений по основным вопросам и, кажется, участвовал в работе многих секций.

Я принимал участие в секции по разработке партийной программы. Эта секция работала в одной из комнат дворца Кшесинской.

Быстрыми шагами вошел Ленин и сел с нами рядом. Он выглядел усталым. Ленин некоторое время слушал прения, зачитал по записке свою формулировку характеристики империализма и рекомендовал оставить начало программы неизменным, а в конце характеристики капитализма вставить сформулированную им характеристику империализма. Свое предложение он мотивировал коротко, но выразительно, и, окончив выступление, сразу встал и ушел. Стучка, работавший в аграрной секции, и Лепцманис, участвовавший в секции по организационным вопросам, рассказывали мне, что в работе этих секций Ленин также участвовал и вносил свои предложения.

Меня, только что вышедшего из партийного подполья, поразил как интеллект Ленина, так и живое воплощение партийности в нем. В Петрограде меня так и тянуло на все те совещания, на которых присутствовал Ленин.

После окончания работы Апрельской конференции нам с Гайлисом сообщили, что Центральный Комитет партии направляет нас как делегатов конференции в Латвию разъяснять там решения Апрельской конференции и помочь местным партийным организациям завоевать большинство в Советах. Е. Д. Стасова вручила нам уже заранее заготовленные командировочные удостоверения.

После Апрельской конференции я еще много раз видел Ленина и слушал его речи. Образ Ленина как живой сохранился в моей памяти.

Публикуется впервые

 

М.Я.Лацис (Судрабс)

ВСТРЕЧИ С ВЛАДИМИРОМ ИЛЬИЧЕМ

Я расскажу лишь о нескольких встречах с Владимиром Ильичем, о тех встречах, которые больше всего запечатлелись в моей памяти…

Я не принадлежу к числу тех товарищей, которые еще во время пребывания Владимира Ильича за границей знали его. Я знал тогда Владимира Ильича по его работам, но мне не посчастливилось его увидеть до тех пор, пока после Февральской революции Владимир Ильич не приехал в Россию.

Зная учение и советы Владимира Ильича, все- таки не каждый раз мы, практические работники, умели находить правильный подход к тому большому делу, которое выпало на долю рабочих и крестьян после Февральской революции. Случай меня забросил после ссылки в Петроград, в Выборгский район, в один из самых революционных районов Петрограда. Недаром рабочие этого района остались недовольны тем, что они видели после Февральской революции: революция совершилась, а рабочих на улице разгоняют. Недаром на одном из собраний в Выборгском районе, на собрании коммунистов, была вынесена резолюция о том, чтобы Временному правительству не оказывать никакой поддержки и что революцию нужно продолжать. Эта резолюция была отпечатана в захваченной типографии и расклеена по всему Петрограду. И вот нам, работникам Выборгского района, Петроградский комитет вдруг говорит, что линия не верна, эту резолюцию нужно снять. Мы не соглашались с этим, У всех нас была мысль: что сказал бы Владимир Ильич, неужели он предложил бы снять резолюцию. Этот случай заставил нас с особенным нетерпением ждать приезда Владимира Ильича, ждать того дня, когда Владимир Ильич через Финляндию приедет к нам.

На Финляндском вокзале (это была моя первая встреча с Владимиром Ильичем) собрались работники ЦК, и там же Владимир Ильич дал нам ответ на этот наболевший вопрос, что рабочие Выборгского района были правы, что резолюцию не нужно было снимать со стен. Но затем Владимир Ильич все-таки неоднократно предостерегал рабочих Выборгского района, чтобы они не переступали за определенные рамки. Владимир Ильич неоднократно мне лично говорил, что нельзя спешить. Власть захватить легко, но нужно уметь ее удержать. Удержать же ее мы сейчас не сумеем.

В апрельские дни, когда рабочие вышли на улицу, Владимир Ильич тоже говорил, что нужно сдерживаться. Когда в июльские дни представители рабочих пошли к Таврическому дворцу и стали требовать от Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Советов, чтобы он взял власть в свои руки, в ответ на эти требования начались репрессии правительства, и Владимир Ильич должен был уйти в подполье. Петроградский комитет партии был разгромлен. Остался неразгромленным лишь Выборгский район, куда перешла часть работников ЦК и часть работников Петроградского комитета.

Там, в помещении Выборгской районной думы, после 4 июля был поставлен вопрос о том, как быть с забастовкой. Речь шла о забастовке на заводах Нарвского и Выборгского районов. В партийном комитете большинство голосов было за забастовку. Я тогда тоже принадлежал к числу тех горячих голов, которые высказывались за забастовку. Все же у нас было намерение каким бы то ни было образом увидеться с Владимиром Ильичем и получить от него совет по данному вопросу. Эта встреча с Владимиром Ильичем произошла в том же Выборгском районе на Б. Сампсониевском проспекте у завода «Рено». Я изложил Владимиру Ильичу постановление партийного комитета и сказал, что мы ждем, что скажет нам Владимир Ильич. И в этот раз мы получили от Владимира Ильича ответ, что мы сейчас не в состоянии справиться с той силой, которая идет против нас, поэтому было бы глупостью призывать рабочих к забастовке. «Отмените ваше решение», — сказал Владимир Ильич мне. Слова Ильича не были для нас просто приказом, а слова Ильича были для нас окончательным решением, которое заставило нас переменить свой взгляд. Наше решение было отменено, и рабочие не были призваны к забастовке; наоборот, были приложены все силы к тому, чтобы заводы снова начали работать.

Третья встреча, вспоминается, произошла недели за две до Октябрьского переворота, когда Владимир Ильич уже приехал в Петроград, когда он уже прибыл в Лесной район. Предшествовало этой встрече следующее событие: как известно, Владимир Ильич писал из своего подполья несколько писем в ЦК о том, что нужно готовиться к восстанию, что если мы сейчас восстания не организуем, то момент упустим и нас разобьют по частям. Это письмо было адресовано и ЦК партии и Петроградскому комитету партии¹. Однако не знаю, по каким причинам, но Петроградский комитет копию этого письма не получил. Лишь через некоторое время это письмо было доставлено ему Марией Ильиничной Ульяновой. Получив это письмо, мы немедленно создали повстанческую тройку и приступили к подготовке восстания. Лишь после этого, когда ЦК выделил свою повстанческую пятерку, наши усилия удалось объединить. Было созвано расширенное заседание ЦК партии², которое происходило в помещении районной думы; председателем заседания был т. Калинин³. Собирались поздно ночью, после 11 часов, по разным путям и дорогам. Владимир Ильич приехал туда бритым. Сначала никто его не узнал, лишь после того как он рассмеялся, по характерному смешку его узнали. Началось заседание, в котором сторонники восстания и противники восстания излагали свои взгляды. Лишь слабохарактерные оппозиционеры навязывали слушать пустые речи о том, сколько у нас рабочих, сколько войск, сумеем ли мы подвезти хлеб и проч. Слушать эти речи, ничем не доказуемые, никакими цифрами не подтверждаемые, никому не хотелось. Владимир Ильич же использовал свободное время и в коридорах беседовал с низовыми работниками Петроградской организации. Только уже к утру произошло голосование. Против голосовали, как известно, те, кто колебался.

Через две недели после этого рабочие взяли власть в свои руки... Помнится, в Смольном — Петроградский комитет тоже перекочевал в Смольный — происходили заседания ЦК партии. Помню, что две ночи тянулось заседание, шел спор о том, какое правительство организовать. Владимир Ильич, как всегда, стоял за однородное правительство, против введения в правительство соглашателей, но колеблющихся было порядочно, и поэтому Владимир Ильич нередко искал поддержки у Петроградского комитета. Так было и в те предоктябрьские дни, о которых я рассказывал, когда Владимир Ильич свое письмо адресовал Петроградскому комитету. Он рассчитывал на революционность петроградского пролетариата, рассчитывал на то, что в минуту колебаний Петроградский комитет окажет поддержку. В эти дни Владимир Ильич снова обратился к Петроградскому комитету. И не случайно, что по другую сторону коридора, где заседал ЦК, поместился Петроградский комитет. Мы выделили своего представителя, который поддерживал постоянную связь с заседающим ЦК, сообщая нам, что там происходит. В два часа ночи приходит наш представитель и говорит: Владимир Ильич остался в меньшинстве на один голос. Не успел он нам рассказать о случившемся, как вдруг открывается дверь, влетает Владимир Ильич и сразу обращается к нам:

- Знаете, что случилось?

- Знаем!

- Как вы думаете, если мы сейчас обратимся к петроградским рабочим с воззванием, с телефонограммой, чтобы они схватились за ружья и шли защищать подступы к Петрограду — пойдут?

Мы говорим — пойдут!

Пишите телефонограмму; черт с ними, если они стоят на своем, я с ними не пойду.

Раз Ленин убежден в правоте своей линии, он порывает с друзьями, он идет с теми, кто ему по дороге. Но не прошло и нескольких минут, как за ним пришли и потащили его обратно. При вторичном голосовании он получил большинство. Не знаю, было ли это тактическим шагом Владимира Ильича — пожалуй, что так, а если и так, то этот шаг себя оправдал. Было вынесено решение, которое спасло революцию.

Еще одно воспоминание, которое относится к периоду перед Брестским миром. На фронте было неспокойно, немцы захватили Псков и продолжали двигаться дальше. Перед партией, которая держала власть в своих руках, встал вопрос: или суметь заключить мир, хотя и позорный, или быть раздавленными немецким сапогом. Владимир Ильич с самого начала говорил и все советовал: нужно спешить с заключением мира. Ленин в этом случае первое время не получал поддержки Петроградского комитета. Тут, как это ни странно, мы разошлись на время: Петроградский комитет в большинстве выступал против заключения мира. Я в первое время был в числе тех, кто голосовал против заключения мира.

Тогда Ленин организовал в Смольном ряд совещаний рабочих, партийных представителей, фабрично-заводских комитетов, представителей с мест, приехавших в Петроград, для того чтобы основательнее изучить вопрос. После этих совещаний было созвано собрание ответственных работников, на котором голосовался вопрос за или против заключения мира. И вот мне помнится, как Владимир Ильич и Надежда Константиновна, которая неотступно была с ним, как они беседовали с рабочими. Ленин прислушивался к голосу петроградских рабочих. Он и Надежда Константиновна обходили всех рабочих и со всеми рабочими разговаривали: ну, как быть, заключать мир или нет? Что будет, если будем воевать, сумеем ли удержаться? Прежних партийцев-служащих, интеллигентов он громил своими аргументами, а к рабочим он шел выяснять, как же они думают, проверить себя, не ошибается ли он. Я помню, и ко мне подошла Надежда Константиновна и говорит:

- Владимир Ильич очень интересуется, как вы будете голосовать — за или против?

Трудно мне было ответить. Я говорю:

- Трудно согласиться на заключение мира.

Прямого ответа не дал. После того как на решающем заседании актива выступил Владимир Ильич и вопрос был поставлен на голосование, я голосовал за предложение Владимира Ильича.

После этого подходит Надежда Константиновна ко мне и удивленно спрашивает:

- Вы же были против мира, что случилось с вами?

Я молчу. Через несколько минут отвечаю:

— Разве нам, рядовым работникам, можно в такую решающую минуту выбирать не тот путь, который советует Владимир Ильич?

Если мы даже сомневаемся в такую минуту, если даже вопрос не ясен, мы всегда предпочитали в такой момент согласиться с тем, кто сумел создать крепкое большевистское ядро, кто сумел повести рабочих в Октябре к победе, — согласиться с ним.

Вот эта трезвость взгляда, эта ясность, эта целеустремленность, эта твердость, непоколебимость — отличительные черты характера Владимира Ильича. В те трудные годы, когда на нас обрушились заграничные полчища, в те трудные годы, когда на нас обрушился голод и разразилась гражданская война, в те трудные годы, когда в пашей среде было немало маловеров, которые не верили в окончательную победу нашего дела, — было достаточно напомнить об этом прошлом опыте, было достаточно указать на это качество Владимира Ильича, чтобы новых маловеров сделать верующими и снова ввести их в наши ряды... Только идя по этому указанному Владимиром Ильичем пути, не сворачивая ни вправо, ни влево, мы сумеем довести до конца то дело, которое было начато Владимиром Ильичем...

«О Ленине. Воспоминания революционеров Латвии», Рига, 1959, стр. 108—115.

Примечания:

¹ Речь идет о письме В. И. Ленина «Большевики должны взять власть». См.: В. И. Ленин. Поли. собр. соч, т. 34, стр. 239—241. Ред.

² Расширенное заседание ЦК партии, на котором обсуждался вопрос о вооруженном восстании, было созвано 16 (по н. ст. 29) октября. Ред.

³ М. И. Калинин был председателем Лесковской районной управы, а на расширенном заседании ЦК партии председательствовал Я. М. Свердлов. Ред.

 

 

П.И.Стучка

ЛЕНИН ПОЛАГАЛСЯ НА ЛАТЫШСКИХ СТРЕЛКОВ¹

Первая моя личная встреча с уже революционными красным стрелками произошла 17 (30) мая 1917 года в Риге, куда я приехал как раз накануне принятия знаменитой резолюции. Я видел только восторженное, почти единогласное голосование. Должен признаться, я был сильно поражен этой решимостью. Днем позже, выступая на отдельном общем собрании одного из полков, я убедился, что это — думы и воодушевление масс, а не только избранной верхушки.

Мне не хочется умалять величия исторических событий незначительными заметками личного характера. Но мне не хотелось бы упустить случай сказать еще раз, какого мнения был великий вождь мировой революции о латышских стрелках, как о борцах пролетарской революции, защитниках ее победы. Это мнение — самая лучшая оценка революционной роли стрелков. Когда я, вернувшись в конце мая 1917 года в Петроград, сообщил товарищу Ленину о рижских событиях, он придал самое большое значение факту революционизирования стрелков. По его предложению я должен был написать письмо из Риги (см. «Правду» за 4 (17) июня), в котором была отмечена также и резолюция стрелков. Наш великий вождь правильно оценил значение этого факта и для всего дальнейшего хода революции.

Затем наступили октябрьские дни. Новая власть нуждалась в надежном и, безусловно, преданном страже. В охране Смольного и Таврического дворца (во время разгона Учредительного собрания) первое место занимали товарищи, отобранные латышскими стрелковыми полками.

Мне вспоминается, как однажды вечером, когда на горизонте революционного Петроградского фронта появились грозные тучи, Ленин специально пригласил к себе меня и ныне покойного Петерсона. Ленин был несколько встревожен, но этого никогда нельзя было заметить по выражению его лица. Он спросил нас, не следует ли ему, для того чтобы укрепить уверенность товарищей-стрелков, лично выступить перед ними с речью. Мы с Петерсоном заверили Ленина, что это лишнее; что, разумеется, товарищи-стрелки с величайшей радостью увидели бы его перед собою, но, принимая во внимание чрезвычайную загруженность Ленина работой, ему не следует спешить с подобным выступлением. Латышские стрелки стоят непоколебимо, как скала, на страже революции. И наши слова не были пустым звуком.

Затем вспоминается ответственный момент в Москве. Было это 7 июля 1918 года² в день восстания левых эсеров. В качестве комиссара юстиции я только что побывал на месте убийства германского посла Мирбаха. Когда я оттуда прибыл в Большой театр на съезд³, там меня ждали товарищи Данишевский и Петерсон: Ленин нас немедленно вызывает к себе. Когда мы явились туда, Ленин сообщил нам, что левые эсеры восстали и что единственной вполне преданной революции воинской частью, по его мнению, является Латышская стрелковая дивизия. Что мы об этом думаем? Мы единодушно согласились с ним и заверили, что в этой силе сомневаться не приходится. Ленин все же попросил вызвать кого-нибудь из самых надежных членов командного состава. Я теперь уже не помню, кто именно, но двое или трое офицеров были тотчас же вызваны. Ленин сделал им несколько тактических указаний, подчеркивая беспощадность борьбы. Затем офицеры ушли, и Ленин, сохраняя обычную веселость, вступил в беседу с собравшимися частным образом членами правительства, как будто ничего особенного не случилось, уверенный в том, что власть в Москве стоит прочно, как всегда. Так велико было его доверие к латышским стрелковым полкам. И на этот раз он также не обманулся в своих надеждах.

Наступление Латышской дивизии на штаб левых эсеров, правда, запоздало (7 июля у стрелков был «национальный» праздник — Иванов день), — оно началось только под утро!⁴ Но, когда я впоследствии в качестве председателя особой чрезвычайной следственной комиссии по делу эсеровского мятежа допрашивал арестованных членов эсеровского штаба, они показали, что первый или второй (хорошо не помню) орудийный снаряд упал как раз на... стол, за которым происходило заседание штаба⁵, и штаб тотчас же в панике поспешил бежать. Это слишком быстрое бегство дало части эсеров возможность спастись через еще не отрезанный выход.

Разумеется, о латышских стрелках мне с Лениным приходилось говорить еще не раз, но эти беседы уже не имели такого важного значения, и их подробности уже изгладились из памяти. Еще один момент ярко запечатлелся в моей памяти. Когда Советская власть переживала, быть может, самый серьезный кризис — в дни, когда Деникин приближался к Орлу и Туле, — Центральный Комитет Российской Коммунистической партии по предложению товарища Ленина принял особое постановление — перебросить части латышских стрелков с Западного фронта на юг (этот «юг» в то время был довольно северным). Свои самые большие надежды Ленин возлагал на прославленную конницу и латышских стрелков. Как сейчас помню, Ленин попросил себе карту, подсчитал, через сколько дней латышские стрелки смогут быть под Орлом, и с величайшим вниманием все время следил за их переброской. И на этот раз он тоже не обманулся в своих надеждах.

Мне кажется, что приведенные здесь факты об оценке гениальным вождем революции революционной роли и значения латышских стрелков являются наилучшим и убедительнейшим свидетельством этой роли.

«Latvju strelnieku vesture», т. 1, ч. 1, М., 1928, стр. IV—VI.

Примечания:

¹ Отрывок из «Предисловия», написанного автором 25 декабря 1927 г. к сборнику «Latvju strelnieku vesture». Заголовок дан составителями. Ред.

² Автор допускает здесь неточность. Должно быть: 6 июля. Ред.

³ V Всероссийский съезд Советов. Ред.

⁴ Имеется в виду утро 7 июля. Ред.

 

 

К.А.Гайлис

ДВЕ ВСТРЕЧИ С ЛЕНИНЫМ В 1917 ГОДУ¹

На Всероссийский съезд Советов² я был избрал Валмиерским Советом рабочих и солдатских депутатов, в который входили также стрелки размещенного в окрестностях Валмиеры латышского стрелкового запасного полка. Валмиерский Совет к тому времени уже стал большевистским, и оба избранных на Всероссийский съезд делегата были большевиками. Я же среди делегатов-большевиков оказался единственным латышским стрелком, так как от XII армии, в которой выборы организовывал пресловутый меньшевистский Искосол XII³, ни один большевистски настроенный стрелок на съезд не попал.

В. И. Ленин, всегда искавший общения с массами, захотел поговорить о латышских стрелках с единственным представителем стрелков — большевиком, оказавшимся на съезде Советов в составе немногочисленной тогда большевистской фракции.

Не могу сказать, произошел ли разговор с В. И. Лениным до или после того как В. И. Ленин на съезде в реплике в адрес Церетели, который в своей речи заявил, что «нет в России политической партии, которая выразила бы готовность взять власть целиком на себя», произнес свою знаменитую фразу: «Есть!»⁴ Во всяком случае, специально разговор о латышских стрелках В. И. Ленин, постоянно интересовавшийся во время работы I съезда депутатов положением на местах, завел после того, как пришла весть о принятии всеми латышскими стрелковыми полками большевистских резолюций.

В. И. Ленина в основном интересовали вопросы, что представляют собой латышские стрелки, на чем основан их большевизм и насколько он глубок...

Разговор закончился тем, что В. И. Ленин признал, что большевизм латышских стрелков покоится на прочной основе и жаль, что таких полков мало.

В напряженные дни, когда происходил съезд Советов⁵, штурм Зимнего дворца и красногвардейцы, матросы и др. сражались с юнкерами и контрреволюционно настроенными воинскими частями под Гатчиной, я работал в штабе Военно-революционного комитета (в так называемом штабе Подвойского) и застрял в Петрограде, так как железные дороги перестали работать — меньшевистско-эсеровский Викжель⁶ объявил железнодорожную забастовку.

Как раз в то время, когда я направился к тов. Подвойскому, чтобы убедить его, что во вверенном мне отделе штаба, имевшем задачу организовывать передвижение войск по железной дороге, нечего делать, так как войска передвигались всякими иными способами, но только не по железным дорогам, навстречу мне из своего кабинета вышел Подвойский. Мою попытку рассказать о делах передвижения войск он перебил заявлением, что у Владимира Ильича возникла идея призвать на помощь рабочим и солдатам Петрограда латышских стрелков. Поступили сведения о попытке контрреволюционного армейского командования собрать в районе Луги контрреволюционные части для наступления на Петроград (впоследствии оказалось, что из этой попытки ничего не вышло) и что Владимир Ильич имеет намерение двинуть против них латышских стрелков. Во время этого разговора, происходившего в 77-й комнате Смольного, появился сам Владимир Ильич Ленин. Изложив в кратких словах суть дела, Владимир Ильич поставил вопрос: пойдут ли латышские стрелки на помощь петроградским рабочим. Я ответил, что в этом не может быть сомнений, так как латышские стрелки сознают, что судьба социалистической революции решается в Петрограде, а не в Латвии. После этого В. И. Ленин, считая вопрос принципиально ясным и решенным, стал уточнять некоторые детали, для чего зашел вместе с Подвойским и мною в соседнюю комнату, где работал Антонов-Овсеенко. Договорились о посылке вначале одного полка. Пожелав счастливого пути, В. И. Ленин наказал ежедневно посылать информацию с нарочным.

Поскольку железные дороги еще не работали, В. И. Ленин отдал В. Д. Бонч-Бруевичу распоряжение приготовить автомашину, снабдив ее достаточным для поездки до Цесиса запасом бензина, с тем чтобы я, как только машина будет подготовлена, немедленно отправился в путь (разговор происходил уже поздним вечером). Пока приводили в порядок машину, стало известно, что по балтийской линии через час пойдет первый поезд в сторону фронта. Обрадовавшись этому известию, мы оставили мысль о дальнем путешествии на автомашине, которая теперь нужна была только до Балтийского вокзала. Бонч-Бруевич, кажется, снабдил меня деньгами на дорогу, и через час я уже лежал в поезде на самой верхней полке жесткого вагона.

«Lielci Oktobra socialistiska revolUctja. uti cirzemju miUtarci intervencija Latvija»,

Рига, 1957, стр. 261—265.

Примечания:

¹ Отрывки из «Воспоминаний о подготовке и ходе Октябрьской революции в Латвии». Заголовок дан составителями. Ред.

² Речь идет о 1 Всероссийском съезде Советов, состоявшемся в июне 1917 года в Петрограде. Ред.

³ Исполнительный комитет Совета солдатских депутатов XII армии. Ред.

⁴ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 32, стр. 267. Ред.

⁵ Речь идет о II Всероссийском съезде Советов. Ред.

⁶ Всероссийский исполнительный комитет профсоюза железнодорожников. Ред.

 

 

Р.И.Кисис

НА II ВСЕРОССИЙСКОМ СЪЕЗДЕ СОВЕТОВ¹

Объединенный Сонет латышских стрелковых полков избрал делегатами на II Всероссийский съезд Советов К. Петерсона, П. Старке и меня.

Когда мы, делегаты латышских стрелков на II Всероссийский съезд Советов, утром 24 октября садились в Цесисе на поезд, идущий в Петроград, на лицах и во взорах провожающих пас стрелков можно было прочитать лишь одно: Петроград не обманет, Петроград восстанет... Передайте от нас привет героическому Петрограду! В тот момент никто в Цесисе еще не знал, что петроградские красногвардейцы уже маршируют к штабу революции — Смольному институту, что вооруженное восстание уже началось. Лишь поздней ночью, когда наш поезд прибыл в Гатчину, мы узнали, что в Петрограде Варшавский и Балтийский вокзалы уже заняты Красной гвардией и солдатами революционного петроградского гарнизона.

Утром 25 октября Петроград встретил нас гулом боев. По дороге с вокзала в Смольный нас обгоняли вооруженные отряды матросов и солдат. Где- то в центре города трещал пулемет, рвались гранаты. Просторный двор Смольного института в тот день представлял собой вооруженный лагерь. Там

сверкали штыки составленных в пирамиды винтовок, там угрожающе глядели в небо жерла орудии. Пылали костры, вокруг которых грелись роты и батальоны красногвардейцев, матросов и солдат, дожидаясь распоряжений и боевых заданий от Петроградского Военно-революционного комитета.

25 октября в Смольном институте я впервые увидел Ленина. Это было еще до открытия съезда. В первом этаже института регистрировали делегатов-большевиков. Там собралось много товарищей из разных мест. Вдруг разнеслась весть: «Ленин! Говорит Ленин!» Эти слова разом подняли людей на ноги, и все поспешили в большой актовый зал института, где на заседании Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов выступал Ленин.

Ленин не принадлежал к тем ораторам, которые стремятся пленить публику театральными жестами и блеском фраз. Он говорил очень просто. Но каждое слово он произносил с особой внутренней силой и неотразимой убежденностью. Слушая Ленина, каждый ощущал, что его словами вещает сама истина, что в его речи просто и ясно сформулировано то, что у самого слушателя накипело на сердце. В последующие годы мне не раз приходилось слышать Ленина и снова испытать на себе неодолимую силу его слова. Так говорить мог только великий гений, исполин мысли, выразитель чаяний и чувств миллионов трудящихся.

Исторический II Всероссийский съезд Советов начал свою работу 25 октября в 10 часов 45 минут вечера в большом зале Смольного института. К тому времени руководимое большевиками вооруженное восстание рабочих и солдат Петрограда приближалось к полной победе. Восставшие уже захватили центральный телеграф, телефон, вокзалы, мосты через Неву, банки и министерства. Министры Временного правительства были осаждены в Зимнем дворце.

В начале съезда эсеры и меньшевики устроили обструкцию. Они кричали, что происходящий переворот — незаконный. Они обвиняли большевиков в узурпации власти. Особенно «драматичными» были речи меньшевистского лидера Мартова и председателя «черного Искосола» XII армии Кучина.

Мартов взошел на трибуну как раз в тот момент, когда от грохота орудий задрожали стекла в окнах Смольного института. И вот под аккомпанемент этих гулких раскатов лидер меньшевиков Мартов начал выкрикивать ругательства по адресу большевиков. Он рекомендовал съезду избрать делегацию для переговоров с другими социалистическими партиями и организациями, чтобы достигнуть прекращения начавшегося столкновения.

Мартову не дали договорить. В зале поднялась такая буря протеста, что горе-адвокату контрреволюции пришлось освободить трибуну.

Потом выступал меньшевик офицер Кучин, Колотя кулаком по трибуне, он стал угрожать съезду открытием фронта и гибелью России. «От чьего имени говорите вы? — спрашивают его с места. — Когда выбраны? А солдаты что говорят?»

Вся речь Кучина была чистейшей ложью. Необходимо было тотчас же разоблачить шарлатана Кучина, и это великолепно сделал делегат латышских стрелков Карл Петерсон.

Карл Петерсон не блистал искусством слова. Его сильной стороной был организаторский талант. Обычно он мало говорил, а много делал. Но на этот раз Карл Петерсон произнес прекрасную захватывающую речь. Он показал, что угрозы Кучина — пустой звук, что Кучин говорит лишь от имени обанкротившихся эсеро-меньшевистских армейских комитетов, что солдатские массы стоят на стороне революции, что латышские стрелковые полки в полной боевой готовности целиком поступают в распоряжение Советской власти. А если кучины грозят покинуть съезд — скатертью им дорога. Армия ее за них, а за Советскую власть.

Речь Петерсона, эту присягу латышских стрелков на верность Октябрьской революции, делегаты съезда встретили возгласами «Ура!» и бурными аплодисментами.

Меньшевистско-эсеровская обструкция закончилась бегством их со съезда. Дезертиры! Предатели! Корниловцы! — кричали им вслед делегаты съезда.

Первое заседание съезда продолжалось всю ночь. С горячим восторгом выслушал съезд сообщение о взятии Зимнего дворца. Контрреволюционное Временное правительство перестало существовать. Его министры были арестованы, и вся власть в стране отныне принадлежала Всероссийскому съезду Советов. Съезд принял написанное Лениным историческое воззвание «Рабочим, солдатам и крестьянам!», провозгласившее Советскую власть во всей стране.

На небе забрезжила утренняя заря, когда закончилось первое заседание II Всероссийского съезда Советов. Это было первое утро новой эры в истории человечества.

Второе заседание состоялось 26 октября в 9 часов вечера. Здесь были приняты исторические решения — декреты о мире, о земле, а также создано первое Советское правительство — Совет Народных Комиссаров.

С докладом о мире и о земле выступил Ленин. Он не присутствовал на первом заседании, потому что непосредственно руководил вооруженным восстанием. Теперь, когда восстание в Петрограде увенчалось полной победой, Ленин пришел на съезд, чтобы сформулировать и обосновать первые законы Советской власти.

Декрет о мире уже тогда наметил основу миролюбивой политики нашего государства, принципы политики дружбы и мирного сосуществования народов, на которые сегодня опирается весь лагерь социализма в своей борьбе за мир, за прогресс человечества. Мне никогда не забыть, с каким подъемом делегаты съезда пели пролетарский гимн «Интернационал», после того как единогласно был утвержден декрет о мире.

С таким же восторгом был принят декрет о земле. Декретом о земле помещичья собственность на землю отменялась немедленно без всякого выкупа.

Мы, делегаты латышских стрелков, вместе с другими делегатами латышского народа, вместе с делегатами всей России голосовали за решения II съезда Советов, ибо были уверены, что за Советскую власть, за построение социализма стоит весь трудовой народ Латвии.

Среди делегатов II съезда Советов был также П. Стучка — выдающийся организатор и руководитель революционного движения в Латвии.

Сейчас же по окончании съезда Стучка пригласил на совещание делегатов из Латвии. Мы получили от Стучки указание как можно скорее возвратиться в Цесис. Керенскому удалось бежать из Зимнего дворца, и он в районе Гатчины пытался организовать наступление на Петроград контрреволюционных частей, в первую очередь — казаков. В этих условиях необходимо было помешать штабу Северного фронта в Пскове и штабу XII армии в Валке прийти на помощь Керенскому, надо было срочно ликвидировать авантюру Керенского. Революционные латышские и сибирские стрелковые полки должны были немедленно вступить в борьбу с контрреволюцией Керенского. Но что происходило в XII армии, в Цесисе и в Валке, — об этом утром 27 октября в Смольном не было никаких сведений. Поэтому Стучка торопил нас с отъездом из Петрограда, советовал воспользоваться любым поездом и доставить в Военно-революционный комитет XII армии распоряжение Петроградского Военно-революционного комитета немедленно поддержать Петроград латышскими стрелковыми полками. Нам предстояло ехать через захваченную казаками Гатчину, поэтому приходилось действовать осторожно. Распоряжение Петроградского ревкома было зашито в воротник моей шинели, и таким образом оно благополучно дошло до председателя Военно-революционного комитета XII армии Чарина.

28 октября мы, делегаты II съезда Советов, вернулись в Цесис. Вооруженное восстание в районе XII армии успешно развивалось.

«Победа Великой Октябрьской социалистической революции.

Сборник воспоминаний участников революции в промышленных центрах и национальных районах России»,

М.. 1958. стр. 469—473.

Примечания:

¹ Отрывок из воспоминаний «От июля к Октябрю». Заголовок дан составителями. Ред.

 

 

А. О. Лайцен

ЛЕНИН ГОВОРИТ С ЛАТЫШСКИМИ СТРЕЛКАМИ¹

Сводная рота латышских стрелковых полков при Совете Народных Комиссаров была создана в середине ноября 1917 года. Ей была поручена охрана Смольного, где в то время находились почти все правительственные учреждения.

Как только я узнал о наборе добровольцев в Сводную роту, которая формировалась для отправки в Петроград согласно телеграмме Исколастрела², я без долгих размышлений пошел в ротный комитет и попросил секретаря комитета включить и меня в число добровольцев.

Через пару дней по узкоколейной железной дороге мы медленно двинулись в Валмиеру. Там пересели в пассажирский поезд и поехали в Валку — место сбора Сводной роты.

Валка в дни Октябрьского переворота являлась не только центром армейских тыловых частей и штабов; там находилось также множество различных гражданских учреждений, эвакуированных сюда накануне занятия Риги немцами. Валка со всеми этими штабами, тыловыми командами и эсеро-меньшевистским дооктябрьским Искосолом была враждебно настроена по отношению к большевикам и новой власти.

При формировании нашей роты в Валке против нас, стрелков Сводной роты, поднялась настоящая буря злопыхательства. Местные меньшевистские и эсеровские газеты называли нас предателями, душителями свободы России, продавшимися «немецким агентам-большевикам». После одной такой статейки, которая была помещена в газете «Лидумс»³ и вызвала особенное возмущение стрелков, разъяренные стрелки направились в редакцию контрреволюционной газеты, рассыпали набор и пригрозили, если подобная клевета будет продолжаться, разгромить всю редакцию.

Пока съезжались стрелки из остальных частей, мы, чтобы не тратить даром времени, всячески помогали местным большевистским организациям.

Наконец прибыли стрелки из всех полков, и наступил день отъезда. Командиром нашей роты был назначен Ян Петерсон, подпоручик нашего 8-го Валмнерского латышского стрелкового полка. Это был бравый офицер, бывший рабочий. В нашей роте насчитывалось человек 240—250. Это были лучшие и самые дисциплинированные стрелки латышских полков, которые добровольно отправлялись на защиту Советской власти.

Прежде чем отправиться на вокзал, мы собрались в местном латышском клубе, где с напутственной речью выступил комиссар латышских стрелковых полков С. М. Нахимсон. О Нахимсоне как пламенном большевике я слышал уже раньше, но видел его впервые. Еще молодой, одетый в поношенную коричневую кожанку, полный революционного энтузиазма, он говорил о победе петроградского пролетариата, разоблачал меньшевиков и эсеров, засевших в Искосоле. Он призывал нас, революционных латышских стрелков, поддержать петроградский пролетариат в борьбе против юнкеров, контрреволюционных офицеров и казаков Краснова. Стрелки молча внимательно слушали речь Нахимсона. Их лица выражали твердую решимость пожертвовать всем для дела пролетариата.

Нахимсон кончает говорить. Стрелки встают и, побрякивая винтовками и японскими кинжалами в ножнах, направляются к выходу (нам были выданы японские винтовки «арисаки»). Не слышно ни аплодисментов, ни обычных на митингах восклицаний, как было на собраниях в февральские дни.

Из Валки до Петрограда мы ехали более суток. Утомительны и скучны были эти сутки. Паровоз тащился медленно, на станциях иногда подолгу стоял. С харчами тоже было трудно, оставались одни сухари.

Но как только мы сквозь утренний туман различили силуэты фабричных труб, в вагонах стало необычайно оживленно. Стрелки собирали свои вещи, надевали шинели, чистили помятые гимнастерки и фуражки.

Паровоз, выпуская клубы пара, приближался к перрону Балтийского вокзала.

Стрелки ловко выпрыгивают из вагонов и выстраиваются в длинную шеренгу на перроне. Петерсон куда-то исчез, очевидно, чтобы сообщить в Смольный о нашем приезде. Понемногу нас окружают любопытные и разглядывают «чудеса Рижского фронта» — японские винтовки с короткими кинжалами вместо трехгранных штыков. Наконец появляется Петерсон.

- Шагом, марш! — звучит громкая команда, и мы в тяжелых американских ботинках размеренным шагом выходим на площадь.

Мы решили Не ударить в грязь лицом и по дороге в Смольный соблюдали в строю образцовую дисциплину и порядок. Это было нетрудно, так как все мы были опытные стрелки, хорошо вымуштрованные еще в прежних батальонах. Разместившись в колонне по отделениям, выдерживая четкий солдатский шаг, мы завели старую революционную песню латышских рабочих, которую пели в 1905 году:

К борьбе за счастье призывая,

Вы смело встретили свой час...

На улицах было много народу. На перекрестках кое-где тускло полыхали костры. Вокруг них теснились красногвардейцы в черных драповых пальто, подпоясанные солдатскими ремнями с медными бляхами; они весело переговаривались, из газетной бумаги крутили цигарки и раскуривали их от большого горящего полена.

Приближаемся к воротам Смольного. У самых ворот горит большой костер. Красногвардеец на венском стуле сидит у костра и штыком ворошит большие тлеющие поленья.

Вышел комендант Смольного матрос тов. Мальков, познакомился с нами, и мы за ним гуськом вошли в здание. Установленные у главного входа 76-миллиметровые орудия как бы приветствовали верных гвардейцев Советского правительства.

В Смольном нам временно выделили большую, совершенно пустую комнату, кажется, на третьем этаже, где мы расположились на полу.

На следующий день мы сменили отряд красногвардейцев (кажется, с Охтинского завода), охранявший Смольный, и сразу же перестроили караульную службу согласно требованиям устава.

На собраниях мы избрали своих командиров и ротный комитет. Командиром роты единогласно был избран подпоручик Петерсон. Спустя несколько дней было созвано общее партийное собрание. В бюро коммунистической фракции роты избрали Крукле, Принциса, остальных не помню. В середине декабря была еще избрана комиссия внутренней охраны Смольного. В эту комиссию от нашей роты вошли три человека, от комендатуры — два. Меня тоже избрали в комиссию.

Однажды вместе с комендантом Смольного Мальковым мы поднялись на четвертый этаж, где находился кабинет Ленина⁴. В руках у Малькова несколько серых бумажек — наши мандаты, которые Владимир Ильич должен подписать. Подходим к кабинету Ленина. Проходя мимо часового, Мальков, не останавливаясь, говорит: «Он со мной», и мы беспрепятственно входим в кабинет председателя Совета Народных Комиссаров. Подавая Владимиру Ильичу готовые мандаты для подписи, Мальков, поворачиваясь ко мне, говорит:

- Вот один из латышских товарищей.

Подписав удостоверения, Владимир Ильич обращается ко мне:

- Обязанности свои вы хорошо знаете?

Отвечаю, что знаю хорошо и что Мальков мне также только что рассказывал о них. Но Владимир Ильич еще раз напоминает тов. Малькову, чтобы он всех нас самым подробным образом ознакомил с задачами внутренней охраны Смольного и показал все помещения. В выданных нам удостоверениях было сказано, что мы являемся членами комиссии внутренней охраны Смольного и имеем право в любое время осматривать каждое помещение Смольного института и монастыря.

В Смольном день мало чем отличался от ночи. В 2 часа ночи вы могли здесь встретить и подвижного, вечно занятого редактора «Красной газеты» искусного оратора Володарского, и деловитого, поблескивающего стеклами очков в золотой оправе Бонч-Бруевича, и коменданта Смольного Малькова, который своей тяжелой матросской походкой проходил коридорами Смольного, и многих, очень многих безымянных героев в старых солдатских шинелях или в черных поношенных драповых пальто. В эти послеоктябрьские дни в Смольном протекали подлинные будни революционеров.

Караульную службу в Смольном мы несли строго и неукоснительно, согласно всем правилам службы.

В свободное время мы посещали заседания Петроградского Совета, которые происходили там же, в Смольном, в актовом зале. Для нас, молодых революционеров, эти заседания были очень интересны и поучительны. В то время в Совете были также меньшевики, эсеры, анархисты и представители других мелких партий, и споры между ними бывали очень резкими. Мы располагались где-нибудь на подоконнике, неподалеку от трибуны, и с величайшим вниманием слушали, как левые эсеры Камков или Фишман, или же меньшевик Ерманский мерялись силами с Володарским, Свердловым или с каким-либо другим видным большевиком. Здесь обсуждались многие законопроекты, декреты и др., вокруг, которых иногда велись очень жаркие споры.

Посещение заседаний Петроградского Совета, митинги и отдельные лекции в Доме армии и флота и в цирке «Модерн», где мы слушали лучших ораторов Великой революции, явились для нас настоящей революционной школой, которая очень пригодилась нам позже, на фронтах гражданской войны в 1918—1920 годах.

20 февраля⁵ около восьми часов утра я вернулся с дежурства в Смольном. В комнате ротного комитета на диване дремал один из членов комитета.. Я разбудил его, сдал дежурство и хотел уже идти в общежитие. Тут в коридоре послышались быстрые шаги, и на пороге нашей комнаты появился Мальков. Я думал, что он пришел к дежурному члену комитета, чтобы дать очередное задание стрелкам. Когда Мальков в разговоре с дежурным упомянул имя Ленина, я решил задержаться, чтобы узнать, не случилось ли что-нибудь важное, так как время было тревожное и каждый день мог принести новые неожиданности. Окончив разговор, Мальков повернулся к выходу, помолчал мгновение, бросил свое обычное «Живо!» и вышел из комнаты. Я приближаюсь к дежурному.

- В чем дело?

- Ленин будет говорить со стрелками. Сейчас же пойду доложить командиру.

Через четверть часа мы уже сидели в актовом зале и ждали Владимира Ильича. Вошел Мальков и спросил у командира:

- Ну, готовы?

- Все в сборе.

- Иду докладывать.

Мы, около 150—200 стрелков, сидели в передних рядах огромного актового зала и с увлечением обсуждали предстоящую встречу с Лениным. Это была первая встреча нашей роты с Владимиром Ильичем. Правда, некоторые стрелки встречались с Лениным по делам службы, но перед всей ротой Ленин выступал впервые.

