Б. Шумяцкий
НАКАНУНЕ ОКТЯБРЯ
(Отрывок из воспоминаний)
Кавалергардская, 40... Сколько образов вызывает в памяти этот ныне необитаемый, разрушенный дом**. А между тем ленинградские рабочие и многие рабочие других городов и районов и бывшие солдаты империалистической армии хорошо помнят, что в этом доме до 3 — 5 июля 1917 года помещались редакция, контора и типография центрального органа нашей партии — газеты «Правда». Старые ленинградцы знают, что здесь юнкера и казаки последнего правительства русской буржуазии разгромили типографию, созданную на трудовые гроши питерского пролетариата, рассыпали наборы, спутали материалы, исковеркали машины. Но не только этот погром помнит этот уголок старого Петрограда. Он помнит и августовские, и сентябрьские, и октябрьские дни, приведшие русский пролетариат к победе.
1. Издание «Пролетария» и поиски типографии
Я вернулся из Сибири в Питер к началу VI съезда нашей партии. Велись уже подготовительные работы к съезду, велись они полуконспиративно. Ильич был в подполье, но рука вождя чувствовалась везде и во всем. Тезисы, проекты, резолюции, директивы — все это исходило от Ильича, жившего в то время в шалаше.
Уже начался съезд, а у партии, кроме популярно-агитационной газеты «Солдат и рабочий», не было еще своего печатного органа. И вот во время заседаний съезда Я. М. Свердлов предлагает мне взять на себя организацию издания центрального органа.
Он рекомендует арендовать большую частную типографию, чтобы выпустить вначале «2-3 номера газеты не особенно яркого содержания» и уже затем, «обосновавшись» и связавшись с ее рабочими, «начать крыть по-настоящему».
В течение недели я безуспешно пытался найти такую типографию, которая приютила бы наш партийный орган. Я ежедневно совершал обход ряда типографий. Однако никто из их владельцев не хотел принимать наш «социальный заказ». Во всех типографиях нам отказывали. И в этих «любезных» отказах всегда звучала нескрываемая классовая неприязнь к нашему начинанию. Тут мы еще раз воочию убедились в правоте утверждений Ильича относительно характера буржуазной свободы печати: свобода-то печати была Временным правительством декларирована, а вот типографии и бумага находились в руках капиталистов, которые даже за плату не хотели печатать большевистской газеты.
Потеряв надежды найти типографию, я предложил тов. Свердлову:
- А что, если мы попытаемся восстановить типографию «Правды» и будем печататься у себя дома?
Яков Михайлович отнесся к предложению хотя и сочувственно, но с присущим этому талантливому организатору нашей партии скепсисом:
— Восстановить-то восстановить, но центральный-то орган нужен сейчас до зарезу!
Все же предложения он не отверг. Взялся переговорить с членами ЦК и при следующей нашей встрече уже принес мне согласие и даже выдал три аршина керенок на восстановительную работу. Помню, с какой радостью я принял это задание. И хотя у меня не было еще никакого готового плана, тем не менее на вопрос Якова Михайловича, о плане работ я разразился целым каскадом всяких предложении, из которых, думаю, Яков Михайлович понял только одно — что мысль об организации центрального органа захватила меня целиком.
Работая в это время по партлинии за Нарвской заставой, я, естественно, оттуда и начал рекрутировать первую восстановительную колонну в составе нескольких наборщиков-ручников, нескольких разборщиков и одного печатника. Через два-три дня уже подобрался штат в 8 — 10 человек.
2. Восстанавливаем свою типографию
Приблизительно за неделю до выхода первого номера органа ЦК большевиков «Пролетарий» я вместе с наборщиками, разборщиками, печатниками и несколькими ремонтными рабочими рано утром, пробравшись через пролом в ограде дома № 40 по Кавалергардской, вошел в разгромленное помещение конторы и типографии «Правда». Мы нашли там полнейший хаос: кассы были выброшены из реалов, шрифт и материал грудами лежали на полу. Кругом разбросаны обрывки рукописей и оттиски гранок. Сверху все покрыто густым слоем пыли и грязи. Одним словом, не производственное предприятие, а «Мамай воевал».
