В. И. ЛЕНИН ОБ УСТНОМ НАРОДНОМ ТВОРЧЕСТВЕ
I
Более полутораста лет тому назад в России начали заниматься собиранием произведений устного народного творчества. За это время накопилось чрезвычайно много ценнейших фольклорных материалов, записанных во всех уголках нашей обширной страны. В этих записях мы находим образцы высокой поэзии и замечательного народного юмора. Народные рассказы об исторических событиях и изумительных патриотических подвигах простых русских людей раскрывают жизнь и мысли наших предков, их борьбу с интервентами за независимость, целостность и самостоятельность русского государства. Многочисленные записи, отображающие жизнь и быт крепостных крестьян, дают возможность пополнить наши сведения о крестьянских восстаниях, о героях и мучениках вековечной гражданской борьбы — борьбы классов, принимавшей самые разнообразные формы.
Фольклорные материалы заключают в себе яркие свидетельства об отношении широких народных масс к духовенству, к военщине старого типа, к чиновничеству, купечеству, дворянству. Записи, относящиеся ко второй половине XIX и началу XX века, отражают рост рабочего класса в России и развитие революционного движения, предшествующего революциям 1905 и 1917 годов. Великая Октябрьская социалистическая революция дала мощный толчок развитию народного творчества, чему ярким свидетельством являются вышедшая в издании «Правды» книга «Творчество народов СССР»1 и много других изданий старых и вновь собранных фольклорных произведений всех народов нашего социалистического отечества.
Огромнейший рукописный материал, накопленный во всевозможных архивохранилищах, казалось бы, должен был привлечь пристальное внимание наших ученых. Литературоведы, этнографы, историки и философы должны были бы разобраться в этом колоссальном материале, принадлежащем творчеству простых русских людей, и не только подготовить его к изданию, но и, самое важное, изучить и обобщить его, сделать из него правильные научные выводы. Казалось бы, вот где находится один из первоисточников, который может дать так много для исследователей истории жизни и борьбы народов СССР. Но, к сожалению, обобщающих работ по фольклорным материалам у нас чрезвычайно мало. Заполнение этого пробела, наряду с дальнейшим собиранием новых материалов, — первоочередная задача работников в области фольклора.
В этой статье я хочу рассказать об отношении В. И. Ленина к народному творчеству. Высказывания Владимира Ильича дают верное направление крайне важному делу исследования народной жизни.
___________
После переезда в марте 1918 г. Советского правительства из Петрограда в Москву мы стали устраивать в Кремле, при Управлении делами Совета Народных Комиссаров, небольшую библиотеку, которой всегда мог бы пользоваться Владимир Ильич.
В первую партию книг, затребованных Владимиром Ильичем, входил и «Словарь русского языка» Даля. Владимир Ильич поставил его на вертящейся этажерке возле своего письменного стола. Он очень часто занимался им, не только просматривая, но и внимательно читая приводимые там в качестве примеров пословицы, поговорки, а также изучая отдельные слова в их многообразном значении*.
Я предложил ему принести книги из моей личной библиотеки, где собраны были произведения народной литературы и материалы по изучению русского языка. Разговор перешел на фольклорные материалы, изучением которых я занимался в часы досуга. Когда я сказал Владимиру Ильичу, что у меня в библиотеке имеются довольно хорошо подобранные книги былин, народных песен и сказок, он сейчас же выразил желание посмотреть их. Так как моя библиотека еще не вся была распакована и как раз до ящика с изданиями по фольклору не дошли руки, то я пошел к Демьяну Бедному, обладателю замечательной библиотеки, и попросил разрешение взять у него на время несколько книжек по фольклору, которые, как мне казалось, должны были особенно заинтересовать Владимира Ильича. Ефим Алексеевич дал мне целую охапку книг. Когда я доставил книги Владимиру Ильичу, он быстро просмотрел их по заглавиям, разложил по жанрам и больше всего внимание обратил на «Причитания Северного края», собранные Е.В. Барсовым, где во второй части были напечатаны «Плачи завоенные, рекрутские и солдатские»**.
- По замыслу интересная книга, - сказал Владимир Ильич, кладя «Завоенные плачи» прямо против себя.
В этот день вечером я видел, как Владимир Ильич внимательно читал «Смоленский этнографический сборник», составленный В.И. Добровольским.
