БОЛЬШЕВИСТСКИЕ ИЗДАТЕЛЬСКИЕ ДЕЛА В 1905-1907 ГГ.
Когда грянула революция 1905 г. и когда царское самодержавное правительство под революционным натиском масс поджало хвост и присмирело, пролетариат России тотчас же везде и всюду подал свой мощный голос через сотни газет, возникших почти в каждом городе нашей страны. Первой нашей газетой в Петербурге была «Новая жизнь»1, которая возникла еще до приезда Владимира Ильича из-за границы. Она была основана радикальной интеллигенцией. Официальным редактором-издателем ее был поэт Н. М. Минский, а издательницей — М. Ф. Андреева2, жена А. М. Горького. Во главе газеты в качестве ее редактора стоял Петр Петрович Румянцев, старый социал-демократ, примыкавший в то время к большевикам, участвовавший в нашей нелегальной работе до октябрьских событий 1905 г. и приезжавший в Женеву [по пути] на третий съезд нашей партии, где он был выбран в ЦК. С наступлением реакционного периода 1907—1908 гг. он отошел от большевиков и кончил свою жизнь эмигрантом в Берлине, куда убежал от Октябрьской революции.
До приезда Владимира Ильича газета «Новая жизнь», хотя и имела марксистскую внешность, была все-таки сильно разбавлена радикализмом демократической интеллигенции, и Владимиру Ильичу пришлось много бороться за очищение газеты. Идейные наши враги того времени, и, конечно, меньшевики прежде всего и больше всего, шипели со всех сторон на Владимира Ильича, желая его скомпрометировать указаниями на то, что он стал руководить газетой, где были в редакции непролетарские, чуждые нам элементы. Эти мелкие люди не понимали того, что Владимир Ильич вместе со своими ближайшими товарищами, раз он вошел в редакцию, конечно, все должен был переделать по-своему, по-большевистски. Самое главное в такое горячее время — необходимо было иметь орган, через который можно было бы громко говорить с пролетарской массой. И Владимир Ильич говорил с ней полным голосом, шедшим вразрез с примиренческой позицией меньшевиков.
Приехав в Петербург из-за границы, я в первые же часы своего приезда был в редакции газеты «Новая жизнь», куда я пошел вместе с В. В. Воровским. Здесь мы встретились с Владимиром Ильичем, который был крайне озабочен. Я давно не видел его столь взволнованным, усталым и глубоко задумчивым. Я заметил после, что именно это выражение его лица и, особенно, глаз, человека, говорящего, делающего распоряжения, но думающего какую-то ни для кого не доступную думу, — всегда было перед большими поворотными общественно-политическими событиями, накануне новых его решений, новых его обобщений, новых писаний, освещавших дальнейший путь нашей партийной жизни. Он, как всегда, весьма заботливо встретил меня, расспросил о Женеве, откуда я только что приехал, о заграничных делах, об арестованной Вере Михайловне*, о моей дочери Леле, которая находилась где-то у знакомых в Петербурге. Сказал, чтобы я сообщил ему обязательно, где она, когда я ее отыщу, как будто ему только и было дела, чтобы думать о полуторагодовалом ребенке. И все это, как всегда, не для слова, а серьезно, с повторением до мелочей всего, что делать, как быть. Сейчас же осведомился он у меня, чем думаю заняться по партийной работе. Рассказал и показал все в редакции нашей новой газеты, гордо заявив, что это, пожалуй, покрупней, чем в Женеве.
Владимир Ильич весь ушел в работу газеты «Новая жизнь», и эта наша первая легальная газета сделалась вскоре главным штабом пролетарской революционной работы того времени. Владимир Ильич, принимая самое живейшее участие в деятельности ЦК нашей партии, руководя Петербургским Комитетом и всем пролетарским движением нашей страны, в то же время много писал по насущным вопросам того времени. Несмотря на всю занятость, он, кроме того, отдавал много времени самой организации газеты, ее хозяйству, ее редактированию и обращал особое внимание на внутренний ее отдел, тщательно читая все, что для него поступало в редакцию.
Он считал, что пролетарская свободная печать является одним из главнейших завоеваний революции 1905 г.
— И к этому одному из важнейших завоеваний, — говорил он, — мы должны относиться особенно бережно.
Безусловная, щепетильная, точная правда; факты, десять раз проверенные; сведения точные; цитаты и цифры правильные — вот то, что должно всегда быть в каждой самой небольшой корреспонденции. Плохо, — говорил он, — если про наши газеты пойдет слава, которая раньше была про календари. Помните: «Все врут календари».
