Н. Горбунов
КАК СОЗДАВАЛСЯ В ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ РАБОЧИЙ АППАРАТ СОВЕТА НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ
(Отрывки из воспоминаний)
Когда пишешь воспоминания, связанные с Владимиром Ильичем, невольно приходится упоминать о себе. Это самое трудное, и это останавливает, так как хочется стушевать свою личность перед огромной фигурой Ленина, самое упоминание о себе кажется нескромностью и профанацией. Я это особенно сильно чувствую, так как поставлен был Владимиром Ильичем на работу не за какие-либо революционные заслуги, а просто потому, что был тем, кто приходил в момент восстания в Смольный и хотел работать.
Владимир Ильич меня не знал, член партии я был совсем молодой, вступил в партию в июльские дни 1917 года.
В то время, когда на улицах Ленинграда и Москвы происходили еще революционные бои, Владимир Ильич уже со всей энергией организовывал правительство. Был создан Совет Народных Комиссаров и назначены народные комиссары. Организовывались правительственный аппарат и наркоматы. В порядок дня встал вопрос и о создании аппарата Совнаркома. Дело это было поручено Владимиру Дмитриевичу Бонч-Бруевичу, который был назначен управляющим делами Совнаркома.
Я в это время вместе с несколькими другими товарищами работал в Смольном, стараясь установить какой-нибудь порядок и наладить справочную службу, чтобы рабочие, тысячами приходившие в Смольный, могли в первозданном революционном хаосе, в котором уже выкристаллизовывались органы советской власти, найти то, что им было нужно.
Неожиданно получаю записку от В. Д. Бонч-Бруевича с просьбой немедленно прийти к нему. Владимир Дмитриевич знал меня в связи с работой по распространению большевистской литературы в питерских рабочих районах, по организации митингов и хранению у меня небольшого запаса оружия в период между Февральской и Октябрьской революциями. Иду к нему, и он, ничего не объясняя, тащит меня наверх, в третий этаж, в ту маленькую угловую комнатку, где в первые дни работал Владимир Ильич (впоследствии там расположился Наркоминдел). Я вижу Владимира Ильича, который здоровается со мною и, к моему изумлению, говорит: «Вы будете секретарем Совнаркома». Никаких указаний я тогда от него не получил. Понятия о своей работе, да и вообще о секретарских обязанностях не имел никакого. Где-то конфисковал пишущую машинку, на которой мне довольно долго самому приходилось двумя пальцами выстукивать бумаги, так как машинистку найти было невозможно, где-то отвоевал комнатку и начал формировать аппарат, который первые дни состоял из меня одного, а потом возрос до трех-четырех человек. Одной из первых пришла ко мне Анна Петровна Кизас. Я ее не знал, но раз пришла — значит, своя. Начали мы с установления наличия учреждений, возникавших стихийно внутри Смольного. Совнарком тогда еще не заседал, что дало нам возможность немного подготовиться к работе. В. Д. Бонч-Бруевич прислал ко мне даже начальника канцелярии, якобы знатока американской постановки этого дела по новейшей системе. Этот начальник начал организовывать канцелярию на стульях, так как на весь аппарат Совнаркома приходился всего один стол, но скоро он так запутал даже то небольшое количество дел, какое у нас тогда было, что пришлось отказаться от «американской рационализации».
Первое заседание Совета Народных Комиссаров состоялось 3 ноября (ст. стиля) 1917 года в той же угловой комнатке, о которой я упомянул выше. Я был вызван на это заседание Владимиром Ильичем.
Не имея представления, как нужно вести протоколы, я попытался записать содержание доклада, но, конечно, не поспевал, так как стенографией я не владею. Кто присутствовал на заседании, не зафиксировал; председательствовал Ленин. На заседании слушался доклад приехавшего из Москвы тов. Ногина о московских событиях. Ввиду того, что эта протокольная запись имеет в настоящее время несомненный исторический интерес, я привожу полностью и с орфографической точностью.
«Заседание народных комиссаров
Доклад Ногина.
Отсутствие определенных рабочих кварталов.
Смешанность и пестрота Москвы.
Телефон, станция в руках к-революц.
Отсутствие пушек у юнкеров спасло положение.
В суб. утром взят Кремль, где был 56 полк. Озарение юнкеров.
Сражение в Кремле. Избиение солдат сдавшегося 56 полка кончилось расстрелом из пулеметов.