- Какой интересный материал! – сказал Владимир Ильич, когда я наутро вошел к нему. – Я бегло просмотрел все эти книжки и вижу, что не хватает, очевидно, рук или желания все этот обобщить, все это просмотреть под социально-политическим углом зрения. Ведь на этом материале можно было написать прекрасное исследование о чаяниях и ожиданиях народных. Смотрите! – добавил он. – Вот здесь, в сказках Ончукова2, которые я перелистал, - и он стал вновь просматривать эту книгу, - ведь здесь есть замечательные места. Вот на что нужно было бы обратить внимание наших историков литературы. Это подлинно народное творчество, такое нужное и важное для изучения народной психологии в наши дни.
К сожалению, в этот раз мне не пришлось больше беседовать с Владимиром Ильичом по поводу поднятого вопроса. Но я понял, почему Владимир Ильич неоднократно говорил мне, что, записывая и собирая среди народных масс рукописи, рассказы, сказания, легенды, изложение различных учений и тому подобные произведения, я делаю нужное и важное дело. Я понял, что он относится к этнографии весьма положительно, глубоко понимает ее смысл и значение и хочет, чтобы этнографический материал всегда обобщался, анализировался и рассматривался с марксистской точки зрения. Конечно, он был глубоко прав. Только научный марксистский анализ дает нам возможность понять сущность народного творчества, отражающего вековую борьбу, желания и ожидания широких народных масс.
II
Как-то зайдя ко мне, Владимир Ильич обратил внимание на ряд книг в старинных самодельных переплетах, стоявших на полке моей библиотеки. Тут же стояли книги более современные, также в самодельных нарядных и обыкновенных переплетах.
— Что это за книги? — спросил Владимир Ильич.
— Это рукописи, собранные мной во время исследовательских этнографических поездок, — ответил я.
Он взял одну из рукописей и внимательно стал просматривать ее, обратив внимание на простонародность речи, на своеобразие слога, на грамматические ошибки, на тщательность и любовь, с которыми были сделаны записи.
— Это очень любопытно! Кто это писал?
— Неизвестный автор, — ответил я ему. — Эти рассуждения я с трудом достал; они ходят по рукам среди крестьян.
— А когда это написано?
— Этот список, я полагаю, написан в начале XIX века. Само произведение, вероятнее всего, уже было распространено как потаенная рукопись еще в XVIII веке.
Я пояснил Владимиру Ильичу, что все эти рукописи принадлежали различным писателям из народной среды, которые входили в разные тайные организации, в так называемые сектантские общины.
— Да, да. Так оно и похоже... Это то, что в Англии было в XVIII веке. Здесь, несомненно, есть влияние той литературы, вероятно пришедшей к нам через издания Новикова3, которая там в XVII и XVIII веках была сильно распространена***. Ведь у нас ходили по рукам такие же рукописи еще со времен Петра Первого и даже раньше. Помнится, вы же писали о Квирине Кульмане4, распространявшем в Москве рукописи, — привезенные из Германии, за что наши попы сожгли его в Москве, вот здесь, на Красной площади****.
Владимир Ильич просматривал рукопись за рукописью.
— Вот удивительное дело, — сказал он, — наши ученые, все эти приват-доценты и профессора, возятся над каждой философской брошюркой, никчемной статейкой, написанной каким-либо горе-интеллигентом, вдруг почувствовавшим философский зуд, а вот здесь подлинно народное творчество, и его игнорируют, его никто не знает, им никто не интересуется, и о нем ничего не пишут. Недавно я просматривал библиографию истории русской философии Колубовского и его же библиографический список ио русской философии*****. Чего-чего там только нет! Список трудов русских философов в палец толщиной! Многонько! А вот библиографии произведений народной философской мысли, — хотя бы это и был XVII век в XIX столетии, — вот этого нет. А ведь это куда более интересно, чем эта «философская» дребедень многих и многих наших философов из буржуазной интеллигенции. Неужели не найдется охотника среди марксистов-философов все это рассмотреть и обо всем этом написать связное исследование? Это обязательно нужно сделать. Ведь это многовековое творчество масс отображает их миросозерцание в разные эпохи.
— Вот, — подумал я, — Владимир Ильич только мимоходом, случайно прикоснулся к этим доселе ему не известным материалам — и сразу намечены пути исследования, подчеркнуто все самое важное, дано направление: только бери, работай, делай. Смысл и значение фольклорно-этнографических исследований стали яснее. Владимир Ильич подчеркнул необходимость обобщений, социально-политических выводов из всех этих материалов.