Занятые разговором о предстоящем выступлении Ленина, мы совсем не заметили, что Владимир Ильич уже вошел. Я увидел его только тогда, когда он садился к столу президиума. Вместе с Лениным пришел Мальков. Разговоры затихли, и мы приготовились слушать сообщение Владимира Ильича. Перекинувшись с Лениным несколькими словами, командир нашей роты подошел к краю трибуны и сказал:

- Сейчас товарищ Ленин будет говорить с вами о мире с немцами. Прошу соблюдать тишину!

Владимир Ильич поднялся и быстрыми шагами направился к трибуне.

- Товарищи стрелки! Мне вчера рассказали, что вы против заключения мира с Германией. Вы, мол. одни хотите воевать с Германией, в то время как вся Россия требует мира.

Мы в недоумении переглянулись. Что это значит? Что случилось? Один стрелок из последних рядов вполголоса воскликнул:

- Нет у нас такого решения!

Но Владимир Ильич уже приступил к своей главной теме. Он сделал политический и экономический обзор главных воюющих капиталистических стран, затем перешел к противоречиям между ними. Далее он вкратце охарактеризовал экономическое положение России, говорил о невозможности в нынешних условиях продолжать войну с немцами, так как огромная масса населения нашей страны требует мира и только немногие фразеры хотят воевать — без армии. Свою получасовую речь Владимир Ильич закончил словами:

- Крестьянин и солдат России хочет мира. Он больше не может и не хочет воевать. Мы его (т. е. мир) обещали, когда взяли власть, и вы, латышские стрелки, нас тогда поддержали. Теперь воевать с немцами мы не можем. Какой бы мир мы ни заключили, он будет лучше войны, потому что сохранит Советскую власть. Если нам придется оставить Петроград, отступим в Москву, на Урал, но удержим власть рабочих и крестьян, Советскую власть. Взоры трудящихся всего мира обращены теперь на нас. Мы должны спасти Советскую Россию для строительства социализма как путеводную звезду для пролетариата Западной Европы. Недалек час, когда и там произойдет революция. Тогда и ваша Латвия будет свободна от немецких захватчиков, тогда рухнут и все навязанные договоры.

Закончив речь, Ленин спокойно покинул трибуну и уселся на свое место. В зале стояла полная тишина. Петерсон поднялся и обратился к нам с вопросом:

- Не желает ли кто-нибудь высказаться?

Из зала прозвучали голоса;

- Нет, нечего говорить, мы присоединяемся...

Потом я слышал, как командир объяснял Ленину, что латышские стрелки не принимали никаких решений против заключения сепаратного мира, что это недоразумение.

Никаких письменных обещаний Ленин от нас не потребовал. Только Мальков перед уходом спросил, все ли мы понимаем по-русски. Мы ответили, что все понимаем и всё, что сказал Ленин, поняли. Затем Ленин вместе с Мальковым покинули зал. Мы же, переговариваясь, направились в столовую Петроградского Совета, там же в Смольном, пить чай.

Выступление Владимира Ильича перед нашей ротой и помещенная на следующий день в «Правде» статья Карпова (Ленина) «О революционной фразе»⁶ оживленно обсуждались нами. В то время не все стрелки знали, что под псевдонимом Карпов пишет Владимир Ильич. Мой друг и однополчанин по 8-му Валмиерскому латышскому стрелковому полку Карл Берзинь 21 февраля во время обеда, подойдя ко мне, сказал:

- В «Правде» какой-то Карпов пишет о мире с немцами и здорово дает нашим фразерам, сторонникам революционной войны. Мне кажется, он пишет правильно. Какая, к черту, может быть теперь революционная война, когда на фронте вместо солдат маячат воткнутые штыками в землю винтовки.

Слова Берзиня мне очень понравились, и я утвердительно кивнул головой, затем взял у него «Правду» и внимательно прочел статью. Она была написана так ярко и в ней решалось столько наболевших вопросов, которые мы не раз обсуждали, что мне сразу показалось, что автором статьи является кто-то из ответственных деятелей большевистской партии, хорошо знающий нашу жизнь.

После обеда, когда мы собрались в нашем общежитии, начался оживленный обмен мнениями о статье в «Правде» и вчерашнем выступлении Владимира Ильича. Хотя после выступления Ленина мы кричали, что согласны, все же некоторые стрелки высказали сомнения относительно сепаратного мира.

Они полагали, что со стороны немцев это лишь хитрость и никакого мира с нами они не заключат. Но сомневающихся было мало. Большинство стрелков сходилось на том, что мир следует заключить немедленно. Мы сами лишь недавно оставили окопы и хорошо знали, каково настроение солдат. Мы понимали, что при том всеобщем развале, который царил на фронте в конце 1917 и в начале 1918 года, мы воевать никак не можем. Уже в то время возник вопрос о создании новой — Красной Армии, — способной противостоять немцам. Очень много говорили мы также о значении рабочих красногвардейских отрядов. Многие, кто видел героизм и самоотверженность этих отрядов на петроградских баррикадах, думали, что именно эти отряды явятся той революционной Красной Армией, которая сможет пойти в бой против немецких железных батальонов.

Гораздо больше разговоров о революционной войне мы слышали вне нашей роты. Но в конце концов все это было лишь революционной фразой, об опасности которой Ленин предупреждал большевистские организации Петрограда и Москвы. На фронте мы видели развал старой армии, здесь, в Петрограде, центре революции, нам едва ли не ежедневно приходилось отправляться на разоружение солдат и матросов, которые самовольно захватывали паровозы — уж, конечно, не для того, чтобы ехать воевать с немцами.

«Кто теперь будет воевать?» — часто задавали мы себе вопрос. Никто не мог дать на него положительный ответ. Болтуны только говорили о революционной войне, но не указывали, откуда взять революционные войска.

Правда, некоторые горячие головы полагали, что для революционной войны с немецкими империалистами достаточно будет нескольких латышских стрелковых полков и нескольких необученных и плохо обмундированных рабочих красногвардейских отрядов Петрограда.

Когда появилась новая статья Ленина «О чесотке»⁷ и когда мы узнали, что фамилией Карпов подписывается Ленин, дискуссия по этому вопросу прекратилась. Наши немногие оппоненты и рьяные защитники революционной войны с немцами несколько дней ходили молча, опустив головы, и о революционной войне больше не говорили.

В начале марта Советское правительство решило переехать в Москву.

Официально о переезде мы узнали 9 марта. Командир роты через командиров взводов сообщил нам, что 10 марта мы погрузимся в вагоны, чтобы ехать в Москву, поэтому стрелкам было строго запрещено покидать Смольный.

Вечером 9 марта мы получили новое распоряжение — быть в боевой готовности и готовиться к отъезду. Такое распоряжение нас не удивило, потому что мы и так находились на военном положении. В Смольном мы привыкли к частым ночным тревогам и, таким образом, проверили свою готовность выступить внезапно. Подобного рода внутренние маневры устраивались и во время созыва Учредительного собрания.

10 марта, около пяти часов пополудни, из нашей роты была выделена небольшая команда, в которую включили наиболее надежных стрелков. Позднее мы узнали, что команда вызвана для охраны поезда, в котором едут члены Совета Народных Комиссаров.

Около восьми часов вечера также и мы, остальные, получили распоряжение приготовиться. У ворот Смольного вместо стрелков уже стояли красногвардейцы в черных пальто и валенках. Мы быстро выстроились перед главным входом в Смольный и, бросив взгляд на высокие окна актового зала, где Ленин говорил с нами о мире, вскинули на плечи свои японские винтовки и быстрым шагом по Суворовскому проспекту двинулись на Николаевский⁸ вокзал. На пустой, довольно темной платформе нас ожидал поезд из нескольких вагонов четвертого класса с неосвещенными окнами. В десять часов вечера поезд без обычного звонка и свистка паровоза тронулся в путь.

В дороге мы столкнулись с недисциплинированной и анархистски настроенной группой матросов, которые в самовольно захваченных товарных вагонах ехали в Москву. Они ни с чем не считались и везде требовали, чтобы их пропускали в первую очередь. Это было, кажется, на станции Бологое⁹. Начальник станции доложил, что матросы требуют пропустить их поезд первым, иначе они будут стрелять. Матросы высыпали из вагонов и, потрясая револьверами и винтовками, стали угрожать и нам. Однако когда они узнали, что на станции находится вся Смольненская рота и что у нас имеется достаточно пулеметов и ручных гранат, матросы утихомирились. Через полчаса мы уехали.

В Москву мы прибыли вечером 11 марта и сразу же отправились в Кремль.

11 марта 1918 года был издан приказ о том, что наша рота переименовала в 1-й латышский коммунистический отряд.

«Latvia revolucionarais strelnieks», т. II, М., 1935, стр. 255—291.

Примечания:

¹ Из воспоминаний «Латышские стрелки в Смольном». Заголовок дан составителями. Ред.

² Исполнительный комитет Объединенного Совета Депутатов латышских стрелковых полков. Ред.

³ «Лидумс» — орган Крестьянского союза — главной партии латышской сельской буржуазии. Ред.

⁴ Кабинет В. И. Ленина в Смольном находился на третьем этаже. Ред.

⁵ 1918 года

⁶ См.: В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 35, стр. 343—353. Ред.

⁷ См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 35, стр. 301—364. Ред.

⁸ Ныне Московский. Ред.

⁹ Неточность. Должно быть: на станции Малая Вишера. Ред.

 

 

П.Н.Солонко

ВСТРЕЧА С ЛЕНИНЫМ В СМОЛЬНОМ¹

Накануне Февральской революции я служил в железнодорожном батальоне 5-й армии Северного фронта, располагавшемся близ г . Режица Витебской губернии (ныне г. Резекие Латвийской ССР). После февральских событий солдаты избрали меня председателем ротного, затем батальонного комитета, а вскоре я стал председателем Режицкого уездного Совета солдатских, рабочих и крестьянских депутатов. Режица была крупным железнодорожным узлом на подступах к Петрограду. Поэтому в Октябрьские дни 1917 г. перед Режицким Советом встала задача — не пропускать контрреволюционные силы, стягивавшиеся Временным правительством к революционному Петрограду. Нам удалось задержать несколько эшелонов с казачьими отрядами и два эшелона с броневыми автомобилями.

В качестве делегата от Режицкого Совета мне довелось участвовать в работе II Всероссийского съезда Советов. На съезде я впервые увидел В. И. Ленина, слушал его доклады о мире и о земле. В ночь на 26 октября по решению съезда я был направлен в Гатчину для проведения агитационной работы в казачьих частях, остававшихся верными Временному правительству.

После этого я получил новое назначение — выехать в Витебск в качестве эмиссара Петроградского Военно-революционного комитета.

Выполнив задание, в начале ноября я возвратился в Петроград. В Смольном я встретился с В. Д. Бонч-Бруевичем и Н. П. Горбуновым, которые сообщили В. И. Ленину о приезде представителя Северного фронта. Спустя несколько минут после этого В. И. Ленин принял меня в своем кабинете. Разговор шел о том, как я стал председателем Режицкого Совета, о переходе большинства Совета на сторону большевиков накануне вооруженного восстания в Петрограде, о проводимой Советом борьбе с меньшевиками и эсерами, о захвате крестьянами помещичьих земель в уезде при содействии Совета, о задержании броневиков и казачьих частей в Режице. В. И. Ленин интересовался настроением в войсках Северного фронта, работой среди солдат. Я рассказал ему о своих выступлениях на солдатских митингах.

Готовясь к встрече с В. И. Лениным, я написал себе памятку-вопросник на четвертушке листа. Во время беседы В. И. Ленин взял из моих рук эту записку и внимательно прочитал ее. Потом второй раз стал читать. На него, по-видимому, произвело впечатление краткое и четкое содержание записки, то, как поставлены в ней вопросы.

- Товарищ Солонко, — сказал он, — в Режице председателем уездного Совета работает юрист. Повезло Режицкому Совету!

И продолжал:

- Освободитесь от этой работы, товарищ Солонко: в председатели уездных Советов мы будем давать юристов не скоро. Ведь и в центре еще не так уж много образованных работников. Не скоро! — закончил он, как бы подчеркивая значение последних слов.

Действительно, тогда было мало людей, имевших подготовку для работы в государственном аппарате, преданных революции. Но все же слова В. И. Ленина меня озадачили. Как он мог узнать,, что я юрист"? Об этом я ему не говорил. Видимо, он определил это по моей записке. В. И. Ленин быстро набросал на листке бумаги несколько слов, которые я потом перечитал десятки раз и даже- снял копию, прежде чем передать листок по назначению. В записке, адресованной Петроградскому Военно-революционному комитету, содержалась- просьба В. И. Ленина предоставить мне работу, наиболее соответствующую моей специальности и практическому опыту.

В заключение беседы В. И. Ленин попросил меня пойти в редакцию «Правды» и передать М. И. Ульяновой содержание нашего разговора для опубликования в газете информации о положении на Северном фронте. Это указание В. И. Ленина я выполнил.

Явившись в Петроградский ВРК, я передал записку Владимира Ильича М. Я. Лацису. Мне было предложено принять один из департаментов бывшего Министерства внутренних дел и организовать на его базе Народный комиссариат социального призрения. От нового назначения я сразу не отказался, но у меня было право выбора. Следовало правильно оценить свои силы. Решаю выбрать такую работу, чтобы справиться с ней наверняка. Выявилась необходимость назначения комиссара в Витебскую губернию. В случае назначения комиссаром я мог бы использовать имевшийся у меня опыт работы председателя уездного Совета. Об этом я сказал М. Я. Лацису и был направлен комиссаром Советского правительства в Витебскую губернию. В этой должности я пробыл до конца 1917 г.

«Вопросы истории КПСС»,

1964, № 4. стр. 66—89.

Примечания:

¹ Отрывок из воспоминаний «Две встречи с В. И. Лениным». Заголовок дан составителями. Ред.

 

 

А. М. Кактынь

КАК ИЛЬИЧ УЧИЛ НАС РЕВОЛЮЦИОННОЙ ТАКТИКЕ

(Отрывок из воспоминаний)

Из встреч с Лениным непосредственно после Октября в моей памяти особенно запечатлелась одна.

То было в декабре 1917 г., вскоре после опубликования декрета Совнаркома о рабочем контроле над производством, инициатором и творцом которого, как известно, явился сам тов. Ленин. Им же еще в апреле того же года был создан сам лозунг, сама идея рабочего контроля. Опасаясь слишком резкого поворота в сторону захвата предприятий рабочими и истолкования ими декрета о рабочем контроле в сторону слишком сильного вмешательства в производство, Всероссийский совет рабочего контроля выделил специальную комиссию (в которую вошли, насколько помнится, тт. Ларин, Лозовский и некоторые другие). Комиссия разработала инструкцию, толковавшую декрет в сторону ограничения прав фабрично-заводских комитетов в области контроля над фабриками и заводами, придававшую рабочему контролю характер контроля пассивного, контроля в узком, точном смысле этого слова, без вмешательства в распоряжения администрации. Мы, работники Центрального совета фабрично-заводских комитетов г. Петрограда, составили. тогда свой контрпроект инструкции к декрету, толковавшей его в прямо противоположном направлении, как контроль активный, контроль с вмешательством в процесс администрирования, контроль, предупреждающий саботаж и преступления владельцев по отношению к рабочим и всей Советской власти.

Постановка наша, по глубочайшему нашему убеждению, была в тогдашних условиях единственно правильной, революционной, прямолинейной. Нас поддерживала в этом вся рабочая масса питерских фабрик и заводов. Инструкцию мы отпечатали своими силами и средствами и разослали не только по Питеру, но и по провинции. Но как придать ей официальный, законный характер, когда правомочный орган рабочего контроля — Всероссийский совет рабочего контроля — поддерживал в большинстве своем пассивный контроль? Как усилить нам свою инструкцию в глазах рабочих?

Тут мы решили обратиться за содействием к тов. Ленину, зная его подход к делу рабочего контроля. Мы втроем — Амосов, тогдашний председатель Центрального совета фабрично-заводских комитетов, Иванов (Михайлов) и я — отправились как-то вечером к тов. Ленину. Изложили ему кратко, хотя и нескладно, суть дела. Владимир Ильич внимательно, прищурив, по обыкновению, глаз, выслушал нас, задал нам несколько дополнительных вопросов и тут же дал неожиданный «отеческий» совет:

- Если вы хотите добиться настоящего жизненного осуществления вашего подхода к рабочему контролю, то не на авторитеты и законы опирайтесь, а действуйте, агитируйте, проводите всеми способами в рабочие массы вашу мысль. Если она революционна и жизненна, то пробьет себе дорогу и опровергнет всякие нежизненные, хотя и «законные», инструкции и толкования рабочего контроля.

Таков был смысл, если не точная формулировка того, что нам ответил Владимир Ильич. Для нас, по крайней мере для меня, тогда это было ново, неожиданно, даже странно. Нам казалось, что вопрос разрешится именно подписью, утверждением, законодательным актом. И вдруг вместо этого подобный совет, да еще в сопровождении добродушной, этакой товарищеской насмешки, издевки в некотором роде: как это вы, дескать, наивны, молоды еще, коли не понимаете, что не декретами и инструкциями определяется жизнь, а наоборот, последние являются ее отражением и тем, насколько они ее отражают, обусловливается их жизненность, действенность.

Для нас урок Ильича не прошел даром. Сначала после его слов мы оторопели, пытались потом что-то сказать, но ничего серьезного из этого, кажется, не вышло. Но, выйдя от Ильича, мы энергично принялись за дело: инструкция пошла во все стороны, не утвержденная, не подписанная, без рекомендации с чьей-либо стороны, но решительно поддержанная всем процессом развития революции в области производственных отношений. Жизнь вскоре показала, насколько Ильич был прав и здесь, как и во всем другом. Он и тогда, и задолго еще до того ясно видел путь, по которому пойдет первая в мире «экспроприация экспроприаторов»; он знал наверняка, что никакие попытки задержать мощную поступь пролетарской революции ни к чему не приведут. Он, пользовавшийся в других областях работы и в других условиях в широчайшей мере «агитацией» декретами, считал не без основания излишним их содействие начавшемуся уже на низах перерождению рабочего контроля в управление производством, слабым отражением чего являлась тогда наша инструкция.

Конечно, во всем этом сказывалась и другая черта Ильича. Это — его осторожность, осмотрительность. Прежде чем декретировать, необходимо- присмотреться к явлению, изучить его. Одно дело было выпустить общий декрет, развязывающий руки рабочим низовым ячейкам в области контроля, другое дело было оформлять этот контроль и предрешать уже в самом начале в окончательном порядке вытекавший из него захват предприятий рабочими.

Тов. Ленину нужно было уложить стихию в организованное русло, создать соответствующие условия для национализации предприятий, прежде чем решиться на это. Этим и можно объяснить его осторожность и его медлительность, непонятное в то время для многих «соглашательство» с предпринимателями до издания декрета в июне 1918 г. о национализации промышленности. Эти соображения, несомненно, руководили и его ответом нам и нежеланием сразу же оформлять нашу инструкцию. Но урок сам по себе этим не умаляется. Ильич лишний раз показал свое искусство революционной тактики на этом маленьком примере.

«Экономическая жизнь», 1924,

№ 95, 25 апреля.

 

 

А. Я. Редер

У ЛЕНИНА В СМОЛЬНОМ

Было начало 1918 года. Исполнительный комитет Объединенного Совета депутатов латышских стрелковых полков (Исколастрел) эвакуировался из Валки в Москву. Вскоре затем Исполнительный комитет начал испытывать оторванность от массы стрелков, так как после оккупации всей Латвии во время мирных переговоров в Бресте, большинство латышских стрелковых полков было сконцентрировано в Бологом — одной из крупнейших узловых железнодорожных станций, приблизительно на полпути между Петроградом и Москвой. Поэтому было решено послать в Бологое часть членов Исполнительного комитета, чтобы они установили тесную связь с каждым из находившихся там стрелковых полков и развернули организаторскую, агитационную и пропагандистскую работу среди стрелков.

В Бологое выехало семь человек, в том числе и я как представитель 5-го Земгальского стрелкового полка в Исполнительном комитете.

В Бологом мы постоянно находились среди стрелков, активно участвовали во всех мероприятиях рот и команд, поэтому хорошо узнали настроение стрелков и их нужды.

На собраниях партийной организации обсуждались многие важные вопросы: об укреплении органов Советской власти на местах, о бдительности, об агитационной и пропагандистской работе в ротах

и командах, об установлении более тесных связей с местным комитетом партии в Бологом. Особенно оживленное обсуждение всегда вызывали сведения об угрозе со стороны группирующихся сил озлобленной контрреволюции, об активном стремлении бывших царских генералов — Корнилова, Краснова, Деникина, Каледина и др. — удушить первую в мире власть рабочих, солдат и крестьян. Латышские стрелки резко осуждали их выступления, на своих собраниях и митингах требовали, чтобы Советское правительство с величайшей решительностью действовало против сил контрреволюции, и заверяли в своей готовности в любой момент с оружием в руках встать на защиту завоеваний Великой Октябрьской социалистической революции. Стрелки неоднократно высказывали мнение, что не все латышские стрелковые полки используются целесообразно в борьбе против сил контрреволюции. В этих откровенных беседах ярко проявлялись революционная сознательность и мужество стрелков, их пламенная любовь к социалистической родине.

В то время экономическое положение молодого Советского государства было чрезвычайно тяжелым. Царское правительство, а также и Временное правительство Керенского довели все отрасли народного хозяйства до полного развала. Это отрицательно сказалось и на снабжении латышских стрелков. У большинства стрелков, непрерывно находившихся в окопах на передовой, не было самого необходимого — белья, обуви, одежды. Поэтому латышские стрелки просили, чтобы их, по возможности, снабдили нужным обмундированием. Высказывалось также пожелание, чтобы стрелкам было выдано сполна жалованье за все минувшие месяцы, а также денежная сумма, которая по закону полагалась каждому стрелку при демобилизации¹. Отлично зная революционное настроение латышских стрелков, нельзя было рассматривать эти просьбы как проявление эгоизма. Удовлетворить их хотя бы частично значило еще больше усилить боевую готовность стрелков. Хорошо обдумав сложившуюся ситуацию, я написал и отправил прямо Владимиру Ильичу в Смольный докладную записку о положении в латышских стрелковых частях.

Велико было мое удивление, когда уже через несколько дней я получил телеграмму Ленина: немедленно явиться в Петроград с полномочиями и получить ассигнованные средства.

В тот же вечер с первым поездом я выехал в Петроград. С большим трудом удалось мне забраться в сильно потрепанный вагон. Было начало марта. Через разбитое окно вагон заметало снегом.

В Петроград я приехал только на Другой день. Явился в Смольный с очень распухшей щекой — болели зубы, шея. Мне казалось, что в таком виде я ни в коем случае не могу идти к Ленину. Стал объяснять секретарю Ленина причины моего приезда. Она сказала, что о моем выезде из Бологого известно и что дано распоряжение, чтобы я, как только приеду, сразу явился к Ленину. Разговаривая с секретарем, я вдруг, заметил, что в открытых дверях кто-то стоит. Это был Ленин. Как видно, он слышал мой разговор с секретарем. Владимир Ильич быстрыми шагами подошел ко мне и протянул руку.

- Догадываюсь, — сказал Ленин, — откуда вы. Из Бологого? Прошу ко мне! Времени мало, — добавил он. — Совет Народных Комиссаров сейчас переезжает в Москву. Все же хочется послушать, что думают и как себя чувствуют латышские стрелки.

Указав на стул, Владимир Ильич предложил мне сесть. Тем временем он и сам уселся на свое место и, слегка перегнувшись через стол, некоторое время испытующе глядел на меня. От столь внезапной и неожиданной встречи с Лениным я совсем растерялся В первое мгновение никак не мог сообразить, с чего начать разговор. Я чувствовал, что Владимир Ильич понимает мое затруднение. Вдруг он спросил, что со мной — не болят ли зубы, или, может быть, в дороге я сильно простудился. Такое простое и сердечное обращение очень ободрило меня. Собравшись с духом, я стал рассказывать Ленину о своей поездке, об условиях жизни латышских стрелков, их настроениях, о том, что заставило меня обратиться непосредственно к нему и что необходимо сделать в первую очередь. Я заверил Ленина, что латышские стрелки действительно представляют собою сплоченную, политически зрелую и дисциплинированную воинскую часть. Поэтому было бы очень желательно выдать каждому стрелку установленные законом демобилизационные деньги, а также и все невыплаченное жалованье за предыдущие месяцы. Проведя демобилизацию и окончательно рассчитавшись с каждым стрелком, можно было бы там же, на месте, одновременно организовать запись добровольцев в ряды Красной Армии. Я заверил, что по меньшей мере 90—95 процентов латышских стрелков добровольно вступят в Красную Армию. Это даст возможность буквально в несколько дней сформировать из латышских стрелковых полков хорошо вооруженную, закаленную в боях, сильную своей сознательной дисциплиной боеспособную дивизию, которая станет одним из краеугольных камней организующейся Красной Армии. Необходимо только поторопиться с практическим решением этого вопроса.

Хотя Владимиру Ильичу положение в латышских стрелковых частях и было известно из ранее посланной докладной записки, хотя вопрос о выдаче ассигнований был уже решен, тем не менее Ленин еще раз очень внимательно выслушал меня и подробно расспросил о жизни латышских стрелков.

Внимание, с которым Ленин умел выслушивать каждого, и та обаятельная простота, с какой он разговаривал, чтобы прийти к необходимым выводам, особенно тронули меня. Все, что я детально продумал в пути о содержании своего разговора с Лениным, если удастся увидеться с ним, теперь оказалось совершенно излишним. Ленин сумел сделать беседу настолько простой, ясной, исчерпывающей и непринужденной, что мои заранее составленные «тезисы» стали совсем ненужными.

Затем Владимир Ильич внезапно встал, как бы давая понять, что разговор окончен. Засунув большие пальцы рук в проймы жилета, он несколько раз прошелся по кабинету, как бы обдумывая что-то, потом, обратясь ко мне, сказал:

- Хорошо, очень хорошо, что написали и приехали вовремя. Вопрос о денежных средствах для удовлетворения нужд латышских стрелков решен и урегулирован.

Так как Совет Народных Комиссаров уже через несколько часов должен был отправляться в Москву, Ленин велел мне зайти к Подвойскому и Мехоношину, которым было поручено оформить и выдать ассигнования.

Владимир Ильич протянул мне руку и попросил передать латышским стрелкам привет и пожелание наилучших успехов в их борьбе за защиту и укрепление Советской власти.

Сказав что-то мимоходом секретарю, Владимир Ильич быстро вышел в коридор.

Такой была моя встреча с Лениным, и я ее никогда не забуду...

«О Ленине. Воспоминания революционеров Латвии»,

Рига, 1959, стр. 129—133.

Примечания:

¹ Речь идет о демобилизации из старой армии. Ред.

 

 

П.А. Берзин

САМЫЕ ДОРОГИЕ ВОСПОМИНАНИЯ

В 1918 году я был командиром 1-го латышского коммунистического отряда, охранявшего Кремль. Я имел счастье часто видеть Владимира Ильича Ленина, выполнять его указания, отдаваемые через коменданта Кремля П. Д. Малькова или управляющего делами Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевича.

Одна из моих личных встреч с Владимиром Ильичем произошла при следующих обстоятельствах.

10 марта 1918 года Совнарком переезжал из Петрограда в Москву. Я с основной частью отряда должен был обеспечить охрану эшелона в пути. По приезде в Москву оказалось, что Кремль недостаточно подготовлен для размещения аппарата Совнаркома и ВЦИК. И все мы, кроме охраны, занялись приведением помещений Кремля в необходимый порядок.

Два дня спустя после приезда я проверил, как разместились в Кремле подразделения отряда. Первый взвод временно устроился в Малом Николаевском дворце. Здесь я нашел только дежурного Я. Бале. По окончании осмотра он обратился ко мне, говоря:

- Товарищ командир, приношу вам жалобу. Нам с Жаном жестко спать.

Я разъяснил ему, что временно все стрелки взвода спят на полу, покрытом палатками.

- Посмотрите сами, товарищ командир, — продолжал Я. Бале.

Подходим к постели. Вижу, она сделана на двоих, очень аккуратно накрыта палаткой, но выделяется тем, что значительно выше, чем другие. Бале приподнимает угол палатки и, лукаво прищурив один глаз, смотрит на меня.

Чем же наполнены эти три мешка? На ощупь — кругляшки, монеты. Сами мешки похожи на те, в каких перевозили золотые деньги из банков Петрограда в Смольный.

На мой вопрос, как у них оказались мешки с золотом, Бале объяснил, что перед самым отъездом из Петрограда правительственного поезда к вагону, занятому первым взводом, подошел В. Д. Бонч-Бруевич. Вслед за ним подъехал грузовик. Бонч-Бруевич вызвал командира взвода и передал три мешка под охрану до Москвы. Командир поручил охрану этих мешков Я. Бале и еще одному стрелку. По приезде в Москву в спешке с разгрузкой эшелона никто мешков не истребовал. Стрелки забрали их с собой. Теперь они спят на и их и охраняют.

Я вскоре нашел В. Д. Бонч-Бруевича и изложил ему жалобу двух стрелков о том, что им на золоте жестко спать.

В. Д. Бонч-Бруевич выслушал меня, схватился за голову и воскликнул:

- Ох, батеньки, в этой спешке о мешках совсем, совсем забыл! Спасибо товарищам, мешки сейчас заберут.

Я считал, что вопрос о мешках с золотом исчерпан.

Вскоре я встретил сияющего Жана. Он рассказал, что сейчас он и Бале получили от заместителя коменданта отличные матрацы. Они выданы по распоряжению Ленина, переданному через Бонч-Бруевича.

На другой день утром случай свел меня с Владимиром Ильичем. Я поприветствовал его

и прохожу мимо. Владимир Ильич остановил меня:

- Товарищ командир! Что у вас делается в отряде? Избаловались стрелки, на золоте им спать жестко!

Смотрю на приветливое лицо Владимира Ильича, вижу веселые искорки в его глазах и понимаю — Владимир Ильич шутит. Говорю:

- Владимир Ильич, в самом деле на золоте спать жестко.

- Да, действительно, но теперь нашему государству каждая копейка дорога. Передайте товарищам спасибо за бережное отношение к народному добру.

Затем Владимир Ильич поинтересовался, получили ли стрелки матрацы.

О разговоре с Владимиром Ильичем я рассказал Бале и его товарищу. Они были очень рады, что заслужили похвалу Ильича.

Пост часового у кабинета Владимира Ильича, а также пост у кабинета председателя ВЦИК Я. М. Свердлова проверялся лично комендантом Кремля П. Д. Мальковым. Однажды, кажется, это было в апреле или мае 1918 года, командир первой роты А. Бичулис доложил мне, что часовые во время дежурства у кабинета Владимира Ильича сидят и читают книги. Я решил проверить, так ли это и вызвал к себе часовых. В ответ на мое замечание, что на посту так делать не полагается, одни из часовых сказал:

- Так ведь это Владимир Ильич вынес мне стул и велел даром не терять времени и читать.

- Расскажите, как было дело, — попросил я.

Часовой рассказал следующее. Как-то в первом

часу ночи выходит из кабинета Владимир Ильич, подходит к часовому и спрашивает, не скучно ли ему стоять на посту.

- Не скучно, Владимир Ильич, ведь я вас охраняю, — ответил стрелок.

Владимир Ильич обводит рукой вокруг и спрашивает:

— От кого?

Часовой оглядывается. И действительно — кругом ни души. Тогда Владимир Ильич говорит:

- Вы зря теряете время, товарищ. Всем нам теперь надо много читать и учиться нашим государством рабочих и крестьян управлять. У вас есть книга?

- Есть, Владимир Ильич, в сумке, — отвечает часовой.

Владимир Ильич возвращается в кабинет и выносит оттуда венский стул:

- Вот стул, сидите, читайте и учитесь.

Когда стрелок окончил свой рассказ, я спросил:

- Ну и как, всегда у вас гладко получается?

- Не совсем, товарищ командир, — ответил стрелок и рассказал такой случай. Пришел на прием к Владимиру Ильичу посол Германии граф Мирбах. Проходя в кабинет, он внимательно посмотрел на часового, а тот сидит и читает книгу. Через некоторое время Мирбах вышел из кабинета, остановился против часового, вынул монокль. Хочет узнать, что читает часовой. Переводчик сказал Мирбаху, что часовой читает книгу Августа Бебеля «Женщина и социализм». Услышав это, Мирбах был чрезвычайно удивлен. Кроме того, ему, воспитанному на дисциплине пруссачества, факт, что часовой на посту читает книгу, показался отсутствием дисциплины.

Переговорили по этому вопросу с Мальковым. Все были согласны, что так оставить дело нельзя. Решили, что я как командир отряда должен обратиться к Владимиру Ильичу за советом.

Я доложил об этом Владимиру Ильичу при первой же встрече с ним. Владимир Ильич выслушал меня и, улыбнувшись, сказал:

- Товарищ Берзин, часовой не виноват, он делает это с моего разрешения.

Я повторил, что считаю это грубым нарушением воинской дисциплины. Владимир Ильич сказал:

- Да, дисциплину нарушать нельзя. Я за дисциплину, но ни в коем случае нельзя допускать, чтобы товарищи зря теряли время. Они должны, обязательно должны как можно больше читать и учиться. Как же быть?

Владимир Ильич задумался, потом добавил:

- А нельзя ли сделать так: если я в кабинете, пусть товарищ стоит как полагается на посту, но если я выезжаю из Кремля, пусть сидит и читает. Можно так сделать?

Я обрадовался, что Владимир Ильич сам нашел выход из Положения.

С тех пор часто во время отсутствия Владимира Ильича стрелки, дежурившие у его кабинета, использовали это время для чтения. Ведь стрелки понимали, что им не хватает знаний, и стремились читать, учиться, чтобы быть политически грамотными.

В мае 1918 года было решено наш отряд переформировать в 9-й латышский стрелковый полк и зачислить в Латышскую дивизию. Пока шло переформирование, произошла задержка с выдачей продовольствия и жалованья стрелкам. Мы обратились по этому вопросу к Я. М. Свердлову, который постоянно шефствовал над нашим отрядом и многих стрелков знал лично. Он сказал, что жалованье выплатить можно, только чек на такую крупную сумму должен подписать Владимир Ильич. К Ленину я отправился вместе с Мальковым. Был поздний вечер. Владимир Ильич работал в своем кабинете. Он сразу же принял нас, выслушал нашу просьбу и подписал чек. Когда мы собрались уходить, Владимир Ильич, обращаясь ко мне, спросил:

- А продовольствие стрелки получили?

Услышав удовлетворительный ответ, Владимир

Ильич сказал:

- Это хорошо, о товарищах нужно заботиться.

Не успели мы выйти, как Владимир Ильич вновь склонился над бумагами.

Стрелки знали, что Владимир Ильич интересуется их жизнью, заботится об их досуге, и относились к нему с большой любовью. От Малькова или Бонч-Бруевича я узнавал, что, когда Владимир Ильич бывал доволен выполнением его распоряжений стрелками, он говорил: «Хорошо, очень хорошо». Эти слова вождя служили нам лучшей наградой.

Воспоминания о времени, проведенном вблизи Владимира Ильича в Смольном и в Кремле, являются для меня самыми дорогими.

Полностью публикуется впервые

 

 

К.К.Парум

ИЛЬИЧ ПООЩРЯЛ СТРЕМЛЕНИЕ СТРЕЛКОВ УЧИТЬСЯ¹

В 1918 году я служил в 1-м социалистическом рабоче-крестьянском красном партизанском отряде при ВЦИК² и состоял в охране московского Кремля.

Прогуливаясь в свободное время по Кремлю, я встречался с некоторыми своими товарищами по прежней работе, служившими теперь в 9-м латышском стрелковом полку. Вместе с ними я когда-то работал у предпринимателя в Риге на малярных работах. Одни учились в Рижском художественном училище, другие — в ремесленной школе маляров, и в Москве многие рисовали виды Кремля.

Эти любители изобразительного искусства нередко выражали сожаление, что вот им нравится заниматься живописью, но пет достаточной подготовки, — надо бы еще подучиться. Я был согласен с ними, так как в молодости тоже мечтал стать художником, но заболел туберкулезом и должен был оставить кисть и карандаш.

Однажды товарищи попросили меня сходить к Ленину и походатайствовать, нельзя ли отвести им отдельную комнату в Кремле для занятий живописью. Владимира Ильича я видел раньше, когда носил ему почту.

Мы написали заявление с просьбой выделить нам комнату для занятий, и я отправился к Ильичу; остальные товарищи остались ждать на дворе.

Это было в мае или начале июня 1918 года.

Направляясь к Ленину, я стал сомневаться, стоит ли его беспокоить в такое трудное время из-за пустяков. Ильич может сказать, что ребятам скоро придется отправиться на фронт и начинать занятия живописью не стоит.

Когда я вошел в комнату секретаря, то совсем уже растерялся и хотел было повернуть назад, но мысль о том, что товарищи будут смеяться надо мной за малодушие, остановила меня.

Я отдал заявление секретарю и собрался уже уходить, сказав, что за ответом приду позже.

Но секретарь, прочитав заявление, попросила подождать и вошла к Ленину. Двери кабинета остались полуоткрытыми. Я ожидал, что вот-вот Владимир Ильич начнет браниться.

Велико было мое удивление, когда я услышал слова Ленина:

- Это замечательно, это чудесно, это хорошо! Кто принес это?

Владимир Ильич вышел из кабинета, держа в руке наше заявление, и сказал:

- Вы понимаете, что это очень важно, это чудесно, замечательно! Хорошо, что наши бойцы хотят учиться, и как раз искусству, хотя идет война.

Ленин спросил, знаю ли я подписавших заявление. Я ответил, что с некоторыми из них работал в Риге у живописца, так как стыдно было признаться, что работал просто у маляра. Сказал, что я тоже хочу учиться.

Ильич обратился к секретарю и сказал:

- Передайте коменданту, чтобы он нашел для стрелков комнату, нет, две комнаты, да и этого мало. Их нужно поддержать. Скажите, пусть найдет художника, чтобы занимался с ними за государственный счет.

И Ильич снова повторил:

- Это прекрасно, замечательно, что они хотят стать художниками!

Я уже собирался уходить, когда Владимир Ильич обратился ко мне:

- Передайте вашим товарищам, когда у них будут готовы картины, пусть они устроят выставку и меня тоже пригласят, хочу посмотреть. Вы сами придете ко мне и скажете, когда будет выставка.

Я поспешил к своим товарищам, которые с нетерпением ожидали меня. Трудно передать радость стрелков, когда они узнали, что Ленин поддержал их просьбу.

Вскоре нужное помещение было подыскано, и стрелки приступили к занятиям. Имена некоторых бывших участников художественного кружка — В. Андерсона, К. Вейдеманиса, Г. Клуциса и др. — позже стали известны трудящимся Советского Союза. Ими были написаны картины о героических делах латышских стрелков на фронтах гражданской войны.

Мне не пришлось заниматься в художественном кружке, так как я заболел и после выздоровления уехал в Тулу, куда была переведена моя воинская часть.

Приехав впоследствии в Москву в командировку, я встретил стрелков, занимавшихся в кружке. Они рассказывали, что выставка была устроена осенью 1918 года. На ней было представлено более 100 работ.

Жаль, что я не смог выполнить просьбу Ленина и лично пригласить его на выставку картин.

«О Ленине». Воспоминания революционеров Латвии Рига, 1959, стр. 171—174.

Примечания:

¹ Для настоящего издания воспоминания автором переработаны. Ред.

² 1-й социалистический рабоче-крестьянский красный партизанский отряд при ВЦИК был образован в феврале 1918 г. Ред

 

 

К.-Ю. Х. Данишевский

ВСТРЕЧИ С ЛЕНИНЫМ В ГОДЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ¹

(1918—1921 гг.)

В конце 1917 и первой половине 1918 года я находился в оккупированной немецкой армией Латвии на подпольной работе. Группа «Спартак»² вела революционную работу среди рабочих и крестьян, а также среди немецких солдат. Издавались газеты, листовки, прокламации на латышском, немецком и русском языках. «Спартак» имел непосредственные связи с отдельными немецкими солдатами, и влияние его среди немецких частей, расположенных в Риге, Курляндии и Лифляндии, было достаточно заметно. Немецкие части «разлагались». Особенно это было заметно в начале и весной 1918 года. Из-за этого неоднократно немецкое командование перемещало «зараженные» части, отводило их в далекий тыл (Кенигсберг и т. п.).

Немецкая контрразведка и охранка свирепствовали против спартаковцев. Сотни революционных рабочих были арестованы, особенно после массовой рижской демонстрации рабочих³, когда имело место также и братание рабочих с немецкими солдатами. Концентрационные лагеря были переполнены арестованными большевиками. Многие .погибли, но революционная работа продолжалась, расширялись и усиливались связи с войсковыми частями.

Латвийские меньшевики открыто и цинично стали на сторону кайзера Вильгельма, они послали его сыну⁴ вместе с представителями буржуазии верноподданнейшее ходатайство о включении Латвии в сферу влияния Германской империи под видом создания автономной Латвии. Латвийские меньшевики стали «кайзер-социалистами», — они были изгнаны из рядов революционной Социал-демократии Латвии.

О работе спартаковцев и о политической обстановке в тылу немецкой армии сообщалось (хотя и нерегулярно, через фронт) Центральному Комитету РСДРП (б) в Петроград. В курсе этой работы, безусловно, был Ленин.

Это было время борьбы большевиков за мир с Германией, против революционной фразы Троцкого и «левых» коммунистов, стоявших за «объявление революционной войны», а по существу — за авантюру, которая сорвала бы укрепление Советской власти, диктатуры пролетариата.