Первым делом мы решили разбиться на бригады и произвести первичную уборку помещения. Работали так до полудня. После полудня мы взялись за приборку и уборку касс в реалы и закончили эту работу лишь к вечеру. Вечером с большой опаской мы решили включить свет. Опасения наши питались тем, что помещение типографии через смежные усадьбы с двух сторон имело соседями корниловские части в составе двух казачьих полков, расквартированных на углу Галерной и Кавалергардской.
Квартиранты нижнего этажа дома также не внушали особого доверия. Это все была озлобленная против большевиков гостинодворская публика и обитатели той части петроградских трущоб, откуда еще во времена самодержавия черная сотня рекрутировала своих наемных погромщиков.
Вот почему, посовещавшись, мы решили электрический свет включить только в наборной, окна которой выходили не на Кавалергардскую улицу. Так мы работали до поздней ночи. Выходить из помещения было явно рискованно, поэтому мы тут же все расположились и на ночлег.
На другой день часть рабочих отправилась осматривать наиболее пострадавшие печатные машины. Картина разрушения в печатном цехе была еще более мрачной. Две наши ротационных машины были наполовину разрушены. Юнкера Керенского, руководимые каким-то несомненным «спецом», хорошо выполнили волю пославших их: они пустили ротационные машины на задний ход и переломали зубья у шестеренок. Поэтому обе ротации, являвшиеся главным достоянием типографии, приобретенной на собранные питерским пролетариатом в «железный фонд «Правды» гроши, — были окончательно выведены из строя.
На наше счастье оказалось, что значительная часть плоских машин находилась в удовлетворительном состоянии. Немедленно же закипела ремонтная работа, и к вечеру мы уже могли привести в движение несколько плоских машин.
Весь третий день нашей работы был посвящен разборке шрифта по кассам и разборке ротационных машин. Разборка производилась в ожидании приезда из Финляндии механика-инструктора, которого со дня на день должен был привезти с собой А. В. Шотман.
Все мы работали, совершенно не выходя из помещения, кормились теми тремя буханками хлеба, которые были принесены с собой. Шутя мы называли этот хлеб «хлебом Нового завета». Порции хлеба выдавались каждому работающему не больше тех, какие позже, в дни гражданской войны, мы получали от Наркомпрода. И тем не менее работа спорилась, шла хорошо, настроение у всех было повышенное и необычайно бодрое.
На четвертый день мне пришлось сделать «вылазку», чтобы повидаться с Я. М. Свердловым и получить от него задания по выпуску первого номера «Пролетария» и по другим печатным работам.
Встреча состоялась в помещении издательства «Прибой» во время его переезда в какое-то монастырское подворье. Вообще надо сказать, что это партийное издательство в деле организации центрального органа играло выдающуюся роль. Оно давало нам денежные средства и не раз выручало и позже, когда нужда стучалась в дверь. Касса издательства всегда была к услугам центрального органа.
Яков Михайлович передал мне ряд статей Ильича, Сталина, тексты двух воззваний ЦК и ПК и долго допытывался, уверены ли мы, что типография сможет начать регулярный выпуск газеты, сможет ли легально исполнять наши партийные заказы.
Во время этой беседы к Якову Михайловичу пришел Ф. Э. Дзержинский. Из беседы с ним я узнал, что ЦК в это время создавал «юридическое лицо» нашей типографии путем превращения ее в «Товарищество Рабочей Печати», во главе которого были поставлены тт. Дзержинский и Менжинский.
Нагруженному заказами и снабженному Я. М. Свердловым массой советов по части конспирации (как в доброе старое время), мне предстояло вернуться в нашу формально легальную, а фактически подпольную типографию. По условиям конспирации, возвращаться среди белого дня даже в нашу собственную типографию было нецелесообразно, и я направился в одну из инженерных частей к члену военной организации большевиков, для того чтобы организовать регулярное снабжение работающих в типографии и в походной редакции «Пролетария» провиантом.
