ЛЕОНИД КУДРЕВАТЫХ
Доверенный рабочего класса
Едва ли комсомолец Алексей Проскурин, дравшийся в отряде ЧОН (частей особого назначения) на Тамбовщине с белогвардейскими бандитами Антонова, мечтал побывать в далеком английском городке Гринвиче. По правде говоря, в ту пору Алексей Проскурин не только ничего не знал об этом городке, но и никогда не слышал его названия. Мало ли на земном шаре всяких городов!
Позднее, когда в шинели, видавшей виды, и в знаменитой буденовке Алексей Проскурин приходил на занятия в Сормовский рабочий университет, он узнал, что есть в Англии такой городок — Гринвич,— через него проходит начальный меридиан, от которого ведется счет долгот на земле. Но конечно же и в ту пору, да и много лет позднее, Алексею Проскурину и не снилось побывать в этом самом Гринвиче.
Но так уж сложилась его жизнь, что ему непременно нужно было поехать в Гринвич. И не туристом, не проездом по пути в другую страну. А по приглашению, гостем. Во главе целой делегации. И все в Гринвиче называли его, Алексея Дмитриевича Проскурина, не иначе как «уважаемый господин мэр».
На приеме, устроенном в Гринвичской мэрии в честь гостей из города на Волге, Проскурина попросили:
- Уважаемый господин мэр! Не будете ли вы любезны рассказать нам о ваших родителях и о жизненном пути, который вы прошли?
- Я сын рабочего. Отец мой был железнодорожным машинистом,— коротко ответил Алексей Дмитриевич.
Кто-то громко сказал: «Олл райт!» Алексей Дмитриевич с удовольствием принял одобрение и решил подробнее рассказать собравшимся о себе. Нет, не о себе, а о советских людях того поколения, которое видело и слышало Владимира Ильича, которое читало его статьи и речи, печатавшиеся тогда в газетах, поколения, бесповоротно решившего всю жизнь свою отдать делу Ленина.
- Мой жизненный путь такой же, как у большинства моих сверстников, что здравствуют в нашей стране,— с привычной неторопливостью начал Проскурин.— В годы гражданской войны я дрался с белобандитами — наемниками иностранных интервентов. На молодую Советскую республику в те трудные годы ополчились все силы контрреволюции. На помощь им пришли четырнадцать иностранных государств. Тогда-то по призыву Владимира Ильича Ленина на «последний и решительный бой» с врагами первого в мире рабоче-крестьянского государства поднялись и стар и млад, поднялась рабочая и крестьянская, обутая в лапти, Россия. И как вы знаете, мы победили. Революция, ленинские идеи праздновали новую историческую победу...
Алексей Дмитриевич перевел дыхание, как бы отмечая этим определенный рубеж в своей биографии, в биографии целого поколения советских людей.
- Кончилась гражданская война,— продолжал Проскурин,— я, как и миллионы моих соотечественников, сменил винтовку на рабочий инструмент. Как и мой отец, я пошел работать на железнодорожный транспорт. Но мне хотелось поступить на большой завод. Вскоре через биржу труда я устроился в дизельный цех старинного русского завода в Сормове.
Проскурин не преминул воспользоваться случаем и коротко рассказал о революционных традициях сормовичей:
-Я знаю, что на английский язык переведено и многократно издавалось одно из замечательных произведений моего выдающегося земляка, известного всему миру писателя Алексея Максимовича Горького, имя которого ныне и носит наш город. Я говорю о книге Горького «Мать». Все, что написано в этой книге, все было и в жизни, происходило в действительности, и именно в сормовской рабочей слободке в самом начале нынешнего двадцатого века. Рабочие-сормовичи вышли на первомайскую демонстрацию в 1902 году с кумачовым знаменем, на котором были написаны слова: «Долой самодержавие!» Нес это знамя сормовский рабочий Петр Андреевич Заломов — в книге А. М. Горького «Мать» он выведен в образе Павла Власова. Кстати сказать, ныне одна из улиц города Горького носит имя Заломова. В Сормове в начале века энергично действовала группа рабочих — большевиков-ленинцев. В разное время ею руководили такие сподвижники Владимира Ильича, как Я. М. Свердлов, впоследствии первый президент Советской республики, как Н. А. Семашко, впоследствии первый нарком здравоохранения. Владимир Ильич, проездом бывавший в Нижнем Новгороде, знавал некоторых большевиков-сормовичей, следил за их революционной деятельностью, поддерживал и вдохновлял их. А в первые годы после победы революции сормовские рабочие с энтузиазмом отзывались на любой призыв Ленина.