Группа с.-д. «Спартак» безоговорочно отстаивала в своих выступлениях точку зрения Ленина. Безусловно, Владимир Ильич знал об этом. Поэтому, когда по постановлению организации я в двадцатых числах июня 1918 года вернулся в Советскую страну нелегально, вместе с пленными и беженцами, Владимир Ильич телеграммой предложил мне немедленно выехать в Москву и зайти к нему.

Десять лет я не видел Владимира Ильича — с «финляндского периода» работы ЦК РСДРП (1907 года). Владимир Ильич внешне мало изменился. Те же острые, пронизывающие и вопрошающие глаза; в их блеске чувствуется вопрос и настороженное и предупреждающее прислушивание. Его глаза как будто говорят: говори правду, только правду и только то, что хорошо тебе лично известно и тобою проверено.

Бодро улыбаясь, Владимир Ильич поднялся мне навстречу, крепко пожал руку.

- Герман⁵, как вы помолодели за эти десять лет!

Значит, Владимир Ильич вспомнил меня. Было хорошо, приятно. Ведь прошло десять лет подпольной работы, арестов, этапов, ссылки. Нарым, бегство, февральские дни, работа на фронте в XII армии, борьба с керенщиной, снова подпольная работа.

Каково положение на фронте, у немцев? Настроение солдат? Что делают большевики —вот основные вопросы, которые интересовали Владимира Ильича.

Я кратко обрисовал положение: немцев лихорадит, командование не доверяет солдатам, плохо со снабжением; солдаты чрезвычайно недовольны, но дисциплина еще достаточно крепка, командование все еще имеет власть над армией, может двинуть ее и против нас; не исключена возможность для немцев дойти до Москвы. Немецкие с.-д. ведут агитацию под лозунгом: сперва победа, потом революция; так говорят еще и солдаты. Латышские большевики работают много, организация небольшая, но крепкая, хорошо сколоченная.

Информация, видимо, удовлетворила Владимира Ильича.

- Вам надо выступить на съезде Советов⁶, — тут же заявил Владимир Ильич, — левые эсеры, да и некоторые «левые» коммунисты настроены на авантюру. Вы в курсе этих настроений?

Владимир Ильич дал мне ряд указаний к выступлению на съезде. Я изложил свою речь в кратком конспекте. Она была сказана 4 июля.

Политическую обстановку съезда уже сгустили контрреволюционные призывы меньшевиков и правых эсеров к железнодорожным рабочим начать забастовку 2 июля. Забастовка не началась, но положение было тревожное. На съезде открыто перешли на сторону контрреволюции и левые эсеры.

До меня выступил левый эсер Александров (от Украины); он яростно нападал на большевиков, призывал к военной авантюре против Германии.

Левые эсеры явно шли на провокацию.

Я в своем выступлении обрисовал действительное положение вещей, действительное соотношение сил, с которым необходимо было считаться при выборе средств борьбы и установлении тактики борьбы.

От имени трудящихся Латвии я заявил о том, что, как ни жесток для нас Брестский мир, оставляющий, между прочим, и пролетарскую Латвию на растерзание империалистическим бандам и местным баронам и капиталистам, мы отлично понимаем, что эта жертва необходима, чтобы дать возможность рабоче-крестьянской России покончить с разрухой и контрреволюцией и собрать силы для продолжения борьбы с империализмом.

В сохранении и укреплении Советской России — залог нашей победы. Не будет свободной трудовой Латвии до тех пор, пока Россия окружена бандами империализма.

Сопротивление со стороны эксплуататоров ожесточенное, и ожесточение это все усиливается; силу империалистов можно сломить лишь организованной силой пролетариата, ее может сломить лишь социалистическая армия. Эту армию надо организовать, она еще не готова для этой борьбы, а неподготовленной бросать ее в дело — нелепо и преступно. Еще не время это делать, а когда это время придет и Советская Россия решится на вооруженную борьбу, в Латвии призыв к борьбе будет подхвачен небольшим, но стальным отрядом коммунистов-борцов.

Уже 5 июля «Правда» следующим образом характеризовала речь левого эсера Александрова и мою.

«... Первая (речь) — бурливая, от сердца, не знающего удержу, не сдерживаемого сознанием, рвущегося в бой со стихийным порывом, вопреки всему, ради сочувствия, в спасении немногих, невидящего гибели всех. И другая — сознательного, выдержанного, стойкого и отчетливо представляющего положение дел борца.

Первая пришлась по вкусу любителям сердечных излияний и героических бунтарских порывов — эсерам. Вторая — пролетарски мыслящим коллективистам, разящим врага не порывами идеализма, а дисциплинированным, организованным натиском»⁷.

Обстановка на съезде с каждым выступлением становилась все более и более напряженной. Случайный взрыв (вечером 5 июля) ручной гранаты на одном из ярусов Большого театра вызвал некоторую панику. Абсолютное спокойствие Я. М. Свердлова, председательствовавшего в тот момент, и выдержка остальных большевиков быстро успокоили съезд. Заседание продолжалось без малейшего перерыва.

Во время моего выступления Владимира Ильича на съезде не было, но на другой день, при встрече в Кремле, он отозвался о нем одобрительно, что показывало, что он знакомился со стенограммой моей речи и отзывами. Особенно второй отзыв о моем слове, помещенный в «Правде» (6 июля 1918 г.), совпадает с тем, что сказал о моем выступлении Ильич.

«Правда» писала: «Делегат с Украины Александров (левый эсер) бил на чувства, говорил страстно, почти истерично. Речь Данишевского, представителя Красной Латвии (коммунист), напротив, обращалась к разуму, революционному сознанию, к ясному и точному учету сил и к неуклонному собиранию этих сил для окончательного боя».

«... Александров, малоизвестный, малоответственный и, может быть, случайный представитель Украины, требовал, чтобы русский народ поставил на карту все свои силы, все свое будущее сейчас же, немедленно. Данишевский, наоборот, взвешивая все значение Российской Советской Республики для грядущей мировой революции, от имени своего народа предостерегал от преждевременных вспышек и от безрассудной игры ва-банк на явно неизбежное поражение».

«... В политике нет места истерикам» — вот что ответил представитель Латвии делегату Украины»⁸.

То, что имело место в немецкой армии к июню— июлю 1918 года, обязывало нас маневрировать, чтобы кончить с империалистической войной, чтобы хотя бы на время выйти из боя, организационно и материально себя подкрепить и вместе с тем дать вполне созреть революционной ситуации в тылу австро-немецкой армии и в ней самой.

А события на съезде Советов и в Москве развивались. Левые эсеры решились на авантюру, чтобы провокацией вызвать военные столкновения Советской страны с Германией, что, безусловно, поставило бы под удар самую Советскую власть и завоевания русских рабочих...

При голосовании большевистской резолюции против авантюристов и провокации войны левые эсеры демонстративно оставили заседание. Остались большевики и небольшая группа примыкающих к ним (контрреволюционные правые эсеры и меньшевики к этому времени уже были удалены из Советов).

5 июля выступил Владимир Ильич с докладом о деятельности и политике Совета Народных Комиссаров. Доклад резко и заостренно был направлен против левых эсеров, поведение которых становилось явно антисоветским, т. е. контрреволюционным.

Владимир Ильич заявил:

«Когда нам здесь говорят о бое против большевиков, как предыдущий оратор говорил о ссоре с большевиками, я отвечу: нет, товарищи, это не ссора, это действительный бесповоротный разрыв, разрыв между теми, которые тяжесть положения переносят, говоря народу правду, но не позволяя опьянять себя выкриками, и теми, кто себя этими выкриками опьяняет и невольно выполняет чужую работу, работу провокаторов»⁹.

И провокаторы — левые эсеры, предатели и изменники, — уже на другой день выполнили эту «чужую работу», совершенно сознательно порываясь вовлечь молодую трудовую республику в войну с германским империализмом.

6 июля около 15 часов по поручению Центрального Комитета левых эсеров его представитель Блюмкин бросил бомбу в Германское посольство и убил посла графа Мирбаха.

Это было сделано также по прямому поручению левого эсера Александровича, товарища председателя комиссии по борьбе с контрреволюцией¹⁰. В то же время левый эсер Попов, начальник отряда комиссии по борьбе с контрреволюцией, приводил в боевую готовность отряд, натравливая его против Советского правительства. Более подлого предательства и провокации нельзя было и представить. Левые эсеры не останавливались ни перед чем, чтобы только вызвать новую войну и подставить под прямой удар империалистических войск неокрепшую республику труда и всю пролетарскую революцию.

Сейчас же после убийства Мирбаха батареей мятежников был дан выстрел по Кремлю. Удар пришелся по Благовещенскому собору. Но левые эсеры, очевидно, боялись продолжать обстрел рабоче-крестьянского правительства. У авантюристов, оторванных от масс, не хватило решительности перейти немедленно в наступление.

Выстрел по Кремлю сигнализировал начало восстания левых эсеров (6 июля около 15 часов).

Уже до этого было дано секретное указание делегатам съезда, членам РКП (б), оставить помещение съезда (Большой театр) и направиться в рабочие районы, на предприятия и пр. для организации рабочих масс против контрреволюционного мятежа левых эсеров.

В Большом театре левые эсеры оказались арестованными, в том числе и Спиридонова, которая настаивала на аресте т. Дзержинского.

Еще днем левые эсеры захватили тт. Дзержинского, Смидовича, а позже и Лациса, пришедших в штаб левых эсеров для расследования дела об убийстве Мирбаха. Телефонную станцию и телеграф они держали в своих руках лишь часа два. Восставшие укрепились единственно в районе Трехсвятительского переулка, в особняке Морозова (Чистые пруды).

7 июля было опубликовано правительственное сообщение: «... Советской властью задержаны как заложники все бывшие в Большом театре делегаты V съезда Советов из партии левых эсеров, а равно приняты все меры для немедленного военного подавления и ликвидации мятежа новых слуг белогвардейских замыслов и скоропадчины.

Все, кто понимает безумие и преступность вовлечения России теперь в войну, поддерживают Советскую власть. В быстрой ликвидации мятежа нет ни тени сомнения.

Все на свои посты! Все под оружие!

Долой слуг белой гвардии и Скоропадского!»¹¹

Партия большевиков быстро организовала подавление восстания. И непосредственно во главе организации и руководства рабочих дружин и красноармейских частей стал Владимир Ильич. Он подсчитывал силы, следил за мятежниками, давал оперативные указания штабу и руководителям пролетарских сил.

К вечеру 6 июля Владимир Ильич вызвал меня к себе. Вопросов было немного, разговор длился несколько минут.

— Каково настроение латышских стрелков? Они вас знают. Вы работали в латышских частях. Надо ввести в город латышские части, находящиеся за городом (на Ходынском поле).

Я ответил, что, начиная с августа 1917 г., почти не виделся с латышскими стрелками, но полагаю, что они по первому призыву Совнаркома поднимутся против мятежников. При этом я высказал мысль, что было бы полезно, если бы Владимир Ильич хоть на несколько минут принял командный состав латышского полка, расположенного в Кремле, и сказал несколько слов.

После возвращения в Москву я успел побывать только на собрании 1-го Латышского стрелкового советского артиллерийского дивизиона 1 июля; тогда было принято решение всемерно бороться за Советскую власть против меньшевиков и правых эсеров. Встрече Ленина с командирами латышского стрелкового полка я придавал большое значение.

Мы знали о некоторой, хотя и напрасной, надежде левых эсеров на латышских стрелков. В латышских полках, видимо, вели подрывную работу и левые эсеры, и агенты Антанты (Франции и Англии). Недаром (по докладу в Совнаркоме т. Дзержинского) левые эсеры Черепанов и Саблин при аресте Дзержинского в помещении ЦК левых эсеров с триумфом ему заявили, что «латыши 1-го стрелкового полка с нами, делегаты уже были».

Встреча Владимира Ильича с командирами латышского полка должна была рассеять всяческие подозрения.

После секундного колебания (видимо, не до разговоров было, время было дорого, шли также недобрые слушки об отдельных командирах латышских стрелков) Владимир Ильич согласился. Поздно ночью несколько человек из командного состава латышских стрелков вместе со мной явились в приемную председателя Совнаркома. Недолго пришлось ждать. Вышел Владимир Ильич. Лицо усталое, серое от утомления. Но он быстро подошел к группе военных. Поздоровался. Сказал немного: о провокаторах войны, о восставших контрреволюционерах, предателях, которых следует быстро и беспощадно уничтожить, чтобы спасти страну от новых военных потрясений. Командиры ответили согласием. Беседа кончилась. Владимир Ильич быстро повернулся и ушел в другую комнату: предстояла еще большая и нервная ночная работа.

Я вместе с комиссаром Латышской стрелковой дивизии т. Петерсоном немедленно уехал к стрелкам (во 2-й полк), расположенным на Ходынском поле. По пути туда и обратно нашу машину несколько раз останавливали патрули левых эсеров. Но всегда они отходили в сторону при первом заявлении, что едут латышские стрелки. С латышскими стрелками ссориться они не хотели, а может быть, и на самом деле они немного надеялись на то, что латышские стрелки примкнут к ним или останутся хотя бы нейтральными.

Было уже половина первого ночи. Ночь была темная. Только что прошла гроза, накрапывал еще дождь. Вокруг казарм было грязно. Часть стрелков уже расположилась на ночной отдых. Была дана тревога выстроиться, и быстро, через 20 минут, стрелки собрались, вышли в темноту перед казармой и выстроились. Многие узнали меня, вспомнили наши выступления в 1917 году, при Керенском. Я кратко объяснил в чем дело: в Москве мятеж кучки авантюристов, толкающих страну против воли съезда Советов и правительства на войну. Убит германский посол Мирбах. Надо быстро уничтожить мятежников, отстоять власть рабочих.

Латышские стрелки изъявили согласие немедленно двинуться в Москву. Только несколько вопросов было задано. Собирались бодро, «по-стрелковски» шутили, балагурили, грозились. Острили по поводу незаконченного празднования Иванова дня (23 июня по старому стилю), обещая закончить его в Москве.

Дана команда. Стрелки в полном военном снаряжении. У каждого ручные гранаты. Прошли к артиллеристам и вместе двинулись в город — батальон 2-го латышского стрелкового полка с батареей инструкторской школы и частью инструкторов под общим руководством командира 2-го латышского стрелкового полка Рекста.

Мятежный отряд Попова к 9 часам вечера 6 июля был сосредоточен в районе Трехсвятительского переулка. В его распоряжении было около 2 тысяч пехотинцев, 4—8 орудий, 60 пулеметов, бомбометы и ручные гранаты.

В ночь на 7 июля советские части железным кольцом охватили этот район (храм Христа спасителя, Арбатская пл., Кремль, Страстная пл., Советская пл., затем Лубянская пл.). Латышские стрелковые части перешли в распоряжение Московского городского военкомата (военные комиссары тт. Берзин, Пече); временно по ВЧК т. Дзержинского заменял т. Петерс. Штабом руководил Муралов, всеми операциями — Подвойский (начальник войск гарнизона) и начальник Латышской стрелковой дивизии — Вацетис.

Электрическую станцию отстояла рота 9-го латышского стрелкового полка.

Рано на рассвете, в 5—6 часов, 7 июля начался артиллерийский обстрел штаба левых эсеров.

Судьба безумного мятежа была решена. К 11 часам эсеры были отовсюду загнаны в Трехсвятительский переулок. В 12 часов начинается паника в штабе мятежников. Они отступают на Курский вокзал по Дегтярному переулку, а также на Сокольники.

В 13 часов 7 июля Владимир Ильич дает телефонограмму районным Совдепам Москвы: «... выслать как можно больше вооруженных отрядов, хотя бы частично рабочих, чтобы ловить разбегающихся мятежников.

Обратить особое внимание на район Курского вокзала, а затем на все прочие вокзалы. Настоятельная просьба организовать как можно больше отрядов, чтобы не пропустить ни одного из бегущих.

Арестованных не выпускать без тройной проверки и полного удостоверения непричастности к мятежу»¹².

В 13 часов 30 минут 7 июля уже выяснилось, что левые эсеры бегут. И в тот же день председатель Совнаркома тов. «Ленин дает телефонограмму: «... всем волостным, деревенским и уездным Совдепам Московской губернии.

Разбитые банды восставших против Советской власти левых эсеров разбегаются по окрестностям. Убегают вожди всей этой авантюры. Припять все меры к поимке и задержанию дерзнувших восстать против Советской власти. Задерживать все автомобили. Везде опустить шлагбаумы на шоссе. Возле них сосредоточить вооруженные отряды местных рабочих и крестьян. Есть сведения, что один броневик, который был у восставших, бежал за город. Принять все меры к задержанию этого броневика»¹³.

И уже в 16 часов 7 июля дается последнее (третье) правительственное сообщение об окончательной ликвидации мятежа, о разгроме левых эсеров¹⁴.

Уже после подавления мятежа, на собрании фракции большевиков V съезда (Малая Дмитровка, 6) в 18 часов 7 июля, я докладывал о поведении латышских стрелков.

«Не как представитель пролетариата Латвии я выступаю теперь, а как представитель латышских стрелков...

Вчера у латышей был Иванов день, праздник.

Мы думали, что латыши будут заняты празднеством и будут неохотно выступать по приказу Совнаркома. Но вышло наоборот: всякий хотел быть в Москве, поднялся спор, никто не хотел остаться, а все хотели защищать революцию».

Фракция большевиков выразила свое одобрение революционной бдительности латышских стрелков нескончаемыми аплодисментами и криками: «Да здравствует революционная Латвия!»¹⁵

Латышские стрелки вместе с другими войсковыми частями рвались в бой, никто не хотел ждать, инициатива всецело была на стороне наших войск. Левые эсеры были быстро смяты.

8 июля продолжается ловля рассеявшихся банд. В этот же день расстрелян один из предателей — левый эсер Александрович.

Все эти ночи и дни, пока шла борьба, вместе с московским пролетариатом бодрствовал и Владимир Ильич. Из штаба Муралова, из штаба Латышской дивизии на его частые запросы все время давались пояснения о продвижении наших частей и подготовке решительного удара по мятежной банде. Голос Владимира Ильича по телефону звучал решительным приказом ускорить операции. Он был недоволен слишком «военспецовской» стратегией и тактикой¹⁶ и требовал быстроты, решительности и беспощадности. Ленин требовал артиллерийского огня по предателям и провокаторам (особенно после того, как узнал об аресте Дзержинского).

Мы не знали тогда, что Владимир Ильич с группой ближайших друзей ночью сам обходил военные посты по кремлевской стене и всматривался и прислушивался к тому, что делается в городе.

Владимир Ильич руководил подавлением мятежа и определял тактику наступления и уничтожения врага пролетарского государства. Ом подсчитывал наши силы и силы противника. Учитывал его беззубую и пугливую тактику (неактивиость левых эсеров). Давал лично распоряжения, телефонограммы горсоветам, сельсоветам, штабу. Владимир Ильич в конечном итоге санкционировал метод ликвидации мятежников (короткий беспощадный артиллерийской огонь по штабу противника).

Это и было осуществлено.

Ленин давал также самые конкретные указания относительно ликвидации бегущих в панике левых эсеров.

*   *   *

В июльские дни 1918 года я впервые видел Ленина непосредственным руководителем вооруженной борьбы пролетариата. И это руководство соединяло в себе все элементы, необходимые для успеха: удивительную быстроту ориентации в обстановке, точность указаний как действовать, учет сил, средств и характера действий противника. И вместе с этим им не упускалась ни одна деталь, которая могла бы оказать влияние на исход операций (направление удара, характер боя, подбор людей, подбадривание беседой, подготовка к предотвращению возможности бегства противника, мобилизации масс рабочих и крестьян и пр.).

Безусловно, Владимир Ильич весьма остро воспринял гнусное предательство левых эсеров, их удар в спину рабочего государства. Но внешне Ленин был спокоен. Только по крайней бледности лица, особому грозному блеску глаз, угловатым быстрым движениям, когда он задавал вопросы и особенно когда получал не удовлетворяющие его ответы, можно было судить о том внутреннем горении, которое переживал Владимир Ильич. Он знал, что провокаторы поставили под ужаснейший удар военного наступления молодое пролетарское государство и миллионные массы рабочих. И он был до крайности разгневан. Он был беспощаден. Ибо интересы пролетарской революции ставились на карту группкой зарвавшихся авантюристов, притом из партии, допущенной к власти. Это было предательство самого подлого пошиба. Уничтожить предателей и мятежников — такова была сущность всех письменных и устных указаний Владимира Ильича в июльские дни 1918 года.

После июльских дней 1918 года мне было совершенно ясно, что Ленин является центром руководства всеми нашими операциями на фронтах; он мобилизовал рабочие массы, расставлял людей по фронтам, давал исчерпывающие указания командованию относительно ближайших и более отдаленных задач того или другого фронта.

*   *   *

Вскоре после левоэсеровского мятежа Владимир Ильич вызвал меня к себе и задал вопрос о моей дальнейшей работе. При этом в форме вопроса было выдвинуто предложение перейти на работу в редакцию «Правды». Это совершенно не соответствовало моим тогдашним настроениям. Я считал, что всеми средствами в первую очередь надо покончить с фронтами, создать крепкую боеспособную рабочую Красную Армию, так как было ясно, что поход белогвардейцев и империалистов на нас в ближайшее же время расширится и усилится. Об этом говорили контрреволюционные группировки генералов на юге, десанты англичан на севере (Архангельск, Мурманск)... и т. д.

Июльский мятеж левых эсеров в Москве не явился единичным изолированным контрреволюционным событием того времени. Левые эсеры стремились поднять восстание повсюду. Их контрреволюционные выступления совпадали по времени с активизацией интервенционистских намерений Антанты, что превращало левых эсеров в буквальном смысле слова в прямых агентов империалистов в борьбе против рабоче-крестьянской республики, против пролетарской революции.

Уже при возвращении в РСФСР я решил перейти на военную работу и об этом моем желании сказал Владимиру Ильичу- Он немедленно согласился, отметив мимоходом мои связи с Латышской стрелковой дивизией. У меня создалось впечатление, что предложение перейти на работу в «Правду» было лишь поводом заставить меня самого высказаться о своей дальнейшей работе. Вскоре (10 июля) я был назначен одним из комиссаров Латышской стрелковой дивизии. Уже 11 июля за нашими подписями (начальника Латышской стрелковой советской дивизии — Вацетиса, комиссаров — Петерсона, Данишевского, Дозита, председателя Исколастрела Зарина) выпускается воззвание к латышским стрелкам с призывом быть начеку в борьбе против контрреволюции и интервенции...

12 июля Вацетис был назначен главнокомандующим Восточным (Чехословацким) фронтом, а я — членом Реввоенсовета фронта. Назначение исходило непосредственно и лично от Владимира Ильича. Лично Владимир Ильич вел по этому вопросу переговоры с Петерсоном (комиссаром Латышской дивизии, старым партийным товарищем, работником дивизии в предоктябрьские и октябрьские дни)¹⁷. Владимир Ильич считал полезным для дела, если рядом с начальником Латышской дивизии Вацетисом во главе самого серьезного тогда фронта будет военный комиссар — ответственный работник Латышской дивизии, так как в силу создавшегося положения особо ответственные задачи возлагались на латышские стрелковые полки. Почти все они перебрасывались к Волге, к Казани. Мое назначение в основном именно этим и было обосновано Владимиром Ильичем.

Было условлено, что по решающим вопросам мы будем обращаться лично к нему. И уже 1 августа 1918 года Владимир Ильич пишет нам, членам Реввоенсовета Восточного фронта (Кобозеву, Данишевскому, Мехоношину и Раскольникову):

 

«Товарищи!

Пользуюсь оказией, чтобы черкнуть несколько слов.

Достаточно ли энергично работают военные руководители и Вацетис? Хорош ли контроль комиссаров за ними?

Какие отзывы о Блохине? Правда ли, что он превосходен. Если да, достаточно ли ему дают ходу?

Я, конечно, сужу со стороны и легко могу ошибаться. Но боюсь, не душат ли «штабы» живую работу внизу, массовую? Достаточно ли связи в военном деле с массами бедноты?

Делается ли все для ее подъема и привлечения?

Сейчас вся судьба революции стоит на одной карте: быстрая победа над чехословаками на фронте Казань—Урал—Самара.

Все зависит от этого.

Достаточно ли энергично командование? Достаточно ли энергично наступление?

Прошу мне ответить хоть несколькими словами и по телеграфу и оказиями.

Привет! Ленин»¹⁸.

Реввоенсовет Восточного фронта непосредственно обращался к Владимиру Ильичу с сообщениями о положении на фронте, с указанием на необходимость ускорения посылки подкрепления, с просьбами назначить расследование, почему так медленно идет помощь. Владимир Ильич зорко следил за положением на Восточном фронте. Без замедления мы получали точные ответы на все наши запросы относительно пополнений, снабжения, снаряжения, политработы. Об этом свидетельствуют и краткие, к сожалению, чрезвычайно скупые, протоколы Совета Обороны.

Владимир Ильич в личных письмах к нам, политработникам фронта, требует почаще его информировать о положении фронта, об отдельных командирах и пр. и дает указания, как надо действовать.

Всякая медлительность и нерешительность его возмущают, он требует действий решительных и быстрых для ликвидации чехословацких банд, которые становятся организаторами контрреволюции на востоке, мобилизирующими против молодой Советской республики, против пролетарской революции силы враждебных классов.

Однако мы не сумели осуществить указаний Владимира Ильича, не сумели быстро организовать крепкий, боеспособный красный фронт, не сумели поднять против чехословаков пролетариат Поволжья и в первую очередь Казани..

Владимир Ильич лично занимался укреплением Восточного фронта. 29 июля 1918 года социалистическое отечество объявлено в опасности. Все время Владимир Ильич торопит Высший Военный Революционный Совет оказать помощь Восточному фронту. Еще 10 августа он дает прямое распоряжение о переброске на Восточный фронт с Западного наибольшего числа частей. Железным дорогам дается предписание немедленно пропускать уже идущие на фронт части.

Но было уже поздно. Казань пала 6 августа, о чем сообщается особой телеграммой Ленину.

6 августа, поздно вечером (около 9 часов), я с т. Раскольниковым и с присоединившимся к нам за городом отрядом ВЧК направился в Царевококшайск¹⁹ где мы организовали первую (недостаточно устойчивую) оборону. Сами мы направились через Кукарку²⁰, Котельничи в Вятку²¹, а оттуда поездом в Москву (Раскольников направился в Ярославль и Нижний Новгород, чтобы собрать боевую Волжскую флотилию, организовать оборону Нижнего Новгорода).

В Москве я явился к Владимиру Ильичу для доклада о положении на Восточном фронте. Он был недоволен. К людям, потерпевшим поражение, Владимир Ильич относился настороженно и сдержанно. Он выяснял, какова доля вины в поражения самого потерпевшего поражение, какие допущены ошибки, сделано ли все для предотвращения поражения. Он хотел знать все малейшие подробности падения Казани и обстановки падения; что было сделано нами, чтобы предотвратить падение; каково настроение татарских деревень, рабочих Казани и т. д. и пр. Были заданы вопросы о новых рабочих пополнениях, о том, чем объяснить опоздание их прибытия к Казани, достаточно ли помогал фронту Комиссариат по военным делам...

Я рассказал, что партийная работа по заводам Казани не была налажена, что связь фронта с местными партийными организациями недостаточно крепка, что поэтому рабочих не удалось поднять на защиту Казани. Рассказал о белогвардейском восстании в Казани, которое, несмотря на всю энергичную работу т. Лациса, мы не могли предотвратить; говорил и о том, что при нашем отступлении через татарские деревни кулачество активно выступало против красных частей, арестовывало одиночек-красноармейцев и небольшие группки их; указал, что татарская деревня под влиянием кулачества держится в лучшем случае нейтрально, но что марийские деревни с нами и помогают нашим частям; что некоторые части (конный отряд Трофимова, так называемый интернациональный отряд — сербы и др.) вели себя предательски и даже повернули оружие против нас; в штабе было предательство, на фронте — трусость, дезертирство. Крепко держались лишь некоторые красноармейские части, рабочие отряды и латышские стрелки. Заявил, что жестокими мерами приходится бороться с трусами и дезертирами, приходится выставлять против них даже пулеметы.

Владимир Ильич слушал внимательно, изредка прерывал вопросом, выясняющим какую-нибудь подробность или какой-нибудь его интересующий, но им открыто не задаваемый вопрос. Он прислушивался к рассказу, направляя его своими вопросами в сторону, ему желательную, его интересующую, для выяснения тех вопросов, которые ему необходимы для установления его дальнейших планов и действий.

При рассказе о трусах и дезертирах Владимир Ильич вплотную приблизился ко мне и, смотря на меня в упор с жестким, не допускающим возражений блеском глаз, немного прищурившись, сдавленным голосом сказал:

- Правильно — если необходимо, то расстрелять, чтобы видели трусы и дезертиры!

Этим Владимир Ильич давал указания, что военную дисциплину надо создать во что бы то ни стало; что только при этих условиях мы победим; что нам Нужна крепкая, железной дисциплиной спаянная Красная Армия...

Из Москвы я немедленно выехал в Арзамас, куда после падения Казани переехал штаб Восточного фронта...

И началась своеобразная переписка с Владимиром Ильичем о положении на фронте, о недостатках, о болячках фронта. Я писал Петерсону (комиссару Латышской дивизии, старому большевику, теперь уже покойному) часто по-латышски; он передавал письма (прямо или в переводе) Владимиру Ильичу.

Владимир Ильич внимательно следил за всем тем, что происходило на фронте. На каждое более или менее заслуживающее внимания явление или деловую просьбу он быстро реагировал своим личным распоряжением или ставил вопрос на обсуждение в Совете Обороны.

Петерсон по этому поводу писал мне (к сожалению, не все письма сохранились):

31 августа 1918 г. «В своем последнем письме ты говоришь, что нелегко там, у Вас. Нелегко также и здесь... Вчера утром убийство Урицкого, вечером — нападение на Владимира Ильича. Подробности прочтешь в газетах. О ранении узнал поздно вечером. Дал распоряжение оставшимся здесь стрелкам быть готовыми на случай, если негодяи попытаются организовать восстание. Конечно, ничего подобного не случилось; наши противники слишком слабы, чтобы начать здесь открытую борьбу...

Сегодня в час дня Ильич лежа читал газеты, и пока все еще есть надежда, что он выздоровеет.

Твое последнее письмо не успел передать Ильичу. Я должен был встретиться с ним сегодня, но... Предыдущее письмо он попросил меня перевести и перевод передать ему. Так и сделал. Он очень внимательно несколько раз прочел, также вместе со Свердловым: кое-что в связи с твоим письмом уже сделано. Сегодня вечером содержание твоего последнего письма передам Свердлову.

На террор ответим подобающе. Чтобы только Ильич выздоровел! Не могу даже в мыслях допустить, что этого не случится».

9 сентября. «... Сообщи о положении на фронте, информируй о всех недостатках, которые можно было бы устранить отсюда. Что смогу, сделаю...

Ильич чувствует себя совсем хорошо и хочет через неделю уже встать, хотя врачи хотят его еще удержать в постели несколько недель».

18 сентября 1918 г. «Ильич уже встал, и скоро начну его снова регулярно посещать. Тогда все пойдет лучше...»

В конце 1918 года (октябрь—ноябрь) штаб из Арзамаса переехал в Серпухов. Было создано главное командование всеми вооруженными силами РСФСР. Штаб стал ближе к Совету Обороны. Я часто, иногда буквально ежедневно получал те или другие указания по телефону непосредственно (или через секретаря) от Владимира Ильича или т. Свердлова. Основные стратегические задания фронтам разрабатывались ЦК партии при непосредственном участии Владимира Ильича. Помощь фронту организовал Совет Рабоче-Крестьянской Обороны также при самом активном и буквально непосредственном участии Владимира Ильича.

Характерно отношение Владимира Ильича к нашей (Вацетиса, Данишевского и Аралова) телеграмме от 7 декабря 1918 года о сформировании десяти дивизий, о продовольствии, вооружении, одежде, квартирах, политическом воспитании и пр.

Уже 8 декабря эта телеграмма рассматривается в Совете Рабоче-Крестьянской Обороны. А потом Владимир Ильич возвращается к этим же вопросам на заседании Совета Обороны 11 и 15 декабря. Он проверяет, что сделано, все ли необходимое для формирования дивизий дано, на слово не верит, проверяет перекрестно и разными путями.

*   *   *

В конце 1918 года, после революции в Германии, началось энергичное революционное движение в Латвии. Было создано Советское правительство, и мне было предложено занять место заместителя председателя Совета Народных Комиссаров Советской Социалистической Латвии²².

В конце декабря группа работников во главе с тов. Стучкой направилась в Латвию.

Владимир Ильич с чрезвычайным вниманием следил за событиями на этом новом Западном фронте. Лично я в непосредственные сношения с Владимиром Ильичем по вопросам Советской Латвии не вступал. Связь поддерживал Стучка. На VIIІ съезде РКП (б) он был избран членом ЦК РКП (б). Я должен был его заменять и был избран кандидатом в члены ЦК РКП (б). Во время всей трагической борьбы пролетариата Латвии против мировой и своей национальной контрреволюции я почти не выезжал за пределы фронта.

Только в июле 1919 года я выступил перед ЦК РКП (б) с докладом о положении на фронте и резкой критикой главного командования. Это совпало с критикой его и со стороны большевиков других фронтов, причем эта критика круто и заостренно была направлена также против Троцкого (относительно которого на Западном фронте циркулировал слух о сказанной им будто бы фразе: «Латвийский фронт теперь и выеденного яйца не стоит, поэтому помощь ему не оказывать»). В это же время я получил извещение о назначении меня на Восточный фронт членом Реввоенсовета 2-й армии. Приехал в Москву, но здесь по предложению ЦК партии задержался. В ЦК РКП (б) в это время был резко поставлен вопрос о смене главного командования.

Для ознакомления с положением в штабе Реввоенсовета Республики была направлена в Серпухов 5 и б июля 1919 года особая комиссия ЦК РКП (б). В своей записке (7 июля) на имя ЦК РКП (б) я категорически настаивал на срочной смене главного командования и отстранении от работы ряда ответственных штабных работников. Я считал, что штаб в данном его составе не заслуживал больше политического доверия и что ему нельзя было доверить ведение крупнейших операций при колоссально развернувшихся фронтах. Надо было поставить во главе вооруженных сил молодой пролетарской республики командующего и начальника штаба, уже непосредственно на опыте фронтового командования доказавших умение ориентироваться в гражданской войне и на деле изучивших стратегию и тактику противника и успешно противопоставивших этой стратегии и тактике — советскую революционную стратегию и тактику, с учетом всех особенностей классовой войны...

На заседании ЦК партии особенно резко и убедительно выступал Гусев. Указывалось, что объем операций перерос способности существующего главного командования; что с его стороны продолжается мелочное вмешательство в операции, неизбежное в начале войны (1918 год), но ставшее вредным в 1919 году; что фронты уже выдвинули новых стратегов и тактиков, которым надо дать возможность свой опыт перенести в штаб главного командования, где в основном сконцентрировались люди старого уклада, не бывавшие непосредственно на фронтах гражданской войны...

Все реплики Владимира Ильича указывали на то, что он уже твердо стоит за смену главного командования и за то, что именно командование Восточного фронта необходимо назначить на этот ответственный пост, потому что оно уже научилось бить противника и вполне показало свою преданность делу революции.

Так и было решено...

После заседания я поехал к себе в вагон на Виндавский²³ вокзал. Там я собирался проводить свой первый десятидневный отпуск.

Но на другой день и вечеру мне сообщили из Транспортной ЧК, чтобы я подошел к телефону. Я взял трубку. Говорит Ленин, просит немедленно приехать к нему по очень срочному и важному делу. Я сейчас же направился в Кремль. Владимир Ильич уже ждал, он сразу принял меня. И опять: близко-близко, почти вплотную подходит, смотрит в глаза зорким взглядом, чуть прищурившись. Большие пальцы засунуты под жилетку.

- Герман, вам надо немедленно поехать в Серпухов по вопросу о подготовке смены командования.

Мне был дан Владимиром Ильичем ряд самых точных указаний, как действовать в Серпухове. Перед уходом Владимир Ильич сообщил мне, что Троцкий уехал на юг, что он против этих мероприятий.

В ту же ночь вместе с несколькими товарищами я на автомобиле направился в Серпухов. Все произошло так, как намечалось.

8 июля 1919 года был объявлен новый состав Реввоенсовета Республики...

*   *   *

Владимир Ильич лично вникал во все общие и частные вопросы гражданской войны, в каких бы формах она ни проявлялась в то или другое время.

Помню период 1920 года, когда чрезвычайно остро стоял вопрос о борьбе с бандитизмом, дезертирством и охране военных складов.

19 февраля Владимиром Ильичем было подписано постановление СНК, которое «в целях решительной борьбы с усилившимся бандитизмом» устанавливает, что «лиц, обвиняемых в вооруженных грабежах, в разбойных нападениях, в налетах, предавать суду военно-революционного трибунала.., Приговоры реввоентрибуналов безапелляционны, окончательны и никакому обжалованию не подлежат».

В начале мая была создана под моим председательством... особая комиссия СТО²⁴ по охране складов и пересмотру личного состава военных складов. Мне, председателю Реввоентрибунала Республики, были даны специальные указания по линии карательной политики.

Имеется ряд телеграмм-распоряжений Владимира Ильича по этому вопросу. Владимир Ильич не раз давал мне указания, и всегда эти указания носили характер, направляющий работу.

«Бандитов карать беспощадно!»

«Дезертирам не давать пощады!»

И в то же время: «Следите внимательно за социальным составом дезертиров, рядом с карательной политикой ведите работу разъяснительную, политико-воспитательную и пр.».

*   *   *

1920 год является наиболее напряженным годом гражданской войны. Но этот год является также началом выхода Страны Советов из полосы войн, навязанных ей белогвардейцами, интервентами и панской Польшей.

Красные войска отбросили войска Пилсудского, стояли уже под Варшавой и частично даже на леном берегу Вислы. Однако и при этих условиях страна пролетарской диктатуры немедленно приняла предложение о мирных переговорах. Уже в последних числах июля намечалась первая встреча с поляками. Но они все время оттягивали эту встречу. Они чего-то ждали: инструкций ли из Парижа, контрудара своих армий или дальнейшего вмешательства Англии и Франции, но так или иначе они старались встречу делегаций оттянуть.

2 августа Советское правительство предложило представителям Польши назначить встречу с нами, получив мандат по радио, но поляки уехали. Только 5 августа польское правительство по радио сообщило, что оно согласно .встретиться для личных переговоров. Эту радиотелеграмму в Москве получили лишь 7 августа. Наш ответ был дан немедленно. 10 августа часть польской делегации и парламентеров была обнаружена в Седлеце после занятия города красными войсками, и тотчас же начались предварительные переговоры о времени и месте мирной конференции.

Польская делегация приехала в Минск только в ночь на 17 августа. 16 и 17 августа польская армия начала жесточайшее контрнаступление. В подготовке этого удара — причина проволочек и оттяжки начала мирных переговоров со стороны Польши.

Я был назначен 28 июля председателем мирной делегации РСФСР и УССР, а в дальнейшем также и БССР, в составе Скрыпника и Смидовича. В оформлении моих полномочий лично участвовал Владимир Ильич. Между прочим, помню, что при составлении мандата Владимир Ильич предложил включить в мандат все мои «чины» (член ВЦИК, комиссар полевого штаба Реввоенсовета и пр.), и когда на его вопрос о моих военных должностях я заявил, что являюсь председателем Реввоентрибунала Республики, он, смеясь, блестя глазами, указывая пальцем на бумагу, предложил включить и эту должность.

- Именно так и надо, пусть знают, что мирные переговоры ведет председатель Революционного военного трибунала Республики.

Так это и было записано, но не помню, осталось ли это указание в последней официальной редакции мандата.

Перед моим отъездом в Минск (в ночь на 10 августа) Владимир Ильич подробно информировал меня о положении в Англии и Германии, о нашей мирной политике, о нашем решении жестоко покарать тех, кто идет войной против нашей страны. Представленный мною проект вступительной речи Владимир Ильич заслушал, делал исправления, дополнял. (Кроме того, мне давал указания и т. Чичерин.) А во время переговоров в Минске почти еженощно по прямому проводу Владимир Ильич давал мне дополнительные указания, предлагал твердо держаться занятой линии, давал формулировки предложений для следующих заседаний, разрешал споры между мной и членами делегации, а также Реввоенсоветом Западного фронта. Одним словом, из Москвы Владимир Ильич непосредственно руководил политикой и тактикой делегации. И мне приятно здесь отметить, что все более или менее серьезные споры были Владимиром Ильичем разрешены в мою пользу. Мне было даже сообщено, что выступления других членов делегации допустимы исключительно при моем разрешении и контроле (это было сделано после моего сообщения о постоянных мелких придирках Скрыпника).

Уже на другой день (11 августа 1920 года) после моего отъезда из Москвы Владимир Ильич дает мне телеграмму:

«От Чичерина Вы узнаете о нашем большом дипломатическом успехе в Англии насчет Польши. Надеюсь, Вы вполне сумеете учесть это... как мы говорили с Вами…²⁵

О ходе переговоров, разных привходящих обстоятельствах, о моих сомнениях и пр. я вел почти ежедневные записи в дневнике.

12 августа 1920 г. я записал:

«... Получил целый ряд телеграмм от Чичерина и от Ленина, где рисуется изменение международного положения в пользу Россия».

16 августа началось усиленное наступление белополяков.

18 августа мною записано:

«2 часа ночи... Обстановка пока им (полякам) благоприятна. Трудно нам твердо держаться намеченной линии. Психологически чувствуешь себя ослабленным. А наше отступление все продолжается и может продолжаться недели 3—4. Перегруппировку проделать не так легко.

Ленин в только что полученной телеграмме говорит, чтобы я был архитверд, чтобы не волновался и был хладнокровен. Таким буду, но трудно быть таковым при данной обстановке».