Он дал мне несколько буханок хлеба и обещал ежедневно через специально для этого организованную связь, через охотничью команду полковника П. В. Зыплатина, охранявшую Таврический дворец, регулярно снабжать нас черным солдатским хлебом. Должен отметить, что мы каждый день получали щедрый хлебный рацион.
Приближался выход первого номера газеты «Пролетарий». Все работающие в типографии и я, представлявший в своем лице походную редакцию этой газеты, хотели устроить ЦК «подарок» — выпустить газету не в малом формате, как выпускалась до разгрома «Правда», а в формате большой газеты, благо запас рулонной бумаги в типографии имелся значительный. Прибывший незадолго до этого вместе с финляндским монтером тов. Шотман какими-то героическими усилиями и при значительной помощи рабочих ленинградских машиностроительных заводов вчерне уже отремонтировал одну из наших ротаций.
3. Их свобода печати…
Мы с волнением ожидали выхода «Пролетария». Накануне этого выхода, поздно вечером, вдруг слышим стук в ворота, шум и крики: «Открывайте, черти полосатые!»
Сговорившись, что я буду изображать «фактора» (нечто среднее между управляющим и старшим наборщиком или старшим метранпажем), мы пошли и открыли ворота. Ввалилась ватага казаков, предводительствуемая подвыпившим штатским, именовавшим себя начальником милиции Смольнинского подрайона. Отрекомендовавшись и попутно доложив, что он является членом партии эсеров, этот милицейский начальник вместе с вооруженными казаками ворвался в помещение типографии и стал требовать заведующего. Я заявил, что я являюсь «фактором».
— На кой черт мне фактор? Никакого фактора я не признаю! Подать мне сюда заведующего!
Я еще раз, но уже настойчивее, повторил, что я, как фактор, заменяю здесь заведующего типографией, и в свою очередь просил указать, чем мы обязаны такому неожиданному и бурному визиту.
Милицейский начальник, показав ордер на обыск, заявил, что они присланы по указу властей Временного правительства произвести осмотр, что делается в этой «чертовой кухне» (т. е. в нашей типографии). Я ответил, что к «чертовой кухне» отношения не имею, а руковожу по наряду своих хозяев работой по приведению в порядок всех цехов разгромленной в июльские дни типографии.
— Хозяев? Это что же — немецкого кайзера?
— Прошу вас выражаться точнее и корректнее, — заявил я ищейке Керенского. — Типография эта принадлежит «Т-ву Рабочей Печати», предприятию, легально действующему, и поэтому я прошу отвести все недостойные намеки насчет связи типографии с кайзером, ибо это затрагивает уже не только политическую честь предприятия, но и честь всех нас, работающих в этой типографии, которые ненавидят империализм и буржуазную власть кайзеровской Германии не менее, чем такую же власть и империализм Франции, Англии и России.
- Да вы же, черт возьми, большевики! — раздраженно заявил ищейка Керенского, и его возглас подхватили казаки наряда. Мы решили не давать обыскивающим возможности учинить новый разгром и поэтому следовали за ними по пятам.
Заглянув во все закоулки обоих этажей, обыскивающие потребовали показать им то отделение, в котором «делается» газета, намекая, очевидно, на стереотипную.
Нам стало ясно, что среди обыскивающих нет людей, знающих типографское дело, и поэтому мы решили их провести, не показывая помещения, где подготовлялись матрицы и ожидалась отливка стереотипа. Мы провели «гостей» вниз, в печатное отделение, к тискальным станкам, и несколько человек наперебой начали объяснять им процесс «делания» газеты.
Ничего не поняв, обыскивающие еще раз направились вверх, в наборное отделение, и стали шарить по реалам и на столе у метранпажа. Так как все гранки были рассованы и так как на столе у метранпажа стояло только несколько объявлений, то обыскивающие так и не могли установить, что мы подготовляем выпуск первого номера органа ЦК большевиков «Пролетария».