После очередной короткой паузы Алексей Дмитриевич, улыбнувшись, спросил переводчика:
— Может быть, мои уважаемые слушатели думают, что я злоупотребляю их гостеприимством и занимаюсь марксистской пропагандой? Спросите их об этом и передайте, что без рассказа, что такое Сормово и сормовичи в истории нашей революции, нашей страны, мне трудно объяснить и свой жизненный путь. Ведь я, молодой рабочий, беседуя со стариками-сормовичами, с боевыми коммунистами-ленинцами, еще больше понял притягательную силу и мудрость идей Ленина, почувствовал человечность и всю значительность личности Ленина — истинного вождя рабочего класса. Претворять в жизнь идеи Ленина стало для меня смыслом и целью моего существования...
Когда переводчик перевел эти слова Проскурина, в мэрии города Гринвича раздались возгласы одобрения. Но Проскурин все же не стал долго распространяться и перешел непосредственно к событиям, связанным с его биографией.
— В Сормове я проработал почти десять лет. Это десятилетие было для меня в полном смысле слова университетом. В конце двадцатых годов в нашей стране развернулось грандиозное промышленное строительство. Чтобы пустить сложное оборудование и выпускать продукцию на новых заводах, нужны были технически грамотные кадры. Люди моего поколения, возводившие новые заводы, засели за книги, работая, стали учиться. Три года учился и я в вечернем Сормовском рабочем университете. А когда в дизельном цехе сормовского завода я стал уже распределительным мастером, то пошел учиться в машиностроительный техникум... В те годы на заводе «Красное Сормово» вырастали большие цехи, современные по оборудованию.— Убедившись, что его по-прежнему внимательно слушают, Проскурин продолжал: — В цехи завода, где были установлены самоновейшие станки и машины, пришли квалифицированные рабочие со многих заводов нашего города. И меня, молодого тогда еще коммуниста, направили в один из новых цехов. Там я был сначала начальником смены, затем заместителем начальника цеха и начальником цеха. Мое движение по службе шло как бы в зависимости от моих успехов в учении, я заочно учился в Ленинградском институте хозяйственников. Позднее, во второй половине тридцатых годов, коммунисты нашего завода избрали меня секретарем парткома. Более десяти лет я был на партийной работе, а с конца пятидесятого года стал председателем исполкома городского Совета депутатов трудящихся. По-вашему, это значит — мэром города. Как видите, ничего особенного в моем жизненном пути нет...
Рассказ о своем жизненном пути довелось Алексею Дмитриевичу Проскурину за последние годы повторять не раз в городах Англии, Финляндии, Польши. Он возглавлял делегации горьковчан, ездивших в английский Гринвич, финский Ювескуюль и польский Вроцлав — у городского Совета города Горького с самоуправлениями этих городов установилась хорошая дружба, цель которой — взаимопонимание, упрочение дела мира и процветания народов. Отвечая на частые и многочисленные вопросы, касавшиеся его биографии, Алексей Дмитриевич чувствовал себя скованно. Конечно же ему хотелось говорить не о себе, а прежде всего о своей стране, о своем народе, о торжестве великого дела Ленина, которому и он тоже отдал всю свою жизнь. Ему хотелось говорить о родном городе, о том, каким стал купеческий Нижний Новгород, славившийся в прежние времена больше своей ярмаркой да кутежами заезжих толстосумов. Ныне этот город на слиянии Оки и Волги волею и трудом народа стал крупнейшим индустриальным центром страны, городом, производящим всевозможные станки и машины, суда и автомобили, городом современной техники и передовой организации производства.