События на фронте повернулись против нас. Поляки также и в переговорах в Минске начали путь на разрыв. 28 августа председатель польской делегации уехал для свидания со своим правительством в Брест. В тот же день и я выехал в Москву.

31 августа после ряда совещаний с тт. Чичериным, Караханом и Крестинским я имел свидание с Владимиром Ильичем.

Большая комната. Владимир Ильич сидел за письменным столом и что-то рассматривал на карте. Видимо, он отмечал расположение наших частей на Западном фронте. Я подошел, поздоровался. Он взял свой карманный атлас. Показал мне страничку польской и германской границ, предложил указать, где находятся наши части и части противника. Я был в большом затруднении: масштабы этой «военной карты» были чрезвычайно мизерны. Трудно было ориентироваться. Мы пользовались «трехверсткой». Я волновался, трудно было по этой карте отмечать требуемые Владимиром Ильичем пункты.

Я снова повторил свои прежние высказывания, что наши части оторвались от тылов, устали, что фронтом был допущен ряд ошибок в смысле организации войск при таком серьезном походе, что не были учтены особенности польского фронта. Владимир Ильич слушал, задавал вопросы относительно расположения наших тылов и боевых частей, настроения красноармейцев. Большими шагами он ходил по диагонали комнаты.

Наконец он поставил вопрос о дальнейшей судьбе мирных переговоров. С тем, что при новой обстановке необходима смена председателя нашей делегации, он соглашался, но для него еще не бил решен вопрос о времени, когда целесообразнее эту смену произвести, чтобы ее не истолковали как результат давления Польши. Владимир Ильич еще не отказывался от мысли возобновить движение на запад, от контрудара по белополякам.

31 августа Владимир Ильич, хотя и высказывался, ввиду изменившейся обстановки, против того, чтобы я оставался в составе нашей делегации при новом председателе (Иоффе), но допускал, что в крайнем случае можно мне остаться заместителем председателя, но дать мне отпуск. При этом Владимир Ильич; улыбаясь, заметил:

- Это будет как бы напоминанием полякам: не сговоритесь с Иоффе, вернется Данишевский.

Он имел в виду различные задачи, продиктованные различной обстановкой, которые были поставлены мне и ставились Иоффе.

1 сентября, поздно ночью, Центральный Комитет решил освободить меня и председателем назначить Иоффе.

Этим и закончилась моя дипломатическая деятельность. Только один месяц. Но как невыразимо многому я научился, будучи в этой работе буквально еженощно непосредственно связан с Владимиром Ильичем. Его советы, его товарищеская поддержка, его твердые указания и предупреждения против колебаний, против нервничания, его указания быть твердым, спокойным при всякой обстановке, быстрая реакция на изменения международной ситуации и на все явления международной жизни и конкретные советы, как все это использовать при сложнейших и труднейших условиях мирных переговоров, — это хорошая политическая школа. Быть большевистски реальным политиком, отбросить в сторону личное «настроением, симпатии, личные желания и прочие субъективные моменты; решать вопросы исходя из учета реального соотношения классовых сил, и вместе с этим со всей энергией снова и снова пытаться изменить соотношение сил в пользу своего класса, класса пролетариев, — вот сущность учебы, пройденной в августе 1920 года.

*   *   *

В начале января 1921 года ЦК РКП(б) назначил меня членом, а впоследствии секретарем Сибирского бюро РКП (б). Я направился в Омск (в то время краевой центр был в Омске, переезд в Новосибирск только подготовлялся). Это была тяжелая, жуткая полоса для Западной Сибири. При разгроме Колчака много колчаковцев, в том числе и офицеров, осело по городам и особенно станицам Сибири. Велась осторожная, но достаточно активная контрреволюционная подпольная работа. Организовалось кулацкое крестьянское общество, многие из членов которого были связаны с членами РКП (б) и влияли на них. Появилась в сибирской организации рядом с «рабочей оппозицией» и «крестьянская оппозиция». Объективно выступления этих оппозиций активизировали работу колчаковцев среди казачества и кулачества. В этом направлении были также безобразия и преступления отдельных продовольственных работников.

Началось восстание, которое охватило всю полосу от Урала до Омска (повстанческие отряды подходили к Омской железнодорожной станции). В течение примерно полутора месяцев не было регулярных сообщений с Москвой, связь была только по радио. На X партийный съезд сибирская делегация поехала вооруженная, готовая пробиваться с боем. Но никаких инцидентов уже не было. Повстанцы были разбиты красными войсками, захваченные колчаковцы приговорены к расстрелу, и жестоко были наказаны отдельные разложившиеся продработники.

Сибирская делегация привезла и передала Владимиру Ильичу богатый материал по вопросу о безобразиях продразверстки, выставила предложение о продналоге. Несколько раз во время съезда Владимир Ильич обращался к делегации за дополнительными справками, материалами, касающимися положения в Сибири, и за характеристикой отдельных явлений из крестьянской жизни. И эти материалы Владимиром Ильичем были использованы в его докладе о новой экономической политике.

*   *   *

Восстания в Западной Сибири и Кронштадте послужили основанием для ускорения перехода к новой экономической политике; особенно эти события обусловили необходимость резко и жестко повернуть государственный руль в сторону допущения частного товарооборота в целях накопления пролетариатом опыта, средств и сил для перехода в дальнейшее наступление по всему фронту на более развернутой индустриальной базе против кулачества, за социалистическое строительство.

Но в начале 1921 года положение было тяжелое. X съезд под руководством т. Ленина был превращен в ударный кулак против кронштадтских контрреволюционеров. Владимир Ильич был повсюду: он быстро, неожиданно появлялся в президиуме съезда, брал вне очереди слово, когда замечал, что съезд может принять неправильное решение; не засиживался в президиуме, куда-то уходил, накинув пальто (старенькое, изношенное) на плечи; выступал в комиссиях по резолюциям, по оргвыводам, относящимся к рабочей оппозиции; совещался с руководителями отдельных делегаций, с отдельными товарищами, ближайшими друзьями. Владимир Ильич был весь в движении, быстр, иногда даже нервен, зол, резок. Эти настроения сменялись в течение короткого времени в зависимости от темы разговора, от собеседника, получаемых сведений. И в то же время — внимательное, сосредоточенное наблюдение за работой съезда, за отдельными выступлениями.

И вот продолговатая комната. В ней собрались старые подпольщики для товарищеской беседы о положении в партии и в стране, об опасности для пролетарской революции. Большинство товарищей уже собралось, расселись. Чувствуется напряженность. Говорят полушепотом, как когда-то на подпольном собрании. Старая гвардия ждет своего вождя.

Владимир Ильич быстро, пальто внакидку, прошел зал до места президиума, на мгновение, мельком вскинул глаза на кафедру и сел на ступеньки лестницы, ведущей на эстраду для президиума. Так просто это было, так сближающе. Все сразу почувствовали себя в общей старой боевой подпольной среде.

Владимир Ильич говорил о партии, об оппозиции, о сути Кронштадта, о необходимости поворота в экономической политике. О необходимости крепко держать диктатуру пролетариата. О большевистском единстве партии. Вождь, великий стратег и тактик пролетарской революции, гений восставшего и победившего труда, строящего социализм, давал боевые указания своим ближайшим соратникам-ученикам.

После съезда я остался в Москве. По решению ЦК РКП (б) демобилизовался. Владимир Ильич вызвал меня к себе и заявил, что решено ряд военных работников перебросить на хозяйственную работу.

- Топливный фронт, — говорил Владимир Ильич, — теперь один из наиболее серьезных.

Нужна энергия, военная дисциплина, решительность, точность. Есть решение ЦК, — продолжал Владимир Ильич, — о вашем назначении начальником Главного лесного комитета (впоследствии ЦУЛП²⁶). Сейчас главное — дрова, топливо. - И, приблизившись ко мне, спросил: — Вы когда-нибудь имели отношение к лесной промышленности, к лесу? Справитесь?

Я, смеясь, ответил, что до сих пор работал в лесу только на нелегальных массовках и собраниях, ни думаю, что справлюсь.

Владимир Ильич одобряюще засмеялся и сказал:

- Тогда прекрасно. Справитесь. Принимайтесь за работу.

я перешел на работу по организации и восстановлению лесной промышленности СССР.

К. Данишевский, С. Каменев.

Воспоминания о Ленине. М., 1934, стр. 7—41.

Примечания:

¹ Воспоминания печатаются с сокращениями. Ред.

² Группой «Спартак» в оккупированной немецкими войсками Латвии называлась подпольная Рижская организация Социал-демократии Латвии. Ред.

³ Демонстрация состоялась 6 января 1918 года. Ред.

⁴ Неточность. Должно быть: главнокомандующему германскими войсками Восточного фронта принцу Леопольду Баварскому. Ред.

⁵ Герман — одна из подпольных кличек К.-Ю. X. Данишевского. Ред.

⁶ Речь идет О V Всероссийском съезде Советов. Ред.

⁷ «Правда», 1918, № 136, 5 июля. Ред.

⁸ «Правда», 1918, № 137, 6 июля. Ред.

⁹ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 36, стр. 497. Ред.

¹⁰ Имеется в виду Всероссийская Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Ред.

¹¹ «Правда», 1918, № 138, 7 июля. Ред.

¹² В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 50, стр. 114—115. Ред.

¹³ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., г. 50, стр. 115. Телефонограмма предназначалась Московскому Совету для передачи «всем волостным, деревенским и уездным Совдепам Московской губернии». Ред.

¹⁴ «Правда», 1918, № 139, 8 июля. Ред.

¹⁵ «Известия ВЦИК», 1918, № 141, 8 июля. Ред.

¹⁶ Имеется в виду стратегия и тактика старых военных специалистов. Ред.

¹⁷ Неточность. Латышская стрелковая дивизия как особое соединение была создана лишь в апреле 1918 года. Ред.

¹⁸ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 50, стр. 133. Ред.

¹⁹ Ныне Йошкар-Ола Ред.

²⁰ Ныне Советск. Ред,

²¹ Ныне Киров. Ред.

²² Неточность. Должно быть: товарища председателя Советского правительства Латвии. Ред.

²³ – ныне Рижский

²⁴ Совета Труда и Обороны. Ред

²⁵ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 55, стр. 255. Ред.

²⁶ Центральное управление лесной промышленности. Ред.

 

 

И.И. Вацетис

У ЛЕНИНА В ИЮЛЬСКИЕ ДНИ 1918 ГОДА¹

Около полуночи² я поехал на автомобиле в Кремль представиться В. И. Ленину и получить от него указания³. Со мной поехал тов. Данишевский... В городе было темно и пусто. Здания были плохо освещены и окна закрыты занавесями. Стрелки 9-го латышского полка стояли на своих оборонительных позициях. Когда я вышел из автомобиля, командир полка подошел ко мне с рапортом.

Кремль выглядел как погрузившаяся в темноту казенная цитадель. Создавалось впечатление прифронтовой полосы. По-видимому, нас ждали. Пропуска были заготовлены, поэтому мы шли без всяких задержек. Нас пригласили в секретариат В. И. Ленина. Там работало два-три человека. Потом нас провели в зал заседаний Совнаркома и попросили подождать. Данишевский пошел к В. И. Ленину. Я вошел в зал через правую дверь и остановился шагах в пяти. Я очутился в довольно большом помещении. Это было то самое помещение, в котором через несколько месяцев я присутствовал на заседаниях Совнаркома. Зал освещался одной подслеповатой лампочкой, пристроенной под потолком в левом углу.

Ждать пришлось недолго. С противоположной стороны зала отворилась дверь из более освещенной комнаты, и показался В. И. Ленин. Быстрыми шагами он прошел зал и, подойдя ко мне, поздоровался и задал вопрос:

- Товарищ, выдержим до утра?

Задав этот вопрос, Ленин посмотрел на меня в упор.

За всю мою жизнь до того момента не было случая, чтобы мне был задан вопрос такого большого значения, и ни разу мне не приходилось давать столь серьезный ответ экспромтом. Надо иметь в виду, что я поручился за успех операции своей головой. Именно за успех операции я отдал в заклад свою голову и, само собой разумеется, что после этого мог дать на поставленный вопрос только положительный ответ. И действительно, я был убежден в нашей победе.

Но если бы В. И. Ленин спросил, на основании каких данных я уверен в разгроме восстания, то в ту минуту я мог бы сказать не очень многое. Я мог бы сказать В. И. Ленину, что у меня есть идея операции, в успех которой я верю. С точки зрения создавшейся тяжелой обстановки это значило, что я не растерялся, а это было много. Исключительно важное значение поставленного В. И. Лениным вопроса заставило меня отнестись к ответу на него с должной серьезностью, но я сознаюсь, что вопрос, поставленный В. И. Лениным, озадачил меня остротой своего содержания и категоричностью. Однако дать категорический и обоснованный ответ я не мог.

Мысленно я задавал себе вопросы. Почему важно выдержать именно до утра? Неужели мы не выдержим до конца? Неужели наше положение столь опасно? Не скрывают ли от меня истинное положение?

Но Владимир Ильич ждал ответа от меня немедленно и, как говорится, не сходя с места.

Я сказал В. И. Ленину, что наши войска еще не собраны и что ночная атака состояться не может и решительные действия начнутся на рассвете 7 июля. Хотя наши войска не собраны еще полностью, тем не менее наше положение является прочным, так как в наших руках Кремль, неприступный для заговорщиков.

В. И. Ленин перебил меня словами:

- А латышские стрелки не поддадутся агитации?

Я ответил, что латышские стрелки стоят за мир и возобновления войны с Германией не желают и что они останутся верны большевикам и ему, Ленину, как своему идейному вождю.

Относительно нашего положения я сказал, что оно вполне прочное и просил В. И. Ленина разрешить мне приехать с более подробным докладом через два часа, т. е. в 2 часа утра 7 июля. Ленин согласился. Он распрощался с нами и уходя сказал:

- Я буду ждать вас.

Затем он быстрыми шагами ушел в свою комнату.

*   *   *

На этот раз⁴ со мною поехал к В. И. Ленину тов. Подвойский. В Кремле было совершенно темно. Над Москвой-рекой и над городом поднимался туман.

В секретариате В. И. Ленина еще работали. О нашем приезде было доложено немедленно. В. И. Ленин пожелал говорить со мною без свидетелей. Тов. Подвойский остался в комнате секретариата. Я остановился на том же прежнем месте. Товарищ Ленин подошел ко мне быстрыми шагами. Я сделал несколько шагов навстречу ему и отрапортовал:

- Не позже 12 часов 7 июля мы будем полными победителями в Москве.

Товарищ Ленин обеими руками схватил мою правую руку и крепко-крепко пожал ее и сказал:

— Спасибо, товарищ! Вы меня очень обрадовали.

В. И. Ленин выглядел значительно спокойнее, чем был два часа назад. На нем была темная пиджачная пара. По-прежнему комната освещалась подслеповатой лампочкой, подвешенной к потолку в углу. Владимир Ильич просил меня занять одно из кресел и сам присел рядом. Мы сидели повернувшись вполоборота друг к другу.

Свой доклад я изучил наизусть во всех подробностях и докладывал четко и смело. Время от времени Владимир Ильич прерывал меня несколькими вопросами, касавшимися деталей. Мои ответы его удовлетворяли вполне. Когда я докладывал основные черты намеченного мною оперативного плана и сказал, что с утра латышские полки начнут наступление на Трехсвятительский переулок и в связи с этим оторвутся временно от центра города и Кремля, В. И. Ленин задал опять вопрос:

- Не поддадутся ли латышские стрелки агитации заговорщиков?

Я повторил то, что было сказано мною при первом свидании.

Когда я излагал состояние наших войск и указал, что маша артиллерия может действовать только прямой наводкой, В. И. Ленин улыбнулся и сказал:

- А что она сделает?

Я дал пояснение, что надо разогнать левоэсеровское «правительство» и заставить его бежать и что лучше всего это можно сделать артиллерийским огнем. Я развил мои оперативные намерения по затронутому вопросу и сказал, что дам указание командиру 1-й латышской бригады подвинуть на руках латышскую батарею как можно ближе к резиденции левоэсеровского «правительства» и навести пушки так, чтобы выпалить прямо в окно.

Окончив доклад, я сказал В. И. Ленину, что мои вопросы исчерпаны. Мы поднялись. Владимир Ильич крепко пожал мне руку и на прощание переспросил:

- Значит, вы думаете до 12 часов ликвидировать мятеж?

Я ответил:

- Будьте уверены.

Владимир Ильич вышел вместе со мной в секретариат отдать какие-то распоряжения.

В секретариате на середине комнаты стоял тов. Подвойский. В одной руке он держал полбуханки хлеба, а другой отламывал куски и ел с большим аппетитом. Он предложил хлеба и мне. Я не отказался. Тов. Подвойский сказал, обращаясь к Владимиру Ильичу:

- Свежий хлеб, не хотите ли?

Владимир Ильич осмотрел хлеб, нашел его хорошим и взял отломанный Подвойским кусок. Мы все трое стояли друг против друга и с аппетитом ели. Оказалось, что никто из нас не ужинал, а я и не обедал. Когда наш ужин кончился, Владимир Ильич распрощался с нами и ушел к себе.

Я должен был написать боевой приказ ленинским войскам⁵, и эту работу я решил сделать в штабе латышской дивизии. Прямо из Кремля мы с Подвойским поехали на Малую Знаменскую, д. 10, где был расположен штаб латышской дивизии. Нас встретил новый начальник штаба. Оказалось, что Петерсон и Данишевский были там. Мы нашли их в соседней комнате на одной кровати спящими глубоким сном.

По-видимому, Подвойский возмутился, так как у него сорвались слова:

- Безобразие. В такое время спать????.

Лично я не видел ничего плохого в том, что мои комиссары использовали свободную минуту для отдыха. Чтобы изменить настроение и разбудить спящих, я продекламировал у кровати известный евангельский каламбур:

- Что вы спите как девы неразумные и не видите, что сатана ходит кругом, как лев рыкающий.

Петерсон и Данишевский вскочили с кровати, и мы все громко расхохотались.

*   *   *

Я действовал на основании директивы, полученной от В. И. Ленина в 2 часа утра. Эта директива говорила совершенно определенно:

1. Что восстание надо ликвидировать.

2. Что эта задача поручается мне.

При нашем прощании последними словами В. И. Ленина были:

- Так не позже 12 часов.

Я ответил утвердительно. Для меня данных В. П. Лениным указаний было совершенно достаточно, и я шел бесповоротно намеченным путем.

Решающим моментом операции являлся отрезок времени от 11 часов до 12.30 часов. Муралов и Подвойский находились при мне безотлучно. Мы ожидали донесения командира бригады Дудина, что орудия наведены. Но время шло, а донесения все еще не было.

Как представлялось мне общее положение в Москве?

Имелись донесения из штаба латышской дивизии, что в центре города появились не принадлежащие к ленинским войскам пешие и конные отряды.

О событиях на левоэсеровском фронте новых сведений мы не получали. На других участках все оставалось без перемен.

А между тем дело обстояло не так просто. Заговорщики действовали по определенному плану, при этом мне неизвестному и под чьим-то общим руководством.

Утром 7 июля стоял очень густой туман, покрывший город серой завесой. Видимость была шагов на 15—20. Так как обмундирование было одинаковое, то отличить своих от противника было крайне трудно.

Наступление началось ровно в 5 часов утра, и противник был оттеснен. Но потом командир бригады Дудин донес, что сопротивление противника принимает более упорный характер и что улицы разрыты траншеями, усилены пулеметами, а дома приспособлены к обороне и на крышах также поставлены пулеметы.

В 1-м латышском и Образцовом полках были убитые и раненые. Продвижение вперед шло крайне медленно, а местами даже приостановилось. Командир бригады находил положение вверенной ему бригады крайне тяжелым, тем не менее он рассчитывал выполнить поставленную перед ним задачу.

Связь между мной и Дудиным поддерживалась по телефону и конными и пешими ординарцами. Командный пункт его был устроен у Воспитательного дома. Около десяти часов командир бригады Дудин донес мне:

1) 1-й латышский и Образцовый полки отбросили противника в Трехсвятительский переулок и подошли к храму Владимира и что для батареи Берзина Э. П. выбрана позиция у названного храма, шагов на триста от особняка Морозова, служившего резиденцией «правительству» заговорщиков.

2) 2-й латышский полк занял Покровские казармы.

3) 3-й латышский полк наступает успешно.

Около восьми или девяти часов утра заговорщики открыли артиллерийский огонь по Кремлю. Было несколько попаданий в Малый дворец. Стреляли гранатой. Я крайне опасался, чтобы снаряды не вызвали пожара в Кремле. Но, к нашему счастью, у заговорщиков не оказалось зажигательных снарядов. Выпустив несколько десятков снарядов, артиллерия заговорщиков замолчала.

Скоро двенадцать часов. В нашей комнате тягостное молчание. Мы стоим у телефона. Я ближе к телефону. Левее меня Муралов, а против меня Подвойский. Мы с нетерпением ждем ответного сигнала от командира бригады Дудина. Он ушел со своего командного пункта добрых полчаса назад. Мое внимание раздвоилось на два поля сражения: на Трех святительский переулок и на Кремль.

Наконец вызов от командира бригады Дудина. Я хватаю трубку. Дудин докладывает:

- Орудия наведены.

Я скомандовал:

- Огонь! В атаку!

Огонь последовал немедленно.

Первые же гранаты попали в окно, пробили насквозь стены и разорвались в комнате рядом с той, в которой заседало левоэсеровское «правительство». Поднялся сильный переполох. В войсках началась паника. Члены «правительства» покинули свою резиденцию. Безопасное помещение найти было трудно, а картечь не давала опомниться и приводить в порядок паникующие войска.

После семнадцати выпущенных снарядов стрелки перешли в атаку и обратили заговорщиков и их войска в бегство.

*   *   *

Бой против левых эсеров был решен артиллерией. Полкам 1-й бригады оставалось занять брошенные левыми эсерами позиции. В особняке Морозова были освобождены из погреба Дзержинский, Лацис, Смидович и латышские стрелки 9-го полка, взятые заложниками.

Часам к 14 весь район Трехсвятительского переулка был в наших руках.

*   *   *

Через комиссара латышской дивизии Петерсона К А. Владимир Ильич передал мне, чтобы я перед отъездом на Восточный фронт зашел к нему. Прием был назначен на 10 июля до 12 часов дня.

Я представился Владимиру Ильичу по случаю назначения меня Главнокомандующим Восточным фронтом. Этим я хотел подчеркнуть, что на эту тему я имею специальный доклад.

Владимир Ильич горячо благодарил меня за ликвидацию мятежа и просил доложить ему, не стесняясь временем, события 6 и 7 июля и особенно подробно, как я смотрю на положение на востоке, какие мои планы (если я успел составить) и что нужно сделать, чтобы эту войну ликвидировать в кратчайший срок.

О событиях 6 и 7 июля Владимир Ильич имел уже довольно подробный письменный доклад Петерсона К. А., составленный на основании сведений, имевшихся в штабе латышской дивизии...

Прощаясь, Владимир Ильич еще раз горячо поблагодарил меня за ликвидацию мятежа 6 и 7 июля и просил приложить все усилия для того, чтобы на Восточном фронте одержать победу.

«Неделя», 1962, № 7

Примечания:

¹ Отрывок из воспоминаний. Заголовок дан составителями. Ред.

² — с 6 на 7 июля. Ред.

³ — в связи с подавлением мятежа левых эсеров. Ред.

⁴ — в 2 часа утра 7 июля. Ред

⁵ Так автор называет революционные полки. Ред.

 

 

Я.А. Берзинь-Зиемелис

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ О В. И. ЛЕНИНЕ

В конце марта или в начале апреля¹ состоялось мое назначение «полномочным представителем Российской Социалистической Федеративной Советской Республики при правительстве Швейцарской республики». Но мой отъезд затягивался, потому что через швейцарского посланника в Петрограде нельзя было добиться согласия швейцарского правительства. В конце концов по настоянию Владимира Ильича было решено, что я в качестве нашего полномочного представителя должен поехать в Берлин, где в то время уже находился тов. Иоффе, и оттуда добиваться согласия швейцарского правительства на принятие меня представителем нашей страны. Вначале мая я уехал из Москвы и к 17 мая был уже в Берне.

Перед отъездом в Швейцарию я имел много разговоров о предстоящей там работе, и от Ленина я получил все инструкции по поводу нее. К сожалению, об этих разговорах в настоящее время я не могу рассказывать подробно, это — дело будущего. Скажу только, что Владимир Ильич в то время не придавал большого значения чисто дипломатической работе и полагал, что в этом направлении в Швейцарии можно будет сделать не много. Зато он придавал чрезвычайное значение работе информационного характера и был уверен, что именно Швейцария является тем местом, откуда можно будет знакомить страны Запада со всем, что происходит у нас, в России. Все его советы относились, главным образом, к этой стороне нашей работы. При этом он не переставал повторять:

- Нужно работать так, чтобы вас не могли обвинить в пропаганде. В Швейцарии как-никак свобода и демократия, там мы всегда находили приют, будучи эмигрантами, и свободно издавали свои органы. Там не может быть легальных препятствий для интервью в газеты, для статей, для издания брошюр о России и т. д.

Он смущался, когда я ему указывал, что одно дело — свобода для частных граждан, а совсем другое — для дипломатического представителя...

В дальнейшем он проявлял весьма большой интерес к каждому шагу нашей работы. В течение тех 6 месяцев, которые я провел в Швейцарии, почти каждый курьер привозил от него личные письма и записки, адресованные мне.

У меня сохранилось 10 таких писем.

В дальнейшем я привожу краткие выдержки из них, но при чтении прошу иметь в виду то, что л сказал о них в начале этой статьи.

Вот коротенькая записка от 2 июня, адресованная: «Тов. Берзину или Шкловскому».

 

«Дорогие друзья! Удивляюсь, что от Вас до сих пор ни звука.

Передайте прилагаемое Гильбо.

Привет Платтену и Гортеру. Хорошо бы от них иметь пару строк.

Жду вестей.

Ваш Ленин»²

 

Следующее письмо не датировано. По-видимому, оно относится уже к июлю месяцу. Из него можно привести пару фраз:

«Дорогой товарищ Берзин! Чтобы не забыть: дайте пособие жене Ильина (он здесь). Надо все же помогать семьям едущих работать в Россию...

Пусть Гортер дает список брошюр и статей на всех языках, имеющих теоретический интерес для меня.

Привет от меня всем.

Особо передайте мой привет Гильбо и Герцогу.

P. S. Итак, будьте здоровы и строго соблюдайте режим.

Ваш Ленин»³

Упоминаемые в этих письмах иностранные товарищи (Платтен, Гортер, Гильбо, Герцог) — старые друзья Ленина. Их он особенно ценил как соратников по работе «Циммервальдской левой», вел с ними личную переписку, но не упускал случая передать привет и через меня.

Из письма от 3 августа также привожу только пару слов:

«... За письма спасибо.

Работаете Вы, видимо, энергично. Привет!.

Здесь критический момент: борьба с англичанами и чехословаками, и кулаками. Решается судьба революции.

Ваш Ленин»⁴

 

В письме от !4 августа он пишет:

 

«Дорогой тов. Берзин!

Пользуюсь оказией, чтобы черкнуть пару слов привета. Благодарю за издания от всей души.

Ваш Ленин

P. S. Шлите по экземплярчику интересных газет (с отзывами о бе-ках) и новые брошюры, все и всякие: английские, французские, немецкие и итальянские. Не жалейте денег.

Привет Гортеру и Гильбо. Хорошо бы, если бы начитанные в всемирной социалистической литературе люди присылали нам хорошие цитаты, годные для надписей на улицах (к сведению Гортера и др. и т. п.).

Помогли ли П.? и N. N.? Не жалеть денег!!

P. P. S. Прилагаемое отдайте Платтену»⁵

Через неделю в коротенькой записке от 20 августа Владимир Ильич после всяких приветов и некоторых указаний о работе опять пишет:

 

«... Издавайте побольше и шлите мне по экземпляру.

Даже новых брошюр «Demain»⁶ не имею!

Пришлите «Le Feu» par Henri Barbusse⁷ ит.п. литературу.

Ваш Ленин»⁸

Все эти письма и записочки написаны рукою самого Владимира Ильича, им же написаны и адреса на конвертах (обыкновенно так: «Тов. Берзину, Русскому послу в Берне»). Все они испещрены постскриптумами, подчеркиваниями — одной, двумя, тремя чертами, по большей части пером,, иногда еще красным или синим карандашом. Каждая строчка в них дышит энергией и силой. Каждая страничка свидетельствует о том, какими пронизывающими, проницательными глазами он следит за всем, что творится на Западе, и с каким нетерпением он ждет и призывает помощь оттуда…

Но вот письмо от 20 сентября. Оно написано на машинке, — должно быть, рука Владимира Ильича после покушения еще плохо работала. Только подпись и дата от руки, а также две вставки иностранными словами в тексте. Первую половину его привожу текстуально:

 

«Дорогие товарищи!⁹

Сегодняшняя «Правда» привела выдержки из статьи Каутского против большевизма (из «Sozialistische Auslandspolitik»)¹⁰.

Позорный вздор, детский лепет и пошлейший оппортунизм Каутского возбуждают вопрос: почему мы ничего не делаем для борьбы с теоретическим опошлением марксизма Каутским?

Можно ли терпеть, что даже такие люди, как Меринг и Цеткина, отгораживаются от Каутского более «морально» (если позволительно так выразиться), чем теоретически... Каутский-де не нашел лучшего, как писать теперь против большевиков.

Разве это довод? Разве можно так ослаблять свою позицию? Ведь это значит только давать оружие в руки Каутскому!!

И это вместо того» чтобы писать:

Каутский абсолютно не понял и извратил чисто оппортунистически и учение Маркса о государстве

и » » о диктатуре пролетариата

» » о буржуазной демократии

» » о парламентаризме

» » о роли и значении Коммуны и т. д.

Надо бы принять такие меры...

Очень просил бы прислать (для меня особо) брошюру Каутского (о большевиках, диктатуре и проч.), как только она выйдет¹¹, —

затем собрать для меня все статьи Каутского о большевиках («Демократия и диктатура», конец 1917 или начало 1918 г.; затем статью из «Sozialistische Auslandspolitik», авг. 1918 г.) и другие статьи, коли были.

Наилучшие приветы!»¹²

Тут перед нами — момент возникновения идеи о брошюре против Каутского, которая вскоре и была написана под заглавием: «Пролетарская революция и ренегат Каутский». Ленина волновало и удручало, что мы не только не получаем от европейского пролетариата прямой практической помощи в нашей борьбе, но не встречаем даже сколько-нибудь действенной теоретической поддержки со стороны левых марксистов Запада в борьбе против оппортунизма. И тщетно он взывал к «левым» друзьям Европы: по моим личным наблюдениям даже лучшие среди них в то время

не были психологически в состоянии полностью осмыслить пролетарскую революцию в России и давать решительный отпор дряхлому каутскианству. .. Но это уже особая тема, к которой нужно будет вернуться в другом месте.

И вот еще выдержки из большого письма от 15 октября:

 

«Тов. Берзину

Дорогой товарищ! Получил от Вас разрозненные, как всегда, иностранные газеты (нельзя ли заказывать кому-либо делать вырезки: (а) все о России; (б) все о социалистических партиях всех стран).

Из них вижу, между прочим, что Грабер и Гримм глупо и подло напали на Гильбо. Как Вы могли увидеть что-либо дурное в взятии им денег.? Не понимаю.

Нельзя же порицать ценного товарища без формального разбора дела!? Кто из членов партии (Вами назначенных) разбирал дело? Никто! А из данных Гильбо и из решения Женевской комиссии дело яснее ясного за Гильбо.

N В: Пришлите мне: Longuet. «La politique Internationale du Marxisme. Karl Marx et la France»¹³. Vandervelde. «L’Etat et le socialisme»¹⁴ и все брошюры подобного рода на французском, немецком, английском и итальянском языках, все, все, все! Еще «La Russie socialiste» (socia- listes-revolutionaires de gauche), см. «La Feuille» (Geneve)¹⁵, 3. X. 19!8*. Pierre Loti. «Quelques aspects du vertige mondial», Paris (Flammarion). Leon Frappie. «Les contes de la guerre» (ibid.).¹⁶

Только что получил от Свердлова комплект ваших изданий (не грех бы и мне послать этот комплект)...

Ваш Ленин

NB: Если больны, лечитесь серьезно и не выезжайте из санатории. Сношения по телефону, а на визиты заместителя посылайте»¹⁷.

Всего два замечания по поводу этого письма, в котором содержится несколько упреков по моему адресу. (В неопубликованной части этих писем таких упреков остается гораздо больше, но не это является причиной, по которой я их не привожу.)

Газеты, вырезки, комплекты разных изданий и т.д. нами посылались Владимиру Ильичу регулярно, но они часто не доходили до него или доходили поздно и в разрозненном виде. Главной причиной этого было — плохая постановка в то время курьерской службы и всего аппарата Народного комиссариата иностранных дел. По этому поводу я мог бы привести весьма курьезные места из своей тогдашней переписки с т. Караханом, но нужды в этом нет.

По поводу обвинений т. Гильбо Владимир Ильич, по-видимому, имел в тот момент неправильную информацию о позиции, занятой мною в этом деле: я был все время вернейшим защитником т. Гильбо не только против швейцарских оппортунистов, но и против бывшей коммунистки Балабановой. Но и это — дело прошлого, и излагать его здесь подробнее нет надобности…

Я в своих письмах давал Владимиру Ильичу более или менее утешительные сведения о своем здоровье. Он этим не удовлетворился, и по приезде т. Черных из Швейцарии он вызвал его к себе и устроил ему настоящий допрос, в результате которого я и получил вышеприведенные указания о лечении, режиме, порядке работы и т. д. К сожалению, все эти советы оказались невыполнимыми, да и здоровье мое, на самом деле, было не так плохо, как казалось врачам и Владимиру Ильичу. Все остальное в этом письме, кажется, не нуждается в комментариях.

А вот письмо от 25 октября:

 

«Дорогой т. Б.!

Что за история с исключением Герцога?

Я думаю, надо нам высказаться за него. Ведь исключавшие — сволочь, оппортунисты.

Пишите об этом.

Надеюсь, Вы ликвидировали «дело» Гильбо в том смысле, что вполне признали его реабилитированным. Передайте ему мой привет. Где он?

Когда выйдет французское издание «Государство и революция»? Успею ли написать предисловие против Вандервельде?

Пришлите мне: Vandervelde. «Le SociaJisme contre l’Etat»; «La Belgique envahie et le Soda- lisme international»; «Trois aspects de la revolution russe»¹⁸. Все три изданы Berger-Levrault, Paris, 5—7, rue des Beaux-Arts¹⁹.

Пожалуйста, все такие брошюры соберите (английские, французские, итальянские, немецкие).

Извещайте почаще о Франции. Что там? Как там?

Привет! Ваш Ленин»²⁰

Об исключении т. Герцога из швейцарской партии я в данный момент не могу вспомнить подробностей, для этого придется просмотреть кое-какие документы. По «делу» же Гильбо я с самого начала занял именно ту позицию, которую мне предлагал Владимир Ильич.

Наконец, последнее письмо Владимира Ильича за этот период. Оно помечено 1 ноября.

 

«Дорогой Берзин!

Получил много книг от Вас. Большое спасибо.

Слышал про то, что у Вас все перессорились. Шкловского и Залкинда возьмем.

В случае чего пишите; я буду подписывать Ваши приказы (подчиненным Вам лицам), чтобы не смели ссориться и исполняли строго Ваши приказы.

Лежите и лечитесь строго; жить Вы должны не в Берне, а в горах на солнце, где есть и телефон и железная дорога, а в Берн посылать секретаря и ездить должны к Вам...

Крепко жму руку. Ваш Ленин»²¹

На этом письме и оборвалась наша корреспонденция в тот период: через 10 дней (12 ноября) наше полномочное представительство было выслано из Швейцарии, и мы в конце ноября вернулись в Москву вместе с тов. Иоффе, которого задержали на русско-германской границе и которого мы там «догнали».

В Москве к приходу поезда на вокзал был послан товарищ, который передал мне, что Владимир Ильич просит меня приехать прямо с вокзала к нему, если только мое здоровье это позволяет.

Он меня встретил чрезвычайно радушно, помню, мы опять с ним расцеловались. Отмечаю это потому, что, по моим наблюдениям, Владимир Ильич не любил подобных изъявлений чувств, и я не видел, чтобы он когда-либо и с кем-либо поцеловался. Но в его отношениях ко мне я всегда чувствовал не только товарищеское, но и какое-то отцовское чувство.

В другой комнате шло какое-то заседание, куда должен был пойти и Владимир Ильич, но он просил подождать его, долго не отпускал меня. Он подробнейшим образом расспрашивал о нашей швейцарской работе, об оставшихся там товарищах, о росте революционного движения в странах союзников и т. д. А когда я как-то в разговоре спросил о его ране, где именно у него застряла пуля, он заявил с какой-то застенчивостью:

- Это все пустяки, легко сошло. Рукой только двигать не очень удобно...

И снова вернулся к разговорам о мировой революции.

«Правда», 1925, № 17, 21 января.

Примечания:

¹ 1918 года

² В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 50, стр. 89. Ред.

³ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 50, стр. 194. Письмо было написано В. И. Лениным в октябре, между 15 и 25 числами. Ред.

⁴ Там же, стр, 135. Ред.

⁵ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 50, стр. 150. Ред.

⁶ «Demain» («Завтра») — ежемесячный литературно-публицистический и политический журнал французских интернационалистов. Ред

⁷ — «Огонь» Анри Барбюса. Ред.

⁸ . И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 50, стр. 161. Ред

⁹ Письмо адресовано Я. А. Берзину. В. В. Воровскому и А. А. Иоффе. Ред.

¹⁰ «Sozialistische Auslandspolitik» («Социалистическая внешняя политика») — орган каутскианцев. Ред

¹¹ Имеется в виду изданная осенью 1918 г. в Вене брошюра К. Каутского «Диктатура пролетариата», в которой К. Каутский всячески искажал марксистско-ленинскую теорию пролетарской революции и клеветал на Советское государство. Ред.

¹² В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 50, стр. 182—184. Ред.

¹³ — Лонге. «Международная политика марксизма. Карл Маркс и Франция». Ред.

¹⁴ По-видимому, имеется в виду брошюра Э. Вандервельде «Le Socialisme conlre 1’Etat» («Социализм против государства»). Paris, 1918. Ред

¹⁵ ...Речь идет о подготовленной левыми эсерами книге «La JRussie socialiste» («Социалистическая Россия»), о выходе которой было сообщено в газете «La Feuille» 3 октября 1918 года.

«La Feuiiie» («Листок») — ежедневная газета, выходившая в 1917—1920 годах в Женеве. Не являясь формально органом какой-либо партии, газета фактически стояла на позициях Интернационала. Ред.

Думаю, что левые с.-р. здесь наврали страшно. Надо тотчас заказать (хоть Лейтейзену) компиляцию из «Правды» и «Известий» против лганья левых с.-р. (и еще из «Знамени Трудовой Коммуны» и из «Воли Труда»).

«Знамя Трудовой Коммуны» — газета, с августа по ноябрь 1918 года выходила как орган отделившейся от партии левых эсеров партии «народников-коммунистов». Ред.

«Воля Труда» — газета, орган отделившейся в сентябре 1918 года от партии левых эсеров партии «революционного коммунизма». Ред.

¹⁶ — Пьер Лоти. «Некоторые аспекты всемирного головокружения», Париж (Фламарион). Леон Фрапье. «Рассказы о войне» (там же). Ред.

¹⁷ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 50, стр. 192—193. Ред.

¹⁸ Вандервельде. «Социализм против государства»; «Оккупированная Бельгия и международный социализм»; «Три стороны русской революции». Ред

¹⁹ Берже-Левро, Париж, улица Бозар, 5—7. Ред

²⁰ В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 50, стр. 199—200. Ред.

²¹ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 50, стр. 201. Ред.

 

 

В.К. Мишке

НИКОГДА НЕ ИЗГЛАДИТСЯ В ПАМЯТИ...¹

Ленин и его дело будут жить в веках. Счастлив всякий, кто жил в эпоху великих преобразований общества, но еще счастливее тот, кто имел возможность если не встречаться с Лениным, то хотя бы видеть и слышать его.

Идеи Ленина уже пустили глубокие корни в рабочем движении Латвии, когда в 1911 году начиналась моя революционная деятельность. Они вдохновляли и направляли борьбу латвийского пролетариата. Меньшевикам в Латвии в накаленной атмосфере революционной классовой борьбы приходилось туго.

Впервые я прочитал отдельные работы Ленина в большевистской газете «Правда». Однако в то время у меня еще не было ясного представления о роли Ленина в русском и мировом рабочем движении. «Правда» тогда была главным путем, через который в Латвию проникали идеи Ленина, имевшие решающее значение для развития революционного рабочего движения в Латвии и победы большевизма в Социал-демократии Латышского края.

Вскоре мне пришлось проделать долгий и далекий путь в сибирскую ссылку, где я провел несколько лет.

В одну из ноябрьских ночей 1914 года меня вместе с довольно большой группой членов Рижской организации Социал-демократии Латышского края в количестве 25 человек арестовали и посадили в губернскую тюрьму. Среди нас были К.-Ю. Данишевский, К. Крастынь, «вечный студент» Р. Францис, Ф. Берновский, К. Озолинь, Р. Дрейманис и другие. В конце ноября началось наше «путешествие» «этапом», как тогда говорили, в арестантском вагоне из тюрьмы в тюрьму, пока, наконец, весной 1915 года мы не добрались до далекого Нарымского края.