Центр, к. р. в Гор. Думе, охран, брониров. автомоб.
(Запоздание сведений. Так, о сдаче Кремля узнали только вечером).
(Вчера разрушен Никол. Двор).
В воскресенье бомбардир. Москвы. Стрельба происходила беспорядочно. (Истрачены около 1.500 — 2.000 снарядов 3 дм.)
(Снарядов недостаточно). Снарядами ничего сделаешь.
Можно разрушить всю Москву и ничего не достигнуть.
В руках контрреволюционер. Дума. Кремль. Манеж и прилегающие улицы. В центре Александр. учил. Весь интеллигентский центр в руках кон. рев.
Контр-революц. укрепились и окопались.
Попытки к соглашению не имели результатов. (Юнкера были против).
Наше настроение было прекрасно. (Ночь на 1-е ноября).
Решено было поскорее окончить дело.
Был составлен определен. план. Бывший до сих пор общий грандиозн. бой разменялся на ряд мелких. (Бой на Мясницкой, обстрел Кремля из Замоскворечья).
С нашей стороны была страшная неорганизованность. Так, неприятельский блиндирован. автом. подошел к самому Штабу (нашему) и подвергнул его обстрелу.
Только после того, как наши солдаты повернули пушки, дали залп по автомобилю, прогнали его.
Противники отстаивают сношения с Брянским вокзалом.
Начались пожары. Пожар надвигался на Совет.
Вчера — обстрел из легких орудий Думы. (Дума стратегического значения не имеет).
Нами была взята Театральная площадь, гост. Континенталь. Наши солдаты, оставлен. на площади, перепились.
Настроение населения Москвы страшно озлобленное.
Солдатские части неустойчивы и несознательны.
Второе предложение перемирия 31 окт. было сорвано с нашей стороны.
Нам страшно важно разбить лагерь противников. Поэтому чрезвычайно важно привлечь на свою сторону Викжель. Это будет необычайно важно и даст нам и гражд. и воен. победу. В противном случае мы будем уничтожены, после того как мы после продолжительной войны истратили все свои силы. Нас раздавит грядущая действительная Корниловщина и Калединство.
Тов. Ногин считает необходимым компромисс с Викжелем.
Товарищ Ленин возражает против всяких соглашений с Викжелем, который завтра будет свергнут революционным путем с низов. Необходимо подкрепление Москвы творческими организующими революционными силами из Петрограда, именно матросским элементом. Продовольствен. вопросом с севера мы обеспечены. После взятия Москвы и свержения Викжеля снизу мы будем обеспечены продовольствием с Волги.
д. Тов. Милютина.
Рассматривает две стороны — военная и политическая.
Предложение Ногина.
Информировать Москву радио-телеграммой о положении дела в Петрограде. Адрес: Введенский Народный дом. Лефортовский Сов. Р. и С. Д.
Ногин сообщает, что в Лихославле, Н. ж. д., между Тверью и Бологим имеются юнкера, которых ждут в Москве.
Секретарь Горбунов.
3 ноября 1917 г.
вечер».
Конец заседания я уже вообще не мог записывать, так как говорили вразброд. Речь шла о пессимизме некоторых работников, на которых московские события произвели впечатление разрушения всех культурных ценностей (например, слухи о разрушении Василия Блаженного). Помню Фразу Ильича: «Что же — революция пойдет мимо них».
Между первым и вторым заседаниями Совнаркома прошло 12 дней. Как известно, в эти дни происходила лихорадочная работа по организации вооруженной борьбы с контрреволюцией и шли ожесточенные бои Красной гвардии с контрреволюционными войсками на подступах к Петрограду. Во главе этой организации стоял Военно-революционный комитет, но фактически руководил делом Владимир Ильич. Эта работа Владимира Ильича превосходно описана в воспоминаниях тов. Подвойского. Владимир Ильич, организуя Красную гвардию и организуя оборону Ленинграда, использовал каждую, маленькую даже, возможность каждого человека. Однажды глубокой ночью он вызвал меня к себе и дал такое поручение: «Пойдите сейчас же вместе с тов. X. (фамилию сейчас не припомню) и организуйте ломовой обоз, который мог бы немедленно начать подвозку снарядов из Петропавловской крепости на линию боя». Через союз транспортников мы достали адреса ломовых извозчиков и их хозяев и ночью с револьверами в руках, разбившись по одному, стали ломиться по всем домам и дворам, мобилизуя извозчиков где уговором, где угрозой. К рассвету нужный обоз был уже у ворот Петропавловской крепости.
