А. Я. Редер
У ЛЕНИНА В СМОЛЬНОМ
Было начало 1918 года. Исполнительный комитет Объединенного Совета депутатов латышских стрелковых полков (Исколастрел) эвакуировался из Валки в Москву. Вскоре затем Исполнительный комитет начал испытывать оторванность от массы стрелков, так как после оккупации всей Латвии во время мирных переговоров в Бресте, большинство латышских стрелковых полков было сконцентрировано в Бологом — одной из крупнейших узловых железнодорожных станций, приблизительно на полпути между Петроградом и Москвой. Поэтому было решено послать в Бологое часть членов Исполнительного комитета, чтобы они установили тесную связь с каждым из находившихся там стрелковых полков и развернули организаторскую, агитационную и пропагандистскую работу среди стрелков.
В Бологое выехало семь человек, в том числе и я как представитель 5-го Земгальского стрелкового полка в Исполнительном комитете.
В Бологом мы постоянно находились среди стрелков, активно участвовали во всех мероприятиях рот и команд, поэтому хорошо узнали настроение стрелков и их нужды.
На собраниях партийной организации обсуждались многие важные вопросы: об укреплении органов Советской власти на местах, о бдительности, об агитационной и пропагандистской работе в ротах
и командах, об установлении более тесных связей с местным комитетом партии в Бологом. Особенно оживленное обсуждение всегда вызывали сведения об угрозе со стороны группирующихся сил озлобленной контрреволюции, об активном стремлении бывших царских генералов — Корнилова, Краснова, Деникина, Каледина и др. — удушить первую в мире власть рабочих, солдат и крестьян. Латышские стрелки резко осуждали их выступления, на своих собраниях и митингах требовали, чтобы Советское правительство с величайшей решительностью действовало против сил контрреволюции, и заверяли в своей готовности в любой момент с оружием в руках встать на защиту завоеваний Великой Октябрьской социалистической революции. Стрелки неоднократно высказывали мнение, что не все латышские стрелковые полки используются целесообразно в борьбе против сил контрреволюции. В этих откровенных беседах ярко проявлялись революционная сознательность и мужество стрелков, их пламенная любовь к социалистической родине.
В то время экономическое положение молодого Советского государства было чрезвычайно тяжелым. Царское правительство, а также и Временное правительство Керенского довели все отрасли народного хозяйства до полного развала. Это отрицательно сказалось и на снабжении латышских стрелков. У большинства стрелков, непрерывно находившихся в окопах на передовой, не было самого необходимого — белья, обуви, одежды. Поэтому латышские стрелки просили, чтобы их, по возможности, снабдили нужным обмундированием. Высказывалось также пожелание, чтобы стрелкам было выдано сполна жалованье за все минувшие месяцы, а также денежная сумма, которая по закону полагалась каждому стрелку при демобилизации1. Отлично зная революционное настроение латышских стрелков, нельзя было рассматривать эти просьбы как проявление эгоизма. Удовлетворить их хотя бы частично значило еще больше усилить боевую готовность стрелков. Хорошо обдумав сложившуюся ситуацию, я написал и отправил прямо Владимиру Ильичу в Смольный докладную записку о положении в латышских стрелковых частях.
Велико было мое удивление, когда уже через несколько дней я получил телеграмму Ленина: немедленно явиться в Петроград с полномочиями и получить ассигнованные средства.
В тот же вечер с первым поездом я выехал в Петроград. С большим трудом удалось мне забраться в сильно потрепанный вагон. Было начало марта. Через разбитое окно вагон заметало снегом.
В Петроград я приехал только на Другой день. Явился в Смольный с очень распухшей щекой — болели зубы, шея. Мне казалось, что в таком виде я ни в коем случае не могу идти к Ленину. Стал объяснять секретарю Ленина причины моего приезда. Она сказала, что о моем выезде из Бологого известно и что дано распоряжение, чтобы я, как только приеду, сразу явился к Ленину. Разговаривая с секретарем, я вдруг, заметил, что в открытых дверях кто-то стоит. Это был Ленин. Как видно, он слышал мой разговор с секретарем. Владимир Ильич быстрыми шагами подошел ко мне и протянул руку.