В годы войны в Нарымской ссылке работы Ленина были почти недоступны, — во всяком случае, в мои руки они не попадали, но его взгляды по вопросу о войне нам были хорошо известны, и мы их горячо поддерживали.

В январе 1917 года мне удалось бежать из ссылки, и накануне Февральской революции я уже был в Туле на нелегальном положении.

Лишь после победы Февральской революции, когда Ленин вернулся из эмиграции в Петроград и «Правда» почти каждый день печатала его статьи, мне стало ясно, какое огромное значение имеет Ленин в жизни нашей партии, как велик его авторитет и как значительно и важно каждое ленинское слово. И я всем сердцем хотел идти по пути, указанному Лениным.

Осенью 1917 года я переехал в Петроград, где усердно посещал митинги, организованные большевиками. Обычно эти митинги устраивались в цирке «Модерн», который всегда был переполнен народом. Там с речами выступали лучшие большевистские ораторы. Все же до победы Октябрьской революции видеть и слышать Ленина мне не довелось, так как после июльских дней Владимир Ильич скрывался в подполье.

*   *   *

Смольный был переполнен людьми. По коридорам взад и вперед сновали рабочие, красногвардейцы, партийные работники. Двери большого актового зала были открыты, и из зала доносился могучий голос Якова Михайловича Свердлова. Там происходило заседание Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Советов. Мы вошли в небольшую комнату, расположенную как раз напротив дверей актового зала, — в ней должно было состояться заседание большевистской фракции ВЦИК.

После заседания ВЦИК здесь собралось несколько десятков человек. В правом углу возле входа было устроено возвышение для президиума и ораторов. Здесь мне и посчастливилось впервые увидеть Ленина.

Он вошел в комнату и сел в кресло в президиуме, у самой стены, напротив окна. Во время выступления одного из ораторов он вдруг рассмеялся. Видно, Ленин не был согласен с выступавшим.

Затем Ленин встал, подошел к самому краю возвышения и начал свою речь. Он критиковал предыдущего оратора, подчеркивая основные мысли своей речи энергичными жестами.

*   *   *

После переезда правительственных учреждений из Петрограда в Москву в марте 1918 года я вместе с сотрудниками Высшего Совета Народного Хозяйства тоже переехал туда.

В Москве мне посчастливилось еще неоднократно видеть Ленина и слушать его речи.

В марте 1918 года в Доме союзов собрались делегаты IV Чрезвычайного Всероссийского съезда Советов. Они расселись по фракциям. Многие из делегатов были в старых солдатских шинелях, при оружии.

Съезд должен был решить очень важный вопрос — о ратификации Брестского мирного договора. Армия империалистической Германии угрожала молодой Советской Республике, а Красная Армия еще не была сформирована и укреплена. Молодому Советскому государству был необходим мир, но «левые» коммунисты, троцкисты и левые эсеры, — все эти герои революционной фразы, — толкали Советскую Республику в пропасть, подстрекая к «революционной войне» с германскими империалистами. Вопрос стоял так: или съезд ратифицирует Брестский мирный договор и тем спасет от гибели первое в мире государство рабочих и крестьян, или же верх одержат герои революционной фразы и тогда Советская Республика подвергнется опасным испытаниям. Атмосфера на съезде была в высшей степени накалена.

Члены президиума сидели за длинным столом на возвышении. Ораторская трибуна находилась внизу, в зале.

- Слово товарищу Ленину, — громко объявил председатель.

Ленин быстрыми шагами направился вниз, к трибуне. Буря аплодисментов потрясла зал. Овации долго не утихали. Но вот Ленин начал говорить.

Великий стратег пролетарской революции, сознавая серьезность момента, глубоко понимая критическое положение Советской Республики, говорил с особенной убедительностью и страстностью. Он безжалостно бичевал героев революционной фразы.

Высмеивая мелкобуржуазных авантюристов — левых эсеров и их лидера Камкова, Ленин сказал:

- Один дурак может задать больше вопросов, чем десять мудрецов ответить.

Левые эсеры, сидевшие напротив Ленина, с криками и бранью вскочили с мест. Многие из них схватили свои стулья и стали угрожать Ленину. Но Ильич стоял спокойно и улыбался.

Великий вождь пролетарской революции вывел Советскую Республику из очень опасной ситуации. IV Чрезвычайный Всероссийский съезд Советов ратифицировал навязанный германским империализмом тяжелый Брестский мирный договор. Советская власть была спасена и упрочена.

*   *   *

Летом 1918 года из оккупированной немецкими войсками Латвии в Москву прибыл К.-Ю. Данишевский. Зал Большого театра был переполнен. Ленин сердечно пожал руку К.-Ю. Данишевскому, ему были преподнесены цветы, и Данишевский, держа их в руке, с трибуны ответил на приветствия присутствовавших.

В памяти воскресает еще один эпизод.

Зал Большого театра и балконы заполнены до последнего местечка.

Сегодня вечером будет говорить Ленин.

Открывается занавес. Сцена совершенно пуста. Нет президиума, нет даже столика. Вдруг на сцену выходит Ленин. Зал гремит от аплодисментов. Начинается доклад.

Ленин, казалось, говорил без конспекта и говорил совершенно свободно, делая шаг или два шага то вправо, то влево, то вперед, то назад. На огромной сцене театра хорошо было видно каждое движение Ильича, каждый его жест.

Содержание речи не осталось в моей памяти, но образ Ильича помню так ясно, как будто видел его вчера. Не исчезло из памяти и то впечатление, которое вызвал доклад Ленина. Своей простой, понятной, сердечной и страстной речью, своей железной логикой Владимир Ильич совершенно покорил аудиторию. Слушая Ленина, большая аудитория внимательно следила за каждым его словом, была сплочена воедино и, казалось, готова в любой момент последовать призыву Ленина.

Поэтому воспитательное значение речей Ленина было необычайно велико.

Вспоминаю еще одно собрание в Большом театре, примерно год или два спустя. Собрались депутаты Московского Совета и представители сельских Советов Московской губернии. Зал был набит битком. Доклад делал Ленин.

После доклада начались прения. Выступали и меньшевики, и анархисты, и социалисты-революционеры. Все они открыто и яростно нападали на Советскую власть. Трибуны не было, ораторы говорили прямо со сцены. Особенно «бушевал» какой-то анархист.

Ленин сидел за столом президиума с правой стороны, подперев голову руками. Он внимательно слушал ораторов и все время что-то записывал. После жарких прений Ленин произнес заключительное слово, а затем началось голосование. И тогда стало ясно, что в союзе рабочего класса с крестьянством обозначилась трещина. Мелкобуржуазная стихия, которую Ленин считал опаснейшим врагом Советской власти, активизировалась и угрожает диктатуре пролетариата.

Предлагая партии перейти к новой экономической политике, Ленин снова вывел наше Советское государство из опасного положения.

*   *   *

Имя Ленина стало знаменем борьбы трудящихся всего мира. Угнетенные и порабощенные народы связывают с его именем надежды на освобождение. Любовь к Ленину проявляется в любви трудящихся к созданной им героической Коммунистической партии Советского Союза. Говоря о Ленине, трудящиеся говорят о Коммунистической партии, думая о партии, они думают о Ленине.

«О Ленине. Воспоминания революционеров Латвии», Рига, 1959, стр. 307—313.

Примечания:

¹ В данный текст воспоминаний автором внесены некоторые дополнения и уточнения. Ред.

 

 

А.Я. Фектер

СИЛА ЛЕНИНСКОГО СЛОВА

Кто хоть раз в жизни видел и слышал Владимира Ильича Ленина, у того никогда не изгладится из памяти яркий образ этого величайшего гения и мыслителя, создателя и руководителя Коммунистической партии, организатора первого в мире Советского социалистического государства.

В 1917 году я был сравнительно молодым коммунистом, знал, как много еще надо учиться и, как и другие большевики, старался попасть на собрания, где выступал вождь партии.

Первый раз я увидел и услышал Ленина в день его возвращения из эмиграции, 3 апреля 1917 года на площади у Финляндского вокзала (я был там с группой рабочих патронного завода, где работал тогда литейщиком). Тот восторг, с которым многочисленная толпа рабочих и солдат встретила вождя революции, то внимание, с каким ловили собравшиеся каждое слово его речи, ярко свидетельствовали о любви трудящихся масс к Ленину.

Через несколько дней мне посчастливилось присутствовать на небольшом совещании Петроградского комитета большевиков с участием представителей нескольких районов города и заводов. Там я впервые увидел и П. И. Стучку, которого В. И. Ленин встретил дружески и сердечно. Руководил совещанием Владимир Ильич. Речь шла о том, как лучше разъяснять массам Апрельские тезисы.

Каждое совещание с участием Ленина, каждое его выступление было настоящей школой для всех присутствовавших. Ленин всегда требовал от партийных работников, чтобы они глубоко изучали запросы, настроения масс. Сам он показывал в этом пример. И на этот раз совещание началось с кратких сообщений представителей районов и заводов. Владимир Ильич подробно расспрашивал выступавших, как рабочие относятся к вопросам войны и мира, к Временному правительству, каковы их настроения. Из ответов участников совещания Ленин тут же делал выводы. У меня в памяти остались слова из заключительной речи Ленина: главное — толково разъяснять рабочим сложившееся положение в стране, требования большевистской партии, потому что без этого нельзя отвоевать массы у меньшевиков и эсеров.

Повышение сознательности масс — это тоже было одним из основных требований, которые организатор и вождь нашей партии предъявлял к партийным работникам. Он неоднократно подчеркивал, что сила нашей славной партии — в сознательности масс, в том, чтобы массы все знали, чтобы они не слепо, а сознательно шли на осуществление лозунгов партии.

В начале мая 1917 года я присутствовал на собрании членов большевистской организации Петрограда в здании Морского корпуса. Там собралось несколько тысяч человек. Появление Ленина все встретили бурными аплодисментами, взрывом восторга.

В своей речи Ленин с исключительной ясностью и доходчивостью раскрывал особенности переживаемого момента, разъяснял задачи пролетариата и его партии. Ленин говорил горячо, жестами как бы подчеркивая важные места своей речи, усиливая выводы.

Это были дни, когда широкие массы еще не успели разобраться в истинной сущности Временного правительства и его политики, обманывались в его целях и поддерживали это правительство. От каждого большевика тогда требовалось, чтобы он был активным борцом за массы, умел разъяснять политику Коммунистической партии, на понятных всем примерах показывать, в чьих интересах действует Временное правительство.

Образец таких разоблачений большевики находили у Ленина. Удивительно просто и понятно, удивительно доходчиво умел он разъяснять самые сложные положения.

Так было и на этот раз. Ленин бросал с трибуны в зал вопросы:

- Разрешила ли Февральская революция вопросы войны и мира, вопрос о земле?

И тут же отвечал:

- Нет, не разрешила.

Он доказывал это на конкретных фактах. Временное правительство стоит за продолжение грабительской империалистической войны; земля по-прежнему остается у помещиков; правительство обещает дать ее крестьянам только после Учредительного собрания, а о сроке созыва его ничего не говорит. Далее Ленин разъяснял, что кончить войну и дать землю крестьянам может только социалистическая революция.

Слова Ленина были простыми и в то же время такими убедительными, что нам, находившимся в зале, казалось, будто эти слова идут из наших сердец, что Ленин выразил то, что уже каждый из нас думал, осознал, но не умел высказать.

С собрания мы расходились, чувствуя необычайный подъем и готовность преодолеть любые трудности на пути социалистической революции.

Мне приходилось слышать речи многих видных политических деятелей, но по силе убедительности их выступления нельзя и сравнивать с выступлениями В. И. Ленина.

Ленин обычно не читал заранее написанный текст, а свободно говорил, все время обращаясь к аудитории. Нередко он повторял отдельные фразы, и так выразительно, что эти повторения еще более усиливали значение выводов. В любой аудитории его всегда слушали затаив дыхание. Особенно поражало умение Ленина о сложнейших вопросах политики и теории говорить просто, но отнюдь не упрощенчески. Каждое слово Ленина было понятным и запоминающимся, его речи захватывали слушателей своей гениальной простотой и логикой.

Не раз я был свидетелем того, какое впечатление производили речи Ильича даже на тех, кто не разделял взглядов большевиков.

На патронном заводе большевики часто приглашали на митинги, где выступал Ленин, также отдельных рабочих — рядовых членов партии эсеров и меньшевиков. И бывали случаи, что на следующий день некоторые из них восторженно отзывались о выступлении Ленина, тем самым приводя в бешенство своих заядлых руководителей. А нам это помогало отвоевывать на свою сторону рядовых членов — рабочих из соглашательских партий.

Насколько зажигательны были ленинские слова, показывает и такой случай. На митинге (где — не помню) после речи Ленина какой-то солдат, потерявший на войне ногу, на костылях подходит к трибуне, снимает с груди медаль и просит принять ее в фонд газеты «Правда». Его примеру последовали многие другие и собрали порядочное количество медалей и других ценностей.

Мне довелось быть на двух заседаниях VII (Апрельской) Всероссийской конференции большевистской партии. На этих заседаниях Ленин выступал с заключительным словом по докладу о текущем моменте и с докладом по аграрному вопросу. Эти документы опубликованы в Сочинениях Ленина, поэтому я не буду говорить об их содержании. Мне хочется только подчеркнуть здесь то, как Ленин учил партию конкретно-историческому подходу к решению каждой задачи. Это ярко проявилось, например, в том, как В. И. Ленин в связи с первым кризисом Временного правительства резко критиковал ошибочные взгляды некоторых членов Петроградского комитета, требовавших немедленного свержения этого правительства. Ленин назвал это требование авантюристическим и показал его несвоевременность и вредность в данной конкретной обстановке.

Доклад Ленина по аграрному вопросу не только разъяснил многие неясные вопросы аграрной политики, но и ярко показал замечательную черту Ленина — безграничную веру в творческую силу масс, умение видеть и своевременно поддерживать их инициативу. В своем докладе Владимир Ильич тогда указал, что необходимо всемерно поддержать почин крестьян, которые выступают за немедленную передачу им помещичьей земли. Он подчеркивал, что если это не будет сделано и если ждать закона о земле от Временного правительства и Учредительного собрания, то не будет ни закона, ни земли.

В мае 1917 года я переехал на работу в Тулу, и вновь увидеть Ленина мне довелось лишь через пять лет — в марте—апреле 1922 года на XI съезде РКП (б).

Это было время, когда страна находилась еще в тяжелых условиях. Не были ликвидированы последствия постигшего молодую Советскую Республику страшного голода 1921 года. Но в то же время съезд уже смог подвести итоги первого года осуществления новой экономической политики в нашей стране. У нас, местных работников, к этому времени накопилось много неясностей в коренных вопросах политики и экономики. Выступления Ленина на съезде помогли разобраться в этих сложных вопросах.

И, как всегда, определяя важнейшие задачи, стоявшие перед партией, перед всей страной, Ленин показывал, как эти задачи должны разрешаться.

Ленин призывал изучать и использовать опыт мест. Он рассказал о том, что большевики Весьегонского уезда Тверской губернии сумели еще в 1918 году правильно сочетать подавление сопротивления буржуазии с использованием этой же буржуазии в работе по восстановлению разрушенного войной хозяйства. Опыт такой работы был описан в брошюре А. Тодорского «Год — с винтовкой и плугом», вышедшей к первой годовщине Октябрьской революции — 7 ноября 1918 года, на которую и ссылался Ленин.

Ленин подчеркивал необходимость правильного подбора работников, проверки исполнения, расширения и укрепления связей партии с массами.

Навсегда останутся законом для партии слова В. И. Ленина, сказанные им на XI съезде: «В народной массе мы все же капля в море, и мы можем управлять только тогда, когда правильно выражаем то, что народ сознает»¹.

И сейчас, вчитываясь в каждое слово ленинских статей, докладов, речей, черпаем мы в них идеи, освещающие путь к коммунизму.

Бессмертные идеи Ленина овладевают сознанием все более широких масс трудящихся всего мира, воодушевляя их на борьбу за новую жизнь, за коммунизм.

«Коммунист Советской Латвии»,

1958, № 4, стр. 30—32.

Примечания:

¹ В. И. Ленин. Полы. собр. соч., т. 45, стр. 112. Ред

 

 

Я.Э. Рудзутак

ОТРЫВКИ ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ

Я хочу здесь поделиться некоторыми отрывками из воспоминаний о встречах с Ильичем в редкие для него часы отдыха.

Ни тени суровости и требовательности, проявляемых Ильичем, когда речь шла о работе; необыкновенная простота и товарищеская забота, полное пренебрежение к своим личным удобствам.

Иногда, в субботу вечером, сговаривались с ним поехать в праздник на охоту. Часа в четыре утра Ильич будил уже по телефону. В валенках, в черной жеребковой куртке, с охотничьим снаряжением, с неизменным свертком с парой бутербродов, жестяной коробочкой с мелко наколотыми кусочками сахару и щепоткой чаю Ильич всегда поспевал к моему подъезду, пока я вставал.

Как-то зимой 1920 года после неудачной охоты возвращались уже в темноте домой. Верстах в 60 от Москвы у нас испортились автосани. Решили отправиться пешком до находящейся в двух верстах железнодорожной станции Подсолнечное, а оттуда поездом в Москву. Взвалили на плечи свою амуницию и поплелись по сугробам. Зашли в освещенное здание местного Совета в надежде переговорить с Москвой по телефону. В Совете, видимо, узнали Ильича, но, желая подтвердить свои догадки. потребовали от нас документы. Я предъявил свое удостоверение члена Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета и заявил, что остальные товарищи едут со мной и за благонадежность их ручаюсь. Все же после нашего выхода на улицу кто-то из Совета нас нагнал и обратился к Ильичу уже с прямым вопросом: не Ленин ли он. После утвердительного ответа товарищ отрекомендовался бывшим красноармейцем и взялся проводить нас до железнодорожной станции. На станции Ильич сам взялся за переговоры о способах нашего дальнейшего путешествия. В Народном комиссариате путей сообщения предложили прислать немедленно паровоз с вагоном. Ильич от такой «роскоши» категорически отказался и, узнав, что минут через 40 должен прибыть товарный поезд, просил устроить нам место там.

Поместили нас в теплушке для сопровождающих маршрут с медикаментами. Кстати, сопровождающие маршрут сейчас же обратились к Ильичу за заступничеством: из двадцати с лишним вагонов осталось всего около десяти, — остальные по дороге были в разных местах отцеплены из-за горения букс или по разным другим причинам.

Не успели отогреться у стоящей посередине теплушки жестяной печки, как на следующей остановке теплушка наполнилась рабочими-железнодорожниками, которые, несмотря на поздний час (было около 12 часов ночи), пришли посмотреть «своего Ильича». Застенчиво улыбаясь, Ильич пожимает измазанные маслом и копотью руки. После приветствий начинается разговор на тему, зачем нужны продотряды и что запрещение провоза продовольствия ухудшает положение железнодорожников. Ильич обстоятельно объясняет, что если будет разрешено провозить продовольствие железнодорожникам, этим воспользуются спекулянты, и положение всех рабочих станет еще хуже. Некоторые рабочие до того увлеклись беседой, что упустили отход поезда и поехали вместе с Ильичем до следующей остановки.

*   *   *

Раз после утомительной ходьбы по глубокому снегу уселись на пнях отдохнуть. Начались шутки и «охотничьи рассказы». Одни из охотников, явно увлекшись, заявил, что убил в Крыму орла весом в два пуда. Я, придравшись к случаю позубоскалить, начал расспрашивать: не чугунный ли это был орел с ворот какой-нибудь княжеской виллы. Видно было, что Ильич так сконфузился за товарища, как будто его самого уличили в чем-либо неблаговидном, и немедленно перевел разговор на другую тему.

*   *   *

Выскочил из загона заяц, которого Ильич уложил метким выстрелом. Ильич, не дождавшись окончания загона, заторопился к убитому зайцу, В это время, совсем рядом, выскочил другой заяц и благополучно скрылся в кустах. Я не выдержал: «Эх, вы, за убитым погнались, а живого упустили». Ильич сконфузился:

- Да, действительно, нехорошо я сделал.

И прибавил примирительно:

- В следующий раз не буду.

*   *   *

Зимний вечер. Привал в крестьянской избе Ильич упорно отказывается от стакана чаю, пока все присутствующие еще не получили своей порции. Его жестяная коробочка с сахаром переходит из рук в руки. Заботливо осведомляется, не озяб ли кто, не промочил ли ноги. Заведет беседу с хозяином избы об их житье-бытье, чем плохо, чем обижают органы и отдельные агенты власти, что нужно, по мнению крестьян, делать, чтобы устранить недостатки. Он умел не только учить, но и учиться. И часто, несмотря на зимнюю стужу, слушая беседы этого великого и в то же время такого простого и близкого человека, казалось, что сквозь бревенчатые стены избы, сквозь вековую тьму пробился сноп весеннего солнца и от человека к человеку потекли журчащие, бодрящие весенние ручейки.

«О Ленине. Воспоминания революционеров Латвии»,

Рига, 1959, стр. 292—295.

 

 

Ю.К. Спелман

ОБРАЗ ЛЕНИНА ВСЕГДА БУДЕТ ХРАНИТЬСЯ В МОЕЙ ПАМЯТИ¹

Первая мировая война заставила меня покинуть Латвию, где я работала в Рижской организации Социал-демократии Латышского края. После эвакуации из родного края я очутилась в Москве.

Впервые я увидела Ленина в 1918 году на первомайской демонстрации. С тех пор образ Ленина бережно хранится в моей памяти.

Я работала тогда на Московском военно-артиллерийском заводе и шла с заводским коллективом на Красную площадь. Как только мы свернули на Сретенку, в ряды демонстрантов въехал простой и невзрачный автомобиль. Рабочие стали нервничать. Руководитель демонстрации Абол подошел к машине и, заглянув в нее, очень любезно стал здороваться с сидевшими внутри. Он, оказывается, видел Ленина еще раньше. Абол сказал нам, что в машине находятся Владимир Ильич Ленин и Надежда Константиновна Крупская. Рабочие попросили Ленина сказать несколько слов по случаю дня Первого мая. Поднятый на руки рабочими, Владимир Ильич обратился к демонстрантам с краткой речью, которая была встречена восторженной овацией.

Демонстрация двинулась дальше, и я все время думала — как прост Ленин по сравнению с тем, каким я его себе представляла! И именно своей человеческой простотой он стал мне особенно близким и дорогим.

В 1919 году меня вызвали в Краснопресненский районный комитет партии и предложили перейти на работу в аппарат Совета Народных Комиссаров. Мне пояснили, какую ответственную работу выполняет Совет Народных Комиссаров, возглавляемый Лениным. Напомнили, что в аппарате, обслуживающем это учреждение, все работники должны быть в высшей степени честными и сознавать ответственность за каждое, даже самое маленькое дело. С радостью приняла я это предложение работать вблизи Ленина.

В Совете Народных Комиссаров мне поручили работу с письмами, адресованными Ленину от населения. Писем поступало очень много. Содержание их было самое различное. Аппарат СНК должен был рассылать письма по принадлежности в отдельные комиссариаты, указывая в сопроводительной распоряжение Ленина, и контролировать, какие решения принимаются по этим письмам соответствующими учреждениями. Если Ленин давал указания, то он и строго следил за их выполнением. Мы знали, что Владимир Ильич имеет обыкновение лично интересоваться тем, что предпринято по разным жалобам или предложениям, и старались, чтобы всякое его предложение не оставалось без ответа.

Утром мы часто приходили на работу раньше установленного времени и нередко встречали Ленина в коридоре. Он уже шел из своей квартиры в рабочий кабинет.

Когда я слушала выступления Ленина, меня всегда поражало, каким ясным становится любой вопрос, которого он касается в своей речи.

В 1918 году я была делегатом на Московской городской партийной конференции, где Ленин выступил с докладом о политическом положении. Лидер «левых» коммунистов выступил с требованием расторгнуть Брестский мирный договор. Он положил на стол пачку резолюций, принятых на различных собраниях, с осуждением договора. В своей речи Ленина делегатам стало ясно, что Советское правительство вынуждено было заключить мир на тяжелых условиях, чтобы сохранить Советскую власть. После речи Ленина делегатам стало ясно, что Советское правительство поступило совершенно правильно. Взяв в руки пачку упомянутых резолюций, Ленин заявил примерно следующее:

- Что вы мне даете резолюции? Лучше выставьте на Красной площади боеспособные полки, тогда я тоже скажу, что этого мира заключать не следовало.

После X съезда партии, на котором обсуждался вопрос о профессиональных союзах, прошло много лет, но образ дорогого Ильича как живой еще и теперь стоит передо мной. Было внесено несколько проектов резолюций и тезисов по этому вопросу, и Ленин сказал примерно следующее:

- Внесено много тезисов, и я должен признаться, что не успел даже прочитать все как следует. Характерно, что каждый считает тезисы, внесенные им, наилучшими и расхваливает их. От некоторых тезисов волосы поднимается дыбом. — При этом Ленин провел рукою по своей голове и вполголоса добавил: — Разумеется, у тех, у кого они есть.

Это замечание развеселило делегатов. Ленин же продолжал:

- У меня в руках тезисы, под которыми я подписываюсь обеими руками. Эти тезисы внес Рудзутак.

С большим вниманием относился Ленин к работникам аппарата СНК и их нуждам. Обычно вечерние заседания кончались очень поздно, и Владимир Ильич всегда осведомлялся у дежурного секретаря, есть ли машина, чтобы отвезти нас домой.

 

Хорошо помню такой случай. Мы с Альмой Муценнек (Михайлович) ходили на службу в старых поношенных пальто. Однажды Л. А. Фотиева, секретарь Ленина, вызвала нас и дала ордера на зимние пальто. Мы стали отговариваться, ссылаясь на то, что наши пальто еще достаточно хороши. Только когда Л. А. Фотиева сказала, что таково распоряжение Владимира Ильича, мы взяли ордера, и пальто были куплены.

В работе Ленин требовал большой четкости как от технических работников аппарата СНК, так и от ответственных руководителей Советского государства. Если кого-либо из товарищей извещали о часе и минуте, когда его примет Ленин, то так и бывало на самом деле, но если товарищ опаздывал к назначенному времени (что, впрочем, случалось крайне редко), то в тот день его уже не принимали, ибо рабочий день Владимира Ильича был строго распланирован и заполнен до предела.

Значительно позже, когда я вернулась работать на завод, я часто ездила в Горки, где в детском саду работала подруга моей юности Эльза Земниек (Балтынь). Детский сад находился в парке, недалеко от дома, в котором жили Владимир Ильич, Надежда Константиновна и Мария Ильинична. Работники детского сада рассказывали, что Владимир Ильич с Надеждой Константиновной иногда посещают детский сад и беседуют с детьми и воспитателями.

Однажды в воскресенье, когда я гостила в Горках у своей подруги, мы отправились на реку, чтобы покататься на лодке. Но едва мы отъехали от берега, как увидели, что с холма к реке спускается Ленин с Цыганом — большой черной собакой, которая всегда следовала за Владимиром Ильичем во время его прогулок. Мы тотчас же повернули лодку назад и пристали к берегу. Все же нам пришлось долго доказывать, это катаемся мы уже давно, так как Владимир Ильич несколько раз настойчиво спрашивал нас, вдоволь ли мы накатались, и уже хотел даже отправляться назад.

За это простое, человеческое отношение Владимира Ильича к людям все его очень любили, и дорогие воспоминания о нем я буду хранить всю жизнь.

«О Ленине. Воспоминания революционеров Латвии», Рига, 1959, стр. 263—267.

Примечания:

¹ В данном тексте автором сделаны некоторые уточнения. Ред.

 

 

А. К. Михайлович (Муцениек)

ЛЕНИН НЕ ТЕРПЕЛ ХАЛАТНОСТИ¹

Во время первой мировой войны я эвакуировалась из своего родного края — Латвии и стала работать в Москве.

В партию большевиков я вступила в мае 1917 года и с первых же дней своей революционной деятельности горячо желала хоть бы раз увидеть Владимира Ильича. Это желание осуществилось в 1918 году, когда Советское правительство переехало из Петрограда в Москву.

Мы узнали, что Владимир Ильич будет говорить на массовом митинге рабочих Лефортовского района. Помещение, в котором состоялся митинг, было переполнено. Все стояли, а скамейки и столы были нагромождены вдоль стен. Я протиснулась в зал, но там мною овладело отчаяние. Было ясно, что мне из-за моего небольшого роста нечего и думать увидеть Ленина. Вдруг меня подняли и посадили на груду сложенных скамеек. Теперь я оказалась на самом лучшем месте. Как я была благодарна своим незнакомым товарищам! Все с нетерпением ожидали появления Владимира Ильича. Я представляла себе его особенным, не таким, как все остальные.

В зал вошел человек небольшого роста. Собравшиеся встретили его бурными овациями. Зал гремел и грохотал. Но Владимиру Ильичу это не понравилось, мне показалось даже, что он нахмурился. Затем он поднял руку, и в зале воцарилась глубокая тишина. Владимир Ильич начал свою речь. Все слушали затаив дыхание. И вряд ли в зале был хоть один человек, который не любил бы его. У Ленина с собой не было никакого написанного текста речи. Говорил он просто и понятно всем. Говорил о тяжелом положении, в котором находилась тогда страна, о недостатке хлеба, топлива. Он не обещал улучшений в ближайшем будущем, но призывал рабочих встать на защиту молодой Советской Республики, которая была окружена тесным кольцом белогвардейских банд и интервентов.

По лицам слушателей было видно, что они готовы последовать призыву Ленина, отдать революции все свои силы, а если потребуется — и жизнь.

Вскоре после этого митинга я добровольно уехала на Восточный фронт.

В 1920 году после тяжелой болезни — сыпного тифа — меня демобилизовали и направили в распоряжение ЦК партии. Я получила назначение работать в аппарате Совета Народных Комиссаров. Значит, я снова увижу Ленина! — подумала я. От радости не помню, как я вышла из здания ЦК, как добралась до Кремля. Я очень хорошо помню, как приветливо и тепло, по-отечески меня принял управляющий делами СНК В. Д. Бонч-Бруевич. Он объяснил мне, как важна работа в аппарате СНК, и сказал, что мне,- как сотруднику аппарата, придется выполнять распоряжения Владимира Ильича, а Ильич не терпит ни малейшей халатности в работе. Он требует соблюдения строгой дисциплины. Тем не менее, несмотря на эти предостережения В. Д. Бонч-Бруевича, все во мне ликовало.

И действительно, с того дня я часто видела Владимира Ильича то в лифте, то в коридоре, то на заседаниях СНК. Удавалось слышать и его выступления.

В. Д. Бонч-Бруевич был прав. Я убедилась, что Владимир Ильич не терпит халатности и предъявляет высокие требования в отношении выполнения работы не только к нам, рядовым техническим работникам, но и к ответственным партийным деятелям. Столь же высокие требования он предъявлял и к самому себе. Он всегда был аккуратно одет. На все заседания являлся в точно назначенное время. Он не курил и на работе не разрешал курить и другим. Требовал, чтобы рабочее помещение было хорошо проветрено. Владимир Ильич не выносил болтовни на заседаниях и собраниях, требовал конкретности и сжатости в высказываниях и строгого соблюдения регламента.

В то же время Владимир Ильич был чрезвычайно внимательным и деликатным по отношению к сотрудникам аппарата СНК. Он все знал, все видел. Он обратил внимание и на то, что многие из нас ходили зимой легко одетыми, и написал записку в Народный комиссариат торговли с просьбой обеспечить 13 работников СНК зимней одеждой и обувью. Я тоже получила плюшевое пальто с меховым воротником и ботинки. Также заботился Владимир Ильич и о нашем питании.

Я тогда работала в Бюро декретов и справок. Часто приходилось задерживаться на работе до позднего вечера. И вот однажды управляющий делами СНК мне сообщил, что в мое распоряжение, по указанию Владимира Ильича, предоставляется лошадь, чтобы ездить домой, так как я жила далеко от места работы.

О себе Владимир Ильич нередко забывал позаботиться. Бывало, что, работая до поздней ночи, он оставался без обеда.

По утрам он любил прогулки на свежем воздухе. Являясь на работу, мы иногда оказывались в лифте вместе с ним. Если он уже вошел в лифт первым и сел, то сейчас же вставал, здоровался и усаживал нас на свое место.

Если случалось, что Владимир Ильич встречал кого-нибудь из сотрудниц в коридоре, он пропускал ее вперед, открывал дверь, улыбался и говорил: «Прошу, товарищ!» Как хотелось нам открыть ему дверь, уступить свое место в лифте, но он этого не допускал.

Всегда приветливый, сердечный, простой и чуткий, он навсегда остался в памяти каждого, кто видел его хотя бы один раз.

Так же просты и сердечны были Надежда Константиновна Крупская и Мария Ильинична Ульянова.

В Бюро декретов и справок все декреты и постановления СНК нужно было распределить так, чтобы по любому требованию СНК, различных организаций или частных лиц можно было дать исчерпывающие сведения: когда данный декрет принят, где опубликован, какому народному комиссариату какое дано задание, с указанием не только номера декрета, постановления и т. п., но и необходимого пункта или даже подпункта.

Несмотря на крайнюю загруженность, Владимир Ильич находил время, чтобы зайти в бюро и проверить, как быстро и точно выдаются требуемые справки.

Работая ночью допоздна, Владимир Ильич часто писал распоряжения отдельным работникам на следующий день. Он заносил их в журнал дежурной телефонистки, и эти записи всегда были очень кратки и конкретны. На другой день Владимир Ильич проверял их исполнение.

Большое внимание уделял Владимир Ильич поднятию идейно-политического уровня сотрудников Совнаркома. Не было почти никого из нас, кто бы где-нибудь не учился. Владимиру Ильичу очень нравилось, что молодежь активно участвует в общественной работе Кремлевского клуба и занимается спортом. Он часто спрашивал нас, что мы изучаем, чем занимаемся в свободное время.

Воспоминания о работе в аппарате Совнаркома останутся самыми дорогими и светлыми в моей жизни.

«О Ленине. Воспоминания революционеров Латвии», Рига, 1959, стр. 258—262.

Примечания:

¹ В данном тексте автором сделаны некоторые уточнения. Ред.

 

 

 

ПИСЬМА, ТЕЛЕГРАММЫ И ПРИВЕТСТВИЯ ТРУДЯЩИХСЯ ЛАТВИИ В. И. ЛЕНИНУ

№ I

ПРИВЕТСТВИЕ РЕДАКЦИИ ГАЗЕТЫ «SOC1ALDEMOKRATS»

Приветствуем товарища Ленина в свободной России

3 апреля в 11 часов вечера в Петроград прибыл т. Ленин. Вокзал был украшен красными знаменами. Т{оварища] Ленина приветствовали депутации рабочих и солдат, представители «Правды». Московская конференция 4 апреля по телеграфу приветствовала революционного идеолога.

Приветствуем и мы старого деятеля и неутомимого борца русской революции, не выпускавшего из рук знамени борьбы в период самой черной реакции и всегда смело и ясно провозглашавшего идеи революционной социал-демократии.

«Socialdemokrats»,

№ 13, 6 (19) апреля 1917 г.

 

№ 2

ПРИВЕТСТВИЕ КОНФЕРЕНЦИИ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИИ ЛАТЫШСКОГО КРАЯ И ЛАТЫШСКИХ ГРУПП РОССИЙСКОЙ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ РАБОЧЕЙ ПАРТИИ

21 апреля 1917 г.

Приветствуем величайшего тактика и подлинного вождя революционной борьбы российского пролетариата.

«Socicildemokrats», № 20,

25 апреля (8 мая) 1917 г.

№ 3

ПРИВЕТСТВИЕ ОБЪЕДИНЕННОГО СОВЕТА ДЕПУТАТОВ ЛАТЫШСКИХ СТРЕЛКОВЫХ ПОЛКОВ

17 мая 1917 г.

Мы приветствуем Вас как величайшего тактика пролетариата России, подлинного вождя революционной борьбы, выразителя наших дум и желаем видеть Вас в нашей среде.

«Сігіа», «А£ 6,

19 мая (1 июня) 1917 г.

№ 4

ПРИВЕТСТВИЕ И СЪЕЗДА СОВЕТА РАБОЧИХ, СОЛДАТСКИХ И БЕЗЗЕМЕЛЬНЫХ ДЕПУТАТОВ ЛАТВИИ

17 декабря 1917 г.

Смольный, Народному Комиссару Ленину

съезд Советов рабочих, солдатских и безземельных депутатов Латвии, заседающий в лютеранской церкви г. Вольмара¹ и представляющий сельский и городской пролетариат Латвии и латышских полков, приветствует в Вашем лице борцов Великой российской рабоче-крестьянской революции и выбирает Вас своим почетным председателем.

Президиум съезда

Письма трудящихся к В. И. Ленину М., I960, стр. 29.

№ 5

ТЕЛЕГРАММА ИСКОСОЛА XII АРМИИ В. И. ЛЕНИНУ В СВЯЗИ С ПОКУШЕНИЕМ КОНТРРЕВОЛЮЦИОНЕРОВ НА ЕГО ЖИЗНЬ

Не позднее 4 января 1918 г.

Председателю Совета Народных Комиссаров Ленину

Петроград

С чувством глубокого негодования Искосол XII узнал, что рука безумца дерзнула посягать на жизнь нашего вождя. Потеряв надежду победить Советскую власть открытой честной политической борьбой, — из стана контрреволюционеров раздался предательский выстрел против Вас, старого испытанного вождя трудящихся, творящего волю, чаяния и надежды пролетариата и трудового крестьянства. Но пусть враги народа знают, что предательскими выстрелами они паники в рядах революционной армии не добьются. Мы все на страже Советской власти. Ваши враги являются врагами господства трудового народа — и как таковые они должны быть уничтожены. Мы не сомневаемся, что и впредь, как и до сих пор, Вы будете непреклонно творить волю рабочих и крестьян и что революционный народ под руководством любимого рабочего вождя будет продолжать борьбу с буржуазией до полного торжества Октябрьского переворота. Неописуемо велика наша радость по поводу избавления Вашего от грозившей Вам опасности, и примите единодушное поздравление от сотен тысяч окопников XII армии. Да здравствует наш великий рабочий вождь — Председатель Совета Народных Комиссаров тов. Ленин, стоящий во главе революционного трудового народа в его борьбе с нашими врагами — мировым кровавым капиталом!

Коммунистическая партия Латвии о Октябрьской революции. 1917.

Документы и материалы (март 1917 — февраль 1918 8.). Р., 1963, стр. 623.

№ 6

ПРИГЛАШЕНИЕ НА I КОНФЕРЕНЦИЮ ПАРТИЙНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ЛАТЫШСКИХ СТРЕЛКОВЫХ полков

23 апреля 1918 г.

Товарищу Ленину

Комитет С.-д. (Коммунистической) организации латышских стрелковых полков просит Вас почтить своим присутствием конференцию С.-д. (Коммунистической) организации лат[ышских] стр[елковых] полков, имеющую быть 25 апреля с. г. в 11 часов утра в Кремле в комнате № 3.

Председатель Эр. Викман Секретарь Бебрис

ЦПА НМЛ, ф. 461, д. 32386, л. 1

№7

ПРИВЕТСТВИЕ I КОНФЕРЕНЦИИ ПАРТИЙНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ЛАТЫШСКИХ СТРЕЛКОВЫХ полков

г. Москва, 25 апреля 1918 г.

Товарищу Ленину

I конференция коммунистических фракции латышских стрелковых полков приветствует Вас в борьбе за освобождение рабочего класса и сообщает, что Вы выбраны почетным председателем конференции.

Председатель конференции Эр. Бикман Секретарь А. Фельдман

Письма трудящихся к В И. Ленину. М., 1960, стр. 38.

№№ 8—10

ПИСЬМА К. ПЕТЕРСОНА, Я. БЕРЗИНЯ-ЗИЕМЕЛИСА И ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ ЛАТЫШСКИХ СТРЕЛКОВЫХ ПОЛКОВ И ЧАСТЕЙ В СВЯЗИ С ПОКУШЕНИЕМ НА В. И. ЛЕНИНА 30 АВГУСТА 1918 ГОДА

№ 8

Нашему незабываемому товарищу Владимиру Ильичу Ленину

Лишь безумцы, ослепленные ненавистью к пролетариату, могут вообразить, что т. Ленина можно убить. Ленин живет и вечно будет жить в сердце каждого рабочего, каждого борца за счастье народа, человечества. Для нас, латышских стрелков, предательский выстрел, направленный в Вас, дорогой Владимир Ильич, стал сигналом — быть в боевой готовности. Мы готовы... За каждую каплю Вашей крови дорого заплатят Ваши враги, враги пролетариата...

С глубоким волнением следят латышские стрелки за ходом Вашей болезни и верят, что Вы скоро выздоровеете.

Смерть врагам пролетариата!

Да здравствует наш великий вождь т. Ленин!

Комиссар Лат[ышской] стр[елковой] советской] дивизии К. Петерсон

«Krievijas Ciria», № 135

сентября 1918 г.

№ 9

Берн, 4 сентября 1918 г.

Дорогой Владимир Ильич!

После нашей победы в октябре я все время боялся и дрожал за Вашу жизнь, для меня сей удар не пришел неожиданно — а все-таки: какой это был тяжелый удар!

Если бы Вы знали, Владимир Ильич, как любят Вас рабочие Запада! Вы должны поправляться скорее и должны больше беречь себя. Приезжайте сюда на отдых и на поправку, а потом вернетесь опять на работу.

О делах не буду писать на этот раз. Скажу только, что революция растет не по дням, а по часам. Она надвигается, неизбежная как рок.

Горячо целую Вас! Ваш Я. Берзин

Жена с дочкой просят передать Вам сердечные приветы и пожелания скорейшего выздоровления. Дочка помнит Вас хорошо, хотя видала Вас, кажется, только один раз. Жена стала настоящей большевичкой, к левым с.-р-ам относится не менее непримиримо, чем я сам.