В эти дни наш «аппарат» выполнял самые различные задания Владимира Ильича. Например, как-то Владимир Ильич вручил мне декрет за собственноручной подписью (некоторые декреты подписывались Владимиром Ильичем в тот период по соглашению с одним или двумя наркомами, без заседаний Совнаркома, так как его невозможно было в эти дни боев созывать) с приказом Госбанку вне всяких правил и формальностей и в изъятие из этих правил выдать на руки секретарю Совнаркома десять миллионов рублей в распоряжение правительства. Передавая этот декрет мне, Владимир Ильич сказал: «Если денег не достанете — не возвращайтесь». Дело в том, что это был период полного саботажа интеллигенции, и впереди всех саботажников были чиновники Государственного банка. Несмотря на декреты правительства и требования отпуска средств, Государственный банк нагло саботировал. Народный комиссар финансов тов. Менжинский никакими мероприятиями, вплоть до ареста директора Государственного банка Шипова, не мог заставить банк отпустить правительству до зарезу нужные революции средства. Шипова привезли в Смольный и держали там некоторое время под арестом. Ночевал он в одной комнате с т. Менжинским и мною. Днем эта комната превращалась в канцелярию какого-то учреждения (не Наркомфина ли?). Мне пришлось, к моей досаде, в виде особой вежливости уступить ему свою койку и спать на стульях.
Опираясь на низших служащих и курьеров, которые были на нашей стороне, а также угрожая Красной гвардией, которая якобы окружила уже банк, нам удалось проникнуть в помещение кассы банка, несмотря на всякие кунштюки, которые выделывали высшие чины Госбанка, вроде ложных тревог и т. п., заставить кассира выдать требуемую сумму. Мы производили приемку денег на счетном столе под взведенными курками солдат военной охраны банка. Был довольно рискованный момент, но все сошло благополучно. Затруднение вышло с мешками для денег. Мы ничего с собой не взяли. Кто-то из курьеров наконец одолжил пару каких-то старых больших мешков. Мы набили их деньгами доверху, взвалили на спину и потащили в автомобиль.
Ехали в Смольный, радостно улыбаясь. В Смольном также на себе дотащили их в кабинет Владимира Ильича. Ильича не было. В ожидании Владимира Ильича я сел на мешки с револьвером в руках. Сдал я их Владимиру Ильичу с особой торжественностью. Владимир Ильич принял их с таким видом, как будто иначе и быть не могло, но на самом деле остался очень доволен. В одной из соседних комнат отвели платяной шкаф под хранение первой советской казны, окружив этот шкаф полукругом из стульев и поставив часового. Особым декретом Совнаркома был установлен порядок хранения и пользования этими деньгами. Так было положено начало нашему первому советскому бюджету. Буржуазная печать по этому поводу потом всюду кричала об ограблении большевиками Государственного банка.
Второе заседание Совнаркома произошло только 15 ноября в маленькой комнатушке, в другом конце Смольного, которую Ильич перебрался уже для постоянной работы, уступив первую комнату для Наркоминдела. На этом заседании, происходившем в более спокойных условиях, было рассмотрено уже до 20 вопросов. Один из наркомов, кажется тов. Глебов-Авилов, научил меня вести протокол, так что я справлялся с этой работой в этот раз уже без особых затруднений. В числе рассмотренных вопросов были вынесены решения — «о роспуске Городской думы в Петрограде», «о выпуске декрета с подробной мотивировкой о конфискации саботируемых заводов и фабрик», «об организации Совета Народного Хозяйства», «о предоставлении солдатам права выбора своих депутатов в Учредительное собрание», «о предложении эсерам ультиматума — взять завтра министерство земледелия или предоставить его большевикам и не тормозить работы», «о распубликовании проекта положения о страховании на случай безработицы, снабдив его пояснительной запиской с тем, чтобы наркомы в двухдневный срок с ним ознакомились, для внесения его в Центральный Исполнительный Комитет». Любопытно отметить, что целый ряд довольно серьезных дел был направлен Владимиром Ильичем на разрешение соответствующих ведомств в порядке разгрузки, о которой и сейчас нам приходится еще думать. На этом же заседании Совнаркома было решено, что народные комиссары, которые до сего времени работали преимущественно в Смольном, должны перенести свою работу в соответствующие министерства и собираться в Смольном только к вечеру «для совещаний и для осуществления контакта с другими демократическими организациями».