- Догадываюсь, — сказал Ленин, — откуда вы. Из Бологого? Прошу ко мне! Времени мало, — добавил он. — Совет Народных Комиссаров сейчас переезжает в Москву. Все же хочется послушать, что думают и как себя чувствуют латышские стрелки.
Указав на стул, Владимир Ильич предложил мне сесть. Тем временем он и сам уселся на свое место и, слегка перегнувшись через стол, некоторое время испытующе глядел на меня. От столь внезапной и неожиданной встречи с Лениным я совсем растерялся В первое мгновение никак не мог сообразить, с чего начать разговор. Я чувствовал, что Владимир Ильич понимает мое затруднение. Вдруг он спросил, что со мной — не болят ли зубы, или, может быть, в дороге я сильно простудился. Такое простое и сердечное обращение очень ободрило меня. Собравшись с духом, я стал рассказывать Ленину о своей поездке, об условиях жизни латышских стрелков, их настроениях, о том, что заставило меня обратиться непосредственно к нему и что необходимо сделать в первую очередь. Я заверил Ленина, что латышские стрелки действительно представляют собою сплоченную, политически зрелую и дисциплинированную воинскую часть. Поэтому было бы очень желательно выдать каждому стрелку установленные законом демобилизационные деньги, а также и все невыплаченное жалованье за предыдущие месяцы. Проведя демобилизацию и окончательно рассчитавшись с каждым стрелком, можно было бы там же, на месте, одновременно организовать запись добровольцев в ряды Красной Армии. Я заверил, что по меньшей мере 90—95 процентов латышских стрелков добровольно вступят в Красную Армию. Это даст возможность буквально в несколько дней сформировать из латышских стрелковых полков хорошо вооруженную, закаленную в боях, сильную своей сознательной дисциплиной боеспособную дивизию, которая станет одним из краеугольных камней организующейся Красной Армии. Необходимо только поторопиться с практическим решением этого вопроса.
Хотя Владимиру Ильичу положение в латышских стрелковых частях и было известно из ранее посланной докладной записки, хотя вопрос о выдаче ассигнований был уже решен, тем не менее Ленин еще раз очень внимательно выслушал меня и подробно расспросил о жизни латышских стрелков.
Внимание, с которым Ленин умел выслушивать каждого, и та обаятельная простота, с какой он разговаривал, чтобы прийти к необходимым выводам, особенно тронули меня. Все, что я детально продумал в пути о содержании своего разговора с Лениным, если удастся увидеться с ним, теперь оказалось совершенно излишним. Ленин сумел сделать беседу настолько простой, ясной, исчерпывающей и непринужденной, что мои заранее составленные «тезисы» стали совсем ненужными.
Затем Владимир Ильич внезапно встал, как бы давая понять, что разговор окончен. Засунув большие пальцы рук в проймы жилета, он несколько раз прошелся по кабинету, как бы обдумывая что-то, потом, обратясь ко мне, сказал:
- Хорошо, очень хорошо, что написали и приехали вовремя. Вопрос о денежных средствах для удовлетворения нужд латышских стрелков решен и урегулирован.
Так как Совет Народных Комиссаров уже через несколько часов должен был отправляться в Москву, Ленин велел мне зайти к Подвойскому и Мехоношину, которым было поручено оформить и выдать ассигнования.
Владимир Ильич протянул мне руку и попросил передать латышским стрелкам привет и пожелание наилучших успехов в их борьбе за защиту и укрепление Советской власти.
Сказав что-то мимоходом секретарю, Владимир Ильич быстро вышел в коридор.
Такой была моя встреча с Лениным, и я ее никогда не забуду...
«О Ленине. Воспоминания революционеров Латвии»,
Рига, 1959, стр. 129—133.
Примечания:
1 Речь идет о демобилизации из старой армии. Ред.