ЦП А НМЛ, ф. 2, on. 4, д. 162, л. 81.

№ 10

Дорогому Владимиру Ильичу Ленину

Шлем сердечный привет первому гражданину Российской Социалистической Республики, дорогому нашему товарищу В. И. Ленину. Крепитесь! Пусть наша беспредельная вера в Вас и готовность умереть за социалистическую республику придаст Вам силы победить болезнь, как Вы победили умы всего трудового мира.

Представители 2-го Лат[ышского] стрелкового] советского] полка, 3-го Латышского] стр[елкового] советского] полка, 9-го Лат[ышского\ стр[елкового] советского] полка, батальона связи, тяжелой батареи литер «С», тяжелого дивизиона, легкого дивизиона, мортирного дивизиона, противоаэропланной батареи, Латышского кавалерийского полка, этапной команды и продовольственного транспорта Латышской дивизии, комиссары дивизии, Исколастрел и Организационный комитет коммунистических фракций] Лат[ышской] див[изии].

«Krlevlfas Сігіа», № 136,

4 сентября 1918 г.

№ 11

ПРИВЕТСТВЕННАЯ ТЕЛЕГРАММА МИТИНГА ЛЮЦИНСКИХ РАБОЧИХ²

Москва

Ленину,

Совнаркому,

Всероссийскому Центральному Исполнительному Комитету, Центральному Совету профессиональных союзов

Не ранее 12 декабря 1918 г.

Люцинские рабочие, собравшиеся [на] митинг, организованный] группой коммунистов, заслушав доклады [о] деятельности Советской власти, посылают свой пламенный привет рабочему классу России [в] лице его великого вождя Ленина, Совнаркома, ВЦИКа, Совета профессиональных союзов. Всецело поддерживая Советскую власть в ее работах [по] социалистическому строительству страны, люцинские рабочие, свидетели гибели германского империализма, ждут не дождутся решительной победы европейского пролетариата над черным интернационалом буржуазии.

Да здравствует русская рабочая революция!

Да здравствует власть Советов!

Да здравствует первый съезд Советов рабочих республик мира!

Председатель Заневский
Секретарь Гелин

ЦГАОР ЛССР, ф. 17, on. 20, д. 1, л. 26.

№12

РЕЗОЛЮЦИЯ ОБЩЕГО СОБРАНИЯ ТРУДЯЩИХСЯ ЯШМУЙЖСКОЙ³ ВОЛОСТИ ДВИНСКОГО⁴ УЕЗДА

19 декабря 1918 г.

Мы, граждане Яшмуйжской волости, на общем собрании решили: вести борьбу со всеми контрреволюционными элементами и со всеми белогвардейскими бандами и с оружием в руках стойко защищать свое знамя труда, красное знамя всего пролетарского движения и посылаем благодарность всем борцам русско-пролетарской революции во главе с тов. Лениным и Красной Армии, освободивших нас от ига германского империализма и капитализма, и просим напечатать [об этом] во всех сочувствующих газетах.

Председатель общего собрания Подскочий
Секретарь Тумашееич

ПГАОР ЛССР, ф. 20, on. 3. д. 10; л. 4.

№ 13

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ОБЩЕГО СОБРАНИЯ ТРУДЯЩИХСЯ РОЗЕНМУЙЖСКОЙ⁵ ВОЛОСТИ РЕЖИЦКОГО⁶ УЕЗДА

27 декабря 1918 года

1918 года декабря 27-го дня мы, граждане Витебской губ[ернии] Режицкого уезда Розеимуйжской волости, собравшиеся сего числа на общее собрание в числе 600 человек под председательством председателя нашего волостного {исполнительного] комитета Чача, секретаря Жолтере, имели суждение о том, что название нашей волости, общества, училища и имения носит имя б[ывшего] барона Розена, своим родом эксплуатировавшего наших дедов, прадедов] и отцов, что такое название не может быть нами терпимо и имя это должно быть погребено навеки, а потому постановили:

Волость нашу, общество, училище и имение переименовать и назвать в честь великого вождя и борца за угнетенных именем тов. Ленина: волость — Ленинская, общество — Ленинское, училище — Ленинское народное училище, а имение — Ленино, о чем и довести до сведения и распоряжения надлежащих учреждений.

Председатель Чая
Секретарь Жолтере

ЦГАОР ЛССР, ф. 259, on. 1, д. 13, л. 108.

№ 14

ТЕЛЕГРАММА СОВЕТСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА ЛАТВИИ В. И. ЛЕНИНУ, Я. М. СВЕРДЛОВУ И ДРУГИМ ЧЛЕНАМ ПРАВИТЕЛЬСТВА СОВЕТСКОЙ РОССИИ

4 января 1919 г.

Во время боев 31 [декабря] и 1 января под натиском доблестных латышских стрелков пала передовая твердыня Риги, укрепленная еще немцами в прошлом году, в Хинценберге⁷. Белые разбиты наголову. Вся их артиллерия], пулеметы были захвачены героями-латышами. Этот бой предрешает падение Риги. Сегодня, 4 [января], в 2 час. 45м[ин] наши доблестные латышские стрелки принесли в подарок пролетариату Латвии Ригу.

Да здравствует ныне навсегда Красная Рига! Поздравляем Вас, передовых пролетарских вождей, с этой крупной победой красных войск. Уверены, что со взятием Риги его⁸ освобождение [и освобождение] мирового пролетариата от власти капитала и империалистов пойдет еще быстрее.

Да здравствует всемирная революция! Да здравствует III Интернационал и диктатура пролетариата!

Социалистическая Советская Республика Латвии в 1919 г. и иностранная интервенция, т. 1, Р., 1959, стр. 200—201.

№ 15

РЕЗОЛЮЦИЯ СОБРАНИЯ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ КОМИТЕТОВ ДЕРЕВЕНСКОЙ БЕДНОТЫ ЯШМУЙЖСКОЙ ВОЛОСТИ ДВИНСКОГО УЕЗДА

4 января 1919 г.

Мы, представители комитетов деревенской бедноты Яшмуйжской волости Двинского уезда, при участии представителя члена Двинского военного комиссариата т. Эйгема, приняли следующую резолюцию:

Выражаем искреннюю благодарность Советской власти, которая освободила нас от ига немецкого капитализма, и никогда не допустим и мысли об отделении от центра Советской власти — Москвы.

Шлем искреннее приветствие Всероссийскому Центральному Исполнительному Комитету и всем народным комиссарам во главе с Лениным, как борцам за диктатуру пролетариата не только русского, но и всемирного. Вполне верим, что своей политикой наши главные руководители приближаются] гигантскими шагами к всемирной революции пролетариата и к восстановлению⁹ III Интернационала. Если для проведения в жизнь вышеизложенного понадобится поддержка, то мы все, как один человек, [встанем] на защиту свободы.

Беспощадное подавление буржуазных белогвардейских банд, не признающих идеалов Советской власти!

Диктатура неимущего класса над имущим!

За здравствуют руководители Советской власти! Да здравствует рабоче-крестьянская Россия!

Да здравствует всемирная революция пролетариата!

Председатель (подпись)
Секретарь (подпись)

ЦГАОР ЛССР, ф. 20, on. 3, д. 10, лл. 14об—15.

№ 16

ТЕЛЕГРАММА СОВЕТСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА ЛАТВИИ

В. И. ЛЕНИНУ

6 января 1919 г.

Рига, 6 января. Вас, вождя восставшего международного пролетариата и друга пролетариев Латвии, приглашаем на объединенный съезд Советов Латвии 13 января [в] Риге.

Председатель} Советского] прав[ительства]

Стучка

Тов[ариш] председателя] Данишевский

Социалистическая Советская Республика Латвии в 1919 г. и иностранная интервенция, т. 1, Р., 1959, стр. 206.

№ 17

ПРИВЕТСТВИЕ 1-ГО ТУКУМСКОГО СЪЕЗДА РАБОЧИХ И БЕЗЗЕМЕЛЬНЫХ

16 января 1919 г.

Товарищу Ленину

Первый Тукумский съезд рабочих и безземельных 16 января 1919 г. приветствует Вас как пер

вого защитника рабочего класса, смело поднявшего красное знамя социалистической революции над измученной Россией, после чего всемирный пролетариат нанес первый удар по всемирному империализму.

Да здравствует отец коммунизма Ленин!

От имени съезда

Председатель Я. Юрмалниек
Секретарь П. Виткус

«Сіпа», МП, 21 января 1919

№ 18

ПРИВЕТСТВИЕ КОНФЕРЕНЦИИ ЕЛГАВСКОЙ УЕЗДНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ СДЛ В. И. ЛЕНИНУ И П. И. СТУЧКЕ

30 января 1919 г.

Конференция ЕлгавскоЙ уездной коммунистической организации приветствует Вас как настойчивых революционных борцов. Только под руководством таких вождей рабочий класс революционной России и Латвии закрепит свои завоевания до того момента, пока нам на помощь не подоспеет всемирная революция.

Да здравствует всемирная коммунистическая партия!

Да здравствует всемирная пролетарская революция!

Latvijas Komunistiska, partija 1918. ип 1919. gcida. Dokumenti tin materlali. P., 1958, стр. 241.

№19

ПРИВЕТСТВИЕ ДАУГАВПИЛССКОГО УЕЗДНОГО СЪЕЗДА СОВЕТОВ

25 февраля 1919 г.

Москва, Ленину

Первый после немецкой оккупации Даугавпилсский уездный съезд Советов приветствует Вас, Владимир Ильич, как вождя мирового пролетариата и, избирая Вас почетным председателем съезда, клянется, что идеи коммунизма, которые всегда были связаны с Вашим именем, мы будем всеми силами распространять среди рабочих как города, так и деревни. Ваша борьба и самопожертвование всегда будут служить нам образцом, и пролетариат Даугавпилсского у[езда] будет стремиться быть в первых рядах социалистического творческого труда. Съезд клянется Вам, как председателю Совета Обороны Республики, использовать все силы местных Советов для создания сильной коммунистической Красной Армии.

Члены президиума съезда: Дауман Сохацкий

«Sarkanais Strelnieks»,

№ 9 (15), 2 марта 1919 г.

№ 20

ПРИВЕТСТВИЕ СОВЕЩАНИЯ ПРОИЗВОДСТВЕННЫХ СОЮЗОВ ЛАТГАЛИИ

Тов. Ленину

Рабочий класс Латгалии в лице его представителей на совещание Производственных союзов после освобождения края от оков немецкого империализма шлет Вам и в лице Вашем всероссийскому

и всемирному пролетариату братский привет и обещание отдать свои силы делу победы всемирной революции.

«Красное знамя», № 88,

28 апреля 1919 г.

№ 21

ПРИВЕТСТВИЕ 2-й КОНФЕРЕНЦИИ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ СОВЕТСКОЙ ЧАСТИ ЛАТВИИ

2 января 1920 г.

Москва, Кремль, тов. Ленину

Конференция Советской части Коммунистической партии Латвии выражает непреклонную волю пролетариата Латвии крепко держать знамя пролетарской революции за грядущую победу коммунизма во всем мире. Конференция уверена, что близок час этой победы над мировым капиталом, и в Вашем лице поздравляет очаг мировой революции — борющийся пролетариат России и славную Российскую Коммунистическую партию.

Да здравствует всемирная коммунистическая революция!

Да здравствует Российская Коммунистическая партия и ее славные вожди!

2 конференция Коммунистической партии Советской части Латвии

Партархив Института истории партии при ЦК КПЛ, ф. 31, on. 1, д. 53, л. 4-об.

№ 22

ПРИВЕТСТВИЕ VII СЪЕЗДА КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ ЛАТВИИ

16 февраля 1923 г.

Нашему дорогому вождю

Владимиру Ильичу Ленину

VII, нелегальный съезд Коммунистической партии Латвии, шлет свой самый сердечный привет.

КПЛ продолжает свою революционную работу под непрерывными террористическими ударами со стороны латвийской буржуазии, которая вместе с социал-демократами Латвии поставили себе целью уничтожить Коммунистическую партию и левое профсоюзное движение.

КПЛ численно невелика. Однако — старые революционные традиции и опыт, которые Вам, дорогой Владимир Ильич, хорошо известны со времен славной борьбы пролетариата Латвии в 1905— 1907 годах и Великой Русской Пролетарской революции, они и теперь дают КПЛ ее революционную силу, которая в соответствующей ситуации поведет пролетариат Латвии на борьбу за Советскую Латвию и увеличит число членов Союза Социалистических Советских Республик.

КПЛ остается все тем же старым железным полком Коминтерна. КПЛ шлет свой товарищеский привет своему вождю — своему давнему другу.

Latvijas K,omunlstlskas partljas kongresu, konferencu uti CK ріёпити rezoldcijas un lemumi.

4. I, P., 1958, crp. 286

Примечания:

¹ Вольмар — ныне Валмиера. Ред

² Люцин — ныне Лудза. Ред

³ Яшмуйжа — ныне Ясмуйжа. Ред.

⁴ Двинск — ныне Даугавпилс. Ред.

⁵ Розенмуйжа — ныне Резна. Ред.

⁶ Режица — ныне Резекне. Ред.

⁷ Хинценберг — ныне Инчукалис. Ред.

⁸ пролетариата Латвии. Ред.

⁹ – к созданию

 

 

КРАТКИЕ БИОГРАФИЧЕСКИЕ СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ

Берзин, Петр Андреевич (р. в 1897 г.) — член партии с марта 1917 г. В 1916 г. был призван в армию, служил рядовым в 5-м латышском стрелковом полку, затем прапорщиком в Запасном латышском стрелковом полку. Участвовал в Октябрьской революции в Латвии. В декабре 1917 г. зачислен в сводную роту, охранявшую Смольный. С марта 1918 г. — командир 1-го латышского коммунистического отряда, охранявшего Московский Кремль. В 1918—1920 гг. — на фронтах гражданской войны. С 1921 по 1935 г. работал в органах ОГПУ-НКВД. В 1936—1966 гг. — на ответственной работе в органах прокуратуры, в том числе в Латвийской ССР. В настоящее время — персональный пенсионер.

Берзинь-Зиемелис, Ян Антонович (Павел Васильевич, Павлов, Винтер) (1881—1938) — видный советский государственный и партийный деятель. В революционном движении участвовал с 1898 г., член партии с 1902 г. В 1903 г. был арестован, а в 1904 г. сослан на 5 лет в ссылку в Олонецкую губернию, откуда бежал за границу, вернулся нелегально в Латвию и принимал активное участие в революции 1905 г. В конце 1905 г. был арестован и, выпущенный до суда на поруки, уехал в Петербург. В 1906—1907 гг. был членом, затем секретарем Петербургского комитета РСДРП. Делегат V (Лондонского) съезда РСДРП, участник II съезда СДЛК. В 1908 г. эмигрировал в Западную Европу. Поддерживал тесную связь с В. И. Лениным, отстаивал ленинские принципы в борьбе против оппортунизма. С 1912 г. был членом Бюро заграничных групп СДЛК и редактором газеты «Вплетено». Участник VI съезда СДЛК. После съезда был избрал секретарем Заграничного комитета СДЛК и членом редколлегии газеты «Циня»; являлся представителем СДЛК в Международном социалистическом бюро. В 1915 г. участвовал в Циммервальдской конференции и в создании Циммервальдской левой. В августе 1916 г. уехал в США. В 1917 г. вернулся в Россию. на V съезде СДЛ был избран членом ЦК СДЛ, на VI съезде РСДРП (б) — членом ЦК РСДРП (б). Активно участвовал в Октябрьской революции в Петрограде. На II Всероссийском съезде (Советов избран членом ВЦИК. В 1918 г. — полпред РСФСР в Швейцарии. О 1919 г. — нарком просвещения Советской Латвии. В 1919—1920 гг. — член и секретарь ИККИ. С 1921 по 1932 г. находился на дипломатической работе: был полпредом в Финляндии, заместителем полпреда в Англии, полпредом СССР в Австрии, уполномоченным Наркоминдела СССР при СНК УССР, работал в Наркоминделе в Москве. С 1932 г. — начальник Центрального Архивного управления СССР и РСФСР, редактор журнала «Красный архив». В 1932 г. был кооптирован в состав ЦК КПЛ. Опубликовал ряд статей по истории КПЛ и истории литературы.

Бранденбургский, Яков Натанович (1881—1951) — член партии с 1903 г. В 1905 г. работал в Рижской организации РСДРП, был членом ее комитета. Делегат IV съезда партии. После съезда был арестован как член Петербургского комитета и приговорен к заключению в крепости. После отбытия наказания эмигрировал за границу и вернулся в Россию после Февральской революции. Активный участник Октябрьской революции и гражданской войны. С 1922 по 1929 г. — член коллегии Наркомюста, член Малого СНК РСФСР, позднее — член законодательной комиссии Совнаркома СССР. В 1929—-1931 гг. — зам. председателя Нижневолжского крайкома партии и крайисполкома. В 1931—1934 гг. — член коллегии Наркомтруда СССР, в последующие годы — член Верховного Суда СССР. С 1939 г., находясь на пенсии, продолжал вести пропагандистскую и лекторскую работу.

Вацетис, Иоаким Иоакимович (1873—1938) — советский военный деятель. Бывший полковник царской армии. В годы первой мировой войны командовал 5-м латышским стрелковым полком. В первые дни Октябрьской революции перешел на сторону Советской власти. В январе 1918 г. руководил подавлением восстания против Советской власти польского корпуса генерала Довбор-Мусницкого. В апреле 1918 г. был назначен начальником Латышской стрелковой советской дивизии. В июле 1918 г. руководил военными операциями по подавлению левоэсеровского мятежа в Москве С июля 1918 г. — командующий Восточным фронтом; с сентября 1918 по июль 1919 г. — главнокомандующий Вооруженными Силами Республики. В 1919—1921 гг. работал в Реввоенсовете Республики. С 1922 г. — преподаватель Военной академии (в дальнейшем им. М. В. Фрунзе) в Москве.

Вилкс, Ян Кришевич (р. в 1893 г.) — член партии с 1912г. Работал в IV районе Рижской организации, затем в комитете Видиенской организации СДЛК, В 1915 г. был призван в армию, вел революционную работу в Запасном латышском стрелковом полку. В 1916 г. был вновь избран в комитет Видиенской организации СДЛК. После Февральской революции — член Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, делегат VІ (Апрельской) конференции РСДРП(б). Активно участвовал в подготовке и проведении Октябрьской революции в Латвии, был членом Исколастрела, Искосола XII армии и Исколата. После Октябрьской революции — член и секретарь, затем заведующий аграрным отделом Исколата. В декабре 1917 г. на конференции СДЛ избран членом ЦК СДЛ. В 1919 г. — председатель Цесисского уездного исполкома. С 1921 г. преподавал в советских высших учебных заведениях. С 1946 г. — доцент в ЛГУ в Риге. Награжден орденом Ленина В настоящее время — персональный пенсионер.

Гавен Юрий Петрович (Доннер) (1884—1936) — член партии с 1902 г. Партийную работу вел в Рижской и Малиенской организациях ЛСДРП. Во время революции 1905—1907 гг. принимал участие в организации вооруженного восстания в Видземе, партизанского движения в Малиспе, работал в Рижской, Елгавской, Лиепайской организациях. Делегат

(Лондонского) съезда РСДРП. На ІІ съезде СДЛК избран членом ЦК СДЛК. В 1908 г. был арестовал, в 1909 г. осужден на каторгу, затем сослан на поселение в Енисейскую губернию. После Февральской революции был избран председателем Минусинского комитета РСДРП(б). В 1917—1918тг. являлся одним из организаторов и руководителей борьбы трудящихся за Советскую власть в Крыму: был председателем Крымского комитета РСДРП (б) и Крымского ВРК, редактором газеты «Таврическая правда». В 1919—1923 гг. — председатель Крымского обкома РКП(б) и член президиума СНК Крымской АССР. С 1931 г. работал в Наркомвнешторге СССР.

Гайлис, Карл Андреевич (1888—1960) — член партии с 1906 г. Работал в Петербургской организации РСДРП. В 1912 г. был арестован. После освобождения, с конца 1913 г. работал в газете «Правда», руководил издательством ЦК РСДРП «Прибой»; в первой половине 1914 г. осуществлял связь между ЦК СДЛК и ЦК РСДРП, В том же году был вновь арестован и сослан в ссылку. В годы первой мировой войны служил в Запасном латышском стрелковом полку, вел революционную работу среди стрелков, был членом Видиенского комитета СДЛК. После Февральской революции — один из организаторов Валмиерского Совета рабочих, солдатских и безземельных депутатов. Делегат I Всероссийского съезда Советов. На V съезде СДЛ избран членом ЦК СДЛ, делегат VI съезда РСДРП (б). В период подготовки Октябрьской революции — член ВРК района ХІІ-й армии. Делегат II Всероссийского съезда Советов. В октябрьские дни работал в Петроградском ВРК; являлся заместителем председателя Исколата. По заданию В. И, Ленина организовал отправку 6-го латышского стрелкового полка в Петроград. С конца 1918 г. работал в Российском бюро ЦК СДЛ. В 1919 г. -— представитель ЦК КПЛ и Советского правительства Латвии в РСФСР. В 1921—1933 гг. — член Верховного трибунала при ВЦИК, член президиума Верховного Суда РСФСР, член Верховного Суда СССР, заместитель председателя Верховного Суда РСФСР. В 1933—1939 гг. — член Транспортной коллегии Верховного Суда СССР, позднее — старший консультант Верховного Суда РСФСР.

Герман, Ян Эрнестович (Аусеклис) (1884—1938) — профессиональный революционер, член партии с 1904 г. Работал в Ряжской организации РСДРП, был агитатором и пропагандистом. Активный участник революции 1905—1907 гг.: состоял членом Рижского комитета РСДРП, затем Рижского комитета СДЛК. В сентябре 1907 г. был арестован и заключен в тюрьму. В 1909 г. эмигрировал в Германию. Принимал участие в работе Бюро заграничных групп СДЛК. Регулярно переписывался с В. И. Лениным. Боролся за организационное объединение СДЛК с большевистской партией. Делегат IV съезда СДЛК. Был членом Заграничного комитета СДЛК и членом редколлегии газеты «Циня». В 1914 гг. вернулся в Россию. Принимал участие в Февральской революции в Москва В 1917 г. являлся редактором газеты «Социалдемократс», затем «Бривайс стрелниекс». В 1919 г. был председателем Тамбовского губкома РКП(б), позднее вел политработу в Красной Армии. В 1921—1923 гг. работал в полпредстве РСФСР в Риге, в 1923—1926 гг. — в Наркоминделе РСФСР, затем в СНК СССР и РСФСР. С 1932 г. — в Московском библиографическом институте и на др. работе. В последние годы жизни занимался литературной и журналистской деятельностью, исследованием истории КПЛ.

Данишевский, Карл-Юлий Христианович (Герман) (1884— 1938) — видный деятель революционного движения в Латвии, советский государственный и партийный деятель. Член партии с 1900 г. Революционную деятельность начал в Елгаве, работал пропагандистом. В 1903 г. — член комитета ЕлгавскоЙ социал-демократической организаций. В период революции 1905 г. член Рижского Федеративного комитета, член ЦК ЛСДРП, член Рижского и Лиепайского комитетов ЛСДРП. На I съезде СДЛК избран в состав ЦК СДЛК- На V (Лондонском) съезде РСДРП избран членом ЦК РСДРП. С 1907 г. вел нелегальную партийную работу в Петербурге, Баку, Тифлисе, Риге, Москве и в других городах. Подвергался репрессиям царского правительства. В ноябре 1914 г. был арестован и сослан в ссылку в Нарымский край, оттуда бежал и нелегально приехал в Москву. После Февральской революции — член Московского Совета рабочих и солдатских депутатов. С мая 1917 г. — член редколлегии газеты «Циня», вел партийную работу в XII армии, был членом Исколата. На V съезде СДЛ был избран членом ЦК СДЛ. После захвата Риги немцами работал в подполье. В июне 1918 г. переехал в Москву, активно участвовал в подавлении левоэсеровского мятежа. С июля 1918 г. — член РВС Восточного фронта, затем член РВС Республики, председатель Ревтрибунала Республики. В 1919 г. — заместитель председателя Советского правительства Латвии, председатель РВС армии Советской Латвии. На VI съезде КПЛ избран членом ЦК КПЛ, а на VIII съезде РКП(б) — кандидатом в члены ЦК РКП (б). В 1920 г. возглавлял делегации РСФСР, УССР и БССР на мирных переговорах с Польшей. С 1921 г.— на руководящей партийно-хозяйственной работе: был председателем правлений «Северолес», «Экспортлес», заместителем наркома лесной промышленности СССР (1932—1934). Принимал активное участие в работе Заграничного бюро ЦК КП Латвии. Автор ряда работ.

Дауге, Павел Георгиевич (1869—1946) — в революционном движении участвовал с 1892 г., член партии с 1903 г. Участник студенческих марксистских кружков в Петербурге и Москве. После окончания Московского университета (1897 г.) занимался зубоврачебной практикой в Москве, одновременно работал в Московской организации РСДРП. В 1904 г. по заданию МК РСДРП ездил в Швейцарию к В. И. Ленину и информировал его о деятельности Московского комитета партии. В 1905—1907 гг. был членом лекторской группы МК РСДРП, сотрудником большевистской газеты «Светоч». Принимал участие в работе II и III съездов ЛСДРП и I съезда СДЛ К. В октябрьские дни 1917 г. участвовал в вооруженном восстании в Москве. В декабре 1917 г. вошел в состав Исколата. С 1918 г. был членом коллегии Наркомздрава РСФСР, руководителем его зубоврачебного отдела, профессором Московского стоматологического института. С 1945 г. работал старшим научным сотрудником Института истории партии при ЦК КПЛ. Всю свою жизнь был пропагандистом идеи марксизма в Латвии, переводил на латышский язык работы К. Маркса и Ф. Энгельса, является автором ряда книг.

Зутис, Карл Индрикоеич (Минога, Шлос) (1876—1943) — один из первых латышских социал-демократов и руководителей Рижской социал-демократической организации. Участвовал в совещании В. И. Ленина с латышскими социал-демократами в Риге в начале апреля 1900 г. Активный участник революции 1905 г. в Латвии. В 1906 г. .эмигрировал за границу. В 1906—1911 гг. состоял членом Заграничного комитета СДЛК. На съезде СДЛ К в Гельсингфорсе в 1911 г. был избран в члены ЦК СДЛК, вскоре был арестован и сослан в ссылку. В 1920 г. вернулся в буржуазную Латвию и отошел от политической деятельности.

Кактынь, Артур Мартынович (1893—1937) — член партии с 1916 г. В 1917 г. — член райкома латышского района Петроградской организации РСДРП (б), делегат VI съезда партии. В период Октябрьской революции — ответственный инструктор Совета фабрично-заводских комитетов в Петрограде. После Октябрьской революции — на руководящей хозяйственной, военной и партийной работе. В 1920—1922 гг. — член президиума и заместитель председателя Совнархоза Украины. С 1922 г. — заместитель ответственного редактора газеты «Экономическая жизнь». С 1926 по I9291 г. — заместитель управляющего делами СНК СССР и СТО. В 1931—1934 гг.— член коллегии НК РКИ СССР. С 1934 г. — заместитель председателя СНК Таджикской ССР.

Каулин, Карл Янович (Дворецкий) (1891—1968) — член партии с 1907 г., работал в Малиенской организации СДЛК. В 1908 г. из-за преследований полиции уехал в Баку, служил матросом на кораблях Каспийского флота, принимал активное участие в работе Бакинской большевистской организации. Вернувшись в 1911 г. в Латвию, вел партийную работу в IV районе Рижской организации СДЛК. В 1914 г. руководил нелегальными партийными типографиями. После Февральской революции был избран членом Валмиерского Совета рабочих и солдатских депутатов, являлся делегатом VII (Апрельской) конференции РСДРП(б). На V съезде СДЛ избран в состав ЦК СДЛ, член Исколата. В феврале 1918 г. эвакуировался в Советскую Россию, работал председателем Рыбинского уездного комитета РКП(б). С конца 1918 г. вел нелегальную партийную работу в оккупированной Курземе. С марта 1919 по январь 1920 г. был секретарем Советского правительства Латвии, после VI съезда КПЛ — секретарем бюро ЦК КПЛ. С 1921 г. — на руководящей партийной и советской работе в Пскове, в Москве. В 1941 г. заведывал лекторской группой ЦК КПЛ; в годы Великой Отечественной войны —. на партийной работе в Архангельске. В 1945— 1959 гг. — директор Института истории партии при ЦК КПЛ, член ЦК КПЛ. С 1951 г. — член-корреспондент АН ЛССР. Депутат Верховного Совета ЛССР. Награжден двумя орденами Ленина.

Кисис, Роберт Иванович (р. в 1896 г.) — член партии с 1913 г. Работал в Видиенской организации СДЛК- В годы первой мировой войны вел революционную работу в армии. Активный участник Октябрьской революции в Латвии. В октябрьские дни был членом ВРК 2-го латышского стрелкового полка, делегат II Всероссийского съезда Советов. Являлся секретарем Искосола. В 1918 г. — секретарь партийного комитета 9-го латышского стрелкового полка, охранявшего Московский Кремль. В 1919—1921 гг. — политработник и командир Красной Армии. С 1921 г. находился на руководящей партийной работе: был секретарем Енисейского губкома ВКП(б), Сибирского крайкома ВКП(б). В 1930 г. — заместитель наркома внешней и внутренней торговли СССР, позднее — на партийной и советской работе в Днепропетровской области, Ростове-на-Дону, Воронеже и в Москве. В 1941—1944 гг. — заместитель председателя СНК ЛССР. С 1944 г. был министром коммунального хозяйства ЛССР, а с I960 г. является председателем Парткомиссии при ЦК КПЛ. Член ЦК КПЛ. Депутат Верховного Совета ЛССР. Награжден орденом Ленина.

Лайцен, Альберт Оттович (1894—1938) — член партии с марта 1917 г. В годы первой мировой войны служил рядовым о 8-м латышском стрелковом полку, участвовал в борьбе за победу Октябрьской революции в Латвии. В 1917—1918 гг.— стрелок Сводной роты, позднее 9-го латышского стрелкового полка, принимал участие в охране Советского правительства в Смольном и в Московском Кремле; сражался на фронтах гражданской войны. С 1921 по 1924 г. учился в Коммунистическом университете национальных меньшинств Запада. С 1930 г. работал в Московском областном государственном издательстве.

Лацис, Мартын Янович (Судрабс Ян Фридрихович) (I885—1938) — член партии с 1905 г., вел революционную работу в Риге, принимал участие в партизанском движении («лесных братьев»). В 1913 г. являлся одним из организаторов Тверской группы Московской организации РСДРП. В 1915 г. был арестован и сослан в ссылку в Иркутскую губернию, в 1916 г. из ссылки бежал в Петроград. После Февральской революции — организатор Выборгского района Петроградской организации РСДРП (б), делегат VII (Апрельской) конференции и VI съезда РСДРП (б), член Петроградского комитета РСДРП(б). В октябрьские дни — член Петроградского ВРК- После Октябрьской революции — член коллегии НКВД РСФСР, в 1918 г. — член коллегии ВЧК, председатель Военного трибунала 5-й армии на Восточном фронте. В 1919— 1921 гг. — председатель Всеукраинской ЧК. С 1921 г. на руководящей хозяйственной, советской и партийной работе: заместитель начальника Главного управления горной промышленности, член коллегии Наркомзема РСФСР. В 1932— 1937 гг. — директор Института народного хозяйства им. Г. В. Плеханова. Опубликовал ряд работ по истории партии и Советского государства. Известен также как писатель.

Михайлович (Муцсниек), Альма Карловна (р. в 1900 г.) — член партии с 1917 г. В 1914 г. эвакуировалась из Латвии в Москву. Принимала активное участие в Октябрьской революции, являясь членом Красной гвардии Сущевско-Марьинского района. В 1918 г. добровольно вступила в Красную Армию, была на Восточном фронте. В 1920—1927 гг. работала в Управлении делами СНК, а в 1927—1930 гг. — в секретариате ЦК ВКП(б). В 1930—1932 гг. работала в секретариате Балканских стран Исполкома Коминтерна, затем — заведующая отделом переводов и переписки Исполкома Профинтерна, После Великой Отечественной войны вернулась в Советскую Латвию, с 1948 по 1952 г. работала заведующей общим отделом Исполнительного комитета Юрмалского района. В настоящее время персональная пенсионерка.

Мишке, Владимир Карлович (р. в 1895 г.) — член партии с 1911 г., работал в IV районе Рижской организации СДЛК. В ноябре 1914 г. был арестован и сослан в ссылку в Нарымский край. В начале 1917 г. из ссылки бежал, нелегально жил в Туле. После Февральской революции был избран членом Тульского городского комитета РСДРП (б) и членом Тульского городского Совета рабочих и солдатских депутатов. В октябрьские дни вел революционную работу в Петрограде. После Октябрьской революции работал в ВСНХ. В 1918—1919 гг. являлся заместителем секретаря Российского бюро ЦК СДЛ. В 1919 г. добровольно уехал на Западный фронт. С 1920 г. — на редакционной работе в Москве, Затем — член Западно-Сибирского крайкома и член бюро Хакасского обкома ВКП(б). С 1923—1930 гг. работал в Латвийской секции Коминтерна, одновременно с 1926 г. преподавал историю партии и ленинизм в высших учебных заведениях Москвы. В 1933 г. ЦК ВКП(б) был направлен на работу в деревню начальником политотдела. С 1936 г., работая заведующим отделом Центрального музея В. И. Ленина, продолжал преподавательскую деятельность в вузах Москвы. В 1940—1941 гг. — один из редакторов газеты «Циня», заведующий кафедрой основ марксизма-ленинизма в ЛГУ в Риге. В годы Великой Отечественной войны — на руководящей работе в Издательстве литературы на иностранных языках в Москве. С конца 1944 г. — зав. кафедрой основ марксизма-ленинизма, профессор ЛГУ в Риге, с 1954 г. по настоящее время заместитель директора Института истории партии при ЦК КПЛ, делегат ряда съездов КПЛ, член ЦК КПЛ. Награжден орденом Ленина.

Парум, Карл-Александр Карлович (р. в 1896)—член партии с 1918 г. В годы первой мировой войны служил рядовым в 3-м и 5-м латышских стрелковых полках и в других воинских частях. В марте 1918 г. вступил в первый социалистический рабоче-крестьянский красный партизанский отряд при ВЦИК, принимал участие в охране Московского Кремля. Участник гражданской войны. С 1920 по 1937 г. работал в органах ОГПУ — НКВД позднее — на другой советской работе. В 1941 г. добровольно вступил в народное ополчение. В апреле 1943 г. был призван в Советскую Армию, служил в Латышском запасном стрелковом полку, затем в 308-й латышской стрелковой дивизии. С 1946 г. находился на административной работе в Институте микробиологии АН ЛССР и в системе Министерства легкой промышленности ЛССР. В настоящее время персональный пенсионер.

Пельше, Роберт Андреевич (1880—1955) — член партии с 1898 г. Преследуемый полицией за революционную деятельность, в 1901 г. уехал из Латвии в Благовещенск; в 1904 г. учился в Париже. В 1905 г. вернулся в Латвию и активно участвовал в революции 1905—1907 гг.: был членом Елгавского и Лиепайского комитетов «ПСДРП, позднее членом Рижского комитета СДЛК- Делегат V (Лондонского) съезда РСДРП и ГГ съезда СДЛК. был избран членом ЦК СДЛК. С 1912 г. находился в эмиграции, был секретарем Парижской секции СДЛК. В 1915 г. вернулся в Россию, работал в Московской организации РСДРП. Активно участвовал в Октябрьской революции в Москве, был членом ВРК Лефортовского района, позднее членом МК РКП (б). В 1922—1930 гг. работал в Наркомпросе УССР и РСФСР, затем в учреждениях искусств в СССР. С 1941 г. — на педагогической работе в Ташкенте, в Москве. С 1945 г. — в Риге, декан филологического факультета ЛГУ, в 1946—1955 гг. — директор Института этнографии и фольклора АН ЛССР, профессор, доктор филологических наук, заслуженный деятель культуры ЛССР, действительный член Академии наук ЛССР.

Редер, Адольф Яковлевич (1892—1964) — член партии с 1909 г. Революционную деятельность начал в Малиенской организации СДЛК- В 1913 г. был призван в армию. В годы первой мировой войны вел революционную работу среди стрелков 5-го латышского стрелкового полка. После Февральской революции был избран заместителем председателя Исколастрела. Активный участник Октябрьской революции в Латвии. В декабре 1917 г. был делегатом V съезда латышских стрелков в Цесисе. С конца 1917 по март 1918 г. принимал участие в формировании красногвардейских отрядов на территории Латвии, затем — до мая 1923 г. являлся военным комиссаром на Западном, Южном и Туркестанском фронтах. После демобилизации был направлен на хозяйственную работу в Москву. С 1931 г. работал в системе Наркомвнешторга, являлся председателем Всесоюзных экспортных объединений «Продэкспорт» и «Разноэкспорт», затем уполномоченным Наркомвнешторга по Белорусской ССР. В 1931—1932 гг. был членом ЦИК и СНК БССР, членом ЦКК КП(б)Б. Во время Великой Отечественной войны находился на хозяйственной работе в Челябинской и Курганской областях. После 1947 г. — на руководящей хозяйственной и советской работе в Риге.

Рудзутак, Ян Эрнестович (1887—1938) — видный деятель Коммунистической партии и Советского государства. Член партии с 1905 г. Активно участвовал в революции 1905—1907 гг. в Латвии, был пропагандистом в Рижской организации РСДРП. В 1906 г. кооптирован в Рижский комитет РСДРП. В начале 1907 г. руководил восстановлением разгромленной партийной организации в Вентспилсе. Делегат V (Лондонского) съезда РСДРП. В 1907 г. был арестован и в 1909 г. приговорен к 10 годам каторжных работ. Каторгу отбывал в Рижской центральной и в Бутырской тюрьмах. После Февральской революции — инструктор Московского совета; после Октябрьской революции — секретарь Всероссийского союза текстильщиков, член президиума ВЦСПС, член президиума ВСНХ, председатель Центротекстиля, председатель Верховной коллегии Главного управления водного транспорта. С 1920 г. член ЦК РКП (б), член президиума и генеральный секретарь ВЦСПС. В 1922 г. входил в состав Советской делегации на Генуэзской конференции. В 1922— 1924 гг. — председатель Средне-Азиатского бюро ЦКРКП(б), в 1923—1924 гг. — секретарь ЦК РКП (б). В 1924—1930 гг.— нарком путей сообщения, с 1926 г. — заместитель председателя СНК и СТО СССР, с 1932 г. — председатель ЦКК ВКП(б) и нарком РКИ СССР, в 1927—1932 гг. — член Политбюро ЦК ВКП(б).

Сильвин, Михаил Александрович (1874—1955) — в революционном движении участвовал с 1891 г. С 1893 г. являлся студентом Петербургского университета, пропагандировал марксизм среди петербургских рабочих. Входил в руководящий центр созданного В. И. Лениным Петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». В 1896 г. был арестован и в 1898 г. сослан на 3 года в Восточную Сибирь. Находясь в ссылке, поддерживал регулярную связь с В. И. Лениным. В декабре 1899 г. был призван в армию и вскоре переведен в Ригу — в 115-й Вяземский пехотный полк. При его содействии в начале апреля 1900 г. в Риге состоялась встреча В. И. Ленина с латышскими социал-демократами. В конце 1901 г. после службы в армии и истечения срока ссылки уехал в Самару, вскоре перешел на нелегальное положение, работал по транспортировке марксистской литературы через границу. В мае 1902 г. был арестован, провел 2 года в заключении, после чего был выслан на 6 лет в Восточную Сибирь. Из ссылки бежал в 1904 г., но вскоре был вновь арестован. В октябре 1905 г. был освобожден. В 1905—1908 гг. сотрудничал в большевистских изданиях. В 1908 г. от политической деятельности отошел. После Октябрьской революции работал в Наркомпросе РСФСР, в торгпредстве СССР в Англии, с 1931 г. — на педагогической работе.

Солонко, Павел Николаевич (р. в 1882) — активный участник Октябрьской революции, Делегат II Всероссийского съезда Советов. В 1917—1918 гг. — председатель Режицкого Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, комиссар Советского правительства в Витебской губернии. Позднее был чрезвычайным комиссаром в Симбирской губернии, заведующим юридическим отделом Народного комиссариата внутренних дел. В 1919 — начале 1920 г. — уполномоченный штаба 14-й армии по железнодорожному транспорту. В настоящее: время — персональный пенсионер.

Спелман, Юлия Карловна (р. в 1892 г.) — член партии с 1911 г. В 1906—1915 гг. — фабричная работница в Тукуме и Риге. Революционную работу вела в Рижской организации СДЛК. В 1915 г. эвакуировалась в Москву, работала на Московском военно-артиллерийском заводе. В октябрьские дни — красногвардеец Краснопресненского района, участвовала в работе партийной организации Сущевско-Марьинского района, была делегатом Московской городской партийной конференции в мае 1918 г. В 1919—1921 гг. работала в секретариате СНК в Москве, позднее заведовала отделом работниц и крестьянок в Свердловском окружном комитете партии. В 1927—1928 тт. вновь работала в секретариате СНК. В 1929—1932 гг. училась в Промышленной академии, затем — директор машиностроительного техникума в Москве (до 1937 г.). С 1946 г. работала в разных советских учреждениях в Латвийской ССР. В настоящее время — персональная пенсионерка.