III
— Хорошая книжечка! — сказал Владимир Ильич, возвращая мне через несколько дней «Завоенные плачи», на которые он обратил особое внимание.
— Я внимательно прочел ее. Какой ценнейший материал, так отлично характеризующий аракчеевско-николаевские времена, эту проклятую старую военщину, муштру, уничтожавшую человека! Так и вспоминается «Николай Палкин» Толстого и «Орина, мать солдатская» Некрасова. Наши классики несомненно отсюда, из народного творчества, нередко черпали свое вдохновение. Почему бы не написать исследование, чем была аракчеевская военщина для крестьян, которые убегали от помещика, от рекрутчины, от солдатчины и организовывали «понизовую вольницу», собираясь на Волге, на Дону, в Новороссии, на Урале, в степях в особые ватаги, дружины, отряды, в вольные общества вольных людей? Тот же народ, а совсем другие песни, полные удали и отваги, смелые действия, смелый образ мыслей; постоянная готовность на восстание против дворян, попов, знати, царя, чиновников, купцов. Что перерождало их? К чему они стремились? Как и за что боролись? Разве это не интересно знать? И все это звучит в народной песне. Даже здесь, в этих скорбных «Завоенных плачах», раздававшихся в деревнях, при помещике, при старостах, при начальстве, — и то прорывается и ненависть, и свободное укорительное слово, призыв к борьбе сквозь слезы матерей, жен, невест, сестер. А тут, смотрите, слабенькая статейка этого Елпидифора Барсова. Он сделал хорошее дело, собрав и записав все это. Но очень может быть, что самое важное, затаенное, ему как барину и не сказали. Надо докопаться до скрытых, тайных песен, плачей, сказок, сатир — они должны быть, и в них мы найдем много нового и, вероятно, особо ценного.
Я был потрясен этим неожиданным высказыванием Владимира Ильича. Ведь, несомненно, в таком подходе, в таком изучении — главнейший смысл этих бесчисленных записей, делавшихся и делающихся теперь тысячами фольклористов. Я с благоговением храню тот экземпляр «Завоенных плачей», который был в руках Владимира Ильича и где он сделал ряд отчерков на полях: Демьян Бедный подарил мне эту книгу. И я надеюсь, если хватит сил, разработать ее по указаниям Владимира Ильича, чтобы издать ее по-новому.
IV
Возвращая книгу «Завоенные плачи», Владимир Ильич сказал мне:
— А я так увлекся этими записями, что забыл, что книга-то не моя, и стал отчеркивать особо интересные тексты, на которые стоило бы обратить особое внимание.
Я с радостью сказал Владимиру Ильичу, что Демьян будет счастлив иметь книгу с его пометками, и предложил еще оставить книгу. Он улыбнулся и сказал:
- Да вот все дела и дела, а так хочется написать статью на основании этого интереснейшего настоящего народного материала: ведь это действительно народные думы, сама каторжная жизнь народа! Да вот некогда. Пусть другие пишут.
И он, к огорчению моему, протянул мне книгу и сейчас же углубился в бумаги, лежавшие перед ним. Я понял, что придется примериться с этим, и более не о чем не настаивал.
В этот же день вечером я был у Демьяна Бедного, и мы страницу за страницей внимательно рассматривали эти трехцветные отчеркивания на полях, а в некоторых местах подчеркивания отдельных строк.
Если вчитаться во все, что выделил Владимир Ильич [во «Введении» Е.В. Барсова], то ясно обозначится связная гамма глубоко проникновенных крестьянских переживаний, высказываний, печали и и тоски, сквозь которые изредка, как бы скрытно, проскальзывают нотки вспыхивающего затаенного гнева и пламенного желания сбросить помещичье-царский гнет, утеснения и вековечные издевательства.
- Вот как надо изучать фольклор, - воскликнул Ефим Алексеевич, - а не крохоборствовать, обращая больше всего внимания на разночтения, ударения, повторения и всю ту внешность, которой придается у нас несоизмеримое значение. Везде и всюду должна быть приложенная политическая точка зрения, раскрывающая внутреннюю борьбу народа с угнетателями, начиная от царей земного и небесного до последнего полицейского ярыжки включительно.