Пользуясь любым поводом в дни заграничных поездок, Проскурин неутомимо и горячо рассказывал о своем городе. Рассказ его звучал, как гимн, а гимну, как говорится, приходится верить на слово. Совсем другое дело, ежели слова сопровождаются предметным показом. Когда в Горький приезжали гости из Гринвича или Ювескуюля, дорогие и верные друзья из Вроцлава, Проскурин увозил их на правый берег Оки, в огромный парк, посаженный жителями города и названный именем Ленинского комсомола. Там, с более чем двухсотметрового откоса, поднявшегося над Окой, они смотрели на открывавшуюся отсюда широкую заречную панораму их индустриального города. Поводя рукой то вправо, то влево, показывая на сплошные линии и кварталы заводских корпусов и жилых домов, Алексей Дмитриевич увлеченно рассказывал о том, как неузнаваемо преобразились эти места, где еще совсем недавно были пустыри и болота, кустарниковые заросли и балки.
Биография родного города за советские годы — это и его, Проскурина, биография, биография многих тысяч его ровесников — земляков, строивших заводы, раскинувшиеся между Окой и Волгой, возводивших жилые дома, сооружавших дороги, здания школ, клубов, магазинов, больниц.
С высокого берега Оки перед мысленным взором Проскурина вставал Нижний Новгород конца двадцатых — начала тридцатых годов. Все, что лежит там, внизу, за Окой, в ту пору называлось удивительно точным словом: Канавино. Маленькие заводики, и то возникшие в годы первой мировой войны, да раскиданные по междуречью рабочие слободки без трамвая, с немощеными улочками, переулками и тупичками— всамделишные канавы. Слева, вверх по Оке, были леса и болота да деревеньки вроде Монастырки, прикрытые от ветров чахлым кустарником. Прямо за Канавином, тоже вверх, но по Волге, лежали степные пустыри и овраги, к которым примыкал лесной массив, уходивший одной стороной к Растяпино — ныне городу Дзержинску, другой на Балахну. И где-то вдали, на горизонте, дымили трубы Сормова. В первые годы после революции, как и до революции, Сормово не входило в городскую черту, а считалось поселком Балахнинской волости.
Канавино, Сормово и собственно Нижний Новгород, раскинувший свои кварталы на высокой нагорной части у устья Оки, на правом берегу Волги, разделенные Окой, жили как бы самостоятельно, оторванные друг от друга, особенно в дни весеннего половодья и ледохода. Берега Оки, а значит Сормово и Канавино с Нижним Новгородом, соединял так называемый плашкоутный деревянный мост, который в большую воду и ледоход разводился на несколько дней. А в летнюю пору плашкоутный мост разводился на ночные часы: в Волгу из Оки и из Волги в Оку в эти часы пропускались пароходы и баржи. Когда мост разводился, люди через реку переправлялись на маленьких юрких пароходиках, прозванных в народе «финляндчиками».
В тридцатые годы у самого устья Оки через реку перешагнул широченный мост с трамвайными путями, с проездом для легкового и грузового транспорта. Кроме того, через Волгу и Оку в районе города перемахнули ажурные железнодорожные мосты, связавшие набиравший силы город с северными, восточными и нижневолжскими районами страны: грузооборот города Горького, как говорится, рос не по дням, а по часам.
Туда, где были болота и кустарники, в конце двадцатых и в начале тридцатых годов пришли строители. В ту пору не было шагающих экскаваторов, бульдозеров и других землеройных механизмов. Простые тачки и железные лопаты. Котлованы под цехи автозавода, присоседившегося к деревне Монастырке и Станкозаводу, как и других новых заводов, выросших между Канавином и Сормовом, рыли тысячи, десятки тысяч человек. На строительстве автозавода Молодежно-комсомольские бригады землекопов были по военному образцу сведены в дивизии строителей, носившие имена их создателей: Переходникова и Сорокина.