Стучка, Петр Иванович (Параграф, Ветеран) (1865—1932) — один из старейших деятелей социал-демократического движения в Латвии, один из создателей Коммунистической партии Латвии, ее виднейший руководитель, соратник В. И. Ленина, видный советский государственный деятель, член партии с 1895 г. Окончил Петербургский университет (1888 г.). Являлся одним из идейных руководителей Нового течения, редактором газеты «Диенас Лапа». В 1897 г. был арестован, сослан на 5 лет в ссылку в Вятскую губернию. На I и II съездах ЛСДРП избран членом ЦК ЛСДРП. В 1906 г. вернулся в Ригу. Был одним из организаторов III съезда ЛСДРП и 1 съезда СДЛК, на последнем был избран членом ЦК СДЛК. В 1907 г. выслан из Рига, уехал в Петербург, где продолжал революционную деятельность. В 1907 г. в составе Делегации РСДРП участвовал на Штутгартском конгрессе II Интернационала. Боролся за организационное объединение СДЛК С большевистской партией. После Февральской революции — член Петроградского комитета РСДРП (б) и член большевистской фракции исполкома Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, представитель СДЛК в ЦК РСДРП(б), делегат VII (Апрельской) конференции. Активно участвовал в подготовке и проведении Октябрьской революции, был членом президиума II Всероссийского съезда Советов. После Октябрьской революции нарком юстиции, член коллегии Наркоминдела; был членом советской делегации на мирных переговорах в Брест-Литовске. Принимал участие в выработке Конституции РСФСР, В 1918—1920 Гг. — председатель Советского правительства Латвии. На VI съезде КПЛ избран членом ЦК КПЛ, а на VIII съезде РКП(б) — членом ЦК РКП(б). С июля 1919 г. — заместитель наркома юстиции РСФСР, в 1923—1932 гг. председатель Верховного Суда РСФСР. Одновременно преподавал в высших учебных заведениях, с 1931 г. — директор Московского института Советского права. В течение многих лет являлся редактором журнала «Революция права». На VII и VIII съездах КПЛ избран членом ЦК КПЛ. С 1920 г. — представитель КПЛ в Исполкоме Коминтерна, позднее — председатель Контрольной комиссии Коминтерна, делегат II—VI конгрессов Коминтерна. Член ВЦИК и ЦИК СССР. Вел большую научную работу, написал много работ по теории советского государства и права, по истории КПЛ. Перевел на латышский язык первый том «Капитала» К. Маркса.

Фектер, Андрей Яковлевич (р. в 1892 г.) — член партии с 1913 г. В 1914—1915 гг. работал в Кулдигской организации СДЛК. В 1915 г., спасаясь ареста, уехал на Урал, где продолжал революционную работу, был членом городского комитета Екатеринбургской организации РСДРП. После Февральской революции переехал в Петроград, работал на патронном заводе. В июле 1917 г. участвовал в работе V съезда СДЛ. В октябрьские дни — участник вооруженного восстания в Москве. После Октябрьской революции — секретарь правления союза металлистов в Туле, секретарь коллегии Тульского продовольственного комитета. В 1919 г. работал инструктором в Народном комиссариате иностранных дел в Советской Латвии, позднее снова на партийной работе в Туле. В 1924—1925 гг. — заместитель секретаря Тульского губкома РКП (б), затем (до 1934 г.) возглавлял партийные контрольные комиссии Рабоче-крестьянской инспекции в Туле, Астрахани, Алма-Ате, работал также в НК РКИ в Москве. В 1934—1945 гг. — на хозяйственной работе в Москве. На XIII и XV съездах партии избирался членом ЦКК. был членом ЦИК СССР (2—6 созывов). В 1945 г. вернулся в Ригу, в 1947—1956 гг. был преподавателем истории КПСС в ЛГУ. В настоящее время — персональный пенсионер. Награжден орденом Ленина.

 

 

ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ

Абол, Карл Яковлевич. — член партии, рабочий Московского военно-артиллерийского завода, член ревкома Сущевско-Марьинского района. — 229.

Авенариус, Рихард (1843—1896) — немецкий буржуазный философ, субъективный идеалист, с 1877 г. — профессор Цюрихского университета. — 53, 67.

Азис (Ф. Розин) — см. Розинь, Ф. А. (Азнс.)

Аксельрод, Павел Борисович (1850—1928) — один из лидеров меньшевизма. В годы реакции и нового революционного подъема — ликвидатор. В 1917 г. — член Исполкома Петроградского Совета, поддерживал буржуазное Временное правительство. Октябрьскую революцию встретил враждебно; находясь в белой эмиграции, пропагандировал интервенцию против Советской России. — 65.

Александров — левый эсер. — 162, 163, 164.

Александрович, В. А. (1884—1918) — левый эсер. После Октябрьской революции, когда левые эсеры вошли в Советское правительство, был назначен заместителем председателя Всероссийской чрезвычайной комиссии. В июле 1918 г. принимал активное участие в левоэсеровском мятеже; был арестован и расстрелян. — 165, 171.

Алексинский, Григорий Алексеевич (род. в 1879 г.) — в начале своей политической деятельности — социал-демократ. В период первой русской революции примыкал к большевикам, в годы реакции — отзовист, во время империалистической войны — социал-шовинист. В июле 1917 г. совместно с военной контрразведкой буржуазного Временного правительства сфабриковал фальшивые клеветнические документы против В. И. Ленина и партии большевиков. В апреле 1918 г. бежал за границу. В белой эмиграции примкнул к лагерю крайней реакции. — 36, 63.

Амосов, П. И. — член партии с 1910 г. В 1917 г. — председатель Центрального совета фабрично-заводских комитетов. На XIII съезде партии избран членом ЦКК- — 142.

Андерсон, Вольдемар Петрович (1891—1942) — латышский стрелок, позднее известный художник, участник ряда выставок, Персональная выставка была устроена в 1936 г. в Москве. — 158.

Анна Ильинична см. — Ульянова-Елизарова, А. И.

Анскин, Адольф (1894—1939) — член партии с 1912г. Партийную работу вел среди латышских стрелков в 1916—1917 гг. После Октябрьской революции — командир Красной Армии,, с 1929 г. — проректор Коммунистического университета им. Я. М. Свердлова в Москве, инструктор ЦК ВКП(б). — 100.

Антонов-Овсеенко, Владимир Александрович (1884—1939) — активный участник Октябрьской революции, видный советский военный деятель. В революционном движении участвовал с 1901 г. С 1910 г. до конца 1914 г. примыкал к меньшевикам. В июле 1917 г. вступил в партию большевиков. В октябре 1917 г. в качестве представителя ЦК РСДРП (б) участвовал в работе чрезвычайной конференции Социал-демократии Латвии в Валке. В Октябрьские дни — член Петроградского Военно-революционного комитета. С конца 1917 по 1919 г. занимал ряд видных командных постов в Красной Армии. В 1922—1924 гг. — начальник Политуправления Реввоенсовета Республики. В 1923—1927 гг. примыкал к троцкистской оппозиции. В последующие годы был на военной и дипломатической работе. — 118.

Аралов, Семен Иванович (род. в 1880 г.). — участвовал в социал-демократическом движении с 1902 г. В 1918 г. вступил в РКП(б). В 1918—1920 гг. — начальник оперативного отдела вначале Московского военного округа, затем Народного комиссариата по военным и морским делам, член Реввоенсовета Республики, а также член Реввоенсоветов 12-й, 14-й армий и Юго-Западного фронта. С 1921 г. — на дипломатической работе. С 1927 г. работал в ВСНХ СССР. С 1938 по 1941 г. — зам. директора, затем директор Государственного литературного музея. — 180.

Балабанова, Анжелика Исааковна (род. в 1877 г.) — социал-демократка; после II съезда РСДРП — меньшевичка. Позднее принимала активное участие в деятельности Итальянской социалистической партии, входила в Циммервальдское объединение. В 1917 г. приехала в Россию, вступила в партию большевиков. В 1924 г. была исключена из рядов партии в связи с тем, что снова заняла меньшевистскую позицию. С 1936 г. живет в Нью-Йорке. — 24, 210.

Бале, Ян Янович (1896—1922) — стрелок 3-го Латышского стрелкового полка, затем унтер-офицер. Член партии с 1917 г. В 1917 г. — член Исколастрела. В 1918 г. — комиссар 9-го латышского стрелкового полка. В 1919 г. — комиссар административного управления штаба армии Советской Латвии. В дальнейшем — на военной работе в Москве, в Харькове, а затем в Одессе, где умер от тифа. — 150, 151, 152.

Бальмонт, Константин Дмитриевич (1867—1942) — русский поэт-декадент. После Октябрьской революции эмигрировал за границу. — 39.

Барбюс, Анри (1873—1935) — прогрессивный французский писатель и общественный деятель. Выступал против милитаризма и империалистической войны. С 1923 г. — член Коммунистической партии Франции. — 205.

Бауман, Николай Эрнестович (1873—1905) — профессиональный революционер, выдающийся деятель большевистской партии. 18 октября 1у05 г. во время демонстрации, организованной Московским комитетом партии, убит черносотенцами.— 60, 63.

Бебель, Август (1840—1913) — один из виднейших деятелей германской социал-демократии и международного рабочего движения. — 153.

Бебрис, Юлий Андреевич (р. в 1893 г.) — член партии с 1917 г., стрелок І-го латышского стрелкового полка, член Исколастрела. В 1918 г. служил в 9-м латышском полку, охранявшем Кремль, член комитета парторганизации латышских стрелковых полков. В 1919 г. в составе полка участвовал в разгроме войск Деникина. Затем — на советской И хозяйственной работе. Участвовал в Великой Отечественной войне в рядах 43-й гвардейской Латышской стрелковой дивизии. После войны — на партийной и советской работе в Советской Латвии. Ныне — персональный пенсионер. — 242.

Беккер, Иоганн Филипп (1809—1886) — деятель немецкого и международного рабочего движения, друг и соратник К. Маркса и Ф. Энгельса. — 65, 66.

Берзинь, Карл — латышский стрелок, служил в 8-м латышском стрелковом полку, затем в Сводной роте, охранявшей Смольный. — 134.

Берзин, Оскар Михайлович (1894—1938) — член партии с 1917 г. В 1916 г. был призван в царскую армию, окончил школу прапорщиков в Одессе и служил в 56-ы пехотном запасном полку, вместе с полком был переведен в Москву. Член Центрального штаба Красной гвардии Московской области, участвовал в Октябрьском вооруженном восстании. 26 октября — комиссар арсенала Кремля, затем комендант Кремля, комендант г. Москвы. С февраля 1918 г. вместе с Я. Я. Пече — военный комиссар г. Москвы. С сентября 1918 г. — на фронтах гражданской войны. С 1921 г. — на хозяйственной работе С 1931 по 1933 г. работал в советском торгпредстве в Берлине. В дальнейшем снова на хозяйственной работе в Москве. — 169.

Берзин, Эдуард Петрович (1894—1938) — член партии с 1918 г. В 1918 г. — командир легкого артиллерийского дивизиона Латышской стрелковой дивизии; участвовал в подавлении левоэсеровского мятежа в Москве и разоблачении контрреволюционного заговора Локкарта. Сражался на фронтах гражданской войны, затем работал в органах ОГПУ. В 30-х годах руководил строительством целлюлозно-бумажного комбината в Вишере, затем — начальник треста «Дальстрой». — 199.

Берзинь-Зиемелис, Ян Антонович — 88, 93, 206, 243, 244. См, Краткие биографические сведения об авторах.

Берновский, Фриц Янович (1889—1940) — член партии с 1909 г. Партийную работу вел в Добельской, ЕлгавскоЙ и Рижской организациях. Неоднократно подвергался репрессиям царского правительства. В ноябре 1914 г. был арестован в Риге и в начале 1915 г. сослан в Нарымский край. Из ссылки бежал и продолжал партийную работу в Самаре. После Февральской революции работал в Петрограде. В 1918—1921 гг. служил в Красной Армии, в 1919 г. — комиссар кавалерийского дивизиона армии Советской Латвии, председатель Даугавпилсского Военно-революционного комитета. С 1923 по 1937 г. — директор-распорядитель латышского культурно-просветительного общества «Прометей» в Москве. — 214.

Бернштейн, Эдуард (1850—1932) — лидер крайнего оппортунистического крыла германской социал-демократии и II Интернационала, теоретик ревизионизма и реформизма. — 53.

Бичулис, Анс Михайлович — командир отделении Сводной роты, охранявшей Смольный, затем председатель комитета I-го Латышского коммунистического отряда. С 1919 г. — командир 6-й роты 9-го латышского стрелкового полка. — 152.

Блок, Александр Александрович (1880—1921) — выдающийся русский поэт-символист. — 39.

Блохин, К. П. — командующий 2-й армией Восточного фронта с 18 нюня по 3 июля 1918 г. — 175.

Блюмкин, Яков — левый эсер; в 1918 г. — работник Всероссийской чрезвычайной комиссии, участник левоэсеровского мятежа в Москве. Позднее — приближенный Троцкого за границей. В конце 1930 г. как агент Троцкого прибыл в СССР, но был арестован, предан суду и приговорен к расстрелу за антисоветскую деятельность и провоз оружия. — 165.

Богданов, А. (Малиновский, Александр Александрович) (1873—1928) — социал-демократ, философ, социолог, экономист. После II съезда РСДРП примкнул к большевикам. В годы реакции и нового революционного подъема возглавил отзовистов. В области философии пытался создать собственную систему — «эмпириомонизм», разновидность субъективно- идеалистической философии. На совещании расширенной редакции газеты «Пролетарий» в июне 1909 г. был исключен из большевистской партии. После Октябрьской революции — один из руководителей и вдохновителей «Пролеткульта». С 1926 г. — директор основанного им института переливания крови. — 27, 36.

Бонч-Бруевич, Владимир Дмитриевич (1873—1953) — советский государственный и общественный деятель, профессиональный революционер. В революционном движении участвовал с конца 80-х годов. После Октябрьской революции — управляющий делами Совнаркома (до 1920 г.). С 1930 г. возглавлял организованный им Литературный музей в Москве, с 1946 г. — директор Музея истории религии и атеизма Академии наук СССР в Ленинграде. Автор ряда воспоминаний о В. И. Ленине. — II, 35, 47, 61, 118, 119, 130, 139, 150, 151, 155, 235, 236.

Бородин (Грузенберг), Михаил Маркович (1884—1951) — член партии с 1903 г. В 1905 г. был секретарем Рижского комитета РСДРП. В 1907—1918 гг. находился в эмиграции в Америке. С 1918 по 1922 г. работал в Наркомате иностранных дел РСФСР и в Коминтерне. В 1923—1927 гг. являлся советником Сунь Ят-сена и национального (Кантонского) правительства Китая. С 1927 г. — на административно-хозяйственной и литературной работе в ТАСС, ВСНХ и других организациях. — 80.

Вандереельде, Эмиль (1866—1938) — лидер Рабочей партии Бельгии, председатель Международного социалистического бюро II Интернационала, занимал крайне оппортунистические позиции. — 208, 211.

Варский, Адольф (1868—1937) — один из старейших деятелей польского революционного движения, принимал участие в создании Социал-демократии Королевства Польского и Литвы. Делегат IV (Объединительного) съезда РСДРП. После съезда вошел в состав ЦК РСДРП. На V (Лондонском) съезде партии избран в члены ЦК. В 1909—1910 гг. — один из редакторов газеты «Социал-Демократ». В годы первой мировой войны — интернационалист. Один из основателей Коммунистической рабочей партии Польши и член ее ЦК. В 1929 г. эмигрировал в СССР; работал в Институте Маркса-Энгельса-Ленина над историей польского рабочего движения. — 36.

Васильев-Южин, Михаил Иванович (1876—1937) — член партии с 1898 г. Участник революций 1905—1907 гг. Делегат VI съезда РСДРП (б). После Октябрьской революции — член коллегии НКВД, член Реввоенсовета 15-й армии, затем на ответственной работе в органах прокуратуры; в 1924— 1937 гг. — заместитель председателя Верховного Суда СССР. — 78.

Вацетис, Иоаким Иоакимович — IG9, 174, 175, 180. См. Краткие биографические сведения об авторах.

Вейдсманис, Карл Янович (1897—1944) — латышский стрелок, позднее известный художник. Персональная выставка была устроена в 1935 г. в Москве. Работал также декоратором в Государственном латышском театре «Скатуве» в Москве. — 158.

Викман, Эрнест Янович (1893—1919) — член партии с 1910 г. Член комитета организации Мадлисны — Гайсма СДЛК. Служил в 4-м латышском стрелковом полку. После Февральской революции — один из организаторов партийной организации латышских стрелков, член Исколастрела. В 1918 г. — председатель парткома Латышской советской дивизии. Делегат VI съезда КП Латвии. — 242, 243.

Вилкс, Ян Кришевич — 68, 97. См. Краткие биографические сведения об авторах.

Вильгельм II (Гогенцоллерн) (1859—1941) — германский император и король Пруссии (1888—1918). — 160.

Виткус, Пауль Янович — член партии с 1917 г. В 1919 г.— секретарь военного комиссара 3-й бригады Латышской стрелковой дивизии. — 251.

Войтинский, Владимир Савельевич (Сергей Петров) (р. в 1885 г.) — в начале 1905 г. примыкал к большевикам, вел партийную работу в Петербурге и Екатеринославе. Весной 1909 г. был осужден военным судом на каторгу по делу большевистской военной организации. После Февральской революции — меньшевик. В октябре 1917 г. принимал участие в контрреволюционном военном походе Керенского-Краснова на Петроград; был арестован вместе с генералом Красновым, после освобождения уехал в Грузию, позднее эмигрировал за границу. — 36.

Володарский, В. (Гольдштейн, Моисей Маркович) (1891— 1918) — член партии с сентября 1917 г. После Октябрьской революции — комиссар по делам печати, пропаганды и агитации, редактор «Красной газеты» в Петрограде. 20 июня 1918 г. предательски убит эсерами. — 130, 131.

Вольский, Станислав (р. в 1880 г.) — социал-демократ. После II съезда РСДРП примкнул к большевикам. В 1904—1905 гг. вел партийную работу в Москве. В годы реакции и нового революционного подъема — один из лидеров отзовизма. К Октябрьской революции отнесся враждебно, боролся против Советской власти. Некоторое время был в эмиграции, но вскоре вернулся в Советскую Россию. Работал в лесной кооперации, Госплане и Наркомторге. — 37.

Воровский, Вацлав Вацлавович (Орловский) (1871— 1923) — профессиональный революционер, видный деятель большевистской партии, выдающийся советский дипломат, публицист и литературный критик. Революционную деятельность начал с 1890 г. После Октябрьской революции был полпредом Советской России в скандинавских странах (1917—1919), в Италии (1921—1923). Участвовал в Генуэзской и Лозаннской конференциях. Убит в Лозанне 10 мая 1923 г белогвардейцем. — 35, 206.

Вячеслав (Н. А Рожков) — см. Рожков, Н. А. (Вячеслав).

Равен, Юрий Петрович. — 15. См. Краткие биографические сведения об авторах.

Гайлис, Карл Андреевич. — 100, 101, 104. См. Краткие биографические сведения об авторах.

Гелин — секретарь на митинге рабочих г. Лудзы в декабре 1918 г. — 246.

Гельман, Арнольд Ансович (1896—1918) — в 1914 г. вел партийную работу в Вентспилсской организации, затем в Риге, член Рижского комитета СДЛК. В марте 1916 г. был арестован, а в начале 1917 г. судом оправдан. В марте 1917 г. был избран членом Рижского комитета СДЛК, делегат VII (Апрельской) конференции РСДРП(б), член Рижского Совета. В 1918 г. работал в подполье в Риге, арестован и заключен в концентрационный лагерь, откуда бежал. Переехал в Советскую Россию, работал инструктором Народного комиссариата внутренних дел. Был избран делегатом VI Всероссийского съезда Советов от Пятигорска. Умер по дороге в Москву. — 97.

Герман, Ян Эрнестович. — 19. См. Краткие биографические сведения об авторах.

Герцог, Якоб (1892—1931) — швейцарский социал-демократ. I октября 1918 г. был исключен из партии. С 1921 г — в Коммунистической партии Швейцарии. — 204, 210, 211.

Герников, Иван — в марте 1917 г. после легализации СДЛК был избран членом Рижского комитета, а также делегатом на VII (Апрельскую) конференцию РСДРП(б). После конференции отошел от большевиков. — 97.

Гильбо, Анри (1885—1938) — французский социалист, журналист. В годы первой мировой войны издавал журнал «Demain» («Завтра»), высказывался за восстановление интернациональных связей между социалистами. В 1916 г. — участник Кинтальской конференции. Был делегатом I конгресса Коминтерна от Циммервальдского левого крыла Франции. Впоследствии перешел на троцкистские позиции, враждебно относился к СССР. — 203, 204, 205, 208, 210, 211.

Гипслис, Ян Давидович (Рудис, Э. Павлович, Э. Петерсон) (1885—1918) — член партии с 1905 г. Активно участвовал в революции 1905—1907 гг. в Латвии. Подвергался репрессиям царского правительства, эмигрировал в Германию, работал в Берлине в типографии. В 1911 г. принимал участие в совещании заграничных большевистских групп в Париже, созванном В. И. Лениным. В начале первой мировой войны переехал в Петроград, работал в заводских больничных кассах. Был арестован и осужден на каторгу. После Октябрьской революции работал заведующим конторой «Известий ВЦИК», затем добровольно вступил в Красную Армию. Погиб в июле 1918 г. в Ярославле при подавлении контрреволюционного мятежа. — 19, 92.

Глебов — см. Носков, В. А.

Гольденберг, Иосиф Петрович (Мешковский) (1873— 1922) — социал-демократ, после II съезда РСДРП — большевик. В 1907 г. на V (Лондонском) съезде РСДРП был избран членом ЦК. В 1910 г. входил в состав Русского бюро ЦК. Во время первой мировой войны примкнул к оборонцам. В 1920 г. был вновь принят в партию большевиков. — 35.

Горбунов, Николай Петрович (1892—1938) — член партии с 1917 г. После Октябрьской революции — секретарь Совнаркома; с августа 1918 г. — заведующий научно-техническим отделом ВСНХ РСФСР. В 1919—1920 гг. — на политической работе в Красной Армии, член Реввоенсоветов 13-й и 14-й армий; затем — управляющий делами Совнаркома РСФСР, заместитель директора Химического института им Карпова. — 139.

Гортер, Герман (1864—1927) — голландский левый социал-демократ, публицист. В годы первой мировой войны — интернационалист. В 1918—1921 гг. был членом Коммунистической партии Голландии и принимал участие в работе Коминтерна. В 1921 г. вышел из партии и отошел от активной политической деятельности. — 203, 204, 205.

Грабер, Эрнест Поль (р. в 1875 г.) — швейцарский социал-демократ. В начале первой мировой войны примыкал к интернационалистам. С начала 1917 г. встал на центристско-пацифистские позиции, а в 1918 г. полностью перешел на сторону правого крыла швейцарской социал-демократии. С 1919 г. — секретарь Социал-демократической партии Швейцарии. — 208.

Гримм, Роберт (1881—1958) — один из лидеров социал-демократической партии Швейцарии. В 1945—1946 гг. — председатель Национального совета Швейцарии. — 208.

Гусев, Сергей Иванович (Драбкин, Яков Давидович) (1874—1933) — член партии с 1896 г. В 1918—1920 гг. — на политической работе в Красной Армии; член Реввоенсоветов 5-й и 2-й армий, Восточного, Юго-Восточного и Южного фронтов, член РВС Республики. — 182.

Данишевский, Карл-Юлий Христианович — 113, 193, 197, 198, 214, 217, 250. См. Краткие биографические сведения об авторах.

Дауге, Павел Георгиевич — 36. См. Краткие биографические сведения об авторах.

Дауман, Анс Эрнестович (1885—1920) — член партии с 1903 г. Активный участник революции 1905—1907 гг. и Февральской революции. В 1917 г. — один из руководителей Нарвской организации большевиков, член Военно-революционного комитета и председатель исполкома Совета депутатов Нарвы. Руководил партизанским отрядом в районе Нарвы- Ямбурга, создал рабочий красногвардейский полк, преобразованный в 6-ю дивизию, был комиссаром этой дивизии. В ноябре 1918 г. участвовал в освобождении Нарвы. В 1919 г. — член Реввоенсовета армии Советской Латвии, позднее — командир 2-й бригады Латышской стрелковой дивизии, член Реввоенсовета 16-й армии. В 1920 г. командир 10-й дивизии на польском фронте. Погиб в бою 1 августа 1920 г. под Брест-Литовском. — 252.

Деникин, А. И. (1872—1947) — генерал царской армии; в период иностранной военной интервенции и гражданской войны (1918—1920) .— главнокомандующий белогвардейскими вооруженными силами на юге России. После разгрома их (март 1920) эмигрировал за границу. — 115, 146.

Дзержинский, Феликс Эдмундович (1877—1926) — член партии с 1895 г., выдающийся деятель Коммунистической партии и Советского государства. Один из организаторов Социал-демократии Королевства Польского и Литвы. Партийную работу вел в Польше и России. На IV съезде партии был избран в члены ЦК РСДРП. После Октябрьской революции — председатель Всероссийской чрезвычайной комиссии и на других ответственных постах. С 1924 г. — кандидат в члены Политбюро ЦК РКП (б) и член оргбюро ЦК ВКП(б). — 166, 167, 169, 172, 200.

Дицген, Иосиф (1828—1888) — немецкий рабочий, социал-демократ, философ, самостоятельно пришедший к диалектическому материализму. — 64, 65, 66.

Дозит, Карл (1894—1939) — член партии с 1916 г., стрелок 2-го латышского стрелкового полка. Член Исколастрела, в 1918—1920 гг. — комиссар Латышской стрелковой дивизии. В 1924—1928 гг. учился в Военной академии им. Фрунзе. В 1933—1937 гг. — помощник начальника училища Особого железнодорожного корпуса. — 174.

Дрейманис, Рудольф Ансович (1887—1938) — член партии с 1905 г. Партийную работу вел в Лиепае и Риге. Неоднократно подвергался арестам и ссылкам. После Февральской революции — член исполкома Совета депутатов в Томске. После Октябрьской революции служил в Красной Армии, затем был комиссаром сообщения в правительстве Советской Латвии. С 1920 г. — член правления «Ангаромсталл», с ноября 1921 по 1926 г. — управляющий Риддерскими рудниками на Алтае. В 1926—1929 гг. — директор Карсакпайского медеплавильного комбината. — 214.

Дудин, Петр Янович — бывший штабс-капитан, в 1918 г.— командир 1-й бригады Латышской стрелковой дивизии. В 1919 г. — начальник штаба Курляндско-Лифляндской группы армии Советской Латвии. — 198, 199, 200.

Елизаров, Марк Тимофеевич (1863—1919) — в социал-демократическом движении участвовал с 1893 г., профессиональный революционер, большевик; муж старшей сестры В. И. Ленина. Партийную работу вел в Петербурге, Москве и Поволжье. Неоднократно подвергался арестам и ссылке. После Октябрьской революции — нарком путей сообщения, затем член коллегии Народного комиссариата торговли и промышленности. — 70.

Ерманский, О. А. (Коган, О. А.) (1866—1941) — социал-демократ, меньшевик. В революционном движении участвовал с конца 80-х годов. В 1917 г. — меньшевик-интернационалист. В 1918 г. — член ЦК партии меньшевиков, один из редакторов их центрального органа — журнала «Рабочий Интернационал». В 1921 г. вышел из партии меньшевиков, был на общественной и научной работе. — 131.

Жолтерс — секретарь Розенмуйжского волостного исполнительного комитета Резекненского уезда в декабре 1918 г. - 247, 248.

Залкинд, Иван Абрамович (1885—1928) — член партии с 1903 г. Участник революции 1905—1907 гг. С 1908 по 1917 г. находился в эмиграции. С конца ноября 1917 г. работал в Наркоминделе РСФСР. С мая по ноябрь 1918 г. — в советской миссии в Швейцарии. В 1920—1921 гг. — член Нижегородского губкома партии. Позднее снова работал в НКИД. — 211.

Заневский, Евгений Андреевич (р. в 1891 г.) — член партии с 1918 г. В 1919 г. — член Лудзенского уездного комитета КП Латвии, заведующий отделом Госконтроля и ревизии в Лудзенском уезде. — 246.

Заринь, Юлий — член партии, стрелок 6-го латышского стрелкового полка, с мая 1917 г. — член Исколастрела и секретарь отдела агитации и пропаганды. В Октябрьские дни — председатель Валкского ревкома. В 1918 г. — председатель Исколастрела. Погиб во время боев с белочехами у Казани в августе 1918 г. — 174.

Звирбулис, Эдуард Вилисович (Путнис) (1883—1916) — член партии с 1903 г. Активный участник революции 1905— 1907 гг. С 1908 г. находился в эмиграции в Германии. Боролся за организационное объединение СДЛК с большевистской партией. На IV съезде СДЛК (январь 1914 г) был избран членом ЦК. В 1915 г. был арестован, умер в Бутырской тюрьме. — 92, 98, 99.

Земниек (Балтынь), Эльза Яновна (1892—1965) — член партии с июня 1917 г., фабричная работница. В 1915 г. эвакуировалась из Риги в Самару, потом переехала в Харьков. В октябрьские дни вступила в Красную гвардию. В 1918 г. работала санитаркой санпоезда на Южном фронте, затем в Саратовской больнице. В 1920—1926 гг. работала в детском доме и санатории в Горках под Москвой, с 1928 по 1932 и с 1938 по 1945 г. — швеей-мотористской на Московской швейной фабрике № 4. — 232.

Зиновьев (Радомысльский), Григорий Евсеевич (1883 — 1936) — в РСДРП состоял с 1901 г. С 1908 по апрель 1917 г. находился в эмиграции, входил в редакцию ЦО партии «Социал-Демократ», был членом ЦК. После Октябрьской революции занимал ряд ответственных постов. В 1925 г. — один из организаторов «новой оппозиции», в 1926 г. — один из лидеров антипартийного троцкистско-зиновьевского блока. В ноябре 1927 г. за фракционную деятельность был исключен из партии; затем дважды был восстановлен и вновь исключен из партии за антипартийную деятельность. — 36.

Зорге, Фридрих Адольф (1828—1906) — немецкий социалист, видный деятель международного рабочего и социалистического движения, друг и соратник К. Маркса и Ф. Энгельса. — 65.

Зутис, Карл Индрикович — 50, 52, 53. См. Краткие биографические сведения об авторах.

Иванов (Михайлов) — см. Михайлов-Иванов, М. С.

Ильин, Федор Николаевич (1876—1944) — член партии с 1897 г., профессиональный революционер, большевик. В 1907 г. из ссылки бежал и эмигрировал во Францию, затем в Швейцарию. После Октябрьской революции — на руководящей советской и партийной работе: в Московском Совете, Ревтрибунале, Верховном и Московском губернском суде, в Госплане РСФСР и др. С 1930 г. — на пенсии. — 204.

Ильина, Мария Владимировна (р. в 1895 г.) — член партии с 1914 г. Находясь в Швейцарии, занималась переводами партийной литературы. В 1918 г. работала в бюро печати при советской миссии в Берне. С 1919 г. вела литературно-редакторскую работу в Москве. — 204.

Иоффе, Адольф Абрамович (1883—1927) — участник социал-демократического движения с конца 90-х годов. После Февральской революции вошел в группу межрайонцев, был членом ЦИК первого созыва. На VI съезде РСДРП (б) вместе с межрайонцами был принят в партию большевиков и избран в ЦК. В октябрьские дни — член Военно-революционного комитета Петрограда. В 1918 г. — председатель, затем член советской мирной делегации в Брест-Литовске. В последующие годы на дипломатической работе. В 1925— 1927 гг. примыкал к троцкистской оппозиции. — 188, 202, 206, 212.

Каледин, А. М. (1861—1918) — генерал царской армии, донской казачий атаман. После Октябрьской революции — один из руководителей казачьей контрреволюции на Дону, участвовал в создании белогвардейской «добровольческой армии», возглавлял казачий контрреволюционный мятеж. В связи с поражениями на фронте в январе 1918 г. застрелился. — 146.

Калинин, Михаил Иванович (1875—1946) — член партии с 1898 г. Партийную работу вел в Петербурге, Тифлисе, Ревеле, Москве и других городах России. Активный участник первой русской революции. Неоднократно подвергался репрессиям царского правительства. Активный участник Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде. С марта 1919 г.— Председатель ВЦИК, затем ЦИК СССР, с 1938 г. — Председатель Президиума Верховного Совета СССР. С 1919 г. член ЦК, с 1926 г. член Политбюро ЦК ВКП(б). — 108.

Камков (Кац), Б. Д. (1885—1938) — один из организаторов и лидеров партии левых эсеров. В 1918 г. выступал против заключения Брестского мира, был одним из инициаторов убийства германского посла Мирбаха и организаторов левоэсеровского мятежа в Москве. За контрреволюционную деятельность был арестован и осужден Военным трибуналом. Позднее работал в области статистики. — 131, 216.

Кант, Иммануил (1724—1804) — немецкий философ-идеалист, основоположник классической немецкой философии, с 1770 г. — профессор Кенигсбергского университета. — 53.

Карахан, Лев Михайлович (1889—1937) — в революционном движении участвовал с 1904 г. В 1913 г. в Петербурге вошел в межрайонную организацию РСДРП. После июльских дней 1917 г. вступил в партию большевиков. Был секретарем и членом советской мирной делегации на переговорах и заключении Брестского мира. С 1918 г. — член коллегии Наркоминдела, заместитель наркома. В 1921 г. — полпред РСФСР в Польше, с августа 1923 г. — полпред СССР в Китае. — 187,210.

Карлсон, Карл Михайлович (Огриетис) (1888—1938) — член партии с 1905 г. Участвовал в революции 1905—1907 гг. в Латвии. Подвергался репрессиям царского правительства. В 1907 г. эмигрировал за границу. С 1909 по 1914 г. работал в Брюсселе наборщиком в типографии СДЛК, в 1912 г. был избран членом и секретарем Бюро заграничных групп СДЛК. После Февральской революции вернулся в Россию, работал в типографиях. После Октябрьской революции работал в органах ВЧК-ОГПУ-НКВД Украинской ССР. — 18.

Каулин, Карл Янович — 97, 103. См. Краткие биографические сведения об авторах.

Каутский, Карл (1854—1938) — один из лидеров германской социал-демократии и II Интернационала, вначале марксист, позднее ренегат марксизма, идеолог наиболее опасной и вредной разновидности оппортунизма — центризма (каутскианства). Редактор теоретического журнала германской социал-демократии «Die Neue Zell» («Новое время»). — 62, 72, 206, 207.

Керенский, Александр Федорович (р. в 1881 г.) — один из лидеров партии эсеров. После Февральской революции был министром, а затем премьер-министром Временного правительства и верховным главнокомандующим. После Октябрьской революции вел борьбу против Советской власти, в 1918 г. бежал за границу. В настоящее время проживает в США. — 124, 146, 169.

Клемансо, Жорас Бенжамен (1841—1929) — политический и государственный деятель Франции, в течение многих лет лидер партии радикалов. В 1906—1909 гг. возглавлял французское правительство. С ноября 1917 г. вновь возглавлял французское правительство, ввел в стране режим военной диктатуры. Являлся одним из организаторов и вдохновителей блокады и вооруженной военной интервенции против Советской России. В 1920 г потерпел поражение на президентских выборах и отошел от политической деятельности. — 84.

Клуцис, Густав (1895—1944) — латышский стрелок, член партии с 1919 г. Позднее известен как художник, график и плакатист. — 158.

Кобозев, Петр Алексеевич (1878—1941) — член партии С 1898 г. Партийную работу вел в Риге и Оренбурге, С ноября 1917 по февраль 1918 г. — чрезвычайный комиссар Оренбургско-Тургайской области, затем был назначен чрезвычайным комиссаром в Среднюю Азию, был председателем Реввоенсовета Восточного фронта. В 1919 г. — член Турккомиссии ВЦИК и СНК РСФСР. В 1919—1920 гг. — член коллегии НК РКИ. В 1922—1923 гг. — председатель Совета министров Дальневосточной республики, затем — на научно-педагогической работе. — 80, 175.

Ковалевская-Кавковская, Ольга Яновна (1866—1949) — член партии с 1898 г. Одна из организаторов первых социал-демократических кружков в Риге. В 1901 г. была арестована и выслана в Витебск. В 1902 г. находилась в тюрьме, после освобождения эмигрировала в Германию, принимала участие в издательской деятельности и транспортировке литературы. В 1907 г. была делегатом СДЛК на первой международной женской конференции в Штутгарте. С 1907 по 1918 г. участвовала в работе Лондонской группы СДЛК В 1918 г. вместе С М. М. Литвиновым и другими была обменена на группу участников антисоветского заговора Локкарта. — 50, 52.

Ковалевский, Яков Янович (1862—1943) — член партии с 1900 г. Учился в Рижском политехническом институте, В мае 1901 г. был арестован и выслан в Витебск. В 1902 г. эмигрировал в Германию, работал по транспортировке нелегальной литературы. В 1905 г. переехал в Бельгию, занимался отправкой оружия в Россию, был арестован, затем переехал в Германию. В 1907 г. был выслан из Германии, переехал в Лондон. С 1906 по 1911 г. был членом Заграничного комитета СДЛК. В 1918 г. вместе с М. М. Литвиновым и другими обменен на группу участников антисоветского заговора Локкарта. В 1919 г. — начальник управления химической промышленности Советской Латвии В 1922—1926 гг. — на дипломатической работе в Норвегии, затем на хозяйственной работе. — 50, 51, 52, 54, 57.

Колчак, А. В. (1873—1920) — адмирал царского флота, монархист. В 1918—1919 гг. — один из главных руководителей контрреволюции в России. При поддержке империалистов США, Англии и Франции объявил себя верховным правителем России и возглавил военную буржуазно-помещичью диктатуру на Урале, в Сибири и на Дальнем Востоке. После ликвидации колчаковщины был взят в плен и 7 февраля 1920 г. по постановлению Иркутского ревкома расстрелян. — 27, 189.

Корнилов, Л. Б. (1870—1918) — генерал царской армии, монархист. В июле-августе 1917 г. — верховный главнокомандующий русской армии. В августе возглавил контрреволюционный мятеж. После подавления мятежа был арестован и заключен в тюрьму, откуда бежал на Дон и стал одним из организаторов, а затем командующим белогвардейской «добровольческой армии». Убит во время боев под Екатеринодаром. — 146.

Красиков, Петр Ананьевич (1870—1939) — в революционном движении участвовал с 1892 г. После Октябрьской революции — председатель следственной комиссии по борьбе с контрреволюцией, затем — член коллегии НКЮ СССР, с 1924 г. — прокурор Верховного Суда, а с 1933 по 1938 г.— заместитель председателя Верховного Суда СССР. Член ВЦИК и ЦИК СССР ряда созывов. — 60.

Красин, Леонид Борисович (Никитич) (1870—1926) — член партии с 1890 г. В 1918 г. участвовал в переговорах о заключении экономического соглашения с Германией, затем возглавлял работу Чрезвычайной комиссии по снабжению Красной Армии, был членом президиума ВСНХ, наркомом торговли и промышленности. С 1919 г. находился на дипломатической работе. В 1922—1924 гг. — нарком внешней торговли С 1924 г. — полномочный представитель СССР во Франции, с 1925 г. — полпред в Англии. — 35, 45, 46, 70.

Краснов, П. И. (1869—1947) — генерал царской армии, активный участник корниловского мятежа в августе 1917 г. В конце октября 1917 г. командовал казачьими отрядами, двинутыми Керенским на Петроград во время антисоветского мятежа. В 1918—1919 гг. руководил белоказачьей армией на Дону. В 1919 г. бежал за границу, где продолжал контрреволюционную антисоветскую деятельность. В 1941—1945 гг. сотрудничал с гитлеровцами. Был взят в плен и по приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР повешен. — 146.

Крастынь, Карл Карлович (Виктор) (1892—1932) — член партии с 1910 г. Неоднократно подвергался репрессиям. В 1915 г. был сослан в Нарымский край, дважды из ссылки бежал, продолжал партийную работу в Москве. С мая 1917 г. был членом редакции газеты «Циня». На V съезде СД Латвии избран членом ЦК. Вел подпольную партийную работу в оккупированной немецкими войсками Риге, был арестован и заключен в концлагерь, оттуда бежал и переехал в Москву, был членом Российского бюро ЦК СД Латвии. В конце 1918 г. нелегально вернулся в Латвию, был членом Военно-революционного комитета по руководству восстанием против власти оккупантов. В 1919 г. — член правительства Советской Латвии и редактор газеты «Циня». С 1920 по 1931 г. — секретарь Латвийской секции Коминтерна, член ЦК КП Латвии. — 214.

Крестинский, Николай Николаевич (1883—1938) — в социал-демократическом движении участвовал с 1903 г., большевик. В 1918—1921 гг. — нарком финансов РСФСР, а с декабря 1919 по март 1921 г. — секретарь ЦК РКП (б). С конца 1922 г. — полпред СССР в Германии, с 1930 г. — заместитель наркома иностранных дел. Избирался членом ЦИК СССР всех созывов, членом ЦК партии — на VI, VII, VIII и IX съездах. — 187.

Крукле, Фриц Янович (1895—1923) — член партии с марта 1917 г.; служил в Сводной роте, охранявшей Смольный, затем в 9-м латышском стрелковом полку. Делегат VI съезда КП Латвии. Позднее комиссар 7-го латышского стрелкового полка. — 129.