Дальнейшие заседания Совнаркома происходили уже регулярно, почти каждый день, а то и по два раза в день. За первый месяц такой систематической работы было рассмотрено на 25 заседаниях Совнаркома свыше 200 вопросов. В следующем месяце на 20 заседаниях было рассмотрено столько же вопросов. На всех заседаниях, за самыми редкими исключениями, председательствовал Владимир Ильич. Разрешение многих вопросов осложнялось в связи с участием в составе Совнаркома левых эсеров, которые выдвигали свою принципиальную установку. Приходится поражаться совершенно исключительной работоспособности Владимира Ильича, который, кроме работы в Совнаркоме, был неимоверно загружен сложнейшими политическими и оперативными делами и руководством партией. Однако он находил время и для задушевных бесед с отдельными партийцами и с приходившими к нему в очень большом числе беспартийными рабочими и ходоками-крестьянами.
Аппарат Совнаркома за это время несколько вырос. В него вошли тов. Мария Скрыпник, тов. Кокшарова, несколько рабочих, которые, наряду с секретарскими обязанностями, выполняли и функции охраны Владимира Ильича. В общем во всем аппарате было не более 10 — 12 человек. Нагрузка на него была неслыханная, так как, кроме ежедневных заседаний Совнаркома и Малого Совнаркома, который вскоре был создан, в функции аппарата входил прием всех посетителей, разговоры от имени Владимира Ильича, согласно инструкциям, которые он давал, с отдельными делегациями, телеграфная переписка с местами, которые обращались в центр за директивами. Владимир Ильич оказывал большое доверие нашему аппарату, и поэтому было легко и радостно работать. Так, например, когда я спросил Владимира Ильича, как быть с телеграммами, Ильич ответил: «Посылайте от моего имени, и через десятую телеграмму показывайте мне». Другой случай такого доверия Владимир Ильич оказал мне, когда правительство собиралось переезжать в Москву и начиналась эвакуация Петрограда, которому угрожала военная опасность со стороны Германии. На меня была сначала возложена специальная задача проследить за правильной эвакуацией Экспедиции государственных бумаг, с тем чтобы были приняты все меры к обеспечению выхода денежной эмиссии, на которой базировался весь государственный бюджет, а затем я был временно оставлен в качестве представителя Совнаркома в Комиссии по эвакуации Петрограда. Владимир Ильич, предвидя возможную необходимость отдания каких-либо экстренно-срочных распоряжений, выдал мне 10 незаполненных бланков Совнаркома за собственноручной подписью на каждом бланке. Эти бланки были уничтожены мною по приезде в Москву. Привожу эту деталь как пример доверия, которое Владимир Ильич оказывал в самых разных формах очень многим рядовым членам партии и многим беспартийным. Это доверие, внимание, с которым Владимир Ильич прислушивался к мнениям товарищей, та повышенная оценка, с которой он подходил к отдельным, даже рядовым работникам, возлагая на них зачастую очень ответственные задания, — все это создавало у всех соприкасавшихся с ним особый энтузиазм в работе.
В этой статье я поделился некоторыми отдельными, отрывочными воспоминаниями. На тему о том, как Владимир Ильич руководил, воспитывал, школил и использовал свой аппарат, можно написать целую большую книгу. Но для этого нужно было бы проделать большую систематическую научно-исследовательскую работу, собрать и систематизировать документы, в большей части своей еще не опубликованные, изучать архивы центральных учреждений, находящиеся в Институте Ленина, Главном Архиве, в наркоматах и у отдельных лиц, собрать и обработать переписку и отдельные записи по поводу и в связи с различными поручениями Владимира Ильича, сопоставить и проанализировать имеющиеся в литературе воспоминания отдельных товарищей и, наконец, дополнительно опросить ряд живых свидетелей. Этой работой, мне кажется, следует и нужно заняться, чтобы восстановить то, что еще не потеряно. Результат может представить выдающийся интерес, и хотя он осветит только небольшой ручеек, по которому протекала многогранная деятельность Владимира Ильича, но довольно важный ручеек, так как аппарат Совнаркома работал в постоянной и теснейшей близости к Владимиру Ильичу и под непрерывным его руководством.
* Может быть, не десять, а пять миллионов рублей. За цифру сейчас не ручаюсь, так как текст этого декрета утерял. Вероятно, оригинал был предъявлен в банке в качестве аккредитива.