_________________
Если внимательно вчитаться во все, что так или иначе отметил Владимир Ильич в «Плачах завоенных, рекрутских и солдатских», то сразу станет ясна та направленность, которая руководила им при чтении этих народных песен при трагических проводах в солдаты в старое, николаевское время. Умение выделить из огромного числа записей самое важное, наиболее общественно ценное ярко бросается в глаза при внимательном чтении отчеркиваний Владимира Ильича. Этими вдумчивыми замечаниями. сделанными при беглом прочтении огромного тома, Владимир Ильич как бы дал направление всей работе наших исследователей в области народного поэтического творчества.
Глубокий социально-политический анализ, выявление общественных мотивов народного творчества, вскрытие их идейной сущности и политической значимости, классовых антагонизмов, отображенных в фольклоре народов СССР и русского народа в частности и в особенности, — вот что требуется от современного изучения этого народного творчества. Этот путь исследования указал всем нам Владимир Ильич своим изучением «Завоенных плачей». И этот завет Владимира Ильича мы должны выполнить.
Я полагаю, что эти мои маленькие заметки об отношении Владимира Ильича к устному народному творчеству и фольклорным записям будут полезны читателям и исследователям народной жизни, живущим в славную героическую эпоху торжества Великой социалистической революции.
Впервые опубликовано в журнале «Советская этнография», 1954, № 4. Печатается по III т. Избр. соч.
* В 35-м томе сочинений В. И. Ленина, где опубликованы его письма, мы находим на стр. 309 письмо к А. В. Луначарскому от 18 января 1920 г., в котором Владимир Ильич сообщает, что он ознакомился «с знаменитым словарем Даля». «Великолепная вещь, — пишет он, — но ведь это областнический словарь и устарел». Он предлагает «создать словарь настоящего русского языка, скажем, словарь слов, употребляемых теперь и классикам и, от Пушкина до Горького». А в письме к М. Н. Покровскому, также по линии Наркомпроса, от 5 мая 1920 г., Ленин попросил его «проверить, делается ли» то дело, о котором он писал Луначарскому (т. 35, стр. 381).
(Письмо В. И. Ленина к А. В. Луначарскому см. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 51, стр. 121-122; письмо к М. Н. Покровскому см. там же. стр. 192.)
** Е.В.Барсов. Причитания Северного края, ч. 1. М., 1872; ч. 2. М., 1882, - Ред
*** Изумительно это мимоходом брошенное замечание об изданиях Н. И. Новикова.
Действительно, при детальном изучении некоторых рукописей удалось уже обнаружить заимствовании из авторов конца XVIII в., и как раз из книг, изданных Новиковым.
**** Владимир Ильич вспомнил мою статью «Сожжение коммунистов в России», напечатанную в журнале «Современный мир», 1909, № 2, стр. 51—65. После эта статья была мной перепечатана в сборнике «Из мира сектантов». М., ГИЗ, 1922, стр. 7—23.
***** Владимир Ильич здесь подразумевал следующие работы Я. II. Колубовского, которые ему были доставлены но его желанию из Румянцевского музея: «Философский ежегодник, обзор книг, статей и заметок, преимущественно на русском языке, имеющих отношение к философским знаниям», год 1-й. М., 1894; год 2-й. М., 1896» «Материалы для истории философии в России»; «Вопросы философии и психологии», 1898, кн. 4; «Философия у русских» (послесловие к книге: Ибсрвег Гейнце. История новой философии в сжатом очерке. СПб., 1890).
Примечания:
1 В изд-ве «Правда» вышли два сборника под этим наименованием: один — под ред. М. Горького (М., 1937), другой — под ред. М. Горького и JI. 3. Мехлиса (М., 1938). (Стр. 416.)
2 По-видимому, имеется в виду книга Н. Ончукова «Северные сказки». СПб., 1908. (Стр. 418.)
3 Н. И. Новиков (1744—1818) — выдающийся русский просветитель, писатель-сатирик, журналист, книгоиздатель.
В 1792 г. был арестован и заключен в Шлиссельбургскую крепость. В 1796 г. освобожден, но разрешения продолжать свою деятельность не получил. (Стр. 419.)
4 Квирин Кульман — религиозный мистик. В 1688 г. приехал в Москву, в Немецкую слободу, где организовал религиозно-философский кружок. Был сожжен в Москве в 1689 г. по обвинению в еретичестве. (Стр. 419.)