Мне, работающему в газетах в качестве корреспондента, обозревателя, фельетониста и редактора вот уже более тридцати лет, выпало на долю то большое счастье, что некоторое время эта моя работа протекала под наблюдением такого несравненного редактора, которым всегда был В. И. Ленин. И те основы, которые он вложил в газетную работу в нелегальных и легальных изданиях, по моему мнению, столь нужны и важны для всей нашей современной пролетарской печати, что хочу хоть в нескольких словах поделиться ими с товарищами и собратиями по перу.
Владимир Ильич всегда почти все прочитывал сам, что шло в номер газеты, или доверял это чтение особо ответственным товарищам. Его всегда беспокоило: нет ли чего-либо неверного в статье или в корреспонденции? Если автор был недостаточно известен, он обязательно проверял сам или поручал кому-либо проверить цитаты, на выборку — цифры, сам подсчитывал статистические таблицы и нередко открывал ужасающие ошибки. Щепетильный до мелочей в правильности перевода с иностранных языков, он требовал четкости языка, и, если встречалось какое-либо слово или выражение, которое может иметь другое значение пли придать другой смысл, он нередко ставил в скобках это слово или выражение на том иностранном языке, с которого делался перевод.
Но особенно его всегда озабочивали корреспонденции о нашей внутренней российской жизни. С необыкновенным чутьем он улавливал фальшь в сообщениях и все сколько-нибудь подозрительное в смысле правдивости тотчас же выкидывал. Даже в нелегальные времена он проверял наиболее важные сообщения и требовал от товарищей, живших нелегально в России, доставать всевозможные документы, на точном основании которых писал сам и поручал другим писать статьи.
Так, в начале 1905 г., когда наступили волнения и правительство Николая II задумало ряд куцых реформ, он поручил мне, ехавшему в Россию на нелегальную работу, обязательно раздобыть записки, постановления министерств, земств, городских самоуправлений, обществ, которые ему нужны были для проверки поступавших сообщений в нашу женевскую газету «Вперед» и для написания статей, предисловий и пр. Мне удалось это выполнить. Я никогда не забуду, как Владимир Ильич в буквальном смысле слова «пушил» одного из наших корреспондентов, приехавшего в Женеву с юга России и описавшего как очевидец демонстрацию, а после оказалось, что он многое преувеличил, напутал и сообщил неверно. Владимир Ильич заявил ему, что он таким образом обманул его лично, редакцию газеты «Вперед», нашу партию, весь пролетариат России, западноевропейскую рабочую прессу, «Интернационал» и пр., и выходило так, что этот обман распространяется теперь, можно сказать, на всю вселенную и что он, этот товарищ, достоин всяческого порицания. И Владимир Ильич очень долго почти не разговаривал с ним.
В «Новой жизни» он был особенно озабочен внутренним отделом и корреспонденциями и все время предупреждал товарищей, что надо сугубо осторожно относиться к сведениям, от кого бы они ни исходили, проверять на месте и заверять вполне достоверными показаниями.
— Никакой беды нет, — говорил он, — если подождем печатать два-три дня, но зато напечатаем настоящую правду, а это будет важней некоторого опоздания.
И, конечно, он сто раз был прав.
Если ему приходилось слышать упреки, что напечатано что-либо неверно, он тотчас же предлагал напечатать опровержение, разъяснение, но требовал представить точные факты и доказательства.
В революционные эпохи значимость печатного слова особенно велика. «Слово не воробей, вылетит — не поймаешь». По одному уж поэтому надо крайне осторожно обращаться с печатным словом и помнить раз и навсегда, что пролетарское слово должно быть всегда самой истиной.
После разгрома московского восстания царское правительство перешло от обороны к нападению и тотчас же закрыло газету «Новая жизнь». П. П. Румянцев и после закрытия выпустил демонстративно один номер — последний номер — газеты, жизнь которой на этом закончилась. Охранное отделение разгромило редакцию, арестовало многих сотрудников, запечатало экспедицию и конфисковало все материалы и запасы газетных номеров. Владимир Ильич был уже в это время нелегальным. Он скрылся и переехал в Финляндию, поселившись на станции Куоккала, на вилле «Ваза», откуда нередко наезжал нелегально в Петербург.