Переписав нас всех, они с шумом и ругательствами удалились, обещав «в случае чего» вернуться и «задать жару».
Выждав около часа, не пожалуют ли «гости» вновь, мы приступили к верстке полос первого номера, к оттиску их, к читке корректуры, к изготовлению матриц и к отливке стереотипа. Тут же на столе метранпажа я писал недостающие статьи и заметки...
В три часа утра** мы пустили ротацию, и... — ура! — через несколько часов еще не зажившие от июльских ран ее пальцы начали сбрасывать свежие номера возродившейся в образе «большой» газеты «Пролетарий» нашей родной «Правды».
В семь часов утра А. Садовский — член военной организации большевиков — подал из автопарка бронечастей Временного правительства грузовик. Передав нам мешок с солдатским хлебом, он принял наш ответный подарок партии и петроградскому пролетариату — несколько десятков тысяч экземпляров первого номера «Пролетария».
К 8 часам утра газета появилась во всех рабочих районах, вызвав своим появлением бурю восторга среди питерских рабочих и солдат и страшный переполох в стане агентов Временного правительства и соглашателей.
4. Ленин и «Пролетарий»
Я не буду делиться воспоминаниями о том, как протекала работа в типографии и походной редакции «Пролетария», а после его закрытия — в переименованных «Рабочем» и «Рабочем пути». Об этом отчасти уже сообщалось в печати. Попутно укажу только, что всей редакционной работой непосредственно руководил В. И. Ленин из подполья через И. В. Сталина. Последний, несмотря на наши протесты, стал регулярно посещать наше подполье, и там, в обстановке бивуачной жизни, просиживал целые вечера, писал передовые, заметки, придавая газете ее боевой, большевистский характер.
Здесь нельзя также не отметить выдающуюся редакционную и организационную работу, которую вела М. И. Ульянова. Имея своей резиденцией район, примыкающий к Финляндскому вокзалу, она была центром, куда направлял в редакцию нашего центрального органа руководящие статьи Ильич из Сестрорецка, а потом и из Финляндии. Мы все, работающие в типографии и редакции, называли квартиру Марьи Ильинишны «ставкой», и это вполне соответствовало действительному положению вещей. К ней стекались не только все статьи от Владимира Ильича, но, без преувеличения можно сказать, даже сотни и тысячи заметок, резолюций, писем рабочих и солдат, которые множеством незримых нитей связывали наш печатный орган с питерским пролетариатом, с пролетариатом других городов, с солдатами фронта и тыловых гарнизонов.
Из всего этого материала особенно памятна мне статья Владимира Ильича, которая не увидела света и оригинал которой, очевидно, затерялся.
Статья была написана рукой Владимира Ильича, на листке почтовой бумаги малого формата, и вначале подписана псевдонимом «Н. Карпов», а потом эта подпись Ильичем была зачеркнута и заменена другой: «Н. Ленин». Ильич хотел, очевидно, чтобы лакеи империалистов знали, что, будучи затравленным и загнанным в подполье, Вождь пролетарской партии все же будет говорить открыто с массами, будет открыто призывать их к революционному разрешению вопроса о войне. Статья касалась вопроса, можем ли мы, а если можем, то с кем и когда, заключить сепаратный мир.
Просматривая недавно комплекты «Пролетария», «Рабочего» и «Рабочего пути», я нашел там еще несколько статей и заметок, которые принадлежали перу*** Ильича, но которые в собрание его сочинений еще не вошли. Особенно много таких заметок присылал Ильич с пометкой: «Для обзора печати». Их было так много, что сам Ильич, с каждой «оказией» посылая все новые и новые, ставил на них отметки: «Помещать не обязательно», «Поместите, если будет место и не будет более интересных тем».
* Дом 40 на Кавалергардской — ныне ул. Красной конницы — в 1928 г. снесен. — Ред.
** Тринадцатого августа. — Ред.
*** Имеется в виду 1927 год. — Ред.