В. М. ВЕЛИЧКИНА (БОНЧ-БРУЕВИЧ)
Тридцатого сентября 1918 г. в два часа ночи, проболев два дня, скончалась от свирепой «испанки» Вера Михайловна Величкина (Бонч-Бруевич).
Смерть эта для нас была крайней неожиданностью. Еще три дня тому назад1 все ее видели здоровой и энергичной в Совнаркоме, где она на заседании, на котором председательствовал Владимир Ильич, делала доклад2 о здоровье школьников и о положении с питанием детей в школах. При полной поддержке Владимира Ильича Вера Михайловна отстояла декрет о всеобщем питании детей в школах без классового подхода к детям, против чего возражали некоторые, мнившие себя особо ортодоксальными марксистами. Владимир Ильич пошутил над ними, высказался всецело за предложение, внесенное Верой Михайловной от Наркомздрава, и поставил декрет на голосование. Всеми голосами против одного и одного воздержавшегося декрет был принят и сейчас же вошел в силу. Текст его был всюду передан по телеграфу. Вера Михайловна ликовала, зная, что теперь детишки будут накормлены в школах горячими завтраками. А это было существенно важно, ибо голод повсюду уже давал о себе знать и он, конечно, более всего отражался на детях.
Вечером этого дня к Вере Михайловне на квартиру пришла неизвестная женщина, жительница Кремля, и сказала, что она очень больна. Вера Михайловна, будучи врачом, сейчас же ее приняла, так как в Кремле тогда еще не была организована медицинская помощь. Температура у нее оказалась 40,8°. Вера Михайловна обнаружила у нее начинающееся воспаление легких. Она порекомендовала ей сейчас же лечь в постель, прописала нужные лекарства и лечение. Назад женщина уже идти не могла. У нас дома никого не было. Вера Михайловна сама повела ее домой. Женщина еле шла, тяжело дышала, положив голову на плечо Веры Михайловны, а та, обняв ее, с трудом таким образом вела по коридору третьего этажа Кавалерского корпуса. Ей встретился кремлевский служитель, который узнал женщину — это была прачка — и взялся довести ее до дома. Наутро Вера Михайловна почувствовала недомогание, но днем оно исчезло, и ничто не предвещало скорого трагического конца. В Кремле в это время стали появляться больные инфлуэнцией, которая быстро переходила в воспаление легких. Врачи Мосздравотдела стали определять болезнь «испанкой», и больных забирали в больницы. Заболевали больше женщины. Вера Михайловна вечером 27 сентября, хотя и чувствовала себя не совсем хорошо, поехала в Художественный театр. Вернулась она с недомоганием, жаловалась, что ее знобит. Температура была 37,5°. Вечером также заболела наша няня, а дочка Леля ночью металась в жару. Наутро Вера Михайловна встала с температурой в 38° и очень волновалась, что именно в этот день проходят ассигновки в Наркомпросе на горячие завтраки для школьников. Она очень боялась, что без нее там занизят суммы, и она, несмотря на болезнь, в холодный ветреный день поехала в пролетке в Наркомпрос. Оттуда она еле вернулась назад в сопровождении товарища. У нее была температура 40°. Сейчас же были вызваны врачи. Она бредила и все повторяла: «Теперь можно спокойно умереть: дети будут накормлены!». Врачи определили воспаление легких на почве «испанки». Было установлено дежурство. Приехал известный доктор Мамонов, принявший энергичные меры, но заявивший, что это «испанка» в очень тяжелой форме и что он ни за что не ручается. Остаток дня и ночь были кошмарны. И Вера Михайловна, и Леля, моя дочь, и ее няня были на краю гибели. 29 сентября всем стало лучше. Температура упала, у Веры Михайловны было 37,7°, но Мамонов покачивал головой: сердце сильно сдавало.
— Температура может опять вспыхнуть! — говорил он. — Эта болезнь очень коварная.
И действительно, у всех больных к четырем часам дня температура поднялась, и у Веры Михайловны больше всего. Сердечные впрыскивали беспрестанно. Она была почти без сознания. Температура дошла до 41°. Мамонов хотел оборвать процесс и ввел большой шприц хины. Температура несколько упала, чтобы через некоторое время дойти до 42°. Началась агония. Вера Михайловна задыхалась.
Мы все собрались у ее постели. Она открыла уже тускневшие, страдающие глаза и посмотрела на всех нас. Увидела свою дочку и тихо сказала:
— Прощайте! Умираю! Уведите Лелю. Она больна. Берегите ее...
И глаза ее закрылись. Бледная рука скатилась с груди... Мы все благоговейно стали на колени и поцеловали ее помертвевшую руку.
Она тихо скончалась в два часа ночи.
Веры Михайловны не стало.
Владимир Ильич после своего ранения отдыхал на даче. Я не решался ему сообщить о смерти Веры Михайловны, боясь его обеспокоить.
На другой день кто-то из товарищей по телефону сообщил Надежде Константиновне, а она сочла нужным оповестить Владимира Ильича, который прислал мне драгоценное для меня и моей осиротевшей семьи письмо. Впервые, через двадцать шесть лет, я решаюсь его опубликовать, передав подлинник на вечное хранение в архив ИМЛ. Вот это письмо:
1/Х—1918 г.
Дорогой Владимир Дмитриевич! Только сегодня утром мне передали ужасную весть. Я не могу поехать в Москву, но хотя бы в письме хочется пожать Вам крепко, крепко руку, чтобы выразить любовь мою и всех нас к Вере Михайловне и поддержать Вас хоть немного, поскольку это может сделать человек, в Вашем ужасном горе. Заботьтесь хорошенько о здоровье дочки. Еще раз крепко, крепко жму руку.
Ваш В. Ленин*
Дорогие Владимир Дмитриевич и Леленька, не знаю, что и сказать. Берегите друг друга. Крепко, крепко жму руку. Как-то ужасно трудно верится.
Ваша Н. К. Ульянова**
Впервые опубликовано по рукописи 1944 г. в III т. Избр. соч., Пo тексту которого печатается в настоящем сборнике.
* В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 50. стр. 18(5 —187. — Ред.
** Архив ИМЛ, № 44845.
1 Допущена неточность: последнее перед отъездом В. И. Ленина на отдых в Горки заседание Совнаркома под его председательством было 23 сентября 1918 г. (см. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 37, стр. 700). (Стр. 433.)
2 В. М. Величкина постановлением СНК от 6 (19) января 1918 г. была назначена правительственным комиссаром по народному просвещению по отделу школьной санитарии и гигиены (см. «Декреты Советской власти», т. I. М., 1957, стр. 587). (Стр. 433.)