_________
В 1907 г. Владимиру Ильичу пришлось поспешно уезжать из ближайшей Финляндии, где он жил на станции Куоккала, на вилле «Ваза». Полицейская слежка за ним в это время была настолько усилена, что были все основания предполагать, что жандармы нарушат самостоятельность Финляндского княжества и приедут с обыском, чтобы арестовать Владимира Ильича, Надежду Константиновну и всех, кто проживал на вилле «Ваза». Мы, часто приезжавшие к Владимиру Ильичу, постоянно замечали, что наши подпольные работники, несмотря на всю опытность, никак не могли избавляться от шпионов и заметать следы. Куоккала и ее окрестности были наводнены шпионами. Достаточно было кому-либо из нас слезть на этой станции и пойти в любую сторону, даже в самый глубокий обход или в совершенно противоположную сторону от виллы «Ваза», — как за нами тотчас же или шли неизвестные люди, или ехали извозчики. Были случаи, что на пути нас останавливали и спрашивали то дорогу, то предлагали помочь в искании дачи, или делали еще какие-нибудь подобные предложения, лишь бы приблизиться и рассмотреть нас, сличая, может быть, с теми фотографиями, которые у шпионов нередко имелись, если им было предписано следить за определенными лицами.
Когда однажды я и Михаил Степанович Ольминский, выйдя из поезда, увидели, что шпионы тесным кольцом нас окружили, то мы решили пойти к Владимиру Ильичу и сказать о том действительном положении вещей, которое создается здесь, на станции Куоккала, и посоветовать как можно скорее отсюда выехать, так как кроме этого мы получили тревожные сведения от некоторых служащих финляндской полиции, среди которой были социал-демократы финляндской рабочей партии. После провала в Териоках нашей конспиративной квартиры, где только что была петербургская городская конференция и где был взят наш ответственный товарищ, секретарь организации, по прозвищу «Галоша», нам особенно стало ясно, что тревожные сведения, полученные из сфер финляндской полиции, имеют большое основание и что вслед за разгромом конспиративной квартиры в Териоках надо ждать разгрома такой же квартиры на вилле «Ваза».
Мы высказали Владимиру Ильичу откровенно все наши соображения, а Михаил Степанович прибавил:
— Знаете, Ильич, шпионов так много, как никогда в моей жизни я не видел. Это плохой признак. Охранка обыкновенно насыщает местность шпионами тогда, когда хочет произвести там разгром и, по нашей старой конспиративной привычке, ни такой шпионской зоны нужно всем нелегальным, — а вы ведь в сущности нелегальный, — сейчас же уехать и чем скорее, тем лучше.
Владимир Ильич очень серьезно отнесся к этим соображениям и сказал, что тоже заметил усиленную слежку за их дачей, что неизвестные личности постоянно здесь шляются, что Г. Д. Лейтейзен (Линдов), который недавно нарочно вышел среди бела дня из виллы и прошел как бы прогуляться в глубь леса, тотчас же заметил за собой двух провожающих, которые издали шли за ним, собирая осенние цветочки и шишки. Было решено, что Владимир Ильич оставит эту квартиру завтра же и как можно скорей переедет в глубь Финляндии.
Мы же перешли к обсуждению с Владимиром Ильичем целого ряда деловых вопросов, прекрасно сознавая, что общаться с ним, когда он будет жить в Финляндии, будет очень трудно. Мы не исключали возможности, что Владимир Ильич в скором времени должен будет совсем выехать из Финляндии за границу. Условились об адресах, кличках и о всем необходимом конспиративном аппарате. Решили также, как только Владимир Ильич даст нам знать, что он за Гельсингфорсом, то мы распространим в Москве слух, что Владимир Ильич выехал в Закавказье, чтобы таким образом хоть несколько отвлечь шпионскую разведку.
— Вот что я хотел вам давно сказать, — обратился ко мне Владимир Ильич, — положение сейчас крайне трудное; как видите, мы остаемся у совершенно разбитого корыта: прессы у нас никакой нет, создать ее очень трудно, провал идет за провалом; совершенно несомненно, что в нашей организации имеется энное количество шпионов и провокаторов, чтобы выкурить которых потребуется значительное время. Нам сейчас же надо думать о том, как сохранить все, что только возможно, из того, что еще осталось на легальном положении. Начинайте-ка вы сейчас же создавать легальное партийное издательство3; начните, с чего хотите. Я рекомендовал бы начать с детской литературы; у Веры Михайловны** имеется много прекрасных детских книг и книг для юношества, вот и переиздайте их. Михаил Степанович кончает писать книгу «О государстве, абсолютизме и бюрократии».—если можно, то издайте и ее; печатайте ваши исследования по сектантству и все, что подойдет другое. Одним словом, издавайте, что найдете нужным, лишь бы создать издательство, помня, что надо быть сейчас чрезвычайно осторожным. Теперь нее идет через цензуру, и надо обмануть этих бдительных дурачков. Пускай они укрепятся в мысли, что ваше издательство строго научное, а также для детей и юношества. А потом, когда времена несколько изменятся, — а они изменятся обязательно, — постепенно начнете вливать социал-демократическую литературу. Я ваш постоянный сотрудник и знайте, что я буду подыскивать вам других наших писателей и присылать их работы. Я убежден, что наступит время, когда у нас разовьется большое, хорошее партийное издательство.