Выполняя ленинский завет, народ преображал Россию, создавал свою промышленность, освобождался от иностранной зависимости в экономике и технике. И на передовых рубежах огромной стройки, развернувшейся на просторах Родины, был и город на Волге.
Обо всем этом Алексею Дмитриевичу было приятно Вспоминать и потому, что он не только наблюдал, но и непосредственно участвовал и участвует в преображении города, равного ныне по площади второму городу страны — Ленинграду.
Он, Алексей Проскурин, как партийный вожак, агитировал и вдохновлял людей, чтобы они воплощали планы строительства в сплошную линию домов и заводских корпусов. А когда он был секретарем Сормовского райкома партии, то не без его влияния началось строительство жилого массива, ныне соединившего рабочие районы города Сормово и Канавино сплошной линией жилых кварталов.
В тяжелый 1943 год Проскурина направили парторгом ЦК КПСС на автомобильный завод. Тогда он был поглощен восстановлением разрушенных фашистской бомбежкой цехов завода. Был он секретарем Горьковского обкома и секретарем горкома. Во всем, что происходило в городе Горьком, всегда сердцем и разумом принимал участие Алексей Дмитриевич. И вот пятнадцать лет Проскурин председательствует в исполкоме Горьковского городского Совета.
Показывая гостям районы новых многоэтажных жилых домов, поднявшихся над одноэтажными, покосившимися деревянными домами бывших деревень и пригородов Горького, и зная, что лучший способ познания происшедших перемен — сравнение, Проскурин говорит:
— Перед вами город, равный по жилой площади шести таким городам, каким был Нижний Новгород до революции: 1040 тысяч квадратных метров в 1917 году и более 6500 тысяч квадратных метров теперь. Пять Нижних Новгородов мы построили за сорок шесть лет. И конечно же за последние годы мы строим в десятки раз больше, чем, допустим, пятнадцать лет назад. За первые двадцать три года Советской власти жилой фонд города только удвоился, тогда как за последние четырнадцать лет жилищ построено три с лишним миллиона квадратных метров, или, иначе говоря, более трех таких же городов, каким был дореволюционный Нижний Новгород.
Поездки за границу не только приятны, но и обогащают знаниями, будят мысль. Проявление гостеприимства для представителей зарубежных городских самоуправлений тоже не лишено хороших сторон. Но все это только кратковременные эпизоды в долголетней и напряженной работе председателя исполкома Горьковского городского Совета. Его деятельность весьма многогранна, требует широкого взгляда на самые различные явления, огромных практических знаний, горячего сердца, настоящей человечности.
С Алексеем Дмитриевичем я провел: несколько самых обычных для него рабочих дней. Было бы ошибочным равнять своеобразный труд председателя исполкома по одному какому-то дню. В каждом из примерно четырех тысяч дней, в которые Алексей Дмитриевич Проскурин приходит в свой служебный кабинет, перед ним возникают новые вопросы, появляются совершенно необычные обстоятельства при решении той или иной малой или большой проблемы. Председателя исполкома городского Совета касается все, что происходит в городе. К нему приходят и звонят по телефону все: любой житель города, избиратель и депутат, директор завода и торговый работник, врач и учитель, профессор и строитель, прокурор и работник санитарного надзора. И нередко оттого, каковы сонет или решение председателя исполкома, зависят судьба человека или сроки окончания строительства больницы, благоустройство какой-то улицы или летний отдых трудящихся.
Вот несколько заметок из моей записной книжки, сделанных за очень небольшую часть обычного рабочего дня Проскурина.
Три брата пришли к председателю исполкома. Один прилетел из Владивостока, другой — с Урала, третий — из Белоруссии. Прилетели в родной город по печальному поводу: хоронили мать, бывшую работницу, орденоносца. В квартире матери остается их сестра-студентка. Но она инвалид, за ней нужен уход. Братья просят прописать в квартире их племянницу, будущую студентку. Завтра они отправляются каждый к месту службы и хотят быть уверенными в благоприятном решении их просьбы.
