Содержание материала

 

 

Глава шестая

«ПЕРЕЛОМНЫЙ ПУНКТ» РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

События 3-5 июля в Петрограде, определившие во многом дальнейшее направление Русской революции, были вызваны целым рядом факторов политического, социального и идеологического характера.

Главным из них стала неудача июньского наступления русской армии и связанные с ним последствия. Решиться на это наступление Временное правительство и Ставку заставило не только давление союзников, но и стремление остановить процесс разложения армии. «Ни одна армия не может оставаться в праздности беспредельно, — писал впоследствии А. Ф. Керенский, — восстановление боеспособности русской армии и ее переход в наступление было неотложной, основной, необходимой задачей свободной России. Ради своего будущего Россия должна была совершить героический жертвенный акт»1. Но тогда, в июне 1917 г., у него, по правде говоря, не могло быть особых иллюзий относительно исхода этого «героического жертвенного акта». За два дня до начала июньского наступления солдаты гвардейского Павловского полка прямо в лицо говорили своему военному министру, что в наступление они не пойдут, а его министром не признают, мотивируя свое решение следующим образом: «Наступлением мы только затянем войну и потеряем свободу, а Германии не дадим в это время сделать революции. В Германии сейчас идет революция...»2.

Командные круги также считали, что наступление, в случае его успеха, может излечить армию от тлетворного влияния революции. Начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал А. И. Деникин видел необходимость наступления в том, что «в пассивном состоянии, лишенная импульса и побудительных причин к боевой работе, Русская армия несомненно и быстро догнила бы окончательно, в то время как наступление, сопровождаемое удачей, могло бы поднять и оздоровить настроение, если не взрывом патриотизма, то пьянящим, увлекающим чувством победы. Это чувство могло разрушить все интернациональные догмы, посеянные врагом на благородной почве пораженческих настроений социалистических партий»3. Но и здесь не было трезвого расчета, а всего лишь надежда на удачу. Понесенное русской армией в апреле 1917 г. поражение на р. Стоход не было принято во внимание. «Эта операция сама по себе не имела сколько-нибудь серьезного значения, — писал генерал Людендорф, — но число русских, захваченных здесь в плен, было столь велико, что вызвало даже мое удивление. Канцлер просил меня делать как можно меньше шума по поводу этого успеха. Скрепя сердце, я согласился. Войска, участвовавшие в этой атаке, не заслуживали этой сдержанности. Появившиеся в газетах наши урезанные описания боя на Стоходе многим показались странными. Я предвидел это впечатление, но считал себя обязанным подчиниться желанию канцлера не разрушать надежды на мир»4.

Поэтому не трудно было предвидеть, чем может обернуться для русской армии и наступление, которое началось 18 июня 1917 г. на Юго-Западном фронте. В первые два дня наступления благодаря мощной артиллерийской подготовке и отважным действиям отборных частей были прорваны вражеские позиции. Однако остальная пехота следовала в наступление неохотно, и даже были случаи, когда части, подойдя к уже отбитым у противника позициям, возвращались назад под тем предлогом, что наша артиллерия так разрушила неприятельские окопы, что ночевать негде. После первых двух дней боев наступательный порыв двух центральных армий — 7-й и 11-й — иссяк, что вынужден был констатировать в своем донесении в Ставку командующий 11-й армии генерал Эрдели, отметив при этом, что «в некоторых частях господствует определенное убеждение, что они свое дело сделали и вести непрерывно дальнейшее наступление не должны»5.

Наиболее заметных успехов в первые дни наступления на ЮгоЗападном фронте добилась наступавшая на его левом фланге 8-я армия под командованием генерала Л. Г. Корнилова. Действуя против австро-венгерских частей, она захватила 7 тыс. пленных и 48 орудий, проникнув глубоко в расположение противника. Но затем повторилась та же картина, что на других участках фронта: по мере продвижения вперед отборные части тают от потерь, а идущая сзади остальная пехота приходит в такой беспорядок, что первая же контратака неприятеля заставляет всю 8-ю армию отступить назад в полном расстройстве ее рядов. Судя по всему, это не было неожиданностью и тем более ударом для генерала Корнилова, принявшего в мае 8-ю армию в тяжелом состоянии. По свидетельству служившего под его началом капитана Нежинцева, «знакомство нового командующего с его пехотой началось с того, что построенные части резерва устроили митинг и на все доводы о необходимости наступления, указывали на ненужность продолжения “буржуазной” войны, ведомой “милитарищиками”. Когда генерал Корнилов, после двухчасовой бесплодной беседы, измученный нравственно и физически, отправился в окопы, здесь ему представилась картина, какую вряд ли мог предвидеть любой воин эпохи». Картина, которую далее описывает Нежинцев, хотя и не уникальна для русской армии 1917 г., была не для слабонервных военачальников: «Мы вошли в систему укреплений, где линии окопов с обеих сторон разделялись, или, вернее сказать, были связаны проволочными заграждениями... Появление генерала Корнилова было приветствуемо ... группой германских офицеров, нагло рассматривавших командующего русской армией; за ними стояло несколько прусских солдат... Генерал взял у меня бинокль и, выйдя на бруствер, начал рассматривать район будущих боевых столкновений. На чье-то замечание, как бы пруссаки не застрелили русского командующего, последний ответил: “Я был бы бесконечно счастлив — быть может хоть это отрезвило бы наших затуманенных солдат и прервало постыдное братание”. На участке соседнего полка командующий армией был встречен... бравурным маршем германского егерского полка, к оркестру которого потянулись наши “браталыцики” — солдаты. Генерал со словами — “это измена!” — повернулся к стоящему рядом с ним офицеру, приказав передать “браталыцикам” обеих сторон, что если немедленно не прекратится позорнейшее явление, он откроет огонь из орудий. Дисциплинированные германцы прекратили игру... и пошли к своей линии окопов, по-видимому устыдившись мерзкого зрелища. А наши солдаты — о, они долго еще митинговали, жалуясь на “притеснения контрреволюционными начальниками их свободы”»6.