Михаил Степанович с любопытством слушал этот разговор и тихонько сказал Владимиру Ильичу:
— Но как создать такое издательство? Ведь денег нет ни гроша в нашей партийной кассе и ни у кого из нас.
— Да, действительно, — воскликнул Владимир Ильич, — неожиданное значительное препятствие. — И расхохотался добродушным смехом.
— Ничего, Михаил Степанович! — ответил я на этот полувопрос. — Вы, наверное, помните, что в Женеве, в гораздо более трудных обстоятельствах, когда мы жили в эмиграции, мы и то организовали издание газеты «Вперед», а ранее выпускали брошюры довольно в большом числе. Так неужели вы думаете, что мы здесь, в Петербурге, не сумеем проделать такое же дело?
— Против этого аргумента, — ответил Михаил Степанович, — я ничего возразить не могу, потому что и в Женеве был удивлен, когда вы начали это издательство, а как оно осуществилось, часто и до сих пор представить себе не могу. Со своей стороны я могу предложить вам то, что предлагал в Женеве, — вот эти золотые часы, подаренные мне отцом, и эту золотую цепочку, которую подарил мне мой брат. Берите как основной капитал, закладывайте, продавайте, одним словом, делайте, что хотите, лишь раздобывайте за них деньгу.
— Основной капитал у нас имеется, — ответил я, смеясь, Михаилу Степановичу. Мысль о создании нашего легального издательства Владимир Ильич мне высказал еще месяца два тому назад, и мы подробно обсудили это дело с Верой Михайловной. И вот она при выявлении нашего финансового плана вынесла мне завернутую монету в 10 рублей золотом и сказала, что жертвует ее как начало нашего основного капитала для будущего издательства и прибавила: «Раз Владимир Ильич хочет, чтобы издательство было, оно должно быть».
В первой редакции опубликовано в журнале «Красная летопись», М., 1931 № 3, 4, 5-0, Печатается отрывок по II т. Избр. соч.
Заключительный отрывок публикуется впервые по авторской рукописи «Мои встречи и переписка с писателями» из архива В. Д. Бонч-Бруевича. — Отдел рукописей Государственной библиотеки им. В. И. Ленина (далее — ОР ГБЛ), ф. 3G9.
* В. М. Величкина-Бонч-Бруевич, моя жена, была в то время арестована на заседании Совета рабочих депутатов.
** Величкиной.
Примечания:
1 «Новая жизнь» — первая легальная ежедневная большевистская газета, выходила в Петербурге с 27 октября (У ноября) по 3 (16) декабря 1905 г. С приездом И. И. Ленина из эмиграции в Петербург в начале ноября 1905 г. газета стала выходить под его руководством. Активное участие в газете принимали А. М. Горький, В. В. Боровский, А. В. Луначарский, М. С. Ольминский, В. Д. Бонч-Бруевич. Вышло 27 номеров, последний, 28-й номер вышел нелегально. (Стр. 51.)
2 М. Ф. Андреева (1868—1953), член КПСС с 1904 г. Известная русская актриса, общественная деятельница, жена А. М. Горького. Оказывала финансовую поддержку партии, после Октябрьской социалистической революции активно участвовала в общественной жизни. (Стр. 51.)
3 В 1907 г. в Петербурге возникло партийное легальное большевистское издательство «Жизнь и знание», которым заведовал В. Д. Бонч-Бруевич. Издавало работы Маркса, Энгельса, Лафарга, Бебеля, отдельные работы В. И. Ленина (1917 г.), сочинения М. Горького, Д. Бедного и др., а также книги для детей и юношества и «Материалы по истории религиозно-общественных движений в России». Существовало до 1918 г. (Стр. 56.)