Директор завода «Красная Этна» Александр Федорович Калинкин просит председателя исполкома практически решить с Управлением Горьковской железной дороги вопрос о путепроводе к заводу.
Пришли строители, проектировщики, заказчики, представители жилищного и других отделов исполкома. Началось оперативное совещание о ходе работ на объектах трех микрорайонов. Вокруг так называемого Восточного базара, на высоком гребне у устья Оки, сносятся ветхие домишки, часть которых построена еще в семнадцатом веке. На их месте — между стенами кремля и Похвалинского съезда — Уже поднимаются многоэтажные дома, которые через два года образуют жилой массив. Десятки тысяч горьковчан получат здесь квартиры со всеми удобствами. Нагорная часть города станет образцом современного градостроительства... Совещание длится около часа. В ходе совещания Проскурину нужно решить многие неожиданно возникшие, большие и малые вопросы. Сразу же сюда приглашаются представители заинтересованных ведомств. С другими все необходимое удается уточнить и решить по телефону. Кое-что поручается решить сегодня же, на месте, заместителю председателя исполкома по строительству Василию Степановичу Лебедеву.
Совещание закончено. Поручения ясны. Сроки намечены.. Алексей Дмитриевич обращается к собравшимся:
— Как обычно, о любом вопросе, тревожащем вас, ставьте меня в известность. Будем чаще советоваться друг с другом и постараемся все сделать в положенные сроки и, безусловно, хорошо.
Бывшая заведующая одним из райздравов города, старая большевичка, тяжело заболела. Она не может подниматься на пятый этаж. И председатель исполкома горсовета поручает работникам исполкома как можно скорее и лучше создать необходимые условия для больной...
Но о Проскурине никто не скажет: «добренький», старается нажить себе дешевый авторитет. Даже при ровном и спокойном разговоре в его голосе не редко звучат и твердые нотки, а если он видит,. что кто-то не по-государственному решает вопрос или хочет поживиться за счет государства,— он умеет и гневно обличить, и распечь.
Я видел, как Алексей Дмитриевич стыдил некоторых работников горсовета за невнимание к посетителям:
— Поймите, по тому, как вы отнесетесь к человеку, обратившемуся к вам, этот человек будет судить о всем государственном аппарате, о нашем строе, о нашей партии.
О самом Проскурине в те дни от многих людей я слышал такое признание:
— В городе он знает все так же, как в своей квартире: что, куда, когда и зачем положено. Память у него крепкая. Порой он бывает строг, но справедлив в строгости и поощрении.
Я слушал его действительно строгие суждения и в адрес многих городских организаций, когда на бюро городского комитета партии обсуждали вопрос о правонарушениях, совершенных подростками. В этой речи были и отеческое огорчение за судьбу молодого поколения, и горькая обида на людей равнодушных, бездушных.
- Алексей Дмитриевич имеет моральное право так говорить,— заметил сидевший рядом со мной работник горкома партии.— Он тут опытнее всех и старше. Уже двадцать пять лет он бессменный член бюро горкома партии.
На совещании директоров и главных агрономов совхозов Котовского производственного управления, поставляющих овощи в магазины города, Проскурин говорил:
- Мы, работники городского Совета, работники всей торговой сети города, должны в пояс поклониться вам, труженикам совхозов, за то, что для рабочего класса нашего Горького вы даете хорошие овощи, своевременно и в достаточном количестве.
