П.И.Стучка
ЛЕНИН ПОЛАГАЛСЯ НА ЛАТЫШСКИХ СТРЕЛКОВ1
Первая моя личная встреча с уже революционными красным стрелками произошла 17 (30) мая 1917 года в Риге, куда я приехал как раз накануне принятия знаменитой резолюции. Я видел только восторженное, почти единогласное голосование. Должен признаться, я был сильно поражен этой решимостью. Днем позже, выступая на отдельном общем собрании одного из полков, я убедился, что это — думы и воодушевление масс, а не только избранной верхушки.
Мне не хочется умалять величия исторических событий незначительными заметками личного характера. Но мне не хотелось бы упустить случай сказать еще раз, какого мнения был великий вождь мировой революции о латышских стрелках, как о борцах пролетарской революции, защитниках ее победы. Это мнение — самая лучшая оценка революционной роли стрелков. Когда я, вернувшись в конце мая 1917 года в Петроград, сообщил товарищу Ленину о рижских событиях, он придал самое большое значение факту революционизирования стрелков. По его предложению я должен был написать письмо из Риги (см. «Правду» за 4 (17) июня), в котором была отмечена также и резолюция стрелков. Наш великий вождь правильно оценил значение этого факта и для всего дальнейшего хода революции.
Затем наступили октябрьские дни. Новая власть нуждалась в надежном и, безусловно, преданном страже. В охране Смольного и Таврического дворца (во время разгона Учредительного собрания) первое место занимали товарищи, отобранные латышскими стрелковыми полками.
Мне вспоминается, как однажды вечером, когда на горизонте революционного Петроградского фронта появились грозные тучи, Ленин специально пригласил к себе меня и ныне покойного Петерсона. Ленин был несколько встревожен, но этого никогда нельзя было заметить по выражению его лица. Он спросил нас, не следует ли ему, для того чтобы укрепить уверенность товарищей-стрелков, лично выступить перед ними с речью. Мы с Петерсоном заверили Ленина, что это лишнее; что, разумеется, товарищи-стрелки с величайшей радостью увидели бы его перед собою, но, принимая во внимание чрезвычайную загруженность Ленина работой, ему не следует спешить с подобным выступлением. Латышские стрелки стоят непоколебимо, как скала, на страже революции. И наши слова не были пустым звуком.
Затем вспоминается ответственный момент в Москве. Было это 7 июля 1918 года2 в день восстания левых эсеров. В качестве комиссара юстиции я только что побывал на месте убийства германского посла Мирбаха. Когда я оттуда прибыл в Большой театр на съезд3, там меня ждали товарищи Данишевский и Петерсон: Ленин нас немедленно вызывает к себе. Когда мы явились туда, Ленин сообщил нам, что левые эсеры восстали и что единственной вполне преданной революции воинской частью, по его мнению, является Латышская стрелковая дивизия. Что мы об этом думаем? Мы единодушно согласились с ним и заверили, что в этой силе сомневаться не приходится. Ленин все же попросил вызвать кого-нибудь из самых надежных членов командного состава. Я теперь уже не помню, кто именно, но двое или трое офицеров были тотчас же вызваны. Ленин сделал им несколько тактических указаний, подчеркивая беспощадность борьбы. Затем офицеры ушли, и Ленин, сохраняя обычную веселость, вступил в беседу с собравшимися частным образом членами правительства, как будто ничего особенного не случилось, уверенный в том, что власть в Москве стоит прочно, как всегда. Так велико было его доверие к латышским стрелковым полкам. И на этот раз он также не обманулся в своих надеждах.
Наступление Латышской дивизии на штаб левых эсеров, правда, запоздало (7 июля у стрелков был «национальный» праздник — Иванов день), — оно началось только под утро!4 Но, когда я впоследствии в качестве председателя особой чрезвычайной следственной комиссии по делу эсеровского мятежа допрашивал арестованных членов эсеровского штаба, они показали, что первый или второй (хорошо не помню) орудийный снаряд упал как раз на... стол, за которым происходило заседание штаба5, и штаб тотчас же в панике поспешил бежать. Это слишком быстрое бегство дало части эсеров возможность спастись через еще не отрезанный выход.
Разумеется, о латышских стрелках мне с Лениным приходилось говорить еще не раз, но эти беседы уже не имели такого важного значения, и их подробности уже изгладились из памяти. Еще один момент ярко запечатлелся в моей памяти. Когда Советская власть переживала, быть может, самый серьезный кризис — в дни, когда Деникин приближался к Орлу и Туле, — Центральный Комитет Российской Коммунистической партии по предложению товарища Ленина принял особое постановление — перебросить части латышских стрелков с Западного фронта на юг (этот «юг» в то время был довольно северным). Свои самые большие надежды Ленин возлагал на прославленную конницу и латышских стрелков. Как сейчас помню, Ленин попросил себе карту, подсчитал, через сколько дней латышские стрелки смогут быть под Орлом, и с величайшим вниманием все время следил за их переброской. И на этот раз он тоже не обманулся в своих надеждах.
Мне кажется, что приведенные здесь факты об оценке гениальным вождем революции революционной роли и значения латышских стрелков являются наилучшим и убедительнейшим свидетельством этой роли.
«Latvju strelnieku vesture», т. 1, ч. 1, М., 1928, стр. IV—VI.
Примечания:
1 Отрывок из «Предисловия», написанного автором 25 декабря 1927 г. к сборнику «Latvju strelnieku vesture». Заголовок дан составителями. Ред.
2 Автор допускает здесь неточность. Должно быть: 6 июля. Ред.
3 V Всероссийский съезд Советов. Ред.
4 Имеется в виду утро 7 июля. Ред.