При таком морально-волевом настрое солдатской массы начатое 18 июня на Юго-Западном фронте наступление было заранее обречено на неудачу, и к 1-2 июля оно на этом направлении замерло окончательно. Потери всех трех армий за время этой операции составили 37 500 солдат и 1222 офицера. «По сравнению с потерями, которые выдерживала Русская армия до революции, эти цифры невелики, — писал в связи с этим военный историк Н. Н. Головин. — Но дело в том, что эти потери должны быть отнесены всецело на долю отборных частей и тех немногочисленных полков пехоты, которые устояли еще от заразы разложения. В этом случае приведенные выше цифры велики, ибо они означают почти полное уничтожение элементов долга и порядка, посредством которых командный состав мог еще кое-как поддерживать в армии хотя бы небольшой порядок»7.

К началу июля эхо поражения на Юго-Западном фронте докатилось и до Петрограда, где обстановка к тому времени и без того уже накалилась. Дело в том, что наступление на фронте послужило Временному правительству удобным поводом для того, чтобы попытаться избавиться от наиболее революционных частей Петроградского гарнизона. Реальная угроза расформирования и разоружения нависла над 1-м пулеметным, 1-м, 3-м и 180-м пехотными полками, запасными батальонами Гренадерского, Московского и Павловского полков, которые по разверстке штаба округа должны были направить в составе маршевых рот почти весь свой наличный состав. Особенно напряженное положение сложилось в 1-м пулеметном полку, из которого военный министр А. Ф. Керенский распорядился направить на фронт 500 пулеметов. План реорганизации 1-го пулеметного полка предусматривал его сокращение в три-четыре раза. Сложившуюся в 1-м пулеметном полку обстановку решили использовать в своих целях анархисты. Под влиянием их агитации пулеметчики высказались на своем общем собрании 20 июня за выступление против Временного правительства8. Однако прибывшим в 1-й пулеметный полк представителям Военной организации большевиков вместе с большевиками-пулеметчиками с трудом удалось удержать солдат от выступления. Но овладеть положением и охватить многотысячный гарнизон Петрограда своим влиянием Военная организация большевиков, насчитывавшая к тому времени всего 1600 человек, еще не могла. И очень скоро события в самом гарнизоне и на улицах Петрограда приняли неуправляемый характер.

Настроения недовольства и озлобления в столичном гарнизоне еще больше усилила весть о расправе с солдатами Гренадерского, Павловского и Финляндского полков, отказавшимися идти в наступление на Юго-Западном фронте. 1 июля общее собрание запасного батальона Гренадерского полка после выступления делегатов с фронта приняло резолюцию, выражавшую «полное недоверие Временному правительству, министру Керенскому и партиям, его поддерживающим»9. С призывами к вооруженному выступлению вновь выступили солдаты 1-го пулеметного полка, находившиеся в сильном возбуждении в связи с упорно распространявшимися слухами о том, что выделенные полком для отправки на фронт 350 пулеметов задержаны штабом округа для расправы с революционными массами. Воинственное настроение солдат использовала в своих целях Петроградская федерация анархистов-коммунистов, которая на тайном совещании решила начать агитацию за вооруженное восстание, сделав особую ставку на 1-й пулеметный полк10. По свидетельству начальника петроградской контрразведки Б. В. Никитина, командующий Петроградским военным округом генерал П. А. Половцов, беседуя с ним 1 июля 1917 г., сказал: «Положение Временного правительства отчаянное: оно спрашивает, когда ты будешь в состоянии обличить большевиков в государственной измене»11. Именно 1 июля, по признанию самого Никитина, он выписал ордера на арест большевистских лидеров во главе с Лениным и «приказал отменить производство всех 913 дел по шпионажу, больших и малых, находящихся в разработке контрразведки и не имеющих прямого отношения к большевикам, дабы усилить работу против большевиков»12. Теперь находившиеся под его началом 21 юрист и 180 агентов13 могли в любой момент начать одно (но зато какое!) «дело». Временное правительство, сидевшее на вулкане разраставшегося недовольства и возмущения солдатских масс, имело таким образом наготове не только компромат на большевиков, но и аппарат дознания. Однако события 3-5 июля 1917 г. в Петрограде нарушили планы организаторов акции против большевиков.

Примечания:

1 Kerensky A. The Catastrophe. New York, 1927. P. 127.

2 Революционное движение в России в мае-июне 1917 г.: Документы и материалы. М., 1959. С. 365-366.

3 Деникин А. И. Очерки Русской смуты. Т. 1. Крушение власти и армии. Февраль-сентябрь 1917. Париж, 1921. С. 178.

4 Ludendorff Е. Meine Kriegserinnerungen 1914 -1918. Berlin, 1919. S. 343.

5 Головин Н.Н. Военные усилия России в мировой войне. М., 2001. С. 566-567.

6 Деникин А. И. Указ. соч. С. 76-77.

7 Головин Н. Н. Указ. соч. С. 367.

8 Известия Петроградского Совета. 1917. 22 июня.

9 Большевизация Петроградского гарнизона: Сб. документов и материалов. Л., 1932. С. 133-134.

10 Знаменский О.Н. Июльский кризис 1917 года. М.; Л., 1964. С. 46.

11 Никитин В. В. Роковые годы. М., 2000. С. 105.

12 Там же. С. 101.

13 Там же. С. 11.

 

Joomla templates by a4joomla