Ближайшие помощники Проскурина, тоже бывшие партийные работники, говорят о нем с чувством уважения. Много лет работающий в исполкоме, его нынешний секретарь, бывший в свое время секретарем Канавинского райкома партии, Сергей Иванович Белов говорил мне:
- На своем веку я встречался и работал со многими руководителями. Среди них были хорошие, умные. Были грубияны и выскочки. Алексей Дмитриевич, сын рабочего, в прошлом сам рабочий, отличается умением слушать и принимать во внимание все то, что говорят пятьсот депутатов Совета, пятьсот депутатов — избранники жителей города, представители различных по возрасту и по профессии групп избирателей. Смело можно сказать: среди депутатов самые лучшие и квалифицированные представители любой отрасли труда, знаний и культуры города. Алексей Дмитриевич требует от нас, работников исполкома городского Совета, знать мнение депутатов по тому или иному вопросу не только из их выступлений на сессиях городского Совета, которые у нас проводятся регулярно, но и из бесед, специальных совещаний и встреч, посвященных какой-либо проблеме, связанной с жизнью большого города. Больше того, сам Проскурин не примет ни одного серьезного решения, например, по вопросам городского транспорта, не посоветовавшись предварительно с депутатами Сергеем Павловичем Доброхотовым и Василием Павловичем Цибиным. Ныне они оба пенсионеры. Но недавно один из них был начальником службы движения трамвая, другой много лет трудился в Управлении Волжского речного пароходства. Оба хорошо знают свое дело, патриоты родного города. Совет их всегда полезен.
Сергей Иванович тут же подтвердил это на примере. Проблема переброски людей на работу и с работы домой, когда город разделен широкими реками и его части связаны между собой единственным транспортным мостом — второй городской мост через Оку еще только строится,— проблема очень острая, трудноразрешимая. В часы «пик» вагоны трамвая, троллейбусы и автобусы идут заполненными до отказа. В эти часы на линии выходили дополнительные автобусы и даже грузовые автомашины, чтобы быстрее перебросить людей из одной части города в другую. И все равно образовывались заторы, на остановках скапливались сотни людей, рабочие опаздывали на работу. Доброхотов и Цибин вместе с другими депутатами городского Совета, участвовавшими в постоянной комиссии горсовета по транспорту, тщательно изучили потоки пассажиров по часам и минутам и на основе точных данных предложили пока единственно возможный выход: передвинуть график начала и окончания рабочего дня на сотнях предприятий и учреждений города. Их предложение было одобрено и принято. И что же? Городской транспорт работает еще далеко не идеально, но время на ожидание в очередях у остановок сократилось, опоздания на работу по вине городского транспорта сошли почти на нет.
- Не только депутаты городского Совета, но и все население города у нас вовлекается в обсуждение многих вопросов.
Сергей Иванович развертывает передо мной газету «Горьковский рабочий» за 21 марта 1964 года. На второй и третьей страницах напечатан проект плана благоустройства и культурно-бытового обслуживания населения города.
- Это по предложению Проскурина. Мы уже не первый раз выносим такие планы на обсуждение жителей города,— пояснил Белов.— И только после этого план утверждается на сессии исполкома городского Совета. Такой план хорошо и выполняется, ибо он контролируется всеми жителями города.
- У Алексея Дмитриевича я многому учусь,— говорил мне Александр Александрович Соколов, инженер-судостроитель, бывший секретарь Сормовского райкома партии, ныне первый заместитель председателя исполкома городского Совета.— И не потому, что по возрасту я ему в сыновья гожусь.
А потому, что в его простоте и вдумчивом отношении ко всем, его окружающим, я вижу рабочую закваску, партийную принципиальность, лежащую в основе ленинских норм партийной жизни.
Года полтора назад, когда Алексею Дмитриевичу стукнуло шестьдесят лет, он стал подумывать; «А не пора ли уходить на пенсию? Нужно дать дорогу молодым». С некоторыми из друзей Проскурин поделился своими мыслями. Большинство говорили: «Не торопись. Пенсия не убежит от тебя. Сил в тебе еще много». Нашлись и такие, которые с повышенной восторженностью советовали: «Правильно, старина! Свое отработал, да еще как! На рыбалку ходить будешь. С внучатами нянчиться».
В Горьковском обкоме партии рассудили иначе. Проскурин хорошо знает город. Население уважает своего председателя горсовета. Авторитет его в партийной организации прочный, настоящий. Об этом свидетельствует единодушное избрание его в члены городского и областного комитетов партии беспрерывно на протяжении вот уже четверти века. На бюро обкома по-дружески поговорили с Проскуриным, посоветовали отложить уход на пенсию.