Крупская, Надежда Константиновна (1869—1939) — выдающийся деятель Коммунистической партии и Советского государства; жена и соратник В. И. Ленина. После И съезда РСДРП — секретарь редакций большевистских газет «Вперед» и «Пролетарий». Принимала деятельное участие в подготовке III съезда партии. Работая за границей, вела обширную переписку с партийными организациями в России. После Пражской конференции РСДРП (1912) помогала В. И. Ленину налаживать связи с партийными организациями в России, с газетой «Правда» и большевистской фракцией IV Государственной думы. В 1915 г. была делегатом международной женской конференции в Берме. После Октябрьской революции — член коллегии Наркомпроса, с 1921 г. руководила Главполитпросветом; с 1929 г. — заместитель наркома просвещения, с 1924 г. — член ЦКК, а с 1927 г. — член ЦК ВКП(б). — 27, 35, 38, 47, 48, 54, 93, 110, 229, 232, 237.

Кугушев, В. А. (1863—1944) — участник революционного движения с 80-х годов, входил в кружок Благоева, впоследствии близок к большевикам. В 1919 г. возглавлял отдел заготовок в Уфимской губернии, в 1920 г. был на кооперативной работе, с 1921 г. — в Наркомпроде, затем на финансовой работе. — 28.

Кучин, Г. — поручик, меньшевик, в 1917 г. — председатель меньшевистско-эсеровского Искосола ХIІ-й армии. — 122.

Ларин, Ю. (Лурье, Михаил Александрович) (1882—1932) — социал-демократ, меньшевик. В августе 1917 г. был принят в большевистскую партию. После Октябрьской революции работал в советских и хозяйственных организациях. — 141.

Ларозе, Ян Марцевич (1896—1938) — член партии с 1912 г. В 1917 г. — член комитета Видиенской организации СДЛК. В 1918 г. — начальник политотдела 8-й дивизии. В 1920—1921 гг. был на редакторской работе. С мая 1921 г. — на нелегальной партийной работе в Латвии, член ЦК КПЛ. В 1924 г был арестован и осужден на каторгу. В 1926 г. в связи с обменом политзаключенными возвратился в Советский Союз. Окончил институт Красной профессуры, работал преподавателем и в издательствах — 100.

Лафарг, Поль (1842—1911) — выдающийся деятель французского и международного рабочего движения, талантливый публицист, один из первых последователей научного коммунизма во Франции, близкий друг и соратник К. Маркса и Ф. Энгельса, муж второй дочери Маркса — Лауры. — 90.

Лацис (Судрабе), Мартин Янович — 140, 166, 178, 200. См. Краткие биографические сведения об авторах.

Ледебур, Георг (1850—1947) — германский социал-демократ, с 1900 по 1918 гг. — член рейхстага. Участник Циммервальдской конференции, примыкал к циммервальдской правой. В 1916 г. вошел в Социал-демократическую трудовую группу рейхстага, которая составила в 1917 г. основное ядро центристской Независимой социал-демократической партии Германии. После прихода к власти Гитлера эмигрировал в Швейцарию. — 23.

Лейтейзен, Гавриил Давидович (Линдов) (1874—1919) — социал-демократ, в революционном движении участвовал с 90-х годов. После II съезда РСДРП — большевик; сотрудничал в газетах «Вперед», «Пролетарий» и в других большевистских органах. В годы реакции и нового революционного подъема участвовал в работе Бюро ЦК РСДРП в России. С августа 1918 г. — комиссар РВС 4-й армии Восточного фронта. Погиб 20 января 1919 г. на Восточном фронте. — 33.

Лейтейзен, Морис Гавриилович (1897—1939) — член партии с марта 1917 г. В 1918 г. входил в состав советской миссии в Швейцарии, затем был командирован в Стокгольм. В конце 1918 г. по дороге в Москву был арестован в Финляндии по подозрению в революционной пропаганде, освобожден в 1919 г. по настоянию Советского правительства. До 1923 г. работал в НКИД, позднее — на научной работе. — 40, 209.

Леклер, Антон (р. в 1848 г.) — австрийский реакционный философ, субъективный идеалист, защищал фидеизм, открыто выступал против материализма. — 67.

Ленгник, Фридрих Вильгельмович (1873—1936) — в социал-демократическом движении участвовал с 1893 г., член партии с 1898 г., профессиональный революционер, большевик. В 1896 г. был арестован по делу петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», в 1898 г. сослан на 3 года в Восточную Сибирь. На II съезде РСДРП заочно избран в ЦК и Совет партии. В 1903—1904 гг. активно участвовал в борьбе с меньшевиками. В 1904 г. подвергался аресту по делу Северного бюро ЦК партии. После Октябрьской революции работал в Наркомпроме, ВСНХ, НК РКИ. На XII, XIII, XIV и XV съездах партии избирался членом ЦКК ВКП(б). — 49, 60, 61, 63, 66.

Ленцманис, Ян Давыдович (1881—1939) — член партии с 1899 г., активный участник революции 1905—1907 гг. в Латвии. Неоднократно подвергался арестам и ссылке. После Февральской революции работал в Москве и Риге, член ЦК и Рижского комитета СДЛК. Делегат VII (Апрельской) Всероссийской конференции, VI съезда РСДРП (б) и I Всероссийского съезда Советов, член ВЦИК. В 1919 г. — заместитель председателя Советского правительства Латвии и комиссар внутренних дел, затем — член Революционного военного совета 15-й армии, начальник регистрационного отдела управления Реввоенсовета Республики. В дальнейшем на ответственной хозяйственной и партийной работе в СССР. — 13, 15, 36, 103, 104.

Лепешинский, Пантелеймон Николаевич (1868—1944) — к социал-демократическому движению примкнул в начале 90-х годов, член партии с 1898 г. В 1895 г. был арестован и в 1897 г. сослан в Сибирь. В ссылке познакомился и сблизился с В. И. Лениным, стал одним из его близких друзей и учеников. После Октябрьской революции работал в Наркомпросс, был одним из организаторов Истпарта, затем работал директором Исторического музея и Музея революции. — 61.

Линдов (Лейтейзен) — см. Лейтейзен, Г. Д. (Линдов).

Линдов, Морис. — см. Лейтейзен, М. Г.

Литвинов, Максим Максимович (Папаша) (1870—1951) — социал-демократ, большевик, видный советский дипломат. Член партии с 1898 г. Был делегатом от Рижского комитета РСДРП на III съезде партии. В 1907 г. был делегатом и секретарем российской делегации на международном социалистическом конгрессе в Штутгарте, являлся представителем большевиков в Международном социалистическом бюро (с 1914 г.) В 1918 г. — член коллегии Народного комиссариата иностранных дел, с 1921 г. — заместитель наркома, а с 1930 по 1939 г. — народный комиссар иностранных дел СССР. В 1941—1943 гг. — заместитель наркома иностранных дел и посол СССР в США, затем до 1946 г. заместитель наркома иностранных дел. — 20, 80.

Ллойд Джорджс, Дэвид (1863—1945) — английский государственный деятель и дипломат, лидер партии либералов. В 1916—1922 гг. — премьер-министр. После Октябрьской революции — один из вдохновителей и организаторов военной интервенции и блокады против Советского государства. — 84.

Лозовский (Дридзо), Соломон Абрамович (1878—1952) — член РСДРП с 1901 г., участник первой русской революции, подвергался арестам и ссылке. С 1909 по 1917 г. жил в эмиграции. В 1920 г. — председатель Московского губернского Совета профсоюзов, в 1921—1937 гг. — генеральный секретарь Профинтерна, в 1939—1946 гг. — заместитель народного комиссара, затем министра иностранных дел СССР. — 141.

Лоти, Пьер (1850—1923) — французский буржуазный писатель, офицер военного флота. — 209.

Луначарский, Анатолий Васильевич (1875—1933) — профессиональный революционер, член редакций большевистских газет «Вперед» и «Пролетарий». После Октябрьской революции до 1929 г. — нарком просвещения РСФСР, затем председатель Ученого комитета при ЦИК СССР. С 1930 г. — академик. Публицист, драматург, автор ряда работ по вопросам искусства и литературы. — 36.

Лядов, Мартын Николаевич (Мандельштам, М. И.) (1872— 1947) — в 1892 г. вошел в марксистский кружок, в 1893 г. принимал участие в создании Московского рабочего союза — первой социал-демократической организации в Москве. На II съезде РСДРП — искровец большинства, после съезда — агент ЦК, вел борьбу с меньшевиками в России и за границей. Участник революции 1905—1907 гг. После Февральской революции стоял на позициях меньшевиков. В 1920 г. восстановлен в рядах РКП (б). С 1923 по 1929 г. — ректор Коммунистического университета им. Я. М. Свердлова. Автор ряда работ по истории партии. — 35, 36, 61.

Мальков, Павел Дмитриевич (1887—1965) — член партии с 1904 г. В 1917 г. был членом Гельсингфорсского партийного комитета и членом Центробалта. Командовал сводным отрядом матросов, участвовавшим в штурме Зимнего дворца. С 29 октября (11 ноября) 1917 г. — комендант Смольного, с марта 1918 г. — комендант Московского Кремля. В 1920 г. был мобилизован на фронт в составе 15-й армии. В дальнейшем — на ответственной советской и хозяйственной работе. — 130, 131, 132, 134, 150, 152, 153, 154, 155.

Маркс, Карл (1818—1883) — основоположник научного коммунизма, гениальный мыслитель, вождь и учитель международного пролетариата. — 65, 69, 90, 207, 208.

Мартов, Л. (Цедербаум, Юлий Осипович) (1873—1923) — один из лидеров меньшевизма. После Октябрьской революции перешел в лагерь открытых врагов Советской власти. В 1920 г. эмигрировал в Германию, издавал в Берлине контрреволюционный меньшевистский «Социалистический Вестник». — 122.

Мах, Эрнст (1838—1916) — австрийский физик и философ, субъективный идеалист, один из основателей эмпириокритицизма. — 53. 67.

Медем, В. Д. (Гринберг, В. Д.) (1879—1923) — один из лидеров Бунда. В социал-демократическом движении участвовал с 1899 г.; с 1900 г. работал в Минской организации Бунда; был сослан на 5 лет в Сибирь, откуда в 1901 г, бежал за границу. На II съезде РСДРП — антиискровец. В 1906 г. был избран членом ЦК Бунда, участвовал в работе V съезда РСДРП, поддерживал меньшевиков. После Октябрьской революции стоял во главе бундовских организаций Польши. В 1921 г. уехал в США, где выступал с клеветническими статьями против Советской России. — 83.

Межинь, Юрий Юрьевич (1886—1937) — член партии с 1904 г., член Рижского комитета СДЛК. В 1907 г. был арестован и отбыл 4 года каторжных работ. После Февральской революции — на партийной работе в Латвии. После Октябрьской революции — член Президиума Исколата, член ЦК Социал-демократии Латвии. В 1919 г. — член Реввоенсовета армии Советской Латвии, член ЦК КПЛ, затем комиссар- штаба Западного и Южного фронтов. Был делегатом VIII съезда РКП (б). В 1920 г. — член Реввоенсовета 13-й армии. В дальнейшем на ответственной работе в СССР, был председателем Транспортной коллегии Верховного Суда СССР. — 68.

Меринг, Франц (1846—1919) — выдающийся деятель рабочего движения Германии, один из лидеров и теоретиков левого крыла германской социал-демократии, публицист и историк. Был одним из руководителей группы «Интернационал», впоследствии переименованной в «Спартак», а затем в «Союз Спартака». Сыграл видную роль в создании Коммунистической партии Германbи. — 206.

Мехоношин, Константин Александрович (1889—1938) — член партии с 1913 г. В 1917 г, — член Петроградского Военно-революционного комитета. После Октябрьской революции — заместитель наркома по военным делам, член Всероссийской коллегии по формированию Красной Армии, член Реввоенсоветов Восточного. Южного и Каспийско-Кавказского фронтов, член Реввоенсовета Республики. В 1921—1924 гг. работал по организации всеобщего военного обучения, в 1928—1929 гг. — в Госплане СССР, затем был членом коллегии Народного комиссариата связи, директором Всесоюзного института океанографии и морского хозяйства. — 149, 175.

Мирбах, Вильгельм (1871—1918) — граф, германский дипломат, с апреля 1918 г. — германский посол в Советской России. 6 июля 1918 г. был убит левыми эсерами с целью спровоцировать войну Германии против Советской России. — 113, 153, 165, 166, 169.

Михайлов-Иванов (Семенюк), Михаил Селиверстович (1894—1931) — член партии с 1913 г. После Февральской революции — депутат Петроградского Совета, член Петроградского комитета партии и Центрального совета фабзавкомов, Делегат VI съезда РСДРП (б). После Октябрьской революции — один из руководителей Совнархоза Северного района, затем член Украинского Совнаркома. Позднее был членом ВСНХ СССР, членом ЦК партии, директором тракторного завода в Сталинграде. — 142.

Михайлович (Муцениек), Альма Карловна — 232. См. Краткие биографические сведения об авторах.

Могилевский — брат жены Лейтейзена Г. Д. — 36.

Муралов. Н. И. (1887—1937) — член партии с 1903 г. В период Октябрьской революции — член Московского Военно-революционного комитета и член Революционного штаба, затем — командующий войсками Московского военного округа. В 1919—1920 гг. — член Реввоенсоветов Восточного фронта, 3-й и 12-й армий. После окончания гражданской войны — снова командующий Московским военным округом, затем Северо-Кавказским военным округом. В 1927 г. — на XV съезде ВКП(б) был исключен из партии как активный участник троцкистской оппозиции. — 169, 171, 198, 200.

Надежда Константиновна— см. Крупская Н. К.

Нахимсон, Семен Михайлович (1885—1918) — в социал-демократическом движении участвовал с 1905 г. Вел революционную работу в Лиепае, Ковно, Брест-Литовске, Петрограде. Неоднократно подвергался репрессиям царского правительства. После Февральской революции принимал активное участие в работе Петроградского комитета партии, член военной секции Петроградского Совета, был членом ЦИК, затем военным комиссаром Ярославского округа, председателем Ярославского губисполкома. Убит во время белогвардейского восстания в Ярославле. — 127, 128.

Носков, Владимир Александрович (Глебов) (1878—1913) — участник петербургского «Союза борьба за освобождение рабочего класса», один из организаторов Северного рабочего союза. В 1902—1903 г. организовывал транспортировку нелегальной литературы из-за границы в Россию. На II съезде РСДРП присутствовал с правом совещательного голоса, искровец большинства, был избран членом ЦК. После съезда занял примиренческую позицию по отношению к меньшевикам. В 1905 г. был арестован. В годы реакции отошел от революционной деятельности. — 10.

Озол, Ян Петрович (1878—1968) — один из организаторов ЛСДРП и основателей газеты «Цина» («Борьба») и один из ее первых редакторов, видный деятель революции 1905 г. в Латвии, депутат II Государственной думы от рабочих Риги, член ее социал-демократической фракции. В 1907 г. эмигрировал в США, впоследствии отошел от революционной деятельности. — 50, 52, 54, 55, 57, 58.

Озолинь, Карл Янович (1889—1959) — член партии с 1907 г., большевик. Партийную работу вел в Риге, член Рижского комитета СДЛК. В конце 1914 г. арестован и в начале 1915 г. сослан в Нарымский край. В 1916 г. бежал из ссылки и вел партийную работу о Екатеринославе. После Февральской революции — член Екатеринославского губкома партии и Совета депутатов. После Октябрьской революции — комиссар полка. В 1919—1921 гг. работал в ВЧК в Челябинске. В 1922— 1934 гг. — на партийно-контрольной работе в Звенигороде и Минусинске, затем — на хозяйственной работе. — 214.

Ольминский, Михаил Степанович (Александров) (1863—1933) — один из старейших деятелей революционного движения в России, профессиональный революционер, литератор. В 1898 г. вступил в партию, с 1903 г. — большевик. Был членом редакции большевистских газет «Вперед» и «Пролетарий», заведовал редакционной частью партийного издательства «Вперед». В 1911—1914 гг. работал в большевистских газетах «Звезда», «Правда», в журнале «Просвещение». После Октябрьской революции заведовал истпартотделом ЦК РКП (б), был редактором историко-партийного журнала «Пролетарская революция», членом дирекции Института В. И. Ленина. — 10.

Пельше, Роберт Андреевич — 17. См. Краткие биографические сведения об авторах.

Петерс, Яков Христофорович (1886—1938) — член партии с 1904 г. В 1917 г. был избран членом ЦК СД Латвии. В октябрьские дни — член Петроградского Военно-революционного комитета, затем заместитель председателя ВЧК. В 1919—1920 гг. — комендант Петроградского и Киевского укрепленных районов и член Военного совета Тульского укрепленного района. С 1920 г. — член Туркестанского бюро ЦК, затем член коллегии ОГПУ, член ЦКК — НК РКИ, председатель МКК ВКП(б), член КПК при ЦК ВКП(б). — 169.

Петерсон, Карл Андреевич (1877—1926) — член партии с 1898 г. В период Октябрьской революции — член Военно-революционного комитета района 12-й армии, затем — член Президиума ВЦИК и член Революционного трибунала при ВЦИК, военный комиссар Латышской стрелковой дивизии. Военный комиссар Советской Латвии. — 113, 120, 122, 168, 174, 179, 197, 198, 201, 243, 244.

Петерсон, Ян Августович (1891—1918) — в 1916 г. окончил военное училище в Петергофе, служил подпоручиком в 8-м латышском стрелковом полку. В ноябре 1917 г. был избран командиром Сводной роты латышских стрелков, охранявшей Смольный. Член партии с 1918 г. В качестве помощника командира 8-го латышского стрелкового полка сражался на фронтах гражданской войны. 17 октября 1918 г. погиб в бою против красновцев у станции Косарка Поворинско-Царицынской железной дороги. — 127, 128, 129, 133.

Пене, Ян Яковлевич (1881—1942) — член партии с 1904 г., организатор социал-демократических кружков в Лиспайском военном порту, в 1905 г. — член Лиепайского комитета партии. Неоднократно подвергался репрессиям. В 1915 г. был арестован и сослан в Нарымский край, но из ссылки бежал. После Февральской революции — организатор Красной гвардии в Москве, член Московского комитета РСДРП(б), военный комиссар Москвы. В 1919 г. — член Реввоенсовета армии Советской Латвии, позднее — член Реввоенсовета Крыма, затем член Тюменьско-Тобольского парткома и военный комиссар области. В 1920 г. — военный комиссар Закавказского округа. — 169.

Пилсудский, Юзеф (1867—1935) — в 1918 г. провозглашен «начальником» польского буржуазно-помещичьего государства, фашистский диктатор Полыни в 1926—1935 гг., беспощадно расправлялся с революционным движением, содействовал втягиванию Польши в интервенционистские антисоветские авантюры. — 184.

Платтен, Фридрих (Фриц) (1883—1942) — швейцарский левый социал-демократ, затем коммунист. Во время первой русской революции вел революционную работу в Риге. В апреле 1917 г. был организатором переезда В. И. Ленина из Швейцарии в Россию. В 1919 г. принимал участие в создании Коммунистического Интернационала, член Бюро Коминтерна. Являлся одним из организаторов Коммунистической партии Швейцарии, в 1921—1923 гг. был ее секретарем. Затем работал в СССР. — 203, 204, 205.

Плеханов, Георгий Валентинович (1856—1918) — видный деятель русского и международного социалистического движения, выдающийся русский философ и пропагандист марксизма. С 1883 по 1903 г. революционный социал-демократ, позже меньшевик. К Октябрьской социалистической революции отнесся отрицательно, однако отказался от активной борьбы против Советской власти. — 61, 86

Подвойский, Николай Ильич (1880—1948) — видный деятель революционного движения в России, партийный и военный работник. Член партии с 1901 г. В дни подготовки и проведения Октябрьского вооруженного восстания — председатель Военно-революционного комитета в Петрограде, один из руководителей штурма Зимнего дворца. После Октябрьской революции — член Комитета по военным и морским делам, командующий Петроградским военным округом. В 1919 г. — нарком по военно-морским делам Украины. Неоднократно избирался членом ЦКК ВКП(б). — 117, 118, 149, 169, 195, 197, 198, 200.

Подскочий — представитель Даугавпилсского военно-революционного комитета в декабре 1918 г. — 247.

Попов — левый эсер, командир отряда ВЧК, активный участник левоэсеровского мятежа в Москве, позднее — начальник штаба Махно. — 165, 169.

Постников — московский врач. — 71.

Принцис, Ян Андреевич (р. в 1888 г.) — член партии с 1905 г., партийную работу вел в Елгавской, затем в Рижской организациях до 1914 г., работая на фабриках слесарем. Во время первой мировой войны — член комитета «Северной группы» Московской организации РСДРП. В 1916 г. был арестован и сослан в ссылку. В том же году призван в царскую армию, служил в Запасном латышском стрелковом полку. В 1917 г. служил в Сводной роте, охранявшей Смольный, а позднее — Кремль. Комендант Ревтрибунала ЦИК, Затем — на партийно-контрольной работе в Новосибирске и в Крыму до 1929 г. — 129.

Пуанкаре, Раймонд (1860—1934) — буржуазный политический и государственный деятель Франции. В 1912 г. — премьер-министр, а с 1913 по 1920 г. — президент Франции. После Октябрьской революции — один из организаторов иностранной военной интервенции против Советской России. В 1922—1924 и 1926—1929 гг. — премьер-министр Франции. — 84.

Раскольников, Федор Федорович (1892—1939) — член партии с 1910 г. После Октябрьской революции — заместитель нарком а по морским делам, член Реввоенсовета Республики, член Реввоенсовета Восточного фронта, командующий Волжско-Каспийской флотилией и Балтийским флотом. Во время профсоюзной дискуссии в 1920—1921 гг. — сторонник платформы Троцкого. С 1921 по 1938 г. — на дипломатической работе: полпред в Афганистане, Эстонии, Дании, Болгарии. — 175, 177.

Рекст, Фриц Ансович — бывший штабс-капитан, командир 2-го Латышского стрелкового полка, затем командир 1-й бригады Латышской стрелковой дивизии. — 169.

Рожков, Николай Александрович (Вячеслав) (1868— 1927) — историк и публицист. В начале 1905 г. вступил в РСДРП, некоторое время примыкал к большевикам, участник II съезда СДЛК. Позднее один из идейных руководителей ликвидаторства. В период иностранной военной интервенции и гражданской войны боролся против Советской власти. В 1922 г. порвал с меньшевиками. В последующие годы находился на научно-педагогической и административной работе. — 17, 35, 36.

Розинь, Фриц (Фридрих) Адамович (Азис) (1870—1919) — один из первых латышских марксистов, один из руководителей Коммунистической партии Латвии, публицист, автор работы «Латышский крестьянин» — первой марксистской книги по аграрной истории Латвии. Активный участник революции 1905—1907 гг. и Октябрьской революции в Латвии, председатель Исколата. В 1918 г. — заместитель народного комиссара по национальным делам РСФСР и член Президиума ВЦИК. В 1919 г. — член правительства и комиссар земледелия Советской Латвии. — 12, 32, 68.

Ролав, Эрнест Христофорович (1874—1907) — участвовал в революционном движении в Латвии со второй половины 90-х гг. В 1897 г. был арестован, в 1899 г. освобожден и отдан под надзор полиции, эмигрировал в Швейцарию. Состоял в Западноевропейском союзе латышских социал-демократов, организовывал транспортировку нелегальной литературы, в том числе «Искры», в Россию. В 1901 г. был арестован и сослан на б лет в Туруханск (Енисейская губерния). В 1903 г. бежал из ссылки за границу, занимался публицистической деятельностью, по своим взглядам был близок к эсерам. В 1907 г. был арестован и убит при «попытке к бегству». — 31, 54.

Рудзутак, Ян Эрнестович — 231. См. Краткие биографические сведения об авторах.

Руднев — московский врач. — 71.

Саблин, Ю. В. (1897—1938) — левый эсер. Участвовал в левоэсеровском мятеже в Москве в июле 1918 г. Порвал с левыми эсерами и в 1919 г. вступил в Коммунистическую партию. Делегат X съезда РКП (б), участник ликвидации Кронштадтского мятежа. Во время и после гражданской войны — на командных должностях в Красной Армии. — 167.

Свердлов, Яков Михайлович (Андрей) (1885—1919) — одни из выдающихся организаторов и руководителей большевистской партии и Советского государства, член партии с 1901 г. Неоднократно подвергался арестам и ссылке. Один из организаторов и руководителей Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде. После победы Октябрьской революции — председатель ВЦИК. В январе 1919 г. участвовал в съезде Советов Латвии. — 47, 75, 98, 108, 131, 152, 154, 163, 179,

209, 215, 248.

Свидерский, Александр Иванович (1878—1933) — видный советский государственный деятель. Член партии с 1899 г. После объединения ЛСДРП с РСДРП в 1906 г. — редактор газет «Борьба» и «Штык», издававшихся ЦК СДЛК в Риге. В 1917 г. — редактор большевистской газеты «Вперед», выходившей в Уфе, затем — председатель Уфимского Совета рабочих и солдатских депутатов. После Октябрьской революции — член коллегии Народного комиссариата продовольствия, член коллегии РКИ. С 1923 по 1928 г. — зам. наркома земледелия РСФСР. С 1929 г. — полпред СССР в Латвии. — 14, 27, 32, 35.

Седельников, Т. И. (1876—1930) — трудовик, по профессии землемер. Депутат .1 Государственной думы от Оренбургской губернии. В декабре 1918 г. вступил в партию большевиков, был уполномоченным ВЦИК по созыву съезда Советов в Башкирии. Позднее работал в Наркомземе и Наркомате РКИ. — 37.

Семашко, Николай Александрович (1874—1949) — видный советский государственный деятель и ученый. Член партии с 1893 г., большевик. После Октябрьской революции — заведующий медико-санитарным отделом Московского Совета. В 1919—1930 гг. — нарком здравоохранения РСФСР. Позднее академик, автор большого количества научных трудов в области социальной гигиены и организации здравоохранения. — 69.

Скоропадский, П. П. (1873—1945) — генерал царской армии, крупный помещик Черниговской и Полтавской губерний. С конца апреля до декабря 1918 г. был гетманом Украины, являлся ставленником германских империалистов. Бежал в Германию, где вел антисоветскую деятельность. — 167.

Скрыпник, Николай Алексеевич (1872—1933) — член партии с 1897 г. В 1917 г. — секретарь Центрального совета фабрично-заводских комитетов в Петрограде, член ЦИК первого созыва. После Октябрьской революции — на ответственной партийной и советской работе на Украине: народный комиссар внутренних дел УССР, член Президиума УЦИК, член ЦК КП(б)У, уполномоченный Совета Обороны Украины, народный комиссар просвещения УССР. — 185, 186.

Скубикис, Эдуард-Эмиль Петрович (1874—1944) — в 90-х годах примкнул к революционно-демократическому движению в Латвии. Состоял в Западноевропейском союзе латышских социал-демократов. В 1900—1903 гг. проживал в Цюрихе, занимался транспортировкой «Искры» и других нелегальных изданий в Россию. В 1903 г. был арестован. В дальнейшем отошел от социал-демократии. — 54.

Слуцкая, Вера Клементьевна (1880—1917) — член партии с 1898 г. Партийную работу вела в Минске, Петербурге. Неоднократно подвергалась аресту. Делегат V (Лондонского) съезда РСДРП от Брянской организации. С 1909 г. жила в эмиграции в Германии и Швейцарии. В 1913 г. вернулась в Петербург, в декабре 1913 г. была снова арестована и выслана в Новгородскую губернию. После Февральской революции — секретарь Василеостровского райкома партии в Петрограде. 30 октября 1917 г. погибла в районе Пулково в борьбе с керенщиной. — 94.

Смидович, Петр Гермогенович (1874—1935) — социал-демократ, искровец, после II съезда РСДРП — большевик, по профессии инженер-электрик. В 1905 г. работал в Московском окружном комитете партии. Неоднократно подвергался арестам, заключению в тюрьмы и ссылке. После Октябрьской революции — на ответственной советской и хозяйственной работе. Неоднократно избирался членом Президиума ВЦИК и в состав ЦИК СССР и его Президиума. — 60, 166, 185, 200.

Смирнов, А. П. (Фома) (1877—1938) — член партии с 1896 г. После Октябрьской революции — заместитель наркома внутренних дел, в 1919—1922 гг. — заместитель народного комиссара продовольствия. В последующие годы — заместитель народного комиссара и народный комиссар земледелия, заместитель председателя СНК РСФСР, секретарь ЦК ВКП(б), член президиума ВСНХ СССР. — 36.

Сохацкий, Стефан Владимирович (Чешейко) — член партии с 1905 г. В 1919 г. — член Даугавпилсского уездного комитета КП Латвии, заведующий отделом здравоохранения исполкома Даугавпилсского уездного Совета рабочих депутатов. — 252.

Спиридонова, Мария Александровна (1884—1941) — один из лидеров партии эсеров. После Февральской революции — один из организаторов левого крыла партии эсеров, а после образования партии левых эсеров в ноябре 1917 г. вошла в состав ее ЦК. Выступала против заключения Брестского мира, принимала активное участие в контрреволюционном левоэсеровском мятеже в июле 1918 г., после подавления которого продолжала враждебную деятельность против Советской власти. Позднее отошла от политической деятельности. — 166.

Старке. Петр Яковлевич (1896—1937) — стрелок 2-го латышского стрелкового полка, член партии с марта 1917 г., член Исколастрела, делегат II Всероссийского съезда Советов, с декабря 1917 г. — член президиума Исколастрела. В 1918 г. работал в советском представительстве в Швейцарии, в 1919 г. — в Военном комиссариате Советской Латвии. В 1920—1921 гг. — военный комиссар Ачинского уезда. В дальнейшем — на разных работах в Новосибирске. — 120.

Стасова, Елена Дмитриевна (1873—1966) — член партии с 1898 г. Партийную работу вела в разных городах России, неоднократно подвергалась арестам, тюремному заключению и ссылке в Сибирь. С февраля 1917 г. по март 1920 г. — секретарь ЦК партии. В 1921—1938 гг. работала в Коммунистическом Интернационале, МОПРе и ЦКК. С 1938 по 1946 г. — редактор журнала «Интернациональная литература». С 1946 г. занималась общественно-литературной деятельностью. — 36. 60. 102. 104.

Стучка, Дора Христофоровна (1870—1950) — участница революционного движения, сестра поэта Райниса (Я. X. Плискшана), жена П. И. Стучки. — 55.

Стучка, Петр Иванович — 12, 14, 60, 100, 103, 104, 124, 219, 250, 251. См. Краткие биографические сведения об авторах.

Теодорович, Иван Адольфович (Платой) (1875—1940) — революционную деятельность начал в 1895 г., большевик В годы гражданской войны участвовал в партизанских отрядах, боровшихся против Колчака. С 1920 г. работал в Наркомземе. В 1928—1930 гг. — генеральный секретарь Крестьянского Интернационала, директор Международного аграрного института. В последующие годы — главный редактор издательства общества политкаторжан, ответственный редактор журнала «Каторга и ссылка». — 36.

Тодорский, Александр Иванович (1894—1965) — член партии с 1918 г. Активный участник гражданской войны в качестве командира бригады и дивизии Красной Армии. С 1955 г. — генерал-лейтенант в отставке. Занимался литературной деятельностью. — 224.

Томашевич, Иван Александрович (1890—1937) — юрист, с 1912 г. — секретарь присяжного поверенного П. И. Стучки. В 1915 г. призван в царскую армию. В 1917 г. — член Исполнительного Комитета Совета рабочих, солдатских и безземельных депутатов Латвии (Исколат), руководитель его юридического отдела. В 1919 г. — помощник военного комиссара Советской Латвии. В дальнейшем служил в Красной Армии, комдив. — 68.

Трофимов — командир конного отряда при защите Казани о 1918 г. — 178.

Троцкий (Бронштейн), Лее Давыдович (1879—1940) — член РСДРП с 1897 г., меньшевик. В 1917 г. на VI съезде РСДРП был принят в большевистскую партию. После Октябрьской революции — нарком по иностранным делам, нарком по военным и морским делам, председатель Реввоенсовета Республики. Неоднократно выступал против генеральной линии партии. В 1927 г. был исключен из партии, в 1929 г. за антисоветскую деятельность выслан из СССР и в 1932 г. лишен советского гражданства. — 24, 160, 181, 183.

Тумашевич, Август — в декабре 1918 г. кандидат в члены КП Латвии. Состоял в ячейке Ясмуйжской волости Даугавпилсского уезда; в апреле 1919 г. из кандидатов в члены партии исключен. — 247.

Ульянова-Елизарова, Анна Ильинична (1864—1935) — старшая сестра В. И. Ленина, профессиональный революционер. В революционном движении принимала участие с 1886 г., в социал-демократическом — с 1893 г. В 1898 г. вошла в состав первого Московского комитета РСДРП. В 1900—1905 гг. работала в большевистских нелегальных газетах, была членом редакции газеты «Вперед». В 1912—1914 гг. сотрудничала в большевистских органах «Правда», «Просвещение», «Работница». Неоднократно подвергалась арестам и ссылке. В 1917 г. — секретарь редакции «Правда» и редактор журнала «Ткач». В 1918—1921 гг. работала в Наркомпросе. Принимала активное участие в организации Института Ленина и была его научным сотрудником. Автор ряда воспоминаний о В. И. Ленине. — 51.

Ульянова, Мария Ильинична (1878—1937) — сестра В. И. Ленина. С 1898 г. — профессиональный революционер, большевик; вела партийную работу в Петербурге, Москве, Саратове и в других городах России, а также за границей. Принимала участие в издании «Искры», с осени 1903 г. работала в секретариате ЦК партии. За революционную деятельность неоднократно подвергалась арестам и ссылке. С марта 1917 г. до весны 1929 г. — член редколлегии и ответственный секретарь газеты «Правда». С XIV съезда партии — член ЦКК, с XVII съезда — член Комиссии советского контроля. В 1935 г. избрана членом ЦИК СССР. — 107, 140, 232, 237.

Унтерман, Эрнст — американский философ-ревизионист и социалист-реформист. Его книга «Диалектические этюды» была переведена на русский язык и вышла (М., 1907) с предисловием П. Дауге. — 65.

Урицкий, Моисей Соломонович (1873—1918) — активный участник революционного движения в России. После Февральской революции был принят в партию большевиков. На VI съезде партии был избран членом ЦК, входил в Военно-революционный центр по руководству Октябрьским вооруженным восстанием. В 1918 г. был назначен председателем Петроградской Чрезвычайной комиссии. Убит эсером в Петрограде 30 августа. — 179.

Фельдман, Анс Мартынович (1896—1938) — член партии с 1914 г. Партийную работу вел в Вентспилсской организации СДЛК Во время первой мировой войны служил в 6-м и 8-ы латышских стрелковых полках. Активный участник Февральской и Октябрьской революций. Служил в Сводной роте по охране Смольного я затем Кремля, участвовал в боях на Южном фронте, был секретарем парторганизации Латышской советской дивизии и членом редакции периодических изданий стрелков. С 1923 по 1930 г. — работник Латсекции Коминтерна, а с 1931 по 1937 г. — редактор издательства «Прометей», один из составителей «Книги памяти павших в революционной борьбе» (1933, 1936). — 243.

Фишман — левый эсер. — 131.

Фотиева, Лидия Александровна (р. в 1881 г.). — член партии с 1904 г. С 1918 г. — секретарь Совнаркома и СТО и одновременно секретарь В. И. Ленина. С 1939 по 1956 г.— научный сотрудник Центрального музея В. И. Ленина — 232.

Францис, Роберт Яковлевич (Иван) (1878—1918) — член партии с 1904 г., член Рижского комитета РСДРП в 1905 г., неоднократно подвергался арестам, в 1915 г. сослан в Нарымский край. После Февральской революции — помощник начальника народной милиции Риги. В 1918 г. арестован немецкими оккупантами, умер в концлагере. — 214.

Фрапье, Леон (1863—1949) — французский писатель. — 209.

Церетели, Ираклий Георгиевич (1882—1959) — один из лидеров меньшевизма. После Февральской революции — член Исполкома Петроградского Совета и член ЦИК Советов первого созыва. В мае 1917 г. вошел в буржуазное Временное правительство в качестве министра почт и телеграфов, после июльских событий — министр внутренних дел, один из вдохновителей погромной травли большевиков. После Октябрьской революции — один из руководящих членов меньшевистского правительства Грузии. Позднее — белоэмигрант. — 117.

Цеткин, Клара (1857—1933) — выдающийся деятель германского и международного рабочего и коммунистического движения. Одна из основателей Коммунистической партии Германии. На .III конгрессе Коминтерна была избрана в Исполком Коминтерна и возглавляла его международный женский секретариат. С 1924 г. — председатель Исполкома Международной организации помощи борцам революции (МОПР). — 206.

Цюрупа, Александр Дмитриевич (1870—1928) — член партии с 1898 г. После Октябрьской революции — заместитель наркома, а с начала 1918 г. — нарком продовольствия. С конца 1921 г. — заместитель Председателя Совнаркома и СТО. В 1922—1923 гг. — нарком РКП, в 1923—1925 гг. — председатель Госплана СССР, в 1925 г. — нарком внутренней и внешней торговли. На XII, XUI, XIV и XV съездах партии избирался членом ЦК был членом Президиума В ЦИК и ЦИК СССР. — 28.

Чарин, Юрий Георгиевич (1897—1922) — прапорщик царской армии, член партии с 1916 г. После Февральской революции — заместитель председателя Исколастрела. В октябрьские дни — председатель Военно-революционного комитета района 12-й армии. В 1918 г. — председатель Новгородской группы Искосола, помощник командира 5-го латышского стрелкового полка, член комитета коммунистической фракции полка. В 1919 г. — командир 18-го стрелкового полка, затем — командир группы войск армии Советской Латвии. В дальнейшем сражался на фронтах гражданской войны против Деникина и Врангеля. Погиб в борьбе с бандами кулачества на Украине. — 125.

Чач — председатель Розенмуйжского волостного исполнительного комитета Резекненского уезда в декабре 1918 г. — 247, 248.

Черепанов — левый эсер. — 167.

Черных — член советской дипломатической миссии в Швейцарии в 1918 г. — 210.

Чичерин, Георгий Васильевич (1872—1936) — видный советский государственный деятель; член советской мирной делегации в Брест-Литовске во второй период мирных переговоров, с 1918 по 1930 г. — народный комиссар иностранных дел, возглавлял советские делегации на международных конференциях в Генуе и Лозанне. Был членом ВЦИК и ЦИК СССР. На XIV и XV съездах партии избирался членом ЦК. — 186, 187.

Швец — секретарь Л. Б. Красина в 1921—23 гг. — 46.

Шкловский, Г. Л. (1875—1937) — член партии с 1898 г. С 1909 г. — политэмигрант, жил в Швейцарии. В 1918—1925 гг. — на дипломатической работе. С 1931 г. работал в Объединении научно-технических издательств. — 203, 211

Эйгем — член Даугавпилсского военного комиссариата в январе 1919 г. — 249.

Эйланд, Петр Янович (1893—1941) — член партии с 1910 г. Партийную работу вел в Малиенской сельской организации СДЛК. Служил в царской армии — в 4-м латышском полку. В 1917 г. — член Исколастрела, депутат Рижского Совета, член комитета партийной организации латышских стрелков. Делегат VII (Апрельской) конференции РСДРП(б) от парторганизации латышских стрелков. В 1919 г. — на ответственной работе в Советской Латвии. В середине 1919 г. тяжело заболел, с 1922 по 1937 гг. работал рабочим на деревообделочной фабрике на станции Западная Двина. — 97.

Эйхе, Роберт Индрикович (Андрей) (1890—1940) — член партии с 1905 г. На IV съезде СДЛК избран членом ЦК. После Октябрьской революции — на ответственной советской и партийной работе. В 1919 г. — комиссар продовольствия Советской Латвии. В последующем — первый секретарь Западно-Сибирского крайкома партии, народный комиссар земледелия СССР, с 1935 г. — кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б). — 98, 99.

Элиот, Джордж (Мэри Анн Эванс) (1819—1880) — английская писательница. — 39.

Энгельс, Фридрих (1820—1895) — один из основоположников научного коммунизма, вождь и учитель международного пролетариата, друг и соратник К- Маркса. — 65, 6G, 90.

Эссен, Мария Моисеевна (Нина) (1872—1956) — социал-демократ, искровец, после II съезда РСДРП — большевик, в конце 1903 г. кооптирована в ЦК. В 1906 г. была членом Московского комитета партии. В период реакции отошла от революционной деятельности. В 1920 г. вступила в Коммунистическую партию. В 1927—1930 гг. работала в Истпарте, затем в Институте Ленина, с 1930 г. — в Коммунистическом институте журналистики, затем в Государственном издательстве художественной литературы. — 62.

Юрмалниек, Ян Юрьевич (1891—1937) — член партии с 1912 г., член комитета IV района Рижской организации, а с 1915 г. — член Рижского комитета СДЛК. После Февральской революции снова член Рижского комитета СДЛК, член президиума Рижского Совета рабочих депутатов. После занятия Риги немцами был заключен в концентрационный лагерь, оттуда в мае 1918 г. бежал и переехал в Москву. В ноябре вернулся в Латвию на подпольную работу. Во время Советской власти работал в Тукуме, позднее в Резекне. После оставления Латвии был на советской и партийной работе в Пскове, Великих Луках и Смоленской области. — 231.

Янсон, Яков Давыдович (1886—1939) — член партии с 1904 г. Партийную работу вел в Елгаве и Риге. В 1907 г. — делегат Рижской организации на II съезде СДЛК в Лондоне. Он был 6 лет на каторге, затем в 1914 г. сослан на поселение в Иркутскую губернию. С сентября 1917 г. — член Иркутского комитета РСДРП(б). В период Октябрьской революции — член Иркутского ревкома, комиссар финансов и председатель Иркутскою Совета. С 1923 г. — на ответственной работе в Наркомвнешторге СССР. В 1935—1937 гг. руководил издательством «Academia» в Москве. — 17.