Помолодевшим, выпрямившимся уходил Алексей Дмитриевич с этого заседания бюро обкома партии. Доверие и уважение окрыляют человека, прибавляют ему силы.
И после того заседания бюро обкома, как и прежде, ранним утром из дома по Мининской улице выходит среднего роста, немного сутуловатый, но по-молодому бодрый Проскурин. Он любит ходить пешком: многое увидишь лучше, да к тому же и с людьми поговоришь. И горьковчане, встречаясь, здороваются с ним.
- Добрый день, Алексей Дмитриевич!
- Добрый день,— отвечает он, довольный тем, что везде люди знакомые, хорошие и близкие ему сограждане.
И, как говорил мне Алексей Дмитриевич, в утренний час, когда он не спеша идет из дому в горсовет и видит все окружающее его и меняющееся на глазах, ему порой думается: «Владимир Ильич Ленин знал старый Нижний Новгород. Посмотрел бы он, каков стал наш нынешний индустриальный красавец Горький!»
...В тихий, наполненный летним зноем вечерний час у подножия бронзового памятника русскому богатырю Валерию Чкалову, на крутом волжском откосе, вознесшемся над великой рекой, устроившись на широких садовых скамейках, в блаженном молчании сидят местные старожилы, глубоко убежденные в том, что более красивого и священного места, чем этот уголок, в народе именуемый Пятачком, нет нигде на всем земном шаре. От реки веет приятной прохладой и легким пряным запахом сухих, недавно скошенных трав заволжских лугов. А у древней кремлевской стены благоухают белые и палевые розы — их тут огромное множество. Снизу, не с Волги, а с середины сбегающего к реке откоса, с одной из площадок сюда, наверх, к людной набережной, доносятся звуки музыки. Симфония Чайковского.
- До чего ж чудесно! — слышится чье-то восклицание.
Оно вырвалось из груди человека, видимо впервые приехавшего в этот старый и вместе с тем юный город, полукружием заводских и жилых кварталов охвативший Волгу и Оку, соединяющих здесь свои воды. Местные жители привыкли к летним концертам симфонической музыки на Верхне-Волжской набережной и приходят сюда празднично одетые, в торжественно-приподнятом настроении. С детских лет они полюбили откос и бесплатные на открытом воздухе концерты уже много лет принимают как нечто обязательное, без чего жизнь в их городе кажется им просто немыслимой.
Горьковчане с будничной простотой говорят теперь и о том, что жителей в их городе более миллиона человек, говорят с тем добродушным оттенком, за которым скрывается чувство большой гордости — чему, мол, собственно, тут удивляться, мы — мировой город! Много ли на всех пяти континентах городов с миллионным населением? Сотня какая-нибудь, и та едва ли наберется?!
Порассказав приезжему человеку, оказавшемуся в вечерний час на откосе, много всяких новостей о своем городе, горьковчанин нередко добавит:
- Вы не знакомы с председателем нашего горсовета, Алексеем Дмитриевичем Проскуриным?! Большой души человек. Во многом, что тут вы видите и слышите, его участие непременно чувствуется.
В этот же вечерний час в опустевшем горсовете, в кабинете председателя, сидит над папкой писем, поступивших сегодня на его имя, Алексей Дмитриевич и без очков — глаза еще зоркие — читает письма признательности, письма-просьбы, письма-жалобы жителей миллионного города. Читает и думает о том, что нужно сделать завтра, чтобы авторам этих писем жилось лучше, дышалось легче.
Прочитано последнее письмо. Захлопнута папка. Алексей Дмитриевич Проскурин входит в приемную, где сидит дежурный. Он говорит ему то, что говорил уже четыре тысячи вечеров:
— Я пошел домой. Если что случится, звоните в любой час. До свидания!
В марте 1965 года горьковчане снова избрали Алексея Дмитриевича Проскурина депутатом городского Совета, и он снова стал его председателем.